Глава 7

ЭКИПАЖ ГИЧКИ

Там, где, моряк с обычным зрением ничего бы не заметил, Энох Джекмен смог увидеть еле различимую сероватую узкую полоску, которая замаячила на горизонте на самом краю сине-зеленого моря. На фоне пышных белых облаков, видневшихся там, куда был нацелен узкий нос гички [17], ее было особенно трудно рассмотреть.

Губы у бывшего помощника капитана так потрескались и обветрели за почти двухнедельное пребывание под лучами безжалостного солнца, что ему пришлось облизать их, чтобы выговорить хотя бы слово. Даже после этого ему казалось, что язык у него разбух вдвое больше обычного, и ему удалось прохрипеть только:

— Земля! Земля! Слава Богу, вон она, с подветренной стороны.

В этот крик он вложил почти все свои силы. Жажда так иссушила горло Джекмена, что его голос не смог разбудить ни женщину, ни трех мужчин, с которыми вместе он находился на борту грязной, необустроенной гички. Глупо ухмыляясь, потому что никто пока не знал о его чудесной тайне, он тупо и бесцельно разглядывал пустой кувшин из-под воды, который катался взад и вперед, взад и вперед по дну гички.

Рулевой задумчиво потянулся и внимательно окинул взглядом своих товарищей, которые лежали на лавках в таких неестественных позах, что казались уже мертвыми. И это было бы неудивительно, потому что всю ночь женщина стонала и что-то бормотала во сне, особенно под утро. Но нет, впалая грудь мисс Пайн все еще вздымалась под тканью выцветшего темно-коричневого платья.

Окрыленный надеждой, придавшей ему хотя бы видимость сил, Энох Джекмен нагнулся над штурвалом, несколько раз облизал сухим языком обветренные, запекшиеся губы и, перекинув парус, развернул нос гички по направлению к размытой, почти незаметной полоске земли.

Убедившись, что суденышко бежит по новому курсу, и удовлетворенно оглядев брызги, которые заискрились за кормой, уроженец Новой Англии принялся размышлять о том, чем сейчас заняты люди дома, в Ньюберипорте, в летний день 1656 года.

Гичка с легкостью скользила по ясному, ярко-голубому океану, а перед мысленным взором Джекмена простирались холодные, свинцово-серые воды у причала в Ньюберипорте. Неподалеку из воды высовывались многочисленные рифы, украшенные клоками желто-коричневых водорослей. Они поджидали неосторожную жертву.

Ему слышались крики скопищ серо-белых чаек и маленьких вертких крачек, которые словно жаловались, кружа над пирсом Абиджайи Уайтлока или сидя на побелевших от соли плитах нового корабельного двора Абсалома Пейджа. Наверное, за последние три года топоры дровосеков расчистили еще больше места на берегу, вгрызаясь в самую чащу обширных диких лесов. И наверное, вдоль полоски пляжа появилось еще больше новых домиков.

Интересно, сегодня воскресенье? Нет, скорее всего, нет. По воскресеньям младшему сыну преподобного мистера Джошуа Джекмена редко везло. Именно в этот день недели предписывалось полное бездействие. И сейчас Энох все-таки не мог понять, почему вести нормальный образ жизни в выходной день считалось таким страшным грехом. Непохоже, чтобы великий и всемогущий Господь мог навсегда проклясть сопливого мальчишку просто за то, что тому пришло в голову взять шлюпку и отправиться ловить треску в устье реки.

Незаметно молодой Джекмен обратился к воспоминаниям о том дне, когда, почти три года назад, он, не обратив внимания на строгие указания отца, преподобного Джошуа Джекмена, не смог побороть в себе желание отправиться вверх по течению, туда, где стройные темно-зеленые ели спускались прямо к прозрачной темной воде. Там он встал на якорь, достал старую удочку и насадил на крючок жирного червяка. Трески было много, и она оказалась весьма прожорливой.

И никто бы не обратил внимания на это пустячное и вполне понятное прегрешение, если бы не уродливый ханжа и шпион Джабез Лоринг, который подвернулся на дороге как раз вовремя, чтобы засечь, как сын священника волочет огромную связку рыбы, сгибаясь под ее тяжестью, к задней двери домика преподобного Джекмена.

