ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Дни их были заполнены процессом элементарного выживания, но по вечерам делать было нечего. Разве что сидеть у печи и читать книгу или рукодельничать. Фиби пристрастилась к вышивке, а Алекс решил отправиться на подледный лов рыбы и часами просиживал за столом, изготавливая рыболовные крючки, которые казались такими крохотными в его медвежьих лапищах.

Будучи поглощенным работой, Хосмен внезапно заговорил с девушкой о книге, которую недавно прочитал, – «Происхождение видов» Чарльза Дарвина.

– А ты знаешь, что мой пастор предал эту книгу анафеме и запретил своей пастве ее читать? – проговорила она, не отрываясь от рукоделия.

Алекса эта фраза чрезвычайно удивила.

– Он что, считает, что если запретит людям читать, то тем самым уничтожит идеи?

– Думаю, что да.

Фиби уже много недель не вспоминала о докторе Мэйне и своей жизни в Ипсуиче. А ведь в ночь пожара она должна была пойти на его лекцию вместе с Саймоном. Девушка нахмурилась, представив, что все могло бы сложиться иначе, пойди она в тот вечер вместе со своими подружками.

– Ты думаешь, что кто-то имеет право учить людей, что им стоит читать, а что нет? – не унимался Хосмен. – И как именно им следует думать?

– Честно говоря, я как-то об этом не думала. Мой отец всегда говорил, что всякий поступок куда важнее философских разглагольствований.

Фиби поразило выражение лица Алекса.

– Тебе, что, неприятно думать о моем отце как о человеке, а не чудовище?

Рука Хосмена сжалась в кулак.

– Он – чудовище, потому что заставил страдать слишком многих.

– Но, Алекс, неужели ты не понимаешь, что уже уничтожил его.

Сев на скамью у печи, девушка снова принялась за вышивку. Несмотря на то, что отец был для нее тайной, кое-что она уже поняла очень ясно.

– Думаю, ты не понимаешь, сколь важно для меня было выйти замуж за Саймона Кросби. Тогда бы мой отец смог получить то, чего не купить ни за какие миллионы, – респектабельность и допуск в высшее общество нашей страны. Ведь Кросби признает даже Британский королевский дом. Мое вхождение в это семейство стало бы венцом достижений отца. Он уже спал и видел, как его мечты воплотятся в жизнь. Но ты их похитил. Неужели тебя это не удовлетворяет?

При упоминании о Саймоне на лице Алекса отобразилось полнейшее презрение.

– По-моему, я только раз съездил по морде твоему женишку и даже кожи на костяшках не содрал. Будь ты моей суженой, я бы в отличие от него точно спас бы тебя в ночь пожара. Фиби задумалась.

– Мне надо было спасаться от вас обоих… Она не договорила. Не следовало обсуждать глубоко личные вещи с Хосменом.

Алекс замолчал, и девушка решила, что он больше не будет касаться данного предмета. Но спустя некоторое время Хосмен спросил:

– А как же ты, принцесса? О чем мечтаешь ты? Неужели женщины, подобные тебе, тоже готовы пойти на все, лишь бы добиться высокого положения в обществе?

– Не буду лгать тебе. Есть женщины, вроде меня, готовые отдать жизнь, лишь бы добиться определенного статуса.

– Что ты имеешь в виду?

– Мое положение в обществе и то, как относятся ко мне «нужные» люди, – вот что важнее всего для меня в этой жизни, – иголка молниеносно вонзилась в ткань.

– Да? Неужели?

– Именно так оно и было… но до пожара. Важно теперь лишь то, что не сгорело в огне. Знаешь, сущее потрясение – узнать, что прежде ты была марионеткой в чьих-то честолюбивых руках. А самой собой – никогда.

Алекс усмехнулся, и Фиби было любопытно, сделал ли он это преднамеренно, чтобы скрыть удивление, вызванное ее откровенностью.

