» — размышлял он. Впервые Уилсон осознал, что остался совершенно один. «Как же так — уйти и оставить человека?» Он вспомнил, что в нескольких ярдах от него разговаривали японцы, но теперь их уже не было слышно. Им снова овладел страх. Еще несколько минут он лежал неподвижно, не веря, что японцы ушли. Потом он снова вспомнил о взводе, и ему стало обидно, что товарищи оставили его в беде. «Я же был хорошим другом для многих из них, а они ушли и оставили меня. Это нечестно. Если бы это случилось с одним из них, я бы его не бросил». Он вздохнул и покачал головой. Несправедливость казалась далекой, почти абстрактной. Его стошнило в траву. Запах был довольно неприятный, он отвернулся и отполз на несколько футов в сторону. Чувство обиды на товарищей усилилось. «Столько сделал для них, а они не оценили этого. Вот и тогда, когда я достал для них вино... Ред подумал, что я обманываю его. — Он тяжело вздохнул. — Разве можно не верить товарищу? Ха, думать, что я обманываю его. — Он покачал головой. — Надо же так — уйти и бросить меня одного, им наплевать на то, что будет со мной». Он подумал о пройденном расстоянии и о том, сможет ли проползти обратно. Потом прополз несколько шагов и остановился, изнемогая от боли. До его сознания снова дошло, что он тяжело ранен, брошен на произвол судьбы, что он за много миль от своих, один в бесплодной дикой местности. Однако осознать все ото полностью он не смог, так как снова впал в забытье из-за потери сил при попытке отползти. Ему показалось, что он слышит чей-то стон, потом еще, но он тут же с удивлением понял, что это его собственные стоны.

Припекавшее спину солнце разливало приятную теплоту по всему телу, Уилсону показалось, что он медленно погружается в землю, а вокруг, поддерживая его, распространяется ее тепло. Трава, земля и корни пахли солнцем, и в его сознании вставали картины вспаханного поля и вспотевших лошадей; ему вспомнился тот вечер, когда он сидел на камне у дороги и наблюдал, как мимо шла девушка-негритянка и как колыхалась ее грудь под хлопчатобумажной кофточкой. Он попытался вспомнить имя девушки, которую собирался навестить в тот вечер, и слабо улыбнулся. «Интересно, знает ли она, что мне шестнадцать?» — вспомнил он. Рана вызвала слабую тошноту и покалывание в животе. Как в бреду, он представлял себя то на дороге перед домом, где родился, то на траве в долине, где сейчас лежал. В его сознании промелькнуло смутное желание. «Черт возьми, неужели больше никогда не придется обнять женщину?»

Кровь из раны текла между пальцами, он сильно вспотел; под действием неожиданно навеянных воспоминаний о любовных порождениях он как наяву ощутил прикосновение к женскому телу. Солнце светило ярко и приносило ему удовлетворение. «Плохо, когда долго не видишь бабы. Ручаюсь, что мой организм именно поэтому подвел меня и переполнился гноем». Эта мысль испортила ему все настроение. «Не нужна мне никакая операция, они еще зарежут меня. Вот вернусь, так и скажу. Не нужно мне операции. Скажу, что вся дрянь вышла из меня вместе с кровью и теперь все в порядке». Он хихикнул. «Когда эта рана зарастет, у меня будет два пупка, один над другим. Интересно, что скажет Алиса, когда увидит?»

Солнце зашло за облако. Уилсону стало холодно, и он задрожал мелкой дрожью. На минуту или две его сознание прояснилось, он ощутил страх и почувствовал себя несчастным. «Не могут они бросить меня... должны вернуться. Надо держаться». Он с трудом приподнялся на ноги, выглянул из травы и увидел вершину и крутые склоны горы Анака, а затем снова упал, покрывшись холодным потом. «Я мужчина, — сказал он себе, — нельзя раскисать. Никогда никого ни о чем не просил, не стану просить и сейчас. Если человек мокрая курица, грош ему цена».

В руках и ногах чувствовался холод, он непрерывно вздрагивал.

