— Собака при двух хозяевах?
— Я служу только своему отечеству. Служить вам — моя текущая обязанность. Интернациональный долг.
— Знаю, как Советы его выполняют. Где вы были, когда американцы бомбили Даполи?
— У нас не было никаких разведданных об их атаке.
— Да? Тогда почему ваши истребители как раз перед ней убрались из этого района? Нет, ваше правительство знало все. Но вместо того чтобы сразиться с агрессором, они предпочли наблюдать за бойней. Вот как!
— Как бы то ни было, я не военный. Этот вопрос вам лучше задать в Кремле.
— Я и задавал. Знаете, что мне там ответили? Это, мол, совпадение. Совпадение — ничего себе! Только свиньи так поступают с друзьями! Сначала они продают мне свое оружие называют меня союзником и подписывают договор о совместной обороне — и при первых признаках янки трусливо сматываются!
— Но сейчас мы же вам помогаем, — напомнил Колдунов.
Полковник Интифада смачно плюнул на стол.
— Через сколько лет вы наконец опомнились! Мир уже успел забыть обо всем! Если бы не мои бесконечные жалобы и призывы... Знаете, почему ваше начальство поручило вам смонтировать ваше жуткое изобретение под лобинийской пустыней? Знаете почему?
— Знаю. В рамках выполнения интернационального долга.
— Нет! Только потому, что в противном случае я угрожал принять сторону Штатов! Я сказал тогда вашему генеральному секретарю: “Что толку в русском оружии, если оно не может отбить атаку американцев, и что толку в советских посулах, если Советы при виде янки поджимают хвост?” Они пытались меня убедить — но я не поддался. Я жаждал мести. И если единственный выход, который мне остался, — притвориться, что я иду на мировую со Штатами, мне придется, преодолевая отвращение, пожимать их обагренные нашей кровью руки!
На непроницаемом обычно лице Колдунова появилось озабоченное выражение — полковник понял, что задел нужную струну. Он знал также, что русскому не нравится, как используют его драгоценную установку. Ну что же...
— Так вот, чтобы задобрить меня, — продолжал полковник Интифада, — они и предложили мне эту вашу дьявольскую штуковину. И обещания. Много обещаний. “Полковник Интифада, это — величайшее оружие, которое когда-либо создавал человеческий ум”. “Полковник Интифада, им вы поразите Америку в самое сердце, не боясь возмездия”. “Полковник Интифада, при помощи его вы сможете забросить ядерную ракету в любую точку Земли, не опасаясь, что ее выследят со спутника”.
— Это правда. Моя установка все это делает.
— И тут же заставили меня подписать еще один договор. И вот у меня есть теперь эта штуковина. Я снова — гордый правитель своей страны. В мою пасть, так сказать, вставили новые зубы. У меня в руках меч мщения моим смертельным врагам. Но когда эта штука наконец доставлена и смонтирована, что я узнаю, что узнаю я?!
— Она работает, — пожал плечами Колдунов.
— Работает, да, конечно. Но где, скажите на милость, ядерные ракеты? Те самые, которые она может забросить в любую точку Земли?
— Никто никогда не обещал Лобинии ядерное оружие.
— Но вы же сказали об этом только в тот день, когда установка уже была готова! И еще сказали, что о ядерном ударе по Америке нечего и думать — ведь так?! Вы, может быть, не помните?
— Отчетливо помню.
— Отчетливо! Но не так отчетливо, как я! — загремел полковник. — Столько лет меня преследовал образ Америки в виде выжженной пустыни, а теперь я узнаю, что получил винтовку, но патронов к ней мне не выдали!
— Образец, который вы получили, — опытный. Его нужно сначала испытать с другими объектами. Что мы и делаем. В противном случае неполадки при запуске могут привести к тому, что ядерный боеприпас приземлится на лобинийской земле.
— Я пошел бы даже на такой риск! Но разве вы предоставили мне такой выбор?
