Прелюдия к очарованию

Прежде всего она упрекала себя за то, что приняла приглашение графа, но вместе с тем она не могла не признать, что отдельные эпизоды доставили ей удовольствие, и ничего не имела против, чтобы их повторить. Однако Санча была достаточно умна и не строила иллюзий, понимая, что для графа она не больше, чем очередная красивая молодая женщина, которая своим поведением разожгла в нем мужское любопытство. Паоло, безусловно, удивило их внезапное расставание, и Санча думала над тем, что он имел в виду, спрашивая графа, не намерен ли тот отправиться в палаццо. В итоге всех этих размышлений она пришла к неутешительному выводу, что граф планировал вернуться домой вместе с ней. О дальнейших его намерениях думать Санче не хотелось. Было лучше ограничиться предположением, что она разрушила любые замыслы графа на этот счет, отказавшись уступить его, несомненно, чрезвычайно искусному ухаживанию, и больше не строить догадок о возможном финале того вечера. И теперь всякий раз по окончании работы Санча выходила из здания редакции с тревожно бьющимся сердцем, однако граф не показывался.
      К концу недели Санча почти совсем успокоилась. Перестала она особенно волноваться и по поводу неверности Эдуардо. Выслушав его объяснение, Санча до известной степени смирилась с ситуацией; во всяком случае, дядя и племянница дружески беседовали по пути к загородному дому.
      Тетя Элизабет радостно встретила мужа и Санчу, на руках резиновые перчатки, перепачканные землей.
      – Ты никогда не угадаешь, Эдуардо, что я получила, – воскликнула она. – Приглашение от семьи Бернадино на званый ужин.
      Эдуардо ослабил узел галстука и расстегнул ворот рубашки.
      – От Бернадино? – переспросил он с очевидной почтительностью. – Разве мы так близко с ними знакомы?
      Элизабет, пожав плечами, прошла вместе с ними в низкую светлую гостиную, где преобладали голубые и зеленые пастельные тона.
      – Ну, я знаю графиню достаточно хорошо. Она посещает некоторые коллективные игры в бридж, где бываю и я. Но мне кажется, я никогда не встречалась с ее мужем. А тебе приходилось?
      – С графом Бернадино? Нет, с ним я не знаком, – отрицательно покачал головой Эдуардо. – Конечно, как и многие, я знаю его в лицо. Но он вращается в совершенно других кругах, чем редактор какого-то журнала. Крупный собственник и журнальный работник не часто стоят друг с другом на цриятельекой ноге.
      Санча бросилась в мягкое кресло, обитое голубой кожей, обмахиваясь рукой. Вечер был очень теплый, и хотя легкий ветерок шевелил кроны кипарисов, обступивших лужайку перед домом, он не проникал в комнату.
      Санча почти не слушала, о чем говорили дядя с тетей. Голова у нее была слишком занята собственными мыслями, которые в основном касались будущей статьи. Она сознательно прекратила всякие умозрительные спекуляции относительно вероятных мотивов графа Малатесты.
      – У тебя на этой неделе все обстояло благополучно? – спросила Элизабет ласково племянницу. – Ты выглядишь довольно бледной и утомленной. По-видимому, Эдуардо перегружает тебя работой.
      – О нет, нисколько, – с усилием улыбнулась Санча. – Скорее всего сказывается жара. Пожалуй, я перед ужином приму душ.
      – Ты слышала, Санча, о чем мы говорили? – поинтересовалась тетя.
      – Нет. О чем же? – повернулась Санча у двери.
      – Завтра вечером мы приглашены на ужин к Бёрнадино.
      – А кто они такие? – сдвинула брови Санча.
      – Речь идет о графе и графине Бернадино, – вмешался Эдуардо. – Они живут возле озера в большом доме, мимо которого мы проезжаем по дороге сюда. По-моему, я тебе этот дом показывал.
      Санча попыталась вспомнить.
      – Ты имеешь в виду тот самый, с собственным причалом, где какие-то люди катались на водных лыжах?
