Добровольная жертва

«Так отпустите его!» – мысленно возопила я.

– Не скрою, – поморщился телепат, – риск огромный. Пророчества, предсказания и все прочее, особенно здравая логика, говорят о крайне неблагоприятном исходе охоты на Тварь, но… другого выхода нет, если судить по легендарной Книге проклятых. Нам необходимо использовать единственный шанс. Это одна из причин, почему ты не должна выходить из крепости без охраны или даже с охраной, но без меня.

Так. Теперь еще и Книга проклятых… Я мысленно пробежалась взглядом по корешкам книжных полок всех библиотек, в которые когда-либо ступала моя нога. Что за книга? Почему мне не читала ее на ночь няня?

– Вторая причина, – продолжал опекун. – Слуги Бужды вышли на твой след. Вплотную. Дышат в затылок. Сегодня в Гарс прибывает наблюдатель из ордена Рота. Это официальный визит. Они обеспокоены событиями в Оргеймской Пустоши. Мы не можем им отказать по договору с этим орденом. Хотя официально ротцы сохраняют нейтралитет, но их посол, магистр ал… Краст, тайно служит Бужде. А что мы могли сделать? Не допустить его сюда было бы крайне неразумно. Это значит, что с этого момента ты постоянно под усиленным наблюдением Лиги.

Такая перспектива меня совершенно не устраивала. На мой след пробужденные вышли еще семнадцать лет назад, когда пронюхали, что мой отец обзавелся ребенком. С тех пор и ходят, не зная, каким именно. Удивительная ненависть. Необъяснимая. Не ко мне – к отцу, который, к моему несчастью, был Главой Лиги. И зачем рожать детей в таких условиях? Я видела его один только раз в жизни, когда он запретил мне называть себя отцом для моей же безопасности. Впрочем, и свою мать я видела только издали. С рождения перетыкивает меня Лига с места на место, с рождения я живу под колпаком то кормилицы, то опекуна, то всего Совета сразу.

Но быть узницей в собственном доме? Да что там – в собственной голове?!

Я уже видела, как Лига неусыпно обходит дозором буйный сад моих мыслей, прикидывая, какие заросли корчевать в первую очередь, пинцетом выковыривает воспоминания, с фонарем стоит над каждым образом, заглядывает под одеяло эмоций. Этого ужаса мне не выдержать.

– Никакого ужаса не будет, Рона. И никто не будет копаться в твоих мыслях. Поверь, это скучно. Контролируется только то, что будет превышать нормальный эмоциональный уровень. Норму дыма. Не мешает же тебе пожарный дозор?

Еще как мешает! Я его боюсь. Он может в любой момент кинуться мне на голову. Вон уже примеряется. Я со вздохом воздела очи: в клетке под потолком бездельничала обученная реагировать на дым рыжая крыса, задумчиво поглядывавшая на рычажок, окрашенный киноварью: не пора ли бить в набат? Дозор отвратительно пискнул и демонстративно вывесил меж прутьев голый хвост, обвисший мерзким червем. Какая гадость этот ваш контроль!

– Как будто тебе требуется мое согласие! Тем более что это не избавит меня от их преследования. И ты прекрасно осведомлен о высказывании Верховной жрицы Асарии, что они меня так и не узнают.

Наставник воспользовался моим страхом перед крысами:

– Знаю также народную мудрость: на пифий надейся, а сам не плошай. Потому и не узнают, что приложены усилия. А сейчас они должны быть приложены вдвойне. Рона, ты же знаешь: завтра в Цитадели, у Гроба Бужды, традиционный Вечит Пробужденных. И они хвастаются, что после этого Вечита весь мир будет у их ног. – Альерг предупредил мое презрительное фырканье: – Совет считает, что у них появились серьезные причины для таких заявлений. Лига обеспокоена. Сегодня утром погибли двое наших провидцев. Очень странно погибли. Их смерть не была предвидена.

Я похолодела. Такого просто не могло быть!

