Чиун восседал на деревянном полу перед каким-то пергаментным свитком, закрепленным по углам большими полудрагоценными камнями. Неторопливыми движениями он наносил на пергамент слова и размышлял, не сочтут ли его потомки беззастенчивым хвастуном и вралем?

Чиуну вовсе не хотелось представать перед ними бессовестным лгуном. Возможно, стоило опустить описание огромного замка. Будущим мастерам Синанджу достаточно знать количество апартаментов, тем более что страна, известная корейцам под названием Ми-Гук, вряд ли будет долго процветать. Глядя на пергамент, испещренный только что нанесенными древними корейскими письменами, старик мучительно раздумывал, не зачеркнуть ли строчки, посвященные описанию роскошного замка. Потом он сообразил, что это только внесет грязь и путаницу, и, поразмыслив еще немного, окончательно решил ничего не зачеркивать и оставить все как есть. Уж лучше он перевезет весь замок Синанджу, камень за камнем, в свою родную деревню, где потомки сами оценят всю его роскошь. Тогда никто не посмеет отрицать щедрость Императора Америки, и каждый по достоинству оценит заслуги Чиуна.

Теперь, собираясь навсегда покинуть Америку, он не хотел так просто бросать подаренный ему прекрасный замок.

Мастер Синанджу бился над обоснованием причин, заставивших его отказаться от клиента, который заплатил Дому Синанджу в тысячу раз больше, чем все прочие клиенты за всю историю Кореи, но тут зазвонил телефон. Чиун в нерешительности поднял голову. Может быть, потенциальный клиент? А вдруг Император Смит, который, вне всяких сомнений, скрежещет сейчас зубами и рвет на себе одежду, навсегда лишившись услуг Дома Синанджу.

Остановив свое проворное гусиное перо, кореец решил подождать. А телефон все звонил и звонил беспрерывно. После сорокового сигнала он наконец умолк, но тут же зазвонил снова.

Чиун покачал головой — да, это Смит. Только он способен терзать его уши, отказываясь верить жестокой правде, свалившейся словно снег на голову. Ни один уважающий себя претендент на получение услуг Дома Синанджу не стал бы проявлять столь откровенное нетерпение еще до начала переговоров.

Поэтому мастер продолжил свое занятие, ничуть не сомневаясь в том, что не упускает выгодного клиента, который сейчас, должно быть, подсчитывает золото в надежде обрести абсолютную безопасность для своего трона.

А все же приятно осознавать, что в тебе остро нуждаются!

Харолд В. Смит в отчаянии бросил телефонную трубку. Пять попыток дозвониться до Чиуна, каждая из которых длилась не меньше сорока гудков, не привели к желаемому результату. Трубку так никто и не снял.

Впрочем, мастер Синанджу и впрямь мог сейчас отсутствовать. Но более вероятным Смиту казалось предположение, что Чиун просто не подходил к телефону. Кореец ненавидел телефоны, во всяком случае, так говорил. Одной из самых существенных статей расходов — не считая, конечно, расходов Римо на новую обувь, которую он каждый раз выбрасывал, вместо того чтобы просто почистить, — была ежемесячная замена телефонных аппаратов. Если телефон начинал звонить в неподходящую минуту, Чиун махом разбивал его на мелкие кусочки или превращал в лепешку, зажав в руке пластиковый корпус. Смит много раз видел безнадежно испорченные Чиуном аппараты и все же не мог взять в толк, как это старику удавалось с помощью одних лишь пальцев превращать пластмассу в бесформенный комок. Оставалось только молча менять телефонные аппараты.

Теперь внимание Смита переключилось на небольшой красный телефонный аппарат без диска. Впервые за последний год он был водружен на место посреди абсолютно чистого рабочего стола. Когда Смит снимал трубку, в спальне Линкольна в Белом доме тут же срабатывал точно такой же красный аппарат.

Однако сейчас шеф КЮРЕ удержался от того, чтобы снять телефонную трубку.

Еще до сенсационного скандального инцидента он собирался сделать звонок вежливости своему высокому боссу, просто чтобы сообщить, что прямая телефонная связь наконец восстановлена и КЮРЕ в любой момент готова приступить к работе.

Особенностью этой секретной организации было то, что Президент США не мог приказывать ее членам выполнить то или иное задание. Он мог только высказывать просьбу или предложение, а вся ответственность за окончательное решение и последующее исполнение лежала на худых плечах Харолда В. Смита. Ибо, окажись вдруг на посту Президента не слишком честный человек, он мог бы воспользоваться могуществом КЮРЕ в своих корыстных целях.

