На Понапе мы набрали - не без трудностей - рабочих, землекопов. Мне пришлось употребить необыкновенные приманки, чтобы получить рабочую силу. У жителей Понапе мрачные верования. Они верят, что болота, леса, горы и берега населены злыми духами - они их называют _а_н_и_. И они боятся, страшно боятся островных развалин и того, что или кто, как они считают, там живет. Не удивляюсь - теперь! Страх дошел до них от людей "до наших отцов", как они их называют, которые, как они рассказывают, подчинили себе этих злых духов, сделали их своими рабами и посыльными.
      Когда им сообщили, куда мы направляемся и сколько намерены там оставаться, они зашептались. Те, кто все-таки согласился с нами отправиться, поставили условие, которое я считал предрассудком, - чтобы им позволили уходить на три ночи полнолуния. Если бы я только послушался их и ушел вместе с ними!
      Он замолчал, на лице его опять появилось как бы глубоко врезанное, странное выражение.
      - Мы прошли в гавань Металанима, - продолжал он. - Слева от нас, примерно в миле, поднимался массивный прямоугольник. Стены его достигали сорока футов в высоту и тянулись на сотни футов в обе стороны. Когда мы проходили мимо, туземцы замолкали, украдкой и со страхом поглядывая на него. Я знал, что эти развалины называются Нан-Танах, "место, где хмурые стены". Молчание моих людей напомнило мне, что написал об этом месте Кристиан, как он "достиг древних платформ и прямоугольных стен, удивительных, извилистых проходов и лабиринта мелких каналов, угрюмых каменных масс, глядящих из-за зеленого занавеса, циклопических баррикад. И вот, когда мы оказались в их мрачной тени, немедленно веселье наших проводников прекратилось и разговоры перешли в шепот. Мы были близки к Нан-Танаху - месту высоких стен, наиболее интересному из руин Металанима".
      Трокмартин встал и остановился передо мной.
      - Нан-Танах, Гудвин, - серьезно сказал он, - это действительно место, где умирает веселье и застывают слова. Нан-Танах, где скрыт лунный бассейн, спрятан за лунной скалой, но шлет свою дьявольскую силу даже через окружающий камень. - Он поднял сжатые кулаки. - О Небо, - выдохнул он, - позволь мне стереть его с лица Земли!
      Он недолго молчал.
      - Конечно, я захотел разбить там наш лагерь, - спокойно продолжал он, - но мне пришлось отказаться от этой мысли. Туземцев охватила паника, они угрожали, что вообще уйдут. "Нет, - говорили они, - здесь слишком сильные а_н_и_. Мы пойдем в любое другое место, но только не сюда". И хотя даже тогда я чувствовал, что тайна всего заключается именно в Нан-Танахе, мне пришлось сдаться. Рабочие необходимы для успеха экспедиции, и я сказал себе, что пройдет какое-то время, я сумею убедить их, что тут ничего страшного нет, и мы перенесем наши палатки. Наконец в качестве лагеря мы выбрали островок Ушен-Тау, вот здесь, - он показал на карте. - Близко к моей цели, но достаточно далеко, чтобы удовлетворить наших людей. Тут нашлось отличное место для лагеря и ручей со свежей водой. К тому же, прекрасное поле для предварительных исследований, прежде чем мы приступим к главным развалинам. Мы разбили палатки, и через несколько дней работа шла уже полным ходом.
      4. ЛУННАЯ СКАЛА
      - Я не собираюсь рассказывать вам сейчас, - продолжал Трокмартин, ни о результатах следующих двух недель, Гудвин, ни о том, что мы обнаружили. Позже, если мне будет позволено, я все вам расскажу. Достаточно сказать, что к концу этих двух недель я нашел подтверждение многих своих теорий, и мы намного продвинулись по пути в разгадке тайн юности человечества - так мы тогда считали. Но достаточно. Я должен перейти к первым признакам присутствия того необъяснимого существа, что ожидало нас.
