Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Всем сердцем

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Мэтьюз Патриция / Всем сердцем - Чтение (стр. 3)
Автор: Мэтьюз Патриция
Жанр: Исторические любовные романы

 

 


Они виделись в маленькой хибарке в китайском квартале, в нижней части города. В этом доме Ли По останавливался во время своих редких визитов в Вирджиния-Сити. Конечно, прибытие его роскошного экипажа с кучей телохранителей не может пройти в городе совсем незамеченным. Но Страйкер собирался проскользнуть в дом попозже, когда уже совсем стемнеет. К тому же у него есть еще несколько дел, с которыми нужно расправиться до визита к китайцу.

Рори Кленденнинг не прошел и нескольких шагов после расставания с Сереной, как уже глубоко раскаялся в своей проклятой гордости. В кармане не было ни гроша. Нечем заплатить ни за еду, ни за крышу над головой. Лучше бы он смирил гордыню и взял у Серены в долг небольшую сумму.

Шагая по шумной, оживленной улице, он вспомнил слова Джереми: «Если окажешься один в чужом городе и без гроша в кармане, зайди в ближайшую церковь. Господь позаботится, чтобы ты нашел, что ищешь».

Первая церковь на его пути выглядела неказисто. Это было обшарпанное строение с покосившимся крестом, почти скрытое от глаз прохожих платной конюшней. Ржание лошадей было слышно под сводами церкви и мешало настроиться на благочестивый лад.

Поначалу Кленденнинг подумал, что церковь пуста. Свет едва просачивался сквозь пару пыльных окошек. По бокам от прохода стояли жесткие деревянные скамьи. Алтарь находился на возвышении в дальнем углу. Кленденнинг нерешительно сделал пару шагов и громко проговорил:

– Есть здесь кто-нибудь?

В другом конце помещения раздалось неразборчивое бормотание. В тот же момент он заметил открытую дверь позади алтаря. Ему пришлось наклониться, чтобы войти. За дверью располагалась небольшая комнатушка.

Священник, отдыхавший здесь, тоже был невелик ростом – под стать комнате. Он сидел на стуле с высокой спинкой, а перед ним на шатком столе лежала Библия. Это был тщедушный человечек с бледным, изможденным липом. На вид ему было около пятидесяти. Редкие пряди седых волос едва прикрывали блестевшую лысину. На горбатом носу прилепились круглые, очки. Глаза за толстыми стеклами были похожи на рыбьи.

Потрепанная сутана и грязный, засаленный воротничок рубашки довершали картину.

– Да? – с подозрительностью спросил он высоким голосом.

Кленденнингу этот священник определенно не понравился. «Вот из-за таких людей церковь и бедствует», – подумал он.

– Рори Кленденнинг, сэр. Я только что приехал. Мой отец, Джереми Кленденнинг, – странствующий миссионер-проповедник.

Немного помедлив, святой отец приподнялся ему навстречу и вяло пожал протянутую руку.

– Преподобный Элмо Паркер, брат. Должен заметить, что Вирджиния – это сущий Содом. Здесь очень мало верующих. Знаете, сколько человек присутствовало у меня на последней воскресной службе? Около дюжины, не более. А мужчин из них – двое. Пожертвования составили всего четыре доллара шесть пенсов. Так что если вы собираетесь здесь проповедовать...

Кленденнинг почувствовал раздражение. Проповедовать он, конечно, не собирался. Но что-то в манерах собеседника задевало его. Он кашлянул и смущенно улыбнулся:

– Ваше преподобие, по правде сказать, я оказался в стесненных обстоятельствах. Мне нечего есть и негде переночевать. И я никого здесь не знаю.

Лицо священника прояснилось, и на нем даже показалось некоторое подобие улыбки.

– Брат, мы будем рады, если вы разделите с нами нашу скромную трапезу. Тут есть комната для ночлега. И мы приглашаем вас остаться здесь на одну ночь. – Он торжественно поднял руку. – Но в качестве платы вы должны пообещать мне, что ни в коем случае не станете здесь проповедовать.

