Глава 1

ГОСТИНИЦА «АНГЕЛ»

Гарри Морган не мог припомнить другого такого ясного и погожего майского вечера. Словно клубы дыма на поле сражения виднелись кроны нежно-зеленых деревьев. Они открыто возвышались над пыльными красными, коричневыми и черными крышами, которые выглядывали из-за линии серых земляных валов, защищающих центр города Бристоль. Над двумя мощными башнями-близнецами, прикрывавшими Фром Гейт — основные ворота города, — все еще кружились и галдели какие-то птицы. Смеркалось, и в этот час только самые высокие из городских укреплений еще были позолочены светом солнца, медленно погружающегося в красноватые воды реки Эйвон.

Он все еще не мог избавиться от тяжелого чувства, вызванного видом длинной, покрытой пылью колонны всадников, направлявшейся, судя по всему, в Бристоль, которую он обогнал по дороге. Там был по меньшей мере целый эскадрон мрачных, суровых парламентских драгун [4] в блестящих стальных шлемах и латах.

Крепкие загорелые пальцы Моргана судорожно сжали поводья. Каким идиотом нужно быть, чтобы не догадаться, что в это время кромвелевский гарнизон в Бристоле будет менять караул на городских воротах!

Из-под прямых темных бровей юный, загорелый до черноты всадник метнул полный ненависти взгляд на отряд охраны у ворот — аркебузиров и алебардщиков «Новой армии» Оливера Кромвеля [5]. Эти пехотинцы выглядели и сражались не хуже старых ветеранов, прозванных «железнобокими» [6].

Поскольку остановка обязательно привлекла бы к нему внимание, Морган снова тронул поводья коренастой лошадки, на которой он проделал такой длинный путь на юг от Глеморганшира, и медленно двинулся вперед, уткнувшись взглядом в черную взлохмаченную шею лошади.

Непроизвольно левая нога всадника напряглась при соприкосновении с краем седла, где был спрятан список рекрутов; если только «железнобокие» найдут эту бумагу, то не пройдет много времени, как в светлых зеленых долинах графств Глеморган и Монмут появятся новые могилы, а от многих ферм останутся только дымящиеся руины.

Он повернулся и бросил взгляд на горстку путников, которые ждали разрешения войти.

Морган увидел, что его товарищами оказались старьевщик с тощей хромой собакой, морщинистая крестьянка, согнувшаяся под бременем корзины с овощами, и полдюжины бродяг, которые вовсю таращились на сбившихся в кучку ярко раскрашенных шлюх.

К этому моменту Морган, к своему величайшему сожалению, убедился в том, что он — единственный всадник среди всех путников, поэтому на него, конечно, будет обращено особенно пристальное внимание. Сержант у ворот внимательно наблюдал за медленным приближением лошади Моргана, его серые глаза сузились. Он только что встал на пост, и ему было страшно любопытно, что из себя представляет этот широкоплечий молодой парень с не лишенными привлекательности чертами лица и темно-каштановыми волосами до плеч. Гм-м-м. Сержант пожал плечами. Такая длина волос говорит о том, что он скорее всего роялист [7].

Кромвелевский сержант снова, еще внимательнее, осмотрел незнакомца и отметил тяжелые, прямые брови и большой рот. А еще он взял на заметку прямой взгляд поблескивающих, широко расставленных глаз, квадратный подбородок и мощную шею, которая, вероятно, с годами станет еще крепче.

Взгляд сержанта переместился на короткий меч с тяжелым лезвием, прикрепленный к седлу возле левого колена путника. Повелительным жестом он поманил к себе всадника и принялся изучать содержимое пары пропыленных и покрытых дождевыми пятнами дорожных сумок, перекинутых через седло. Сержант перерыл все вдоль и поперек и только потом угрюмо буркнул: «Проваливай».

Гарри Морган потихоньку вздохнул с облегчением, когда копыта его лошади зацокали сначала по темному проходу под воротами Фром Гейт, а потом по освещенной закатным светом улице. Гарри Морган не был настолько хорошо знаком с Бристолем, поэтому он осторожно лавировал среди узких, вымощенных булыжником проулков, которые простирались перед ним. Он ошибался, или действительно в воздухе чувствовалось какое-то напряжение? Конечно, с момента его отъезда прошло почти три недели, и здесь кое-что изменилось.