– Ну, так кем же ты была? – спросил Хосмен.

Девушке с трудом удалось скрыть невольную улыбку. Он и впрямь понимал все буквально.

– Я имею в виду, что никогда прежде не поступала по велению своего сердца. Я всегда оправдывала чьи-то ожидания. В частности, ожидания моего отца. Этому меня учили с пеленок. А также чаяния Саймона Кросби и его семейства. Я никогда не думала о себе. Я позволяла другим диктовать мне, кто я такая и как именно мне следует поступать.

– Ну а теперь? – Алекс стал продевать леску в только что изготовленный крючок.

– А теперь я просто не знаю, что мне предпринять. Отец отказался от меня, потому что теперь я не представляю для него никакой ценности, – Фиби проглотила подступивший к горлу комок. – Теперь и для тебя я тоже не представляю ценности. Иными словами, ты рисковал впустую.

Хосмен снял очки и внимательно посмотрел на девушку. От этого взгляда Фиби невольно покраснела. В висках гулко застучали молоточки.

– Все, чему меня учили прежде, в данных обстоятельствах абсолютно неприменимо. Так что, судя по всему, теперь я – табула раса. По латыни…

– Знаю, знаю. Чистая доска, – рассмеялся Алекс, прочитав в ее глазах крайнее удивление. – Вот вам, принцесса, и очередной пример троглодитской эрудиции.

Фиби стало немного стыдно из-за того, что она считала Хосмена неграмотным лишь потому, что у него не было формального образования. Но дни, проведенные в хижине, помогли девушке заглянуть в его душу. Она открыла для себя мужчину, любившего книги и науку не меньше мистической красоты этого острова.

За долгие северные зимы Алекс Хосмен получил образование не хуже университетского.

– Никогда – это долго, – промолвил он.

– Так же, как и вечность.

– И что же вы намерены делать со своей вечностью, мисс Табула Раса? Перепишете историю заново, станете другой?

– Думаю, что да, – ответила девушка, разглаживая руками вышивку. Если бы у нее был выбор, то кем бы она предпочла стать? – Я всегда была дочерью Филиппа Кью, а потом еще и невестой Саймона Кросби. Но никогда прежде мне не удавалось быть самой собой.

Прошел всего лишь час после того, как рассвело, а Алекс уже поймал две рыбины. Пальцы на руках и ногах все еще болели. Сейчас он стоял и грелся у печи, ожидая Фиби, которая вышла на двор по нужде. Когда она вернулась и села за стол, то выглядела куда бледнее обычного. «Похоже, она больна», – подумал Алекс. Он хотел что-то сказать, но постеснялся спрашивать ее о здоровье. Если с мисс Кью действительно было что-то не так, она все равно ничего бы ему не сказала.

Но уже не впервые Хосмен замечал, что после завтрака Фиби тошнит. Он не мог не вспомнить о том неприятном разговоре с Грозным Риком в день эвакуации с острова. Что касалось Ричарда, то он редко когда ошибался.

Алексу стало не по себе. Беременна? Только не Фиби! Ну как такое могло приключиться? Она ведь так невинна и, судя по всему, неопытна. Ей-то даже прикоснуться к мужчине страшно. Да этого просто не могло быть.

Но она собиралась замуж, и, судя по всему, это была всего лишь очередная выгодная сделка Кью. Когда девушка узнала из телеграммы отца, что «более непригодна для брака», то воскликнула, что «уничтожена». Неужели она имела в виду именно это?

Симптомы были слишком очевидны. Алекс попытался вспомнить, отстирывала ли она ежемесячно свое нижнее белье, и как назло, не смог припомнить такого случая.

«Черт подери! Если Фиби Кью и впрямь беременна, то зимовка вместе с ней на острове превратится в настоящий кошмар, – Алекс нервно потер руки, сделав вид, что полностью поглощен процессом согревания. На самом деле он печки даже не видел. – Фиби? – мысленно спрашивал он себя. – Беременна?»