— В договоре это не было предусмотрено.
— Нет, — с горечью промолвил полковник Интифада. — В договоре это предусмотрено не было. Нет. Никак. — Он нервно мерил шагами пространство от края до края обширного стола; глаза его горели, как тлеющие угли. Внезапно резко повернувшись, он устремил на русского затянутый в зеленую перчатку перст. — Знаете, как во всем мире расценивали позицию русских во время американской бомбардировки Даполи? Говорили, что для Советов это прекрасная возможность опробовать свои новые системы ПВО. В реальных боевых условиях. Что Советы рассматривали бомбежку нашего города всего лишь как великолепный испытательный полигон.
— Возможно, подобные планы и существовали, — Колдунов снова пожал плечами. Страха в его серых глазах по-прежнему не было. Полковник Интифада постепенно начинал понимать, что криком он мало чего здесь добьётся.
— Рад, что вы признаете такую возможность, — полковник сурово сдвинул брови. — Потому что, по-моему, нечто подобное затевается вновь.
— О чем вы?
— О том! — Палец полковника уперся в полированную столешницу. — О том, что мне надоело быть подопытным кроликом русских. Вы придумали новое оружие, но испытывать его в открытую — большой риск. Вы ведь подписывали разные дурацкие моратории даже с вашим смертельным врагом — США. Так что я для вас — прекрасный шанс без особых хлопот испытать это дьявольское оружие. Американцы ни сном ни духом не узнают. А если узнают — на кого придется ответный удар? Не на Украину, не на Москву, а на мою несчастную Лобинию!
— Но вы же сами попросили у нас военной помощи, полковник. И установка была доставлена сюда по вашему требованию.
— Ловушка! Очередная ловушка большевиков. Мне дают самое разрушительное в мире оружие — и вынуждают запускать из него старые паровозы.
— Но оба запуска были успешными.
— Успешными? Успешными, товарищ Колдунов?! — Полковник одним движением перемахнул через стол, оказавшись лицом к лицу с ученым. — Видите эту карту? — он ткнул зеленым пальцем в огромную карту мира, висевшую на стене.
— Вижу, разумеется.
— Так покажите мне, какие объекты нам удалось уничтожить!
— При запуске подобных снарядов трудно ожидать прицельной точности.
— Я уже слышал это, о сын собаки!
— Летящий паровоз, полковник, не поддается управлению. Тем не менее первый запуск был, повторяю, вполне успешным — если, конечно, ваши шпионы в Америке не врут. Снаряд не долетел до Белого дома самую малость — принимая во внимание дальность полета, это несомненный успех.
— Но никаких разрушений не было!
— Зато снаряд приземлился всего в нескольких десятках метров от намеченной цели. Это — беспрецедентный успех!
— А второй даже не долетел до Вашингтона!
— Из-за повреждения несущих рельсов, полковник. Я ведь предупреждал вас. Они монтировались для европейского паровоза, с более узкой колеей. Я также объяснял вам, что, если уж вы настаиваете на использовании американских паровозов, именно на них нужно ориентировать все последующие запуски. И рельсы соответственно нужно ставить шире. Если бы вы подождали пару дней, пока мы разведем их под нужный размер, запуск прошел бы еще удачнее первого.
— Значит, это я виноват?!
— Я всего лишь напоминаю вам, что не я выбирал и снаряды, и цели, по которым их предполагалось запускать. Мое дело — управлять установкой.
— Если бы вы дали мне хотя бы одну ракету, я решил бы все задачи за один раз. Мне ни к чему засыпать снарядами всю Америку, вполне достаточно уничтожить Вашингтон. Мне бы этого, по крайней мере, хватило.
— Повторяю: с точки зрения моего начальства, оба запуска были абсолютно успешными. И если мы произведем необходимые изменения, полный успех неотвратим!