Кленденнинг ошеломленно посмотрел на него:

– Мне кажется, вы себя ведете не совсем по-христиански.

– Возможно. Однако наше братство переживает тяжелые времена. А первый долг человека – заботиться о самом себе.

Кленденнинг разозлился не на шутку. Господи, что за страна! И что за люди здесь живут! За последние десять дней он успел стать жертвой карточного шулера, затем при нем зверски убили двух невинных людей, а теперь служитель Господа просит не мешать ему зарабатывать деньги! Вообще-то Кленденнинг редко богохульствовал, однако сейчас он с чувством произнес:

– Знаете что, брат, идите ко всем чертям!

Худое лицо священника вытянулось от изумления. Кленденнинг резко развернулся и покинул помещение. Только оказавшись на улице, он постепенно замедлил шаг. И с чего он вдруг так разозлился? Уже второй раз за сегодняшний день он не может справиться со своей гордыней.

И что теперь?

Ни еды, ни крыши над головой.

Он ощутил пустоту в желудке. Последний раз он ел ранним утром, скудный завтрак пополам с Сереной.

Кленденнинг брел по Си-стрит, смешавшись с толпой. Почти весь день он провел слоняясь по городу. Иногда спрашивал насчет работы. Единственное, что ему предложили, – мыть посуду или полы в салуне. Но проклятая гордость не позволяла ему согласиться на черную работу в обмен на кормежку...

В конце концов, когда стемнело, он, дрожа от ночного холода, отправился обратно, к церкви преподобного Паркера. Зачем – он сам не знал. Во всяком случае, он не собирался падать на колени перед священником и просить прощения. Он смертельно устал и чувствовал себя подавленным.

Проходя мимо платной конюшни, он толкнул большие ворота, и они легко открылись. В помещении стоял сильный запах, но было тепло и не дуло. Лошади в стойлах заржали, услышав его шаги. В конюшне было очень чисто. Слабо светил фонарь в дальнем углу. Кленденнинг продвигался вдоль ряда стойл, пока не нашел пустое. В углу валялось свежее сено. Он устроил себе постель. Потом со вздохом снял сапоги и положил вместо подушки под голову. Голод и жажда мучили его, но все подавляло чувство смертельной усталости.

Хотя ему казалось, что он не сможет заснуть, едва он прилег на сено, как сразу же провалился в глубокий сон. Но не прошло и нескольких минут, как удар по ногам заставил его проснуться.

– Что?! В чем дело?

– Ты, бродяга! – услышал он женский голос. – Давай поднимайся! Только пьяни здесь не хватало!

Кленденнинг сел, заслоняясь рукой от бьющего в глаза света фонаря.

– Я не бродяга и не пьяница!

– Зачем же ты сюда забрался и заснул? Женщина отступила назад, и Рори поднялся. Сквозь слепящий свет фонаря он не мог толком разглядеть ее лицо и фигуру. Но ему показалось, что она еще довольно молода. Мельком он разглядел, что на ней мужские брюки, а в руках она держит ружье.

– Меня ограбили, поэтому у меня нет денег на постой. Я сын проповедника.

– Сын проповедника! Милостивый Боже! – Голос ее чуть смягчился, и она опустила ствол ружья. – Ты собираешься вести здесь миссионерскую деятельность?

– Я приехал, чтобы...– Он оборвал себя, припомнив преподобного Паркера, и быстро закончил: – Я еще не знаю, что буду делать.

– Ну ладно, я не настолько жестока, чтобы выгнать ночью на улицу сына священника. Как тебя зовут?

– Рори Кленденнинг.

– Кленденнинг? А я – Кэт Роган, хозяйка этой конюшни. Могу предложить сделку. От меня вчера ушел конюх. Ты когда-нибудь чистил конюшни? А впрочем, не важно, видно, что ты крепкий парень. Если ты с утра уберешься в этом амбаре, можешь спокойно оставаться ночевать, а я еще и накормлю тебя с утра завтраком. Ну что, договорились, Кленденнинг?

На этот раз ему хватило здравого смысла согласиться на это унизительное предложение.

