Глава двенадцатая

После того, как Чиун заварил чай, а Римо переоделся в сухую майку и брюки, они уселись друг против друга на полу, поджав под себя ноги. Было уже поздно, и заходящее солнце наполняло просторную комнату теплым золотистым сиянием.

— Я уже пытался как-то рассказать тебе эту историю, но ты не слушал меня.

— Это не о том парне, который не получил платы? — спросил Римо.

— Можно сказать и так, — милостиво согласился Чиун.

— Видишь? Значит, я и правда слушал. Я же говорил тебе. Я всегда тебя слушаю.

— Если ты всегда слушаешь, почему ты никогда ничему не учишься? — поинтересовался Чиун.

— Наверное, мне просто везет, — с улыбкой отозвался Римо.

Как хорошо вернуться, как хорошо снова быть самим собой.

— Принца, о котором я рассказывал, звали Во, и у него был брат, явно зарившийся на трон; этот брат собирал большую армию, гораздо большую, чем могла ему понадобиться для охраны собственных границ.

— Судя по всему, тут как раз в дело должны вмешаться мы, — заметил Римо.

— Да, но если ты будешь перебивать, мы так никогда и не продвинемся вперед, — он посмотрел на Римо и отхлебнул чаю. — Принцу Во хотелось избавиться от своего лукавого брата, но он не желал, чтобы этой смертью смердело у порога его собственного дома; поэтому принц Во послал за Мастером Паком, и они заключили договор. На следующий же день брат принца умер, упав со стены своего замка.

— А когда убийца явился получить плату?.. — спросил Римо.

— Его выгнали. Принц Во утверждал, что причиной смерти его брата был несчастный случай, и он не желает признавать участие в этом Мастера. Он отказался заплатить, как было условлено заранее.

— Рассказ становится все интереснее, — сказал Римо, стараясь ублаготворить Чиуна.

— Он становится все длиннее, поскольку ты продолжаешь меня перебивать. Во всяком случае, на следующий день была найдена мертвой наложница принца. Известие о ее смерти, а также о том, как она наступила, очень быстро распространилось по всей стране, и вскоре все поняли, что брат принца тоже умер не своей смертью. Мастер Пак послал свою весть. Он хотел, чтобы ему заплатили.

— Блестящий способ послать весточку, — восхитился Римо. — Идет со свистом, причем гораздо быстрее, чем Федеральная экспресс-почта. А принц все-таки отказался заплатить?

— Нет, — ответил Чиун. Уголки его тонких губ приподнялись в холодной усмешке. — Принц Во сразу понял свою ошибку и послал к убийце вестника с двойной платой: половина за убийство брата, а вторая половина, дабы обеспечить молчание Мастера Пака.

— Словом, целая куча добавочного золота. На мой взгляд, это счастливый конец. Вот должно быть порадовались все в вашей грязной дыре у залива.

— В какой такой грязной дыре? — поинтересовался Чиун.

— Да в Синанджу, — пояснил Римо.

— Молчи, ты, дурак! — резко оборвал его Чиун. — Плата — это далеко еще не все. Гораздо важнее самой платы то, как ее отдают. Принц Во не хотел, чтобы его поданные видели, как его вынудили заплатить наемному убийце, но Мастер Пак не мог позволить принцу безнаказанно оскорблять его. Если один властитель откажется ему заплатить, другие тоже могут последовать его примеру. Теперь уже Мастеру мало было просто получить обещанную плату, он по праву требовал, чтобы ее вручили прилюдно, отдавая дань его мастерству.

— Значит, он отослал золото назад? — спросил Римо.

— Разумеется нет.

— И правильно.

— Он послал принцу пустые мешки из-под золота и потребовал снова их наполнить и вручить так, чтобы все это видели. Принц Во отказался, ибо его гордость оказалась столь велика, что он не пожелал прилюдно склониться пред чьей бы то ни было волей. Вместо того он призвал всех своих воинов и поднял всю армию, чтобы настичь и убить одного-единственного человека.

— Готов биться об заклад, что это не сработало.

— Верно. Самый старый и мудрый генерал принца Во выдвинул план, названный “семь обличий смерти”. Каждый способ убийства был описан на отдельном камне. Смерть от меча, от огня и так далее. Но ни один из этих способов не достиг успеха, армия принца Во подверглась истреблению, и каждый из шести камней был в свою очередь разбит.

Огромная армия сократилась до жалкой горсточки людей, и остался им единый путь — путь седьмого камня. Было сказано, что он последний, неотразимый и единственный, который поможет достичь желаемого, когда все остальные способы, описанные на предыдущих шести камнях, потерпят неудачу.

— Вот значит почему Пак известен, как Мастер, Потерпевший Неудачу?