Скоро, прикинул Джекмен, солнце поднимется над горизонтом и разбудит его товарищей, маня их новыми надеждами. Что это может быть за земля? За последние две недели гичка, наверное, отплыла достаточно далеко. Это французский, голландский или английский остров? Сделай так, Боже, чтобы он не оказался испанским!

А потом к ним заявились Поль Коггинс и Питер Ньютон, помощники шерифа, со стражниками и арестовали его за упорное и неисправимое нарушение Дня Субботнего.

Джекмен сжал челюсти. Прав он был или нет, но он все равно так сопротивлялся, что им пришлось огреть его дубинкой по башке, да так, что чуть не раскроили ему череп. До сих пор он ясно помнил чувство охватившей его ярости, когда его волокли по Ньюберипорту со связанными руками, словно обычного бродягу, — и все потому, что он поймал дюжину селедок и при этом никому не помешал.

Задул обычный утренний ветер, и гичка начала сильнее раскачиваться на волнах, но ее поскрипывание и ритмический плеск волн не могли успокоить бурю, бушевавшую в груди Эноха Джекмена. Снова перед его глазами стояло лицо старого судьи Оливера. Суровое, словно гранитный риф в бухте Массачусетс, оно ничуть не смягчилось при его чистосердечном признании и обещании никогда больше не повторять своего проступка. Судья мрачно приговорил вольного члена общины Эноха Джекмена к двадцати ударам плетью и одному дню у позорного столба.

Честно говоря, со столбом он бы еще смирился. Многие из добрых жителей колонии в бухте Массачусетс выстаивали около него день на площади за мелкие провинности против жестких законов колонии, но дать себя публично выпороть — это оскорбление, против которого восставали и его тело, и его душа.

Притворившись покорным и покладистым, он обманул Питера Ньютона, тюремщика, какой-то сказочкой, и тот имел глупость подойти к Эноху Джекмену поближе. Энох тут же нанес своему беспечному сторожу такой удар по челюсти, что тот в полуобмороке свалился на пол. Но все же Ньютон пришел в себя слишком быстро и успел поднять тревогу и позвать на помощь Лема Тернера, одного из городских «круглоголовых», который стоял на посту возле тюремного входа.

«Нет, не выйдет!» — рявкнул тот и поднял обитую кожей дубинку. И у Джекмена не оставалось другого выбора, кроме как выхватить с козел алебарду Питера Ньютона и броситься на стражника, который храбро, но безрассудно пытался воспрепятствовать побегу заключенного.

Даже сейчас Джекмен с удивлением вспоминал, с какой легкостью острие алебарды вошло глубоко-глубоко в толстый живот Лема Тернера. Какое странное, озадаченное выражение появилось у того на лице, когда он, кашляя, судорожно рванулся в сторону, в то же время отчаянно пытаясь выдернуть дубовое древко алебарды.

И только когда заключенный уже пробежал по направлению к лесу половину залитой солнцем и усыпанной песком улицы, Лем Тернер свалился, словно мешок с овсом, у порога тюрьмы — и все из-за паршивой трески!

«Если бы только Лем не попытался удержать меня, — думал Джекмен. — Ясно, что теперь мне больше никогда не увидеть Ньюберипорта».

Его изломанная, угловатая фигура болталась на скамейке в такт проворным движениям гички. Ярко-голубые глаза Джекмена были устремлены к горизонту, высматривая зубчатые темно-голубые пики гор, которые медленно вырастали над зеленоватой водой. Знает он это место? За последние три года он, как большинство способных моряков, выучил на память силуэты дюжины побережий и полусотни островов. Нет. Скорее всего, впереди лежала бразильская земля. Вздыхая и протирая покрасневшие глаза, он вновь погрузился в глубокие раздумья.

Уроженец Новой Англии вновь принялся гадать о том, что за земля лежит впереди. По тому, как она выступала из моря, он предположил, что это остров, и большой, потому что все больше и больше очертаний горных склонов выступало на горизонте. Какая судьба ждала их там? Ну, это они узнают, и скоро, потому что у них не было другого выбора, им надо было пристать как можно скорее. Еще день плавания, и экипаж гички не будет ничем отличаться от дохлой макрели, высушенной солнцем.