– Да, договорились, мисс Роган.

– Отлично, Кленденнинг. Спи спокойно, – сказала она и тут же резко добавила: – Только не вздумай здесь курить.

– Я некурящий.

– Вот это дело. А то хватит одной искры – и весь город взлетит на воздух. – Она пошла к выходу, потом обернулась: – Спокойной ночи, Кленденнинг.

– Спокойной ночи, – сквозь зубы пробурчал он.

Было уже около девяти вечера, когда Брэд Страйкер, незаметно проскользнув по запутанным улочкам китайского квартала, добрался до дома Ли По. В руках он держал небольшой черный чемоданчик.

Снаружи домик выглядел неказистым. Однако внутри царила настоящая роскошь. Все было обставлено с присущим Ли По размахом. В отсутствие Ли По здесь оставался кто-нибудь из охранников. Впрочем, местные китайцы, зная, кто хозяин этого дома, и так старались обходить его стороной – если только Ли По сам не вызывал их к себе.

Страйкер постучал в заднюю дверь, и картавый голос спросил:

– Кто там?

– Брэд Страйкер, – коротко ответил он.

– А, да, мистель Стлайкель. Заходите, позалуйста.

Ему открыл дверь коренастый телохранитель. Он был одет в похожее на униформу облачение, которое носят обычно телохранители главарей тонгов, – черная туника, черные штаны до лодыжек, черные же блестящие ботинки и белые гетры. Китаец с плоским желтоватым лицом выглядел почти обаятельно, но Страйкер знал, что этот человек опаснее песчаной гадюки. Брэд Страйкер мало кого боялся, но он видел телохранителей Ли По в деле и не понаслышке знал, что задевать их смертельно опасно.

Страйкер знал, что в руках, спрятанных в широких рукавах туники, китаец держит револьвер. И если обнаружит, что Ли По угрожает хоть малейшая опасность, то будет стрелять без предупреждения.

Во внутренних помещениях пахло благовониями и опиумом. Ряд красиво раскрашенных китайских фонариков освещал комнату золотистым светом. Хотя Страйкер бывал здесь и раньше, он всякий раз останавливался полюбоваться на них. У китайцев, по мнению Страйкера, было все-таки одно достоинство – ощущение красоты. А Ли По был очень богат и мог украсить дом по своему вкусу.

Расшитые шелком драпировки полностью скрывали стены. Вышивки были очень сложными: золотой дракон с радужными чешуйками – странное животное, нечто среднее между демоном и собакой, – цветы и удивительно красивые иероглифы. У стены на одном из столиков сандалового дерева стояли бутылка рисовой водки и небольшая тарелочка с деликатесами. Рядом на шелковых подушках отдыхал Ли По.

Вынув изо рта длинную резную трубочку с опиумом, Ли По наклонил голову:

– А вот и мистер Страйкер.

До встречи с Ли По Страйкер почти не общался с китайцами. И не знал ни одного, кто бы мог нормально говорить по-английски. В основном все они кланялись и, картавя, бормотали извинения: «Плостите, мистель Стлайкель».

Ли По владел английским лучше, чем сам Страйкер, никогда не кланялся и никогда не извинялся. Такое непочтительное отношение китайца к белому человеку до сих пор вызывало у Страйкера раздражение, однако он старался держать свои мысли при себе. И не только потому, что сотрудничество с Ли По сулило слишком большую выгоду, чтобы рисковать им. Ему было также хорошо известно, что если он, даже случайно, хоть чем-то оскорбит этого человека, то вскоре его просто найдут в глухой улочке с перерезанным горлом. Так что пока ему приходилось мириться с непочтительностью этого китайца. Но Страйкер твердо решил, что когда-нибудь он доставит себе удовольствие и подвесит Ли По за косичку к самому высокому дереву, какое найдется в округе, – будет знать, как неуважительно обращаться к белым.

Стульев в доме не было, и он присел на шелковую подушку напротив китайца.

– Как идут дела? – спросил Страйкер.

– Великолепно, мой белый друг.

