Вдруг она почувствовала легкое пожатие. Тут же ответила. Он чуть шевельнулся. С испугом она поняла, что отец пришел в сознание, что темные ресницы, выделяющиеся на бледных щеках, дрогнули. Он спокойно смотрел на нее.

Она наклонилась ближе, по-прежнему держа его ладонь в своих ладонях.

— Папа, приходил один из твоих друзей, Джошуа…

Взгляд серых глаз Хантера остановился на ее лице. Потом его глаза округлились. Ей показалось, что он ее не слышит, поэтому она вновь повторила имя. Судорожные движения пальцев. В глазах мелькнул огонек неодобрения. Он стал ими диковато вращать, при этом нервно вырывая руку.

Аппарат немедленно отразил сердечные перебои: на мониторе индикатор хаотично запрыгал.

Лицо побагровело. Тело как-то все сжалось.

Вбежала дюжина медсестер, за которыми следовала Эстелла. Реаниматологи отстранили Хани, принялись за дело.

Глаза отца медленно закрылись — может, навсегда.

В суровом голосе Эстеллы звучал укор:

— Нам лучше всем уйти. Не стоит рисковать. Он может опять очнуться и увидеть вас.

Значит, ничего не изменилось. Хантер Уатт по-прежнему не желает видеть свою дочь. Не желает.

Даже на смертном одре.

Эстелла поглаживала красным ухоженным ноготком край желтого пластикового стола в госпитальном кафетерии. Ее бижутерия сверкала. Хани присела напротив, потягивая диетическую колу. И хотя обе молчали, атмосфера между ними оставалась враждебной.

Золотистые волосы Эстеллы были в беспорядке, в ушах посверкивали серебряные сережки. Для простенького кафетерия она была слишком изысканной, слишком яркой для обычной жизни, но все-таки выглядела прелестно. Она была трофеем — одним из многих, которые отец собирал всю свою долгую удачливую жизнь. Хани знала, что и ее несколько эксцентричная мать, ставшая известной художницей, тоже являлась трофеем.

Хани едва ли помнила Эстеллу в пору ее молодости, когда та, заносчивая и амбициозная, преуспевала в управлении сетью конкурировавших отелей.

Прежде всего отец исключил ее из круга своих конкурентов, потом стал завидовать ее способностям. В день их свадьбы Хантер покончил с ее карьерой.

— Хочешь чего-нибудь съесть? — Эстелла коснулась пальцами кошелька из белой кожи. Слова приветливые, голос — холодный.

Хани тотчас отодвинула стакан с колой и, немного помолчав, сказала:

— Нет…

— Мне до сих пор не довелось поблагодарить вас за то, что вы пришли на похороны Майка.

— Пришла, потому что твой отец был, как обычно, слишком занят.

— Да, как обычно. — Хани сжала губы, вспомнив о суматохе того дня. — Я его и не ждала. Уж я-то знала его отношение к Майку и нашей совместной жизни. И к Марио.

— Сесилия…

— Да, вы правы. Я колючая.., неуступчивая… Эстелла, я очень сожалею, что пришла к вам вчера.

Нужно было подождать.

— Если бы тебя не оказалось рядом, Хантер мог бы утонуть.

— Он увидел меня. Поэтому и потерял равновесие.

Эстелла внимательно посмотрела на собеседницу.

— Нет, Сесилия. Не важно, какие чувства я порой испытывала по отношению к тебе, я.., я не могу допустить, чтобы ты в это уверовала. Хантеру звонил Камерон. Именно Камерон довел его до такого состояния. Ты же спасла ему жизнь.

Неужели это правда? Хани молчаливо смотрела на свою мачеху и припоминала сейчас действительно наглый голос звонившего. Нервно она начала терзать бумажную салфетку. !

— Я хочу знать о взаимоотношениях отца и этого мистера Камерона.

— У Хантера все шло из рук вон плохо. Его конкурент Джошуа Камерон вознамерился уничтожить его.

— Джошуа? — Хани почти прошептала имя. Вызванный страхом спазм пугающе сдавил горло.

