Глава 1

Диана была права — место на самом деле глухое. Глухое, незнакомое и, несомненно, красивое. Узкая дорога, окаймленная высокой живой изгородью, вызывала временами неуютное ощущение замкнутости пространства, зато внизу, под мысом, то и дело мелькала синяя вода океана, вспененная волнами, — именно так Сара все это себе и представляла. Когда она открыла окно, в машине сразу запахло солью, но она поспешила поднять стекло: на улице было прохладно.

Сара никогда не бывала в Корнуолле, она вообще никогда не ездила на запад дальше Бристоля. Курортам своей страны она предпочитала Испанию и Италию, где всегда можно рассчитывать на хорошую погоду, и ей даже в голову не приходило присоединиться к тем, кто в выходные и праздничные дни на автомобилях устремляется на запад, толкаясь бамперами на сверхперегруженных дорогах. Она ездила отдыхать за границу, в места не менее оживленные, только там она могла спокойно провести сразу весь отпуск и избежать чрезмерных волнений.

На этот раз все было по-другому. Это было бегство. И, к своему удивлению, она узнала, что в Англии есть еще такие места, где не все подвластно автомобилю и автотуризму. В деревнях, которые она проезжала, не было видно магазинов и кафе для туристов и никто не пытался заманивать проезжающих автомобилистов. Напротив, она не могла избавиться от ощущения, что незваным гостем вторглась в мир, где никому не нужна, в неведомый чужой мир, который был так далек от Лондона.

Странно, что здесь родилась Диана Трегоуэр, вернее, не здесь, а в Фалмуте, в нескольких милях отсюда. Кто бы мог подумать, что дочь рыбака так преуспеет в жизни: уедет из тихого портового городка, где прошли ее детство и юность, и станет одной из популярнейших актрис лондонской сцены? Это было как в сказке про Золушку, но и в жизни иной раз такое случается. Наверное, ее муж проклял тот день, когда он пригласил на обед к себе в Равенс-Милл знаменитого продюсера Ланса Уилмера, снимавшего там фильм, что и положило начало событиям, которым было суждено кончиться так трагически.

Сара вздрогнула. Бедный Адам! Как же он страдал, когда узнал про отношения, возникшие между Дианой и Лансом, а потом еще и ослеп… Было ужасно и как-то унизительно даже думать о том, что они в конце концов помирились и Адам просил Диану по-прежнему считать Равенс-Милл своим домом.

Нельзя сказать, что Диана воспользовалась его предложением. За семь лет с тех пор, как они расстались, она видела его всего раз, и то когда он лежал в больнице после несчастного случая, лишившего его зрения. Может, она и тогда не пошла бы навестить его, но, по словам Дианы, ее убедил Ланс, обрисовав, как все это преподнесут в прессе.

«Это была весьма пикантная сценка», — сказала Диана с легкой улыбкой, и Сара поразилась, как человек, который столь убедительно изображает чувства на сцене, в жизни может быть таким бесчувственным. Диана не испытывала ни малейшей жалости и сострадания к человеку, за которого в шестнадцать лет вышла замуж и которого бросила через пять лет без малейших угрызений совести. Да и ее связь с Лансом Уилмером, скорее всего, лишь средство для достижения цели. Диана очень честолюбива, она всегда была честолюбивой, а ее врожденная способность к подражанию в сочетании с природными актерскими данными помогли ей обрести столь необходимую уверенность в себе. То, что она была очень красива, также никоим образом не умаляло ее таланта, и с поддержкой Уилмера она очень скоро стала знаменитой.

Показался дорожный знак — до Равенс-Милла оставалось всего несколько миль; тонкие пальцы Сары вдруг стали влажными. Спокойно, подумала она. Это всего лишь дом. Красивый дом с видом на Атлантический океан, как говорит Диана. Уединенный, тихий дом, пристанище, где она сможет собраться с мыслями и успокоиться, уверенная в том, что никто из ее знакомых не узнает, где она.