– Я хочу тебя кое о чем спросить, – выпалил Хосмен, поворачиваясь лицом к девушке.

Фиби поморщилась, уловив в его тоне грубые нотки. А он сейчас чувствовал себя полным идиотом. Молодой человек смотрел на ее до боли милые глаза, рот, который он осмелился поцеловать лишь однажды, да и то не по-настоящему. Ее поцелуй был неопытен. Тогда Алекс ощутил в ней шок, ярость, страх. А также мягкость и сладость, которые теперь никогда не забудет.

– Что такое? – переспросила девушка. Ничего не оставалось, кроме как спросить напрямую.

– Ты не на сносях?

Фиби невольно вскрикнула, вцепившись побелевшими пальцами в край стола. У нее был такой вид, будто бы она проглотила живую жабу. Глаза ее широко распахнулись, а губы сложились в удивленное «о». Создавалось впечатление, что ее вот-вот стошнит.

– Что-что? – еле слышно прошептала девушка.

– Это не праздный вопрос, а потому не злись на меня. Просто я должен знать… ты беременна? Она бросилась к порогу.

– Бер… ере… – язык ее явно не слушался.

– Не знаю, может быть, не в правилах твоего воспитания произносить это слово вслух, но мы застряли здесь надолго, и потому я должен знать правду. Так беременна ты или нет?

Словно слепая, Фиби на ощупь схватилась за дверную ручку. Она стояла, неподвижная как ледяная статуя. «Ну, скажи нет», – молил про себя Алекс. Но девушка оставалась безмолвной, и лицо ее абсолютно ничего не выражало.

– Ну? – подсказал Хосмен. – Ведь это очень простой вопрос. Скажи «нет».

Он ждал, затаив дыхание.

– Я… я не знаю, – выдавила из себя девушка.

Мрачное удивление охватило Алекса. Он с трудом удержался от того, чтобы не выругаться, и постарался придать своему тону как можно больше нежности и мягкости:

– Так, значит, подобная вероятность не исключена.

И тут случилось то, чего молодой человек ожидал меньше всего. Еще мгновение назад Фиби была каменной статуей, истуканом, и вот теперь она превратилась в само отчаяние. Девушка проливала слезы с силой настоящего урагана.

Алекс Хосмен не боялся оказаться в самой гуще сражения. Ему приходилось спасаться от пробудившихся от зимней спячки медведей. Он выдержал не один шторм на море, выжил в смертоносном снежном буране, прошел несколько миль по снегу. Но вот теперь, глядя на Фиби Кью, он понял, что столкнулся с самой страшной и ужасающей вещью на свете – плачущей женщиной.

Алекс чувствовал себя совершенно беспомощным. Он совершенно не знал, что в подобных случаях следует предпринять, а потому просто подошел к ней и неловко похлопал по плечу. В страхе девушка отскочила от него, чуть не потеряв равновесие.

– Ну не надо, – прошептал Хосмен. Слезы ручьем лились из ее прекрасных глаз, и потому мужчине пришлось повысить голос.

– Прекрати! Хватит! Ради всего святого, прекрати эту истерику!

С трудом уняв слезы, Фиби пролепетала:

– Я не могу.

Алекс протянул ей полотенце.

– На, вот, утрись.

Она взяла полотенце и снова разрыдалась. Но через некоторое время рыдания ее стихли.

Сейчас Алексу больше всего хотелось оказаться за много миль отсюда. Но вместо этого он усадил Фиби на стул и сам сел рядом.

– Не смотри на меня, будто я – уродец из цирка, – всхлипнула она.

– Да не смотрю я. – Нет, смотришь.

– Только не как на урода, а как на женщину, которая должна мне кое-что объяснить.

Фиби собралась с духом и, наконец, спросила:

– А как ты догадался?

– Да нехорошо тебе, особенно по утрам. Подобное как раз и происходит с беременными женщинами.

