— Я не сплю, Мартин, — ответила Ракель, не открывая глаз. — Хотя сейчас было бы и неплохо. Последние дни почти не спала.
— Я должен тебе еще кое-что рассказать, — мрачно произнес он. — После этого тебе опять может стать не до сна. Надо было, конечно, решиться раньше.
Гнусно, что я этого не сделал.
— Собираешься признаться, что спал с другой женщиной? Для меня это не новость.
— В общем-то да… Я был уверен, что это-то тебе известно, но… — Мартин смущенно поежился. — Но это не все. Я…
— Ты спал с Одри Фейн. Это ты хотел сказать, Мартин?
Мартин почувствовал, как от изумления его брови сами собой поползли вверх.
— А я и не знала. Вот до этой самой секунды. Просто догадалась. — Она расхохоталась, тыча в него пальцем. — Ох, Мартин, видел бы ты сейчас свое лицо!
— Ты не перестаешь меня удивлять, Ракель Раз за разом, — признался он с глуповатой улыбкой и добавил серьезным тоном:
— Но там все кончено, все. Мы договорились встретиться сегодня днем после парада. Но я не пошел. Ты сказала, что поняла, что ты едва не потеряла… Я тоже осознал, что чуть не потерял нечто очень мне дорогое.
Она прижалась к нему, спрятав лицо у него на груди. Он стиснул ее в объятиях.
— Не могу обещать, что такого больше никогда не случится. Я себя знаю. Сомневаюсь, что до завтра сумею измениться до такой степени. Но обещаю, что это будет не Одри. Ни в коем случае.
— Мартин! — окликнула она его тихо. — Я прошу только одного… Всегда возвращайся ко мне, ладно?
— Это я тебе обещаю.
Зазвонил телефон. Не выпуская Ракель из объятий, Мартин поднял трубку. Девушка на коммутаторе сообщила:
— Сенатор Сент-Клауд, вам звонят. Некто Рексфорд Фейн…
— Никаких звонков, — резко перебил он ее. — Меня нет ни для кого, понятно? Никаких звонков, пока я не отменю это распоряжение, даже если это будет сам Господь всемогущий. Вы поняли?
— Да, сенатор Сент-Клауд. Ни с кем не соединять, пока вы не отмените это распоряжение.
Положив трубку на рычаг, Мартин обратил внимание, что в комнате темно. Наступила ночь.
— А знаешь, дорогая женушка, я проголодался! — заявил он.
— Я тоже.
— А как насчет бутылочки шампанского? Ты хоть помнишь, как давно мы вот так вдвоем не пили шампанского?
— Помню. Будет шампанское. — Он потянулся к телефону, помедлил и бросил на нее быстрый взгляд. — А давай договоримся прямо сейчас. Отныне мы будем пить шампанское как минимум раз в неделю. Только вдвоем. Согласна?
— Согласна, сенатор.
Рассмеявшись, она чмокнула его в щеку, спрыгнула с кровати и побежала в ванную.
Мартин словно зачарованный следил взглядом за соблазнительным подрагиванием ее упругих ягодиц, пока они не исчезли из виду, потом снял телефонную трубку и набрал номер.
Вечер выдался прекрасный: ни телефонных звонков, ни нужды куда-то торопиться. И хотя Мартин не мог избавиться от мыслей о безвременной смерти Брета — как, он был уверен, и Ракель, — они об этом не заговаривали. Шампанское их развеселило, потом они вновь отправились в постель и снова ласкали друг друга, на этот раз долго, медленно, бесстыдно, грубо, каждый из них жаждал последнею острого ощущения для себя, но не забывая при этом о другом Они так долго не были вместе, что ею сексуальное познание тела Ракель напоминало путешествие в неведомое и тем самым обретало новое измерение Она была столь же возбуждающей, столь же изобретательной, как и любая другая из тех женщин, что он когда-либо встречал. И он не мог понять, зачем ему вообще понадобилось искать приключений за стенами своей спальни.
