Глава 7

Нейтральный кишлак

Нужно выходить до полнолуния.

Несмотря на утреннее ожидание, ухудшение погоды со снежным бураном так и не наступило. С наступлением темноты над пиками Припамирья распростерлось черное-пречерное небо с мириадами звезд. Ветер сильными порывами гонял по небосклону редкие облака. Но их светлые тени не могли заслонить сияние космических светил.

Ночь выдалась светлой, что нас не совсем радовало. Появление Луны сводило к нулю наши шансы добраться незамеченными. Этот прожектор зальет все окрестности своим белым неживым светом; высветит, словно на черно-белой контрастной фотографии, все изгибы и изломы окружающих гор. Тропы, выделяющиеся четкими линиями на снежном покрове. А на них нас, грешных, идущих в сторону кишлака.

Проводником в нашей группе идет худощавый таджик. Я знаю, что начале гражданской войны Муза (русский зовут его именно так – с ударением на первом слоге) записался в число кулябских ополченцев. А когда война против «вовчиков» оттянулась из внутренних районов республики на границу, сумел добиться призыва в пограничные войска и даже заработать лычки старшего сержанта.

Роста в двадцатитрехлетнем Муззафарове сто шестьдесят пять сантиметров. Поэтому вышагивающий за ним Паша Жуков при его ста семидесяти шести кажется великаном. Как многих скобарей (так на северо-западе России зовут псковских), у него типично русское лицо: веснушчатое даже зимой, с белыми ресницами и такими же бровями над светло-голубыми глазами.

Жуков их постоянно щурит. И когда говорит, и когда слушает, и когда просто курит. Добирает солидности. Сержанту пару недель назад исполнилось двадцать два года. Среди восемнадцати – девятнадцатилетних «срочников» это возраст. Тем более, что «пскопской» успел перед армией жениться и даже родить сына. По солдатским меркам – «старик».

Впрочем, все уловки Жукова выглядеть солидно, под стать званию и жизненному опыту, оканчиваются ничем. У Пашки – хронически мальчишеское лицо, с которым ему придется пройти по всей жизни и стать к старости еще одним вечным дедом Щукарем.

Но внешность бывает обманчива: Паша заработал третью лычку совсем недаром. Он надежен, рассудителен и расторопен. Числится у командиров на хорошем счету. Жуков в одиночку ходил с заданиями к соседним опорным пунктам и всегда возвращался. Поэтому покойный лейтенант Сидоренко с Шахт именно его послал проводить группу Рукосуева. Извини, лейтенант Сидоренко, недооценил тебя…

– Жук, ты почему в десант не попал? – спросил я дэшовца, – Псковская же дивизия у тебя на родине под боком.

Не прерывая быстрых сборов в блиндаже Снесарева, где мы брали двойной боекомплект и запихивали в «эрдэшки» продукты, я старался поближе познакомиться с Жуковым и Муззафаровым. Ведь они стали моими людьми. За них нужно отвечать перед начальством, родителями и Господом. А чтобы отвечать, нужно знать…

– Черт его знает? – ответил сержант, споро вкручивая в «эфку» взрыватель, – В аэроклуб ходил, прыгал. Думал, что возьмут – все ближе к дому. А потом майор в военкомате мне говорит: «Пойдешь в погранвойска». Я сначала обрадовался: уже начали границу с отделившимися эстонцами делать. Поговаривали, что в Печорах погранкомендатуру откроют… Обломался. Сначала в «дэшовскую» «учебку» послали, потому что с парашютом до армии прыгал, а потом – сюда.

– Зато мир посмотрел, – утешил я Жукова.

– Здесь не то место, чтобы мир узнавать, – усмехнулся он, – Для путешествий я бы лучше на Канары съездил!

…Вслед за Жуковым третьим иду я, старший лейтенант Александр Саранцев, со своими 26 годами и 179 сантиметрами над уровнем моря. Со стороны картина, наверное, получается уморительная: «лесенка» по горам прет.