— Мне нужен не неотвратимый успех, товарищ Колдунов, а немедленный! Я и так уже слишком долго ждал! Китайцы уже пообещали мне ядерное оружие — но давление со стороны Штатов заставило их от этого отказаться. Иранцы пообещали ядовитые газы — но даже им смог связать руки Вашингтон. Я разослал агентов по всему миру — но проклятые янки как-то узнают о моих планах раньше. Я больше не могу ждать!
— Ждать вам придется всего неделю. Но не меньше, — заверил Колдунов.
Полковник Интифада затрясся от сдерживаемой ярости. Его глаза походили теперь на жерла миниатюрных доменных печей.
— Я знаю, на что рассчитываете вы — вы и ваши русские хозяева!
Колдунов молчал.
— Вы рассчитываете на то, что никаких реальных разрушений от этих проклятых паровозов не будет!
— Если снаряд попадет в цель — разрушения будут опустошительными.
— Как бы не так! Вы рассчитываете на то, что большая часть снаряда сгорит в атмосфере. И на землю упадет лишь жалкий огарок — ведь так?!
— Если даже так — это не наша вина. Если вы обеспечите нас двигателями, которые смогут преодолеть сопротивление атмосферы, эта проблема будет решена.
— Не стройте из себя дурака, Колдунов. Я ведь могу именно так и сделать!
Против его воли на губах Колдунова зазмеилась едва заметная улыбка.
Но следующие слова полковника моментально стерли ее.
— Так вот — идите и чините свою чертову штуковину. Новый паровоз мне доставят сегодня, и как только установка будет готова к работе, мы запустим его туда, где разрушения будут самые страшные! И если мне не удалось уничтожить Вашингтон — следующий удар будет по центру Нью-Йорка!
— Неделя, — кивнул Колдунов.
— Идите.
Едва русский ученый скрылся за дверью кабинета, полковник Интифада тяжело рухнул на стул. Его мясистые волосатые пальцы тряслись от гнева. Да, цель он выбрал правильно. Вашингтон, где на один дом три парка, — это одно, но Манхеттен, где на одной миле десять небоскребов, — совсем другое! Скоро Америка узнает всю силу сокрушительного гнева властелина Лобинии.
На столе заверещал телефон, и полковник Интифада поднял трубку.
— Ну? — прорычал он. — Что там еще?
— У нас неважное настроение? — промурлыкал в трубке мягкий голос.
Маска гнева разом исчезла с лица полковника. Этот голос всегда приносил надежду.
— Привет вам, товарищ!
— Здравствуйте, полковник. Вот, вот, успокойтесь. У меня, как всегда, хорошие новости.
— Ну?! — выдохнул полковник, сжимая трубку.
— Карбонизированный углерод уже готов отплыть к вам.
— Это не просто хорошо, а прекрасно, товарищ! Сколько судеб будет зависеть от этого. О, многие тысячи судеб! — Полковник устремил орлиный взор на карту, висевшую на стене.
— Всегда рад оказать услугу. Собственно, в этом и есть смысл моего существования. Вы, конечно, потрудитесь проследить за тем, чтобы оговоренная сумма была переведена до отправки на мой счет в Цюрихе?
— Немедленно займусь этим.
— С вами приятно иметь дело, мой дорогой. Могу я еще чем-нибудь помочь вам?
— Да... в данный момент я занят покупкой локомотивов.
— Сможете выслать характеристики?
— Самые большие модели и только европейского выпуска. Рабочее состояние не обязательно. Единственное условие — чтобы крутились колеса.
— Звучит странновато.
— Но я ведь знаю, что могу положиться на абсолютную конфиденциальность ваших услуг.
— Безусловно. Мы и существуем лишь для того, чтобы удовлетворять потребности покупателей. А сколько вам нужно?
— Столько, сколько сможете достать. Боюсь, что в моей стране в ближайшие несколько лет будет ощущаться сильный недостаток в этих средствах передвижения.