Солнце вышло из-за облака, но не согревало его. Рана опять заныла, внутри что-то ударяло как молот. «Черт возьми!» — вдруг выругался он. Боль приводила его в бешенство. Он закашлялся, на пальцах появилась кровь. Ему показалось, что это чья-то еще, а не его кровь, она была почему-то очень теплой. «Нужно держаться», — пробормотал он и снова потерял сознание.

Все пошло не так, как надо. Вход на перевал был закрыт, наверное, как раз в этот момент японцы передавали донесение в свой штаб. Скрытность действий разведывательного взвода была нарушена. Крофт чуть не взревел от злости, когда узнал, что Уилсон остался позади. «Вот дылда проклятая», — пробормотал он себе под нос. Сначала ему пришла мысль оставить Уилсона, но потом он решил, что необходимо вернуться за ним. Таково было правило, и Крофт знал, что иное решение невозможно. Он стал раздумывать над тем, что случилось с Уилсоном и кого взять с собой на его поиски. Поразмыслив, Крофт обратился к Хирну:

— Я возьму с собой несколько человек, лейтенант. Много не надо, все равно они ничем не помогут, да и рисковать незачем, еще кого-нибудь ранят.

Хирн кивнул. Его большое тело как-то сникло, в холодном взгляде сквозила усталость. Ему нужно было бы пойти самому, он совершит ошибку, если позволит Крофту взять на себя инициативу. Но он знал, что Крофт намного опытнее его и поэтому решит задачу лучше. Он тоже возмутился, когда узнал, что Уилсон пропал, и у него, как и у Крофта, сначала появилась мысль не возвращаться за ним.

В данный момент у него было много желаний, противоречивых и неясных, ранее не испытанных. Ему нужно было подумать.

— Ладно, бери кого хочешь. — Хирн закурил сигарету и уставился на свои ноги, давая понять Крофту, что тот может идти.

Вокруг них задумчиво ходили солдаты. Они были возбуждены и немного растерялись от внезапности, с которой взвод нарвался на засаду, и оттого, что Уилсон остался позади.

Браун и Ред спорили.

— Вы, сволочи, не были в поле, вы сидели за скалой. Разве трудно было поднять голову и посмотреть, не ранен ли кто-нибудь, — ругался Ред.

— О чем ты говоришь, Ред? Если бы мы не прикрывали вас, то всем вам была бы крышка.

— А-а, чепуха, желторотые юнцы, попрятались за скалу.

— Ты что, Ред, с ума сошел?

Ред хлопнул себя по лбу.

— Черт побери! Надо же было из всех нас пропасть именно Уилсону.

Галлахер ходил взад и вперед и потирал лоб рукой.

— Как же мы потеряли его? Где он?

— Сядь, Галлахер! — крикнул Стэнли.

— Отстань.

— Заткнитесь все, — резко произнес Крофт. — Как бабы. — Он встал и строго посмотрел на них. — Мне нужно несколько человек на поиски Уилсона. Кто хочет пойти?

Ред и Галлахер кивнули в знак согласия. Остальные несколько секунд молчали.

— Давай и я пойду, — вдруг сказал Риджес.

— Мне нужен еще один человек.

— Я, — сказал Браун.

— Мне сержанты не нужны. Ты понадобишься лейтенанту.

Крофт огляделся.

«Я не должен рисковать, — подумал Гольдстейн. — Что будет делать Натали, если со мной что-нибудь случится?» Однако при общем молчании он почувствовал себя обязанным ответить Крофту.

— Я тоже пойду, — сказал он неожиданно.

— Хорошо. Оставим рюкзаки здесь на случай, если нам придется двигаться быстро.

Они взяли винтовки и в колонне по одному двинулись к тому месту, где нарвались на засаду. Они шли молча, длинной цепочкой, на расстоянии десяти ярдов друг от друга. Опустившееся к горизонту солнце светило им прямо в глаза. Сейчас они уже не испытывали такого желания идти, как сначала.

Они прошли по тому пути, по которому отступали, двигаясь быстро, без всякой маскировки, за исключением того времени, когда пересекали гребень горы. На пути им попадались заросли кустарника и деревьев, но они не осматривали их тщательно. Крофт был уверен, что Уилсон ранен и остался в поле.

