да, Эбнер, наконец, понял, что слова любви и сострадания смогли отвернуть островитян от Келоло и его кахун, в то время как его прежние речи только отдаляли гавайцев от Господа и приближали к старым богам.
      Правда, Лахайна ожидала появление следующей Алии Нуи в смятении: как коренные гавайцы они радовались тому, что благородная линия на Гавайях не угасла. Однако как христиане, они прекрасно понимали, какое неправедное дело совершили Келоло и его дети.
      Ноелани родила близнецов, и после того, как доктор Уиппл, наконец, вышел из травяного дворца и вернулся домой, он доложил своей жене:
      -Мы должны быть готовы к тому, Аманда, что очень ско ро совершится нечто отвратительное и ужасное. Дело в том, что мальчик появился на свет очень хорошенький, а вот у де вочки обнаружилось несколько серьезных дефектов. Я ду маю, они отделаются от нее еще до рассвета.
      Когда по городу прошел слух о том, что Кеоки Канакоа сам, своими собственными руками, взял дочку и положил ее у самой границы прилива, отдавая, таким образом, в жертву богу-акуле Мано, волна отвращения прокатилась по всей Лахайне.
      В воскресенье церковь была переполнена: сюда собралось почти три тысячи прихожан, как в старые добрые дни. По дороге к храму Иеруша успела тихонько предупредить мужа:
      -Помни, мой дорогой и любимый супруг, Господь сам го ворил об этом деле, так что тебе не стоит даже поднимать дан ную тему.
      И Эбнер сразу же отбросил на время те строки, которые должны были стать главными в проповеди. Это были слова Христа из Евангелия от Луки: "Отче! Прости им, ибо не зна ют, что творят". Вместо этого преподобный Хейл привел вели колепные слова Экклезиаста, которые в последнее время час то приходили ему на ум: "Одно поколение умирает, ему на смену приходит другое. Но Земля остается навсегда. Солнце восходит и солнце заходит. Реки впадают в моря, но море ни когда не переполняется. Туда, откуда истекают реки, вернет ся их вода. Вещь, которая существовала раньше - та, кото рая будет существовать. То, что уже сделано, еще только бу дет сделано. И нет ничего нового под солнцем. Нет памяти о былых вещах, как не будет ее о том, что только еще должно произойти".
      Эбнер говорил о вечности и постоянстве Мауи, о том, что киты каждый год возвращаются сюда и играют со своими детенышами. О том, как величественно солнце проходит месяц за месяцем от вулкана Ланаи до вершины Молокаи. Он вспомнил о большом урагане, которому под силу разрушить церковь, и о давно умершем прошлом, когда сам Камехамеха ходил по дорогам острова, верша великие подвиги.
      "Земля остается навсегда", - воскликнул Эбнер на га вайском языке, и Иеруша, очарованная чередой образов, наве янных речью мужа, поняла, что та ненависть, которую Эбнер питал к Лахайне до недавнего времени, растворилась, канула в небытие. Сейчас преподобный Хейл переходил от мира физи ческого к миру человеческого общества, которое существует на Земле.
      Несмотря на все несовершенство, человеческое общест во выдерживает испытание временем, - говорил Эбнер. Очень скоро он переметнулся на свое видение Женевы, како вой она была, когда ей управлял Беза, и постепенно подвел свою паству к той истине, которую долгое время искал сам: некоторые формы человеческого поведения все же лучше дру гих. В этом месте он вновь вернулся к той самой мысли, кото рая занимала его уже долгие годы, постепенно превратив шись в настоящую страсть. Общество может считаться хоро шим, если оно защищает своих детей.
      Иисус Христос любит даже тех детей, которые вовсе не совершенны, закончил свою пламенную речь Макуа Хейл, оставляя самим прихожанам право делать выводы.
      Что он говорил насчет ребенка? - нервно переспросил Ке- оки, перебирая пальцами ветки маиле, когда его шпионы сооб щили ему о содержании только что произнесенной проповеди.
      Ничего, - ответили ему.
      Наверное, он долго распространялся о нашем грехе? - не отступал возбужденный юноша.
