Романовы. Неофициальная история - Несчастная любовь Романовых. Сердечные тайны и личные трагедии царской семьи

Михаил Пазин

Несчастная любовь Романовых. Сердечные тайны и личные трагедии царской семьи

Вступление

Великие князья из дома Романовых были несчастливы в браке, потому что их насильно женили на германских принцессах. По закону, написанному Павлом I, великие князья должны были обязательно жениться на особах из «царствующих» династий Европы. Это были в основном немецкие принцессы. Германия в то время была раздроблена на огромное количество мелких государств (иногда их число доходило до трехсот!), площадью порой с футбольное поле. Но все равно их герцоги, короли, графы и маркграфы считались царствующими особами. Таким образом, дочери этих мелких правителей приравнивались по своему статусу к русским принцам. И как только наступала пора женитьбы очередного русского великого князя, то начинался поиск ему невесты в Германии. При этом жениха и невесту никто не спрашивал, любят ли они друг друга. Иногда великим князьям привозили сразу нескольких невест – на выбор. Но он был невелик, и приходилось довольствоваться тем, что есть. А иногда выбора и вовсе не было. Против воли молодых заключался брак, германские принцессы становились великими княгинями, получали русские имена, а дальше начиналась семейная жизнь.

Но где великая и могучая Россия, а где какое-нибудь провинциальное немецкое княжество с территорией, равной почтовой марке! Их принцессы до приезда в Россию порой и бриллиантов никогда не видели, настолько были бедны их родители-короли. Отсюда и их поведение в Петербурге – иные вели себя как тихие мышки, пораженные блеском и роскошью русского двора, а иные строили из себя неизвестно что: задирали нос, жаждали богатства, развлечений и драгоценностей, при этом нисколько не интересуясь Россией. В этом сказывался комплекс неполноценности провинциальных барышень из германского захолустья. Такие дерзали заводить себе любовников.

В свою очередь и великие князья были не ангелами – при вынужденном браке они не могли быть счастливы с какой-нибудь холодной как лед, костлявой и некрасивой немкой, которая к тому же и русского языка толком не знала. У великих князей с такими женщинами были разные потребности, разные характеры, разные интеллекты, была чисто психологическая несовместимость, наконец. Отсюда их измены женам. Отсюда и семейные трагедии.

Великий князь Павел Петрович (будущий император Павел I), например, искренне любил двух своих жен-немок, но они наставляли ему рога. Великий князь Александр Павлович (позже ставший императором Александром I) при помощи наемных убийц зарезал любовника своей жены кавалергарда Охотникова, хотя сам верностью к ней не отличался. Великий князь Константин Павлович, например, от такой жены просто впадал в бешенство – сажал ее в огромную китайскую вазу и стрелял по ней из пистолета.

Жена великому князю Николаю Павловичу не изменяла, была тихой, серой мышкой, но сам будущий император Николай I, не удовлетворяясь ею, имел более ста кратковременных любовниц. Свои связи с ними он называл «дурачествами».

В данном повествовании находится и одна женщина – великая княгиня Мария Николаевна. Она была несчастна со своим мужем-немцем, полюбила выходца из купеческой семьи графа Строганова и тайно обвенчалась с ним. Однако своему отцу Николаю I она в этом так и не призналась, страшась его гнева.

Иные великие князья, желая вырваться на свободу от постылых жен-немок, создавали на стороне другие семьи. Тогда все становилось на свои места. Любовницы обожали их, рожали от них детей, а жены тихо ненавидели или скандалили. В общем, все как у людей. Так поступили, например, великие князья Константин Николаевич, Николай Николаевич-старший и Николай Николаевич-младший. Последний ради своей любовницы выгнал свою жену из дворца, обвинив ее в связи со священником, и под этим предлогом отобрал у нее все свои подарки.

Великий князь Константин Константинович по жизни был вообще гомосексуалистом. Он тайно грешил с банщиками, хотя у него было 9 ребятишек.

Так великие князья искали выход из создавшейся ситуации, когда в браке не было ни любви, ни согласия. У каждого из них были свои пристрастия и причуды, свои любовные истории и свои отношения с женщинами. В этом они не повторялись. Поскольку все великие князья принадлежали к одному семейству, то перед читателем развернется действие наподобие своеобразной «Санта-Барбары» с таким же накалом страстей и чувств великих князей.

Император Павел I и его сыновья

У Павла I было четыре сына – Александр, Константин, Николай и Михаил. Двое из них позже стали императорами – Александр I и Николай I. Александр умер бездетным, Константин отказался от трона ради любви, Михаил ничем особенным не выделялся, а у Николая, наоборот, было много детей. В этой главе мы расскажем о самом Павле, когда он был великим князем, и о двух его сыновьях – Александре и Константине. Николаю же и его потомству будет посвящена отдельная глава.

Последний рыцарь

(великий князь Павел Петрович)

Павла всю жизнь преследовал страх за свою судьбу. Убийство отца, Петра III, стремление матери, Екатерины II, лишить его трона – все это давило на психику. Недаром его называли русским Гамлетом. В детстве он увлекался романами о благородных и отважных рыцарях, зачитывал до дыр Сервантеса. Павел стремился стать таким же рыцарем без страха и упрека, как герои вымышленных баллад, особенно в отношениях с дамами. Сплав страха и рыцарства определил характер императора Павла I. А пока он был просто великим князем.

А. С. Пушкин назвал его «романтическим императором». Как его называли в детстве? Павлик, Павлуша, Пашка или просто Павел? Мы не знаем… Так же как и не знаем, от кого он появился на свет. Официально он считался сыном Петра III, а неофициально – был прижит Екатериной от своего любовника графа Салтыкова. По другой версии, этот чухонский младенец из деревни Котлы был подкинут Екатерине вместо мертворожденной дочери. Сам же Павел при любом удобном случае подчеркивал свое родство с Петром III, претендуя на русский трон. Самым ярким тому примером является памятник Петру I, установленный Павлом перед Михайловским замком, на котором начертано: «Прадеду – правнук». Таким нехитрым образом он подчеркивал свое происхождение от Романовых.

Генеалогия тут была такая: у Петра I было две дочери – Анна и Елизавета. Анну он выдал замуж за герцога Карла-Фридриха Шлезвинг-Голштейн-Готторпского. У этой четы родился сын Карл-Петер-Ульрих. То есть он был внуком Петра Великого и племянником Елизаветы. Елизавета, став императрицей и будучи бездетной, привезла племянника в Россию, назвала Петром Федоровичем и объявила его наследником русского престола. Это был будущий император Петр III. Потом она женила его на Ангальт-Цербстской принцессе, которую в православии назвали Екатериной (будущая Екатерина II). Вот от этой-то пары и появился на свет Павел.

Павлуша родился в 1754 году, и императрица Елизавета сразу же забрала его к себе, напрочь отстранив родителей от воспитания своего чада. Правда, сам отец, Петр Федорович, особого внимания сыну не уделял, справедливо полагая, что Екатерина наставила ему рога. Что касается матери, то Павел до семилетнего возраста ее почти не знал – так, приходила иногда тайком какая-то тетка. Он с детства не знал родительской ласки.

В 1760 году, когда Павлу не было еще и шести лет, Елизавета назначила к нему воспитателем камергера Никиту Панина. Благодаря Панину Павел стал одним из блестяще образованных монархов Европы. Он знал в совершенстве языки: славянский, русский, французский, немецкий, латынь, хорошо разбирался в математике и истории. Был эрудированным и начитанным человеком. Один из его учителей, Семен Порошин, так записал в своем дневнике: «Если бы Его Высочество человек был партикулярный и мог совсем предаться только одному математическому учению, то бы по остроте своей весьма удобно быть мог нашим российским Паскалем». Вот так – если бы Павел был гражданским лицом и посвятил себя математике, то мог бы стать выдающимся ученым.

Императрица Елизавета умерла в 1761 году, когда Павлу исполнилось семь лет. Страной стал править его отец Петр III. Казалось бы, он дождался отцовской ласки, но Петр III был к нему равнодушен. Только однажды он посетил на уроках Павла и, уходя, громко сказал учителям: «Я вижу, этот плутишка знает предметы лучше вас» – и присвоил ему чин гвардии капрала. Поощрил, так сказать.

А потом случился переворот 1762 года. Петр III был убит, и к власти пришла Екатерина II. Этот момент Павел запомнил на всю жизнь. В апартаменты цесаревича неожиданно вбежал Никита Панин и приказал лакею одевать мальчика побыстрее. На него напялили первый же попавшийся камзол, посадили в коляску и повезли в Зимний дворец. Восьмилетний мальчик дрожал от страха как в лихорадке. Он не знал, куда его везут и зачем, а потому от ужаса он чуть не терял сознание. Павла вывели на балкон и показали народу, который бурно кричал «ура!». Это пугало Павлика еще сильнее.

Впоследствии Павел все узнал. Его мать совершила государственный переворот, а отца убили ее любовники. Отца Павел почти не знал, а потому любил его. Это часто бывает по жизни – скажем, отец вечно занят на работе и не может уделять сыну должного внимания. А мать всегда рядом – от нее все взбучки, все нравоучения и тому подобные неприятные вещи, а потому отец в глазах мальчика становится олицетворением всего светлого и доброго. Вот и Петр III не успел чем-либо обидеть Павлушу, а потому он представлялся ему самым славным отцом в мире. Мальчишкам вообще присуще героизировать своих отцов. Постепенно Павлу растолковали, что вообще-то императором должен был стать он, а мать при нем до совершеннолетия могла быть регентшей, но не более того. Получается, что она украла у него трон! Это Павел зарубил себе на носу, и каждый раз при встрече с Екатериной II он испытывал безотчетный страх. Долгих тридцать четыре года он только об этом и думал, боялся и страдал.

Теперь, когда императрица Елизавета умерла, Екатерина II сама принялась за обучение Павла. Прежние русские воспитатели были отстранены. Поклонница европейской культуры, она решила пригласить в воспитатели Павлу знаменитого французского энциклопедиста Даламбера. Однако из этого ничего не получилось. Он отверг предложение царицы под предлогом: «Я очень подвержен геморрою, а он слишком опасен в России». Это был намек на убийство Петра III, который официально скончался «от геморроидальных колик». Так Даламбер «уел» Екатерину II.

Поэтому пришлось ограничиться отечественными преподавателями. Среди них был и упоминаемый нами выше Семен Порошин, который оставил любопытные записки. Павел много читает. Он зачитывается историей Тевтонского и Мальтийского рыцарских орденов, братства тамплиеров. Он довольно рано увлекся средневековой рыцарской романтикой. Но особенно его впечатлила книга Сервантеса об изумительном рыцаре, который был так великодушен, добр, умен, храбр и благороден. Ему хочется покинуть опостылевшей дворец и, подобно Дон Кихоту, отправиться на поиски прекрасной Дульцинеи. Павел много раз перечитывал произведение знаменитого испанца и решил, что станет таким же рыцарем, как и герой его произведения. Это стремление наложило отпечаток на всю его жизнь.