      Место, несмотря на всю свою заброшенность и опустошение, не заразило нас меланхолией - ни Эдит, ни Стентона, ни меня. Жена моя была счастлива, никогда не была она счастливее. Она и Стентон, хотя и занятые работой не меньше меня, откровенно наслаждались товариществом, которое дает только молодость. Я был рад - и никогда не ревновал.
      Но Тора была очень несчастна. Как вы знаете, она шведка, и у нее в крови верования и предрассудки северян, некоторые из них удивительно похожи на суеверия далеких южных островов: вера в духов гор, лесов, вод, в оборотней и злых духов. С самого начала она проявила удивительную чувствительность к тому, что я бы назвал "излучением" этого места. Она сказала, что оно "пахнет" духами и колдунами.
      Тогда я смеялся над ней, но теперь считаю, что чувствительность тех, кого мы называем первобытными людьми, - это естественное проникновение в неизвестное, которое мы, отрицающие сверхъестественное, утратили.
      Жертва этих страхов, Тора всегда сопровождала мою жену, как тень, всегда брала с собой маленький ручной топорик, и, хотя мы посмеивались и говорили, что бесполезно пытаться рубить духов таким оружием, она с ним не расставалась.
      Прошли две недели, и к нам явился предводитель туземцев. Он сказал, что следующая ночь - ночь полнолуния. Напомнил мое обещание. Завтра утром они уходят в свою деревню, вернутся через три дня, когда сила _а_н_и начнет убывать вместе с луной. Они оставили нам различные заклинания и торжественно предупредили, чтобы во время их отсутствия мы держались как можно дальше от развалин Нан-Танаха - хотя их предводитель вежливо сказал, что мы, конечно, сильнее злых духов. Полураздраженно, полузабавляясь, я смотрел им вслед.
      Без них, разумеется, никакую работу вести было нельзя, и мы решили устроить на несколько дней пикник на южных островках группы. При свете луны руины были невыразимо зловещи и прекрасны. Мы отметили несколько мест для последующих исследований и наутро третьего дня двинулись вдоль берега к нашему лагерю на Ушен-Тау, чтобы подготовить все к возвращению на следующий день наших людей.
      Мы высадились перед наступлением темноты, усталые и готовые сразу же лечь спать. Часов в десять Эдит разбудила меня.
      - Послушай, - сказала она. - Прижмись ухом к земле.
      Я повиновался и услышал, как будто доносящееся издалека, с большой глубины, слабое пение. Оно набрало силу, потом затихло, кончилось; снова началось, усилилось, затихло.
      - Волны где-то бьются о скалы, - сказал я. - Мы, видно, над каким-то хребтом, который переносит звук.
      - Я впервые слышу это, - с сомнением ответила моя жена.
      Мы снова прислушались. И тут сквозь смутный ритм, глубоко под нами, возник другой звук. Он пронесся через лагуну, разделявшую нас и Нан-Танах, маленькими звенящими волнами. Это была своего рода музыка; не стану описывать ее необычное воздействие, вы испытали его сами...
      - На палубе? - спросил я.
      Трокмартин кивнул.
      - Я подошел к выходу из палатки, - продолжал он, - и выглянул. В то же время из своей палатки вышел Стентон и остановился, глядя на соседний остров и прислушиваясь. Я окликнул его.
      - Какой странный звук! - сказал он. - Хрустальный! Как звон прозрачного стекла. Как хрустальные колокольчики на систрумах Изиды в храме Дендары, - мечтательно добавил он. Мы внимательно смотрели на остров. Неожиданно наверху гигантской стены мы увидели огоньки, двигавшиеся медленно, ритмично. Стентон рассмеялся.
      - Мошенники! - воскликнул он. - Вот почему они хотели уйти. Понимаете, Дэйв, это нечто вроде праздника, какой-то обряд, который они совершают в полнолуние. И именно поэтому они так хотели удалиться от нас.
      Я почувствовал странное облегчение, хотя до этого не сознавал, что испытываю напряжение. Объяснение казалось здравым. Оно объясняло звуки музыки и пения - несомненно, молящиеся скрываются в развалинах, их голоса доносятся вдоль проходов, изрезавших, как я теперь знал, весь Нан-Матал.
