Валерий Мигицко
      ОКРУЖНОЕ ШОССЕ
      ПРИКЛЮЧЕНЧЕСКАЯ ПОВЕСТЬ
      "ПЯТНАДЦАТОГО НОЯБРЯ ИЗ КАССЫ ЮЖНОГО СУДОРЕМОНТНОГО
      ЗАВОДА НЕИЗВЕСТНЫМИ ЛИЦАМИ ПОХИЩЕНО 84 ТЫСЯЧИ РУБЛЕЙ ПРЕСТУПНИКИ
      СКРЫЛИСЬ"
      (Телекс в областное управление внутренних дел)
      "Пятнадцатого ноября в шестнадцать часов четырнадцать минут сработала блокировка двери кассы. Работники охраны завода, оперативно прибыв на место, задержали гражданина Вула, ранее судимого, полтора месяца назад освобожденного из мест заключения. У него обнаружены ключи от кассы и сейфа, а также пустой мешок. Осмотр помещения кассы показал, что сейф вскрыт. Деньги в сумме 84 тысяч исчезли.
      Свое причастие к краже задержанный отрицает".
      (Из материалов следствия)
      ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ НОЯБРЯ, СУББОТА,
      СЕМЬ ЧАСОВ ТРИ МИНУТЫ
      В дверях его остановил молоденький сержант и спросил документ.
      "Спокойствие, - сказал себе Зенич. - Во-первых, вы в штатском. А во-вторых, ваша популярность не так велика, как вы сами об этом думаете. Этот паренек вас, например, не знает".
      Он показал удостоверение.
      Дежурный козырнул:
      - Проходите, товарищ капитан.
      - Прошу прощения, что потревожил вас в законный выходной, - приветствовал Зенича оперативный дежурный майор Бузницкий.
      Он мог бы и не извиняться, но это было приятно.
      - Сейчас приедут из ГАИ. Они вам расскажут обо всем лучше меня, - ещё сказал майор.
      Через несколько минут в кабинет к Зеничу вошел старший лейтенант Мехтиев. Это тоже было приятно, потому что Зеничу хотелось, чтобы приехал именно он. Впрочем, капитан тут же помрачнел. Он не любил, когда с самого начала все складывалось, как хотелось.
      - Здравствуй, - глухо сказал Мехтиев. В одной руке он держал фуражку, во второй планшетку. Сапоги его были в грязи, и галифе, и куртка.
      - Здравствуй, - сказал Зенич. - Садись, пожалуйста.
      Мехтиев посмотрел на диван, на стул, на батарею центрального отопления и остановил свой выбор на стуле. Положил на стул фуражку с планшеткой Расстегнул молнию куртки. Сел.
      Обхватил лицо руками. Спросил:
      - Когда ты последний раз там был?
      - Месяца три назад, - подумав, ответил Зенич.
      - Лето... - сказал Мехтиев. - Река. Девушки... - Он помолчал. - Сейчас там болото. Видишь, в каком я виде?
      Зенич не перебивал его - слушал.
      - На тридцать шестом километре Окружного шоссе это случилось, - продолжал старший лейтенант. - Часа полтора назад. Двое на "Жигулях" ехали... Скорость на повороте не сбросили и прямо в автобус. Оба пассажира ранены. Без сознания.
      - Кто они! - спросил капитан.
      - Главный инженер механического завода Платников и его сын. Слушай дальше. Этот автобус - рейсовый. Шел в Приморск из Южного. А внутри - никого. Ни пассажиров, ни водителя. Их там не было, понимаешь?
      - Не понимаю.
      Мехтиев внимательно посмотрел на капитана и покачал головой.
      - Не понимаешь? - повторил он, оживляясь. - Ну, хорошо. Я на КП у "клеверного листа" дежурил. "Жигули" эти видел - машины в такое время редко ходят. Проехали они, а минут через двадцать "газон" подскакивает. Водитель сумасшедший весь. - Псих! - Авария, кричит, на тридцать шестом километре. Они вдвоем - он и экспедитор. Рыбхозяйства машина. Рыбу на завод везли. На месте аварии первыми были.
      Я посчитал - минут через десять. Не видели они ни пассажиров, ни водителя! Теперь тебе понятно?
      - Понятно, - серьезно сказал Зенич. - Мотор автобуса работал?
      - Нет. До столкновения автобус стоял на тридцать шестом километре полчаса, не меньше. Света в салоне нет. Габаритные огни не горят. Его не видно за поворотом. Те, в "Жигулях", тоже не видели.
      - Автобус в порядке?
      - Почти.
      - Я водитель автобуса, - вслух размышлял капитан. - В момент столкновения я нахожусь в автобусе и делаю вывод, что виновен в аварии. Я пытаюсь исчезнуть. Правильно?
      Мехтиев кивнул.
      - А куда в таком случае делись пассажиры? Если они вообще были...
      - Были. В салоне мы нашли чемодан. Чемодан большой, вещи дорогие. Нельзя забыть такой чемодан!
      - Предположим, что были пассажиры и что по каким-то причинам они сбежали вместе с водителем. Куда?
      - Места там сам знаешь какие, - сказал старший лейтенант. - Справа река. Слева, до самого лимана, плавни.
      Ближайшее село в пятнадцати километрах. В город можно проехать только через пост ГАИ.
      - Значит, их кто-то подвозил.
      - Не подвозил. За последний час по этому участку трассы в обе стороны проходили только "Жигули" и "газон".
      Зазвонил телефон. Зенич сиял трубку.
      - Мехгиев ещё у вас? - спросил его оперативный.
      - Да.
      - Прошу вас зайти вдвоем.
      - Полчаса назад на городском автовокзале зарегистрировано прибытие автобуса из Южного, - сообщил он им у себя в кабинете. - Того самого, который стоит сейчас на тридцать шестом километре.
      СЕМЬ ЧАСОВ ДВАДЦАТЬ ВОСЕМЬ МИНУТ
      - Как это могло случиться? - добивался начальник автовокзала.
      - Не знаю, - глотая слезы, отвечала девушка-диспетчер.
      Несколько минут назад её, не объясняя ничего, сменили
      и привели в кабинет. Не чувствуя за собой вины, испуганная видом своего злого, невыспавшегося шефа, она разрыдалась и не сказала ничего вразумительного.
      - Оставьте её, - вмешался Зенич. - Пусть успокоится.
      А на вопрос, как это могло произойти, попытайтесь ответить вы.
      - Вас интересует, могла ли диспетчер не заметить автобус? - спросил начальник автовокзала. - Пойдемте. Это надо увидеть самому.
      Они остановились у домика, в котором сидели диспетеры.
      Окна домика выходили на перрон. Здание автовокзала отсекало перрон от площади. Площадь с перрона не просматривалась.
      - С шести утра до девяти у нас пиковое время, - объяснял начальник - Сами видите, что делается. Стоянок на перроне всего двенадцать. Обеспечить и прием и отправление мы в этот период не в состоянии. Автобусы, прибывшие из рейсов, останавливаются на площади - из диспетчерской их не видно.
      Шофер принес документы - диспетчер знает: машина прибыла. Забрал-значит ушла. Так у нас всегда... То, что произошло сегодня, - впервые.
      - Вы упомянули о документах рейса, - сказал капитан. - Я хотел бы взглянуть.
      Документы сообщили немногое. В Южном на рейс было продано пять билетов четыре до Приморска и один до маленького села Степное, расположенного в ста двадцати километрах от города.
      - Объясните, пожалуйста, почему автобус пошел по Окружному шоссе, а не повернул в Монастырском направо, в объезд лимана, - попросил Зенич начальника, внимательно изучив документы.
      - По Окружному шоссе путь до города на семнадцать километров короче. Дорога спокойная, хотя и похуже. По ночам, особенно если пассажиров мало, шоферы предпочитают этот путь.
      - Значит, автобхс должен был прибыть в Приморск раньше времени, указанного в расписании. А отметка о так называемом "прибытии" сделана почти на час позже.
      - Для ночного рейса, да ещё по такой погоде... Задержался в пути. Долго стоял на остановках.
      - Это можно как-то проверить?
      Можно. Продолжительность стоянки на каждой станции фиксируется дежурным Понятно, - сказал капитан. - И последний вопрос. Сегодня схббота. Где был Цырин в прошлую пятницу?
      Начальник порылся в своих бумагах.
      Выходило, что пятнадцатого ноября днем Цырин находился в Южном и в шестнадцать тридцать выехал обратным рейсом в Приморск.
      СЕМЬ ЧАСОВ ПЯТЬДЕСЯТ МИНУТ
      Этот старый-старый дом был обречен на снос. Двор пустовал сейчас, утром, в дождь, спросить было не у кого. Пришлось заглянуть в каждое парадное. Всего их было пять, и нужное оказалось самым дальним от подъезда. Квартира была па первом этаже. "Коговы" - значилось над звонком. Рядом висела другая табличка "Цырины", - под которой карандашом было приписано: "Стучать". Капитан позвонил.
      - Сейчас, - донеслось изнутри. - Слышу.
      Дверь распахнулась, и пожилая женщина с крючковатым носом на пунцовом лице вопросительно уставилась на Зенича.
      - Капитан Зенич из уголовного розыска, - назвался он.
      - Имеете какую-нибудь бумагу? - спросила женщина.
      - Имею. - Он протянул удостоверение.
      Женщина долго глядела в него. Потом пригласила войти.
      - Это я Котова, - громыхнула она. - Мы на кухне поговорим, хорошо? Мои ещё спят.
      Снять плащ она Зеничу не предложила. Присесть тоже. Мрачно рассматривала гостя.
      - Пришли, наконец, - сказала она. - В исполком, значит, жаловаться, прежде чем явиться соизволите?
      Котова ждала прихода милиции, капитан это понял.
      - Вы меня с кем-то путаете, - предположил он, надеясь поскорее выяснить недоразумение и перейти к долу.
      - Путаю, как же! - взорвалась женщина. - Это я вам про Сенькина писала. Я, слышите?
      - Про какого Сенькина?
      - Или вы не знаете?
      - Не знаю, - искренне признался Зенич. Он чувствовал себя в идиотском положении обороняющегося, прекрасно понимал, что теряет время, но никак не мог решиться оборвать свою крикливх ю собеседницу.
      - Имейте в виду, - кричала женщина, - у меня двое мужчип в доме, и, если вы не примете мер, они с ним сделают то же, что он со мной. Они ему покажут, как меня с лестницы швырять!
      Речь, по-видимому, шла о какой-то квартирной склоке, и капитан на мгновение пожалел, что не находится на месте незнакомого ему Сенькина, который, очевидно, совершенно заслуженно спустил эт" шумную особу с лестницы.
      - Ну, хватит! - резко оборвал он её. - Я по другому делу.
      Прерванная на полуслове, женщина изумленно уставилась на него.
      - Меня интересует ваш сосед Цырин, - продолжал капитан.
      - Его нет дома, - моментально отреагировала Котова. - Ни его, ни жены.
      - А были?
      - Ай-ай-ай! Наш Миша - и вдруг милиция, - вела Котова в другую сторону. Тут какое-то недоразумение.
      - Так был он сегодня дома? - повторил капитан, использовав последние остатки сдержанности.
      - Он ночью куда-то ездил. Он ведь шофер. А утром вернулся.
      - Когда?
      - Часов в семь Может, чуть раньше.
      - Вы видели его?
      - Конечно, видела Мы с Ниной, женой его, на рынок собрались. А тут он входит. Потом они пошли к себе и спорить стали.
      - О чем?
      - Никогда не подслушиваю чужих разговоров! - заявила Котова-Тем более, что они юворили шепотом.
      "Так уж ты и не слышала", - подумал Зенич.
      - Ну, кое-что я, правда, слышала. Миша все упрашивал её, чтоб не шумела.
      - Потом? - подбодрил её капитан.
      - Нина выскочила, хлопнула дверью. Следом Миша выходит.
      - Он за ней бросился? Остановить хотел? Удержать?
      - Бросится он - дождетесь! Поставил чемодан на пол и запер дверь.
      - Какой чемодан?
      - Маленький такой чемоданчик. Он с ним пришел.
      - А разве он пришел с чемоданом?
      - Фу ты, господи, ну конечно!
      - Это был чемодан Цыриных?
      - Нет, не их. Я его раньше не видела.
      Это было уже кое-что. Правда, чемодана не заметила диспетчер. Впрочем, в толчее на перроне, на которую они валили всё, могла и проглядеть.
      - Припомните, как выглядел чемодан - Не помню.
      - Вы сказали, что это был маленький чемодан?
      - Я сказала? Маленький.
      - Цвет?
      - Не заметила. Кажется, коричневый.
      - Кожаный?
      - Не помню Ну, такой, какие теперь делают - Значит, Цырип запер дверь и ушел Не знаете к"да?
      - Не знаю, - сказала Котова. - Не знаю, и все. Слушайте, - начала она доверительно, - хоть они мне и соседи, но, должна вам сказать..
      Неожиданно она замолчала.
      Капитан оглянулся - за его спиной стояла неслышно вошедшая молодая женщина.
      - К тебе товарищ из милиции, насчет Миши, - предс!авила их друг другу Котова. - Интересуется чемоданчиком! - и отошла к плите, всем своим видом демонстрируя, насколько ей безразлично то, что произойдет дальше.
      - Ко мне? - испуганно переспросила Цырина. - Пожалуйста...
      Тонкая, очень бледная, она открывала дверь своей комнаты, стараясь не смотреть на Зенича, и было видно, с каким трудом это ей удается.
      Комната, куда она пригласила капитана, двумя окнами выходили во двор. Дверь, прикрытая простенькими портьерами, вела в другую комнату, поменьше, где спала девочка.
      Обстановка в первой комнате была обычная, разве что игрушек много: на окнах, на столе и диване стояли, лежали, свисали с потолка симпатичные куклы и разные зверьки. Это придавало комнате добрый вид.
      Цырина сидела в кресле напротив Зенича и напряженно ждала.
      - Где ваш муж? - осторожно спросил капитан. - Я должен задать ему несколько вопросов.
      Женщина словно окаменела.
      - Он сейчас единственный может помочь нам разобраться. Произошла тяжелая авария. Столкнулись легковая машина и его автобус. А он... Словом, он пытается скрыться.
      - Я об этом ничего не знаю, - вырвалось у Цыриной Нет, она не заплакала, как ожидал капитан. Сидела, нервно кусая губы, уставившись в одну точку поверх его головы.
      Зашипели висевшие на стене ходики. Выскочила деревянная птичка и кукукнула восемь раз. Женщина вздрогнула.
      Зенич встал и осторожно прикрыл дверь в другую комнату.
      То, что здесь происходит сейчас, не должно мешать сну ребенка. Цырина поблагодарила кивком.
      - Где ваш муж? - мягко повторил капитан.
      - На рыбалке.
      - Как на рыбалке? - поразился Зенич.
      - Он сказал мне, что едет туда.
      Рыбалка... Конечно, жене Цырин мог сказать что угодно, но, когда человек в течение нескольких часов совершает одну за другой нелепости, невольно начинаешь предполагать какуюто закономерность в его действиях.
      - Он собирался на рыбалку?
      - Нет.
      - И все-таки поехал. Почему?
      - Не знаю.
      - Каким он был, когда вернулся?
      - Я на кухне... Он меня не видел - и сразу в комнату. Пошла за ним. У кровати стоит и смотрит на ребенка... И вообще он был... мокрый весь. Жалко его стало...
      - Вы сказали, что он на дочку смотрел. Он, когда по утрам возвращается, что, сразу к ней?
      - Пока спит, стараемся её не тревожить. Разбудишь - она потом целый день капризничает.
      - Вас не удивило, что он вошел к ней?
      - Удивило. Только больше удивил его вид. Я в другую комнату его вывела, спрашивать стала, случилось что? А он мне вдруг и говорит: "На рыбалку еду". "Какая, говорю, рыбалка, дождь на дворе" Он в крик. Стыдно вдруг стало соседка ж все слышит. Выскочила я под дождь, бегу, сама не знаю, куда. Потом поостыла, вернулась. А у двора его увидела. Он в такси садился. Крикнула даже не оглянулся.
      Такси - это был след.
      - Теперь о чемодане, - продолжал Зенич. - Ваш муж пришел с чемоданом?
      - Да. С маленьким таким, потертым.
      - Ваш чемодан?
      - Нет. Миша сказал, что чемодан его просили передать в Приморск.
      - Из Южного?
      - Да.
      - В последнее время он привозил что-нибудь из Южного?
      - Однажды он привез... мешок.
      - Когда?
      - Недавно. На прошлой неделе.
      - Вспомните, пожалуйста, поточнее.
      - Погодите, кажется, в прошлую пятницу. Да, в пятницу вечером.
      "Пятнадцатого", - отметил про себя капитан.
      Что было в мешке, Цырина не знала. И ещё выяснилось, что шестнадцатого утром Цырин тоже поехал на рыбалку и мешок забрал с собой.
      ВОСЕМЬ ЧАСОВ ДВАДЦАТЬ МИНУТ
      Зенич гнал машину по загородному шоссе вдоль моря.
      Оживленная ещё несколько месяцев назад, дорога была пустынна сейчас, и дачи пустовали, и лагеря, а сверху было видно пустынную кромку берега. Непривычный вид знакомых мест навел грусть. Было зябко и тревожно.
      Сразу за конечной остановкой трамвая капитан свернул влево Дорога привела к обрыву. Пришлось выйти и посмотреть.
      Правее от того места, где стоял капитан, совсем рядом с берегом замерла одинокая лодка. В лодке сидел рыбак. Прямо внизу располагались неказистые строения рыбачьего причала. Спуск был рядом, в нескольких метрах. Площадка у спуска хранила свежие следы протекторов, и Зенич подумал про такси.
      Капитан вернулся в машину и съехал вниз, на причал. Его никто не встретил. Выключив мотор, он вышел и услышал, как шумит дождь. Он посмотрел на море и не увидел лодки. То место, где она, по его предположениям, стояла, закрывала от взглядов с причала скала.
      Зенич обошел причал и в окошке будки у пирса заметил свет Заглянул в окошко На лежанке спал какой-то человек.
      Постучал. Человек не реагировал на стук. Тогда капитан вошел.
      - А? Что? - вздрогнул человек, просыпаясь. - Кто это?
      Зенич объяснил.
      - А вы кто? - спросил он.
      - Сторож, - сказал человек. - Додон моя фамилия, если интересуетесь.
      Сторож сел на лежанку, выставив для обозрения небритую физиономию и не первой свежести нижнюю рубаху. Щека, на которой он лежал, была красной. Лет ему было около шестидесяти.
      - Я ищу Цырина, - сказал капитан. - Он был сегодня?
      Сторож зевнул.
      - Понятно, что ищете, раз розыск, - сказал он. - Был Цырип. Был.
      - Где он сейчас?
      - Рыбачит, где ж ему быть?
      - За скалой его лодка?
      - Его. Бычок гам хорошо берет. Больше никого сегодня не было.
      - Подбросьте меня к нему, - попросил Зенич. - У вас есть на чем?
      Сторож ударился в размышления.
      - Берегом долго, - наконец сообщил он. Последовала затяжная пауза - И грязно к тому ж - Снова пауза - На лодке быстрее. Только вот нету лодки.
      - Так уж и нету? - усомнился капитан. Он не торопил сторожа. Он знал эту категорию людей и не был уверен, что сторож вообще сдвинется с Mecia, если в разговоре с ним употребить слово "быстрее" или повысить голос.
      - С мотором нету, - уточнил сторож. - Зато есть катер, - продолжал он в той же тональности. - Подойдет катер?
      - Подойдет.
      - Понятно, подойдет, раз им быстрее, чем на лодке. Ну, тогда я одеваюсь.
      Катер был пришвартован к пирсу и накрыт брезентом.
      В том месте, где брезент просел, образовалась лужа Сторож полез первым Выплеснув воду в море, аккуратно сложил брезент. Сел на место водителя и начал заводить мотор Мотор заволокло дымом Он покашлял и затих.
      - Не заводится? - поинтересовался Зенич.
      - Понятно, не заводится, раз нет бензина, - сказал сторож и испытующе посмотрел на капитана. Но капитан глядел в другую сторону - на скалу, которая скрывала лодку Цырина.
      Подействовала на сторожа выдержка Зенича или нет, но с этого момента Додон начал спешить Принес канистру с бензином. Наполнил бак. Поставил канистру на пирс. Завел мотор и показал, чтобы капитан садился. Зенич влез в катер. Сорвавшись с места, катер устремился к скале По лицам полоснул дождь Ветровое стекло не спасало от брызг.
      - Погодка, а? - кричал сторож, вытирая лицо рукой Он выглядел куда живее, чем несколько минут назад.
      Описав полукрут, катер обогнал скалу, и показалась лодка Цырина. Сторож сбавил ход и повернул к лодке.
      Цырин слышал, что подходит катер, но не оглянулся. Он сидел на корме в дождевике с иоднжым капюшоном, похожий со спины па снеговика грязного зеленого цвета Капитан заметил, что в руках у него нет удилища.
      Сторож выключил мотор, и катер ткнулся в борт лодки. От толчка фигура в дождевике покачнулась и с глухим стуком упала на дно лодки.
      ДЕВЯТЬ ЧАСОВ ШЕСТЬ МИНУТ
      Приехали криминалист старший лейтенант Бежан, судебномедицинский эксперт доктор Камоликов и лейтенант Емелин из розыска, - люди, вошедшие в состав оперативной группы, которую возглавил он, Зенич Четвертым в милицейском "рафике"
      был два дня назад появившийся в управлении практикант отдела уголовного розыска, тихий, постоянно смущенный парень.
      Приехали прокурор города и следователь прокуратуры.
      Следователя Зенич не знал.
      "Марущснко", - назвался следователь. Он вызвался плыть к лодке. Прокурор остался на берегу и, нервно покуривая, топтался у машины.
      Сторож тоже хотел плыть. Зенич попросил его остаться.
      Смерть Цырипа глубоко тронула Додона Он снова помрачнел, разговаривая, часто тряс головой и не скрывал волнения. Это была естественная реакция человека, потрясенного внезапным трагическим известием. Беседовали они в его будке.
      Выяснилось, что пришел Цырин с чемоданчиком, который забрал с собой в лодку. В лодке чемоданчика не было, и капитан сказал сторожу об этом.
      - Он взял, - повторил сторож.
      Еще он вспомнил, что в прошлую субботу Цырин тоже рыбачил и мешок с собой принес. "Краска для лодки", - объяснил Цырин сторожу.
      Капитан спросил, видел ли сторож краску.
      - Нет, не видел.
      Если Додон не путал, все так называемые "посылки" из Южного заканчивали свое путешествие здесь, на причале. И одна из них была отправлена пятнадцатого.
      Капитан спросил о лодкax: был ли кто-нибудь на воде, когда Цырин выходил в море?
      Этого сторож не знал.
      - Я спал, - угрюмо отвечал он.
      - А мог быть?
      - Рыбаки около восьми часов сети смотрят.
      - Каждый день?
      - Да.
      - Где стоят сети?
      Додон показал.
      - А причал их где?
      - Отсюда не видать. По шоссе в сторону города первый поворот направо и вниз.
      Причал рыбколхоза занимал немного места: короткий на ржавых железных сваях пирс, десягок баркасов под навесом, гора пустых ящиков, аккуратный, на одну комнатку, домик.
      Зепич остановил машину у домика.
      Появился человек в кожаной куртке. Присмотрелся. Пригласил в дом.
      - Капитан Зснич из уголовного розыска, - назвался капитан, входя.
      Стол, три стула, старый график на степе, диван и маленький сейф в углу это была конторка.
      - Понимаю, - выразительно сказал человек, будто действительно понимал, чем продиктован визит Зенича на причал. - Бригадир рыбколхоза имени Чапаева Рябов Присаживайтесь, товарищ капитан.
      - Благодарю - Зепич сел - Ваш баркас, тот, который сети ходит смотреть, вернхлся?
      - Вернулся. Да л"чше б они не смотрели Паршивый улов, скажу я вам, бензин даром жгли. Но для вас пару килограммов найдем - гости у нас в почете.
      - Я по делу, товарищ Рябов.
      - Понимаю, - сразу посерьезнел бригадир.
      - Кроме баркаса, ваших лодок в море сегодня не было?
      - Нет.
      - Где сейчас люди с баркаса?
      - Трое домой пошли. Четвертый, Жохов, звеньевой, - здесь. Мотор забарахлил, он смотрит. Позвать?
      - Не надо. Проводите меня к нему.
      Жохов находился в последнем от домика баркасе. Звеньевой копался в моторе, пыхтел и чертыхался.
      - Коля, - тягуче позвал его бригадир. - Слышь, вылазь.
      К тебе пришли. Товарищ капитан из милиции.
      - Здравствуйте, товарищ Жохов, - сказал Зенич.
      Опираясь на борт, Коля поднялся, продемонстрировав двухметровый рост, фигуру штангиста и мрачную физиономию.
      - Из милиции? - переспросил он. - С милицией дел не имел и не имею.
      - В таком случае разрешите поздравить вас с дебютом, - сказал капитан. Вы были сегодня в море?
      - Я вас оставлю на минуту, - сказал бригадир. - Я сейчас. - И ушел.
      - Ну, был, - нехотя отвечал Жохов. Он продолжал стоять в лодке, возвышаясь над Зеничем на добрых полметра.
      - Так. А с мотором что? - зашел капитан с другой стороны.
      - Отказал, - мрачно ответствовал звеньевой. - На обратном пути. - Он пнул мотор ногой. - Бандуру такую на веслах вертеть - дураков нету. Завтра нехай сами на ней идут.
      - Значит, на веслах назад добирались?
      - И как это вы догадались? - съехидничал звеньевой.
      - Отставить! - тихо, но внятно сказал капитан, и Жохов перестал улыбаться. - Попадался кто-нибудь на обратном пути?
      - Попадались. Рыбаки вроде, - с сомнением сказал Жохов - Почти у берега. Нас отнесло течением, и мы выскочили аккурат на них.
      - Они что, ловили?
      Черт их знает, что они там делали. Одному вроде плохо было.
      - Плохо? - взволнованно переспросил капитан.
      Жохов это заметил.