      – Вот именно, – кивнул дядя. – Очень состоятельная семья. У них, как мне кажется, два сына и дочь, которой около шестнадцати лет. Думаю, тебе там понравится.
      – Звучит действительно заманчиво, – согласилась Санча, улыбаясь и приподнимая темные брови. – Вы с ними близко знакомы?
      Элизабет отрицательно покачала головой.
      – Я знаю только графиню. Но, очевидно, они прослышали, что ты в выходные дни бываешь у нас, и решили немного развлечь тебя. Во всяком случае, я уверена, что вечер обогатит тебя новыми впечатлениями.
      – Не сомневаюсь.
      Санча не разделяла тетиных восторгов. Приемы и вечеринки, которые Элизабет часто устраивала для нее, были ненужной роскошью. И вилла, и озеро, и окружающая природа вполне удовлетворяли Санчу, которой ничто не доставляло большего удовольствия, чем возможность позагорать на веранде или поплавать в теплой прозрачной воде озера Бетульи.
      И все-таки следующим вечером она нарядилась для предстоящего званого ужина с особым старанием. Тетя Элизабет весь день пребывала в состоянии лихорадочного ожидания, заразив своим настроением Санчу.
      Поэтому девушка долгое время перебирала свой гардероб, решая, что надеть.
      В конце концов она остановила выбор на длинном темно-фиолетовом шелковом платье, которое купила в первую получку. Лиф с глубоким вырезом спереди выгодно выделял развитую девичью грудь, широкие рукава сужались к запястьям и заканчивались кружевными оборками. Они выглядели очень консервативными в сравнении с довольно рискованным декольте. Прямая до щиколоток юбка особенно подчеркивала гибкую стройность ее высокой тонкой фигуры, придавая девушке более взрослый вид. Тщательно вымытые волосы свободно падали на плечи, почти скрывая от взоров серьги в виде тонких золотых обручей.
      Когда Санча вошла в гостиную, она застала там Эдуарде уже одетого и очень красивого в своем смокинге. В ожидании женщин он наслаждался коктейлем, но увидев Санчу, с удивлением уставился на нее.
      – Ну и ну, – проговорил он с восхищением. – Неужели это тот самый робкий младший репортер из моей редакции?
      Санча коротко рассмеялась. От слов Эдуардо ей стало радостно; она почувствовала себя элегантной и красивой, и какое это было прекрасное чувство.
      – По-твоему, оно ничего? – спросила Санча, осматривая платье.
      Эдуардо допил коктейль, встал и обошел несколько раз племянницу.
      – Да, – заметил он. – Твой наряд, по-моему, очень хорош. Уверен, что тетя со мной согласится.
      – А там соберется много гостей? – спросила успокоившаяся Санча.
      – У Бернадино? – пожал плечами Эдуардо. – Двадцать или двадцать пять человек. Точно я не знаю.
      – Так много? – испугалась Санча.
      – Моя дорогая племянница, – улыбнулся дядя. – Если кто-то знаком хотя бы с одним человеком в целой толпе, ему уже нет надобности чувствовать себя совершенно чужим.
      В этот момент в комнату вошла тетя Элизабет, стройная и привлекательная в своем платье из серебряной парчи.
      – О, ты выглядишь просто великолепно, – сказала она, любуясь туалетом племянницы. – Я сильно волнуюсь, а ты? Эдуардо, ты уже готов?
      Дядя щелкнул каблуками и шутливо-изысканно склонил голову.
      – Разумеется, сударыни, – проговорил он учтиво, и Санча изумилась его умению держать себя так естественно, несмотря ни на что. Разве совесть никогда не доставляла ему хлопот, или, быть может, он был убежден, что не совершает ничего предосудительного? Точно сказать Санча не могла, но, по крайней мере, при таком поведении дяди ей было легче жить.
      К дому Бернадино они отправились в автомашине Эдуардо. Ехать было недалеко: всего две мили вокруг озера; прибыв на место, они увидели площадку перед домом, сплошь заставленную шикарными автомобилями.