«Но таким же вопросом ты задавался и раньше, Мартин», — напомнил ему его настырный внутренний голос.
Он не стал обращать на него внимания.
После того как спал прилив страсти, они блаженно лежали рядышком друг с другом. Ракель повернулась лицом к нему. Легонько скользя пальцем по его груди, она осторожно спросила:
— Нет, Ракель. Политику я не брошу. Ни за что, — твердо заявил он. — Знаю, что ты об этом думаешь. Но этого я не сделаю.
— Ну что ж… Наверное, я слишком много от тебя требую, — произнесла она тихо. — Думаю, я бы перестала тебя уважать, если бы ты поступил по-другому — Но одно могу пообещать… Останусь в сенате В президенты баллотироваться не стану. Если откровенно, то, по-моему, для такой работы я не подхожу.
— Да и из меня жена президента не вышла бы. А потом, у нас никогда бы не было такого вечера, как сегодня, например.
— Ну, — протянула Ракель, — президент слишком занят, во-первых… и даже не могу себе вообразить, чтобы президент и первая леди занимались такими вещами, как мы только что.
— Обета безбрачия от президента не требуется, насколько я понимаю. — усмехнулся Мартин.
— Может, и нет, но, думается, я бы не смогла делать это в таком месте, как Белый дом, вспоминая всех тех великих государственных мужей, что жили в нем до меня.
— Чудачка ты, — заметил на это Мартин.
— Все равно люблю, — согласился Мартин.
— Вот и хорошо. А сейчас пора спать, Мартин.
Хочу рядом с тобой.
— Раньше ведь удавалось, помнишь? У нас первые полгода после свадьбы другой и не было.
— Как скажешь, я готов.
С довольным вздохом она повернулась к нему спиной и прижалась ягодицами к его животу. Мартин слегка изогнулся, чтобы ей было удобнее, а Ракель взяла его руку и положила ее себе между ног. Когда-то они всегда засыпали именно так. Так они заснули и сейчас.
Мартин спал долго и без сновидений. Проснулся он сразу после рассвета. Ракель лежала на спине, лаская его лицо нежным взглядом.
— Доброе утро, милый. — Она потянулась поцеловать его.
Готов поспорить, что весь город пытается связаться со мной. Давай-ка я попрошу их снова подключить меня к внешнему миру. Да и с Рексфордом Фейном рано или поздно, а поговорить придется.
Мартин чуть не добавил, что и с Одри придется разговаривать тоже, но одернул себя в самый последний момент. Нельзя же, в самом деле, испытывать судьбу без конца.
Когда Мартин потянулся к телефону. Ракель скорчила гримаску и соскочила с кровати.
— Если ты взялся за телефон, я пошла под душ. — Сделав несколько шагов, она остановилась и, поколебавшись, со смехом добавила:
— Передай Одри привет от меня, Мартин. И скажи ей, чтобы шла она… сам знаешь куда…
Она скрылась в ванной, а Мартин от души расхохотался. Вот это женщина. Ракель Сент-Клауд! Мартин знал, что будет ей вечно благодарен за то, что она его вчера не покинула. Даже если через неделю она оставит его, он будет всегда благодарен ей за эту ночь.
Он позвонил на коммутатор и сообщил, что будет отвечать на телефонные звонки. Потом посидел несколько мгновений, не снимая руки с трубки и решая, кому звонить первому из Фейнов — отцу или дочери. Разговор и с ним, и с нею предстоял одинаково неприятный.
Но тут аппарат под его рукой разразился звонком, и Мартин от неожиданности чуть не подпрыгнул.