      - Давайте проберемся туда, - предложил Стентон, но я отказался.
      - С ними так трудно ладить, - сказал я. - Если мы нарушим их религиозную церемонию, они, вероятно, никогда нас не простят. Давайте держаться в стороне от семейного приема, на который нас не пригласили.
      - Ладно, - согласился Стентон.
      Странная звенящая музыка, если это вообще можно было назвать музыкой, вздымалась и опадала, полная то печали, то радости.
      - Что-то в этом есть... что-то беспокоящее, - наконец серьезно сказала Эдит. - Интересно, как они производят эти звуки? Они пугают меня до полусмерти и в то же самое время заставляют чувствовать, что невыразимый восторг ожидает за углом.
      Я тоже ощутил это воздействие, хотя ничего не сказал о нем. И в то же время ясно понял, что пение, доходящее до нас, производится множеством, тысячами, которых не могло бы вместить все это место. Конечно, подумал я, это следствие каких-то акустических свойств базальта; усиление звука каким-то гигантским резонатором в скалах; и все же...
      - Дьявольски нечестиво, - отвечая на мои мысли, вмешался Стентон.
      И в это мгновение распахнулся клапан палатки Торы, и на лунный свет вышла старая шведка. Она принадлежала к типу рослых северян - высокая, с широкой грудью, созданная по образцу древних викингов. Шестьдесят лет как будто соскользнули с нее. Она походила на древнюю жрицу Одина. Трокмартин замолчал. - Она знала, - продолжал он медленно, - знала нечто такое, чего не могла дать вся моя наука. Она предупреждала меня, предупреждала! Глупцы и безумцы; мы не обратили на это предостережение внимания! - Он провел рукой по глазам.
      - Она стояла так, - продолжал он, - смотрела широко раскрытыми, блестящими глазами. Повернула голову к Нан-Танаху, разглядывая движущиеся огни, вслушиваясь. Неожиданно подняла руки и сделала странный жест по направлению к луне. Это был... древний... жест. Она, казалось, извлекла его из глубочайшей древности, но в нем была странная власть. Дважды она повторила этот жест - и звон смолк! Она повернулась к нам.
      - Уходите! - сказала она, и голос ее как будто доносился с большого расстояния. - Уходите отсюда, и побыстрее! Уходите, пока можете. Они позвали... - Тора указала на остров. - Они знают, что вы здесь. Они ждут. - Глаза ее еще больше расширились. - Оно здесь, - взвыла она. - Оно манит...
      Она упала у ног Эдит, и тут же над лагуной вновь разнесся звон, теперь в нем звучали ликующие, триумфальные ноты.
      Мы, Стентон и я, подбежали к Торе, подняли ее. Голова ее запрокинулась, лицо с закрытыми глазами осветила полная луна. Я почувствовал приступ незнакомого страха: лицо Торы опять изменилось. На нем отразились смешанные радость и ужас, чуждые, пугающие, странно отталкивающие. То же самое, - он ближе придвинулся ко мне, - вы видели на моем лице.
      Несколько секунд я, как очарованный, смотрел на него; затем он вновь отодвинулся в полутьму своей койки.
      - Я умудрился спрятать ее лицо от Эдит, - продолжал Трокмартин. - Я решил, что она испытала что-то вроде нервного припадка. Мы отнесли ее в палатку. Внутри нечестивое выражение сошло с ее лица, и она вновь превратилась в добрую, грубоватую старуху. Всю ночь я присматривал за ней. Звуки с Нан-Танаха доносились до самого захода луны. Утром Тора проснулась, чувствуя себя, очевидно, хорошо. Она сказала, что ей снились кошмары. Содержание их она не помнила, сказала только, что они предупреждают об опасности. Она была странно молчалива, и я заметил, что все утро ее взгляд полуудивленно, полуоколдованно обращался к соседнему острову.