      Оставив на площадке свою машину, Эдуардо с женой и племянницей по усыпанной гравием дорожке прошли к главному входу. Трехэтажное здание выглядело с близкого расстояния значительно массивнее, чем с шоссе. Кое-где на верхних этажах виднелись балконы, на всех окнах – ставни. Тыльная часть дома выходила к озеру, и Санча знала, что у Бернадино есть свой причал и моторные лодки. Справа от дома раскинулся ухоженный парк и был оборудован теннисный корт. Слева располагались огород и фруктовый сад.
      Служанка в форме открыла дверь и показала, где можно оставить накидки и попудрить носы. Когда Санча с тетей вошли в дамскую комнату, там уже находилось несколько женщин, и моментально Элизабет оказалась втянутой в оживленную беседу с одной дамой, знакомой по карточному клубу.
      Санча не могла не обратить внимания на сверкающие бриллиантами ожерелья и браслеты на некоторых гостьях и нерешительно потрогала свои тонкие золотые серьги-обручи.
      Выйдя из дамской комнаты, они вместе с ожидавшим их Эдуардо прошли через просторную переднюю и поднялись по мраморной лестнице. Наверху, у входа в огромный зал, чета Бернадино приветствовала гостей. Супругов Тессиле встретили с вежливым вниманием. Санче показалась вся процедура довольно напыщенной и официальной. Через распахнутую дверь она увидела в зале множество людей; они, разбившись на группы, беседовали, смеялись и пили шампанское, которое в бокалах на подносах разносили снующие между гостями официанты. Общая обстановка почему-то подавляла, вселяла робость, и Санче подумалось, сохранил ли дядя прежнюю самоуверенность, очутившись в подобной ситуации.
      Познакомившись с хозяевами, Санча с дядей и тетей вошла в зал, и тотчас же от ближайшей группы отделилась и приблизилась к ним пожилая супружеская пара, которую Эдуардо отрекомендовал как синьора и синьору Россини. Те, в свою очередь, представили своих друзей и знакомых, и скоро Санча, Эдуардо и Элизабет уже стояли с бокалами шампанского в центре дружной и веселой компании. Поднимая бокал к губам, Санча скользнула взглядом по залу, и вдруг ей стало ясно, что она является объектом пристального внимания. Посмотрев немного в сторону, она неожиданно встретилась глазами с графом Малатестой… Сердце у Санчи на секунду замерло, мгновенно улетучилась беспечная непринужденность и пропала охота наслаждаться шампанским. Граф находился в группе гостей, и к нему льнула с видом правомочной собственницы очаровательная брюнетка. В белом смокинге и темно-фиолетовой рубашке граф, безусловно, был самым красивым из всех находившихся в зале мужчин, и с чувством безнадежности и отчаяния Санча подумала, что он очень хорошо осознает этот факт, как, впрочем, и все остальные гости.
      Стоявший рядом молодой человек, представленный Санче как Антонио Фуччи, обращаясь к ней, что-то говорил, и она, с трудом оторвав взгляд от графа, постаралась сообразить, о чем толкует юноша. Но в ее голове вихрем носились мысли: почему он здесь? Является ли он близким другом семьи Бернадино? Сообщит ли он своим друзьям и особенно той девушке, которая, по всем признакам, уже считает его своим приобретением, о том, что знаком с нею? Санча не могла не признать, что девушка действительно производит сильное впечатление в своем атласном платье, позволяющем отчетливо видеть все изгибы великолепной фигуры; ей едва ли когда-либо приходилось жаловаться на отсутствие поклонников.
      – Чем вы занимаетесь в Италии, мисс Форрест? – спросил Антонио по-английски, и Санча в смущении прикусила губу.
      – Я… э-э… я работаю в журнале «Парита», – торопливо пояснила она. – Мой дядя… синьор Тессиле… главный редактор журнала в Венеции.
      – Понимаю, – кивнул Антонио.
      Это был красивый юноша, и при других обстоятельствах Санче, возможно, польстило бы его внимание, но в данный момент она воспринимала лишь устремленный на нее пронизывающий взгляд графа Чезаре Альберто Вентуро ди Малатесты.