Ли По был высок и худ. Иссиня-черная косичка спускалась на спину. Узкие глаза отливали чернотой, черными были и усы, свисавшие ниже подбородка. А на плоском лице, насколько помнил Страйкер, никогда не отражалось никаких эмоций. Только иногда узкие губы сжимались в тонкую линию – при желании это можно было принять за улыбку. Возраст его угадать было сложно – что-нибудь между сорока и шестьюдесятью.

Одет он был почти так же как телохранитель, но гораздо богаче. Туника красного шелка была вышита золотом. Черные шелковые брюки и домашние туфли тоже украшала изящная вышивка. На пальцах красовались кольца. Страйкер быстро отвел глаза от длинных, как у женщин, ногтей – ему это казалось отвратительным.

Ли По сделал еще одну затяжку и выпустил тонкую струю дыма. Страйкеру приходилось бывать в китайском квартале, и он видел курильщиков опиума. Обычно они впадали в ступор после пары затяжек. Ли По же, как не раз наблюдал Страйкер, курил трубку за трубкой без всякого видимого эффекта.

– Две последние повозки с моими людьми прибыли? – спросил Ли По.

– Да. Я уже подыскал всем работу.

Помимо всего прочего, Ли По занимался эксплуатацией своих соотечественников. На горных копях Запада, на строившихся железных дорогах, на прокладке телеграфных линий – везде, где требовалась дешевая рабочая сила. Китайцы были бедны, и многие с радостью соглашались эмигрировать в Америку, если кто-то брался оплатить им проезд и обеспечить работой. Ли По и был одним из таких посредников. Он оплачивал их дорогу от Китая до Америки. Здесь же он с помощью таких, как Страйкер, агентов находил своим соотечественникам работу. За это они платили Ли По и агентам ежемесячную ренту, отрабатывая затраченные на них средства. Страйкер обнаружил, что это очень выгодное дело.

Брэд открыл чемоданчик и достал пачку банкнот.

– Вот ваш доход за последние полгода, Ли По.

Китаец взял банкноты и, даже не считая, отдал одному из слуг. Темные глаза остановились на собеседнике.

– Все прошло нормально?

– А какие могли быть проблемы?

– С дисциплиной.

Страйкер отрицательно покачал головой.

– Ну, было несколько упрямцев, рыдавших по поводу слишком больших отчислений от их зарплат. Но даже с ними особых хлопот не возникало.

Ли По сурово кивнул.

– Я слышал нечто похожее и в других районах. Такое случалось даже у меня в Сан-Франциско. С этими «упрямцами» нужно обходиться построже.

– Ну, легко сказать – построже. – Страйкер пожал плечами. – Что с ними можно сделать, кроме как побить или содрать побольше денег? Если их много бить, они не смогут работать.

– Заставьте их бояться, мистер Страйкер. – Ли По злорадно улыбнулся. – Вот что я вам скажу. Я оплатил проезд с моей родины молодому человеку и его матери. Он был очень высоким для китайца, и я думал, что хорошо на нем заработаю. Однако он оказался строптивым и даже начал настраивать против меня других. Он стал объяснять другим рабочим, что я, их благодетель, наживаюсь на них.

– И что же вы предприняли?

– Я вырвал ему язык. И он больше не смог настраивать людей против меня.

Даже жестокий Страйкер был поражен. Он с изумлением взглянул на китайца:

– И что с ним случилось дальше? Ли По пожал узкими плечами:

– Откуда мне знать? Я не интересовался его судьбой. Он просто послужил примером для других, чтобы поменьше болтали.

– Да, конечно, – сказал Страйкер.

– Мистер Страйкер, вам тоже нужно быть с ними потверже, – с нажимом проговорил китаец. – Они как несмышленые дети, их нужно воспитывать.

Ли По затянулся опиумом и прикрыл глаза. Белый ждал, чувствуя себя немного неловко. Наконец его терпение лопнуло. Он громко кашлянул. Китаец открыл глаза.

