Звучит музыка. Раздаются громкие аплодисменты, слышатся возгласы: "Смерть немецким оккупантам!", "Да здравствует наша победа!".
      В горле у меня першит. Чувствую, как учащенно бьется сердце. Крепко сжимаю челюсти. Влажная пелена застилает мне глаза. Никогда еще я так не волновался и не был таким счастливым. Огромное доверие советских людей, оказанное мне в то суровое военное время, сделало меня самым счастливым человеком на земле.
      Не в силах сдержать нахлынувшие на меня чувства, я повернулся к Ларионову, и мы крепко, по-братски обнялись с ним. Аплодисменты загремели с новой силой.
      Стараюсь взять себя в руки. Смотрю на небо: два белых голубя то взлетают, то опускаются, то скрываются за маковкой полуразрушенной деревенской церкви. Жители деревни смотрят на меня полными слез глазами и радостно улыбаются. Их взгляды напоминают мне о том, с какой теплотой относятся они к нам, испанцам. Все взоры обращены на меня... Фернандо Бланко делает мне знаки рукой, как бы говоря: "Ну, давай же!.. Соберись с мыслями!.. Говори!"
      Прерывающимся от волнения голосом я начинаю ответную речь.
      - Товарищи!.. Путь, пройденный Красной Армией - тяжелый, трудный, но славный путь. На этом пути советский народ совершил и продолжает совершать беспримерные в истории подвиги... - Сначала голос мой дрожит, но постепенно я обретаю уверенность. - Перед нами жестокий враг, сильный и опытный. Фашисты - это фанатики, варвары, палачи мирного населения. И все равно этот враг будет разбит! Бои предстоят жестокие, но в этих сражениях победят советские люди, советский патриотизм, пролетарский интернационализм, братство свободолюбивых народов!
      По мере того как я говорю, мне хочется сказать все больше, хочется поделиться самыми сокровенными мыслями с присутствующими.
      - Самолет, который вы мне сегодня передали в составе эскадрильи имени Героя Советского Союза Александра Чекалина, - это не только выражение воли к победе населения Тулы. Этот самолет для нас, испанцев, - символ нерушимой испано-советской дружбы, яркий факел которой был зажжен в небе Испании славными советскими летчиками, сражавшимися вместе с нами против фашистов. Эстафета этих славных дел не закончена. Сегодня мне оказана высокая честь. Даю вам слово испанского коммуниста, что я до конца исполню свой долг сражаясь на фронтах Великой Отечественной войны а если понадобится, отдам и свою жизнь во имя победы над ненавистным врагом, во имя укрепления нашей дружбы во имя великого дела советского народа, борющегося за социализм! На долю советского народа выпали тяжелые испытания, в пламени войны гибнут его лучшие сыновья и мы испанцы, сумеем внести свою долю в дело победы над врагом! Да здравствует Коммунистическая партия!
      Да здравствует Советский Союз! Да здравствует дружба между нашими народами! Фашизм будет разбит!
      Когда я закончил говорить, в глазах у меня стояли слезы. Меня обнимали, пожимали руки, желали успехов в ратном деле. Подошел и генерал-лейтенант Торопчин. Крепко обнял меня:
      - Молодцы испанцы! Будем сегодня вечером танцевать румбу?
      - Для этого надо быть в форме! - шутливо ответил я.
      - Форма будет организована... Не беспокойся!
      Во время ужина по приказу Торопчина личный состав эскадрильи имени Александра Чекалина получил двойную норму "спецрациона". Леонид Утесов со своим оркестром дал великолепный, незабываемый концерт. Мы с Бельтраном до упаду танцевали румбу. Встреча, такая дружеская и теплая, закончилась поздно. И в этот вечер советские и испанские летчики сдружились еще больше.