Морган остановил коня и дал ему напиться в общественном колодце на улице Тандерболт, а сам принялся отряхивать дорожную пыль с кожаной куртки. В этот момент к нему подошел уличный торговец с красным носом и хитрым взглядом.

— На редкость хороший вечер, ваша честь, — протянул он и, бросив по сторонам беглый взгляд, сунул ему кипу плохо отпечатанных листков. — Вот славные вирши, ваша честь, остренькие, крепче всего, что вы читали раньше. Полпенни штука, сэр.

Разносчик быстро огляделся и снова завел:

— Уверен, что вы оцените вот это, ваша честь. Это новейшая сатира, написана самой миссис Мэтьюз.

Незаметно для постороннего взгляда Гарри Морган вначале напрягся, а потом, задушив клокотавший в горле смех, вытащил монетку.

Разносчик нагнулся, вынул замасленный листок бумаги и понизил голос:

— Если, по чистой случайности, вы остановитесь в таверне «Роза», сэр, завтра, около восьми вечера, то я приготовлю для вас самые скандальные новости из Лондона, лучшее, что когда-либо производил на свет мистер Валентайн.

Похоже, заговор набирает силу? Проклятье, он должен, должен как можно больше знать о предстоящих событиях! Быть на задворках, играть такую маленькую роль в таком великом событии — для неистовой валлийской гордости Моргана это было просто непереносимо.

Ощутив все нарастающее чувство голода, Гарри свернул в очень узкий и темный, вымощенный булыжником переулок, воняющий конюшней, сточной канавой и кухней. Он улыбнулся. В конце этого оживленного проулка находился трактир «Ангел» — и Анни. Всегда задумчивая и серьезная, она, наверное, ждала, нежная и терпеливая.

На потрескавшихся от солнца губах появилась широкая ухмылка. И в его распоряжении всегда была Кларисса, если только она не уехала в деревню навестить родственников. Холера ее возьми, он никак не мог забыть прелесть ее золотисто-белокурых волос и розовую свежесть щек.

Еще одна мысль поддерживала его на протяжении последних изматывающих миль от Монмута — что он найдет в «Ангеле» чистую одежду.

Морган заставил коня идти быстрее. Нечего раздумывать, если каждую секунду может открыться окно и с криком «Берегись, бросаю!» на грязные, скользкие булыжники мостовой вывалят корзину мусора или помоев.

Когда он думал об Анни Пруэтт, то чувство напряженности покидало его. Еще через несколько минут он скорее всего увидит ее, увидит, как она возится на кухне или помогает матери обслуживать постояльцев, которых становилось все больше в их уютной гостинице.

Перед мысленным взором Гарри предстала Анни Пруэтт. Как большинство уроженцев запада Англии она не была высокой, а ее мягкие темные волосы всегда собирались в узел у основания шеи; но как привлекательны были ее слегка вздернутый носик, серо-зеленые глаза и мелкие, но оживленные черты лица. Хей-хо! Да, хорошенькой девочкой была дочка миссис Пруэтт, и как раз в самом расцвете. Черт! Ее груди, казалось, были задуманы самой природой для того, чтобы их так уютно обнимали мужские руки.

Интересно, трехнедельная разлука смягчила ее сопротивление? Гарри решил, что в этом не может быть ни малейшего сомнения. Странная она, эта Анни Пруэтт, — не часто встретишь дочку хозяйки гостиницы, которая не просто вопит «Нет!», но и думает точно так же.

Юный Морган, хотя его и раздражало упорное несогласие Анни, все-таки достаточно точно угадал причину, по которой она все еще не вышла замуж. Хотя вокруг кухонной двери «Ангела» всегда толпами увивались мускулистые и предприимчивые кожевенники, ковроделы и судовые мастера, всем им Анни дала от ворот поворот. Казалось, что она метит гораздо выше. Бедняжка, она считает, что уже нашла достойного кандидата — но свадебной фаты она не получит.

