Хроники разрушенного берега (сборник)

– Исключительно расслабляющее дело эти пожоги, – чуть ли не мечтательно говорил Валерий. – Как в бане побывал: весь организм оттаивает и размягчается.

Однажды его путь пересёк след недавно поднявшегося из берлоги медведя.

– Встревожился я, конечно. Поглядел, откуда след, и обошёл то место, куда он направлялся, как можно дальше.

Я спросил его, опасался ли он во время своего странствия хищников – тех же медведей или волков.

– Волков? Да я про них и не думал вообще. Медведя, конечно, опасался. Весна же, он только после берлоги, жрать ему нечего. Да, встречал их следы раз несколько на своём пути. На самого не наткнулся, слава богу. Но, по правде сказать, мне тогда казалось, что не для того я из самолёта живой выпал, чтобы меня эта косматая тварь под конец дела сожрала. Гораздо больше я боялся под лёд провалиться. Но Чистагай становился всё шире и шире, и я шёл прямо по руслу реки, делая даже на моих убогих лыжах по сорок километров в день. Вообще надо сказать, что после того, как я вошёл в ритм, мне сам переход казался таким же бытовым мероприятием, как и жизнь в поварне. Проснулся, сварил зайчатины, поел, встал на лыжи – и в путь. Часам к пяти снова остановился, попил воды с иголками, снова двинулся. Ближе к семи-восьми часам начинаешь выглядывать, где тут дров побольше. Нашёл подходящее место – ну галечник чистый, рядом деревьев навалено – жжёшь костёр, рубишь лапник. Брезентом прикрылся и спишь. Через семь дней я уже был на Калдане.

Здесь перед Бурзайкиным встала дилемма – двигаться вверх или вниз по реке. Дело в том, что на Калдане в то время стояло два посёлка – один в ста километрах выше впадения Чистагая, второй – в ста восьмидесяти ниже. По некоторому размышлению Бурзайкин направился к тому, что ниже.

– Теплело с каждым днём. По льду уже пошла вода. Я опасался, что придётся пережидать распутицу на берегу. В принципе, я на это и рассчитывал, но надеялся, что смогу выйти на стоящие на Калдане охотничьи избушки.

Однако избушек прямо по берегам реки я не обнаружил. Все они стояли чуть в глубине, в полосе тайги. Искать их у меня не было времени: вся моя энергия была подчинена одному – быстрее вниз, вниз! К людям! Теперь они казались мне совсем близкими.

На самом деле Валерий Бурзайкин вышел на посёлок Сватай перед самым началом большой распутицы. Запасные лыжи он так ни разу и не надел…

История вторая. Уйти или остаться?

В августе 1944 года бомбардировщик В-25 Mitchell готовился к взлёту в аэропорту «Уэлькаль». Вообще-то «Митчеллы» перегонялись на фронт в Европейскую Россию, где они использовались в качестве лидеров звеньев истребителей. Но этот бомбардировщик планировалось перегнать в одиночку в аэропорт «Черский» с грузом медикаментов и продовольствия.

Командир экипажа не ожидал от предстоящего полёта ничего неожиданного. В его распоряжении была превосходная машина с самыми современными для той эпохи средствами аэронавигации (достаточно сказать, что на «Митчелле» имелись радар и радиокомпас, практически неизвестные на наших самолётах такого класса), комфортным салоном, простая и удобная в управлении. Командир с сочувствием посмотрел в сторону отдельно стоящих на «взлётке» транспортников Г-2, переделанных из бомбардировщиков ТБ-3: там лётчики до сих пор летали в открытых кабинах.

С Чукотского моря, от плавающих вдалеке льдов, тянулся туман.

– Что по трассе с погодой? – спросил командир подошедшего штурмана.

– Как всегда. Частичная облачность, две-три тысячи. Побережье прикрыто туманом.

– Как обычно, да. Давай убегать, пока не поздно.

