СМЕРТЬ ТЕНТАЖИЛЯ — одна из трех миниатюр для театра марионеток (две другие — «Алладина и Паломид» и «Там-Внутри»). Марионетки — фламандские, брюссельские, антверпенские — были весьма знамениты еще в начале ХХ века, они с успехом разыгрывали драматизированные притчи, сказки, моралите и другие пьесы «абстрактного» жанра, для которого специфический язык этого театра (ритм, жест, маска) был лучшим театральным языком.

Три маленькие драмы Метерлинк написал в один год со своим первым театральным манифестом «Сокровище смиренных», с которого, как считают, начинается история современного театра. В этом манифесте Метерлинк подвел итог собственного раннего творчества; театр Метерлинка до 1894 года именуют его «первым театром».

«От трагизма великих приключений и банальности материалистической или психологической драмы» Метерлинк предлагал перейти к драме, которая «должна уловить основной трагизм, заключенный в самом трагизме существования... Речь пойдет о том, чтобы заставить нас следить за шаткими и мучительными шагами человеческого существа, приближающегося или удаляющегося от истины, красоты или Бога.» Для новой драмы актер старого европейского театра мало подходил, и Метерлинк письменно размышляет о том, что «может быть, нужно полностью устранить со сцены живое существо», устраняя из своих пьес характер, как важнейшую категорию реализма, и абстрагируя, обезличивая персонажи; герои настолько подчинены основной философской линии автора, что как будто «деревенеют», напоминают марионеток, не способных на самостоятельные действия. Были все основания известному основоположнику модернистского направления в современной драматургии А. Жарри писать о пьесах Метерлинка: «Впервые во Франции появился... абстрактный театр».

СМЕРТЬ ТЕНТАЖИЛЯ — сплав театра молчания, театра ожидания, даже театра крика (немного истеричный образ Игрен). Тематически эта пьеса — сплав двух тем, главенствующих в ранней драматургии Метерлинка: тема неумолимой смерти, жестокого трагизма существования (что сближает СМЕРТЬ ТЕНТАЖИЛЯ с «Непрошеной» и с «Там-Внутри», так как в этих пьесах рок выступает в обличии смерти, то есть в форме всеобщей, а не избирательной и индивидуальной человеческой судьбы); вторая тема — тема «гибели-спасения», она же — тема уязвимости любви (как в пьесах «Принцесса Мален» или «Пелеас и Мелисанда»). Силы, вступающие в конфликт в написанных ранее пьесах — Человек и Смерть, Любовь и Рок, — образуют здесь новую комбинацию: в борьбе за маленького Тентажиля происходит столкновение Любви и Смерти.

Театр отличается от литературы еще и тем, что в нем невозможен комментарий, даже в театре ожидания необходима наглядность. Весь ритуал ожидания происходит на Острове — в пустынном, мрачном месте, где люди острее чувствуют свою заброшенность и незащищенность; персонажи переговариваются нервными, лаконичными репликами, которыми, правда, создается музыкальный тон. Только голоса остаются от персонажей к концу пятого акта — исчезновение Тентажиля происходит при полной темноте; именно звучанию пьесы придавали огромное значение ее первые постановщики.

Во Франции «Смерть Тентажиля» не играли с 1913 года (в феврале 1997-го один из самых «спорных» режиссеров Франции — Клод Режи — осуществил постановку этой пьесы на сцене театра Жерар Филипп в Сен-Дени, Париж); в России — с 1906 года, во всяком случае, крупные режиссеры не брались за нее после знаменитой постановки Мейерхольда. В 1997 году в Париже состоялись три премьеры по пьесам Метерлинка: «Пелеас и Мелисанда» — опера Дебюсси в Парижской Опере (Пале-Гарнье), камерный спектакль «Пелеас и Мелисанда» на драматической сцене театра АТЕНЕЙ и во многом экспериментальный и возрождающий мейерхольдовскую сценографию спектакль Клода Режи. Для русского же зрителя Метерлинк остается «автором одной пьесы» — «Синей Птицы», ассоциирующейся с детскими походами в театр, иногда, правда, еще и с историей МХТ, раз уж «Синяя Птица» — спектакль-долгожитель этого театра. Сейчас Франция вновь открывает для себя Метерлинка; история любит повторения — может быть, его вспомнят и у нас.

СМЕРТЬ ТЕНТАЖИЛЯ Мейерхольд ставил в Студии на Поварской у Станиславского в МХТ в год парижской премьеры (театр Матюрен, 28 декабря 1905 года), но тогда зритель не смог ее увидеть. Хотя Розанов и утверждал, что в те годы «все были немного метерлинки», Москве было не до Метерлинка... Однако именно на этой пьесе, доведенной до предварительного показа, но оставшейся тогда без премьеры, Мейерхольд опробовал принципы нового театра.

Первая трактовка пьесы Мейерхольдом была созвучна злобе дня, это нетрудно заметить, читая речь, которую подготовил режиссер для премьеры. Однако реальные тюрьмы России и «башня» Метерлинка очевидно находились в разных плоскостях, абсолютно несовместимых друг с другом, а фатум, правящий судьбами персонажей пьесы, имел иные свойства, чем «историческая необходимость» поСЮстороннего мира. Мейерхольд отказался от идеи «навязать Метерлинку политическую активность» (Рудницкий К.Л.).

