Окружное шоссе
ModernLib.Net / Детективы / Мигицко Валерий / Окружное шоссе - Чтение
(стр. 5)
Плох только повод, вызвавший к жизни все это стремительное нагромождение впечатлений и поступков..." - Степное, - прерывая раздумья капитана, прокричал пилот. Зенич посмотрел вниз - село было маленьким, несколько десятков одинаковых аккуратных домиков вдоль дороги. - Садимся, - крикнул он и для убедительности ткнул вниз рукой. - Понял, - кивнул пилот. Сели в том месте, где прерывалась посадка, отделяющая дома от дороги, здесь был въезд в село. Это было шумное зрелище, но никто не вышел на него поглядеть. Убаюканное мерным шумом дождя, лежало перед ними село Степное, и гдето здесь, если верить документам рейса, жила одна из пассажиров. Симпатичная блондинка. Четвертая. "С чего начать? - прикидывал капитан. - Зайти в один из домов и спросить? Когда ближайшие соседи - всего лишь несколько десятков семейств, должны же они знать, кто, куда и зачем отсюда уезжает". Распахнув дверку кабины, он спрыгнул и обнаружил, что стоит на асфальте Въезд в село был асфальтирован и дорожка вдоль домов тоже. Зенич пересек дорожку и открыл калитку ближайшего дома. Метрах в пяти от аллеи, соединяющей калитку с домом, стояла большая будка. Пес, если он был в будке, наверное, дремал, и капитан беспрепятственно прошел к дому. Постучал. Появилась сумрачная баба. Спросила: - Чего? - Извините, это Степное? - Степное, - сказала баба, с подозрением глядя на Зенича. - Я ищу женщину, которая уезжала в Южное и сегодня ночью вернулась, изложил капитан свое дело. - А фамилия как? - Не знаю. - Тогда и я не знаю, - сказала она, всем своим видом давая понять, что не намерена продолжать разговор. "Безнадежно, - решил Зенич. - Интересно, они тут всегда такие или только по дождливым субботам?" - Ну, а власть у вас есть? - спросил он. - Какая власть? - Сельсовет. - Второй дом налево. Возвращаясь к калитке, он чувствовал на себе её взгляд. "Крутая женщина, - думал он. - А вдруг собаку спустит?" На фасаде второго дома слева не было никакой вывески, и капитан решил, что ошибся. Но вывески не было ни на соседнем доме, ни на доме рядом, и он вернулся к тому, на который указала женщина. Дверь дома неожиданно распахнулась, навстречу шагнул невысокий, плотного сложения мужчина с висячими в пол-лица усами, в дождевике и спросил в точности как баба: - Чего? - Здесь сельсовет? - Здесь, - сказал мужчина. - А вы кто будете? Зенич назвался. - Извините, товарищ капитан, - сразу подобрел мужчина. - Не ждали мы гостей. Ваш вертолет? - Наш. - Отлично стала милиция работать! Председатель здешнего сельсовета Марыганов, - наконец догадался представиться мужчина. - Прошу в дом. - Я спешу, товарищ Марыганов, - сказал капитан. - Поговорим здесь. Меня интересует молодая симпатичная женщина. Блондинка. - Блондинка? - хитро улыбнувшись, переспросил председатель. - Так бы сразу и говорили Симпатичных блондинок в наличии имеется три. Учительница, жена агронома, тоже агроном, и заведующая магазином, она же продавец. Заведующая как с утра укатила продукты получать, так ещё не вернулась. Учительница в школе, агрономша в поле... "Что ты мелешь?" - подумал капитан, а вслух спросил: - Какое поле? - Это я так, для рифмы, - пояснил председатель. - Грешен. Люблю другой раз в разговор рифму вставить. Вообще-то агрономша теперь дома. И учительница тоже. - Женщина, о которой идет речь, приехала сегодня ночью на автобусе из Южного, часа в три. Мог её кто-нибудь видеть? - В такое