— Вы не должны слишком плохо думать об этих людях, мисс Боннер, — сказал Уилл со снисходительной улыбкой.
— Они пытались наброситься на меня, — сердито возразила она. — Что еще я могу о них думать?
— Я не имел в виду этих двух подонков, — возразил он. — Они больше никогда не побеспокоят вас, обещаю. Нет, мэм, я говорил не о них. Я говорил о железнодорожных рабочих. Они делают работу, грандиознее которой не было за всю историю страны, прокладывают ежедневно пять-шесть миль железнодорожного полотна, и к тому времени, когда эта дорога будет построена, откроется столько новых земель, сколько нет сейчас на всей территории Штатов.
— Но почему они сегодня такие… буйные?
— Мисс Боннер, вы должны понять, какая у них здесь жизнь. Очень нелегкая. Они поднимаются с постели в пять тридцать утра и толпятся в вагончике-столовой, чтобы успеть позавтракать в отведенные для этого десять минут. Потом начинают укладывать рельсы. Работают до шести вечера с двадцатиминутным перерывом на ленч, а затем получают свой ужин. У них мозоль на мозоли, болят спины и ноют мускулы во всем теле. Они спят на слишком короткой или слишком узкой постели с клопами, накрываясь одним одеялом. За все это им платят по тридцать долларов в месяц, большую часть которых они уже задолжали компании за табак или другие предметы первой необходимости. Остальные деньги попадут к тем, кто кормится вокруг стройки. К завтрашнему утру все жалованье перейдет в другие руки, и парни вернутся на работу без цента в кармане.
— Но почему? — удивленно посмотрела на него Рейчел — Почему они это делают? Уилл усмехнулся:
— В лагере больше пятисот человек. Полагаю, найдется пять сотен причин. Но остальное население нашей страны должно быть по крайней мере благодарно им, что они соглашаются на это. Когда железную дорогу закончат, можно будет всего за неделю доехать от Нью-Йорка до Сан-Франциско За одну неделю, мисс Боннер. Что скажут об этом люди, пересекавшие эту огромную страну в крытых фургонах или верхом? Это удивительно, просто удивительно. Ну, вот и «Паровозное депо». И мистер Рэнкин.
В его тоне сквозило неодобрение, и Рейчел собралась было спросить, в чем дело. Но она не успела ничего сказать, потому что Эвелл Рэнкин увидел их и заторопился навстречу. Он окинул взглядом растрепанную девушку.
— Черт побери, Рейчел, что с тобой случилось?
— Я в порядке, Эвелл, — дрожащим голосом ответила она. — Благодаря мистеру Симмонсу.
— Парочка негодяев пыталась позабавиться с ней, — сказал Уилл тем же сухим тоном. — Я проучил их.
— Кто они? — спросил Эвелл звенящим как сталь голосом.
— Не знаю, — ответил Уилл. — Я не знаком с ними.
Рейчел вспомнила, что нападавшие называли друг друга по имени, но теперь, когда ее ярость немного остыла, она решила не говорить об этом. Какая от этого будет польза?
— Ты их видела раньше? — спросил ее Рэнкин.
— Нет. И надеюсь, что никогда больше не увижу.
— Не волнуйся, моя дорогая, я позабочусь, чтобы эти и им подобные мерзавцы тебя больше не беспокоили. — Рэнкин бессознательным движением, удивившим Рейчел, вытащил из кобуры пистолет.
— Еще раз спасибо, Уилл, что проводили меня до работы, — поблагодарила Симмонса девушка.
— Да, спасибо, парень. Позволь мне отблагодарить тебя. — Рэнкин извлек из кармана несколько золотых монет и протянул великану. Уилл отпрянул, как от удара.
— В этом нет никакой нужды, — резко ответил он. — Я помогал мисс Боннер не ради денег.
— Как хочешь, парень, — пожал плечами Рэнкин и опустил монеты обратно в карман.
Уилл повернулся к Рейчел и вежливо коснулся полей шляпы.
— Мэм, — попрощался он и зашагал прочь.
— Я прикажу Бекки приготовить тебе ванну, — сказал Рэнкин. — Тебе станет лучше, когда ты примешь ванну и переоденешься.