Менее чем через полчаса они достигли края поля. Отсюда они продвигались вперед осторожно, ползком. Казалось, что вокруг никого нет, стояла мертвая тишина. Крофт подполз к плоской скале, выглянул из-за нее и осмотрел местность, но ничего подозрительного не увидел.

— Черт бы взял это проклятое пузо! — вдруг раздалось где-то рядом.

Все застыли, услышав эти слова. Кто-то стонал всего в десяти или двадцати ярдах от них.

Крофт сделал несколько шагов в заросли травы.

— О, проклятье, проклятье!.. — Ругательства сыпались одно за другим.

Крофт вернулся к оставшимся позади солдатам, в нервном напряжении ожидавшим его и уже изготовившим к стрельбе винтовки.

— Мне кажется, это Уилсон. Пошли, — приказал Крофт.

Он прополз влево, спустился с отрога скалы и прыгнул в траву.

Через несколько секунд он нашел Уилсона. Осторожно перевернув его, он сказал:

— Ранен.

Крофт смотрел на Уилсона со смешанным чувством легкого сочувствия и презрения. «Если человека ранят, то виноват он сам», — подумал Крофт.

Они наклонились к телу Уилсона, стараясь не высовываться изза травы. Уилсон был без сознания.

— Как же мы потащим его назад? — шепотом спросил Гольдстейн.

— Это не твое дело, — холодно заметил Крофт.

Он думал сейчас совсем о другом. Уилсон стонал довольно громко, и, если японцы все еще находились в той рощице, они услышали его стоны. С другой стороны, маловероятно, чтобы они не пришли добить его, а раз этого не случилось, значит, они отошли. Их выстрелы были редкими, и, судя по силе огня, это было не больше чем отделение, высланное с целью охранения и имевшее приказ не вступать в бой при обнаружении патрулей противника. Значит, подход к перевалу больше не охранялся. Крофт подумал о том, чтобы оставить Уилсона и произвести разведку со своей группой. Однако, поразмыслив, он пришел к выводу, что делать это бессмысленно. В глубине перевала наверняка находятся японцы, и пройти не удастся. Единственной возможностью попасть на ту сторону горного хребта по-прежнему оставался переход через гору. Он устремил взгляд на вершину горы, и картина вызвала у него нетерпеливый трепет. Однако нужно было позаботиться об Уилсоне. Чтобы отнести его обратно к берегу, потребуется минимум шесть человек. Мысль об этом разозлила Крофта, ему захотелось выругаться.

— Ну ладно, давайте оттащим его прямо по траве до скалы, а потом понесем на руках.

Он схватил Уилсона за рубашку и начал волочить его по земле.

Ред и Галлахер стали помогать ему. Дойдя до скалы и укрывшись за ней, они остановились, и Крофт стал готовить импровизированные носилки. Он снял свою рубашку, застегнул ее, просунул свою винтовку в один рукав, а винтовку Уилсона — в другой. Потом Крофт связал руки Уилсона своим ремнем и завернул раненого в одеяло, найденное в его вещевом мешке.

Носилки получились длиной около трех футов. Их подсунули под спину Уилсона, связанные руки раненого закинули за шею Риджеса, а тот взялся за приклады винтовок. Ред и Гольдстейн ухватились за стволы винтовок около бедер Уилсона, а Галлахер держал Уилсона за ступни ног. Крофт взял на себя охрану.

Они настороженно прислушивались к царившей тишине. Крутые отроги скал внушали им страх. Рана Уилсона кровоточила, лицо побледнело, стало почти белым. Раненого трудно было узнать, и им не верилось, что на носилках лежит он, Уилсон. Им казалось, что это какой-то потерявший сознание посторонний солдат.

— Нужно сделать ему перевязку, — предложил Ред.

— Давайте, — согласился Крофт.

Они снова опустили Уилсона на землю. Ред открыл индивидуальный пакет и вынул картонную коробочку с бинтом. Негнущимися пальцами он раскрыл ее, наложил повязку на рану и забинтовал ее, слегка затянув бинт.

— Не дать ли ему таблетку первой помощи?