время вряд ли. Вот разве что сторож - Какой сторож? - Дед Марк. Магазин сторожит. Магазин - вон он... - Председатель показал. - А напротив как раз остановка автобуса. - Где сейчас сторож? - В магазине, где ж ему быть. Он там и живет, при магазине. - Проводите, пожалуйста. Магазин находился метрах в двухстах от сельсовета - традиционный сельский магазин, где продавалось все. На двери висел большой замок. - Нам не сюда, - сказал председатель. - Нам с другой стороны. Они обошли дом и, перешагивая через разбитые деревянные ящики, валявшиеся повсюду, приблизились к обитой железом двери, которую пересекал по диагонали массивный железный брус. - Закрыто, - констатировал Зенич. - Это для виду, - успокоил председатель. - И для продавщицыного спокойствия, чтоб дед не сбежал. Он изнутри дверь открыть никак не может. - Ну, а замок? - Днем это бутафория, - пояснил Марыганов. И добавил весело: - Кому надо, тот знает. - Он открыл замок, выдернул нижний конец бруса из паза, отвел брус в сторону, распахнул дверь и пригласил: - Прошу! Они вошли и попали в затхло-темный мир. Прямоугольник двери был единственным источником света в помещении, служившим, по-видимому, складом. - Где же ваш дед? - спросил капитан. - Здесь, - ответил председатель. - Никуда не делся. В дальнем углу кто-то зашевелился, и сиплый голос спросил: - Тебе чего, Ермолаич, бутылку? - Брось свои шутки, дед, - мрачно сказал председатель. - А ну выдь-ка, дело есть. В углу ещё долго кряхтели, потом, осторожно ступая, из темноты возник и приблизился ветхий безбородый старичок лет восьмидесяти, в фуфайке, в валенках, но без шапки. - Ружье где? - пугнул его председатель. - Почему без ружья? - Есть ружье, - сказал дед. - Есть. Возьму, если потребуется. Что-то тебя, сынок, не признаю, - сказал он Зеничу. - Ты наш, степновский? - Я из милиции, дедушка, - сказал капитан. - Я к вам по делу. - Зачем из милиции? - не понял дед. - Службу несем исправно. Никогда ничего не пропадало. - Товарищ тебя, дед, не проверять приехал, - объяснил председатель. - Он тебя кое о чем порасспросить хочет. - Пусть спрашивает, - разрешил сторож. - Спрашивайте, пока он в настроении, - шепнул председатель Зеничу. Старик крутой. Сдвинется винтик - слова из него не вытяните. - Вы сегодня ночью дежурили? - спросил капитан. - Дежурил. Я, сынок, всегда по ночам дежурю. - Где вы находитесь ночью? - В магазине. У двери ящик пристрою и сижу до утра. - Можно взглянуть? - Чего ж нельзя? Можно. Дед отошел к стене, нашарил и распахнул дверь в магазин. Капитан с председателем шли следом. Из двух больших окон магазина отлично просматривались и посадка, и дорога, и то место, где стоял вертолет. - Ух ты, ветрогон! - увидев его, сказал дед. - Не ветрогон, а вертолет, - поправил председатель. - Ну, вертолет. Твой, сынок, ветрогон? - Мой, дедушка, - сказал Зенич. - Да ты, я вижу, большой начальник! - удивился дед. - Ты давай спрашивай, я тебе все расскажу. - Вы всю ночь здесь сидите? - Дежурю, - уточнил дед. - Дежурите. Если кто под окнами ходит, видите? - Вижу. Только редко кто теперь ходит. В такую пвгоду по домам все больше сидят. А если и ходят куда, так это к нам, в магазин. - По ночам улица освещается? - Освещается, - сказал председатель. - Когда освещается, когда нет, - уточнил дед. - На столбе, что у магазина, лампочка не всегда горит. - Вчера горела? - Горела. - И вы видите все, что происходит на улице? - Все! - с гордостью сказал дед. - Он у нас на спор пять пустых консервных банок с