Разумеется, это была идея Дианы. Дом стоит пустой, сказала она, практически не используется: Адам уже давно покинул свой уединенный приют и переехал жить в более теплые края. Ему по наследству досталась вилла в Португалии, мимоходом пояснила она, не вдаваясь в подробности, почему и от кого, и, так как Трегоуэры, как и все сейчас, далеко не роскошествуют, дешевле и проще жить за границей.

Сара знала, что когда-то Трегоуэры были богаты. Они вкладывали деньги в оловянные рудники, которые теперь пришли в упадок, и для Дианы, старшей дочери в семье, где было семеро детей, брак с Адамом Трегоуэром был большой удачей. Наверное, Адама поразила красота Дианы; он был старше ее на десять лет и значительно более развит. Но он на ней женился, и, так как родители его умерли, ему никто не возражал.

Теперь дорога вилась вдоль мыса, и под колесами «мини» все ниже и ниже спускалась к зубчатым скалам, изрезавшим, словно шрамы, берег океана. Набегающие волны одевали острые утесы белой кружевной пеной, и они казались такими безобидными; когда же вода спадала, они выступали на поверхность как грозные стражи дикого и прекрасного берега. Здесь было хмуро и безлюдно, даже сурово, но все это как раз соответствовало настроению Сары. Диана была права, когда говорила, что она найдет здесь, вдали от житейских невзгод, забвение, и Сара была благодарна Диане хотя бы за то сочувствие, что побудило ее предложить Саре пожить в своем доме пару недель.

Отношения Сары с Дианой Трегоуэр были довольно странными. Сара работала редактором в небольшом издательстве, и ей не часто представлялась возможность встречаться со служителями муз, но двоюродный брат ее отца Ланс Уилмер время от времени приглашал Сару к себе на обед, когда не хватало гостей для ровного счета. Вот на таком званом обеде Сара и познакомилась с Дианой Трегоуэр.

Сначала Диана потянулась к ней. Может быть, дело было в том, что светловолосая симпатичная Сара казалась ей собственной бледной копией, может, ее слабость вызвала в ней сострадание, а может быть, в то время Диана еще не слишком твердо стояла на ногах и откровенное восхищение Сары льстило ее самолюбию. В общем, они подружились, и Сара, которая была на семь лет моложе, стала, сама того не желая, ее наперсницей. Несмотря ни на что, она любила Диану, хотя и не всегда приветствовала ее попытки вмешиваться в свою жизнь. Тем не менее именно Диана помогла ей увидеть Тони в истинном свете, и она же предоставила ей возможность побыть одной…

При мысли о Тони у Сары задрожал подбородок. Сначала она никак не могла с этим смириться. Тони казался таким уверенным в себе, в своем чувстве к ней, он столько раз говорил ей о своей любви. Они даже уже обсуждали, когда и где поженятся. Но как-то Диана случайно упомянула в разговоре, что у Сары больное сердце, и Тони начал выдумывать предлоги, почему они не могут встретиться…

На ветровое стекло упали капли дождя, и Сара попыталась отогнать неприятные мысли, сосредоточившись на дороге. Сейчас она опасным крутым зигзагом спускалась вниз, где виднелись дома, словно прилипшие к обрыву над скалистой бухтой. Ближе она увидела дамбу и рыбацкие баркасы, вытянувшиеся под ее укрытием, а потом дорога опять поднималась вверх, к мысу, где через пелену дождя уже виднелся дом, который стоял поодаль сам по себе.

Наверное, это и есть Равенс-Милл, решила Сара и окончательно прогнала грустные воспоминания. Диана подробно описала ей место, все совпадало — здесь было хмуро и безлюдно. Вот о чем Диана не сказала, так это о размере и внушительном виде дома, и Сара не без трепета взирала на мощные каменные стены, поднимавшиеся перед ней.