— При ранении в живот такие таблетки не дают, — сказал Крофт.

—  — Ты думаешь, он выживет? — спросил Риджес хриплым голосом.

Крофт пожал плечами.

— Он крепкий парень.

— Уилсона не так просто убить, — пробормотал Ред.

— Ну пошли, пошли, — предложил Галлахер, стараясь не смотреть на Уилсона.

Они тронулись в путь, медленно и осторожно двигаясь через холмы назад в расщелину, где остался взвод. Это был тяжелый путь, и они часто отдыхали, посменно выделяя одного в охранение. Уилсон медленно приходил в сознание, бормотал что-то бессвязное. Казалось, он на какую-то минуту пришел в себя, но никого не узнал. «Доко коко кола», — пробормотал он несколько раз.

Они останавливались, вытирали сочившуюся изо рта Уилсона кровь и снова шли вперед. Им потребовалось более часа, чтобы дойти до места расположения взвода, и когда они наконец добрались до цели, почувствовали себя очень усталыми. Положив Уилсона и вытянув из-под него носилки, они сами повалились на землю. Обступившие солдаты взволнованно расспрашивали их, радуясь, что Уилсон нашелся, но Крофт и его группа слишком устали, чтобы много разговаривать. Крофт начал ругаться.

— Что вы стоите без дела, черт возьми! — Солдаты в изумлении посмотрели на него. — Минетта, Полак, Вайман, Рот, сходите-ка в рощу и срубите пару шестов футов по шесть длиной и дюйма два в диаметре да пару поперечин длиной дюймов восемнадцать.

— Зачем? — спросил Минетта.

— Как зачем? Для носилок. Пошевеливайтесь.

Ворча себе под нос, солдаты взяли пару тесаков и двинулись из расщелины в рощу. Через несколько минут из рощи донесся стук тесаков о деревья. Крофт презрительно сплюнул.

— Пока эти лентяи сделают что-нибудь, человек может умереть.

Уилсон, снова потерявший сознание, лежал неподвижно посредине расщелины. Помимо своей воли все смотрели на него.

К Крофту подошел Хирн. Поговорив немного, они подозвали к себе Брауна, Стэнли и Мартинеса. Было около четырех часов дня, и солнце все еще сильно грело. Крофт, опасаясь получить солнечный ожог, вытащил винтовки из рукавов своей рубашки, стряхнул ее и надел. Он недовольно посмотрел на кровавое пятно и сказал:

— Лейтенант хочет посоветоваться с сержантами. — Он сказал это таким тоном, как будто хотел подчеркнуть, что идея вовсе не принадлежит ему. — Мы хотим отправить людей с Уилсоном, и нужно решить, без кого мы сможем обойтись.

— Сколько человек вы хотите послать с Уилсоном, лейтенант? — спросил Браун.

Хирн до этого момента не задумывался над таким вопросом. Сколько же? Он пожал плечами, стараясь вспомнить, сколько людей предусматривает для таких целей устав.

— Я думаю, шесть хватит, — сказал он.

Крофт покачал головой.

— Мы не сможем выделить шесть человек, лейтенант. Придется обойтись четырьмя.

Браун присвистнул:

— Трудно, дьявольски трудно будет четверым.

— Да, четверо — маловато, — хмуро произнес Мартинес. Он знал, что на него выбор не падет, и это огорчило его. Браун наверняка постарается сделать так, чтобы его послали с Уилсоном, а ему, Мартинесу, придется продолжать путь со взводом.

— Правильно, сержант, — согласился Хирн. — Мы можем выделить только четырех человек. — Он сказал это твердо, как будто командовал взводом уже давно. — Нет уверенности, что не будет ранен еще кто-нибудь и что не придется и его тоже нести.

Этого говорить не следовало. Все бросили в его сторону мрачный взгляд и напряженно сжали губы.

— Черт возьми! — выпалил Браун. — Нам ведь, можно сказать, пока везло в этой операции. Если не считать Хеннесси и Толио...

И почему это должно было случиться именно с Уилсоном?

Потирая кончики пальцев, Мартинес сидел, уставив невидящий взгляд в землю.