Мастер забегал по кабинету с удвоенной скоростью:

– Рона, не усложняй мне работу! Для этого ты Должна немедленно и без лукавств поведать о своей встрече с нищенкой. Даже я заметил ее странность: ни следа мысленной деятельности! Как… как у камня. Это даже не фантом – они всегда имеют четкий отпечаток породившего их человека, клеймо производителя. Это нечто, с чем я еще не сталкивался. Это значит, что пробужденные начали работать на опережение. Что ты смогла узнать о нищенке?

– Ничего. Ее нет и не будет.

Тут Альерг утратил всякую солидность и возопил жутким шепотом:

– Так ты не знаешь?!

Все башни замка мгновенно оцепенели. Уши заложило тишиной. Даже мыши в подвалах замерли, паучки и мушки осыпались по углам черными угольками, а жуки-древоточцы остолбенели и перестали грызть нашу мебель раз и навсегда. Влетевшая в открытое окно стрекоза упала на пол, словно разбилась о невидимую стену, а гнавшаяся за ней синица обескураженно чиркнула крыльями, разочарованно пискнула и убралась обратно в сад.

Альерг хмыкнул:

– Надо же, я изобрел новое средство от тараканов. Весьма действенное заклинание. Надо записать.

Он потянулся к столу за пером и бумагой. А мне стало интересно, чем он собирается писать.

– Надо послать за чернилами, они, кажется, кончились, – сообщила я, наблюдая, как из треснувшего хрусталя чернильницы сочится пурпурная жидкость и кровавым ручейком льется на ковер. Обычно затененный кабинет заливало яркое солнце, и я обнаружила, что окно уже не закупорено со стороны сада ветвями рябины, а наполнено сияющим глубокой синевой небом. Это изменение тоже надо было прокомментировать:

– Да, а без рябины в твоем кабинете гораздо светлее. Дерево явно было лишним.

Мастер пристально посмотрел на стол, на окно, пожал плечами, выудил из ящика очередной колокольчик, но звонить не стал, а для верности гаркнул во всю мощь широкой груди:

– Пелли!

Веснушчатая мордашка услужливого школяра Пелли уже торчала в дверях. Не сомневаюсь, что только что его ухо было приклеено к замочной скважине.

– Пелли, немедленно нужна бутылка моих спецчернил, – сказал Альерг. – И, голубчик, поторопись, пока я не забыл самое удачное заклинание от моли.

– Это какие чернила? Кровь, что ли? – ухмыльнулись все веснушки Пелли. – А вона у вас на столе полная чаша!

Мальчик ткнул обгрызенным ногтем в сторону стола, на котором действительно по-прежнему сияла красноватыми искрами целехонькая хрустальная чернильница.

– Мой юный друг, пожалуй, никуда ходить не надо, поди-ка сюда, поближе… так я быстрее получу необходимые чернила! Да еще и свежайшие!

Зубы Альерга хищно блеснули. Пелли ойкнул и моментально скрылся. А меня все больше беспокоила пронзительная синева неба в окне. Она стремительно заполняла кабинет, и золотые искорки вспыхивали все чаще и чаще, пока не закружились в ослепительном вихре. Сквозь нахлынувшую слепоту я услышала собственный крик:

– Али, бежим, быстрее!

– Зачем? – поинтересовался Альерг, но я не смогла ответить, охваченная полной темнотой и немотой.

Из сладкого небытия меня извлек ехидный вопрос веснушчатого голоска:

– И долго она будет изображать подстреленную моль?

Пришлось открыть глаза и осмотреться. В комнате ровным счетом ничего не произошло. Порядок был такой же, как и всегда – идеальный. Ни битых стекол, ни сломанной мебели нигде не валялось. Рябина в окне тихо покачивала кружевом, баюкая своих несметных розовеющих детишек. Мастер успел втиснуть себя в кресло. И никто за это время не успел сколько-нибудь заметно измениться. Кроме Пелли, пустые руки которого были уже отягощены внушительной бутылью черного стекла. Надо полагать, в бутыли были чернила.

Проклятие! Почему одна я должна десяток раз в минуту помереть от страха, а остальные прозябают в счастливом неведении, пока будущее, помахавшее мне ручкой из туманного далека, не удосужится нагрянуть и хорошенько шваркнуть прозябавших?

