- Успокойтесь, сударь, - призвал он, - успокойтесь! Плохая погода действует на нервы, но так поддаваться своим эмоциям нельзя. Да. О, господи! - И он тихонько добавил: - Так продолжаться больше не может.
      Вэньон смотрел на меня широко открытыми глазами.
      - Извините меня, - пробормотал он, - извините...
      В нем промелькнуло странное выражение злости и какого-то ужаса, когда он повернулся и нетвердым шагом последовал за Дорло.
      Около минуты я не двигался. Вся сцена была невероятной, перед моими глазами вновь промелькнуло все случившееся. Наконец, изумленный я вышел из дома.
      На улице я пришел в себя. Внезапное эмоциональное нарушение прошло. Я выдохся. Как будто я с кем-то боролся. Но моя тревога усилилась. Это кошмар, думал я, кошмар. Вот почему у него каждый оказывается сумасшедшим и вы сами ведете себя как сумасшедший. Но я приду в себя - очевидно, когда приедет Годерих...
      Воздух, как сказал Дорло, тяжелый и душный. Погода стояла мягкая, но появилась явная тенденция к изменению давления. В какую сторону - я не знал.
      Вокруг меня лениво простирались поля. Слишком лениво, подумалось мне. Словно тайком замышляя собраться на коварное колдовство. Прямоугольники полей были украшены в цвета охры, беж и серовато-коричневые оттенки. Они собирались к невозмутимо застывшему предгорью, погруженному в таинственный сон. Пересекая один из прямоугольников, я заметил, что пугало, которое я видел из окна, немного изменило свое местоположение.
      Вэньон... О, господи! Безымянные... Его, если хотите, а не мои! Пусть он им радуется. О, Боги! Кто выдумал эти привидения, нелепые отвратительные существа, если не... Я посмотрел на серое неприветливое небо и поежился. Нет, я не был, как бы это выразиться, очарован этим пристанищем дьявола, этим зловещим районом Франции двенадцатого или тринадцатого века, где вместо сохранения добрых старинных обычаев внезапно оживают предрассудки и непристойная мифология, сводящие с ума всех, кто думал о них. Если только...
      Мои беспорядочные мысли оборвались. Я еще раз с содроганием взглянул на небо. Все вокруг - холмы, спящие поля, пока я шел, не отставали от меня. Я почувствовал: что-то постепенно назревает... У меня разболелась голова, появилось необъяснимое гнетущее чувство. С того места, где я остановился, замок был ясно виден. Он находился примерно в километре от меня. Но часть его скрывалась за горизонтом, другую закрывали деревья. Если тревога усилится, я смогу быстро вернуться туда.
      Я не спеша продолжал свой путь, когда у меня опять возникло неясное чувство какого-то беспокойства. Когда я прошел примерно треть расстояния до замка, передо мной вдруг с жалобным воем выскочила собака. Это была весьма добродушная маленькая Зизи - пудель, одна из трех или четырех собак, живших в замке. Дэни ее обожал, и я думаю, что Зизи не покидала его в нынешней бродячей жизни. Но сейчас она, видимо, заболела или была чем-то напугана. С визгом она прижалась к моим ногам.
      Вместе мы пошли по краю жнивья. Это было как раз то поле, где находилось брошенное пугало. И вновь я, озадаченный, заметил, что эта штука передвинулась ближе к замку. Пропади оно пропадом! Раздраженно и растерянно я подумал, что ведь это нелепо. Очевидно, прежде я ошибочно запомнил место, где находилось пугало. Зизи, бежавшая рядом со мной, прижалась еще ближе и несколько раз странно приглушенно взвизгнула.
      Тучи сгустились, голова у меня продолжала болеть. Было ощущение, что что-то назревает, что-то делается в тяжелой атмосфере, среди деревьев, на вершинах холмов и в низко висящем небе. Казалось, вся природа, как я, была начеку и ожидала чего-то странного и необычного. Когда мы прошли половину поля, собака отбежала от меня и за изгородью послышался короткий хриплый лай, вызванный либо сильным испугом, либо собачьей ссорой.
      По мере приближения к замку головная боль становилась все меньше. Однако ощущение опасности и назревающей беды не покидало меня. И вновь, с еще большим нетерпением я жаждал встречи с Годерихом.
