Кью пришел к выводу, что совершенно забыл, как любит свою дочь. Он любил ее точно так же, как когда-то любил Эми, просто за то, что она есть на свете. В погоне за успехом он задвинул это чувство на задний план. Кью стало стыдно.

Проведя Рождество в полном одиночестве, он наконец-то понял, что совершил чудовищную ошибку, отказавшись от родной дочери. В январе он отправил на поиски Фиби сыщика детективного агентства Алдервика Питера Уикса. Однако ничего утешительного так и не удалось узнать. Какой-то бродяга в Данбаре выдал агенту, что девушка осталась зимовать на острове Мей. Уикс навел справки и об Алексе Хосмене. Оказалось, что это заслуживший немало наград участник англо-бурской войны и весьма уважаемый человек на севере. Филиппу Кью оставалось только молиться, чтобы он не причинил дочери никакого вреда.

В феврале, когда несколько сгоревших кварталов Ипсуича стали отстраивать, Филипп слег с сердечным заболеванием. Пролежав не меньше месяца в постели, он все же нашел в себе силы выздороветь.

Без особого труда ему вновь удалось восстановить свое прежнее положение в ипсуичском высшем обществе. Кью не был вполне уверен, почему и каким образом это случилось, но его вновь стали приглашать в самые приличные дома. Самое смешное, что теперь это его уже совершенно не волновало. Он уже окончательно понял, что готов заплатить любую цену для того, чтобы вернуть Фиби.

На дворе стоял март, и, пожалуй, самое потрясающее за этот месяц приглашение заставило Филиппа приехать в город на деловую встречу. Приняв от официанта стакан виски и сигару, Кью откинулся в кожаном кресле и стал ждать.

Саймон Кросби появился, подобно блудному сыну, с протянутой для рукопожатия ладонью и застенчивой улыбкой, игравшей на губах.

– Не знаю, как и благодарить вас за то, что вы соизволили прийти, Филипп.

Теперь Кью стало ясно, почему двери высшего света вновь распахнулись для него. Должно быть, все это устроил Саймон. Ему хотелось рассердиться на Кросби за то, что тот отказался от его дочери, но ведь и сам Филипп поступил подобным образом.

– О чем вы хотели поговорить со мной?

Кивком головы Кросби приказал официанту принести еще выпивки. В этом клубе его очень хорошо знали.

– О вашей дочери, – произнес тот, – поверьте мне, сэр, я не перестаю думать о ней.

Кью вспомнил о последней сплетне, которую слышал.

– А мне казалось, что вы позабыли о Фиби с тех пор, как были помолвлены с мисс Палмер. Еще одна богатая наследница. Конечно; не такая красивая, как моя девочка, но что делать.

– Это ошибка, – скривился Филипп, потягивая бурбон. – Эта особа внезапно разорвала помолвку. Женщины забыли о своем месте. А я был таким дураком, Филипп. Ведь мне всегда была нужна только Фиби.

– Фиби или ее состояние? – напрямую спросил Кью. Бровь Кросби в удивлении поползла вверх.

– Вы делаете мне больно, сэр. Но если вы даже и решили не благословлять нашего брака, я не изменю своего решения. И мне плевать, что ее осквернили и искупали в грязи. Вы даже можете лишить ее наследства. Все равно я хочу ее вернуть.

«Великолепная речь», – подумал про себя Филипп, но, несмотря на весь цинизм, на сердце у него стало легче. Саймон Кросби прекрасно понимал, что теперь за Фиби дадут куда большее приданое…

– В таком случае, мы договорились, – промолвил он. – Я тоже хочу вернуть свою дочь.

В начале апреля, лежа в объятиях Алекса, Фиби услышала какой-то шум. Не открывая глаз, она попыталась угадать, что же это такое. Пушок угрожающе зарычал.

Весенняя распутица наступила так быстро, что почти каждый день происходило нечто новое. Например, вчера, разлившийся ручей смыл бобровую плотину.