– Неужели?

Алекс понял, что в пансионе мисс Олборн эту девушку подобным вещам не учили.

– Грозный Рик тоже это заметил и подумал, что я и ты, что мы… ну, в общем…

Молодому человеку вдруг стало нестерпимо жарко.

– Но я сказал ему, что между нами ничего не было. А потом подумал, ведь ты же собиралась замуж… И, может быть, уже жила со своим…

На лице Фиби отразился ужас.

– Ну почему я должна говорить… об этом, – еле слышно пробормотала она.

– Да потому что это снедает тебя, черт подери.

– Но я не знаю, как объяснить. Хосмен искренне рассмеялся.

– Что-что, а говорить ты умеешь. И потому, прошу тебя, выговорись. От разговоров еще никогда не было никакого вреда.

– Но это очень личное, – прошептала, успокоившись, девушка. – Поклянись, что никому и никогда…

– Какие проблемы, – заверил ее Алекс. – Можешь верить моему слову. Ты просто выговорись. Не мучай себя.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Неужели Алекс не понимал, что она не может говорить? Неужели не сознавал, что нет таких слов, чтобы поведать о том, что она скрывала от него все это время? У Фиби было такое чувство, будто Хосмен тащит ее через длинный темный тоннель, и вся ее суть восставала против этого. Ведь она так старалась не вспоминать о пережитом кошмаре, и, тем не менее, боль и стыд не покидали ее.

Девушка не выдержала после очень простого вопроса.

– А ты не на сносях?

Но она не могла спрятаться от прошлого, потому что прошлое было частью ее. Она должна была вернуться. Вернуться к той ночи, к тому моменту, к тому случаю, который полностью изменил ее жизнь. Фиби понимала, что обязана рассказать об этом, но ей необходимо было время, чтобы собраться с мыслями.

Алекс Хосмен просто ждал. Он ничего не требовал, но явно не собирался отступать. Закрыв глаза, девушка попыталась оживить свои воспоминания о ночи, что предшествовала гибели ее дома в Ипсуиче.

Саймон повел ее в оперу, но представления Фиби почти не видела. Она, конечно, слышала музыку, но в уставленном цветами салоне, находившемся за личной ложей Кью.

Быть может, она должна была позвать на помощь, но ее всю жизнь учили быть спокойной и вежливой. Податливой. Даже тогда, когда ужас и паника разрывали ее на части. И потом, в конце концов, ведь это был Саймон. Мужчина, который обещал на ней жениться. У нее не было причин его бояться.

Он взял ее за руку и, игнорируя приглушенные протесты, потащил в шикарный салон. Среди ипсуичских богачей украшение личных салонов стало своего рода соревнованием, но Филипп Кью превзошел всех. Он нанял французского оформителя, создавшего миниатюрную копию Зеркального зала в Версале.

Газ еле мерцал в настенных светильниках из меди и хрусталя. Золоченые зеркала покрывали стены, и Фиби могла видеть бесконечные отражения ее и Саймона. Сейчас они походили на обнимающуюся парочку, но разница была в том, что девушка вовсе не обнимала своего жениха, а, наоборот, пыталась оттолкнуть.

Он утверждал, что хочет продемонстрировать, в чем именно будут заключаться ее супружеские обязанности. Он хотел дать ей отведать тайных восторгов брака.

«Оставь меня в покое», – сначала Фиби произнесла это довольно игривым тоном. Честно говоря, она была слегка заинтригована. Как и все будущие невесты, девушка часто размышляла о первой брачной ночи. Но она и подумать не могла, что Саймону захочется получить удовольствие раньше положенного срока. Она была абсолютно уверена, что Кросби, в конце концов, отстанет от нее, посмеется вместе с нею, и они вернутся досматривать оперу.

– Ах, моя дорогая. Теперь ты уже никогда не будешь одна.