      - Ну, да, - повторил он. - На корме лежал. Мы спросили второго, в чем дело. Ответил, что укачало.
      - Вам не показалось странным, что человека укачивает в такого погоду?
      - Я на море двенадцать лет, - сказал звеньевой. - А меня самого другой раз в штиль укачивает.
      - Вы предлагали им помощь?
      - Спросили, не надо ли чего. Л тот, второй, показывает на чемоданчик - он на банке стоял - и говорит, что там у него такое лекарство есть - мертвого поднимает!
      - Чемоданчик. - повторил капитан - Тот, кому плохо было, как выглядел?
      - Дождевик на нем был. Лицо капюшон закрывал.
      - А второй?
      - Второй в плаще. В нейлоновом. Парень лет тридцати.
      Когда капитан закончил с Жоховым и уже сидел в машине, появился бригадир с пластиковым мешочком рыбы.
      - А как же это? - спросил он, указывая на мешочек.
      - Иди ты со своей рыбой, - посоветовал ему звеньевой. - Тут не до рыбы.
      - Понял, - серьезно повторил бригадир, глядя вслед "Волге".
      ДЕВЯТЬ ЧАСОВ СОРОК ВОСЕМЬ МИНУТ
      - У меня скромные известия, - сообщил Камоликов.
      Судебно-медицинский эксперт замолчал, тщетно пытаясь прикурить от допотопного вида зажигалки, которую берег ещё с войны.
      - Возьмите спички - Зенич протянул ему коробок.
      - Благодарю. - Камоликов в ответ протянул пачку "Беломора". - Закуривайте.
      Емелин отказался. Капитан взял папиросу и прикурил от зажигалки, которая все-таки сработала.
      - Разверзлись хляби небесные, - сказал Камоликов. - А что э го вы, молодые люди, торчите под дождем, когда вокруг масса удобных навесов? Попытка остудить подобным образом разгоряченные головы обычно приводит к простуде.
      И дейспзителыю, - поддержал Зенич. - Давайте поищем какое-нибудь укрытие.
      Выбрали дощатое строение, в котором на зиму были сложены лодки. Стояли в открытых дверях, дымили.
      - Удар, вероятнее всего, нанесен сверху, - докладывал Камоликов. Повалили на корму и ударили. Под курткой - байковая рубашка, ворсистая такая, знаете, и теплое белье.
      Крови снаружи совсем нет.
      - Какие-пиб"дь побочные явления? - спросил Зенич.
      - Ушиб затылочной части головы.
      - Сопротивлялся?
      - Вероятно. У убитого на мизинце правой руки длинный ноюгь. Ноготь в крови. Я полагаю, Цырин нанес тому, второму, глубокую царапину или порез на левой шеке или на шее.
      - Ногтем до крови? - засомневался Емелин.
      - Ох уж мне эта недоверчивая молодежь, - вкрадчиво сказал Камоликов. - Во все их нужно ткнуть румяным личиком, иначе не убедить. У меня, правда, нет ногтей, но давайте я вас поцарапаю.
      - Брэк! - вмешался капитан. - Оставьте его, Василий Сергеевич, дорогой. Разве вы не видите, он в нокдауне. Но уверяю вас, на счете "три" он придет в себя и надает вам сдачи.
      Все заулыбались.
      - Уже пришел, - сказал Емелин. - И наношу ответный удар. Лодка стояла метрах в пятнадцати от берега. Глубина там с полметра. У борта валун. Рядом второй. И так до самого берега. Пройдешь и ног не замочишь. В склоне вырублена лестница. Она ведет прямо к трамвайной остановке Там же автобусы. Такси...
      - Чувствительный удар, - сказал Зенич. - Надо искать от остановки Людей порасспросить - может, видел кто этого второго.
      - Кто он, второй? - подал голос следователь Марущенко. - Как выглядит? Как в лодку попал? Ведь сторож его не видел.
      - Сторож спал, - сказал капитан. - А в лодку этот второй мог сесть там, за скалой. С причала не видно. По-видимому, и Цырин не нуждался в свидетелях, раз пошел туда. Не бычков же он там ловил!
      - Пустите погреться двух мужчин с хорошими вестями? - спросил Бежан, появляясь в дверях и шумно отряхиваясь.
      В руке он держал канистру. Сзади стоял практикант. Канистра была и у него.
      - С хорошими пустим, - сказал Зенич. - Потеснитесь, братцы.
      Все подались назад, освобождая место для вновь прибывших.
      - Вот, - сказал Бежан, ставя канистру у ног Зенича - Любуйтесь.
      - Чем? - спросил капитан.
      - Ах, да, - спохватился Бежан, - необходимо маленькое вступление Ну, вот, - торжественно начал он. - Заглянули мы в бак той лодочки. А он пуст. Бензина - на самом донышке.
      Непонятно. Кто в море собирается, первым делом в бак смотрит. Значит, не смотрел Цырин. Странно. А вот две канистры зачем-то с собой взял - вы их перед собой видите. Сторож сказал, Цырина канистры, у него в курене стояли. Посмотрели мы те канистры повнимательней и увидели... Кстати, не моя идея его. - Бежан кивнул на практиканта.
      - Под руководством товарища старшего лейтенанта, - вспыхнул практикант.
      Канистру обступили и с интересом рассматривали. На расстоянии примерно одной трети от верха внутри было приварено второе дно. Настоящее дно канистры держалось на внутренней петле. Тонкая металлическая полоса, ходившая во внутреннем пазу, служила запором. В закрытом положении канистра ничем не отличалась от обычных "Тихий рыболов". Цырин, видать, был большим мастером по различного рода специфическим поделкам.
      - А теперь посмотрим другую, - предложил Бежан.
      Вторая канистра открылась легко. Вывалился плоский, во всю длину потайного пространства пакет, перевязаный бечевкой. Капитан взвесил его на вытянутой руке - тянуло килограмма на четыре. Потом развернул и посмотрел - в пакете находились деньги, аккуратно уложенные пачки купюр разных достоинств. Какая сумма покоилась в канистре, нельзя было сказать даже приблизительно. Во всяком случае, там было очень много денег.
      ДЕСЯТЬ ЧАСОВ ДЕВЯТНАДЦАТЬ МИНУТ
      Дежурные в управлении поменялись несколько минут назад Несколько минут назад майора. Бузницкого сменил подполковник Одинцов, заместитель начатьника отдела уголовного розыска. В выходные и праздничные дни оперативными дежурными всегда назначались руководящие офицеры отделов. Появление Одинцова было весьма кстати.
      - Хорошо, Владимир Николаевич, что к этому подключи лись вы, - сказал оперативный Зеничу - Наши в Южном неделю сидят, и все бестолку, к сожалению. Кстати, прокурор распорядился привезти Вула, а я дал команду вернуться Чистоусову и всем остальным. Сейчас звоню шефу. Дождался, так сказать, всего букета и звоню.
      Начальника отдела уголовною розыска полковника Мыта рева дома не оказалось.
      - В аэропорту, - объяснит Одинцов капитану. - Встречает дочь. А Марья Александровна, как всегда, деликатно попросила не морочить ему голову. Эх, если бы наши жены хотя бы в полгода раз бывали в нашей шкуре. Представляете, Владимир Николаевич, звонят вашей супруге часа в три ночи и просят немедленно прибыть на службу.
      - А поскольку трубку снял глава семейства, то все это сообщается ему, улыбнулся Зенич - Знаете, я этого не представляю.
      - Забыл, - сказал оперативный - Вы человек холостой Ну, ладно. Помните чемодан с вещами, который нашли в автобусе? Все они только что из магазина и большинство - австрийского производства. Эксперт и решил, что чемодан принадлежит моряку. Логично? Правда, моряк какой то странный - бросил свое добро. Единственное судно австрийской линии, которое сейчас находится в Южном, - "Кустанай". Оно вчера пришло.
      Пока оперативный звонил в отделение милиции на аэровокзале и распоряжался разыскать Мытарсва, капитан просмотрел сводку происшествий по маршруту следования автобуса. В районе села Выпасного инспектору рыбнадзора при попытке задержать браконьеров нанесены легкие телесные повреждения, браконьеры скрылись Не то. Южное - драка в ресторане "Волна", задержаны четверо Не то. А это вообще неизвестно как сюда попало - в районе карантин - ящур. Все остальное было примерно в том же духе.
      Список уволенных на берег с "Кустаная". Список недлинный, всего трое штурман, боцман и механик. На всякий случай Зенич снова заглянул в сводку нет, среди участников драки в ресторане не было моряков с "Кустаная".
      - Ничего интересного, - сказал он.
      - Ничего, - согласился оперативный - Возможно, здесь не все. Глубинка. Участковый на десять сел. Что-то могли и упустить.
      - Меня все время беспокоит автобус, - признался капитан - Труп нам приготовили. Деньги мы нашли случайно. Ну, а если сегодняшние поступки Цырина определило именно то, что заставило его бросить автобус? Нельзя же предположить, что он отправился на причал, заранее зная, что обречен.
      - Кроме того, его действия чересчур осмысленны для обреченного, подхватил оперативный - Вот выясним, откуда деньги, и сразу станет ясно, что за птица ваш Цырин.
      - Убийцу по данным, которые у нас сейчас есть, отыскать практически невозможно Новые надо искать вокруг рейса, я убежден.
      - Несколько минут терпения, и вы будете точно знать, кто такой ваш Цырин Искусный взломщик или автодорожный маньяк, помешанный на идее любыми средствами воспрепятствовать движению в районе тридцать шестого километра Окружного шоссе Хотя после того, что вы нащупали на причале, я почти не сомневаюсь в первом.
      - Я тоже.
      - Вот тогда и беритесь за автобус. Кстати, когда вы работали на причале, звонил Мехтиев. Тех, из рыбхоза, которые первыми оказались на месте аварии, отпустили под честное слово отвезти рыбу на завод. И вот эти ребята сдержали слово и объявились. Сейчас, наверное, они на пути к нам.
      Это была одна новость. Вторую несколько минут спустя капитану сообщил Бсжан.
      - Деньги те самые, которые пятнадцатого были украдены в Южном. Ровно половина суммы.
      ДЕСЯТЬ ЧАСОВ СОРОК ТРИ МИНУТЫ
      Приехал Мытарев.
      - Не даете соскучиться, черти, - беззлобно сказал он, выслушав оперативного с Зеничем. - Лучше бы сделали чтонибудь с погодой. Ситуация чрезвычайно тревожная, - строго сказал он капитану у себя в кабинете. - Пока вы докладывали, я надеялся, что кража в Южном и то, что произошло сегодня, два разных дела. Оказалось, что нет, и все окончательно запуталось. Знаете, что меня сейчас больше всего беспокоит? История с автобусом и пятью пассажирами, которые по причине, прямо или косвенно связанной с кражей, не добрались до места. Мы начнем с этой пятерки. Мы должны знать, что с людьми все в порядке, а тридцать шестой километр - случайность. Впрочем, некий внутренний голос подсказывает мне, что случайностей в этом деле быть не должно.
      "Хорошо, что он пришел к такому же выводу", - подумал капитан.
      - А сейчас, - продолжал полковник, - не будем терять времени и перенесемся на тридцать шестой километр Начнем оттуда С подробностями кражи вы ознакомитесь в Южном.
      - Я уезжаю?
      - Придется. Но об этом позже
      - Что заставило этого Цырина бросить автобус? - вслух рассуждал Мытарев, глядя на карту области. - И связана ли причина бегства именно с тридцать шестым километром!
      - Очевидно Автобус оставлен в очень неудобном месте.
      Есть и другие доказательства панического состояния водителя.
      - Например?
      - Пустой салон. Чемодан, который забыли.
      - Не хочу вас разубеждать, но, по-моему, это неубедительно. Человек, испугавшийся чего-то, не станет бросать такое надежное средство передвижения, как автобус, и доверяться собственным ногам, даже если человек этот - чемпион мира в стипль-чезе. Кстати, последующие шаги Цырина убеждают, что действовал он разумно. Но странно, скажете вы. Согласен. По ведь и странные поступки имеют такую же разумную мотивировку, как любые другие. Все дело в точке зрения.
      - Значит, вы считаете, что все началось не на тридцать шестом километре?
      - Как раз я так не считаю. Но не исключайте этой возможности. Убедите меня, что пятеро пассажиров сошли гденибудь по дороге, и я вам тут же скажу, что некая мысль, которую Цырин обдумывал уже много дней, побудила его к немедленным действиям именно на тридцать шестом километре.
      "Нечем крыть", - подумал Зенич. Он фантазировал сейчас - всегда легче начинать не с нуля. Но возможно, он попал в самую точку.
      - Теперь другое, - продолжал Мытарев. - Какова роль Цырина в ограблении? Кто он - соучастник, курьер или случайный человек?
      - Второе. Скорее всего, второе. Вспомните чемодан, который он все время таскал с собой.
      - Вы считаете, что деньги они перевозили по частям?
      - Вероятно.
      - Это меня как раз и настораживает. Если деньги хранились в канистрах, то тогда что это вообще за чемодан? В деле о краже на заводе гораздо больше вопросительных знаков, чем километров от Приморска до Южного. Вникните, убедитесь сами. Но кое-что все-таки не вызывает сомнений. Например, время, когда был задержан Вул В котором часу Цырин пятнадцатою выехал из Южного!
      - В шестнадцать тридцать.
      - По документам? - уточнял полковник.
      - Да.
      - Это надо проверить. А пока не вижу для Цырина другой роли, кроме курьера, - Вула ведь задержали в шестнадцать четырнадцать.
      - Карьер, посвященный в подробности?
      - Не исключено. Возможно, поэтому и убрали.
      - Что показывает Вул?
      - Ничею разумною. Поминает беса, который его случайно попутал.
      - Вы ему вepитe?
      - Ни единому слову.
      - Сообщники!
      - Он их отрицает.
      - Но ведь деньги исчезли!
      - Пустили в ход и это! Козырь. Говорит, что кому-то повезло больше, чем ему - А если он не врет? - предположил Зенич.
      - Смешно все это - попытка ограбления череэ несколько минут после того, как в кассе уже кто-то побывал. И потом, откуда у него ключи?
      - Как он сам это объясняет?
      - Говорит, что нашел. Как вы думаете, этому можно верить? Вы вели его предыдущее дело. Не помните, Цырин тогда проходил в каком-нибудь качестве?
      - Нет, но ручаться не могу: шесть лет прошло.
      - Надо поднять дело.
      - А как быть с логикой? - спросил капитан. - Не вижу я логического основания в сегодняшних поступках Цырина.
      - И все-таки логика в них, пожалуй, есть.
      - Какая?
      - Логика спешки. Попробуйте по-другому объяснить, ну, хотя бы появление Цырина на автовокзале. Предположим, что пассажиров к тридцать шестому километру в автобусе уже не было и что последнее каким-то образом связано с кражей. Где у нас пост ГАИ?
      - Вот. - Капитан показал.
      - Остановили бы там автобус?
      - Он шел из карантинного района...
      - Значит, остановили. Проверили бы документы. Обнаружили отсутствие пассажиров, а может, что-нибудь еще. Возможно, задержали бы, что, разумеется, Цырина не устраивало.
      Второй вариант. Он бросает автобус и не является на вокзал.
      Некоторое время автобус ждут, потом начинаются звонки, поиски, находят автобус и, естественно, начинают искать водителя. Тоже не подходит. Остается третий вариант, который Цырин и осуществил. А теперь, представьте, что катастрофы не было - все обнаружилось бы на полдня позже. А точнее, перед обратным рейсом.
      - Но тогда почему он так "следил" по дороге? Полдня не играют роли. Мы повторили бы его путь через двенадцать часов и в конце концов все равно достали
      - Вот-вот, - обрадовался Мытарев. - Вы тоже заметили, не правда ли? По-видимому, в его планы не входило замести следы. Ему нужны были именно эти полдня, а возможно, и несколько часов. Сработай его план - и сейчас он был бы там, где достать его мы не могли. Только так я это объясняю.
      - Осечек было две, - задумчиво сказал Зенич. - Первая - катастрофа поставила его план под угрозу срыва уже в самом начале, о чем Цырин не знал. Вторая оказалась для него роковой. А что, если убийца Цырина продолжает путь своей жертвы, руководствуясь тем же призрачным двенадцатичасовым барьером?
      - Это, в сущности, ничего не меняет. Какую-то эти подлецы видели дополнительную гарантию собственной безнаказанности. Но какую? Мало фактов. Как вы думаете, кто ещё мог оказаться свидетелем сегодняшней деятельности Цырина?
      - Пассажиры автобуса.
      - Понятно. Еще?
      - Шофер такси, на котором Цырин приехал на причал.
      - Ищут?
      - Да. Шофер машины, на которой он добирался до города. Это была машина, иначе по времени не получается.
      - Что известно?
      - В течение часа до столкновения по этому участку трассы проходили всего две машины: "Жигули" Платникова и "газик"
      рыбхозяйства.
      - В этом районе нет проселочных дорог? Объездов?
      - Нет.
      - Еще минута, и мы с вами, Владимир Николаевич, ударимся в мистику, улыбнулся полковник. - Конечно же, он не перелетел по воздуху. Когда тема исчерпана, надо смелее оперировать фактами. "Газик" не подбирал Цырина?
      - Не подбирал - Давайте прикинем. В котором часу Цырин бросил автобус?
      - Примерно в половине шестого.
      - Когда автобус обнаружили люди из рыбхоза?
      - В шесть десять.
      - Будем исходить из того, что Цырин не прятался в кустах в ожидании попутного транспорта. Сколько времени "газик"
      простоял на тридцать шестом километре?
      - Минуты две-три.
      - Как быстро перемещался потом?
      - Судя по тому, когда машина пришла на пост ГАИ, - со скоростью километров шестьдесят в час.
      - Так. За это время Цырин мог быть примерно вот здесь.
      Взгляните. Что вы видите?
      Капитан посмотрел на карту.
      - Подъем.
      - Затяжной подъем с левым поворотом на вершине. Лучшего места для того, чтобы вскочить в кузов, и не придумаешь. Разумеется, все это ещё предстоит доказывать. Но пока ничего другого предложить не могу. Вот и все, Владимир Николаевич. - Мытарев взглянул на часы. - Вас ждет вертолет. Вам лететь в Южное. Начните оттуда. Будем двигаться навстречу друг другу. Место встречи тридцать шестой километр Выясните: возможно, Цырин знаком товарищам из райотдела. Связь каждый час, с каждым новым фактом - немедленно. В Южном вас встретит старший лейтенант Киреев, он работал вместе с нашими по заводу. Вопросы?
      Вопросов у капитана не было.
      - Тогда летной погоды, Владимир Николаевич. Впрочем, на наш вертолет это понятие, кажется, не распространяется.
      Оставшись один, Мытарев позвонил по телефону.
      - Девушка, рейс тысяча шестьсот девятый, - мягко сказал он в трубку. - Да, из Новосибирска... Задерживается? А насколько? Я понимаю, что от вас это не зависит... Да, конечно.
      Спасибо. Будем ждать.
      "Что ещё остается?" - сказал он себе.
      ДВЕНАДЦАТЬ ЧАСОВ ДЕСЯТЬ МИНУТ
      - Южное! - закричал пилот.
      Машина заложила вираж, скользя к земле, и открылся город. Аккуратный и чистый, он раскинулся вдоль реки, как полк, построенный к параду, и даже дождь не очень сбивал его бравый вид. Особого движения внизу не наблюдалось.
      Лишь в порту было заметно оживление: над баржей с открытыми трюмами бойко хлопотали краны, железнодорожный состав втягивался на причал и какой-то катерок пересекал пустынный рейд.
      Сели за городом, на площадке, которую самолеты сельскохозяйственной авиации, работавшие в районе, использовали под аэродром. Унылое это было место: хилые рощицы с трех сторон и здание склада с четвертой. По инерции вращающийся винт ещё сотрясал корпус, а от здания к вертолету уже мчался "уазик". Подлетел, резко затормозил, разбрызгивая грязь. Из машины выскочил старший лейтенант лет сорока, полный, с маленькими усиками. Представился:
      - Старший лейтенант Киреев.
      - Капитан Зенич. Поехали, товарищ Киреев.
      - В райотдел, - сказал Киреев водителю.
      - Есть какие-нибудь новости? - спросил Зенич, когда они поехали.
      - Никаких, - огорченно ответил старший лейтенант. - Вот разве что ваши утром уехали.
      О том, что оперативная группа управления, работавшая в Южном, отозвана в Приморск, капитан уже знал от Одинцова.
      - В таком случае новости есть у нас, - сказал он. - Деньги нашлись. Точнее, половина суммы. Но нет сомнения, что и вторая половина тоже вывезена из Южного. Вам знакома эта личность? - Капитан показал Кирееву фотографию Цырина.
      - Кто такой? - спросил старший лейтенант, повертев фотографию в руках.
      - Водитель автобуса Цырин. Его машина обслуживала рейс до Южного. В таком сочетании это вам ни о чем не говорит?
      - Не припоминаю.
      - Три часа назад Цырин убит в Приморске. Вот у него-то и обнаружена половина денег. Есть основания думать, что и вторую половину, исчезнувшую, он хранил у себя.
      - Слишком много новостей, - мрачно сказал старший лейтенант. - Подождите, товарищ капитан. Дайте опомниться.
      Он промолчал до самого райотдела и даже не взглянул на капитана. И только у себя в кабинете, протягивая Зеничу папку с материалами дела, выразительно посмотрел на него - держи, мол, дорогой товарищ из области, и скажи, как тебе все это понравится.
      Капитан перехватил его взгляд, но не отреагировал и уткнулся в папку. Она хранила множество всяких документов:
      протоколы допросов, заключения экспертов, результаты осмотра места происшествия. Подобранные в хронологическом порядке, эти бумаги заключали в себе всю информацию, собранную райотделом по делу об ограблении кассы судоремонтного завода в Южном. События, насколько об этом позволяло судить содержимое папки, разворачивались следующим образом.
      Пятнадцатого ноября в пятнадцать часов кассир Литвинова в сопровождении стрелка ВОХР Васина доставила из банка восемьдесят четыре тысячи рублей заработную плату персонала завода за первую половину месяца. Поскольку семнадцатое число, платежный день завода в банке, приходилось на воскресенье, эту операцию осуществили пятнадцатого, в пятницу. Деньги кассир совместно с тем же Васиным перенесла из машины в кассу и закрыла в сейфе. До шестнадцати часов Литвинова безотлучно находилась в кассе. Так как в понедельник кассиру предстояло выдавать зарплату двум сменам и задержаться после окончания рабочего дня, она, по предварительной договоренности с главным бухгалтером, в шестнадцать часов закрыла кассу, сдала ключи и на заводском автобусе, который забрал рабочих первой смены, уехала в город. В шестнадцать часов четырнадцать минут сработала блокировка двери кассы. Работники заводской охраны, прибыв на место, обнаружили при попытке вскрыть двери некоего гражданина Вула, как выяснилось впоследствии - ранее судимого. Во время задержания гражданин сопротивления не оказал. У него были изъяты ключи от кассы и сейфа и пустой мешок. Последующий осмотр помещения кассы и сейфа показал, что сейф вскрыт, а деньги исчезли. Свое причастие к краже задержанный категорически отрицает.
      "Чертовщина какая-то, - подумал капитан. - Конкуренция? Соперничество? Это хорошо, что Вула взяли у двери, иначе пришлось бы вместе с милицией вызывать и "скорую помощь": вида пустого сейфа он бы не вынес. Интересно, как все это объясняет кассирша?"
      Капитан нашел протокол первого допроса Литвиновой.
      "Так, - отмечал он, пробегая его глазами, - родилась... училась... сын... разведена... Вот!"
      Киреев. Вы вдвоем в кассе работаете?
      Литвинова. Вдвоем.
      Киреев. Кто вторая?
      Литвинова. Кошанская Валентина Степановна.
      Киреев. Где она теперь?
      Литвинова. В отпуске.
      "Начинается", - подумал Зенич. Конечно, то, что деньги украдены в отсутствии второго кассира, могло быть чистой случайностью. Другое дело, когда случайность работает на преступников. Иди тогда разберись, случайность это на самом деле или нет.
      Киреев. Когда было решено, что Кошанская в отпуск уйдет в ноябре?
      Литвинова. График мы знаем уже в феврале.
      Киреев. Что, Кошанская сама просилась на ноябрь?
      - Действительно Кошанскую поставили в отпуск на ноябрь? - спросил капитан, оторвавшись от протокола.
      Литвинова. Нет, это её главный бухгалтер поставила.
      - Все точно, - сказал Киреев. - Я проверял.
      Киреев. Когда вы работаете вдвоем, кто ездит за деньгами?
      Литвинова. Я.
      Киреев. А Кошанская?
      Литвинова. Только когда я в отпуске. А так все время я.
      Киреев. Как проходит получение денег?
      Литвинова. Директор машину дает, беру охранника, и едем. В банке получаем деньги и возвращаемся на завод.
      Киреев. За время вашей работы в должности кассира были у вас неприятности, связанные именно с получением денег?
      Недодачи? Задержки?
      Литвинова. Не было ничего такого. Деньги я лично пересчитываю. Перед тем как ехать, звоню в банк, спрашиваю, все ли у них готово.
      Киреев. А в этот раз?
      Литвинова. Все было, как всегда.
      Зенич понимал, куда ведет старший лейтенант. Примененный преступниками вариант, несмотря на то что привел к положительным результатам, имел много слабостей, главную из которых - блокировку - им удалось как-то обойти.
      Куда более перспективным представлялось нападение на кассиршу по пути из банка к машине или от машины к кассе.
      Киреев. Я просил бы вас, Любовь Ивановна, припомнить подробности вчерашнего дня. Чем занимались с утра? Что делали на заводе до того, как поехали в банк? С кем встречались? О чем говорили?
      Литвинова. Утром отвела сына в садик. К девяти была на заводе. Открыла кассу.
      Киреев. Вы производили выдачу денег?
      Литвинова. Как всегда. Командировочные выдавала.
      Киреев. В кассе, значит, были деньги?
      Литвинова. Немного. Четверо из механического цеха ехали в Свердловск, так одному даже не хватило.
      Киреев. Только эти четверо приходили?
      Литвинова. Да.