      В те дни вновь ударил мороз. Сильный ветер намел новые сугробы снега. Все кругом было бело. Во время полета не за что было "зацепиться" глазом, чтобы сориентироваться на местности. Не то что в Испании, где всегда сохранялись в памяти приметный горный пик или русло реки, по которым можно было установить, где ты находишься. Летать же над этими огромными, почти безлесными просторами было гораздо труднее: ни общей, ни частной ориентировки, лишь тоненькая двухпутная нить занесенной снегом железной дороги помогала выбрать правильное направление. Полк продолжал патрулирование в воздухе, охранял порученные ему объекты. Жизнь полка с получением прекрасных самолетов Ла-5 закипела с новой силой. А оба ветерана - МиГ-1 и И-16 были поставлены в капониры.
      Однажды мы сидели в штабной землянке и курили махорку. Зазвонил телефон. В последние дни телефоны звонили часто, и связь шла из штаба дивизии. Скоро стало известно, что мы перебазируемся под Курск.
      Несостоявшаяся встреча
      В свое время в летной школе в Кировабаде инструкторы тщательно изучали характеры и наклонности пилотов, чтобы как можно точнее определить нашу авиационную профессию - истребитель или бомбардировщик.
      Дамьян Макайя и Рамон Моретонес, по мнению инструкторов, не подходили ни для истребителя, ни для бомбардировщика.
      - Что нам делать с вами? - спросил их начальник школы, когда стало совершенно ясно, что их дальнейшая учеба не принесет успеха.
      В ответ они только пожали плечами.
      - Будете учиться на наблюдателей?
      Оба курсанта согласились и на этот раз успешно овладели новой специальностью.
      Окончив курсы, они не вернулись в Испанию: там уже хозяйничали франкисты. Когда началась Великая Отечественная война, оба работали в Москве на автозаводе имени Сталина и работали хорошо. Дамьян был чертежником, и его знания пригодились в конструкторском бюро, а Рамон, как механик, успешно трудился вместе с другими испанскими летчиками в моторном цехе.
      Оставшись в СССР, испанцы постоянно чувствовали дружеское, братское отношение советских людей. Работая бок о бок, они крепко с ними сдружились, многому у них научились.
      Дамьян был среднего роста, со светлыми мягкими волосами, белесыми бровями и худым, бледным лицом. Красавцем назвать его было нельзя, однако он одним из первых женился в Советском Союзе.
      Это произошло за несколько недель до начала войны. Было воскресное утро. Воздух, нагретый солнцем, теплой волной проникал через открытые окна в комнаты общежития, где жили испанцы. Трамваи сегодня ходили реже, чем в рабочие дни. Сегодня их дребезжанье почти не нарушало утреннюю тишину, и поэтому можно было подольше поспать. Однако настойчивый звонок в дверь прервал сладкий сон.
      - Кто там звонит? - ворчливым, недовольным топом спросил Паскуаль, как следует еще не проснувшись.
      - Это я, Ольга! - Из-за закрытой двери до него донесся мелодичный женский голос. - Дамьян здесь?
      - Нет, он в другой комнате. Подождите немного!
      Паскуаль поспешно оделся, вышел в коридор и постучался в соседнюю дверь, где жили Дамьян Макайя и Бельтран.
      - Макайя!.. Вставай! К тебе пришли!
      - Что?..
      - Быстрей вставай! Ольга здесь!
      Когда Дамьян вышел в коридор, то увидел неожиданную для него картину, которая привела его в замешательство. Он не сразу нашел что сказать: Ольга, чуть откинув голову, сидела на двух чемоданах и своими большими зеленоватыми глазами вопросительно, с тревогой смотрела на Дамьяна. Ее мать, энергичная приземистая женщина, в одной руке держала узел с одеждой, в другой - корзину с кухонными принадлежностями. Толкнув дверь комнаты, она спросила:
      - Это его комната?
      - Но...
      - А где находится кухня?
      - А что случилось, Ольга?..
      - Разве ты все еще не догадываешься? - ответила та, занося чемоданы в комнату. - Мы с тобой поженимся. Так решили мы с мамой. Ты, конечно, не возражаешь?
      - Да, конечно... Но... Ты знаешь, мы живем здесь одни... Только молодые парни, женатых здесь нет...
      - Пусть тебя это не волнует, - ответила за Ольгу ее мать. - Понемногу все уладится, образуется.
