Однако Орб молчал — они там, как и мятежники, ничего не предпринимали. Конечно, это в какой-то мере обуздывало страсти — никому не хотелось выглядеть зачинщиком, тем более что неизвестно, чего ждать завтра.
Собственно, если откровенно, то карантин следовало вводить только вокруг Земли. Все остальные планеты без ее поддержки не выжили бы и пяти лет — при условии, что вся остальная часть Галактики прекратит с ними всякие торговые, культурные и прочие отношения. Это было ясно и так — в этом-то как раз никто не сомневался… Чтобы экзотики себе на погибель снабжали мятежные планеты?..
Три недели мы питались всеми этими домыслами и слухами. Потом напряжение начало спадать. Начали успокаиваться и Магнаты-оппозиционеры. Передышка была недолгой — скоро по всем планетам землян поползли разговоры о том, что мятежники, оказывается, обладают целым космическим флотом и готовы со дня на день атаковать Орб. Большинство здравомыслящих людей находили подобные измышления бредовыми. Как так — взять да и напасть?.. Пятьдесят лет не только на Земле, но и в свободном пространстве царил мир и порядок. Война — даже война за независимость — была любимым коньком всяческих экстремистских группировок, но средний гражданин не мог даже вообразить, с чего бы это вдруг началось межзвездное побоище. И зачем? В подсознании же каждый разумный человек держал одну простую истину: всех заселенных землянами планет насчитывалось сто сорок восемь штук. Сколько же их было у Содружества, нельзя и сосчитать. Тысячи, десятки тысяч!.. На что мы могли рассчитывать в такой войне? Да и оружия у нас никакого не было, разве что в музеях. Ага, иди полюбуйся на древние лазеры с огромными отражателями. С ними, что ли, идти на штурм Галактики? Или наши старые ракеты… Эти вообще больше походили на дубины. Как раз на плече носить…
Все склонявшиеся на сторону оппозиции тридистанции извлекли из архивов древние, такие милые фильмы о звездных войнах и крутили их по всем каналам день и ночь, доставляя радость мальчишкам и наводя ужас на прочих наивных зрителей. Серьезные люди только усмехались, однако волей-неволей задумывались о последствиях. Всем было известно, что в недрах Галактики, в пылевых туманностях нет и не может быть ничего похожего на «империю зла», где мрачные инопланетяне готовят коварный удар против матушки-Земли. Все пять экзотических рас давным-давно решали споры мирным путем, дружба между ними была нерушима. Это было известно всякому мало-мальски грамотному человеку на Земле.
Некоторые обладающие особо богатым воображением ученые рассматривали вопрос о применении антиматериальных бомб, да и то только против незаселенных планет. О метаконцертах, чья мощь усиливалась ЦГ, вообще не упоминалось. Все это я говорю не в оправдание — просто хочу дать объективную картину наших заблуждений. Подавляющее большинство людей, разделявших оппозиционные убеждения, и я в том числе, искренне верили, что разговоры о войне не больше чем риторика. Все дело ограничится сужением контактов только до уровня официальных и введением экономических санкций. К этому мы все были готовы.
На словах!
В сердцах наших, к сожалению, за все годы мирной сытой жизни успело свить гнездо так называемое абсолютное зло. Мы успели забыть о его существовании, а оно, оказывается, только и ждало момента, чтобы овладеть нашими душами.
19 марта 2083 года Марк Ремилард выступил по тридивидению в программе планетарных новостей. Это случилось на десятый день после прибытия «Тиндареуса» на Оканагон. О предстоящем выступлении было объявлено заранее, и оно транслировалось на все населенные разумными существами миры, входящие в Галактическое Содружество.
