В этом Римо сомневался.

А зачем было убивать двух армейских разведчиков, если бомбы не было? И почему не стали предъявлять никаких требований? Вроде освободить всех заключенных или выдать им десять миллионов долларов или еще что.

Под задерживающим воздух пластиковым гелем некто аккуратно взрезал контейнер и выслал кусочки металла как раз тем людям, от которых можно было получить ответ, те же, кто пришел в качестве ответа, были убиты, а потом его самого никто не тронул и бомбы не оказалось. Так ради чего все это было городить? Или они получили как раз то, чего добивались? А если так, то чего же они добивались?

Женщина выглядела потрясающе. Густая грива черных волос, морской голубизны глаза и тело, которое заставило бы даже монаха напялить паричок на тонзуру.

Она говорили о химическом оружии. Рассуждала о смерти. И представляла организацию МАХ, “Матери и актрисы против химического оружия”. Организация намеревалась перевернуть все вверх дном.

— Правительство Соединенных Штатов должно осознать, что настало время, когда оно уже не может больше пренебрегать нашим мнением и самолично распоряжаться этой землей. Пусть забирают свои смертоносные химикаты с наших земель!

Огромное количество камер смотрело на нее. Кроме одной-единственной, повернувшейся к Римо, тот улыбнулся и показал объективу знак мира. Камера отвернулась. Очевидно снимала панораму толпы.

Женщина-оратор объявила, что не собирается больше давать интервью, поскольку все они прошли несколько сот миль, дабы сказать правительству, чтобы оно убиралось прочь с их земель, а потому очень устали.

— Нет, — сказала она в заключение. — Я не индианка и тут не живу. Но я живу на этой планете. И хотя я, Ким Кайли, актриса и звезда, я всем сердцем чувствую, что должна быть здесь ради всего мира. Отравляющий газ не выбирает, чьи легкие разорвать. Его жертвы — все, женщины, дети, хромые и убогие, безумцы и калеки, наркоманы, черные и латиносы. И даже знаменитые звезды, чей дорогостоящий, многомиллионный фильм скоро пойдет в каждом кинотеатре. Великолепная картина, снятая на самом экзотическом фоне. “Звездная страсть”. Сегодня в соседнем кинотеатре, в главной роли Ким Кайли. Это я.

Так вот почему Римо узнал ее. За одним из автомобилей снайпер навел винтовку с оптическим прицелом на худого парня в черной майке и мокасинах. Он целил в ногу.

Римо подумал, что этот молодец с тем же успехом мог бы держать леденец на палочке и тем не менее все в нем выдавало бы, что он готовится кого-то пристрелить. Тело снайпера было напряжено, точно скорчилось от боли. Римо видел, как полыхнул огонь в стволе, проследил медлительный полет пули и отодвинулся с ее пути, маленький снаряд взбил фонтанчик пыли, зарывшись в землю резервации индейцев пакита. Потом донесся нарастающий треск выстрела. Человек снова выстрелил, на сей раз в грудь Римо.

Пуля ударила в стальные двери и расплющилась. К первому присоединилось еще два стрелка, прячась за машинами, окружавшими демонстрантов, они держали Римо на перекрестье огня. И целились прямо в него, а не в ноги.

Только теперь раздались вопли и крики демонстрантов, которые, как это обычно и бывает, добрых две секунды после звука первого выстрела еще недоумевающе ждали огня. Потом они разглядели бившие в землю пули. Увидели фигуру в черной майке и брюках точно корчившуюся под огненным дождем, парень будто сам стал пылью и волной стелился над степными травами, винтовочный огонь не мог его поразить.

Вдруг, разом убедившись в бесполезности винтовок, снайперы отбросили их на землю. И вытащили из-за поясов могучие “магнумы-357”.

Это было могучее оружие, его пули могли перебить несущую балку в бунгало. В то время, как пули из некоторых обыкновенных винтовок могут пробить дверцу автомобиля, выстрел из “магнум-357” вполне способен вообще снести эту дверцу. Каждый мало-мальски опытный стрелок знает, что из такого рода крупнокалиберного оружия достаточно лишь слегка зацепить свою жертву, чтобы полностью вывести ее из строя. Если пуля из “магнум-357” попадет хотя бы в ногу, она ударит с такой силой, что вполне способна расщепить позвоночник.

И каждому из снайперов-были заранее выданы специальные пули.

— У вас могут возникнуть некоторые сложности с попаданием в него, — предупредили стрелков.

— Я выбил глаз сборщику винограда в Барселоне с расстояния в сто ярдов, — заявил один из убийц.

— Но это не просто какой-то поденщик, не угодивший хозяину.

