32

ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА

Раздевая тело, я проклинал заплутавшего десантника за то, что он сложен как мартышка, а не как жираф.

Я предвидел, что его комбинезон на мне треснет по всем швам. Так и случилось. Хорошо хоть, не повредил проводку, а зияющие прорехи спереди и сзади кое-как прикрыл обрывками своего пиджака. Зато мне пришлись впору его луноходы, и едва я врубил подогрев, натянул теплые перчатки и нахлобучил шлем, мне перестала угрожать опасность не только обморожения, но и разоблачения (последнее было весьма вероятно до того, как я встретил наемника и отключил его одним ударом гранитного обломка по черепу).

Убегая с поезда, я саданулся обо что-то головой и поранил левую ногу. Эти травмы наряду с марш-броском по скалам, зверской стужей и дерзким нападением на мартышку сократили мой умственный потенциал почти до нуля. От сознания, что там, наверху, окружены две тысячи восемьсот оперантов, а я не в силах им помочь, меня охватила дикая злоба.

Ни ясновидения, ни телепатии. Шлем оборудован рацией, но выходить на связь с Виктором я пока не готов. Одна надежда — что метафункции скоро восстановятся. Но буран усиливается, скорость ветра нарастает, и атмосфера заряжается неблагоприятными ионами. Снежная круговерть — не преграда для тренированных оперантов, но я к таковым не принадлежу.

Мне попалось на глаза оружие моей жертвы, и я опустился на колени, чтоб рассмотреть его получше. Нечто среднее между электродрелью и хромированной выхлопной трубой мотоцикла. Я понятия не имел, где у него курок, к тому же штуковина весила добрых полцентнера — небось коротышка потому и отстал от своих. Я почел за лучшее не обременять себя, а найти какой-нибудь более хитроумный способ для спасения собственной шкуры.

И начал пробираться по склону, прикидывая, как бы подойти к шале со стороны Тропы апачей и при этом не нарваться на отряд Виктора. Шале горело всеми огнями слева от меня. Вот идиоты, вы же голая мишень! Затемнения, затемнения надо вывесить!

Но тут же сообразил, что главный идиот — я сам. Виктор со своей оперантной сворой так же легко обнаружит шале без света, как при свете.

Ветер кромсал меня ледяными зубьями, и я продвигался в основном на четвереньках, уносясь воспоминаниями в те давние времена, когда был застигнут в горах вот таким же ненастьем и спасся лишь благодаря Фамильному Призраку. О наивный плод моей фантазии! Где ты теперь, на каком межзвездном отрезке? Бросил меня за ненадобностью?.. Мне ли тебя винить? Ведь я ослушался, не выполнил твоих указаний. Как меня подмывало поведать Дени про Большой Карбункул, но всякий раз останавливала боязнь быть поднятым на смех…

Ох, Призрак, надо же было тебе связаться с таким неудачником! Помнится, ты говорил, что мне будет нетрудно угадать момент для объединения делегатов и Разума Земли в молитвенном метаконцерте. Если сейчас не тот момент, то уж и не знаю, когда он настанет!.. Однако я здесь, а Дени, Люсиль, трое их детей и все остальные добрые метапсихологи — там… Я все просвистал — и ты со мною вместе.

Призрак, mon ami note 145, a может, еще не поздно все исправить? Вот передохну немного в этой проклятой расщелине, соберусь с духом и взвою, как ураганный ветер. Кто знает, вдруг le bon dieu в милости своей (или твоей) еще обеспечит комедии счастливую развязку.

Дени! Это я, твой дядя Роги! Послушай, сынок. Я должен передать тебе очень важное послание. Объедини умы твоих коллег в метаконцерте доброй воли. Отрекись от насилия. Если ты это сделаешь, существа из других миров не будут больше отталкивать несчастную Землю, а придут и станут нашими друзьями… Звучит невероятно? Bien entendu! note 146 Но мне дали понять, что так оно и случится. Дени! Ты слышишь меня?.. Ответь, если слышишь!