От каменных ворот к дому вела дорога, заросшая сорной травой; опустив уголки губ, Сара нажала на тормоз. Это не то место, где можно провести пару недель в одиночестве, не загородная дача, где можно обрести покой, мрачно думала она. Это особняк, родовое гнездо, где только для стирания пыли нужна дюжина слуг. Диана дала ей ключ, и, представив себе дом обычных размеров, Сара захватила с собой спальный мешок, чтобы в нем спать, пока не уберет в доме, не проветрит постель и так далее; теперь это казалось нелепым. Диана говорила, что некая миссис Пенуорти заходит время от времени открыть окна и проверить, все ли в порядке, но теперь, сидя в машине, Сара начала сомневаться, так ли это на самом деле. Разве такой дом открывают, чтобы проветрить? Возможно ли это? Здесь, наверное, одних комнат не сосчитать — приемные, гостиные, столовые, спальни…

Опустив плечи, она посмотрела на квадратные мужские часы на тонком запястье. Уже шестой час. Через пару часов стемнеет, и, хотя ей и не очень хотелось ехать назад до ближайшего города по таким дорогам, да еще в дождь, перспектива провести ночь одной в этом мрачном особняке была еще менее привлекательной. Обернувшись, она оглядела груду багажа, который с трудом поместился на заднем сиденье «мини», а часть свалилась на пол. Кроме спального мешка и подушек здесь были сумки с одеждой, свежим постельным бельем и едой на первые дня два и портфель с черновым вариантом ее повести. Сжав губы, она вздохнула. Над книгой (это была приключенческая повесть для детей) еще предстояло много работать, но она, как профессионал, чувствовала, что книга пойдет. Сара хотела переписать ее за эти неожиданные свободные недели. Это была ее цель и, как она надеялась, одновременно ее спасенье, и, может быть, когда книга выйдет, Сара станет увереннее в себе и своем будущем.

Сара уселась поудобнее. Если она сейчас уедет, то уже никогда не перепишет книгу — это точно. Как только она вернется в Лондон, опять будет полно работы (хотя ее шеф и проявил понимание и отпустил ее раньше времени в отпуск); к тому же там велик соблазн опять позвонить Тони и потерять последнее уважение к себе.

Дождик вдруг кончился, и сквозь облака проглянуло неяркое солнце. В апреле дожди, в мае цветы, пришло Саре в голову, когда она глядела, как янтарные лучи золотом загорелись в оконных стеклах. Между тисами, обрамлявшими подъездную дорогу, были видны верхние этажи дома, и Саре вдруг захотелось остаться. Ведь глупо столько миль проехать и даже не заглянуть в дом; с появлением солнца он выглядел не так устрашающе. Сара подумала, что Равенс-Милл, если им как следует заняться, может стать прекрасным уютным домом, и она легко могла себе представить гордость, которую испытывала Диана, став его хозяйкой.

Дорога к дому слегка поворачивала и скрывалась, таким образом, от любопытных глаз; сторожка у ворот была пуста. Кто-то, наверное деревенские мальчишки, разбил в ней стекла; дом, во всяком случае внешне, был абсолютно цел.

Гравий дорожки весь пророс сорняками, а тисы, оставленные без присмотра, потеряли форму и вид. Лужайки, тянувшиеся прямо до самого обрыва, были в не менее запущенном состоянии, и привести их в порядок можно было, разве что вооружившись косой.

Все окна на фасаде дома были зашторены, и Саре со свойственным ей воображением показалось, что дом настороженно смотрит на мир из-под прикрытых штор. Как обидно, что здесь больше никто не живет, думала она. Пожалуй, нет более грустной картины, чем пустой дом.

Сара остановила «мини», выключила мотор и вышла из машины. От холода, который несло с океана, у нее сразу перехватило дыхание, и она скорее полезла в машину за жакетом от шерстяного брючного костюма, который сняла в дороге. Натягивая его поверх коричневой, в тон, шелковой блузки, Сара порадовалась, что у него такой высокий воротник, и сразу согрелась, пока искала в сумке ключ, который дала ей Диана.