— Да, конечно. Спасибо, Эвелл.
— Увидимся наверху.
Бекки как следует постаралась, готовя ванну, и Рейчел, окунаясь, тут же оказалась среди пушистой пены и приятных ароматов. Мягкая вода смыла не только грязь с ее тела, но и заглушила отвращение, которое еще оставалось после столкновения с двумя негодяями.
Наконец Рейчел все же вылезла из ванны и, обнаженная, подошла к шкафу с одеждой. Поймав свое изображение в зеркале, она покраснела, вспомнив, что Уилл Симмонс имел возможность насладиться таким же видом. Но вместе с чувством стыда в ней шевельнулась и женская гордость — Рейчел знала, что мужчинам нравится смотреть на нее. Откровенно говоря, ее больше не смущали глубокие вырезы платьев, которые ей приходилось носить. Более того, она даже испытывала некоторое удовольствие, надевая такие наряды. Она негромко рассмеялась, сняла с крючка шелковый халат и завернулась в него.
Бекки разложила на кровати три платья, и Рейчел принялась разглядывать их. Одно было белым и скромным, второе — голубым и элегантным, а третье — красным и откровенным. Она внимательно рассматривала их, прижав палец к щеке; карие глаза девушки не пропускали ни одной детали.
Послышался стук в дверь.
— Входи, Бекки.
Дверь открылась, и в комнату вошел Эвелл Рэнкин.
— Это не Бекки, — сказал он. — Я просто заглянул проверить, все ли у тебя в порядке.
— Да, все чудесно. Вот только одно — никак не могу решить, какое из этих платьев мне надеть сегодня.
— Моя дорогая Рейчел, это не имеет никакого значения, — с улыбкой произнес он. — Когда ты спустишься вниз, все глаза будут обращены на тебя, а не на платье.
— Но все-таки женщине хочется одеться соответственно обстановке.
Она наклонилась, чтобы взять одно из платьев, халат немного разошелся спереди, так что Рэнкин получил возможность увидеть ее грудь — две розовые прелестные округлости с тугими темными сосками.
Рейчел подняла голову и поняла, куда направлен его взгляд. Внутри возникла жаркая волна, подобно летней молнии пронзившая ее тело. Рейчел почувствовала, что ее охватывает волнение от мысли, что она может оказаться в рискованной, но совершенно безопасной ситуации. В присутствии Эвелла Рэнкина, изысканного и воспитанного джентльмена, ей, вне всякого сомнения, ничего не угрожает.
Но он был мужчиной, и — она в этом не сомневалась — сильным мужчиной.
Она застенчиво улыбнулась, а затем с отважной кокетливостью принялась развязывать пояс, стягивавший полы ее халата. Она точно рассчитала свои движения и в последний момент скрылась за ширмой для переодевания, чтобы не оставить сомнений в своей скромности. Она перекинула халат через ширму, передавая его Рэнкину и одновременно демонстрируя свои обнаженные плечи.
— Эвелл, не будете ли вы так любезны передать мне платье, которое вам больше нравится, — попросила она, невинно глядя на него поверх ширмы. — Ведь я не одета и не могу выйти отсюда.
Рейчел сама удивлялась собственной смелости и немного стыдилась своего поведения, но ничего не могла с собой поделать.
Рэнкин взглянул поверх ширмы, а потом заметил то, о чем Рейчел и не подозревала. Он обнаружил, что обнаженное тело девушки прекрасно видно в расположенном позади нее зеркале. Улыбнувшись, он пристально посмотрел на ее отражение.
Рейчел поймала его взгляд и вскрикнула, осознав свою ошибку. В этот момент она внезапно потеряла контроль над ситуацией — предприняла безнадежную попытку добраться до халата, который Рэнкин отбросил в сторону, и нечаянно опрокинула ширму, открыв его пылающему взгляду свое обнаженное тело.
— Прошу вас, Эвелл, — упавшим голосом сказала она. — Не смотрите на меня. Пожалуйста!