      Вовсе нет. Он рассказывал нам о том, как прекрасен остров Мауи. Наступила пауза, после чего человек Кеоки пояснил: - Он ни слова не сказал ни о тебе, ни о Ноелани. Но в одном месте, если я правильно понял его, он подразу мевал, что если ты когда-нибудь решишь снова вернуться в церковь, она тебя простит.
      Эффект, произведенный этими словами на Кеоки, был по трясающим. Молодой человек начал содрогаться, как будто
      его кто-то тряс. Спустя некоторое время Кеоки, весь в смятении, удалился в свою комнату и забился в угол. Затем он лег на ложе из тапы так, словно уже умер, отослав всех слуг и друзей коротким: "Уходите". Когда приятели покидали его дом, они взволнованно перешептывались друг с другом, и главным вопросом оставался следующий:
      -Как ты думаешь, он действительно решил умереть?
      Этот вопрос обсуждался очень серьезно, потому что все гавайцы знали: Кеоки терзается сомнениями. Он разрывается между двумя религиями, и даже если учесть, что он вернулся по своему желанию к старинным богам Келоло, в то же время молодой алии не мог сразу полностью отойти от Бога Эбнера. И эти две несовместимые силы боролись в его сердце. Кроме того, гавайцы знали, что если Кеоки серьезно решил умереть, то именно так и поступит. Им не раз приходилось видеть, как их отцы или братья, произнеся: "Я буду умирать", действительно уходили по радуге. Поэтому, как только одним из друзей Кеоки был задан этот вопрос, все остальные принялись обсуждать его. И вот к какому заключению они пришли:
      -Мы считаем, что он сам знает о том, что не сможет вы жить, пока два бога сражаются за его сердце.
      * * *
      Впрочем, в скором времени этот вопрос потерял свое значение, поскольку в Лахайне началась эпидемия кори, известная под названием "тихоокеанского бича". Как-то раз, в старые времена, эта болезнь унесла половину населения островов. Теперь она притаилась в кубрике одного из китобойных судов, которое встало на рейд Лахайны. Болезнь приготовилась нанести еще один сокрушительный удар по Гавайям. Эпидемия должна была принести огромные потери стране и уничтожить большое число уже обреченного на вымирание народа. На всем Тихом океане не было болезни страшней, чем корь.
      На этот раз все началось довольно невинным образом. От зараженного матроса болезнь передалась в миссионерский дом, где иммунитет на нее вырабатывался столетиями еще в Англии. Поэтому для жителей Массачусетса эта напасть сво дилась к самой обычной детской болезни. Как-то утром Иеру ша, проверяя грудь Михея, вдруг обнаружила знакомую крас ную сыпь.
      -У тебя случайно горло не болит? - поинтересовалась она, и когда сын ответил утвердительно, женщина тут же со общила мужу: - Эбнер, боюсь, что у нашего ребенка корь.
      Эбнер застонал:
      Ну, теперь, я полагаю, Люси, Дэвид и Эстер обязательно по очереди начнут заболевать, - и он тут же углубился в книги по медицине, чтобы выяснить, как следует бороться с неожи данно появившейся у сына лихорадкой. Лекарства требовались самые обыкновенные, а процедуры оказались несложными, по этому Эбнер принял следующее решение: - В течение трех недель придется детям посидеть дома. - Но тут ему пришло в голову, что было бы вполне благоразумно при данных обстоя тельствах навестить Джона Уиппла. А что если у доктора име ются более современные средства лечения лихорадки? Поэтому он тут же отправился к магазину "Дж. и У." и, остановившись у дверей, как бы между прочим, заявил:
      Нам опять не везет! У Михея, по-моему, корь, и я хотел бы узнать...
      Услышав эти слова, Уиппл выронил ручку и воскликнул:
      Что?! Ты сказал "корь"?!
      Ну да, у него на груди выступила красная сыпь.
      О Господи! - пробормотал Уиппл, схватил свой медицин ский саквояж и бросился в миссионерский дом. Дрожащими пальцами он обследовал мальчика, и в эти минуты от Иеруши не ускользнуло, что лоб Джон покрылся каплями пота.