      Я вошел в замок. Там в зале, на блюде лежал ответ на мои мольбы. Да, говорилось в телеграмме, он может приехать во вторник, то есть через три дня.
      4
      На следующее утро эту радостную весть подтвердило письмо, в котором Годерих объяснял, что хотел было сразу приехать ко мне, но его партнер до вторника не сможет взять на себя дополнительные обязанности. На столь быстрый приезд я не надеялся. Более того, Годерих мог вообще не приехать. Поэтому я заранее был ему благодарен.
      В конце недели, я почувствовал еще большую напряженность. Причиной этого была недобрая шутка моего хозяина. После недавней ссоры Вэньон кое-как извинился за свою грубость. Теперь же он гневался совсем по другому поводу. В то время, как я получил доброе, успокаивающее письмо, он, видимо, получил иное, вызывающее большое огорчение. Он сказал мне, что тетя, у которой находились его дети, написала ему, что на месяц или два по делам должна уехать в Тунис. Возможно и поэтому она вынуждена отправить детей своего брата домой.
      - Вот так причина! - фыркнул Вэньон. - Дела... Ха! Дети не могут сейчас приехать сюда, только не сейчас!
      Конечно, когда я вспомнил о состоянии моего сына, я не питал большой симпатии к Вэньону и не осуждал тетю за ее заботу о Марселе и Августину. Но эта тема заставила меня еще с большим вниманием задуматься над родственной связью между нашими семьями. Ведь это родство именно через сестру этой самой обруганной тети. Жена Вэньона в девичестве мадемуазель Друар была кузиной моей жены, хотя, я думаю, они не знали друг друга.
      Эти рассуждения, естественно, заставили меня полностью пересмотреть поведение Вэньона. И, как обычно, мой вывод был огорчительным. Вэньон бывал то горячим, то холодным, по очереди заботливым или нечутким. Он сожалел по поводу нарушения договоренности о взаимных обменах во время каникул, но в то же время откровенно не предупредил меня о Рауле. Позднее он проявлял такт и дважды телеграфировал мне после побега Дэни во Францию. Но в дальнейшем, когда я прибыл для возвращения беглеца, он не оказал мне никакой помощи. Порядочный человек так не поступает...
      В субботу вечером я в одиночестве размышлял об этих и других связанных с ними проблемах, как вдруг до меня донеслись сердитые крики. Можно было подумать, что ссорится десяток человек. Когда же я вышел посмотреть, шум уже стих. Участники ссоры, видимо, успокоились и разошлись. Однако, идя через двор, я увидел человека, который прихрамывал и прикладывал к лицу окровавленный платок. В нем я узнал парня, перевозящего на фургоне с молочной фермы сено, молоко и масло. Я собирался спросить его, что случилось, когда откуда-то из помещения послышались пронзительные и сердитые возгласы Вэньона.
      Некоторую ясность по поводу инцидента внес Дорло. Как только хозяин ушел после обеда, Дорло, принес мне в библиотеку обычную рюмку бренди и сказал:
      - Сегодня днем за Батистом и вашим мальчиком заявилась шайка негодяев из Сэнт Орвэна и почти добралась до них...
      - Что! - с ужасом воскликнул я. - За моим мальчиком? За что? Что с ним?
      Он отвечал беспристрастно, обращаясь скорее к небу, чем ко мне.
      - Молодой месье совершенно не пострадал, они не смогли схватить его. А Батиста, конечно, получил царапину, а то и две...
      - Но почему, почему на них напали?
      Дорло пожал плечами и развел руками.
      - Здесь люди, месье, суеверны. Они верят во всякую чепуху. И, возможно, молодой месье сделал что-то неумышленно, что вызвало у них подозрения. Эта шайка негодяев и бандитов преследовала его и Батиста до нашего двора. К сожалению, - как-то задумчиво добавил он, - кое-кто из наших слуг принимает сторону этого сброда... Но это не мое дело, меня не касается. Завтра же уезжаю отсюда...
      Меня очень обеспокоил не только рассказ Дорло и его возможные последствия, но и заявление о его отъезде. Глупо было бы считать его союзником. И все же он пока не проявлял ко мне враждебности, а в последнее время был почти единственным источником сведений о Дэни.