— Сенатор Сент-Клауд, — сказал он в трубку. — О, доброе утро, Лина. Как ты там? Да, конечно… — Минуту он слушал собеседницу. — По-моему, идея просто отличная. Уверен, Брет бы одобрил… Да, времени маловато. Намечено вскрытие, но поскольку причина смерти не вызывает сомнений, нам, может, удастся ускорить события. Как я уже говорил, положение члена сената Соединенных Штатов дает то преимущество, что появляется возможность стукнуть кулаком по столу, если надо… Займусь этим делом немедленно… Да, Лина, только что пришло в голову, что у нас не будет времени всех оповестить… Да, тут ты права, Лина. Тех, кого Брет сам захотел бы, мы собрать успеем… Посмотрю, что мне удастся устроить, и перезвоню тебе, как только смогу…
Глава 20
После того как его наконец оставили в камере одного, Эндоу заснул мертвым сном.
С того момента как он узнал, что провалил свою миссию, что убил совсем не того человека, Эндоу пребывал в своего рода эмоциональном вакууме, думать ему ни о чем не хотелось. Ему было жаль человека, у которого он отнял жизнь. Его он не знал и потому не мог определить, заслуживал ли покойный смерти. Однако еще более Эндоу сожалел о том, что сенатор США Мартин Сент-Клауд по-прежнему остается среди живущих.
На все вопросы полицейских он упорно давал один и тот же ответ:
— Мне нужен адвокат.
Никакого адвоката у него, конечно, не было; по правде говоря; он ни одного и не знал.
Сменяя друг друга, полицейские допрашивали его весь предыдущий день до десяти часов вечера; наконец один из них, грубиян с противным резким голосом, заявил:
— Сейчас этот псих ничего не скажет. Заприте его в камеру. Пусть помучается, пораскинет мозгами. К утру, глядишь, и станет поразговорчивее.
Эндоу отнюдь ничего не мучило, во всяком случае, ничего из того, что грозило ему лично. По-настоящему его тревожило лишь то, что теперь станется с бедняжкой Эстелл. Кто приготовит ей ужин? Однако и эта мысль занимала его недолго. Он провалился в глубокий сон и не просыпался до тех пор, пока ранним утром ему не принесли завтрак.
Первые его мысли после пробуждения были об Эстелл. Он понимал, что оказался за решеткой надолго, возможно, навсегда. Его могут даже казнить.
Он чувствовал, что столь позорным своим провалом заслуживает смерти. Но кто же позаботится об Эстелл? Работать она не может. Вероятно, ей придется перейти на социальное обеспечение, и эта перспектива Эндоу очень огорчала. Благотворительность значилась среди многих вещей, которые Эндоу считал пороками существующей в данной стране системы, когда все эти бездельники и паразиты отнимают честно заработанные деньги у благочестивых и трудолюбивых людей.
Он полагал, что Эстелл еще ничего не знает о том, что с ним случилось. Место его жительства полиции было неизвестно. При задержании он назвал лишь свое имя. А все документы утром во вторник оставил дома.
После завтрака он принялся ждать, когда за ним придут, чтобы отвести на новый допрос. Говорить полицейским он, однако, ничего не собирался, пока не встретится с адвокатом. Этому Эндоу научился из телепередач.
Но когда сразу после девяти часов в его камере появился полицейский, события приняли неожиданный для Эндоу оборот. Он был препровожден в небольшую комнатушку с выкрашенными скучной зеленой краской стенами, где находились два стула и стол. Его втолкнули внутрь и заперли за ним дверь на замок.
В комнатушке находился также какой-то тип средних лет с редкими седыми волосами, носом в характерных красных прожилках и слезящимися карими глазками. Лицо у него было скорбным, как у спаниеля.
На коленях он держал обшарпанный портфель. При появлении Эндоу он веч ал и положил портфель на стол.
— Мистер Эндоу? Здравствуйте. Я адвокат. Тед Барлоу.
— Мой адвокат? — подозрительно уточнил Эндоу. — У меня нет адвоката.
— Теперь есть. Если, конечно, не откажетесь от моих услуг. — Тип подобострастно улыбнулся. — Вы заявили в полиции, что требуете адвоката, но не назвали его имени. Они предположили, что у вас нет денег, и пригласили меня. Суд довольно часто назначает меня защищать клиентов, которые не располагают средствами для оплаты адвокатского гонорара.