– Что это было? – поинтересовался опекун. – Обморок?

– Ага, голодный! – радостно поставил диагноз Пелли.

– Может, доктора Рипли позвать?

– Н-не надо, – буркнула я. Раз уж телепат не заподозрил предвидения, то и я не буду ничего говорить. Пусть будет обморок, а не будущая катастрофа, которую я так и не смогла опознать. А признаваться в непрофессионализме даже пророчице стыдно.

Мастер отпустил мальчика и вернулся к допросу с пристрастием, то есть с применением пытки чтением моих не совсем кристальных мыслей. Я спешно поинтересовалась:

– Али, а все-таки этот измененный Тварью человек случайно не в нашем подвале? Может, нам давно пора драпать во все лопатки, а?

– Нет, – проскрежетал он, продолжая взывать к моей совести.

Телепат, если это не ты сам, – существо невыносимое. Двенадцать лет из моих семнадцати стали непрерывным поединком с мастером-телепатом. Сложно ничему не научиться. И я тут же начала чуть вытравливать поводок, незаметно высвобождая помыслы из цепкого внимания наставника.

Мастер увещевал:

– Рона, со вчерашнего дня пробужденные невероятно активны по всей стране.

Пробужденные… Расы, навсегда ставшие людьми. В них умирает и тролль, и эльф, и русалка, и фея. Их будущее непроглядно, как у кукол с человеческими лицами. Они становятся растворенными в странной, непрощупываемой, невидимой сущности. Чужой, нечеловеческой.

– Тебе могли свистнуть манком, – Альерг и не подумал отвлечься от нотации. – Стоило показать тебе Дика, попавшего в переплет, и ты кинулась выручать своего арестованного дружка без суда, следствия и охраны. И без сопровождения тут же нарвалась на слуг Бужды. Эта нищенка… она каким-то образом на тебя повлияла. Картина твоих мыслей словно смазана. Вспомни, что ты почувствовала при первой встрече с ней.

Слова «первая встреча» породили целый букет необходимых мне ярких добротных образов. Чтобы не заблудиться во времени, я вцепилась в холодный камешек ожерелья. Альерг, хорошо знавший, что этот жест означает приближение очередного транса, немедленно всполошился:

– Рона, только не сейчас! Подожди! Я еще не договорил!

Но перед глазами уже возникла деревушка возле замка Аболон, где я провела детство, и за красочными фигурами прошлого я мгновенно припрятала утренние происшествия и всю сегодняшнюю действительность. Я улыбнулась наставнику, оставляя его наедине с моей полной невменяемостью на период лицезрения мной иных времен.

Я бродила по прошлому, пока видения не прервались горячим уколом кристалла в ладонь. Голова дракона в ожерелье ехидно дохнула пламенем: «Гарс! Настоящий! Выгляни из ракушки, устрица!»

И, оглядевшись, я возрадовалась: наставнику надоело кружить злобной сторожевой собакой около невменяемой пифии. Он ушел, хлопнув дверью. Хорошо, что фантом Привратника не додумался оставить в качестве караульщика.

Я тоже покинула кабинет и медленной глубоководной рыбой поплыла вниз по бесчисленным залам и пыльным лестницам, избегая мест вероятного присутствия Альерга.

Главное – не выпустить ни одну из несущих меня трех лошадей, прошлую и сразу двух настоящих: одну – бредущую по крепости и сосредоточенную только на чувстве цели и равновесия, другую – мысленно путешествующую в прошлое, и третью – уставившуюся на книжные полки массивного шкафа. Теперь мастер не сразу догадается, что в его кабинете меня уже нет, если там так шумно копошатся мои мыслеобразы.

Подземные катакомбы оказались недоступны. Массивные двери, обычно гостеприимно распахнутые для всех школяров, желающих выпить с привидениями скляночку прозрачной жидкости лабораторной крепости, эти никогда не закрывавшиеся двери были закрыты.

И не просто закрыты, но охраняемы скучающими незнакомыми громилами, перед которыми я с жалобными «кис-кис!» разыграла горе приемной кошачьей матери, потерявшей единственного сыночка.