Я смотрел эту передачу в своей квартире, расположенной над книжным магазином. Компанию мне составили Кайл Макдональд, чья жена Маша тоже находилась на Оканагоне вместе с этими свихнувшимися мятежниками, и мой кот Марсель. Кайл и я были полны воинственного энтузиазма — казалось, дело, в которое мы верили, сдвинулось наконец с мертвой точки. Нам даже в голову не приходило, что нам предстоит увидеть по тридивизору! Главным для нас в ту минуту было увидеть и услышать то, что смогло бы поставить точку над «i». По такому случаю я приготовил салат из сырых овощей, залил его сырным соусом, купленным в супермаркете, поставил на стол тарелку с картофельными хлопьями и блюдо с шоколадными пирожными. Горло мы смачивали превосходным элем из Канады. Гулять так гулять! Мы с Кайлом в ожидании праздника припали к стереоэкрану, когда вдруг началась музыкальная пауза и перед глазами появилась заставка «Специальное заявление». Местное время было два часа пополудни…
Затем диктор объявил:
— Начинаем прямую трансляцию с планеты Оканагон. Слово имеет профессор Анна Гаврыс, вице-председатель оппозиционной партии.
Мы с Кайлом переглянулись
— Почему не Марк? — спросил я. — Я считал, что будет большое шоу, а нам опять подсовывают заместителя.
Все сразу стало ясно, как только Аннушка появилась в кадре и заняла место за пультом управления, где обычно располагался ведущий. Одета она была в строгое черное платье, разве что голубой шелковый шарфик, повязанный на шее, придавал ее образу некоторую мягкость. Рядом с ней, по обе стороны, устроились Рагнар Гален в форме офицера Двена дцатого флота и неизвестная публике женщина с короткой стрижкой в деловом, темно-вишневого цвета костюме.
— Рада приветствовать все разумные существа, наблюдающие за этой передачей, — начала Аннушка, потом она пред ставилась сама и представила своих спутников. — Я — Анна Гаврыс, прежде являлась профессором метафизики в Кембриджском университете в Англии. Справа от меня сидит капитан Рагнар Гален, заместитель командующего Двенадцатым флотом по оперативным вопросам, слева — Ева Шмутц, директор астрофизической обсерватории Оканагонского университета в метрополисе Челан. Прежде чем мы начнем, я хотела бы передать слово председателю нашей партии Марку Ремиларду.
Аннушка нажала на клавишу, и на экране появились голова и плечи Марка. Его серые глаза странно поблескивали, вид у него был серьезный: никакого намека на его всегдашнюю презрительную усмешку. Мы удивились тому, что он был в форменном комбинезоне, которые обычно носят экипажи звездолетов. Верх комбинезона скреплял металлический пос веркивающий обруч. На шее Марка были заметны какие-то ранки — должно быть, следы от электродов, которые впиваются в тело при работе с ЦГ. Он заговорил тихим голосом, с какой-то отрешенностью. Видно было, что он заметно устал…
— Консилиум принял решение исключить меня и моих товарищей, принадлежащих к оппозиции, из состава высшего органа галактической конфедерации. Причина в том, что мы отказались принести клятву на безоговорочную верность Галактическому Содружеству. Да, мы отказались подчиняться любым формам сверхчувственного насилия, потому что убеж дены, что, соглашаясь на принесение клятвы, подвергаем и себя, и все человечество опасности потерять свое лицо, свои исконные отличия — индивидуализм и свободу — в обмен на сытую и спокойную жизнь. Мы отвергаем это предложение, потому что в противном случае что-то произойдет с нами, и мы уже не будем теми людьми, какими были всегда.
Мы верим в то, что человеческая раса имеет полное право развиваться независимо от влияния любых других инопланетных цивилизаций, даже в том случае, когда это влияние оказывается как бы на добровольной основе. Начиная с Великого Вторжения пять экзотических рас, составивших Содружество, постоянно оказывали на нас воздействие с целью изменить социальные, экономические, воспитательные, моральные и ментальные основы человеческого существования. Вначале их деспотизм проявлялся открыто — попечительство симбиариев было гнетущим и невыносимым. Они извратили понятие «пат риотизм», притесняли представителей некоторых религиозных культов и отрицали права родителей воспитывать своих детей так, как они считали нужным.
