— Вон та парочка, — указала Патриция, — это и есть знаменитые Кеоги?
— Точно, — ответил Питер. — Подождите, вы еще встретитесь с ними… Ага! Кажется, начинают!
Внизу к монтажной площадке в центре зала приблизился высокий, мускулистый, в черном обтягивающем комбинезоне человек. На костюме были укреплены многочисленные датчики, шею охватывал металлический обод. Как только он поднялся по короткой лестнице, он повернулся и помахал гостям рукой.
Привет! Рад, что вы посетили нас.
Даже этой короткой фразы хватило, чтобы члены делегации почувствовали его исключительно могучую сверхчувственную силу. В мысленном голосе его различались все обертоны живой человеческой речи, и прежде всего почти неземная властность. Это качество не отталкивало — смягченное доброжелательностью и искренним теплом, оно скорее притягивало. Не подавляло, а давало надежду, увлекало за собой. Даже Рори Малдоуни притих и расслабился. Марк был великолепен! Красив и дьявольски обаятелен. Сильное тело, большой нос, крупная, остриженная под ноль голова. Куда до него этому грязному типу, Первому Магнату. Это был вождь так вождь — за таким пойдут миллиарды.
Анна Гаврыс тоже не могла не подпасть под обаяние Марка. «Держи себя в руках, старуха! — предупредила она себя. — Неужели тебя тоже можно провести на мякине? Вспомни, как он вел себя на сессии — мало кто мог устоять против его чуть насмешливой улыбки. Неужели у тебя не хватит воли устоять? Chestnoe slovo, ya yemu etogo ne spushu! »[76]
Несколько месяцев назад Марк Ремилард обратился в галактическое правительство за подтверждением разрешения на производство исследовательских разработок в области церебральных генераторов. Свое ходатайство он основывал на решении сессии Консилиума, которое не запрещало ему улучшать отдельные компоненты уже созданного аппарата, где применялся модуль Е-18. Ту речь и вспомнила сейчас Анна Гаврыс. Марк тогда просто загипнотизировал делегатов. И не только людей, но и экзотиков. Конечно, потом они начали подозревать, что Марк все-таки преступил границы дозволенного и чуть-чуть надавил на присутствующих. Эта сила и обеспечила ему успех, а вовсе не логика или убедительность аргументации. С этой точки зрения позиция у Марка была слабой — доказать, что механический усилитель деятельности человеческого мозга в потенциале представляет собой угрозу, ничего не стоило. Просто надо было упомянуть о возможности создания мен тального лазера. Но этого не случилось… Подобный, несколько жульнический, подход со стороны Ремиларда к вопросу существования Содружества тогда очень встревожил Анну Гаврыс. Не имело значения, что она сама вела борьбу с Содружеством. Этот человек был способен ради достижения своей цели — в данном случае ему необходимо было выиграть время — пойти на все. Где гарантия, что он и через их движение не переступит так же легко? Вытрет ноги и двинется дальше… На подобных молодцов Анна уже успела наглядеться. Тем более что вопрос о введении моратория будет решен уже на ближайшей сессии. И не в пользу Марка.
Нельзя отказать ему в ловкости — время он выиграл, но дважды этот номер у него не пройдет.
— Вся эта масса штучек-дрючек, — Питер Даламбер между тем продолжал давать объяснения, — собранных на монтажной платформе, не что иное, как наш новый церебральный усилитель. Мы назвали его «улиткин дом». Пока это еще сырая конструкция, сляпанная наспех, но со временем мы уменьшим ее массу и сделаем более эстетичной. Видите? Техники помогают Марку влезть внутрь…
Патриция Кастелайн перебила его:
— Неужели надо самому испытывать эту штуку? Трудно было найти добровольца?
— Он всегда сам испытывает новое оборудование, — ответил Даламбер. — В этом есть определенный смысл. Значительно повышается ответственность всех технических служб, занятых разработкой и испытанием. Когда они знают, что наш замечательный руководитель проверит на себе их очередное изобретение, их не надо подгонять и контролировать. Все делается на совесть. Кроме того, как объясняет сам Марк, с его могучей метасокрушительной и сотворительной силой он имеет значительное преимущество перед любым другим испытателем. На этот раз мы проверяем не усилитель, а криогенное обору дование. Так сказать, доспехи, позволяющие значительно повысить коэффициент усиления. Видите, Марк надевает на себя эти доспехи, через которые пойдет жидкий кислород?