При повороте ключа тяжелая в заклепках дверь на удивление легко подалась вовнутрь, без скрипа и скрежета, как представляла себе Сара. Усмехнувшись над своим воображением, всегда рисовавшим ей жуткие картины, она с облегчением увидела, что шторы, которыми были закрыты окна по обе стороны двери, пропускают свет, и, значит, можно укрыться за дверью от всего мира и не бояться темноты. Все же, как только дверь закрылась, Сара подняла одну штору и с любопытством огляделась.

Она стояла в холле с очень высоким потолком, куполом поднимавшимся над ее головой. Прямо перед ней две одинаковые боковые лесенки вели, с двух сторон, к площадке, откуда шла уже одна, центральная лестница на второй этаж; сквозь столбы солнечного света с роем пылинок был виден мужской портрет, висевший напротив этой площадки. Справа и слева были закрытые двери, как она представляла, гостиных и приемных, а под площадкой посверкивал матовым черным блеском потемневший от времени дубовый сундук…

Сара широко раскрыла глаза и моргнула. Сначала она, конечно, не обратила внимания, но в доме было удивительно чисто, если учесть, что здесь давно никто не живет. Посмотрев под ноги, она увидела натертый паркет, в центре холла устланный коврами, причем отлично натертый: она уловила слабый запах воска.

Сарой овладело чувство беспокойства. Или миссис Пенуорти исключительно добросовестно относится к своим обязанностям, или Диана ошибается, но в доме явно кто-то живет. А вдруг Адам, как и его жена, предложил кому-нибудь погостить? Вдруг те, кто живут здесь сейчас, вышли навестить знакомых или в магазин за покупками?..

Бежать! — первое, что пришло ей в голову, но потом она подумала: если в доме кто-то живет, почему опущены шторы? И потом, Диана наверняка знала бы, если б муж вернулся в Англию. Разве она послала бы сюда Сару, если бы не была абсолютно уверена в том, что Адама нет в Англии? Постепенно пульс приходил в норму, и Сара попыталась мыслить логически. В конце концов, ведь Диана же знала, что она, Сара, сюда собирается, именно поэтому и попросила миссис Пенуорти все подготовить к ее приезду. Ну конечно же, именно так и было, и очень хорошо, что Сара решилась войти в дом. А если бы повернулась и уехала, она никогда бы не узнала, как постаралась для нее эта женщина, и Сара убеждала себя в том, что ей таким отношением оказали честь. Она с нежностью подумала о Диане. Как мило с ее стороны так о ней заботиться. (Не слишком на нее похоже, вообще-то говоря, если вспомнить, как безжалостно она разоблачала Тони.) Нет, хорошо, что она осталась!

— Ты все-таки приехала, Диана!

Низкий мужской голос, пригвоздивший Сару к месту, раздавался из открытой двери с правой стороны холла. Это была ничем не примечательная, обитая кожей дверь, и до этого момента Сара едва ли обратила на нее внимание. Библиотека или кабинет, подумала она, проходя мимо, скользнув по ней взглядом.

Сейчас же дверь была отворена, и в проеме стоял мужчина; неясный свет позади него еле освещал его неподвижную фигуру. Это был высокий стройный человек; прямые темные волосы падали ему на лоб. Черты лица были с трудом различимы — высокие скулы, острый нос, тонкие губы, — но она узнала его не поэтому. Она видела фотографии Адама Трегоуэра и не сомневалась в том, что это он; она узнала его именно по этой неподвижности и еще потому, что на нем были темные очки и в комнате за его спиной были опущены шторы: зачем слепому солнечный свет?

Но что означают его слова? Ты все-таки приехала, Диана! Что это значит? Что он имеет в виду? Может, он посылал за женой? Позвонил Диане и попросил ее о встрече? Вернее, попросил ее сюда приехать?

У Сары неровно забилось сердце. Она чуть не сказала, что она не Диана, но потом передумала: она чувствовала себя виноватой в том, что явилась сюда и нарушила уединение этого человека. Она не имела права это делать. Здесь должна была быть сейчас не она, а Диана, и если она признается в том, что это не так, то растопчет чувство собственного достоинства Адама Трегоуэра. Как она скажет ему, что ее прислала сюда Диана? Как признается в том, что невольно служит орудием в игре, которую ведет Диана? С каждой минутой она все больше и больше убеждалась: Диана знала, что в доме ее ждет муж.