— Очевидно, он выкупил векселя твоего отца по такому низкому проценту, что, когда Хантеру придется рассчитываться с кредиторами, он потеряет все. Камерон, похоже, испытывает к твоему отцу личную ненависть.

— Кто он.., этот Джошуа Камерон?

Эстелла открыла свою сумку, похожую на большой кошелек, что-то поискала и наконец бросила на стол журнал.

— Вот. Здесь все о нем. Уж свой портрет на обложке он, видимо, щедро оплатил. Он — владелец сети конкурирующих с нами отелей, в частности и тех, где есть казино. В его распоряжении самолет, некоторые земельные угодья и еще что-то.

Хани чуть не застонала, вглядываясь в обложку журнала. Ладони стали мокрыми, в горле пересохло.

— Сесилия, что случилось? Ты его знаешь?

— Нет. Я хотела сказать.., почти не знаю. — Голос Хани ослабел, стал сиплым. — Он.., сегодня приходил в больницу.

— Конечно, совсем не с благими намерениями.

— Он показался доброжелательным…

Прекрасное лицо Эстеллы будто окаменело.

— Ты, должно быть, неверно поняла его. Он ненавидит твоего отца — следовательно, и тебя, как дочь Хантера.

— Но почему?

— Я лишь знаю, что когда он был еще мальчишкой, то ворвался в офис твоего отца с угрозами убить.

— Но если он так ненавидит отца, отчего же не отомстил раньше?

— Логика кобры. Разве угадаешь, когда она нанесет смертельный удар? Твой отец говорил, что он труслив.

— Почему же отец никогда об этом не рассказывал?

— А разве ты сама пыталась с ним поговорить?

Хани ощутила новый укор совести. Она не только предала память Майка, раскиснув перед этим лживым Камероном, она вновь предала своего отца.

Хани пролистала журнал, пока не наткнулась на статью о Камероне. Эстелла молча ждала, пока та читала, задерживаясь на каждом абзаце, в котором говорилось о красотках, мелькавших на его жизненном пути. Тут было несколько снимков красавицы по имени Симона. Она была худой, как карандаш, но выглядела привлекательно в отделанном блестками облегающем платье.

— Хорошенькая девчушка, — прокомментировала Эстелла. — Жена у него была богатой, а все женщины — по крайней мере красавицы.

Дальше шел раздел о великолепном особняке Камерона на Телеграфном Холме. Напечатаны фотографии картин из собрания современной живописи. В свободное время он вел тяжбу с давней жительницей Телеграфного Холма Нелл Стром, поскольку ее дом находился ниже на склоне.

Нелл была старой подругой Хани, они вместе ходили в гимназию. Прикусив губу, Хани теперь задумалась, не использовать ли Нелл в своих интересах. Очевидно, Камерон намеревался стереть с лица земли домик Нелл, который закрывал ему вид на бухту. К тому же собирался расширить сад.

Нелл и ее жильцы оказались на его пути.

— Эстелла, нам нужно остановить его.

— Но как? Твой отец болен, быть может, умирает… Камерон ведь не дурак.

— Прежде всего, вам нужно вернуться на работу.

— Мне? Я даже не знаю, с чего начать. Я уже несколько лет бездельничаю.

— У вас все получится.

— Хантер запретил мне работать.

— Как вы уже заметили, он.., болен. — Хани не могла произнести слово «умирает». — А вы хотя бы знаете гостиничный бизнес. — Хани перевела дыхание. — Я возьмусь за мистера Камерона с другого конца.

— Хантер мне этого не простит.

— Или не простит мне.

— Ну, ты уже привыкла быть ослушницей. Теперь меня подталкиваешь…

— Эстелла, если мы очень быстро не предпримем что-нибудь, что остановит этого монстра, отец точно умрет, а вы будете выброшены на улицу.

— С каких это пор ты стала обо мне заботиться?

— Эстелла, нам нужно противостоять Камерону, объединившись, а не порознь, если мы хотим хоть как-то преуспеть.

— Что это ты в пессимизм ударилась?

Хани не могла смотреть в ее сторону, но и своего страха не хотела выдать. Она вновь перевела взгляд на фотографию Джошуа Камерона. Казалось, что всякая способность переживать замерзла в уголках его глаз, а привлекательные, симпатичные черты сковала жестокость.