      Днем вернулись туземцы. Они так преувеличенно радовались, застав нас здоровыми и невредимыми, что предположения Стентона подтверждались. Он сухо заметил их предводителю, что "шум на соседнем острове говорит о том, что там всю ночь веселились".
      Я никогда не видел такого ужаса, который охватил понапейцев при этом невинном замечании. Стентон сам так удивился, что постарался все перевести в шутку. Ему это плохо удалось. Туземцы были охвачены страхом, и я даже подумал, что они вообще собираются уйти, но они не ушли. Они разбили свой лагерь на западной стороне острова, откуда не виден был Нан-Танах. Я заметил, что они разожгли большие костры, и, просыпаясь ночью, слышал медленное низкое пение - одно из их длинных "заклинаний", как сонно думал я, против злых _а_н_и_. Больше я ничего не слышал: "место, где хмурые стены", было погружено в молчание, не видно было огней. На следующее утро туземцы казались тихими, угнетенными, но по мере того, как проходили часы, они оживали, и скоро жизнь в лагере потекла как обычно.
      Вы догадываетесь, Гудвин, как описанные мной происшествия возбудили наше научное любопытство. Разумеется, мы отвергли всякие объяснения, включающие предположения о действии сверхъестественных сил. И почему бы нет?
      Кроме странно беспокоящей звенящей музыки и поведения Торы, не было никаких подтверждений таких странных теорий, даже если бы мы были склонны к ним.
      Мы пришли к заключению, что между Понапе и Нан-Танахом есть проход, известный туземцам и используемый во время их ритуалов. Церемонии, вероятно, совершаются в большом подвале или пещере под руинами.
      Наконец мы решили, что сразу после следующего ухода наших рабочих немедленно отправимся на Нан-Танах. Днем проведем разведку, а вечером моя жена и Тора вернутся в лагерь, а мы со Стентоном проведем ночь на острове, наблюдая происходящее из какого-нибудь укрытия.
      Луна убывала; появился полумесяц на западе; он медленно увеличивался; снова приближалось полнолуние. Перед уходом наши люди буквально молили нас уйти с ними. Их настойчивость только усилила наше желание увидеть то, что, как мы считали, они от нас скрывают. По крайней мере, это верно относительно Стентона и меня. Но не относительно Эдит. Она была задумчива, рассеянна, соглашалась с нами неохотно. Тора, с другой стороны, была необычно беспокойна, казалось, ей не терпится уйти. Гудвин, - он помолчал, - Гудвин, я теперь знаю, какой яд действовал в Торе... и что женщины способны чувствовать то, что не чувствуют мужчины... У них есть дар предчувствия. Как бы я хотел обладать им тогда... Эдит! - неожиданно воскликнул он. - Эдит! Вернись ко мне! Прости меня!
      Я протянул ему графин. Он пил большими глотками. Вскоре самообладание вернулось к нему.
      - Когда работники исчезли за поворотом гавани, - продолжал он, - мы сели в лодку и направились к Нан-Танаху. Вскоре над нами возвышались его могучие стены. Мы вошли в гигантские морские ворота с их огромными, вырубленными из базальта, призмами и высадились возле полузатонувшего пирса. Перед нами начиналась гигантская лестница, ведущая в обширный двор, усеянный обломками упавших колонн. В центре двора, за упавшими колоннами, возвышается еще одна терраса из базальтовых блоков, на которой, как я знал, размещается еще один внутренний двор.
      А теперь, Гудвин, для лучшего понимания последующего и на случай, если я... не в состоянии буду сопровождать вас там, слушайте внимательно описание этого места. Нан-Танах представляет из себя буквально три прямоугольника. Первый прямоугольник образован выходящими в океан стенами каменных монолитов. Гигантские ступени ведут от морских ворот через вход во двор.
      Этот двор окружен другой, внутренней, стеной из базальта.