Но и не признаться она не может! Пять лет этот человек был мужем Дианы. Он знает ее лицо, голос. Но ведь Адам Трегоуэр ослеп, и вот уже семь лет, как они расстались…

— Диана… — сказал опять мужчина, и Сара беспомощно поглядела в его сторону. Нужно что-то сказать, что-то ему ответить. Господи, да на что же надеялась Диана?

— Адам? — робко выдохнула она и услышала, как он вздохнул с облегчением. — Я… Добрый вечер!

— Как я выгляжу?

Похоже, голос ее не выдал, и Сара судорожно перевела дыхание. Что же делать? Признаться или еще глубже погружаться в трясину обмана? Адам Трегоуэр так много страдал в жизни. Может ли она уберечь его от новых страданий? Почему он посылал за Дианой? Что хотел ей сказать? И почему Диана умолчала об этом?

Ее охватил гнев. Диана знала, что муж здесь, — теперь Сара была уверена в этом. Все встало на свои места, в том числе и предложение Дианы пожить недели две в доме, который она не удосужилась описать, и поэтому Сара ожидала увидеть нечто совсем другое. Диана знала, что Адам здесь, знала, что он ее ждет, — и послала вместо себя Сару, понимая, что Сара со своим горем не сможет не посочувствовать беспомощному человеку.

— Как выглядишь? Хорошо, — выдавила она, хотя в этой полутьме вряд ли можно было что-нибудь увидеть. — Адам, я…

— Хорошо, что ты приехала. — Его слова прервали попытки Сары что-то объяснить; в голосе слышались ироничные нотки. — А я все думал, приедешь ты или нет. Ведь ты так… занята. Не то что я.

У Сары пересохло во рту. Она перевела глаза на окно с поднятой ею шторой и с тревогой заметила, что опять собрались тучи и на оконном стекле появились первые капли дождя. Она вдруг осознала всю опасность своего положения и невольно отступила на шаг. — Добро пожаловать. — Словно почувствовав ее страх, Адам Трегоуэр шагнул вперед и уверенно пошел к ней. — Почему бы нам не пройти в библиотеку? Там можно чего-нибудь выпить перед едой, и, вообще, удобнее разговаривать в уютной обстановке.

— Да, но… — Сара с тоской взглянула на окно. Ей нельзя здесь оставаться, в ужасе думала она, но как уйти, не дав ему догадаться, что Диана в очередной раз его одурачила? Может, он и не надеется, что она останется. Ну конечно же, он понимает, что Диана никогда не согласится остаться с ним наедине в доме. Может, он просто пригласил ее на обед, поговорить о… О чем? О прошлом? Вряд ли. О ее работе? Тоже маловероятно. О разводе? Она вздохнула с некоторым облегчением. Да, наверное, дело в этом. Адам хочет получить развод. Может, он встретил женщину и хочет на ней жениться. На какой-нибудь португалке. На такой послушной португальской донне, которая спит и видит, как любить мужа и воспитывать его детей.

— Диана.

Он подошел совсем близко, и в свете из незашторенного окна Сара увидела его глаза, спрятанные за темными стеклами очков. Это были глубоко посаженные глаза с тяжелыми веками, такие пронзительные, что, хотя она и знала, что он не может ее видеть, она не могла отделаться от ощущения, что он видит ее насквозь. По его загорелому лицу было ясно, что он живет в южных краях; на нем была темно-голубая рубашка, расстегнутая на крепкой мускулистой шее. У горла на золотой цепочке висела монета, вроде тех, что носят вместо удостоверения личности; а на руке два кольца — обычный золотой перстень с печаткой и плоский медный амулет. Хотя он и был похож на того Адама Трегоуэра, которого она представляла по фотографиям, в жизни он производил какое-то странное, волнующее впечатление, и теперь она поняла, почему Диана так хотела стать его женой. Она удивлялась честолюбию Дианы, побудившему ее уйти от Адама к Лансу Уилмеру, который, хотя и был хорош собой, значительно уступал Адаму в мужском обаянии.