Морган выехал из тени, которую давали старые дома, так нависшие над улицей, что их крыши почти сомкнулись. Он оказался на квадратной площади, где уже собирались темно-фиолетовые тени. Радуясь тому, что наконец-то кончилось долгое зимнее заточение, толпы оборванных детишек визжали и шумно копошились на открытом пространстве.

Несмотря на упорно не покидавшее Моргана ощущение какой-то тяжести на душе, Бристоль выглядел совершенно безмятежно; повсюду нежная, только что появившаяся листва рисовала изящные узоры на фоне сгущавшихся сумерек. Конь время от времени настороженно поводил ушами при виде многочисленных тощих котов, которые шныряли по улицам в поисках лакомых кусочков в свежих помоях, стекавших по узенькой канавке, проложенной более или менее посередине улицы Редклифф.

Высвободив ноги из стремян, Гарри Морган расслабился и потянулся. Вот удача, что в его распоряжении еще оставалась и светловолосая, белолицая Кларисса Мизей. Он улыбнулся надвигающейся тьме; если выбирать из двух, то ему больше нравился веселый характер Анни и ее здравый смысл, кроме того, не было ни малейшего сомнения, что Анни влюбилась в него по уши.

Вдали блеснула белая вывеска «Ангела», залитая светом из двух аккуратно покрашенных и задрапированных занавесками окон. На вывеске был изображен пухлый херувим, снабженный парой светло-голубых крыльев и золотым горном, в который он трубил, раздувая щеки.

«Чума возьми эту пыль; если ты весь в грязи, как собака то проявить себя галантным кавалером можно только с помощью серенады!» — подумал Морган.

Всадник откинул назад голову, и на площади мягко зазвучал его густой баритон, отдававшийся эхом по всей улице Редклифф:

При звуках чистого и глубокого голоса Моргана прохожие стали останавливаться, а некоторые окна со скрипом приоткрылись. Услышав «Военную песнь Глеморганшира», Анни тут же выскочит на улицу. В этот момент ему пришло в голову, что вряд ли разумно так привлекать к себе внимание, но он отбросил сомнения и начал второй куплет:

Внезапно дверь «Ангела» широко распахнулась, и крепкая, но изящная фигурка Анни появилась на пороге. С развевающимся на ветру голубым фартучком, она рванулась вперед, — естественно, не в том направлении, — но потом она заметила его и отчаянно замахала руками.

— О Гарри! Гарри! — Она бросилась прямо к нему и схватила его за руку, прежде чем он успел соскочить с лошади. — Слава Богу, ты вернулся! Я… Я так за тебя боялась.

— Правда? — С счастливым смехом Морган соскочил с седла и сжал ее в объятиях.

Некоторые из прохожих захихикали, но он обернулся и послал им такой свирепый взгляд, что они немедленно заспешили прочь по своим делам.

— Значит, ты скучала без меня, моя незабудка?

Анни потупила взгляд.

— Да, Гарри. Разве ты не обещал вернуться еще три дня назад? Ах, я с прошлой среды глаз не сомкнула.

То, что она действительно беспокоилась, придало ему сознание собственной значимости.

— Да, но за эти три дня, дорогая Анни, я мечтал только о тебе.

С тихим смехом Морган передал поводья горбатому конюшему.

— Дорога из Глеморгана и Монмута была долгой и утомительной, поэтому вычисти его хорошенько, Джимми, — произнес он, отстегивая сумки.

Расслышав слова «Глеморган» и «Монмут», длинный парень в пропитанном кровью фартуке мясника бросил на вновь прибывшего подозрительный взгляд.

Серые глаза Анни сияли, и она крепко прижалась к нему.

— Я приготовила тебе комнату, Гарри, хотя мама верещала как сорока. Боже! Ты так похудел. Мне придется тебя откормить. Бедняжка, ты, наверное, проголодался, как моряк после долгого плавания?

— Да, изголодался по тебе, дорогая, — прошептал Морган, обнимая ее за талию.