пятидесяти метров из дробовика сшибает, - вставил председатель. - Все с первого выстрела. Есть такие, которые не верят. Так потом им это дорого обходится. "Лихой дед", - подумал Зенич. - Значит, автобусы, которые проходят по шоссе, видите? - спросил он. - Если останавливаются, вижу. - Сегодня ночью останавливался? - Было. - Приехал кто-нибудь? - Учительша наша. А с ней мужчина. Представительный такой, в светлое одетый. Он её под ручку держал. До дому проводил да там, видать, и остался. А чего? - отреагировал дед на предостерегающий жест председателя. - Девка интересная, молодая, да одинокая к тому ж. Мне б годков тридцать скостить... "Их уже пятеро, - отметил капитан. - Пятеро из шести, чье отсутствие на месте аварии объяснено. Только вот пусть мне кто-нибудь скажет, хорошо это или нет". - Домой, говорите? - переспросил он. - А где дом-то? - Да вон он, - показал дед в окно. ШЕСТНАДЦАТЬ ЧАСОВ ПЯТЬДЕСЯТ СЕМЬ МИНУТ Председатель сельсовета довел капитана до самого дома. - Спасибо, - поблагодарил Зенич. - Теперь я найду сам. - Хорошо, - сухо сказал председатель. - - Если что, так я в сельсовете. Повернулся и ушел не оглядываясь. "Странно и страшно вот так лезть в чужую жизнь, - думал капитан, пересекая дворик. - Нас волнует, все ли у неё в порядке, а ей, может, вовсе не надо, чтобы кто-нибудь об этом беспокоился. Я её никогда не видел и даже не знаю, как она выглядит, и вообще ничего о ней не знаю. Но это даже лучше, потому что, когда знаешь о человеке многое, всегда труднее обосновать моральную сторону подобного визита. Нам далеко не все равно, что будет в доме после того, как в нем уже не будет нас. Даже если пришли мы с архиблагородными целями. Да, гостей здесь не ждут и им не обрадуются". Он коротко и сильно постучал. Потом постучал ещё раз. Вышла женщина лет двадцати пяти. Стояла за стеклянной дверью, но не открывала и смотрела на Зенича. "Действительно красивая и действительно блондинка, - отметил капитан. Никогда бы не подумал, что в этой глуши могут отыскаться такие хорошенькие учительницы". - Я из милиции, - сказал он, не дождавшись вопроса. - Из милиции? - удивилась женщина. - Ко мне? - К вам, если вы Кузьменко. - Хорошо. - Она растерянно оглянулась и, не обнаружив никого у себя за спиной, щелкнула задвижкой. - Входите. Зенич вошел и протянул ей свое удостоверение. Повертев удостоверение в руках, она, так и не раскрыв, вернула его. - Слушаю вас. Приглашать его в комнату она не собиралась. Дверь в комнату была приоткрыта, но простенькие, в два цвета, гардины не позволяли увидеть, что происходит внутри и кто там есть. Затевать объяснение в таких условиях капитану было невыгодно. То, о чем они станут говорить, наверняка услышат в комнате. Кроме того, им обязательно надо побеседовать втроем. Вряд ли это устраивало Кузьменко, но тут уж Зенич ничего не мог поделать. - Пойдемте в комнату, - предложил он. - Разговор предстоит долгий. - Да, - смутилась она. - Конечно, пойдемте. - И вошла первая. Раз, два, три, четыре... Она сделала семь шагов - он машинально посчитал и остановилась у окна, прислонившись к стене. Комната была небольшой и уютной, с двумя окнами, выходившими в сад. Стол был накрыт к обеду: парил котелок с картошкой, помидоры, огурцы и лук выглядели очень впечатляюще - хоть натюрморт пиши. Но того, кого рассчитывал, капитан за столом не увидел, хотя приборов было два и две рюмки и стояла бутылка вина. "Он здесь, - подумал Зенич. - Он определенно где-то здесь". Прерывая затянувшуюся