Смотритель сделал знак лакею в сером торквесе, тот подошел и накинул на незадачливую наложницу белый атласный пеньюар.
      - Уведите ее, - приказала королева. - Сегодня я сама войду в спальню Властителя.
      Придворные поклонились и поспешно вывели всхлипывающую девушку. Нантусвель погасила все канделябры, кроме одного, из розового драгоценного камня. Освещая себе дорогу, она направилась к двери с гербом в виде бородатой маски. Дверь перед ней широко распахнулась.
      - Приветствую тебя, мой король, - сказала она.
      Слабые золотисто-рубиновые блики освещали спальню Тагдала. Из темноты донесся странный звук, что-то вроде всхлипа или сморкания.
      - Н-Нанни?
      - Я, дорогой.
      Король сел на краю постели; могучие плечи его поникли, голова бессильно свесилась.
      - Еще одно поражение. Меч затупился, лук ослабел, главный чемпион повержен и унижен. Со мной все, Нанни, конец. Чертова кукла со всеми ее ухищрениями не смогла вызвать во мне и проблеска жизни.
      - Ты сам себе это внушил, возлюбленный властелин мой. Все от чрезмерных переживаний.
      Она поставила лампу на столик у кровати и встала перед мужем величавая, прекрасная, в свободно ниспадающем пеньюаре персикового цвета с золотой тесьмой. Огненные волосы разметались по плечам, а материнский ум ласково приглашал: отдохни во мне!
      Королева протянула ему руки, и, обнявшись, они вышли на балкон. Стояла глубокая ночь. Охряный диск у самого горизонта окрашивал лагуну в блеклый желтый цвет.
      - Не отчаивайся, - продолжала королева. - Ну что, собственно, произошло? Мы сильны, как прежде, и вновь сокрушим нашего древнего врага.
      - Дело не в этом.
      - А в чем? В ничтожном Эйкене Драме? Мейвар совсем из ума выжила, пора ей уступить место главы Гильдии Экстрасенсов и Создательницы Королей Риганоне. Парень и сам отлично понимает, что в борьбе против Стратега у него нет ни малейшего шанса. Иначе он давно бы вызвал Ноданна на поединок. И в Битве он не осмелится нарушить правила турниров. Так что успокойся: твоим наследником останется терпеливый и верный Ноданн. Взбодрись, и силы вернутся к тебе.
      Король покачал головой.
      - Да нет, Эйкен Драм ни при чем. Есть еще кое-что... ты... ты не знаешь.
      - Ну так скажи.
      - Бреда вышла из своей комнаты из дверей. Скорее всего, мне никогда не заполучить эту активную женщину... Элизабет.
      Чтобы скрыть свою радость, королева предусмотрительно поставила умственные заслоны.
      - Ты хочешь сказать, что план Гомнола...
      - Супруга Корабля наложила на гены Элизабет строжайшее табу. Она утверждает, что ей было видение о судьбе этой женщины, и оно не имеет ничего общего с нашими генетическими планами. Гомнол пока тоже ничего не знает. Я боюсь ему говорить, Нанни! Представляешь, под руководством Гомнола мы с Элизабет должны были породить новую сверхчеловеческую расу. А теперь она табу, а я... я...
      - Подумаешь - Гомнол! - отрезала королева. - Он всего лишь человек. К тому же стареет. Не пройдет и двух лет, как он будет низложен.
      Мысль короля отчетливо засветилась сквозь экраны: "Еще одним твоим терпеливым и верным сыном?"
      - Ну, Тэгги!
      Она обвила рукой его широкую талию. Мышцы королевского живота напряглись. Тагдал невольно расправил плечи. Статические искры заплясали в его волосах и бороде.
      - Выброси из головы Элизабет! Она прекрасна, талантлива, и я понимаю твое разочарование. Но эта женщина тебе не подходит, душа моя! Уж больно она ученая! Великий Магистр! Надо думать, Бреда не сказала тебе, какая судьба ее ожидает.
      - Нет, не сказала. Дескать, все выявится в ходе Великой Битвы. Проклятая двуликая таинственность! Чего и ожидать от бабы, которая спала с межгалактической машиной?
      Королева захихикала и поплотнее прижалась к его обнаженному торсу.