Стражники пожимали плечами: нет, котов не держим. Какие непроявленные гоблины будут их держать?

Вблизи я разглядела, что подземелье было еще и опечатано: двери и даже стены застилала тонкая, как кисея, светящаяся пелена. Я поскребла ее украдкой от стражников. Ни на кисее не осталось следа от ногтя, ни на ногте светящегося следа от кисеи. А вот палец чуть не выломило из ладони – с такой силой его отшвырнуло от стены. От треснувшей искры замельтешили в глазах золотые звезды. А голова взорвалась чужой болью. Кто-то неслышимо вздохнул:

«Ты здесь, матушка?»

Я вскрикнула:

– Что?!

«Кто ты?» – плеснулось в сознании.

– Я – Радона, жрица Истины, – представилась я Церемонно.

Стражники в замешательстве переглянулись:

– Стой!

«Девочка Радона! – Голос словно улыбнулся. – Жрица несуществующего!»

– Если истины нет, то и человека нет.

– Туда нельзя! – высказала стража непререкаемое мнение.

«Я тоже так думал когда-то. Но разве вне человека нет истины?»

– А кому она нужна, кроме человека? Кто ты, неведомый?

«Тот, кому нужна истина!» – рассмеялся узник.

– Прочь! Запрещено! – Стражники угрожающе выставили алебарды, сочтя меня буйнопомешанной.

Потирая покалеченную искрой руку, я посетовала:

– Наверное, моего котенка здесь нет. Увидите, передайте, чтобы немедленно возвращался!

И поторопилась вернуться в кабинет опекуна.

Но разум еще уловил чужое касание: «Мне уже не вернуться, девочка Радона. Я ушел слишком далеко. Прими мою жизнь, жрица Истины. Ты сможешь!»

Боги! В какую же шляпку для подаяний я вляпалась сегодня утром? «Прими!» – просила нищенка, с тенью Твари в душе и моей судьбой в глазах… Мне не нужны ничьи жизни. Мне бы собственную прожить. А то я ее среди сонма чужих и не чую уже…

ГЛАВА 3

Камень в ладони не давал укорениться в прошлом, пульсировал, возвращая меня в настоящий момент, золотая драконья морда то и дело цапала за пальцы: «Гарс! Смотри под настоящие ноги!» Под это, комаром зудящее, напутствие я повернула на лестницу башни, и на меня вылетело нечто светящееся, заставив шарахнуться так, что я подвернула ногу.

Внезапная боль вырвала меня из состояния самогипноза и предъявила назойливую настоящую реальность, а в ней почти перед носом торчало зеркало. Сколько раз я умоляла убрать его из этого совсем неподходящего для будуара места!

За десять лет самостоятельных упражнений я так и не научилась крепко удерживать в сознании несколько временных нитей. Это было все равно, что управлять двумя несущимися на полном ходу колесницами, стоя между ними.

Для пифии эквилибристика во времени – обычное дело. Но потому пифии и не помнят, что вещают в трансе: они просто перепрыгивают с одной лошади на другую. А вот скакать на двух сразу… Или на трех… Да еще если колесницы мчатся навстречу друг другу… Этот момент почти всегда повергал меня в бессознательное состояние.

Именно такую ситуацию подсунуло мне проклятое зеркало, перед которым только что торчал рыжий Пелли. Я на него чуть не наступила. Мальчишка пискнул и умчался, словно увидел жуткую змею, шипящую на кладке яиц.

А в зеркале все еще порхало, сворачивая сияющие крылья, его отражение – некто, стремительно приобретавший черты эльфа с веснушчатой мордашкой. Так вот каков ты, мальчик Пелли!

Мастер вернулся в кабинет первым, вопреки моим надеждам, моргал то на меня, то на невидимую точку поверх стола и был невиданно свиреп:

– Как… как ты это сделала? Тысяча богов! Кто из вас двоих настоящая? Отвечай! А, вижу! – Маячок в панике мигнул и схлопнулся. – Ах ты, негодница! Уж от кого иного, но от тебя ожидать такой уловки, к которой прибегают только лживые слуги Бужды…

А сам-то со своим Привратником…

– Ну надо же! Она додумалась до фантома! – Альерг метал громы и молнии столь яростно, что пожарный дозор заметался в клетке, заоблизывался на красный рычажок. – Мало того, наделила фантом воспоминаниями, а сама в это время шляется где попало без надзора! Ну, чудовище, расскажи дяде, как ты это сделала, да так, что я ни разу не догадался? Разве ты пифия? Ведьма!

