3

Когда в городе стало темнеть, Кайтай попросил хозяина гостиницы внести в комнату свечи. Он разложил рукописи прямо на деревянном столе и запер дверь. Затем зажег свечи и курильницу с благовониями, от которой пошел странный резкий запах. Кайтай закрыл ставни. Завернувшись в свой истрепанный плащ, он лег грудью на стол, внимательно вглядываясь в полустертые угловатые значки старинной книги. Желтое лицо его оставалось бесстрастным, но пальцы дрожали, когда он время от времени переворачивал листы.

Внизу, перед гостиницей, высоко взвивалось пламя цыганского костра, и нараставшие волны музыки проникали даже сквозь плотно закрытые Кайтаем ставни. Цыгане давали представление для собравшихся в таборе людей – и местных жителей, и пришельцев из разных мест. Разодетые, чопорные люди из западного Парата, стройные, почти нагие темнокожие жители Морских островов в одеяниях из перьев и городские жители: толстые купцы, элегантная знать, ремесленники с учениками, воры-карманники – все были внутри круга. И многие уходили с облегченными кошельками. Одним там предсказывали судьбу, другие смотрели на трюкачей или танцоров или хлопали цыгану, выводившему на помост толстого медведя. Большинство из смотревших представление бросали деньги, а с тех, кто не бросал, легкие на руку цыганки умудрялись все же взять цену каким-либо способом.

Молча глядя на все это, на пороге кибитки стояла Зельза. Она ждала.

А высоко в гостиничной комнате, за закрытыми ставнями, Кайтай бормотал, по временам царапая одно-два словечка на табличке, и переворачивал листы книги.

Луна была низко, и ночная жизнь города наконец замерла. Теперь по табору бродило уже меньше людей. Кайтай в своей комнате откинулся на стуле, глядя на свечи, которые уже почти прогорели. Он глубоко вздохнул и медленно опустил древнюю рукопись обратно в мешок. Затем поднялся, задул все свечи, кроме одной, и раскрыл ставни. Далеко внизу угадывались очертания цыганских повозок. У одной из них он разглядел застывшую фигурку – это была Зельза.

Кайтай вышел из комнаты, прошел по узким коридорчикам и кривым лестницам гостиницы и оказался на улице. Шел он медленно, с опущенной головой, поминутно трогая свой нагрудный амулет.

Зельза услышала его шаги и повернулась навстречу. Зеленым огнем сверкнули ее глаза в темноте ночи, подсвеченной лишь пламенем костра.

– Он скоро придет, твой ненормальный приятель, – сказала она. Она не спрашивала, а утверждала.

– Он не более ненормальный, чем я, – сказал Кайтай. – Я тоже думаю, он вернется. Если, конечно, не получит нож под ребро в каком-нибудь притоне.

– Нет, – ответила Зельза.

– Я верю тебе, – сказал Кайтай, – у тебя, должно быть, особое зрение. Женщины моего народа тоже обладают таким. Но у них это бывает раз в жизни.

– У нас тоже, – резко ответила Зельза. – Только один мужчина открывает это зрение. Неважно, сколько было любовников, мужей, которых ты… но это – только для одного.

Кайтай кивнул. Спустя минуту он произнес:

– Он напьется.

– Я и это знаю.

– А в этом виноват я, леди, – сказал Кайтай. – Однажды, не так давно, по моей вине он увидел то, чего ему не надо было видеть. Теперь ему иногда поют призраки.

– Расскажи мне о нем, – попросила Зельза. – Как вы встретились? И где та земля, откуда он родом, эта Марионская долина?

– Я встретил его далеко отсюда, на востоке, – медленно заговорил Кайтай. – Я был совсем один, меня изгнали из моего племени… На это были причины. Он тоже был один, но он обладал сокровищем, которым поделился со мной.

– Что это за сокровище?

Кайтай лукаво усмехнулся:

– Вода, леди. Это было в тех краях, которые люди зовут Пустынными Землями и где мех с водой стоит дороже мешка драгоценностей. Так мы стали братьями. А что до его страны, то я никогда не видал ее, но он временами говорит о ней. Это гористая страна со множеством маленьких долинок. Она находится на побережье, к югу, может быть, за тысячу лиг отсюда. Я думаю, жители его страны похожи на него. Очень вероятно, что они рыжие… признак, который считается несчастливым у моего народа. Они много поют, весьма любят приврать, и если соберутся трое из них, то не обойдется без драки или хвастовства. У них нет ни богатств, ни власти, но они отлично сочиняют стихи.