      – И вам нравится зарабатывать самостоятельно себе на жизнь? – с очаровательной улыбкой поинтересовался Антонио.
      – Это вопрос простой необходимости, – ответила она рассеянно, не в силах побороть желания убедиться, что граф все еще смотрит в ее сторону. Но он уже ушел, исчезла и восхитительная брюнетка.
      Санча крепко сжала губы. Откуда у нее такое ощущение, будто ей кто-то изменил? Граф и она ничего не значили друг для друга, и ей следовало примириться с тем, что столь привлекательный мужчина неизбежно должен пробуждать у женщин интерес. И все-таки Санча не могла отделаться от чувства разочарования, и вечер внезапно потерял для нее всякую прелесть.
      Ужин сервировали в просторной столовой. На полированной поверхности длинного стола сверкали серебряные приборы и хрустальные бокалы, перед каждым гостем лежала салфетка из настоящих венецианских кружев. В центре стола по всей его длине через равные интервалы были расставлены вазы с красиво подобранными букетами из алых роз и душистых белых магнолий.
      С позволения дяди Санчу к столу проводил Антонио. Она заняла место на дальнем конце стола, а на противоположном конце восседали хозяин и хозяйка. И Санча, которая почти помимо воли шарила глазами по рядам сидящих за столом гостей, вновь увидела графа. Он сидел справа от хозяйки, а рядом с ним – черноволосая девушка. Не замечая, что за ним наблюдают, граф наклонил голову, прислушиваясь к словам своей спутницы, и Санчу охватило чувство какой-то безысходной грусти и одиночества. Лишь огромным усилием воли ей удалось отвести взор и сконцентрировать внимание на непосредственном окружении.
      Ужин был превосходным и состоял из лучших блюд итальянской и французской кухни. Как объяснил Санче вполголоса Антонио, у Бернадино на кухне заправлял французский повар. Подавали столько отменных кушаний, что она сбилась со счета. За богатым выбором всевозможных закусок последовали: мясо крабов и салат, жареные телячьи отбивные, предварительно обмазанные сырыми яйцами и вывалянные в хлебных крошках и затем уже в готовом виде уложенные на рассыпчатый рис, малиновое суфле, таявшее во рту, и мороженое с различными добавками и фруктами из собственного сада Бернадино и отличный сыр из Ломбардии. Трапезу завершил крепкий черный кофе. Его аромат смешивался с легким запахом сигарного дыма, тонкими струйками поднимавшегося над головами гостей.
      На протяжении всего ужина Санча преднамеренно старалась глядеть только на Антонио, дядю и тетю, а также на ближайших соседей. За очень длинным столом, поддерживая притворно-оживленный разговор, было не так уж и трудно вообразить себе, что граф лишь почудился. Но с приближением конца ужина суровая действительность вновь напомнила о себе, и Санча с отчаянием подумала, что граф наверняка рассказал о ней своей прелестной спутнице, и оба посмеялись над ее наивностью и старомодными воззрениями.
      Постепенно гости расходились от стола, захватив бокалы с напитками и разговаривая между собой с той милой задушевностью, которая обычно возникает после совместной приятной трапезы и хорошего вина. Антонио с готовностью отодвинул кресло Санчи, помогая ей подняться, ж она невольно взглянула на противоположный конец стола. Граф и его партнерша продолжали сидеть и, судя по оживленной жестикуляции девушки, были всецело поглощены беседой.
      Но в тот самый момент, когда Санча смотрела на обоих, граф поднял голову и их глаза встретились. Какое-то мгновение казалось, что кроме них двоих в комнате никого больше нет, но уже в следующую секунду Санча повернулась к находившемуся рядом Антонио. Тетя Элизабет предложила отправиться в дамскую комнату, чтобы восстановить порядком пострадавший макияж, и Санча с радостью согласилась – лишь бы поскорее покинуть столовую. Они вместе спустились по лестнице и вошли в помещение, где уже собралось многочисленное женское общество. Санча быстро привела себя в порядок, но, видя, что тетя все еще разговаривает, извинилась и поскорее оставила жаркую переполненную комнату.