      - А сегодня еще один сюрприз...
      - Ты о Розмар?
      - Да нет, что ты! Невежа Агмол мне подарочек преподнес! Пойдем, я тебе покажу.
      Они вернулись в спальню. Король ногой отшвырнул коврик, затем посредством психокинеза отомкнул подпольный тайник. Маленькая зеленоватая перфокарта приплыла прямо в протянутые руки королевы. Она стала внимательно расшифровывать содержание, задерживаясь на каждой диаграмме.
      - Да не теряй ты времени, - проворчал Тагдал. - Переходи сразу к выводам.
      Мысль королевы заработала быстрее.
      - О-о!
      - Вот тебе и "о-о"! Приговор в голом виде! Идиот антрополог, разумеется, ничего не понял в хмельном угаре. Агги же чуть штаны не обмочил - клялся и божился, что ничего подобного не произойдет, что гибриды и люди в торквесах останутся нам верны.
      - А ты пойди в своей экстраполяции чуть дальше Брайана, посоветовала королева.
      - То есть добавить еще один решающий фактор - железо?! Ставлю свои мозги, что у гибридов к нему иммунитет, как и у людей. Ну что, нравится тебе такая экстраполяция?
      - Всемилостивая Тана! Неужели никак нельзя спасти наш прекрасный мир изгнания! Да-да, _н_а_ш_!
      Она бросилась в объятия мужа и зарыдала. Король крепко прижал ее к себе. Глаза его засияли в темноте. Серебряные нити роскошной бороды встали дыбом - и не только они!
      - Мы пресечем в зародыше союз между гибридами и людьми. Брайан всего лишь ученый, а не оракул. Но я даже не подозревал, что его обзор высветит такую опасную сторону наших отношений. Черт возьми, Нанни, а я-то убеждал Ноданна, что все его страхи напрасны! Для чего, думаешь, мне понадобился этот обзор - чтобы доказать всем: человечество вовсе не представляет собой угрозу нашей расе! Ведь если взглянуть на вещи здраво, мы совершили невероятный скачок после открытия временного портала. Как в техническом, так и в генетическом развитии! Антрополог должен был лишь подтвердить то, что проповедовали мы с Гомнолом. А вместо этого...
      - Но, дорогой мой, Ноданн желает только процветания нашей Многоцветной Земли. Он и не думал угрожать тебе.
      - Угу, - буркнул король, - обзор оправдывает все его пророчества и явно идет вразрез с моей политикой. Ты сочтешь меня прожектером, но в его выводах заключен смертный приговор всем тану и гибридам нашего королевства, а также полнейший крах нашей экономики! Мы снова окажемся в пустыне, моя радость!
      Нантусвель подняла на него влажные от слез глаза.
      - Ты сам сказал, что ученый - не оракул. Зачем непременно предполагать худшее? Ты этого не допустишь.
      - Не допущу! - взревел он. - Не отдам свою Многоцветную Землю на откуп первобытным! Ноданн призывает к драконовским мерам, а я достигну своей цели без них, слышишь? Должен быть способ сосуществования тану и людей - И Я НАЙДУ ЕГО!
      - Тэгги! - У королевы перехватило дыхание.
      - Иди ко мне! - прорычал король.
      Когда занялся рассвет, у обоих слипались глаза, а в душе было необычайное умиротворение.
      - Видишь? - проворковала Нантусвель. - Все в порядке. Я же говорила, что это самовнушение.
      - М-м-м... - Король взял ее руку и по очереди перецеловал пальцы.
      - Просто ты устал от безмозглых серебряных шлюшек и хочешь чего-нибудь новенького. Когда ум занят делами государственной важности, ему для отдыха нужны не дешевые трюки, а материнская ласка и поддержка.
      - Помнишь ту пухленькую брюнетку, что пела валлийскую колыбельную на приеме? - сонно пробормотал король. - Она мне понравилась. Но почему-то ее так и не прислали.
      - Правильно, - согласилась королева. - Она как раз подойдет. Я сама выясню, что с ней сталось. Если Дионкет полагает, что может безнаказанно присваивать серебряных, придется Ноданну и Куллукету вернуть его к действительности. - Она улыбнулась своему засыпающему повелителю.
