Она резко повернулась и хотела было уйти, но забыла, что он был намного сильнее ее…

— Нет! — крикнула она, почувствовав, как ее подняли в воздух и благополучно поставили посреди номера. Потом дверь захлопнулась, и щелкнул замок.

Они стояли друг против друга и молчали. Дэниел, подбоченясь, а она, вся трясясь, боясь, что ее сердце вот-вот вырвется из груди и упадет на ковер…

— В чем дело, Дэниел? — Миранда первая нарушила молчание. — Что все это значит?

— Что собственно, тебя удивляет? ТЫ же обожаешь представления. В цыганском стиле, добавил бы я.

— Где Софи? — резко спросила Миранда.

— Где же еще? В Нью-Йорке, конечно, — хмыкнул Дэниел. — Посмотрел на часы. — Спит!

— Значит, снова обман, — сказала она резко.

— И тебе не стыдно обижать старую женщину! Подумай, зачем ей было лгать Дорфману? — сказал Дэниел. — Видишь чек? Сто тысяч долларов. Посмотри, если хочешь.

Она не шевельнулась. Просто не могла. Она смотрела на него.

— Ты плохо выглядишь, — сказал Дэниел.

— Спасибо, — ответила ему в тон. — То же самое могу сказать и о тебе.

— Ты сильно похудела, — продолжал он.

— Я хотела похудеть. Это сейчас модно. Разве ты уже за модой не следишь? — парировала она.

— Зато у тебя есть определенные сдвиги, — сказал Дэниел, взглянул на ее ноги в изящных лодочках. Охватил глазом всю ее фигуру и задумчиво повторил:

— Да, есть определенные сдвиги.

— Дэниел, я пришла от имени фонда, а не по своей инициативе, — попыталась Миранда не отвлекаться от цели визита.

— Понимаю! Для друзей-приятелей тратим себя без остатка… как и прежде. Второй визит в этот отель по одной и той же причине, — усмехнулся Дэниел.

— Может, лучше объяснишь, для чего ты сюда приехал? Каким это образом удалось убедить Софи дать чек на такую сумму? — строго спросила она.

— Это мой дар фонду, — он посмотрел на нее. — Надеюсь, эти деньги помогут какой-нибудь очередной дурочке держаться на плаву, вместо того, чтобы раздеваться перед Эрнстом Мюллером или еще перед кем-нибудь, — язвительно заметил он.

— Чек дала Софи! А вы у нее обыкновенный распорядитель, — попыталась она побольнее задеть его самолюбие.

— Это не так! Во всем этом — ее лишь идея вручить чек в твои руки. Могла бы, конечно, и сама сообразить, — сказал Дэниел.

— Не нужно притворяться. Я знаю правду, Дэниел. Софи мне все рассказала. И про картины, и про Мюллера…

— Она тебе рассказывала? — его брови поднялись вверх. — Я удивлен.

— Есть чему! Ты что же думал, что она не расскажет? — продолжила она неприятный разговор.

— Но Софи никого кроме меня не посвятила в детали этого грязного дела. Я ее понимаю. Кому захочется признать, что ее сын — вор, — мрачно произнес Дэниел.

— Что ты сказал? — Миранда смотрела на него широко раскрытыми глазами.

— То, что слышала! Ее сын Арон продал Мюллеру две картины Вермера.

— Как Арон? Она сказала, что… — изумилась Миранда.

— И не только их. «Маленькую танцовщицу»

Дега и многое другое, — продолжал перечислять Дэниел.

— Но почему? Почему он сделал это? — воскликнула девушка.

Дэниел подошел к ней и погладил по голове:

— Не переживай. Нам только этого не хватает, чтобы здесь покойному Арону кости перемывать.

— Дэниел, скажи, почему Арон сделал это? — спросила Миранда.

— Наверно, деньги были нужны. Я не вдавался в эти подробности. Насколько знаю, он влип в историю. Связался с какими-то подонками. Художники… Так, во всяком случае, они себя называли, — он сделал оговорку, поняв, что мог задеть и ее самолюбие. — Пропащие люди, наркоманы, пьяницы и бродяги. Большинство из них жили одним днем.

«Господи! Ведь он именно эти обвинения швырял ей в лицо тогда, у Мюллера?»

— Он был конченый человек. Героин, кокаин, крэк… — Дэниел подошел к окну. — Арон и себе покупал, и своих дружков снабжал. Поначалу хватало. Он имел право подписи на ее чеках. — Дэниел оперся ладонями о подоконник, как тогда, в то их единственное счастливое утро в Париже. — Промотал все ее деньги и стал все без разбора тянуть из дома.

— Так она теперь совсем разорена? — Миранда смотрела на него с ужасом.

— Я же тебе сказал! Арон все пустил по ветру… — раздраженно повторил Дэниел.

— У нее же есть поместье! И ты там управляющий, — сказала Миранда.

— Это у нас игра такая. Я думаю, она даже не догадывается, что я содержу ее.

— Ты? — опять Миранде настало время вновь удивляться.

— Возможно, ей нравится делать вид, что ее сынок не все спустил. — Дэниел обернулся и улыбнулся ей. — Но все это чепуха. Она приняла мою поддержку. И это — главное.

— Почему? — прошептала Миранда, опускаясь на диван.

— Нас обоих это устраивает. Ей есть на кого опереться, а мне.. — он вздохнул, — есть о ком заботиться.

«Почему Дэниелу необходимо заботиться о тетке?

И если у него так много денег, то откуда они взялись?»

— Я ничего не понимаю, — сказала Миранда.