– А кому понравится, что в его голове копошатся, как кошки на свалке? – сердито парировала я, одновременно досадуя, что мой трюк с маячком разгадан, удивляясь, что недавнее видение с чернильницей странным образом не торопилось сбываться, и нервничая в ожидании его ужасного свершения.

Самое главное – я не понимала, что именно должно произойти. Крохотные обрывки реальности, просочившейся ко мне из будущего, были столь малы, что не опознавались. А значит, были не доступны для Альерга, который читал мои мысли и видения с большим толком и лучшим пониманием, нежели я сама. Поэтому он и не тревожится, а надо бы.

Надо переходить в наступление.

– Кто в подвале, Али?

– С чего ты взяла, что там кто-то есть?

– Слышала краем уха.

– Ах ты, демоница! – гаркнул опекун бешеным драконом.

Крыска под потолком сочла момент подходящим для экстренного обеда, хищно взрявкнула и с алчным вожделением всеми лапами хлопнулась на красный рычажок.

Гаркнуло похлеще дракона!

Мощные стены ахнули скрежетом и ревом встроенных труб. Замок дрогнул в панике. Захлопали двери, полопались стекла.

– Хватит! – схватился за уши Альерг.

Но крыска под шумок уже жамкала добрый ломоть свалившегося сверху бекона. Я облизнулась с черной завистью, вспомнив о пропущенном завтраке.

– Пойдем-ка прогуляемся, успокоим паникеров, – смилостивился великан и протянул мне руку.

Пространство сразу знакомо накренилось…

Мир тряхнуло так, что прожорливый рыжий дозор, бросив недоеденный ломоть, метнулся к рычажку за следующим, и грохнувшие громче прежнего пожарные трубы заглушили мой вопль:

– Али, бежим! Скорее!

Замок до основания сотрясся от мощного взрыва.

Стены треснули.

Альерг с протянутой рукой полетел на меня, как башмак на таракана.

Я попыталась провалиться в долгожданное беспамятство, не забыв удовлетворенно отметить: «Уф-ф! Свершилось!»

Полного беспамятства не получилось, и я провалилась совсем не туда, куда хотелось, а рухнула всеми чувствами в привычное убежище – в прошедшие времена.

ОКРЕСТНОСТИ ЗАМКА АБОЛАН,

ДВЕНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД

Тяжелый башмак на деревянной подошве пнул девочку, как мячик. Она покатилась по заросшему лопухами и крапивой косогору. Но вскочила, побежала, задыхаясь. За ней, умело охватывая полукругом, лениво трусили трое краснолицых распаренных мужиков: двое с кольями и еще один, кривоглазый, размахивал вилами. Его глаз вытек недавно, и рана, кое-как обработанная, еще сочилась сукровицей.

Загонщики не особо торопились, с мстительным удовольствием подгоняя маленькую добычу поближе к реке. Дальше бежать некуда, только в воду.

– Бери вправо, Рудко! Не то по берегу уйдет, гадюка! И откуда столько прыти?

– Дык. оно и видно, что ведьма!

– Слышь, Лют, ты вилами, вилами ее, по пяткам-то! Ах ты, дрянь! Кусается, стерва!

Девочка цапнула протянутую лапу тщедушного преследователя – прокусить не прокусила слабыми щербатыми зубками, но сухожилие на фаланге повредила. И тут же отпрянула, уворачиваясь от растопыренной пятерни, обошла заголосившего загонщика и вырвалась из полукруга.