Мысль о том, что все это сильно смахивает на благотворительность, привела Эндоу в сильное раздражение. Однако он заставил себя успокоиться. Адвокат ему нужен, а денег у него на оплату его услуг и вправду не было С чувством огромного облегчения он пожал протянутую ему руку. Теперь все будет в порядке; теперь есть у кого спросить совета.
Барлоу указал рукой на стул, и Эндоу устроился за столом напротив адвоката.
— Первое, что мы должны с вами решить, это на чем строить защиту. Вас взяли с поличным, мистер Эндоу. Свидетели, пистолет и все такое прочее. Убийство первой степени, мистер Эндоу. Ах да, еще и дневник, не будем забывать… где вы писали, что замышляете убить сенатора Сент-Клауда.
Эндоу изумленно хмыкнул:
— А откуда они узнали, что это я писал? Я им не сказал ни слова!
— Вчера вечером вы подписали квитанцию об изъятии у вас личных вещей, мистер Эндоу. Они сравнили ваш почерк с тем, каким написан дневник. Как я начал вам объяснять, мы должны решить, как нам поступить. Советую вам не признавать себя виновным на том основании, что вы находились в состоянии временного помешательства…
— Нет! — грохнув кулаком по столу, возопил Эндоу. — Я не сумасшедший!
— Сумасшедший вы или нет — на данном этапе не важно. Решать это будут эксперты…
— Я не сумасшедший! — Эндоу вскочил на ноги. — Я был избран убить сенатора США Мартина Сент-Клауда. Мне была ниспослана миссия избавить мир от этого порочного и безнравственного субъекта!
— Избран? Ах, ну да, несомненно… — Барлоу, похоже, был слегка обескуражен. — Позвольте спросить просто из любопытства, мистер Эндоу, почему все же именно сенатор Сент-Клауд? Вы его знали?
Он чем-нибудь навредил вам лично?
— Да не знаю я его. И никогда не встречался лицом к лицу. Но он олицетворение зла, развратник; защитник черномазых, он… — Голос Эндоу начал срываться на визг.
Барлоу встревоженно заерзал на стуле.
— Ладно, ладно, мистер Эндоу. С этим мы разберемся попозже. А сейчас нам нужно решить два вопроса. Во-первых, хотите ли вы, чтобы я представлял ваши интересы в суде?
Эндоу в нерешительности заколебался. От одной лишь мысли, что этот человек может сейчас уйти и оставить его один на один со всем миром, сердце его затрепетало в паническом страхе.
— Но мне ведь нужен адвокат?
— Адвокат вам нужен, — сухо подтвердил Барлоу. — Думаю, мы можем смело констатировать этот факт.
— Денег платить адвокату у меня нет.
— Знаю. Уверен, мы что-нибудь придумаем… Теперь по поводу линии вашей защиты… — Заметив, что на лице Эндоу появилось упрямое выражение, адвокат решил сменить тактику. — Ладно, этим займемся позднее. В данный момент, возможно, подобный вопрос обсуждать преждевременно. — Он встал. — Сейчас я пришел только для того, чтобы присутствовать на вашем допросе. Вы готовы отвечать на вопросы? Я все время буду рядом, чтобы предупреждать, на какие вопросы вам отвечать, а на какие не следует.
— Готов, — коротко ответил Эндоу. — У меня ведь теперь есть адвокат. Мне нужно, чтобы они знали, почему я это сделал.
— Ax вот как… Ладно, посмотрим. — Адвокат взял со стола портфель и словно невзначай обронил:
— Прессе стало известно о вашем дневнике… Журналисты проявляют огромный интерес к его содержанию…
— Нет, не хочу, чтобы о моем дневнике трепались все газеты!
— Речь может идти об очень больших деньгах.
Ваш дневник хотели бы заполучить информационные агентства; мы могли бы выторговать еще больше, если бы заставили общенациональные журналы за него драться.