паузу, из соседней комнаты появился мужчина. Красным мохнатым полотенцем он вытирал лицо и что-то напевал. А потом отнял полотенце от лица, замер в недоумении, и капитан увидел, что он красив и что ему не больше сорока. - Товарищ из милиции, - коротко пояснила женщина. - Из милиции? - переспросил мужчина, изобразив веселое недоумение. - Чем это мы, скромные граждане, могли заинтересовать милицию? Он держался этаким бодрячком, но было видно, что он смущен происходящим. Капитан не дал ему возможности прийти в себя. - Капитан Зенич из уголовного розыска, - представился он, подавая мужчине удостоверение. - Тот поглядел в него. - Разрешите узнать, с кем имею честь? - Сергиевский, - назвался мужчина, помолчав. - Старший инженер областного управления "Сельхозтехника". - Позвольте, товарищ Сергиевский, взглянуть на ваши документы. - Я сейчас, - сказал Сергиевский. Скрылся в соседней комнате. Вернулся с пиджаком, долго рылся в карманах и наконец нашел свой паспорт. "Сергиевский Артур Петрович", - прочел капитан. Что ж, все верно. И про "Сельхозтехнику" верно. И про то, что инженер. Впрочем, зачем ему это скрывать? - Что делали в Южном, товарищ Сергиевский? - В Южном? - Мужчина не ждал подобного вопроса. - Ах, да, в Южном... Находился в служебной командировке. "Артур Петрович... Интересно, как его жена называет? Артуша, наверное. Как бы поделикатнее выяснить, почему он оказался здесь, - спрашивал себя Зенич. - Вопрос тонкий, и, пока я его не задам, они так и будут краснеть, и не глядеть друг на друга, и тянуть время. Нет уж, лучше сразу". Пока капитан прикидывал, с чего начать, мужчина сам пришел ему на помощь. - Вчера вечером домой возвращался, - сказал он. - А автобус поломался. Время позднее, непогода, транспорта никакого... А тут Лена... Елена Петровна... Мы с ней в дороге познакомились... Говорил он с большими паузами, и вся эта медлительность вытягивала душу. Зенич чувствовал себя неприятно, а женщина, наверное, тем более, но держалась, и только подергивание сплетенных пальцев да неестественная напряженность её позы выдавали волнение. - Она пригласила... и я пошел, потому что деваться, в сущности, было некуда, - на вздохе закончил инженер. - Вы не подумайте... - Я ничего и не думаю, - оборвал его капитан и посмотрел на женщину. Она кусала губы и, кажется, готова была разрыдаться. Качала головой, будто спрашивала себя: "Что же это я?" - Вот и хорошо, - обрадовался инженер, но капитан не расслышал его последних слов. Зенич пришел к ним с желанием ничего не испортить. Сейчас он чувствовал, что хочет совсем иного. "Странно, - говорил он себе. - Я моложе, я лучше, чем он, я один, я заслужил такую женщину. Может быть, я нужен ей, а она мне. Но сегодня здесь не я, а он. И не я её защищаю, а он предает. Несправедливо". Он понимал, что, думая так, думает обо всем, в чем его обошли. Несправедливость для него воплотилась в эту женщину, которая не принадлежала ему. - Я вас правильно понял? - настаивал инженер. - Вы сказали, что ничего не думаете? Значит ли это, что я могу идти? - Значит, - сказал капитан. - И если можно, то побыстрее. Через пятнадцать минут автобус до Приморска. Инженер не разобрал интонаций в голосе капитана. - Спасибо, - сказал он. Исчез в соседней комнате. Появился в плаще и, с заискивающей улыбкой глядя на Зенича, пошел к двери. - Артуша! - окликнула его женщина. - Вы забыли портфель. Споткнувшись на ровном месте, Сергиевский прихватил портфель и выскочил наружу. Глухо хлопнула