— Ничего сложного, уверяю тебя. Когда я вернулся из Бразилии, Арона уже не было в живых. Врачи сказали, что он принял слишком большую дозу наркотика. Я отправился к Софи, чтобы выразить соболезнование. Когда вошел, она бросилась ко мне. Она была, как безумная. На столе — гора, буквально гора неоплаченных счетов. Все требовали денег, начиная от булочника и кончая инспектором по уплате налогов.

— Но что ты мог сделать? У тебя у самого ничего не было, — спросила Миранда.

— Не скажи! В банковском сейфе у меня был… мешок с изумрудами…

— С изумрудами? Но ты же говорил, что Бразилия не принесла тебе удачи?

— Ты не так поняла меня. Я говорил, что не нашел себя. Это другое дело. С тяжелым чувством уезжал я в эту Бразилию. Отец — неудачник, мать сживала его со света, я обвинял ее Бог знает в чем. Думал, обрету там душевное равновесие. Ни черта! Стал еще несчастнее. Только и перемен, что целое состояние — эти изумруды. И, как ни странно, они мне жизнь не облегчили, — продолжил он свою исповедь.

— Как же так? — смущению Миранды не было предела.

— Очень просто. Может, это покажется странным, но я постоянно стал думать о том, что виноват перед матерью, променял ее на эти камушки, — Дэниел горько усмехнулся.

— Ты не прав, Дэниел. Одно с другим никак не связано, — попыталась она как-то успокоить его.

— Знаю. Теперь знаю. Но я не люблю обо всем этом вспоминать.

Миранда подошла к нему и положила свою ладонь на его руку:

— Помнишь, ты тогда сказал Софи по телефону, что тебе больше не представится другой возможности:

— Что я мог еще сказать? Разве часто мужчина и женщина находят друг друга? Любовь — это редкость, — сказал Дэниел.

Глаза Миранды наполнились слезами.

— Софи напомнила мне об этом в тот день, — продолжал он. — Вы еще разговаривали с ней, помнишь, когда ты вернулась от Ранфре? Ее предупреждение, к сожалению, опоздало…

— Разве она тебе не рассказала, о чем мы говорили? — спросила Миранда.

— Нет. Сказала, что это тайна. Секрет. И что вы договорились молчать. Я и предположить не мог, что ты так поступишь. Когда Софи сказала, что ты уехала… — ответил он удрученно, но не договорил.

— Ах, Дэниел! — прошептала Миранда. — Ты же ничего не знаешь!

— Я мог бы догадаться! Вместо того чтобы сказать, что люблю тебя, что могу жить с тобой хоть в шалаше, я нес какую-то околесицу.

— Милый, любимый мой! — слезы катились по лицу Миранды.

— Вместо того чтобы сказать, что мне плевать на эти тряпки, будь они хоть с блошиного рынка, хоть от Диора, что я понял, что ты ничего общего не имеешь с этими художниками из окружения Арона, я стоял на своем, как последний дурак, и позволил тебе уйти. — Он обнял ее, прижал к себе. — А ты? Как ты могла оставить меня? Ты же любила меня. Я знаю, любила, — его голос перешел на шепот.

— Я думала, что не нужна тебе, — улыбалась Миранда сквозь слезы. — Это все было так нелепо, но я знаю одно, когда я уезжала в ту ночь, я была ни жива ни мертва.

— Скажи-ка, почему ты выбросила мое письмо?

Я писал его кровью сердца, писал, что люблю тебя одну, что мне никто не нужен, — обнимал он ее, целуя ее руки.

— Откуда ты знаешь, что я его выбросила? — она посмотрела на него. — Майна! Майна, конечно. Я помню, она доставала письмо из корзины.

— Майна не читала его. Она прелестная девочка. Поняла, что мы загнали себя в угол, и написала письмо Софи.

— Ты никогда не поймешь, как я страдала, — сказала Миранда.

— Знаю. Я все знаю. Софи показала мне ее письмо. Она догадалась, поняла, что случилось с нами в Париже, — он нежно обхватил ладонями ее лицо. — Милая моя, ты любишь меня?

— Нет, — встав на цыпочки, нежно поцеловала она его в губы, — я обожаю тебя.

Дэниел застонал так, словно видел плохой сон, и проснулся, и нашел любимую рядом. Он целовал ее, и поцелуи становились все жарче, и невозможно было дышать.

— Миранда, дорогая, выйдешь ли ты за меня замуж? — спросил он, ни на что не надеясь.

— О, Дэниел, любимый мой! — простонала она в ответ.

— Миранда, — лицо его стало торжественным, отчего еще более значительным и красивым. — Я хочу, чтобы все было, как того требует обычай. Хочу поехать к твоим родителям, хочу у отца просить твоей руки. Понимаю, что это вышло из моды, но…

— Милый, — Миранда коснулась ладошкой его губ, — любовь никогда не выйдет из моды. Он поцеловал ее в ладонь:

— Мы сегодня же полетим в Штаты. Я закажу чартерный рейс, и вечером мы улетим, — горячо произнес Дэниел.

— Нет, милый! — нежно ответила Миранда.

— Нет? Но ты же сказала… — на его лице опять мелькнуло сомнение.

— Я не могу сегодня лететь. Я должна выспаться. Не спала много недель. Ты можешь представить такое?

Он зарылся лицом в ее волосы и не дышал, а потом, как ребенка, взял ее на руки, понес и осторожно положил на кровать.

— Я буду охранять твой сон. Уж теперь-то я за тобой присмотрю! Тебя нельзя оставлять одну ни на минуту. Должен же кто-то всегда быть при тебе и следить, чтобы ты вовремя поела, вовремя спать легла, одевать тебя, как маленькую девочку.

— Но это займет целый рабочий день, — засмеялась Миранда.

— Он будет долгим-долгим, всю нашу жизнь, — улыбнулся он ей.

А потом им было не до смеха… Потому что любовь — это очень серьезная вещь!..

Примечания