Я стал ждать.

Первым ответом мне были погасшие в шале огни.

Вторым — настоящее светопреставление.

Люди Виктора открыли стрельбу из автоматического оружия. Трассирующие пули проносились надо мной, прошивая алыми нитями завесу дождя и снега. Я слышал треск разбитых стекол, взрывы гранат. Вой ветра почти тонул в этом грохоте; я скрючился, оцепенев от ужаса, но всего на несколько секунд, а после какая-то неудержимая сила толкнула меня вперед.

Я вышел на тропу. Ночное видение отчетливо показывало ее мне среди камней на спартанском склоне горы Вашингтон. Я обнаружил, что пули свистят вовсе не над головой, а слева, и быстро пополз вверх, но тропа сворачивала под острым углом, и ветер теперь задувал мне в спину. Должно быть, решил я, шале уже близко, вон за тем крутым уступом. Гранатомет умолк, но поток огня все не иссякал, хотя я его больше не видел и понятия не имел, наступают войска Вика или стоят на месте.

Затем сквозь пальбу до меня донесся рев горного ветра, смешанный с шорохом ледяного дождя. Мой персональный эфир наполнился ионным свистом и щебетом, не более осмысленным, чем атмосферные помехи на пустой радиоволне. Я не получил ни членораздельного ответа от племянника, ни «призрачных» заверений. Прислушиваясь к собственному натужному дыханию и бешеному стуку пульса, я все лез и лез вверх, оскальзываясь на льду. Мой полуобнаженный крестец с его негодным прикрытием потерял всякую чувствительность. Ноги передвигались почти автоматически. Кажется, у меня возникла смутная мысль подобраться к шале с черного хода и, прячась под навесом, проникнуть внутрь.

Почва постепенно выравнивалась. Я очутился среди огромных гранитных глыб, в одну из которых упирались бетонные столбы шале. Умственное зрение обеспечивало мне дымчато-серую видимость в радиусе двух метров. Дальше была чернота.

Но сквозь нее пробивалось кроваво-красное свечение.

Холодок ужаса пробежал вдоль позвоночника. Неужели Виктор все-таки запалил шале? Нет, излучение было слишком слабым… и к тому же двигалось. Боже, помоги, что, если настоящий Большой Карбункул, блуждающий огонь горы Вашингтон предстал мне и манит своим роковым светом? Но почему здесь, над фундаментом шале? Гранитная постройка нависала надо мной; все обдуваемые ветром поверхности облеплены плотной коркой инея, большинство окон с западной стороны выбито, но оттуда не вырывается ни единой мысли, ни единого телепатического импульса.

Карминное сияние магнитом влекло меня к себе. Непогода осталась за спиной, но под навесом, в кромешной тьме, окутавшей источник странного света, клубился студеный туман.

Вдруг вся моя экстрасенсорика встрепенулась, словно внутри прозвонил будильник, и я осознал, что вижу отнюдь не свет. Это аура операнта, и порождающий ее мозг силен, беспощаден и очень знаком.

Я узнал Виктора.

Ум его был не защищен и горел ожиданием триумфа, а руки вскрывали упаковку взрывчатки, чтобы заложить ее под пилоны шале. Я не успел до конца постичь его замысел, а Виктор уже закончил работу. Из лежащей на камнях пустой упаковки он достал приспособление вроде портативного радиоприемника и набрал на нем какой-то шифр. Затем в наушниках моего шлема оглушительным эхом прозвучал его голос:

— Вперед!

Огонь тут же стих.

Виктор обернулся и наконец узрел меня. Прежде чем я это понял, мой мозг был парализован его принуждением.

— Долго же ты добирался, — попенял он мне.