— Нет, не поэтому. Седьмой камень так никогда и не использовали. Принц Во и оставшиеся в живых его последователи вышли в море и в конце концов скрылись из известной части мира. А когда они исчезли, вместе с ними исчез и седьмой камень.

— Ну, а что же произошло с Паком? — спросил Римо.

Чиун вздохнул.

— Остаток своих дней он провел в поисках принца Во. Наконец, он был так сломлен позором и своей неспособностью отыскать принца, что скрылся в пещере и не принимал ни еды, ни питья, пока не умер. Однако в последние мгновения жизни ему явилось видение. Он предвидел грядущие времена, когда потомки принца Во попытаются обрушить свою месть на другого Мастера Синанджу. Хотя дыхание его уже прерывалось, Пак оставил загадочное послание с предупреждением о том, что седьмой камень вещал истину.

Чиун посмотрел на Римо, ожидая его замечаний. Римо пожал плечами.

— Интересная история, но ведь все это происходило две тысячи лет тому назад. Да ладно тебе, может, они и пытались когда-то, но только с тех пор уже много воды утекло.

— Память не умирает, пока не прерывается прямая линия наследования по крови, — возразил Чиун. Он осушил свою чашечку с чаем. — Помнишь, когда мы впервые сюда приехали? Ты рассказал мне тогда о маленькой заметке в газете, где описывался огромный камень, который извлекли из земли на этом острове.

— Помню, я что-то говорил об этом, — ответил Римо. — И ты хочешь сказать, что это и был седьмой камень?

— Может статься, — очень серьезно ответил Чиун. — У императора Смита есть снимки этого камня, и он пытается понять, что там написано.

— Постой-ка, Чиун, — заметил Римо. — Ты говоришь на всех языках, о каких я только слышал. И ты не можешь прочесть эту надпись?

— Язык ее уже очень давно мертв, — ответил Чиун, — а Пак не оставил нам указаний, как пользоваться этими символами.

— Вполне возможно, что это совсем не тот камень, — сказал Римо.

— Вполне возможно, что тот, — настаивал Чиун. — И вот доказательство.

Он поднял меч, который отобрал у водолаза и пробежался кончиками пальцев по гравировке на клинке.

— На старо-индонезийском это означает “Во” и “сын”. Я полагаю, что нас преследуют люди седьмого камня.

— А Пак утверждал, будто седьмой камень знает верный способ убить нас? — спросил Римо.

— Так гласит легенда.

— Тогда лучше надеяться, что Смитти удастся выяснить, что написано на камне.

— Это было бы весьма приятно, — согласился Чиун, заканчивая чаепитие.

Глава тринадцатая

Харолд В. Смит сидел перед компьютером и наблюдал, как загораясь и потухая, мигают ему огонечки на мониторе, точно кто-то изнутри молчаливой машины пытался послать ему закодированное сообщение.

Смит любил компьютеры, ибо они за считанные секунды и минуты умели делать то, на что человеку потребовались бы дни и месяцы. Но Смит и ненавидел эти машины, потому что если уж они начинали работать, человеку оставалось только сидеть и ждать, когда им угодно будет закончить. Такое ожидание заставляла Смита испытывать чувство вины. Технически он как бы работал, но на самом деле ничего не делал, а только нервно барабанил пальцами по корпусу компьютера. После стольких лет руководства от ничегонеделания он начинал испытывать болезненное беспокойство, в животе у него возникало неприятное тянущее чувство, а в желудке было такое ощущение, точно он только что проглотил твердый резиновый мячик.

Смит возглавлял свою организацию и был подотчетен только самому президенту. И все же его мучил неотвязный, периодически повторяющийся кошмар, страшное видение того дня, когда некто влетит прямо в расположение штаб-квартиры “КЮРЕ” в местечке Рай, штат Нью-Йорк, посмотрит на него, Смита, ткнет в него пальцем и скажет: “Вот ты где, Смит. Снова валяешь дурака перед компьютером”.

Смит почувствовал, как тяжесть в желудке слегка уступила, когда на экране монитора начали появляться первые слова. Компьютеру удалось расшифровать первую половину текста с камня, найденного на Малой Экзуме, хотя почему Чиун считал эту находку столь важной, для Смита по-прежнему оставалось загадкой.

“Две сливы”, — напечатал компьютер. Смит громко произнес эти слова просто для того, чтобы услышать, как они звучат, но на слух они оказались ничем не лучше, чем на письме. В том-то и беда с этими древними языками. Вечно они пытаются все обозначать и описывать с помощью каких-то фруктов, звезд, деревьев, птиц да еще внутренностей. И каждое слово на самом деле обозначает совершенно иное понятие, потому, видите ли, что у древних полностью отсутствовал дар говорить обыкновенной прозой без всяких там иносказаний.