      Неужели корь настолько опасна? - спросила она, чув ствуя что-то неладное.
      Разумеется, не для него, - ответил Уиппл. Затем он провел родителей в переднюю комнату и шепотом поинтересо вался: - Вы не контактировали ни с кем из местных жителей с тех пор, как Михей заболел?
      Нет, - убедил его Эбнер. - Я сразу же отправился к те бе в магазин.
      Ну, слава Богу, - выдохнул Уиппл, тщательно моя ру ки. - Пойми, Эбнер, у нас имеется крошечный шанс, что эта ужасная для гавайцев болезнь все же обойдет острова сторо ной. Тем не менее, я хочу, чтобы в течение трех недель никто из твоей семьи не выходил на улицу. И никакого общения с гавайцами.
      Брат Джон, - напрямую спросила Иеруша, - а это ей- ствительно корь?
      -Она самая, - печально ответил Уиппл. - К сожале нию. - Затем, напуганный перспективой того, что может произойти в ближайшем будущем, он, повинуясь импульсу, обратился к Хейлу: - Эбнер, не мог бы ты помолиться за всех нас, за Лахайну? Чтобы эпидемия не дошла до города.
      И когда Эбнер принялся читать молитву, все трое встали на колени.
      Но матросы с зараженного китобойного судна свободно перемещались по городу, и уже на следующее утро, когда доктор Уиппл случайно выглянул на улицу, он увидел совершенно обнаженного гавайца, буквально выкапывающего себе неглубокую могилу рядом с океаном, куда могла попасть прохладная вода и заполнить песчаный прямоугольник. Уиппл позвал мужчину:
      -Кекуана, что ты делаешь?
      И гаваец, трясясь от страха и лихорадки, ответил ему:
      -Я горю так, что готов умереть, а вода охладит мое тело. Услышав это, доктор Уиппл строго приказал:
      -Возвращайся домой, Кекуана, и укутайся в тапу. Эта бо лезнь должна выйти из тебя вместе с потом. Иначе ты обяза тельно умрешь.
      Но мужчина не согласился с ним:
      -Вы даже не можете себе представить, как обжигает ме ня этот огонь! С этими словами он погрузился в морскую во ду, и в течение суток скончался.
      Очень скоро на всем берегу гавайцы, пятнистые от сыпи, сооружали себе углубления в прохладном влажном песке, и, не обращая внимания на все мольбы доктора Уиппла, заползали в успокаивающую жар воду, после чего почти сразу же и умирали. Ирригационные канавы и поля таро были усыпаны трупами. Эпидемия распространялась со скоростью огня, посещая жалкие хижины и сжигая их жильцов страшной лихорадкой, вынести которую было невозможно. Доктор Уиппл очень быстро организовал медицинскую группу, состоявшую из него самого, Аманды, Хейлов и Джандерсов. Бригада работала без устали три недели. Они спорили с гавайцами, убеждали их лечиться, утешали и, наконец, хоронили. Один раз Эбнер не выдержал и закричал во весь голос:
      -Джон, ну почему эти упрямые люди продолжают ны рять в волны прибоя, хотя прекрасно знают, что это убьет их наверняка?
      На что усталый и измученный доктор ответил:
      -Мы сами привыкли к тому, что корь - это всего лишь почти безобидная детская болезнь. Но в этом мы сильно за блуждаемся. Для этих совершенно не защищенных людей корь является смертельной, и переносят они ее совсем по-дру гому. Эбнер, ты даже представить себе не можешь, какие страдания приносит подобная лихорадка.
      Тем не менее, маленький миссионер продолжал умолять своих прихожан:
      Не ходите в воду, если вы окунетесь в море, вы можете умереть.
      А я и хочу умереть, Макуа Хейл, - неизменно отвечали измученные болезнью островитяне.