Но нам не до смеха. Нужно до полнолуния дойти до кишлака. Успеем ли? По прямой до него около четырех километров. Будь мы где-то в среднерусской полосе, быстренько бы добежали. Еще покурить и потравить анекдоты успели не раз. Но под ногами – горы. Чужие, как не крути. По ним особо не побегаешь.

«Где родился, там и пригодился» – говаривала моя бабушка. Это Муззафарову хорошо: чувствует себя на этом склоне, как на курпаче родного дома. Что же касается нас, то у русских всегда «широка страна моя родная» – вот и приходится «пригождаться» непонятно где.

Пересекаем хребет и начинаем спускаться в лощину. Небо заметно светлеет: еще минут двадцать, и взойдет луна. Тогда наши черные фигурки будут смотреться на белом склоне не хуже, чем на экране китайского театра теней. Сиди себе со «снайперкой» в километре от нас и щелкай на выбор, с растяжкой и удовольствием…

У меня в кармане неожиданно заголосила «моторолла». В звенящей тишине горной ночи ее звук рвет нервы, как смычок туго натянутую струну.

Я останавливаюсь.

Торопливо вытягиваю радиотелефон, чтобы как можно быстрее нажать на кнопку вызова и заткнуть пронзительное верещание. Кажется, что этот звук слышат все «духи», собравшиеся как по эту сторону Пянджа, как и по ту. Наверное, и в далеком Кабуле слышат пронзительный голосок черной пластмассовой коробки.

– «Файзабад-4?» – голос прозвучал совсем рядом, как будто неизвестный мне человек находится за правым плечом.

– На связи.

– Выходи на объект с восточной стороны. Увидишь разваленный дувал под двумя пирамидальными тополями. Жди там. К тебе выйдут.

– Понял.

– Конец связи.

Мой собеседник не отличается разговорчивостью. Но оно и к лучшему: лишний раз трепаться в эфире – себе дороже. «Духи» уже давно обзавелись сканерами и плотно сидят на наших радиочастотах армейских радиостанций. Думаю, что сканирование радиотелефонов для них тоже не проблема. Сейчас можно любую электронику купить даже рынках в Москве. Были бы «баксы».

«Объектом» на языке моего недавнего собеседника именуется тот самый нейтральный кишлак – цель нашего путешествия. Перед выходом Снесарев накидал мне его подробную схему с привязкой к сторонам света. Так что не заплутаюсь…

…К нужной окраине кишлака вышли точно в срок. Но Луна взошла раньше, поэтому последний отрезок пути пришлось спускаться под ее раздевающим светом. Казалось, что из кишлака нас в это время рассматривали сквозь оптические прицелы десятка «эсвэдух»[14]. Поганое ощущение, нечего сказать…

Такие вещи запоминаются на всю жизнь, да и стоят они не менее десяти лет жизни. Ощущение сродни тому, как будто топаешь правофланговым на параде на Красной площади, и вдруг в десятке метров от мавзолея обнаруживаешь, что на тебе нет штанов. Вожди на трибуне этого еще не видят. Но вот-вот строй пройдет перед ними, тогда – хана…

Кишлак молчит, мрачновато отсвечивая под Луной остатками побелки на стенах домов и погрузив в непроглядную тьму кривые улочки и дворы. Что нас ждет в них? Во всяком случае, не мирные жители.

Я решил подстраховаться и войти в кишлак на двести метров восточнее «точки рандеву». Определение «нейтральный» может убаюкивать только человека несведущего. На самом деле эта самая нейтральность предполагает свободу действий не только с нашей стороны, но и противника. Так что лучше перебздеть, чем недобздеть…

На узкой улице, в которую нырнул наш маленький отрядик, оказалось темно хоть глаз коли. Высокие дувалы полностью перекрыли лунный свет. На мгновение мы ослепли, словно после яркой гостиной оказались в глубоком погребе.