«Исходная точка для нас — богослужение. Спектакль Метерлинка — нежная мистерия, еле слышная гармония голосов (выделено мной — К.Р.), хор тихих слез, сдавленных рыданий и трепет надежд. Его драма прежде всего проявление и очищение души. Его драма — это хор поющих вполголоса о страдании, любви, красоте и смерти. Простота, уносящая от земли в мир грез. Гармония, возвещающая покой», — к такому выводу пришел режиссер в июле 1905 года. Станиславский позволил Мейерхольду придать спектаклю ритуальную форму. Театр — храм, где актеры не играют, а священнодействуют — удивительный, даже странный подход к спектаклю для МХТ.

С самого начала стало ясно, что для пьесы Метерлинка глубокая сценическая площадка, доведенная почти до идеала в МХТ, — только помеха. В процессе подготовки спектакля С. Судейкин и Н. Сапунов, молодые художники, приверженцы Врубеля и ученики Коровина, которые оформляли спектакль, отказались даже от предварительного макета декораций — тоже небывалый случай в истории МХТ.

Эскизы Судейкина и Сапунова представляют обобщенную декорацию, построенную на «импрессионистских планах». Судейкин оформлял три первых акта: зелено-голубые тона, кое-где розовые и яркие красные цветы. Два последних акта оформлял Сапунов: под тяжелыми сводами, окутанными дымкой, заскользили служанки в серых одеяниях, напоминающих паутину.

Фигуры актеров решено было расположить близко к рампе, Мейерхольд хотел вывести всех актеров на авансцену: почти полный отказ от обманной трехмерности театральных постановок, приближение театра живого актера к театру теней, или — живописному театру.

Мейерхольд вывел актеров на передний край планшета, но зеркало сцены решил задернуть тюлем, оставив для «нежной мистерии» узенькую полоску просцениума в загадочной дымке.

Специально для этого спектакля в театр был приглашен И. Сац. СМЕРТЬ ТЕНТАЖИЛЯ — его первая работа как театрального композитора. Кстати, очень удачная работа, так как И. Сац нашел тихие, но тревожные созвучия, очень подходящие по тону Метерлинку. Музыка, вероятно, диктовала и особую пластику, подчиненную ритму.

Все, чем гордился МХТ, не пригодилось Мейерхольду. Вместо переживания «душевных эмоций» — он требует «переживания формы», мимика сведена к «улыбке всем», требование твердости звука вытесняет всякую «вибрацию», в общем — «эпическое спокойствие» и «движения Мадонны».

Тогда рождаются знаменитые «барельефы» Мейерхольда — «статуарность», то есть скульптурная выразительность. Когда человеческие лица становились барельефом, вырисовывающимся из дымки тюля, оомное значение начинало придаваться голосам.

Метерлинк утверждал, что произносимые слова имеют смысл только благодаря омывающему их молчанию, слова возникают из тишины пауз. Мейерхольд паузы буквально обоготворил, недосказанность возвел в принцип, вводя новые законы произнесения текста: запрет на обыденную, бытовую разговорность, эпическое спокойствие, твердость звука, холодная чеканка слов, трагизм с улыбкой на лице.

Таким образом, Мейерхольд определяет принципы символистского спектакля, то, что в свое время (7-ой сезон МХТ — 1904 год) не удалось Станиславскому. Но правильность пропорций этой конструкции могла подтвердить только премьера.

В августе 1905 года в Пушкино состоялся предварительный просмотр СМЕРТИ ТЕНТАЖИЛЯ и пьесы Гауптмана «Шлюк и Яу».

«Смерть Тентажиля — фурор. Это так красиво, ново, сенсационно!» — написал после спектакля Станиславский в письме к Лилиной. Однако, в октябре 1905 года, уже в студии на Поварской, генеральная репетиция разочаровала Станиславского: электрическое освещение убило декорации, а актеры, впервые произносившие текст под музыку, сбились с тона. Скорее всего, поиск тона тогда бы продолжили, будь время чуть поспокойней, трудно судить.

Постановка Клода Режи, вероятно, дает некоторое представление, каким стал бы мейерхольдовский спектакль. Вероятно. Каждый режиссер смотрит на Метерлинка по-своему, это вполне укладывается в концепцию, которую разделял сам драматург, — концепцию режиссерского театра, в котором актер — прежде всего, средство выражения идеи.

«В мире, который исключил смерть, как аномалию дурного тона, чтобы заменить ее лживым определением жизни как неизменно здоровой и посвященной добыванию прибыли... вообще всему рациональному, становится совершенно необходимо показать ритуал, где жизнь уравновешена тем законным жестом, который привносит в нее смерть», — это слова Клода Режи.

А вот что писал Мейерхольд, подготовляя речь для премьеры в Тифлисе (19 марта 1906 года): «„Смерть Тентажиля“ — та же музыка. Тысяча зрителей. Тысяча объяснений, если только надо музыке давать объяснение».

Ксения Рагозина.

Пушкино. 1997.