      Очевидно, за всем этим скрывалось значительно больше, чем то, что рассказал Дорло. Но и это дало мне повод для многих предположений. Для подозрений крестьян Дэни был, конечно, главным объектом. И даже удивительно, что к нему до сих пор не приставали. Тот, кого называли Батистом, был, видимо, его приятель или знакомый. Поэтому он тоже попал под подозрение... Дело, кажется, дошло до непримиримой вражда и среди сторонников Вэньона в самом замке произошел раскол. Завтра, думал я, на поезде Дорло не будет скучать без компании...
      Пока я с растущим нетерпением считал часы, оставшиеся до приезда Годериха, возобновились мои пока безрезультатные попытки смягчить враждебность Дэни. Я уже не надеялся на быстрое и полное примирение. Но пока Годерих не окажет мне посильную помощь, мне хотелось бы начать разговаривать со своим ребенком.
      Я дважды пытался поговорить с ним через закрытую дверь. В первом случае - молчание, во втором - ответ:
      - Уходи прочь! Я ненавижу тебя!
      Еще два раза мне удавалось приблизиться к нему на улице, чтобы поздороваться, но немедленно убегал. Его поведение и презрительный вид были для меня унизительными. Я не мог рассчитывать на помощь оставшихся слуг Вэньона, утром вместе с Дорло уехала еще одна пара, чтобы окружить Дэни и заставить его сдаться. Да и сама такая облава была бы противоестественным делом и, как я потом убедился, принесла бы больше вреда, чем пользы.
      Мне хотелось узнать, что сам Дэни думает о своем положении, как он оценивает ситуацию. Совершенно очевидно, что он рассчитывал или хотя бы надеялся найти здесь своего ужасного приятеля. Ведь Вэньон говорил мне, что Дэни сделает все, чтобы вернуть
      Рауля. Однако, его постигла неудача. Что произошло с Раулем или его физическим воплощением я не знал. Возможно, после того, как я чуть не задушил его, ему каким-то образом удалось вернуться во Францию. Но пока в своем старом логове он не появлялся. Конечно, полной уверенности у меня не было. Но кем бы или чем бы это существо ни было, его штаб-квартира находилась по эту сторону Ла-Манша. Значит, следующей мерой предосторожности была задача переправить Дэни на другую сторону.
      Сегодня понедельник... Завтра Годерих будет здесь. Погода по-прежнему была хмурой, но сухой. И вновь я уныло бродил по ближайшим полям.
      Окрестности, как и прежде, выглядели мрачно, но несколько изменились. Исчезла атмосфера таинственной напряженности и надвигающейся беды. Тускло-коричневые поля опустели и как будто избавились от чего-то. Не желая обвинять себя в излишней подозрительности, я огляделся вокруг: нет ли чего-нибудь такого, что могло бы фактически подтвердить мое впечатление. Ничего не было. Только исчезло пугало, которое я видел раньше. В дальнейшем я обнаружил его на другом поле, значительно ближе к замку.
      Я медленно брел к дому. Помощь, наконец, была близка. Годерих должен был приехать завтра вечером. Но на душе у меня оставалось тревожно. Местное население насмехалось надо мной, глубоко скрывая свои недобрые намерения. Что за чушь! Я не пытался сосредоточиться. Полнейшая глупость... Когда я сворачивал за угол сарая, мимо меня в сумерках промелькнула тройка летучих мышей.
      И вдруг меня словно током ударило.
      - Привет, папа... - голос Дэни.
      Он стоял передо мной и смущенно улыбался. И обратился ко мне так, как не делал уже давно. Его одежда была в пятнах, потерта, щеки бледные и грязные. Думаю, он не умывался уже несколько дней.
      Меня ужаснул не столько его неопрятный вид, сколько манера держаться. Он выглядел уставшим, вялым и в то же время уверенным в себе. Держал себя небрежно и непринужденно, словно ему очень надоело все, что произошло. Как он только мог совмещать крайнюю усталость со столь неприятным мне апломбом? Он пристально смотрел на меня. Его взгляд выражал одновременно несчастное одиночество и открытое дружелюбие. Словно ничего не случилось и он ничего не знал о моих и своих страданиях.
      - Подойди, - кажется, сказал я ему, - и давай обо всем поговорим, ладно?