— Прямо на тело?! — изумился Рори Малдоуни. — Я не по нимаю. Вы имеете в виду, что в новом генераторе нет никаких шлемов и все тело участвует в усилении?
— Конструкции, в которых применяются церебральные шлемы, имеют свой предел усиления. Что-то около трехсот единиц на выходе, — начал объяснять Питер Даламбер. — Если вы имеете намерение переступить этот порог, то ваши мозги просто-напросто сгорят от напора энергии. Собственно, этот эффект едва не сгубил Доротею Макдональд на Каледонии.
— Значит, чтобы обезопасить оператора, — спросил Хироси Кодама, — его надо охладить?
— Точно. Заморозить до температуры, близкой к абсолют ному нулю.
Тем временем Марк уселся в нижней части «раковины». Специалисты тут же начали подключать к комбинезонам всевозможные трубки, кабели и датчики. Затем они надвинули щиток, и теперь голова Марка торчала над ребристым метал лическим баком размером с автомобиль.
— Сейчас будет проведена самая важная операция, — продолжал объяснять Питер. — Ему наденут шлем. На этой стадии мы пока используем модифицированный Е-18. А теперь обратите внимание на отметки на черепе Марка. Туда будут вживляться электроды. Функциональное назначение их многообразно, но главная их задача — объединить в единое работающее целое усиливающий модуль, системы криогенного охлаждения и человеческий мозг.
Мостовой кран покатил к монтажной площадке, на консоли у него было подвешено нечто, напоминающее огромную каску. В этот момент Марк взял на себя руководство испытаниями — гости услышали его голос на мысленном коде:
НАДЕТЬ ШЛЕМ.
Стейнбренер на командном пункте что-то прошептал в микрофон, укрепленный на его комбинезоне. Мостовой кран остановился, шлем медленно пополз вниз. Над самой головой Марка два техника направляли движение гигантской каски в четыре тонны весом. Вот они загнали штыри в посадочные гнезда.
ЗАДЕЙСТВОВАТЬ ВСПОМОГАТЕЛЬНЫЕ СИСТЕМЫ.
— Сейчас, после срабатывания специальных зажимов, миниатюрный фотонный луч прожжет отверстие в черепе Марка, — сказал Питер Даламбер, — и туда будет введен особый щуп. С помощью своей метацелительной силы он быстро за живит это отверстие.
ЗАДЕЙСТВОВАТЬ КРИОГЕННОЕ ОБОРУДОВАНИЕ. ВКЛЮЧИТЬ МЕТАБОЛИЧЕСКУЮ ПРОГРАММУ
— Еще больше зондов будет введено в его мозжечок и спинной мозг. В мозгу будут созданы особые шунты в нейронных цепях. Кроме того, кровообращение будет изменено. Сначала кровь пройдет через охлаждающее устройство и только потом оросит внутренние органы. Через минуту-другую температура его тела упадет на двести шестьдесят градусов.
ПОДКЛЮЧИТЬ ГЛАВНЫЙ ЦЕРЕБРАЛЬНЫЙ УСИЛИТЕЛЬ. ЗАДЕЙСТВОВАТЬ СВУ-КОМЕКС НА УРОВЕНЬ ТРИ СОТНИ.
— Привет! — удивился Питер Даламбер. — Что-то я не помню такого пункта в инструкции.
Он быстро обменялся со Стейнбренером несколькими мысленными фразами. Стейнбренер сразу помрачнел и пожал плечами. Затем вместе с Ван Виком и Крамером они встали за спинами Кеогов. Отсветы с экранов падали на лица брата и сестры. Диомид общался с компьютером через микрофон, а его сестра Диерде сидела за клавиатурой. Пальцы ее с неуловимой быстротой бегали по клавишам.
— Что случилось? — забеспокоилась Анна Гаврыс.