      Киреев. То, что деньги вы привезли в пятницу, на заводе знали?
      Литвинова. Многие видели.
      Киреев. Вы привезли деньги, положили их в сейф. Из кассы до ухода никуда не отлучались?
      Литвинова. Нет.
      Киреев. Чем занимались?
      Литвинова. Проверяла ведомости на зарплату.
      Киреев. Была необходимость?
      Литвинова. Делала это скорее для страховки. Смотрела, правильно ли все заполнено, нет ли ошибок, неясностей, чтобы в понедельник работать без задержек.
      Киреев. Вы покинули кассу ровно в четыре?
      Литвинова. В окно я увидела автобус, он привез рабочих второй смены. Посмотрела на часы - было около четырех.
      Киреев. Без скольких минут, не помните?
      Литвинова. Без двух или без трех. Подумала еще, что надо спешить, иначе опоздаешь на автобус.
      Киреев. Что делали дальше?
      Литвинова. Закрыла кассу. Спустилась и закрыла дверь.
      Поднялась и закрыла дверь на втором этаже. Зашла в бухгалтерию, предупредила, что ухожу. Сдала ключи и села в автобус.
      Кассирша говорила о чем-то таком, чего капитан не мог понять и что для Киреева было очевидным. Получалось, что помещение, соседствующее с кассой, сообщалось с лестницей и имело два выхода на разных этажах. Он спросил об этом старшего лейтенанта.
      - Именно, - подтвердил Киреев. - Поедем на завод - увидите.
      Киреев. Когда закрывали двери, в коридоре и на лестнице не заметили ничего подозрительного?
      Литвинова. Не заметила.
      Киреев. В последнее время кто-нибудь расспрашивал вас о вашей работе, о системе сигнализации?
      Литвинова. Никто не расспрашивал.
      Киреев. Что делали после возвращения с завода?
      Литвинова. Зашла за сыном. Погуляли немного. Вернулась домой, и тут вы приехали.
      Киреев. Ключи от кассы и сейфа, которыми вы пользуетесь, существуют в единственном экземпляре?
      Литвинова. В единственном.
      - А что говорит эксперт? - спросил капитан Киреева.
      - Говорит, что кассу и сейф открывали ключами. Отпечатков не нашли: работали в перчатках. Со всех ключей на связке кассира сделаны оттиски. Сняты они за три-четыре дня до ограбления. - Старший лейтенант подумал и добавил: Осуществить подобную операцию можно по трем каналам: Литвинова, кто-либо из охраны завода, дежуривший у сейфа с ключами, и некто третий, имеющий доступ к ключам.
      - Понятно, - сказал Зенич и продолжал читать.
      Киреев. Скажите, Любовь Ивановна, кто, кроме вас и Кошанской, имеет право пользоваться ключами?
      Литвинова. Никто.
      Киреев. Значит, кроме вас двоих охранник никому ключи не выдаст, даже директору?
      Литвинова. Да.
      Киреев. Вы получаете ключи, придя на работу, и сдаете их, когда уходите домой. Если вы отлучаетесь в течение дня, на обед, например, ключи берете с собой?
      Литвинова. Все равно сдаю.
      Киреев. И никогда не случалось, что вы забывали это сделать?
      Литвинова. Случалось, конечно. Но в таких случаях всегда возвращалась и оставляла ключи. В нашей работе большие неприятности начинаются с мелочей. Надо об этом помнить.
      Правда, вот забыла...
      Киреев. Что вы имеете в виду?
      Литвинова. Я не знаю, где ошиблась, но когда на тебя смотрят совсем по-другому, чем день назад, и тычут пальцем вслед, ты начинаешь думать, что виноват. И хуже всего, когда так думают другие.
      "Похоже, что она говорила искренне", - подумал капитан.
      Правда в этом случае имела бы огромное значение - вывод о том, что кассирша замешана, напрашивался сам собой. Деньги надо было изъять из сейфа, да так, чтобы не сработала сигнализация, незаметно вынести с завода и переправить Цырину.
      На все - полтора часа, считая с того момента, когда Литвинова вернулась из банка. Промежуток с трех до четырех подходил для этой цели больше всего, и все это время она безотлучно находилась в кассе. Конечно, такую крепко сбитую теорию портило появление Вула, но от этого она не разваливалась.
      Киреев. Не расстраивайтесь, Любовь Ивановна. Подозрительность в подобных ситуациях свойственна людям, не нам с вами их переделывать. У нас сейчас другая задача - найти преступников. Вернемся к моменту вашего ухода. Вы хорошо помните, что закрывали нижнюю дверь?
      Литвинова. Я закрываю её каждый день, это вошло в привычку.
      Киреев. Дверь снаружи открыть невозможно. Для того чтобы открыть её, кто-то обязательно должен находиться в коридоре или на лестнице.
      Литвинова. Я никого не видела.
      Киреев. На площадку у двери на чердак не поднимались?
      Старший лейтенант упорно отрабатывал какую-то свою версию - это нравилось Зеничу.
      Литвинова. Нет. А ведь верно, там можно спрятаться.
      Снова темное место. Они говорили о двери на чердак и о какой-то площадке, на которой можно спрятаться. Спрятаться там, может быть, и можно, но для того, чтобы это знать наверняка, надо хотя бы иметь план кассы и прилегающих помещений. "Впрочем, - сказал себе капитан, - Киреев прав: поедем на завод увидим".
      Киреев. Вы закрыли все двери, зашли в бухгалтерию предупредить, что уходите, спустились, сдали ключи и сели в автобус. Я верно описываю ваши действия после того, как вы покинули кассу?
      Литвинова. Да.
      Киреев. В автобусе было много народу?
      Литвинова. Много.
      Киреев. И он сразу уехал?
      Литвинова. Очень быстро.
      Киреев. Вы утверждаете, что покинули кассу за несколько минут до четырех. Для того чтобы последовательно произвести все те действия, о которых вы говорили, мне потребовалось около шести минут, а вам, наверное, ещё меньше. Получается, что в автобусе вы были самое позднее в пять минут пятого, и после этого, как вы сказали, автобус очень быстро уехал. А рабочие, пользующиеся автобусом, показывают, что раньше десяти - двенадцати минут пятого они с завода никогда не уезжали. Им надо переодеться, умыться. Это же подтверждает и водитель автобуса.
      Литвинова. Это он вам так сказал?
      Киреев. Да. Но это ещё не все. На проходной время, в которое любая машина покидает территорию завода, фиксируется.
      Так вот, в пятницу автобус, в котором находились и вы, выехал в тринадцать минут пятого. Следовательно, к автобусу вы подошли не в пять минут пятого, а минут на пять - семь позднее.
      Литвинова. Ну и что?
      Киреев. Поймите, очень важно установить точно, сколько времени ушло у вас на то, чтобы закрыть кассу и спуститься на первый этаж.
      "Далось ему это время, - подумал Зенич. - Ну, спускалась она на пять минут больше - что с того? Нет, этот парень не станет спрашивать просто так. В его вопросах есть, конечно, какой-то смысл. Он, по-видимому, считает самым подходящим моментом для вскрытия кассы те несколько минут, в течение которых Литвинова находилась в здании заводоуправления.
      Но какое это имеет значение, если поворот ключа в замке одновременно включает блокировку? Все равно не объяснишь, почему сигнализация не сработала.
      Стоп, - сказал он себе, - не спеши. Вспомни: системы сигнализации бывают разные. Там, где целесообразно осуществить централизованный контроль большого числа объектов, включение блокировки производится с общего пульта".
      - Какая система сигнализации на заводе? - спросил капитан Киреева.
      - Централизованная, - последовал ответ.
      А это, в свою очередь, означало, что, пока кассирша закрывала двери и спускалась на первый этаж, помещение кассы оставалось бесконтрольным. Теперь все зависело от одного:
      как велико было это время в данном случае.
      Литвинова. Я уже говорила - несколько минут.
      Киреев. Элементарный подсчет свидетельствует о другом.
      Литвинова. Если вы меня обвиняете, то скажите, в чем.
      Она не понимала, чего от неё хотят. Или делала вид, что не понимает. А Киреев не стал раскрывать ей свои соображения. Что ж, возможно, он был и прав. Еще было заметно, что держалась Литвинова естественно - не сетовала на судьбу, не плакалась. Женщина, которая что-то скрывала, в её положении вела бы себя иначе. А то, что она не могла объяснить несовпадение во времени, на которое обратил внимание старший лейтенант, само по себе немного стоило. Важно было другое - задержали ли кассиршу наверху, и если да, то кто.
      Но здесь Киреев не продвинулся - Литвинова молчала.
      Протокол допроса Вула читался, как занимательная чепуха.
      Вул работал под обаятельного простака. Зеничу показалось, что в тот момент его даже забавляло положение, в которое он помимо своей воли попал. Он не был уверен, что оно позабавило бы его теперь.
      Киреев. Как вы очутились в Южном?
      Вул. Вернулся я, гражданин начальник, с дальнего Севера.
      Думал жизнь новую начинать, но не дали. Люди не дали. Они все чистенькие, на нашего брата смотрят знаете как!.. С таким взглядом не они меня - я их бояться должен. Ткнулся туда, сюда. Как разглядят, по какому документу я справку получал, т"т наш разговор и заканчивается. Решил в Южное. Городок приличный, чистенький, и там меня не знают. Покажу себя с хорошей стороны.
      Капитан сразу узнал его манеру выражаться и заставил себя вспомнить его. Зенич знал, что половину из своих сорока с лишним лет Вул провел в тюрьмах. Он вспомнил, что Вул не производил впечатление человека, подверженного влиянию окружения, - такие гнут свою линию, чего бы им это ни стоило.
      Конечно, он переменился со дня их последней встречи - тюрьма не санаторий.
      Киреев. Приехали и сразу на завод?
      Вул. А то куда ж! Надо было где-то определяться. Если не воровать или не работать, ноги протянешь. А я твердо решил:
      завязываю!
      Киреев. На судоремонт, значит, потянуло?
      Вул. Место приличное. Люди хорошо отзываются.
      Киреев. Кто отзывается?
      Вул. Да всякие.
      Киреев. И в каком же качестве решили рекомендовать себя?
      Вул. Э, гражданин начальник, нехорошо о нашем брате думаете. Я, например, токарь третьего разряда. Там, откуда прибыл, теперь не только профессию получить можно - высшее образование. В общем, двинул на завод. На заборе объявление висит. Громадное. Те требуются, эти - профессий двадцать перечислено. Ну, говорю себе, повезло нам. Являюсь в отдел кадров. Мужчина там сидит, представительный такой, улыбается. Здравствуйте, говорю, пришел на работу определяться. И так, видать, я ему понравился, что закрыл он свое окошечко и повел завод смотреть.
      Киреев. Вас?
      Вул. Ну да. Хочу, говорит, все показать, чтобы выбрали, что вам больше по душе. У нас, говорит, много хороших трудовых коллективов и любой будет рад такому пополнению.
      Киреев. Что же он вам показывал?
      Вул. Цеха, бытовки, в столовой были. Хотел профилакторий показать, но я отказался. Напоследок в кассу завел. Вот здесь, говорит, два раза в месяц, второго и семнадцатого, происходит приятная процедура - каждый получает по труду.
      И тот, кто хорошо потрудился, получает неплохо. Заметьте, говорит, это место.
      Он не ждал, пока Киреев перейдет к сути. Он сам толкал его к этому.
      Киреев. И вы заметили?
      Вул. А то нет!
      Киреев. Вот что, Вул, перестаньте молоть чепуху и расскажите чистосердечно, кто вывел вас на кассу и где вы взяли ключи. Так будет лучше для вас.
      "Не годится, милый, - подумал капитан. - С кассиршей у тебя получалось лучше. Не хватило терпения выслушать эту байку до конца, получай готовенькое и иди пфтом лови его".
      Вул. Понимаю и ценю ваши слова. Никто не выводил и никто ничего не давал. Нечистый попутал. А точнее, соединение роковых обстоятельств с сознанием собственной недостойности.
      Киреев. Яснее.
      Вул. Пожалуйста. Когда мы кассу осматривали, мимо какой-то малый промчался и ключи обронил, целую связку. Поднял я их и за ним вдогон, но он исчез. Найду, думаю, и отдам.
      Стою внизу, кадровика поджидаю. Ключи в руках. В это время фифа идет, что в кассе из окошечка мордочку демонстрировала, а на пальчике у неё ключики вертятся. Посмотрел - точьв-точь такие, как у меня. Ну, и нашло тут. Дождался провожатого своего. Платок, говорю, у кассы обронил. А сам наверх. Прикинул те самые ключи, полный набор. И один, стало быть, от сейфа. Надо сдать, думаю, и предупредить, кого следует, что есть тут у них парнишка, который у себя в кармане запросто ключи от всех денег держит. Тут как раз дело до ксивы дошло. Начальник мой, как увидел, откуда я, морду стал воротить, и вроде им уже никто и не требуется. Вышел я от него, на душе тошно. Все и припомнил. И про кассу, и про семнадцатое число, и про ключи.
      Подобный бред он нес все время, и старший лейтенант, как ни старался, не достиг ничего. Он пытался поймать его на деталях - по указанию старшего лейтенанта Вул повторил свою "исповедь" несколько раз, - но не преуспел и здесь.
      Впрочем, как выяснилось позже, один из инспекторов отдела кадров двенадцатого ноября действительно показывал Вулу завод, но не заметил, чтобы последний что-либо находил и куда-то отлучался. И на работу он оформляться не стал - сказал, что подумает.
      Итак, за три дня до ограбления Вул побывал на заводе - это не вызывало сомнений. Проводил рекогносцировку? Создавал легенду? Ответов на эти вопросы Кирееву получить не удалось.
      Старший лейтенант был человеком дела. В поисках денег он решился даже обыскать завод - это был героический, хотя и бесполезный шаг. Мог ли он предположить, что деньги были вывезены из города пятнадцать минут спустя после того, как сработала сигнализация, и следствие получило в свое распоряжение такого словоохотливого и такого бесполезного свидетеля?
      ДВЕНАДЦАТЬ ЧАСОВ СОРОК ТРИ МИНУТЫ
      Машина стояла у проходной завода. Резкий звук гудка будоражил серый день. Вышел какой-то заспанный тип, по виду сторож, пригляделся, вернулся на проходную. Заныл невидимый мотор, и створки ворот поползли назад, открывая проход.
      Спотыкаясь всеми четырьмя колесами на брусчатке, "уазик"
      въехал на заводской двор.
      - Позвать кого-нибудь из охраны? - спросил Киреев.
      - Не надо, - сказал капитан. - Они сейчас без приглашения явятся. У меня просьба к вам: вы их знаете, сделайте так, чтобы никто из них не увязался за нами. Хочется потолковать с глазу на глаз. Посторонние ни к чему. Если потребуется, мы их пригласим. Где хранятся ключи?
      - На посту, в сейфе.
      - Где пост?
      - В здании заводоуправления, на первом этаже.
      - Вот оттуда и начнем.
      От здания, на ходу одергивая гимнастерку, спешил какойто человек.
      - Смотрите, уже бегут, - отметил Зенич.
      В нескольких метрах от них человек перешел на шаг и, остановившись, хриплым голосом доложил, обращаясь к капитану:
      - Начальник охраны Сопунько.
      - Неплохо, товарищ Сопунько, - похвалил Зенич. - Совсем неплохо. У вас всегда так быстро?
      - Товарищ Зенич из области, - подсказал Киреев.
      - Стараемся, - бодро гаркнул мужчина.
      - Мы хотели бы посмотреть кое-что, - сказал ему капитан. Заводоуправление, кассу.
      - Разрешите сопровождать?
      - Не беспокойтесь, - сказал Киреев. - Мы сами.
      Пост охраны размещался в маленькой полутемной комнате с обитой железом дверью. Молодой парень, сидевший у пульта централизованной сигнализации, не знал, как ему реагировать на вошедших, но Сопунько цыкнул на него, и он встал.
      - Ключи, пожалуйста, - попросил Киреев.
      - И пусть снимут блокировку с помещения кассы, - подсказал Зенич. Кстати, время сдачи ключей регистрируется?
      - Теперь регистрируется, - сказал старший лейтенант, выделив первое слово.
      Начальник охраны с лязгом открыл дверь сейфа и передал Кирееву ключи Выглядел он сконфуженно.
      - Я бы хотел попасть туда снаружи, - сказал Зенич Кирееву, когда они покинули помещение поста. - Если не ошибаюсь, к кассе можно подойти с двух сторон?
      - С трех. Со второго этажа здания заводоуправления, со двора и через чердачную дверь, если лезть с крыши. Какой путь предпочитаете?
      - Со двора.
      - Тогда у вас ничего не выйдет. Снаружи эту дверь не открыть.
      - Что же делать?
      - Я пойду через второй этаж и открою.
      Киреев побежал наверх, а капитан пошел вдоль здания.
      Не обнаружив двери, он свернул за угол и там нашел её. Других дверей поблизости не наблюдалось. По-видимому, это и была та самая дверь.
      Изнутри что-то заскрежетало, дверь распахнулась, и появился Киреев. Он пропустил Зенича вперед, а сам пошел следом, объясняя.
      Заводоуправление располагалось в двух зданиях - старом и более поздней пристройки. Касса была в старом, на втором этаже, и имела отдельный выход на заводской двор - через него они и попали внутрь. Добротная дубовая дверь запиралась изнутри на массивный металлический засов. Киреев был прав - снаружи такую дверь открыть невозможно. Лестничная клетка соединяла выход с коридором у кассы и чердачной дверью. Чердак от коридора отделяли два пролета; его дверь была заперта на висячий замок, который, по словам старшего лейтенанта, не трогали уже много лет.
      Коридор выходил на второй этаж пристройки и отделялся от неё стеклянной дверью. Уступ стены ограничивал поле зрения: из пристройки коридор не просматривался.
      Это было важным обстоятельством. Возможность визуального контроля за кассой исключалась даже в дневное время, когда в здании находились люди и бдительность охраны, естественно, была ослаблена.
      - Скажите, Александр Иванович, почему так неудобно расположена касса? Столько дверей...
      - А вы представьте себе день зарплаты Сначала открывают двери на первом этаже и закрывают на втором - получают уполномоченные цехов и смен. Потом наоборот: закрывают нижние и открывают верхние-получают сотрудники заводоуправления и ИТР. Очередь выстраивается на лестнице, а в здании заводоуправления - ни толчеи, ни шума.
      - Удобство, оказавшееся чрезвычайно полезным и для преступников. А как в обычные дни?
      - Закрыта верхняя дверь и открыта нижняя.
      - Значит, всем, кому нужно в кассу, вынуждены ходить со двора?
      - Да.
      Внимательно осмотрели кассу.
      - Сейф не сблокирован? - поинтересовался капитан.
      - Уж сблокирован. Они теперь готовы ставить сигнализацию где только можно.
      - Постоим здесь, - сказал Зенич, когда они вернулись на лестницу. - На улице мокро, внизу людно. Обсудим кое-что, так сказать, не отходя от кассы. Не возражаете?
      - Нет, конечно.
      - Вы предположили, как могло произойти преступление, и, судя по материалам дела, все время искали этому подтверждение. А под конец вдруг засомневались. Почему? Вас смутил факт, который не укладывается в рамки вашего предположения? Сигнал в шестнадцать четырнадцать - неожиданное появление конкурента в лице Вула, не правда ли? Однако кассирша по-прежнему у вас на подозрении. Не пытайтесь меня уверить, что это не так. Здесь ведь ещё и расчет за вас:
      деньги надо было извлечь из сейфа, незаметно вынести с завода и переправить Цырину. На все полтора часа. Ну, казалось бы, кто, кроме нее... То, что произошло пятнадцатого, не было импровизацией. Действовал хорошо продуманный и все или почти все - лично я надеюсь на последнее предусмотревший план. Работали не дилетанты. Такие загодя заботятся об отступлении. И уж наверняка они подумали о том, чтобы сбить нас с толку. Вы приведете мне пример - Вул. Я отнесу сюда же ещё и Литвинову, и эти полтора часа - и попробуйте, кройте.
      - Нечем крыть, - хмуро сказал Киреев. - Я действительно сомневаюсь. И по каким пунктам, это вы верно подметили.
      - Отбросьте Вула. Его не было. Вы его выдумали для того, чтобы усложнить себе жизнь. Как в этом архичистом случае выглядит ваша идея? Как все было или лучше так: как все могло бы быть? Поделитесь с миром вашими выводами.
      - Пожалуйста, - ожесточился Киреев, чего, собственно, Зенич и добивался. Этих меланхоличных с виду толстяков, обладающих огромными запасами взрывной энергии, очень трудно расшевелить в разговоре другими средствами. - Тот, у кого есть ключи от кассы и сейфа, прячется на площадке у чердачной двери, где его можно обнаружить, только столкнувшись носом к носу, - объяснял старший лейтенант. - Дождался ухода кассирши и начинает действовать. Его сообщник задерживает кассиршу в коридоре заводоуправления. В течении этого самого времени преступник опустошает сейф и через выход на первом этаже исчезает со сцены...
      - ...на которой тут же появляется Вул, с единственной целью: потешить самолюбие охраны. Хотите, я побью все ваши доводы?
      - Вы же видели мои расчеты, - продолжал упорствовать Киреев.
      - Они меня не убеждают.
      - Показания Литвиновой?
      - Показания женщины, весьма вольготно распоряжающейся рабочим временем, грош им цена. Она утверждает, что вышла сразу же после того, как увидела автобус, а увидела она его, опять же с её слов, без двух минут четыре. Но что стоит это женское "сразу"? Она наверняка принялась рассматривать себя в зеркальце, поправлять прическу и так далее - не мне вам объяснять, сколько это отнимает времени у любой женщины.
      - Есть ещё одно свидетельство. Сотрудница бухгалтерии, дважды около четырех часов выходившая в коридор, показывает, что Литвинова к главному бухгалтеру вошла не сразу после того, как закрыла дверь, а позже.
      - Это серьезнее, чем все предыдущее. Но давайте разберемся. Восприятие времени субьективно и зависит от множества факторов. Вы опаздываете на поезд, и вам кажется, что время движется чрезвычайно быстро. Вы ждете вечера, с которым у вас связано много надежд, и вам кажется, что оно остановилось. В этом плане послеобеденные часы в бухгалтерии, да ещё накануне выходного, бесконечны, как зубная боль. Ей могло показаться, что Литвинова вошла к начальнице через пять минут и даже через десять, а на самом деле этот интервал был гораздо меньше. Вы наверняка хронометрировали предполагаемые действия преступников по вашей версии.
      - Было, - согласился Киреев.
      - Сколько времени необходимо на то, чтобы влезть в кассу, и на все прочее, считая с момента, когда ушла кассирша?
      - Мне лично потребовалось шесть минут. Но учтите, что они могли быть и половчее.
      - По вашим расчетам, Литвинова сдала ключи на сколько позже?
      - Минут на пять - семь.
      - Все равно не получается. Совпадение, как видите, под предел. Но ведь тот, кто орудовал наверху, какое-то время выжидал - а вдруг кассирша вернется? Я не могу отвести на это несколько секунд. Всегда смело берите с запасом идеальным все выглядит только на словах.
      - Вот тут вы и ошибаетесь, - торжественно сказал Киреев. - Им не надо было ждать. Они знали, что кассирша не вернется.
      Зенич улыбнулся.
      - Прошу мира, - сказал он. - Почетного мира, ибо возможности активных действий противной стороны ещё далеко не исчерпаны. Слепки с ключей, ваш любопытный вывод о синхронности в действиях кассирши и преступников, общий замысел ограбления, наконец, - не замешан ли во все это один и тот же человек, хорошо знающий завод? А если учесть, что ко всем сегодняшним событиям тоже причастна какая-то таинственная личность... Знай мы имя этого человека, и можно садиться писать мемуары, как вы думаете?
      - Этот вариант не учитывает Вула, не забудьте. А с ним у нас не так уж много оснований для оптимизма.
      "Завел на свою голову, - подумал Зенич. - Получай, сам просился. Что ж, надо отвечать".
      - Возьмемся за Вула. Давайте порассуждаем. Как по-вашему, на основании тех данных, которыми мы сейчас располагаем, какое обвинение можно предъявить Вулу?
      - Попытка ограбления?
      - И ничего другого!
      - А ключи?
      - Они ничего не доказывают. Вул не получит больше того, что ему следует. На все есть закон. Вул это знает. Но это ещё не все. Предположим, что он жертва какого-то непонятного плана и знает, что сообщники его предали. Как вы думаете, что он станет делать?
      - Выдаст остальных из чувства мести, - предложил Киреев. - Это, кстати, его единственная возможность для мести.
      - Не уверен, что вы правы. Тогда вообще рушится вся их затея на корню. Все схвачены, деньги возвращены - ему-то с этого какой прок? Моральное удовлетворение?
      - А почему бы и нет?
      - Это ваше удовлетворение не стоит восьмидесяти четырех тысяч. Вул личность битая и прекрасно понимает, что пустить деньги в ход мы им не дадим. Те, кто на свободе, должно быть, тоже понимают это. Здесь одна гарантия не попасться - попридержать деньжата. Как долго? Чем дольше, тем лучше. Может быть, как раз столько, сколько ему сидеть.
      В этом случае он не прогадает. Отсидев, он получит возможность шантажировать их. От него придется откупаться, и это будет стоить недешево. Ладно, здесь пока все.
      Старший лейтенант закрывал кассу. Зенич ждал его на заводском дворе. Здание заводоуправления стояло в самом центре двора, и подходы к этой злосчастной двери отлично просматривались со всех сторон.
      - Покажите, пожалуйста, где останавливается автобус? - попросил капитан Киреева, когда тот вернулся.
      Старший лейтенант показал.
      Получалось, что напротив входа в кассу.
      ДВЕНАДЦАТЬ ЧАСОВ СОРОК ЧЕТЫРЕ МИНУТЫ
      Сегодня по приказу прокурора Вул был перевезен в Приморск. Узнав об этом, Мытарев распорядился немедленно доставить арестованного к нему.
      Та неделя, которую Вул провел в Южном, несомненно, была ему на руку. У него оказалось достаточно времени все обдумать. Как бы он ни повел себя теперь, это будет поведение человека, хорошо организовавшего свою защиту.