      Внутри двора третье ограждение. Его терраса из того же базальта, примерно в двадцать футов высотой. Пройти туда можно через многочисленные щели, проделанные временем в каменном ограждении. Это внутренний двор, сердце Нан-Танаха! Здесь находится гигантское подземелье, с которым связано единственное имя живого существа, дошедшего к нам из туманов прошлого. Туземцы называют это сокровищницей Чо-те-ло, могучего короля, правившего задолго "до наших отцов". Поскольку "чо" в языке древних понапейцев означает одновременно "солнце" и "король", это название означает "место солнечного короля".
      Напротив "места солнечного короля" находится лунная скала, скрывающая лунный бассейн.
      Стентон первым обнаружил то, что я называю лунной скалой. Мы осматривали внутренний двор; Эдит и Тора готовили завтрак. Я забыл сказать, что перед этим мы осмотрели весь остров и не нашли ни следа живых существ. Я вышел из подземелья Чо-те-ло и увидел, что Стентон в удивлении рассматривает часть террасы.
      - Что вы об этом думаете? - спросил он, когда я подошел. И указал на стену. Я посмотрел туда и увидел каменную плиту примерно в пятнадцать футов высотой и десять шириной. Первое, что я заметил, это исключительная точность, с которой края скалы соединялись с окружающими каменными блоками. Потом я понял, что скала другого цвета - она более серая и кажется гладкой, странно... смертоносной.
      - Скорее похоже на известковый шпат, чем на базальт, - сказал я, дотронулся до скалы и быстро отдернул руку; при прикосновении все нервы на руке испытали шок, как от внезапного удара замороженным электричеством. Это не обычный холод, каким мы его знаем. Холодная сила... Я описал это, назвав замороженным электричеством: такое определение подходит лучше всего. Стентон странно взглянул на меня.
      - Значит, вы тоже почувствовали, - сказал он. - Я подумал, не испытываю ли галлюцинации, как Тора. Заметьте, кстати, что блоки рядом нагрелись на солнце.
      Я пощупал их, а потом снова коснулся серой скалы. Тот же слабый шок пробежал по руке - звенящий холод, вызывающий представление о чем-то материальном, о силе. Мы осмотрели плиту внимательнее. Края ее были как будто отшлифованы гранильщиком алмазов. Они так плотно прилегали к соседним камням, что не оставалось просвета даже толщиной в волос. Основание плиты, как мы заметили, слегка изгибалось и так же плотно прилегало к каменному блоку внизу. И тут мы увидели, что камень снизу был вырезан, чтобы соответствовать изгибу плиты. От одной стороны плиты до другой шло полуокруглое углубление, как будто серая плита стояла в центре плоской чаши - полувыступая, полускрываясь. Что-то в этом углублении привлекло меня. Я протянул руку и пощупал камень. Гудвин, хотя остальные камни, окружавшие плиту, и все камни двора были грубыми и изношенными временем, этот был гладкий, как будто только что из рук полировщика.
      - Это дверь! - воскликнул Стентон. - Она поворачивается вокруг этой чаши. Поэтому углубление такое гладкое.
      - Может, вы и правы, - ответил я. - Но как, ради дьявола, нам открыть ее?
      Мы снова осмотрели плиту, нажимали на края, пытались сдвинуть. Я случайно поднял голову - и вскрикнул. Примерно выше на фут и по обе стороны от перемычки серой скалы виднелись небольшие выпуклости, видимые только под тем углом, под которым я случайно бросил взгляд. Выпуклости в базальте были круглыми, восемнадцати дюймов в диаметре, как мы установили позже, и в центре всего на два дюйма выдавались над поверхностью. Если только не смотришь прямо на них, прижавшись к поверхности лунной скалы (потому что, Гудвин, эта плита и есть лунная скала), они невидимы. И никто не осмеливался стоять там! С нами была небольшая переносная лестница, и я поднялся по ней. Выпуклости были не что иное, как высеченные в камне изгибы. Я прижал руку к одной из выпуклостей и отдернул ее так резко, что чуть не свалился с лестницы. Ладонью, у самого основания большого пальца, я ощутил тот же шок. Я снова прижал руку. Электричество исходило от места не более дюйма шириной. Я внимательно исследовал выпуклость и еще шесть раз испытал шок. Гудвин, на выпуклости располагалось семь кружков, каждый в дюйм шириной, и прикосновение к каждому вызывало описанное мной ощущение. Выпуклость на противоположной стороне оказалась точно такой же. Но никакие нажимы на кружки поодиночке или в любой последовательности не вызывали никакого движения самой плиты.