Персонажи

Тентажиль

Игрен сестры Тентажиля Белланжер

Агловаль

Три служанки Королевы

* Перевод посвящается Феликсу Шмулю, близкому другу переводчика.

Первый акт.

На холме, высоко над замком.

Входит Игрен, она за руку ведет Тентажиля.

Игрен. Тентажиль, твоя первая ночь у нас будет тревожной. Море ревет все ближе и деревья плачут в темноте. Уже поздно, а луна все медлит и застыла за тополями, которые душат дворец... Мы, наконец, одни... Может быть, одни, здесь всегда нужно быть осторожным. Здесь выследят приближение даже самого скромного счастья. Я сказала себе однажды, даже Господу было не слышно — так тихо и глубоко в душе, я сказала себе, что я становлюсь счастливей... И что же... Этого было довольно, и вскоре наш старый отец умер, а оба брата исчезли, и ни одна живая душа не знала куда... Мы остались одни, Тентажиль, с нашей бедной сестрой, и я боюсь думать, что будет дальше... Подойди ко мне... сядь на колени... Теперь обними меня, обвей своими маленькими руками шею... Может быть, их не смогут разнять... Помнишь, давно, вечерами, когда приходило время, я уносила тебя по коридорам без окон — и ты пугался теней от лампы на стенах?.. Я почувствовала, как душа у меня сжалась и дрогнула на губах, когда я увидела тебя этим утром... Я думала, ты далеко... думала, ты под защитой... Зачем ты вернулся на остров?

Тентажиль. Я не знаю, сестра.

Игрен. Они... говорили с тобой?

Тентажиль. О том, что пора возвращаться.

Игрен. Но — зачем, они не сказали тебе?

Тентажиль. Королева так повелела, сестра.

Игрен. Но почему она так повелела?.. Я знаю, они говорили о многом...

Тентажиль. Сестра, я не слышал ни слова.

Игрен. Но они говорили между собой, ты не слышал о чем?

Тентажиль. Они говорили шепотом, сестра.

Игрен. Шепотом?

Тентажиль. Шепотом, сестра. Или смотрели на меня.

Игрен. Но они говорили о королеве?

Тентажиль. Говорили, Игрен, говорили, что ее нельзя видеть..

Игрен. А другие, что были с тобой на корабле, они ничего не говорили?

Тентажиль. Они были заняты ветром и парусами, Игрен.

Игрен. Все так, дитя мое, не удивляйся...

Тентажиль. Но они бросили меня одного, сестра.

Игрен. Послушай меня, Тентажиль, расскажу тебе все, что знаю...

Тентажиль. Все, что знаешь, Игрен?

Игрен. Но так мало, дитя мое. так мало... Мы с сестрой бродим по этому острову, словно слепые, с самого рождения, и боимся понимать, что происходит на самом деле. Я долго жила, полагая, что так и должно быть... Взлетали птицы, дрожали листья, распускались розы — других событий здесь не было. И правила у нас такая тишина, что если яблоко, налившись соком, падало в саду, все бежали к окнам смотреть. И никто ни о чем не подозревал... Но однажды ночью я поняла, что странное происходит на острове... Я хотела бежать — и не смогла... Ты понимаешь, что я хочу сказать?..

Тентажиль. Да, да, сестра, я понимаю тебя...

Игрен. Что ж, не будем больше говорить о том, чего не знаем... Посмотри на те мертвые деревья, отравляющие горизонт. Ты видишь за ними замок, в глубине долины?

Тентажиль. Что-то черное вдали, Игрен?

Игрен. Да, черное. Чернее здешних сумерек... Но это наш дом... Почему его не построили где-нибудь в окрестных горах? Горы синие днем, и там можно дышать. Оттуда видно море и луга по ту сторону скал... Но они выстроили его в низине, куда не проникает воздух. Замок распадается в руины, но никто этого не замечает... Сначала появляются трещины, а потом стены словно растворяются в сумерках... И только с одной башней не сладило время... Она так велика, что дом никогда не выходит из ее тени...

Тентажиль. Что-то светится в темноте, Игрен... Смотри, смотри, это огромные окна светят красным?..

Игрен. Это та самая башня, Тентажиль, там, где свет, стоит трон королевы.

Тентажиль. Я ее увижу? Увижу королеву?

Игрен. Никто не может видеть ее.

Тентажиль. Почему никто не может видеть ее?

Игрен. Прижмись ко мне, еще, еще, Тентажиль... Нельзя, чтобы нас подслушали — даже птицы или трава...

Тентажиль. Здесь не растет трава, сестра... — Тишина — Что делает королева?

Игрен. Дитя мое, никто не знает. Она давно не выходит, живет одна в своей башне, а слуги ее не выносят дня... Она очень стара, она мать нашей матери, ей нравится править... в одиночестве... Она ревнива, завистлива, и говорят, что рассудок ее помрачен... Говорят, она боится, что кто-нибудь займет ее место... Вот почему послала слуг за тобой... Не знаю как, но приказы ее выполняются. А двери в башню, меж тем, заперты день и ночь... Я ни разу не встретилась с ней, но другие, кажется, видели ее в те времена, когда она была молода...