Почувствовав, как вздрогнул Алекс, девушка еще крепче прижалась к нему. Алекс всегда старался вставать с первыми лучами солнца. И потому она всегда пыталась найти какой-нибудь способ, чтобы задержать его в постели подольше. Особой сложности это не представляло. Пару сонных поцелуев, подсказывающие ласки – и он вновь начинал предаваться любовным утехам вместе с ней. Потом они опять уснули, и Фиби совершенно забыла рассказать молодому человеку о том утреннем незнакомом звуке. Быть может, это сосулька упала с крыши.

Но когда девушка услышала этот звук во второй раз, то поняла, что это не сосулька.

Она вскочила с постели, натягивая ночную рубашку. Собака громко залаяла. Алекс, надев штаны, бросился к дверям.

Но было уже слишком поздно. В хижину ворвались четверо мужчин и три пистолета нацелились в грудь Хосмена. Он попятился, прикрывая собой испуганную девушку.

На мгновение все затаили дыхание.

– Отец! – еле слышно проговорила Фиби. Он очень сильно изменился. В длинном черном плаще Филипп Кью казался куда меньше ростом, чем был раньше. Его прежде цветущее здоровьем лицо теперь побледнело. Девушке сразу же пришло на ум, что отец болен.

Она выступила вперед, заслоняя Алекса, но он оттолкнул ее в сторону, и тотчас раздался звук взводимых курков.

– Нет! – закричала Фиби, пытаясь встать рядом с любимым. Ей было все равно, что она в неглиже и ее отец и трое посторонних мужчин видят ее сейчас босой и простоволосой.

– Ты не посмеешь, – прошептала девушка. – Ты не посмеешь открыть здесь стрельбу. – Посмотри внимательно, принцесса, – сказал Алекс, – они смогут сделать все, что им заблагорассудится.

Он попытался высвободиться из ее рук.

– Пусти меня. Они пришли за мной.

– Ни за что, – Фиби крепко сжала руку Хосмена. – Я не позволю им тебя застрелить!

Встретившись с яростным взглядом отца, она поняла, что Филипп Кью сейчас способен на все. Будучи безоружным, Алекс не смог бы себя защитить, а отец не пощадил бы его.

– Похоже, ты прячешься за женскую юбку, – презрительно процедил Кью, обращаясь к Алексу.

– Скажи своим людям, чтобы они вышли! – выкрикнула Фиби.

– А какого черта ты здесь делаешь, Кью? – поинтересовался Алекс.

– Я прибыл сюда, чтобы забрать то, что принадлежит мне.

– А почему же ты не пришел раньше? – резонно спросила Фиби.

– Я не веду переговоров с преступниками, – ответил Филипп.

– Даже если они представляют мои интересы? – с дрожью в голосе переспросила Фиби.

Пушок угрожающе зарычал. Отец смотрел на нее так, словно перед ним был совершенно незнакомый человек.

– Я могу себе только представить, что тебе пришлось вынести. Пока ты находилась в руках этого сумасшедшего. Поедем домой, дочка… – он потупил взор. – Я был в большом смятении после того, что произошло в ночь пожара. Прости меня, Фиби. Прости и возвращайся домой. Прежнее послушание как будто бы вновь ожило в ее душе. Ведь голос отца звучал так искренне, так убедительно… Девушка понадеялась, что они с отцом, в конце концов, простят друг друга.

– Прикажи своим людям выйти вон, – повторила она. – Я с места не сдвинусь, пока ты это не сделаешь.

Фиби почти физически почувствовала, как у отца перехватило дыхание от прежде неслыханной непримиримой твердости в ее голосе. Он в нерешительности помедлил, а потом громко стукнул тростью об пол. Мужчины опустили револьверы, но тем не менее держали курки взведенными. В тусклом утреннем свете девушка узнала в них людей Джона Алдервика – наемных сыщиков. Интересно, сколько заплатил им отец, чтобы они приплыли сюда?

– Как ты меня нашел? – спросила Фиби. -Откуда ты узнал, что мы остались зимовать на этом острове?

– Я провел частное расследование.

Да, Алдервик и впрямь знал свое дело. Быть может, они даже шантажировали Грозного Рика.