Он шептал эти слова, казавшиеся ужасно романтичными, Фиби на ушко. Но его обещание тревожило девушку точно так же, как и его шаловливые руки.

Она посмотрела на лицо Саймона, прекрасное лицо с дагерротипа, что висел в рамочке над ее трюмо. Фиби чувствовала, как он сжимает ей запястье, слышала, как бормочет что-то несвязное, ощущала его запах – смесь рома и бриолина, от которой ее тянуло на тошноту.

Саймон посмеялся над ней, а потом окончательно потерял терпение. Он дал волю своим рукам, стал чрезвычайно настойчив. Если бы молодой человек был груб, девушка бы возмутилась, постояв за свои честь и достоинство. Но Кросби был просто самим собой, мужчиной, общественное положение которого позволяло ему наслаждаться чем угодно. И именно такими мужчинами Фиби учили всю жизнь восхищаться.

«Ну, хватит, Саймон, пожалуйста», – это было ошибкой. Она не должна была говорить этого слова. Девушка умоляла его, просила остановиться. Вместо этого он с силой надавил ей на плечи, заставив встать на колени.

– Ты так мило умоляешь, моя милочка, – зловеще прошептал он. – Мне это нравится.

Он смеялся и целовал ее, а потом буквально отшвырнул в угол салона.

– Тебе это нравится, не так ли? – Не унимался Саймон. – Спорю, тебе хочется ускорить наше бракосочетание.

Фиби почувствовала, как его рука полезла под юбки. От потрясения девушка онемела. Она не могла ни пошевелиться, ни вымолвить даже слово. У нее перехватило дыхание.

«Именно для этого ты и была создана».

Грубым движением Саймон порвал на ней нижнее белье.

«Вот она – единственная обязанность женщины».

Ария главной героини стала подходящим аккомпанементом для ее дефлорации.

«Вот что делает жена».

Он тихонько посмеивался, и Фиби стало стыдно за то, что когда-то она считала Саймона привлекательным, его мелкие черты лица милыми, а личность – потрясающей.

Лишь в этот миг, когда в ушах гудела опера Беллини, а на лице ощущалось влажное дыхание Саймона, девушка поняла, что столкнулась с большой ложью, ложью, что держала женщину в неведении об истинной цене брака.

«Это уже не смешно, Саймон. Прекрати! Я хочу, чтобы ты немедленно прекратил!»

В тот вечер она узнала правду, но было уже слишком поздно. Мужчина, с которым Фиби связывала свое будущее, сделал ее слишком послушной. Ей так нравились его ухаживания, и девушка так радовалась, что отец одобряет их союз.

Многие из ее подруг уже были обещаны старикам, у которых уже были взрослые и отвратительные дети или же какие-то сомнительные титулы. Они завидовали Фиби. Фиби, выбравшей себе Кросби из первейшего семейства в Ипсуиче. И пока других английских наследниц, упирающихся изо всех сил, посылали в мрачные замки к обнищавшим дворянам, девушка думала о будущем с молодым, красивым, жизнерадостным мужчиной, который часто смеялся, умело льстил и преследовал удовольствия с чарующей небрежностью.

Беда была в том, что представление Саймона об удовольствии несколько изменилось.

Его руки бесстыдно шарили по ее телу. Грубо целуя Фиби, мужчина овладел ею. Когда же девушке удалось освободиться от поцелуя, это молодое тело, которым она когда-то так восторгалась, продолжало совершать ритмичные движения.

Она лишилась дара речи. Не от потрясения, хотя, безусловно, поведение Саймона глубоко шокировало, и не от ярости, хоть ненависть сейчас и переполняла ее сердце.

Нет, молчать, словно лишенную языка рабыню, Фиби заставляла вежливость, чувство, если она сейчас позовет на помощь, то ей будет потом так стыдно и неудобно, что лучше пока терпеть все, что вытворял с ней Саймон.