Ответа она не дождалась — в следующую секунду просвет лели лица ученых на командном пункте, облегченно вздохнул и Питер Даламбер.
— Испытания проходят успешно! — радостно объявил он. — Мы никак не ожидали, что Марк на самом деле доведет усиление до трехсот единиц. Мы рассчитывали, что на этот раз следует просто опробовать криогенное оборудование и убедиться в совместимости системы «человек — машина». Однако Марк сумел сразу выйти на заранее условленный предел. Сейчас он начнет снижать мощность…
ДОБАВЬТЕ ЭНЕРГИИ. ВЫЙТИ НА УРОВЕНЬ ЧЕТЫРЕС ТА. ПРИСТУПАЙТЕ!
Даламбер словно язык проглотил. Люди в командном отсеке изумленно переглянулись.
Кеог сказал в микрофон:
— Испытатель, повторите команду.
Я ЖЕ СКАЗАЛ — ВЫЙТИ НА УРОВЕНЬ УСИЛЕНИЯ В ЧЕТЫРЕСТА ЕДИНИЦ.
— Разве это возможно?! — воскликнула Корделия Варшава. Алекс Манион резко помрачнел.
— Теоретически — да, — ответил он. — Е-18 имеет почти неограниченный потенциал — то есть в сторону увеличения мощности его можно разгонять сколь угодно долго. Верхний предел устанавливают исключительно возможности человека, а не оборудования.
ДОВЕСТИ УРОВЕНЬ ДО ПЯТИСОТ ЕДИНИЦ.
— Мы же не готовы к этому, — прошептал Питер Даламбер и тут же распорядился, обращаясь к Кеогам на мысленном коде: Нивкоемслучае! Диомиднивкоемслучае!
Диомид Кеог глянул в его сторону, саркастически усмехнулся и ткнул пальцем в монитор своего компьютера: Показания свидетелъствуютчтоснимвсевпорядке & онбосс & ОН ВСЕГДА ДОБИВАЛСЯ ЧЕГО ХОТЕЛ.
ВКЛЮЧИТЬ ГЕНЕРАТОР СИГМА-ПОЛЯ SR-45. НАКРЫТЬ МОНТАЖНУЮ ПЛОЩАДКУ ЗАЩИТНЫМ ЭКРАНОМ.
Тут же техники, которые стояли возле платформы, отступили, и уже мгновение спустя «улиткин дом», где находился Ремилард, накрыла полусфера с зеркальной внешней поверхностью.
ДОБАВИТЬ ЭНЕРГИЮ. УСТАНОВИТЬ УРОВЕНЬ В ШЕСТЬСОТ ЕДИНИЦ.
Даламбер только выдохнул.
— О Боже! Если сейчас произойдет какой-нибудь сбой, ему крышка. Мгновенно испарится со всеми этими железками.
Он прошел в угол смотровой кабины, где помещался маленький монитор, и включил его. На экране появилось изображение того, что происходит под куполом. Все гости сгруди лись у него за спиной.
— Дева Мария! — воскликнул Рори Малдоуни. — Вы только посмотрите!..
Картинка на экране действительно поражала воображение — гигантская груда металла, внутри которой сидел человек, медленно всплыла над металлическим полом и потянула за собой неисчислимое количество кабелей, проводов, трубок. Она всплыла так высоко, что гигантский черный шлем теперь полностью накрыл голову человека.
— Он сделал это силой своего разума, — восторженно прошептала Корделия.
Даламбер невольно вытер пот, выступивший у него над бровями. В этот момент Патриция Кастелайн испуганно вскрикнула:
— Смотрите, защитный купол треснул сверху! Зазор все увеличивается!..
— Это невозможно, — растерянно ответил Даламбер. — Защитный купол не пробьет и батарея рентгеновских лазеров…
— Что, не веришь своим глазам? — воскликнул Манион.
Между тем зеркальный купол как бы раздвинулся, образовав два сегмента, и массивный, опутанный проводами металлический чан, накрытый фантастических размеров шлемом, плавно поднялся до уровня антресолей и остановился… Все, кто находился в помещении, застыли — обводы исполинской каски задрожали и словно полурастворились в воздухе. В центре сероватого пятна необычайно ясно проступили контуры человеческой фигуры.