      Иеруше и Аманде удалось спасти много жизней. Они вламывались в хижины и забирали оттуда детей, даже не спрашивая на то разрешения, поскольку хорошо знали, что если дети будут продолжать жалобно плакать, то их родители, в лучшем случае, тоже понесут своих малышей к морю. Женщины заматывали младенцев в одеяла и поили их отваром морского лука. Таким образом они стимулировали потоотделение, и болезнь выходила наружу через поры кожи, как того и требовала медицина. Правда, если женщинам удавалось спасти детей, то в отношении взрослых дела обстояли куда хуже: на них не действовали ни логика, ни сила, и гавайцы упрямо продолжали идти к морю. В результате эпидемии из каждых трех островитян один погибал.
      Через некоторое время корь достигла и территории дворца Маламы, несмотря на высокие стены и полную изоляцию. Но Кеоки только приветствовал болезнь. Кроме него захворал и его маленький сын Келоло. Вскоре супруги Хейл обнаружили трясущуюся в лихорадке семью Канакоа, и Иеруша быстро приняла решение:
      -Я забираю мальчика к нам в дом.
      Очевидно, в сердце Эбнера все же сидел какой-то бес, потому что, завидев свою жену с умирающим младенцем на руках, преподобный Хейл тут же остановил ее и спросил:
      -А не будет ли лучше, если этот ребенок, рожденный в грехе...
      Иеруша испепелила мужа взглядом и твердо заявила:
      -Я забираю мальчика к нам. Вот о чем мы всегда мечтали и что проповедовали: любить абсолютно всех детей. - С эти
      ми словами она гордо удалилась и поместила малыша вместе с собственными.
      Когда Иеруша ушла, Эбнер неожиданно заметил, что Кеоки успел незаметно выйти из дворца и отправиться к морю. Здесь он выкопал себе неглубокое ложе, которое уже заполнила вода, и прежде чем Эбнер смог остановить его, молодой алии погрузился в прохладную ванну, найдя здесь успокоение. Эбнер, хромая, приблизился к Кеоки и громко выкрикнул:
      Если ты будешь так лежать, то обязательно умрешь!
      Да, я умру, - подтвердил алии, продолжая трястись в лихорадке.
      Тогда Эбнер взмолился:
      Пожалуйста, вернись в дом, и я сам укутаю тебя одея лами.
      Нет, я умру, - настойчиво повторил Кеоки.
      Нет такого зла, которое Господь не смог бы простить, - пытался утешить молодого человека миссионер.
      Ваш Бог больше не существует для меня, - пробормо тал Кеоки из своей холодной могилы. - Я умру и начну жизнь заново в водах Кейна.
      Эти слова привели Эбнера в ужас, и он снова принялся упрашивать юношу:
      Кеоки, даже в минуту смерти не надо так богохульство вать, ведь Господь по-прежнему любит тебя.
      Ваш Бог посылает нам только эпидемии, - не переста вая дрожать, буркнул Кеоки.
      Я буду молиться за тебя, - печально ответил Эбнер.
      Теперь уже слишком поздно. Вы никогда не хотели, что бы я принадлежал вашей церкви, - и умирающий алии об лил себе лицо прохладной водой.
      Кеоки! - чуть не плакал миссионер. - Ты умираешь. Так помолись вместе со мной за свою бессмертную душу!
      Кейн защитит меня, - упорствовал молодой мужчина.
      О нет! Нет! - запричитал Эбнер. но в то же мгновение сильная рука ухватила его за плечо и начала увлекать прочь от песчаной могилы.
      Эбнер повернулся и увидел одноглазого Келоло, который тихо обратился к священнику:
      -Ты должен оставить моего сына в покое. Он хочет ос таться наедине со своим богом.
      Нет! - страстно воскликнул Эбнер. - Кеоки, ты будешь молиться со мной?
      Я начинаю свое путешествие во тьме, - издалека донес ся уже слабеющий голос гавайца.
      Прилив принес свежую холодную воду к его ложу, и в этот момент Эбнер сам впрыгнул в неглубокую яму и схватил своего друга за руки:
      -Кеоки, не умирай в темноте. Мой дорогой брат...
      Но алии отпрянул от священника и закрыл лицо руками.