Тентажиль. Она очень уродлива, Игрен?

Игрен. Говорят, что она некрасива и становится все огромней... Но те, кто ее видел, остерегаются говорить больше... Да и видел ли ее кто-нибудь? Только необъяснимое могущество знают все на этом острове по тяжести на душе... Не пугайся сверх меры, мой маленький Тентажиль, и не бойся дурных снов, — сестры не сомкнут над тобою глаз — и несчастье минует тебя. Только будь всегда рядом со мной, нашей сестрой Белланжер или старым правителем Агловалем...

Тентажиль. Только ты, Белланжер и Агловаль...

Игрен. И Агловаль. Он нас любит...

Тентажиль. Он такой старый, сестра!

Игрен. Он стар, но так мудр... наш последний друг, и многое ему открыто... Все же странно, она вернула тебя, никого не предупредив... Мое бедное сердце.. Как грустно и как хорошо было знать, что ты далеко, что ты — за морем... Но теперь... Когда на рассвете я вышла посмотреть, как солнце встает из-за гор, а увидела тебя... Я была потрясена... Я узнала тебя сразу...

Тентажиль. Нет, нет, это я засмеялся первым.

Игрен. А я не смогла в ответ... Ты скоро поймешь... Пора, Тентажиль, ветер нагоняет сумрак с моря... Обними меня, сильнее, еще, и еще, прежде чем мы уйдем... Ты не знаешь, как любят... Дай мне свою маленькую ладонь. Я буду крепко ее держать, и мы пойдем в наш больной дом...

Они уходят.

Второй акт

Комната в замке.

Агловаль и Игрен. Входит Белланжер.

Белланжер. Где Тентажиль?

Игрен. Здесь. Говори потише, он спит в соседней комнате. Он был так бледен, измучен. Долгое путешествие лишило его сил, и воздух замка уже проник в маленькую душу. Он плакал без причин. Я взяла его на руки и баюкала. Подойди, посмотри... Он спит на нашей кровати... Он спит так важно, прижав руку ко лбу, как маленький грустный король...

Белланжер. — Внезапно заливается слезами — Игрен!.. Моя бедная сестра!..

Игрен. Что с тобой?

Белланжер. Я не смею... И я не уверена, что все поняла... Я... подслушала то, чего не должна была слышать...

Игрен. О чем ты?

Белланжер. Я проходила мимо лестницы в башню...

Игрен. В башню?..

Белланжер. Дверь была не заперта. Я приоткрыла ее, очень осторожно... и я...вошла...

Игрен. Ты вошла?..

Белланжер. Я раньше не была там... Вглубь вели коридоры, освещенные лампами, низкие галереи без конца... Ты помнишь, нам туда нельзя заходить... Я боялась, хотела вернуться назад, но услышала шум голосов, едва различимых...

Игрен. У подножия башни живут служанки королевы. Это, верно, были они...

Белланжер. Я точно не знаю, кто это был... Нас разделяла не одна дверь, голоса показались мне словно придушенными... Я приблизилась, насколько могла... И, с трудом, поняла, что они говорили о ребенке, привезенном сегодня утром, о золотой короне... Они смеялись, Игрен!

Игрен. Смеялись?

Белланжер. Да, наверное, это был смех, если не плач... Трудно было понять... Я прислушивалась, еле улавливая голоса... Казалось, что там толпа бродит под сводами. И все тихо говорят, что ребенка призвала королева... Они могут прийти вечером.

Игрен. Вечером?..

Белланжер. Да, Игрен, я думаю — вечером...

Игрен. Они назвали его по имени?

Белланжер. Они твердили о ребенке, все время о ребенке...

Игрен. Здесь нет других детей...

Белланжер. Они заговорили громко, но не надолго, и тогда одна из них сказала, что день еще, кажется, не наступил.

Игрен. Я знаю, что все это значит, не в первый раз они выходят из башни... хорошо знаю, зачем они выходят... Но как поверить, что это случится сегодня?.. Посмотрим... Нас трое и есть еще время...

Белланжер. Что ты собираешься делать?

Игрен. Я еще не знаю, что я сделаю, но она удивится. Знаешь, что будет?

Белланжер. Что?

Игрен. Пусть только попробует отнять его у нас!

Белланжер. Но мы одни и слабы, Игрен...

Игрен. Это правда. Одни... И знаем единственное средство, зато безотказное!.. Мы падем на колени, как всегда... — Иронически — И она пожалеет нас... Она всегда уступает слезам... Мы выполним все, что она пожелает. И тогда она улыбнется, быть может... Она всегда щадит тех, кто и так перед ней на коленях!.. Сколько лет она сидит в своей жуткой башне, пожирая нас, и никто ни разу не сказал ей — нет. Гнетет наши души, как могильный камень, а мы не смеем его свалить... Когда-то в замке жили сильные мужчины, но и они испугались — и тогда она пожрала их... Сегодня — моя очередь?.. Посмотрим... Я не хочу, наконец!... Мне все равно, как она властвует над нами, я... не хочу больше жить в тени ее башни... Убирайтесь! Убирайтесь, вы оба, если боитесь. И оставьте меня... Я одна буду ждать...