И еще о характере Павла, который подметил Порошин. Это быстрая смена настроений. Это его стремление скорее покончить одно дело и взяться за другое. Ему кажется, что нужно спешить, что ему предстоит в жизни сделать что-то важное и надо торопиться – поздно ложиться спать и вставать на рассвете. Он торопит одевать заспанных камердинеров и обвиняет их в нерадении. Долгие ужины в присутствии императрицы за пустопорожними разговорами утомляют его, и мальчик плачет. Нужно дело делать, а не языком болтать! Павел торопился жить, а его жизнь оказалась так коротка…

Если его отца, Петра III, называли взрослым мальчишкой на троне, то Павел в свои юные годы казался маленьким старичком, много пережившим и много повидавшим. Тяжелое у Павла было детство, что тут и говорить…

За столом екатерининские вельможи, не очень стеснявшиеся Павла, подчас вели двусмысленные разговоры, смущавшие его детский ум. Они говорили о сердечных причудах и тайнах, и скоро Павел стал интересоваться любовными темами и сексом, который в ту пору называли «маханием». Своему учителю Порошину он доверяет свои сердечные тайны – то ему нравится одна фрейлина, то другая. Он даже сочиняет любовные стихи. Как-то раз Екатерина II взяла его в монастырь, где воспитывались девицы из благородных семейств, и в шутку спросила его, не хочет ли он с этими девушками жить. Павел ответил, что нет, но сам явно предпочитал женское общество мужскому и охотно занимался «маханием» с дворцовыми служанками, едва ему исполнилось двенадцать лет. Однако в нем, несмотря на эти любовные соблазны, сохранились стыдливость и целомудрие. Порошин шутил – не пора ли великому князю жениться? На это Павел краснел и прятался в угол. Наконец он вымолвил: «Как я женюсь, то жену свою очень любить стану и ревнив буду. Рог мне иметь крайне не хочется. Да то беда, что я очень резв, намедни слышал я, что таких рог не видит и не чувствует тот, кто их носит». Как видим, Павел не желал терпеть измены будущей жены. А пришлось, но об этом позже…

Как-то раз Григорий Орлов, фаворит Екатерины II, с разрешения императрицы предложил Павлу нанести визит фрейлинам. Павел переходил из комнаты в комнату, восхищаясь девицами. После этого приятного визита он «вошел в нежные мысли и в томном наслаждении на канапе повалился». Потом он делился своими чувствами с Порошиным к некой своей «любезной», которая «час от часу более его пленит». В этот вечер он искал в энциклопедии слово «любовь».

Все тайное рано или поздно становится явным, и скоро весь двор узнал, что возлюбленной Павла является Вера Чоглокова, круглая сирота, которую воспитала Екатерина II и сделала своей фрейлиной. Когда Павлу как-то раз пришлось ехать с матерью в карете и сидеть напротив своей «любезной», он взглядом искал ее глаза и, встретив благосклонный взгляд, был на седьмом небе от счастья. Когда подростки ехали в разных санях, они украдкой бросали друг другу воздушные поцелуи. Через несколько дней ему довелось танцевать с ней на придворном балу, и Порошин заметил, как Павел нежно пожимал маленькую ручку девушки. А через три дня Павел испытал жгучий припадок ревности – на очередном куртаге не было его возлюбленной! Оказывается, у нее якобы заболела губка! Но в то же время на куртаге не было и молодого князя Куракина. Из этого Павел сделал надлежащие выводы. Однако ревность скоро угасла – губка у девушки прошла, и они опять встретились на очередном маскараде. Танцуя польский танец, Павел шепнул ей: «Если бы пристойно было, то я поцеловал бы вашу ручку», на что она ответила, что «это было бы уж слишком». Были у Павла и другие приступы ревности в отношении Верочки Чоглоковой. Ему показалось, что фрейлина нежно смотрит на мальчика камер-пажа Девиера. По этому поводу у них были серьезные объяснения. Разумеется, первое детское увлечение Павла носило самый невинный характер.

Во всем этом раннем романе выявилась вся интимная сущность великого князя – платоническая любовь, жгучая ревность и плотские наслаждения с женами и любовницами.

Между тем Павел подрастал – ему исполнилось 18 лет. Он стал совершеннолетним. Ощущая себя государственным и образованным человеком, он подал Екатерине II записку, озаглавленную так: «Рассуждение о государстве вообще, относительно числа войск, потребного для защиты оного и касательно обороны всех пределов». В ней он резко критиковал внешнюю политику Екатерины и основные направления ее деятельности. Так самодержица осознала, что в лице сына растет оппозиция ее режиму, то есть посчитала, что Павел чудит. И поступила, как любая другая мать, чтобы отвлечь сына от дурных мыслей и чтобы он не вмешивался в ее дела и не бегал за служанками. Она решила его женить.

Теперь немного прервем наше повествование и зададимся вопросом: а был ли у Павла к этому времени сексуальный опыт, ведь во многом супружеская жизнь только на этом и строится? (Скажем, не сошлись супруги характерами, но в постели они полностью удовлетворяют друг друга, происходит своеобразная компенсация их натур, и в результате они живут долго и счастливо.) «Махание», которым он с 12 лет занимался со служанками, горничными и разными там прачками, в счет не идет – они ничему не могли его научить. Оказывается, был опыт, да еще какой! Фрейлиной Екатерины II была в то время одна вдова, дочь Петербургского генерал-губернатора Ушакова Софья, в замужестве Чарторыйская. Ей шел двадцать пятый год, и она была на восемь лет старше Павла. Имея опыт супружеской жизни, она научила его азбуке секса и тонкостям любовной науки. Видно, учительницей Софья была отличной и вскоре забеременела. Екатерина II взирала на эту любовную науку благосклонно, считая, что это и для здоровья полезно, и для будущей женитьбы тоже. Так в 1772 году Софья родила от Павла сына, которого назвали Семеном Великим (а какую фамилию мог еще носить внук Екатерины Великой?). Во всех документах было записано отчество младенца – Павлович. Новорожденного сразу же забрали от матери и воспитывали за казенный счет. Став взрослым, он служил на русском флоте, участвовал во многих военных кампаниях. Будучи волонтером английского флота, в чине капитан-лейтенанта в 1794 году Семен геройски погиб в сражении при Антильских островах на борту своего фрегата. Ему было всего 22 года. Вот какой сын был у Павла! Гордиться надо! В благодарность «за оказанные империи услуги» Екатерина II выдала Софью замуж за одного богатого жениха.

Продолжим. Екатерина II начала подыскивать невесту сыну еще в 1771 году. После длительных поисков по всем закоулкам Европы выбор императрицы был остановлен на принцессе Вильгемине Гессен-Дармштадтской: «Она была хороша собой, умна и обходительна». Она была младше Павла лишь на год – почти ровесники. У нее было две сестры – Амалия и Луиза. В 1772 году Екатерина II официально пригласила мать этих сестер прибыть в Петербург на смотрины. Но гессенский ландграф был настолько беден, что не смог обеспечить поездку своих дочерей в столицу России. По замечанию современника: «В связи с тем, что поездка требовала значительных расходов, а финансовое положение Гессен-Дармштадтского двора было не блестящим, Екатерина II приняла на себя все издержки переезда на счет русской казны (из Петербурга в Дармштадт было отправлено около 80 тысяч гульденов). Кроме того, приглашая ландграфиню и трех ее дочерей в Россию, императрица брала на себя обязательство, после выбора великим князем одной из принцесс обеспечить приданым остальных ее сестер». Вот так – мало того что невеста сама была бесприданницей, так и сестер Екатерина II обещала приданым обеспечить! Видно, велико было желание матери женить Павла!

Его, разумеется, никто не спрашивал о предстоящей женитьбе. Все решала мать. В свою очередь, Павел томился в предвкушении грядущей женитьбы. Он записал в своем дневнике в ожидании невесты, «которая есть и будет подругой всей жизни… источником блаженства в настоящем и будущем».

В апреле 1773 года дармштадтское семейство направилось в Россию. Они прибыли в Петербург на трех военных русских кораблях. Капитаном одного из них был друг детства великого князя Павла граф Андрей Разумовский. Он был на два года старше Павла, учился в Страсбургском университете, одно время служил на английском флоте. Павел, однако, не знал одной особенности Разумовского – он пользовался необыкновенным успехом у дам, «прелестями которых наслаждался, не считаясь с правилами строгой нравственности». Разумовский был циничным и наглым красавцем, щеголем, не в пример некрасивому Павлу. Граф сразу положил глаз на Вильгемину и в дороге оказывал ей повышенные знаки внимания. Первая встреча жениха и сестер состоялась в Гатчине. Павел влюбился в Вильгемину с первого взгляда и остановил свой выбор на ней. В своем дневнике он записал: «Мой выбор почти уже остановился на принцессе Вильгемине, которая мне больше всех нравится, и всю ночь я видел ее во сне». Екатерина II одобрила выбор сына: «Принцесса обладает всем тем, что нам подходит: ее физиономия прелестна, черты лица правильны, она ласкова, умна; я ею очень довольна, а мой сын влюблен». Знала бы она, чем это закончится…

В июне 1773 года Екатерина II официально попросила у матери принцессы руки ее дочки для своего сына. Та, разумеется, не отказала императрице в такой «мелкой» просьбе, и в августе состоялась помолвка. Перед этим Вильгемина перешла в православие и стала называться Натальей Алексеевной. Прусский король Фридрих Великий сострил: «Екатеринизированные русские произвели натализацию моей родственницы». Она получила титул великой княгини, а на ее расходы Екатерина II выделила 50 тысяч рублей ежегодно. В сентябре в Казанском соборе столицы состоялось венчание молодых, после чего последовал банкет. «Бал открывала Вильгемина-Наталья со своим мужем. Ее свадебное платье было таким тяжелым от золотого шитья, драгоценных камней и бриллиантов, что несчастная царевна смогла танцевать в нем лишь несколько менуэтов», – писал современник. Екатерина II щедро наградила родственников невесты – ее мать «получила наполненную золотыми монетами табакерку с портретом императрицы, украшенную алмазами, кольцо с бриллиантами, шубы из сибирской пушнины, 100 тысяч рублей и 20 тысяч на обратную дорогу». По 50 тысяч рублей получила каждая из сестер новобрачной в качестве обещанного приданого.

Так для Павла началась семейная жизнь. Молодая жена оказалась деятельной натурой. Она развеяла страхи мужа, вывозила его на загородные прогулки, на балет, устраивала балы, создала свой театр, в котором сама играла в комедиях и трагедиях. Словом, замкнутый и нелюдимый Павел ожил с молодой женой, в которой души не чаял. Великий князь ни разу изменить ей не посмел. Он действительно женился по любви и был счастлив, чего нельзя сказать о Наталье – у нее просто выбора не было. Она вытянула счастливый лотерейный билет, выйдя замуж за русского принца. Иначе ей бы пришлось до скончания века прозябать в германской провинции. Павел был некрасив – нос пуговкой, черты лица неправильные, низкий рост. Современник Павла А. М. Тургенев писал: «Кто знал, то есть видел хотя бы издалека блаженной и вечной памяти незабвенного императора Павла, весьма

будет понятно и вероятно, что дармштадтская принцесса не могла без отвращения смотреть на укоризненное лицеобразие его императорского величества, вседражайшего супруга своего! Ни описать, ни изобразить уродливости Павла невозможно! Каково же было положение великой княгини в минуты, когда он, пользуясь правом супруга, в восторге блаженства сладострастия обнимал!»