Нет, теперь Смит не хотел звонить главе государства. Стоит ли сообщать ему плохие новости — ведь КЮРЕ лишилась своей правой руки, и не исключено, что подобное сообщение натолкнуло бы чрезвычайно озабоченного бюджетным дефицитом Президента на решение закрыть организацию.

Смит сунул красный телефонный аппарат в ящик своего стола и запер его на ключ, потом убедился в том, что капсула с ядом лежит на месте, в кармане жилета. Затем снял с верхнего ящичка старомодного деревянного каталога свой чемоданчик.

Добравшись на такси до железнодорожного вокзала, он купил билет в Бостон и обратно.

Спустя четыре часа Смит прибыл на Южный вокзал Бостона. Решив воспользоваться подземкой, он был неприятно удивлен резко подскочившей стоимостью проезда.

— Восемьдесят пять центов? — удивился Смит.

— В Нью-Йорке метро стоит один доллар двадцать пять центов.

— Но здесь же не Нью-Йорк!

— Сэр, вы не на блошином рынке, чтобы торговаться. Платите восемьдесят пять центов или езжайте на такси. Тогда с вас сдерут полтора доллара только за то, что вы сели в машину и сказали, куда ехать.

Отсчитав восемьдесят пять центов мелочью, Харолд В. Смит купил один жетон. Второй, на обратный путь, он покупать не стал. Жизнь — штука непредсказуемая. Кто знает, что с ним произойдет в ближайшие полчаса? А вдруг ему станет плохо и он попадет в больницу? Или, того хуже, внезапно умрет? Тогда второй жетон никогда ему не понадобится.

И вот глава КЮРЕ уже шагает по знакомым улицам к большому зданию кондоминиума, которое когда-то было церковью.

Смит приобрел это здание с аукциона, причем так дешево, что на губах его тогда даже заиграла улыбка. Предполагалось, что здесь будет церковь, однако во второй половине восьмидесятых, когда кондоминиумы росли как грибы, строение превратили в многоквартирный жилой дом. Правда, спустя несколько лет, когда кондоминиумный бум стих, владелец здания обанкротился.

Смит нажал кнопку звонка.

Ему никто не открыл.

Он позвонил еще раз и с тем же результатом.

Смит заглянул внутрь сквозь овальные толстые стекла в двойных дверях. Он увидел шестнадцать, по числу квартир, почтовых ящиков, кнопки звонков в жилые помещения и внутреннюю дверь, которая вела к общей лестнице.

Глава КЮРЕ тотчас отошел от двери и направился к ближайшему магазинчику, где попытался купить всего одну пластинку жевательной резинки.

Продавец выложил перед ним целую пачку.

— Но мне нужна всего одна пластинка! — возразил Смит.

— Мы не продаем жевательную резинку пластинками, — без тени смущения отозвался продавец.

Харолд В. Смит недовольно скривился.

— А жевательные шарики у вас есть? — поинтересовался он.

— Шариков нет, есть только пластинки в пачках. Так вы берете?

— Ладно, — проворчал Смит, с явным неудовольствием отсчитывая пятьдесят пять центов мелочью.

Как потом выяснилось, Смиту понадобилась не одна, а две пластинки. Таким образом, он избежал повторного похода в магазинчик, но три пластинки все же остались неиспользованными.

Яростно прожевав пластинку до состояния полного размягчения, он с силой вдавил кнопку звонка и зафиксировал его в таком положении с помощью теплого комочка.

Потом, аккуратно подтянув брюки на коленях, опустился на ступеньку, положил чемоданчик себе на колени и стал ждать. Звонок входной двери звенел не умолкая.

Меньше чем через десять минут дверь открылась.

Глава КЮРЕ встал и обернулся.

На пороге стоял мастер Синанджу в черном, расшитом золотом кимоно, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Впрочем, едва он узнал непрошеного гостя, на лице его появилась маска холодного равнодушия.

— А, Смит... — сдержанно проговорил он.

— Я, мастер Чиун, — так же сдержанно подтвердил Смит.

Оба замолчали. Мастер Синанджу и не собирался приглашать приехавшего в дом, и тот прекрасно понимал это.

Наконец глава КЮРЕ откашлялся и произнес:

— Я пришел поговорить насчет продления нашего контракта.

— Разве вы не получили мое письмо?

— Получил.

— И капсулу, которую Римо просил меня вам вернуть?

— И капсулу тоже.

— И вы ею не воспользовались?

— Нет, — ровным голосом отозвался Смит.

Оба снова замолчали.

Глава КЮРЕ кашлянул еще раз.

— Вы не предложите мне войти?

— Увы, я не могу вас принять.