      В данную минуту тактика отношений с ним строится на предположениях, а не на фактах. К сожалению, он сейчас хозяин положения, но этого не знает и не почувствует, даже если играть с ним в открытую, - в подобных положениях любая откровенность принимается за недоговоренность. Он ждет атаки, а надо предложить ему мир. Надо любыми средствами сбить его с толку, заставить бросить позиции, которые он приготовился защищать. Сомнения - плохой спутник в рукопашной, а вдруг подоспеют ещё и факты? Ясно было одно: откровенность Вула стоит упорной кропотливой работы многих людей и времени, которого, как всегда в таких случаях, не хватало. Добиться этой откровенности значило бы все.
      Ввели Вула. Он нащупал цепким взглядом хозяина кабинета, поклонился и замер, изобразив полную готовность исполнить все, что прикажут.
      - Проходите и садитесь вот сюда, - показал полковник.
      Вул обогнул стол и уселся напротив окна, сложив руки на коленях, воплощение смирения и покорности.
      - Я знаком с вами давно, но встречаемся мы впервые, - начал Мытарев. Признаюсь, что эта встреча не вызывает во мне особой радости.
      - Судьба, - виновато сказал Вул.
      - Перестаньте. Я читал ваши показания и хочу сказать, что не верю ни одному слову. Если вы вдруг передумали и решили говорить по существу дела...
      - Могу повторить, что рассказал, - поспешно вставил Вул.
      - Ясно. Вам знакома фамилия Цырин?
      - В первый раз слышу.
      - Я так и думал. Тогда вам будет проще перенести этот удар... Цырин убит сегодня утром.
      Вул не переменил ни позы, ни выражения лица.
      - Распустилась молодежь, - сказал он безразлично. - В ихнем возрасте мы вели себя скромнее.
      - Знаем, как вы вели себя в "ихнем возрасте", - заметил полковник.
      Машинально или с какой-то определенной целью Вул при упоминании о Цырине заговорил о молодых, и надо было показать, что это заметили, но вскользь, не выпячивая.
      - Он действительно молод, - продолжал Мытарев, - это вы верно подметили. Ему тридцати не было. Работал шофером междугородного автобуса, часто бывал в столь чтимом вами Южном, а свободное время посвящал довольно своеобразным наклонностям.
      Вул принимал игру.
      - Не понимаю, какое это имеет отношение ко мне, - сказал он. - Но, чтобы поддержать разговор, могу поинтересоваться, чем он занимался.
      "Отлично, - подумал полковник. - У тебя ведь одна цель - выбраться из дела с наименьшими потерями. Откровенность в твоем положении имеет смысл в определенное время, и, когда ты поймешь, что такое время настало, ты отыграешь.
      Я проинформирую тебя сейчас, а потом дам возможность разобраться. У нас совершенно нет времени, но ты будешь считать, что у нас его вагон, а у тебя нет. Ты заспешишь, иначе я плохо изучил вашего брата за тридцать лет".
      - Представьте, коллекционированием денежных знаков различного достоинства.
      - На сберкнижке, что ли? - тупо спросил Вул.
      - В тайнике. Размеры собрания, несовместимые с возможностями коллекционера, не позволяли ему афишировать свое хобби. Заранее предвижу ваше удивление - деньги из тех, которые конкуренты перехватили у вас пятнадцатого. Ровно половина суммы. Каково?
      - Все наше счастье - ваше. Вернее, ихнее, - спокойно констатировал Вул. А где ж вторая половина?
      - Ее унес человек, убивший Цырина. Мы кое-что о нем знаем. Знаем, что он Цырину ровесник и как выглядит. Знаем, что деньги носит в потертом чемодане. Приняты все необходимые меры. Ему не уйти. В самое ближайшее время надеюсь порадовать вас хорошими вестями.
      - Зачем вы мне это говорите? - снова помрачнел Бул. - Когда я слышу такие истории, я сильно волнуюсь, а у меня больное сердце.
      - В чисто познавательных целях. Возможно, то, что вы сейчас услышали, пробудит в вас желание вспоминать. Не исключено, правда, что ваши сведения нам уже не понадобятся. Все может быть. - Мытарев нажал кнопку звонка. Проводите, - сказал он появившемуся конвойному.
      Дважды на десятиметровом пути от стола до двери оглянувшись, Вул вышел.
      - Товарищ полковник, - возвестил селектор голосом Одинцова. - Зенич. Переключаю на вас.
      Что-то заскрежетало и зашипело, а потом из этих звуков вынырнул голос капитана.
      - Слушаю, Владимир Николаевич, - сказал Мытарев.
      ТРИНАДЦАТЬ ЧАСОВ ДЕВЯТНАДЦАТЬ МИНУТ
      Нет, думал Зенич, по этим улицам совершенно невозможно проехать в дождь. И вообще автомобиль перестал быть подходящим транспортом, когда спешишь. Надо было предвидеть это и передвигаться на вертолете. И сюда прилететь на вертолете, прямо во двор, и всполошить это сонное царство.
      Странно они здесь живут. На улице ни души, даже в продовольственном магазине никого, кроме продавцов, он не заметил. Впрочем, вот какие-то люди копошатся на соседнем участке, дом строят. Частные собственники - эти не признают ни дождя, ни выходного.
      - Она дома, - нарушил молчание Киреев.
      - Как вы узнали?
      - Видите женщину на веранде? Это Литвинова. Пойдете один?
      - Вместе. Она вас знает.
      Они вышли из машины. На их появление у калитки отреагировал старый, неопределенного цвета пес, и Литвинова их увидела, но не вышла навстречу. По всему видно было, что гостей здесь не ждали.
      Они долго ещё топтались у двери, пытаясь избавиться от грязи, а с навеса прыгала прямо за шиворот ржавая струйка, и пес гремел цепью и тосковал. Грязь, дождь и собачье уныние - они вобрали в себя все, чем представлялся Зеничу сегодняшний день. На веранде было тепло и уютно, пахло деревней, и Литвинова, крупная и красивая молодая женщина, мыла посуду.
      - Добрый день, Любовь Ивановна, - поздоровался с ней Киреев.
      - Здравствуйте, - сказал Зенич.
      - Добрый, - кивнула женщина.
      Она не сводила с гостей тревожных глаз, но продолжала вытирать тарелки.
      - Товарищ Зенич из Приморска, - представил капитана Киреев. - Занимается делом об ограблении.
      - Не знаю, чем смогу быть полезна, - довольно неприветливо сказала женщина. - Все, что знала, я уже рассказала.
      Этот тон не шел к её облику. Это был не её тон и не её манера держаться, но что-то побуждало Литвинову вести себя подобным образом.
      Женщину не радовал приход людей, чье дело, по логике вещей, должно было находить в ней живейший отклик. Их победа означала бы и её победу, трудную победу над пересудами. Зенич хорошо понимал, чего стоит унять молву в городе, где все на виду. Кто хоть однажды побывал в подобных обстоятельствах, хорошо знает убийственную силу всеобщего недоверия. Шепот ранит так же, как и пуля: человек ещё движется, но он уже не боец.
      Находилась ли кассирша под влиянием суждений, для которых дала повод? Бесспорно.
      Только ли их? Капитан был уверен, что нет, хотя догадка Киреева, многое объясняя, оставалась недоказанной. Кто задержал Литвинову наверху, кем был для неё этот человек, не потому ли молчала она, что поняла все и боялась за него, - ответы на все эти вопросы были равнозначны раскрытию преступления, оставались только детали. Когда чувства вступают в противоречие с долгом, исход этого единоборства далеко не так очевиден, как может показаться на первый взгляд.
      Зенич видел, как настроена Литвинова. "Идти на разговор с ней - значит зря терять время", - сказал он себе.
      - Я знаком с вашими показаниями, - сказал он ей. - И не они интересуют меня сейчас. Вы знаете этого человека? - Он показал ей фотографию Цырина.
      - Нет.
      Ответ не удивил капитана, он ждал его. Литвинова держалась спокойно, но спокойствие это было напускное, и на миг оно ей изменило - увидев фотографию, женщина вздрогнула.
      - Этот человек убит сегодня утром.
      - Убит? - переспросила кассирша с плохо скрываемым волнением. - Такой молодой... За что?
      - Есть основания считать его причастным к краже, - ограничил свои объяснения капитан.
      - Я не знаю его, - повторила женщина, будто усомнившись в том, что её поняли.
      - Мы это уже слышали, - сказал Зенич. - Больше вопросов у меня к вам нет. Всего хорошего.
      Он повернулся и решительно пошел к двери.
      Киреев, наблюдавший за Литвиновой, видел, как стояла она, растерянная, не зная, на что решиться, как хотелось ей окликнуть Зенича, но что-то удерживало. Когда же капитан вдруг оглянулся, женщина попыталась принять прежний равнодушный вид, но не успела. То, о чем спросил её Зенич, звучало в высшей степени странно и окончательно запутало Литвинову.
      - Вы не скажете, который час? - спросил он её.
      - Время?
      - Да.
      Она уже ничего не понимала.
      - Пойду посмотрю.
      - Давайте я вам... - начал Киреев, когда кассирша исчезла в соседней комнате, но, увидев предостерегающий жест капитана, умолк.
      - Половина второго, - сказала женщина, вернувшись.
      В руке она держала старенькую "Славу", протягивала часы гостям, предлагая убедиться самим.
      - Странно, - удивился Зенич, поглядев на свои часы. - На моих только двадцать четыре минуты. Ваши правильно?
      - Вообще-то они всегда вперед минут на десять. Но сегодня в двенадцать я их по "точке" ставила.
      - Я вдруг про эти часы подумал, - сказал капитану Киреев уже в машине. Вы поняли: они у неё спешат, и, значит, она могла уйти из кассы не в четыре, раньше! Немедленно организуйте наблюдение. Возьмите двух ребят потолковее, и пусть не спускают с неё глаз.
      - Уже организовано, - сказал Киреев.
      - Давно?
      - С пятнадцатого.
      - И теперь?
      - Естественно.
      - Под кого же работают ваши Холмсы? Под телеграфный столб? Под дымовую трубу? Под почтальона, который ещё не пришел, потому что не привезли почту? Нас они видели?
      - Видели, - успокоил капитана Киреев. - Вот они. - Он показал.
      - Частный сектор! - восхитился капитан. - Аи да молодцы! А вы не шутите, Александр Иванович? Что-то больно ловко у них выходит.
      - Один по специальности инженер-строитель, другой каменщик.
      - Полезные люди, - сказал капитан. - Надо думать, что в штате райотдела имеются представители и других специальностей?
      - Всякие люди есть, - кратко сказал Киреев.
      - С кем в течение этой недели встречалась Литвинова?
      - Ни с кем.
      - А на работе?
      - Только сугубо по делам.
      - Поездки?
      - Никуда не ездила.
      - Не ездила, не встречалась. Может, зря мы к ней так, а?
      - Соседи утверждают, что у неё кто-то есть.
      - Такая женщина и одна? Есть, наверное. Только какое отношение...
      - Может иметь отношение! - воскликнул старший лейтенант. - Может! Смотрите, она явно кого-то покрывает, за когото боится. За кого может бояться одинокая женщина? Почему эта боязнь связана с кражей? Почему с этим неизвестным нам человеком они не встречаются именно последнюю неделю? Как в таких случаях говорите вы, на все эти вопросы может существовать один ответ.
      - Резонно, - согласился капитан. - Что говорят соседи?
      - О.ни его не знают. Говорят, всегда приходил поздно ночью, уходил до рассвета.
      - Странные какие-то соседи. Обычно соседи знают все.
      А не вернуться ли нам сейчас и не спросить ли об этом у самой Литвиновой?
      - Подождем, - сказал Киреев. - Мы её крепко держим.
      А со страхом своим она один на один. Подождем.
      ТРИНАДЦАТЬ ЧАСОВ СОРОК МИНУТ
      Кабинет у Киреева был маленький и грязноватый. В комнате держался стойкий запах табака. Как только они вошли, старший лейтенант закурил и предложил Зеничу, но тот отказался. Капитан поймал себя на мысли, что только сейчас обратил внимание, какой у Киреева кабинет, и что хозяин его беспрерывно курит.
      - Хотите знать мое мнение? - говорил Киреев. - Бросьте этот автобус. Зря потеряете время. С ним все так загадочно...
      А вообще такие вещи объясняются просто и заставляют нас потом краснеть. А что, если пассажиры перезнакомились? Их ведь всего пятеро было, и женщина, которая из Степного, - у нас на автостанции уверены, что это была именно женщина - зазвала всех в гости? Они сейчас пьют где-нибудь вино и пережидают дождь. Нас же с вами для них вообще не существует, мы из другого мира И этих людей вы собираетесь искать?
      - В том, что вы говорите, есть смысл, - соглашался Зенич - Если б только знать это наверняка... Кстати, вы, вероятно, заметили, что многие вещи случаются с нами именно от незнания. Знай мы все, ну, допустим, от Вула, и я был бы лишен приятной возможности встретиться с вами.
      - Благодарю, - смутился старший лейтенант.
      - Давайте взглянем на карту, - предложил Зенич.
      Это была старая выцветшая карта, испещренная какими-то странными, одному только хозяину кабинета понятными значками. По диагонали, карту пересекала жирная лента трассы.
      - Значит, так, - медленно начал капитан - Вчера в двадцать три тридцать автобус вышел из Южного. Где он останавливался?
      - В Белогорске и в Холмах, - сказал Киреев - Он всегда там останавливается.
      - В других местах?
      - Только там.
      - На станциях кто-то мог видеть пассажиров? Ну, хотя бы дежурный.
      - Вряд ли. Рейс ночной Стоянки короткие А может, он вообще не заезжал на станции.
      - Надо проверить Где ещё могли видеть автобус?
      - Кроме как на станциях - нигде.
      - А ГАИ?
      У нас пост только при выезде из города. Но вчера ночью трассу не патрулировали Нет необходимости-движение небольшое.
      - Неужели никто не видел? - с досадой повторил Зенич.
      - Постойте. На границе нашего района с Белогорским должен быть противояшдрный кордон, - вспомнил Киреев.
      - Где?
      - Вот здесь - Старший лейтенант показал.
      - Они останавливают транспорт.
      - Обязательно Проверяют, не возит ли мясо, проводят частичную дезинфекцию машин.
      - Ваш кордон?
      - Нет, соседей.
      - Как узнать, был ли там кто-нибудь ночью?
      - Минуточку, - сказал Киреев. - Я спущусь к дежурному.
      Весьма кстати этот кордон, думал Зенич. Они осматривали автобус, возможно, на что-то обратили внимание. Много не надо, деталь как"ю-нибудь, чтобы зацепиться.
      - Дежурили, - сообщил старший лейтенант, вернувшись - Наша машина шла вчера в первом часу ночи из Белогорска. На посту был человек.
      - Лечу в Белогорск, - решил Зенич. - Может, прямо на кордон, как вы думаете?
      - Не стоит, люди с ночи уже сменились.
      - Тогда в город. Предупредите, пожалуйста, пусть встречают.
      - Хорошо.
      - И еще, Александр Иванович, просьба. По нашим данным один из пятерых пассажиров автобуса - моряк с корабля австрийской линии. Ваш дежурный подготовил список уволенных на берег моряков с "Кустаная" - судно пришло вчера.
      Уточните, пожалуйста, где все они теперь. И если все на месте, то не пропадал ли у кого-нибудь чемодан с вещами и при каких обстоятельствах.
      - Есть, Владимир Николаевич.
      Позже, в машине, капитан вспоминал их разговор и думал о Кирееве Хороший мужик, думал он, крепкий, надежный.
      У него четверо детей и дома дела невпроворот, а он не бывает там даже по выходным - таких жены считают кончеными. Но все равно на этих ребятах держится и дело, и дом. Они несут свою ношу уверенно, не кряхтят, не жалуются на судьбу - она подарила им возможность делать то, что они делают, так чего ж еще! Они сильны своей любовью к мельчайшим проявлениям жизни. В них во всех черпают они силу - этим великим качеством обладает далеко не каждый Как правило, они не первые, у них слишком много всяких дел, чтобы стать первыми. Но без них не было бы первых Они опора. Рядом с ними спокойно.
      Вот ещё один такой, пилот вертолета. Через минуту им лететь, но он об этом не знает и жует бутерброд. Но можете не волноваться, все будет в порядке. Он здесь для того, чтобы доставить вас быстро и в сохранности куда надо, и, будьте уверены, он это сделает.
      - Хотите бутерброд? - спросил летчик, увидев Зенича.
      - Спасибо - Капитан помотал головой. - Не хочется.
      - Водки бы, - мечтательно произнес пилот. - Что-то знобит.
      - С меня, - пообещал Зенич. - Стакан, бутылку, сколько осилите. Вот закончим дела и выпьем тогда.
      - Ловлю вас на слове. Сейчас мне хочется грамм сто, а сколько захочу к вечеру, не знаю. Но, возможно, вы вылетите в трубу.
      - Не пугайте, - рассмеялся капитан. - Знаю я вашего брата. Если завтра лететь, накануне ни под каким видом!.. Когда у вас выходной?
      - Сегодня, - мрачно ответил пилот. - Если нам лететь, то я готов.
      - Летим. Заводите.
      - Куда?
      - В Белогорск! - закричал капитан, потому что мотор уже ревел, набирая обороты. - В Белогорск!
      ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЧАСОВ ДВАДЦАТЬ ОДНА МИНУТА
      У дверей Белогорского райотдела Зенича встретил молоденький лейтенантик с красной повязкой на рукаве. Прокричал с энтузиазмом:
      - Добро пожаловать, товарищ капитан!..
      - Нам звонили из Южного, - сказал лейтенант у себя в кабинете. Предупредили о вашем приезде. К сожалению, наш начальник, майор Козлов, встретить вас не может - он со вчерашнего дня в Приморске.
      - Не нужен майор Козлов, раз есть вы, - сказал Зенич, и лейтенант просиял. - Противоящурный кордон на границе с соседним районом вы обеспечиваете?
      Лейтенант понимал все в буквальном смысле:
      - Я совместно с райсанэпидстанцией.
      - Кто там дежурил ночью?
      - Старшина Ренькас.
      - Где старшина теперь?
      - В десять ноль-ноль сдал дежурство, ушел домой. Отдыхает.
      - Срочно вызовите его сюда. А впрочем, нет, поеду к нему сам. Где живет старшина?
      - Момент, - весело сказал лейтенантик. - Тищенко! - закричал он.
      За дверью кто-то зашевелился, потом она приоткрылась, послышалось неуверенное "разрешите", и вошел высокого роста сержант.
      - Здравия желаю, - сказал он, адресуя свое приветствие Зеничу.
      Капитан кивнул.
      - Вот что, Тищенко... - Лейтенант повысил голос, будто опасался, что его не поймут. - Знаешь, где живет старшина Ренькас?
      - Знаю. Заливная улица, семнадцать.
      - Отвезешь туда товарища капитана.
      - А машина? - подумав, спросил Тищенко.
      - Мою возьмешь, - сказал лейтенант, выделив первое слово.
      Сержант вышел.
      - Какие ещё будут приказания? - спросил лейтенант Зенича.
      Дежурный районного отделения был такой деловой и серьезный, так старался продемонстрировать свою значимость и возможности, что капитан с трудом сдержал улыбку.
      - Приказание будет - ждать, - сказал Зенич. - Не исключено, что вы, лейтенант, и ваши люди сегодня ещё понадобитесь.
      Лейтенант просиял.
      - Товарищ капитан!.. - восторженно начал он.
      - Товарищ капитан, - заглянул Тищенко, - машина.
      - Машина, товарищ капитан! - бодро повторил дежурный.
      Зенич не выдержал - улыбнулся.
      А на улице он смеялся, не сдерживаясь, - "машина" дежурного оказалась обыкновенным мотоциклом с коляской.
      Ренькас жил на окраине городка. Зенич долго стучал в дверь дома старшины, потом в окно. Наконец вышел хозяин, заспанный, в наброшенной прямо на нижнюю рубаху шинели.
      Выяснил, кто перед ним. Пригласил в дом.
      - Извините, у нас непорядок, - сказал он в комнате. - Жена с детьми к матери погостить уехала. Присаживайтесь.
      Не присматриваясь к убранству комнаты, капитан сел.
      - Извините, товарищ Ренькас, что потревожил, но дело очень срочное, сказал он.
      - Слушаю, - серьезно сказал Ренькас, натягивая на плечи сползающую шинель.
      - Вы дежурили ночью на кордоне?
      - Я.
      - Один?
      - Должна была ещё девчонка с эпидстанции, но я её самолично домой прогнал: машин сейчас мало, один справляешься.
      - Что входит в обязанности дежурного?
      - Останавливать весь следующий из Южного транспорт, выяснять, не везут ли пассажиры мяса; если везут - отбирать.
      Кроме того, машина должна пройти дезинфекцию - проехать через ящик с опилками, пропитанными специальным раствором. Он прямо на дороге стоит. Ну, а пассажиры его, значит, пешком...
      - Меня, товарищ Ренькас, интересует ночной автобус из Южного.
      - Так я ж докладывал дежурному, - сказал старшина - Разве вы не знаете?
      "Получай, - подумал капитан. - Вот они, последствия спешки в лучшем виде. Полчаса потеряно, как минимум. А потом их как раз и не хватит. Трудно было расспросить этого услужливого лейтенанта?"
      - Я знаю, - солгал он, недовольный собой, как никогда сегодня, - но в общих чертах. Хотелось бы услышать обо всем подробнее и от вас лично.
      - Понятно, - согласился старшина. - Машин в эту ночь было немного, я уже говорил. Автобус подошел. Я остановил его у полосы. Водитель выскочил. Бумаги у него в руке.
      - Вы его рассмотрели? Как он выглядел?
      - Молодой парень. Выглядел обыкновенно. Взял я бумаги. Отошли мы с ним под навес - там свет горел. Начал я читать. Вижу, двое с мешком через заднюю дверь вылазят - и за автобус.
      - С мешком? - переспросил капитан. Он ждал не этого.
      - С мешком, - повторил старшина. - Далеко, думаю, не убегут. Спрашиваю у шофера, кто такие. Не знаю, говорит, пассажиры, как все. Я, говорит, к ним не присматривался.
      Подожди, говорю. И надо же такому случиться - документы ему сунул. Пока я за теми двумя гонялся, он уехал. Не нашел я никого. Вернулся - тоже никого. На посту телефона нет, и отлучиться не могу
      "Час от часу не легче! - подумал Зенич. - При таких темпах они к тридцать шестому километру все могли разбежаться. Кто же эти двое и что в мешке? А может, все было подстроено специально для того, чтобы старшина в поисках мяса не наткнулся на что-нибудь более интересное. На маленький коричневый чемодан, например".
      - Как вы думаете, что могло быть в мешке? - спросил он Ренькаса.
      - Мясо могли везти на субботний базар, - предположил старшина.
      Зенич думал так же. Главное, говорил он себе, чтобы это не оказалось отвлекающим маневром, - неизвестный вдохновитель ограбления в Южном умел ставить заслоны. На мешочников можно убить массу времени и ничего не получить взамен. Если бы они действительно везли мясо!
      - Вы свои места знаете лучше меня, - обратился он к старшине. - В каком направлении могли двигаться эти двое?
      - Я так думаю, поначалу они искали, где спрятаться. Там это просто: лесок довольно приличный рядом. Только если они мясо везли, обязательно бы на шоссе вышли и попутной дожидались.
      - Были попутные?
      - Часов в восемь утра "Волга" из Южного прошла - председателя райисполкома. Я предупредил водителя.
      - А встречные?
      - Встречных не было ни одной.
      "Плохо, - подумал Зенич. - Люди разбегаются по степи в дождь, ночью, да ещё с какими-то мешками, и не оставляют следов. Никуда не годится".
      - Если я вас правильно понял, они могли двигаться только в сторону Белогорска.
      - Скорее всего, - сказал старшина.
      - Нет ли поблизости от поста в сторону Белогорска какихнибудь дорог, пересекающихся с трассой?
      - Есть. Километрах в трех начинается дорога на Поповку.
      Только по ней редко кто ездит. А в такое время тем более.
      Последняя деталь не имела существенного значения. Дорога на Поповку - вот где можно было что-то нащупать. Если только у них в мешке не был спрятан разборный вертолет.
      ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЧАСОВ ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТЬ МИНУТ
      - У меня сегодня тихо, - сказал дежурный. - Даже не знаю, чем вам помочь. Двое с мешком, да ещё четырнадцать часов назад, - они теперь могут быть где угодно.
      - Дайте, пожалуйста, сводку, - попросил Зенич.
      - Вот. - Лейтенант протянул ему заполненный на треть бланк. - Убедитесь сами. Браконьеров общественность в "Рассвете" повязала. И все.
      - Что-то я сегодня уже слышал о браконьерах, - вслух вспоминал капитан.
      "Где же я мог слышать о браконьерах? - вспоминал он. - Кажется, это было связано с Южным. Ну и что из этого?
      У меня сегодня все связано с Южным. Вот. В сводке происшествий по маршруту следования автобуса говорилось, что какие-то личности в маленьком селе на Дунае оказали сопротивление инспектору рыбнадзора и исчезли в неизвестном направлении. Но какое отношение все это имеет к "Рассвету"?
      Да никакого. И все-таки надо проверить: прошлой ночью случались и более странные совпадения".
      - Как вы думаете, - обратился Зенич к дежурному, - чем браконьеры могли поживиться на территории "Рассвета"?
      - Что вы имеете в виду? - насторожился лейтенант.
      - Там есть пруд или речка?
      - Нет ни того ни другого.
      - А лес?
      - И леса нет.
      - В тех местах охотятся?
      - Какая там охота! - отмахнулся дежурный. - Охота у меня вот где, в плавнях.
      - Тогда, может быть, вы мне объясните, что это за браконьеры такие, если им, как говорится, нечего делать в "Рассвете"?
      - Я не знаю, - смутился лейтенант. - Сейчас уточню.
      - Что значит не знаете? Разве не вы составляли сводку?
      Как только дежурный начинал волноваться, с него сразу слетала вся значительность и было видно, какой он юный.
      "Ничего, - подумал Зенич, - пусть поволнуется. Это на пользу".
