Может, он уже известил Рикори о такой возможности, и посланная Лоуэллом телеграмма - только для отвода глаз.
      Эти мысли промелькнули у меня в одно мгновение. Я сказал:
      - Звучит прекрасно. Но нужно, чтобы кто-нибудь находился в самом доме и мог с вами связаться.
      Мак Канн категорически ответил:
      - Это сделать невозможно.
      - Ошибаетесь. Я знаю человека, который может это сделать.
      Он улыбнулся.
      - Неужели? И кто же это?
      - Я.
      Лоуэлл склонился вперед, недоверчиво глядя на меня. Билл побледнел, и на лбу у него выступил пот. Мак Канн перестал улыбаться. Он спросил:
      - Как вы собираетесь попасть туда?
      - Через парадный вход, Мак Канн. В сущности у меня уже есть приглашение от мадемуазель де Керадель. Я его принял. Боюсь, я забыл сказать тебе об этом, Билл.
      Билл мрачно ответил:
      - Боюсь, что так. Вот зачем тебе нужен был адрес де Кераделя? И вот что ты делал, пока я спал... и вот почему...
      Я легко заметил:
      - Не имею ни малейшего представления, о чем это ты толкуешь, Билл. Мадемуазель - очень привлекательная женщина. Просто приглашение пришло, когда ты спал, и я его тут же принял. Вот и все.
      Он задумчиво сказал:
      - И немедленно...
      Я торопливо прервал его:
      - Ничего подобного, Билл. Забудь об этом. Вот как я оцениваю ситуацию...
      Мак Канн прервал меня, глаза его сузились, лицо затвердело.
      - Похоже, доктор Карнак, вы знаете эту девчонку де Керадель лучше, чем я думал. И многое другое тоже знаете.
      Я весело ответил:
      - Очень многое, Мак Канн. И так и останется. Как хотите. Ваша банда будет за стеной. А я внутри. Если хотите сотрудничать со мной, прекрасно. Не хотите, попробую поиграть один. Чего вы опасаетесь?
      Он вспыхнул, руки его быстрым движением устремились вниз, к бокам. Он протянул:
      - Я ничего не опасаюсь... просто хочу получше знать тех, с кем приходится работать.
      Я рассмеялся:
      - Можете мне поверить, Мак Канн, я не собираюсь вас предавать. Но больше ничего не скажу.
      Билл, по-прежнему в поту, сказал:
      - Я тебе это не позволю, Алан.
      Я сказал:
      - Слушайте. Либо де Керадель и мадемуазель довели до самоубийства Дика и остальных, либо нет. Если они это сделали, то при помощи каких-то темных знаний или гипнотическим внушением. В любом случае никакого доказательства, которое принял бы во внимание суд, нет. Но если де Керадель действительно проводит дьявольский эксперимент, на который намекнул, и если он приманивает, похищает или каким-либо другим образом добывает людей для человеческих жертвоприношений, в таком случае доказательства раздобыть можно и можно обвинить его в убийствах. И соответственно подвесить с петлей на шее. А также, - я поморщился при этой мысли, - и мадемуазель.
      Но единственное место, где можно раздобыть доказательства, это Род Айленд. План Мак Канна хорош, но ведь он будет находиться за стеной и у него будет меньше возможностей для наблюдения. Так случилось, что я не только единственный имею доступ внутрь, я еще подготовлен для отправления туда... _ При этом я не смог сдержать обращенной к Биллу сардонической улыбки. - К тому же, Билл, если меня ждет опасность, то я убежден: она меньше, если я приму приглашение мадемуазель, чем если не приму.
      Я подумал, что это истинная правда. Повинуясь призыву Дахут, я, вероятно, навсегда потеряю Элен. Если не повинуюсь - тоже ее потеряю. И мне не нравилась мысль о том, что может при этом случиться с нею и с Биллом. В моем мозгу боролись неверие и абсолютная убежденность в нечестивой власти мадемуазель. И я в одно и то же время и верил, и не верил.
      Билл сказал:
      - Тебе никогда не удавалось солгать, Алан.
      Мак Канн протянул руку.