      - И все-таки... это устройство открывает дверь, - уверенно сказал Стентон.
      - Откуда вы знаете? - спросил я.
      - Не знаю... - с сомнением ответил он. - Что-то говорит мне, что это так, - продолжал он полусерьезно, полунасмешливо, - моя научная половина борется с моей человеческой половиной. Научная половина велит искать способ открыть эту дверь. А человеческая столь же настоятельно велит ничего подобного не делать и как можно скорее убраться отсюда, пока еще можно!
      И он рассмеялся немного смущенно.
      - Что же будет? - спросил он, и мне показалось, что его человеческая половина побеждает.
      - Вероятно, все останется как есть, если только мы не разнесем плиту на куски, - ответил я.
      - Я думал об этом, - сказал он, - и я бы... не осмелился, - добавил он достаточно угрюмо. И я тоже испытал описанное им чувство. Как будто что-то исходящее из скалы ударило меня по сердцу, как рука ударяет нечестивые уста. Мы отвернулись от скалы и увидели проходящую через пролом на террасе Тору.
      - Мисс Эдит просит вас быстрее... - начала она и замолчала. Я увидел, как ее взгляд миновал меня, глаза ее широко раскрылись. Она смотрела на серую скалу. Тело ее неожиданно напряглось, она сделала несколько шагов... и устремилась прямо к скале. Мы видели, как она бросилась на нее, услышали крик, как будто из нее извлекли душу, видели, как она падает у основания скалы. И когда мы уносили ее, я заметил, как с ее лица сходит то выражение, которое появилось впервые при звуках хрустальной музыки Нан-Танаха, - нечеловеческое смешение противоположностей!
      5. АВ-О-ЛО-А
      Мы отнесли Тору вниз, к ожидавшей Эдит. Рассказали Эдит о случившемся и о том, что мы обнаружили. Она серьезно слушала, а когда мы кончили, Тора вздохнула и открыла глаза.
      - Я хочу осмотреть этот камень, - сказала Эдит. - Чарлз, вы оставайтесь с Торой. - Мы молча прошли во внутренний двор и остановились перед скалой. Эдит коснулась ее, отдернула руку, как и я; решительно снова протянула ее и удержала. Казалось, она к чему-то прислушивается. Наконец она повернулась ко мне.
      - Дэвид, - сказала моя жена, и печаль в ее голосе поразила меня, - ты ведь будешь очень-очень разочарован, если мы уедем отсюда, не пытаясь больше ничего узнать?
      Гудвин, я ничего в жизни больше не хотел, как узнать, что скрывается за серой скалой. Вы поймете - все усиливающееся любопытство, вызванное всем происходящим; уверенность в том, что передо мной место, хотя и известное туземцам - я все еще придерживался своей теории, - но совершенно неизвестное людям моей расы; что здесь, на расстоянии вытянутой руки, лежит ответ на колоссальную загадку этих островов и утраченная глава в истории человечества. Здесь, передо мной - и меня просят отвернуться, оставить ответ непрочитанным!
      Тем не менее, я постарался справиться со своим желанием и ответил:
      - Эдит, я подчиняюсь, если ты хочешь, чтобы мы ушли.
      Она видела смятение в моих глазах. Вопросительно посмотрела на меня и снова повернулась к серой скале. Я видел, как она задрожала. И почувствовал угрызения совести и жалость!
      - Эдит, - воскликнул я, - мы уйдем!
      Она прямо взглянула на меня.
      - "Наука - ревнивая любовница", - процитировала она. - В конце концов, это все, возможно, мои выдумки. Ты не можешь так просто уйти. Нет! Но, Дэвид, я тоже останусь!