      - Составлял я, - оправдывался лейтенант. - Но сообщение о браконьерах принимал Тищенко.
      - Тищенко! - подбавил жару капитан. - Всюду ваш Тищенко! В случае чего спросят с вас, а не с Тищенко. Позовите.
      - Тищенко! - срывающимся голосом позвал дежурный.
      Сержант появился так быстро, как будто стоял за дверью.
      Спросил:
      - Звали, товарищ лейтенант?
      - Звал, - ответил за дежурного Зенич. - Вы принимали сообщение из "Рассвета"?
      Тищенко посмотрел на лейтенанта.
      - Я, - сказал он, подумав.
      - Кто звонил?
      - Председатель колхоза Кирков Афанасий Лукьянович лично.
      - Человек известный, Герой Социалистического Труда, - робко добавил дежурный. Ему страшно хотелось замять свой промах.
      - Когда?
      - В девять пятьдесят две.
      "Как хорошо, - сказал себе капитан, - когда рядом с молодыми лейтенантами, которых назначают дежурить по субботам, есть такие люди, как Тищенко".
      - Что сообщил председатель? - спросил он сержанта.
      - В первом часу ночи Кирков возвращался из Поповки.
      - Что он делал в Поповке?
      Тищенко знал и это.
      - В Поповке главная усадьба колхоза "Родина". А "Родина" соревнуется с "Рассветом". Там вчера было собрание, - объяснил он.
      "Как легко, - подумал Зенич. - Как все легко. И после этого какие-то болваны утверждают, что везения не существует!"
      - Сразу за поворотом на трассу Киркова остановили, - продолжал Тищенко. Он их подобрал.
      - А потом заметил в своих пассажирах нечто подозрительное и при поддержке решительных своих колхозников... - не выдержал Зенич.
      - Он один, - поправил капитана Тищенко. - Вы б его видели - он один их запросто! - Сержант сделал выразительный жест рукой.
      - Подождите, - прервал его Зенич. - Вам старшина Ренькас о том, что произошло на кордоне, докладывал? - спросил он лейтенанта.
      - О чем? - упавшим голосом переспросил дежурный.
      - О том, что ночью на кордоне из автобуса, следовавшего в Приморск, сбежали двое с мешком.
      - Докладывал, - наконец вспомнил лейтенант.
      - И какие вы приняли меры?
      - Никаких пока, - собравшись с духом, изрек лейтенант. - Но ведь, товарищ капитан, ничего серьезного... В мешке, повидимому, мясо...
      - А если нет? - резко спросил капитан. - Если что-нибудь похуже? Товарищ Тищенко, что в мешке?
      - Рыба, - ответил сержант. - Осетры.
      - "Мясо, рыба"... Ваше счастье, лейтенант, ваше личное счастье, что там рыба, - сказал Зенич. - Сколько до "Рассвета"? - спросил он сержанта.
      - Да близко. Пять километров.
      - Вас, товарищ сержант, попрошу со мной. Поедем посмотрим, кого это там задержал председатель.
      - Всегда пожалуйста, товарищ капитан, - сказал Тищенко. - Машина у дверей.
      - Машина? - с сомнением произнес Зенич.
      Но на сей раз у входа их действительно ждал "уазик".
      ПЯТНАДЦАТЬ ЧАСОВ ВОСЕМНАДЦАТЬ МИНУТ
      Дом стоял на околице села, и сразу за ним начинались поля. Людей капитан заметил ещё с улицы. Миновав калитку, он рассмотрел их получше - компанию трех мужчин в саду, под навесом. При взгляде на Киркова вспоминались былины.
      Могучего сложения человек, одетый легко для такой погоды - в нижнюю рубаху, галифе и тапочки на босу ногу, - главенствовал за столом и потчевал остальных. Они весело выглядели - мужская компания из трех человек, здесь, в саду, в дождь. Даже двустволка в руках богатыря воспринималась весело - вот они отобедают сейчас и пойдут гонять ворон.
      - Приехали! - загрохотал председатель. Голос у Киркова оказался под стать внешности. - Вы, извиняюсь, кто будете? - обратился он к Зеничу.
      Капитан представился.
      Сотрапезники председателя вздрогнули.
      - То-то, я смотрю, не наш вроде, не белогорский. Закусите с нами, товарищ капитан. Если замерзли, найдем чем погреться. Не побрезгуйте.
      Было за столом спокойно и даже, несмотря на повод, собравший всех вместе, уютно, и дождь, и тускло блестевшие стволы деревьев будто отделены были стеклянной перегородкой.
      - Не побрезгую, - сказал капитан. - Давайте сало. Только без подогрева.
      Кирков положил ружье на край стола, отрезал от краюхи здоровенный ломоть, отхватил соответственный кус сала и, смастерив бутерброд, протянул Зеничу. Подвинул луковицу.
      - Кушайте на здоровье!
      - Спасибо.
      Капитан очистил луковицу, отделил три аккуратных ломтика, положил поверх сала. "Здорово, - подумал он. - Посмотришь - и сыт".
      - А ты, сержант? - спросил председатель Тищенко.
      - Не, - солидно отказался Тищенко. - Недавно завтракал.
      - Пожалуйста, Афанасий Лукьянович, расскажите нам о ваших гостях, попросил капитан Киркова и с хрустом откусил с краю.
      - А откуда начинать? - сразу посерьезнел председатель.
      - С самого начала.
      Громадным кулаком Кирков потер лоб, вспоминая.
      - Ночью возвращаюсь из Поповки, с собрания, - начал он. - Только свернул на трассу, гляжу, впереди двое "голосуют". Остановился. Просятся до Приморска. Говорят, что колхозники, на базар едут. И все такое прочее. По виду действительно колхозники, хотя вид какой-то больно подозрительный.
      До города, говорю, не могу. А до райцентра подброшу. Вижу, на все согласны.
      "Никого они не путали, - подумал капитан, забыв о сале. - Самые настоящие браконьеры. Пять минус два - их в автобусе осталось трое. А из этих троих женщина сходила по дороге.
      Значит, двое на сто пятьдесят километров плюс две остановки.
      Предположительно моряк и ещё какой-то пассажир. Странная пара".
      - Что ж вы не едите? - прервался председатель. - Или не нравится?
      - Что вы! - смутился Зенич. - Очень вкусно.
      - Садятся, и едем, - продолжал Кирков. - Ведут себя мои попутчики неспокойно, все в окошко да на часы поглядывают. Тут мотор заглох. Хорошо хоть в селе, у самого дома.
      Вылез я. Ночь, темень - пойди разберись, в чем дело. "Приехали, - говорю пассажирам своим. - Дальше вам пешком".
      Не хотят пешком. Пошептались себе и говорят: "Купи, дядя, рыбу". "Какая, спрашиваю, - рыба? Мешок приоткрыли - осетров шесть штук, и все молодь! Вот тут я про них и смекнул. Но помалкиваю. Завожу в сарай - товар, мол, рассмотреть да о цене столковаться. И пока они соображали, что к чему, я замок на дверь! Не пикнули, сидели, как голуби.
      А утром накладка вышла. Транспорт - какой в колхозе был - затемно народ в город повез, в театр. Мой броневик сломался.
      Как постояльцев в милицию переправить? Звоню, докладываю. А милиция не поспешает. Пришлось вот на довольствие ставить. А то помрут с голоду, отвечай тогда за них. Ружьишко на всякий случай прихватил. Правда, не заряжено оно, но им, - он кивнул на браконьеров, - это знать не обязательно.
      Зенич встал.
      - На минуточку, Афанасий Лукьянович, - позвал он председателя.
      Они вышли в сад, и их окатило дождем.
      - А ведь вы их незаконно... - укоризненно сказал капитан Киркову. - Как бы отвечать не пришлось.
      Председатель отреагировал спокойно.
      - Отвечу, - негромко сказал он. - Я за многое был в ответе. Этот грех мне души не жгет. Я б таких деятелей... - Кирков выразительно посмотрел на Зенича.
      Капитан отвел глаза.
      - Ладно, - сказал он. - Ваши тут разберутся.
      Они вернулись за стол.
      - Кто такие, вы не знаете? - спросил Зенич председателя.
      - Говорят, что колхозники, - нахмурился Кирков. - Как дойдет дело отвечать, все они колхозники.
      - Это точно, - подтвердил Тищенко.
      - А в мешке у тех "колхозничков" осетров шесть штук, - закончил председатель.
      - Фамилии? - спросил капитан, обращаясь к браконьерам.
      - Пыхтин, - ответил один.
      - Мардарь, - сказал другой.
      - Плохи ваши дела, граждане, - объявил Зенич. - Расхищаете народное добро. Скрываетесь от милиции. Оказываете сопротивление инспектору рыбнадзора, наносите ему телесные повреждения.
      Про инспектора капитан упомянул наудачу - эти двое наверняка были не единственными, кто браконьерствовал в районе.
      Мардарь от удивления даже поперхнулся. Браконьеры переглянулись.
      - С инспектором случайно получилось, - наконец отреагировал Мардарь.
      - Лодку его на волне развернуло и в нашу ударило. Инспектор прыгать собрался, но не удержался, упал и расшибся о банку, - добавил Пыхтин. - Мы тут ни при чем. Мы б его трогать не стали - мужик хороший.
      - Это мы выясним, - пообещал Зенич. - А сейчас прошу ответить на мои вопросы.
      - Это поспособствует... - начал Пыхтин.
      - Поспособствует. Вы в Южном сели в автобус?
      - В Южном, - кивнул Пыхтин.
      - Почему сбежали на кордоне?
      - Милиции в нашем положении надо бояться, - объяснил Мардарь.
      - Эх, мать вашу... - протяжно выругался Кирков. - Красть вы не боитесь и с динамитом орудовать не боитесь. Вас бы в сорок первый перебросить да заставить мостик какой на воздух поднять - посмотрел бы я тогда на вас.
      - Это точно, - согласился Тищенко.
      - Мы воевали! - вспыхнул Мардарь.
      - Тем более! - Председатель ударил кулаком по столу, и Зеничу показалось, что массивный дубовый стол просел.
      - В котором часу пришли на станцию?
      - За полчаса до отхода.
      - Чем занимались эти полчаса?
      - Стояли в подъезде дома, того, что рядом со станцией, ждали водителя.
      - Вы его знаете?
      - Не знаем.
      - Тогда зачем ждали?
      - Как только шофер приходит на станцию, автобус отправляется. Дожидаться в автобусе в нашем положении смысла нету... Мало ли... - объяснил Мардарь.
      - Точно, - согласился Зенич. - Где вы сидели в автобусе?
      - Сзади, - сказал Пыхтин. - Там удобно: все видно.
      - Сколько, кроме вас, было пассажиров?
      - Трое.
      - Кто?
      - Мужчина с женщиной и моряк. Моряка баба какая-то провожала. Все в окошко заглядывдла, аж пока автобус не отошел. Только он её не очень жаловал.
      - Почему?
      - Он пьяный был, - объяснил Мардарь. - Грязный. Побитый весь - голова перевязана.
      - А те двое, мужчина и женщина, они что, вместе ехали?
      - Мы когда вошли, они рядом сидели. Мужчина ей что-то веселое рассказывал, она смеялась. Симпатичная такая женщина, блондинка. Будь она одна, я бы сам к ней подсел.
      - Как выглядел мужчина?
      - Как всякий мужчина.
      - Одет?
      - В светлый плащ.
      Все, что они сообщили, позволяло предположить, почему этой троицы не оказалось на тридцать шестом километре.
      Мужчина, вероятно, мог сойти в Степном с блондинкой. Моряк - отстать на остановке. Правда, из этой схемы выпадал все тот же чемодан. Если моряк действительно отстал, пассажиры или водитель должны были оставить чемодан на той же станции, а его нашли в автобусе. Выходит, что и водитель, и те двое настолько были увлечены чем-то своим, что даже не заметили отсутствия моряка. Может, их вообще в тот момент не было в автобусе? Только кто станет выходить на остановках ночью, да ещё в дождь? Разве что шофер. Но уж он-то должен был поинтересоваться, куда делся его пассажир. Значит, не интересовался. Значит, не до того ему было. И вообще, чего стоит отработка линии пассажиров, если допустить, что к тридцать шестому километру все они сошли и у каждого на то была причина...
      - Постойте, - вспомнил Пыхтин. - Мы вам про солдата не сказали.
      - Про какого солдата?
      - Верно, был солдат, - поддержал Мардарь. - Он позже сел.
      - Где?
      - Да сразу за городом.
      - Солдат остановил автобус - поднял руку. Шофер сначала не хотел его подбирать, но женщина что-то крикнула, и он тормознул.
      - Что крикнула?
      - Не расслышал.
      - Шофер открыл дверь и о чем-то спросил солдата. Парень ответил, потом сел, - уточнил Мардарь.
      - Как выглядел солдат?
      - Как солдат.
      - В парадной форме или в повседневной?
      - В парадной. Мокрый весь, но веселый, улыбался, - Какого рода войск? Вы в этом разбираетесь?
      - Пограничник, - уверенно сказал Мардарь. - Фуражка у него была с зеленым околышком.
      - Точно, - поддержал Пыхтин. - Фуражку я заметил.
      - Где сидел пограничник?
      - Рядом с водителем. Там впереди в проходе место есть.
      - Все о чем-то с шофером говорил, - добавил Мардарь.
      "Солдат, - подумал Зенич. - Теперь их четверо и искать надо уже четверых. А что, если где-нибудь в Холмах выяснится, что их не четверо, а, скажем, двенадцать?"
      - Вы не помните, были у солдата какие-нибудь вещи? - спросил он.
      - Что-то было, - сказал Пыхтин. - Кажется, чемодан.
      - Какой чемодан?
      - Маленький такой. Какой у солдата быть может.
      "Маленький коричневый чемодан", - вспомнились вдруг капитану чьи-то совсем недавно слышанные слова. "Кто, где, по какому поводу произнес эти слова?" подумал он, и память подсказала ответ: Котова, соседка Цырина.
      ШЕСТНАДЦАТЬ ЧАСОВ ЧЕТЫРЕ МИНУТЫ
      Дежурная холмской автостанции оказалась словоохотливой женщиной.
      - Задремала я, признаюсь, - бойко рассказывала она. - Как автобус подошел, не слыхала. Услышала, когда в окошко постучали.
      - Вот в это? - спросил капитан.
      - Ага. Ну, я сразу свет зажгла. Поглядела - солдат.
      Выхожу. Интересуется, где больница. В чем, спрашиваю, дело, сынок? Он тогда и объясняет, что пассажиру одному плохо стало. Врача надо.
      - Видели вы этого пассажира?
      - Чего ж не видать? Видела. Моряк - он на лавочке сидел.
      - Вот на этой?
      - Да. Больница у нас напротив. Показала где. Солдат моряка туда и повел. Минут через десять уехали они.
      Все.
      - Водитель из автобуса не выходил?
      - Может, и выходил, но я не видела. Знаете, как спросонья...
      - В каких же тогда случаях предусмотрено ваше вмешательство? - не выдержал капитан.
      - А вы на меня, товарищ милиционер, не кричите, - спокойно отвечала женщина. - Это вы на морячка того намекаете? Знаем мы таких "больных". Видали. Пьяный он. Подрался где-то. Проспаться ему надо. А как глаза откроет, стаканчик на похмелье. Вот и все лекарства. А вы говорите, больной...
      Зенич пересек площадь. Дежурный хирург наблюдал за ним из холла больницы и, когда капитан приблизился, распахнул дверь.
      - Ну как? - спросил Зенич.
      - Лучше, - ответил врач. - Снимите плащ и возьмите халат. Я вас провожу. Но прошу недолго.
      - Постараюсь, - пообещал капитан, сбрасывая плащ на стулья, стоявшие вдоль стены. - Пойдемте, доктор.
      - На второй этаж, пожалуйста, - пригласил врач.
      На втором этаже у палаты стояла медсестра. Еще одна сидела у постели больного. Когда капитан с врачом вошли та, что стояла, вошла тоже. Зенич попросил всех выйти - и медсестер, и доктора.
      - Хорошо, - сказал врач, и они вышли. Было видно, что делают они это неохотно.
      Поправив сползающий халат, капитан сел на стул и только тогда как следует рассмотрел моряка. Рассматривать, собственно, было нечего: до самых глаз повязка на голове, острые скулы, тонкие, с длинными пальцами руки поверх одеяла.
      Глаза были открыты и с тоской смотрели на Зенича.
      - Голова болит, - морщась, сказал моряк. - Гадко и гнусно... Я знаю, кто вы. Вы из милиции.
      - Точно, - не стал отказываться Зенич - Почему-то милиция в таких случаях всегда появляется первой. А мне, может, не хочется видеть милиционера. Мне, может, хочется видеть любимую девушку.
      - В таком-то виде? - засомневался капитан.
      - Не тяните, задавайте ваши вопросы, - попросил моряк, сделав попытку улыбнуться. - Вы же для этого сюда пришли?
      "С тобой легко, - думал Зенич. - Ты совсем ещё пацан, а хочешь показать, какой ты старый и опытный. Никакой ты не старый и не опытный. Так, салажонок И боишься, что напроказил, хотя не помнишь, где и как".
      - Хорошо, - согласился он - Начнем задавать вопросы Фамилия?
      - Я и забыл, что вы начинаете с фамилии, - сказал парень, снова попытавшись улыбнуться.
      - Не смешно, - строго сказал капитан. - А в вашем положении тем более. Вечер юмора и сатиры предлагаю перенести на более поздний срок.
      - Принято, - покорно согласился моряк. - Таранок Сергей Иванович.
      - Как же это тебя так угораздило, Сергей Иванович, а?
      Таранок молчал.
      - Судно и должность?
      - Теплоход "Кустанай", третий штурман.
      - Маршрут последнего рейса?
      - Южное - Братислава - Вена и обратно,
      - Когда вернулись в Южное?
      - Вчера в пятнадцать тридцать.
      - В котором часу сошли на берег?
      - Три часа спустя.
      - Без вещей?
      - Был чемодан. Подарки вез своим женщинам. Их у меня пятеро. Мать, сестры - трое - и... - Таранок замялся. - Только посеял я чемодан. И хоть убей, не помню где.
      - Как он выглядел?
      - Большой черный кожаный чемодан.
      - Мы нашли ваш чемодан, - успокоил моряка Зенич. - В автобусе. Вещи целы.
      - В автобусе? - переспросил Таранок. - В каком автобусе?
      - На котором вы ехали в Приморск.
      - Может быть, - неуверенно согласился моряк.
      - Вы что, не помните автобуса?
      - Нет, хотя я должен был как-то сюда попасть.
      - Вернемся к моменту, когда вы покинули судно. Возможно, так вам будет легче вспомнить. Надолго вас отпустили?
      - На трое суток.
      - Когда вы собирались уехать в Приморск?
      - Сразу же. Был поезд...
      - Что помешало?
      - Понимаете, человека одного встретил.
      - Кого?
      - Да я сам толком не знаю. Зовут Николаем, грузчиком он в порту. Поздравил с благополучным прибытием. Спросил, куда направляюсь. Сказал, что домой. Это, говорит, не помужски и тем более не по-моряцки.
      - И вы решили, что в его словах есть смысл?
      - Решил, - виновато признался Таранок.
      - Ясно, - сказал капитан. - Где пили?
      - Сначала у Николая в общежитии. Когда все выпили, он сказал, что не последние мы с ним мужчины и что есть место, где люди вроде нас могут достойно провести время.
      - Что это за место?
      - Такое место в Южном одно - ресторан "Волна".
      - Как вас принимали в "Волне"?
      - Сначала все было как описывал Николай. Много вина и музыки, очень милая официантка... Кажется, её звали Ниной.
      Но может быть, и Надей. Она мне понравилась, и я захотел подарить ей что-нибудь Полез в чемодан и вывалил все на пол. Она собрала, и я подарил ей платок. Потом Николай сцепился с кем-то, я его поддержал. Мы вышли в парк выяснять отношения Там меня чем-то ударили по голове. Дальше провал... Еще помню, как сижу в какой-то странной комнате где очень жарко, и Таня перевязывает мне голову.
      - Какая Таня?
      - Ну, эта, официантка
      . - Да, да.. На кухне ресторана?
      - Возможно. Помню, как мы с ней идем куда-то под дождем...
      - Вы говорили ей, что едете в Приморск?
      - Наверное.
      По-видимому, женщина, которая провожала его и которую видели браконьеры, и была та самая Нина-Надя-Таня.
      - Помню, как стою на каких-то ступеньках и кто-то громко кричит, что пьяного он не повезет. Я разворачиваюсь, чтобы ударить его... И снова провал. И последнее видение. Мне очень плохо. Я хочу выйти на воздух. Чувствую, откуда-то свежим воздухом тянет. Встаю. Иду по какому-то длинному и узкому проходу. Спотыкаюсь обо что-то и падаю, падаю, падаю...
      - Вы встали с сиденья автобуса, в котором ехали, шли по проходу салона, споткнулись о чемодан и выпали в открытую дверь, - сказал Зенич. - Хорошо, что это случилось на остановке. А вообще, третий штурман теплохода "Кустанай" Таранок Сергей Иванович, хочу дать вам один банальный совет:
      не пейте! Можете выпить немного в праздник. В день рождения матери. Бокал шампанского на собственной свадьбе вам не повредит. Но чтоб так, вдрызг, как скотина... - Он не жалел его. - Кончается это... Ну, да вы сами видите, чем это кончается. Кстати, я не уверен, что сегодня все закончилось наихудшим образом.
      Он действительно не был в этом уверен.
      ШЕСТНАДЦАТЬ ЧАСОВ ТРИДЦАТЬ МИНУТ
      Пока вертолет набирал высоту и разворачивался над Холмами, Зенич вызвал Южное. Киреев находился в кабинете дежурного и сразу же подошел к микрофону.
      - Зенич, - сказал капитан. - Как успехи, Александр Иванович?
      - Пока ничего существенного.
      - Кассирша?
      - Не выходила из дому.
      - Пограничник?
      - Выясняем.
      - Есть ещё несколько просьб.
      - Слушаю.
      - Сообщите на "Кустанай", что их третий штурман Таранок находится в Холмах, в больнице. Застрял он там недели на две.
      - Он был в автобусе?
      - Да. И еще. По вчерашней драке в "Волне" у вас должен проходить некий Николай - он работает грузчиком в порту.
      Проследите, чтоб этот Николай получил все, что ему положено.
      Кроме того, в этой же компании должен находиться тот, кто избил штурмана. Разберитесь.
      - Хорошо.
      - И наконец, пограничник. С ним очень важно и срочно.
      - Мы стараемся, - виноватым голосом сказал Киреев. - Но дело непростое.
      "Мы все стараемся сегодня, - думал капитан, глядя на проплывающую внизу дорогу. - Мы все очень стараемся и идем в хорошем темпе. Истины пока нет. Она закрыта домыслами, как небо тучами. Но мы найдем то, что ищем, - после самого долгого дождя обязательно бывает хорошая погода". Все это нравилось Зеничу. "Все это по мне, - сказал он себе. - Так точнее. И ночь без сна, и свистопляска под облаками, то, что счет километрам ведешь на сотни, а времени - на минуты, и встречи, и помощь людей, о которых вчера ещё не имел никакого представления, и сознание собственной значимости, а порой такой же остроты чувство собственного бессилия.
      Плох только повод, вызвавший к жизни все это стремительное нагромождение впечатлений и поступков..."
      - Степное, - прерывая раздумья капитана, прокричал пилот.
      Зенич посмотрел вниз - село было маленьким, несколько десятков одинаковых аккуратных домиков вдоль дороги.
      - Садимся, - крикнул он и для убедительности ткнул вниз рукой.
      - Понял, - кивнул пилот.
      Сели в том месте, где прерывалась посадка, отделяющая дома от дороги, здесь был въезд в село. Это было шумное зрелище, но никто не вышел на него поглядеть. Убаюканное мерным шумом дождя, лежало перед ними село Степное, и гдето здесь, если верить документам рейса, жила одна из пассажиров. Симпатичная блондинка. Четвертая.
      "С чего начать? - прикидывал капитан. - Зайти в один из домов и спросить? Когда ближайшие соседи - всего лишь несколько десятков семейств, должны же они знать, кто, куда и зачем отсюда уезжает".
      Распахнув дверку кабины, он спрыгнул и обнаружил, что стоит на асфальте Въезд в село был асфальтирован и дорожка вдоль домов тоже. Зенич пересек дорожку и открыл калитку ближайшего дома. Метрах в пяти от аллеи, соединяющей калитку с домом, стояла большая будка. Пес, если он был в будке, наверное, дремал, и капитан беспрепятственно прошел к дому. Постучал.
      Появилась сумрачная баба. Спросила:
      - Чего?
      - Извините, это Степное?
      - Степное, - сказала баба, с подозрением глядя на Зенича.
      - Я ищу женщину, которая уезжала в Южное и сегодня ночью вернулась, изложил капитан свое дело.
      - А фамилия как?
      - Не знаю.
      - Тогда и я не знаю, - сказала она, всем своим видом давая понять, что не намерена продолжать разговор.
      "Безнадежно, - решил Зенич. - Интересно, они тут всегда такие или только по дождливым субботам?"
      - Ну, а власть у вас есть? - спросил он.
      - Какая власть?
      - Сельсовет.
      - Второй дом налево.
      Возвращаясь к калитке, он чувствовал на себе её взгляд.
      "Крутая женщина, - думал он. - А вдруг собаку спустит?"
      На фасаде второго дома слева не было никакой вывески, и капитан решил, что ошибся. Но вывески не было ни на соседнем доме, ни на доме рядом, и он вернулся к тому, на который указала женщина. Дверь дома неожиданно распахнулась, навстречу шагнул невысокий, плотного сложения мужчина с висячими в пол-лица усами, в дождевике и спросил в точности как баба:
      - Чего?
      - Здесь сельсовет?
      - Здесь, - сказал мужчина. - А вы кто будете?
      Зенич назвался.
      - Извините, товарищ капитан, - сразу подобрел мужчина. - Не ждали мы гостей. Ваш вертолет?
      - Наш.
      - Отлично стала милиция работать! Председатель здешнего сельсовета Марыганов, - наконец догадался представиться мужчина. - Прошу в дом.