      - Ну, ладно, док. Простите, что не так сказал. Ничего больше можете мне не говорить. И больше говорить не будем, потому что я хочу, чтобы доктор Беннет в этом не участвовал.
      Билл горячо сказал:
      - Не участвовал? К дьяволу! Я отправлюсь с Мак Канном.
      - Я знаю, о чем говорю, - сказал я. - Я буду играть с Мак Канном. И с Рикори, если он появится. А ты в этом не участвуешь, Билл. Я не хочу, чтобы ты даже разговаривал с Рикори. Пусть все объясняет доктор Лоуэлл.
      Билл упрямо сказал:
      - Я поеду.
      - Ты думаешь, тупица, я о тебе забочусь? Об Элен.
      Лицо его снова побелело и на лбу выступили капли пота. Он медленно сказал:
      - Вот оно что.
      - Именно. Подумай об этом как следует. Нечего делать, Билл. Ты исключен.
      Я повернулся к доктору Лоуэллу.
      - У меня есть причины для того, чтобы говорить так. Надеюсь, вы меня поддержите. Думаю, для вас особой опасности нет. Но для Элен и Билла очень опасно.
      Лоуэлл серьезно ответил:
      - Я понял, Алан. Я вас не подведу.
      Я встал. Посмотрел на Билла и рассмеялся. Сказал:
      - У тебя такой вид, будто твой лучший друг только что прошел в маленькую зеленую дверь, из которой никто не возвращается. Ничего подобного, Билл. Я собираюсь навестить очаровательную женщину и ее, может быть, слегка свихнувшегося, но тем не менее гениального отца. Меня ждет очень интересное время. А если папа слишком уж спятит, меня выручит Мак Канн. Если ты мне понадобишься, я с тобой свяжусь. Существуют почта и телефон. Идемте, Мак Канн.
      Мы вчетвером спустились в холл.
      Я сказал:
      - Билл, ничего не говори Элен, пока я с тобой не свяжусь.
      И в этот момент открылась дверь и вошла Элен.
      Глаза ее широко раскрылись, она выглядела расстроенной и сказала:
      - Здравствуй, дорогой. Почему мне не сказали, что ты сегодня придешь? Я бы не уходила.
      Она обняла меня за шею и поцеловала. Губы у нее мягкие и теплые, всю ее окружает аромат, не морского цветка, а цветка, растущего на земле.
      - Я сам не знал о том, что приду.
      - Ну, а сейчас иди обратно. Нам нужно о многом поговорить.
      Я хотел побыть с Элен, но именно сегодня мне нельзя было с ней говорить. Я бросил невольный взгляд о помощи на Мак Канна.
      Мак Канн понял. Он сказал:
      - Простите, мисс Элен, но мы должны немедленно уходить.
      Элен взглянула на него.
      - Здравствуйте, Мак Канн. Я вас не заметила. А что вы собираетесь делать с этим моим человеком?
      - Все, что прикажете, мисс Элен. - Мак Канн улыбался, но мне показалось, что он говорит чистую правду: что бы ни приказала ему Элен, он все бы выполнил.
      Билл сказал:
      - Алан должен идти, Элен.
      Она сняла шляпу и пригладила волосы. Спокойно спросила:
      - Дело де Кераделей, Алан?
      Я кивнул, и она слегка побледнела. Я сказал:
      - Ничего особенно важного, но, честно, я не могу остаться. Увидимся завтра, Элен. Давай встретимся у Маргенса за ленчем. Потом побродим, поужинаем и отправимся на какое-нибудь шоу. Я уже три года не был в театре.
      Она одну-две минуты смотрела на меня, потом положила руки мне на плечи.
      - Хорошо, Алан. Встретимся в два. Но приходи.
      По дороге я поклялся себе, что что бы ни случилось: ад или наводнение, - я приду обязательно. И если Биллу придется несколько часов поразвлекать тень Дахут, что ж, он выдержит. В клубе мы с Мак Канном выпили, и я рассказал ему кое-что еще. Я сказал, что и де Керадель, и его дочь спятили и что меня приглашают потому, что мадемуазель кажется, что несколько тысяч лет назад мы были любовниками. Он молча слушал.