Кривоглазый Лют выругался, бросился следом. Хватит, побаловали, пора кончать ведьму, лишь бы не ушла! Намедни она его сглазила, да так, что он окривел. А сначала его корову-кормилицу сглазила так, что та свалилась в буерак и сломала ногу. И все потому, что он стеганул розгой помощника конюха, заменявшего заболевшего пастушонка, за дело стеганул – за то, что плохо накануне выпас пеструху, и та дала мало молока. Да и то не особо попал по стервецу – уж больно верток оказался, змееныш, еще и лыбился нагло: не поймаешь, мол. Поймал бы да выдрал от души, но эта маленькая ведьма встала у плетня и этак спокойненько сказала, что одна нога у его коровушки уже сломана, а ежели он еще розгу опустит на мальчонку, так пеструха и вторую сломает. А когда Лют кинулся на дальний коровий рев, маленькая ведьма еще и крикнула вслед: «Не торопись окриветь, дядька Лют! Лучше подмогу позови!»

Так и вышло, сглазила! Когда он тянул обезумевшую пеструху из овражка, поскользнулся, наверняка на ведьмином слове, и повалился на скотину. Корова мотанула головой, вышибла ему глаз рогом. Вот тогда и порешил он, что убьет ведьму. И что с того, что мала, поди и пяти годов нет? Подрастет – всех со свету сживет!

Охотников до расправы недолго пришлось искать: вся деревня побаивалась и тихо ненавидела маленькую девочку, пугавшую селян не по возрасту разумной речью и странным поведением, а больше всего – дурным глазом. То засуху накаркает, то младенца уморит, как было с рудковой молодухой, родившей мертвого только потому, что ведьма наговорила – еще лепеча, толком говорить не умеючи, – будто не видать плоду света, ежели тута родить. А где еще родить, спрашивается, как не в родном хлеву? Так и случилось. Сглазила. Обмотало пуповиной, и задохся младенец-то. Повитуха сразу на ведьму сказала: она, мол, больше некому так младенца спортить.

Девочка споткнулась и заверещала, вырываясь из лап подоспевших мужиков, да они ей быстро рот заткнули. И потащили топить отчаянно бьющееся тельце в реке. Мало ли их, мальцов недосмотренных, летом по рекам тонет. Каждый год не по одному. Утопла и утопла. Случайно, мол. Хотели вытащить, да не поспели, и все тут. Поди докажи. А то ведьма-то – дочка господской любимицы. Не ровен час и расследование учинить могут, кто да что.

– Слышь, Гнесь, ты ей легонько колом-то по затылку тюкни, чтоб оглушить токмо. А не то, не дай бог, заорет, услышит кто. Да не ломай кости-то, следов не оставляй! И без синяков чтоб…

Тщедушный Гнесь, стрельнув по сторонам вороватыми глазенками, осклабился понятливо и тюкнул слегка. Чисто, только оглушил пойманную, и та затихла, потеряв сознание и разом обмякнув. Кривоглазый вытащил кляп и бросил тельце в воду, поближе к зарослям ивы, где под водой густо темнели глубокие ямины.

Троица постояла, понаблюдав, как медленно, словно на чьей-то широкой ладони, девочка погружается в воду. Плотный шелковый чепчик, набитый копной волос, вздулся и еще поддерживал головку, и она покачивалась на воде, как огромный поплавок.

– Может, попридержать под водой надо было, а, мужики? – дернулся было Лют к реке.

– Не боись, и так утопнет, – шепотом остановил его Гнесь. – Утащит, там омутцы, под ивами-то. Слышь, где-то ветка треснула. Бежать надоть!

Троица рассыпалась в разные стороны, затрещала на бегу ветвями. Но откуда-то из кустов как крыло гигантской птицы выметнулась огромная черная тень, кинулась на беглецов, моментально накрыв одного. Послышались сдавленные крики, шум драки. Щуплый Гнесь припустил прочь что было мочи.

Кривоглазый, грузно топавший в противоположную сторону, столкнулся с бегущим к реке вихрастым мальчонкой.

– Ах ты, гад, ты-то откель взялся! – попытался остановить его Лют. – Да я тебя одним пальцем!..

Чепчик намок, наконец, и тельце девочки скрылось под водой, соскользнув с поддерживавшей спинку коряги.