Погодные реалии на южном побережье Чукотского моря ничем не отличаются от таких же реалий на любом арктическом морском побережье. Зимой – короткий день (а в какой-то период и вовсе его отсутствие), мороз и чаще всего ясно. Весной – пурги как предвестницы перемен и наступления сонной, мрачной туманной летней слякоти. Ну и лето – вот оно…

Туман клубился уже в двух километрах от берега.

– Ладно, гони экипаж, – решился командир. – Пусть запускаются…

Экипаж В-25 на фронте состоял из шести человек: машина была вооружена до зубов и требовала двух стрелков у крупнокалиберных турельных пулемётов. Однако здесь, на трассе Аляска – Сибирь, в шести тысячах километрах от линии фронта, можно было обойтись и тремя. Так случилось и на этот раз: экипаж составляли командир, штурман и бортмеханик Сергей Слепцов. Предстоял обычный транспортный полёт, и единственным врагом самолёта и его экипажа была просто не очень хорошая погода.

Насколько «не очень» – предстояло узнать уже в воздухе.

В-25 взревел моторами и, несколько раз подскочив на неровной грунтовой полосе «Уэлькаля», медленно оторвался и поплыл над серо-зелёной полосой прибрежной тундры…

Грузная машина басовито жужжала, постепенно набирая высоту. По пути к «Черскому» фактически отсутствовали высокие горные хребты – это если двигаться по налётанной трассе вдоль побережья Северного Ледовитого океана. Но следование налётанной трассе подразумевало довольно значительный крюк, а этот крюк стоил воюющей стране сотен литров драгоценного горючего.

Здесь надо заметить, что В-25 Mitchell работал исключительно на американском бензине Б-100, который поступал к нам только из-за границы. Поэтому экономия этого топлива всячески приветствовалась командованием перегонного корпуса, и лётчики старались идти навстречу его пожеланиям. Ведь шла Великая Отечественная война…

На маршруте стояла разреженная облачность, позволявшая уверенно ориентироваться на местности. Однако ближе к устью Колымы низкая облачность Чаунской низменности постепенно сменилась высокими облаками, шедшими с материка. Бомбардировщик «крался» по фронтовой полосе – но не той, для которой он был создан, а по полосе столкновения океанического и континентального атмосферных фронтов – той, которая делает погоду в Арктике столь непредсказуемой и опасной…

Погода проявила себя сразу после прохождения долины реки Баранихи. Казалось, что впереди стоит сплошная серая стена, упирающаяся внизу в серые пологие сопки и уходящая практически в стратосферу.

– Возвращаемся? – пожал плечами командир.

Возвращение означало дополнительный расход топлива. Альтернативой возвращению могла стать промежуточная посадка на твёрдую галечную косу морского побережья. Но В-25 Mitchell – самолёт довольно тяжёлый, угадать степень плотности гальки с воздуха, пролетая над ней на скорости восемьдесят километров в час, очень сложно. Кроме того, командир летал в Арктике недавно и к внеаэродромным посадкам (довольно обычным, к слову, в период войны) был непривычен.

– Будем пробиваться, – ответил он на собственный вопрос.

Ему не возразили. Командир отвечает за всё.

«Митчелл», словно диковинный инструмент, ввинтился в стену сплошной облачности.

Когда в справочниках говорится, что по пути между Чаунской низменностью и Черским практически нет больших высот, это не совсем так. Массив на водоразделе Баранихи и Малого Анюя имеет высоты около полутора километров, да и восточнее существуют хребты, способные серьёзно затруднить продвижение бомбардировщика средней дальности.

В любом случае командир старался удерживать самолёт на высотах более полутора тысяч метров, что, по его мнению, страховало его от столкновений с отдельно стоящими вершинами. Радиомаяк «Черского» в этот день не работал, и штурман вёл машину по счислению.

Неприятности с двигателем начались сразу после того, как самолёт перевалил из бассейна Баранихи в бассейн Малого Анюя. Левый мотор начал греться, и командир сбросил на нём обороты. Самолёт начал снижаться. Точных карт этого района в то время не было, и командир летел по крокам с приблизительно нанесёнными на них направлениями русел рек и отдельно стоящих вершин.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.