Однако Наталья Алексеевна была вполне довольна своим положением, но была себе на уме. Великая княгиня, по замечанию очевидца, «была хитрая, тонкого, проницательного ума, вспыльчивого, настойчивого нрава женщина». Она «умела обманывать супруга и царедворцев, которые в хитростях и кознях бесу не уступят; но Екатерина скоро проникла в ее хитрость и не ошиблась в догадках своих»!

Поначалу Екатерина II тоже была вполне довольна своей невесткой, в которую был влюблен ее сын. А уж Екатерина-то толк в любви знала, как никто другой! Она писала одной из своих доверенных подруг: «Ландграфиня оставила мне золотую женщину, свою дочь, великую княгиню; эта молодая принцесса наделена прекрасными качествами; я ею крайне довольна; муж ее обожает, и все ее любят». А самой ландграфине Каролине через полтора месяца после свадьбы она сообщала: «Ваша дочь здорова, она по-прежнему кротка и любезна, какою Вы ее знаете. Муж ее обожает и не перестает хвалить ее и рекомендовать; я слушаю его и иной раз задыхаюсь от смеха, потому что она не нуждается в рекомендациях, ее рекомендации в моем сердце». Через месяц Екатерина II опять пишет Каролине: «Великая княгиня здорова, мы все более и более друг друга любим и очень хорошо уживаемся вместе, ее нрав мне нравится, мы условились, что она до Нового года начнет говорить по-русски».

Но чем больше характер Натальи Алексеевны узнавала императрица, тем более она стала ее раздражать. Она оказалась честолюбивой, серьезной и крутой нравом девушкой. Первоначальные благоприятные отзывы о ней Екатерины сменяются следующими пассажами: «Великая княгиня постоянно больна, и как же ей не быть больной! Все у этой дамы доведено до крайностей: если она гуляет пешком, то двадцать верст, если танцует, то двадцать контрдансов и столько же менуэтов, не считая аллемандов; чтобы избежать жары в комнатах, их вообще не топят… одним словом, середина во всем далека от нас. Опасаясь злых, мы не доверяем целой земле и не слушаем ни хороших, ни дурных советов, нет ни добродушия, ни осторожности, ни благоразумия во всем этом… После более чем полутора года мы не знаем ни слова по-русски; мы хотим, чтобы нас учили, но мы ни минуты в день старания не посвящаем этому делу; все у нас вертится кубарем. Долгов у нас вдвое, чем состояния, а едва ли кто в Европе столько получает…»

В этом Екатерина II была абсолютно права – если длительные прогулки и танцы до упаду можно было списать на молодость, то незнание русского языка и отчаянное мотовство простить было нельзя. Невестка вела себя как зарвавшаяся выскочка из захудалого германского княжества – у нее сначала не было денег даже на нижнее белье, а тут миллионы!

Было еще одно немаловажное обстоятельство. Наталья Алексеевна полностью подчинила себе Павла (так бывает с влюбленными парнями) и начала командовать им. У нее был властный характер. Наталья Алексеевна стала диктовать мужу, с кем ему общаться и кого приглашать к себе. Английский посланник Д. Харрис отмечал, что она «управляла мужем деспотически, не давая даже себе труда выказать малейшей к нему привязанности». И еще – она приняла нелюбовь Павла к матери и составила по отношению к Екатерине вместе с ним оппозицию! Этого Екатерина II так просто оставить не могла!

Ей донесли, что у Натальи Алексеевны завелся любовник – граф Андрей Разумовский, племянник елизаветинского фаворита, тот самый, который сопровождал ее в дороге из Дармштадта. Он был лучшим другом Павла, и тот, по доброте душевной, позволил ему поселиться рядом с апартаментами Натальи Алексеевны. Павел был погружен в романтические мечты и не замечал измены жены. При этом Разумовский не гнушался подливать за ужином в бокал Павла ударную дозу морфия, чтобы обеспечить себе свободу действий. Сраженный наркотиком, Павел засыпал тяжелым сном прямо за столом, и теперь уже ничто не мешало любовникам резвиться в полное свое удовольствие. А бедный Павел наутро вынужден был извиняться за свое нетактичное поведение.

До поры Екатерина молчала, а потом рассказала об этой связи Павлу и потребовала удаления Разумовского. Тот возмутился и попросил у Натальи объяснений. Однако коварная женщина сумела уверить Павла, что свекровь ее ненавидит и намеренно распускает дурные слухи, чтобы поссорить их. Павел вынужден был извиниться. Он вел себя как полный подкаблучник. Жалкий рогоносец! Достаточно было нескольких истерик жены, чтобы Павел отверг, как необоснованные, доводы матери. Он упорно не хотел замечать измены жены и друга, которые все более и более настраивают его против матери.

Наконец Наталья Алексеевна забеременела, и свекровь стала ждать внука – надежды российского престола. С нетерпением ждал его и Павел: ведь получить ребенка от любимой женщины – это такое счастье! В апреле 1776 года у нее начались схватки. Тяжелые роды продолжались пять дней, но Наталья так и не смогла родить ребенка. Когда ей сделали кесарево сечение, ребенок уже умер в утробе матери. Промучившись еще немного, она скончалась. «Екатерина почти все время была при невестке, хотя давно переменила о ней отношение, считая ее неприятной, неблагоразумной, расточительной и безалаберной женщиной», – отмечал современник. Как видим, ничто человеческое, в том числе и сострадание, было не чуждо Екатерине Великой, невзирая на неприязнь к Наталье Алексеевне.

Ей было всего 21 год. Гроб с телом покойной выставили для прощания в Александро-Невской лавре (там же и похоронили). Как только Наталья Алексеевна умерла, Екатерина II немедленно обыскала ее кабинет, нашла в нем переписку с Разумовским и забрала себе. Павел очень любил свою жену и так переживал ее смерть, что чуть не лишился рассудка. Екатерина не могла на это смотреть и, чтобы положить конец его переживаниям, передала сыну связку писем, найденную в потайном отделении письменного стола своей невестки. Прочитав их, Павел только теперь поверил, что между Разумовским и его покойной женой существовала прочная любовная связь и что отцом ребенка, из-за которого и умерла Наталья, вполне мог быть Разумовский. Из переписки выяснилось, что Наталья любила Разумовского «до последнего дня своей жизни, не переставала посылать своему другу, через одну из своих фрейлин, Алымову, нежные записки и цветы». Прочтя эти письма, Павел так расстроился, что даже не пришел на похороны своей жены. Современники отмечали, что именно с этого момента Павел «пришел в то состояние душевного расстройства, которое сопутствовало ему всю жизнь». Этому, вероятно, поспособствовали и лошадиные дозы морфия, которыми пичкал его граф Разумовский; наркотик, как известно, очень влияет на психику людей. Из нежного и отзывчивого юноши он превратился в психопата с крайне неуравновешенным характером. Павел очень любил свою жену и был прямо раздавлен ее предательством. К этому добавилось еще и предательство друга…

Также выяснилось, что Наталья Алексеевна успела задолжать 3 миллиона рублей, а заем в Париже ей устроил все тот же Андрей Разумовский. Эти деньги потом пришлось выплатить Екатерине II. Она была в таких вещах до крайности щепетильна, но такой подлости от невестки не ожидала.

Задумаемся и мы над этим. Ну, положим, безалаберная мотовка заняла эти деньги себе «на булавки». А отдавать как? А так – оказывается, у Натальи Алексеевны, этой невестки «с прекрасной физиономией», были далеко идущие планы. Очевидец этих событий, А. М. Тургенев писал: «Злые языки говорили, что смерть Натальи Алексеевны была подстроена, чтобы избавиться от опасной претендентки на русский трон. Великая княгиня, как утверждали ее недоброхоты, не только вступила в любовную переписку и связь с графом А. К. Разумовским, но даже задумывала совершить вместе ним государственный переворот. Князь Вальдек – канцлер Австрийской империи, хорошо осведомленный в династийных немецких делах, – говорил родственнику Екатерины принцу Ангальт-Бернбургскому: «Если эта (то есть Наталья Алексеевна) не устроила переворот, то никто этого не сделает». О том, что якобы Екатерина II устроила смерть своей невестки, слухи пошли сразу же, но это полная чушь – императрица до такой низости не опустилась бы; нашлись бы методы воздействия на строптивицу и получше, и почище. А вот то, что Наталья замышляла дворцовый переворот (вместе с Разумовским или Павлом), – это реально. А задумка была такая: Павел свергнет мать и займет подобающее ему место. Потом под любым предлогом свергнуть Павла и самой стать императрицей под именем Натальи I, вместе со своим любовником Разумовским, разумеется.

Вот откуда у нее появились бы деньги, чтобы расплатиться с парижскими банкирами! Глупая и неблагодарная девочка, она не знала, как делаются дворцовые перевороты! Гвардию надо было звать, но к гвардии она отношения не имела. У Натальи Алексеевны не было ума, а лишь болезненный эгоизм, неуемное честолюбие и чванство. Своим высокомерием и заносчивостью она оттолкнула всех. Дворцовый переворот в царствование Екатерины II был утопией!

Так или иначе, но Наталья Алексеевна умерла, а с нею были похоронены все планы переворота. Однако отчего же скончалась гессенская принцесса? Яд со стороны Екатерины II мы отмели – это были только слухи. В заграничных журналах появилась более правдоподобная версия. Оказывается, Наталья Алексеевна имела неправильное телосложение: у нее был очень узкий, деформированный таз, и она в принципе не могла родить нормально. Это подтвердила сама Екатерина II в одном из своих писем: «…по кончине, при открытии тела, оказалось, что великая княгиня с детства была повреждена, что спинная кость не токмо была такова S, но часть та, кои должна быть выгнута, была вогнута и лежала дитяти на затылке; что кости имели четыре дюйма в окружности и не могли раздвинуться, а дитя в плечах имело до девяти дюймов. К сему соединились еще другие обстоятельства, коих, чаю, примера нету. Одним словом, стечение таковое не позволяло ни матери, ни дитяти оставаться в живых…»

Однако против такого утверждения решительно выступил русский посланник при германском сейме барон Ассейбург. Три года назад он вел переговоры о браке Павла и принцессы Вильгемины, а прежде, чем состоялась их помолвка, собрал подробные и хорошо проверенные сведения о состоянии здоровья невесты. Доктора и придворные герцога Дармштадтского уверили барона в прекрасном состоянии ее здоровья. В свою защиту барон Ассейбург приводил тот факт, что она была хорошо сложена, не требовалось никаких доказательств – достаточно было взглянуть на нее. Однако утверждение барона опровергла сама Наталья Алексеевна два года назад. В порыве откровенности она как-то обмолвилась, что, будучи ребенком, она «подверглась опасности стать кривою». Поэтому ее мать позвала какого-то шарлатана, который выпрямил ее при помощи кулаков и колен. Этим-то и объясняется, что спинной хребет у нее оказался выгнутым в форме буквы S, а нижняя часть позвоночника, которая должна быть выгнутою, оказалась вогнутой кулаками костоправа.