– Он бы хорошо пришелся к табору, – сказала Зельза.

– Сомневаюсь, леди, – ответил Кайтай. – Во-первых, как человек из долины, он не может ни подчиняться, ни править. А во-вторых, мне кажется, он влюблен в призрака, и земные женщины перестали его волновать.

Зельза задумчиво поглядела на Кайтая.

Где-то в темноте улицы, идущей от площади, заслышалось далекое пение. Поющий не вполне уверенно выводил мелодию, но пел даже громковато для такой узкой улочки. Затем послышался лязг ставень, яростная ругань, сопровождаемая звуком выплеснутой воды. Пение прекратилось. Через минуту перед табором возникла фигура, которая неверным шагом направилась прямо к костру.

– Друг мой, – забормотал Оуэн, уставившись на Кайтая, – добр… ое… утро, милл… чародей. Как… дела с… чтением?

– Плохо, – ответил Кайтай. – А как дела с осмотром города?

Оуэн неопределенно хмыкнул.

– Нормально. Пили много… Хорошо, что не взял оружия. Кажется, здесь запрещено носить… оружие. Матрос, там… у доков, вспылил из-за какой-то девчонки, танцовщицы… кажется. Пытался меня прирезать. Стражники взяли его, и он попал в тюрьму за ношение ножа… – Оуэн усмехнулся и поднес к свету руку, разглядывая ушибленную ладонь и длинный порез на запястье. – А того, наверное, найдут, если ему не свернули голову. В общем, чудесный вечер.

– Я вижу, — заметил Кайтай, потихоньку улыбнувшись.

– У меня есть средство от пореза, – сказала Зельза, – если…

Оуэн посмотрел на нее, будто впервые увидел. Затем покачал головой и попятился:

– Благодарю, любезная мадам… но… я ни в чем не нуждаюсь. На мне все быстро заживает. Мне ничего не нужно… только… еще вина. Кайтай, сколько я ни пью, призраки… все еще здесь. – Он затряс головой. – Кайтай, Кайтай… я должен… туда вернуться. Мне надо… снова принять эту твою проклятую травку. Снова увидеть…

Кайтай покачал головой:

– Нет, друг Оуэн. Гафта уносит человека в сновидения, но только по одному разу в каждую из его прошлых жизней. Тот сон уже не вернуть. Никогда.

– Колдун, – пробормотал Оуэн, – тот чертов колдун. Он обещал вернуть меня туда… а иногда я слышу звон колокола… Царица табора, в твоем красочном дворце… на колесах не найдется ли пары кувшинов вина?

– Зайди. – Зельза повернулась и поднялась по ступеням в кибитку. Внутри засветился огонек, и желтый свет заструился из открытой двери. Оуэн, осторожно ступая, последовал за ней, но, запнувшись на пороге, с грохотом упал внутрь.

– Уф! – послышался изнутри его голос. – Прошу прощения, мадам. Но где же вино…

Зельза темным силуэтом появилась на пороге и сверху вниз посмотрела на Кайтая.

– Я дам ему цыганского вина, которое прекратит все сновидения, на время, – тихо сказала она. – Оставь его мне.

Кайтай медленно пошел сквозь тьму обратно в гостиницу, по коридорам и наверх, в свою комнату. Свеча почти совсем догорела – осталось только слабое желтоватое мерцание в лужице воска. Он закрыл дверь и сел на кровать. Глаза его не отрываясь смотрели на мешок, содержавший непрочитанную рукопись. Когда свеча потухла, он медленно откинулся назад, заложив руки за голову.

4

Дом Мирдина Велиса стоял на остроконечном мысу, врезавшемся далеко в бухту Мазайна. Со стороны города дом ограждала высокая гранитная стена – под ней проходила дорога к причалам, уже с утра забитая повозками и телегами, матросами и торговым людом. Две другие стены круто обрывались в черную воду, из которой угрожающе поднимались острые, как пики, старинные сваи. Это был не тот дом, в который легко войти: ходили слухи, что когда-то давно предприимчивые воры попытались проникнуть в него, но им был оказан соответствующий прием. После этого, в течение многих лет, никто не осмеливался красть у Мирдина Велиса.