Джекмен босой ногой вернул руль на место и вновь с интересом осмотрел скрюченные тела все еще спящих товарищей. Повезло им, что Энох Джекмен решил броситься именно в эту гичку до того, как «Удачливый», потерявший мачты, потрепанный штормом и дырявый, словно корзинка на базаре, тяжело вздрогнул, перевернулся вверх дном и неторопливо навеки скрылся под водой.

Да, им повезло, потому что ни один из них не мог отличить гафеля от свайки [18], хотя все они были храбры и упорны. Как и мисс Кейт Пайн, единственная женщина среди них; бедняжка, она страдала от морской болезни с того самого момента, как они вышли из устья Эйвона.

Если бы эта серьезная, задумчивая женщина не была так молода, — а он полагал, что мисс Пайн что-то около двадцати одного года, — она давно бы уже погибла. Сейчас она находилась в самом жалком состоянии. Все лицо, руки и ноги у нее покрылись струпьями и кровоточили, длинные волосы разметались по лицу.

Узкие плечи и бедра Кейт Пайн заставляли предположить, что она мала ростом, но это было не так. В ней было добрых четыре фута шесть дюймов — на целый дюйм выше среднего роста. Сейчас на ее лице, простом, но не лишенном привлекательности, застыло умиротворенное выражение. Бедняжка, хотя бы во сне она могла забыть ужасы перенесенной бури, тонущего корабля и последовавшую за ним разлуку с матерью. Она была глубоко религиозна, поэтому сохраняла твердую уверенность в будущем — хотя много недель, может быть, месяцев, пройдет, прежде чем она сможет вернуться обратно на плантации своего отца на Барбадосе.

Громко сопя, рядом с Кейт лежал подполковник Роберт Дунбар. Хотя этот храбрый шотландский кавалерист проявлял умение и опыт в командовании эскадроном драгун, на борту гички он вел себя так же неловко, как медвежонок, играющий с ботинком. Этот добродушный, весь в шрамах вояка лежал, закинув назад седую взлохмаченную голову, глаза глубоко запали в глазницы.

Примечательно, что даже во время сна Дунбар держал наготове кинжал, который в настоящий момент составлял все имеющееся на гичке оружие. Остатки шотландского кафтана едва прикрывали плечи Дунбара, настолько обожженные солнцем, что трудно было догадаться, каков натуральный цвет его кожи.

Напротив Дунбара и ближе к носу расположился угрюмый, вечно недовольный парень, который сказал, что его зовут Тростон. Что-то ужасное должно твориться в Англии, решил Джекмен, раз мальчик восемнадцати лет так подозрительно и мрачно смотрит на всех; если подумать, то он напоминал хорошую собаку, с которой плохо обошлись в детстве. Конечно, напомнил себе рулевой, многие начинающие юнги на пути из Англии были не слишком приветливы. А как еще себя вести, если тебя практически продали в рабство на семь лет?

С надеждой поглядывая на стайки летающих рыб, Джекмен ослабил парус; вчера одна или две из них ударились о него и сильно разнообразили меню экипажа гички, послужив прекрасным дополнением к заплесневелым галетам.

Джекмен повернулся, чтобы бросить оценивающий взгляд на последнего из своих товарищей. Тот свернулся калачиком на носу, черные волосы длиной до плеч падали на грязную полотняную рубашку. Этого валлийца, молча признал Джекмен, труднее всего было раскусить. Редко попадались уроженцу Новой Англии люди, которые бы так долго и так сильно страдали от морской болезни.

Вначале он сказал, что его имя Хью Мортон, но как только корабль вышел в море, он объявил, и не без гордости, что на самом деле его звали Морган — Генри Морган. Он готов отработать плавание, так заявил он капитану, но будь он проклят, если согласится подписать хоть какую-нибудь бумагу.

«Я не служу никому, кроме моего короля», — закончил он.

Энох Джекмен так и не мог догадаться, что могло заставить этого славного, крепко сложенного валлийца забраться в винную бочку. Ну и видок был у него, когда тем замечательным утром боцман вытащил его на палубу, позеленевшего от морской болезни, а лицо, руки, одежда и даже меч у него были в ярко-красных винных подтеках.