Движением руки я остановил своих людей. Мы постояли минут десять, приучая глаза к темноте и прислушиваясь к посторонним звукам. Из ближних шумов мои уши смогли различить только стук веток дерева за глиняным забором. Их раскачивал ветер, но чтобы понять это, потребовались напряженное вслушивание и занемевший палец на курке.

Все остальные звуки гасил неумолчный гул воды Пянджа, несущего волны по перекатам за околицей.

Снега в кишлаке не было, и наши ноги мгновенно погрузились в густую глину.

С хлюпаньем и чавканьем выдирая ступни из месива, я жалел, что не могу зажечь фонарик. Одного взгляда на эту великолепную «контрольно-следовую полосу» хватило, чтобы понять: был ли кто-то в этом заброшенном жителями и Аллахом кишлаке или нет. А если и был, то когда…

Пройдя по безобразно грязной улице, наша группа успела запыхаться и извозюкаться в глине. А, судя по схеме, нужно было проползти еще две такие улицы…

Поворот, еще один…

Скоро перед нами должны вырасти пресловутые пирамидальные тополя, где нас должны ждать люди таинственного «Файзабада». И зачем только мы ему понадобились?

Проползая (ходьбой это назвать было невозможно) мимо очередного крестьянского двора, я услышал звук, который не был похож на привычное пение ветра. Это скорее напоминало хруст под каблуком глиняной плошки…

Борясь с острым желанием бросить в черноту гранату, я нырнул в проем ворот, висевших на одной петле. Присел рядом с забором, нащупывая стволом автомата возможную цель. Следовавший за мной Муззафаров повторил это движение, заняв позицию у противоположной стены. Жуков, повинуясь предупредительно вскинутой руке таджика, замер на улице, прикрывая наш тыл.

Секунда, другая, третья… Я сидел, постепенно успокаивая стучащее сердце. Глаза нестерпимо щипало от пота, стекавшего из-под промокшей шапки, позаимствованной у Снесарева взамен потерянного кепи.

Но вытереть лоб было некогда. Да и нечем: руки сжимали автомат, направленный в сторону черной постройки.

Тишина. Стук сердца в ушах затих и теперь я вбирал в себя звуки всеми порами своего тела. Неужели показалось? Жду еще несколько минут, казавшиеся часами, затем жестом руки приказываю Музе подойти к зданию. Как бы там ни было, нужно его проверить, чтобы потом не получить выстрел в спину.

Таджик, стараясь не выходить на открытое место, крадется вдоль забора к углу строения. Из-за темноты, окутывающей нас, не могу определить, что это: сарай или жилой дом.

Судя по расположению, это скорее второе. А если это так, то в нашу сторону смотрят, как минимум, два окна. И в котором из них неизвестный противник прореживает черноту прицелом?

Слышу тихий прерывистый свист. Это условный знак Музы, что он добрался до стены и теперь страхует меня. Короткими перебежками, едва ли не в присядку, пробираюсь к таджику. Глаза уже давно привыкли к темноте, поэтому хорошо вижу его лицо.

Едва шевеля губами, Муззафаров шепчет почти без акцента:

– В доме тихо. Но там кто-то был: я слышал звук шагов…

Нырять внутрь нет никакого желания. Наши фигуры пусть на долю секунды, но все же появится на фоне светлеющего проема двери. Этого будет достаточно для хорошего стрелка. Однако уходить, имея за спиной, как минимум, одного вооруженного человека (другие здесь не ходят), тоже нельзя.

Шахматисты такое положение именуют патом. С той только разницей, что они потом пожимают друг другу руки, объявляют ничью и расходятся. На войне тоже бывает ничья, но что-то мне подсказывает: здесь этим дело не кончится. Передо мной противник, который захочет довести все до логического конца.

«Рыск – благородной дело!» – мысленно говорю себе для самоуспокоения, вскидываю автомат к плечу и громко кидаю в темноту:

– «Файзабад – два?!»