      Когда я кончил, он сказал:
      - Эти тени, док. Вы думаете, они реальны?
      Я ответил:
      - Не знаю, как они могут быть реальны. Но те, кто их видит, так считают.
      Он кивнул с отсутствующим видом.
      - Ну, с ними нужно обращаться, как с реальными. Но как надавить на тень? Впрочем, за их действия отвечают реальные люди. Вот на них надавить всегда можно.
      Потом добавил:
      - Например, эта девчонка де Керадель. Что вы о ней думаете? Я слышал, она очень красива. Безопасно к ней отправляться?
      Я вспыхнул, потом холодно ответил:
      - Когда мне понадобится охранник, Мак Канн, я дам вам знать.
      Он ответил так же холодно:
      - Я ничего не имел в виду. Только... не хочу, чтобы пострадала мисс Элен.
      Это меня задело. Я горячо начал:
      - Если бы не мисс Элен... - и замолк. Он наклонился ко мне, взгляд его стал менее жестким.
      - Я так и думал. Вы боитесь за мисс Элен. Поэтому вы идете. Но, может, вы не тот способ защиты выбрали?
      - А вы знаете лучший?
      - Почему бы не отдать все мне в руки?
      - Я знаю, против кого иду, Мак Канн, - сказал я ему.
      Он вздохнул и сдался.
      - Ну, ладно, скоро появится босс, а пока надо договориться, как поддерживать связь. Во-первых, у конца стены будет рыбачить лодка. Когда вы отправитесь?
      - Когда за мной пошлют.
      Он снова вздохнул, торжественно пожал мне руку и ушел. Я лег и уснул. На следующее утро в девять позвонил Билл и сказал, что Рикори телеграфировал необходимые инструкции и сообщил, что вылетает из Генуи в Париж, затем сядет на "Мавританию" и через неделю будет в Нью-Йорке. Позвонил с той же новостью Мак Канн, и мы договорились в полночь встретиться, чтобы обсудить совместные действия.
      Я провел прекрасный день с Элен. Встретил ее у Маргенса и сказал:
      - Это твой и мой день, дорогая. Ни о чем другом думать не будем. К дьяволу де Кераделей. Это последнее упоминание о них.
      Она очаровательно ответила:
      - Место рядом с дьяволом вполне им соответствует, дорогой.
      Как я сказал, день был прекрасный, и задолго до его конца я понял, как сильно влюблен в Элен. Всякий раз как мысль о мадемуазель выползала из темного угла сознания, куда я ее затолкал, я заталкивал ее обратно, испытывая укол ненависти, как боль от жала. В половине одиннадцатого я попрощался с Элен у дверей Лоуэлла. Я спросил:
      - Как насчет завтра?
      - Очень хорошо. Если сможешь.
      - А почему это я не смогу?
      - День кончился, Алан. Ты не избавишься от Дахут так легко. - Я попытался ответить, она меня остановила. - Ты не знаешь, как я тебя люблю. Пообещай... если я тебе понадоблюсь... приходи ко мне... в любое время... и в любой... форме.
      Я схватил ее за руки.
      - В любой форме? Что ты этим хочешь сказать?
      Они потянула мою голову вниз, прижалась губами - свирепо, нежно и страстно в одно и то же время. Открыла дверь, на мгновение повернулась.
      Закрыла дверь. Я сел в такси и поехал в клуб, ругая мадемуазель более всесторонне, чем я это делал со времен Иса - если я тогда это делал. Мак Канн еще не появился, но меня ждала телеграмма. Я прочел:
      Завтра в полдень у причала Ларчмонт-клуба вас будет ждать яхта. Она называется "Бриттис". Там я вас встречу. Искренне надеюсь, вы придете готовый остаться навсегда.
      Ну, вот. Я не пропустил ни названия яхты, ни насмешки в этом "остаться навсегда". Элен - реальность, а Дахут - тень. Но я понял, что тень тоже становится подлинной реальностью. С печалью в сердце, с мрачным предчувствием, с сожалением об Элен, с которой я, возможно, распрощался навсегда, с жгучей ненавистью к этой женщине, которая так полупрезрительно призывает меня, - со всем этим я понимал, что ничего не остается делать, как повиноваться.