Удивительно, но Морган производил впечатление человека, рожденного командовать, даже тогда, когда сам он выполнял чужие приказания. С самого начала он работал много и охотно.

Боже всемилостивый! Энох подумал, что этот валлиец просто излучал жизненную силу. Как только Морган оправился от морской болезни, то, к великой радости видавшего виды экипажа, как следует отколотил помощника боцмана, громилу, который жестоко обходился с Морганом, когда тот, слабый и беспомощный, валялся в кубрике бригантины.

В глубине души Эноху Джекмену был симпатичен этот таинственный беглец. И хотя он и относился к Моргану хорошо, так ничего и не узнал о его прошлом. В ответ на вопросы он только настороженно косился своими темно-карими глазами и бормотал:

«Занимайся своим делом, Джекмен, а я займусь своим».

Морган повернулся, тихо застонал, и его слипшиеся от жары ресницы дрогнули.

— Какого черта ты глазеешь? — Морган сел, сердито нахмурил брови и неуверенно поднялся на ноги.

Джекмен усмехнулся и едва заметно тронул руль. В результате гичка подпрыгнула на волне, Морган потерял равновесие и наступил на руку подполковнику Дунбару.

Дунбар мгновенно вскочил и неуловимо быстрым движением наполовину вытащил кинжал из ножен.

— Что случилось? — вскинулся он. — Ах, это опять ты, проклятый валлийский медведь! Чтоб тебе на виселице сдохнуть!

— Успокойтесь вы оба, спорщики, — оборвал их Джекмен. — Есть хорошие новости.

— Откуда?

— Если вы посмотрите вон туда…

Приноравливая движения жилистого тела к покачиванию гички, Дунбар, не веря своим глазам, уставился на три голубоватые горные вершины, вздымающиеся над серо-зеленым горизонтом.

— Это земля?

— Так же верно, как то, что ты еще жив, — хрипло расхохотался Джекмен.

— Да будет прославлена милость Божья!

Морган, который вначале счел слова рулевого за неуместную шутку, удержал чуть не сорвавшиеся с языка проклятья и согласно кивнул головой.

— Слава Богу, Джекмен, хоть раз в жизни ты сказал правду. — Он нагнулся и потряс спящую девушку. — Эй, Кейт, проснись! Вставай, Тростон. — Он хлопнул Дунбара по плечам и схватил Джекмена за руку. — Впереди земля. Друзья, давайте выпьем за наше спасение.

Джекмен потряс головой так, что на глаза ему упал клок спутанных волос.

— Не торопитесь, друзья, если ветер сменится или мы попадем в неблагоприятное течение, то нам еще долго придется плыть.

Морган добрался до кувшина с водой и проглотил всего лишь маленький глоток — большую часть своей доли он вылил в жестяную кружку, которую поднес к потрескавшимся губам Кейт Пайн.

— Давай пей, Кейт, крошка. Похоже, что мы были всего на волосок от смерти.

Кейт пришлось протереть несколько раз глаза, чтобы разомкнуть слипшиеся ресницы.

— Что это? — прошептала она. — О Гарри, жестоко обманывать меня и подавать мне надежду.

— Будь уверена, что я не шучу, — уверил ее он, — да, черт возьми, взгляни на глупый вид мистера Джекмена.

— О-ох. Ведь это земля, правда?

— А что же еще.

— Ох, да славится имя Господне! — Даже не отпив воды, Кейт Пайн упала на колени, сложила руки и склонила маленькую головку в благодарной молитве.

Юный Тростон ничего не сказал, просто потребовал свою долю воды, а потом разразился приглушенными проклятьями по поводу того, что ему достались только грязные и вонючие остатки.

Морган, покачиваясь, прошел назад и уселся рядом с Джекменом на корме.

— И что же, сэр, как по-вашему, что это там за земля?

— Ничего не могу сказать, — ответил Джекмен, и Морган уловил в его тоне тревогу. — После стольких дней дрейфа и плавания это может быть Флорида, или Москитный берег [19], или Бог знает что. — Он понизил голос. — Нам лучше дождаться темноты и смотреть в оба. Дай Бог, чтобы это не оказались Пуэрто-Рико или Куба, где засели кровожадные доны. Чем больше я думаю о наших силах, тем больше молю Господа, чтобы мы высадились на необитаемый остров.