После чего делаю скачок внутрь здания. Тут же кувырком через плечо ухожу в сторону, чтобы неизвестный не влепил очередь на звук голоса. Знаю, что в этом деле есть большие мастера…

– Старший ко мне! – прозвучало в ответ откуда-то сверху, словно обладатель голоса сидел на чердаке.

Скорее всего, потолок здесь зияет прорехами, поэтому такая хорошая слышимость. Автоматной очередью его можно прошить без хлопот. Думая о последнем, вожу стволом, нащупывая место, где сидит незнакомец.

– Куда к тебе? – кидаю наугад и одновременно начинаю передвигаться вдоль стены. Нужно нащупать спиной пустой проем окна: через него можно будет вывалиться наружу в случае опасности.

Под ногой неприятно хрустит разбитый кувшин. Знакомый звук. До меня эти черепки побывали под каблуком «мистера Икса». Значит, вот ты где сидел…

Что ни говори, неприятно топать в темноту к вооруженному человеку. Черт его знает, может, он и не «Файзабад» вовсе, а «душара». Все просто: противник сделал радиоперехват и выслал засаду. Наверняка в этом кишлаке не так уж много двух рядом растущих пирамидальных тополей у полуразрушенного дувала. Можно было и догадаться.

– «Файзабад – два?!» – делаю вторую попытку.

– Не болтай много, топай давай. – прозвучало в ответ.

Это мне уж совсем не понравилось. Я не стал перегружать лишними вопросами и без того кипящие от напряжения мозги. Прыгнул в сторону наиболее темного угла в этом чертовом доме, крикнул Музе:

– Ложись!

И врезал очередью в потолок. В сторону, откуда доносился голос.

От проема в тот же момент застучал автомат Муззафарова.

С потолка посыпалась труха и куски кизяка. Красной искрой комнату перечеркнул огонек трассирующей пули. В голове промелькнула мысль: «Хорошо, что стены из глины. А то на рикошетах сами бы легли…»

В тот же момент над головой прогрохотали шаги, и послышался шум спрыгнувшего с крыши человека.

Я бросился к окну, квадрат которого явственно выделялся на фоне абсолютно черной стены дома. Присел у обломанного деревянного подоконника. Выждал секунду и, не дождавшись ни малейшего движения во дворе, наугад проредил его очередью вдоль и поперек. Подумал: «Ворота Жук охраняет, так что этот гад не уйдет!»

«Мистер Икс», вопреки моим ожиданиям, не открыл ответный огонь. Я услышал сквозь выстрелы его крик:

– Кончай палить, мудак!!! Свои, фуфел драный!

Последние слова заставили меня сомкнуть усики на взрывателе «эфки», которую уже собирался швырнуть во двор. Если «духам» известно слово «мудак» и они его научились произносить без акцента, то «фуфел драный» без подготовки, да еще и под автоматным огнем, житель гор не выговорит.

– Прекратить стрельбу! – теперь уже заорал я, обращаясь к Музе.

Впрочем, если расейский воин дорвется до этого дела, то его просто так не остановишь. Мой вояка не успокоился, пока не добил магазин до конца. Когда доблестный сержант перезаряжал автомат, я воспользовался рекламной паузой и снова крикнул:

– Урод и ебаный понос!!! Прекратить стрельбу! В дисбате сгною!!!

Мой последний аргумент подействовал.

– Живой! – окликнул я темноту, подойдя к проему двери.

– Живой… – неохотно отозвался разведчик теперь откуда-то сбоку.

Хорошая у парня выучка, ничего не скажешь: буквально за секунды сумел выйти из сектора обстрела.

… – Ну и не морочь людям голову. Покажись. Мы здесь тоже не в бирюльки играем.

Разведчик «показался»: встал из-за какого-то бугра и быстрым шагом подошел ко мне.

– Офицер? – спросил он.

– Да.

– В каком звании?

– Тебе не все равно? Может, еще документы показать? Хочу тебя огорчить – нету.

Не знаю отчего, скорее, от пережитого, на меня напала болтливость. Это отметил и разведчик.