— Почему?

— Ко мне должны прийти.

— Кто? Римо?

Чиун ткнул пальцем в сторону до сих пор не умолкавшего звонка и проговорил:

— Нет, сейчас наверняка придет мастер, чтобы отремонтировать этот взбесившийся звонок, и мне придется уделить ему максимум внимания, чтобы работа была выполнена как следует.

Харолд В. Смит протянул руку к «взбесившемуся» звонку и отлепил свою жевательную резинку. Тотчас стало тихо.

— Теперь вы, видимо, можете отказаться от услуг мастера.

Кореец почтительно покачал головой и пробормотал:

— Преклоняюсь перед вашим знанием всех этих механических штуковин.

— Я займу всего несколько минут вашего драгоценного времени, мастер Чиун.

— Тогда входите.

Мастер Синанджу провел Смита в башню для медитирования, наполненную холодным светом осеннего солнца, лучи которого свободно проникали в нее через большие окна.

Стены и немногочисленная мебель были насквозь пропитаны запахом свежего риса. Пожалуй, этот запах уже никогда не выветрится отсюда, подумал Смит.

Чиун подождал, пока глава КЮРЕ устроится на татами, потом с удивительной для его возраста легкостью опустился на мат напротив.

— Я не могу уделить вам много времени, — нараспев произнес он. — Вы помешали мне упаковать вещи.

— Вы уезжаете из Америки?

— Да, к сожалению.

— Можно поинтересоваться почему?

— Здесь слишком много горьких воспоминаний...

— А где Римо? — нахмурился Смит.

— Мне запретили об этом говорить.

— Запретили? Кто?

— Римо пошел своим путем, а теперь своим путем пойду и я.

— Так вот почему вы решили разорвать контракт, — догадался глава КЮРЕ.

— Я ничего не разрываю. Срок действия нашего контракта истек, и на сей раз у меня нет желания его возобновлять.

— Но почему?

— Просто-напросто не могу.

— Не можете?!

— Я ведь совсем старик, и мне уже не по силам такая работа.

Харолд В. Смит достал из чемоданчика свой кольт и наставил его на мастера Синанджу.

— Я вам не верю!

Ни один мускул не дрогнул на лице Чиуна. Взглянув на оружие, он невозмутимо произнес:

— Я говорю правду.

— Хорошо, пусть я ошибаюсь, но тем не менее спущу курок.

Чиун выпятил тощую грудь и тут же стал похож на зобастого голубя.

— Стреляйте! Рана от пули все равно не настолько страшна, как та, что нанес мне этот неблагодарный, которого вы когда-то уговорили меня взять в обучение...

И мастер Синанджу закрыл глаза.

И Харолд В. Смит нажал на спуск.

В тишине башни грянул выстрел. Смит вздрогнул от грохота, пороховой дым застлал ему глаза.

Когда спустя пару секунд к нему вернулось ясное зрение, он увидел сидевшего перед ним как ни в чем не бывало мастера Синанджу. В глазах его появился какой-то странный холодный свет.

Смит так и ахнул.

— Что произошло?

— Вы промахнулись.

— Но вы же не двигались с места!

— Правильно, не двигался.

— Тогда где же пуля?

Из широкого рукава кимоно высунулась рука с когтистыми пальцами, и мастер Синанджу неспешно указал на стоявший между ними чемоданчик Смита.

Глава КЮРЕ взглянул в указанном направлении: чемоданчик стоял там, куда он сам его поставил, однако с одной его стороны едва заметно дымилась дырочка от пули. Горячий свинец пронзил кожаную обивку и был остановлен пуленепробиваемым слоем кевлара.

— Невероятно! — выдохнул Смит. Значит, Чиун загородился от пули именно его чемоданчиком, да так быстро, что человеческий глаз не уловил никакого движения.

— Чего уж там, — снисходительно произнес мастер.

Харолд В. Смит заставил себя сконцентрироваться.

— Я хочу знать правду, — проговорил он.

— Какую правду?

— Мастер Чиун, Америка хорошо вам платила.

— Не спорю.

— Если дело в деньгах, я постараюсь сделать все, что в моих силах, хотя ничего обещать не могу, — сказал Смит.

— Дело не в деньгах. Работа по контракту требует усилий не одного, а двух мастеров Синанджу. Раньше такого не бывало, мастера всегда прикрывали его «ночные тигры». Но мне на долю выпало работать на такого клиента, который уговорил меня обучить ассасина из своей страны. И я взялся за дело, потому что у меня не было выбора. Время и силы, отданные ученику, потрачены впустую. Замены ему я нигде не нашел...