Осторожно завернув электронный прибор в упаковку, он приблизился. Больше я не услышал от него ни слова, но уже и так знал, что он собирается делать. В вагоне Киран О'Коннор открыл ему способ привязывания умов. В своей страшной технике он использовал тело как инструмент. Виктор в этом не нуждался, но результат испытания на мне мог быть точно таким же… А если я его оттолкну, он испепелит меня, как Шэннон, пополнит моей психической энергией свой запас, оживит свое существо, некогда бывшее человеческим.

Виктор снял шлем, отбросил его в сторону. Его глаза были темными колодцами застывшей лавы. Господи Иисусе, как хочешь, не могу я поддаться ему, не могу стать мучеником! Я снова, в последний раз, попробую внешнюю спираль…

Откуда-то из недр горы донесся звук, медленная, нарастающая вибрация. Камни зажглись зеленоватым светом, повсюду ледяная корка со звоном раскалывалась. На место охвативших меня ужаса и безнадежности пришло удивительное благодушное спокойствие. Виктор, по-моему, тоже его почувствовал. Яростная аура потускнела, он скрючился, будто от удара, и лихорадочно огляделся вокруг. На лице появилось выражение детской озадаченности. Бедняга! Что-то побуждало меня протянуть ему руку, показать, где выход. Но я от природы слишком недоверчив, потому удержался от своего порыва…

Явление прекратилось так же резко, как началось. Леденящее завывание ветра, принесшего тяжелые снежные хлопья вместо колючего дождя, проникло в наши умы с обновленной силой. Опять воцарилась кромешная тьма, подсвеченная багровым ореолом Виктора. Я склонился перед ним и перед бурей, услышав его смех.

— И это все, чего они достигли?

Он снова надвинулся на меня. Одним ударом кулака сбил с головы шлем и словно в тисках сдавил мой череп. Убийственные глаза! Все расплывалось в огненном тумане, сердце выскакивало из груди, я кричал — НЕТ, вызывал энергию из сердцевины моего тела и закручивал ее в спираль — все туже, туже, туже…

Тело Виктора безжизненно распростерлось у моих ног. Его аура погасла, но он дышал. Лицо превратилось в кровавое месиво. Пальцы в перчатках царапали обломки льда.

— Quelle bonne rencontre note 147, — раздался голос.

Я дико вздрогнул и обернулся. Кто-то приближался ко мне сквозь туман, держа в руках мощный галогеновый фонарь, освещавший жуткое зрелище яркими оранжевыми бликами. Узнав Пита Лапласа, я бросился было бежать, но психокреативный удар так измотал меня, что я не смог и пальцем пошевелить. Пит направил фонарь на Виктора, потом размотал свой шерстяной шарф и подложил его под голову моему племяннику.

Гора снова начала светиться и вибрировать.

Улыбаясь одними уголками губ, Лаплас огляделся, подошел к пакету Виктора и стал топтать его ногами. В ушах у меня отдавались прерывистые шумы и хор ледяной капели.

— Ну и будет с него, — объявил старик. — Теперь поглядим, получат ли те люди наверху, их мозговые братья со всего мира и прочие неприкаянные души на этой маленькой извращенной планете то, что им причитается.

Я снова почувствовал спокойствие и безмятежность, но они уже не манили меня к себе, как раньше. Я ощущал их, но не был частицей потока. Я видел лица делегатов, Люсиль, детей, Джеймса, Петра, членов Группы, лица других людей, которые далеко отсюда, — азиатов и славян, негров и латиноамериканцев, индейцев и австралийцев, диких кочевников и цивилизованных европейцев. Там были кавказские старейшины и индийские школьники-субоперанты, академики, стражи мира, правительственные чиновники. Я видел Айешу, добрую няньку-сирийку из дома Ремилардов. Видел бабушку Джеймса Макгрегора. Видел Тамару Сахвадзе, всю в слезах, с двумя взрослыми детьми, Валерием и Анной. Видел Джерри Трамбле. Видел Элен…

Их было так много, оперантов и нормальных, в свободной сопричастности. И Дени, поднявшийся на невероятную умственную высоту, вел молитву. Я не слышал, что они говорили, но знал: их речи не имеют никакого отношения к звездам — только к Земле. Я не молился вместе с ними, и далеко не каждый ум в нашем гордом, упрямом, глупом мире их поддерживал. И все же этой молитвы было достаточно.