Она оказалась слишком вежливой для того, чтобы вовремя остановить своего жениха. Всю жизнь девушку учили сохранять спокойствие и быть послушной. Она и представления не имела о том, что ее готовят именно к этому. Ведь это всегда было такой большой тайной. О, великая ложь!

– Тебе ведь это нравится, ты этого хочешь, ты ведь этого ждала, – шептал Саймон.

Фиби не знала, что ей ответить и что предпринять, и потому бездействовала и… сгорала от стыда. Она доверилась мужчине, который оказался способным на такое.

Девушка словно онемела. А когда, наконец, стала вырываться и кричать, то поняла, что это только в мыслях. В действительности она лежала на диванчике и делала то, что заставлял ее делать Саймон.

Оперные арии резали ее ножом. Девушке казалось, что душа ее рассталась с телом. Она была уничтожена, раздавлена, убита.

И лишь когда Саймон наконец-то остановился, Фиби дала волю слезам. Ее плач привел мужчину в ярость, но когда чуть позже в ту ночь он отвез ее к мисс Олборн, то выглядел чрезвычайно самодовольным и гордым.

– Я избавил тебя от дискомфорта первой брачной ночи, дорогуша, – хвастался Кросби. – Отныне ты будешь находить в этом лишь удовольствие.

Фиби сидела напротив него в фаэтоне, недвижимая и бесчувственная как соляной столб. Молодой человек застал ее врасплох, зная о том, что она совершенно не способна действовать. Неужели она всегда была такой?

Саймон, конечно же, продемонстрировал свою… девушка не знала, как это назвать. Скорее всего, наглость. Она надеялась, что он попросит прощения и поднесет ее руку к своим губам, и мир опять исправится.

Но Кросби не выказывал ни малейших угрызений совести. А Фиби так и не поняла, что же именно с ней случилось. В этом не было никакого здравого смысла. Девушка чувствовала лишь стыд и унижение да и вспышки бессильного гнева. Ей казалось, что теперь эти чувства уже никогда ее не покинут.

Прежде Фиби обожала оперу и любила все, что было с ней связано. Теперь при первых же аккордах ее одолевал страх. И все из-за Саймона. Это он сделал так, что теперь она боялась прикоснуться к любому мужчине.

И именно в этот момент девушка осознала, насколько серьезную травму ей нанес Саймон Кросби.

Она заставила себя успокоиться. Ведь все было кончено. Хоть и против своей воли, но Фиби оказалась в таком месте, где Саймон ни за что ее не найдет.

Но Фиби понятия не имела, как же объяснить все случившееся Алексу?

«Беременна. О Господи, а что если и впрямь?»

Она посмотрела в глаза Хосмену. Конечно же, он мало походил на исповедника, но именно этому мужчине ей сейчас захотелось довериться.

Вздохнув, Фиби начала рассказ.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Алекс терпеливо ждал.

И вот, очень медленно, словно подстреленная птица, Фиби повернулась к окну. Из скрытых уголков ее души нехотя полились слова.

– В ту ночь перед пожаром, – запинаясь, прошептала она, – я пошла в оперу вместе с моим же… с Саймоном Кросби. Мы сидели в личной ложе моего отца.

Пальцы ее дрогнули.

Хосмен мало что знал об опере. Какая-то театральная постановка, где много поют и скачут. Чудесные костюмы и декорации и битвы на деревянных мечах. И ради этого горожане готовы выкладывать деньги и соответствующе наряжаться. Ему легко было представить Фиби Кью разодетую, как сказочная принцесса, в сопровождении ипсуичского денди в модном фраке.

– Наша свадьба уже была спланирована до последних мелочей, – продолжила девушка, не глядя на Алекса.

Она все еще смотрела в окно, но Хосмен прекрасно понимал, что сейчас девушка не видит лежащих за ним заснеженных полей.

– И я думаю, что именно поэтому я… мы… Она смолкла, закусив губу.