      - Ах ты, моя добрая старушка!.. - Тагдал выпустил ее руку и закрыл глаза. - Соберу все копии обзора и велю их уничтожить, а Гомнол возьмет на себя антрополога. Агги, конечно, жаль... Он был неплохой...
      - Спи, мой король! - Нантусвель натянула шелковую простыню на их разгоряченные тела. - Пока спи...
      Эусебио Гомес Нолан сидел в своем викторианском кресле, откинувшись на его спинку и медленно выпуская кольца дыма. Они плыли через стол по направлению к собеседнику, но, минуя его, затвердевали и с глухим стуком падали на псевдовосточный ковер.
      - Надеюсь, вы не возражаете, лорд Гамбол? - произнес Эйкен Драм. - Я не переношу табачного дыма.
      Глава Гильдии Принудителей сделал великодушный жест - сигара потухла сама собой, и он бросил ее в ониксовую пепельницу.
      - Мальчик мой, события на нашей Многосуетной Земле за последнее время приняли неопределенный оборот. Думаю, пришло время нам с тобой потолковать.
      - А я решил, что вы окончательно сбросили меня со счетов.
      - Признаю свою ошибку. Я в значительной мере пересмотрел первоначальное мнение о тебе. Уж больно Мейвар тебя превозносит. А заодно и Бунона Воительница - на нее ты произвел неизгладимое впечатление во время облавы на Делбета. Обе леди уверены, что для кое-кого ты будешь грозным противником на предстоящих Турнирах. А еще они поют дифирамбы твоим... гм... невоинским талантам.
      Эйкен нахально осклабился, покачался в кресле, перекинул одну ногу через подлокотник и принялся рассматривать свои ногти.
      - Так, что еще новенького?
      - Ну, до тебя, наверное, уже дошли слухи о несостоятельности нашего Властителя, вызванной, как утверждают, предчувствием близкой смерти и провалом моего последнего генетического плана.
      - Бреда показала вам двуликую задницу, да? - хмыкнул плут. - Ясное дело. Древний синдром тонущего корабля. Команда бедняги Тагдала в качестве экипажа "Титаника", а вы в роли главной крысы.
      Лорд Принудитель добродушно улыбнулся.
      - Тебе понадобится мощная поддержка, малыш, и я готов ее оказать. Обдумай как следует мое предложение - больше я ни о чем не прошу. - Он достал из шкатулки новую сигару и начал вертеть ее меж пальцев. - На мой взгляд, мы приближаемся к поворотному моменту в истории изгнания. Разгром Финии был только увертюрой. В преддверии грядущих бурь людям следует держаться друг друга, ты не находишь?
      Он взял со стола щипчики, аккуратно отхватил кончик сигары, затем, все так же улыбаясь, через стол бросил маленькую блестящую вещицу Эйкену.
      Пройдоха на лету поймал щипчики и невысказанную мысль Гомнола. Внимательно разглядел изящное приспособление и прочел выгравированные на металле буквы:
      ЗОЛИНГЕН - НЕРЖАВЕЮЩАЯ СТАЛЬ.
      11
      Герт с угрюмым видом вошел в кают-компанию.
      - Ханси говорит, скоро опять начнутся пороги. Быстрей приводите лоцмана в чувство.
      Амери опустилась на колени перед лежащей навзничь фигурой.
      - Да-да, еще пять минут.
      Вождь Бурке взял человека за одну руку, Фелиция - за другую. Уве и Бэзил схватили его за ноги.
      - Три-четыре! - скомандовала монахиня и приготовила шприц.
      Монитор, закрепленный на лбу лоцмана, начал менять цвет на всех четырех экранах. Свинцово-серые с красными прожилками глаза приоткрылись.
      - О Господи! - простонал лоцман, еле шевеля опухшими губами. Затем он пронзительно вскрикнул, как от физической боли, и начал так бешено извиваться на полу, что все четверо его еле удерживали.
      - О-ох! Паскуды, сукины дети, окаянные, что ж вы со мной сотворили? Где ж он, мать вашу так, сняли, спилили?! Да чтоб вам, сволочам, пусто было! Ох, бедный я, бедный!