Старый Пит подошел и, кажется, отобрал у меня что-то.

— Пойдем, — сказал он и двинулся на открытое пространство.

Громоподобная вибрация смягчилась, ветер утих так внезапно, что, когда мы вышли из-под навеса и начали спускаться вниз по тропе, меня поразила невероятная тишь воздуха, в котором летали редкие снежинки. Пит оставил фонарь возле шале. Я оглянулся и увидел, что вся постройка окутана рассветным заревом.

— Вполне достаточно, — подтвердил Пит и поднял что-то над головой.

Большой Карбункул.

— Ты! — воскликнул я.

Шарик сверкал, подобно сверхновой звезде, слепя глаза. Кто-то взял меня за руку, положил на ладонь небольшой предмет и сжал мои пальцы.

— Возьми его назад. Но смотри береги. Знаешь, это ведь только начало.

Когда зрение мое прояснилось, он уже исчез, а небо над Нью-Гемпширом наполнилось тысячами звездных кораблей из Галактического Содружества.

Началось Великое Вторжение.

Finis vinculi note 148.

ЭПИЛОГ

Хановер, Нью-Гемпшир, Земля

26 апреля 2113 года

Рогатьен Ремилард прочел последние слова на экране, нажал одновременно «ПРИНТ» и «ФАЙЛ» и сладко зевнул. Кот Марсель, сидя возле его локтя на обшарпанном письменном столе, навострил уши и настороженно уставился в пустой угол книжной лавки.

— Это ты? — обратился Роги к разреженному воздуху.

Naturellement.

— Проверяешь, да? Ну, закончил я этот кусок. Не думай, что было легко, даже с твоей помощью.

Мои поздравления по поводу успешно выполненной работы.

Роги что-то пробурчал:

— Теперь я позволю себе несколько вопросов — так сказать, не по теме. Это тебя я должен благодарить за то, что остался жив, когда нашел Вика с Шэннон в отеле?

Нет. Ты был ему нужен. Несмотря на всю свою силу, он был невежда. И трогательно надеялся, что ты станешь его ментором, каким когда-то был для маленького Дени.

Роги покачал головой.

— Мне не понять ваших психологических сложностей… Еще один вопрос: ты всегда был Питом Лапласом?

Я принимал обличия разных людей, когда мне было удобно, а потом… отставлял в сторону, если данная личина больше не требовалась.

— И часто ты такое проделывал?

Не скрою, это начало входить в привычку. Видишь ли, в самом начале я не был уверен, какой степени приближения к вероятностным решеткам должен достичь в своем вмешательстве. И конечно, облик бестелесного лилмика доставлял мне гораздо больший дискомфорт, нежели человеческая маска. Но со временем я понял, что нет смысла в тщеславной суетности своей сопротивляться космическому озарению. Мои действия, хотя и не скованные чужой волей, наглядно предопределены в более обширной и таинственной реальности. Учитывая данный факт, я сумел наконец адаптироваться.

— Не адаптироваться, а поразвлечься! — укоризненно выговорил Роги.

И услышал в ответ призрачный смех.

Мы, лилмики, порой не можем отказать себе в олимпийских забавах. Но уверяю тебя, что они редки и невинны.

— Ну да! — саркастически хмыкнул старик, а потом спросил уже более серьезно: — Что же все-таки случилось с Виктором? Знаешь, мне как-то не верится, что я пригвоздил его без твоей помощи. Я ведь тогда почти что сошел с катушек.

Я помог.