– А, это вы, мистер Страйкер? Вы все еще здесь? Ну, может, вам это и будет интересно. Я привез для здешнего борделя четырех китаянок, одна еще совсем малышка – очень симпатична и девственна. Других я уже разместил, но эта еще здесь, в той спальне. Думаю, что в честь нашей дружбы могу вам ее предложить.

– Девственна, говорите?– Страйкер облизнул пересохшие губы. – И красива?

– Прекрасна и свежа, как роза.

Страйкер открыл чемоданчик и вытащил короткий хлыст и золотую китайскую маску. Он натянул маску и, сжав кулаки, поднялся.

– Должен вас предостеречь, мистер Страйкер. Это маленькое невинное создание прямо из Китая. Не причините ей вреда. – Ли По гаденько улыбнулся. – Кроме того, это товар, а мы с вами деловые люди. Товар должен сохранять хороший внешний вид.

Глава 4

Снаружи «Рай» легко можно было принять за дом богатого промышленника. Именно этого Хетти Фостер и добивалась. Здание стояло особняком в южном конце Ди-стрит. Окна прятались под желтыми ставнями. Стены блестели свежей краской – редкая вещь для Вирджиния-Сити. На широкой веранде стояло кресло-качалка. Но разве что ветры с гор качали ее – никто и никогда в Вирджиния-Сити не видел, чтобы в ней кто-нибудь сидел. Определить, что дом обитаем, можно было только по двум признакам. Первый – маленькая вывеска перед входом на веранду: «Рай». И второй – шесть уборных в ряд на заднем дворе; такого количества обычной семье не требуется. Ночью к этому добавлялись глухие звуки веселья – смех, разговоры, иногда пение и едва различимые аккорды пианино. И еще ночью у стен дома было привязано много лошадей. Мотая головами, они терпеливо ждали своих хозяев.

И никаких красных фонарей – ни больших, ни маленьких. Это было железное правило, установленное Хетти: «Я не желаю, чтобы какой-нибудь горняк в грязных сапогах и с долларом в кармане ошивался здесь. Если я не в состоянии сделать это место привлекательным, чтобы сюда приезжали лучшие люди города, то впору мне заняться чем-нибудь другим».

Мадлен Дюбуа продолжала политику Хетти и не делала никакой рекламы заведению. Она даже не использовала службу «Только по приглашениям», организованную Хетти. Это были визитные карточки с названием заведения, написанные ею самой, в нижнем правом углу стояли ее инициалы: «Х.Ф.». Эти карточки вручались избранным посетителям для свободного входа с разрешением привести с собой одного друга. Кроме того, владельцам карточек выдавалась иногда еще одна, чтобы они могли вручить ее кому-нибудь из друзей. Но если новый посетитель приходился в «Рае» не ко двору, оба они исключались из списка посетителей навсегда.

Когда Хетти организовывала это, ее конкуренты только фыркали: они были уверены, что затея провалится. Но время показало, что они ошибались. Посетители приезжали в «Рай» из Голд-Хилла, из Силвер-Сити и даже из отдаленного Карсона. Конечно, цены здесь были очень высокие, а девушек немного. Но они были хорошо подобраны. «Качество важнее количества», – частенько говаривала Хетти. И Мадлен Дюбуа после смерти хозяйки ничего не стала менять.

Время близилось к полуночи. Мадлен сидела в маленькой комнате, примыкавшей к большой гостиной, подсчитывая выручку. Это была высокая красивая женщина. Длинные черные волосы ниспадали на плечи. Как однажды заметила Хетти, изящными тонкими чертами лица она чем-то напоминала Мадонну. Ее взгляд просто сводил мужчин с ума. Сейчас пышные формы Мадлен – высокая грудь и широкие бедра – были скрыты под длинным широким балахоном с большими черными пуговицами. На груди сиял желтый, похожий на розу бант.

Сегодня было много посетителей. Но основной поток уже прошел, и сейчас только трое мужчин беседовали с девушками на веранде. Две девушки в ожидании клиентов пили в баре сарсапариллу. Так, по чуть-чуть: никто из девушек Хетти много не пил. Остальных Мадлен уже отправила спать.