В 2054 году, после освобождения Государства Земля, тирания Содружества приобрела более мягкие формы, однако оно уже начало влиять на самые основы человеческой личности и прежде всего на стремление к свободе. Экзотические расы искали любой повод, чтобы ограничить научные достижения человечества, особенно в сфере сверхчувственных изысканий. Больше того, они старались ограничить колонизацию землянами пригодных для жизни планет и не оказывали содействия тем мирам, население которых вынуждено было бороться за существование в трудных, а подчас и критических условиях. Они не разрешили определенным группам людей, чьи взгляды на общество и мораль не совпадают с их собственными, основать свои колонии.
Подобная дискриминация коснулась и меня самого. Когда я не жалея сил пытался решить задачу увеличения сверхчувственной мощи человеческого сознания и в конце кон цов решил ее, Содружество сразу почувствовало угрозу. В то время я и мои товарищи еще не понимали, почему экзотические расы были так озабочены запрещением работ по программе Ментального человека. Глаза у нас открылись позже… Содружество не желает допустить, чтобы человечество развивалось независимо, невзирая на ограничения, нак ладываемые на наше стремление к истине их установлениями и запретами.
Они боятся нас — вот к какому выводу пришли я и мои товарищи. Вот почему они изо всех сил пытаются удержать нас в навязываемых нам рамках.
Партия оппозиции не жалела сил на то, чтобы убедить Содружество позволить нам уйти. Мы приводили убедительные аргументы, вновь и вновь доказывали, что мы не желаем нанести кому бы то ни было ни малейшего ущерба. Они, казалось, не понимали нас. Определенная часть Магнатов, членов Консилиума, преданных Содружеству, называла наши действия неоправданными, нецивилизованными, даже аморальными. Мы отвергаем эти обвинения! Мы спрашиваем этих людей, наших бывших коллег: почему Содружество отказывается от компромисса? Почему отказывается даже обсуждать возможность выхода человечества из конфедерации?
Мы, члены оппозиционной партии, верим, что человечество имеет право на свободный выбор. Мы верим, что имеем право бороться за свободу, даже если это идет вразрез с пацифистской этикой, утвердившейся в Содружестве. Для того чтобы твердо заявить о своих намерениях, о нашем отказе капитулировать перед деспотизмом, мы решили подкрепить эту декларацию о независимости наглядным примером нашей решимости. Так как я сам принимаю участие в этой операции, комментировать ее ход я поручил профессору Анне Гаврыс.
Благодарю за внимание.
Я изумленно глянул на Кайла, тот на меня.
— Наглядным примером? — спросил он, — Он соображает, что говорит?
Я едва мог сдержать волнение:
— Все это звучит так, будто на меня надели этот самый церебральный генератор и я не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть.
На экране снова появились Аннушка и Рагнар Гален.
Ан нушка обратилась к нему:
— За последние несколько месяцев руководство нашей партии получило несколько тревожных сигналов. Чдо вы можете сказать об этом, капитан Гален?
Американец норвежского происхождения, литой как скала, высокий, заговорил неторопливо, с нескрываемой горечью.
— В последнее время мы обнаружили, что звездные корабли крондаков — особенно тяжелые крейсеры, способные преодолевать субпространство с высоким Дф, — начали концентрироваться в районе планеты Молакар, которая уже послужила базой для вторжения на Землю. Эта планета входит в звездную систему, расположенную очень близко к нашей метрополии.