Три быстрых шага — и Рэнкин уже стоял рядом с ней, глядя на нее горящими откровенным желанием глазами. Он был так близко, что она чувствовала его теплое дыхание на своем лице, улавливала резкий аромат выпитого им бренди.
— Прошу прощения, моя дорогая, но это не так-то просто, — хрипло сказал он.
Рейчел предприняла попытку закрыться руками, но он развел их, обнял ее и крепко прижал к себе. Она непроизвольно вздрогнула, ошеломленная неожиданным поворотом событий.
— Нет, Эвелл, прошу вас! У меня не было намерения заходить так далеко. Я всего лишь хотела… — Ее мольба была прервана поцелуем.
Она толкнула Рэнкина, стараясь высвободиться из его объятий. Но он был слишком силен для нее, и все ее попытки ни к чему не привели. Она чувствовала, как его ладони сжимают и мнут ее ягодицы. Волна возбуждения прокатилась по ее телу, заслонив собой страх и стыд. Губы Рэнкина еще крепче прижались к ее губам, и она, почувствовав легкую приятную боль, раскрыла губы ему навстречу.
Удивляясь своему бесстыдству, она перестала отталкивать его, а вместо этого принялась гладить прижимавшееся к ней мужское тело. Все больше возбуждаясь, она ощутила твердую выпуклость через его брюки.
Затем Рэнкин совершенно неожиданно отступил назад и остался стоять, глядя на нее с легкой, почти победоносной улыбкой на своих полных губах. Удивленная, Рейчел вопросительно посмотрела на него.
Рэнкин подошел к кровати и взял красное платье.
— Думаю, это прекрасно подойдет, — сказал он, передавая ей платье. — Сегодня ты будешь спать здесь, — твердо добавил он. — Я не гарантирую твоего безопасного возвращения домой во время разгула в день получки.
Рейчел внезапно вспомнила историю с дядей и поняла, что совсем не хочет сегодня вечером возвращаться в вагончик.
— Да, вы правы. Думаю, Эвелл, так будет лучше.
— Увидимся внизу, — сказал он, и с легким кивком оставил одну сражаться с желаниями, все еще обуревавшими ее.
В этот вечер в «Паровозном депо» было больше людей, чем обычно. Те рабочие, кто не любил буйства палаток с выпивкой, игорных заведений и услуг грязных девиц в борделях, тратили заработанные тяжелым трудом деньги на изысканный ужин, подававшийся на превосходном фарфоре элегантными молодыми девушками. Посетители «Паровозного депо» были свежевыбриты, а те немногочисленные клиенты, кто имел костюм, надели его, вероятно, надеясь, что недолгий ужин поможет забыть о двух неделях изнурительного труда, прошедших со дня предыдущей получки.
Присутствовали также несколько богачей с востока, хотя большинство из них избегали посещать «Паровозное депо» в день выдачи жалованья из-за нашествия неотесанной публики. Несмотря на то что во время ужина в ресторане было многолюднее, чем обычно, сразу бросалось в глаза, что отсутствует компания богатых магнатов, засиживавшихся после трапезы за сигарами и виски. По этой причине работы у Рейчел значительно убавилось, и, когда убрали последний столик, она, как обычно, вошла в кухню, чтобы поужинать.
— Мисс Боннер, мистер Рэнкин велел мне накрыть для вас стол в вашей комнате, — сообщила ей Бекки. — Я все приготовила.
— Хорошо. Спасибо, Бекки, — сказала довольная Рейчел. Да, спокойный ужин в своей комнате — это именно то, что ей требуется в конце этого суматошного и странного дня. — А где мистер Рэнкин? Я бы хотела поблагодарить его.
— Не знаю, — пожала плечами Бекки, — я давно уже не видела его.
— Ладно, если увидишь, скажи, что я ему очень благодарна.
Она подошла к окну кухни и выглянула из него: на западе среди буйства красок таяло багряное солнце. Рейчел подумала о том, что если здесь почти нет прекрасных пейзажей, которыми можно любоваться, то закаты, несомненно, прекрасны. И звездное небо тоже очень красивое. Оно как бы в противовес суровости продуваемой ветрами прерии открывало необыкновенную красоту тому, кто не посчитает за труд взглянуть на него.