— Видно, пришла его очередь, — сказал он, прихлопнув какое-то насекомое на шее.

— Мы, вероятно, сумеем доставить его в целости, — сказал Браун. — Вы намереваетесь отправить кого-нибудь из сержантов, лейтенант?

Хирн не знал принятого порядка, но не хотел в этом признаться.

— Мне кажется, мы можем выделить одного из вас.

Брауну хотелось, чтобы выбор пал на него. Он скрывал это, хотя уже давно раскис — еще тогда, когда сидел за скалой во время перестрелки.

— Мне кажется, сейчас очередь Мартинеса, — сказал он, зная, что Крофт не захочет отпустить Мартинеса.

— Гроза Япошек нужен здесь, — резко ответил Крофт. — Я думаю, что пойдешь ты, Браун.

Хирн согласно кивнул.

— Как хотите, — сказал Браун, проводя рукой по подстриженным волосам и ощупывая прыщи на подбородке. Ему стало как-то неловко. — А кто пойдет со мной?

— Что скажете в отношении Риджеса и Гольдстейна, лейтенант? — предложил Крофт.

— Ты знаешь людей лучше меня, сержант.

— Они не так уж хороши, но достаточно здоровы, и если ты, Браун, нажмешь на них, то дотащат. Они показали себя неплохо, когда несли Уилсона сюда. — Крофт посмотрел на чих. Он вспомнил, что Стэнли, Ред и Галлахер чуть не подрались на катере. Стэнли пошел тогда на попятный, и теперь можно было обойтись без него. И все же он был умным парнем, умнее, чем Браун, с точки зрения Крофта.

— А кто еще?

— Мне кажется, раз пойдут два лентяя, то тебе потребуется хотя бы один надежный человек. Возьмешь Стэнли?

— Конечно.

У Стэнли не было определенного желания. Он, конечно, был рад отправиться назад к берегу и не идти в разведку, но все же чувствовал себя обманутым. Если бы он остался со взводом, то у него были бы потом лучшие шансы в отношениях с Крофтом и лейтенантом. Ему не хотелось больше участвовать в бою, не хотелось снова нарваться на такую же засаду, и все же... «Во всем виноват Браун», — подумал он.

— Если ты считаешь, Сэм, что я должен пойти, я пойду, но, по-моему, мне лучше бы остаться со взводом.

— Нет, ты пойдешь с Брауном. — Любой ответ не устроил бы Стэнли, и он больше ничего не сказал.

Хирн пожевал травинку и сплюнул. Когда принесли Уилсона, он разозлился. Это было первое откровенное чувство. Если бы его не нашли, то дальше все пошло бы легко, а теперь у них не будет хватать людей. Все было испорчено, и он не знал, что делать дальше.

Ему нужно было остаться наедине с самим собой, обдумать все.

— Куда подевались эти люди с шестами для носилок? — раздраженно спросил Крофт. Он был немного подавлен, даже напуган.

Разговор закончился, и воцарилось неловкое молчание. Неподалеку от них лежал Уилсон. Он стонал и дрожал под одеялом. Лицо его побелело, а полные красные губы посинели, сжались в углах. Крофт сплюнул. Уилсон был одним из старослужащих, и поэтому Крофт переживал острее, чем если бы это случилось с каким-нибудь новичком. Ветеранов осталось так мало: Браун, но у него сильно расшатаны нервы, Мартииес, Ред, которого мучила болезнь, и Галлахер, теперь уже никуда не годный. Много солдат погибло, когда надувные лодки нарвались на засаду, а некоторые были ранены или убиты в течение месяцев, проведенных на Моутэми. А теперь вот и Уилсон. Все это наталкивало Крофта на мысль, не настал ли и его черед. Из его памяти никогда не выходила ночь, когда он сидел в окопе и дрожал, ожидая, что японцы вот-вог переправятся через реку. Его нервы были взвинчены до предела. С острой злостью, вызвавшей спазму в горле, он вспомнил, как убил пленного. «Только бы попался мне япошка», — подумал он. Он бросил взгляд на гору Анака, как бы оценивая противника. В этот момент и гора была ему ненавистна, он считал, что и она бросает ему вызов.