      Слезы градом катились по грубому лицу лоцмана. Он выл, словно раненый зверь, а Амери сокрушенно наблюдала за тем, как монитор снова меняет цвет, белея под действием гнева. Простая, опрятная зеленая туника худого седовласого человека была заляпана кровью и рвотной массой, после всех мук, что он претерпел от похитителей. На загорелой шее, там, где был серый торквес, выделялась полоска светлой кожи.
      Они два дня плыли по реке, и уже в шестой раз им приходилось прибегать к помощи лоцмана. На гладких участках Роны Герт и Ханси и сами справлялись, но пороги и мели мог преодолеть только опытный кормчий. Всякий раз, как они будили своего пленника, крики его становились все отчаяннее. Среди жителей Финии лишь у единиц наблюдались такие тяжелые симптомы при потере торквеса, причем всех их на самой болезненной начальной стадии тщательно усыпляли.
      Но лоцман не мог все время оставаться спящим.
      - Ради всего святого, - молил вождь Бурке, - дайте ему чем-нибудь по башке!
      - Нет, - возразила Амери, - он должен как следует усвоить первый укол. Не видишь, он уже на грани помешательства! Взгляни на монитор какие низкие параметры жизненно важных функций... Фелиция! Проникни в его мозг!
      Вопли человека перешли в клекот. Монахиня повернула его голову так, чтобы он мог отхаркнуть сгустки желчи. Глаза Фелиции затуманились, на лбу выступил пот. Ярость лоцмана под действием наркотика и принудительной силы девушки стала снижаться. Цвет монитора опять изменился.
      - Хорошо, - отметила Амери.
      Она помассировала место укола, и лоцман совсем обмяк.
      - Как только увидишь, что лекарство подействовало, оставь его в покое, - велела Фелиции монахиня.
      - Черт, ну и бешеный! - Спортсменка выпустила его руку, и та безвольно повисла.
      Бурке и Бэзил подняли одурманенного моряка на ноги.
      - Он выживет? - тихо спросил Уве. - Что у него там, а, малышка?
      - Я могу только применить к нему принуждение, - отозвалась Фелиция. Целитель из меня аховый. Бедняге необходим основательный ремонт верхних участков мозга, а я этого не умею. Если он еще не полностью свихнулся, то очень близок к этому.
      - Пороги! - крикнула Ванда Йо, висевшая на мачте, точно обезьяна.
      Халид, хромая, подошел и помог ей спуститься.
      - Не стойте там! - предупредил их Бурке. - Всем пристегнуться и проверить надежность ремней. Давай, Фелиция!
      Вдвоем они втащили еле живого лоцмана в рубку и усадили за штурвал. Себя девушка прикрутила к соседнему креслу альпинистской обвязкой Бэзила.
      - Все по местам, живо! - скомандовала она. - Я сама займусь этой птицей. Надеюсь, по крайней мере на прямых участках моего психокинеза хватит, чтобы удержать шхуну.
      Остальные бросились на корму. Едва судно вошло в ущелье, страшный рев наполнил пространство, отражаясь от отвесных стенок, тянувшихся вверх метров на шестьсот. Хотя до вечера было еще далеко, но скальный коридор, где кипела Рона, все ускоряя свой бег, обволакивали сумерки. Из скважин в черных громадах фонтаном вылетали брызги, замутняя видимость.
      "Слушай меня, Гарри, ты должен провести судно через пороги, это твое дело, Гарри, ты понял, только ты можешь с ним справиться, ведь ты хороший лоцман, Гарри, лучший в мире лоцман, для такого морского волка какие-то пороги - пустяк, так что давай, выводи свою посудину, Гарри, вперед..."
      Налитые кровью глаза сузились. Лоцман резко вывернул штурвал вправо, и судно, обогнув очередное препятствие, понеслось прямо на стену ущелья. Но в последний момент Гарри выровнял ход и точно послал шхуну меж двух колоссальных желтых валов, вздыбившихся над водой подобно китовым хребтам. Потом они зигзагом прошли еще одну гряду скал и пенистых волн; сразу за поворотом ущелье расширилось и поверхность воды казалась необычно гладкой. Лишь в последний момент Фелиция разглядела, что река обрывается водопадом в молочную муть. На мгновение паника охватила девушку, пока она не отыскала взглядом среди клубящейся пены относительно безопасный боковой коридор.
