Глава 1

СПИТХЕД

Капитан Джон Кини, командующий фрегатом «Желанный» английских королевских военно-морских сил, резко окликнул своего квартирмейстера:

— Возьми на две метки влево; проклятый дождь с туманом, я на расстоянии вытянутой руки ничего не вижу.

В этот дождливый день 4 июля 1672 года ветра почти не было, чему Кини был рад, потому что дождь усиливался, а туман сгущался. Он скомандовал:

— Убавить паруса!

— Господь меня разрази, если я еще хоть раз выйду в море на этой развалюхе, — буркнул он. — Просто чудо, что она держится.

Обшивка скрипела, угнетающе действовало на нервы постоянное чавканье помп, но в то же время капитан Кини поздравил себя с тем, что ему удалось проскользнуть через блокаду — уже третий раз начиная с мая прошлого года, после того как была объявлена война с Голландией.

Когда судовой колокол прозвонил четыре склянки, капитан Кини оперся о перила мостика и крикнул:

— Мистер Армстронг, вы можете вывести заключенного.

Одновременно с этим возгласом из колеблющегося тумана выплыл огромный нос первого помощника Барклея. От холода и влажности он весь посинел и поблескивал.

— Мы уже подходим, сэр? — прогнусавил он.

— Нет еще, но мы должны войти в бухту Спитхед до заката, когда весь этот проклятый туман поднимется наверх.

Снизу раздался топот ног, появились двое военных моряков и застыли в ожидании.

— Неудивительно, если полковник Морган не придет, — заметил капитан Кини. — Говорят, что его так замучила дизентерия, что он и встать не может.

Они оба смотрели, как Морган с трудом взбирается по лестнице. Хотя он попытался выпрямиться, как в начале их трехмесячного пути, одному из охранников пришлось поддержать его, чтобы он не потерял равновесие на качающейся палубе фрегата.

Барклей громко высморкался.

— Есть ли зрелище печальнее, чем вид впавшего в немилость героя? Скажите мне, сэр, неужели королевские министры повесят его?

Капитан Кини не отводил взгляда от основного паруса — марселя.

— Похоже на то. Пару капитанов Моргана уже повесили в прошлом январе — мерзавцев по имени Харрингтон и Рикс. Королевский военный бриг «Роза» перехватил их, когда они грабили испанцев на Кубе.

Западный ветер усилился, наполнил залатанные паруса «Желанного», и тот быстрее двинулся через серебристо-серый туман. Ветер развевал лохмотья заключенного, которые когда-то были сюртуком.

Генри Морган, уже не адмирал, но все еще в звании полковника, оперся на поручень, слегка подрагивая на свежем воздухе от холода. Однако его плечи не поникли от унижения, и хотя он согнулся от приступа кашля, но потом снова выпрямился и поднял голову. Немного передохнув, он начал прохаживаться по палубе туда и обратно, сцепив руки за спиной; один рукав лопнул по шву и висел, словно крыло подбитой птицы.

Постепенно небо посветлело, и скоро дождь прекратился, оставив на палубе неглубокие лужицы.

Словно по мановению руки кудесника, туман развеялся и проглянуло солнце, осветив линию побережья.

Там лежала Англия. Руки Моргана вцепились в поручень, а красные глаза наполнились слезами. Да, это была Англия, о чьей величайшей славе и мощи он мечтал, за которую сражался и страдал; Англия, которая оказалась так безумна, что не протянула ему руку, в которую он уже собирался насыпать сокровища колониального мира.

Его охранники изумленно взглянули на него, услышав горький, прерывающийся смех. Так вот каково триумфальное возвращение завоевателя — второго Дрейка? Вот уж повезло!

В бледной морской воде выступили песчаные отмели. Появилось больше чаек, которые кружились над длинным красным вымпелом, трепыхавшимся на грот-мачте «Желанного».

Морган стиснул поросшие щетиной челюсти.

— Эти ублюдки могут повесить меня, но, клянусь славой Божьей, никто не сможет отрицать, что я поднял британский флаг в самом сердце испанских колоний!

Вслед за лоцманом на борт поднялся тощий, с каменным выражением на лице майор кавалерии, некто Джон Тернбулл. Он не стал зря тратить время.

— У вас на борту находится некто полковник Генри Морган? — скорее утвердительно, чем вопросительно осведомился он у капитана Кини.

— Да. — Кини был краток. Как морской офицер, он ненавидел испорченную сторонниками парламента армию и ее офицеров, готовых в любой момент поменять свои убеждения.

— Заключенный в хорошем состоянии?

— В плохом. Мы плыли долго, и плавание было тяжелым.