Что тут можно сказать? Барон, конечно же, защищал честь мундира – не мог же он так обмишуриться! А дармштадтские придворные врали – не могли же они сказать, что их принцесса неспособна к деторождению! По правде сказать, были правы и барон, и немецкие доктора. Принцесса Вильгемина была хорошенькой худенькой девушкой субтильного телосложения с узкими бедрами. С точки зрения немцев, в этом был ее особенный шарм и привлекательность. При этом отметим, что и Екатерина II была немкой, и барон Ассейбург немцем, и придворные, и врачи. С их точки зрения, в этом была особая прелесть принцессы. При этом была утрачена старая русская традиция, когда царям боярыни выбирали невест по особым стандартам – чтобы была упитанной, здоровой телом, пышногрудой (много молока) и, главное, с широкими бедрами, чтобы при родах ребенок как пробка из бутылки выскакивал: «чтобы не было порухи государскому чадорождению». Ведь главной задачей русских цариц было исправное рождение здоровых и крепких наследников.

Так что загадка смерти Натальи Алексеевны на самом деле такой и не является. Просто кесарево сечение поздно сделали, да уровень медицины тогда был не тот.

А что же прелюбодей Андрей Разумовский? Эпоха, когда любовников царских жен сажали на кол или казнили на эшафоте, прошла. Нравы стали мягче. Екатерина II в данном случае особо зверствовать не стала. Она сослала его сначала в Ревель (ныне Таллин), а потом на Украину к своему отцу гетману Кириллу Разумовскому. В новом, 1777 году граф Андрей был назначен дипломатическим посланником в Неаполе, а позже был послом в Дании, Швеции и Вене. Женился на графине Тюргейм и под ее влиянием перешел в католичество. Вступление на престол Павла I в 1796 году не изменило положения Разумовского – он по-прежнему оставался послом России в Австрии. И только когда перестал добросовестно исполнять свои обязанности и начал вести проавстрийскую политику, он был отозван со своего поста и опять сослан на Украину. Он прожил долго и умер в возрасте 84 лет в 1836 году. За связь с Натальей Алексеевной он никогда серьезно наказан не был – Павел I ему не мстил.

Однако жизнь продолжалась. Павел, как ни странно, быстро утешился, но крепко запомнил данный урок. Этому, несомненно, поспособствовали откровения его бывшей жены, которые он почерпнул из ее любовных писем Разумовскому. Мать тоже сказала ему: «…мертвых не воскресить, надо думать о живых. Разве от того, что воображали себя счастливым, но потеряли уверенность, следует отчаиваться в возможности снова возвратить ее? Итак, станем искать эту другую».

Кто же эта другая? Это была принцесса София Доротея-Августа Вюртембергская. Екатерина II уже давно присмотрела ее для сына, но, когда искали для Павла невесту, ей было только 14 лет. Конечно, в таком возрасте брак был невозможен, и, как выразилась сама Екатерина II, она «положила ее в карман». Теперь настало время претворять эти матримониальные планы в жизнь. Софии уже исполнилось 17 лет, и она вполне была готова к замужеству. Но вот незадача – она оказалась уже помолвлена с братом покойной Натальи Алексеевны, наследным принцем Людвигом Гессен-Дармштадтским. Ситуация складывалась пикантная, но, как только о ней узнал прусский король Фридрих II, которому София приходилась внучатой племянницей, все образовалось как нельзя лучше. Фридрих здраво рассудил, что лучше иметь свою родственницу в русских царицах, чем в каких-то занюханных гессенских принцессах. Жених легко возвратил данное ему слово (он был мотом и бесхарактерным человеком, притом весь в долгах) и в качестве вознаграждения утешился 10 тысячами рублей, презентованных Екатериной II.

Акция по новой женитьбе Павла прошла стремительно. Уже через два месяца после гибели Натальи Алексеевны молодой вдовец отправился в Берлин за новой невестой. Берлин был в то время столицей Пруссии, и здесь Павел впервые встретился со своим кумиром – королем Фридрихом Великим. Фридрих II, понимая всю важность визита Павла, оказал ему пышный прием. Здесь он впервые увидел свою невесту и в очередной раз влюбился! Однако, будучи педантом и потерпев фиаско в первом браке, Павел решил подстраховаться и составил инструкцию для своей невесты, в которой писал: «Я не буду говорить ни о любви, ни о привязанности, ибо это вполне зависит от счастливой случайности; но что касается дружбы и доверия, приобрести которые зависит от нас самих, то я не сомневаюсь, что принцесса пожелает снискать их своим поведением, своей сердечной добротою и иными своими достоинствами». Еще он советовал ей, как вести себя со свекровью: «В отношении к императрице принцессе следует быть предупредительной и кроткой, не выказывать досады и не жаловаться на нее кому-то бы ни было; объяснение с глазу на глаз всегда будет наилучше…» Обязательным условием этой инструкции было знание русского языка.

Принцесса София полностью оправдала его надежды. Павел писал матери: «Мой выбор сделан. Препоручаю невесту свою в милость вашу и прошу о сохранении ее ко мне. Что касается до наружности, то могу сказать, что выбором своим я не остыжу вас… Что касается до сердца ее, то имеет она его весьма чувствительное и нежное, что я видел из разных сцен между роднею и мной… Ум солидный ее приметил и король… Знания исполнена, и что меня вчера удивило, так разговаривает со мной о геометрии, отзываясь, что сия наука потребна, чтобы приучиться рассуждать основательно. Весьма проста в обращении, любит быть дома и упражняться чтением или музыкою, жадничает учиться по-русски, зная, сколь сие нужно и помня пример предшественницы ея…»

Ну, что тут сказать – влюбленному юноше (а Павлу исполнилось только 22 года), только что пережившему семейную трагедию, конечно же, хотелось увидеть свой идеал в новой невесте. И он опять не замечал очевидного. У психологов есть такой прием – чтобы разговорить пациента, нужно настроиться на его «волну», то есть говорить о том, о чем ему интересно. Вот София и заговорила с ним о геометрии, чтобы заинтересовать своей особой олуха, зная, что Павел любит этот предмет. Голову даю на отсечение, что самой Софии геометрия была до лампочки. Если еще она говорила, повторяя интонации Павла, то это в современной науке называется нейролингвистическим программированием – иначе: управление сознанием. Семнадцатилетняя девушка действительно имела «ум солидный» и делала все, чтобы понравиться Павлу – наследнику русского престола. Зачем ей прозябать в каком-то германском карликовом Вюртемберге, ей нужна была великая империя, Россия, и она делала все, чтобы угодить Павлу, даже о геометрии рассуждать с умным видом. В этом сказывался комплекс неполноценности провинциальных принцесс. Хитра была София, ох хитра, и себе на уме… Это скажется впоследствии, а пока Павел был влюблен по уши и ничего не замечал.

Вскоре принцесса Софья Доротея-Августа Вюртембергская прибыла в Царское Село. Екатерине II она тоже сумела понравиться. Вот что писала императрица: «Она именно такова, какую хотели… Кротость, доброта сердца и искренность выражается у нее на лице. Все от нее в восторге, и тот, кто не полюбит ее, будет не прав, так как она создана для этого и делает все, чтобы быть любимой. Словом, моя принцесса представляет собой все, что я желала, и вот я довольна».

Принцессе Софии по условиям брачного договора пришлось принять православие; теперь она стала называться великой княгиней Марией Федоровной. В конце сентября 1776 года они с Павлом обвенчались. Она писала своей матери в Германию: «Великий князь – очаровательнейший из мужей… Дорогой мой муж – ангел. Я люблю его до безумия». Здесь она явно лукавила – как можно сумасбродного Павла, пусть и очаровательного, назвать ангелом? А любить урода «до безумия»? А то, что Павел был уродлив, не отрицает никто – достаточно взглянуть на его портрет. Лицемерка! Она вышла замуж по прямому расчету и хотела понравиться новой родне. Вот и вся тут «любовь-морковь».

Перед свадьбой Мария Федоровна обратилась к Павлу с письмом следующего содержания: «Клянусь этой бумагой всю мою жизнь любить, обожать вас и постоянно быть нежно привязанной к вам; ничто в мире не заставит меня измениться по отношению к вам. Таковы чувства вашего навеки нежного и вернейшего друга и невесты». Это были не мимолетные слова 17летней девушки, и клятва была выполнена ею почти в полном объеме. Вот об этом «почти» мы позже поговорим…

Современные историки-беллетристы утверждают, что Мария Федоровна «была тихой, скромной, сентиментальной женщиной, буквально созданной для семейного счастья и материнства». Для материнства – да. Забегая вперед, скажем, что родила Павлу десятерых детей (лишь одна дочь умерла в младенчестве). Прямо мать-героиня! Но скромной она никогда не была. Известный историк Натан Эйдельман приводил факты обратные – она была неискренней, лицемерной и властолюбивой женщиной. Многое в ее поступках было показным, театральным и нарочитым. «Я так люблю жить с моим мужем в унисон», – любила театрально восклицать она, подчеркивая тем самым, что они составляют одно целое. Мария Федоровна любила всем говорить о своей необыкновенной любви к мужу и о своей верности. Она часто подчеркивала свое целомудренное поведение и чистоту возвышенных чувств, но на самом деле она говорила все это напоказ. О том, что действительно было так, мы в дальнейшем подтвердим фактами.

А пока Мария Федоровна поступила так же, как и покойная Наталья Алексеевна, – принялась командовать Павлом, управлять его сознанием и ревновать к любой юбке. Как любая другая жена-собственница, она руководствовалась принципом – Павел мой, и только мой. Однако у нее на этот раз ничего не получилось – это вам не о геометрии лясы точить. Управлять сознанием безумца (а многие считали Павла именно таким) – гиблое дело, поскольку его поступки непредсказуемы.

А ревновать Павла было и впрямь за что. Еще при жизни Натальи Алексеевны ей во фрейлины была зачислена выпускница Смольного института благородных девиц Екатерина Нелидова (кстати, она была дальней родственницей Гришки Отрепьева – самозванца, которого мы знаем как Лжедмитрия I). Она родилась в 1758 году, была на год старше Марии Федоровны и, стало быть, придворной дамой стала в 18 лет. Это была невысокого роста веселая и бойкая девушка со смуглой кожей, темными волосами и черными глазами. Среди выпускниц Смольного института она выделялась своими артистическими способностями. Именно за это она и была пожалована Екатериной II во фрейлины, награждена тысячью рублей и бриллиантовым перстнем. Когда Наталья Алексеевна умерла, то фрейлина Нелидова по наследству досталась новой жене Павла – Марии Федоровне. Поначалу Павел не питал к Нелидовой никаких чувств и даже посматривал на дурнушку с некоторым неодобрением. Но постепенно Павел изменил свое отношение к девушке, обнаружив в ней достоинства и таланты, которых он раньше не замечал. Отныне она стала для него самым близким лицом и доверенным другом. Она стала фавориткой Павла Петровича. Разлюбил ли Павел при этом Марию Федоровну? Трудно сказать. Скорее, она не нашла с ним общего языка. А вот Нелидова нашла, и они стали друзьями. Многие злословили на этот счет, но любовь Павла к Нелидовой была чисто платонической.