      - Нет! - воскликнула я. - Ты отправишься в лагерь с Торой. Со мной и Стентоном будет все в порядке.
      - Я останусь, - повторила она. И решение ее было неизменно. Когда мы приближались к остальным, она взяла меня за руку.
      - Дэйв, - сказала она, - если произойдет что-нибудь... ну... необъяснимое... что-нибудь кажущееся... опасным, ты обещаешь вернуться на наш остров завтра, или как только мы сможем подождать там возвращения туземцев?
      Я с готовностью пообещал - желание остаться и увидеть, что происходит ночью, жгло меня, как огнем.
      Почему, Гудвин, я не стал ждать; почему не собрал всех в тот момент и не отплыл от острова через мангровые заросли к Ушен-Тау?
      Тору мы застали на ногах, она была необыкновенно спокойна. Она утверждала, что ничего не помнит из происшедшего после ее появления рядом с нами перед серой скалой, как ничего не помнила после своего припадка на Ушен-Тау. Во время наших расспросов она стала такой же замкнутой, какой была до этого. Но, к моему изумлению, когда она узнала о наших приготовлениях к ночи, ее охватило какое-то лихорадочное возбуждение и нетерпеливое ожидание.
      Мы выбрали место в пятистах футах от лестницы, ведущей во внешний двор.
      Перед наступлением сумерек мы подготовились к ожиданию того, что может случиться. Я располагался ближе всех к гигантским ступеням, за мной Эдит, далее Тора и наконец Стентон. У каждого из нас был автоматический пистолет и у всех, кроме Торы, еще ружья.
      Наступила ночь. Через некоторое время небо на востоке посветлело, и мы знали, что восходит луна; становилось все светлее. На море взглянул сияющий шар и вдруг стал виден весь. Эдит схватила меня за руку; как будто появление луны послужило сигналом, мы услышали низкое пение. Оно доносилось из глубочайшей бездны.
      Луна лила на нас свои лучи, и я увидел, как вздрогнул Стентон. И тут же услышал поразивший его звук. Он доносился из внутреннего двора. Похожий на долгий, мягкий вздох. Звук не человеческий, а какой-то механический. Я взглянул на Эдит, затем на Тору. Моя жена напряженно вслушивалась. Тора сидела, как сидела с того момента, как мы расположились, - локти на коленях, лицо закрыто руками.
      И вдруг от струившегося на нас лунного света на меня напала страшная сонливость.
      Казалось, с лунных лучей капает сон и падает мне на глаза, закрывая, неумолимо закрывая их. Я чувствовал, как расслабилась в моей руке рука Эдит, видел, как она опустила голову. Я видел, как голова Стентона упала ему на грудь и как его тело пьяно покачнулось. Я пытался встать, пытался бороться с непреодолимым желанием уснуть.
      И в этой борьбе увидел, как Тора подняла голову, будто прислушиваясь к чему-то; увидел, как она встала и повернулась лицом к лестнице. Тора смотрела туда, и своими затуманенными глазами я увидел какое-то глубокое, сильное сияние. Тора взглянула на нас. На ее лице было бесконечное отчаяние - и ожидание. Я попытался встать - но сон с новой силой навалился на меня. Смутно, засыпая, я услышал хрустальный звон; с невероятными усилиями еще раз приподнял веки, увидел Тору, купающуюся в свете, стоящую наверху лестницы, - и сон победил меня, унес в самое сердце забвения!
      Когда я проснулся, начинался рассвет. На меня сразу хлынули воспоминания, и я в страхе протянул руку к Эдит, коснулся ее и почувствовал, как в приливе благодарности учащенно забилось сердце. Она зашевелилась, села и протерла заспанные глаза. Я посмотрел на Стентона. Он лежал на боку, спиной к нам, закрыв голову руками.
      Эдит со смехом взглянула на меня.