дверь. - Ждете, что разревусь? - спросила капитана хозяйка. - Не дождетесь. - Ждал, - честно признался капитан. - Напрасно, - сказала женщина. И заплакала. Потом опрометью выбежала из комнаты. Оставшись один, капитан начал искать сигареты. Нашел. Но не закурил. Сломал сигарету и, не найдя, куда выбросить, сунул в карман. Сел за стол, на котором остывал обед. Спустя несколько минут в комнату вошла Лена Кузьменко и села напротив. Зенич отметил, что теперь она выглядела хуже. "Впрочем, - подумал он, слезы ещё ни одну женщину не делали привлекательнее". - Я живу одна, - сказала женщина, уткнувшись взглядом в стол-Давно уже живу одна, хотя так было не всегда. Я специально выбрала эту глушь. Хотела спрятаться от всех. Иногда одиночество тоже радость. Когда тебе уже тридцать, и ты одна, и преподаешь язык и литературу в пятых - восьмых классах в маленькой школе на два села, не так уж много у тебя радостей в жизни. Только иногда и эта твоя единственная радость поперек горла становится. - Я не дал бы вам больше двадцати пяти, - искренне сказал Зенич. "Постой, - сказал он себе, - ты, собственно, зачем здесь?" - Вы были вчера вечером в Южном? - спросил он, взяв официальный тон. Женщина подняла глаза. Она начала понимать, что он здесь не случайно. - Была, - сказала она. Он не стал спрашивать, с какой целью. Ждал. - Получила телеграмму от отца - мы не виделись уже три года. И вдруг его судно заходит в Южный. - Какое судно? - "Кустанай". Показать телеграмму? "Снова "Кустанай", - отметил Зенич. - Воистину, все в этом мире связано". - Не надо, - сказал он ей. - Выпросила отпуск на два дня и помчалась. А отцу не до меня. Он капитан, и у него разгрузка. Пришлось уехать на первом подвернувшемся автобусе. - По вине водителя этого автобуса сегодня утром произошла автомобильная катастрофа. - О господи! - тихо сказала женщина. - По дороге к вам подсел солдат. Кажется, пограничник... - Да. Он впереди сидел, рядом с шофером. Скажите, что с ним? Капитан не стал говорить "не знаю" - вряд ли такой ответ успокоил бы женщину. - Ничего серьезного, - сказал он. - А подобрали вы его где? - Сразу за городом. - Он что, "голосовал" или водитель остановился сам? - Голосовал. А шофер не видел или не хотел останавливаться. Словом, проскочил. Жалко стало парня - стоит ночью под дождем, в одном кителе... Крикнула шоферу. Остановился. Пограничник подбежал и сказал, что ему в Приморск. - Именно в Приморск? - Да, - повторила он. - Шофер показал, чтоб заходил. Пограничник вошел, и мы поехали. - Не помните, был у него какой-нибудь багаж? - Кажется, был чемодан. - Вспомните, пожалуйста, как выглядел этот чемодан. Женщина задумалась. - Маленький такой чемодан... - Вы сидели впереди. Слышали, о чем говорили шофер с пограничником? - Не слышала, - сказала она с виноватым видом. - Как по-вашему, куда ехал этот парень? - Думаю, он ехал в отпуск. - Почему вы так решили? - Он был очень веселый, несмотря на то что промок. Кроме того, он был с чемоданом. - Значит, после того как вы сошли, в автобусе остался один пассажир пограничник? - Да, он один, - грустно сказала женщина. - Когда автобус ушел и мы... и мы остались на дороге, я подумала: вот счастливый! Молодой, уверен в себе, едет домой... Знаете, я не завидовала ему тогда. В ту минуту я почти поверила... Она замолчала. Потом спросила: - И все-таки что с ним? - С ним все в порядке, - сказал капитан и встал. Он поймал себя на мысли, что ему не хочется уходить. - Благодарю вас, - сказал он. - За