– Захлопни варежку, герой, – посоветовал он, – Не был бы офицером, получил бы по морде. Ты, урод, наше месторасположение засветил. Теперь валить всем надо отсюда, пока «духи» не прискакали. А разбираться с нашим командиром будешь.

Боковым зрением я заметил несколько темных фигур, бесшумно перемахнувших через дувал. Одновременно в воротах нырком, словно от тычка в спину, появился Жуков с вывернутыми назад руками и без автомата.

Это мне совсем не понравилось, и я вновь поднял ствол.

Разведчик предостерегающе взмахнул рукой:

– Свои…

Один из четверки, перелезшей через забор, быстрым шагом направился ко мне, не обращая внимания на направленный на него автомат. Но опускать его я не собирался, пока один из моих людей находился в чужих руках.

– Все в порядке, Руслан! – крикнул ему мой визави.

Старший подошел ближе:

– Какого хуя стрельбу подняли, уроды?

– Аккуратнее нельзя? – Я – старший лейтенант! – ответил я ему, чувствуя, как кровь приливает в голову.

– А я – майор! Ты, старлей, за этот шухер еще перед «Гиндукушем» ответишь!

– Отвечу! Надо было представляться как следует, а не в прятки играть. Могли бы и завалить…

– Это мы могли бы завалить – с самого хребта на мушке держали. Клоуны… Кто так ходит! Вас же было видно за пять километров!

– А ты другой маршрут знаешь? Нет?! Тогда молчи! – ответил я, – И вообще, прикажи своим, чтобы они моих людей отпустили.

– Перебьешься!

– Это мой человек! Отпусти, я сказал! Не играй в Рэмбо, зрителей нет, не оценят.

Майор ничего не ответил, лишь упрямо нагнул голову.

– Руслан! – окликнул командира стоящий рядом с нами разведчик. – Успокойся. Надо уходить. А то накроют. Не «духи», так свои с Сунга артиллерию наведут.

Жукова отпустили. Он стоял передо мной и, виновато опустив голову, потирал затекшие от веревки руки.

– Как же ты так, «пограничный спецназ»? – укорил я его.

– Завяз я, товарищ старший лейтенант. В грязи, – ответил он хрипло, – Они сверху, с дувала бросились. Я шаг в сторону хотел сделать, а ноги затянуло…

… – Нужно уходить! – упругой походкой ко мне подошел майор, – На берегу я с тобой поговорю!

– Обойдешься! – огрызнулся я в ответ, – Я – офицер пограничных войск, а кто ты такой, вообще не знаю! И вообще, мне с «Гиндукушем» надо связаться. Доложить.

– Докладывай, если надо. – Руслан подозвал своих людей.

Они демонстративно отошли в сторону, показывая, что мои секреты их не интересуют. Мол, своих тайн хватает…

На окраине нас встретила вторая половина группы. Всего в подчинении у майора Давлятова оказалось десятка полтора бойцов. Я подумал, что это многовато для разведгруппы – больше похоже на отряд спецназа…

Мою догадку подтвердил «язык», сидящий с завязанными глазами у глинобитной стены сарая. «Дух»был явно не простым боевиком. Достаточно было посмотреть на его аккуратно подстриженную бороду, «пакистанку» из хорошего сукна на плечах и дорогие канадские горные ботинки. Лицо ухоженное, не походит на обветренные физиономии простых дехкан.

Важные гуси в одиночку не ходят – только с хорошей охраной. А если эта птица все же здесь, то можно не спрашивать, куда делась его охрана. Такими делами занимается бойцы спецназа ГРУ – реальные призраки афганской границы, а не какие-то полумифические «черные аисты»…

Я еще раз посмотрел на ботиночки пленного. Хорошая обувь в горах равноценна хорошему оружию. И то, что разведчики не разули пленного, всучив какие-нибудь старые галоши, меня несколько удивило. Грешным делом даже подумал, что дорогую обувь ребята приберегли для кого-нибудь из штабных в качестве презента. А чтобы не таранить их в «эрдэшках» на своем горбу, решили: пусть пока на ногах у «духа» погуляют.