— Я простреливал коленную чашечку бегущему человеку, — похвалился другой.

— Хорошо. Значит, ваши шансы убить этого человека повышаются. Я хочу, чтобы сначала вы стреляли вокруг него затем вели огонь по его голове, ногам. Достаточно будет нескольких выстрелов. Потом цельтесь в туловище, а если и тогда промахнетесь, я хочу, чтобы вы применили особые заряды.

Все трое рассмеялись. И взяли особые заряды. За те деньги, что им платили, можно было согласиться и на танк, если бы заказчик на нем настаивал. А встретились они с ним на яхте, довольно далеко от Малой Экзумы. То был довольно-таки противный тип, впрочем, таково большинство богатых американцев.

Заказчик выдвинул еще одно странное требование. Американец заявил: если он обнаружит, что стрелки использовали свои обычные винтовки для ближнего боя вместо специальных зарядов в крупнокалиберном оружии, то они лишатся дополнительной премии.

Никто не спросил мистера Реджинальда Воберна Третьего, почему он полагает, будто жертва приблизится к убийцам, если они промахнутся. Собственно говоря, обычно человек, в которого стреляют, если не погибает сразу, то пытается убежать и прикончить его тогда из пистолета довольно-таки сложно.

После первых намеренных промахов, когда снайперы пытались достать Римо из своих винтовок, все произошло так быстро, что у них даже не осталось времени поблагодарить судьбу: ведь жертва фактически кинулась на своих убийц. Премиальные деньги сами шли к ним в руки.

А им платили отдельно за каждый особый заряд “магнума”, который им удалось бы всадить в тело Римо. И каждый снайпер не сомневался, что тощий парень в черной майке отправится на тот свет с восемнадцатью зарядами “магнума” в шкуре. Их только одно беспокоило: не понадобится ли всаживать последние пули в обломки его костей, потому что скорее всего больше ничего под конец и не останется.

И они столь твердо намеревались всадить в него по шесть зарядов каждый, что даже как-то не заметили, как все трое промахнулись по второму разу.

Вскинули пистолеты, прицелились, надавили на курки — и головы стрелков отлетели прочь. Их пистолеты взорвались.

С точки зрения Римо все выглядело так, будто все трое взорвали сами себя. Он огляделся. Тела стрелков разлетелись на куски. Головы их разорвало на клочки и разметало по прерии. Римо услышал стрекотание камер. Некоторые женщины еще вопили от страха.

Римо показалось, будто он догадался, что сейчас произойдет.

— Все прочь отсюда! — крикнул он. — Убирайтесь подальше! Убирайтесь отсюда! Сейчас взорвется! Уходите!

Сам он тут же кинулся ко входу в подземное хранилище газовых контейнеров.

По там были только часовые, они лежали на земле, пряча головы и преграждая телами проход к дверям. В хранилище никто не входил. Значит, никто и не собирался пробраться к газу и выстрелами по контейнерам заставить их взорваться. Похоже, снайперы подорвали себя просто для того, чтобы это сделать. И никакой бомбы внутри не было. И снаружи тоже. А только мечущаяся кучка насмерть перепуганных людей, которым он велел спасаться бегством.

И они бежали. В панике срывались с места машины. Женщины неуклюже ковыляли по заросшей земле, теряя в высокой траве свои туфли. Операторы вскакивали в автобусы и уносились прочь, а Римо остался на месте и чувствовал себя весьма глупо, пока двое часовых, встав с земли, отряхивались.

— Так что взорвется-то? — спросили часовые, которые знали, что в подземное хранилище никто не входил.

— Ничего, — ответил Римо.

— Мистер, вам бы не следовало так пугать людей, тем более после всей этой стрельбы и прочего.

— Ах ты выродок! — завопил женский голос. На Римо неслась Ким Кайли. Лицо ее было искажено зубы оскалены от ярости, она подняла кулак, а потом как-то очень плавно и быстро замахнулась ногой, целясь в его пах. Предупреждая это движение, Римо отступил в сторону и перехватил женщину так, что она потеряла равновесие. Вложив всю инерцию тела в пинок, Ким стала было запрокидываться, когда стопа ее не достигла вожделенных и весьма уязвимых частей тела жертвы.

Римо удержал женщину от падения и поставил ее на ноги. Она тут же вцепилась ногтями ему в лицо. Римо поймал ее пальцы в свои ладони и прижал руки женщины к ее бокам. Она плюнула. Он уклонился от плевка. Она стала брыкаться. Он отступил в сторону.

— Ты будешь стоять спокойно?! — заорала она.