Она не думала, что в такое позднее время приедет кто-то еще. Мадлен уже отослала домой Чака Джентри, пианиста. Фокси, совмещавший обязанности бармена и вышибалы, еще протирал стаканы в баре. Обычно именно он закрывал дом, когда уходил, и после его ухода они уже никому не открывали дверь. Мадлен нарушала это правило, только когда принимала любовника.

Закончив подсчеты, Мадлен заперла выручку в ящик и закурила небольшую сигару – она переняла эту привычку у Хетти. Господи, как же ей не хватало Хетти! Мать Мадлен сбежала с каким-то пьяницей, когда девочке было всего двенадцать. А отца она и вовсе не помнила. Хетти стала ей ближе родной матери. Мадлен начинала так же, как и остальные девушки, но Хетти сумела разглядеть в ней нечто особенное, и скоро все изменилось. Это не значило, что Мадлен перестала заниматься проституцией, просто Хетти придумала для нее своеобразный образ: «Мы оденем тебя как школьницу. Ты будешь выглядеть такой холодной, недоступной девственницей. Правда, будет сложновато с твоей пышной фигурой. Но увидишь, мальчики будут просто рыть землю копытом». Именно так и получилось. Мадлен превратилась в таинственную привлекательную особу, и посетители, желавшие побыть с ней наедине, должны были отстегивать приличную сумму.

Ну да теперь это позади, и все время уходит на то, чтобы удержаться на плаву. До тех пор, пока она возглавляет это дело, проституция ей не грозит. А как долго это продлится, зависит от брата Хетти. Как будто предчувствуя близкую смерть, Хетти за несколько дней до кончины сказала Мадлен, что она может оставаться здесь столько, сколько захочет.

– Но конечно, это зависит от моего религиозного братца. Он – мой единственный родственник и станет наследником, когда я умру. Я бы хотела оставить дом тебе, Мадлен. Мне бы хотелось, чтобы ты продолжала управлять заведением, но у меня есть обязательства перед другими. Я непременно упомяну об этом, когда пойду к Спенсу составлять завещание. Ну, понятно, если истощатся залежи серебра в горах, «Рай» перестанет быть выгодным делом. Но вряд ли это случится скоро.

«Ну ладно, рудник не истощился и еще по крайней мере несколько лет проработает. Но если верить Спенсеру Харду, брат Хетти нашелся и уже на пути сюда». Конечно, Мадлен хотелось, чтобы дом достался ей, но она могла понять и Хетти. Единственное, на что надеялась Мадлен, – что брат не захочет получить в качестве наследства подобное заведение и продаст его по сходной цене...

Только Мадлен вспомнила о Харде, как услышала в холле его оглушительный смех. Выглянув, она увидела, что он неторопливо направляется к ней. В одной руке он держал бутылку виски, в другой дымилась хорошая сигара.

– Мадлен, появились наследники. Сегодня.

– Я так и думала, что это случится. – Она взяла со стола лампу. – Пойдемте в гостиную, судья. Вам надо было потерпеть и выпить здесь. У нас первосортное виски.

Он только весело рассмеялся в ответ:

– Ну, я не привередлив, дорогая. Оставь его лучше для особых случаев.

– У Хетти было заведено вечером, после работы, провожать ушедший день вместе со мной небольшой выпивкой. Господи, судья, как мне ее не хватает!

– И мне тоже, Мадлен. Я действительно грущу и скучаю по Хетти Фостер.

В наступившей тишине они выпили и закурили сигары, словно отдавая умершей молчаливую дань. Затем Мадлен откашлялась и быстро проговорила:

– Ладно, раз теперь Хайрам Фостер получает наследство, когда вы собираетесь рассказать ему правду о «Рае»?

– Самое забавное, что наследует этот дом не Хайрам, а Серена Фостер.

Брови Мадлен взметнулись вверх.

– Кто эта Серена?

– Дочь Хайрама и племянница Хетти.

И он рассказал ей, что случилось с Хайрамом и Марей Фостер и что пришлось пережить их дочери.