Белланжер. Сестра, я не знаю, что ты задумала, но я остаюсь.

Белланжер. Я тоже, девочка... Моей душе давно не спокойно... Можно попытаться... Снова... Мы уже пытались, не раз...

Игрен. Вы тоже?..

Белланжер. Все рано или поздно пытаются... Но в последний момент отступают. Сами увидите... А я... Прикажи она сейчас подняться к ней, и я беспрекословно опущу руки, а мои старые ноги покорно станут взбираться на башню, хотя мне ли не знать, что живым оттуда не выйду. У меня нет мужества противиться ей... Меч отказывается мне служить... И бесполезен он здесь... Но я хочу вам помочь, потому что вы надеетесь... Закрой двери, девочка. Разбудите Тентажиля, возьмите его на руки и держите крепче... Другой защиты у нас нет...

Третий акт.

Та же комната.

Игрен и Агловаль.

Игрен. Я проверила двери. Все три. Охранять нужно только б(льшую. Остальные приземисты и тяжелы, их никогда не открывали, ключи давно затерялись, железные засовы вросли в стены... Помогите мне закрыть ее, она тяжелей городских ворот... Какая крепкая, ее не пробьет и молния... Вы готовы ко всему?

Белланжер. — Садится на ступеньку у порога — Я сяду здесь с мечом в руках и всю ночь не сомкну глаз. Так уже не раз бывало... Я помню, но не в силах понять... Когда-то я сидел на этой ступени и не мог ни встать, ни обнажить меча... Меч со мной, и сегодня я попытаюсь, хоть в руках моих больше нет сил... Пора, даже если усилия будут напрасны...

Белланжер с Тентажилем на руках выходит из соседней комнаты.

Белланжер. Он не спал...

Игрен. Он бледен... Что с ним?

Белланжер. Не знаю. Он тихо плакал...

Игрен. Тентажиль...

Белланжер. Он не смотрит на тебя...

Игрен. Он не узнал меня... Тентажиль... Это я, твоя сестра... На что ты так смотришь? Обернись ко мне, ну... давай же играть...

Тентажиль. Нет, нет...

Игрен. Не хочешь?

Тентажиль. Я не могу ходить, Игрен...

Игрен. Не можешь ходить?.. Ну, что ты... У тебя что-нибудь болит?

Тентажиль. Да.

Игрен. Что у тебя болит, Тентажиль? Скажи мне, я помогу...

Тентажиль. Я не могу сказать, Игрен. Это везде...

Игрен. Иди ко мне, Тентажиль... Ты знаешь, как нежны мои руки, они быстро вылечат тебя... Я возьму его, Белланжер... Садись ко мне на колени — и все пройдет... Видишь, все хорошо, сестры с тобой... боль уйдет и не посмеет вернуться...

Тентажиль. Она там, Игрен... Почему так темно, Игрен?

Игрен. Но под сводом горит лампа, Тентажиль...

Тентажиль. Она маленькая, нет ли другой?

Игрен. Зачем нам другая? Видно все, что нужно видеть...

Тентажиль. А!

Игрен. Как глубоки твои глаза, Тентажиль!..

Тентажиль. И у тебя, Игрен!

Игрен. А утром я не заметила... Что-то в них поднялось... Никогда до конца не узнаешь, что увидела душа...

Тентажиль. Я не видел души, Игрен... Почему Агловаль сидит у порога?

Игрен. Он устал... Он хотел обнять тебя и отправиться спать... Он ждал, когда ты проснешься...

Тентажиль. Что это у него на коленях?

Игрен. На коленях? Я ничего не вижу.

Тентажиль. Нет же... Там блестит что-то.

Белланжер. Ничего, дитя. Это я осматривал старый меч. Я с трудом узнаю его... Он столько лет служил мне, но с некоторых пор я перестал ему доверять. Боюсь, клинок скоро сломается... Вот трещина, небольшая, но у самой рукояти... И сталь тускла... Я спросил себя... забыл о чем... Так тяжело на сердце сегодня... Что поделаешь?.. Бывают вот такие страшные вечера, когда жизнь всей своей бессмысленностью подступает к горлу... И хочется только одного — закрыть глаза... Поздно... Поздно, и я устал...

Тентажиль. Он ранен, Игрен.

Игрен. Где, Тентажиль?

Тентажиль. Раны на руках и лоб рассечен.

Белланжер. Это очень старые раны, дитя, они давно не болят... Разве ты раньше не замечал? Значит, свет упал на них только теперь.

Тентажиль. Он печален, Игрен...

Игрен. Нет, Тентажиль, он устал...

Тентажиль. Ты тоже, Игрен, ты тоже печальна...

Игрен. Нет, Тентажиль, посмотри, я уже улыбаюсь...

Тентажиль. И Белланжер, она тоже печальна...

Игрен. Нет, Тентажиль, она улыбается...

Тентажиль. Так не улыбаются, я знаю...

Игрен. Не надо, не думай, обними меня...

Целует Тентажиля.

Тентажиль. Почему, Игрен, почему мне так больно, когда ты целуешь меня?

Игрен. Тебе больно?

Тентажиль. Да... Я не знаю почему... я слышу , как бьется твое сердце, Игрен...