      - Да... - рассеянно ответил он. - Хорошо. Но я хочу есть. - После паузы он проговорил, тщательно подбирая слова: - Ты знаешь, на самом деле это не настоящее...
      Мы пошли прочь от амбара. Полоска слабеющего света упала на его лицо, и я поймал взгляд, от которого мне стало больно. Описать этот взгляд не легко: он был в одно и то же время коварным и усталым, выражал, как бы это сказать, полное безразличие к обстановке. Меня охватила ярость и, к своему стыду, я почувствовал, что мой кулак сжался, готовый ударить его. С величайшим трудом удалось мне сдержать себя.
      - Дэни... - слышал я свой голос, - Дэни!...
      Внезапно мой гнев сменился острым томлением. Я обнял его послушное тельце. Легкий, как перышко, он был податлив. Прижимая его к себе, я понимал, что в любой момент Дэни может вырваться из моих объятий и раствориться в воздухе.
      Когда мы пришли в замок, в зал вошел Вэньон и пораженно уставился на нас.
      Не знаю даже, как прошли последующие часы - о чем мы говорили, что делали. Но помню и знаю, что они не были счастливыми. Вокруг витало приближение неизбежного несчастья, горя. От этого чувства я не мог избавиться. На первый взгляд, хорошо, что удалось обойтись без преследования, ловушек, связывания, о чем я уже подумывал. Но что я получил взамен? Не Дэни. И в этом была беда. От него осталась лишь какая-то оболочка. Он стал таким ребенком, какого Эльфы отдают взамен похищенного. То, что от него осталось, не сохранило ни одной черточки, ни одной особенности того Дэни, которого я любил и мучительно ждал.
      И все-таки неожиданный поворот событий изменил дело. Очевидно, Дэни вернется спокойно, его не придется тащить домой как пленника. Когда приедет Годерих, делать ему будет нечего. И мы все вместе отправимся домой. А потом?...
      - Ты устал? - кажется, спросил я. - После всех... походов...
      Он подозрительно смотрел на меня не понимающим взглядом.
      - Немного. Да, немного...
      Вот и все. Форма, манера, суть ответа, оставались скрыто враждебной и совершенно неудовлетворительной. Его тон выдавал достойную сожаления хитрость. Словно после того, как он уже сдался, на руках у него среди других карт остался туз.
      Что заставило его сдаться? Может быть, он устал и решил вернуться к привычному домашнему комфорту, которого был лишен уже три недели? Или его планы, какими бы они ни были, расстроились и поэтому он вынужден был от них отказаться? Может, он, узнав о приезде Годериха решил уступить мне?
      Нужно было ждать. И потом все выяснить. Я понимал, что для допроса время еще не подошло. Хорошо, что в этот вечер подобного разговора не возникало. Дэни был так слаб, что сразу же после чая и купания пошел спать.
      Что касается Вэньона, то после первой встречи с нами в зале и после обеда я его не видел. Ужинал я один и, выкурив пару трубок в маленьком салоне, с удовольствием отправился в свою комнату.
      Между прочим, Дэни и я забыли или почти специально не пожелали друг другу спокойной ночи. Интересно, бодрствовал ли он, а если нет, то какие сны ему снились.
      На следующий день я подумал, не стоит ли взять Дэни на станцию встречать Годериха, но решил не брать. У меня не возникало мысли, что он сбежит опять. Но если он так поступит, это лишь подтвердит, что его капитуляция ненастоящая. Я по-прежнему видел в этом не естественный шаг, а продиктованный страхом поступок. Однако мои опасения не были связаны с предположением, что он вновь исчезнет.
      За утро ничего особенного не произошло. Встретившись со мной перед самым обедом, Вэньон с притворной улыбкой поздравил меня с улучшением отношений с Дэни и вежливо предложил мне воспользоваться автомашиной. Я почувствовал облегчение - на этот раз он не изъявил желания сесть за руль. Годерих проведет в замке одну ночь, а завтра мы втроем отправимся в Англию.
      Как удивится мой друг, полагал я, когда узнает о последних событиях. В определенном смысле его приезд будет напрасным, но я надеялся, что сам он так оценивать свою поездку не будет. Если бы я отправил ему телеграмму вчера вечером, он бы получил ее и не поехал. Но неожиданная капитуляция все перепутала в моей голове и эгоистично я был рад этому.