      - Я спешу, товарищ Марыганов, - сказал капитан. - Поговорим здесь. Меня интересует молодая симпатичная женщина. Блондинка.
      - Блондинка? - хитро улыбнувшись, переспросил председатель. - Так бы сразу и говорили Симпатичных блондинок в наличии имеется три. Учительница, жена агронома, тоже агроном, и заведующая магазином, она же продавец. Заведующая как с утра укатила продукты получать, так ещё не вернулась. Учительница в школе, агрономша в поле...
      "Что ты мелешь?" - подумал капитан, а вслух спросил:
      - Какое поле?
      - Это я так, для рифмы, - пояснил председатель. - Грешен. Люблю другой раз в разговор рифму вставить. Вообще-то агрономша теперь дома. И учительница тоже.
      - Женщина, о которой идет речь, приехала сегодня ночью на автобусе из Южного, часа в три. Мог её кто-нибудь видеть?
      - В такое время вряд ли. Вот разве что сторож
      - Какой сторож?
      - Дед Марк. Магазин сторожит. Магазин - вон он... - Председатель показал. - А напротив как раз остановка автобуса.
      - Где сейчас сторож?
      - В магазине, где ж ему быть. Он там и живет, при магазине.
      - Проводите, пожалуйста.
      Магазин находился метрах в двухстах от сельсовета - традиционный сельский магазин, где продавалось все. На двери висел большой замок.
      - Нам не сюда, - сказал председатель. - Нам с другой стороны.
      Они обошли дом и, перешагивая через разбитые деревянные ящики, валявшиеся повсюду, приблизились к обитой железом двери, которую пересекал по диагонали массивный железный брус.
      - Закрыто, - констатировал Зенич.
      - Это для виду, - успокоил председатель. - И для продавщицыного спокойствия, чтоб дед не сбежал. Он изнутри дверь открыть никак не может.
      - Ну, а замок?
      - Днем это бутафория, - пояснил Марыганов. И добавил весело: - Кому надо, тот знает. - Он открыл замок, выдернул нижний конец бруса из паза, отвел брус в сторону, распахнул дверь и пригласил: - Прошу!
      Они вошли и попали в затхло-темный мир. Прямоугольник двери был единственным источником света в помещении, служившим, по-видимому, складом.
      - Где же ваш дед? - спросил капитан.
      - Здесь, - ответил председатель. - Никуда не делся.
      В дальнем углу кто-то зашевелился, и сиплый голос спросил:
      - Тебе чего, Ермолаич, бутылку?
      - Брось свои шутки, дед, - мрачно сказал председатель. - А ну выдь-ка, дело есть.
      В углу ещё долго кряхтели, потом, осторожно ступая, из темноты возник и приблизился ветхий безбородый старичок лет восьмидесяти, в фуфайке, в валенках, но без шапки.
      - Ружье где? - пугнул его председатель. - Почему без ружья?
      - Есть ружье, - сказал дед. - Есть. Возьму, если потребуется. Что-то тебя, сынок, не признаю, - сказал он Зеничу. - Ты наш, степновский?
      - Я из милиции, дедушка, - сказал капитан. - Я к вам по делу.
      - Зачем из милиции? - не понял дед. - Службу несем исправно. Никогда ничего не пропадало.
      - Товарищ тебя, дед, не проверять приехал, - объяснил председатель. - Он тебя кое о чем порасспросить хочет.
      - Пусть спрашивает, - разрешил сторож.
      - Спрашивайте, пока он в настроении, - шепнул председатель Зеничу. Старик крутой. Сдвинется винтик - слова из него не вытяните.
      - Вы сегодня ночью дежурили? - спросил капитан.
      - Дежурил. Я, сынок, всегда по ночам дежурю.
      - Где вы находитесь ночью?
      - В магазине. У двери ящик пристрою и сижу до утра.
      - Можно взглянуть?
      - Чего ж нельзя? Можно.
      Дед отошел к стене, нашарил и распахнул дверь в магазин. Капитан с председателем шли следом.
      Из двух больших окон магазина отлично просматривались и посадка, и дорога, и то место, где стоял вертолет.
      - Ух ты, ветрогон! - увидев его, сказал дед.
      - Не ветрогон, а вертолет, - поправил председатель.
      - Ну, вертолет. Твой, сынок, ветрогон?
      - Мой, дедушка, - сказал Зенич.
      - Да ты, я вижу, большой начальник! - удивился дед. - Ты давай спрашивай, я тебе все расскажу.
      - Вы всю ночь здесь сидите?
      - Дежурю, - уточнил дед.
      - Дежурите. Если кто под окнами ходит, видите?
      - Вижу. Только редко кто теперь ходит. В такую пвгоду по домам все больше сидят. А если и ходят куда, так это к нам, в магазин.
      - По ночам улица освещается?
      - Освещается, - сказал председатель.
      - Когда освещается, когда нет, - уточнил дед. - На столбе, что у магазина, лампочка не всегда горит.
      - Вчера горела?
      - Горела.
      - И вы видите все, что происходит на улице?
      - Все! - с гордостью сказал дед.
      - Он у нас на спор пять пустых консервных банок с пятидесяти метров из дробовика сшибает, - вставил председатель. - Все с первого выстрела. Есть такие, которые не верят.
      Так потом им это дорого обходится.
      "Лихой дед", - подумал Зенич.
      - Значит, автобусы, которые проходят по шоссе, видите? - спросил он.
      - Если останавливаются, вижу.
      - Сегодня ночью останавливался?
      - Было.
      - Приехал кто-нибудь?
      - Учительша наша. А с ней мужчина. Представительный такой, в светлое одетый. Он её под ручку держал. До дому проводил да там, видать, и остался. А чего? - отреагировал дед на предостерегающий жест председателя. - Девка интересная, молодая, да одинокая к тому ж. Мне б годков тридцать скостить...
      "Их уже пятеро, - отметил капитан. - Пятеро из шести, чье отсутствие на месте аварии объяснено. Только вот пусть мне кто-нибудь скажет, хорошо это или нет".
      - Домой, говорите? - переспросил он. - А где дом-то?
      - Да вон он, - показал дед в окно.
      ШЕСТНАДЦАТЬ ЧАСОВ ПЯТЬДЕСЯТ СЕМЬ МИНУТ
      Председатель сельсовета довел капитана до самого дома.
      - Спасибо, - поблагодарил Зенич. - Теперь я найду сам.
      - Хорошо, - сухо сказал председатель. - - Если что, так я в сельсовете. Повернулся и ушел не оглядываясь.
      "Странно и страшно вот так лезть в чужую жизнь, - думал капитан, пересекая дворик. - Нас волнует, все ли у неё в порядке, а ей, может, вовсе не надо, чтобы кто-нибудь об этом беспокоился. Я её никогда не видел и даже не знаю, как она выглядит, и вообще ничего о ней не знаю. Но это даже лучше, потому что, когда знаешь о человеке многое, всегда труднее обосновать моральную сторону подобного визита. Нам далеко не все равно, что будет в доме после того, как в нем уже не будет нас. Даже если пришли мы с архиблагородными целями.
      Да, гостей здесь не ждут и им не обрадуются".
      Он коротко и сильно постучал. Потом постучал ещё раз.
      Вышла женщина лет двадцати пяти. Стояла за стеклянной дверью, но не открывала и смотрела на Зенича.
      "Действительно красивая и действительно блондинка, - отметил капитан. Никогда бы не подумал, что в этой глуши могут отыскаться такие хорошенькие учительницы".
      - Я из милиции, - сказал он, не дождавшись вопроса.
      - Из милиции? - удивилась женщина. - Ко мне?
      - К вам, если вы Кузьменко.
      - Хорошо. - Она растерянно оглянулась и, не обнаружив никого у себя за спиной, щелкнула задвижкой. - Входите.
      Зенич вошел и протянул ей свое удостоверение. Повертев удостоверение в руках, она, так и не раскрыв, вернула его.
      - Слушаю вас.
      Приглашать его в комнату она не собиралась. Дверь в комнату была приоткрыта, но простенькие, в два цвета, гардины не позволяли увидеть, что происходит внутри и кто там есть.
      Затевать объяснение в таких условиях капитану было невыгодно. То, о чем они станут говорить, наверняка услышат в комнате. Кроме того, им обязательно надо побеседовать втроем. Вряд ли это устраивало Кузьменко, но тут уж Зенич ничего не мог поделать.
      - Пойдемте в комнату, - предложил он. - Разговор предстоит долгий.
      - Да, - смутилась она. - Конечно, пойдемте. - И вошла первая.
      Раз, два, три, четыре... Она сделала семь шагов - он машинально посчитал и остановилась у окна, прислонившись к стене.
      Комната была небольшой и уютной, с двумя окнами, выходившими в сад. Стол был накрыт к обеду: парил котелок с картошкой, помидоры, огурцы и лук выглядели очень впечатляюще - хоть натюрморт пиши. Но того, кого рассчитывал, капитан за столом не увидел, хотя приборов было два и две рюмки и стояла бутылка вина.
      "Он здесь, - подумал Зенич. - Он определенно где-то здесь".
      Прерывая затянувшуюся паузу, из соседней комнаты появился мужчина. Красным мохнатым полотенцем он вытирал лицо и что-то напевал. А потом отнял полотенце от лица, замер в недоумении, и капитан увидел, что он красив и что ему не больше сорока.
      - Товарищ из милиции, - коротко пояснила женщина.
      - Из милиции? - переспросил мужчина, изобразив веселое недоумение. - Чем это мы, скромные граждане, могли заинтересовать милицию?
      Он держался этаким бодрячком, но было видно, что он смущен происходящим. Капитан не дал ему возможности прийти в себя.
      - Капитан Зенич из уголовного розыска, - представился он, подавая мужчине удостоверение. - Тот поглядел в него. - Разрешите узнать, с кем имею честь?
      - Сергиевский, - назвался мужчина, помолчав. - Старший инженер областного управления "Сельхозтехника".
      - Позвольте, товарищ Сергиевский, взглянуть на ваши документы.
      - Я сейчас, - сказал Сергиевский. Скрылся в соседней комнате. Вернулся с пиджаком, долго рылся в карманах и наконец нашел свой паспорт.
      "Сергиевский Артур Петрович", - прочел капитан. Что ж, все верно. И про "Сельхозтехнику" верно. И про то, что инженер. Впрочем, зачем ему это скрывать?
      - Что делали в Южном, товарищ Сергиевский?
      - В Южном? - Мужчина не ждал подобного вопроса. - Ах, да, в Южном... Находился в служебной командировке.
      "Артур Петрович... Интересно, как его жена называет?
      Артуша, наверное. Как бы поделикатнее выяснить, почему он оказался здесь, - спрашивал себя Зенич. - Вопрос тонкий, и, пока я его не задам, они так и будут краснеть, и не глядеть друг на друга, и тянуть время. Нет уж, лучше сразу".
      Пока капитан прикидывал, с чего начать, мужчина сам пришел ему на помощь.
      - Вчера вечером домой возвращался, - сказал он. - А автобус поломался. Время позднее, непогода, транспорта никакого... А тут Лена... Елена Петровна... Мы с ней в дороге познакомились...
      Говорил он с большими паузами, и вся эта медлительность вытягивала душу. Зенич чувствовал себя неприятно, а женщина, наверное, тем более, но держалась, и только подергивание сплетенных пальцев да неестественная напряженность её позы выдавали волнение.
      - Она пригласила... и я пошел, потому что деваться, в сущности, было некуда, - на вздохе закончил инженер. - Вы не подумайте...
      - Я ничего и не думаю, - оборвал его капитан и посмотрел на женщину.
      Она кусала губы и, кажется, готова была разрыдаться. Качала головой, будто спрашивала себя: "Что же это я?"
      - Вот и хорошо, - обрадовался инженер, но капитан не расслышал его последних слов.
      Зенич пришел к ним с желанием ничего не испортить. Сейчас он чувствовал, что хочет совсем иного. "Странно, - говорил он себе. - Я моложе, я лучше, чем он, я один, я заслужил такую женщину. Может быть, я нужен ей, а она мне. Но сегодня здесь не я, а он. И не я её защищаю, а он предает. Несправедливо".
      Он понимал, что, думая так, думает обо всем, в чем его обошли. Несправедливость для него воплотилась в эту женщину, которая не принадлежала ему.
      - Я вас правильно понял? - настаивал инженер. - Вы сказали, что ничего не думаете? Значит ли это, что я могу идти?
      - Значит, - сказал капитан. - И если можно, то побыстрее. Через пятнадцать минут автобус до Приморска.
      Инженер не разобрал интонаций в голосе капитана.
      - Спасибо, - сказал он. Исчез в соседней комнате. Появился в плаще и, с заискивающей улыбкой глядя на Зенича, пошел к двери.
      - Артуша! - окликнула его женщина. - Вы забыли портфель.
      Споткнувшись на ровном месте, Сергиевский прихватил портфель и выскочил наружу. Глухо хлопнула дверь.
      - Ждете, что разревусь? - спросила капитана хозяйка. - Не дождетесь.
      - Ждал, - честно признался капитан.
      - Напрасно, - сказала женщина. И заплакала. Потом опрометью выбежала из комнаты.
      Оставшись один, капитан начал искать сигареты. Нашел. Но не закурил. Сломал сигарету и, не найдя, куда выбросить, сунул в карман. Сел за стол, на котором остывал обед.
      Спустя несколько минут в комнату вошла Лена Кузьменко и села напротив.
      Зенич отметил, что теперь она выглядела хуже. "Впрочем, - подумал он, слезы ещё ни одну женщину не делали привлекательнее".
      - Я живу одна, - сказала женщина, уткнувшись взглядом в стол-Давно уже живу одна, хотя так было не всегда.
      Я специально выбрала эту глушь. Хотела спрятаться от всех.
      Иногда одиночество тоже радость. Когда тебе уже тридцать, и ты одна, и преподаешь язык и литературу в пятых - восьмых классах в маленькой школе на два села, не так уж много у тебя радостей в жизни. Только иногда и эта твоя единственная радость поперек горла становится.
      - Я не дал бы вам больше двадцати пяти, - искренне сказал Зенич.
      "Постой, - сказал он себе, - ты, собственно, зачем здесь?"
      - Вы были вчера вечером в Южном? - спросил он, взяв официальный тон.
      Женщина подняла глаза. Она начала понимать, что он здесь не случайно.
      - Была, - сказала она.
      Он не стал спрашивать, с какой целью. Ждал.
      - Получила телеграмму от отца - мы не виделись уже три года. И вдруг его судно заходит в Южный.
      - Какое судно?
      - "Кустанай". Показать телеграмму?
      "Снова "Кустанай", - отметил Зенич. - Воистину, все в этом мире связано".
      - Не надо, - сказал он ей.
      - Выпросила отпуск на два дня и помчалась. А отцу не до меня. Он капитан, и у него разгрузка. Пришлось уехать на первом подвернувшемся автобусе.
      - По вине водителя этого автобуса сегодня утром произошла автомобильная катастрофа.
      - О господи! - тихо сказала женщина.
      - По дороге к вам подсел солдат. Кажется, пограничник...
      - Да. Он впереди сидел, рядом с шофером. Скажите, что с ним?
      Капитан не стал говорить "не знаю" - вряд ли такой ответ успокоил бы женщину.
      - Ничего серьезного, - сказал он. - А подобрали вы его где?
      - Сразу за городом.
      - Он что, "голосовал" или водитель остановился сам?
      - Голосовал. А шофер не видел или не хотел останавливаться. Словом, проскочил. Жалко стало парня - стоит ночью под дождем, в одном кителе... Крикнула шоферу. Остановился. Пограничник подбежал и сказал, что ему в Приморск.
      - Именно в Приморск?
      - Да, - повторила он. - Шофер показал, чтоб заходил.
      Пограничник вошел, и мы поехали.
      - Не помните, был у него какой-нибудь багаж?
      - Кажется, был чемодан.
      - Вспомните, пожалуйста, как выглядел этот чемодан.
      Женщина задумалась.
      - Маленький такой чемодан...
      - Вы сидели впереди. Слышали, о чем говорили шофер с пограничником?
      - Не слышала, - сказала она с виноватым видом.
      - Как по-вашему, куда ехал этот парень?
      - Думаю, он ехал в отпуск.
      - Почему вы так решили?
      - Он был очень веселый, несмотря на то что промок.
      Кроме того, он был с чемоданом.
      - Значит, после того как вы сошли, в автобусе остался один пассажир пограничник?
      - Да, он один, - грустно сказала женщина. - Когда автобус ушел и мы... и мы остались на дороге, я подумала: вот счастливый! Молодой, уверен в себе, едет домой... Знаете, я не завидовала ему тогда. В ту минуту я почти поверила...
      Она замолчала. Потом спросила:
      - И все-таки что с ним?
      - С ним все в порядке, - сказал капитан и встал. Он поймал себя на мысли, что ему не хочется уходить. - Благодарю вас, - сказал он.
      - За что? - смутилась женщина. - Это я должна благодарить вас. Когда вы пришли сюда и... произошло то, что произошло... В общем, впервые в жизни мне стало по-настоящему жаль себя. Сейчас я говорю себе: можно что-то придумать.
      - Всегда можно что-то придумать, - сказал Зенич.
      - Спасибо, - сказала Кузьменко.
      - За что? - смутился капитан.
      - Спасибо, - повторила женщина. И улыбнулась.
      ВОСЕМНАДЦАТЬ ЧАСОВ
      - Занято, - сказал Мытарев, повесив трубку. - Если она вдруг прилетела, это прошло мимо меня. Не могу дозвониться... Сразу же прошу учесть вот что это выяснилось буквально сейчас. Некто, предположительно тот же человек, которого видели в лодке, вчера днем, когда Цырин был в Южном, интересовался им в гараже, а сегодня утром встречал на автовокзале.
      - Следил? - предположил Зенич.
      - Возможно.
      - Следил и выследил... - повторил капитан. - Вы уверены, что это один и тот же человек? В ограблении кассы, с Цыриным и без Вула, судя по всему, участвовали трое.
      Цырина убил второй. А где же третий?
      - Ваши соображения?
      - По версии Киреева, которую я склонен поддержать, они сыграли на единственной слабости в системе охраны кассы.
      Касса на втором этаже. Пульт централизованной системы блокировки - на первом. Пока кассирша спускается со второго этажа на первый, помещение кассы бесконтрольно. Пятнадцатого кто-то, очень хорошо знающий Литвинову, задерживает её на втором этаже. Сообщник в это время действует в кассе.
      Третьему, то есть Цырину, выпадает переправить деньги в Приморск?
      - А Вул?
      - Вула они попросту подставили. Они уверены, что он будет молчать.
      - Не забудьте ещё одной важной вещи, - сказал полковник. - Цырин боялся Вула. После того как Вула арестовали, он стал бояться его ещё больше. Мы исходим из того, что Вула они подставили совершенно сознательно. Вариантов, исключающих этот страх, не существует. Если Вул заговорит - Цырин попался; ну а если смолчит - то рано или поздно он все равно появится на свободе, и тогда нашему шоферу придется ещё хуже. Такова логика рассуждений Цырина. Мысль исчезнуть, уйти от сотоварищей, тех, кто рядом и кто за решеткой, но от этого не менее опасен, должна стать навязчивой идеей Цырина. Он ищет возможность исчезнуть и, по-видимому, находит её сегодня ночью на тридцать шестом километре.
      "Он прав, - подумал Зенич. - Он мыслит начерно, но как часто в нашей работе путь усреднений и обобщений оказывается самым верным! Это потому, что идеальные ситуации существуют только в воображении".
      - Давайте сводить все воедино, - продолжал Мытарев. - Во время стоянки в Южном Цырин встречался с кем-нибудь?
      - Не установлено.
      - Выехал по расписанию?
      - Минута в минуту.
      - В каком был состоянии?
      - Пассажиры показывают - в нормальном. Всю дорогу разговаривал с пограничником.
      - Что говорят о пограничнике?
      - Говорят, что выглядел отпускником, с чемоданом, очень веселый.
      - Веселый, - задумчиво повторил полковник.
      - И вот ещё что, - вспомнил Зенич. - Водитель не хотел подбирать пограничника, но пассажиры упросили. Вернее, пассажирка.
      - Да? - оживился Мытарев. - Интересно. Учительница с инженером сошли в Степном около трех часов утра. С Цыриным остается только солдат. После Степного автобус нигде не останавливается и сходит с маршрута, повернув на Окружное шоссе. Почему?
      - Цырин спешит.
      - Спешит... Вам, Владимир Николаевич, не кажется странным, что ночью по пустынной трассе расстояние в сто километров скоростной автобус проходит за два с лишним часа?
      - Кажется, - признался капитан.
      - Катастрофа произошла около шести утра. И когда встал вопрос о встречном и попутном транспорте, выяснилось, что, кроме "Жигулей" Платникова и "уазика" рыбхоза, в течение часа через пост ГАИ не проходила никакая другая машина.
      Это дало повод старшему лейтенанту Мехтиеву утверждать, что автобус на Окружном шоссе никто до столкновения не видел.
      По-видимому, он ошибся. Если Степное Цырин прошел в три утра, то на тридцать шестом километре, вероятнее всего, был часов в пять. Стало быть, его могли видеть с машины, которая проходила пост до пяти утра. Или с автобуса, следовавшего в Стркжи: он миновал пост в четыре пятьдесят шесть. Эти четыре минуты вычеркнули его из списка Мехтиева.
      - Значит, выводы Мехтиева неверны?
      - Вы заметили, я сказал "могли видеть". Но могли и не видеть. Расхождение во времени около получаса. Я лично склонен объяснить это тем, что Цырин где-то после Степного останавливался. Подождем с догадками. - Полковник посмотрел на часы. - Автобус из Стрюков должен вот-вот вернуться.
      Поезжайте на вокзал и поговорите с водителем.
      ВОСЕМНАДЦАТЬ ЧАСОВ ТРИДЦАТЬ МИНУТ
      - Вася! - позвал диспетчер. - Слышь, вылазь! С тобой хочет поговорить товарищ из милиции.
      Сначала показалась кепка. Под кепкой сверкнули глаза.
      Дверца распахнулась, и из кабины вывалился шофер.
      - Василий Нетреба, - представил диспетчер водителя - Я вам больше не нужен?
      - Нет, спасибо, - сказал Зенич, и диспетчер, кивнув, ушел - Слушаю вас, товарищ из милиции, - сказал Василий Нетреба, маленький человек лет сорока пяти со смешной фамилией.
      - Капитан Зенич. Поговорить, товарищ Нетреба, надо. Ну, хотя бы вон там, под навесом.
      - Лучше в автобусе, - предложил Нетреба. - Сухо, и никто не мешает Не дожидаясь согласия капитана, он влез в кабину и открыл переднюю дверь. Зенич вошел в салон и сел рядом с водителем. Сел и тут же вспомнил, что в таком же вот кресле ехал пограничник, а за рулем сидел Цырин.
      - Вы сегодня ночью ездили в Стркжи? - спросил капитан.
      - А вы разве не знаете?
      - Ну, я, допустим, знаю...
      - Так точно, ездил, - подтвердил водитель.
      - В котором часу?
      - Выехал в половине пятого.
      - По дороге, а точнее, на Окружном шоссе встречали кого-нибудь?
      - Встречал.
      - Кого?
      - Да Цырина, водителя нашего.
      "Попали, - подумал капитан. - Только спокойнее. Он ничего не знает об аварии".
      - На каком километре?
      - На сороковом, пожалуй.
      "Ошиблись, черти, - вспомнил капитан Мехтиева и его людей. - Цырин был там раньше, чем вы высчитали. Правда, место Нетреба называет неточно, но это несущественно. Он и не мог назвать его точно".
      - Время не помните?
      - Минут в десять шестого дело было. Я остановился.
      Снова удача.
      - Остановились? Для чего?
      - Его автобус стоял на обочине, без огней. Мало ли что...
      Вижу - машина наша. Вышел посмотреть. Заглянул в салон...
      - И что, был там кто-нибудь?
      - Не было никого.
      - А двери?
      - Двери были открыты. Я в кабину глянул - ключи на месте, чемоданчик на сиденье стоит.
      - Чемоданчик?
      - Чемоданчик, - подтвердил Нетреба. - Небольшой такой.
      Двери, ключи, чемодан... Может быть, потом Цырин вернулся? А пограничник?
      - И что же, так никого и не нашли?
      - Нашел, - сказал шофер, который, как заметил капитан, не видел в этой ситуации ничего необычного. - Только выхожу, смотрю - Цырин идет, водитель.
      - Откуда идет?
      - Из плавней. Они метрах в двадцати от того места начинаются. Оттуда и шел.
      - И вам не показалось это странным?
      - Не показалось. - Шофер выразительно улыбнулся. - Мало ли что человек мог делать в плавнях.
      - С Цыриным разговаривали?
      - Перекинулись парой слов. Он сказал, кардан полетел.
      Будет ждать попутную машину, чтобы вызвать аварийку.
      - Больше ни о чем его не спросили?
      - Спросил, где пассажиры. Сказал, что было всего несколько человек, но все сошли в Холмах. Такое у нас часто случается, особенно ночью.
      "Вот оно, - сказал себе капитан. - Цырин солгал насчет пассажиров и что поломан, и он что-то делал в плавнях. Нечто такое, после чего потребовалось оставить автобус и уходить.
      И снова тот же пресловутый двенадцатичасовой барьер. Он не побоялся все бросить, даже после того как его заметили.
      Кажется, утром осматривали плавни в районе катастрофы.
      И все-таки надо взглянуть самому".
      - Я понимаю, товарищ Нетреба, что вы устали, и все-таки попрошу вас поехать со мной, - сказал он водителю.
      - Куда?
      - На трассу. На то место, где вы встретили Цырина.
      - Когда?
      - Сейчас.
      - Какие разговоры, - неожиданно легко согласился Нетреба. - Поехали, раз надо.
      ДЕВЯТНАДЦАТЬ ЧАСОВ ДВАДЦАТЬ ТРИ МИНУТЫ
      Тридцать шестой километр. Унылые деревья вдоль дороги.