      Через несколько дней мы отпраздновали свадьбу, а дирекция завода изыскала возможность и предоставила молодоженам комнату.
      Ольгу все уважали и любили за ее мягкий, обходительный характер. Она как бы олицетворяла собой всех советских людей, солидарных с испанским народом в его борьбе против фашизма. Ольга хорошо понимала нас, сочувствовала нам, искренне переживала вместе с нами наши горести, радовалась нашим успехам. И хотя ей было всего восемнадцать лет, она умела с достоинством и мужественно держаться в самых сложных ситуациях.
      Война нарушила жизнь миллионов и миллионов людей. Ворвалась она и в жизнь молодой четы - Ольги и Дамьяна, но не смогла разрушить их любви. Когда мы, испанские авиаторы, обучались в лагере под Москвой, Ольга с матерью поселилась неподалеку от нашего лагеря, чтобы иметь возможность видеться с Дамьяном.
      Потом, когда нас перевели на Урал, где мы учились летать на немецких самолетах, дежурный по части офицер однажды сообщил:
      - Макайю возле проходной ждут две женщины. Услышав эти слова, Дамьян обрадовался:
      - Это Ольга и ее мама!
      Мы гурьбой поспешили к проходной. Там стояла Ольга с чемоданом в руках, а рядом с ней - ее мать с каким-то пакетом.
      - Смотри, Дамьян, твоя жена!
      - Ольга!..
      - Дамьян!..
      - Как тебе удалось найти меня? - спросил Дамьян, нежно обнимая Ольгу.
      - О-о!.. И не говори! Долго все рассказывать... Я дошла до маршала Ворошилова. Знаешь, я беременна, и мне разрешили поэтому поехать к тебе...
      - Превосходно! У нас будет ребенок! Это здорово! Я поговорю с комиссаром части капитаном Капустиным. Думаю, все уладится... У нас здесь живут военнослужащие с семьями.
      - Знаешь, Дамьян, я не могла больше жить без тебя!
      - К сожалению, скоро нам придется расстаться. Идет война, и в ближайшее время мы отправляемся на фронт.
      Майор Хомяков и капитан Капустин сумели найти жилище для семьи Дамьяна Макайи. А через несколько дней мы заканчивали тренировки. Приближалась годовщина Великого Октября. Мы рвались на фронт: враг стоял у ворот Москвы.
      Вот мы и прощаемся с Уралом. На перроне железнодорожной станции у состава, в котором часть отправляется на фронт, небольшая группа испанских летчиков прощается с двумя женщинами - Ольгой и ее матерью. Обе плачут.
      - Дамьян, береги себя!..
      - Хорошо, Ольга... Не плачь! Живи пока здесь... В твоем положении долгие путешествия противопоказаны... Фронт сейчас проходит у самой Москвы. Там воздушные тревоги, бомбардировки. Наберись терпения, Ольга, прошу тебя!
      - Да, я попытаюсь... Буду ждать тебя! - отвечает она, всхлипывая. Буду ждать... А ты пиши, слышишь!
      - Кончится война, и мы опять будем вместе, мы будем счастливы!..
      - Знаю... Знаю...
      - Не беспокойся, все будет хорошо!
      Паровоз дает протяжный, берущий за душу гудок. Эшелон судорожно дергается. К поезду со всех сторон по перрону бегут солдаты. Несколько мгновений мы еще видим, как две женщины машут нам руками.
      - Дамьян, прощай!..
      - Ольга-а-а!..
      В Москве Дамьян и Рамон были направлены в бомбардировочную авиацию для ночных полетов. Каждую ночь их самолеты совершали по три-четыре вылета с целью бомбардировки коммуникаций врага, непосредственно ведущих к фронту, а также его тыловых частей. Положение оставалось сложным - враг продолжал рваться к Москве. Полеты и снова полеты.
      Однажды в перерыве между полетами, когда Дамьян шел в столовую выпить чашку чая, он столкнулся в дверях с Рамоном.