В сотне ярдов от себя Крофт наконец увидел людей, посланных за шестами для носилок. Они возвращались в расщелину, неся шесты на плечах. «Сукины сыны, лентяи», — хотел крикнуть он, но сдержался и промолчал.

Браун с горьким чувством наблюдал за приближением солдат, возвращавшихся из рощи. Через полчаса ему предстоит выступить с небольшой группой. Пройдя милю или чуть больше, они остановятся на ночевку, одни среди этой глуши, и с ними будет только раненый Уилсон. Он подумал о том, найдет ли дорогу назад, и не почувствовал в себе никакой уверенности. «Что будет, если японцы вышлют патруль?» Ему показалось, что все они — жертвы заговора, преданы кем-то. Он не мог бы сказать, кто предатель, но сама эта мысль приводила его в отчаяние.

В роще, когда они резали шесты, Ред нашел птицу. Это была непонятная птичка, меньше воробья, с мягкими серовато-коричневыми перьями и поврежденным крылом. Птичка прыгала с трудом и жалобно щебетала.

— Смотри, — сказал Рот.

— Что? — спросил Минетта.

— Птичка. — Рот бросил свой тесак и, пощелкивая языком, осторожно приблизился к птице. Та пискнула, спрятав голову под крыло. — Посмотри, она покалечена, — сказал Рот. Он протянул руку, птичка не шевельнулась, и он взял ее. — Ну, в чем дело? — сказал он нежно, немного шепелявя, как будто разговаривал с ребенком или щенком.

Птица напряглась у него в руке, попыталась освободиться, затем затихла.

— Покажи-ка, — попросил Полак.

— Не трогай, она боится, — ответил Рот. Он отвернулся, чтобы спрятать птицу от других, и держал ее у своего лица. Причмокивая, он произнес: — Ну, в чем дело, малышка?

— Пошли, пора возвращаться, — пробормотал Минетта.

Они кончили рубку шестов. Минетта и Полак взяли по одному шесту, а Вайман собрал тесаки и поперечины. Они побрели к расщелине. Рот взял птичку с собой.

— Почему задержались? — резко спросил Крофт.

— Старались как могли, сержант, — ответил спокойно Вайман.

— Ладно. Давайте делать носилки, — проворчал Крофт, Он взял одеяло Уилсона, расстелил его на своем плаще, а затем положил шесты параллельно друг другу по обоим концам одеяла на расстоянии около четырех футов друг от друга. Вокруг каждого шеста он туго свернул одеяло и плащ. Когда между шестами осталось нужное расстояние, Крофт вставил поперечины и прикрепил их к шестам своим ремнем и ремнем Уилсона.

Сделав все это, он поднял носилки и бросил их на землю. Они не развалились, но Крофт не был удовлетворен.

— Дайте-ка мне ваши брючные ремни, — сказал он.

В течение нескольких минут он увлеченно работал, и, когда все было закончено, получились носилки — четырехугольник, образуемый двумя шестами и двумя поперечинами. Одеяло и плащ заменили брезент. Под ними по диагонали были привязаны ремни, чтобы шесты носилок не раздвигались.

— Думаю, что не развалятся, — пробормотал Крофт насупившись. Обернувшись, он увидел, что большинство солдат взвода собралось вокруг Рота.

Рот был полностью увлечен птицей. Она открывала свой маленький клюв и пыталась укусить его за палец. Птичка была очень слаба, и все ее тело дрожало от усилий, когда она сжимала его палец. Он ощущал теплоту маленького тельца, испускавшего тонкий терпкий запах. Рот подносил птичку к лицу, притрагиваясь губами к мягким перьям. Глаза птицы встревоженно блестели. Рот не мог отвлечься от нее. Она была прекрасна. Все его чувства привязанности, которые скопились в нем за долгие месяцы, вылились в любовь к птичке. Он испытывал такую же радость, как тогда, когда ребенок гладил его по волосатой груди. В душе, сам того не сознавая, он радовался также интересу, проявленному товарищами, которые столпились вокруг, чтобы взглянуть на его находку. Это был единственный раз, когда он стал центром внимания.