День уже перевалил за половину, когда показалось каменистое побережье острова, который Джекмен так и не смог узнать. Виднелись песчаные дельты в устьях рек и ручейков. На побережье в огромном количестве водились морские птицы, чей помет испещрил листья прибрежных деревьев и покрыл острые камни, словно по ним рисовали мелом. Вдалеке вздымались пологие холмы, которые поднимались к подножию поросших лесом гор, высоко вздымавшихся на фоне голубого неба Карибского моря. Нигде не было заметно и следов человеческого обитания — ни хижин, ни каноэ, ни лодок; даже ни одного дымка.

Предоставив Моргану и Дунбару следить за окрестностями, Джекмен направил гичку на запад вдоль побережья, стараясь держаться на безопасном расстоянии от берега. Он искал проход между непрерывной цепью рифов, которая тянулась между лодкой и берегом. Над рифами кружились небольшие стайки морских птиц в поисках моллюсков.

В конце концов уроженец Новой Англии удовлетворенно хмыкнул и, резко повернув румпель босой ногой, принялся вытягивать парус.

Дунбар приподнял кустистые седые брови.

— Почему ты решил остановиться именно здесь, Джекмен?

— Посмотрите на воду.

Даже Кейт Пайн смогла различить широкие желтоватые полосы, которые смешивались с прозрачной изумрудно-зеленой морской водой.

— И что? — потребовал разъяснений Тростон.

— Это осадок, а осадок попадает в море с пресной водой, вы, ослы. Не так просто найти пресную воду, но мы сейчас войдем в устье.

Поставив Моргана на носу впередсмотрящим, Джекмен, покачиваясь, встал на корме и, загородив ладонью глаза от солнца, направил гичку по извилистому пути между коварными рифами, которые медленно омывали волны.

Время от времени Кейт Пайн и Тростон вскрикивали, когда совершенно неожиданно прямо перед тупым носом гички возникали изогнутые кораллы; но легкое нажатие колена Джекмена на румпель всегда отводило грозящую катастрофу.

Постепенно шум прибоя стал глуше, и гичка закачалась на покатых, маслянистых на вид волнах, которые понесли ее прямо к берегу, где поднимались холмы, покрытые деревьями, кустарниками, виноградом и пальмами.

Морган уже начал подумывать о том, не ошибся ли Джекмен, когда, обогнув небольшой холм, гичка вошла в широкую и низкую дельту маленькой речки.

Кейт Пайн неожиданно взвизгнула и вцепилась в плечо Моргана.

— Боже милосердный, к-кто это? Д-драконы?

Тростон тоже испустил отчаянный вопль, а Дунбар схватился за кинжал. На низком берегу всего в пятидесяти ярдах от них лежали какие-то отвратительные, огромные, перепачканные грязью чудовища, которые разевали гигантские пасти, усыпанные острыми зубами, и скалили их, казалось, в направлении гички. Покрытые чешуйчатыми пластинами чудовища не меньше пятнадцати или двадцати футов в длину со скоростью породистого рысака мчались к воде, с тучей брызг бросались в шоколадную воду и скрывались из виду.

— Они убежали, — выдохнул Морган, почувствовав, что по спине у него течет холодный пот. — Что это за звери атаковали нас?

С приятным чувством собственных познаний, Джекмен громко расхохотался.

— Нет, Гарри, эти звери хитры и коварны, но они никогда не нападут на лодку.

Морган фыркнул.

— Ты мог бы сказать об этом раньше. Бедняжка Кейт и наш храбрец Тростон чуть в обморок не упали. Кто это был?

— Испанцы называют их кайманами или cocodrillos; они кишмя кишат по всей Вест-Индии. В Африке их называют крокодилами и боятся: там считают, что крокодилы произошли от самого Люцифера. А теперь, — Джекмен встал и осмотрелся, — ты, Гарри, и ты, подполковник Дунбар, смотрите внимательно, не видно ли где признаков жилья. Смотрите в оба: от этого зависят наши жизни.