— Предварительную информацию получите к концу дня. Еще что-то?
— Нет. Благодарю, мой друг.
Глава 14
Когда такси с Чиуном и Римо остановилось у ворот санатория “Фолкрофт”, было около полуночи.
— Сдача с сотни долларов будет? — осведомился Римо.
Водитель обратил к нему перекошенную от ярости физиономию.
— Ты этим дерьмом себе глотку заткни! Я вам, как вы сели, прямо сказал, сколько это будет стоить, и не финтите! Полсотни баксов — и ни центом меньше! Так что давай гони!
— На вашем месте я бы попридержал язык, — заметил Чиун сварливо.
— И ты, старый засранец, заруби себе это на своем корявом носу! Полсотни баксов, значит, полсотни! А сдачу с сотен, понимаешь, я с собой не вожу — довольно меня всякие козлы вроде вас пошмонали!
— Сколько ты думаешь дать ему на чай, папочка? — спокойно спросил Римо.
— На чай он только что получил мой совет, — пробурчал Чиун.
— Верно, — подумав, согласился Римо.
Неторопливым движением он извлек из кошелька стодолларовую банкноту, так же неторопливо сложил ее ровно пополам и, оторвав одну половинку, протянул ее водителю.
— Это что еще за дерьмо?! — взвыл тот.
— Опять это слово! — Чиун поморщился. — Оно, наверное, ему очень нравится. Оно как нельзя больше подходит для его грязной пасти.
— Это полсотни долларов, как ты просил, — улыбнулся Римо. — Пятьдесят баксов. Сдачу можешь оставить себе.
— Да у меня нигде это дерьмо не возьмут!
— Ты же даже не пробовал, — возразил Римо, покидая обшарпанный экипаж.
Таксист взялся за ручку дверцы с явным намерением открыть ее, но не успел: Чиун легонько хлопнул по ней снаружи. Незадачливый возница был резко отброшен вправо — тазом он вдребезги разнес счетчик, а головой врезался в правую дверь. Дверь не открылась: Римо придержал ее пальцем и, зайдя спереди, отвесил несильный пинок по бамперу.
Машина покатилась вниз, визжа бесполезными тормозами. К счастью, схватиться за руль перед поворотом пришедший в себя шофер успел вовремя. Взревел двигатель, и злополучная колымага пропала с глаз.
— Что ж, пошли, папочка, — вздохнул Римо. — Сегодня у нас был нелегкий день. Ох... — схватился он за голову, увидев, что в нижнем окне здания санатория горит свет.
— Ага, — перехватив его взгляд, удовлетворенно закивал Чиун. — Хотя уже очень поздно. Император Смит все еще ждет нас.
Под затихающий вдали рев мотора такси Римо и Чиун проскользнули в приоткрытые ворота. В стороне от здания, на открытой площадке, громоздилась темная масса. Военный вертолет.
— По-моему, эта штука дожидается нас, — кивнул Римо в его сторону.
— Я так надеялся отдохнуть, — в голосе Чиуна послышались нотки отчаяния.
— Ладно, пошли, — устало махнул рукой Римо, — нет смысла пытаться избежать неизбежного. Посмотрим, что он еще придумал.
Доктора Харолда В. Смита они обнаружили в сидевшим кабинете за письменным столом. На лице его застыло выражение вселенской скорби, но это было дело обычное. Даже в самые радостные минуты лицо доктора Смита — без очков в особенности — вполне могло сойти за воплощение мирового страдания. Смутило Римо то, что доктор Смит делал.
Доктор Смит методически заполнял свою ротовую полость содержимым аэрозольного баллончика с желудочным. Время от времени он прерывался, чтобы сглотнуть, и тут же возобновлял прерванную процедуру. Баллончик злобно шипел и плевался пеной; Смит встряхнул его, но, не добившись результата, словно грудной младенец, припал губами к сипевшему клапану.