Аннушка нажала на кнопку, и на экране появился вид из космоса на Молакар. Все уже привыкли к подобным изображениям Земли — она представала перед нами голубоватым шаром, обычно полузакрытым облаками. Молакар предстал перед нами примерно в том же виде, только цвет планеты был темно-бурый. Затем камера показала ряды устрашающе черных космических кораблей, выстроенных на стапелях. Они зловеще проецировались на тревожное, кроваво-красное небо Молакара. Следом были показаны отвратительные обитатели планеты — щупальца у них извивались. Чем они занимались, понять было невозможно, однако явно чем-то подозрительным.
Гален продолжал комментировать:
— На Молакаре собралось около шестисот кораблей. Они прибыли туда со всех концов Галактики. Прибыли тайно, без всякого оповещения. Мы обнаружили их присутствие с помо щью дальнодействующего церебрального генератора.
На экране вновь появилась Аннушка.
— В этот момент, — заявила она, — наш корабль «Вулпекьюла» вынырнул из субпространства в окрестностях Молакара. Я включаю связь с капитаном этого корабля.
Опять она на что-то нажала. Тридивизионный экран разделился на две половины: на одной, плоской, появился ко мандующий флотом Оуэн Бланшар, находившийся на мостике корабля; на другой, стерео, осталась сама Гаврыс.
Оуэн Бланшар представился, потом указал на офицера, сидевшего за пультом, и объяснил, что происходит.
— Наш дежурный офицер пытается связаться с командующим военной базой Молакара.
Большой экран на мостике крейсера мигнул, и на нем появилась отвратительная рожа — вся в бородавках, глаза многофасеточные. Скрипучий голос произнес:
— Поритор Зела'дуу Керк слушает вас, господин Оуэн Бланшар.
— Я действую по поручению Исполнительного комитета нашей оппозиционной партии Государства Земля, Пожалуйста, объясните, с какой целью на этой планете собралось такое количество межзвездных транспортных единиц?
Поритор поморгал — меня даже передернуло от отвращения, — затем ответил:
— Пожалуйста, подождите.
Прошло десять секунд, наконец экзотик вновь появился на экране:
— Я отказываюсь отвечать. Эта информация имеет конфиденциальное значение.
Лицо у Бланшара напряглось. Я вспомнил, что он и Аннушка были первыми, кто несколько десятилетий назад в полный голос заговорил о том, о чем в ту пору немыслимо было даже подумать.
Бланшар задал последний вопрос:
— Правда ли, что флот крондаков собран здесь, чтобы установить блокаду планеты Земля?
— О черт! — не выдержал я.
Кайл, выглядевший, словно медведь, которого ударили кувалдой, не мог вымолвить ни слова… Зела'дуу прокаркал:
— Я не имею полномочий отвечать на этот вопрос. Связь окончена.
Экран на мостике корабля погас. Оуэн Бланшар коротко распорядился:
— Приступить к операции.
Мы затаив дыхание наблюдали, как погибал Молакар.
Конечно, все показать было невозможно — мы, например, понятия не имели о тех ста пятидесяти шести звездолетах, которые участвовали в экспедиции, об участниках метакон-церта. Нам было открыто только то, что видели офицеры, собравшиеся на мостике «Вулпекьюлы».
В течение пяти бесконечных минут ничего не происходило. Затем красновато-бурую облачность, покрывавшую планету, на полюсах будто прожгло огнем. Алые и зеленые волны побежали по верхней кромке атмосферы, начали пульсировать, сходиться и расходиться. Облачность вроде бы начала таять, но приглядевшись, я заметил, что сквозь нее начали проступать гигантские фонтаны лавы, рвущиеся на поверхность сквозь разломы в планетарной коре.
Треснуло, по-видимому, в самых слабых местах. На дне океанов — там кора тоньше. В следующее мгновение гигантские облака пара, перемешанные и исполосованные струями истекающих из недр горячих газов, заволокли планету. Тут же по обращенной к нам стороне Молакара побежали набирающие обороты гигантские смерчи — в их глазках ярко пылало пламя. Я с замиранием сердца подумал: какой же силы огненные бури бушевали на поверхности планеты? В редкие мгновения ясности было видно, как корежились континенты… Большинство населения Молакара погибло в течение нескольких минут. Не только операнты, жившие в системе звезды Тау-Сети, но и многие наши земные мастера уловили этот страшный, потрясающий душу вопль миллионов умирающих существ, раздавшийся в телепатическом эфире. Мы с Кайлом в этом смысле особой чувствительностью не отличались и испытали только прилив боли, испытанной погибающими разумными созданиями.