– Бедная девушка! Какой ужас! – сказала Мадлен. – Судья, и что же теперь?

– Честно говоря, я и сам не знаю. Она была потрясена, узнав, что за наследство ее ждет. – Хард разглядывал тлеющий кончик сигары. – Так что, Мадлен, пока все остается как было. Я постараюсь познакомить вас. А ты продолжай работать, копи деньги и откладывай про запас на черный день.

– Мне нравится управлять заведением. Хотя будет жаль, если она все здесь переделает, а может, даже выставит меня на улицу.

– Судя по сложившемуся у меня впечатлению, думаю, это маловероятно. Она либо продаст заведение, либо засучит рукава и будет им управлять. Но ты в любом случае остаешься при деле. А что касается Брэда Страйкера, то, раз имеется прямая наследница, он ничего не получает.

Рори Кленденнинга разбудило эхо далекого взрыва в копях. Вздрогнув, он открыл глаза. Некоторое время он не мог понять, где находится. Затем, оглядев освещенную утренними лучами солнца конюшню и пустое стойло, вспомнил все. Тело ломило, к одежде пристала солома, а в желудке ощущалась странная пустота. Он вспомнил, что практически ничего не ел со вчерашнего утра.

Он нехотя сел, пытаясь натянуть сапоги на опухшие ноги. Лошади оживились и зафыркали. Одна даже нетерпеливо ударила копытом по двери стойла.

Кленденнинг вышел на улицу. Мимо проехал фургон. Его ржавые колеса жалобно скрипели. В конюшне заржала лошадь, потом где-то справа хлопнула дверь, и его уединение было нарушено.

– Доброе утро, проповедник, – услышал он.

Кленденнинг обернулся. В нескольких метрах от конюшни стояло еще одно строение, и на боковом крылечке этого серого, невзрачного домика босиком, одетая в мужскую рубашку и брюки, стояла Кэт Роган. Рыжие волосы девушки сверкали в лучах восходящего солнца.

Сейчас у нее не было с собой ружья.

– Выспался, Кленденнинг? – Глаза у нее, как оказалось, были зеленые.

– Да, благодарю, – ответил он. – Вы спасли меня, позволив переночевать в вашей конюшне.

– О, ты вполне сможешь отплатить за это. Ты же согласился вычистить конюшню в обмен на завтрак и ночлег. Да, кстати, завтрак готов. – Зеленые глаза насмешливо сверкнули. – И ты не голоден?

При упоминании о пише в пустом желудке молодого человека заурчало так громко, что он был уверен, она слышала это. Смутившись, он ответил только:

– Да, я голоден, мэм.

– Меня зовут Кэт. Если хочешь умыться, там есть вода и чистое полотенце. И бритва. – Она показала рукой на деревянную скамью.

Там стоял таз с водой, а рядом на гвозде висело полотенце. На другом гвозде прилепился треугольный осколок зеркала.

Когда он подошел поближе, его охватило изумление. От воды поднимался пар. Он думал, что вода будет холодной, но, видно, Кэт ее специально нагрела. Сняв рубашку, он тщательно умылся. Потом, пару раз порезавшись, быстро сбрил щетину. Надев рубашку и пиджак, он смочил волосы и попытался причесать непослушные вихры. Расческа была единственной вещью, оставшейся у него после памятной игры в покер с Даррелом Квиком.

Боковая дверь была распахнута. Он постучал по косяку и вошел. И сразу попал в небольшую кухню, где его встретил упоительный аромат жареной ветчины и бисквитов. Господи, как он был голоден!

– Наливай себе кофе, Кленденнинг, и садись. – Кэт кивнула на темневший на плите кофейник. – Яичница будет готова через пару минут.

Взяв со стола тяжелую кружку, он налил себе крепкого, остро пахнущего напитка и, добавив сливки и ложку сахара, принялся поглощать кофе быстрыми жадными глотками. Когда Кэт поставила на стол дымящееся мясо, яичницу и противень с золотистыми бисквитами, Рори почувствовал себя на седьмом небе и к нему вернулась вежливость.