Рейчел поднялась по лестнице, расположенной в глубине ресторана, и прошла по коридору к своей комнате. Не успела она коснуться ручки, как дверь открылась изнутри. Перед ней с обворожительной улыбкой на красивом лице стоял Эвелл Рэнкин.
— Входи, моя дорогая, — сказал он, отступая назад и делая широкий пригласительный жест рукой. — Позволено ли мне будет заметить, что сегодня ты необыкновенно хороша?
В его улыбке был какой-то намек, и Рейчел, войдя в комнату, увидела, что стол сервирован на двоих.
— Я подумал, хорошо бы нам сегодня поужинать здесь, — продолжал Рэнкин. — Это наиболее уединенное место. Надеюсь, ты не возражаешь?
— А разве мои возражения принимаются в расчет? — язвительно спросила она.
— Конечно, принимаются, — спокойно ответил он. — Я уже говорил тебе, что не собираюсь навязывать свое общество женщине, которая против этого.
«Осторожнее, Рейчел, — сказала она себе, — ты играешь с огнем!»
— Я не против, — произнесла» Рейчел.
— Отлично!
— Чтобы вы поужинали со мной, — быстро добавила она.
— Разумеется, я так и подумал. А что еще ты могла иметь в виду?
— Мне просто хотелось убедиться, что вы правильно меня поняли.
— В таком случае приступим?
Они ужинали медленно, не торопясь, и хотя Рейчел во время еды поддерживала нить беседы, пища казалась ей безвкусной, а слова бессмысленными. Думать она могла только об одном, и эта мысль раскаленным железом жгла ее мозг. Рейчел понимала, что обратного пути нет и что ей остается лишь затаиться и ждать, когда это произойдет.
Но вот они справились с едой, и Рэнкин налил обоим виски. Рейчел осторожно взяла свой бокал, а затем торопливо выпила, чтобы тепло напитка быстрее распространилось по всему телу, сняв нервное напряжение.
Рэнкин наклонился к ней через стол.
— Ты уверена, что хочешь этим заняться?
— Чем заняться? Он хитро улыбнулся:
— Моя дорогая Рейчел, не нужно разыгрывать со мной невинность. Это тебе не идет.
Он коснулся пальцем ее щеки, затем повернул лицо девушки к себе, перегнулся через стол и поцеловал ее. Поцелуй был теплым, нежным и искусным, и уже через мгновение Рейчел тихо застонала и с жаром ответила на него.
— Кровать вон там, — кивнул он головой. Рейчел встала. Она двигалась как во сне. Не отдавая себе отчета в том, что делает, и не управляя своим телом, она позволила подвести себя к кровати. Рэнкин принялся раздевать ее и делал это так умело, будто все застежки и детали ее туалета были знакомы ему. Завороженная его движениями, непринужденной уверенностью и нежной ловкостью, Рейчел даже опомниться не успела, как лежала на кровати обнаженная и снизу вверх смотрела на него.
Рэнкин наблюдал за ней, прикрыв веки. Его губы казались слишком полными и чувственными для мужчины, но теперь она знала, что они способны доставить женщине неизъяснимое наслаждение. Уголки его рта слегка изогнулись вверх, лицо озарилось улыбкой, которая казалась немного насмешливой.
— Ты красивая женщина, Рейчел, — хрипло произнес он. — Очень красивая женщина.
Рэнкин разделся, и Рейчел, наблюдая за ним со смешанным чувством смущения и восхищения, увидела, что классическая красота его лица подчеркивалась совершенством его тела. А затем он лег на кровать рядом с ней и принялся умело и нежно ласкать ее.
Рейчел почувствовала, что ее тело откликается на его ласки, и все усиливающееся желание заглушает все опасения. В конце концов, ей уже двадцать четыре. По ночам она часто терзалась от сильных, почти болезненных желаний А теперь она узнает, что значит быть женщиной. Настоящей женщиной!