Мальчонка с золотистой, как подсолнух, головой увернулся от кривоглазого, пнул его ногой в деревянном башмаке в пах и, уже не обращая внимания на застонавшего верзилу, рванул к воде, лихорадочно окинул взглядом прибрежную гладь, крикнул:

– Брэнглэп! Ко мне!

Тень взвилась, накрыла кривоглазого, после чего тот перестал барахтаться и распластался неловким кулем. Мальчонка уже нашарил тельце девочки, сам изрядно нахлебавшись, когда тень гигантским прыжком метнулась с берега, бесшумно войдя в воду. Внушительная пасть бережно подхватила детей и вынесла на берег. Чудовище, похожее на огромного пса, обнюхало спасенных, облизало как щенят.

Мальчик склонился над спасенной и, смахивая с глаз то ли капли воды, то ли слезы, распорол врезавшуюся в горло тесьму чепчика, потом резко надавил на грудную клетку:

– Ну же, дыши! Ты должна дышать! Дыши!

Девочка судорожно вздохнула, закашлялась. Он приподнял ей голову. Чепчик слетел, и хлынули по плечам густые длинные локоны, невероятно белые и такие яркие, словно они светились изнутри.

Мальчик присвистнул от изумления, недоверчиво потрогал белоснежную гриву. Волосы даже не были влажными.

– Смотри-ка, Брэнглэп! Дивная у нас сегодня добыча! Узнаешь?

В ответ громадный клуб тьмы тоненько заскулил, попятился. Мальчишка хмыкнул:

– Не трусь. Она непроявленная. И вообще полумертвая. Еще долго не очнется. А мы посторожим, нам торопиться некуда.

Девочка дышала ровно, будто спала. Спаситель срезал ножом серебряную прядку, спрятал в карман. Чудище брезгливо фыркнуло. Мальчишка сверкнул на него сердитыми синими глазами:

– Ну и тупой же ты, Брэнг! Учитель все равно найдет меня и заставит вернуться. Да теперь не накажет. И не фыркай, как табун жеребцов! Спорим, не накажет? Потому что я покажу ему кое-что! – Он хлопнул по карману с добычей. – За один волосок старик простит мне все грехи, и прошлые, и будущие. Если я не ошибаюсь, они ищут эту русалку уже лет пять. А мы взяли и выловили. А знаешь, что я скажу ему? Что нашел один волосок в лесах далекой Бор-унии, на ветке, когда присел под кустик по нужде!

Клуб тьмы с очертаниями пса разразился приступом громогласного кашля. Мальчик испуганно покосился на спасенную, но та и не подумала приходить в себя, дышала так же ровно.

– А может, и не найдет меня старик, – задумчиво продолжил мальчик. – С тех пор, как мы вместе, Брэнг, мне кажется, он мне уже не нужен. Ты не знаешь, с чего бы это мне так кажется?

Брэнглэп вздохнул. Его друг опустил золотистую голову:

– Ну и ладно. Знаю, что должен. Вернусь я к ним. Но только после того, как ты покажешь мне Землю Проклятых. Ты обещал. И еще… я не повидался с теми, кого искал. Не за девчонкой же мы сюда пришли! Идем, надо еще с последним из этих троих вурдалаков непроявленных поговорить…

Хвостатый клуб тьмы поспешно скрылся, изобразив страшно занятую собаку, взявшую след убийцы. Мальчишка свистнул пса, услышал в ответ далекий человеческий вопль, слившийся с жутким воем неведомой Твари, встряхнулся по-собачьи, разбрызгивая капли с мокрой одежды и потемневших от влаги вихров, и торопливо убежал.

Когда девочка открыла глаза, вокруг никого уже не было.

На следующий день все население местечка Ирд искало троих исчезнувших мужчин. Собаки потеряли след у речной излучины за заброшенной мельницей, пользовавшейся дурной славой. Кто-то вспомнил, что в тот день от мельницы вдруг донесся неслыханный чудовищный вой. Кто-то заметил, что исчезла еще и старая полусгнившая лодка, валявшаяся на берегу в том месте, дальше которого собаки не шли, сбиваясь в кучу и тоскливо поскуливая. На месте, где прежде лежала лодка, трава стояла непримятая, такая же высокая, как и на всем косогоре, что повергло селян в мистический ужас. Ожили и поползли древние сказки о жутких демонах – нигах, невидимо караулящих добычу.