«Вот он, выход! — обрадованно подумал Эндоу. — Господь Бог не покинул меня в беде! Он указал мне путь, научил, как позаботиться об Эстелл». Он отвернулся от адвоката и несколько мгновений смотрел в крошечное зарешеченное оконце на захламленный дворик позади тюрьмы. Вспомнил вдову Освальда. За ее рассказ ей предлагали любые деньги. А его повествование уже все записано, один дневник, правда, попал в руки полиции, но остальные тетради, где в подробностях живописуются еще два убийства, надежно заперты в чемоданчике, который хранится у него дома.
Эстелл разбогатеет и сможет нанять кого-нибудь себе в помощь.
Он повернулся к адвокату.
— Если они так заинтересованы в одном дневнике, я смогу получить больше денег еще за два?
— В зависимости от их содержания, — осторожно ответил Барлоу. — А что в них?
— Я убил еще двух неисправимых грешников.
Раньше, до этого, — гордо заявил Эндоу. — Об этом и написано в других тетрадях.
— Еще двух? — встрепенулся Барлоу. — Политиков?
— Да. Не таких, правда, важных. Сенатора штата и мэра. Там, на востоке.
Алчность пламенем полыхнула в глазах Барлоу.
— А где же эти тетради?
— У меня дома. Заперты в чемоданчике под кроватью. Но сначала нам с вами придется кое-что уладить… — Эндоу вновь сел на стул и принялся объяснять адвокату:
— Это касается моей жены, Эстелл. Она калека, прикована к инвалидному креслу, когда меня нет рядом, позаботиться о ней некому.
Поэтому если я получу деньги, то прежде всего хочу обеспечить за ней нормальный уход…
Джим Боб был занят упаковкой тех немногочисленных вещей, которые успели скопиться на его временном командном пункте. Ему предстояло вернуться к своему постоянному месту работы в деловом центре города.
Внезапно он услышал, как за его спиной открылась и закрылась дверь. Он выпрямился и обернулся.
И нисколько не удивился, увидеть стоявшего на пороге Эбона. Его наголо обритая голов? отливала металлическим блеском, внушительная фигура распирала тесный тренировочный костюм.
— Насколько я знаю, вы хотели поговорить со мной, капитан? — произнес Эбон с мрачным выражением лица.
— Интересно, откуда же ты это узнал? — сухо спросил Джим Боб.
Он жестом предложил Эбону стул, а сам устроился за своим столом. Сунул в рот остывшую трубку.
Сегодня в общем-то она ему была не нужна. Масленица и все связанные с ней проблемы позади, так что можно и расслабиться. Хоть немного.
Несколько долгих мгновений Эбон медлил, потом все же сел на предложенный ему стул. Очень нехотя, как показалось Джиму Бобу. Капитан в полном молчании не сводил пристального взгляда со своего гостя, стараясь хранить на лице равнодушное выражение.
Эбон заерзал на стуле и сердито нахмурился.
— Капитан, я пришел сюда не за тем, чтобы вы на меня вот так пялились! — зло выпалил он.
— Да? А зачем же ты пришел?
— Я уже сказал. Слышал, вы меня ищете. Мне стало любопытно, какие обвинения…
— Ты же знаешь, Эбон, против тебя не выдвинуто никаких обвинений. Хотя… — Джим Боб сделал многозначительную паузу. — Это дело с одним из твоих людей… как ты его звал? Грин, если не ошибаюсь?
Думается, здесь кое-что можно сообразить… Подстрекательство к беспорядкам, приведшее к смертельному исходу.
— Что за чушь, капитан! Сами знаете, никому нет дела , до того, что вчера убили еще одного негра. Вот если бы это был белый, какой-нибудь ваш боров…
— Тут ты абсолютно прав, Эбон, — одобрительно закивал головой Джим Боб. — Если бы все случилось по-другому, если бы твой Грин убил полисмена, он был бы уже арестован по обвинению в убийстве. Да и ты с ним заодно оказался бы за решеткой… У твоих братьев сегодня появился новый мученик, так ведь?
— У белых тоже. Герой. Футболист этот.