Новое увлечение Павла не замедлило сказаться на семейных отношениях – чем веселее и оживленнее была фаворитка, тем грустнее становилась Мария Федоровна. Во всех отношениях Катенька Нелидова была полной противоположностью великой княгине – ее веселые выходки, смех, милое воркование совершенно не соответствовали нордическому хладнокровию Марии Федоровны. Вначале увлечение мужа даже забавляло ее: вам нравятся дурнушки? Тем хуже для вас…

Однако вскоре Мария Федоровна почувствовала, что ревность сжигает ее сердце. В ее душу закрались тревога и неуверенность. Накануне очередных родов она пишет одному корреспонденту: «Вы будете смеяться над моей мыслью, но мне кажется, что при каждых моих родах Нелидова, зная, как они бывают для меня трудны и что они могут быть для меня гибельны, всякий раз надеется, что она сделается женой Павла». Страсти накалились до такой степени, что Мария Федоровна решила пожаловаться на мужа своей свекрови Екатерине II. Но императрица была мудрой женщиной. Она подвела невестку к зеркалу и сказала: «Посмотри, какая ты красавица, а соперница твоя просто маленький монстр; перестань кручиниться и будь уверенна в своих прелестях». Мария Федоровна действительно была красивой – высокая блондинка с приятным лицом.

Однако сплетни о взаимоотношениях Нелидовой с великим князем не утихали. Многие придворные считали, что Нелидова является любовницей Павла. Однако историки раскопали документ, не оставляющий сомнений в романтических отношениях Павла с Нелидовой. Сохранилось его письмо к матери, когда он тяжело заболел в 1790 году и врачи опасались за его жизнь. Вот оно: «Мне надлежит совершить пред вами, государыня, торжественный акт, как перед царицею, моей матерью, – акт, предписывающий мне моей совестью пред Богом и людьми: мне надлежит оправдать невинное лицо, которое могло бы пострадать, хотя бы негласно, из-за меня. Я видел, как злоба выставляла себя судьею и хотела дать ложные толкования связи, исключительно дружеской, возникшей между melle Нелидовой и мною. Относительно этой связи клянусь тем Судилищем, пред которым мы все должны явиться, что мы предстанем пред ним с совестью свободною от всякого упрека, как за себя, так и за других… Клянусь торжественно и свидетельствую, что нас соединила дружба священная и нежная, но невинная и чистая. Свидетель тому Бог». Как видим, Павел Петрович призывал Бога в свидетели, что между ними ничего не было. На смертном одре не врут! А еще Павел писал ей со шведской войны: «Знайте, что, умирая, буду помнить о вас».

Сама Нелидова написала проще: «Разве вы были для меня когда-нибудь мужчиной? Клянусь вам, что с тех пор, как я к вам привязана, я этого никогда не замечала. Мне кажется, что вы мне – сестра».

Как бы то ни было, но все современники и историки сходятся в одном – Екатерина Нелидова никогда не использовала отношения с Павлом в своих целях. Не просила у него ни денег, ни поместий. Лишь однажды, и то с большой неохотой, она приняла от него фарфоровый сервиз для завтрака и отказалась от приложенной к нему тысячи крестьянских душ.

О характере их взаимоотношений можно судить из свидетельства полковника Саблукова, преданного Павлу человека. Вот что он писал: «Как-то раз, в то время, когда я находился во внутреннем карауле, во дворце произошла забавная сцена. Офицерская караульная комната находилась близ самого кабинета государя, откуда я часто слышал его молитвы. Здесь стоял часовой, который немедленно вызывал караул, когда император показывался в коридоре. Услышав внезапно окрик часового: «Караул, вон!», я поспешно выбежал из офицерской комнаты. Дверь коридора открылась настежь, и император, в башмаках и шелковых чулках, при шляпе и шпаге, поспешно вошел в комнату, и в ту же минуту дамский башмачок, с очень высоким каблуком, полетел через голову его величества, чуть-чуть ее не задевши. Император через офицерскую комнату прошел в свой кабинет, а из коридора вышла Екатерина Ивановна Нелидова, спокойно подняла свой башмак и вернулась туда же, откуда пришла. На другой день, когда я сменился с караула, Его Величество подошел ко мне и шепнул: «Друг мой, вчера у нас случилась размолвка».

Не всякая фрейлина могла безнаказанно швыряться башмаками в наследника Российской империи!

В течение целых пятнадцати лет Екатерина Нелидова оказывала огромное благотворное влияние на Павла и, по отзывам современников, даже «умела править и умом его, и темпераментом». Она считала, что Бог определил ей быть ангелом-хранителем Павла.

В начале 1790х годов для Павла Петровича наступили тяжелые времена. Екатерина II, окончательно разочаровавшись в сыне, стала думать о передаче власти своему внуку Александру в обход Павла. С самого рождения воспитание старших сыновей Павла – Александра и Константина – шло под присмотром императрицы; родители от этого участия были отстранены. Государыня, чувствуя приближение своей кончины, даже стала готовить документы на этот счет. Павел с женой в это время проживал в Гатчине; там же обреталась и Нелидова. Павел каждую минуту ожидал опалы, ссылки, а может быть, и тюремного заключения. В такой ситуации ему как воздух требовалась поддержка своего «ангела-хранителя». Однако усиливавшееся влияние фаворитки вызвало противодействие со стороны Марии Федоровны. Окружение Павла раскололось на две группировки – сторонников Нелидовой и жены Павла. Победила партия Нелидовой. Обращения Марии Федоровны к императрице не помогали. Павел стал избегать общения с женой и все время проводил в обществе своей подружки. Но и сама Нелидова была благородной женщиной – постоянные разлады в семье, истерики Марии Федоровны вынудили ее сложить с себя полномочия фрейлины и в 1793 году вернуться в Смольный. Павел тяжко переживал по этому поводу и упросил свою мать разрешить бывать Катеньке у него. Сначала так и было, но потом Нелидова узнала, что Павел увлекся фрейлиной Беригиной, потом Алымовой, и перестала навещать его. Как видно, характера Нелидовой было не занимать!

Екатерина II умерла в ноябре 1796 года. Документы, отстранявшие Павла от престола, были уничтожены. Однако остались другие документы, из которых Павел узнал, что его жена, Мария Федоровна, вступила в сговор со свекровью и тоже хотела, чтобы царствовал Александр, а она была бы при нем регентшей. Такого предательства Павел простить не мог. Скандал получился грандиознейший! Однако нужно было соблюдать приличия, и Мария Федоровна осталась при дворе. Времена, когда неверных жен постригали в монастырь, канули в Лету.

И еще одно, чем Павел был недоволен. Он с 1780х годов жил в Гатчине, занимаясь своими военными делами, а Мария Федоровна – в Павловске, где украшала дворец и занималась дочерьми. Считается, что супружеские отношения у них прекратились в 1788 году, после тяжелых родов дочери Екатерины – очаровательной курносенькой малютки. От кого же тогда рожала следующих детей Мария Федоровна? Например, дочь Ольгу, родившуюся в 1792 году? Судя по тому, в какой ярости находился Павел, ребенок был не от него. Он совершенно ясно приказал своей свите: «Уважение к Нелидовой, презрение к великой княгине». Известно письмо Павла, датированное 1800 годом, своему другу Ф. Растопчину: «Дражайший Федор Васильевич!.. Сегодня для меня священный день памяти в бозе почившей цесаревны Натальи Алексеевны, чей светлый образ никогда не изгладится из моей памяти до моего смертного часа. Вам, как одному из немногих, которым я абсолютно доверяю, с горечью признаюсь, что официальное отношение ко мне цесаревича Александра угнетает. Не внушили ли ему пошлую басню о происхождении его отца мои многочисленные враги? Тем более грустно, что Александр, Константин и Александра мои кровные дети. Прочие же?.. Бог весть!.. Мудрено, покончив с женщиной все общее в жизни, иметь от нее детей. В горячности моей я начертал манифест «О признании сына моего Николая» незаконным, но Безбородко умолил меня не оглашать его. Но все же Николая я мыслю отправить в Вюртемберг, к «дядям» с глаз моих: гоф-курьерский ублюдок не должен быть в роли российского великого князя – завидная судьба! Безбородко и Обольянинов правы: ничто нельзя изменить в тайной жизни царей, раз так предположил Всевышний. Дражайший граф, письмо это должно остаться между нами. Натура требует исповеди, и от этого становится легче жить и царствовать. Пребываю к Вам благосклонный Павел». Поясним: Безбородко тогда был канцлером Российской империи, а Обольянинов – генерал-прокурором. Эти люди давали Павлу умные советы. А то, что Павел I решил «поплакаться в жилетку» своему старинному другу – в этом нет ничего удивительного: он был живым человеком и ничто человеческое ему не было чуждо. Из этого письма видно, как он переживал измену жены. И это в то время, когда она афишировала свое целомудренное поведение и объявляла себя чуть не святой в этом отношении.

Причиной измены Марии Федоровны могла быть фаворитка Нелидова. Но Павел говорил, что его с Нелидовой связывают чисто платонические отношения, и требовал от жены монашеского образа жизни. Она выдержала три года, а потом завела себе любовника. Некоторые историки утверждают, что мысль изменить Павлу ей подала сама Екатерина II во время известной сцены у зеркала, когда Мария Федоровна пришла жаловаться на неверность мужа. Якобы императрица уже тогда подумывала передать власть внуку Александру в обход Павла – чем хуже для великого князя, тем лучше для Екатерины. По-моему, это чушь. Чтобы мать специально подговаривала невестку изменять мужу? Ни за что не поверю! Какой бы ни была Екатерина II, но все же она была матерью, а мать сыну зла не пожелает! Это сама Мария Федоровна позволила себе измену и распутство, не без отрицательного воздействия Нелидовой, конечно. Мы просто живем в другое время, а тогда, в XVIII веке, среди королей, императоров и знати вообще было принято заводить себе любовников и любовниц (муж себе, а жена себе), и никто в этом большой беды не видел. Нравы были такие, «гламурный» век, понимаешь! Некоторые мужья мирились с любовниками жен, а некоторые – нет. Павел, как видно, был из числа последних. Он считал себя благородным рыцарем «без страха и упрека», чисто платонически любящим свою прекрасную Дульцинею (Нелидову), а жену – изменницей, которая рожала детей от придворных. Заметим, что Нелидова никогда не была в «интересном положении», тогда как императрица была постоянно беременной. Восприятия у супругов были разные – Павел пребывал в романтических мечтаниях, соблюдал свой кодекс чести, а Мария Федоровна желала чисто плотской любви. Она прежде всего была женщиной. Молодой (ей было тогда чуть за сорок) и привлекательной. Вот только не надо ей было трубить на всех углах о своей невинности, притворяясь тихой овечкой.

Сначала ее любовником был статс-секретарь Сергей Муханов. Он был моложе Марии Федоровны на три года и всегда был у нее под рукой, так сказать. Достоверно известно, что она родила от него дочь Ольгу в 1792 году. Девочка через три года умерла. Потом Мария Федоровна сменила Муханова на 23летнего красавца гоф-курьера Данилу Бабкина. Ему она родила в 1795 году дочь Анну, а в 1796 году – сына Николая, которые были похожи на Бабкина как две капли воды. Это его Павел называл «гоф-курьерским ублюдком», а поди ж ты – он стал императором Николаем I, который и продолжил династию Романовых.