Компьютер некоторое время колебался, но потом отпечатал слово из конца надписи. Теперь на экране было написано: “Две сливы... сокрушенные”.

Не слишком понятно, нахмурившись, подумал Смит. Поскольку середина отсутствовала, надпись вообще оказалась лишена смысла, но у Смита имелось недоброе предчувствие, что, даже когда компьютеру удастся вычислить эту середину, смысла в надписи не очень-то прибавится.

И все же следует сообщить Чиуну то, что пока удалось получить от компьютера. Смит позвонил на Малую Экзуму, и Римо ответил после первого же звонка.

— У меня имеется кое-какая информация для Чиуна, — сказал Смит. — О той надписи на камне, которую он хотел, чтобы я расшифровал.

— Здорово. Что же там сказано? — поинтересовался Римо.

— Ну, у меня пока еще нет полной расшифровки надписи. Только одно предложение, точнее, его начало и конец. В середине чего-то не хватает, но компьютер еще не сумел это найти.

— Тогда просто дайте мне то, что у вас уже есть, — сказал Римо.

Смит прокашлялся.

— “Две сливы” — это первая часть. Потом идет пробел. “Сокрушенные” — это конец. — Смит секунд пятнадцать прислушивался к молчанию на другом конце линии. — Вы поняли меня, Римо? — переспросил он наконец.

— Ага. Я все понял, — отозвался Римо. — “Две сливы сокрушенные”? Просто потрясающее послание.

— Это все, что у меня есть пока.

— Что означает “сокрушенные”? — спросил Римо.

— Побежденные, тоскующие, убитые горем, — пояснил Смит.

— Ладно. А что это за “две сливы”?

— Не знаю, — ответил Смит.

— Ого! — отозвался Римо. — Послушайте, Смитти, обязательно позвоните нам, если раздобудете еще парочку столь же потрясающих новостей, как эта. Блеск, да мне просто не терпится поскорее поведать Чиуну, что две сливы сокрушены. Он будет вне себя.

— Собственно, мне ваш сарказм не очень нужен, — ответил Смит.

— А мне не слишком нужен ваш, — закончил Римо после того, как повесил трубку.

Ночь для погребения выдалась по-настоящему великолепной. Небо над головой было чисто и усеяно миллионами подмигивающих звездных искорок. Ровный прохладный ветерок с океана слегка колыхал оплетавшие садовую ограду цветущие лозы, пропитывая ночной воздух их сладким пьянящим ароматом. Метеоролог твердо пообещал, что дождя не будет, и, точно удовлетворенный таким великолепным прогнозом погоды, покойник, казалось, даже улыбался.

На просторном изумрудно-зеленом лугу позади дома Реджинальда Воберна собрались все потомки клана Во. Облаченные в струящиеся шелковые одеяния, парадные костюмы, набедренные повязки, они друг за другом проходили мимо могилы Ри Вока, их павшего родича. Он сотворил последнюю жертву, заплатил такую цену, которая может быть заплачена лишь раз. Он умер в битве — единственная смерть, достойная воинов Во. И каждый думал о том, что нет большей чести, нет высшего величия, нежели то, которое выпало на долю Ри Вока.

Прохладный ночной воздух звенел от стонов, горестных воплей, шепота молитв и мелодичных песнопений во имя быстрого и благополучного перехода душа Ри Вока в мир иной, то была настоящая симфония скорби, которую исполняла добрая дюжина различных лингвистических инструментов.

Очень красивый гроб Ри Вока из атласного дерева покрывал толстый ковер живых цветов. Некоторые из растений были столь редки, что они еще никогда раньше не появлялись в западном полушарии.

Потомки и наследники принца Во оставляли у гроба родича различные предметы, каждый из которых свидетельствовал о том, как в той или иной культуре почитают гибель великого.

Когда последний из скорбящих родичей отдал дань уважения Ри Воку, и могилу закрыли, высокие створчатые ворота особняка раскрылись, и Реджинальд Воберн Третий выехал на лоснящемся черном жеребце. Голову животного венчал султан из трех развевающихся перьев, глянцевитые бока украшали расшитые драгоценными камнями ленты.

Реджи ничего не сказал. Он не посмотрел ни направо, ни налево. Все сородичи принца Во видели торжественное и суровое выражение, застывшее на его лице, и понимали, что на это одно мгновение все они перестали существовать для Реджинальда Воберна Третьего. Каждый из клана Во не сомневался: скорбь Воберна так чиста, так глубока, что в его мыслях просто не осталось места ни для чего другого. Они знали, что его душа, погруженная во всеобъемлющее горе, точно слилась с душой безвременно отошедшего брата — Ри Вока.