      Плавни. Гнетущую их бесконечность скрадывает туман, но от этого она ощущается ещё отчетливее. Дождь. Пустынно. Автобус и машину уже убрали. И только белые полосы на асфальте - нанесенные специальным составом, они использовались для воссоздания ситуации столкновения - напоминают об аварии.
      Капитан остановил машину на обочине и посмотрел на Нетребу.
      - Пойдемте, - пригласил он. - Покажите, где вы его встретили.
      - Покажу, - кивнул Нетреба. - Только не здесь это было.
      - Ближе? Дальше? За поворотом? Покажите где, я подъеду.
      - Совсем не здесь, - повторил шофер.
      - А где?
      - Километрах в двух.
      - Вы точно помните? - взволнованно спросил Зенич, чувствуя, как заползает в сознание безотчетное ожидание чего-то непоправимого. - Было темно, и все могло выглядеть по-другому.
      - Точно помню, - повторил Нетреба. - Здесь поворот, а там прямой участок и плавни ближе к дороге. И ещё там асфальт сильно выбит, а здесь он в порядке, вы же видите.
      Он знал, что говорил. Он ездил по этой трассе не первый день.
      ДВАДЦАТЬ ЧАСОВ
      Откинувшись на сиденье, капитан ждал. Рядом, молчаливый и бледный, сидел Нетреба. Водителя трясло противной мелкой дрожью, и Зеничу казалось, что трясет машину.
      "Сейчас приедут, - думал капитан. - Это хорошо, что они приедут. Надо, чтобы было шумно и много людей. Одиночество вдвоем и тишина - плохие спутники в подобных ситуациях.
      С ними особенно остро ощущаешь всю непоправимость случившегося и страх, который можно приглушить, но от которого невозможно избавиться совсем.
      Этот парень тоже так считает. Он совсем сдал и смотрит на меня с каким-то собачьим выражением в глазах. Как будто я что-то могу изменить. Ни черта я не могу. И плохо мне так же, как тебе. Ты это понимаешь, дружище? Только плохо нам по-разному. Мне плохо потому, что я это допустил.
      И не вздумай оправдывать меня, пожалуйста, что, мол, ничего я об этом не знал и вообще был в другом месте. Лучше молчи, как молчишь".
      Желтый "рафик" с синей полосой на кузове вынырнул из дождя и начал тормозить, наполнив все вокруг отчаянным визгом. Шел он с хорошей скоростью, и метрах в пятнадцати от машины его начало уводить вправо. Чтобы не задеть "Волгу", водитель вывернул влево, и автобус, развернувшись поперек дороги, остановился. Открылась задняя дверка, и на асфальт тяжело спрыгнул следователь прокуратуры Марущенко.
      Появились практикант, Бежан и Емелин. Последним с чемоданчиком в руках аккуратно спустился Камоликов.
      Зенич вышел из машины, сделал несколько шагов и очутился лицом к лицу с приезжими. В глазах у них он увидел растерянность. "На причале мы были все вместе, - подумал он, - и вот теперь опять вместе, и повод тот же. Многовато даже для таких ребят. Камоликов всю войну прошел хирургом в полевом госпитале. Бежан помоложе, но тоже повидал достаточно, да и следователь, похоже, не новичок. Многовато даже для них. А молодым каково - практиканту и Емелину?"
      - Время позднее, - строго сказал он им. - Судя по погоде и по тому, сколько времени прошло с момента убийства, улик, по-видимому, никаких. Прошу всех работать быстро и предельно внимательно. Вы, Василий Сергеевич, обратился капитан к Камоликову, - займитесь трупом Он в плавнях, по ту сторону шоссе, рядом с деревом, вы увидите. С "рафика" мы вам посветим.
      - Я пойду тоже, - сказал следователь.
      - Да, конечно.
      Следователь с Камоликовым ушли.
      - Слушай, может, это не Цырина работа, а? - сказал Бежан.
      - Его. Место шофер указал точно.
      - А убит кто? Пограничник?
      - Очевидно.
      - Но мотивы? Какие у Цырина были мотивы? - воскликнул Емелин.
      - Если б знать, - вздохнул капитан. - Вопрос всем. Почему убийца раздел труп?
      - Убийство совершено с целью ограбления, - мгновенно отреагировал Емелин.
      - Или для того, чтобы спрятать одежду, если она может что-нибудь поведать о личности убитого, - сам и ответил Зенич. - Как думаете, мундир - это заметно?
      - Заметно, - согласился Бежан. - Но и тащить его за собой в город не резон.
      "Или все наоборот", - сказал себе капитан.
      - Наши мнения совпали, - сказал он им. - Берите втроем мою машину и попробуйте поискать.
      - Где и что? - спросил Бежан.
      - Мундир и чемодан. На тридцать шестом километре, там, где он бросил автобус.
      - А здесь?
      - Здесь я смотрел.
      - Мы поехали, - сказал Бежан. - Вдруг что-нибудь...
      - Только на это "вдруг" и можно рассчитывать.
      Они уехали. Капитан остался на дороге.
      "Только бы они ничего не нашли, - думал Зенич. - Только бы там действительно ничего не было. Если они найдут мундир, я отказываюсь что-либо понимать. Пограничник, тридцать восьмой километр, катастрофа - все это как-то связано, и докопаться до истины мы сможем, только распутавшись с автобусом. Возможно, заговорит кассирша. Возможно, раскроется Бул. Но во-первых, не гарантированы степень их осведомленности и искренности. А во-вторых, и это главное, ни Вула ни Литвиновой не было сегодня ночью здесь, на тридцать восьмом километре.
      Что связало Цырина с пограничником в этот трагический узел? Почти сто километров они ехали вдвоем. Сидели рядом и говорили. О чем?
      Может, этот парень стал невольным свидетелем каких-либо дел Цырина днем пятнадцатого? Сомнительно. Он не откладывал бы свои объяснения с шофером до тридцать восьмого километра. Заподозрил что-нибудь? Не мог Цырин проговориться. Но тогда версия о том, чтр шофер устранил пограничника, как свидетеля, разваливается ещё не выстроенная.
      А мундир?
      Поищем еще. Пограничник выглядел отпускником. Был веселым и разговорчивым. Был с чемоданом. Чемодан этот в автобусе не нашли, зато он фигурирует во всех свидетельских показаниях о Цырине на всем пути его от дома до причала.
      Чемодан - такая же улика, как и мундир. И как и от мундира, от него надо было избавляться. Пока все логично. Допустим, он положил мундир в чемодан. Но тогда почему же всюду таскал чемодан с собой? Почему взял на лодку? Почему потом чемодан исчез с лодки? Что было в этом чертовом чемодане?
      Деньги? Нет, не деньги. Они перевезли их сразу и хранили в двух канистрах.
      Значит, мундир. Но зачем Цырину мундир?
      Представь, что ты солдат и едешь в отпуск, - сказал себе капитан. - Тебе нетрудно это представить. Ты не так давно был солдатом и прекрасно все вспомнишь. По пути ты ведь встречался с кем-то, что-то рассказывал. Что?
      Вот что. Ты рассказывал своим попутчикам все про себя.
      И о том, кто ты. И куда едешь. И откуда. В такие минуты тебя мог расколоть каждый, кому это было нужно. Счастье твое, что никому это не было нужно.
      А Цырину это было нужно? И ему не нужно! Вы проговорили всю дорогу. А потом он тебя убил. Почему он тебя убил?
      Что такого ты ему сказал? Что ты солдат и едешь домой, быть может, за тысячи километров отсюда?
      Тысячи километров... Тысячи километров... Тысячи километров...
      Вспомни, что сказал Мытарев во время вашего самого первого разговора сегодня. Он сказал что-то такое, что сейчас было бы очень кстати.
      Какую-то эти подлецы видели дополнительную гарантию собственной безнаказанности, вот что он сказал.
      Тысячи километров...
      Вот что ты ему сказал! Ты куда-то ехал. Куда-то очень далеко. И через несколько часов тебя бы уже не было в Приморске. А он ухватился за твои слова. Ты предоставил ему возможность одним махом уйти от всех. Под твоим именем.
      Ценой твоей жизни. И он сделал выбор. Он долго решался.
      Целых сто километров. До тридцать восьмого, где мы сейчас стоим и уже ничего не можем сделать для тебя. Конечно, мы можем найти того, с царапиной на горле, и мы его найдем, но что это будет значить лично для тебя?
      Зато это будет значить все для нас..."
      - Владимир Николаевич! - донеслось из плавней.
      Зенич пошел на голос и снова услышал, как закричал Камоликов:
      - Скажите, пусть дадут свет!
      Капитан вернулся к "рафику" и постучал в кабину. Открылась дверка, и высунулся водитель. Зенич объяснил ему, что нужно делать. Водитель включил мотор. Автобус медленно сполз с трассы, остановился, и лучи из трех его фар одна была установлена на крыше - спроектировали дождь на экран вечера. Дождь выглядел совсем нестрашным - блестящие полоски, перечеркивающие лучи, казалось, вскипали на свету.
      - Мы закончили, - сказал Камоликов, неожиданно появившись на дороге...Рядом шел следователь.
      - Слушаю вас.
      - Слушать-то особенно нечего. Убитый - молодой человек лет двадцати. Вы сами видели... Это в области затылка. Удар нанесен сзади, тупым орудием, десять - двенадцать часов назад. Вскрытие покажет точнее.
      - Не много.
      - Кое-что добавлю, - сказал следователь. - Труп раздевали не там, где мы его нашли.
      - Почему?
      - Уже раздетым его волокли по земле - на спине характерные порезы. Вы видели, какая там почва? И еще. Труп спрятан в очень неудачном месте. Вернее, вообще не спрятан.
      Я бы так сказал - поспешно брошен.
      - Ему помешали спрятать, - сказал Зенич. - Не очень много. Но как ни странно, этого почти достаточно. Ждем машину.
      Камоликов прислушался.
      - Вот она, кажется, - сказал он.
      На шоссе появилась "Волга". Емелин затормозил у автобуса. Он выскочил первым и, опередив Бежана, закричал:
      - Ничего.
      - Ничего, - сказал Бежан, подходя. - Может, ещё раз посмотрим здесь?
      - Смотрите, - кивнул капитан.
      Он знал, что они ничего не найдут и здесь.
      ДВАДЦАТЬ ОДИН ЧАС ДЕВЯТНАДЦАТЬ МИНУТ
      Полковник выслушал Зенича спокойно. Сказал:
      - Не вижу оснований с вами не согласиться.
      - Давайте не будем соглашаться, - предложил капитан. - Давайте лучше поищем что-нибудь взамен.
      - Для чего? - удивился Мытарев. - Если убит пограничник, а мы исходим сейчас из этого, то ваша версия выглядит очень убедительно. Я уж не говорю о том, что другой пока нет.
      - А если не пограничник?
      - По-видимому, все-таки он. Место, время - все совпадает. Не забудьте также, что при встрече с шофером Нетребой Цырин солгал. Уже работал его план вот как я расцениваю эту ложь.
      - Не могу понять, как такой человек, как Цырин, решился на убийство.
      - Когда мы начинали сегодня утром, мы сказали себе:
      пятеро с автобуса - вот кто нас прежде всего интересует.
      Направление определило темпы. Они стремительны - другие нас не устраивали. Честно говоря, я не ждал, что вы закончите сегодня. Я ошибся. Все, что мы имеем, получено в результате отработки направления, которое мне поначалу казалось хоть и первостепенным, но не главным. И здесь я ошибся. Теперь я снова возвращаю вас к темпам. Могли ли мы в дополнение к тому, что сделали, ещё и изучить всех действующих лиц этой истории настолько, чтобы достаточно точно мотивировать каждый их шаг? Конечно, нет. Мы только теперь этим и займемся. Ну, а вашу версию я принимаю безоговорочно, - продолжал Мытарев. Боюсь только, что она уже бесполезна.
      - Почему? - растерялся капитан.
      - Кого вы собираетесь ловить?
      - Убийцу Цырина.
      - Кто он?
      - Не знаю.
      - - И я не знаю. Ну, хотя бы приблизительно...
      - Приблизительный портрет?
      - Я имею в виду другое.
      - Этот человек имеет отношение к заводу.
      - Тепло.
      - Он знакомый Литвиновой.
      - Еще теплее.
      - У него какие-то давние дела с Вулом.
      - Совсем горячо.
      - Он возглавлял операцию на заводе.
      - Вот теперь то, что нужно.
      - Я не совсем понимаю...
      - Как вы понимаете, рассказать обо всем Цырин уже не может. Что-то может рассказать тот, второй. Для этого нам осталось его найти.
      - Он повторяет путь Цырина, - сказал капитан.
      - Сомневаюсь.
      - Но ведь вы сами так считали.
      - Считал, не учитывая его роли. Человек, способный Вула обвести вокруг пальца, в деле, несомненно, главный.
      - А Цырин?
      - Цырин-простой курьер, - сказал Мытарев.
      - И казначей?
      - Не уверен.
      - Сегодняшние действия Цырина заставляют отнестись к нему несколько по-иному.
      - Это не его действия, а наша трактовка его действий, не забудьте. Кроме того, даже если мы угадали с Цыриным, все равно операция по ограблению кассы по задуму, по характеру исполнения, по этой маленькой изюминке с Вулом - стоит на порядок выше. Притом разумеется, что мы не все о ней знаем. А у толкового плана обязательно должен быть толковый вдохновитель. Вы согласны?
      - Согласен, - сказал Зенич.
      - Вы допускаете, что этому человеку стало известно о намерениях Цырина?
      - Да.
      - И что поэтому пролилась кровь?
      - Возможно. Они не были уверены, что Вул станет молчать. Оба думали об одном - о бегстве. Деньги хранились у Цырина. Тот, второй, подстерег его и стал требовать дележки.
      Они повздорили и...
      - Вы видите слабость в вашей схеме? - прервал капитана Мытарев.
      - Именно?
      - Деньги. Почему деньги были у Цырина?
      - Он вывез их из Южного - это естественно.
      - Я веду речь не о логике тех или иных шагов преступников, а о некой моральной стороне дела, если можно применительно к ним говорить о морали. Деньги доверены человеку, роль которого в деле крайне незначительна. Его иерархический номер в операции третий, если их было трое, или четвертый, если четверо. И какие деньги! Обычно "шефы" никому не доверяют таких сумм.
      - У них не было иного выхода.
      - Почему же тогда убийца Цырина, "главный" - будем называть его так - не знал, где и как хранятся деньги? Для них это был вопрос первостепенной важности.
      - Вы думаете, он не знал?
      - Не забывайте, что половина денег осталась в лодке, в которой, как вы помните, он побывал.
      - Признаю, - согласился капитан. - Действительно, какой-то странный "главный". Но вернемся к тридцать шестому километру.
      - Не разбрасывайтесь этим "главным", - назидательно сказал Мытарев. - Он ваш козырной туз, берегите его. По поводу вашей версии... Вы серьезно считаете, что в настоящий момент "главный" действует за Цырина?
      - Да.
      - Какой смысл?
      - Все тот же - побыстрее исчезнуть из поля зрения.
      - Путь, который вы определили Цырину, - не самый быстрый. К тому же он опасен: Цырин убит и мы находим труп.
      Ну, а если быть предельно точным, то для "главного" он ещё и бесполезен. Он волен выбрать любой вариант бегства - мы его не знаем.
      - А если Вул начнет говорить?
      - Вы же понимаете, что на время, которое прошло, это не распространяется.
      - Это знаем мы. А "главный"? И потом, возможно, он ещё в городе.
      - Оповещение на вокзалы мы уже дали, - задумчиво сказал Мытарев. - Будьте уверены, "пограничника" там не пропустят. Хотя, повторяю, лично я в это не верю.
      - Товарищ полковник! - ожил селектор. - Трубочку! Киреев.
      - Да, - сказал Мытарев, взяв трубку. - Да я.
      Больше он ничего не сказал и, слушая Киреева, очень выразительно смотрел на Зенича.
      - Есть новая фамилия, - сказал он через минуту, прикрыв микрофон рукой. Запомните: Бабура.
      ДВАДЦАТЬ ОДИН ЧАС ДВАДЦАТЬ МИНУТ
      Литвинову "вели" от самого дома. Шла она медленно, часто останавливалась, но никуда не заходила по дороге. Лейтенант, сопровождающий её, так охарактеризовал эти остановки:
      - Она на что-то решается.
      Ему было проще: он её видел. У Киреева же перед глазами был только план города, на котором он прикидывал местонахождение Литвиновой. Но все равно вывод, который сделал Киреев, опережал возглас старшего лейтенанта.
      - Она идет к нам! - закричал лейтенант, и Кирееву захотелось на него цыкнуть.
      - Я поднимусь к себе, - сказал он дежурному. - Как появится - проводите.
      Литвинова вошла через несколько минут и робко спросила старшего лейтенанта.
      - Пойдемте, - пригласил дежурный.
      - Разве он на работе? - удивилась женщина. Казалось, её больше устроило, если бы Киреева не оказалось на месте.
      - На работе, - сказал дежурный и отвел её наверх.
      - Вы меня не ждали? - спросила Литвинова, входя.
      - Я вас ждал, - ответил старший лейтенант. - Я знал, что вы придете, но не хотел торопить. Садитесь, пожалуйста.
      Не сводя с него тревожных глаз, женщина села.
      - Я хотела у вас спросить про одного человека, - начала она.
      - Какого человека?
      Литвинова замялась.
      - Вы помните наш уговор, Любовь Ивановна? Говорить обо всем честно и без утайки.
      - Все, что знала, я уже рассказала.
      Это был её стандартный ответ.
      - Тогда что заставило прийти?
      - Чтобы спросить про одного человека.
      - Про какого? Назовите его. Иначе разговора у нас не получится.
      Она подумала немного. Сказала:
      - Бабура. Звать Виктором.
      - Это какой Бабура? - поинтересовался Киреев. Где-то он уже слышал эту фамилию.
      - Он на автобусе работает...
      - На заводском?! - вспомнил старший лейтенант.
      - Да.
      - Почему вас интересует шофер автобуса Бабура?
      - Виктор... мой друг. Я не видела его уже целую неделю. - Она дышала часто и тяжело. - Я... Я видела его. С тем человеком, которого... убили.
      - Когда?
      - Десять дней назад.
      "За четыре дня до кражи", - отметил старший лейтенант.
      - Где?
      - На автостанции.
      - При каких обстоятельствах?
      Она ничего не рассказывала сама. Она только отвечала на вопросы.
      - Я в тот день отпросилась пораньше, чтобы зайти в детский сад. Я боялась...
      - Чего?
      - Я боялась за сына.
      - Почему?
      - За день до этого кто-то позвонил в бухгалтерию, сказал... что из детского сада... что мальчик заболел и чтобы я пришла.
      "Стоп, - сказал себе Киреев. - Не спеши. За этим что-то кроется".
      - В кассе есть телефон. Почему же звонили в бухгалтерию?
      - Не знаю.
      - Кто звонил?
      - Какой-то мужчина.
      - Среди персонала детского сада есть мужчины?
      - Там директором мужчина.
      - Что делали после звонка?
      - Закрыла кассу и помчалась в детский сад.
      - И выяснилось?
      - Что сын здоров.
      - И что никто не звонил?
      - Да.
      "Странный звонок, - подумал Киреев. - В её рассказе чегото не хватает. Если Бабура действительно причастен к краже, то и тут не обошлось без него. Хотели убрать её из кассы?
      Для чего?"
      - Скажите, Любовь Ивановна, вы в тот день встречали Виктора?
      - Да.
      - Когда и где?
      - Я встретила его в коридоре заводоуправления, когда бежала в садик. Он предложил меня подвезти.
      - На автобусе?
      - Да. Я согласилась.
      Хотели убрать из кассы. И Бабура тут как тут. Только зачем её убирать? До зарплаты четыре дня. Ключи, надо полагать, они уже имели. Ключи! Вот оно что! Конечно же, ключи...
      После такого звонка она должна была забыть обо всем на свете - этого они добивались.
      - Любовь Ивановна, с ваших слов я знаю; что, покидая завод, вы всегда сдаете ключи. Сдали вы их в тот раз?
      Женщина молчала.
      Старший лейтенант повторил вопрос.
      - Нет, - растерянно сказала она. - Не сдавала.
      - Вы положили их в сумку?
      - Да.
      - А сумку у вас взял Виктор.
      Она сделала последнюю попытку оправдать его.
      - Он сказал, что я сама не своя. Что выгляжу онень плохо... Взял у меня сумку и довел до автобуса.
      - Он подвез вас к садику?
      - Да.
      - Вы выбежали?
      - Да.
      - Виктор пошел с вами?
      - Он остался в автобусе?
      - Вы были без сумки?
      - Не помню.
      Она помнила. Она это хорошо помнила.
      - Я была в таком состоянии, что...
      - Вы оставили сумку в автобусе, - заключил Киреев.
      - Наверное...
      - Вы оставили её в автобусе - сумку, в которой были ключи.
      Кажется, она поняла.
      - Нет, - сказала она. - Нет... Нет!
      Он не давал ей опомниться.
      - Вы встретили их на следующий день, Виктора и человека с фотографии. Вы подошли к ним?
      Она молчала.
      - Вы подошли к ним?
      - Да, - неожиданно спокойно ответила Литвинова.
      Казалось, ей вдруг стали безразличны и то, что случилось и их разговор.
      - Виктор познакомил вас?
      - Нет. Тот, второй, сразу распрощался и ушел, а Виктор заспешил куда-то и уехал.
      - В последующие дни вы встречались?
      - Нет.
      - Но с работы вы уезжали на автобусе?
      - Я ходила пешком.
      - А пятнадцатого?
      - Пятнадцатого он подошел сам... - Она снова заволновалась. - Просил прощения... Говорил всякие ласковые слова...
      - И вы его простили?
      - Я его простила.
      - Он подошел к вам на втором этаже?
      - Да.
      - После того, как вы закрыли кассу?
      - Да.
      - Вы отошли к окну?
      - Да.
      - И стояли там вместе минут десять?
      - Да... Да! - выкрикнула она.
      - Подождите меня, - попросил он. - Я сейчас вернусь.
      - Я вас подожду, - тихо сказала женщина. - Я вас подожду, потому что мне уже все равно.
      Перескакивая через несколько ступенек, Киреев как бомба влетел в кабинет дежурного и там взорвался.
      - Управление! - закричал он дежурному. - Срочно!
      Толя! - закричал он лейтенанту, работавшему с Литвиновой. - Мы закончили с твоей подопечной.
      - Так, я пошел, - мгновенно отреагировал лейтенант.
      - Никуда ты не пошел! - заорал Киреев, приплясывая от возбуждения. Никуда ты не пошел! Есть дело! Срочное!
      Он закашлялся и несколько секунд оглашал дежурку громовыми раскатами, сотрясавшими его большое тело. Потом замолк и, отдышавшись, продолжал поспокойнее:
      - Бери ребят, кого найдешь, и поезжайте на завод. В четвертом корпусе общежития живет Бабура Виктор, шофер. Он мне нужен. Он мне очень нужен!
      Вздохнув так громко, чтобы услышал Киреев, лейтенант вышел.
      - Товарищ старший лейтенант, Приморск! - позвал дежурный.
      Переговорив с Приморском, Киреев вернулся в кабинет.
      - Почему вы меня не ругаете? - спросила его Литвинова.
      - Потому что я вас понимаю.
      - Вы его посадите в тюрьму?
      - Это будет зависеть от степени его вины.
      - Он виноват. Он меня обманул.
      - К сожалению, его вина не исчерпывается этим.
      - Он обманул меня, - с каким-то ожесточением повторила она.
      - Я знаю.
      - Нет, вы не знаете! - горячо возразила Литвинова. - Вы просто не понимаете, что теперь у меня впереди.
      ДВАДЦАТЬ ДВА ЧАСА
      - Выходит, что Бабура и есть тот самый "главный"? - спросил Зенич.
      - Больше некому. Толковый, мерзавец, надо отдать ему должное. После пятнадцатого он ни разу не был у Литвиновой. Киреев считает, что его вообще нет в Южном. Нужен Вул. Нужно, чтобы кто-нибудь или подтвердил все, что мы здесь нагородили, или разнес в пух и прах. Пока это может сделать только он. Вула, - сказал полковник в микрофон. - Срочно.
      Он замолчал, обдумывая что-то. Сидел неподвижно, уставившись в одну точку.
      "Он готовится, - подумал капитан. - Предстоит трудный разговор. Он настраивается на него, как актер на роль"
      В дверь постучали. Конвойный ввел Вула и, козырнув, вышел.
      Вул посмотрел на Мытарева, потом на Зенича. Узнал капитана. Кивнул ему. И остался стоять у двери.
      - Я просил вас подумать, - начал полковник - Вы по думали?
      - Подумал, - хмуро изрек Вул.
      - И что же?
      - Мне, гражданин полковник, сообщить вам больше нечего.
      - Тогда кое-что расскажу вам я, - сказал Мытарев - Кое-что из сегодняшних похождений ваших сообщников, знакомство с которыми вы так категорически отрицаете. - с каждой фразой голос его звучал все гневнее. - Они убили хорошего парня, солдата. Подло убили, сзади. Они, как бешеные собаки вцепились друг другу в глотки, и для одного из них эта схватка стала последней. Цырин убит. Своим же. Где сейчас Бабура, мы пока не знаем.
      Вул вздрогнул.
      - Но мы найдем его, - продолжал полковник. - Обязательно найдем. И будьте уверены, он-то вас не пощадит.
      "У него сейчас очень важный момент, - подумал Зенич глядя на Вула. - У него последняя ставка - Бабура. Он может говорить, может нет. Все зависит от того, каковы наши шансы против Бабуры. Он их не знает. Он должен быть очень уверен в Бабуре, чтобы смолчать".
      - Хорошо, - хрипло сказал Вул. - Я буду говорить.
      - Проходите поближе и садитесь.
      - Сесть всегда успеется, - почти весело сказал Вул Он решился.
      Тяжелыми шагами Вул пересек кабинет и сел.
      - Спрашивайте, гражданин начальник, - предложил он - Так мне будет легче.
      - Хорошо. Только ещё раз хочу предупредить: меня интересуют факты. Факты, а не бред!
      - Вул назад не играет!
      - Посмотрим. Сколько людей участвовало в ограблении кассы?