      - Видел Ольгу? - спросил его Рамон.
      - Нет... А где?!
      - Они в штабе - Ольга и ее мать, обе.
      - Мадре миа! - воскликнул оторопевший Макайя.
      - Не беспокойся. Уже дали распоряжение их устроить.
      Однако на этот раз увидеться им не пришлось. Экипаж самолета, на котором летал Макайя, был занят срочной подготовкой данных для налета на Кенигсберг. Метеорологическая обстановка складывалась сносная: большая часть маршрута до побережья Балтийского моря была прикрыта низкой облачностью, в районах Смоленска и Вильнюса находился снежный фронт, а мощный антициклон шел со стороны Скандинавии на юго-восток. Ко времени полета в район Кенигсберга там предполагалась ясная погода. Ветер, с учетом высоты, должен был благоприятствовать полету. Все, казалось, готово. Дамьян, беспокоясь за Ольгу, рассказал об этом Морозову, командиру экипажа.
      - Напрасно волнуешься, - ответил тот, - вернешься и увидишься с женой.
      Они взлетели, приземлились еще раз на своей территории, чтобы дозаправиться, и опять взлетели. На высоте пять тысяч метров взяли курс на северо-запад. Ничто не мешало полету: казалось, нет никакой войны. Все было скрыто черным покрывалом ночи. Самолет шел в облаках по приборам. Летчик включил автопилот. Летели долго, по радио слушали радостные вести с фронта из-под Москвы: советские войска наступали, было освобождено более ста населенных пунктов, вперед продвинулись еще на тридцать километров.
      Внизу, под крылом, сверкнул в разрыве облаков отсвет от воды.
      - Где мы находимся? - спросил Морозов.
      - Мы немного уклонились вправо. Сейчас летим над городом Мемель. Через двадцать минут будем над целью.
      Морозов отключил автопилот, наклонил самолет на левое крыло и продолжал полет, набирая высоту. Шесть тысяч метров. Макайя сделал расчеты и сказал:
      - Пять градусов вправо!
      И вдруг воздух наполнился разрывами зенитных снарядов. Прожекторы из городских кварталов и с кораблей ощупывали небо в поисках бомбардировщика, но экипаж, казалось, не обращал на это внимания. Самолет вышел на последнюю прямую, и Макайя положил руку на бомбосбрасыватель.
      - Два градуса влево!.. Хорошо, так держать!
      Они летели уже прямо над целью, и Дамьян сбросил бомбы. Освободившись от груза, машина как бы в знак благодарности подняла нос к небу. Веселее загудели моторы. Пилот направил самолет на восток. Чтобы скорее выйти из опасной зоны, летчик спикировал, но в самый решающий момент, когда все почувствовали удовлетворение от выполнения задачи и испытывали желание поскорее избежать близкой опасности, прожектор захватил правую плоскость. Другие прожекторы тут же осветили самолет, и он, как звезда, загорелся на ночном небосводе.
      Сильный тупой удар вывел из строя левый мотор, и в то же мгновенье всю левую плоскость и часть фюзеляжа охватило пламя. Самолет превратился в горящий факел. Морозов убрал газ, выключил моторы и, маневрируя, пытался сбить пламя, но это не дало результатов. Самолет начал разваливаться в воздухе.
      - Прыгать, прыгать с парашютом! - отдал последний приказ командир.
      Три парашюта раскрылись в темном небе над территорией врага...
      Фашисты долго допрашивали Макайю о его национальности, но ничего не добились. Он молчал. И все же, видимо догадавшись, гитлеровцы через несколько месяцев передали его Франко, и Дамьян Макайя был расстрелян в тюрьме города Барселоны. Об этом стало известно только после войны.
      Ольга родила девочку. Долго ждала она весточку от своего Дамьяна, не раз делала запросы и лишь много лет спустя после войны узнала о судьбе своего мужа Дамьяна Макайи.
      Рамон Моретонес, друг Дамьяна, летал на ночных бомбардировщиках до самого конца войны и был награжден орденом Красной Звезды и медалями. Рамон отомстил фашистам за смерть своего друга и земляка.