Римо и Чиуна он заметил только тогда, когда Римо громко откашлялся.
— Гх-м, — констатировал Смит и выронил баллончик. — Неважно. Все равно он уже пустой, — задумчиво изрек Смит, провожая баллончик взглядом. Оглядев вошедших, он машинально поправил галстук.
— Что-нибудь не так, Смитти? Кстати, от Рэмбо мы благополучно избавились.
— От кого? Ах да, — наконец откликнулся Смит. В голосе его слышалось замешательство. — Да, да, от слона. Прекрасно. И слава Богу, что вы оба здесь. Сложилась крайне неприятная ситуация.
— Знаем, знаем.
— Знаете?!
— Ну, вертолет же стоит...
— Ах да, да... Это я его вызвал. Я едва дождался вашей возвращения.
— Ну вот, мы вернулись, — проинформировал Римо. — На этот раз что?
— Перестань, Римо, — оборвал ученика Чиун. — Не торопи Императора. Дело, как видно, и вправду серьезное — поведайте же мне о нем, о Император, и не обращайте внимания на моего несмышленого ученика. У него был нелегкий день, но зато он усвоил много полезных уроков, которые помогут ему впредь исполнять ваши приказания с большим тщанием.
— А, да, очень хорошо... Пока вы отсутствовали, случилось нечто, могущее иметь далеко идущие последствия международного плана.
В знак интереса Чиун высоко задрал подбородок. Последствия международного плана всегда прельщали его. Чем больше мировых войн удастся ему, Чиуну, предотвратить, тем больше он запросит с Императора при заключении следующего контракта.
— Так вот, — продолжал Смит. — По Вашингтону нанесен удар. Вернее, два удара — и это за последние несколько часов.
— Удар? — удивился Римо.
— Да, каким-то новым, неизвестным доселе видом баллистического оружия. Условное название — кинетическое разрушающее устройство, КРУ. Президент только что сообщил мне, что запустили его при помощи специальной электромагнитной установки, позволяющей снаряду уйти от слежения. Первое КРУ упало в нескольких ярдах от Белого дома. Второе угодило куда-то в Мэриленд. К счастью, ни то, ни другое заметных разрушений не произвели. Ни одно не взорвалось. В общем, потерь пока не было.
— В общем, то, чего так долго ждали, — прокомментировал Римо. — Новое наступательное вооружение.
— Вооружения, — заметил Чиун, — все наступательные.
— Так что мы должны делать, Смитти?
— Прежде всего перестать валять дурака, Римо, — благожелательно заметил Чиун. — Что мы должны делать, по-моему, совершенно ясно. Внедриться в расположение тех, кто запустил это КРУ, и уничтожить их... и тем самым вновь спасти нацию.
— Не совсем, — покачал головой Смит.
— Нет? — искренне удивился Чиун. — А что же?
— Да, а что тогда? — присоединился Римо к учителю.
— В Пентагоне все еще пытаются установить, кто провел запуск. Ясно, что иностранное государство, но никто пока не знает, какое именно. Президент немедленно требует вас к себе в Вашингтон. Ситуация чрезвычайно его расстроила. Он считает, что должен был в определенной степени предвидеть все это.
— Память у него коротковата, — Римо вздохнул. — А то бы вспомнил, что мы уже раз спасли ему жизнь — во время избирательной кампании.
— Как только я увидел его, то понял, что предо мной неблагодарный невежда, — сердито пожевал губами Чиун. — Потому-то я и голосовал за его соперника, — добавил он ехидно.
— Вы голосовали, мастер Чиун? — удивился Смит. — Но вы же не гражданин США, насколько я помню.
— Никто все равно не смог бы меня остановить. К тому же я хотел нейтрализовать голос Римо.
Римо вздохнул на этот раз громче.
— Так что мы должны делать в Вашингтоне — если тема выборов исчерпана?