Молакар оказался более крепким орешком, чем Сибл, — у него ядро было значительно массивнее и состояло в основном из железа и никеля. Может, поэтому континенты в какой-то мере сохранили свои очертания и только небольшая часть атмосферы ушла в космос. Не было в этом случае и огромных фрагментов коры, вырывающихся в свободное пространство и падающих обратно. А вот моря, реки и озера лавы прекрасно были видны.
Все это продолжалось в течение тридцати минут.
Я всегда побаивался неприглядных крондаков, но в ту ночь я плакал. Горло перехватило от жалости к ним. Какие же они монстры? Точно такие же обыкновенные люди, как мы с вами. Они так же испытывали боль и страдания, горе и радость. Они были второй по старшинству расой, которая была вовлечена лилмиками в Галактическое Содружество. Конечно, видок у них был еще тот, но они так же были способны любить, растить своих деток. Что ни говори, но это было слишком!.. Может быть… Признаюсь честно, в те часы я еще считал, что Марк имел право поступить таким образом, но вот окончание передачи задело меня до глубины души своей какой-то режущей банальностью, нахрапом, который свойственен почуявшим безнаказанность бандитам.
На экране вновь появилась студия на Оканагоне, все та же компания — лицо женщины-астрофизика посерело от страха. И она же стала объяснять, как метаконцерт проник в мантию планеты, как взбурлил это огненное месиво и что случилось потом.
Помню, тогда у меня уже мелькнула — в первый раз! — мысль. Даже не осознанное движение души, а полувопрос-полувскрик.
«Тронутая?! »
Наконец Аннушка прервала ее — точнее, вывела из шока — и зачитала последнее заявление Исполнительного комитета:
— Мы выражаем искреннее сожаление:, что нашим вооруженным силам пришлось продемонстрировать свою мощь именно таким образом. Мы призываем Содружество осознать реальность, в противном случае мы будем вынуждены продолжить подобные демонстрации. НЕОБХОДИМО АННУЛИРОВАТЬ ДОГОВОР О ЕДИНСТВЕ. Для ответа мы даем пятьдесят стандартных галактических дней. Любая атака против Оканагона, или Земли, или любой другой планеты, а также попытки изолировать эти миры с помощью сигма-поля немедленно вызовут ответные меры возмездия.
Затем профессор и два ее спутника встали — они так и остались стоять, словно замороженные, плечом к плечу, пока Гаврыс не объявила:
— Граждане Государства Земля, наша партия показала вам один из путей достижения свободы. Теперь выбор зависит от вас.
Экран мигнул и погас. После минутной темноты и молчания вновь пошло изображение из студии. Заиграли что-то печальное, похоронное — видно, справляли поминки по за губленным жизням.
32
Сектор 12: звезда 12-337-010[169]
Планета 4[170]
1 ан сеитеан 2083[171]
В первый летний день на северной оконечности континента Бейн-Биорах пошел мелкий светлый дождик, скорее изморось, ласково пригладивший разноцветные листья на местных деревьях колеусах в саду, чуть взъерошивший поверхность воды в заливе Лох-Туан. Окна их домика выходили на залив. Вот что удивительно — влага вроде бы касалась почвы, а земля все равно оставалась сухой.
— Это одна из причуд нашей природы, — сказала Доротея, выходя из домика. — Сухой дождь… Знаешь, сколько про него песен сложили? Тебе никогда прежде не доводилось виден, это чудо, правда, любимый?