      Закрывая за собой дверь, она почти сразу же столкнулась с мужчиной, который преднамеренно заступил ей дорогу. Еще не поднимая глаз, Санча каким-то шестым чувством угадала, что перед ней граф.
      – Что… что вы здесь делаете? – Этот несуразный вопрос вырвался у нее помимо воли, как результат перенапряженных нервов.
      – Сегодня вы выглядите очень красивой, – пробормотал граф, беря ее за руку и не обращая внимание на любопытные взгляды женщин, выходивших из уборной.
      Санча изо всех сил старалась не терять самообладания. Он не должен думать, что может обращаться с ней, как ему заблагорассудится.
      – А где… ваша приятельница? – поинтересовалась она, оглядываясь вокруг с безразличным – как она надеялась – видом. «Где – о, Господи! – запропастилась тетя Элизабет? Почему она не идет?»
      – Вы имеете в виду Янину? – повел широкими плечами граф, и было отчетливо видно, как под дорогим материалом пиджака свободно перекатываются желваки крепких мускулов. – По-моему, она наверху… Я очень рад, что вы пришли, Санча, – добавил он, смотря на девушку потемневшими глазами.
      Санча попыталась высвободить ладонь, но его тонкие пальцы держали исключительно цепко.
      – Пожалуйста, отпустите мою руку.
      Прикусив нижнюю губу, граф с задумчивым выражением на лице медленно покачал головой.
      – В чем дело, Санча? Хотите, чтобы я попросил у вас прощение?
      Санча чувствовала, что не силах противостоять графу в его нынешнем настроении.
      – Почему вы полагаете, что мне непременно хочется, чтобы вы попросили у меня прощение? – спросила она, оглядываясь. – Я… сейчас выйдет моя тетя. Извините!
      – Санча! – Настойчивый призыв в его голосе не ускользнул от ее внимания, и она посмотрела на графа печальными глазами. – Санча, дорогая, я понимаю: в тот вечер своим поведением я обидел вас, но нужно ли нам поэтому обращаться друг с другом, как совершенно чужие люди?
      Санча свободной рукой больно потянула себя за пряди волос.
      – Синьор, произошедшее не имеет значения. Я… я виновата не в меньшей степени… не думайте больше об этом!
      – А я не мог думать ни о чем другом! – сказал граф сурово. – И пожалуйста, перестаньте говорить мне «синьор»! Мое имя, как вам хорошо известно, – Чезаре!
      – Я не могу вас так называть! – смутилась Санча.
      – Почему? Разве я кажусь вам таким старым… таким чужим, что у вас язык не поворачивается?
      Глаза графа горели на смуглом лице, как два голубых огонька, – опасная для девичьего сердца комбинация.
      – Чужим… да, – ответила Санча, сознавая, что они привлекают многочисленные любопытные взоры. – Синьор, ваша… спутница, вероятно, с нетерпением ждет вас… как… как и мой кавалер.
      – Вы пришли не одна? – спросил граф высокомерным: тоном, сдвигая брови.
      – Нет, не одна, а с дядей и тетей. Но меня познакомили с синьором Фуччи, и он заботится обо мне…
      – Антонио Фуччи?
      – Совершенно верно, синьор. – Саича старалась сохранить спокойствие, но давление на руку усиливалось и уже причиняло боль. Но, к удивлению Санчи, эта боль не была ей совсем уж неприятной…
      – Довольно разговорчивый юноша. Не знал, что вы с ним знакомы, – заметил граф, раздраженно покусывая нижнюю губу.
      – Мой дядя знает некоторых из его друзей, – неловко развела руками Санча. – Что вы находите в этом плохого?