— Я еще не получил точной информации, — признался Смит, — но в любом случае вам было бы неплохо оказаться сейчас рядом с президентом — просто чтобы подбодрить его. Кабинет министров он еще не собрал и вообще, похоже, пребывает в полной растерянности.
— Так мы, значит, запишемся к нему в няньки?
— Боюсь, что нечто вроде того. Разумеется, военное командование находится в повышенной готовности. Мир застыл на грани непонятно чего — никто пока не знает, в чем дело.
— А если, пока мы там будем с ним нянчиться, по городу нанесут еще один удар? — спросил Римо.
Смит долго молчал, не сводя с Римо усталых глаз.
— Тогда, — наконец признался он, — просто не знаю...
— Зато я знаю, — бодро изрек Чиун.
Римо и Смит одновременно взглянули на Мастера, лицо которого сияло, как начищенный медный таз.
— И что же именно ты знаешь, папочка?
— Да, да, интересно, — поддержал Римо Смит.
— Все! — торжественно произнес Чиун.
— И как же ты до этого додумался?
— Потому что при этом все должно быть именно так.
— При чем “при этом”? — недоуменно переспросил Смит.
— При осаде.
— Что вы имеете в виду?
— Все очень просто, — пожал плечами Чиун, пряча пуки в бездонных рукавах кимоно. — Два камня уже брошены.
— Камни... Почему камни? — озадаченно спросил Римо.
— Но они же не взорвались?
— Это, конечно, так, — согласился Смит.
— Тогда, значит, это камни. Или, по крайней мере, могут ими быть. Если бы это было что-то другое — оно бы взорвалось уж наверное.
— Продолжайте, продолжайте, — заинтересовался Смит.
— И потому то, что мы наблюдаем, — вид военных действий, который не использовали уже долгие века. Обстрел из осадной машины!
— Никогда о такой не слышал.
— Видимо, имеется в виду катапульта, — Римо зевнул.
— Да, греки называли осадную машину именно так. Римляне — по-другому, но часто ее использовали. Вот каким образом: армия окружает неприятельский город, отрезая его от источников воды и продовольствия, затем к стенам подвозят осадные машины. Сначала их заряжают огромными камнями и пытаются сокрушить стены города. Иногда заряжают мелкими камнями, чтобы посеять панику среди жителей. Один из сотни камней обязательно кого-нибудь да зацепит — или солдата, или зазевавшегося прохожего. В последующие века в Европе эти машины и применяли как раз в основном для устрашения. Как эти ваши сегодняшние ядерные ракеты.
— Но кто бы на такое отважился? И, кроме того, никакая армия нас не осаждает, — задумчиво промолвил Смит.
— Погодите, погодите! — замотал головой Римо. — Полнейшая чепуховина. Катапульты? В наше время? Где, у кого?
— По имеющейся у нас информации, КРУ запустили где-то за океаном. То есть, по идее, это могла быть любая страна — от Великобритании до России включительно.
— Представляете себе катапульту, которая может перекинуть камень через Атлантику?!
— Да уж, — покачал головой Смит. — Но сравнение, приведенном Мастером, тем не менее кажется мне разумным. Продолжайте, пожалуйста, Мастер Чиун.
Римо в знак бессилия поднял руки. Торжествующе ухмыльнувшись, Чиун продолжал излагать свои соображения. Давать советы Императору оказалось непривычным, но очень приятным делом.
— Где эта армия — я не знаю. Может быть, она еще на марше, следует к стенам города. Или она прибудет, когда осада уже будет набирать силу. Но способ их действий говорит сам за себя. Это именно осада — ничто другое. Цель обстрела — посеять в рядах противника панику. Скорее всего, ни один из этих снарядов не поразит сколько-нибудь заметную цель. Потому что способ этот придумали европейцы, а, по крайней мере, одно о них можно сказать с уверенностью.
— Что же именно? — Смит даже наклонился вперед.
— Стрелки они из рук вон плохие.