Руслан проследил за моим взглядом, и поскольку мысли у военных сходятся, тут же пояснил:

– Хотели сначала разуть, но передумали.

– Что-то ты не похож на мать Терезу, – заметил я.

Руслан ухмыльнулся:

– Спасибо за комплимент.

Он действительно не был похож на известную героиню духа и католической веры, хотя не выделялся ни ростом, ни разворотом плеч.

В его худощавой фигуре чувствовалась недюжинная сила. А при взгляде в голубые, чуть раскосые по-азиатски глаза, человек понимал: с этим «гомо сапиенсом» лучше не шутить. Даже когда Руслан улыбался, его взгляд оставался напряженным, рысьим. Люди с такими глазами действуют без промедления, а потом не мучаются комплексами вины и рефлексией.

– Этот «дух» дороже самых дорогих ботинок, – сказал майор, – Его ждут в Душанбе живым и здоровым. Поэтому пускай гуляет в своем родном обмундировании, застудится еще или там ножку подвернет…

– Понял… – ответил я, – только не понял, зачем мы тебе понадобились.

Майор промолчал.

Это мне не понравилось. Пограничников учат азам оперативной работы, поэтому я знал термин «использовать втемную». Он означал: выполняющий задание человек не знает истинных целей, ради которых он действует. И это не только акт простого недоверия мало информированному исполнителю. Потом их часто списывают за ненадобностью. А в вопросах жизни и смерти мне совсем не хотелось быть болванчиком в чужих играх.

– Слушай, разведка, кончай в шпионов играть, – сказал я Давлятову, – Сейчас мы с тобой в одной упряжке. И мне желательно знать, ради чего я со своими бойцами задницей рискую.

Руслан выдержал паузу для приличия и как бы нехотя ответил:

– Так и быть, старлей, уболтал… В общем, мы взяли «духа» на сопредельной территории. Где, как, и кто он такой, тебе знать не обязательно. Меньше знаешь, крепче спишь. «Тропили зеленую»[15] на этом участке. В районе отметки «16-04» нас должен был встретить Бурнашов. Но «духи» спутали планы. Вышли раньше нас к границе, оседлали отметку и решили не допустить к своим. Грамотно, суки, сработали – как будто заранее знали маршрут нашего отхода.

– Утечка информации?

– Возможно. Но только не у меня в группе. За своих я уверен, а в остальном пусть разбираются особисты. Это их хлеб – мы разведка, а не «контрики»… В общем, Бурнашов погиб, нужно искать новое место перехода. Здесь не пройдешь: «духи» хоть и понесли потери сегодня (классно вы их потрепали – молодцы!), но все же оседлали выход к Сунгу, перекрыв все тропы, и здесь нам уже не пройти…

– Но мы-то прошли!

– Элементарная мышеловка. Обратно уже не выпустят. Они уверены в себе: с наступлением темноты через Пяндж переправилось еще сотня боевиков. По нашим подсчетам, сейчас здесь «духов» свыше двухсот человек. И вооружены очень серьезно.

Я присвистнул.

… – Чтобы уничтожить эту бандгруппу, – продолжил майор, не обращая внимание на мой удивленный свист, – на этом участке нет достаточных сил ни у вас, ни у «двести первой» дивизии. Чтобы собрать кулак и подтянуть его сюда, потребуется время. «Духам», конечно, вломят, но нам это уже не поможет. Поэтому я принял решение уходить опять в Афган, и прорываться в новом месте.

– Где?

– Где получится. Для этого ты и нужен. На месте прорыва выйдешь к своим погранцам и предупредишь, чтобы не завалили нас как «вовчиков».

– Но почему «Гиндукуш» не может обозначить место заранее и предупредить заставы о вашем появлении? – удивленно спросил я, – Зачем все так усложнять?