Довольная Анни сжала его руку.

— Ты представить себе не можешь, как мне тебя не хватало.

Анни побежала вперед к квадрату желтого света, падавшего из двери гостиницы. Молодой Морган, тяжело передвигая ноги в сапогах с широкими отворотами, остановился на пороге и стряхнул пыль со своей круглой шляпы. Когда глаза привыкли к свету, он смело шагнул в комнату, полную запахов лука, ветчины, табака, лимона и рома.

— Ба! Да это сам юный сквайр. — Широко улыбаясь, миссис Пруэтт вытерла толстые красные руки о нижнюю юбку из голубого голландского полотна и склонила в насмешливом поклоне голову в чепце с оборками. — Добро пожаловать домой в «Ангел», мистер Морган, — сказала она. — Надеюсь, в этот раз вы удостоите меня более длительным визитом.

— Да, я буду рад задержаться здесь, миссис Пруэтт. — Понизив голос, он спросил: — Для меня были сообщения?

С лица Анни мгновенно слетела безмятежная улыбка. Когда ее мать вернулась на свое место за стойкой бара, она ответила:

— Да, сэр, есть две записки, их доставили где-то неделю назад. Одна от мистера Стивенса…

— А-а. Она здесь? — Значит, личный посланник его величества счел Гарри Моргана, эсквайра, достойным переписки? Гм. Означает ли это, что впереди его ждет важное поручение? — А другая записка?

Анни запнулась.

— Просто какая-то бумажка… мне кажется, ничего важного.

Углы губ Моргана тронула коварная усмешка.

— Правда? Откуда ты знаешь?

Анни фыркнула.

— Потому что она от женщины, которая называет себя «мисс Мизей». Ее принес черный слуга. — Анни остановилась, пристальна вглядываясь в его загорелое лицо. — Гарри, что касается этой мисс Мизей, я… — Она не закончила, повернулась и поспешно скрылась в гостиничной кухне.

Глава 2

ДОЧЬ МИШЕЛЯ МИЗЕЯ

— Господи, — задумалась Анни, наливая стакан пенящегося эля, — конечно, Гарри на редкость замечательный молодой джентльмен — отличная приманка для девушки, которая сможет сладить с его бурным характером, рыскающим взглядом и решительной манерой, с которой он атакует нас, бедных женщин.

Свежие пунцовые губы Анни на мгновение сжались, и она уставилась на чистую салфетку в бело-голубую клетку, которую расстелила на подносе для мистера Моргана.

— Черт его побери! Он такого плохого мнения о женских мозгах, что его не просто будет заставить выслушать меня — но он должен меня послушать, иначе не миновать ему самой высокой виселицы лорда-протектора [8].

Если бы молодой валлиец не отсутствовал долгих три недели, то он и сам бы знал, что почти в каждой таверне и забегаловке в Бристоле шептались по углам о том, что в Лондоне старый проныра Оливер Кромвель готовил еще более свирепые репрессии. Число парламентариев, недовольных тем, как лорд-протектор и его новая армия управляют страной, становилось все больше. Особенное неудовольствие жителей вызывала почти не ограниченная власть на местах кромвелевских чиновников Флитвуда, Дезборо и Гезльрига [9].

Анни уравновесила на подносе тяжелые глиняные тарелки и выскочила на двор «Ангела», чтобы сорвать цветущую яблоневую веточку и украсить ею салфетку.

Вся красная и немного запыхавшаяся, Анни внесла поднос наверх по узким и очень скользким лестницам, а потом пронесла его по короткому коридору, в который выходило множество дверей. Она услышала веселое потрескивание огня, который молодой мистер Морган развел в своей комнате.

Когда она постучала и вошла, то еще больше зарумянилась при виде его мокрых волос, с которых еще капала вода.

— Добро пожаловать, трижды добро пожаловать, детка, — улыбнулся он и принялся развязывать шнурки, которыми была стянута простая, вся в заплатках, льняная рубашка.