Мысленный голос болезненным эхом отозвался в черепах Алекса Маниона, Анны Гаврыс, Корделии Варшавы, Патриции Кастелайн, Хироси Кодамы и Рори Малдоуни.
Я ЗНАЮ, С ЧЕМ ВЫ ПРИБЫЛИ КО МНЕ. Я ОТВЕЧАЮ — ДА… НО ТОЛЬКО В ТОМ СЛУЧАЕ, ЕСЛИ ВЫ ПОСЛЕДУЕТЕ ЗА МНОЙ.
Они так же мысленно хором ответили: Мы согласны. Все мы…
ОТЛИЧНО, заявил мозг. СКОРО МЫ ПОГОВОРИМ ОБ ЭТОМ ПОДРОБНЕЕ.
14
Из мемуаров Роджэтьена Ремиларда
Конец лета, как всегда, скверное время для книготорговцев, а уж для продавцов антикварной фантастики и говорить нечего. Книги, которыми я торгую, обычно расходятся, когда льют длинные нудные дожди, когда метет или неделями капает с крыш. Только в такую пору приятно устроиться в теплой комнате и погрузиться в приключения, которыми были так обильны старые добрые фантастические романы. Кому захочется отправляться в сказку летом, когда чудесные деньки всегда с тобой? Вот они, за окном…
Но это и к лучшему. После пытки, которую устроили мне Доротея и Джек, я все равно не смог бы обслуживать покупателей. Прежде всего я повесил на дверях своей лавчонки записку: «Отправился на рыбалку». Потом отлежался. Когда же мне надоело мять матрас, я принялся бродить по магазину. На улицу не выходил, посетителей не принимал — до меня было не достучаться. Обычно в сентябре я начинал вести курс по переплетному делу в местном культурном центре, однако на этот раз я даже не откликнулся на приглашение. Переплетным делом я занялся у себя в магазине — сначала, правда, перебрал все книги на полках, поработал с каталогом и только потом взялся за старые, ветхие издания «Фэнтези Пресс» и «Шаста Паблишере». Все они были разбиты на серии… У многих книг не было обложек, а там, где они сохранились, названия были вырваны. Работы оказалось много, и примерно за месяц я наконец одел сшитые тетрадки в обложки под мрамор, снабдил их яркими названиями, фамилиями авторов. Потом отправил их заказчику — богатому владельцу рыбоконсервной фабрики из Владивостока. Тот щедро заплатил за этот отреставрированный антиквариат.
Получив деньги — должен признаться, сумма изрядная, — я почувствовал прилив энтузиазма и на следующий день открыл магазинчик. Угадал как раз к началу занятий в Дартмутском колледже. Тут же мои постоянные покупатели и читатели сразу повалили ко мне. Жизнь стала приятней…
К несчастью, в октябре наступило резкое похолодание — в такую пору никто не ждал морозов. Почему-то непогода вновь выбила меня из колеи. На меня напала дикая хандра, все вызывало отвращение, со страхом я встречал каждый новый день.
И без конца размышлял о Дени. О Фурии…
Не мог Дени быть чудовищем. Ну никак не мог!.. И вовсе не потому, что я знал его с детства. Не потому, что он являлся образцом семьянина и любящего отца, этаким противовесом своей непоседливой жене и явно ненормальным многочисленным детишкам. Не имели значения ни его страстная любовь к орхидеям, ни долгие пешие экскурсии по Новой Англии, которые он обожал. И не потому, что после занятий в колледже он частенько заходил ко мне и мы отправлялись с ним в кафе или в паб к Денишу. Отправлялись, конечно, громко сказано: кафе располагалось за стенкой, соседняя дверь с моим магазином; до паба можно было добраться за две минуты… Мы усаживались за столик, над которым полыхал ярко-алый зонт, и вели беседу. Собственно, говорил всегда Дени — я поддакивал, притворялся, что понимаю глубину, которой он добился в своем очередном научном опусе «Основы онтологического толкования Единения Разумов».