      Однако было уже слишком поздно - лоцман вырвался из ее умственных тисков. Шхуна скользнула на гребень водопада, завертелась и полетела вверх тормашками с огромного трамплина в желтую бурлящую бездну. Гарри истерически захохотал, но всем было уже не до него.
      Фелиция бросила все свои психокинетические силы, чтобы развернуть судно, застрявшее в расщелине подводных скал у подножия водопада. Когда наконец ей удалось освободить судно и они полетели вперед по быстрине, девушка попыталась снова обуздать Гарри...
      Но - Боже! - прямо у них перед носом выросла каменная преграда, и обойти ее не было уже никакой возможности. Судно со всего размаху врезалось в неровный монолит, через пробоину в борту хлынула вода, но тем не менее они как-то вырулили и даже успешно прошли банку в том месте, где Рона поворачивала на пятьдесят градусов.
      Наконец течение стало плавным и спокойным; впереди река расстилалась двухкилометровой лентой меж пологих берегов.
      Лоцман продолжал хохотать. Фелиция оборвала привязные ремни, подскочила к нему и отвесила такую оплеуху, что он снова едва не отдал Богу душу.
      - Ну ты, бестолочь!
      Меркнущее сознание кормчего бросило ей дерзкий вызов сквозь пелену боли и маниакального триумфа: что, струсила, змея подколодная, показал я тебе, где раки зимуют?
      Вслух он завыл и сплюнул кровь с прикушенного языка. Ханси и Герт, шатаясь, подошли к штурвалу.
      - Черт, пробоина! - воскликнул Ханси, заметив треснувший борт.
      - Ничего, заделаем, - успокоил его приятель. - Инструменты есть, доски тоже.
      Герт сел к штурвалу; Фелиция и Ханси поддерживали обмякшее тело кормчего.
      - А как все вышло, детка? - спросил Ханси. - Он что, сознание потерял?
      - Это ваша покорная слуга потеряла сознание! - огрызнулась Фелиция. Я слишком поздно заметила водопад и ослабила контроль. А он только того и ждал, чертов ублюдок!
      - Не казнись, могло быть хуже. От таких порогов самого Чингисхана в дрожь бросило бы.
      Вождь краснокожих с посеревшим лицом прислонился к двери рубки.
      - Н-да, считай, дешево отделались.
      - В борту пробоина, - сообщила ему Фелиция. - На ходу ее не заделаешь, придется бросить где-нибудь якорь. И вплотную заняться морским волком, а то, чего доброго, утащит нас на дно.
      - Не говори!
      Вдвоем они поволокли лоцмана в каюту, без лишних церемоний швырнули на койку. Девушка в изнеможении опустилась на скамью и закрыла глаза. Гарри ругался и нес околесицу, пока Бурке и Бэзил не скрутили его и не вставили в рот кляп.
      Шхуна причалила к поросшему ивняком левому берегу. Под шатром пронизанных солнцем ветвей оказался маленький песчаный пляж.
      - Ничего себе приключеньице, - заметил Уве. - Я уж думал, из нас получится омлет.
      - Фелиция отвлеклась, - объяснил Бурке.
      Девушка рывком вскочила; карие глаза ее дико сверкали.
      - Да, отвлеклась! А еще струсила! У неустрашимой Фелиции поджилки затряслись! Ну, суди меня теперь по законам своего племени!
      Амери, подойдя, обняла ее за плечи.
      - Жаворонок и не думал тебя винить. Лоцман все время вел себя послушно, не могла же ты предвидеть, какой фортель он выкинет под конец. У тебя нервы на пределе, поди-ка поборись весь день с таким бурным течением! Просто чудо, что с нами ничего не случилось.
      - По крайней мере, психокинез меня не подвел, - смягчилась Фелиция. Но проклятые принудительные функции требуют чересчур большого эмоционального напряжения. Наверное, мы просчитались, спилив ему торквес. Не зря же тану выдумали эти цепочки наслаждения - боли. Серый наверняка бы не доставил нам стольких хлопот.