– Я болен, – еле слышно промолвил отец. – Ты нужна мне сейчас как никогда. Поехали домой, дочка.

Она посмотрела на его ввалившиеся щеки и черные круги под глазами.

«Ведь это мой отец, – внушала себе Фиби. – Мой отец». Он был человеком, доброта которого крылась в сокровенных глубинах души. Его еще можно было спасти.

– Пойдем, – повторил Кью, указывая тростью на дверь.

– Алекс поедет со мной, и на этом закончим.

– Ни о чем не волнуйся, – заискивающе улыбнулся отец. – Все, что тебе понадобится, уже находится на борту моего парохода.

– Делай, что он говорит, – прошептал Алекс. – А там видно будет.

Они быстро оделись. Сыщики были безмолвны и безлики, словно иностранцы, однако не сводили с Хосмена глаз. Когда они вышли на крыльцо, Фиби все еще держала любимого за руку.

У причала стоял огромный пароход.

– Не отходи от меня, – прошептала девушка Алексу.

Внутри у нее все похолодело. Отец сказал, что на пароходе она найдет все необходимое, но он ни словом не обмолвился об Алексе.

Конечно, девушке не хотелось верить в коварство родного отца, и тем не менее она внезапно остановилась, как вкопанная.

– Я хочу, чтобы ты посмотрел на свою шахту, – сказала Фиби, поворачиваясь к отцу. – Ту самую, что должна была сделать этот поселок процветающим.

«И откуда в ней появился этот властный, уверенный тон?»

Девушка поймала на себе удивленный взгляд отца и решила, что не только будет тянуть время, но и заставит человека, виновного в гибели восьмерых людей, посмотреть на то, что он натворил.

Толкая впереди Алекса, мужчины шли почти что строем. Они шагали по хлюпающей весенней грязи. Хосмен не знал, зачем Фиби решила привести сюда своего отца, и все время старался быть начеку. Инстинктивно ему хотелось повернуться и затеять драку, но риск был слишком велик. Он боялся за Фиби. К тому же нежелательно было, чтобы его пристрелили прямо у нее на глазах.

С тех пор, как они устанавливали доску для Кристиана, снег уже значительно стаял. Восемь голых могильных холмиков возвышались на холодном ветру. С деревьев капало. Собака носилась, как угорелая, явно смущенная прибытием чужаков с большой земли.

Зияющий провал шахты смотрелся, как заснеженная рана на промерзшей земле. Филипп Кью подошел к краю забоя, жестом приказав своим телохранителям оставаться на месте. Он стоял там довольно долго, и вид у него был куда более человечный, нежели мог себе представить Алекс. Сощурившись, Кью прочел слова, вырезанные Хосменом на памятной доске.

Повернувшись к Алексу, Филипп едва заметно кивнул, и стало ясно, что дело добром не кончится.

– Не скажу, чтобы я сожалел, потому как это все равно не поможет, – еле слышно промолвил Кью. – Но мы все-таки заплатим те суммы, что вам необходимы.

Алекс посмотрел в глаза человека, погубившего столько душ, и не испытал при этом абсолютно ничего. Убийственная ярость прошла. К тому же Филипп Кью подарил жизнь Фиби. Как хорошо, что он не убил его в Ипсуиче. Кью не стоит погибели вечной души.

– Откупиться тебе не удастся, – процедил Хосмен. – Ты будешь гореть в аду, и неважно, кто тебя туда отправит.

Кью и бровью не повел. Лишь костяшки сжимавших трость пальцев побелели.

– Ты обесчестил мою дочь, ублюдок…

– Отец, прекрати! – закричала Фиби. Растрепанная, она походила на вагнеровскую валькирию. – Хватит об этом. Алекс Хосмен спас меня от бесчестья. К сожалению, я не могу тебе всего рассказать. Он относился ко мне с честью и уважением, достойных салонных джентльменов. И я люблю его, папа!

Алекс замер от удивления. Он догадывался об этом, но никогда не думал, что услышит от девушки такие слова. Но Хосмен прекрасно понимал, что признание любимой ничего не изменит.