Я прекрасно сознавал, что все эти наблюдения, факты и фактики ничего не доказывают. История пестрит бессчетными примерами сентиментальных монстров — добропорядочных, любящих семью ублюдков. Нет, дело было в другом. Я не верил, что раздвоение личности происходит столь безболезненно для здоровой части натуры. Настоящий добряк Дени может не догадываться, что за пакость завелась в недрах его сознания. Но ведь минуло уже несколько десятков лет, а в его поведении ничего — ни на йоту! — не изменилось. Как так может быть? Разве он не должен испытывать — хотя бы бес сознательно — мучительный разлад? Возможно ли это в рамках нашей человеческой натуры? Да, меня пугали скрытые метавозможности его сознания. Но у Марка, Джека, Поля, Наконец, сила была не менее, а более могучая. Вполне возможно, что один из них окажется Фурией.
Хотя вряд ли!
Я ночи не спал, сражался с депрессией, размышлял о будущем. В своих рассуждениях Анн допустила трагическую ошибку. Если, конечно, она сама не является Фурией… Я уже рассматривал такую возможность.
Как-то мне в голову пришла новая версия. Предположим, что покушения на нее, организованного на Оканагоне, не было. В этом случае Анн должна была принять участие в метаконцерте, с помощью которого дети попытались бы излечить отца. Вот тут-то и крылась загвоздка. Весь смысл метаобъединения разумов заключается в том, чтобы полностью слиться сознаниями, и если бы Анн была Фурией, она бы не могла упустить подобной возможности, Все участники метаконцерта обязательно воспользовались бы шлемами — в этом случае их сознания становятся практически беззащитны изнутри. Монстру бы ничего не стоило перебраться в одно из них. Хотя бы в разум Доротеи… Она бы невольно стала ее рабой. Да что Доротея! Фурия могла овладеть и сознанием всех остальных членов семьи и тем самым организовать новую Гидру.
Может, в этом все дело!
Этот новый взгляд на случившееся предполагал, что между Фурией и старой Гидрой произошел разрыв. Парнеллу и Мадлен вполне могла не понравиться идея появления в их дружной компании девяти новых членов. Может, поэтому они и организовали покушение на Анн/Фурию, чтобы предотвратить подобное развитие событий. Когда же покушение не удалось, они решили избавиться от меня, чтобы замутить воду.
Глупости! Все это слишком изощренно и замысловато. И главное — глупо. В таком случае надо признать, что Гидра каким-то образом вышла из-под контроля Фурии, что само по себе маловероятно. Вот еще один довод: в этом случае теряется смысл существования системы «Фурия — Гидра» и все те разговоры, которые вела Фурия о Втором Содружестве, оказываются пустым звуком. Поверить в то, что Фурия является мелкой мошенницей, уж никак нельзя.
Тогда остается еще одна возможность. Носителем монстра является неизвестное нам лицо.
Но только не Дени. Это исключено. Абсолютно!..
Вот что меня допекало в те дни, вот почему я никак не мог справиться с депрессией и взять себя в руки. Я не знал, что ждет меня впереди!
Ти-Жан и Доротея рьяно взялись за исполнение плана. Им-то что, они — энтузиасты! Эх, молодость, молодость… Мне было очень жаль Дени — являлся ли он Фурией или нет. После той операции, которую проделали со мной эти счастливые новобрачные, я с ужасом представлял, что ждет Дени.
Я не питал иллюзий, что мне удастся остановить экзекуцию. Дело зашло слишком далеко. Оставлять эту мразь на свободе было нельзя, иначе крови не оберешься. Метапсихическое изгнание злого духа должно было быть проведено, как планировалось.
Больше того, мне предстояло сыграть в нем активную роль.
Джек согласился с мнением Анн, что только в мое сознание Дени никогда не посмеет вторгнуться. Так что мне предписывалось исполнить роль Иуды, который должен был заманить Дени в его Гефсиманский сад. Потом за Дени возьмется метаконцерт — в это время я мог отдохнуть, лихо станцевать с Люсиль или другим членом семейства, которое соберется на Рождество, вкусно отужинать. Ага, наесться до отвала. Или лучше напиться!..