Более подходящего момента, чтобы разозлить Крофта, Рот не придумал бы, даже если бы захотел.

Крофт весь вспотел от работы, сооружая носилки, а кончив, снова стал переживать все трудности, перед которыми оказался взвод. В глубине души он снова загорелся злобой. Все было не так, а Рот забавлялся птицей, и вокруг него собралась почти половина взвода.

Злость, охватившая его, не позволила ему подумать. Он стремительно подошел к группе, окружавшей Рота.

— Вы чем, черт возьми, тут занимаетесь? — спросил он строго.

Они виновато посмотрели на него, сразу почуяв недоброе.

— Ничем, — ответил кто-то.

— Рот!

— Слушаю, сержант. — Его голос дрожал.

— Дай сюда птицу.

Рот передал птичку Крофту, и тот несколько секунд держал ее в руке. Он чувствовал, как учащенно бьется в его ладони сердце птицы. Маленькие глазки испуганно бегали из стороны в сторону. Вся злость Крофта переместилась в кончики его пальцев. Проще всего было раздавить птицу в руке — она не больше камня, но всетаки это было живое существо. По нервам и мышцам Крофта прошли импульсы, подобно воде, пробивающей себе путь по скале.

— Верните мне птицу. Пожалуйста, сержант, — попросил Рот.

Его голос, в котором уже звучало признание вины, вызвал судорогу в пальцах Крофта. Он услышал едва различимый писк и внезапный треск костей... Тело птицы лежало на его ладони неподвижно. Это вызвало у него тошноту и злость. Он бросил птицу за расщелину.

Некоторое время никто не мог произнести ни слова.

А затем неожиданно Риджес в бешенстве бросился к сержанту.

В его голосе слышался гнев.

— Что ты делаешь? Зачем ты убил птицу? Что это значит?.. — От волнения Риджес заикался.

Гольдстейн, потрясенный происшедшим, уставил на Крофта горящий взгляд.

— Как ты мог так поступить? Что она сделала тебе плохого? Зачем это? Это ведь как... как, — он хотел сравнить поступок Крофта с самым тягчайшим преступлением, — это все равно... что убить ребенка.

Крофт, сам того не сознавая, сделал несколько шагов назад. Он сразу как-то сник, удивленный их реакцией.

— Отойди, Риджес, — пробормотал он. Виноватость, прозвучавшая в его голосе, послужила ему сигналом собраться, и злость снова закипела в нем. — Прекратить разговоры! Это приказ! — крикнул он.

Бунт прекратился. Риджес всегда был уступчив и не привык бунтовать. Но этот случай... Только страх перед властью удержал его от того, чтобы не броситься на Крофта.

А Гольдстейн представил себе военный трибунал, позор, своего голодающего ребенка. Это сдержало и его.

Ред медленно двинулся к Крофту. Вражда между ними должна была когда-нибудь достичь кризисной точки. Он знал это, как знал и то, что боялся Крофта, хотя никогда в этом не признавался. Но сейчас он ни о чем этом не думал. Он чувствовал ненависть и понимал, что настал благоприятный момент.

— В чем дело, Крофт? Ты бросаешься приказами, чтобы спасти свой зад? — рявкнул он.

— Довольно, Ред.

Они обменялись взглядами.

— На этот раз ты переборщил.

Крофт понимал это и сам. «Но человек глупец, если он отступает», — подумал он.

— И что же ты собираешься делать?

Это было принципиально важно для Реда. «Крофта когда-то нужно остановить, — подумал он. — Иначе он совсем сядет нам на шею».

Охватившая его злость была настолько сильна, что он чувствовал определенную необходимость что-то сделать.

— Собираюсь... кое-что, — сказал он.

Еще секунду они смотрели друг на друга, но эта секунда состояла из многих долей тревоги, принятых и отвергнутых решений о юм, как нанести первый удар... В этот момент вмешался Хирн, оп грубо оттолкнул их друг от друга.

— Разойдитесь. Вы с ума сошли? Что случилось? Что происходит?

Крофт и Ред медленно разошлись с нахмуренными лицами.