— Значит, Римо решил действовать в одиночку?

— Римо решил вести растительный образ жизни, распрощавшись с судьбой ассасина. Он принял твердое решение, и никто теперь его не отговорит.

— Где он сейчас? — перебил старика Смит.

— Не спрашивайте, не скажу.

— Ты что, боишься конкуренции?

— Страх мне неведом. То, что я чувствую, похоже на сердцевину персика — такое же жесткое и горькое. Во мне прочно угнездилась скорбь, ибо я, оказывается, воспитал такого ученика, который попрал свое предназначение.

— Неужели Римо навсегда решил выйти из игры?

— Это я должен выйти из игры! Я жажду удалиться от дел и спокойно провести остаток жизни в своей деревне, наблюдая оттуда за самостоятельной работой своего ученика. Я отдал ему все свои силы и что же получил взамен? Он меня бросил!

— Опять?

Чиун горестно сгорбился.

— Меня выбросили за ненадобностью, — прошептал он.

— Выбросили?

— Прежде, я слышал, в этой стране был распространен такой обычай — выгонять из дому ставших недееспособными стариков.

— Совсем не похоже на Римо, — негромко возразил Смит.

— Мой американский ученик предал меня! Здесь мне больше нечего делать, прочь, прочь с этих неприветливых берегов...

— И что вы теперь будете делать?

— Я слишком стар, чтобы снова обучать кого-то. Даже если мне удастся подыскать подходящего ученика, я уже не успею создать еще одно чудо. Я уже вырастил двух мастеров Синанджу, и оба оказались неблагодарными!

— Давайте заключим контракт на прежних условиях.

— Я же сказал, что уже не в силах работать на Америку. Слишком стар для этого. Теперь придется поискать не столь требовательного клиента.

— Я хочу, чтобы услуги Дома Синанджу были сняты с открытых торгов!

— А кто сказал, что они выставлены на открытые торги?

— Вчера в зале заседаний Генеральной Ассамблеи ООН произошел неприятный инцидент. Полагаю, вам известно, о чем я.

— Возможно, — бесцветным тоном отозвался Чиун.

— Так вот, предлагаю продлить наш контракт на прежних условиях, только вы будешь получать деньги просто так, ровным счетом ничего не делая.

— Нет, я так не могу.

— Почему?

— Честь для меня превыше всего. Я не могу брать золото и ничего не делать! Сначала я буду сидеть сложа руки, потом вы, видя, как ни за что ни про что уплывают ваши деньги, станешь просить меня о каких-нибудь мелких одолжениях, разного рода небольших услугах, вроде лакейских, и так постепенно превратите меня в своего раба. Не бывать этому!

— Хорошо, я готов заплатить вам за то, что вы откажете в услугах перечисленным мной государствам.

— Хотите подкупить меня? — Чиун гордо выпрямился.

— Я, как всегда, забочусь прежде всего о безопасности США.

— Мой долг перед Домом Синанджу взвесить все поступившие предложения и выбрать самое достойное, самое выгодное, ибо я последний мастер Синанджу и теперь некому занять мое место. Тех денег, что мне удастся заработать до конца жизни, должно хватить всей деревне на очень многие годы. Нельзя же уйти в загробный мир, зная, что халатное отношение к своим непосредственным обязанностям повлечет за собой страдания народа!

— Но без вас организация прекратит свое существование!

— Не моя забота.

— Значит, мне придется уйти ни с чем?

Глаза Чиуна сузились, превратившись в щелки.

— Если вам удастся найти Римо, можешь попробовать заключить сделку с ним.

— А где он сейчас?

— Спросите у своих оракулов, глядишь, они подскажут. Я не могу.

Харолд В. Смит нахмурился. Резко выпрямившись, он сурово спросил:

— Это ваше последнее слово?

— К сожалению, да.

— Ладно, мне пора.

— Если Дом Синанджу будет существовать после моей смерти, — многозначительно проговорил мастер, — знайте, в свитках будет записано, что я никогда ничего не имел против сотрудничества с Америкой и желал, чтобы ваши законные сыновья в будущем могли найти общий язык с моими потомками.

— У меня нет сыновей, — сухо произнес Харолд у. Смит.

Он повернулся и молча вышел из комнаты.

Мастер Синанджу по-прежнему неподвижно сидел на своем татами. Его чуткий слух ловил каждый шаг Смита по ступенькам лестницы; вот входная дверь отворилась, закрылась, и наступила мертвая тишина.

Итак, дело сделано. Одна дверь закрылась, зато теперь откроются другие.

Завтра непременно начнется настоящая война претендентов на получение услуг Дома Синанджу.