Веселенького Рождества вам, ребята! Пусть ничто не помешает вам возблагодарить Господа за дары.
Вот и Дени явится с подарком. Не знаю только с каким — может, это будет жизнь. А может, смерть.
К ноябрю от всех этих размышлений я совсем зачах. Спал с лица, меня вконец измучила бессонница. Даже Кайл Макдональд, мой дружок и сочинитель фантастических романов, обратил внимание, что с каждым днем я выгляжу все хуже и хуже. Я сослался на любовные неудачи — мол, опять мне от ворот поворот. При этом должен заметить, что в течение последних восьми месяцев я сохранял целомудрие.
Он хмуро выслушал мои объяснения и заметил:
— Парень, тебе следует отвлечься. Давай-ка я займусь этим.
Двумя днями позже, в дождливый полдень, он прилетел ко мне на рокрафте. Совершил посадку возле моего дома и вошел в магазин через черный ход. Шел и ухмылялся…
— Собирай вещички! — поднимаясь по лестнице ко мне в квартиру, крикнул он. — Прихвати на дорогу что-нибудь из еды! В эти выходные в честь праздника Всеобщего разоружения в Лионе пройдет трехдневный семинар по вопросу угрозы, которую представляет Галактическое Единство. Я попытался было отбиться и остаться дома, но ничего не вышло. Ее Ученое Величество берет меня с собой, как, впрочем, и Салли Ла-пидус… А также тебя!
— Меня? Во Францию?.. Прямо разбежался! Спал и видел, как бы мне поскорее очутиться во Франции..
Кайл не обратил никакого внимания на мои крики — тут же спустился в магазин, принялся тушить свет, закрывать засовы, включил сигнализацию. Вывесил на двери табличку: «ЗАКРЫТО»… Одним словом, распоряжался как у себя дома.
— Давай пошевеливайся, не испытывай терпения Маши — она дожидается нас в рокрафте. Пригласить тебя настолько же ее идея, насколько и моя.
Это точно: перечить Маше Макгрегор, известному психотерапевту, ярой стороннице мятежников, любимой племяннице Дэви Макгрегора, — себе дороже. Ее пылкий характер был хорошо известен. Правда, Кайл мало в чем уступал ей. Вот уж неукротимая парочка! И в то же время — не разлей вода!.. Вот о ком с полным основанием можно сказать: милые бра нятся — только тешатся.
— С чего это вдруг ты решил, что я вот сейчас все брошу и помчусь за тридевять земель развлекаться?! Да еще на какую-то идиотскую встречу заговорщиков!.. — Хандра требовала выхода, однако Кайл и слушать не стал — схватил меня за руку и поволок в спальню собирать вещи.
Кот настороженно следил за нами, потом тревожно замяукал. И был прав! Кошки всегда правы!.. Мне не следует никуда отлучаться. Томиться духом, страдать, изнывать от тоски лучше всего в знакомом месте, в родном доме. Однако этому ублюдку в клетчатом кильте разве можно было что-то объяснить? Он хоть и ниже меня ростом, но силен, чертяка, как дьявол.
— Симпозиум, — он жарко зашептал мне на ухо, — только повод, чучело ты канукское! Мы погуляем по городу. Пока эти две тронутые будут тешиться обвинениями и прочей чепухой, мы с тобой осмотрим достопримечательности и выпьем от души. Одним словом, отлично проведем время.
— Но зачем так далеко?..
— Вздор, вздор! Это не расстояние для моего нового ро-крафта, ты посмотришь, какой у меня красавчик! Всего несколько часов полета — и мы в Лионе! Ты только представь себе: заходим в ресторан… Какой ты предпочитаешь — «Пирамиду», «Жорж Бланк», «Поль Боку», «Ля Me Жи»? Выбирай любой!.. Отведаем настоящего бургундского. Курочка в винном соусе, суп из трюфелей, жареный рубец. Все меню два раза. Вздор, вздор!.. И говорить не о чем, собирайся скорее..
— Рубец?! — возмутился я. — Да меня от него тошнит!..