— Нет.
— Давай-ка пройдемся до фермы пешком, не будем брать автомобиль, — предложила она. — Хочется просто пройтись в последний раз, попрощаться с местами, где я выросла…
— Мы еще вернемся сюда, — возразил Джек. — Когда нас танут лучшие времена…
— Потом полетим на Кауаи, там проведем отпуск. Мы это заслужим, правда?
Они пошли вдоль по проселку. Две колеи едва угадывались на проезжей части, они густо поросли местной травкой, как и повсюду на свете, жавшейся к сырым, низким местам. В сумерках особенно заметной становилась легкая мерцающая дымка, которая окутывала заросли кустарников и купы деревьев. Теперь эта несказанно нежная вуаль поднималась в горы, где по склонам и в расщелинах теснились колеусы. Особенно заметной эта посвечивающая дымка была на листьях старых деревьев. Там и листья были большие, с носовой платок, багряно-зеленые, пестрые, милые… Издали в этот колер добавлялась желтая краска, вишнево-розовая, местами и густо-малиновая. Еще выше, где, собственно, начинался конус вулкана Форж, — ярко-белая, с красноватыми полосами разломов и трещин, не занесенных снегом.
Они миновали причалы и пошли по берегу реки. Под ногами расстилался невиданный ковер земных трав, перемешанных с зелено-оранжевыми стебельками местных растений. На конец они добрались до изгороди, отделявшей луг от загонов, куда пригоняли на ночь овец, мелких горных шотландских коров и косяк пони. В небе летали длиннохвостые мезозойские ящерки. Они тоже раскричались — как, впрочем, и четвероногое население фермы при виде пары своих любимых двуногих.
На этот раз они не зашли в загоны — Доротея взяла мужа под руку, и они побрели по уже хорошо накатанной дороге к ее родному и любимому с детства дому. Джек был в джинсах и в тельняшке, она в лазурного цвета скафандре — в таком же она когда-то собирала в небе траву. На лице маска, украшенная голубыми алмазами.
Скоро вылет — через несколько часов они должны будут отправиться на Землю.
В тот вечер ферма казалась вымершей. Ангары с воздушными комбайнами были закрыты — ни одного аппарата на площадке, ни одного рабочего, который бы занимался мел ким ремонтом или окраской. С полей не доносилось тарахтенья возвращающегося трактора. За рекой можно было разглядеть молодой дуб, когда-то посаженный Доротеей и принявшийся на этой земле. Желудь она подобрала на кладбище в Эдинбурге во время похорон мамы. Где-то теперь ее душа? Далеко, должно быть… А может, совсем рядом и незримо провожает их обоих в дальний путь. Это было бы здорово!.. Дуб уверенно раскинул свою густую зеленую крону. Листья шевелились — видно, заметили хозяйку… Тоже благословляют. Ну, и на том спасибо.
Вот и старый дом, встроенный в каменистый холм, — как обычно, выкрашен голубой эмалью, наличники и ребра — белые. На крыше диски антенн по приему спутникового веща ния, тарелка НАВКОНа, а также допотопное оружие. Сколько Доротея себя помнила, столько оно здесь и стояло. Им ни разу не пользовались — вообще-то оно было предназначено на случай нападения хищных животных.
Доротея на мгновение застыла у нижней ступеньки лестницы, взбирающейся на холм.
— Я просто не знаю, что ему сказать, Джек. Когда он попросил нас прийти к нему, я не смогла отказать, но… о чем говорить. Он — мятежник, пусть даже он мой отец. После того, что случилось, я даже видеть его не хочу. Не хватало, чтобы он испортил нам последнюю ночь на Каледонии.
— Давай узнаем, чего он хочет, — ответил Джек. — Если начнется скандал, мы просто уйдем…
Они начали подниматься по лестнице, миновали сад камней. Чем выше они поднимались, тем сильнее начинал поливать их уже совсем не «сухой» дождь. Джеку пришлось раскинуть мысленный зонтик. Так они добрались до крыльца.