На деловую беседу в элегантный офис Камерона собралась дюжина исполнительных директоров и его адвокат Джонни Миднайт. Камерон напряженно рассматривал макет грандиозного гостиничного комплекса, который предполагалось выстроить в Бразилии. Он был ужасно недоволен тем, что реализация проекта все откладывалась.

— Миднайт, мы должны построить эту громадину. Без комплекса мы каждый год будем терять миллионы.

— Я всегда к вашим услугам, босс. А как быть с сетью отелей Уатта? Их акции опять упали. Хотите, чтобы я их прикупил?

— Черт с ними, Миднайт. Я же сказал: с этим подождать. У меня все мысли теперь о Рио.

— Хорошо. — Глубокий баритон прозвучал холодно, безразлично.

Однако Джошуа знал цену этим модуляциям.

Миднайт мог видеть Джошуа насквозь.

— Итак, чего же ты хочешь, босс? Скажи только слово, — проговорил Миднайт, растягивая фразы, что в общем-то было ему несвойственно.

Джошуа взглянул на человека, которому доверял, на единственного друга, своего неизменного помощника. Миднайт никогда не подводил. Когда-то они вместе начинали борьбу за место под солнцем.

Джошуа был высок ростом, около шести футов, но Миднайт — еще выше, чуть худощавее, гораздо проворнее. В школе он числился среди первых атлетов. Дочь Джошуа обожала Миднайта. Да, он превосходил босса во всем — бизнес, дети, женщины, кроме, пожалуй, умения хорошо управлять машиной — Скажи же что-нибудь, — повторил свою просьбу Миднайт уже хладнокровнее.

Не успел Джошуа ответить, как зазвонил телефон. Голос Тиции пропел в телефонной трубке:

— Мистер Камерон, с вами опять хочет говорить Сесилия Уатт.

Миднайт удивленно вскинул брови. Он еле сдерживал улыбку, а может, и смех, однако цинично контролировал себя.

— Я помню, что вы просили вас не беспокоить, мистер Камерон, но миссис Уатт звонит уже пятнадцатый раз. Всякий раз, как я кладу трубку, она набирает номер опять.

Вызов. Котенок начинает заигрывать со львом.

Джошуа стремительно подошел к телефону.

— Тиция, переключите на меня миссис Уатт. Он прикрыл трубку рукой. — Миднайт, объяви перерыв на несколько минут, пока я не закончу разговор.

Миднайт молчаливо кивнул, проводил исполнительных директоров в соседнюю комнату, а сам вернулся. Он взял подшивку документов, связанных с бразильским комплексом.

— Мистер Камерон? Это вы? — Голос миссис Уатт был уж больно сладок.

— Джошуа Камерон, — холодно произнес Джошуа, не удосужившись поприветствовать ее. Официальное представление не оставляло места для фамильярного тона. Свободной рукой он взял ластик и начал мять его.

— Спасибо, что поговорили со мной, Джошуа.

Звучание собственного имени пронзило его, как электрошоком.

— Что вам угодно?

— Мы встретились вчера в больнице, в комнате для ожидающих, — сказала она. — Вы, может быть, меня не помните…

Все, что он помнил, — это ее нежное прикосновение, от которого мурашки пробежали по телу.

Джошуа не нравилось впадать в воспоминания, особенно такого рода.

— Такая полноватая. Помятый белый костюм.

Без косметики. Ну как я мог забыть? — Это звучало цинично. Ластик внезапно распрямился и полетел в сторону Миднайта.

— Ой! — вскрикнул тот от неожиданности, подпрыгнув и потирая загорелую шею.

— Прошу прощения. — Джошуа махнул Миднайту, чтобы тот сел.

— Все прощено, — ответила она.

— Я не у вас просил прощения, — поспешил вставить он.

Миднайт хихикнул, продолжая просматривать документацию.

— О, — она произнесла это одновременно игриво и вызывающе, — я в общем-то и не ожидала извинения от такого человека, как вы.

Вызов. Опять. И на кой черт это ему нужно?

— Вчера я понятия не имела, кто вы такой.