Итак, Екатерина II умерла. Великий князь Павел Петрович стал императором Павлом I. Из 42 прожитых им лет он 34 года ждал этого момента. Ждал и боялся. Теперь бояться было нечего, и он стал править по своему разумению. Лучшим устройством государственного механизма он считал армию, и Россия превратилась в кордегардию. Мы не станем рассуждать, справедливым ли государем он был, правильные ли решения принимал, – это не входит в наши планы. Отметим только, что он никого не казнил, а видно, зря – его убили. Но речь идет все же о любви, а не павловских преобразованиях. Отметим лишь, что характерной чертой Павла была рыцарственность. У него были высоко развиты понятия о чести, долге, достоинстве и великодушии, до предела обострено чувство справедливости. Его попытки насильно вложить в общество доброту и милосердие выдают в нем любимого им Дон Кихота. Наполеон так и назвал Павла: «Русский Дон Кихот». Однако средневековое рыцарское сознание Павла не соответствовало тому времени, в котором он жил. Герцен высказался проще: «Павел I являл собой отвратительное и смехотворное зрелище коронованного Дон Кихота». В чем и была его беда. Еще он по-прежнему торопился жить. Всякое промедление в выполнении приказаний вызывало в нем гнев. Изнеженное гвардейское офицерство ненавидело Павла, но простой народ любил его.

Первой, кто на коленях присягнул ему с детьми, была Мария Федоровна. Однако Павел удивил всех, присовокупив к присяге старшего сына Александра следующий пункт: «И еще клянусь не посягать на жизнь государя и родителя моего». Он и сына боялся, что и подтвердилось в 1801 году.

Итак, после своего воцарения Павел I стал уговаривать Нелидову вернуться к нему. Она некоторое время раздумывала, а потом согласилась. Более того, они помирились с Марией Федоровной и стали выступать одним фронтом против непредсказуемого Павла. Обе женщины, и вместе и порознь, пылись благотворно воздействовать на императора. Сумасбродный Павел был скор на расправу. Мемуаристы приводят примеры заступничества Екатерины Нелидовой за некоторых лиц или выступления против какого-нибудь нелепого распоряжения императора. Наиболее известна история, когда он хотел упразднить орден Святого Георгия, наиболее чтимую воинскую награду. Наша героиня дважды упрашивала его не делать этого. Помимо этого, она заступалась за саму Марию Федоровну – как мы уже писали выше, Павлу было за что неодобрительно относиться к ней. Она была одной из немногих, кто мог сдерживать его гнев. «Когда он что-нибудь хочет, спорить с ним не решается никто, ибо возражения он считает бунтом. Случается, что потом императрица, чаще же мадемуазель Нелидова или обе вместе укрощают его, но бывает это редко», – отмечал лейб-медик Павла. Она называла императора «Павлушкой». Говорили, что Екатерина Нелидова была в те годы «владелицей двора». Ее почитали как первую персону при Павле, перед ней заискивали. Хвалить ее красоту было как-то неудобно, поэтому вельможи восхищались танцевальными способностями Екатерины – а танцевать она любила. В угоду ей, любившей зеленый цвет, Павел приказал одеть придворных певчих в изумрудные одежды.

Все складывалось вроде бы благополучно. Павел гневался, а Мария Федоровна с Нелидовой укрощали его гнев – в общем, все как всегда. В какой-то момент она даже уговорила мужа вернуться к супружеским обязанностям, в результате которых у нее родился в 1798 году сын Михаил.

Однако в один момент все пошло прахом. В 1797 году на одном из балов в Москве Павел обратил внимание на двадцатилетнюю девицу Анну Лопухину. Это вызвало, по замечанию современников, «некоторое волнение» у Марии Федоровны и Нелидовой. Тогда эта мимолетная встреча последствий не имела. Но брадобрей Кутайсов, хитрый и честолюбивый человек, страдавший от того, что при воцарении Павла его обошли наградой, затеял интригу, приведшую к падению Нелидовой и отстранению Марии Федоровны на задний план. Он про себя отметил внимание Павла к Лопухиной и взял это на заметку. Весной 1798 года Павел I опять поехал в Москву. Во время этой поездки Кутайсов стал исподволь внушать императору, что Нелидова, мол, много себе позволяет, а Мария Федоровна так вообще руководит им. Мнительный Павел согласился с ним и клюнул на наживку. Между тем Павел опять на балу встретил Лопухину. Та ходила за ним как привязанная и смотрела ему в рот. Кто-то сказал Павлу, что девица из-за него совсем голову потеряла. И вот уже Кутайсов договаривается с мачехой Анны о переезде падчерицы в Петербург и переводе ее отца, сенатора Лопухина, в Северную столицу на обер-прокурорскую должность. Анну Лопухину Павел определил во фрейлины своей жене. Кутайсов был пожалован в графское достоинство. Все это, конечно, не ускользнуло от внимания Марии Федоровны и Нелидовой. Они выехали государю навстречу и «были поражены переменою его отношения к ним». Обе женщины пытались остудить пыл императора, но куда там! Влюбленный дурак и слушать ничего не хотел. Тогда Мария Федоровна послала сопернице угрожающее письмо, которое тут же было перехвачено и передано Павлу. Император страшно разозлился, и между супругами произошел «крупный разговор», в результате которого он выгнал ее из-за стола. Мария Федоровна поняла, что Павла уже не остановить, и просила его лишь об одном: относиться к ней вежливо «при публике». Летом 1798 года скандальное объяснение повторилось опять, но уже в присутствии сына Александра. Он буквально защитил мать «своим телом», а разгневанный Павел в конце концов запер Марию Федоровну в своей комнате на три часа. Императрица горько рыдала. Затем в атаку на Павла кинулась Нелидова. Она начала упрекать его за такое обхождение с императрицей. Разойдясь в припадке гнева не на шутку, Екатерина стала клеймить Павла за его скоропалительные распоряжения, вызывавшие ропот и недовольство подданных. Она называла Павла тираном и даже палачом.

Император, уже подготовленный Кутайсовым к разрыву с Нелидовой, прогнал ее из дворца и распорядился, чтобы к нему ее больше не пускали. Тогда она написала письмо, в котором напоминала Павлу, что всю жизнь посвятила исключительно любви к нему, а почестей и наград не искала. Екатерина прямо обвиняла Кутайсова в своем очернении. Заступилась она и за Марию Федоровну. Ответа на это послание она так и не получила и в том же году уехала в Эстляндию. При этом от гнева императора пострадали близкие ей люди – были сняты со своих должностей. Вернулась в Петербург Екатерина Нелидова только в 1800 году, поселилась в Смольном монастыре и больше при дворе не появлялась.

Считается, что гибель Павла напрямую связана с падением Нелидовой и умалением влияния на царя со стороны Марии Федоровны. Если они пытались хоть в какой-то мере удержать Павла от необдуманных поступков, говорили ему правду, то теперь он окружил себя одними лизоблюдами и раболепствующими вельможами. Которые к тому же замышляли цареубийство! Бедный Павел! Он стал жертвой женщины, которая его абсолютно не любила и была вдвое моложе его. К сожалению, так в жизни бывает – седина в бороду, а бес в ребро.

Аннушка Лопухина была писаной красавицей – большие черные глаза, черные как смоль волосы, прекрасные зубы, приятный рот, маленький вздернутый носик… Павел влюбился в нее по уши. «Эта была любовь времен рыцарства», – писал Растопчин. Об этом Павел не раз говорил своему старшему сыну Александру, признаваясь, что когда он слышит ее имя, то испытывает учащенное сердцебиение. Если это так, а кто влюблялся, тот знает, что при упоминании обожаемого им предмета сердце заходится в бешеном ритме, Павел действительно любил эту девушку. Смена фавориток произошла мгновенно – 5 сентября 1798 года Нелидова уехала в Эстляндию, а уже на следующий день Анна поселилась в Зимнем дворце. Она не вмешивалась в политику, но нередко ходатайствовала перед императором о прощении людей, познавших гнев Павла в минуты его «дурного настроения». При этом Лопухина прибегала к чисто женским хитростям – капризничала, плакала, вынуждая Павла уступить ее просьбам. Это вам не Екатерина Нелидова, которая резала правду-матку в глаза императору!

Униженная Мария Федоровна с дочерьми в угоду Павлу были вынуждены оказывать знаки внимания Лопухиной и общаться с ней со всей предупредительностью. Когда Павел наконец-то стал гроссмейстером Мальтийского рыцарского ордена в 1798 году (наконец-то он стал настоящим рыцарем!), он тут же возвел Анну Лопухину в кавалеры Мальтийского креста (вообще-то чисто мужской награды) и ездил с ней дважды в день по городу в карете, украшенной изображениями этого ордена. Он подарил ей большой дом на Дворцовой набережной. Переменил любимый зеленый нелидовский цвет на малиновый, который нравился Лопухиной. Если в 1799 году Павел издал указ, запрещающий танцевать вальс как неприличный танец, то теперь разрешил его вновь, в порядке исключения, так сказать, потому что Анне Лопухиной очень нравился этот танец. Павел очень любил мистику и всякие символы; узнав, что имя Анна переводится с древнееврейского как «благодать», он приказал поместить слово «Благодать» на знамена всех полков, гренадерские шапки солдат и назвал вновь спущенный фрегат этим именем. После этого офицеры мрачно шутили, что буквально ходят под именем фаворитки Павла Петровича.

Как мы уже отмечали выше, Анна не любила императора, и Павел чувствовал это. Однажды он заподозрил, что его фаворитка испытывает нежные чувства к одному из его флигель-адъютантов, молодому графу Александру Рибопьеру, и, как честный человек, предложил ей выйти за него замуж. Аннушка наотрез отказалась от подобной партии. Тогда Павел произвел молодого красавца в действительные камергеры и отослал его в Вену сотрудником русской миссии сверх штата. Однако Павел не оставлял попыток устроить личное счастье своей возлюбленной и вскоре произошел следующий случай. Александр Васильевич Суворов тогда воевал против французов в Италии и в своем рапорте императору сообщил список убитых и раненых офицеров. Как только Павел упомянул имя раненого князя Павла Гагарина, Анна Лопухина очень смутилась. Государь заметил это и потребовал объяснений. Она бросилась перед ним на колени и рассказала, что они знакомы с князем, ее ровесником, еще с Москвы и что он в нее влюблен и Анна разделяла это чувство. Они, оказывается, даже тайно обвенчались перед отъездом князя в Италию. Павел и в этом случае повел себя по-рыцарски великодушно – как только князь Гагарин прибыл в Петербург, он решил поженить их. Свадьба состоялась в 1800 году, и теперь Анна Лопухина стала княгиней Гагариной.

Надо отметить, что их отношения с Лопухиной опять же были платоническими, хотя Павел и рассчитывал на большее. Он не прекратил своих домогательств к Анне и приказал ей перебраться во вновь построенный Михайловский замок. Она вынуждена была подчиниться, расставшись с мужем. Анна сопротивлялась возможной близости с Павлом; из-за этого у них не раз возникали стычки. Ее поместили в комнатах, расположенных под императорским кабинетом, в которые вела винтовая лестница. Их отношения закончились в день убийства Павла в ночь на 12 марта 1801 года. С приходом к власти Александра I князь Гагарин с женой был направлен посланником в Сардинское королевство. В 1803 году они вернулись в Россию. Анна не намного пережила Павла – она скончалась в 1806 году от послеродовой горячки. Ей было всего 28 лет.

А Екатерине Нелидовой была написана на роду долгая жизнь. Узнав о гибели Павла, она в одночасье поседела, ее лицо покрылось морщинами; из просто смуглого оно превратилось в желтовато-свинцовое. Она так и не вышла замуж и тихо проживала в Смольном монастыре. Скончалась Екатерина Нелидова в возрасте 81 года в 1839 году.