      - Но ты сама говорила, что еще не умеешь работать с носителями торквесов, - напомнил Халид. - А если бы он предупредил своих по телепатической связи? Вдоль берега идет Большая Южная дорога, на реке тоже полно тану, а с окрестных полей его могли бы услышать серебряные.
      Ванда Йо окинула взглядом прибрежные заросли.
      - По-вашему, здесь безопасно?
      - Будем надеяться, - произнес Ханси, выглядывая из рубки. - Нельзя продолжать путь, пока мы не обшарим посудину вдоль и поперек. Могут быть и другие повреждения. - Он принялся внимательно рассматривать пробоину.
      Из кустов с шумом вспорхнула стая уток.
      - Пожалуй, надо подстрелить парочку на ужин, - сказал Бэзил. Обед-то мы весь уже растрясли.
      - Вот именно, - согласилась Амери, - давайте подкрепимся и отдохнем, чтобы во всеоружии встретить завтрашний день... Кстати, что он нам сулит?
      - Мы уже прошли шесть порожистых участков, - доложил Халид. Осталось только одно опасное место непосредственно перед Провансальским озером. Сам я там не был, но, говорят, быстрина под названием Донзер-Мондрагон стоит всех остальных.
      - Час от часу не легче! - простонала Фелиция.
      - После озера уже начинается Глиссада - спуск в Средиземноморский бассейн. Он довольно крутой, но нетрудный. Думаю, Герт и Ханси его одолеют. А вот завтра придется в последний раз положиться на лоцмана.
      Все обернулись к связанному Гарри. Волосы его поднимались дыбом и закручивались в бесовские спиральки. Глаза вылезли из орбит, видно, он силился выплюнуть кляп.
      Амери вздохнула и потянулась за своим чемоданчиком.
      - Бедняга!
      - Это мы бедняги, - возразила Фелиция.
      Примерно в полукилометре вниз по течению от заводи, где стала на причал шхуна, находился большой скалистый выступ, поросший кустами тамариска и акации. На нем-то и было решено выставить дозор до темноты, на случай если какое-нибудь судно вздумает пристать к этому берегу.
      Солнце село, и воздух становился прохладным, когда пришел черед Амери дежурить. Она радовалась возможности хоть ненадолго уединиться и отдохнуть от всех, особенно от проклятого лоцмана, чей жизненный тонус под влиянием введенных внутривенно седативных препаратов несколько стабилизировался. Под загорающимися в небе звездами монахиня творила вечерние молитвы. Тишина нарушалась только жужжанием ночных насекомых, бульканьем воды у подножия скал да писком цапель, выискивающих себе ужин на мелководье.
      На противоположной стороне залива темнели холмы. За ними, похоже, раскинулись плантации, но огней отсюда не было видно. За время дозора Амери по реке не прошло ни одного судна - ночью Рона считалась несудоходной. Однако неявку Гарри к месту обычной стоянки могли заметить, потому им следовало быть начеку. Даже самые легкомысленные из их группы признавали, что чем ближе к столице, тем больше подозрений может вызвать у других навигаторов непонятное отсутствие старого лоцмана. Все суда на Роне имели опознавательные знаки. Шхуна Гарри была стандартной формы, но отличалась тем, что по всему серебристому корпусу шла ярко-зеленая полоса, а на носу и на корме выделялись крупные буквы названия - "Гремучая Завеса". Наверное, следовало как-то замаскироваться. Вначале они надеялись, что лоцман согласится с ними и с комфортом доставит в Мюрию, а теперь было уже поздно. Встречаясь с другими судами, они подавали приветственные сигналы, надеясь, что отсутствие телепатической связи, принятой между лоцманами, останется незамеченным в горячий сезон Перемирия.
      Снизу донесся шорох.
      - Это я, - негромко произнесла Фелиция и вскарабкалась на большой валун. - Опять надоедать тебе пришла.
      - На реке ни души - одни птицы. А что в лагере?
      - Если ты о своем пациенте, то он чувствует себя прекрасно. Шхуна полностью отреставрирована. Герт и Ханси с сознанием выполненного долга удалились в кусты. Ванда Йо тоже блаженствует, хотя на нее польстился только Уве. По-моему, это акт огромного милосердия со стороны бородатого ворчуна.