— Да, уверен, сейчас о старине Медвежьи Когти в Новом Орлеане говорится много добрых слов. — Пронзительный взгляд капитана остановился на бесстрастном лице Эбона. — Сдается мне, тебе его не очень жаль, а?
— Да не особенно, — небрежно пожал плечами Эбон.
— Я имею в виду, что ты не станешь лить слезы себе в пиво только потому, что его убили вместо сенатора Сент-Клауда. Сенатор ведь твой дружок, так?
И если бы он погиб сегодня, это повредило бы твоему делу, так?
— Ни один белый не может быть нашим дружком, капитан, — высокомерно заявил Эбон, — Но должен признаться… да, я рад, что Мартина вчера не убили. Слышал, вы задержали человека, который пытался это сделать?
— Ага, он у нас под арестом. Пока ничего не выяснили. Молчит как рыба. — Джим Боб пожал плечами. — Сегодня утром пригласили ему адвокатишку, тот еще фрукт, который надеется заработать денежку и рекламу на защите психа, пытавшегося убить сенатора США. Я рассчитывал, что этот ненормальный может разговориться в присутствии адвоката. Хотя и не жду, что узнаю больше, чем мне известно сейчас.
— И что с ним будет?
— Да ничего особенного. Его адвокат заявит о невиновности подзащитного на том основании, что тот находился в состоянии временного помешательства. Или что-нибудь еще придумает в том же духе.
Так ведь он и есть сумасшедший — самый натуральный. Вот его и упрячут под замок вместе с такими же, как он, психами.
Эбон неожиданно поднялся со стула.
— Ладно, капитан, если я вам больше не нужен, мне пора идти.
— Сделай одолжение. Спасибо, что заглянул, Эбон.
Всегда рад тебя видеть, — приветливо помахал ему рукой Джим Боб и, дождавшись, когда Эбон подошел к самой двери, невинным тоном спросил:
— Паршиво, что твоя лежачая демонстрация так накрылась, а?
Эбон обернулся с искаженным злостью лицом, потом заставил себя улыбнуться.
— Паршиво, и не говорите… Но ведь еще не вечер: будет еще масленица, будут и парады.
— Что верно, то верно, — мрачно согласился Джим Боб.
— Так что у нас на подготовку целый год впереди. — Теперь Эбон уже расплылся в широкой издевательской улыбке. — Но не думайте, капитан, что я брошу все силы только на это. Лига вам весь год ни на час покоя не даст, день за днем всю плешь проест!
Эстелл Эндоу всю ночь почти не спала. Лишь несколько раз проваливалась в забытье на считанные минуты. Еще до того как парад Рекса приблизился к дому, на балконе которого она сидела в инвалидном кресле, все окрестности уже так и гудели слухами.
Незадолго до того как припозднившееся шествие достигло их квартала, к ней в крайнем возбуждении ворвался Донни Парке.
— Вы слышали, миссис Эндоу? На Кенел-стрит такая пальба была! Несколько человек перестреляли!
А на одной из платформ убили сенатора США!
Не дожидаясь ответа, Донни умчался прочь, оставив Эстелл наедине с жуткими предчувствиями, мучившими ее остаток дня и всю ночь. В страхе она ожидала известий от Френа, терзалась опасениями, что в любую минуту к ней нагрянет полиция. Однако ночью ее никто не потревожил, если не считать ее собственных беспокойных мыслей. Ей пришло в голову позвонить в полицию и осведомиться, что они сделали с ее мужем: арестовали или убили? Звонить, однако, она не стала. Если они не схватили Френа, такой звонок только возбудит их подозрения. В глубине души она, конечно, чувствовала, что с Френом произошло что-то ужасное. Никогда еще — во всяком случае, после того несчастного случая — не было такого, чтобы Френ не пришел домой.
В конце концов где-то посреди ночи она принялась обзванивать больницы. Не называя себя, интересовалась, не поступал ли к ним некто Френсис Эндоу.