Руки Рейчел помимо ее воли, будто они принадлежали кому-то другому, принялись гладить его тело, то касаясь с легкостью крыльев бабочки, то стискивая с такой силой и бесстыдством, которым бы она сама не поверила, если б в этот момент не была настолько захвачена нахлынувшими на нее новыми ощущениями.
— Прошу тебя, Эвелл. Пожалуйста, люби меня, — хрипло прошептала она. — Я хочу тебя прямо сейчас.
Он перекатился наверх, а затем вошел в нее. Когда его плоть проникла в нее, Рейчел почувствовала резкую короткую боль, но это ощущение быстро растворилось в наслаждении, таком сильном, что она не удержалась от крика Движения Рэнкина подчинялись несложному ритму, и она почувствовала, что ее тело отвечает ему в своем собственном, все убыстряющемся темпе, пока, наконец, содрогнувшись всем телом, она не ощутила вспышку наслаждения где-то внутри себя, полностью заглушившую все остальные чувства и исторгнувшую стон из ее горла. Она была настолько поглощена своими ощущениями, что почти не заметила неистового экстаза Эвелла.
Некоторое время она лежала под ним, ощущая на себе его вес и наслаждаясь тем, что держит в объятиях мужчину.
Все это было очень приятно, хотя, кажется, чего-то не хватало — возможно, нежности. А может быть, она слишком многого ждала. Эвелл Рэнкин был настоящим мужчиной, а все известные ей мужчины, за исключением отца, презирали нежность, считая ее чисто женским чувством.
Она провела ладонью по его плечу, и он снова поцеловал ее, на этот раз грубее, затем перекатился на бок и вытянулся рядом. Оба молчали, и слышно было лишь их еще не успевшее успокоиться бурное дыхание.
— Ты считаешь меня безнравственной женщиной, Эвелл? — неожиданно спросила она.
Рэнкин приподнялся на локте, удивленно вскинув бровь.
— Нет. Разумеется, нет. Что заставило тебя задать такой вопрос?
— Мне понравилось то, что мы делали. У меня не хватает слов выразить, какое удовольствие я получила.
— Я тоже получил удовольствие, — сказал он, слегка пожимая плечами. — Именно в этом и заключается смысл.
— Но женщины не должны наслаждаться этим. Рэнкин цинично улыбнулся и коснулся губами ее лба.
— Что за глупости, — пренебрежительно произнес он. — Я никогда бы не женился на женщине, которая не получает удовольствия от того, чем мы только что с тобой занимались.
«Женился? Неужели он предлагает мне выйти за него замуж?» — удивилась Рейчел. Однако не решилась вслух задать ему этот вопрос, поскольку не знала, каким будет ответ.
И главное, она даже не знала, что ей хочется от него услышать.
Глава 6
Стоял дождливый день в конце лета. И дождичек был не легкий, а настоящий ливень, какой бывает раз в году на Великих равнинах обычно в начале сентября. За двадцать четыре часа на прерию выливается воды больше, чем за предыдущие четыре месяца.
Ливень начался сразу после наступления темноты и застиг Хоуки Смита на открытом пространстве, где не было никакого укрытия, чтобы спрятаться. Капли дождя, словно дробинки, барабанили по его лицу, и хотя он плотно завернулся в плащ и расправил поля шляпы, все было бесполезно.
Хоуки преследовал стадо бизонов. Он находился в двадцати милях от нового «Конечного пункта» и в сорока милях от поселка, который теперь получил название Коннерсвилл — в память бывшего начальника строительства Миллера Коннерса, убитого здесь.
За последние два месяца Хоуки пару раз наведывался в Коннерсвилл и в каждый свой приезд издали видел Рейчел Боннер. Она работала в «Паровозном депо», а Хоуки в нынешних обстоятельствах предпочитал держаться подальше от таких заведений. Поэтому ему не представлялось возможности поговорить с ней. Учитывая ненасытную потребность железной дороги в мясе, он надеялся, что благодаря удачной охоте на большое стадо бизонов он заработает достаточно денег, чтобы на законных основаниях поужинать в ресторане.
Беда, однако, состояла в том, что бизоньи стада все труднее было обнаружить, и в своих поисках ему приходилось забираться далеко в глубь прерий. Именно поэтому он очутился здесь, вдали от железной дороги, в самом центре бушующей грозы.