      На станции я ждал минут десять. У входа в багажное отделение я увидел фургон. С него снимали длинный ящик и переносили к клерку. Я понял, что это фургон из замка, а парень, с трудом тащивший ящик, был тот самый Батист, которого я видел на дворе, прихрамывающим и прикладывающим к лицу окровавленный платок. Когда он сел на свое место, вышел начальник станции и стал о чем-то тихонько говорить с ним.
      Наконец, прибыл поезд. Едва он с грохотом остановился, тотчас выскочил Годерих и через секунду уже пожимал мне руки.
      - Знаете, - говорил он, - бывает так, что зубная боль вдруг исчезает на пороге у дантиста. Если я приехал не впустую, как вы изволили выразиться, то вы и ваш дерзкий ребенок все еще в ссоре.
      Мы приблизились к замку, и я задумался. Внутренняя энергия Годериха, его жизнерадостность были струей здоровья и надежды из другого мира. Но все же у меня оставались сомнения и в какой-то мере я был шокирован.
      - А если мы уже не в ссоре, а это так и есть, - как помню, ответил я, - да сейчас вы сами все увидите.
      Мы миновали подворотню и остановились. Нас встречал Вэньон, он был сама любезность. За ним маячила маленькая фигурка, скрывавшаяся в тени.
      - Хэлло, бездельник! - воскликнул Годерих. - А ну, выходи!
      Дэни робко шагнул вперед. Его лицо вновь ужаснуло меня своей изнуренностью.
      - М-м... - начал Годерих, - я должен сказать без всякой рекламы, что только дезертиры бывают в самовольной отлучке... Девятнадцать дней в бегах, так? Но на сей раз мы его не будем держать в теплице, старший сержант...
      Я еще раз мысленно вздохнул. Не знаю: восторгаться или пугаться от такой жизнерадостностью Годериха?! А не переиграл ли он? Это волновало меня не из опасения, что плохо подействует на Дэни, а потому, что может оказаться слишком смелым вызовом злым силам.
      Но Дэни спокойно отнесся к подобному шутовству. Он даже слабо улыбнулся, Когда Годерих продолжил свои шутки.
      От меня не ускользнуло, что за шутливыми играми скрывалась большая тревога Годериха. Когда Дэни ушел, заявив что вместе с Зизи пойдет смотреть, как кормят лошадей, мой друг явно помрачнел.
      - Что вы думаете по этому поводу Хэпгуд? - поразил он меня вопросом.
      - Я?... Я-я хочу, чтобы вы сказали мне свое мнение!
      - Конечно. Но сначала я хотел бы знать, что думаете вы. Например, не были ли вы действительно... - Он сам прервал свою мысль: - Нас могут здесь побеспокоить? Разве наш великолепный хозяин не может вмешаться?
      - Думаю, нет. Сейчас он очень расстроен. Очевидно, сегодня вечером мы его уже не увидим.
      - Меня это устраивает... А если...
      - Вопреки моему предсказанию, в этот момент вмешался Вэньон и начал нас развлекать скучным разговором. Не прекращалось это до самого ужина и во время него, пока он не излил весь поток своих извинений и не удалился. А мы с Годерихом смогли продолжить беседу. Как и вчера вечером, Дэни рано отправился спать.
      - Ну, хорошо, - сказал Годерих, - что вы думаете об этом теперь? Например, действительно ли вы считаете этого чертова типа, известного нам по Хемпширу, тем самым Приваче, могилу которого вы нашли неподалеку на прошлой неделе?
      - Это, это звучит, конечно, как вздор, - ответил.
      - Вздор... Ну, ладно. Только вздор может быть разным. Иногда, изменяясь, он перестает быть вздором. Особенно если вторгается не в свою сферу. И по крайней мере этот вздор стал реальностью для Дэни, а в некоторой степени и для вас. Сейчас я хотел бы знать, насколько реальным он стал для вас?
      - Говорю вам - не знаю. Это просто не поддается математической оценке.
      - Ну, так. Не поддается. А если бы поддалось, то в конце концов мы бы смогли выследить это проклятое существо и арестовать его за что-нибудь. Но за что? Как бы вы смогли его обвинить? Если бы вы попытались сделать это, я бы возненавидел вас! Абсурдна сама ваша мысль о том, что вы не можете оценить степень его реальности. Однако совершенно необходимо другое заполучить вашего мальчика. А уж потом мы будем молиться, чтобы он вылечился.