      Взгляд графа, медленно скользнувший сверху вниз по складкам шелкового платья, проделал обратный путь и остановился – почти осязаемый – на декольте, где нежной белизной матово светилась шелковистая кожа девичьей шеи. Этот обжигающий взгляд достиг своей цели, практически лишив Санчу воли к сопротивлению. Никогда еще никто не смотрел так на нее… не приводил в такое замешательство, как граф, и она со страхом подумала: найдет ли в себе силы противостоять ему, когда наступит решающий момент.
      – Санча, – проговорил он ласково и проникновенно, наклонившись к ней. – Санча, ваших дядю и тетю не удивило это неожиданное приглашение на вечер?
      – Что вы имеете в виду? – вся задрожав, пристально взглянула на него Санча.
      Пальцы графа играючи перебирали ее руку, большой палец мягко касался внутренней стороны ладони.
      – Ведь они не являются близкими друзьями Бернадино? Ваша тетя встречалась с синьорой только в карточном клубе!
      – Ну и что? – спросила Санча, сердце у нее гулко стучало.
      – Раффаэлло Бернадино – мой кузен, – тихо заметил граф. – Теперь… вам понятно?
      – Вы хотите сказать… хотите сказать? – в крайнем изумлении уставилась на него Санча. – Вы уговорили их пригласить нас?
      Граф наклонил голову, его и ее губы разделяло всего несколько дюймов.
      – Мне хотелось вновь увидеть вас, – произнес он глухо. – Мне просто необходимо было вновь увидеть вас.
      – Пожалуйста, позвольте мне уйти! – попросила Санча прерывающимся голосом, с трудом переводя дыхание.
      Граф внезапно оставил ее руку, лицо сделалось сердитым.
      – Вот и ваша тетя, – коротко заметил он, и Санча не могла сказать, отпустил он ее, реагируя на просьбу, или потому, что к ним приближалась тетя Элизабет.
      Смущенная Санча обернулась, понимая, что было бы невежливо не представить их друг другу. Граф склонился к руке тети, которая смотрела на него с нескрываемым интересом.
      – Значит, вы тот самый человек, о котором Санча пишет статью, – сказала она с приятной улыбкой. – Писатели мне всегда казались чрезвычайно умными людьми. Что ты думаешь на этот счет, Санча?
      Девушка было готова согласиться, хотя понимала, что тетя, не прочитавшая после вступления в брак двадцать лет назад ни одной книги, ведет ни к чему не обязывающий светский разговор.
      Граф на этот счет также не строил никаких иллюзий. Насколько Санча могла судить по тронувшей губы едва заметной усмешке, он просто счел тетю слегка экзальтированной женщиной и, несомненно, вернется теперь к своей красавице Янине.
      Однако, вопреки ожиданию, граф сопроводил Элизабет и Санчу наверх, где их ждали Эдуардо и Антонио, и дядя приветствовал графа с видимым удовольствием. Оба в течение нескольких минут обсуждали статью, напечатанную в журнале, а Антонио занимал разговором Санчу и Элизабет.
      Внезапно Санча почувствовала, как стройные пальцы графа скользнули по руке и сплелись с ее пальцами. В этом положении они пребывали некоторое время.
      Слишком ошеломленная, Санча не решалась отдернуть руку и только надеялась, что ни дядя, ни тетя, ни Антонио ничего не заметят. К счастью, они в самом деле не заметили. В помещении собралось много гостей, и все стояли довольно тесными группками. Но и в этих условиях его близость вызывала томительно-сладостное чувство, а когда он, как бы невзначай коротко взглянул на нее, у Санчи возникло ощущение, будто оба они втайне наслаждаются чем-то запретным.
      Выбор прилагательного «запретный», промелькнувшего в голове у Санчи, нельзя было назвать удачным. Он слишком явно указывал на страхи, которые внушали Санче граф и его возможные планы относительно скрытой от людских взоров любовной связи. У нее не было желания бегать к нему украдкой на свидания, стать своего рода тенью на задворках его жизни, никогда не появляясь вместе на публике.
      Энергичным движением Санча высвободила руку. В этот момент заиграл специально нанятый для этого случая небольшой оркестр, и она, повернувшись к Антонио, сказала:
      – Вы танцуете? Я просто обожаю танцы!