— Это меня не интересует. Приготовьте Моргана к высадке, как только бросите якорь. — Майор Тернбулл протянул свиток. — Вот приказ, передающий его в мое подчинение.

Капитан Кини не мог удержаться, чтобы не полюбопытствовать:

— А что будет с полковником Морганом?

Майор мотнул красным длинным носом.

— Говорят по-разному; но в целом, три к одному, — что он станцует джигу на виселице. Все зависит от того, какая из любовниц короля сейчас в силе.

— Что? Как это?

— Леди Кастлмейн, старшая в гареме, обязана чем-то испанскому послу, который поклялся на Священном Писании, что объявит войну, если не увидит на одной виселице нашего драгоценного друга Модифорда и пирата Генри Моргана. А если сейчас в фаворитках Нелл Гвин, то он может спасти свою шкуру и даже кое-что выиграть.

Как только «Желанный» встал на якорь возле мыса, появился Морган, которого немедленно посадили в маленькую шлюпку майора Тернбулла; туда же сели двое крепких драгун с оружием наготове. Четверо матросов дружно взялись за весла, и гичка понеслась мимо виселицы, на которой раскачивался грязный, наполовину разложившийся труп повешенного.

Морган глянул вверх, увидел труп и поклонился, не вставая с места.

— Ага. Не сомневаюсь, еще один верный слуга королевской власти. Привет тебе! Спасибо, что встречаешь меня, друг.

Майор Тернбулл открыл рот, чтобы сделать ему замечание, но вместо этого с любопытством спросил:

— Скажите, полковник, вы правда захватили Панаму с отрядом меньше тысячи людей?

— Меньше семисот, — последовал беззаботный ответ. — Если бы вы были там, сэр, я уверен, что мне пригодился бы ваш меч.

Человек с невозмутимым лицом околачивался возле закрытой кареты и посматривал, что там творится. Майор Тернбулл искоса поглядывал на него. Несмотря на отвратительные предчувствия, Морган несколько раз глубоко и с удовольствием вздохнул. Как чудесно избавиться наконец от зловонных испарений, исходящих от прогнившего днища «Желанного». Как чудесно снова видеть солнце, пусть ему и не хватает тепла. Будет ли он когда-нибудь снова греться под жарким карибским небом?

Как только карета выехала из порта в сопровождении четырех верховых драгун, поведение майора Тернбулла разительно изменилось.

— В той корзине есть еда. Вы больны, полковник, поэтому я распорядился как можно быстрее ехать в Лондон.

— Сэр Томас Модифорд содержится в Тауэре?

Майор Тернбулл кивнул, а потом неожиданно извлек на свет Божий серебряную флягу.

— Это французское бренди, одно название, а не выпивка, но лучше вам глотнуть. До Лондона еще далеко.

Наступил второй день поездки. Закрытая карета начала подскакивать и переваливаться по плохой булыжной мостовой на окраинах Лондона. Майор Тернбулл вел себя дружелюбно, но был слишком сдержан и не отвечал ни на один из тех вопросов, на которые Генри Морган так жаждал получить ответ.

Поведение кавалерийского офицера было загадочным. Взяв с Моргана честное слово, он требовал, чтобы тот немедленно отправлялся в отведенную ему комнату на многочисленных почтовых станциях. Похоже, он боялся появления других соглядатаев, вроде человека, встреченного в порту.

Очевидно, больше всего майора Тернбулла заботило, чтобы никто не узнал загорелого лица его пленника, потому что каждый раз при приближении к какой-либо деревушке он плотно задергивал занавески на окнах кареты и приказывал четырем драгунам приблизиться.

— Никогда не знаешь, что может случиться, — однажды обмолвился он.

Зачем так мчаться, чтобы запрятать его в Тауэр? Моргана это удивляло, потому что, скорее всего, судебный процесс над ним будет всего лишь профанацией.

Карета пробиралась сквозь запутанные переплетения улочек. За занавесками раздавались голоса, и несколько раз на лицо пленника падали красноватые блики от факелов, которые несли слуги впереди экипажа какого-нибудь богача. Каким огромным должен быть Лондон, раз карета так долго едет по улицам.

Морган сложил руки на груди. Он отощал, живот у него подтянулся, как в былые времена, когда его в гичке сначала долго носило по волнам, а потом выбросило на берег Эспаньолы. Морган подумал, что сбросил половину прежнего веса со времени своего ареста.

Наконец карета повернула влево, съехала с грязных булыжников на ровный, утоптанный двор. Откуда-то донесся громкий звук закрываемой железной двери.