Побагровев до самых ушей, Анни поспешно смахнула со стола дорожный скарб и принялась расставлять тарелки с холодным мясом и пирогом с почками, горячим турнепсом и огромным стаканом эля. К удивлению Анни, он уже почти осушил до дна высокий бокал с коктейлем из рома, сахара и горячей воды, который ему пять минут назад принесла наверх мама.

— Ты просто прелесть, дорогая. — Он насмешливо поклонился в ее сторону, но в его голосе прозвучали искренние нотки.

В грубом сером корсаже и юбке, подобранной, чтобы была видна нижняя юбка в зеленую и лиловую полоску, Анни действительно выглядела очень миловидной. Широкий желтый воротник был застегнут брошью из изогнутой кости, в том месте, где у основания шеи билась нежная артерия. Материя платья превосходно обрисовывала выпуклость сзади, там, где кончался корсаж, и возвышения молодой груди.

— Клянусь, ты стала еще прекрасней, Анни. Пойди сюда. — Он протянул руки и скользнул по полированному дубовому полу, чтобы сжать в объятьях свою добычу. Его темные глаза сверкали, и он расцеловал ее, а потом так крепко прижал к себе, что она запросила пощады. — О Анни, моя маленькая голубка. Я целую вечность ждал этого момента и страдал! — Его губы коснулись нежного изгиба ее шеи, и щетина на подбородке обожгла ее щеку.

Она чуть слышно вздохнула, чувствуя, как вспыхнули ее шея и щеки.

— Гарри, ты на самом деле скучал без своей Анни, которая так привязана к тебе?

— Да! Это была настоящая пытка.

— О, моя единственная любовь! — Она обхватила руками его крепкую, мускулистую шею и, задыхаясь от странной смеси мрачных предчувствий и радости, поцеловала его.

Он снова прижал Анни к себе, так порывисто, что ее чепчик из накрахмаленного полотна упал на пол, и она даже не заметила этого в страстном порыве. Разве есть хоть одна девушка в Глочестершире, у которой был бы такой галантный и пылкий кавалер?

Почувствовав, как его пальцы шарят под ее желтым воротником и по корсету, она тихо засмеялась и выскользнула из его объятий. Любая девушка, прислуживающая за столиками в трактире, просто вынуждена овладевать искусством уворачиваться от чрезмерно ретивых поклонников.

— Как тебе не стыдно, Гарри! Ты слишком много себе позволяешь.

— К черту, девочка, — выдохнул он, его глаза гневно сузились и приобрели почти свирепое выражение, — разве так встречают любимого, который с таким трудом вернулся после выполнения опасной миссии?

— Пока что я его и так неплохо встретила, — настаивала Анни с пылающими щеками, она отступила назад и поспешно поправила широкий желтый воротник. — И нечего давить на меня. Этим ты ничего не выиграешь. — Она подняла чепчик с широкими крылышками и трясущимися руками водрузила его на законное место. Но в ее голосе зазвучали холодные и строгие нотки, когда она предупредила: — Не двигайся с места, Гарри, и я с удовольствием послушаю о твоих приключениях, пока ты будешь ужинать. Или я пойду помогать маме.

Морган на мгновение замер на месте, по-мальчишески прикусив нижнюю губу и нахмурив тяжелые брови, но потом неожиданно поднял голову и рассмеялся.

— Черт побери, дорогуша, я и не думал, что ты окажешься такой недотрогой. — Анни тоже рассмеялась над озадаченным выражением, с которым он это произнес, а потом проворно сняла салфетку и начала расставлять тарелки. Похоже, Гарри не привык, чтобы с ним так обращались, но ему это пойдет только на пользу.

Все еще поджав губы, Морган пробежался пальцами по длинному ряду застежек куртки, застегнул их и закрепил кожаными завязками.

— На этот раз пусть будет по-твоему, куколка. Да, между прочим. — Сунув ноги в низкие, подбитые серебром туфли, он быстро нагнулся к сумкам и вытащил оттуда пару удобных щипцов, довольно помятых, но зато сделанных из чистого серебра. — Лови!

— Ой, Гарри, они такие милые — такие красивые и изящные. Мне… мне они нравятся!