      – Могу попробовать, – добродушно улыбнулся Антонио, и они присоединились к другим молодым парочкам, которые уже кружились в центре зала под зажигательные звуки рок-музыки.
      Санче подобные танцы были хорошо знакомы. Она начала посещать молодежные клубы и дискотеки с шестнадцати лет и могла, отрешившись от реальности, полностью погрузиться в мир быстрых ритмов. Тогда движения ее тела делались особенно выразительными, почти чувственными.
      Антонио совсем потерял голову, стараясь подражать ей. Но присутствующие смотрели только на Санчу, и когда она заметила, что является центром всеобщего внимания, то почувствовала, как всю ее, с головы до ног, пронизала горячая волна. Среди пристально следивших за ней гостей, был и граф. По вспыхивающим в глубине его холодных голубых глаз огонькам Санча догадалась, что он страшно сердит. Но она не могла сказать наверняка, в чем причина его раздражения. Это могло быть связано с тем, что она внезапно ушла от него, или, что многие из-за нее перестали танцевать и превратились в зрителей, или с чем-нибудь еще.
      И хотя Санча убеждала себя, что ей безразлично мнение графа, она все-таки заметила, как тот, протолкавшись сквозь толпу сгрудившихся у края танцплощадки людей, направился к двери и вышел из комнаты.
      Через короткое время оркестр заиграл в более спокойном ритме, и танцы стали всеобщими: в них активно включились и пожилые участники вечеринки.
      Сказав Антонио, что хочет перевести дух и немного остыть, Санча вышла из круга, и Антонио спросил, не желает ли она чего-нибудь выпить.
      – Да, пожалуйста! – провела Санча кончиком языка по пересохшим губам. – С удовольствием бы выпила бокал шампанского.
      – Ваше желание будет немедленно исполнено, синьорина, – заверил Антонио, улыбаясь и отвешивая полушутливый поклон, и величественным жестом подал знак одному из официантов. Но тот уже скрылся среди гостей, окружавших танцевальную площадку. С досадой щелкнув языком, Антонио извинился, и последовал за ним. Санча стояла в ожидании, сожалея, что не пошла вместе с Антонио. Ее дядя и тетя с увлечением танцевали, и на какой-то момент Санча оказалась в одиночестве. Поэтому она не очень удивилась, почувствовав сзади на шее чье-то теплое дыхание и услышав резкий и твердый, как металл, голос:
      – Прекратили выставлять себя на всеобщее обозрение?
      Не поворачиваясь, Санча узнала говорившего, по спине пробежала легкая дрожь, но она решила не поддаваться давлению.
      – Разве вы не веселитесь, синьор? – спросила Санча с вызовом, продолжая наблюдать за танцующими, которые, перемещаясь по комнате, создавали, как в калейдоскопе, все новые сочетания красок и форм.
      . – Черт возьми! – тихо выругался он. – Санча, что вы пытаетесь со мной сделать?
      Охватившая Санчу дрожь сделалась заметнее. Невзирая на окружавшую их толпу, граф обнял девушку за талию и прижал к себе. Пиджак у него был расстегнут, и она почувствовала спиной проникающий сквозь тонкую рубашку жар его тела. Наклонив голову, он коснулся губами ее шеи, опалив короткой лаской нежную кожу.
      – Никогда больше не делай этого со мной, Санча, иначе я не отвечаю за последствия! – проговорил он сердито и строго.
      Очнувшись, Санча резко отстранилась от него.
      – Не командуйте мною, синьор! – заметила она запальчиво, поворачиваясь и смотря графу прямо в лицо. – Вы явно переступаете границы дозволенного. А что, если ваша очаровательная приятельница увидит вас здесь со мной?
      Глаза графа превратились в щелки.
      – Если бы я был слишком самонадеянным человеком, то непременно вообразил бы себе, что вы ревнуете! – сказал он вполголоса. – Но я ограничусь предположением, что вы обижены и рассержены и что каким-то образом в этом виноват я.