В этот момент майор Тернбулл выпрыгнул, отворил дверь кареты, которая остановилась прямо перед резным порталом и отделанной бронзой дверью.

— Выходите, полковник, — тихо распорядился он, — и быстро проходите внутрь.

После тьмы, царившей в карете, Моргана ослепил поток яркого света, который вырвался из высокой двери. Ему пришлось на ощупь нашарить ступеньки кареты ногой. Майор Тернбулл предупредительно подал ему руку. С плоской шляпой без перьев, прикрывавшей его давно не мытую голову, Морган, все еще щурясь, перешагнул через порог и решил, что у него началась белая горячка.

Его уши оглушили звуки музыки и женский хохот, а в воздухе плыл запах табака, вина и вкусной еды. Чтобы успокоиться, заключенный, не отрывая глаз, уставился на свои растоптанные, грязные туфли.

— Гарри! Слава Богу! — Подняв глаза, он увидел прямо перед собой лицо сэра Томаса Модифорда. Он совсем не был похож на висельника. Наоборот. Модифорд выглядел элегантно в тщательно завитом парике, накрахмаленной шелковой рубашке, ярко-оранжевом сюртуке с серебряными пуговицами, голубых сатиновых бриджах и красных туфлях на высоких каблуках. Он бросился вперед и обнял своего друга. — Слава Богу, ты в безопасности. Мы боялись, что испанская партия попытается перехватить тебя в пути. Отличная работа, Тернбулл.

Из облака табачного дыма выступило еще полдюжины пышно разодетых фигур.

С радостной улыбкой на тощем лице Модифорд показал на красивого юношу лет девятнадцати.

— Милорд Альбемарль, могу я представить вам главного козла отпущения в хитросплетении интриг леди Кастлмейн? Леди и джентльмены, позвольте представить вам доблестного адмирала Генри Моргана, которого заслуженно прозвали «Сокрушителем испанцев», покорителя Порто-Бельо, Маракайбо и Панамы!

Тупо моргая, слишком ошарашенный, чтобы поверить в реальность происходящего, Морган; стоял словно окаменевший, — грязная серая фигура среди раззолоченной толпы. Наконец он выдохнул:

— Том, неужели это и правда ты?

— Да, Гарри, и я горжусь, что мне выпала честь, встречать тебя.

— Но… но я думал, что ты сидишь в Тауэре…

— Я и сидел, — рассмеялся Модифорд, — но пока война с голландцами идет успешно, мы с тобой в безопасности. Испанцы не посмеют поддержать голландцев против Франции и остальных.

Мужчины и женщины, обладатели пышных титулов, многие из которых Морган никогда не слышал раньше, подошли поближе и протягивали ему мягкие, великолепно ухоженные руки.

Лорд Альбемарль свежим молодым голосом звучно произнес:

— Мы и правда рады приветствовать величайшего солдата Англии на море со времен сэра Френсиса Дрейка. Надеюсь, что скоро мы сможем публично воздать вам почести.

Раздались приветственные крики, и кто-то сунул Моргану в руку изящную золотую рюмку. Все еще не в силах поверить, что это не галлюцинация, он выпил и облизал губы.

— Благодарю вас за теплое приветствие, джентльмены и леди, но я мог бы полнее насладиться вашим обществом, если бы не был так оборван и если бы от меня не пахло, как от торговца рыбой из Ньюгейта.

Альбермарль кивнул.

— Давайте вернемся в залу, а адмирал пока приведет себя в более подобающий его славе вид. Сэр Том, вы проводите нашего друга?

Модифорд повел Моргана по широкой, залитой светом лестнице со словами:

— У меня для тебя есть несколько сюрпризов, в том числе и приятных.

Сквозь открытые двери спальни, залитой светом восковых свечей, Морган увидел полотенца, мыло, готовую оловянную ванну и — о, чудо из чудес — свой собственный сундук с одеждой!

Модифорд хлопнул его по плечу.

— Да не смотри ты так. Твоя жена выслала одежду и кругленькую сумму денег на корабле, который плыл побыстрее, чем «Желанный». Она отправила их с северного побережья, хотя могла бы послать и прямо из Порт-Ройяла.

С удовольствием скинув грязную одежду, которую он не снимал почти четыре ужасных месяца, Морган глотнул еще вина и заявил:

— Черт меня побери, если я понимаю, зачем была нужна закрытая карета, охрана и все такое.

Модифорд посерьезнел.

— Просто потому, что у испанского посла в Спитхеде есть шпионы и на дороге тоже. Если бы с тобой не обращались как с опасным преступником, которого везут на суд, то де Молина услышал бы об этом и поднял бы вой до самых небес. Как я уже говорил, мы в безопасности только на время.