Ослепительная вспышка молнии прорезала небо, и в ярком белом свете Хоуки увидел впереди индейские вигвамы. Кто в них? Отряд охотников, которые сочтут его присутствие нежелательным? Или дружественно настроенные индейцы?
Хоуки очень надеялся, что там окажутся друзья, предложат ему поесть и переночевать в сухом месте. Но если индейцы настроены враждебно… Что тогда? Правда, в данный момент он не представляет для них никакой опасности — не стреляет в бизонов, и с ним нет вооруженных людей. «Худшее, что они могут сделать, — решил Хоуки, — это прогнать меня. Вряд ли они посчитают доблестью захватить грозовой ночью одинокого, промокшего до костей бледнолицего».
— Давай, лошадка, — сказал он. — Поедем туда, где нам дадут чего-нибудь поесть и выделят сухое место, где можно поспать, — я надеюсь.
Вспышка молнии осветила индейский поселок, и Хоуки заметил на одном из вигвамов синюю эмблему, которую невозможно было не узнать, — лошадь и копье. Он широко улыбнулся: это был личный тотем Предназначенного-для-Лошадей.
— Эй, в лагере! — крикнул Хоуки на языке сиу. — Друг нуждается в помощи!
Пологи нескольких вигвамов открылись, и он заметил теплое мерцание костров внутри, уловил густой аромат похлебки из бизоньего мяса.
— Кто говорит на нашем языке? — откликнулся низкий голос.
— Это я, Копье-в-Боку, — ответил Хоуки. — Я приехал повидаться со своим старым другом Предназначенным-для-Лошадей.
— Хо, Копье-в-Боку! Иди сюда, друг мой. Я здесь! Полог одного из вигвамов раскрылся еще шире, и Хоуки увидел в проеме фигуру высокого осанистого человека, приветственно размахивающего рукой, показывая, что он может войти.
— Где табун? — спросил Хоуки.
— Не утруждай себя, Копье-в-Боку. Моя дочь привяжет твою лошадь.
— Твоя дочь? Резвая Лань? Но она еще слишком молода для такой работы.
— Хо, подожди, пока не увидишь ее! — сказал Предназначенный-для-Лошадей.
Из вигвама выскользнула тень и торопливо побежала под дождем к лошади Хоуки. Резвая Лань оказалась гибкой девушкой ростом по плечо Хоуки. Не говоря ни слова, она взяла его лошадь и повела в загон. Хоуки нырнул в вигвам, радуясь, что наконец спрятался от дождя.
— Рад видеть тебя, друг, — сказал Предназначенный-для-Лошадей. Это был высокий, чуть выше Хоуки, индеец с широкими плечами и мощной грудью. Он положил руку на плечо друга.
— Мне тоже приятно встретиться с тобой, дружище, — ответил охотник на бизонов. Он не знал, сколько лет индейцу, но полагал, что тот на несколько лет старше его.
В центре вигвама горел огонь, почти весь дым от которого уходил в отверстие в потолке. Но все же немало его скопилось внутри вигвама, и у Хоуки уже начинало щипать глаза, першить в горле и груди. Он знал, что скоро привыкнет. Ни Предназначенный-для-Лошадей, ни остальные в вигваме, казалось, ничего не чувствуют.
Хоуки огляделся. Огонь отбрасывал неяркий красноватый свет, даже тусклый от дыма, и в вигваме было очень темно. Но охотнику удалось разглядеть жену хозяина. Тихую Речку, и спящего в колыбели младенца.
— Кто это? — тихо спросил Хоуки, указывая на ребенка. Предназначенный-для-Лошадей улыбнулся и опустился на землю, жестом приглашая гостя последовать его примеру. У пола дым беспокоил меньше, чему Хоуки весьма обрадовался. Он взял в руки блюдо с жарким, которое протянула ему Тихая Речка.
— Это мой сын. Каменный Орел, — с гордостью произнес Предназначенный-для-Лошадей. — Прекрасный, сильный мальчик с голосом громким, как раскаты грома. Он будет могучим охотником.