      - Со мной трое.
      - Назовите двух других.
      - Вы ж их знаете - Бабура и Цырин.
      - Вы были знакомы с ними раньше?
      - Да - Как долго?
      - С отсидкой, что ли, считая?
      - С ней.
      - Тогда шесть лет. г
      - Они работали с вами в тот раз по сберкассе? - не выдержал Зенич.
      - Косвенно, - сказал Вул, обернувшись к капитану.
      - Что значит "косвенно"? - спросил Мытарев, осуждающе взглянув на Зенича.
      - Они должны были принять меня после работы. На большее они не способны. Пацанва. Они и сейчас себя как ведут - вы ж видите!
      - Эта "пацанва" обвела вас вокруг пальца, - напомнил полковник. - Почему в тот раз не рассказали о ваших сообщниках?
      - Пожалел.
      - И теперь про вашу жалость вы им напомнили?
      - Было, - признался Вул.
      - И они вам предложили кое-что в порядке компенсации.
      - Предложили.
      - Кассу?
      - Да.
      - Бабура предложил?
      - Почему Бабура? Цырин.
      - Цырин? - переспросил Мытарев. - Разве идея ограбления принадлежит не Бабуре?
      - Бабура дурак, - презрительно сообщил Вул. - Его за бутылкой пошлешь, так полчаса объясняешь, что к чему. Но зато добросовестный. Дураки - они все такие.
      - И то, как слепки с ключей снять, тоже придумал Цырин?
      - Все он.
      - Выходит, что идейным вдохновителем вашего предприятия был Цырин?
      - Выходит, что так. Он был умен, это верно, но считал себя чистюлей. Мог придумать что угодно, но ничего не хотел делать сам. В кассу должен был идти я. Ах я старый и глупый! Я сказал, работаем вместе. И тогда они обманули меня.
      Я, Вул, - он повысил голос, - в одной компании с дегенератом и шлюхой!
      - Значит, пятнадцатого на заводе вы были вместе? - прервал его излияния полковник.
      - Да.
      - Как должна была проходить операция?
      - Бабура привозит нас на завод. Мы выходим. Цырин прячется на площадке у входа на чердак. Когда кассирша уходит, он открывает мне дверь. Бабура в это время на втором этаже придерживает кассиршу. Их появление у окна сигнал для меня. Вдвоем с Цыриным мы вскрываем кассу. Наше возвращение в автобус - сигнал для Бабуры.
      - Что произошло на самом деле? - спросил полковник переглянувшись с Зеничем.
      - Ключи от двери и сейфа были у меня - по крайней мере, я так считал. Оказалось, что они были и у них. Бабура подошел к окну. Но подошел он после того, как Цырин уже вернулся в автобус, - я этого не видел. Я пошел в кассу и не встретил Цырина. Можно было плюнуть на все и уйти. Но что-то во мне сломалось. За дверью лежали громадные деньги, а у меня были ключи. Не у одного меня в такой ситуации тормоза не сработали бы... Потом, когда меня вывели во двор, я обратил внимание, что автобус уехал. Сначала я решил что они просто струсили. Но когда гражданин начальник рассказал мне о Цырине... Тот вполне мог придумать такое. Конечно, можно было и не поверить гражданину начальнику, но я, - подчеркнул он, - поверил.
      - Деньги по вашему плану должен был увезти Цырин?
      - Мы должны были увезти их вместе.
      - И спрятать?..
      - На причале. Там Цырин держал лодку.
      - Бабура знал, где будут храниться деньги?
      - Ему это знать было не обязательно.
      - Но он все-таки нашел их.
      - Выследил, - равнодушно объяснил Вул.
      - Вас не удивляет, что туповатый Бабура выследил пройдоху Цырина?
      - Удивляет. А вообще я на них не сержусь. Мне их даже жаль. Один получил свое, второй получит. Я бы никогда не пошел на мокрое дело. Жадность и трусость одинаково опасны для человека, независимо от того, дурак он или умный. И для общества тоже.
      - Умно, - сказал Мытарев. - В вас умер прокурор. Посидите в коридоре. Вы нам ещё понадобитесь.
      - Знаете, Владимир Николаевич, у меня такое чувство, что из-за этого галопа мы что-то упустили, - сказал полковник Зеничу, когда они остались вдвоем. - Труп Цырина опознан?
      - Да.
      - Кем?
      - Сторожем на причале.
      - Вы присутствовали при этом?
      - Нет, но был Бежан и все остальные.
      - Сколько сторожу лет?
      - Под шестьдесят.
      - Как у него со зрением?
      - Не интересовался, но очков не носит.
      - Фотография Цырина, которую вы предъявляли для отознания в Южном, откуда она у вас?
      - Копия с фотографии в личном деле.
      - Качество оригинала?
      - Маленькая плохая фотография пятилетней давности. Но другой не было.
      - На которой Литвинова его все равно узнала. Фотография у вас с собой?
      - Да.
      - Тут у меня фотографии, сделанные в лодке. Давайте сравним.
      - Вы допускаете...
      - Ничего я не допускаю, - усталым голосом произнес Мытарев. - Давайте сравнивать.
      Он достал из верхнего ящика стола черный конверт, высыпал его содержимое на стол и разложил одну за другой восемь фотографий. Девятой в общем ряду положил увеличенную фотографию из личного дела Цырина. Склонившись над столом, они долго всматривались в них.
      Первым нарушил молчание Мытарев.
      - Ну, что ж, - сказал он, - со скидкой на дистанцию в пять лет и, так сказать, на разницу в положениях объекта можно допустить, что это фотографии одного и того же человека. Но, возможно, дело тут именно в скидке. Спросим Вула.
      Он позвонил.
      Ввели Вула.
      - Спор у нас с капитаном вышел, - обратился к нему Мытарев. - Капитан утверждает, что у Цырина с Бабурой не было, ну, ни малейшего сходства. Рассудите нас, пожалуйста.
      - Проиграли вы, гражданин капитан, - усмехнулся Вул. - Было сходство.
      - Однако, не такое, чтобы их можно было спутать?
      - Нет.
      - И вы легко отличите одного от другого?
      - Конечно
      - Тогда скажите нам, чье это изображение? - Полковник протянул ему одну из фотографий, сделанных на причале.
      - Это Бабура, - мгновенно отреагировал Вул. - Только почему он...
      - А может, Цырин? - усомнился полковник. - Не путаете?
      - Это Бабура, - повторил Бул. - Но почему он в таком виде?
      Последовала выразительная пауза.
      Полковник позвонил.
      Появился конвоир и вывел Вула.
      - Как же все получилось? - сокрушенно произнес капитан. - Как?
      - Перестаньте, - оборвал его Мытарев. - Вы мне таким не нравитесь. В лодке убит Бабура, это ясно. Давайте думать как все поправить.
      "Верно, - подумал капитан - Сейчас не время бить себя в грудь. Действовать надо".
      - Что вы думаете по поводу пограничников? - уже поспокойнее продолжал полковник. - Киреев сообщил, что их восемнадцать человек.
      - Кто-нибудь, включая отпускника, мог уехать, минуя Приморск?
      - Нет.
      - Кому для этой цели больше подходил самолет?
      - Троим. Двоим в Свердловск и одному в Алма-Ату.
      - Среди этих троих есть отпускник?
      - Есть. Это ему в Алма-Ату.
      - Меня, Владимир Николаевич, больше всего занимает отпускник. И вовсе не потому, что пассажирам автобуса пограничник показался отпускником. Он был один - демобилизованные обычно держатся вместе. Тем более, что всем в Приморск. р
      - Но ведь кто-то мог и поотстать.
      - Конечно. Вернемся к Цырину. Все его странности, несомненно, являлись составляющими одного чрезвычайно тонкого плана. Он спешил. Он бросил автобус, потому что спешил.
      Он оставил в лодке половину денег, потому что спешил. Он пошел на эту жертву, надо думать, не без колебаний. Она была призвана сбить нас с толку и, признаемся, сбила: буквально до последней минуты мы считали, что убит именно Цырин. Но с другой стороны, он позволил себе появиться дома.
      Почему? Имея гарантированный, как он считал, заслон? Какой?
      - Он собирался воспользоваться мундиром и документами убитого и улететь мы уже обсуждали такую возможность, - сказал капитан.
      - И улететь он должен был ещё сегодня рано утром, обойдя нас на несколько часов. Только вот куда он собирался лететь?
      - В Алма-Ату, - сказал Зенич.
      - Почему?
      - Демобилизованные редко ездят поодиночке, вы правы.
      Но это ещё не все. Положение демобилизованного не устраивало Цырина.
      - Не совсем вас понимаю, Владимир Николаевич, но продолжайте.
      - Тут ничего конкретного. Так, предположение. Я вдруг вспомнил, как сам служил. Отпуск дали, молчком приехал - дома никто ничего не знал. Увидели глазам своим не поверили. Зато уж когда демобилизовался... Четверо суток поезд шел, и я с каждой станции слал телеграмму. Здесь работает какая-то чисто солдатская психология: в отпуск лучше являться неожиданно, со службы наоборот. Предупреждал этот парень о своем приезде или нет, можно будет уточнить, но если нет, то Цырин об этом должен был знать.
      - Любопытно. Ну и что?
      - А то, что личина отпускника гарантирует Цырину двухнедельную фору десять дней отпуска, плюс дорога. Дома пограничника не ждут. В части о нем не станут беспокоиться до тех пор, пока не придет ему пора возвращаться. Не раньше этого срока что-то заподозрим и мы. В Алма-Ате же Цырин возникнет в своем истинном облике или в любом другом и двинет, куда ему надо. Считайте, что в этом случае след его окончательно утерян.
      - Если все обстоит именно так... - сказал полковник. - Если именно так, повторил он, - то Цырин ещё здесь. Аэропорт закрыт вторые сутки. Нелетная погода - это иногда весьма кстати. Хотя, признаюсь, весь день я думал по-другому.
      - Поеду, - сказал капитан. - Поищу в аэропорту. Цырин человек настойчивый. Он будет ждать самолета.
      - Поезжайте. Кого вы намерены взять с собой?
      - Емелина и практиканта.
      - Не мало?
      - Нет. Разрешите идти?
      - Идите, Владимир Николаевич. И пожалуйста, узнайте заодно, как там мой новосибирский. Не затруднит?
      - Не затруднит, - сказал капитан, стоя в дверях. - Значит, не верите?
      - Сомневаюсь, - сказал Мытарев.
      Но Зенича уже не было в кабинете.
      ДВАДЦАТЬ ДВА ЧАСА СОРОК МИНУТ
      В маленькой комнате с радиостанцией - резиденции руководителя полетов-их находилось пятеро.
      - Начнем, товарищи, - сказал Зенич, - Прошу вас, Василий Ильич.
      Руководитель полетов Гуляев, пожилой, массивный и очень смуглый человек, хлопнув ладонями по коленям, встал.
      - Аэропорт открыт на вылет двадцать минут назад, - сообщил он. - Машина алма-атинского рейса должна уйти через полчаса первой. Пассажир Житников, следующий до Алма-Аты, зарегистрирован под номером семнадцать. Его место 4 б. Багажа не сдавал.
      - Спасибо, - поблагодарил его капитан.
      Покачав головой, Гуляев сел.
      - Вечно что-то случается в мое дежурство, - мрачно объяснил он.
      - Товарищ Емелин, - попросил капитан.
      - Мы его не нашли, - доложил лейтенант Емелин. - В помещениях для пассажиров его нет.
      - Придет, - сказал Гуляев. - Объявят посадку, и придет.
      - Точно, - согласился Зенич. - Он ничего не знает и ни о чем не должен знать. У него сейчас единственное препятствие - погода. Когда он услышит про посадку, он расслабится. Это неизбежно, и это нам очень на руку.
      - Тут спрятаться - раз плюнуть, - добавил дежуривший в вокзале лейтенант Гетьман. Высокий, худой, неестественно стройный, неспокойный в поведении, он был полной противоположностью флегматичному на вид Гуляеву.
      - Когда посадка? - спросил Зенич.
      - Когда прикажете, тогда и сделаем, - ответил Гуляев. - Все в наших силах.
      - А если он прямо к трапу пойдет? - предположил Емелин. - Возможно такое в принципе?
      - А чего ж тут невозможного? - сказал руководитель полетов. - Перелазь через забор и иди.
      - Он не пойдет, - сказал Зенич. - Зачем ему лишние неприятности? Он законный пассажир при законном билете. Будем ждать и, как появится, возьмем. Он сегодня достаточно погулял.
      - Разрешите... - робко напомнил о себе практикант.
      - Вот что, молодые люди, - перебил его Гуляев. - Я в ва - ши дела не вмешиваюсь, но совет дать хочу. Вы его "брать"
      как это у вас называется, собрались. А где? В вокзале народу не протолкнешься - пассажиры двадцати двух рейсов сидят Он, как я понимаю, просто так в руки не дастся. Нельзя в вокзале, значит. На перроне тоже нельзя. Здесь у него темнота в союзниках и, так сказать, оперативный простор.
      - В самом деле, - с интересом сказал капитан. - А где же, по-вашему, можно?
      - Прежде чем в.ести к самолету, мы собираем пассажиров каждого рейса в накопителях. Это такие будки на перроне похожие на клетки, - все летали, и все знают. Как наберется в накопителях достаточно пассажиров, дежурная запирает входную дверь и открывает дверь на поле. Теперь следите. Ваш пассажир вышел на платформу. Как он хоть выглядит?
      - Пограничник, - кратко объяснил Зенич. - По званию - ефрейтор.
      - Пограничник, значит? - удивился руководитель полетов. - В общем, так. Из накопителя он не убежит. Он там, как в клетке. Проход на поле узкий. Там и надо брать.
      - Разумно, - согласился Зенич. - Принимается.
      - Разрешите, - просяще протянул практикант, и капитан понял.
      - Товарищ Емелин, отдаю его вам, - сказал он.
      - Хорошо, - озабоченно сказал Емелин.
      - Вы вдвоем, - продолжал Зенич, - находитесь у выхода из накопителя со стороны поля. Хотя нет, так будет заметно.
      Вы войдете внутрь вместе со всеми, а выйдете обязательно перед ним. Он не должен сделать по полю больше шага. Машину мы поставим на поле, неподалеку от выхода, и возле неё буду находиться я. Лейтенант Гетьман страхует нас со стороны вокзала.
      Гетьман кивнул.
      - Не ставьте свою машину, - предложил Гуляев. - Поставьте мою - будет естественней. У меня "уазик" с радиостанцией и со всеми аэрофлотовскими атрибутами. Тут уж никаких сомнений.
      - Принято, - сказал капитан. - Вы, Василий Ильич, случайно, не дружинник?
      - Я свое отдружинил, - отвечал руководитель полетов - Просто я старый.
      - Тянуть не будем, - заключил Зенич. - Занимаем исходные позиции. "Пассажиры" - на перрон. Вы, товарищ Гетьман, с ними. Мы с Василием Ильичом едем на поле. Василий Ильич, давайте посадочку.
      Гуляев взял микрофон, включил радиостанцию и, подождав немного, сказал:
      - Здесь РП-1. Алма-атинскому посадку. Вылет по моему разрешению.
      - Понял, - просипело в динамике.
      - Пойдемте, - пригласил руководитель полетов. - Сейчас объявят посадку.
      - Идите, - сказал капитан, обращаясь к Емелину с практикантом.
      "Правильно ли ты поступил, доверив им это? - спросил он "себя. Практикант и вчерашний практикант - ты рискуешь.
      В подобных ситуациях всегда надо ставить на себя. И всетаки ты прав. Наступает в жизни человека момент, когда его надо обязательно выпускать в первую линию атаки. Без этого он так навсегда и останется "молодым человеком". Разве мало ты видел таких людей? Нам нужны крепкие парни. Нам нужно очень много крепких парней. У нас ещё столько черновой работы! Нам самим не справиться".
      - Идемте, - повторил Гуляев.
      Они вышли из здания, в котором размещались диспетчерские службы. Дождь кончился, но о нем напоминали лужи под ногами, тусклое мерцание мокрого бетона на летном поле и пронизывающее ощущение сырости. Слева сверкало здание аэровокзала. Оно не казалось теперь ни воздушным, ни легким. На расстоянии полукилометра от того места, где находились Гуляев с Зеничем, смутно угадывались силуэты реактивных машин. И там, где последняя в этой череде пересекала небо, проглядывали звезды.
      Руководитель полетов вывел "уазик" на поле, но почему-то не поехал к вокзалу. Он взял вправо и, только забравшись далеко в глубь поля, повернул параллельно зданию.
      - Куда мы? - поинтересовался Зенич.
      - У нас для наземного транспорта на поле строго определенные маршруты, пояснил Гуляев.
      - Даже в такой ситуации? - ехидно спросил капитан.
      - В любой, - не меняя тона, ответил руководитель полетов. - Не волнуйтесь, - прибавил он. - Мы успеем.
      Они успели. Когда Гуляев притер машину к барьеру, отделявшему перрон от поля, загромыхали репродукторы.
      - Объявляют посадку, - сказал Гуляев.
      Что объявляют, разобрать было невозможно, но было видно, как пришла в движение толпа, запрудившая перрон. Девушка в синей форме, стоявшая у входа в накопитель, тщетно пыталась навести порядок. Найти в этой мешанине Емелина с практикантом было невозможно. Цырина капитан тоже не видел. Ему показалось, что где-то на заднем плане мелькнул Гетьман. Из темноты вылетели и встали у накопителя вагончики.
      - Когда долго нет рейсов, всегда так, - сказал Гуляев. - Вы его видите?
      - Нет.
      Было хорошо видно, что вход в накопитель уже закрыли и что пограничника внутри нет.
      Потом открыли наружную дверь - Зенич придирчиво осматривал каждого, кто выходил и садился в вагончики.
      Забрав всех, вагончики уехали.
      - Сейчас они вернутся за второй партией, - сказал Гуляев. - Может, тот, кого вы ждете, выглядит как-то по-другому?
      - Не должен, - с досадой сказал капитан.
      Он прекрасно понимал, что ничего страшного не произошло.
      Что Цырин не сунется в толпу. И все-таки отсутствие его здесь, в расчетной точке, беспокоило Зенича.
      Цырин пришел. Появился из-за здания вокзала с чемоданом в руке. У накопителя остановился, оглядываясь. Спросил о чем-то девушку-дежурную. Выслушав его, девушка кивнула.
      Он улыбнулся, отвернув лицо к зданию вокзала, с крыши которого перрон освещали прожектора, и Зенич узнал его.
      Капитану даже показалось, что он видит царапину на горле.
      Но он не был уверен, что видит её на самом деле.
      "Вот и все, - сказал он себе. - Вот и все".
      Переложив из руки в руку маленький коричневый чемодан, Цырин вошел в клетушку. Пропустив вперед какую-то старушку, за ним последовал практикант. Метрах в трех сзади держался Емелин.
      - Пошел, - сказал Зенич, осторожно открывая дверку.
      - Я его вижу, - спокойно сказал Гуляев. - Я вас понимаю, но подождите, пока подойдут вагончики. Отсюда вы его лучше видите, а он вас не видит. Он в клетке. Он никуда не денется.
      Подъехали вагончики. Дежурная открыла дверь на поле.
      Емелин вышел перед Цыриным, замедлил шаг, преграждая ему путь к вагончикам. Когда же "пограничник" попытался его обойти, сзади вынырнул практикант и подхватил под руку, а лейтенант под другую и неторопливо повели в темноту. Сзади шел Гетьман. Никто ничего не заметил, не оглянулся даже - Зенич все хорошо видел. "Неплохая работа, - отметил он, - на четверку. Но учтите условия".
      Капитан дождался, когда Цырина подвели к машине, и только тогда тяжело спрыгнул на бетон и очутился с ним лицом к лицу. Он хотел спокойно рассмотреть его, но спокойно не получалось. Цырин стоял перед ним, растерянный и бледный, почти мальчик с виду, и в правой руке у него был маленький коричневый чемодан.
      - Наденьте ему наручники, - сказал Зенич практиканту. - Посадите в кузов.
      "Вот и встретились, - подумал капитан. - А надо держать себя в руках. Я еще, чего доброго, врежу ему разок, а потом мне за это врежут. Вот он стоит, беспомощный такой, и видит меня впервые. А я его перед собой вижу долго. Целый день.
      Он свое получит. Он получит все сполна. Но он получит все по закону. А я не могу ему врезать. Я его нашел и даже не могу ему врезать. Но за то, что я нашел его на день позже, врезать надо мне. Где-то мы упускаем. Что-то очень важное.
      И расплачиваемся за это. Всеобщая любовь - что может быть лучше? Но прежде чем возводить её в ранг государственного устройства, надо точно знать, не найдется ли среди "любящих"
      некто способный проломить тебе череп маленькой заводной ручкой на тридцать восьмом километре Окружного шоссе".
      - Товарищ капитан, здесь деньги, - закричал практикант.
      Голос его вывел капитана из оцепенения. Все закончилось, но не было радости, и Зенич, как всегда в подобных случаях, спрашивал себя: "Почему? Это потому, что все кончилось очень быстро и я устал, - решил он. - Ничего не кончилось, - сказал он себе. - Держись крепче. Ничего ещё не кончилось".
      - Товарищ капитан! - снова позвал практикант.
      Зенич подошел. Практикант с Гетьманом и Емелиным рассматривали содержимое чемодана. Гуляев по-прежнему сидел в кабине.
      - Закройте чемодан и поставьте в машину, - сказал капитан строго.
      Практикант поспешил выполнить приказание.
      "Странно, - подумал Зенич, - целый день вместе, а я даже не знаю, кто он. Он старался, а я даже не знаю, как его зовут. Но зато я знаю все о том, кто сидит в кузове в наручниках. Все хорошо. Все так и должно быть".
      - Как ваша фамилия? - спросил он у практиканта.
      - Моя? - удивился тот.
      - Ваша, ваша.
      - Городенко.
      - А звать?
      - Володей.
      - Тезки, значит. Ну, а отчество?
      Практикант смутился.
      - Не тяну я ещё на отчество, - сказал он.
      - Тянете, - заверил его капитан. - Еще как тянете!
      - Владимир Николаевич.
      - Полные тезки. Молодец, полный тезка! Поехали, - сказал Зенич всем.
      - Вы про новосибирский спрашивали, - подал голос Гуляев. - Вон он садится.
      Капитан посмотрел на полосу. С такого расстояния все выглядело игрушечным. И намеченный прожекторами штрих полосы, и самолетик на дальнем её конце. Увеличиваясь в размерах, самолетик бежал по полосе. Вот он достиг ближнего конца полосы, и прожектора, погаснув, включили ночь. Оборвался пронзительный рев - замолчали двигатели.
      - Двенадцать лет я тут работаю, а в Новосибирске не был, - сказал Гетьман - Ребята все приглашают, слетай, говорят. Да некогда. Хороший город Новосибирск?
      - Хороший, - сказал Зенич. - Говорят, что хороший.
      ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТОЕ НОЯБРЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ НОЛЬ ЧАСОВ
      СЕМНАДЦАТЬ МИНУТ
      В управлении капитана дожидался следователь Марущенко.
      - Поздравляю, - сказал следователь.
      Больше он ничего не сказал, и Зенич был благодарен ему за это.
      - Извините, товарищ Марущенко, - на всякий случай сказал он. - Все дела завтра.
      - Да, конечно, - поспешно согласился следователь.
      Спускаясь, капитан чувствовал его взгляд. Он подумал
      почему-то, что работать с ним будет легко. И ещё он вдруг понял, что его собственная работа по делу кончилась.
      "Порядок, - сказал он себе. И тут же оборвал себя: - Порядок? Что такое, в сущности, Окружное шоссе? - спросил он себя. - Это когда идешь все время прямо и рано или поздно приходишь на место, откуда начал. Никогда все не будет в порядке. Мир ещё далек от совершенства. Что-нибудь обязательно будет не в порядке, как ни старайся.
      Это плохая философия, - сказал он себе. - Если где-то непорядок, значит, ты плохо старался. Конечно, ещё кто-то старался плохо, но тебя в первую очередь должно беспокоить собственное старание. А других - их собственное. Если каждый будет стараться и при этом думать, что сделал меньше, чем мог бы, будет порядок. Мы часто думаем о других, что они в чем-то не дотягивают, хотя могли бы. В первую очередь мы должны думать так о себе.
      Мы финишировали на сегодня. Теперь то, как мы шли на каждом километре, будет интересовать только нас самих.
      И только мы сами знаем, что главное - эти километры. Когда не знаешь, где финиш, каждый километр нужно проходить, как последний, и, кажется, нам это удавалось сегодня".
      Он вышел на улицу и остановился у входа в управление.
      Непривычно пустая лежала перед ним улица, храня в неоновых лужах следы недавнего дождя. Людей на улице не было и машин, а из-за угла бесшумно выехал троллейбус, почти пустой.
      "Тяжелый день, - сказал себе капитан. - Трудный день, каких много. Нет, такого ещё не было. И в точности такого уже не будет. Мы вышли по тревоге и понесли потери. Но мы все равно победили. Мы были не одни и поэтому победили.
      А не слишком ли тяжелые потери? - спросил он себя. - Двое за одного многовато. Может, что-то не в порядке у нас со стратегией?
      Возможно, - сказал он себе. - Мы добры и доверчивы. Ненависть к злу не может победить доброго в человеке. Доброта питает ненависть к злу, но никакая ненависть не убьет доброго в человеке. Доброта безгранична. Ограничены силы. Любить или ненавидеть можно только активно. Но любить и ненавидеть - это и значит жить".
      Угол и фонари. И тяжелые шаги по асфальту - твои шаги.
      И ещё чьи-то шаги, торопливые и легкие. Это женщина. Она спешит. Сейчас она обгонит тебя, и ты увидишь её, женщину которой не сидится дома в такой вечер. Почему ей не сидится дома теперь и задается ли она подобным вопросом, глядя на тебя? И что ты ответишь, если она спросит тебя об этом?
      Обогнав его, женщина ускорила шаг, почти побежала и скрылась за углом - он даже не успел рассмотреть её.
      Набирая скорость, мимо промчался троллейбус, почти пустой.
      "Действительно, - подумал он, - ну, что бы я мог ей сказать?"