Кейт снова упала на колени — у нее был такой потрепанный и жалкий вид. Но ее тихий голос действовал успокоительно, словно лекарство, выписанное опытным доктором:

— Да славится имя Твое, о Господи, за наше спасение. Пусть милость Твоя и дальше не оставит нас на нашем пути.

Морган сказал Джекмену:

— Мне бы не помешал свежий заряд пороху для моего пистолета.

— А этот не годится?

— Нет. Заряд испорчен, а запаса пороха у нас нет.

Поток неожиданно превратился в миниатюрную лагуну, окруженную белым песком. В нескольких ярдах от нее особенно пышная растительность и крошечные ручейки указывали на присутствие источника. Кейт Пайн разрыдалась от радости.

— Разрази меня гром, если я еще хоть раз выйду в море, — в восторге выкрикнул Морган, выпрыгивая в темно-коричневую воду и таща на берег лодку с помощью Эноха Джекмена.

Мужчины двигались неуклюже, потому что долгое время просидели в неподвижности на борту гички, но им все же удалось вытянуть гичку на серовато-белый песок, а потом они друг за другом потянулись к источнику, где удалось отпить первый глоток действительно свежей воды за последние три месяца.

Воспользовавшись шотландской каской Дунбара за неимением другой емкости, Морган зачерпнул воды для Кейт. Она пила и благодарила его взглядом прекрасных, странно спокойных глаз, а потом снова оперлась о корму гички, с восхищением рассматривая небольшой водопад, который спадал, изящный и деликатный, словно шлейф от подвенечного платья, с уступа покрытой мхом скалы, поднимающейся над берегом.

Тростон сделал два или три долгих глотка, и Джекмену пришлось оттащить его от источника.

— Отойди, идиот! Если выпьешь еще, то сдохнешь, как отравленный котенок.

К этому моменту солнце, окруженное красно-золотым ореолом, уже исчезло за горами и появились постепенно сгущающиеся тени.

Джекмен дважды бывал в Вест-Индии и мог заранее предсказать, что их ждет беспокойная, голодная и полная мошкары ночь. Кейт он отослал собирать плоды дерева каремита, очень похожие на сливы; Тростона он отправил ловить крабов в камнях, которые к вечеру начали вылезать из своих убежищ. Подполковника Дунбара Энох разместил на возвышенности часовым, а Моргану велел найти место для костра и развести огонь. Сам же уроженец Новой Англии исчез в кустах и скоро вернулся, нагруженный охапкой смахивавших на капусту листьев и красно-коричневыми фруктами, которые он назвал бананами.

Экипаж гички славно поужинал тем вечером запеченными бананами, вареными пальмовыми листьями и поджаренными крабами, поданными с апельсинами и плодами каремита.

Не дождавшись появления звезд, Джекмен поднялся и начал забрасывать угли песком.

— О, мистер Джекмен, зачем тушить наш милый маленький костер? — запротестовала мисс Пайн. — При свете так… не страшно и… и вокруг могут быть дикие звери.

— Может быть, — хмыкнул второй помощник, — но они и вполовину не так свирепы, мадам, как карибские индейцы, заготовщики вяленого мяса, или дьяволы-испанцы, а свет костра привлечет их всех.

— Нам надо поставить часового, как ты считаешь? -спросил Дунбар, но Джекмен покачал головой.

— Вряд ли в этом есть необходимость, поскольку мы не нашли никаких следов людей.

Как только потух последний уголек, Тростон, Дунбар и Джекмен с сомнительным комфортом устроились на охапках сухого мха, который скопился в тени высокого хвойного дерева.

Что касается Кейт Пайн, то она отошла немного в сторону и, упав на колени, горячо и радостно молилась еще полчаса.

Морган тоже еще не собирался спать, поэтому он спустился к воде, где долго простоял, вглядываясь в матовую, темную поверхность океана. Постепенно прохладный ветер охладил его горящие, обожженные солнцем плечи и принес с гор запах мириад цветов. Океан тоже умиротворенно шумел там, за цепью рифов, и волны сонно плескались в лагуне.

Несчетные тысячи белых звезд на небе слагались в созвездия, которых он никогда не видел в Глеморганшире.