— А девочка, что увела мою лошадь? — спросил Хоуки. — Неужели это действительно Резвая Лань?
— Да, — кивнул индеец и снова улыбнулся. — Она выросла сильной и красивой на радость мне и ее матери. Следующей весной молодые воины принесут ей подарки.
— Еще две весны, — сказала Тихая Речка.
— Это ее шестнадцатая весна, женщина. Ты хочешь всю жизнь держать свою дочь при себе? Я же говорил тебе, что на нее уже заглядываются. Если мы сейчас не дадим ей своего согласия, то боюсь, что она распорядится собой по своему усмотрению. Что мы тогда получим за нее? Ничего — вот что я тебе скажу. Мы потеряем дочь и не получим за нее никакого выкупа.
В этот момент предмет обсуждения вернулась в вигвам и застенчиво посмотрела на Хоуки.
— Ты помнишь Копье-в-Боку, дочка? — спросил Предназначенный-для-Лошадей. — Он четыре года жил с нашим народом.
— Я помню его, — ответила девушка.
— Неужели это ты, Резвая Лань? — удивился Хоуки. — Когда я видел тебя в последний раз, ты была мне по пояс.
Он поднял ладонь над полом, показывая, какого роста была в то время девушка.
— Тогда я была маленькой девочкой, — сказала Резвая Лань. — Теперь я женщина.
Девушка промокла под дождем, пока привязывала лошадь Хоуки, поэтому, развязав небольшую сумку, достала из нее сухую одежду. Без малейшего смущения она стянула платье через голову и развесила его сушиться у огня, затем надела сухое. Несколько мгновений ее обнаженное тело оставалось полностью открытым глазу. Хоуки почувствовал, что в горле у него пересохло, и отвел взгляд, но все же успел заметить, что Резвая Лань действительно красивая женщина.
— Ты забрался гораздо дальше на юг, чем обычно, Предназначенный-для-Лошадей. Почему? — спросил Хоуки, поглощая жаркое. Он брал еду пальцами, как это принято у индейцев, затем с наслаждением облизывал их и причмокивал губами, чтобы показать, как ему нравится угощение.
— Я слышал о Железном Коне, который тащит за собой много домов, — сказал Предназначенный-для-Лошадей. — Мне говорили, что он изрыгает огонь и дым, несется быстрее ветра и едет по железной тропе. Мне рассказывали, что это — дело рук бледнолицых.
— Да, Предназначенный-для-Лошадей. Железная тропа называется рельсами, а Железный Конь, который тянет за собой вагоны, — поездом.
— Я бы хотел увидеть эту штуку, — сказал индеец.
— Зачем?
— Я привык видеть все своими глазами. На такую вещь действительно стоило бы взглянуть.
Хоуки управился с жарким, отставил свое блюдо и улыбнулся Тихой Речке.
— Ты по-прежнему творишь чудеса с едой, — сказал он, еще раз улыбнулся в подтверждение комплимента и взглянул на друга. — Ты прав. На это стоит посмотреть. Но многие индейцы не хотят видеть, как скачет Железный Конь. Они боятся его и нападают на него.
— Знаю, — кивнул Предназначенный-для-Лошадей. — Мне рассказывали, что Железный Конь убивает бизонов, оленей и ланей. Это плохо для наших племен — животные нужны нам, чтобы жить.
— Поезд убивает бизона или оленя только тогда, когда они выскакивают на железную дорогу. Поезд не может свернуть с рельсов.
— Ты видел эту штуку, Железного Коня? — поинтересовался Предназначенный-для-Лошадей.
— Да, много раз.
— Он страшный?
— Только для глупых людей. Умные понимают, что он не может свернуть с рельсов и причинить им вред.
— Я знаю, что некоторые воины пытались поймать его, — сказал Предназначенный-для-Лошадей. — Мне говорили, что Железный Конь убил их.
— Да, — ответил Хоуки. Он тоже слышал эту историю. Несмотря на то что погибли трое индейцев, люди из «Юнион пасифик» не без злорадства рассказывали об этом случае — они ни в грош не ставили жизнь индейца. — Они не понимали Железного Коня, и их поступок был глупым.