      14. ЗА СТЕНОЙ ДЕ КЕРАДЕЛЯ
      Когда я паковал саквояж, появился Мак Канн. Он удивленно посмотрел на меня.
      - Вы куда-то отправляетесь, док?
      В неожиданном порыве откровения я протянул ему телеграмму мадемуазель. Он молча прочел ее, поднял голову.
      - Только что пришло? А мне показалось, вы говорили доктору Беннету, что приглашение у вас уже есть.
      - Это, - терпеливо пояснил я, - только подтверждение предварительной договоренности, устанавливает время, которое не было установлено раньше. Можете сами увидеть, если прочтете внимательнее. - Я начал паковать второй саквояж. Мак Канн перечел телеграмму, некоторое время молча смотрел на меня, потом сказал:
      - За доком Беннетом ходила одна из этих теней, верно?
      Я резко повернулся к нему.
      - Почему вы так думаете?
      Он продолжал, как будто не слышал меня:
      - А потом ее не стало, когда вы были с ним.
      - Мак Канн, - сказал я, - вы сошли с ума. Почему вы так думаете?
      Он вздохнул и ответил:
      - Когда вы с ним спорили о том, чтобы ехать к де Кераделю, я удивился. Но когда увидел телеграмму, больше не удивлялся. Получил ответ.
      - Ну и хорошо, - сказал я и продолжал паковаться. - И каков же ответ?
      - Вы что-то отдали за тень доктора Беннета.
      Я посмотрел на него и рассмеялся.
      - У вас отличные идеи, Мак Канн. Что же я мог отдать, и кому, и зачем?
      Мак Канн снова вздохнул и показал пальцем имя мадемуазель.
      - С ней, - потом показал слова "остаться навсегда" и сказал: - И вы отдали это за тень.
      - Мак Канн, - сказал я и подошел к нему. - Он действительно считал, что его преследует тень. Но только потому, что он слишком много думал об этом странном деле. И у него такая же идея о том, почему он освободился от... наваждения, что и у вас. Я хочу, чтобы вы пообещали ничего не говорить ему о своих подозрениях. И особенно не говорить мисс Элен. И если кто-нибудь из них заговорит с вами об этом, постарайтесь их разубедить. И у меня есть основания просить об этом, поверьте. Обещаете?
      Он спросил:
      - Мисс Элен еще ничего об этом не знает?
      - Нет, если ей не сказал доктор Беннет после нашего ухода, - ответил я. Я с беспокойством подумал об этом и проклял свою глупость: почему я его не предупредил?
      Он немного подумал, потом сказал:
      - Хорошо, док. Но боссу я должен буду рассказать.
      Я рассмеялся и ответил:
      - Хорошо, Мак Канн. К тому времени игра будет кончена. Останутся посмертные процедуры.
      Он резко спросил:
      - Что вы этим хотите сказать?
      - Ничего, - ответил я. И продолжал паковаться. Правда в том, что я и сам не знал, что хотел сказать.
      Он сказал:
      - Вы там будете завтра к вечеру. Я с ребятами задолго до темноты остановлюсь у старого козла. Вероятно, до следующего дня мы не пойдем в тот дом, о котором я вам рассказывал. У вас есть план, как нам связываться?
      - Я думал об этом. - Я перестал укладывать вещи и сел на кровать. Не знаю, насколько тщательно за мной будут следить, будет ли у меня свобода передвижения. Ситуация... необычная и сложная. Очевидно, ни письмам, ни телеграммам я не могу довериться. Я могу приехать в деревню, но это не значит, что смогу связаться с вами, потому что, наверно, буду не один. Даже если вы будете там, весьма глупо было бы узнать вас и заговорить. А де Керадели не глупцы, Мак Канн, и они сразу поймут, в чем дело. Пока я не окажусь по другую сторону стены, могу предложить только одно.
      - Вы так говорите, будто приговорены к пожизненному, - улыбнулся он.