      - Но что вы думаете на самом деле? Не может... - я заколебался.
      - Знаете, что вы собираетесь спросить. Может ли он? Опять может ли? Что мне сказать? Он был здесь. Он - это дурацкое существо, в какой-то степени почти человек. Почему-то он всегда носит перчатки. Кроме того, у него рука действует весьма необычно. Одно я не могу понять: как задушенный или полузадушенный смог отдышаться и покончить с этим. А ведь было... Конечно, он не слишком популярен, а может, даже вызывает страх, но...
      Годерих сделал паузу и продолжал:
      - Не думаю, что так мы уйдем далеко. Но проще всего говорить, что это вздор. И если вы могли почувствовать это так же, как говорить это, то было бы отлично. А как с шумами? Они продолжаются?
      - Мне говорили, что да. Сам же я их не слышал.
      - И "комната-убежище", где, как говорят, умерло это первое чудовище. Как оно попало туда? Четко ли признал наш хозяин, что Приваче номер один умер именно там?
      - Четко?... Нет вовсе. Он ничего определенного не говорил. Когда же я стал настаивать, чтобы он заявил, что он... первый Приваче умер не там, где я предполагал, Вэньон повел себя весьма странно, был очень груб и бросил мне, что я схожу с ума...
      Мы еще продолжали наш разговор, но не пришли к новому выводу; Остался прежний: единственная надежда - немедленно увезти Дэни.
      Мы, Годерих и я, решили взять Дэни домой. Этим утром мы предварительно договорились о билетах, чтобы все предусмотреть. Дэни был так изнурен, что наше решение было вполне оправдано. ДУмаю, оба мы понимали, что необходимо проявлять крайнюю осторожность, иначе он погибнет на наших руках или его унесет легким дуновением ветра. Глаза у Дэни потускнели, кожа высохла. В его поведении появилось что-то такое, что трудно описать: наряду с апатией - оживление или даже страх.
      После бессонной ночи пришел хмурый день. Ночью мне что-то все время снилось, но я не мог припомнить - что. Главным образом всякая чепуха: Вэньон выступает перед куклами в библиотеке; где-то вдали Дорло катается на роликовых коньках; перемещаясь с одного поля на другое, пугало приближается к замку. Тяжесть этих сновидений угнетала, я проснулся от них со взвинченными нервами.
      Наш поезд отбывал из Фоана в десять тридцать. Поднялись мы очень рано. Рассеянно поглядывая на нас из-под насупленных бровей, Дэни ел скромный завтрак. Он был погружен в свои мысли, вдруг резко встрепенулся и нечаянно опрокинул чашку с шоколадом. От неожиданности он открыл рот, чтобы крикнуть, но так и не произнес ни звука.
      На этот раз машина хозяина нам не понадобилась. Вчера я заказал такси из Фоана и теперь молил Бога, чтобы оно пришло вовремя. Наш багаж находился в зале. Я дал слугам на чай. Одетый в халат вышел Вэньон, чтобы попрощаться. Кланяясь и крепко пожимая нам руки, он пробормотал что-то вроде "...если вы сможете..."
      Наконец, мы все трое выехали. На сердце у меня потеплело, стало легче дышать.
      - У тебя все в порядке? - спросил я Дэни.
      - О, да...
      Он сидел рядом со мной напротив Годериха и мечтательно смотрел в окно. Выражение лица у него было какое-то отрешенное, словно он видел что-то совершенно незнакомое и неинтересное. Его волосы, как я заметил, сильно отросли, нужна была стрижка.
      Вдруг из-под сидения послышался слабый лай. Зизи! Не знаю, как это получилось, но животное увязалось за Дэни, и теперь нам нужно будет просить начальника станции вернуть его хозяину.
      Выйдя из такси, мы так и сделали, и стали ждать отхода поезда. Когда Годерих и я уже сели в поезд, на секунду или две Дэни потерялся. У меня сердце оборвалось. Но через миг он прибежал со стороны камеры хранения и поднялся к нам.