Ни в одной больнице Нового Орлеана он среди пациентов не значился. В полном отчаянии она позвонила в городской морг. Там ей ответили, что ни о каком Френсисе Эндоу слыхом не слыхивали. Она почувствовала минутное облегчение, но затем подумала, что если Френ лежит в какой-нибудь больнице под усиленной охраной полицейских, то они отдали приказ никому не сообщать об этом ни под каким видом. Такое же распоряжение могли получить и в морге.
Всю ночь Эстелл оставалась в инвалидном кресле.
Она курила сигарету за сигаретой, впадая время от времени в дремоту. Она смогла бы сама, пусть и с трудом, перебраться в кровать, но была уверена, что не заснет.
К тому же пересесть утром в кресло ей бы без посторонней помощи не удалось. В холодильнике она нашла кое-какие продукты — сыр и холодное мясо. Приложив немало усилий, Эстелл все же сумела сделать пару бутербродов. И съела их без всякого аппетита.
Время от времени она принималась плакать то от жалости к самой себе, то в страхе за Френа.
Сигареты у нее кончились еще задолго до рассвета. Она заставила себя дождаться первых лучей солнца и только потом позвонила в колокольчик, вызывая наверх Донни. У нее оставалась одна-единственная десятидолларовая банкнота, и Эстелл вручила ее Донни, наказав купить Две пачки сигарет и утреннюю газету, а на сдачу — какой-нибудь соус к бутербродам. Донни не скрывал своего любопытства по поводу необычного в это время отсутствия Френа, но говорить ему по этому поводу Эстелл ничего не стала. После того как парнишка ушел, она подумала, что эта его неосведомленность даже обнадеживает.
Если Френ арестован или убит, во Французском квартале об этом еще не слышали. Ведь Донни Парке все сплетни обычно узнавал первым.
Когда Донни вернулся с покупками, Эстелл с жадностью схватилась за газету. Она выяснила, что во время вчерашнего парада Рекса были убиты двое — чернокожий революционер и профессиональный футболист Брет Клоусон. Цитировалось заявление властей о том, что смерть Брета Клоусона была случайной и наступила в результате покушения на жизнь сенатора Мартина Сент-Клауда. Полиция также упомянула о задержании подозреваемого, однако имя его либо иные подробности сообщить отказалась.
Френ, это точно Френ! Значит, он жив. В противном случае они бы сообщили о его смерти, ведь правда?
Когда ненадолго до полудня раздался стук в дверь, Эстелл ни на секунду не усомнилась, что это полиция.
Однако, открыв дверь, она обнаружила за ней вместо толпы полицейских невзрачного мужчину средних лет с обшарпанным портфелем в руках.
— Миссис Эндоу? — обратился он к ней. — Вы миссис Френсис Эндоу?
— Да, — подтвердила Эстелл с бешено бьющимся сердцем. — Что вам угодно?
— Миссис Эндоу, я Тед Барлоу, адвокат. Ваш муж — мой клиент. Я только что встречался с ним…
— Френ! Что с ним? Как он?
— Если вас интересует состояние его здоровья, то он цел и невредим. Но он взят под стражу, и сегодня полиция предъявит ему обвинение в убийстве.
— Но ведь он не убивал? — с надеждой спросила Эстелл, прижимая ладонь к разрывающему грудь сердцу. — Мой Френ не способен на убийство!
— Боюсь, что это не так, миссис Эндоу. Он сознался мне в своем преступлении. Да, он убил не того человека, которого собирался, но вина его не вызывает сомнений. Ни малейших.
— Но почему? Зачем Френу убивать кого-то? Он такой заботливый и ласковый; после несчастного случая ухаживал за мной, как нянька!
— Вполне допускаю, но… — Адвокат прочистил горло. — Миссис Эндоу, не будем обманывать друг друга. Ваш муж рассказал мне, что вы прочитали его дневник, в котором он прямо заявил, что намерен убить сенатора Сент-Клауда. Узнав об этом, вы послали дневник в полицию.