— Пойдем.

Он протянул ей руку, и Саре ничего не оставалось, как идти через холл к двери в библиотеку. Он постоял какое-то мгновение, потом она услышала за спиной его шаги.

Библиотека была очень просторная; чувствовалось, что ею давно не пользовались — здесь было сыро и пахло заброшенностью. Но в камине уютно потрескивал огонь, и через какое-то время Сара различила приятный запах гаванского табака. Две стены и еще половина третьей, где было зашторенное окно, были полностью заставлены книжными полками. Четвертую стену занимал огромный камин и пара застекленных шкафов из темного дерева с коллекцией шахматных фигур из нефрита, слоновой кости, черного дерева и алебастра. Еще в библиотеке был письменный стол, на котором стоял поднос с напитками, рядом с ним кожаный стул, а у камина, напротив друг друга, два кресла, обитых зеленым бархатом, довольно потертые. На полу лежал ковер с вылинявшим от времени узором.

Сара неуверенно остановилась посередине комнаты и услышала, что Адам закрыл дверь; потом он подошел к ней и указал на кресла у камина.

— Присаживайся, — пригласил он, и его рука уверенным жестом нашла на столе поднос с напитками.

Сара села, отчасти потому, что чувствовала какую-то слабость в ногах, отчасти потому, что так он был от нее дальше. Забавно, конечно, выступать в роли жены Цезаря, но она не знала, чего он от нее хочет, что он может сделать, чтобы заставить ее остаться.

У Сары опять возникло искушение признаться, кто она, но, когда она посмотрела, как он возится с бутылками, передумала. Он явно хорошо различал их по форме и размеру. Наконец он повернулся к ней и спросил:

— Ну, что ты будешь пить? Виски, джин? Или твой любимый? — И он вдруг горько усмехнулся. — Или у тебя переменился вкус?

Сара засомневалась. Насколько она знала, любимый напиток Дианы — сок горького лимона, иногда с вермутом, если позволяют калории.

— Пожалуй, мой любимый, — неуверенно согласилась она и, когда он подал ей фужер, содержимое которого внешне напоминало кока-колу и сильно пахло ромом, судорожно сглотнула. Наверное, здесь еще и бакарди, догадалась она и, когда попробовала, поняла, что права.

— Да. — Адам налил себе виски, держа горлышко бутылки на крае стакана и прислушиваясь к звуку, чтобы не налить больше, чем нужно. — Сколько зим, сколько лет.

Сара кивнула, вспомнила, что он не видит, и тихо сказала:

— Да.

— Знаешь, ты не такая агрессивная, как я думал, — продолжал он удивленно, опершись на край стола. — Я знал, что ты приедешь, но не думал, что так сразу.

Сара отпила еще глоток, чтобы придать себе храбрости. Итак, она права: Адам просил Диану приехать. Но зачем? Сказал ли он ей об этом?

— Ну как тебе тут теперь, нравится? — спросил он, и, так как это была менее опасная тема, Сара нашлась что ответить.

— Здесь сыро, — сказала она робко. — Наверное, потому, что дом так долго стоял пустой.

— Долго, — согласился он, опустив уголки губ. — Слишком долго. А ты как думаешь, Диана?

Она не понимала, что он хочет сказать. Зачем он просил Диану приехать? Он ведь знает, что она актриса, — он намекал на это в холле. Неужели он считает, что смог уговорить ее приехать?

Сара сжала губы и пристально вгляделась в его спрятанные за темными стеклами глаза. О чем он думает? Неужели он так наивен, что полагает, будто сумел вызвать к себе жену, которая бросила его без малейших угрызений совести семь лет назад? Если даже после того несчастного случая, когда он хотел покончить с собой, он, больной и слепой, не смог пробудить жалость Дианы, как ему могло прийти в голову, что она вернется к нему сейчас?