— Тогда лягушачьи лапки. Просто наслаждение!.. Наконец ему удалось впихнуть меня в мою собственную спальню. — здесь мое сопротивление ослабло, сил больше не было, и он с победным видом поволок меня к шкафу.
— Итак, что возьмем? Конечно, вечерний костюм… — Пиджак и брюки прямо с вешалкой полетели на кровать. — Теперь что-нибудь попроще. Не забудь нижнее белье, — это он говорил мне, выкидывая мои же вещи на постель. — Роджи, не вешай нос. У тебя есть шанс. Во-от такой!.. Салли как раз разошлась со своим экономистом, он опостылел ей до чертиков. Так что тебя, возможно, ждет небольшое приключение…
Я призадумался. Салли Лапидус… Я встречался с ней во время посещения Катрин. Салли работала у нее в Метапсихическом педагогическом институте, она была практикующим психологом. Доротея, помнится, обучалась у нее азам метапсихологии. Она, конечно, не такая пышная, как Маша, и, возможно, не такая красивая, но шарм у нее есть. Это точно. Одевается так, что закачаешься, и после оздоровительных процедур выглядит вполне-вполне. Очень выразительные глаза, живые манеры, не ломака и в то же время умеет себя подать. «С другой стороны, — с тоской подумал я, — чем я отличаюсь от кучи засохшего собачьего дерьма? Кайл слишком оптимистично оценивает мои достоинства».
Так я и стоял в растерянности посреди спальни, в то время как Кайл неутомимо запихивал мои вещи в дорожную сумку. Неожиданно он взглянул на меня — видно, догадался, что со мной творится, — подошел, положил руку на плечо и сказал:
— Поехали, дружок. Что ты теряешь? Деньжонки у меня есть…
Я, словно просыпаясь, посмотрел на него и спросил:
— Почему бы и нет?
Все-таки неплохо проветриться. Что толку томиться в одиночестве, в этой мрачной лавчонке! С Кайлом я чувствую себя совершенно свободно — сколько раз мне приходилось стряпать ему ужин на скорую руку, когда он и Маша вставали в оппозицию друг к другу. Деньжата у него и в самом деле водились, особенно после того как его последний сатирический роман «Месть слабо взаимодействующих тяжелых частиц» имел успех…
Наконец мы вышли на грязный тесный двор, где приземлился его новенький «ламборджини». Как только мы взобрались в кабину, Маша тут же заметила:
— Вовремя! Мне уже надоело ждать этих двух типчиков.
Между тем Салли встретила меня мягкой приглашающей улыбкой, подвинулась, и мы очень удобно разместились с ней на заднем сиденье. Скоро я почувствовал, что мое настроение резко пошло вверх.
Через три часа полета мы приземлились в прекрасной Франции. Все это время я спал — проснувшись, выслушивал шуточки, которые дамы отпускали в наш адрес, узнал много нового из жизни оппозиционеров. Как обухом меня ударила новость, что на ближайшей сессии Консилиума Марк выступит в поддержку мятежников.
Добравшись до отеля «Палас Белькер», уже в холле мы встретили старых друзей Маши, с которыми она работала в Эдинбургском университете. Они настояли, чтобы мы поужинали с ними в легендарном «Бистро де Лион». В знаменитом кафе было многолюдно и шумно, люди переговаривались на стандартном английском, кое-где слышалась французская речь. Устрицы, говядина по-татарски[77], куриный бульон с равиолями[78], кувшины молодого, придающего бодрость вина — все здесь веселило сердце и согревало душу. Я пил и ел и с интересом прислушивался к беседе, которую завели теоретики мятежного движения.
Еще год назад я не обращал внимания на разговоры, касающиеся Единства, то есть конечной цели, ради которой и создавалось Галактическое Содружество. Вскоре эта тема стала одной из животрепещущих, когда верные идеям Содружества метапсихологи из Парижского университета открыли давно предсказываемое экзотиками-учеными явление самопроизвольного пробуждения у отдельных людей сверхчувственных способностей. Такое, как утверждали экзотики, обязательно должно было случиться, как только численность человечества перевалит за определенную величину. Кроме того, они утвер ждали, что подобные случаи будут множиться и множиться, и, мол, это есть ярчайшее подтверждение того факта, что мы, люди, находимся на пороге великого метаобъединения, что является ступенью ко всеобщему Единению Разумов в пределах всей Галактики. Ученые, придерживающиеся взглядов оппозиции, с пеной у рта принялись доказывать, что ничего по добного в природе не существует, а даже если и существует, то не имеет никакого отношения к навязываемому человечеству так называемому Единству, в котором они предпочитали видеть форму закабаления людей, попытку повернуть их с пути естественной эволюции.