Алекс ждал. Ему было любопытно, как же это все-таки произошло. Неужели Фиби загляделась на своего милого и ее обуяла похоть? А может, он уговорил ее при помощи шампанского и комплиментов?

Хосмен стиснул зубы, прекрасно понимая, что никогда не будет для нее таким мужчиной, как этот Кросби. А может быть, ей сейчас стыдно за свои желания? Или же между тем, что она познала, и тем, чего хотела, оказалась большая разница?

– И вот во время оперы Саймон попросил меня уединиться вместе с ним в салоне. Видишь ли, каждая личная ложа имеет примыкающий к ней приватный салон, где мужчины могут покурить, а женщины вволю посплетничать. В тот вечер там оказались только я и Саймон. Конечно, со мной должна была быть его кузина, но в последний момент она заболела. А может, он просто попросил ее уйти, чтобы мы остались наедине. В тот вечер Саймон был особенно любвеобилен, ума не могу приложить, с чего бы?

Алекс мысленно рассмеялся. С чего бы? Да прежде всего потому, что у Фиби были лицо и тело, заставлявшие мужчин вспоминать о первородном грехе. И была в ее прекрасных глазах такая неуловимая меланхолия, что невольно хотелось ее обнять. А может, все дело в искрящемся водопаде ее каштановых с рыжими прядями волос, благодаря которым она так походила на сказочную принцессу?

– Ну, он, прежде всего мужчина, – хладнокровно ответил Хосмен. – А ведь даже самые слабые представители моего пола становятся любвеобильными, когда рядом такая женщина, как ты.

Фиби побледнела, и у Алекса возникло такое чувство, что он сболтнул лишнее.

– Могу биться об заклад, – сказал он, – что и ты, соответственно, настроилась на амурный лад.

Девушка проглотила застрявший в горле ком.

– Теперь я думаю, что именно так и решил Саймон, но точно так же, как и ты, он заблуждался.

Алексу было не по душе, что у него хоть что-то общее с этим Кросби. Не нравилось молодому человеку и то, что, несмотря на многие недели совместного проживания, эта женщина по-прежнему оставалась для него загадкой.

– Так, значит, ему хотелось любви, а тебе нет, – бесстрастно констатировал он.

Теперь картина стала проясняться. В таких случаях, как это обычно бывает между любовниками, мужчина получал свое. Во всяком случае, это подтверждал личный опыт Хосмена. Мужчина всегда знает, как уговорить сомневающуюся женщину.

– Верно, – кивнула Фиби, и он почувствовал, как девушка вновь отдаляется от него, погружаясь в свои воспоминания.

– В общем, он обнял меня и поцеловал. И сквозь занавес салона до меня долетало душераздирающее сопрано. Мне даже порой казалось, что это я так кричу, – Фиби перевела взгляд на побелевшие костяшки пальцев. – Но я, конечно же, не кричала. Это было бы слишком абсурдно. И даже жестоко. А я никогда не была жестокой, и тот вечер не стал исключением. И потому я просто… лежала, пока Саймон пыхтел и давил на меня и сделал… просто не знаю, как это и назвать-то…

Внезапно Алекс понял, что именно произошло тогда. С ужасом он осознал, что Кросби не просто соблазнил свою будущую супругу, он ее изнасиловал.

Конечно, у девушки не находилось слов, чтобы описать, что проделал с ней этот сукин сын. Воспитанная без матери и целой армией слуг, всегда готовых исполнить любой ее каприз, она никогда не была сама собой. Не ведала, что способна, а что не способна вынести.

Вероятно, Кросби это прекрасно знал. И, как большинство мужчин, этим воспользовался. Фиби была молода и прекрасна, невероятно богата и в скором времени должна была стать его женой. Так что ничего страшного мерзавец в своем поступке не видел. С такими людьми Алекс не раз сталкивался в армии. От подобных личностей Хосмена тошнило.