Все еще больше осложнялось и запутывалось, за окном смеркалось, и Сару охватило беспокойство. Дело не только в том, то она здесь под чужим именем. Даже если бы она действительно была Диана, она наверняка испытывала бы то же самое ощущение — будто ее заманили в ловушку и заперли вместе с этим мужчиной в темноте, в которой он живет вот уже семь лет… — Может, налить еще? — предложил он, и Сара, взглянув на свой почти полный стакан, отказалась.

— Я… мне уже пора, — пробормотала она и скорее почувствовала, чем увидела, как он напрягся. — Я не могу остаться.

— Почему? — резко спросил он. — Здесь масса комнат, масса, и ты отлично это знаешь.

Сара поставила стакан на пол у камина и протянула к огню холодные пальцы.

— Боюсь, что ты не понимаешь, — начала она, решив, что игра заходит слишком далеко, но он опять прервал ее.

— Нет, это ты не понимаешь, Диана! — заявил он ледяным тоном. — Надеюсь, тебе ясно, что я пригласил тебя не для дружеской беседы. И я не намерен отпустить тебя, как только ты решишь, что я ничем не угрожаю той приятной жизни, что ты себе устроила! — Он выплеснул себе в стакан остаток виски и повернулся к ней лицом. Если бы Сара не знала, что Адам слепой, она готова была поклясться, что он видит, как она нервничает, сидя на краешке кресла. — Ты приехала, потому что тебя испугала моя записка, ты не поверила ей, но полной уверенности у тебя не было. Как только ты приехала, ты стала подсматривать за мной, следить за мной, все пытаешься понять, действительно ли я способен на это, а если так, то что именно я сделаю.

Сара вскочила.

— Вы не понимаете, господин Трегоуэр, — сказала она, и голос ее задрожал от страха и природной нервозности. — Я… я не… не ваша жена, я не Диана Трегоуэр. Меня зовут… Сара Форчун, и… и я не понимаю, о чем вы говорите.

На несколько мгновений воцарилась тягостная тишина; в это время он осмысливал то, что она сказала, переваривал, анализировал, искал изъяны и наконец нашел. Губы его дрогнули в горькой усмешке, и он резко рассмеялся.

— Браво, Диана, браво! — саркастически похвалил он ее. — Ничего не скажешь — вот игра, достойная настоящей актрисы, коей ты, несомненно, являешься. Прикрыться чужим именем — как умно и как ловко! Разве слепой может быть уверен, что ты — это ты, особенно если столько лет тебя не видел? Да за это время и голос, и фигура, и даже черты лица могут стать другими. И как узнать, проверить, так ли это…

— Это правда. Я не лгу. Я на самом деле Сара Форчун, — задыхаясь, сказала она.

— А почему же ты сразу так не сказала?

— Почему? Я… потому что я…

— Потому что это не пришло тебе в голову!

— Нет!

— Ну хватит… — Теперь он совсем не был похож на больного человека, способного вызвать жалость. Он возвышался над ней, закрывая собой дверь, такой большой, сильный, настоящий мужчина, совершенно лишенный чувства жалости.

— Я знаю тебя, Диана. Я все о тебе знаю. Я наслушался до тошноты, какая ты обаятельная, какая ты красивая, что ты любишь, чего ты не любишь, как ты любишь себя, себя, себя…

— Нет!

— Я видел, как у меня на глазах погибает человек, как он теряет уверенность в себе, чувство собственного достоинства, само желание жить, когда говорит о твоих потребностях, желаниях, успехе. О, твое себялюбие, вернее, твой искаженный образ, твое разрушительное потакание своим бесконечным желаниям, которые надо удовлетворять любой ценой!

Сара решительно ничего не понимала.

— Вы… вы видели, как на ваших глазах погибает человек… — неуверенно прошептала она, и тут он с проклятием сорвал с себя очки, прятавшие его глаза, и она увидела светло-карие, цвета янтаря глаза, горевшие недобрым огнем. — Да, — сказал он, а Сара стояла, пристально глядя на него, и постепенно до нее доходило, что он не слепой. А почему бы и нет? Ведь это вовсе не Адам Трегоуэр, поняла она наконец. Да, есть сходство, черты лица общие, и неудивительно, что в полутьме она приняла его за Адама. Но лицо этого мужчины было жестче, выразительнее и моложе. Наверное, родственник, но не муж Дианы.