Павел I был страстно увлечен двумя своими фаворитками. Причем их отношения были романтическими, дружескими, хотя Павел и пытался перевести их в другое русло, но из-за своей рыцарственности не смел. Нелидова по-своему любила Павла и была для него добрым «ангелом-хранителем». Анна Лопухина, наоборот, не любила его, но воспользовалась представившимся ей «случаем».

Последним увлечением Павла была фрейлина Юрьева, которая, уже после смерти императора, в 1801 году родила ему дочь Марфу Мусину-Юрьеву. Малышка в том же году умерла.

Итак, император Павел I был убит заговорщиками в марте 1801 года, в числе которых был и его родной сын Александр. Знала ли императрица о заговоре? Бог весть… Мы думаем, что догадывалась. Интересно поведение Марии Федоровны после убийства. Она устроила настоящий бунт! «Ich will regieren!» (Я хочу править!) – кричала она по-немецки. Она отказалась присягать сыну Александру, новому императору. Сын в страхе покинул Михайловский замок, в котором бушевала его мать. Она делает три попытки ворваться в спальню Павла I, где произошло убийство. «Вытащите вон эту бабу!» – кричат цареубийцы. Затем она попыталась прорваться на балкон, чтобы обратиться к войскам, – все тщетно. Ее опять не пускают в спальню – и она дерется с офицерами! Наконец ее впустили, и она упала на тело Павла, картинно зарыдав. На все притязания Марии Федоровны самой возглавить государство генерал Беннигсен ответил коротко: «Не ломайте комедию, мадам!» Александр I приказывает ей явиться в Зимний дворец – она отказывается. Она все бродила, как потерянная по Михайловскому замку, пока Беннигсен не запер ее в какой-то комнате. В итоге она успокоилась, надела траур и признала Александра I императором. Современники находили, как мы уже писали, что в этой скорби по убитому мужу было немало показного, театрального и нарочитого. Чтобы подчеркнуть свою скорбь, Мария Федоровна тут же заказала художнику Кюгельхену изобразить себя в трауре.

Похожая ситуация сложилась и в междуцарствие 1825 года, когда Александр I умер, а Николай I еще не принял власть. Произошло восстание декабристов. Тогда Мария Федоровна тоже захотела править сама, но была осажена примерно теми же словами, которые произнес генерал Беннигсен. По версии некоторых историков, Мария Федоровна была центральной фигурой в заговоре декабристов, но это уже другая история. Властолюбивая была женщина!

После всего этого она уже не претендовала на власть, занялась благотворительностью и умерла в 1828 году. За два года до своей кончины вдовствующая императрица разобрала все свои бумаги и завещала сыновьям сжечь их, не читая, а некоторые положить в гроб. Николай I писал своему брату Константину: «По ее приказанию я должен был лично сжечь целый ящик, наполненный серий томов, родом воспоминаний или дневника, писанных ею собственноручно, из года в год, восходящих до семидесятых годов и оканчивающихся около 1800 года. Признаюсь, что меня это очень огорчило…» Какие тайны скрывались в ее дневниках? Об этом мы не узнаем никогда…

Эпоха императора Павла I закончилась. Долгих 34 года он был великим князем, предавался рыцарственным мечтаниям, а правил всего 4 года 4 месяца и 4 дня.

Плешивый щеголь

(великий князь Александр Павлович)

«Властитель слабый и лукавый,

плешивый щеголь, враг труда,

нечаянно пригретый славой,

над нами царствовал тогда…»

А. С. Пушкин

Александр Сергеевич Пушкин, как известно, был знатоком человеческих душ, и в этих его строках об императоре Александре I отразилась вся суть его царствования. А каким он был во время своей молодости, будучи великим князем? Какие страсти его обуревали? Постараемся разобраться.

Александр Павлович родился в 1777 году и сразу же был отобран Екатериной II у своих родителей – цесаревича Павла и Марии Федоровны – себе на воспитание. К моменту рождения внука императрица поняла, что передавать власть сумасбродному сыну Павлу нельзя, и стала готовить Александра к государственной деятельности, надеясь, что он заменит на троне отца. Она назвала его Александром в честь Александра Невского.

Обучение Александра проходило под руководством швейцарца Лагарпа, поклонника разных политических свобод, как сказали бы сейчас, человека, разделяющего общеевропейские ценности. Он читал с ним Вольтера, Дидро и Руссо, в результате чего этот «общечеловек» не смог дать Александру сколько-нибудь серьезных знаний ни в одной из областей человеческой деятельности. Так, учил его разным пустым умствованиям выживших из ума стариков, оторванных от жизни. Учение Лагарпа было слишком отвлеченным для юноши. «Оно скользило по поверхности его ума, не проникая вглубь», – писал современник. Он, конечно, знал языки: это было обязательно, но его учили всему и одновременно ничему – галопом по Европам. В результате образование Александра оставляло желать лучшего. В детстве мальчик напоминал купидона – был кроток, добр, весел и любил всем нравиться (последнее качество Александр сохранил до конца жизни). Окруженный с детства толпой лизоблюдов, источавших ему похвалы, он никогда не сомневался в своей неотразимости и занимался самолюбованием.

Современники отмечали, что Александр был натурой двуличной, лицемерной и честолюбивой. Историки эти проявления характера Александра объясняют тем, что он вынужден был лавировать между бабкой, Екатериной II, и отцом Павлом Петровичем, у которых были совершенно противоположные взгляды на жизнь. Это якобы заставляло мальчика приспосабливаться, врать, хитрить, двоедушничать, скрытничать и лицемерить. Однако мне кажется, что это не так – он такой был с рождения. Генетически. Его брат, Константин, например, рожденный двумя годами позже, обладал совершенно другим характером, хотя тоже вынужден был лавировать между Екатериной II и своим отцом. Так или иначе, но Александр сызмалу был отъявленным лицемером; этим же и закончил свою жизнь, запутав династическую ситуацию донельзя, чем вызвал восстание декабристов. Хорошо еще, что обошлось малой кровью…

Но это будет позже, а пока 15летнего Александра бабушка решила женить. Смысл ее действий был таков: «Сперва мы женим Александра, а там, со временем, и коронуем его…» Екатерина II, чувствуя старость, решила рано женить внука, чтобы посадить его на трон. Женатый парень тогда считался совершеннолетним. Присматривать ему невесту Екатерина начала еще 1790 году. Перебрав многочисленных немецких принцесс, она обратила внимание на шестерых дочерей маркграфа Людвига Баденского. С их матерью, Амалией, Екатерина была уже знакома. В предыдущем очерке о Павле I мы рассказывали, что в невесты ему привезли на выбор трех гессенских принцесс – Луизу, Вильгемину и Амалию. Павел выбрал Вильгемину, которую назвали Натальей Алексеевной, а остальных принцесс Екатерина II отправила обратно в Германию, дав им по 50 тысяч рублей на приданое. Вот эта Амалия на русские деньги вышла замуж за Людвига Баденского и родила ему шесть дочерей. Этих-то дочерей Амалии и присмотрела императрица в невесты своему любимому внуку. На разведку был послан граф Румянцев с приказом «поприлежнее узнать нрав, склонности и, буде можно, о душеных свойствах и понятиях старшей принцессы, такожде о здоровом ее телесном сложении». Старшей дочерью Амалии была Луиза-Августа 11 лет. Граф Румянцев точно выполнил инструкции Екатерины, дал о девочках благоприятный отзыв и провел переговоры с их родителями. Те отнеслись к матримониальным планам императрицы одобрительно (еще бы!), и Екатерина II решила пригласить двух дочерей Амалии приехать вместе с ней в Петербург на смотрины. Однако Амалия уперлась – она не желала испытывать того унижения, которое пережила в 1773 году, когда в жены Павлу выбрали не ее, а ее сестру, и наотрез отказалась ехать в Россию. Тогда Екатерина нашла выход – послала за девочками (Луизой и Фредерикой) графиню Шувалову. Та инкогнито и привезла их в Петербург в 1792 году.

Так принцессы Баденские оказались в столице России. Бабка не спешила посвящать внука в свои планы и сказала ему, что, мол, французская революция угрожает Бадену и она решила забрать девочек себе на воспитание, к тому же она хорошо знакома с их матерью. На самом деле она наблюдала – какая из принцесс понравится больше всего Александру. Она познакомила их с внуками – Александром и Константином и их родителями – Павлом с Марией Федоровной. Александр уже стал догадываться, зачем в Петербург приехали баденские принцессы. Ему понравилась старшая из них – Луиза. Примерно через полтора месяца во время игры в почту они обменялись записками. Александр писал, что по приказанию родителей любит Луизу, и спрашивал, может ли она ответить на его чувства и можно ли будет надеяться, что выйдет за него замуж. «Я, тоже на клочке бумаги, ответила ему утвердительно, добавив, что повинуюсь желанию моих родителей, приславших меня сюда», – вспоминала впоследствии Луиза.

Такое вот оригинальное объяснение в любви – «по приказанию родителей». Отметим, что принцип «стерпится – слюбится» здесь не прошел: Александр с Луизой в супружеской жизни оставались так же далеки друг от друга, как и в первый день их знакомства. Но ничего не попишешь – объяснение состоялось, и с этого момента на юношу и девушку стали смотреть как на жениха и невесту. Для брачной жизни они были совсем юны, и поэтому свадьбу отложили на год. Сестру Луизы – Фредерику, которую отверг Александр, в том же 1792 году отправили домой.

Прошел год, и был назначен день свадьбы. Екатерина II через одну из своих придворных дам «просветила» юного Александра, в чем заключаются его супружеские обязанности, и та даже на практике показала, как это делается. А придворные врачи императрицы доложили ей, что принцесса стала половозрелой. Перед свадьбой состоялся переход Луизы Баденской в православие, в результате которого она получила новое имя. Теперь она стала называться великой княгиней Елизаветой Алексеевной. Свадьба состоялась в сентябре 1793 года, и новобрачные вступили в семейную жизнь. Для них Екатерина II отвела в Зимнем дворце лучшие покои.

Между тем поведение Александра с женой оставляло желать лучшего. Елизавета Алексеевна писала, что «его высочество… показывал много детского». Он вел себя с женой по-мальчишески – трепал за волосы, дергал за уши, дразнил, сердил, то есть поступал как с товарищем по играм. Если Елизавета Алексеевна для своих лет была хорошо образована, то Александр, наоборот, ничего для этого не хотел делать, ленился и даже «книги брать в руки» отказывался. Он считал, что раз его женили – то он уже взрослый человек, а потому дальнейшая учеба ему ни к чему. При этом он «держал себя весьма непристойно своему сану». Эта разница между супругами впоследствии сказалась самым роковым образом.

Шестнадцатилетний парень жаждал любви во всех ее проявлениях, а четырнадцатилетняя супруга могла ответить ему лишь детской «нежностью». И Александр пустился во все тяжкие, благо для бабушкиного двора это проблемы не составляло. Он связался с молодым князем Голицыном, с которым проводил время в кутежах и интимных развлечениях с женщинами. Симпатичный великий князь не знал отказа: он познал объятия и фрейлин двора, и простых цыганок. Побесились они на славу, отдали, так сказать, дань наслаждениям «золотой молодежи». Елизавета Алексеевна чувствовала себя оскорбленной.