      -Уберите его отсюда! - грубо выкрикнул он. - Я умру со своим богом. Келоло потащил упирающегося Эбнера с пляжа.
      Когда эпидемия стихла, Эбнер и Иеруша вернули мальчика во дворец. Маленький Келоло выздоровел и счастливо улыбался. Ноелани приняла младенца и хладнокровно начала рассматривать его:
      -Этот человек будет последним из алии, - с грустью предсказала она. Но так, может быть, даже и лучше. Ведь еще одна такая эпидемия, и мы все погибнем.
      -Ноелани, - тихим голосом начал Эбнер, - ты же хоро шо знаешь о том, что мы с Иерушей любим тебя больше, чем всех остальных. И для Бога ты тоже очень дорога. Хочешь ли ты вернуться в церковь?
      Высокая грациозная женщина молча выслушала эти слова и для себя уже решила принять их, поскольку она никогда не воспринимала кахун всерьез. Но когда она вспомнила об умершем брате и муже, то изменила свое решение, и теперь оставалась непреклонна.
      -Если бы вы были наполовину так добры и внимательны к Кеоки, как ко мне, - с горечью заметила Ноелани, - он сейчас был бы жив.
      И тогда всем стало совершенно очевидно, что она никогда не вернется в церковь, по крайней мере в церковь Эбнера Хейла.
      * * *
      Однажды утром, в самом начале года, когда доктор Уиппл, наконец, пришел в себя после страшной эпидемии кори, к нему на улице подошел незнакомый матрос и обратился со словами:
      - Скажите, вы и есть доктор Уиппл?
      Да, это я, - подтвердил Джон.
      Мне было велено передать вот это вам лично в руки, - объяснил моряк, вручая Уипплу конверт с письмом.
      А откуда вы? - поинтересовался Джон.
      С "Карфагенянина". Мы стоим в Гонолулу.
      Уиппл быстро, хотя и с нехорошим предчувствием, вскрыл конверт, в котором обнаружил короткую записку:
      "Уважаемый доктор Уиппл! Вы человек разумный и мудрый. Можете ли вы сделать так, чтобы Эбнера и Иеруши Хейл не было в Лахайне в течение недели? Я собираюсь построить им дом. Ваш верный друг, Рафер Хоксуорт".
      Скажите своему капитану, что я согласен.
      Когда мы сможем прибыть в Лахайну?
      В следующий понедельник.
      Хорошо. Капитан будет здесь.
      Уипплу пришлось немного поразмыслить и изобрести хитроумный план. В результате Эбнера и Иерушу вызвали на какое-то внеочередное собрание в Ваилуку, туда, где когда-то очень давно он пытался помочь умирающей Урании Хьюлетт. К удивлению Эбнера, Уиппл заявил:
      Мне и Аманде тоже нужен небольшой перерыв в работе. Мы отправимся туда вместе с вами и хорошенько отдохнем.
      А как же дети? - встревожилась Иеруша, поскольку со дня рождения Михея она еще ни разу не оставляла их одних даже на ночь.
      Миссис Джандерс позаботится обо всех детях, - уверенно произнес Джон. И хотя Эбнер и Иеруша одновременно подума ли о том, что, наверное, все же будет рискованно оставлять сво их детей под присмотром женщины, которая доверяет своих собственных отпрысков местным няням, все же, в конце кон цов, они согласились. Итак, четверо людей, которые хорошо знали друг друга еще с тех времен, когда все вместе делили одну каюту на "Фетиде", начали свое приятное и увлекательное пу тешествие через горы в Ваилуку. Когда они достигли наивыс шей точки хребта, делящий остров на две части, Джон Уиппл остановился и с грустью начал вглядываться в пустующие доли ны, которые потеряли население в результате эпидемии кори.
      Эбнер, - начал доктор, - каким-то образом нам надо привлечь новых сильных и жизнеспособных людей на эти ост рова. Потому, что если умирающие гавайцы смогли бы заклю чать смешанные браки с выносливыми пришельцами...
      И кого же ты можешь им предоставить? - усмехнулся Эбнер, вытирая лоб платком.