Бывший губернатор принялся объяснять, стараясь говорить понятнее, какие сложные интриги определяли жизнь европейских дворов.

Гинсон подошел к огромной кровати и деликатно прокашлялся, прежде чем отдернуть тонкие шелковые занавески. Адмирал все еще спал, поэтому слуга снова откашлялся, а потом еще раз и наконец произнес:

— Адмирал, сэр, почти десять утра, и ваш врач ждет.

Поскольку спящий все еще не просыпался, то Гинсон тронул хозяина за плечо и шарахнулся в сторону, потому что Морган подпрыгнул, словно развернувшаяся пружина, и схватил его за запястье.

— Отпустите меня, пожалуйста, сэр. Это я, Гинсон.

— Гинсон? — Морган еще не проснулся и таращил глаза, поддергивая спадавшую с плеч ночную рубашку. — Ох, ох! Уйди, ради Бога. У меня голова просто раскалывается.

— Как хотите, сэр, но ваш врач ждет.

— Он все еще здесь? А? А разве гости еще не разошлись?

— Да, сэр, кроме сэра Гарри Пауэрса, его светлости герцога Сомерсетского, и… э… графини Брэйн.

— Проклятье! Я что, никогда от них не избавлюсь? — Он замолчал, потому что зевнул с риском вывихнуть челюсть. Боже! Как тут холодно. — Гинсон, давай одеваться. Знаешь, я все бы отдал, чтобы снова почувствовать тепло ямайского солнца.

Слуга подал ему фланелевый халат с воротником из куницы.

— Между прочим, заходил портной и поставщик свеч.

— Заплати. Заплати им. — Морган яростно закашлялся.

— Извините, сэр, мистер Барр говорит, что у нас нет средств.

Морган вытаращил глаза.

— Этого не может быть! Ведь только в последнем месяце я получил восемь тысяч фунтов.

Гинсон попятился.

— Я не знаю, сэр, но так сказал мистер Барр.

Морган снова зевнул и потряс гудевшей головой.

— Боже Всевышний! Разбили много?

Гинсон подал оловянный таз с горячей водой, от которой шел пар.

— Боюсь, сэр, что ваши гости вели себя не слишком вежливо. Две дамы чуть не подрались, хотя джентльмены их растаскивали. Леди Чартерис упала и, падая, сорвала розовые занавески из Дамаска, а милорд Беркли свалился на хрустальную чашу для пунша и разбил ее вдребезги.

Морган снова закашлялся так, что на лбу у него выступили вены. Когда приступ кашля прошел, то он горько пожаловался Гинсону:

— Эта чаша стоила мне сто гиней. А во сколько мне обойдется этот скандал?

— Мистер Барр, говорит, что примерно в тысячу фунтов, сэр.

— Господи! Это конец, Гинсон. Ничего не остается делать, как подавать петицию о помиловании его величеству. Я не могу два года ждать суда и жить при этом на свой счет. Еще несколько месяцев — и я окажусь полным банкротом и к тому же заболею. А теперь иди и позови врача. Хуже от него не будет, а проклятый ревматизм может пройти.

Босиком он прошелся по комнате, подошел к окну и посмотрел на плотный туман и коричневый смог, который стелился по улице Кларж. Внизу плелся ободранный продавец угля, издавая безнадежные унылые вопли. За ним прошел трубочист и точильщик ножей. Потом проскакал человек в сером длинном плаще.

Из окна второго этажа он смотрел на нескончаемые ряды дымовых труб, извергающих грязно-коричневый дым. Его охватило уныние, которое только усугубляло известие о том, что война с голландцами затянулась и дела идут из рук вон плохо. Неудивительно, что де Ронкильо, новый испанский посол, ведет себя все более заносчиво, потому что он прекрасно знает, что его величество Карл II практически разорился и поэтому вынужден любыми способами избегать войны с Испанией. Да, с момента неудачной битвы в бухте Сол 27 мая 1672 года над ним снова нависла тень виселицы. Он и Модифорд вскакивали при любом внезапном стуке и ждали, что за ними вот-вот придут солдаты.

Морган уселся в кресло и снова почувствовал дергающую ревматическую боль в ногах. Раздался осторожный стук, и он пригласил нового врача войти.

На пороге возникла фигура в простом темном сюртуке с белым воротником и круглой шляпе с темно-красным пером.

— Боже мой! Да это же Дэйв Армитедж!

И виргинец навсегда запомнил, как просияло лицо адмирала, как он бросился к нему с распростертыми объятиями и обхватил его за плечи.