Дом был очень старый, и никто не мог бы точно назвать время его постройки, кроме того, что он, возможно, был старше самого города. Это было высокое мощное строение из черного гранита, изощренно украшенное письменами на загадочном языке и изваяниями невиданных в природе зверей. Окон в доме не было, если не считать небольших стрельчатых оконцев на башне. Временами в них вспыхивали разноцветные огни, и рыбаки, заплывавшие в бухту, старались держаться подальше от этих пугающих маяков.

Вокруг дома был сад с редкими травами и деревьями, выращиваемыми для нужд, объяснение которым мог дать только сам Мирдин Велис. Слуги были неразговорчивы – те немногие из горожан, кому доводилось видеть их вблизи, сомневались, способны ли те вообще говорить. Неизвестно, были ли у них языки, но они, определенно, никогда не пользовались ими – молчаливые, всегда закрытые капюшонами, они беззвучно ухаживали за садом и работали в доме. Оказываясь в городе с каким-нибудь простым поручением, они ни с кем не говорили, а молча указывали костлявыми пальцами на то, что им было нужно.

Сам Мирдин Велис жил в этом доме так долго, что даже старейшие жители города не помнили, когда он там поселился. Выглядел он во все времена одинаково – с нестареющим лицом и фигурой юноши. Все правители Мазайна пользовались его услугами, и, должно быть, советы его были хороши, ибо Мазайн был богат, крепок и никакому врагу не удавалось взять верх над этим городом.

Помогал он и другим жителям города. Поговаривали, что любой мог обратиться к Мирдину Велису со своей нуждой или просьбой, и его желание исполнялось, однако за это всегда взималась соответствующая плата. Ее платили не деньгами, но чем – никто не мог сказать с уверенностью. Когда у Мирдина кончались деньги, он расплачивался за свои покупки золотом в новых, сверкающих слитках. Так что, видимо, он занимался своим необыкновенным ремеслом не ради денег.

Однако люди приходили к Мирдину только в случаях крайней нужды и почти никогда не посещали его вторично. Маленькая, выкрашенная красным дверь в обращенной к городу гранитной стене, служившая единственным входом в дом, открывалась очень редко.

Но сегодня был пятый день, и перед красной дверью стояли Оуэн и Кайтай. Они ждали.

– Однако он не спешит, – сердито заметил Оуэн. На нем был новый плащ, отличная кожаная туника, и борода его была аккуратно подстрижена. С утра он выпил пару стаканов живительного напитка, сваренного одной старой цыганкой, и теперь почти не чувствовал головной боли. Но настроение у него было отвратительное, и совсем не от похмелья.

– Нечего сказать, ты доказал свою дружбу, стоило мне только напиться, – ворчал он на Кайтая. А тот только улыбался чуть шире обычного.

– Оставил меня в когтях этой ведьмы цыганки, – продолжал Оуэн, наполовину про себя, – только великая праматерь знает, что она со мной сделала или, во всяком случае, могла бы сделать. Она мне давала что-то в огромной кружке, наверное зелье. Скорей всего, оно заговоренное, и теперь со мной что-нибудь случится.

– Но спал ты тем не менее хорошо, – отозвался Кайтай.

– Верно, – согласился Оуэн, – никаких призраков… Кайтай, ты, конечно, не виноват, но лучше бы я не трогал твоей травки.

– Не забывай, – хмуро заметил Кайтай, – он, там… за стеной, обещал снять с тебя это.

– Если я выполню, что он просит, – сказал Оуэн. – А ведь это может оказаться чем угодно. Всю жизнь меня дурачат колдуны и цыганки… Эй! Ты слышишь? Кто-то там наконец проснулся. – И Оуэн снова забарабанил в дверь, пока изнутри не отозвалось эхо.

Красная дверь распахнулась, и за ней показалась фигура в плаще с большим капюшоном. Из-под капюшона на пришельцев уставились бесцветные, мертвые глаза. Затем встречавший поднял руку, поманил их и пошел в глубь сада.