— Но это же были наброски романа, который он сочинял, он сам мне сказал! — После визита Мамы Селестайн Эстелл почти убедила себя в том, что это правда.
— Да какая там книга, миссис Эндоу! — Барлоу с постным лицом сокрушенно покачал головой. — Это был план убийства. Что практически равнозначно признанию. Вы позволите мне войти, миссис Эндоу?
— О, конечно, входите, — пристыженно заторопилась Эстелл. Она откатила кресло, освобождая ему дорогу, и жестом пригласила присесть. — Вот сюда, на софу… мистер Барлоу, не так ли?
Адвокат примостился на краешке софы и достал из портфеля какие-то бумаги.
— Ваш муж, полагаю, не в состоянии оплатить услуги защитника?
Новая волна страха охватила Эстелл, в голосе ее зазвучали плачущие нотки:
— Да, это так. На подобные вещи денег у нас нет.
Господи, что же теперь с ним будет!
— Ну, с этим все в порядке, — успокоил ее Барлоу и протянул ей бумаги:
— Вот договоренность, которую мы с вашим мужем подписали сегодня утром в тюрьме. Я буду представлять его интересы, а доходы, миссис Эндоу, мы с вами поделим пополам.
— Какие доходы? — вне себя от изумления, поинтересовалась Эстелл.
— От публикации его дневников, или тетрадей, как он их называет. Кое-кто весьма заинтересован в приобретении прав на их издание.
Эстелл пришла в полное недоумение.
— Дневники? Да у него только один-единственный и был…
— Ваш муж рассказал мне сегодня утром, что убил еще двух политических деятелей и расписал подробности в двух других тетрадях.
— Неужели Френ убил еще двоих? Не верю! — в ужасе воскликнула она.
— Он сам так утверждает. Обычно люди по поводу таких вещей не лгут. Скажите, а нет ли у него чемоданчика под кроватью?
— Есть, но он всегда заперт.
— Знаю, он меня предупредил. Как видите, в этом документе он уполномочил меня открыть чемоданчик. — Барлоу вскочил на ноги, бодро потирая руки. — И рассказал, где спрятан ключ. Если позволите…
Не дожидаясь ее разрешения, адвокат прошмыгнул в спальню. Эстелл, просматривавшая переданные ей бумаги, подняла глаза, но слова протеста так и не сорвались с ее губ. Она вновь взглянула на документ и увидела внизу страницы подпись Френа. «Ф. Эндоу».
Значит, все, что говорит этот тип, правда!
С замирающим сердцем Эстелл покатила кресло в спальню. Барлоу стоял у шкафчика Френа.
Сияя всем лицом, он подбросил ключ на ладони.
— А вот и он! И под какой же кроватью у нас чемоданчик?
— Под той, — указала Эстелл, чувствуя, что ей не хватает воздуха.
Барлоу торопливо вытянул чемоданчик из-под кровати, отомкнул замок и принялся шарить в нем дрожащими от нетерпения руками. С торжествующим воплем он извлек из чемоданчика две толстые тетради:
— Вот они!
Он присел на кровать и стал листать дневники, время от времени задерживаясь на той или иной странице, чтобы изучить ее более внимательно. Потом, удовлетворенно покивав головой, продолжал читать дальше.
В голове Эстелл мысли метались, словно конфетти, подхваченные порывом ветра. События развивались для нее слишком стремительно. Она не знала, правильно ли поняла все, что ей было сказано за последние несколько минут. Она нашарила в кармане сигарету, закурила и глубоко затянулась.
В этот момент раздался громкий стук в дверь. «Полиция!» — мелькнуло у нее в голове. Пришли наконец допросить ее? Она начала было говорить что-то сидевшему на кровати адвокату, но тот с головой ушел в чтение дневников.
Вздохнув, Эстелл покатила кресло в другую комнату, осторожно маневрируя, чтобы приблизиться к входной двери и повернуть ручку замка.
Но это опять была не полиция. За дверью в возбуждении переминался с ноги на ногу молодой человек.