что? - смутилась женщина. - Это я должна благодарить вас. Когда вы пришли сюда и... произошло то, что произошло... В общем, впервые в жизни мне стало по-настоящему жаль себя. Сейчас я говорю себе: можно что-то придумать. - Всегда можно что-то придумать, - сказал Зенич. - Спасибо, - сказала Кузьменко. - За что? - смутился капитан. - Спасибо, - повторила женщина. И улыбнулась. ВОСЕМНАДЦАТЬ ЧАСОВ - Занято, - сказал Мытарев, повесив трубку. - Если она вдруг прилетела, это прошло мимо меня. Не могу дозвониться... Сразу же прошу учесть вот что это выяснилось буквально сейчас. Некто, предположительно тот же человек, которого видели в лодке, вчера днем, когда Цырин был в Южном, интересовался им в гараже, а сегодня утром встречал на автовокзале. - Следил? - предположил Зенич. - Возможно. - Следил и выследил... - повторил капитан. - Вы уверены, что это один и тот же человек? В ограблении кассы, с Цыриным и без Вула, судя по всему, участвовали трое. Цырина убил второй. А где же третий? - Ваши соображения? - По версии Киреева, которую я склонен поддержать, они сыграли на единственной слабости в системе охраны кассы. Касса на втором этаже. Пульт централизованной системы блокировки - на первом. Пока кассирша спускается со второго этажа на первый, помещение кассы бесконтрольно. Пятнадцатого кто-то, очень хорошо знающий Литвинову, задерживает её на втором этаже. Сообщник в это время действует в кассе. Третьему, то есть Цырину, выпадает переправить деньги в Приморск? - А Вул? - Вула они попросту подставили. Они уверены, что он будет молчать. - Не забудьте ещё одной важной вещи, - сказал полковник. - Цырин боялся Вула. После того как Вула арестовали, он стал бояться его ещё больше. Мы исходим из того, что Вула они подставили совершенно сознательно. Вариантов, исключающих этот страх, не существует. Если Вул заговорит - Цырин попался; ну а если смолчит - то рано или поздно он все равно появится на свободе, и тогда нашему шоферу придется ещё хуже. Такова логика рассуждений Цырина. Мысль исчезнуть, уйти от сотоварищей, тех, кто рядом и кто за решеткой, но от этого не менее опасен, должна стать навязчивой идеей Цырина. Он ищет возможность исчезнуть и, по-видимому, находит её сегодня ночью на тридцать шестом километре. "Он прав, - подумал Зенич. - Он мыслит начерно, но как часто в нашей работе путь усреднений и обобщений оказывается самым верным! Это потому, что идеальные ситуации существуют только в воображении". - Давайте сводить все воедино, - продолжал Мытарев. - Во время стоянки в Южном Цырин встречался с кем-нибудь? - Не установлено. - Выехал по расписанию? - Минута в минуту. - В каком был состоянии? - Пассажиры показывают - в нормальном. Всю дорогу разговаривал с пограничником. - Что говорят о пограничнике? - Говорят, что выглядел отпускником, с чемоданом, очень веселый. - Веселый, - задумчиво повторил полковник. - И вот ещё что, - вспомнил Зенич. - Водитель не хотел подбирать пограничника, но пассажиры упросили. Вернее, пассажирка. - Да? - оживился Мытарев. - Интересно. Учительница с инженером сошли в Степном около трех часов утра. С Цыриным остается только солдат. После Степного автобус нигде не останавливается и сходит с маршрута, повернув на Окружное шоссе. Почему? - Цырин спешит. - Спешит... Вам, Владимир Николаевич, не кажется странным, что ночью по пустынной трассе расстояние в сто километров скоростной автобус проходит за два с лишним часа? - Кажется, - признался капитан. - Катастрофа произошла около