– Нам надо идти за ним, я полагаю, – произнес Оуэн, и Кайтай последовал за другом в сад. Красная дверь тут же, за их спинами, сама собой затворилась. Сад был безжизнен – единственным звуком в нем был хруст гравия под ногами, когда Оуэн и Кайтай шли по петляющим дорожкам за своим странным провожатым. С обеих сторон стояли толстые пурпурно-зеленые растения, высокие, как деревья; некоторые – с диковинными блестящими цветами. Оуэн заметил, что в саду совсем нет птиц, и поглядел под ноги. И тут он увидел, что дорожка, по которой они шли, – вовсе не из гравия, а из чего-то похожего на плотно утрамбованную массу драгоценных камней. Кое-где с камнями смешивались белые обломки костей.

Они подошли к высокой, стрельчатой двери дома, и проводник прошел внутрь, не обернувшись на спутников. Они двинулись по широкой витой лестнице и наконец поднялись в залитый солнцем зал, где, стоя, ждал их чародей Мирдин Велис. Войдя, они сразу увидели его у высокого окна. Рядом с ним был Саймон. Проводник внезапно исчез, хотя пришельцы и не заметили, как он вышел.

Это был высокий, просторный и совершенно пустой зал. Мозаичный пол с диковинным спиральным узором отражал свет высоких окон и блестел холодно, как лед. Все помещение казалось странно холодным, несмотря на обилие солнечного света: откуда-то прилетал легкий холодящий ветерок.

Глядя на Мирдина Велиса, Оуэн заметил, что на него почему-то трудно было смотреть – реальный колдун был виден не так ясно, как когда-то его эфемерный образ. Кайтай тронул на груди амулет, но лицо его не выражало страха.

– Друзья мои, – заговорил Мирдин Велис глубоким приятным голосом, – подойдите, и мы поговорим о нашем деле. – Он улыбнулся, но Оуэн не почувствовал облегчения. Они подошли к чародею и остановились перед ним.

– Маленький колдун, – обратился Мирдин к Кайтаю, – ты не прочел книгу – я это знаю. Если бы прочел ее, ты не пришел бы ко мне. – Он улыбнулся шире: – Тогда я пришел бы к тебе просителем – из этой книги можно узнать очень многое. Помнишь ли ты свое слово? Дай мне книгу.

Кайтай медленно вытащил книгу и отдал Саймону, который, взяв ее в руки, раскрыл и поднес хозяину. Волшебник посмотрел в нее и кивнул.

– В ней содержится масса вещей, – помолчав, сказал он, – многие из них могли бы сделать тебя могущественным волшебником, маленький колдун. Но один-единственный секрет… только один, тот, который очень мне поможет… Этот секрет принесет вам большую выгоду, обоим.

Тут он пристально посмотрел на Оуэна своими древними глазами, в которых тот вдруг увидел бездну. Затем вновь заговорил:

– Поручение, которое я прошу тебя исполнить, ты можешь не выполнять. Я дождусь другого человека, и это не навлечет на тебя никакого зла с моей стороны. Но в таком случае я ничего не стану делать для тебя.

– Скажи, что это за поручение, – ответил Оуэн. – Как я могу дать ответ, не услышав, чего ты от меня хочешь?

– Ты возьмешь небольшой… предмет, – сказал колдун, – будешь тщательно оберегать его и доставишь в назначенное место далеко на западе. Там, на краю земли, ты поместишь эту вещь туда, куда я тебе скажу, и так оставишь. Вот и все.

– Звучит не так уж страшно, – задумчиво ответил Оуэн.

– На краю земли… – очень тихо повторил Кайтай.

– У меня есть карта, по которой вы без труда найдете дорогу, – сказал Мирдин Велис, – и не скрою, там вас ждут опасности, а помочь, как в тот раз, я не могу. Мне не подвластны те земли, и вам придется рассчитывать на собственную силу и изворотливость. А эти качества несомненно есть у вас обоих.

– Тогда договорились, господин мой волшебник, – объявил Оуэн. – Мы отправимся, когда прикажешь. И, по-моему, чем скорее это будет, тем лучше.

– По-моему, тоже, – ответил чародей. – Саймон, проводи этих смелых людей к причалу. Там ожидает небольшое судно, которое я недавно приобрел, – на нем имеется необходимый запас провизии. К тому же Саймон даст вам кошелек, и вы сможете купить в дороге все, что вам понадобится. Вам придется нанять матросов. По моему разумению, на этом корабле их потребуется всего четыре-пять.