      Бои на У-2
      Война в Испании все еще продолжалась. Каталонию уже захватили фашисты. В руках республиканцев оставалась еще центральная часть страны, однако в летной школе в Кировабаде, где обучали летному делу испанских юношей, были прекращены все полеты. Когда прибыл приказ о прекращении полетов, курсанты четвертого выпуска научились летать лишь на У-2.
      - Что нас ждет? - спрашивал старший группы испанских курсантов лейтенант Хуан Капдевилья комиссара школы полковника Мирова.
      - Мы занимаемся этим вопросом, и на днях он, вероятно, будет решен.
      - Пожалуйста, полковник, - попросил Доминго Бонилья, заместитель Капдевильи, - решите его поскорее! Наши ребята очень волнуются, поползли различные слухи, а это хуже всего.
      В один из весенних дней, когда тяжелые облака ушли за горизонт, комиссар собрал во дворе школы двести курсантов. Туман рассеялся. Пригревало солнце.
      - Товарищи! - начал свое выступление полковник Миров, обращаясь к курсантам, которые смотрели на него с тревогой. Голос их комиссара сегодня звучал гораздо строже, чем обычно. Все напряженно ждали, что он скажет о положении в Испании. - Война в Испании, - продолжал Миров, - закончилась поражением республиканцев, но это временное поражение, потому что нельзя окончательно победить народ, который три года мужественно боролся с фашизмом. Придет день, и народ Испании порвет цепи и снова обретет свободу! Вы, товарищи, не должны падать духом. Получен приказ прекратить занятия в школе. Вы молоды, и вам предоставляется свобода выбора: вы можете остаться жить и работать в Советском Союзе, где вы будете полноправными гражданами, однако тот, кто хочет вернуться в Испанию, может это сделать, препятствий этому не будет. И хотя у нас с Испанией нет теперь дипломатических отношений, возвращение можно осуществить через третьи страны...
      За несколько минут все было сказано. Полковник Миров медленно сошел с трибуны. Курсанты молча проводили его взглядами. Для него эта речь была тяжким испытанием. И сам он как-то сразу постарел и грузной походкой отошел от трибуны. Таким раньше комиссара не видели.
      То, что курсанты услышали от Мирова, их глубоко потрясло. Все молчали, пытаясь осмыслить свое новое положение. Это было крушением их надежд. А ведь они мечтали стать пилотами, чтобы, вернувшись в Испанию, сражаться с фашизмом. После митинга все ходили растерянные; разговоры и споры обрывались на полуслове...
      Большинство курсантов сразу же решили остаться в Советском Союзе - на своей второй родине. Вскоре их разбили на группы, чтобы направить на работу или учебу. Глубоко переживая поражение республики, испанские юноши часто подходили к карте Испании в большой аудитории и подолгу стояли возле нее, всматриваясь в обозначения городов, путей сообщения и рельефа местности.
      Разговоры... Много было разговоров накануне отъезда. Они возникали то в классных комнатах, где курсанты усаживались за парты, выкрашенные в зеленый цвет, то прямо во дворе школы. Как-то вечером возле большого, раскидистого дерева во дворе школы собрались Хосе Креспильо, Франсиско Гальярдо, Франсиско Бенито, Бланко и Гонсало. Они тихо разговаривали между собой. Никому не хотелось идти спать, хотя и поздно было.
      - Я еду в Москву, - сказал Капдевилья. обращаясь к Бланко.
      Тот в свою очередь спросил его!
      - Где ты будешь работать?
      - На московском автозаводе, а вы?
      - Мы с Гонсало тоже направляемся в Москву, в Сельскохозяйственную академию имени Тимирязева. Мы ведь по специальности химики.
      - Там увидимся.
      - Думаю, что да...
      Хосе Креспильо, Франсиско Гаспар, Франсиско Гальярдо и еще группа курсантов отправились в Горький - работать на автомобильном заводе. Вскоре все двести курсантов разъехались по городам Советского Союза, чтобы учиться и работать. Таким образом, последний курс поехал не в Испанию, а почти весь остался в стране, где у него были самые надежные друзья - советские люди.