– Мы еще не знаем, где нам удастся прорваться. Нельзя предупредить всех. Оповестишь весь участок, а если на заставах среди солдат – таджиков или того хуже, офицеров или прапорщиков, «духовские» информаторы?

– Среди пограничников предателей нет!

– Оставь пафос для собраний. Жизнь есть жизнь, и перестраховка никому никогда не вредила. Так вот: если информация уйдет противнику – нам конец. Другое дело – ты. Выйдешь один, с документами… Объявишь, что привел сдаваться целую бандгруппу… В общем, туфту какую-нибудь прогонишь. За это время «Гиндукуша» в известность поставят, и он нас всех вытащит. Еще орденок получишь за мужество и героизм

– Промашка, Руслан… – ответил я, – Когда я говорил, что пошел к вам без документов – не шутил. Действительно все бумаги на Сунге оставил. И мои бойцы тоже.

– Ч-черт…

– Как вы лоханулись, не пойму. Разве, когда ты в поиск отправляешься, берешь с собой удостоверение личности офицера?

– Ах, ты блядь какая… – матерился Руслан.

– Это ты про меня?

– Про обстоятельства. …Ну что ж, так пойдешь. Будешь молить Бога, чтобы свои же «зеленые» не шлепнули.

– Веселенькая перспективка.

– Что ж, какая есть… Тебя как звать?

– Александром.

– У тебя семья есть, Сашка?

– Родители только.

– А жена?

– Не успел…

Я вспомнил Алену из Хабаровска. Ее мокрые от слез глаза. Губы, распухшие от нашей последней бессонной ночи, горячо шептавшие мне в ухо: «Я дождусь тебя. Обязательно дождусь…» Все-таки надо было жениться на ней – чем она хуже других, во многом, наверное, лучше. Сейчас бы кто-нибудь после меня остался…

Я вспомнил салон самолета Ил-86, рейс Москва-Хабаровск.

Тогда при посадке в салон нас встретила стюардесса – голубоглазая блондинка с высокой грудью.

– Талия полновата, – толкнул меня в бок однокурсник Костя Кашук по кличке «КоКа», с которым нас распределили на Дальний Восток. – Мне нравятся с осиными талиями. А эта лет через пять расплывется как бочонок…

Кашук еще в училище имел репутацию неисправимого ловеласа. Он старался как мог, чтобы поддержать реноме. И даже умудрился закрутить роман с дочерью начальника курса.

Народ хмыкал в кулаки:

– КоКа, ты же говорил, что твой стандарт – блондинки «натюрель» с ногами от коренных и голубыми глазами, удивленно распахнутыми на этот мир, и «лифчиком» четвертого размера!

Дочка полковника под этот стандарт никак не подходила: 156 сантиметров, темно-русые волосы, средней величины карие глаза и маленькая грудь.

– Нарушаешь принципы, Костян! – балагурили однокурсники в курилке, – Если сегодня отступился от блондинок, то завтра вообще на китаянок перейдешь. Как же тебя потом на китайскую границу посылать? Ты ж неустойчивый элемент!

– Балбесы, держите выше! Это он на китайской границе неустойчивый элемент, а на западной, где блондинок много, наоборот – самый что ни на есть благонадежный! Туда его и пошлют…

– Хитрый!

– Да он с таким тестем дальше Москвы не уедет!

– Тут он все просчитал!

– Да вы что, мужики, – защищался КоКа, – Я никогда не буду карьеру за счет женской юбки делать, даже если у нее папа будет командующий погранвойск. У меня принципы…

– Засунь «прынцыпы» себе же в жопу! Предал ведь блондинок, редиска? Предал! Так и Родину предашь!

– Ну, вас в баню, идиоты… – обижался Константин.

На дочке полковника он все же женился. Однако распределение в Москве Костику поблазнило, да не далось: начальник курса оказался тоже с «прынцыпами» и помог распределиться зятьку не куда-нибудь на Лубянку в штаб погранвойск, а на китайскую границу (накаркали все-таки, обормоты – однокурсники!). Несмотря на слезы своей дочери.