Его странные глаза опять изучающе скользнули по ним обоим, он замолчал на мгновение, потом снова заговорил:

– Карту, показывающую путь, Саймон даст вам вместе со всем остальным, что вы должны будете взять. Она будет… готова… завтра. На это путешествие у вас уйдет не более полугода – туда и обратно. Сначала на корабле, к берегам земли, что лежит по ту сторону моря. Затем сушей до другого моря. Можно считать, что мы договорились.

Колдун отпустил их. Друзья молча вышли за бледным Саймоном из огромного дома, через сад, к двери на улицу.

И, только оказавшись на дороге, ведущей к причалам, Оуэн наконец заговорил.

– Саймон?

Тонкое лицо повернулось к нему, брови приподнялись.

– Ты тоже волшебник? – спросил его Оуэн.

– Я учусь Искусству у хозяина, Мирдина Велиса, – отвечал тот. – В мире нет никого мудрее и опытнее его. Но я уже научился многому и, надеюсь, когда-нибудь смогу сделаться чародеем не хуже его.

– Скажите, вы немианец? – вдруг спросил Кайтай, взглянув на Саймона. – Ваше произношение мне очень знакомо.

– Я там родился, – отвечал Саймон.

– Мы проезжали эти земли, правда давно, – продолжал Кайтай, – и тем удивительнее встретить человека из Немеи так далеко от тех мест.

Саймон продолжал шагать молча: он явно не был расположен к разговорам о своей родине. Они уже были на одном из тех длинных причалов, что опоясывали внутреннюю часть бухты. Справа находились лавки и склады; со стороны моря теснились суда всех размеров: одни были привязаны канатами, другие вытащены на берег. Перед ними возник каменный пирс, уходивший далеко в море, где пришвартовался небольшой корабль с высокими бортами, к которому и двинулся Саймон.

Это было простое крепкое судно с одной мачтой и треугольным парусом, имевшее, как заметил Оуэн, по восемь отверстий для весел на каждом борту. Он подумал, что если идти под парусом, то можно обойтись командой из пяти человек, но, чуть только ветер спадет, ему понадобится по меньшей мере дюжина гребцов. Оуэн решил, что Мирдин Велис, несмотря на многие другие его умения, не разбирается в морском деле или, возможно, он знает преобладающие направления ветров на пути в ту страну лучше, чем кто-либо другой.

Оуэн не был хорошим моряком, но ему приходилось плавать, и он знал кое-что об управлении парусами. Кайтай никогда не плавал ни на чем больше каноэ, и то только через реку. Саймон взбежал наверх по узкому трапу, и Оуэн последовал за ним. Кайтай, поколебавшись, все же решился и тоже медленно двинулся по доске, с опаской глядя вниз, на черную воду.

– Вы не держите часового на борту? – удивился Оуэн, оглядев палубу.

– Никто не тронет корабль, принадлежащий Мирдину Велису, – отвечал Саймон, – воров мы не боимся. Пойдемте в каюту. – Он пошел к корме и провел их внутрь корабля.

– Все очень удобно, – одобрительно проговорил Оуэн. – В этой обстановке я уже сейчас начинаю чувствовать себя важной персоной.

Саймон достал сундучок, который был под одной из коек, поставил его на стол и раскрыл:

– Здесь золото. Используйте его для подготовки к походу. Отплыть вы должны завтра вечером. Я еще приду, с картами и… этой вещью. – Глаза Саймона на миг побелели. Он направился к двери и на мгновение задержался на пороге.

– Я оставляю вас. Когда будете готовы, вы сможете найти матросов у Пер Зали, который держит таверну напротив причала. Он уже получил указание найти людей, из которых вы сможете набрать команду. Я приду завтра.

Он вышел, плотно закрыв за собой дверь.

Таверна Пер Зали была довольно гадким местом даже по портовым меркам, и разномастный матросский люд, который увидел там Оуэн, был тоже не первого сорта.

– Я сделал все, что в моих силах, господа, – бормотал Пер Зали, толстый лоснящийся тип. – Всегда готов услужить его светлости. Он хотел, чтобы я нашел рабочих, и я привел, кого смог. Тут черта с два найдешь охотников плыть через море в ту сторону. Да их никогда и не было, кроме разве что пиратов… К тому же очень немногие хотят брать золото от его светлости, даже из вторых рук, осмелюсь вам сказать.