То был прекрасный миг, это мгновение и это событие будут запечатлены навечно в легенде и песне, рассказ о них, как драгоценное воспоминание, станут передавать в семействе Во от одного поколения другому.

Реджинальд Воберн Третий двинулся вперед на своем разукрашенном драгоценностями коне. Лицо его было торжественно, он ехал медленно, отдавая дань уважения свежей могиле.

Подавленные и потрясенные столь величественным зрелищем, потомки Во все разом испустили восхищенный вздох. Они могли говорить на дюжине разных языков и наречий, придерживаться разных убеждений и существовать в разных культурах, но каждый из них увидел наконец в Реджинальде Воберне Третьем подлинного принца, подлинного предводителя рода, сокрушенного смертью одного из своих.

Реджи доехал до могилы и осторожно придержал жеребца так, что благородный скакун остановился точно над прямоугольником свеженасыпанной земли. Только теперь, казалось, Реджи осознал присутствие остальных. Очень прямо держась в седле, Реджи медленно повернул голову, его светло-голубые глаза пронзали толпу.

Тогда Реджи протянул руку и похлопал лошадь по шее.

— Ну же, Ветерок! — крикнул он коню. — Сделай это для папочки!

Раздался громкий шипящий звук — точно лопнул воздушный шар, это черный жеребец пустил ветры. А потом навалил огромную длинную кучу прямо на могилу. Острый неприятный запах навоза приглушил сладкое благоухание тысяч цветов и совершенно забил тончайший аромат благовонных курений. Вонь конских экскрементов тяжело повисла в прохладном ночном воздухе, такая густая, точно это смердела сама смерть.

— Хороший мальчик, — одобрил Реджи, похлопывая коня по холке. Он свирепо огляделся по сторонам и сказал: — Вот как мы награждаем неудачу! Что толку было пробовать, черт подери, если ты ничего не достиг? Я сыт по горло этой семейкой и всеми ее провалами, и я очень рад, что этот сукин сын сдох, потому что следующего неудачника я, может, просто повешу на дереве, чтоб он там сгнил. Ну так. Кто будет следующим?

Никто не пошевелился. Никто не произнес ни звука. Тишина стала такой плотной, что ее можно было мазать на хлеб, точно масло.

— Ну же? — вопросил снова Реджи. — Кто следующий?

Прошла долгая минута, пока кто-то зашевелился среди теней. Вышла вперед красивая женщина, лунный свет, отражаясь в ее блестящих черных волосах, посеребрил их.

— Я буду следующей, — тихо сказала Ким Кайли.

Реджи улыбнулся.

— Почему вы наконец соизволили присоединиться к нам?

— Я исследовала объект, — спокойно ответила Ким. — А теперь я готова.

— Как вы собираетесь его убить? — спросил Реджи.

— Этот белый парень — важная цель? — холодно поинтересовалась Ким.

На миг Реджи от возбуждения даже потерял дар речи, потом сказал:

— Нет. Разумеется нет. Главная цель — это кореец.

— Верно, — согласилась она. — Вы спросили, как я намерена убить белого, — она покачала головой. — Я буду не одна. Этот путь ведет лишь к следующему провалу. Мы убьем его. Все вместе.

— Каким образом? — спросил Реджи.

— Именно тем способом, который описан на камне, — с улыбкой ответила Ким. — Тем же манером мы заполучим и старого корейца. — Она смолкла и в упор посмотрела на Реджи, который заерзал в седле. — Этот путь все время находился у вас перед глазами, — продолжала Ким. — Вам только надо было его разглядеть. Видите ли, этот старик кореец, Чиун как раз и есть единственная слабость Римо. А Чиун хранит верность только Римо. Их всего двое в своем роде. И это — те самые сливы, о которых поведал камень.

— Но как мы их убьем? — снова спросил Реджи.

— Старик — вот наша первая слива, — начала Ким. — А единственный способ убить первую сливу... — она заколебалась было, но улыбнулась. — ... сделать это с помощью второй сливы.

— А как мы убьем вторую сливу? — спросил Реджи.

— С помощью первой, — мягко ответила Ким.

Глава четырнадцатая

— Чиун, за дверью что-то есть, — сказал Римо.

— Разумеется, есть. Всю ночь я слышал, как толпы людей швыряли разные предметы в нашу входную дверь. Я ни на секунду не сомкнул глаз, — заворчал в ответ Чиун.

— Это всего лишь конверт, — сказал Римо.

Он перевернул светло-желтый бумажный прямоугольник и увидел, что на нем четким округлым почерком со множеством завитушек и росчерков были выписаны их с Чиуном имена.

От записки, вложенной внутрь, исходил томительно знакомый запах духов.

Дорогой Римо!

Прошу простить меня за вчерашнее исчезновение.