КРЕПОСТЬ ГАРС. НАСТОЯЩЕЕ

Драконья морда ожерелья гаркнула: «Па-адъем! На зарядку становись! Тьфу, опять забыл, для какого века вещаю… Гарс! Переходим к водным процедурам настоящего!»

Я стиснула надоедливого глашатая, уколовшись о его клыки. И нехотя очнулась на полу опекунского кабинета с двумя мыслями сразу.

Во-первых, о том, что прошлогодняя оправа кристалла была гораздо вежливее, а эту ехидну надо срочно отдать ювелиру в переплавку.

Во-вторых, о том, что надо будет спросить у Дика, почему он никогда не признавался мне, что спас меня в тот страшный день. И не рассказывал ни о невиданной собаке, ни о каком-то учителе. И вел себя так, словно впервые меня видит. А ведь именно после этого случая помощника конюха как подменили: он перестал дразнить меня вместе с деревенскими мальчишками и стал мне другом.

Не успела я поставить еще две зарубки, как на меня обрушился беспощадный ледяной поток воды. Погибать под водопадом было не слишком приятно, и я поспешно всплыла, отфыркиваясь:

– Ну хватит! Вы меня утопите!

На страже моей головы стоял Пелли с двумя полными ведрами воды. Рядом с ним я насчитала два уже пустых ведра. Увидев, что утопленница еще вполне живая, мастер злорадно кивнул мальчику и, невзирая на мои отчаянные протесты, услужливый стервец окатил меня очередной ледяной порцией.

– Ну погоди же, Альерг, – прошипела я дымящейся головешкой. – Я предскажу тебе самое ужасное будущее! Ты сги…

На этот раз мальчишка не стал дожидаться команды и торопливо опрокинул на мою голову новый водопад.

– Изверги! Разве мир еще цел? – Я придирчиво окинула взглядом берега лужи.

Мир был не совсем цел. И даже основательно разрушен. Чернильницы и рябины на месте не было, как и полагалось. Значит, все опять расположилось по должным местам. Не было и самой стены с рябиновым окном. Ее заменил провал, а в провале открывался весьма недурной вид на сад.

– Только не говори мне, что тебе нравится эта восхитительная панорама! – пресек мои восторги мастер, помогая мне перебраться в уцелевшее кресло. – Пелли, ты принес полотенца и накидку? Ага. Передай их нашей мокрой ку… пифии, пока Она не предсказала тебе смерть от жажды в отместку за последнее ведро.

Пелли стал походить на жертву вампира, но я его успокоила, начав вещать замогильным голосом:

– Нет, жестокий мальчик, от жажды ты не умрешь. Ты умрешь не от жажды. Ты…

– Прекрати, Рона! – взмолился наставник, а икнувшему и уже заранее приобретшему трупный цвет ученику пояснил: – Не пугайся, это не настоящее пророчество. Наша жрица Истины сегодня не в духе. Она сегодня даже землетрясение забыла предсказать. Боюсь, эта забывчивость уже навсегда. Особенно после того, как Радона мужественно приняла в свою хрупкую голову всю тяжесть мудрости вон того фолианта, самого толстого в моей библиотеке. Сотрясение мозга не благоприятствует ясновидению.

Врет! Этим толстым мудрым фолиантом был сам маэстро.

– Разве это было землетрясение?

Удивлению моему не было предела. Уж что-что, а землетрясения, наводнения, извержения вулканов, в том числе и самого Альерга, и прочие стихийные бедствия мной исправно предсказывались на неделю, а то и на годы вперед. Ближайшее… Глаза обшарили ближайшее сущее… в грудь толкнулось эхо… как раз через неделю. Где? Вновь плеснула ожившая, караулившая мое будущее сине-золотистая тоска. Не вижу. Не знаю. Не здесь. Надо же, а еще вчера это ближайшее отстояло на месяц. Время меняется, меня… ет… ся… Вероятности равноосуществимы… Меня зазнобило, и я плотнее завернулась в накидку.