— Что они сделали? Я не слышал, как они погибли.
— Они перекинули веревку через рельсы, — объяснил Хоуки. — Три человека с каждой стороны, натянули ее при приближении поезда. Они думали, что смогут остановить его. Не понимали, что Железный Конь обладает силой сотни лошадей и его не могут остановить шесть человек с натянутой веревкой.
— Да, — мрачно кивнул Предназначенный-для-Лошадей. — Они были глупцами. Им нужно было сесть на лошадей. Тогда к их силе прибавилась бы сила их коней.
— Нет, — быстро сказал Хоуки. — Послушай, Предназначенный-для-Лошадей, если собрать вместе всех людей и всех лошадей твоей деревни, где я счастливо прожил четыре года, они все равно не остановят веревкой Железного Коня.
— Уф, — отпрянул индеец. — Наверное, это существо обладает огромной силой!
— Так оно и есть, друг мой. Поверь мне.
— Хорошо, что ты так много знаешь о Железном Коне. Расскажи, друг, откуда ты так много знаешь?
Хоуки вздохнул. Он надеялся, что до этого не дойдет.
— Я работаю на железную дорогу.
— Ты заставляешь двигаться эту штуку?
— Нет.
— Ты прокладываешь железную тропу?
— Нет.
— Тогда в чем же заключается твоя работа?
— Я убиваю бизонов, — сказал Хоуки.
Предназначенный-для-Лошадей на мгновение опустил глаза.
— Ты мой друг, — наконец заговорил он, — но мое сердце наполняется печалью, оттого что ты убиваешь бизонов и оставляешь их лежать в прерии. Я слышал, что так поступают бледнолицые.
— Нет, — ответил Хоуки. — Я не из таких. Так делают богатые люди с востока. «Юнион пасифик» привозит их сюда и устраивает для них охоту. Они убивают бизонов, потому что считают это развлечением. Я убиваю бизонов с той же целью, что и индейцы, — ради мяса и шкуры — Я не могу винить тебя, Копье-в-Боку, за то, что ты убиваешь бизонов, чтобы добыть пищу. Но гневаюсь на тех, кто убивает их для развлечения.
— Многие бледнолицые разделяют твой гнев, — сказал Хоуки.
Предназначенный-для-Лошадей на мгновение задумался, потом улыбнулся:
— Я нашел выход.
— Какой?
— Пусть те, кто убивает ради забавы, продолжают этим заниматься. А у убитых ими бизонов можно брать мясо и шкуры, как и положено.
— Мне хотелось бы это делать, друг. Но бизоны, которых мы употребляем в пищу, должны быть убиты рядом с «Конечным пунктом», где живут рабочие. Животные, которых убивают для развлечения, находятся в местах, доступных только охотникам. Когда это возможно, мы привозим их туши. Но часто эти люди не убивают бизона, а всего лишь ранят. Тогда бизон уходит умирать и теряется.
— Но разве те бледнолицые, кто убивает ради забавы, не преследуют раненое животное?
— Боюсь, не всегда, — развел руками Хоуки.
— Индейцу трудно понять таких людей, — нахмурившись, произнес Предназначенный-для-Лошадей.
— Мне тоже трудно понять таких людей.
— Ты краснокожий.
— Но моя кожа белая.
— Твое сердце красное, — возразил индеец. Они поговорили еще немного, даже после того как Тихая Речка и Резвая Лань легли спать.
— Ты можешь спать здесь, у входа, — наконец сказал Предназначенный-для-Лошадей. — Скоро дождь прекратится, станет жарко, и тогда ты сможешь дышать ночным воздухом.
— Спасибо, — ответил Хоуки и расстелил постель, состоящую из шкуры и одеяла, у входа в вигвам. Вскоре он уже спал.
Проснувшись среди ночи, он понял, что дождь прекратился, и, как и говорил Предназначенный-для-Лошадей, стало жарко. Полог вигвама был откинут, внутрь заглядывала луна. Хоуки с наслаждением подставил лицо легкому ветерку. А затем он увидел фигурку Резвой Лани, освещенную потоками лунного света.