Джанет Финлей, вторая жена Яна Макдональда, открыла им дверь. Омолаживаться она отказалась — впрочем, как и ее муж, теперь она немного пополнела. Это очень шло ей.
— Добрый вечер, дети, — сказала она и улыбнулась. — Он заперся у себя в берлоге и не выходит оттуда. Ну, совсем как упрямый хорек… Может, вы его вытащите. Проходите в библиотеку, я принесу туда кофе и кое-что из еды. Так что я вас жду.
— Спасибо, — откликнулась Доротея и, взяв мужа за руку, потащила туда, где располагался отцовский кабинет. В том же крыле располагалась и аппаратная, откуда сводная сестра Доротеи Элен Ган управляла всеми механизмами на ферме. Теперь здесь тоже было пусто, свет потушен. Наконец Доротея добралась до двери кабинета, постучала.
— Жду, заходите, — раздался изнутри хриплый басок.
Ян Макдональд стоял у окна и смотрел вдаль. Даже с порога, где замерли Джек и Доротея, было видно, что вид из окна открывался замечательный. Сумрак уже накрыл поля, но их общее расположение еще просматривалось, так же как и часть залива с прибрежными скалами. Небольшой телескоп был наведен в сторону их дома, и Доротея догадалась, что отец, не обладая заметными оперантскими способностями, следил за ними через подзорную трубу. Видно, дождаться не мог этой встречи…
— Здравствуй, папа, — окликнула его дочь.
Ян Макдональд обернулся.
— Привет, Доротея. Здравствуй, Джек… Почему бы вам не присесть?
Джек неожиданно поймал себя на мысли, что этот кабинет мало походил на обычную рабочую комнату. Скорее это был мостик на корабле с широкими окнами на три стороны. Прибавьте сюда две огромные тридикарты — на одной были изображены окрестности фермы, на другой весь континент Бейн-Биорах. Они висели по обе стороны от дверного про ема. Вся мебель группировалась в центре — массивный антикварный шотландский письменный стол, мягкое вращающееся кресло. На столе всевозможная электронная аппа ратура. В окно, выходившее на юг, был виден горный хребет. Возле этого окна стояло кресло с откидной спинкой, обтянутое темно-красной кожей, а также два складных кресла и столик для напитков.
Ян направился туда и сел в большое кресло, Доротея и Джек заняли те, что поменьше.
— Некая группа членов нашей партии уполномочила меня спросить вас, есть ли какая-нибудь надежда предотвратить войну?
— Некая группа образумилась? — Доротея изогнула бровь.
— Только, пожалуйста, не воображай, что в партии произошел раскол! — Макдональд был явно раздосадован. — Все мы по-прежнему тверды в нашем намерении покинуть Содружество. Но кое-кто в наших рядах полагает, что Марк слишком упрощенно… сформулировал наш ультиматум. Я бы хотел, чтобы ты знала — мы все еще готовы к переговорам. Мы не желаем начинать полномасштабную войну, если Содружество ее не начнет.
— Вы выбрали лидером моего брата, — ровным голосом сказал Джек. — Почему не поставить этот вопрос перед ним?
Ян ответил не сразу, уклончиво. И начал, конечно, с того, что желает быть откровенным с ними.
— Я хочу быть с вами откровенным. Руководство партии ожидало, что после демонстрации на Молакаре Содружество капитулирует. Когда же миновало пятьдесят дней, затем прошла еще одна неделя, а ваша сторона помалкивает, словно воды в рот набрала, была проведена конференция. На ней обсуждался один вопрос: что делать в новых условиях. Вы сами понимаете, что я там не присутствовал. Я — мелкая сошка в партийной иерархии, не больше чем тюфяк, у которого вдруг выросла очень важная дочь.