      Я всегда считал, что с этой задачей прекрасно бы справи лись другие полинезийцы, - просто ответил Уиппл. - Но в по следнее время я изменил свое мнение. Это должны быть яван цы. Здесь требуется абсолютно свежая кровь. Он замолчал и принялся сравнивать пересохшую, опаленную солнцем подвет ренную сторону острова, из которой компания только что при шла, с зеленой наветренной, куда они сейчас и направлялись.
      Занятно, - хмыкнул доктор.
      Что такое? - не понял Эбнер.
      Я рассматривал обе половины нашего острова, - пояс нил Джон. - Дождь льется здесь, где он совсем не нужен, но никогда не доходит до нашей половины, где огромные терри тории подвержены засухе, в том числе и поля. Эбнер! - вос кликнул Уиппл с каким-то азартом. - Почему человек не в состоянии переносить дождь оттуда, где он совершенно беспо лезен, туда, где его так ждут?
      Ты что же, вознамерился переделывать работу Господа? - фыркнул священник.
      В таких делах я бы не прочь кое-что изменить, - при знался Уиппл.
      Но как ты сумеешь перенести дождь через гору? - воз мутился Эбнер.
      Пока еще не знаю, - продолжал размышлять Уиппл, не переставая поражаться контрасту между влажной наветрен ной и засушливой подветренной половинами острова.
      * * *
      Компания продолжала путешествовать, а в это же время в порт Лахайны вошел "Карфагенянин", и с него спустился довольный капитан Хоксуорт. Одноглазый Келоло с группой дюжих полицейских встретили буяна на пирсе и нацелили на него стразу шесть ружейных стволов.
      -Это место тебе капу, капетена! Мы тебе нет алоха здесь, черт тебя возьми! - предупредил старый алии, напрягая свою память в отношении английского языка.
      Хоксуорт отвел в сторону ружья и заявил:
      -Я приехал сюда исключительно для того, чтобы постро ить дом.
      Никаких девочек на борт! - сурово распорядился Келоло.
      Не нужны мне ваши девочки, - уверил его капитан и быстро зашагал в сторону миссионерского дома. Матросам, следующим за ним, он сказал: Вытаскивайте из этой хижи ны все, что только возможно. Но будьте поосторожнее!
      Освобождение дома от вещей заняло всего несколько минут, и когда Хоксуорт еще раз своими глазами увидел, какое жалкое существование влачили Хейлы (единственными приличными вещами в доме оказалась та самая мебель, которую подарили им капитаны китобоев), он в ужасе поднес руку ко рту, поскольку начал беспрестанно кусать нижнюю губу.
      -Спрячьте все это от огня, - приказал Рафер, и когда ве щи были предусмотрительно накрыты плотной тканью, под нес спичку к старому травяному домику, и через несколько мгновений жалкая лачуга полыхала, как факел, вместе со своим бременем насекомых и воспоминаний. Когда площадка опустела, Хоксуорт отдал следующее приказание: - Копайте!
      Подвал получился широким и глубоким, и в жаркие летние дни здесь должно было быть прохладно. Когда с подвалом было покончено, Хоксуорт выложил его строительным камнем, вырубленным из коралла, продолжая класть еще ряд над землей, чтобы, начав строительство непосредственно самого дома, обеспечить его надежным фундаментом. Затем он велел своим матросам принести угловые балки, каждая из которых была пронумерована, и началась увлекательнейшая работа по сборке того самого дома, который когда-то стоял в верфи Бостона.
      За три дня хорошо поставленное дело уже близилось к завершению. Все это время капитан Хоксуорт прохлаждался в конторе Джандерса и Уиппла. Он успел сразу предупредить Пупали и всех остальных желающих, чтобы ни одна женщина не подходила к нему, поскольку он теперь желал нормально отдохнуть. За это время капитану успели рассказать обо всем, что случилось с Кеоки Канакоа и его сестрой Ноелани.
      Вы, наверное, имеете в виду ту высокую красивую де вушку, которая как-то раз плавала совершенно обнаженной возле кораблей? - насмешливо поинтересовался Хоксуорт.