      Быстро бежало время. Испанским юношам пришлось привыкать к сильным морозам и снегу. Первая их зима в СССР 1939/40 года выдалась, как известно, очень морозной: температура в центральной полосе опускалась почти до 40 градусов ниже нуля. Конечно, они думали об Испания, о своих близких, оставшихся там, однако работа и учеба поглощали почти все их свободное время, не позволяя впадать в хандру. Конечно, привыкшие к солнцу испанцы скучали по нему в долгие зимние вечера.
      - А бывает здесь солнце зимой? - спрашивали они.
      - Бывает, - отвечали им, - только, когда зимой у нас светит солнце, мороз от этого не становится слабее.
      Но вот и миновали холода. Ночи стали короче. На деревьях появились зеленые листочки. Начало пригревать солнце, за окном весело защебетали птицы. И в это весеннее время все шире стал разгораться пожар войны в Европе. Военная машина фашизма, ускоряя свой ход, порабощала страны и народы Европы. И, наконец, 22 июня 1941 года фашистская Германия напала на Советский Союз.
      В июле 1941 года группа испанцев, недавних курсантов, предстала перед районным военкомом Пензы полковником Артемовым.
      - Садитесь! - пригласил их полковник, жестом показывая на деревянные табуретки, стоявшие вокруг его стола.
      - На каких самолетах вы летали?
      - Мы окончили курс полетов на самолетах У-2 в летной школе Кировабада, - ответил Креспильо.
      - Это, конечно, немного. Ну ладно, мы проверим вас здесь на контрольных полетах и по мере поступления запросов будем направлять в качестве связных для штабов. Сейчас потребность в У-2 очень большая, они летают даже в качестве ночных бомбардировщиков.
      - Мы хотим как можно скорее попасть на фронт, - за всех сказал Бенито.
      - Не беспокойтесь. Эта возможность быстро представится.
      Испанские летчики ненавидели фашизм, его звериный оскал они воочию видели в Испании. Полковник Артемов понимал это и сделал все возможное, чтобы удовлетворить их просьбу.
      Через несколько дней он вызвал испанцев к себе. Встретил их стоя, молча, только по чуть заметной улыбке испанцы догадались, что он намерен сообщить им добрую весть.
      - Знаете, зачем я вас вызвал?
      - Конкретно нет, но догадываемся, - ответил Хосе Креспильо.
      - Здесь у меня приказ: вы все отправляетесь на фронт в разные части. Надеюсь, вы будете достойными бойцами!
      - Вам не придется краснеть за нас!
      Из Пензы они разъехались по разным направлениям. Полковник каждого напутствовал добрым словом. Они вместе выкурили по сигарете и, взволнованные, возбужденные, вышли на улицу. Стоял летний июльский день 1941 года.
      Хосе Креспильо был направлен в танковую часть, действовавшую под Москвой, Карлос попал в штаб армии, действовавшей на юго-западном направлении, Франсиско Бенито - на западный фронт, другие курсанты оказались в самых различных частях и соединениях. Все они летали на самолетах У-2 - "кукурузниках", имевших скорость 120-130 километров в час, если не было встречного ветра.
      Эти, на вид беспомощные, машины выполняли многие важные задания, так что немцы вскоре стали обещать награду своим пилотам за каждый сбитый самолет У-2.
      ...Керосиновая лампа, подвешенная к потолку землянки, освещала только центр штабного помещения. Вошедший Хосе Креспильо едва различал лица людей, сидевших у стены.
      - Где приземлились? - после приветствия спросил его командир полка, майор Колотухин.
      - Там, недалеко от реки, между лесом и правым берегом.
      - Имейте в виду, что здесь мы - почти на переднем крае. Самолет следует хорошо замаскировать, и в то же время он должен быть готов к полету. Где ваш механик?
      - На месте. Он не новичок. Мы с ним спрятали машину среди деревьев и прикрыли ее ветками. Сейчас бы нам самим где-нибудь вздремнуть...
