— Черт побери, хотела бы я видеть, как ты будешь поджариваться на медленном огне! — прорычала Чита Чинг, наблюдая, как Римо связывает ей руки, закрепляя веревку аккуратным морским узлом.

Ноги ее уже были привязаны к стулу, выполненному в стиле раннего Гестапо, как и вся остальная мебель в комнате. Все тело у Римо было в синяках. По тому, как она брыкалась, Римо заключил, что она проходила журналистскую практику во Вьетконге.

После долгой борьбы ему все же удалось нарядить ее в ниспадающие красно-желтые атласные одежды, взятые напрокат. Она уже трижды сбрасывала их с себя, так что когда ему удалось надежно привязать телеведущую к стулу, наряд представлял из себя сплошные лохмотья, скрепленные клейкой лентой.

— Я же сказал: мне нужна только фотография, — объяснил Римо.

— Тогда свяжитесь с моим агентом, идиот! Из тюрьмы. Незаконное вторжение в частную квартиру в этом штате считается преступлением, болван.

— Хорошо, хорошо, приношу свои извинения, — говорил Римо, наводя фотоаппарат. — Но я просил вас по-хорошему. И обращался к вашему агенту, но вы мне отказали.

— Вы правы, черт вас побери! — завопила Чита. — Какой-то извращенец просит меня позировать в этом дурацком наряде, словно взятом из какой-то мыльной оперы. Так чего же вы ожидали?

— Фотографии, — терпеливо повторил Римо.

— Полагаю, потом вы захотите меня изнасиловать.

— Ошибаетесь, — успокоил Римо. — Улыбочка!

— Я знаю, что на уме у людей вроде вас. Стоит вам увидеть симпатичную девчонку, как вы уже готовы на все, лишь бы ее заполучить.

— Если мне когда-нибудь доведется увидеть симпатичную девушку, я уж стану решать на месте, как с ней поступить. Так что не говорите ерунды.

— Знаете, кто вы такой? — вскипела Чита.

Римо вздохнул, переводя кадр. Он собирался отснять целую пленку этой гарпии во всей красе, чтобы Чиун мог сам выбрать наилучший ракурс этого отвратительного женского существа. Возвращаться сюда Римо не собирался.

— Нет. Расскажите.

— Сексуальный маньяк, капиталист, империалист, раздувающая военную истерию свинья, — сообщила Чита с торжествующей улыбкой.

— Великолепно. — Римо как раз успел отснять два кадра. Старику понравится, что Чита улыбнулась. — А еще?

— Что еще?

— Скажите, что еще вы обо мне думаете.

На мгновение Чита задумалась.

— Грязный, омерзительный, отвратительный дегенерат? — осторожно спросила она.

— Отлично, просто прекрасно! — воскликнул Римо, щелкая фотоаппаратом. Это выражение лица будет числиться как «безмятежные думы». — А еще несносный, нахальный, порочный, бесчеловечный зверь?

Чита просияла, ее лицо озарила невинная радость.

— А что, неплохо. Честно, неплохо. Вам нужно заняться подготовкой теленовостей — там масса возможностей для настоящего творчества.

— Я уже заметил. Лучше назовите меня империалистическим милитаристом, вам это больше идет.

— Как вы смеете разговаривать со мной в таком тоне, вы, мерзкий, вонючий, безмозглый ублюдок!

— Потрясающе! — Римо сделал еще два кадра. — Мерзкий — это хорошо. Напоминает улыбку.

— Сравнили Божий дар с яичницей, — ухмыльнулась Чита.

Римо снова нажал на кнопку.

— Я такой, — ласково улыбнулся он. — И вы мне очень симпатичны.

Чита испустила воинственный клич.

— Вы грязный слизняк, тошнотворный паразит, вшивый ниггер и вонючий засранец! — взвизгнула она.

Римо закончил пленку.

— Ну, вот и все. Вы держались очень естественно. Вашу бы фотографию да на разворот иллюстрированного журнала. Вами мог бы заинтересоваться «Солдат удачи». Они любят печатать фотографии танков. Было приятно познакомиться.

Пытаясь сбросить веревки, Чита прыгала на стуле так, что он отрывался от земли.

— Эй, вы не смеете так уйти! Развяжите меня!

— Я позову консьержа.

Чиун поставил фотографию на самое почетное место — прямо на окно. Она полностью закрыла собой свет.

— Если мы обратимся сюда в поисках солнца, то найдем его в лучистых глазах Читы Чинг, — сказал он.

— Великолепно, — ответил Римо, поднимая глаза от книги, которую тщетно пытался читать. — Хотя она лучше смотрится в темноте.

Он вновь обратился к книге. Там рассказывалось о кинозвездах тридцатых годов. Страницы, посвященные Пози Понзелли, были порваны и замусолены В который уж раз Римо смотрел на ее портрет — здесь она выглядела такой, какой он ее помнил.

— Да, порадовал ты меня, сынок.

— Я рад, папочка, — тихо ответил Римо.

Пози уже не вернешь. Может, так оно и лучше? Она сама говорила, что есть кое-что пострашнее старости, а уж она знала, что говорит. Но он очень скучал по ней и ничего не мог с собою поделать.

— Сердце мое почти исполнено счастья, — гнул свое Чиун.

— Хорошо.

— Я говорю «почти», потому что недостает еще одной детали, одной мелочи, которое сделала бы мое счастье полным.

Римо промолчал.

— Я сказал, недостает одной мелочи, — возвысил голос Чиун. Римо с негодованием посмотрел на него. — Конечно, если тебе безразлично счастье старика на закате дней... — Римо снова попытался читать. — У меня такая маленькая, скромная просьба, — продолжал Чиун. — Сущий пустяк. Мелочь из мелочей...

— Что еще, черт побери? — воскликнул Римо, захлопывая книгу.

Лицо корейца осветилось предвкушением чего-то очень приятного.

— Просто я подумал, — сказал он, так и подпрыгивая на месте, — как было бы мило, если бы мы могли сфотографироваться вместе: несравненная Чита Чинг и я, Мастер Синанджу. И чтобы ее крошечная, утонченная ручка держала мою, и она с восхищением смотрела бы на меня. Что-нибудь простенькое. А на заднем плане — романтическое побережье Синанджу. Римо... Римо, ты куда?

— Слыхал об Иностранном легионе? — бросил Римо с порога.

— Нет.

— Вот и хорошо.