      - Нужно рассчитывать на худшее. Тогда не придется разочаровываться. Если поступит телеграмма - запишите, Мак Канн, - доктору Беннету: "Все в порядке. Не забудь переслать почту", как можно быстрее перебирайтесь через стену, как можно быстрее к дому - и огонь из всех калибров. Понятно, Мак Канн?
      - Хорошо, - согласился он. - У меня тоже есть одна-две аналогичные мысли. Когда попадете туда, вам никто не помешает писать. Прекрасно. Пишите. Найдите возможность выбраться в "Беверли Хаус", я вам о нем рассказывал. Войдите. Кто бы с вами ни был, найдите возможность бросить письмо на пол или куда-нибудь. Никому не передавайте. После вашего ухода перевернут весь дом, но найдут. И я его получу.
      - Дальше. У северного конца стены все время будут рыбачить парни. Если идти от дома, это слева. Там скала. Можете взобраться на нее и осмотреть окрестности. Вы ведь за стеной, и вам не помешают. Напишете другую записку, положите в маленькую бутылочку, побросаете в море камни и среди них бутылочку. А парни именно этого и будут ждать.
      - Хорошо, - сказал я и налил ему. - Теперь только ждите телеграмму для Беннета и приводите своих мирмидонцев.
      - Кого, кого? - переспросил Мак Канн.
      - Ваших одаренных парней с пушками и лимонками.
      - Хорошее название. Парням оно понравится. Ну-ка скажите еще раз.
      Я сказал и добавил:
      - И не забудьте сказать об этом доктору Беннету.
      - Значит вы с ним до отъезда разговаривать не будете?
      - Нет. И с мисс Элен тоже.
      Он немного подумал, потом спросил:
      - Вы вооружены, док?
      Я показал ему свой 32 калибр. Он покачал головой.
      - Вот этот лучше, док.
      Полез под мышку и отстегнул кобуру. В ней был маленький пистолет с коротким стволом.
      - 38 калибр, - сказал он. - Только броня выдержит. Держите свой прежний, а этот носите под мышкой. Носите всегда, днем и ночью. И прячьте. В кармане кобуры запасные заряды.
      Я сказал:
      - Спасибо, Мак, - и бросил его на кровать.
      - Нет, надевайте и носите. К нему нужно привыкнуть.
      - Хорошо, - сказал я. И послушался.
      Он неторопливо выпил еще, сказал мягко:
      - Конечно, есть прямой и легкий выход. Вам всего лишь нужно, когда сядете за стол с де Кераделем и его девчонкой, достать пушку и прикончить их. Я со своими парнями вас прикрою.
      - Не знаю, Мак, - вздохнул я. - Честно, не знаю.
      Он тоже вздохнул и встал.
      - Вы слишком любопытны, док. Ну, что ж, действуйте по-своему...
      У дверей он повернулся.
      - Вы бы понравились боссу. Босс любит крепких парней.
      И вышел. Я чувствовал себя посвященным в рыцари.
      Написал короткую записку Биллу. Просто говорил, что когда принимаешь решение, отступать нельзя, нужно действовать, и поэтому с утра я буду в хозяйстве мадемуазель. Я ничего не написал о телеграмме: пусть думает, что это исключительно мое решение. Написал, что у Мак Канна есть для него важное сообщение, и если и когда он получит телеграмму от меня, это будет означать начало решительных действий.
      И еще написал короткое письмо Элен...
      На следующее утро я вышел из клуба рано - прежде чем доставили мои письма. Доехал на такси до Ларчмонта; незадолго до полудня был на пристани; там мне сказали, что меня ждет лодка с "Бриттис". Я нашел лодку. В ней оказались три человека, бретонцы или баски, трудно сказать. Странные люди, неподвижные лица, зрачки глаз необычно расширены, кожа желтовато-болезненная. Один из них взглянул на меня и лишенным выражения тоном спросил по-французски:
      - Сир де Карнак?
      Я нетерпеливо ответил:
      - Доктор Карнак. - И сел на корме.
      Он обернулся к остальным двоим.
      - Сир де Карнак. Пошли.
      Мы проплыли сквозь стаи мальков и направились к стройной серой яхте. Я спросил:
      - Это "Бриттис"?"