      - Эту ночь вам придется расположиться под открытым небом, завтра устроимся получше.
      Когда Хосе вышел из штаба, звезды еще не высыпали на чистом небе, зато хорошо были видны вспышки орудийных выстрелов и отблески пожаров.
      Утром на небе не было ни облачка. Свежий воздух был напоен ароматом хвои.
      Отсюда начинались брянские леса. Танкисты осматривали свои боевые машины, проверяли моторы и оружие. Вчера в бою они потеряли два танка вместе с экипажами. Враг окружил две наши поредевшие и измотавшиеся в боях стрелковые дивизии. Танковая дивизия получила задачу - прорвать окружение, но для этого требовались данные о противнике, а также необходимо было наладить связь с окруженными частями. Радио у них вышло из строя, телефонная связь была прервана. Оставалась одна надежда на У-2. Вот почему начальник штаба вместе с Креспильо обсуждал план предстоящего полета.
      - Высота полета над безлесными участками - не больше ста метров. Над лесом - на бреющем полете. Пакет следует вручить только кому-нибудь из старших командиров окруженных частей. Получите письменный ответ. Все ясно?
      - Так точно, товарищ майор!..
      - Документ ни в коем случае не должен попасть в руки врага.
      - Так точно! - ответил Хосе и, расстегнув кожаную куртку, положил конверт во внутренний карман. - Разрешите выполнять?
      - Да, идите!
      Хосе Креспильо направился к опушке леса, где среди деревьев, в двухстах метрах от штаба, был спрятан У-2.
      Самолет находился рядом с танками, тоже замаскированными в лесу. Среди стальных громадин он казался хрупким и невзрачным. Механик сбросил с него ветки, заправил горючим и снарядил боеприпасами пулемет, установленный на турели во второй кабине, где раньше помещался курсант. Увидев пилота, шагавшего к самолету, механик Кирилл Иванов закончил подготовку самолета и, спрыгнув на землю, доложил:
      - Товарищ лейтенант! Самолет к полету готов!
      - Хорошо, через пять минут вылетаем. Они привели в порядок одежду. Креспильо влез в переднюю кабину, застегнул ремни и спросил Иванова:
      - Как самочувствие?
      - Хорошее!
      Механик несколько раз провернул деревянный винт. Сейчас он механик, а в полете будет и стрелком, и наблюдателем, будет выполнять и еще ряд обязанностей.
      - Внимание!
      - От винта!
      Мотор выпустил клубы белого дыма и заглох. Всю процедуру повторили, и на этот раз мотор заработал ровно.
      Иванов быстро занял свое место, проверил переговорную систему. Иванов обычно больше слушает. Хосе говорит, а Иванов предпочитает отвечать знаками, чтобы не отвлекаться от наблюдения. Вот и сейчас на вопрос Креспильо: "Ты готов?" - Иванов слегка кивает и поднимает вверх большой палец руки в кожаной перчатке, что означает: "Все в порядке".
      Пилот увеличил обороты мотора, и самолет начал медленно, вразвалку выбираться на поляну между рекой и лесом. Летчик поставил самолет против ветра, еще раз бросил взгляд на карту, чтобы лучше запомнить наиболее заметные ориентиры, и дал полный газ. После разворота, почти касаясь верхушек сосен, взял курс 270 градусов.
      - Через пять минут будем над позициями фашистов. Не прекращай наблюдения. "Мессеры" здесь преследуют всех, кто появляется в воздухе...
      Не успел Хосе договорить, как на шоссе, справа от себя, они увидели движущуюся фашистскую часть.
      - Справа!.. Стреляй! - крикнул Хосе.
      Иванов уже поливал фашистов пулеметным огнем. Фашисты разбегались в разные стороны, несколько человек упали на дороге. Опомнившись, противник начал отвечать сильным огнем.
      Хосе прижал самолет как можно ниже к земле. У него не было времени взглянуть назад и увидеть результаты обстрела. Все его внимание было направлено на то, чтобы, умело используя складки местности, уйти из-под обстрела. Через минуту стрельба прекратилась. Шум мотора стал глуше сказывалось приближение к земле. В фюзеляже, сразу же за кабиной, оказались три пробоины от попаданий фашистов.