— Вы… вы не… — проговорила она запинаясь и удивилась, что не почувствовала никакого облегчения, а он кивнул.

— Да, я не Адам, — согласился он. — Я Майкл Трегоуэр. Адам — мой брат.

Глава 2

— У тебя такой удивленный вид, — сказал он через некоторое время, а Сара все смотрела на него неверящими глазами. — Разве ты не знала, что у Адама был брат? Впрочем, наверное, не знала. Ничего удивительного. Трегоуэры предпочитали делать вид, что меня нет.

Сара облизнула пересохшие губы.

— У Адама никогда не было никакого брата, — заявила она тихо, но твердо. — Я знаю. Ди… Диана мне говорила.

— Неужели? — Он явно не верил последней части высказывания. — Ну что же, мне жаль, что я расстроил тебя, но ничего не поделаешь. У Адама был брат, во всяком случае, единокровный. Его… наш отец был не прочь разбросать семена по белу свету.

— Вы хотите сказать, что… что вы…

— Что я ублюдок? Вот именно. Ублюдок по рождению и по натуре, как водишь.

— Послушайте, — Сара отчаянно пыталась найти слова, чтобы все объяснить. — Мне безразлично, кто вы и зачем вы здесь. И еще более безразлично, что вы думаете о Диане и… и как она относилась к вашему брату. Но я еще раз говорю, что… что я не она. Меня… меня зовут Сара Форчун, как я уже говорила…

— Ради Бога, не надо спектакля! — Майкл Трегоуэр сунул руку в карман и вытащил коробку с тонкими сигарами, зажал одну зубами и поискал зажигалку. — Мы оба прекрасно знаем, кто ты и почему здесь…

— Нет. Нет, вы не знаете…

— Умоляю, смени репертуар.

— Господин Трегоуэр! Пожалуйста, выслушайте меня! — Сара непроизвольно шагнула вперед, и он тут же вытянул руку и схватил ее за запястье, больно сжав пальцами вены.

— Ну уж нет, — сказал он. — Это ты меня послушай. Адам умер. Ты что, не поняла?

— Нет!

— Да. — Майкл приблизил к ней свое смуглое лицо, и Сара почувствовала запах виски. — Умер, ясно тебе? Он покончил с собой. И ни я, и никто не смог ничего сделать.

— Нет!

Сара отчаянно трясла головой, он все не отпускал ее руку, и она занемела. Глядя в мстительное лицо Майкла Трегоуэра, Сара вдруг с ужасом подумала, что он может ее убить. Вот почему он посылал за Дианой, вот почему угрожал ей чем-то, что могло бы заставить ее сюда приехать. Только она не приехала. Вместо этого она прислала Сару, надеясь, что слепой муж, с которым она не виделась семь лет, не заметит подмены. И ее план мог бы сработать, тем более что Сара невольно сочувствовала человеку, которого она считала мужем Дианы. Непонятно, зачем он просил жену приехать, но Диана рассчитывала, что приезд Сары сорвет его планы; Сара не могла себе даже представить, что Диана будет ей говорить в свое оправдание.

— Я повторяю, я не Диана Трегоуэр! — закричала она, и в голосе ее звучал страх. — Это какая-то ошибка!

— Нет, Диана. Это твоя ошибка, что ты приехала, — заявил он, насмешливо улыбаясь. — Что же ты, Диана? Я был о тебе лучшего мнения. Неужели тебя так напугала моя записка? Так напугала, что ты специально одна сюда приехала?

— Так это вы посылали за Дианой? — выдохнула Сара, тщетно пытаясь освободиться, но он был безжалостен.

— Разумеется, — ответил он. — Я ведь уже говорил — Адама больше нет.

Он умер три недели назад. И все это время я думал только о том, с каким наслаждением придушу тебя!