      Рулевой кивнул. Прекрасный корабль, около ста пятидесяти футов в длину, шхуна, созданная и оснащенная для быстрого движения. Мак Канн усомнился в ее океанских способностях. Напрасно.
      Мадемуазель стояла у верха трапа. Вспоминая, как я с ней расстался в последний раз, я испытывал некоторое замешательство. Я заранее подумал об этом и решил держаться как ни в чем не бывало - если она позволит. Способ, которым я спасся, сбежал из ее спальни, был вовсе не романтичным. Но я надеялся, что ее способности, адские или любые другие, не помогли ей восстановить картину моего бегства. Поэтому, поднявшись по трапу, я с в идиотским весельем заявил:
      - Здравствуйте, Дахут. Вы прекрасно выглядите.
      И это правда. Ничего от Дахут из древнего Иса, ничего от королевы теней, ничего от ведьмы. На ней щегольской белый спортивный костюм, и бледные золотые волосы не создают никакого ореола вокруг головы. Напротив, на голове у нее мудреная маленькая зеленая вязаная шляпка. Большие фиолетовые глаза смотрят ясно, и в них нет ни следа светло-лиловых адских искорок. Внешне просто исключительно красивая женщина, и не более опасна, чем любая другая красавица.
      Но я знал, что это не так, и что-то говорило мне, что нужно удвоить бдительность.
      Она рассмеялась и протянула мне руку:
      - Добро пожаловать, Алан.
      С легкой загадочной улыбкой взглянула на два мои саквояжа и провела вниз, в роскошную небольшую каюту. Сказала самым обычным тоном:
      - Я подожду вас на палубе. Не задерживайтесь. Ленч готов.
      Яхта уже двинулась. Я взглянул в иллюминатор и удивился тому, как мы далеко от берега. "Бриттис" даже быстроходнее, чем я считал. Через несколько минут я поднялся на палубу и присоединился к мадемуазель. Она разговаривала с капитаном, которого представила мне под добрым старым бретонским именем Браз, а меня ему как "сира де Карнака". Капитан был плотнее остальных членов экипажа, но с тем же неподвижным лицом и странно расширенными зрачками. Я видел, как эти зрачки вдруг сузились, в глазах блеснуло такое выражение, будто он припоминает...
      Я знал, что это не просто неподвижность, отсутствие выражения. Это уход. Сознание этого человека жило в собственном мире, он действовал и отвечал на внешние раздражения почти исключительно инстинктивно. По какой-то причине его истинное сознание выглянуло наружу на мгновение под воздействием древнего имени.
      Остальные члены экипажа тоже в таком странном состоянии?
      Я сказал:
      - Капитан Браз, я предпочел бы, чтобы меня называли доктор Карнак, а не сир де Карнак.
      Я внимательно смотрел на него. Он не ответил, лицо его осталось невыразительным, глаза широко раскрытыми и пустыми. Он меня как будто и не слышал. Мадемуазель сказала:
      - Владыка Карнака совершит с нами много путешествий.
      Он поклонился и поцеловал мне руку; ответил таким же лишенным выражения голосом, как и человек в лодке:
      - Владыка Карнака оказывает мне великую честь.
      Он поклонился мадемуазель и ушел. Я смотрел ему вслед, и по спине побежал холодок. Как будто говорил автомат, автомат из плоти и крови, который видит меня не таким, каким я есть, а таким, как ему приказано видеть.
      Мадемуазель с откровенной насмешкой смотрела на меня. Я равнодушно заметил:
      - У вас на корабле превосходная дисциплина, Дахут.
      Она опять рассмеялась.
      - Превосходная, Алан. Начнем ленч.
      Ленч тоже оказался превосходным. Даже слишком. Двое слуг были похожи на остальных членов экипажа, и прислуживали нам они на коленях. Мадемуазель оказалась прекрасной хозяйкой. Мы говорили о том, о сем... и постепенно я забывал о том, кто она такая. только к концу еды то, о чем мы оба думали, проявилось.
      Я сказал, почти про себя:
      - Здесь встречаются феодальное и современное.