Возмущенно заморгав, Смит снова откинулся на спинку стула.
— Ну, на то, что эти самые КРУ неминуемо промахнутся, мы не можем рассчитывать.
— Можем. Сначала у них кончатся большие камни. Потом — мелкие. Потом кончатся гравий и галька. А потом они просто прекратят стрелять.
— В таком случае, каковы наши задачи в Вашингтоне, Смитти? Сунуть руки в карманы и на все на это смотреть? Или ловить сачком эту штуковину, если она снова прилетит Бог знает откуда? По-моему, лучше было бы разобраться, кто стоит за всем этим.
— Эта задача не из сложных, — изрек Чиун с пафосом.
Смит и Римо снова уставились на него.
— Продолжайте, продолжайте, — в глазах Смита снова заплескалась надежда.
— Кому ваше правительство умудрилось особенно насолить в последнее время?
— Насолить? Простите, как именно?
— Осады не устраивают для того, чтобы завоевать или причинить разрушения. Их устраивают в наказание или из мести. Вспомните — и наверняка взору вашему предстанет некий владыка, который ищет мести президенту благословенной Америки.
— Ну, тут список будет немаленький, — заметил Римо. — Зуб на нас имеет примерно треть всех держав мира.
— Но гнев, который чувствуется в нанесенных по великому граду ударах, выдает человека страстного. Вспомните — есть ли такой среди названных государей.
— Если есть, тогда он просто-напросто идиот. Ибо решил швыряться камнями в единственную в мире страну, которая в свое время не постеснялась при сильном расстройстве попотчевать своего противника атомной бомбой.
— Не согласен. Эти КРУ довольно трудно отследить, так что запустивший их находится в относительной безопасности, — вмешался в разговор Смит. — Но думаю, в отношении вашей задачи вы правы, Римо. Она будет состоять в том, чтобы найти и уничтожить источник угрозы. Тем не менее, я настаиваю, чтобы вы оба сейчас же отправились в Вашингтон. Обследуете места приземления этих КРУ... в общем, наверняка узнаете что-то полезное.
— Только не я, — меланхолично заметил Римо. — Для меня абсолютно все камни одинаковы.
— Как и тот, что сидит у тебя на плечах, — заключил Чиун тоном, полным презрения.
Глава 15
Несмотря на возражения ближайших советников, президент Соединенных Штатов Америки вышел в эфир с обращением к стране.
— Ситуация под контролем, — таковы были первые слова, которые он произнес с подиума, установленного в Восточном зале Белого дома.
Перед ним нестройной шеренгой расположились представители всех ведущих информационных агентств. В комнате было народа, что сельдей в бочке. Воздух, нагретый лучами прожекторов и пронизываемый бликами вспышек и телекамер, казался наэлектризованным. Это была первая пресс-конференция нового президента — и уже по одной этой причине ее осветили бы как можно подробнее. Но тот факт, что президент за весь предыдущий день так и не появился в Овальном кабинете, породил стремительно катившуюся волну слухов и превращал конференцию в вовсе экстраординарное событие.
— О какой ситуации идет речь? — немедленно последовал вопрос.
Президент почувствовал, что лоб его покрывается холодным потом. Он успел произнести только первую фразу из заготовленного десятиминутного выступления — и уже вопросы начали сыпаться на него, словно камнепад. Заткнуть глотку этому писаке или пускай уж спрашивает...
— Да, какая именно ситуация? — еще голос откуда-то справа.
Президент решил твердо придерживаться заготовленного текста.
— Текущая ситуация, — твердо произнес он.
Пресса наградила его недоуменными взглядами.
— Господин президент, — подала голос средних лет дама, — не могли бы вы рассказать о ваших проблемах с алкоголем?
— Каких еще проблемах? — удивленно вскинул брови президент.
Дама не ответила. Она уже строчила в блокноте ответ главы государства.
На лице президента мелькнуло выражение ужаса.