      Иванов показал рукой, что следует взять немного левее - на три-четыре градуса, чтобы выйти к другому лесному массиву. И действительно, через пять минут они заметили внизу фигурки людей, которые поднимали оружие и размахивали им в воздухе.
      - Это наши, - сказал Иванов.
      - Да, пятнадцать минут полета.
      Хосе вспомнил напутствие командира танковой дивизии:
      - Задача ваша трудная, но ее нужно выполнить, несмотря ни на что! Нам надлежит вывести из окружения бойцов и боевую технику. Сейчас это в значительной мере зависит от вас, ясно?
      - Так точно, товарищ генерал!
      - Желаю вам успеха. Я уверен: вы выполните приказ!
      Минуты полета над территорией, занятой врагом, конечно, были нелегкими, но летчиков выручила внезапность. Противник их не ожидал. Он знал, что у окруженной группировки имелся связной самолет, но не знал, что он сломан, и поэтому зенитчики ждали его вылета из кольца окружения и готовились любой ценой сбить.
      Хосе на небольшой высоте сделал круг, внимательно исследуя каждый метр земли, но безрезультатно: везде деревья и густой кустарник. Он увеличил круг полета. Вдруг поблизости, сотрясая воздух, разорвался вражеский снаряд. Легкий самолет подбросило, как падающий с дерева осенний лист. Снаряд разорвался в стороне, мимо самолета пронеслись осколки.
      - Ты жив? - спросил Хосе своего механика.
      - Да, но ты скорей приземляйся, а то нас прихлопнут в воздухе. Смотри, там, справа, виднеется свободная полянка среди берез, видишь ее?
      Хосе направил самолет к месту, указанному Ивановым, сбросил газ, и уже через мгновенье послышалось царапанье кустов о нижнюю плоскость. Сотня метров пробега - и самолет окружили бойцы Красной Армии. На лицах у всех радость. Даже раненые спешили поприветствовать прилетевших пилотов. Уже несколько дней солдаты находились на занятой врагом территории, видели, как лютуют и зверствуют фашисты. Посуровели лица солдат, и в их глазах Хосе и Иванов читали непреклонную волю и решимость выстоять в борьбе с врагом.
      Видя, как Хосе вылезает из кабины, кто-то из встречающих солдат радостно воскликнул:
      - Вот и подмога нам, братцы, будет!
      - Не забыли, - поддержал его другой.
      - Теперь пробьемся!
      Хосе видел обращенные к нему улыбки. Все протягивали к нему руки, стремясь помочь вылезти из самолета, и сердце его наполнилось гордостью. Он смущенно сказал:
      - Я сам...
      Однако его подняли чьи-то руки и поставили на землю. Хосе похлопывали по плечу, предлагали самокрутку:
      - Кури, браток!
      Хосе казалось, что ему нужно произнести какие-то важные слова. Он совсем растерялся от такого внимания и только проговорил:
      - Самолет нужно замаскировать!
      Несколько бойцов вместе с механиком быстро взялись за дело, а другие проводили пилота к командиру.
      Присматриваясь к бойцам, Хосе понимал, что они пережили многое: тяжелые бои, голод, гибель товарищей. Когда они надеялись выйти из окружения, противник подтянул свежие силы и перерезал им путь. И сейчас в их глазах светилась надежда услышать новости, которые привез экипаж "кукурузника".
      Хосе встретил широкоплечий генерал среднего роста. В его густых черных волосах отчетливо проступали седые пряди. Увидев, что бойцы сопровождают к нему летчика только что приземлившегося самолета, генерал поднялся им навстречу.
      Хосе расстегнул летную куртку, достал конверт и, встав по стойке "смирно", доложил:
      - Товарищ генерал, разрешите вручить вам пакет!
      - Хорошо, хорошо! Как прошел полет? Судя по стрельбе, противник встретил вас огоньком?