      Она спокойно ответила:
      - Как и во мне. Но вы слишком консервативны, говоря о феодальных временах, Алан. Мои слуги уходят гораздо дальше. Как и я тоже.
      Я ничего не ответил. Она подняла бокал с вином, поворачивая его, чтобы в нем заблестели искорки света, и добавила так же спокойно:
      - И вы тоже.
      Я поднял свой бокал и коснулся ее.
      - К древнему Ису? В таком случае я пью за это.
      Она серьезно ответила:
      - К древнему Ису... и мы пьем за это.
      Мы снова соприкоснулись бокалами и выпили. Она поставила свой бокал и с легкой насмешкой взглянула на меня.
      - Похоже на медовый месяц, Алан?
      Я холодно ответил:
      - Если и так, то в нем не хватает новизны.
      Она слегка покраснела. Сказала:
      - Вы... грубы, Алан.
      - Я бы больше чувствовал себя новобрачным, если бы меньше пленником.
      Она на мгновение сдвинула прямые брови, и адские искорки заплясали во взгляде. И скромно заметила, хотя на щеках еще сохранялась краска гнева:
      - Но вы так легко... ускользаете, мой возлюбленный. У вас дар исчезать незаметно. Вам нечего было бояться... в ту ночь. Вы видели то, что я хотела вам показать, поступали так, как мне хотелось... так почему же вы сбежали?
      Это меня задело; я снова ощутил смесь гнева и ненависти, схватил ее за руку.
      - Не потому что испугался вас, белая ведьма. Я мог задушить вас во сне.
      Она спокойно спросила, у губ ее появились ямочки:
      - Почему ж вы этого не сделали?
      Я отпустил ее руку.
      - Такая возможность по-прежнему есть. Вы нарисовали в моем спящем мозгу удивительную картину.
      Она недоверчиво смотрела на меня.
      - Вы думаете... вы не считаете ее реальной? Вам кажется, древний Ис не реален?
      - Не более реален, Дахут, чем мир, в котором живут люди на этой яхте. По вашему приказу... или приказу вашего отца.
      Она серьезно ответила:
      - Значит, я должна убедить вас в его реальности.
      Все еще с гневом я сказал:
      - Он не более реален, чем ваши тени.
      Она еще более серьезно ответила:
      - Тогда и в их реальности я должна вас убедить.
      Я тут же пожалел, что сказал о тенях. И ее ответ меня не успокоил. Я проклинал себя. Не так нужно играть эту игру. Никакого преимущества я не получу, ссорясь с мадемуазель. Наоборот, это может навлечь несчастье на тех, кого я пытаюсь от него спасти. Что скрывается за ее обещанием убедить меня? Она обещала относительно Билла, выполнила свое обещание, и вот я здесь расплачиваюсь за это. Но ведь об Элен она ничего не обещала.
      Не так я должен себя вести; более убедительно; без оглядки. Я взглянул на мадемуазель и с угрызениями совести вспомнил об Элен. Если Дахут захочет участвовать в игре, то я получу очень своеобразную компенсацию за отказ от Элен. Но я тут же постарался не думать об Элен, как будто мадемуазель могла прочесть мои мысли.
      Существует только один способ убедить женщину.
      Я встал. Взял бокалы, свой и Дахут, и бросил их на палубу, разбил вдребезги. Подошел к двери каюты и повернул ключ. Подошел к Дахут, поднял со стула и перенес на диван под иллюминатором. Она обняла меня за шею, подняла ко мне губы... закрыла глаза...
      Я сказал:
      - К дьяволу Ис и все его загадки! Я живу сегодня.
      Она прошептала:
      - Вы меня любите?
      - Да.
      - Нет! - Она оттолкнула меня. - Когда-то давно вы меня любили. Любили, хоть и убили. Но в этой жизни не вы, а владыка Карнака был моим возлюбленным той ночью. Но я знаю - и в этой жизни вы будете любить меня. Но должны ли вы снова меня убить? Не знаю, Алан... не знаю...