— Я и сам не имел, — хмуро подхватил он.

— Я не собираюсь дознаваться, зачем вы приходили. Хотела бы знать лишь одно — почему вы пытаетесь нанести вред моему отцу…

— Спросите его.

— Он не в состоянии говорить.

— Миссис Уатт, я занятой человек.

— Тогда я буду говорить кратко и быстро.

— Кратко — это хорошо.

— Я хочу, чтобы вы отступились.

— Нет.

— Пожалуйста.

— «Пожалуйста» ко мне неприменимо.

— Тогда что?

— Неужто вы решитесь продать душу дьяволу?

— Ах, в этом роде. — Она понизила голос. — Я пойду на все, чтобы спасти моего отца.

— Катитесь вы! Я не на рынке, где продают души.., если вы собрались торговать именно таким товаром. Что касается вашего тела…

Последнее слово как бы повисло в воздухе.

— Вы меня неверно поняли, — произнесла она упавшим, несколько взволнованным голосом.

— Миссис Уатт, меня уже ангажировали женщины гораздо привлекательнее вас.

Миднайт, не отрываясь, дочитывал последнюю страницу злополучного проекта.

— Разве можно в этом сомневаться… — ее голос звучал слабее.

— Это понимать как оскорбление.., или как комплимент?

— Это просто факт.

— Я привык делать дела быстро.

— Почему вы совсем отвергаете возможность отложить покупку наших акций хотя бы на квартал?

— Почему? Потому, что они как раз сейчас сильно упали в цене.

— Потому и упали, что злой язык вашего адвоката, мистера Миднайта, потрудился на славу.

— Здесь вы не правы, миссис Уатт.

— Мой отец болен.

— Это его проблема. Вы пойдете с молотка. Я же получу прибыль.

— Мой отец умрет, если вы не прекратите преследование.

Где-то внутри Джошуа слегка колебался. Почему от нее исходит эта слабость? Он придал своему голосу больше сдержанности.

— Так что я быстро возьму под свой контроль ваши отели.

— И в этом суть вашего бизнеса? Не проморгать прибыль?

— По отношению к вашему отцу я останусь непреклонным.

— Вы так ненавидите его?

Джошуа ничего не ответил.

— Вчера.., мне показалось, что вы добрый.

— Первое впечатление обманчиво… — Но Джошуа почувствовал, как его бровь легонько дрогнула. Ему не хотелось припоминать вчерашний день и то, как он вел себя. Пальцы невольно теребили край галстука.

— Мистер Камерон, пожалуйста…

— Миссис Уатт, у вас ничего.., не выйдет. Если вы решили меня обольстить, то напрасно теряете время. От вас мне ничего не нужно.

Когда она начала просить мягким, вкрадчивым голосом, это стало нестерпимо. Он оторвал трубку от уха, затем решительно вложил ее в гнездо аппарата.

Почти тотчас раздался новый звонок.

— Тогда не ждите', что я буду послушной девочкой, — твердо продолжил вкрадчивый голос. — Если мой отец умрет, вы никогда не получите его отели.

Уж я постараюсь.

— Вы действительно думаете, что можете меня остановить?

— Ну разумеется. Уж что-нибудь да придумаю, чтобы с вами потягаться.

Он грубовато рассмеялся.

— Месть? Я планировал эту игру, когда вы были в пеленках.

— Вы всегда такой желчный?

— Если я вам скажу, какой я всегда, то совсем собью вас с толку.

— Вы просто эгоистичный, самовлюбленный, испорченный негодяй.

— Какой есть.

На этот раз оборвала разговор она.

Джошуа нажал кнопку на аппарате.

— Тиция, не отвечайте больше ни на какие звонки миссис Уатт.

— Что, приставучая штучка? — вкрадчиво спросил Миднайт.

Или пан, или пропал. Или тебя раздавят, или ты раздавишь.

Джошуа зло посмотрел в сторону. Благодаря его непреклонности с ним рядом такой замечательный адвокат. Но как друг он бывает занудлив.

— И все же мы осилим операцию по скупке бумаг. А сейчас можешь выметаться.

Миднайт не тронулся с места и едва сдерживал смех.