      Фелиция, скрестив ноги, уселась рядом с монахиней. Амери никак не отреагировала на ее скабрезные остроты.
      - Дивная ночь, правда? Ночи в плиоцене просто чудо пиротехники. Должно быть, зимой у них сезон дождей, зато сейчас такая благодать - самое время для войны.
      Амери промолчала.
      - Представляешь, как запрыгают гуманоиды, когда мы разрушим фабрику и закроем врата времени? - продолжала Фелиция. - Наконец-то нам удалось нащупать их ахиллесову пяту и досыта накормить угнетателей железом. А на будущее у меня появилась еще одна идейка, я пока держу ее в секрете... С помощью Элизабет мы склоним на свою сторону как можно больше серебряных, наденем захваченные на фабрике золотые торквесы и создадим человеческую гвардию, которая будет противостоять их Летучей Охоте. Металюди против метагуманоидов! Со временем мы завоюем все королевство!
      И опять Амери не проронила ни слова.
      Фелиция придвинулась к ней ближе.
      - Не одобряешь! Наши действия противоречат твоей христианской этике, да? По-твоему, мы должны добиваться свободы путем переговоров. Благословенный разум! Братская любовь!.. Скажи, отчего ты избегаешь меня, Амери? По-твоему, я такое же чудовище, как все остальные?
      Монахиня повернулась к ней. В ее добрых глазах отражался свет звезд.
      - Я знаю, что у тебя на уме, Фелиция. Выброси из головы эти мысли, ради Бога! Я ведь уже объясняла, почему не могу тебе помочь. Конечно, ты расстроена и нуждаешься в утешении: сперва не поспела к драке в Финии, теперь еще один прокол с беднягой лоцманом... Но не пытайся использовать меня для удовлетворения своих низменных страстей. У меня свои убеждения, в которых нет места насилию и сексу. Я не призываю тебя их разделять, но уважать меня ты обязана.
      У Фелиции вырвался нервный смешок. Она сидела неподвижно, ее загорелое лицо доставляло странный контраст с ореолом светлых волос.
      - Только не заводи опять свою песню о братской любви! Я сыта по горло твоими душеспасительными речами. Одно время мне казалось, что я тебе небезразлична...
      Монахиня обхватила рукой худенькие голые плечи.
      - Ты дерзкая девчонка! Ну конечно, я люблю тебя, иначе не пошла бы с вами!
      - Тогда почему? Почему? - Фелиция на миг повысила голос и принудительное давление. Монахиня с криком отшатнулась. - О, прости, Амери! Прости! Я больше не буду, честное слово! Не смотри на меня и _н_е д_у_м_а_й_ обо мне так! - Светлая головка поникла. - Ну почему?.. Разве грех мечтать о крупице счастья и тепла? Может, завтра мы умрем, и все будет кончено.
      - Я в это не верю, Фелиция. Умрем мы или останемся живы, я не верю, что все будет кончено. Вот еще одна причина моего отказа.
      - Опять религиозная чушь! Да кто докажет, что он там есть, твой Бог? А если и есть, кто докажет, что ему не все равно, что он не играет с нами в кошки-мышки? Ты образованная женщина, врач и прекрасно понимаешь, что доказательств нет!
      - Есть. Только они в душе нашей, в желаниях, потребностях, инстинктах. В непонятном, нелогичном стремлении к любви, дающей и не требующей ничего взамен.
      - Я нуждаюсь в твоей любви, но ты же не даешь ее мне! По-твоему, честно любить на словах?
      - Я и перед собой хочу быть честной. И себя любить, как выражается Клод. Я отправилась в изгнание, чтобы доказать самой себе, что достойна любви. А ты, милая Фелиция, вообще не умеешь любить. По-человечески, во всяком случае. И не в любви ты нуждаешься, а в чем-то ином... ужасном. Моя любовь тебя удовлетворить не может, а то, что ты называешь любовью, жестоко и несправедливо по отношению ко мне. Я искренне желаю тебе помочь, но не знаю как, и мне остается лишь молиться за тебя.
      - Превосходно! - В смехе Фелиции звучало презрение. - Ну что ж, валяй! Послушаем, как ты молишься за жестокую, бесчеловечную, заблудшую душу!