— А почему ты не убил беднягу сразу, вместо того чтоб замуровать внутри его собственного черепа? Бог мой, он ослеп, оглох, лишился всех метафункций, кроме самосознания. И после этого прожил еще тридцать семь лет!

Добрякам вроде тебя одиночное церебральное заключение кажется чересчур жестоким чистилищем для любого существа. Поверь, это не так, по крайней мере для такого ума, как у Виктора. Ему было предоставлено время на размышления… точно так же, как мне. К несчастью, его окончательный, выбор оказался неверным. Priez pour nous pйcheurs maintenant et a l'heure de notre mort note 149.

Роги вздохнул.

— Ладно, я хочу сделать небольшой перерыв, прежде чем приступить к следующей части. К твоей… Покатаюсь на лыжах, пока мстительная весна не совсем разбушевалась. Может быть, слетаю на Данали note 150. Помнится, ты очень ее любил.

Призрак усмехнулся. Марсель прижал уши, когда страницы, точно подталкиваемые невидимым пальцем, начали выползать из принтера.

Так ты уверен, что знаешь, кто я?

Роги самодовольно кивнул.

— Не могу понять — зачем, а тем более — как. Но, думаю, я это из тебя вытяну вместе с другими загадками нашей истории. — Он выключил компьютер, встал, потянулся. — Ну, пора и на боковую.

Спокойной ночи, дядя Роги , сказал Призрак.

И Рогатьен ответил:

— Спокойной ночи, Марк.

КОНЕЦ ВТОРЖЕНИЯ

Note2

Без этого не обойтись (франц.).

Note3

Мой призрак (франц.).

Note4

Молодец! (франц.)

Note5

Кусок дерьма (франц.).

Note6

Мандала — изображение квадрата в круге с симметрично расположенными символами древних божеств. Используется индуистами и буддистами как вспомогательное средство при медитации. В терминологии К. Юнга попытка личности обрести внутреннюю целостность.

Note7

Ну и что? (франц.)

Note8

И пошел ты в…! (франц.)

Note9

Чего-то знакомого (франц.).

Note10

Лентяй (франц.).

Note11

Здесь: Ну и ладно (франц.).

Note12

Святой Иоанн Невоплощенный, помяни нас в своих молитвах! (франц.)

Note13

Букв.: меж волком и собакой (франц.).

Note14

Стой! (франц.)

Note15

Не бойся, братец. Теперь все хорошо (франц.).

Note16

Вот ведь в чем парадокс! (франц.)

Note17

Точно! Но я фамильный призрак… (франц)

Note18

Наоборот! (франц.)

Note19

Психологическая характеристика личности, направленной на внутренний мир мыслей, переживаний, самоуглублений. — Прим. ред.

Note20

Что? Что? Что такое? (франц.)

Note21

Хорошо (франц.).

Note22

Название партизанской войны в Испании и Латинской Америке.

Note23

Если молния сверкнет… (франц.)

Note24

Слова любви (франц.).

Note25

Заткни глотку! (искаж. франц.)

Note26

Успокойся, мальчик мой (франц.).

Note27

До свиданья, милый Роги (франц.).

Note28

Старина (франц.).

Note29

Поздравляю (идиш).

Note30

Дурной глаз! (итал.)

Note31

Итак, я здесь — и здесь останусь! (франц.)

Note32

К вашим услугам (франц.).

Note33

И вот! (франц.)

Note34

Не надо нервничать (франц.).

Note35

Это чудо. Настоящее чудо (франц.).

Note36

Естественно! (франц.)

Note37

Заткнись, маленький негодяй! (франц.)

Note38

Я счастлив, мадам (франц.).

Note39

Оборотливости (франц.).

Note40

Поселок, предместье (итал.).

Note41

Какой сюрприз! (франц.)

Note42

однако же

Note43

Проваливай отсюда (франц .).

Note44

Привет (франц .).