Он с надеждой взглянул на нее, однако Доротея холодно, не мигая смотрела на родного отца. Эта пара голубых — небесной синевы — холодных глаз, выступающих над маской, произвела на него неприятное впечатление. Что там неприятное — жуткое! Он как в колодец судьбы заглянул… Она все знала про него. И про фабрику, производившую аппаратуру военного назначения… Пусть даже у нее нет веских доказательств. Макдональд поежился и с тоской подумал, что с уничтожением Молакара дело не закончилось. Оно только началось. Если так — конец известен. Эта перспектива открыто читалась в немигающих глазах дочери.
Однако разговор вновь повел Джек.
— Предположим, вы поделитесь с нами решениями, которые были приняты на этой конференции. Ну и что?
— Я не буду скрывать, что большинство Магнатов — включая Марка — решили продолжить демонстрации, пока не начнутся немедленные и серьезные переговоры о выходе Земли из Содружества.
— Ну, а меньшинство? — спросила Доротея. — У него что, появилась капля разума после трагедии на Молакаре?
Макдональд прижал руки к груди, заговорил страстно и вроде бы искренне:
— Мы, рядовые члены партии, никогда и подумать не могли, что Марк решится на такую ужасную штуку. Мы пережили эту трагедию так же, как и вы. С другой стороны, если это правда, что крондаки задумали установить блокаду Земли или ввести эмбарго для наших колоний, тогда они заслужили то, что случилось. Но… ведь теперь не осталось ни одной удобной мишени, разве не так? Я имею в виду… ну, какой-нибудь еще один экзотический мир, который бы следовало… ну, разрушить. Остается только Консилиум Орб. Но даже если тронуть его — это уже не политика, а терроризм.
— Да, — холодно откликнулась Дирижер Каледонии. — Именно этого вы, мятежники, и хотели. Вот вы и получили то, о чем так страстно мечтали.
— Но разве нельзя что-либо сделать, Дори? Разве нет какого-нибудь способа покончить с этим? Мы знаем, что верные Содружеству Тринадцатый и Четырнадцатый флоты разослали все свои корабли к планетам, населенным людьми. Наша служба разведки установила, что на них нет оружия. Зачем же они посланы?
— Ваши сведения точны, папа. Мы не хотели использовать для передачи важных сообщений ни субпространственную связь, ни обычные средства, ни мысленный обмен. Все эти каналы открыты и уязвимы. Так что теперь мы предпочитаем курьеров. В этом деле мы не можем рисковать непониманием. Наш план должен быть ясен абсолютно всем.
Ян с надеждой посмотрел на нее.
— Значит, вы пустили в ход вашу программу ненасильственного отпора?
— Верные Содружеству люди пытаются найти выход из этой ситуации именно на путях ненасильственных действий. Но вряд ли вы можете ожидать, что мы будем обсуждать этот вопрос с вами. Хотя могу сказать еще вот что: каждый член Консилиума, верный правде и идеалам добра, вернулся на свою планету. Я сама только временно отсутствую на Земле. Мы не собираемся ни о чем договариваться с вами. Сражаться тоже не собираемся. Да, мы надеемся покончить с этим мятежом без применения силы. А насчет послания… Дэви Макгрегор направил Марку послание. Пять дней назад… Там все сказано. Мы не видим причины, по которой надо скрывать его содержание. Смысл ответа таков: экзотические расы согласились с тем, что защиту Содружества от ваших дружков должны взять на себя верные конфедерации Магнаты. А также все люди доброй воли. Да-да, только мы, люди, несем ответственность за все происходящее. Какая сторона победит в этом противостоянии — та правда сильнее. Если победите вы, человечество незамедлительно будет выброшено вон из Содружества. Если мы — Магнаты, изменившие присяге, будут изолированы. Те из числа восставших, кто не обладает оперантскими способностями, будут ограничены в правах. Эти ограничения будут жестче, чем во времена попечительства симбиариев.