      Как рад я был его появлению! Меня охватило нежное чувство к моему дорогому мальчику, я взял его за руки. Наш поезд набирал скорость. Я чувствовал облегчение и думал о том, что каждая миля приближала мальчика к безопасности. Вряд ли мог я ожидать или надеяться, что мы сможем уехать. В то же время я опасался, что что-то произойдет, остановит или задержит нас, какой-нибудь случай или преграда - и...
      Вдруг меня испугало поведение Дэни. Не знаю почему, но он был подавлен.
      - Пуга... - пытался он что-то с трудом произнести. Потом, перейдя на французский, сказал: - Пугало, оно там... - После паузы он настойчиво добавил одно слово - Зизи.
      К моему великому изумлению собака оказалась здесь, с нами. Но меня волновало не присутствие собаки, а странные взгляды и поведение мальчика.
      По параллельной колее нас обгонял другой поезд, должно быть, экспресс. Из коридора прибежала Зизи. Сначала она радостно виляла хвостом, потом странно сникла. С угрожающим ворчанием она спряталась под лавку, на которой сидел Дэни.
      - Что это такое, Дэни? В чем дело? - спросил я.
      Годерих открыл фляжку с бренди и приложил ее к губам мальчика. Губы двигались медленно и смущенно.
      - Пугало... Пугало... там...
      Вдруг он со стоном вскочил и бросился в коридор. Я и Годерих пытались остановить его, но не смогли. Собака выскочила из-под лавки, и застыла в дверях, скуля от страха.
      Оттолкнув ее ботинком, я выскочил следом за Дэни. Экспресс быстро обгонял нас. Я видел, как его локомотив поровнялся с концом нашего коридора, потом проследовал мимо наших окон.
      - Дэни, Дэни! - повторял я. - Что такое? Что ты делаешь?
      Он странно изогнулся, пристально глядя на проходящий поезд. Лицо его выражало неописуемый ужас, глаза округлились от страха. Его тело было плотно прижато к стенке, словно он хотел как можно дальше отодвинуться от проходящих мимо вагонов.
      То, что произошло потом, особенно ужасно и жутко. Оно настолько не поддается обычному описанию, что даже я - свидетель случившегося считаю невозможным отождествить происшедшее с реальностью. Совершенно не могу это объяснить, но думаю, что тогда случилось нечто страшное с точки зрения Дэни и Рауля: все заранее заготовленные ужасные схемы и механизмы в последний момент не сработали. То, что я увидел или, во всяком случае, думал, что увидел, было результатом страшной ошибки...
      Я схватил руку Дэни и дернул. Никакой реакции. С дальней от него стороны два человека выглянули из своего купе и уставились на нас. Зажатый за моей спиной в узком проходе, Годерих старался перекричать грохот двух поездов:
      - Иди, мальчик, оторвись от него! Вернись!
      Голос его был твердым. Мне он добавил:
      - Ради Бога, вытащите его как-нибудь!
      Сам Дэни пытался протиснуться через полуоткрытую дверь. В тот момент, когда я старался в этом малом замкнутом пространстве оттащить Дэни, наш поезд внезапно замедлил ход, а вагоны экспресса замелькали за окнами. Потом я узнал, что это Годерих нажал на тормоз. Вытащить Дэни я все еще не мог. Знал, что ему грозит большая опасность, тащил изо всех сил, но бесполезно. На лбу у меня выступила холодная испарина. Я молился, чтобы этот страшный сон, наконец, прекратился.
      А он продолжался. На мгновение я выглянул в окно. Как раз в это время мимо следовал служебный вагон экспресса. Длинный ящик, похожий на гроб, поднялся и медленно выплыл из вагона, вылетел в нашем направлении и обрушился на нас. Коридор засверкал осколками стекла.
      Поезд с грохотом остановился. Люди высыпали из вагонов. Вдруг откуда-то я услышал удивленный возглас:
      - Пугало... В этом ящике было всего лишь пугало!...
      Я повернулся к Дэни. Мне показалось, что он позвал:
      - Зизи...
      Что случилось с собакой, я не знал, да так никогда и не узнаю.
      Лицо моего мальчика сжалось, как у старика, на нем застыла гримаса ужаса. Он безвольно обмяк у меня на руках.
      Вместе с Годерихом мы перенесли Дэни в купе и положили на седение. Теперь до меня дошло, что спутанные волосы мальчика побелели.