      Да. Весь этот кошмар произошел именно с ней, - пе чально кивнул Джандерс.
      Что за чертовщина! - зарычал капитан. - Это же самая красивая девушка на всех островах. И ты хочешь мне сказать, что теперь она томится в своем травяном доме совершено одна?
      Ну, с ней всегда остаются служанки, - пояснил Джан- дерс.
      Понятно. - Хоксуорт пренебрежительно нарисовал в воздухе огромные окружности, которые должны были обозна чать формы прислужниц, всегда остававшихся при алии. - То есть, ты имел в виду, что она и сейчас там?
      -Да.
      Но так же нельзя жить! - заревел Рафер. - И все из-за того, что ее впутали во всю эту глупость и чертовщину! Джан- дерс, я немедленно иду к ней.
      Я бы на твоем месте так не спешил, - остудил пыл капи тана более зрелый мужчина. - Ты заработал себе в этом городе не слишком завидную репутацию. Гавайцы ничего не забыли.
      К черту их воспоминания! - воскликнул капитан, уда рив кулаком по подлокотнику кресла. - Я подумываю о том, чтобы осесть в Гонолулу, Джандерс. А плавать буду в Кантон и заниматься торговлей. Может быть, позже выстрою еще па ру кораблей. А отсюда можно вывозить какой-нибудь товар?
      Ну, если только ты не запросишь баснословную цену за свои услуги, осторожно ответил Джандерс. - У меня, на пример, имеется огромное количество шкур, которые я бы с удовольствием переправил в Китай.
      Я думаю, вы их туда переправите, - уверенно заявил Хоксуорт. Он вышел из конторы Джандерса и решительным шагом направился вдоль по главной улице к травяному двор цу алии. При виде легендарного капитана охранники тут же бросились докладывать об этом Келоло, но прежде чем пожи лой алии смог предотвратить проникновение Рафера на тер риторию дворца, Хоксуорт вежливо поклонился, толкнул во рота и спокойно прошел во дворец, где очень скоро отыскал Ноелани.
      Мэм, - начал он, протягивая свою огромную правую ру ку, - я мечтал познакомиться с вами с того самого момента, когда увидел вас катающейся на доске рядом с моим кораб лем. Это произошло, наверное, лет тринадцать назад. В те дни вы были непревзойденной красавицей, мэм. А сейчас стали еще лучше.
      Вы, наверное, явились сюда, чтобы найти еще кого-ни будь на продажу? холодно поинтересовалась Ноелани.
      Нет, мэм. Я пришел, чтобы найти себе жену. И я нутром чую, что это будете вы.
      Ноелани хотела уже что-то ответить на такое дерзкое заявление, но прежде чем она успела произнести хоть слово, Хоксуорт бросил к ее ногам штуку лучшего китайского шелка, а сам разразился словесным потоком:
      Мэм, я надеюсь, вы понимаете, почему я наведался в Ла- хайну. То, что я натворил тут в прошлый раз, постоянно терза ет мою совесть, и, кроме того, меня разрывает жалость, когда я вижу, как здесь живет один американец со своей супругой. Если я вас чем-то обидел во время своего прошлого визита, то приношу свои извинения, но, несмотря ни на что, мэм, я хочу, чтобы вы знали, что отныне мой корабль будет заниматься тор говлей с Китаем. Я уже купил себе дом в Гонолулу, и вот уже некоторое время подыскиваю жену.
      Почему же вы не смогли найти ее в Бостоне? - так же холодно спросила Ноелани.
      Сказать вам правду, мэм... - начал Хоксуорт и замолчал, потому что в этот момент в комнату ворвался Келоло с охранни ками с целью спасти свою принцессу от посягательств при шельца. Но она, к удивлению отца, попросила его удалиться, объяснив, что желает беседовать с капитаном.
      По правде говоря, мэм, - снова начал Рафер, прохажи ваясь взад-вперед у двери, ведущей в сад, как будто его и не перебивали, - в свое время я делал предложение одной кра сотке в белом платье с кружевами, но мне так и не удалось за воевать ее сердце. С тех пор я предпочитаю цветущих женщин с островов.