— Они послужат напоминанием, Анни, чтобы ты вспоминала обо мне, когда я уеду в следующий раз. Это остаток от сервиза, который принадлежал моей семье до того, как проклятые «круглоголовые» [10] разорили нас.

Она уставилась на него, и взгляд ее серо-зеленых глаз выразил сомнение.

— Но они, наверное, очень дорогие. Тебе могут понадобиться…

Морган фыркнул и уселся на трехногую табуретку перед поцарапанным дубовым столом, на котором дожидался его ужин.

— Не беспокойся об этом. Морганы настолько обнищали, что подобная безделица их уже не спасет.

С помощью кинжала с роговой рукояткой, который он всегда носил на поясе, Морган отрезал огромный кусок пирога, засунул его в рот и усиленно заработал челюстями. Потом он наколол на острие кинжала кусок говядины и заявил с неожиданной откровенностью:

— Запомни, дорогуша, что это вовсе не значит, что Гарри Морган собирается всю жизнь оставаться нищим, никому не известным бродягой без клочка земли. Запомни хорошенько, Анни: через несколько лет вся Англия — если не весь мир — будут знать мое имя!

Пальчики Анни все еще поглаживали блестящую серебристую поверхность щипцов, но вид у нее был озабоченный.

— Но, Гарри, ты ведь еще так молод.

— Ба! Ну и что? — фыркнул он с набитым ртом. — Я еще не встречал человека моего возраста, который мог бы скакать на коне или драться лучше меня. — Его голос раскатывался по маленькой спальне как звон стали. — Нет! Если есть Бог на небе и дьявол под землей, то ты скоро услышишь о Гарри Моргане, всесильном владельце поместий и титулов! — Сильными нетерпеливыми ударами он отсек кусок от буханки хлеба. — Нет, Анни, я не сошел с ума. Именно сейчас, в это мгновение готовятся великие события.

Анни опустилась на плетеный стул и уставилась на огонь, механически разглаживая голубой хлопковый фартук, из-под которого виднелись темно-серая юбка и четыре нижних юбки.

— Не понимаю, как ты можешь быть так… так уверен. Похоже, ты просто не понимаешь, сколько опасностей поджидает тебя на пути.

— Опасности? Морганы из Лланримни всегда плевали на любую опасность. — Его челюсти, на которых упрямо пробивалась щетина, несмотря на то, что он недавно побрился, упорно перемалывали еду. — Возьми, например, моего предка, старого Тома из Лланримни; это был самый бесшабашный искатель приключений во всех Нижних землях, и удача улыбнулась ему. Или мой дядя Эдвард. До того, как ему пришлось бежать в Вестфалию, спасая свою шею от кромвелевской веревки, он был полковником кавалерии и сражался вместе с графом Кэббери во время восстания [11].

— А что с ними стало потом?

— Предок умер в своей постели, уже в годах, залитый славой и виски. Про дядю Эдварда никто ничего точно не знает; ходят слухи, что он живет и служит на острове Барбадос — вместе с моим двоюродным братом Бледри из Кармартена.

— Твой дядя стал богатым — и его жизнь в безопасности?

Морган потянулся было за элем, но его широкая ладонь замерла на полпути.

— Вот это вряд ли! С тех пор как Кромвель — да сгниют его вонючие кишки — узурпировал трон, дядя Эдвард стал беднее попрошайки. Скорее всего он и кузен Бледри живут вместе и рады, что у них есть крыша над головой. Может, они оба уже умерли, я ведь точно не знаю.

— Тогда им не так уж повезло…

— Разрази меня гром! — неожиданно рявкнул Гарри. — Они считают, что такая судьба лучше, чем всю жизнь очинять перья в конторе какого-нибудь разжиревшего простолюдина или служить этому лицемерному убийце, вопящему свои псалмы, Оливеру Кромвелю.

Анни побледнела и вскочила со стула.

— Замолчи, глупый! Вон то окно открыто. — Она бросила испуганный взгляд на дверь спальни. — Ты что, хочешь нас всех отправить за решетку за такие разговоры? Внизу толпа посетителей — и многие из них за парламент. Молись Богу, Гарри, чтобы тебя никто не услышал. — Почувствовав, что он сейчас снова взорвется, она торопливо закрыла его рот ладошкой. — Ради всего святого — и ради тебя самого — держи язык за зубами.