Дени[79] пытался объяснить мне, что сверхчувственное восприятие и силы, им порождаемые, есть высшая гармония, которой может добиться разум как космический фактор на пути своего становления. Это явление есть необходимый итог биологической эволюции. В пример он приводил живую клетку, ее способность объединяться с другими родственными клетками в цельный организм. Это ведь тоже не сразу далось — миллионы лет прошли со времени образования простейших, прежде чем они «научились» сливаться в нечто более сложное. Здесь вполне можно провести аналогию и с развитием рода человеческого от отдельных семей, родов, племен к единому человечеству и даже к единой галактической цивилизации. Он рассказал мне, что причисленный ныне к лику святых монах-иезуит Пьер Тейяр де Шарден рассматривал подобную возможность еще в 30-х годах XX века. Единение сознаний, по его мнению, являлось тем средством, которое ускорит эволюцию человеческой расы. Собственно — тут Дени начинал немного горячиться — подобные же выводы вытекают и из системной теории. Когда же он пытался объяснить основные положения этой теории, я немедленно засыпал.
Несмотря на все усилия Дени объяснить мне что к чему, ни Единение Разумов, ни прочие попытки превратить человечество в нечто огромное, цельное, миллиардоголовое, как-то не занимали меня. Если честно, то подобные рассуждения пугали, навевали ненужные в нашей жизни мечты, открывали перспективы, от которых кружилась голова. Зачем мне это? Все тридивизионные страшилки не шли ни в какое сравнение с этим многоликим, с неисчислимым количеством голов страшилищем, в которое должно было обратиться человечество. Стоило мне задуматься над этим, как тут же начинала кружиться голова. Я терялся. Я терял нить или опору, которая помогала мне жить. Всю жизнь я привык полагаться на самого себя, и делиться самым заветным с остальными не входило в круг моих желаний. Мои мысли — это мои мысли, и ничьи больше!..
Пусть они неглубоки, зациклены на земных вещах — на вине, например, — но я не видел в этом ничего плохого. Своими мыслями я никому не приносил вреда. Поступками, кстати, тоже… Своим маленьким старческом умишком я догадывался и о более тревожных вещах — не является ли это самое мета-единение новым изданием все той же сказочки о светлом будущем? О рае на Земле?.. Все те же романтические бредни о всеобщем счастье, об искоренении зла… Понимаете ли вы меня? Если все мы начнем думать вместе, шагать в ногу, все разом начнем искать правду, то разве исчезнет первородный грех? Разве не будет больше злобы, ненависти, лжи, зависти? Разве мир и любовь начнут править звездами?
Я не прав?
Ну-ну, блажен, кто верует.
Может, для симбиариев, гиев, полтроянцев и даже лилмиков это верно, но что касается человечества, то извините-подвиньтесь. Мы каждый сам по себе, и, кроме того, я не верю, что царство Божие на земле воссияет, стоит нам только в один голос запеть псалом. Если измерить количество зла, скопившегося в наших душах, и если все зло разом выплеснуть на других, то-то резня начнется! Стоит только вообразить сию библейскую картину, и хоть в петлю лезь! Если подобный исход — венец естественной эволюции, то лучше уж умереть всем сразу. Сейчас!..
Я не обманываюсь насчет своих соплеменников. Кое-кто называет нас детьми. Хороши детишки, любимым развлечением которых является постоянное кровопускание. Прими тивны мы — это да. Дики, злобны — тоже есть, но главное — мы индивидуалисты до мозга костей. Так что, господа хорошие, рановато нам в святое Единство. А может, Единство тоже не готово принять нас? Поразмышляйте об этом на досуге…