      Где Илики? - строго спросила алии.
      Надеюсь, она, наконец-то, попала в надежные руки, - сразу же ответил Хоксуорт. - Ну, а что бы с ней стало здесь?
      Этот вопрос заставил Ноелани задуматься, и, чтобы хоть немного выиграть время, она поинтересовалась:
      -Когда же вы закончите строительство дома?
      -Дня через два, мэм, и поэтому я считаю, что было бы сов сем неплохо, если бы вы согласились пообедать со мной сегодня вечером у меня на корабле. Я бы хотел, чтобы вы осмотрели свое будущее жилище, если, конечно, когда-нибудь согласи тесь отправиться вместе со мной в путешествие до Кантона.
      Это приятное на слух слово, этот далекий город, из которого привозили все наряды и мебель для Ноелани, но который она уже отчаялась когда-либо увидеть воочию (да у нее и не было особых причин на это), вдруг захватило воображение молодой
      женщины настолько, что это не ускользнуло от внимания Хок-суорта. Поэтому капитан осмелел и высказал свое предложение:
      Ноелани, - начал он, - у тебя здесь было много горя. Тебе пришлось пережить нечто такое, к чему ты сама не име ла никакого отношения. Почему бы тебе не оставить эти мес та навсегда? Здесь грустно и одиноко, а тебе в жизни требует ся совсем другое. Я предлагаю тебе бурную, волнительную жизнь, полную приключений.
      Но у меня есть сын, как тебе известно, - гордо заявила Ноелани.
      Возьмем его с собой. Я всегда мечтал, чтобы мой собст венный сорванец носился по палубе.
      -Но он принадлежит всему народу, - засомневалась Алии Ну и.
      Тогда оставим его народу, - тут же нашелся капитан, и прежде чем Ноелани смогла что-либо возразить, он схватил ее за руку, привлек к себе, крепко поцеловал и принялся стяги вать с женщины одежду.
      Пожалуйста, не надо, - зашептала она.
      Подойди к двери и вели служанке посторожить ее. Сейчас ты будешь доставлять удовольствие своему будущему мужу.
      Но женщина оттолкнула от себя капитана и, гордо выпрямившись, произнесла:
      А ты сможешь позабыть о том, что я совсем недавно уже была замужем?
      Ноелани! - вспыхнул Рафер. - Как ты думаешь, сколь ко ваших девушек перебывало в моей каюте? Но это часть прошлой жизни. Теперь мне нужна одна-единственная, кото рая станет моей женой.
      -Я имела в виду, что ведь это был мой брат, и мы... Хоксуорт задумался лишь на секунду, после чего громко
      рассмеялся:
      -Для меня каждый восход означает новый год. Я не имею памяти.
      Эти слова капитана были приятны Ноелани. Ей понравился смелый отчаянный мужчина, какие обычно симпатичны для всех алии, и молодая женщина подумала: "Этот капетена сам похож на вождя. Он высокий, умеет сражаться и может посто ять за себя и за тех, кто ему дорог. Он настоящий алии среди се бе подобных. Конечно, ему порядком надоели портовые жен щины, и он подумывает о том, чтобы остепениться. У него есть
      неплохой корабль, и он согласен считать моего сына своим собственным. Правда, он не слишком набожный, но зато искренний. Дни гавайцев подходят к концу, а годы белых людей еще впереди". Вслух же Ноелани произнесла:
      -Я пойду с тобой на корабль.
      Он снова поцеловал ее, с удовольствием ощущая богатство ее роскошных волос, спадающих ему прямо на руки. Это ощущение возбудило капитана, как всегда его радовали жаркие поцелуи островитянок. Он страстно прошептал:
      -Скажи своим служанкам, чтобы постерегли дверь и ни кого к нам не пускали.
      Однако женщина упрямо замотала головой и пояснила:
      -Только не здесь, не в этой комнате. Здесь находится сре доточие наших традиций. Я пойду с тобой на корабль.
      Лахайна была поражена увиденным.