Екатерина II подарила молодым Александровский дворец в Царском Селе, где они проводили лето. Елизавета хорошела день ото дня. И тут грянул гром – за ней стал волочиться любовник императрицы Платон Зубов. Прелести Елизаветы Алексеевны произвели на него сильное впечатление, и он усиленно оказывал ей знаки внимания. Это заметил даже недалекий Александр. «Зубов влюблен в мою жену», – сказал он придворным. Чувства фаворита Екатерины II к великой княгине вскоре стали известны всему двору. Это поставило Елизавету Алексеевну в очень трудное положение: быть любезной с Зубовым – значит дать ему повод надеяться на взаимность; быть с ним холодной – значит навлечь на себя гнев императрицы. Зубов, конечно же, не любил Елизавету – его мечтой было как можно скорее затащить ее в постель, чтобы потом похвастаться очередной своей победой. Это все, на что был способен этот мерзавец. И Елизавета нашла выход – она предпочла не замечать проявлений «любви» Платона. В таком двусмысленном положении прошел почти год – Зубов атаковал, а Елизавета якобы ничего не замечала. В конце концов Екатерина II обратила внимание на «неприличное ухаживание» своего любовника за Елизаветой и устроила ему изрядную головомойку, после которой Зубов отстал. Великая княгиня вздохнула спокойно.

Александр тоже был уязвлен в самое сердце. Какой-то Платон Зубов, ухаживания которого, конечно, не были приятны юной принцессе, в глазах его жены значил больше, чем собственный 17летний муж! Так наметилась первая трещина в их отношениях.

В 1796 году умерла Екатерина II, строгая, но справедливая, и к власти пришел отец Александра – эксцентричный император Павел I. Первое время он даже благоволил невестке, которая напоминала ему первую жену Наталью Алексеевну (ее тетку). Однако потом Павел I переменил свое отношение к ней, и виной тому стало рождение внучки императора. Когда в мае 1799 года новорожденную Марию статс-дама принесла показать Павлу, тот удивленно воскликнул: «Сударыня, полагаете ли вы, что у блондина мужа и блондинки жены может быть ребенок брюнет?» Статс-дама смешалась и смогла только вымолвить: «Государь, Бог всемогущ». Ага, Бога тут еще не хватало! Якобы он сотворил Елизавете младенца. На Бога можно валить все что попало, но не до такой же степени! Прямо непорочное зачатие какое-то! А чисто земные обстоятельства были таковы – среди придворных давно ходили слухи, что в Елизавету Алексеевну влюблен поляк Адам Чарторыжский. Придворные кумушки тщательно обсосали эту тему и пришли к выводу, что ребеночек-то от него!

Так началась эта таинственная история о любви Елизаветы Алексеевны и князя Адама. К сожалению, правды в этой истории мы никогда не добьемся. Вопервых, как и всякая замужняя женщина, Елизавета была вынуждена скрывать эту связь. Вовторых, об этом могли рассказать ее дневники, однако их сжег, перечитав, Николай I.

Факты были таковы. После третьего раздела Польши, когда основная часть ее земель вошла в состав Российской империи, Екатерина II решила привлечь родовитых поляков к себе на службу. Чарторыжские были польскими аристократами – отец Адама даже был одно время претендентом на польский трон. В 1795 году братья Адам и Константин Чарторыжские прибыли в Петербург, где им было даровано придворное звание камер-юнкеров. Придворная жизнь позволила им сблизиться с наследником и его женой. Александр и Адам стали закадычными друзьями настолько, что Александр даже предложил своему другу поселиться вместе с ними в Царском Селе. Увидев жену своего друга Елизавету Алексеевну, князь Адам был очарован ею и не скрывал этого. Полагают, что между ними возникла самая настоящая любовная страсть.

История повторилась – в свое время Павел разрешил графу Разумовскому жить в соседних покоях со своей женой Натальей, и что из этого получилось? А получился ребеночек, тоже, кстати, девочка. Вот и Александр повторил ошибку отца – пригласил Чарторыжского погостить в Александровском дворце, а тот наставил ему рога. Нет, нельзя друзей подпускать близко к своим женам, мужики!

Как бы то ни было, а слухи о безнравственном поведении Елизаветы Алексеевны продолжали циркулировать на протяжении ста лет, пока за дело не взялся историк великий князь Николай Михайлович (внук Николая I). Он написал капитальный труд о Елизавете Алексеевне, в котором назвал все это инсинуациями и ложью, приводя мемуары придворных дам той поры. В полемику с ним вступил польский профессор Соломон Ашкенази, отъявленный русофоб. Ему, конечно, было лестно, что рога Александру наставил его земляк. В качестве аргумента он привел мемуары французского посла барона де Баранта. Барон фантазировал, что Александр тяготился своей женой и предложил ей «возвратить друг другу свободу». Они даже подписали на эту тему соглашение, которым Елизавета незамедлительно и воспользовалась, выбрав в качестве любовника Адама Чарторыжского. Александр якобы даже покровительствовал этой связи.

Нелепость этой выдумки очевидна – барон собирал все сплетни, которые ходили по Петербургу среди аристократии, и скрупулезно записывал их. Такая у него была работа. Хотя Александр и был страшным циником, он бы никогда не додумался заключить с женой какое-либо соглашение насчет свободы секса. Нравы были не те. В XVIII веке можно было и без соглашения заниматься любовью с чужими мужчинами, а не только с мужем. Это надо знать.

Сама же Елизавета Алексеевна так однажды высказалась графине Головиной: «Я предпочитаю быть одной, чем ужинать наедине с князем Чарторыжским. Великий князь (Александр) уснул на диване, а я убежала к себе…» В том смысле, что между ними ничего не было. Может, это и так, тем паче что сам князь Адам в своих мемуарах даже не намекнул о своих отношениях с Елизаветой. Вероятно, берег честь дамы, что называется. Но, как говорится, «не пойман – не вор».

Как относился к этому сам Александр – неизвестно, но, судя по дальнейшей его дружбе с Адамом, он не верил в измену жены. А может, ему было все равно: у такого лицемера уж точно «чужая душа – потемки».

Иначе к этому отнесся император Павел I: после рождения внучки с Елизаветой Алексеевной он не разговаривал три месяца, а князя Адама Чарторыжского услал с дипломатической миссией в Сардинское королевство. Прикол Павла I заключался в том, что Сардинии как государства в тот момент уже не существовало – она была захвачена французами, а сардинский король сбежал в Рим.

А что же яблоко раздора – малышка Мария? Она была слабеньким ребенком и через год после своего рождения, в 1800 м, скончалась. Так закончилась эта загадочная любовная история с князем Чарторыжским. Было ли что между ними или не было – тайна сия велика есть, а осадок, как говорится, остался.

Современные беллетристы от истории рассказывают еще об одном увлечении Елизаветы Алексеевны: «Возможно, это обстоятельство (смерть Марии) подтолкнуло великую княгиню к отношениям с графиней В. Н. Головиной, выходящим за пределы чисто женской дружбы. Когда об этом «романе» стало известно Александру Павловичу, он не преминул объясниться с женой». На что они намекают? Что Елизавета Алексеевна была еще и лесбиянкой? Читаем дальше: «Однако история Александра Павловича и его сестры великой княжны Екатерины Павловны получила скандальную известность. Она была моложе старшего брата на одиннадцать лет, но их отношения явно выходили за рамки братских и сестринских». Опять же, что нам пытаются сказать – что Александр спал со своей сестрой? Вступил с ней в кровосмесительную связь? Не может быть – у него и без того женщин хватало. Так же и в отношении Елизаветы, которая якобы была лесбиянкой – она с легкостью могла завести себе очередного любовника-мужчину (что и подтвердилось в дальнейшем). Нравы-то были свободные – XVIII век на дворе как– никак. А впрочем, всякое может быть – история монархов знает еще и не такие примеры.

Потом случилось убийство Павла I, и новым императором в свои 23 года стал Александр I. Смерть отца на время сблизила Александра с женой. Придворный врач, в ту страшную ночь на 12 марта 1801 года, зайдя в покои Александра, застал его с женой, сидевших обнявшись. В первое время своего царствования он не забывал о той поддержке, которою ему оказала Елизавета Алексеевна в тот трудный момент. А потом снова наступило охлаждение – с 1802 года их супружество все больше и больше превращалось в формальность.

Сердцем Александра I завладела Мария Нарышкина. Она была урожденной княжной Святополк-Четвертинской, полькой по национальности. Ее отца убили во время очередного польского восстания за принадлежность к русской партии; Екатерина II забрала девочку в Россию и выдала ее замуж за богатейшего Дмитрия Нарышкина. Он был старше своей невесты лет на двадцать, не меньше.

Впервые Александр увлекся Нарышкиной еще при жизни своего отца. Дело в том, что Павел I приказал своему сыну давать балы в новом, еще необжитом, Михайловском замке. На Масленицу 1801 года он и заприметил на одном из таких балов божественной красоты Марию. Только он начал за ней ухлестывать, как тут появился вездесущий сердцеед Платон Зубов, который принялся соперничать с Александром. И вот оба умника додумались рассказывать друг другу, кто из них первым одержит победу. Через некоторое время Зубов показал Александру записочки, которые ему тайком передала Мария во время полонеза. Александру пришлось отойти в сторону и даже высказать неодобрение ее поступком.

Но вот Александр стал императором, и ловкая полька бросила Зубова и переметнулась к нему. Она стала невенчанной женой Александра I и первой красавицей России. Ее старый муж в петербургском свете получил прозвище «Великий магистр масонской ложи рогоносцев». А. С. Пушкину в 1836 году выписали диплом о принятии его в орден рогоносцев. Так вот магистром этого ордена и был Дмитрий Нарышкин, муж Марии. Он был прекрасно осведомлен о том, что его супруга сожительствует с императором, но не препятствовал этому – себе дороже. Как говорили тогда, «играл роль снисходительного мужа». Злые языки при дворе охаивали старика, «но не было ни одного мужчины, который бы осудил Александра, ибо Нарышкина была божественно хороша и оттого абсолютно неотразима». На самом деле высшее общество государя осуждало, а Елизавету Алексеевну «любили и жалели».

Связь Александра I с Марией Нарышкиной продолжалась около 15 лет. Он поселил ее во дворце рядом со своими апартаментами, окружил небывалой роскошью, появлялся на людях только с ней. У них было трое детей – Зинаида (которая умерла в младенчестве), Софья, скончавшаяся в 17 лет, и Эммануэль. Нахалка даже умудрялась сообщать о каждой своей беременности Елизавете Алексеевне, чем немало ее раздражала и огорчала. Последняя вынуждена была терпеть.

Мария Нарышкина была слишком любвеобильной и экстравагантной женщиной. Она не только изменяла мужу с Александром I, но и императору тоже! Злые языки называли ее «Минервой на час похоти». Считалось, что у Марии с Александром было трое детей, но на самом деле неизвестно, от кого она рожала. Вероятно, она даже сама этого не знала. Высказывалось предположение, что Александр вообще не мог иметь детей. (По крайней мере, ему фатально не везло с детьми – все его отпрыски умерли.) Своему лейб-медику Виллие он однажды заявил: «Господь не любит моих детей».

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.