      Санча чувствовала, как у нее внутри растет возмущение. Как смеет он стоять здесь и говорить ей слова любви, когда на другом конце комнаты его ждала женщина, с которой он пришел, женщина, которая так открыто предъявляла на него свои права?
      В этот момент Санча, как ей казалось, ненавидела графа. Ненавидела его стройную фигуру, немного суровую, но такую красивую внешность, его властное и высокомерное отношение, но сильнее всего она ненавидела саму себя за то, что ее неудержимо тянуло к нему.
      – Прошу вас, уйдите и оставьте меня в покое, – проговорила она тихо, с горечью. – Больше не желаю с вами разговаривать. Отправляйтесь к… к… своей Янине… или как ее там зовут! Я не собираюсь превращаться в одну из ваших наложниц!
      Не успела Санча произнести последние слова, как уже пожалела о сказанном. Во-первых, они были какими-то глупыми и наивно-детскими, а во-вторых, граф никогда даже не намекнул на возможность подобной связи, и эти слова в известной мере показывали, какое у нее сложилось мнение о графе. Щеки Санчи пылали, и, видя, как сделалось жестким и непроницаемым лицо графа, ей захотелось, не сходя с места, упасть и умереть. Резче обозначились потянувшиеся к уголкам губ складки, и сперва Санче показалось, что он ответит какой-нибудь грубостью, скажет какие-то ужасные слова, но граф промолчал. Он лишь холодно посмотрел на нее голубыми глазами, повернулся на каблуках и удалился…

Глава пятая

      Как она провела остальную часть вечера – да и весь оставшийся конец недели, – Санча толком не помнила. К ее огромному облегчению, дядя и тетя вскоре выразили желание уехать домой, и хотя Антонио проводил Санчу до машины, ему не удалось договориться о следующем свидании, о чем он, безусловно, втайне мечтал.
      Супруги Тессиле были весьма довольны вечером и не находили странным упорное молчание Санчи, вероятно, предположив, что она просто устала, и девушка использовала этот предлог, чтобы при первой же возможности удалиться к себе в спальню.
      Воскресенье прошло тихо и спокойно; Санча загорала и купалась, и ее поведение ничем не отличалось от обычного. Но она очень обрадовалась, когда наконец наступил понедельник и можно было углубиться в работу и выбросить все прочее из головы.
      Статью о графе Малатесте планировалось запустить в печать через две недели, и Санча передала Эдуардо первый набросок утром во вторник.
      Статья ему очень понравилась, и, за исключением некоторых незначительных поправок, он одобрил ее полностью. Затем нужно было поговорить с редактором рубрики, отобрать с Тони нужные для публикации фотографии и составить к ним подписи. В результате Санче пришлось работать до позднего вечера, сверх обычных редакционных часов.
      Однако в среду, после трех бессонных ночей, Санча поняла, что так дальше не пойдет и нужно как-то с графом разобраться.
      В начале недели она старалась убедить себя, что по-настоящему расслабиться ей мешает чрезмерная концентрация на будущей статье, но в то же время в глубине души она знала, что это самообман. В последующие дни даже интенсивная работа не могла заглушить терзавшую ее душевную боль.
      Тогда на вечере она вела себя ужасно, и этому нет оправдания. Было необходимо что-то предпринять, даже если бы ей пришлось унизиться, как еще никогда в жизни. Ведь, в конце концов, сказала себе Санча, после безуспешных попыток найти веский аргумент, который бы заставил ее отказаться от намерения съездить во дворец, граф может из-за нее изменить свое мнение относительно публикации статьи, может отозвать свое согласие и что тогда?
      В среду в обеденный перерыв Санча наняла моторную лодку и попросила доставить ее к «Палаццо Малатеста». Лодочник с нескрываемым удивлением взглянул на нее. В желтых в обтяжку брюках и короткой блузке, не прикрывавшей среднюю часть тела, она меньше всего походила на человека, достойного посещать палаццо, однако он воздержался от комментариев, а лишь улыбнулся, с явным удовольствием любуясь очаровательным зрелищем.