      Я взял ее руки, они были холодны; в глазах ни насмешки, ни забавы, только смутное удивление и легкий страх. И ничего в ней нет от ведьмы. Я почувствовал, как шевельнулась жалость: что если она, подобно всем остальных на яхте, жертва чьей-то злой воли? Де Кераделя, который называет себя ее отцом... Дахут лежала, глядя на меня, как испуганная девочка... она была прекрасна...
      Она прошептала:
      - Алан, любимый... и для вас, и для меня было бы лучше, если бы вы не ответили на мой призыв. Неужели это из-за той тени, которую я наслала на вашего друга?.. Или у вас есть и другие причины?
      Это укрепило мою решимость. Я подумал: "Ведьма, ты не так уж умна".
      И сказал, как бы с неохотой:
      - Есть и другие причины, Дахут.
      - Какие же?
      - Вы.
      Она откинулась со смехом - смех маленьких шаловливых волн, беззаботный и жестокий.
      - Вы странно ухаживаете за мной, Алан. Но мне это нравится... я знаю, что вы говорите правду. А что вы на самом деле обо мне думаете, Алан?
      - Я думаю, что вы подобны саду, который вырастили под красным сердцем дракона за десять тысяч лет до постройки Великой Пирамиды... и лучи этого сердца освещали самый священный и тайный алтарь... таинственный сад, Дахут, наполовину морской... и листва на деревьях не шелестит, а поет... и цветы его могут быть злыми, а могут и не быть, но они не полностью принадлежат земле... а птицы в том саду поют странные песни... трудно войти в этот сад... еще труднее найти его сердце... и самое трудное найти выход и спастись.
      Она склонилась ко мне, с широко раскрытыми сверкающими глазами, поцеловала.
      - Вы так обо мне думаете! Это верно... а владыка Карнака так меня и не понял... вы помните больше, чем он...
      Она схватила меня за руки, прижалась грудью.
      - Эта рыжеволосая девушка... забыла, как ее зовут... она ведь не похожа на такой сад?
      Элен!
      Я равнодушно ответил:
      - Земной сад. Ароматный и приятный. Но оттуда нетрудно найти выход.
      Она отпустила мои руки и некоторое время молчала; потом вдруг сказала:
      - Идемте на палубу.
      Я с беспокойством последовал за ней. Что-то не так. Что-то я сказал или не сказал насчет Элен. Не знаю, что бы это могло быть. Я посмотрел на часы. Уже больше четырех. На море туман, но яхта не обращает на это внимания; мне показалось даже, что она идет быстрее. Мы сели на палубе в кресла, и я сказал об этом мадемуазель. Она с отсутствующим видом ответила:
      - Неважно. Туман для нас не опасен.
      - Но скорость кажется опасной.
      Она ответила:
      - Мы должны к семи быть в Исе.
      Я тупо повторил:
      - В Исе?
      - Да. Так мы назвали наш дом.
      Она снова замолчала. Я смотрел на туман. Странный туман. Не проносится мимо нас, как обычный. Казалось, движется вместе с нами, сопровождает нас.
      Движется вместе с нами.
      Мимо проходили моряки с пустыми глазами и лицами. Мне показалось, что я вижу кошмар, что это какой-то призрачный корабль. современный летучий голландец, отрезанный от всего мира, подгоняемый невидимыми, неслышимыми, неощущаемыми ветрами. Или его подталкивает какой-то гигантский пловец, ухватившись рукой за корму... а грудь этого пловца - окруживший нас туман. Я посмотрел на мадемуазель. Глаза ее были закрыты. Казалось, она спит.
      Я тоже закрыл глаза.
      Когда я открыл их, яхта стояла. Ни следа тумана. Мы находились в небольшой гавани между двумя скалами. Дахут трясла меня за плечи. Оказывается, я уснул. Это все морской воздух, сонно подумал я. Мы сели в шлюпку и высадились на пристани. Поднялись по лестнице, бесконечно длинной, как мне показалось. В нескольких ярдах от начала лестницы стоял старый длинный каменный дом. Он был темен, а за ним я не мог разглядеть ничего, кроме деревьев, уже наполовину лишившихся осенней листвы.
      Мы вошли в дом, и нас встретили слуги, с такими же расширенными зрачками и невыразительными лицами, как и у экипажа "Бриттис".