– Вы воспользовались наивностью моей дочери, – обратился к нему Кью. – Но зачем? У вас ведь нет будущего, и вы ничего не сможете ей предложить. Сам решай, как будем: по-плохому или по-хорошему, – едва сдерживаясь, произнес Кью, переходя на шепот. – Пусть она с грустью вспоминает о времени, проведенном здесь, но только не разбивай ей сердце. Отпусти ее, черт тебя дери…

И в этот миг Алексу стали очевидны две вещи: хладнокровный Кью и впрямь заботится о своей дочери, да еще хочет завести его, Алекса, подальше в лес и пристрелить там, как собаку.

Хосмен промолчал и отошел от края шахты. За спиной он слышал неуверенные шаги Кью.

– Доставьте мою дочь на борт, – крикнул сыщикам отец Фиби.

Девушка бросилась к Алексу.

– Я не оставлю его! Он поедет со мной… Самый высокий сыщик с черной повязкой на глазу встал у нее на пути. – Не надо усложнять ситуацию, – проговорил Кью, беря ее за руку. – Если ты мирно уйдешь отсюда, мы оставим ему жизнь. А если ты будешь и дальше меня сердить, то это отразится на его здоровье.

– Иди, – скомандовал Алекс. – Зиме пришел конец. Ты не можешь далее оставаться здесь.

Фиби словно получила пощечину.

– Да нет же, я вполне могу остаться…

– Твой отец прав, – с трудом выдавил из себя Алекс. – Ты ведь здесь чужая… Всему, что здесь было, теперь пришел конец.

Не веря, она вглядывалась в лицо мужчины и плакала. Хосмену так хотелось успокоить ее, сказать, чтобы она не боялась, не переживала за него. Алексу был известен лишь один способ, как это сделать, – солгать. Ибо если он скажет правду, Фиби будет страдать до конца своих дней. А этого Алексу хотелось меньше всего на свете.

– Прибереги свои для слезы для кого-нибудь другого, принцесса. Для меня ты была всего лишь возможностью отомстить.

От удивления девушка открыла рот. Лицо ее побледнело.

Алекс в последний раз посмотрел на Фиби. У нее был просто ангельский лик. Трудно было поверить, что еще утром он проснулся в ее страстных объятиях. Подумав об этом, Хосмен отвернулся.

Фиби удивилась тому, что два сыщика остались на острове, в то время как она с отцом села в одну из шлюпок, стоявших у причала. Они поплыли к ожидающему в гавани пароходу.

Оказавшись на палубе, девушка вцепилась в ледяные поручни ограждения борта. «Ты была для меня лишь возможностью отомстить…» Алекс, ни разу не солгавший ей, произнес эти слова с ужасающей твердостью. Сейчас она его ненавидела.

Ненавидела за то, что он солгал. Он любил ее. Любил ее и тем не менее заставил уплыть.

Услышав, как подошел отец, Фиби посмотрела на него ничего не выражающим взглядом.

– Я тебя никогда не прощу!

– Дорогая, все это лишь ради твоего счастья, Вот увидишь. А теперь пройди в каюту, там тепло и…

Со стороны острова донесся приглушенный звук выстрела. Собака с остервенением залаяла.

– Что это? – спросила Фиби.

– Сама понимаешь, этот сумасшедший представлял большую опасность, – нервно зашептал отец. – И если бы мы оставили его в живых, у нас возникло бы немало проблем.

Девушка превратилась в каменное изваяние. Она видела, как два оставшихся на острове сыщика сели в шлюпку и стали быстро грести к пароходу. Испустив пронзительный крик, Фиби попыталась броситься за борт.

Чьи-то сильные руки не позволили ей этого сделать. Девушка кричала, царапалась и отбивалась, но, в конце концов, ей заткнули рот. От резкого запаха хлороформа у нее потекли слезы. Море превратилось в сверкающую бесконечность, и Фиби показалось странным, что она тонет, несмотря на то, что ей так и не удалось прыгнуть в воду.