шести утра. И когда встал вопрос о встречном и попутном транспорте, выяснилось, что, кроме "Жигулей" Платникова и "уазика" рыбхоза, в течение часа через пост ГАИ не проходила никакая другая машина. Это дало повод старшему лейтенанту Мехтиеву утверждать, что автобус на Окружном шоссе никто до столкновения не видел. По-видимому, он ошибся. Если Степное Цырин прошел в три утра, то на тридцать шестом километре, вероятнее всего, был часов в пять. Стало быть, его могли видеть с машины, которая проходила пост до пяти утра. Или с автобуса, следовавшего в Стркжи: он миновал пост в четыре пятьдесят шесть. Эти четыре минуты вычеркнули его из списка Мехтиева. - Значит, выводы Мехтиева неверны? - Вы заметили, я сказал "могли видеть". Но могли и не видеть. Расхождение во времени около получаса. Я лично склонен объяснить это тем, что Цырин где-то после Степного останавливался. Подождем с догадками. - Полковник посмотрел на часы. - Автобус из Стрюков должен вот-вот вернуться. Поезжайте на вокзал и поговорите с водителем. ВОСЕМНАДЦАТЬ ЧАСОВ ТРИДЦАТЬ МИНУТ - Вася! - позвал диспетчер. - Слышь, вылазь! С тобой хочет поговорить товарищ из милиции. Сначала показалась кепка. Под кепкой сверкнули глаза. Дверца распахнулась, и из кабины вывалился шофер. - Василий Нетреба, - представил диспетчер водителя - Я вам больше не нужен? - Нет, спасибо, - сказал Зенич, и диспетчер, кивнув, ушел - Слушаю вас, товарищ из милиции, - сказал Василий Нетреба, маленький человек лет сорока пяти со смешной фамилией. - Капитан Зенич. Поговорить, товарищ Нетреба, надо. Ну, хотя бы вон там, под навесом. - Лучше в автобусе, - предложил Нетреба. - Сухо, и никто не мешает Не дожидаясь согласия капитана, он влез в кабину и открыл переднюю дверь. Зенич вошел в салон и сел рядом с водителем. Сел и тут же вспомнил, что в таком же вот кресле ехал пограничник, а за рулем сидел Цырин. - Вы сегодня ночью ездили в Стркжи? - спросил капитан. - А вы разве не знаете? - Ну, я, допустим, знаю... - Так точно, ездил, - подтвердил водитель. - В котором часу? - Выехал в половине пятого. - По дороге, а точнее, на Окружном шоссе встречали кого-нибудь? - Встречал. - Кого? - Да Цырина, водителя нашего. "Попали, - подумал капитан. - Только спокойнее. Он ничего не знает об аварии". - На каком километре? - На сороковом, пожалуй. "Ошиблись, черти, - вспомнил капитан Мехтиева и его людей. - Цырин был там раньше, чем вы высчитали. Правда, место Нетреба называет неточно, но это несущественно. Он и не мог назвать его точно". - Время не помните? - Минут в десять шестого дело было. Я остановился. Снова удача. - Остановились? Для чего? - Его автобус стоял на обочине, без огней. Мало ли что... Вижу - машина наша. Вышел посмотреть. Заглянул в салон... - И что, был там кто-нибудь? - Не было никого. - А двери? - Двери были открыты. Я в кабину глянул - ключи на месте, чемоданчик на сиденье стоит. - Чемоданчик? - Чемоданчик, - подтвердил Нетреба. - Небольшой такой. Двери, ключи, чемодан... Может быть, потом Цырин вернулся? А пограничник? - И что же, так никого и не нашли? - Нашел, - сказал шофер, который, как заметил капитан, не видел в этой ситуации ничего необычного. - Только выхожу, смотрю - Цырин идет, водитель. - Откуда идет? - Из плавней. Они метрах в двадцати от того места начинаются. Оттуда и шел. - И вам не показалось это странным? - Не показалось. - Шофер выразительно улыбнулся. - Мало ли что человек мог делать в плавнях. - С Цыриным разговаривали? - Перекинулись парой