— Ладно, — согласился Римо, и она забарабанила по его груди. Римо расслабил грудные мышцы, и женщина вскрикнула.

— Ой, как странно! Точно по воздуху лупишь! — Она даже обтерла руку о свое платье, как будто вляпалась во что-то липкое. — Ox! — выдохнула она снова и вздрогнула. — Это был какой-то кошмар!

— Я очень сожалею, что вам было неприятно меня лупить, мисс Кайли, — сказал Римо.

Он смотрел один из фильмов актрисы и теперь восхищался ее мастерским умением выглядеть невинной. Ему еще никогда не приходилось видеть эту женщину в такой бешеной ярости.

Она снова ударила Римо, на сей раз в лицо. Римо успел поцеловать надвигавшийся на него кулачок. Теперь женщина не стала вытирать руки, она только с удивлением осмотрела ее, недоумевая, что же произошло. Ведь у него сейчас должны бы кровоточить разбитые губы. У ее агента, например, всегда шла кровь, когда она влепляла ему такие оплеухи, а ведь он занимался карате и кунг-фу.

— Как тебе удалось проделать такое со мной? Как ты умудрился?

— Проделать что? — поинтересовался Римо.

— Погубить мою демонстрацию? Как ты посмел? Я, Ким Кайли, заявляюсь сюда с этими вонючками, трачу целый день, собираю три крупнейших телекомпании и кабельное телевидение, а ты тут устраиваешь эту стрельбу. Нет, правда, как ты только посмел?

— О чем вы говорите?

— Да эти ребята, которых ты нанял, чтобы они в тебя стреляли ради рекламы. По-моему, они все мертвы. С тремя трупами можно было устроить себе рекламу и в Голливуде и где угодно еще. Совсем не обязательно являться сюда. Я ведь пришла сюда раньше. Мне пришлось использовать этот ядовитый газ. И всю эту вонючую резервацию. Люди тут вообще когда-нибудь моются? Я — за права индейцев, но есть же какие-то пределы.

Двое часовых, которые были индейцами, при этих словах Ким разъярились. Но она отмахнулась от их гнева, как будто он был совершенно необоснован.

— Мисс Кайли, возможно, для вас это будет неожиданностью, но я совершенно не собирался ради рекламы подставлять себя под выстрелы, — сказал Римо.

— Правда? Тогда почему же на тебя была нацелена сверхскоростная камера? Эти ребята были не с телевидения и не с кабельной сети, у этих на аппаратуре всегда есть символы их компаний — чтобы всем было видно. А тут — никаких символов, и камера нацелена точно на тебя.

— Я тоже заметил эту камеру, — кивнул Римо.

— Ах вот как! Ты ее соизволил заметить, а? Ты вдруг заметил камеру, которая все время тебя снимала?

— Я заметил, что она следит за мной. Откуда вы знаете, что это была высокоскоростная камера?

— А разве ты не видел? Коробка для пленки. Она была в три раза больше, чем у обычных телекамер. Из-за высокой скорости съемки идет больше пленки. Только не говори, будто ты не знаешь, что при скоростной съемке можно получить более точный образ.

— Это не лишено смысла, — заметил Римо. — Но нет, я этого раньше не знал.

— Это был и мой промах. Кому ты передаешь отснятый материал?

— Я не занимаюсь никакими съемками, что бы за ними ни стояло, — ответил Римо.

— Да ладно тебе. Когда выходит твой фильм?

— Я не делаю фильмов.

— С твоей внешностью? Тогда что же ты тут делаешь?

— Я, — начал Римо, припоминая о своих документах, — из Управления по делам индейцев.

— Эти операторы не имели отношения к государственной фирме. Они — из частной компании. Я видела их фургон.

— А вы случайно не заметили, снайперы тоже вышли из этого фургона?

— Я только увидела, как пыль поднялась и услышала шум. Одна камера из-за этого взяла меня не в фокусе, а все остальные просто отвернулись. Я думаю, они сделали на тебя наезд. Ты получил четыре — четыре с половиной секунды крупного плана. Это будут показывать по телевизору.

Его лицо увидят по всей стране. Но Римо подумал, что это не столь важно. Просто еще один парень, в которого почему-то стреляли. Люди ежедневно видят на телеэкране столько лиц, кто станет обращать на него внимание?

— Как вы могли засечь время работы камеры, когда все остальные бежали, спасая свою жизнь? — спросил Римо.

— Я ведь актриса. Там, где ты нанимал своих стрелков, еще остались такие же? Получился великолепный фильм. Он будет иметь успех. Здорово смотрится, когда в тебя стреляют, это пойдет в лучшее время.