      - Боже! Что за сон! - сказала она. И тут же вспомнила. Лицо ее побледнело. - Что случилось? - прошептала она. - Что заставило нас так уснуть? - Она посмотрела на Стентона, вскочила, подбежала к нему, затрясла. Он повернулся с могучим зевком, и я видел, как на ее лице отразилось облегчение, которое испытал и я сам.
      Стентон осторожно встал. Взглянул на нас.
      - В чем дело? - воскликнул он. - Вы как будто увидели привидение!
      Эдит схватила меня за руку.
      - Где Тора? - воскликнула она. Прежде чем я смог ответить, она с криком выбежала на открытое пространство - Тора! Тора!
      Стентон смотрел на меня.
      - Взята! - все, что я мог сказать. Вдвоем мы подошли к моей жене, которая теперь стояла возле больших каменных ступеней, с испугом глядя на вход на террасу. Вместе мы поднялись по ступеням во внутренний двор и направились к серой скале.
      Серая скала, как и накануне, была закрыта, не было никаких следов того, что ее открывали. Никаких следов! Как раз когда я думал об этом, Эдит опустилась на колени перед ней и протянула руку к чему-то у ее основания. Это был клочок черного шелка. Я узнал его - обрывок платка, который Тора всегда носила на голове. Эдит взяла клочок, заколебалась. Я увидел, что клочок отрезан от платка будто острым ножом, увидел, что несколько нитей от него тянутся к основанию серой плиты, и уходят под него. Серая скала - действительно дверь! И она открылась, и Тора прошла в нее!
      Думаю, Гудвин, что следующие несколько минут мы все были немного безумны. Мы колотили по дьявольскому входу кулаками, камнями и дубинами. Наконец, разум вернулся к нам. Стентон направился в лагерь за динамитом и инструментами. Пока он ходил, мы с Эдит обыскали весь островок в поисках какого-то другого следа. Никаких признаков пребывания Торы или других живых существ, кроме нас самих. Мы вернулись к входу и застали там Стентона.
      Гудвин, в течение следующих двух часов мы испробовали все бывшие в нашем распоряжении способы пройти сквозь скалу. Камень на близком расстоянии от скалы не поддавался сверлу. Мы пробовали произвести взрыв у основания скалы, покрывали ее зарядами, прижатыми камнями. Никакого воздействия на поверхность: естественно, заряд действовал в направлении меньшего сопротивления.
      К полудню мы потеряли всякую надежду прорваться сквозь скалу. Приближался вечер, и нам нужно было решить, что делать дальше. Я хотел отправиться на Понапе за помощью. Эдит возражала, говоря, что на это потребуется много времени и нам вообще не удастся убедить наших людей вернуться с нами. Что тогда оставалось? Одно из двух: вернуться в лагерь, подождать возвращения наших людей и затем попробовать убедить их пойти с нами на Нан-Танах. Но это значило, по крайней мере, на два дня оставить Тору. На это мы не могли пойти, это было бы слишком трусливо. Другая возможность - дождаться ночи на месте, подождать, пока скала, как и накануне, не откроется, и сделать вылазку через нее в поисках Торы, прежде чем она закроется снова. С солнцем к нам вернулась уверенность, развеялся зловонный туман суеверий, который на какое-то время окутал наш разум. В ярком свете солнца, казалось, нет места для привидений.
      Очевидно, плита все же открывалась, но разве Тора просто не могла обнаружить ее уже открытой благодаря действию механизма, все еще работающего и основанного на законах физики, неизвестных современной науке? Этот механизм мог действовать при свете полной луны. Утверждения туземцев, что _а_н_и_ обладают особой силой давали возможность использовать силу, заключенную в лунных лучах, как мы нашли возможность использовать солнечные лучи. Если это так, то Тора, вероятно, находится за плитой и шлет нам призывы о помощи.
      Но как объяснить охвативший нас сон? Может, это был запах каких-то растений или газ, выделяющийся на острове? Мы согласились, что это вполне вероятно. Каким-то образом период наибольшей активности этого воздействия совпадает с полнолунием, но если это так, почему Тора не уснула тоже?