слов. Он сказал, кардан полетел. Будет ждать попутную машину, чтобы вызвать аварийку. - Больше ни о чем его не спросили? - Спросил, где пассажиры. Сказал, что было всего несколько человек, но все сошли в Холмах. Такое у нас часто случается, особенно ночью. "Вот оно, - сказал себе капитан. - Цырин солгал насчет пассажиров и что поломан, и он что-то делал в плавнях. Нечто такое, после чего потребовалось оставить автобус и уходить. И снова тот же пресловутый двенадцатичасовой барьер. Он не побоялся все бросить, даже после того как его заметили. Кажется, утром осматривали плавни в районе катастрофы. И все-таки надо взглянуть самому". - Я понимаю, товарищ Нетреба, что вы устали, и все-таки попрошу вас поехать со мной, - сказал он водителю. - Куда? - На трассу. На то место, где вы встретили Цырина. - Когда? - Сейчас. - Какие разговоры, - неожиданно легко согласился Нетреба. - Поехали, раз надо. ДЕВЯТНАДЦАТЬ ЧАСОВ ДВАДЦАТЬ ТРИ МИНУТЫ Тридцать шестой километр. Унылые деревья вдоль дороги. Плавни. Гнетущую их бесконечность скрадывает туман, но от этого она ощущается ещё отчетливее. Дождь. Пустынно. Автобус и машину уже убрали. И только белые полосы на асфальте - нанесенные специальным составом, они использовались для воссоздания ситуации столкновения - напоминают об аварии. Капитан остановил машину на обочине и посмотрел на Нетребу. - Пойдемте, - пригласил он. - Покажите, где вы его встретили. - Покажу, - кивнул Нетреба. - Только не здесь это было. - Ближе? Дальше? За поворотом? Покажите где, я подъеду. - Совсем не здесь, - повторил шофер. - А где? - Километрах в двух. - Вы точно помните? - взволнованно спросил Зенич, чувствуя, как заползает в сознание безотчетное ожидание чего-то непоправимого. - Было темно, и все могло выглядеть по-другому. - Точно помню, - повторил Нетреба. - Здесь поворот, а там прямой участок и плавни ближе к дороге. И ещё там асфальт сильно выбит, а здесь он в порядке, вы же видите. Он знал, что говорил. Он ездил по этой трассе не первый день. ДВАДЦАТЬ ЧАСОВ Откинувшись на сиденье, капитан ждал. Рядом, молчаливый и бледный, сидел Нетреба. Водителя трясло противной мелкой дрожью, и Зеничу казалось, что трясет машину. "Сейчас приедут, - думал капитан. - Это хорошо, что они приедут. Надо, чтобы было шумно и много людей. Одиночество вдвоем и тишина - плохие спутники в подобных ситуациях. С ними особенно остро ощущаешь всю непоправимость случившегося и страх, который можно приглушить, но от которого невозможно избавиться совсем. Этот парень тоже так считает. Он совсем сдал и смотрит на меня с каким-то собачьим выражением в глазах. Как будто я что-то могу изменить. Ни черта я не могу. И плохо мне так же, как тебе. Ты это понимаешь, дружище? Только плохо нам по-разному. Мне плохо потому, что я это допустил. И не вздумай оправдывать меня, пожалуйста, что, мол, ничего я об этом не знал и вообще был в другом месте. Лучше молчи, как молчишь". Желтый "рафик" с синей полосой на кузове вынырнул из дождя и начал тормозить, наполнив все вокруг отчаянным визгом. Шел он с хорошей скоростью, и метрах в пятнадцати от машины его начало уводить вправо. Чтобы не задеть "Волгу", водитель вывернул влево, и автобус, развернувшись поперек дороги, остановился. Открылась задняя дверка, и на асфальт тяжело спрыгнул следователь прокуратуры Марущенко. Появились практикант, Бежан и Емелин. Последним с чемоданчиком в руках аккуратно спустился Камоликов.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7
|