— Я их не нанимал. Собственно говоря, они пытались убить меня, — ответил Римо.

— Насмерть?

— Да. Что-то в этом роде.

— Ну что ж, по крайней мере они не попортили тебе лицо. — Ким Кайли, поглаживая его ладонью по щекам, поворачивала голову Римо, точно мастер, оценивающий свою работу, потом по-приятельски похлопала его по щеке. — Прелесть. Красивое лицо. Ты с ним что-нибудь делаешь?

— Обычно, с его помощью я смотрю, ем, разговариваю и дышу.

— Нет, я имею в виду что-то значительное. Я хочу сказать, ты где-нибудь выступаешь? На телевидении, например?

— Я не актер.

— О Господи, — вдруг задохнулась Ким Кайли, прикрыв рот ладонью. — Так ведь они же стреляли в тебя по-настоящему!

— Кажется, я с самого начала вам об этом толкую.

— Ох, это же ужасно. Тогда что тут делала та команда со скоростной камерой, которая тебя снимала?

— Не знаю. Честное слово, я не знаю.

Римо посмотрел на пыль, клубившуюся на горизонте. Все команды уже были далеко, но может, кому-то с телевидения случайно удалось снять операторов, которые интересовались Римо. Ведь при нападении на президента тоже были операторы. Его могли бы убить в любое время, но напали только тогда, когда рядом оказались кинокамеры.

— Вы помните еще что-нибудь о тех людях с высокоскоростной камерой? — спросил Римо.

Он отвел актрису подальше от часовых. Послышался приближающийся звук сирен. Значит, полицию известили.

— Конечно, — ответила она. — Мне хотелось купить этот фильм, хотя я там вышла и не в лучшем виде. Они были с “Волшебник-фильма” из Пало-Альто. Я их знаю. Они имеют хорошую репутацию. И никогда не ввяжутся в дела с покушением. Они даже не снимают мягкое порно.

— “Волшебник-фильм”? Для меня это звучит, как название порно-лавочки, — сказал Римо.

— Нет. Это фирма Вильяма и Этель Волшебник. Они уже много лет занимаются кинобизнесом. Очень надежные, очень честные. И потому уже раз шесть чуть не обанкротились.

— Может, им нужны деньги?

— Нет. Их купить нельзя. Не все хотят иметь с ними дело. Когда знаешь, что человек, с которым ты ведешь дела, ни за какие деньги не сделает кое-какие вещи, это внушает определенные опасения. У меня даже мурашки бегут по спине.

— Благодарю вас и до свидания, — сказал Римо, заметив как по пыльной степной дороге несутся, точно кавалерийский отряд, полицейские машины.

— Эй, куда вы? — спросила Ким. — Полицейские ведь не платят за выход.

— У меня есть дело. До свидания.

— Что ж, у меня тоже. Мне нужна эта пленка. Вы собираетесь туда поехать? — спросила она.

— Если раздобуду ее, перешлю вам, — пообещал Римо.

— Да вы даже не будете знать, чего ищете. Кроме того, если намечается очередная стрельба, я бы хотела, чтобы рядом со мной был мужчина. Особенно с таким приятным лицом. Как вас звать?

— Римо.

Ким Кайли сжала в ладонях его лицо, точно ласкала ребенка.

— Римо, вам и правда, не стоит впустую растрачивать такое лицо.

— Вильям Волшебник? — переспросил Римо. — Вильям Волшебник. Какая забавная фамилия.

— А Римо — не забавное имя?

Этель Волшебник явно не нравилось происходящее. Даже если в Вильям не предупредил ее, она бы и так догадалась, что речь идет о его сумасшедшей семейке.

— Это не сумасшествие, Этель. Разве я называю сумасшествием, когда твоя родня берет маленького парнишку и отрезает кусочек его члена?

— Мой народ делает это на протяжении тысячелетий, Вильям. Это традиция.

— Ну, вот и у нас тоже, — откликнулся Вильям Волшебник.

Пленку частным самолетом доставили в Пало-Альто из резервации пакита, близ Биллингса, штат Монтана. Вильям уже все подготовил для ее обработки и отказывался работать над каким бы то ни было другим фильмом, пока не доставили именно этот. Весь проявочный комплекс должен был быть наготове. Вильям посмотрел на часы.

— Никогда раньше не слышала о ваших традициях, — заявила Этель. — И никто из моих знакомых тоже.

— Мы предпочитаем все держать внутри семьи.

— А ваши семейные сборища! Вот уж скажу я вам. Настоящий зоопарк.

— Мы были только на одном съезде семьи.

— Помню. На западе Соединенных Штатов. Кто это берет одну семью и рассыпает ее по всему миру? — поинтересовалась Этель Волшебник.