Игрен. Ты слышишь сердце?..

Тентажиль. Да! Да! Оно бьется так... словно хочет...

Игрен. Что?

Тентажиль. Я не знаю, Игрен...

Игрен. Не говори загадками... Не тревожься напрасно... Слезы!.. Твои глаза повлажнели... Что тебя тревожит?.. Я тоже слышу твое сердце... Я всегда слышу твое сердце, когда обнимаю тебя... Сердца говорят друг другу то, о чем мы молчим...

Тентажиль. Я не слышу сейчас твоего...

Игрен. Оттого... Тентажиль!.. Что с твоим сердцем?.. Оно разрывается!..

Тентажиль. Игрен! Сестра, Игрен!

Игрен. Тентажиль?..

Тентажиль. Я слышу!.. Они... Они идут!..

Игрен. Кто, Тентажиль?.. Что с тобой?..

Тентажиль. За дверью! Они стояли за дверью! — Он теряет сознание у Игрен на коленях.

Игрен. Что с ним?.. Он... лишился чувств...

Белланжер. Осторожно, сестра, он может упасть...

Белланжер. — Встает с мечом в руках — Теперь и я слышу... По галерее идут.

Игрен. О!

Молчание. Все прислушиваются.

Белланжер. Я слышу... Их много...

Игрен. Много? Сколько?..

Белланжер. Не знаю... Их и слышно, и не слышно... Они не ходят... они приближаются... Они... трогали дверь...

Игрен. — Судорожно сжимая в объятиях Тентажиля — Тентажиль! Тентажиль!

Белланжер. — Обнимая их в то же время — Я здесь! Я с вами... Тентажиль!..

Белланжер. Они толкнули дверь... тише... послушайте. Они толкают дверь и шепчутся...

Слышно, как со скрипом ключ поворачивается в замке.

Игрен. У них есть ключ!..

Белланжер. Да, да... Я же знал... Готовьтесь... — Он встает, поднимает меч. Сестрам: — Сюда! Помогайте мне!..

Тишина. Дверь приоткрывается. Как безумный, Агловаль наносит удары в дверной проем, острие застревает между дверью и косяком. Меч с треском ломается под тяжелым давлением створки двери, и осколки, звеня, разлетаются по ступеням. Игрен вскакивает с Тентажилем на руках. Он без сознания. Она, Белланжер и Агловаль, прилагая огромные, но напрасные усилия, пытаются закрыть дверь. Дверь продолжает медленно отворяться, хотя никого за ней не видно и не слышно. Холодный и спокойный свет заливает комнату. В этот момент Тентажиль, внезапно выпрямившись, приходит в себя и испускает протяжный крик облегчения. Обнимает сестер. В тот момент, когда он кричит, дверь поддается, но захлопывается она так внезапно, что трое еще налегают на нее еще некоторое время

Игрен. Тентажиль!

Все с удивлением смотрят друг на друга.

Белланжер. — Прислушивается у двери — Я ничего не слышу...

Игрен. — Не помня себя от радости — Тентажиль!.. Тентажиль!.. Видите, видите его глаза? Они синие!.. Поговори с нами!.. Обними нас!.. Обними нас, я прошу тебя!.. Еще!.. Еще!.. До самой глубины наших душ, Тентажиль!..

Все четверо, с глазами полными слез, прижимаются друг к другу.

Четвертый акт.

Коридор перед той же комнатой.

Три служанки королевы входят под покрывалом.

Первая. — Подслушивает под дверью — Они заснули.

Вторая. Довольно ждать.

Третья. Королеве понравится, если все будет тихо.

Первая. Они все равно бы заснули...

Вторая. Открывайте скорей.

Третья. Скорей...

Первая. Ждите здесь. Я справлюсь сама.

Вторая. Будет не трудно. Он совсем маленький.

Третья. Берегись старшей сестры.

Вторая. Королеве не понравится, если они узнают.

Первая. Не сомневайтесь. Никто не услышит.

Вторая. Иди, пора.

Первая служанка осторожно открывает дверь и входит в комнату.

Третья. Уф...

Тишина. Первая служанка возвращается.

Вторая. Что?

Первая. Он спит между ними. Обвил шеи руками, а руки сестер сплетены вокруг него. Я не смогу это сделать одна...

Вторая. Я помогу тебе.

Третья. Идите вместе... Я посторожу здесь...

Первая. Будем осторожны. Они знают что-то... Они втроем боролись с дурным наваждением...

Две служанки входят в комнату.

Третья. Они всегда знают, но не могут понять...

Молчание. Две служанки снова выходят из комнаты.

Третья. Так что?

Вторая. Пойдем с нами... Их не разнять.

Первая. Только разожмешь им руки, — они опять сплетаются...

Вторая. А ребенок льнет к сестрам, теснее и теснее.

Первая. Он спит, прижав лоб к сердцу старшей.

Вторая. И голова поднимается и опускается на ее груди...

Первая. Мы не сможем выпутать его рук...

Вторая. Он ухватился ими за волосы сестер...

Первая. Он стиснул зубами золотой локон старшей.

Вторая. Нужно обрезать ей волосы.