Она не успела вовремя отстраниться, и он ущипнул ее за бедро.

— Может, ты и права, моя куколка.

— Я не твоя куколка, и вообще ничья! — набросилась она на него, потирая место, за которое он ее ущипнул. Иногда Гарри просто невыносим! — И будь добр запомнить это.

Но он уже снова был спокоен и показал ей на свой подарок.

— Узнаешь рисунок, который выгравирован на ручке щипцов?

Анни немедленно простила его и взяла в руки щипцы.

— Он напоминает маленького дракона; по-моему, он похож на изображение на твоем перстне с печаткой?

— Вот именно. — Морган запил остатки жаркого и пирога с почками огромным глотком эля. — Кавалер ордена Подвязки его величества назвал бы этого дракончика «грифоном». — Он согнул мизинец, чтобы пламя свечи осветило плоскую поверхность перстня. — Видишь, у этого маленького чудища крылья подняты как будто для полета, поэтому специалисты в геральдике назвали его «взлетающий грифон». В Брекноке, Кармартене и Глеморганшире можно найти много грифонов на всевозможных гербах.

Только расправившись с последним куском пирога, Морган повернулся к турнепсу.

— Эти чертовы корни совершенно безвкусные; поэтому, Анни, дорогая, давай-ка улучшим их вкус с помощью горячей воды и превосходного барбадосского рома твоей замечательной матушки.

Анни заколебалась и произнесла, запинаясь:

— Мне… Мне бы очень хотелось, Гарри, но м-мама велела не давать тебе больше спиртного, пока… — Она вспыхнула. — В конце концов, ты задолжал нам вовсе не пустячную сумму.

Он отмахнулся от ее возражений.

— Будь так любезна и сообщи мадам Пруэтт, что завтра я оплачу все счета до последнего цента. — Заметив ее недоверчивый взгляд, он добавил: — Я встречаюсь с друзьями, которые должны мне несколько фунтов.

Анни улыбнулась. Взгляните-ка! Разве он не красавец, особенно когда сидит вот так у огня и его непокорные каштановые пряди волос падают на шею.

— Но мам все-таки велела… ах, бедняжка, дорогой мой, я попробую незаметно принести тебе немного рома.

Как только башмачки Анни застучали вниз по лестнице, он полез в карман мешковатых коричневых штанов за запиской, на которую Анни так ревниво смотрела.

Когда он расправил бумажку перед единственным оловянным подсвечником, то от его пальцев на бумаге остались жирные следы. С чего бы это дочке старого богача Мишеля Мизея писать ему записки?

«Дорогой Гарри!

Как только вернешься, пожалуйста, окажи мне честь и приходи с визитом. Только тебе могу я сообщить важные и хорошие новости, поэтому никому об этом не говори.

Спешу увидеть тебя,

Кларисса».

Морган задумчиво изучил записку и оперся на руку. Хотя он и сам не был силен в грамоте, он все-таки обратил внимание на корявый почерк Клариссы и был почти рад тому, что она сделала так много ошибок.

Внимательнее приглядевшись к записке, он заметил под ее подписью три едва заметных буквы «ц». Гм-м-м. Она меня трижды целует. Морган ухмыльнулся и легонько хлопнул себя по колену. Значит, манящая полуулыбка Клариссы и ее откровенный взгляд действительно значили именно то, на что он и надеялся.

Просто загадка, как это Мишелю Мизею, кожевеннику, исполняющему обязанности начальника таможни города Бристоля, удалось произвести на свет такое восхитительное белокурое и белокожее создание. Этот таможенник на службе у Кромвеля был настолько толстым, что напоминал скорее откормленного хряка, которому вздумалось прогуляться на задних лапах, чем человека; эффект еще больше усиливался тройным подбородком, полнейшим отсутствием шеи и красновато-серыми космами, которые падали на огромные, заплывшие жиром плечи.