      Амери снова притянула к себе упирающуюся девушку. В темноте прозвучали тихие, напевные слова:
      - Помилуй меня, Боже, помилуй меня, ибо на Тебя уповает душа моя, и в тени крыл Твоих я укроюсь, доколе не пройдут беды. Воззову к Богу Всевышнему, Богу, благодетельствующему мне; Он пошлет с небес и спасет меня; посрамит ищущего поглотить меня; пошлет Бог милость Свою и истину Свою [Библия. Пс. 56; 2-4].
      - О черт! - выкрикнула Фелиция и разрыдалась.
      Амери крепко обняла ее и стала покачивать, как ребенка. Наконец девушка высвободилась из ее объятий и утерла слезы.
      - Завтра... будет трудно. Сегодня я испугалась до безумия, а завтра будет еще страшней. Если ублюдок Гарри опять вырвется, то шхуну разнесет в щепки и все мы потонем. Я боюсь, что не смогу его удержать. Уверенность изменила мне. А для метапсихических игр это смертельно. Если заранее боишься провала, все распадается... Что же мне _д_е_л_а_т_ь_?!
      - Я помолюсь за тебя.
      - Да чтоб он провалился, твой несуществующий Бог! Если он все видит, то должен помочь без того, чтоб его умоляли! Или он хочет, чтоб я ползала перед ним на коленях? Что ему надо?
      - Не ему, а тебе. Взывать к Господу, _п_р_о_с_и_т_ь_ его помощи в осуществлении твоих нужд всегда благо.
      - Так он, выходит, психолог? А молитва - просто умственный настрой: с верой горы сдвинешь! Кому тогда нужен Бог, если мы сами совершаем то, о чем просим в молитвах? Значит, я должна молиться самой себе? Но в себя я тоже не верю!
      - Фелиция, я не собираюсь читать здесь проповеди. Если само слово "молитва" кажется тебе смешным, забудь его, назови как хочешь. Попытайся завтра попросить сил у Вселенского Разума, у источника жизни. И неважно, знает он о тебе или нет, ты имеешь право приобщиться к его силе - не только ради себя самой, но ради всех, чьи жизни от тебя зависят.
      - Почему бы и нет? - задумчиво произнесла девушка. - В Разум я верю. По крайней мере, это нечто реальное. Хорошо, Амери, я попробую.
      Монахиня поднялась на ноги, увлекая за собою Фелицию. Поцеловала в лоб, затем через ее плечо окинула взглядом черные холмы на фоне багряного вечернего неба.
      - Фелиция! Что там такое?
      Девушка обернулась. На противоположном берегу меж деревьев вытянулась сверкающая вереница.
      - Охота, - прошептала Фелиция.
      Обе молча смотрели, как светящаяся лавина стремительно катится вдоль Роны по Большой Южной дороге.
      - Я настроилась на их волну, - произнесла спортсменка. - Они из приозерного городка Сейзораска. Ищут нас.
      - Ты имеешь в виду пропавшего лоцмана?
      - _Н_а_с_! К счастью, они не могут летать и среди них нет сильных медиумов, поэтому они не знают, что я подслушиваю их умственный ропот. Недалекие провинциалы! Но южнее за нами будут охотиться асы.
      - Откуда они узнали? - в ужасе спросила Амери.
      - Кто-то сказал, - ответила Фелиция. - Кажется, я знаю, кто.
      Они снялись с якоря, едва рассвело; желтые воды были еще покрыты хлопьями плотного тумана. Приблизившись к глубокой быстрине, они обнаружили, что не одни на реке: еще три судна остановились перед стремниной, видимо, не решаясь выходить на двадцатикилометровый участок неспокойной воды, пока совсем не развиднелось.
      - Вот радость-то! - воскликнул Герт.
      - Обходи их! - распорядилась Фелиция. - Что толку в прятки играть! На порогах они все равно ничего нам не смогут сделать. Бурке, Бэзил, тащите сюда этого зомби!
      За шумом бурлящей воды они почти не слышали друг друга. Когда лоцмана, сыпавшего проклятия с посиневших губ, прикрутили к креслу около штурвала, Фелиция отослала всех на корму.