— Так о каких проблемах вы говорите? — повторил он.
Снова никакого ответа. Представители прессы лихорадочно снимали и записывали.
— Не могли бы вы вернуться к кризису? — на этот раз голос слева.
— О кризисе я ничего не говорил, — нахмурился президент.
— То есть вы отрицаете наличие кризиса?
— Не то чтобы полностью... Но назвать нынешнее положение кризисным у меня тоже нет оснований.
— Тогда как же вы его охарактеризуете? Особенно странным это выглядит ввиду вашего исчезновения после церемонии инаугурации — исчезновения на целые сутки.
— Первая леди знает, где вы провели эту ночь? — Это явно кто-то из женских журналов.
— Безусловно. Она была вместе со мной, — президент еще сильнее нахмурился.
Перья шуршали по блокнотам, как голодные мыши; президент уже начал подозревать, что сказанного для журналистов более чем достаточно. Лучи юпитеров немилосердно пекли макушку; президент чувствовал, как из головы испаряются последние остатки сосредоточенности. Все, что он собирался сделать — это объявить нации, что в первый же день его правления над страной нависла неожиданная опасность; о природе ее говорить пока преждевременно, но ситуация находится полностью под контролем. Вместо этого они полезли в его личную жизнь. Пребывая большую часть своей сознательной жизни в счастливом браке, и еще дольше — на посту профессионального политика, президент был уверен, что ничего личного в его жизни и не осталось уже. А вот поди ж ты...
— Господин президент, по имеющейся у нас информации, стратегическое военное командование привело в состояние повышенной готовности все эскадрильи бомбардировщиков “Б-52”. По какой причине?
— Это не так, — твердо ответил президент. — Информация ложная.
— Тогда как вы объясните вчерашнюю передислокацию частей ВВС?
— Самые обычные учения, — президент пожал плечами. Врать он не любил — по крайней мере, таким беспардонным образом. Однако сейчас главное — не вводить американский народ в панику, а, наоборот, успокоить.
— И они не связаны с предполагаемой угрозой?
— Угроза, увы, не предполагаемая, а вполне реальная.
— Но если она так серьезна, почему вы не объясните сразу, в чем ее суть? Вы не думаете, что те, кто голосовал за вас, имеют право знать об этом?
— Я уважаю права всех и каждого, — посуровел президент.
— Господин президент, не могли бы вы вернуться к вашим алкогольным проблемам?
— Каким еще, к черту, алкогольным проблемам?! — загремел президент.
— Вы уже в третий раз это говорите, — заметил кто-то в задних рядах. — Значит ли это, что вы отрицаете наличие у себя каких-либо проблем с алкоголем, хотя явные признаки их вы обнаруживали во время церемонии инаугурации?
— Полностью отрицаю.
Сливки вашингтонской прессы вновь яростно заскребли в блокнотах, и перед помутненным от ужаса внутренним взором президента предстал заголовок: “Президент отрицает склонность к алкоголизму”.
— Теперь прошу не перебивать меня, — овладел наконец собой президент. — Все, что я хочу сделать — это заверить народ Америки в том, что ситуация полностью под контролем. Никаких оснований для тревоги нет. Проблемой занимаются лучшие умы Пентагона, и...
— Пентагона? Значит, возможность нападения существует?
Президент колебался. Снова врать ему не хотелось, к тому же на сей раз ложь будет совсем уж чудовищной. Особенно если неизвестный враг нанесет удар снова...
— Что вы можете сказать о пожаре в Лафайет-парке? — В главу правительства вцепилась очередная акула пера. — И о взрыве на площадке для гольфа в Вифезде? Существует ли какая-либо связь между этими двумя событиями?
Президент понял, что у него не осталось выбора.
— Как мне сообщили, в Вифезде упал метеорит. А пожар в парке был обыкновенным пожаром.
К удивлению и облегчению президента, его слова явно не собирались ставить под сомнение.