— Ничего, лейтенант, — сказал Ред и подумал: «Будь я проклят, если нуждаюсь в помощи лейтенанта». Он ощутил гордость и облегчение, и все же ему было жаль, что разрешение конфликта откладывается.

— Кто начал все это? — требовательно спросил Хирн.

— Он не имел права убивать птицу, — проговорил Риджес. — Он подошел, вырвал птичку из рук Рота и убил ее.

— Это правда?

Крофт не знал, что ответить. Голос Хирна злил его. Он сплюнул.

Хирн уставился на Крофта, не зная, что предпринять. Затем оп улыбнулся, сознавая, какое удовольствие ему доставляет этот момент.

— Ну ладно, хватит, — сказал он. — Если драться, то уж во всяком случае не с сержантами. — Во взгляде Крофта сверкнула злоба. На какой-то момент Хирн ощутил ту ярость, которая заставила Крофта убить птицу. Не отводя взгляда от глаз Крофта, Хирн продолжал: — Ты не прав, сержант. Извинись перед Ротом.

Кто-то тихо ахнул.

Крофт с удивлением посмотрел на Хирна и несколько раз глубоко вздохнул.

— Ну-ну, сержант, извинись.

Если бы в руках Крофта была винтовка, он мог бы мгновенно пристрелить Хирна. Это произошло бы автоматически. Но не повиноваться преднамеренно, после размышлений, было иным делом. Он понимал, что должен уступить. Если бы он этого не сделал, взвод перестал бы существовать как единое целое. Два года он сколачивал это подразделение, два года его приказы неукоснительно выполнялись, и один случай мог разрушить все. А для него это было делом чести. Не глядя на Хирна, он подошел к Роту и мгновение смотрел на него. «Извини», — непривычное слово слетело у него с языка со свинцовой тяжестью. У него было такое ощущение, будто по всему телу ползли насекомые.

— Все в порядке. Дело улажено, — сказал Хирн.

Он понял, как рассердил Крофта, и даже обрадовался. Однако сразу же подумал, что, видимо, и Каммингс испытывал такое же чувство, когда он, Хирн, повиновался приказу подобрать окурок, и это расстроило его.

— Всем, кроме караульных, подойти сюда! — крикнул он. Солдаты поспешили к нему. — Мы решили отправить с Уилсоном сержанта Брауна, капрала Стэнли, Гольдстейна и Риджеса. Будут ли какие-либо изменения, сержант?

Крофт уставился на Реда. Было бы лучше отделаться от него сейчас, но он не мог так поступить. Чисто случайно два других человека, выступивших против него, также назначались носильщиками. Если бы он отправил Реда, то солдаты подумали бы, что он боится его.

Ото была новая ситуация для Крофта, настолько противоречившая его образу мыслей в прошлом, что он смутился. Он знал только, что кто-то должен заплатить за его унижение.

— Нет, изменении не будет, — выдавил из себя Крофт и сам удивился, как трудно ему было произнести эти слова.

— Тогда вы можете отправляться сейчас же, — сказал Хирн. — А остальные... — Он замолчал. «Что делать дальше?» — Мы переночуем здесь. Думаю, что отдохнуть не мешает. Завтра мы найдем путь через перевал.

— Лейтенант, — обратился к Хирну Браун, — разрешите взять с собой еще четырех человек часа на полтора. Тогда мы сможем пройти большее расстояние и завтра уже будем далеко от японцев.

Хирн задумался.

— Хорошо. Но они должны вернуться к ночи. — Он огляделся и без всякого размышления назначил Полака, Минетту, Галлахера и Ваймана. — Остальные будут по очереди нести караульную службу, пока они не вернутся.

Хирн отвел Брауна в сторону и разговаривал с ним несколько минут.

— Ты знаешь дорогу к тропе, которую мы проложили через джунгли?

Браун кивнул.

— Хорошо Идите по ней к берегу и дожидайтесь нас там. Вам потребуется примерно два дня или чуть больше. Мы должны вернуться через три, максимум через четыре дня. Если катер придет раньше нас и Уилсон... еще будет живой, сразу же отправляйтесь, а за нами пусть пришлют другой катер.