– Чтобы генералом стать, нужно узнать, что такое дальние заставы, – ответил папа, – А то начнет паркетным шаркуном, так им и останется. «Шестеркой», способной только папки на подпись носить…

Так мы оказались со Кашуком в одном самолете.

Как выяснилось, стюардесса услышала экспертную оценку лейтенанта. Во время очередного прохода по салону она остановилась напротив наших кресел. Глядя насмешливо бирюзовыми глазами на несколько потерявшегося ловеласа, девушка произнесла:

– Послушайте, заток женского тела и прочих прелестей жизни… А вы не знаете, что полненькие в юности девушки затем могут похудеть? И наоборот?… Гормональная перестройка в процессе жизни случается со всеми. Особенно после родов. Ах, да, вы слишком юны, чтобы думать о таких подробностях… Так что не судите о женщинах чужими мыслями, вычитанными из бульварных романов!

КоКа был уничтожен на месте. Он даже не пытался сопротивляться. А я, несмотря на отчаянные протесты Костика, начал упорно нажимать на кнопки вызова, требуя поочередно то минералки, то сосательной конфетки, то таблетки от головы…

После очередного такого вызова, стюардесса не выдержала и заявила:

– Лейтенант, вы мне надоели! Если хотите знать, то меня зовут Аленой. Я освобождаюсь в 19 часов по местному времени. И если вас к этому времени не отвезут в какую-нибудь тьмутаракань, вы можете встретить меня в кафе аэропорта.

Так я и сделал.

Странный это был роман. Роман лейтенанта Александра Саранцева и стюардессы «Аэрофлота» Елены Тимашовой.

За время службы в Дальневосточном пограничном округе в Хабаровске мне довелось бывать нечасто. И только последний год мы были близки. Я не обольщался насчет этих отношений. Отлично понимал, что у такой девушки должен быть еще кто-то, кроме старшего лейтенанта с далекой заставы. Вряд ли такая девушка станет связывать свою судьбу с офицером, застрявшим с повышением по службе на китайской границе. И, чтобы не устраивать неприятных моментов ни себе, ни ей, за несколько дней до своего очередного приезда звонил и предупреждал о встрече.

– У тебя есть еще кто-то, кроме меня? – лежа на куче разворошенных простыней, в ночь перед вылетом в командировку на афганскую границу я решил расставить все точки над «и».

Алена настороженно отодвинулась от меня:

– Я тебе давала повода для ревности?

– Нет. Просто такая видная девчонка как ты не может быть одна.

– А себя ты в расчет уже не берешь, Сашенька? – Аленка ехидно усмехнулась.

Было видно, что за этой насмешкой скрывалось внутреннее напряжение. С чего бы это, а?

– За пять лет, что знаем друг друга, мы встречались с тобой…. Да эти разы можно по пальцам двух рук пересчитать, – продолжил я, – А остальное время? Пойми, Лена, ты нравишься мне. И не только как девчонка, с которой просто приятно провести ночь и все…

Ленка поднялась с постели, подошла к окну, отогнула штору.

Черт, почему девчонки так обожают нагишом маячить перед окнами? Вечная тяга всех женщин к эксгибиционизму? Или это неистребимое никакими инквизициями ведьмячье начало вылезает наружу? Стоять в темную ночь перед окном, залитой светом уличных фонарей… Словно во время шабаша, под молочным лучом Луны на Лысой горе.

– Ты такая красивая… – не проговорил – прошептал я.

– Да? она повернула голову в мою сторону.

Даже не повернула – склонила на плечо, как это делают ученые дрозды, удивленные собаки и лукавые кокетки.

– Может, ты еще и женишься на мне? А что!

Аленка прыгнула на кровать с ногами, встала передо мной на колени:

– Вот выйду за тебя, такого честного, отважного, военного – здоровенного!