– Я очень благодарен тебе – и за этот завтрак, и за то, что ты приютила меня.

– Ты лучше ешь, Кленденнинг, – махнула она рукой. Они приступили к еде. Кофе и божественные запахи еды раззадорили его аппетит, и ему пришлось заставлять себя есть помедленнее, чтобы не подавиться. Спустя некоторое время он проговорил:

– Это немного странно – видеть в таком городе, как Вирджиния-Сити, женщину, содержащую платную конюшню.

– А что тогда не странно? Работать в одном из притонов на Ди-стрит?

– Э-э... нет. – Кленденнинг почувствовал, что краснеет, и опустил глаза.

– Тогда не говори глупостей!

Некоторое время они ели молча. Затем Кэт как ни в чем не бывало продолжила:

– Здесь у женщины небольшой выбор. Можно выйти замуж за какого-нибудь горняка, стать девицей легкого поведения, пойти в ресторан официанткой. А, ну еще можно стать швеей, но для меня это исключено, шить толком я не умею. Так-то. Не так уж много возможностей, что скажешь?

– М-да, – пробормотал он, не поднимая головы.

– Но чтобы ты знал, эту конюшню я унаследовала от отца, Амоса Рогана. Он держал ее еще до того, как здесь нашли золото. Отец был очень упрямым человеком. Он чуть не умер от истощения в голодные годы, потом стойко вынес смерть моей матери. А потом начался этот бум, он только-только стал зарабатывать нормальные деньги – и тут его убили. Даже в смерти проявилось его упрямство. Пьяный горняк хотел переночевать в конюшне, ну вот как ты, но папа не пустил его. Тогда он стал ругаться, очень грязно, а это было при мне. Я пыталась остановить отца, но он хотел заставить его замолчать. А у того горняка было ружье. И он застрелил отца. Два дня спустя он был повешен на хлопковом дереве на окраине города. Правосудие здесь быстрое, а люди любили Амоса Рогана. У меня тогда не было ружья, иначе я сама пристрелила бы этого идиота. – Кэт остановилась перевести дыхание. – И вот я осталась одна-одинешенька с этой конюшней. Продать ее можно было без проблем, но, наверное, я такая же упрямая, как папа. Денег от продажи мне хватило бы, чтобы уехать на Восток, но меня туда не тянет. А отсутствие законов и грубые нравы меня не волнуют. И у меня не заняло много времени доказать здешним людям, что я вполне могу справиться со своими делами сама.

А с другой стороны, если я поеду на Восток, мне придется носить там платье, корсет... Все эти проклятые тряпки, которые полагается там носить каждой приличной женщине. Здесь я могу ходить в чем хочу, и никто мне не указ. – Она посмотрела на него. – У меня все будет хорошо!

Кэт встала и поставила на, стол кофейник. Потом разлила кофе по кружкам.

– А ты, Кленденнинг, что собираешься делать? – спросила она.

– Я еще не знаю.

– Вернешься обратно на Восток?

Он заколебался с ответом. Но что-то заставило его сказать:

– Нет, я останусь в этих краях.

– Много денег здесь проповедник не заработает.

– Я не проповедник. Это мой отец – проповедник. Я вовсе не чувствую склонности к этому занятию.

– А к чему чувствуешь?

– Хочу найти работу.

– Работы здесь непочатый край... на руднике. Но, Кленденнинг, это трудное ремесло. Особенно для человека, не привыкшего к тяжелому физическому труду.

– Я не боюсь тяжелой работы. – Он отодвинул стул и поднялся. – А теперь я, пожалуй, пойду чистить вашу конюшню, мэм.

Она проводила его до двери и проговорила:

– Твои мягкие руки, Кленденнинг, пойдут волдырями, когда ты возьмешься за грабли и лопату.

Он сердито посмотрел на нее – это было уже слишком. Потом резко повернулся и вышел. Идя по двору, он слышал, как она смеется ему вслед. Он был так зол, что едва удержался, чтобы не выйти за ворота и не отправиться куда глаза глядят. И пусть сама чистит свою проклятую конюшню!


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18