Первая. И у другой тоже, вот увидишь...

Вторая. У вас есть ножницы?

Третья. Да...

Первая. Поторопитесь, они заворочались...

Вторая. Их веки вздрагивают в такт биению сердца...

Первая. Правда, я даже заглянула в синие глаза старшей...

Вторая. Она смотрела на нас, но не видела...

Первая. Дотронешься до одного — вздрогнут все трое...

Вторая. Они хотят проснуться, но не в силах пошевелиться...

Первая. Старшая хочет крикнуть, но она не сможет...

Вторая. Поторопитесь, их словно предупредили...

Третья. Старик там?

Первая. Да, но он спит в углу...

Вторая....оперевшись на рукоять меча...

Первая....ничего не зная и не видя снов...

Третья. Поторопитесь, пора уходить...

Первая. Будет трудно распутать их руки...

Вторая. Правда, они словно тонут и хватаются друг за друга...

Третья. Пора, войдем...

Они входят. Глубокую тишину прерывают вздохи и еле слышные тревожные стоны, заглушенные сном. Затем, три служанки поспешно покидают мрачную комнату. Одна из них держит в руках спящего Тентажиля, руки которого, сжатые сном и агонией, залиты длинными, золотыми прядями волос сестер.

Служанки бегут в тишине. В самом конце коридора Тентажиль, внезапно проснувшись, кричит в предсмертной тоске.

Тентажиль. — из глубины коридора — А-а-а...

Опять тишина. Затем слышно, как в соседней комнате проснулись и вскочили обе сестры.

Игрен. — в комнате — Тентажиль!.. где ты?

Белланжер. Его нет...

Игрен. Тентажиль!.. Свет! Где свет?.. Зажгите лампу!

Белланжер. Да, да...

Видно сквозь открытую дверь, как по комнате идет Игрен с лампой в руке.

Игрен. Дверь распахнута!

Голос Тентажиля издалека, почти неразличимо:

Тентажиль. Игрен!..

Игрен. Это он!.. Зовет!.. Тентажиль! Тентажиль!..

Выбегает в коридор, Белланжер устремляется за ней, но падает без чувств на самом пороге.

Пятый акт.

Большая железная дверь под сумрачными сводами.

Входит Игрен, взгляд ее блуждает, волосы распущены. Лампа в руках.

Игрен. — озираясь растерянно — Они не пошли за мной... Белланжер!.. Белланжер!.. Агловаль!.. Где вы?.. Они говорили, что любят его, а сами бросили меня одну... Тентажиль! Тентажиль!.. Как же так?.. Я поднималась, поднималась по бесчисленным лестницам между бесконечных безжалостных стен, сердце готово остановиться, стены точно плывут... -Она прислоняется к опоре, поддерживающей свод — Я сейчас упаду, и тогда жизнь сорвется с губ и улетит, я чувствую, что это вот-вот произойдет... Я не знаю, что я делаю, я не вижу ничего и не слышу... Молчание!... — Я собрала эти пряди волос, я находила их то на ступенях, то на стенах... и они указали мне дорогу... Мой бедный маленький братик!.. Что я такое говорю?.. Помнится... Нет, я не знаю больше ничего... Все неважно, и все невозможно... Со мной теперь только мои мысли... Вот так просыпаетесь — и вдруг... В сущности, поймите, в сущности, необходимо только хорошенько подумать... Сказать можно и так , и иначе, но душа, душа всегда выбирает другую дорогу. И неизвестно, что мы тогда выпускаем на волю. Я пришла сюда с этой жалкой лампой, ее не задул сквозняк на лестнице... В сущности, о чем нужно думать?... Так много неуловимого... Но ведь кто-то же должен знать? Но тогда почему он скрывает?.. — Смотрит вокруг — Я никогда не была здесь... И нельзя подняться выше, запрещено... Как холодно! И такая темнота вокруг, что страшно дышать... Говорят, что темнота отравляет. Какая страшная дверь!.. — Приближается и ощупывает ее — Холодная!.. Отлита из железа... но где же замок?.. Как открыть? Я не вижу петель, кажется она вросла в стены... Нет, выше теперь не подняться... Дальше лестницы нет... — Испускает полный невыносимой муки крик — А! Еще одна прядь! зажата меж створок... Тентажиль!.. Тентажиль!.. Я слышала, как только что захлопнулась дверь... Эта дверь. Я вспомнила!.. Я вспомнила!.. Пустите!.. — Руками и ногами стучит в дверь — Чудовище! Чудовище! Вот вы кто!.. Я знаю, что вы там! Так слушайте! Вот я кощунствую! Да! Я плюю на вас!

Слышен тихий стук с другой стороны двери. Затем голос Тентажиля еле слышно проникает сквозь створки.

Тентажиль. Игрен!.. Игрен!..

Игрен. Тентажиль!.. Это ты? Это ты, Тентажиль?..

Тентажиль. Скорее открой. открой мне, Игрен!

Игрен. Да, да, но как... Тентажиль?.. Маленький мой брат... слышишь?.. Что там?.. Что с тобой, Тентажиль?.. Тебе больно?.. Ты там, за дверью?..

Тентажиль. Игрен! Игрен! Я умру, если ты не откроешь!..

Игрен. Подожди. Тентажиль!.. Я пытаюсь, пытаюсь...

Тентажиль. Игрен, ты не слышишь, Игрен... Времени нет... Она не смогла удержать меня, Игрен, я ударил ее, оттолкнул, побежал... Скорее, скорее, она приближается...

Игрен. Я пытаюсь, Тентажиль... Где она?

Тентажиль... не вижу ничего вокруг и не слышу... Я боюсь. Игрен, я боюсь... скорее, скорее открой эту дверь, ради Бога. Игрен!..

Игрен. — лихорадочно ощупывая дверь — Я найду... конечно, найду... Подожди немного... минутку... мгновение...

Тентажиль. Я не могу больше, Игрен. Ее дыхание за моей спиной.

Игрен. Ничего. Тентажиль, маленький мой Тентажиль, не надо бояться... Ничего не видно.

Тентажиль. Нет. Игрен, там где ты — светло. Я вижу свет у тебя, Игрен. А здесь — нет...

Игрен. Ты меня видишь, Тентажиль?.. Ни одной щели...

Тентажиль. Нет, нет, Игрен, вот же она... но такая маленькая...

Игрен. С какой стороны? Здесь?.. Скажи... или здесь?..

Тентажиль. Здесь... здесь... Ты не слышишь?.. я стучу...

Игрен. Здесь?

Тентажиль. Выше. Но она совсем маленькая, даже иголка не пройдет...

Игрен. Не бойся, я здесь...

Тентажиль. О, я слышу, Игрен! Тяни! Тяни! Открой мне!.. Она идет!.. Приоткрой ее хоть немножко!.. Совсем чуть-чуть... ведь я маленький...

Игрен. Я не могу. Тентажиль... Я тянула, толкала, я била ее! Била! — опять стучит и бьется о неподдающуюся дверь — У меня окоченели пальцы... Не плачь!.. Проклятое железо...

Тентажиль. — отчаянно рыдая — Сделай хоть что-нибудь! Открой мне, Игрен!.. Совсем немного... и я смогу... я ведь такой маленький... я такой маленький... ты же знаешь...

Игрен. Но у меня только лампа, Тентажиль... Только лампа! — Ударяет изо всех сил лампой о дверь. Лампа разбивается. — О! Совсем темно! Тентажиль, ты здесь?.. Попробуй, попробуй помочь мне изнутри!..

Тентажиль. Нет, нет, мне нечем... Совсем нечем... И нет больше щелочки света...

Игрен. Что с тобой, Тентажиль?.. Я не слышу тебя...

Тентажиль. Милая сестра, Игрен... Я не могу...

Игрен. Что там, Тентажиль?.. Где ты?

Тентажиль. Она здесь. Я боюсь... Игрен!... Игрен!.. Я знаю, она здесь!..

Игрен. Кто? Кто, Тентажиль?

Тентажиль. Я не знаю... не вижу... Но я не могу больше... Она давит мне на горло!.. Ее руки на горле... О! Игрен! Сюда! Сюда!..

Игрен. Да. Тентажиль...

Тентажиль. Здесь так... так темно...

Игрен. Защищайся! Дерись! Разорви ее! Не бойся!.. Я сейчас!.. Я здесь, Тентажиль... Ответь мне!.. На помощь!.. Где ты?.. Я помогу тебе...обними меня... сквозь дверь обнимай меня...

Тентажиль. — еле слышно — Я здесь... я здесь, Игрен...

Игрен. Вот так, так. Я целую тебя, ты слышишь? Еще! Еще!

Тентажиль. — все тише и тише — И я тебя... Здесь, Игрен!.. Игрен!.. О...

Слышно, как за дверью падает маленькое тело.

Игрен. Тентажиль!.. Тентажиль!.. Что с тобой?.. Отдайте мне его, отдайте!.. Ради Бога!.. Отдайте мне его! Я не слышу его больше... Что вы делаете?.. Вы не сделаете ему больно?... Ведь нет? Он ребенок, он только ребенок, и не сопротивляется... Глядите, я не гордая... Вот — я встала на колени... Отдайте... я умоляю...Отдай! Не ради меня, ты же знаешь! Я сделаю все, что ты захочешь! Я не строптива, смотри! Я потеряла все... Ну, накажи меня как-нибудь по-другому!.. Мне же можно причинить боль как-то иначе, но посмотри — ведь это маленький ребенок, он — только маленький ребенок!.. Все, что я говорила — это неправда! Ты ведь добра, ты ведь в конце концов простишь?.. Он так мал, он так... красив!.. Посмотри, ведь это невозможно... Вот он обнимает твою шею маленькими ручонками, он подносит губы к твоим... И Бог не устоял бы... Вы же откроете? Откроете? Я не прошу ничего, только одно мгновенье... Я не помню ничего, ты понимаешь?.. Нет больше времени... Но ничего ведь не стоит его отпустить... Это не трудно... Не трудно... — Долгая неумолимая тишина — Чудовище! Чудовище!.. Я презираю тебя!..

Игрен, осев на пол, обнимая дверь, рыдает, в полной темноте.