Это была полноватая женщина средних лет, чересчур сильно накрашенная и всегда недовольная. Порой она все-таки могла улыбнуться, когда ее что-то на самом деле забавляло, только вот ее ничего не забавляло после телевизионного шоу “Повитуха Дуди”

— “Повитуха Дуди” — вот это был настоящий юмор, — говорила Этель.

А вот в семье Вильяма ничего смешного не находилось, ее даже нельзя было назвать настоящей семьей. Между родственниками не заметно ни следа теплых отношений, а у большинства из них даже фамилии были разные, и все принадлежали к разным расам и религиям.

Какой-то писатель однажды сказал, что родственники напоминают людей, с которыми вы сталкиваетесь на эскалаторе. Выбирать их не приходится. Родственники Вильяма и были точь-в-точь как люди, встреченные на эскалаторе. Чужие друг другу. Разумеется, если вы попадали в финансовую передрягу, они могли вас быстро выручить. Это они делали хорошо.

Разумеется, Этель всегда заботилась о том, чтобы возвращать долги с процентами. Ей не нравилась эта компания. И единственное, что ей у них нравилось, так это редкость их семейных встреч. Приблизительно один раз лет в пятнадцать-двадцать. Она не очень хорошо знала, что происходит на этих встречах, но что бы там ни было, она, Этель, не имела к этому отношения.

Она любила Вильяма, потому что во всех остальных отношениях он был человеком достойным уважения. Слово у него — железное, а вся жизнь — скромная и честная. И он никогда не смотрел глупых телевизионных шоу.

Но теперь семья вмешалась в их дела, и им приходилось делать глупые вещи.

Их лучший оператор был отправлен снимать президентскую пресс-конференцию высокоскоростной камерой. На такой скорости можно было запечатлеть пулю в полете.

— Послушай, Вильям, — заявила тогда Этель. — Я знаю, что президент умеет довольно быстро трепаться, но уж не быстрее же летящей пули?

— Этель, это семейное дело, — ответил ей Вильям. Как будто этим все объяснялось. Пленку самолетом доставили из Вашингтона, обработали, а потом тем же самолетом отвезли куда-то из Пало-Альто, от Этель место назначения хранили в тайне.

А теперь вот опять. Все проявочное оборудование простаивало, дожидаясь пленки из Монтаны, и Этель заявила Вильяму:

— Полное сумасшествие. Я сожгу эту пленку, когда ее привезут, а вся ваша семейка пусть отправляется в задницу.

— Этель, пожалуйста, прошу тебя, — сказал Вильям. И она вдруг заметила, как в его глазах промелькнуло выражение испуга.

— Ладно, ладно, только давай сделай так, чтобы это было в последний раз, — сказала Этель. Она не помнила, чтобы муж ее когда-нибудь еще был так испуган.

Пленку привез с аэродрома мотоциклист, он остался дожидаться конца проявки. Этель пошла в лабораторию, чтобы помочь мужу, который на этот день отпустил всех служащих, точно также, как после президентской пресс-конференции.

На этой пленке тоже была заснята попытка покушения. И тоже в странном ракурсе. Когда снимали фильм о президенте, в центре кадра находился не сам президент, а широкое пространство вокруг него, включая репортеров.

На этот раз тоже пытались кого-то убить. Из ружей. Стреляли в мужчину, одетого в черную майку, но в него не попали. Он исполнил нечто вроде танца, точно плывя по воздуху. Он двигался, и пули все время пролетали мимо него. Этель знала, что это именно пули, потому что они оставляли за собой смутный след, типичный для летящей пули.

А потом пуль больше не стало, а земля как-то содрогнулась. Точно вне поля зрения камеры раздался взрыв. Этель видела, как ударная волна прижала к груди человека черную майку.

А потом съемка оборвалась. Вильям еще раз просмотрел пленку, положил ее в коробку и отдал мотоциклисту.

— Сумасшествие, — сказала Этель.

Потом в студию явилась Ким Кайли и тот человек из фильма. Это произошло меньше, чем через три часа после отъезда мотоциклиста.

— Ого! — сказала Этель и посмотрела на Вильяма.

— Все в порядке! — шепнул он.

— Что в порядке?

— Все, — заявил он.

И тут она услышала, как Вильям солгал. Никогда раньше она не слышала, чтобы он лгал. Да, пленку как раз сейчас проявляют. Может, они немного подождут и выпьют пока чаю с ним и его женой Этель?

Вильям, который зашел бы на кухню только умирая с голоду, сам приготовил чай.

— Он без кофеина, — сказал Вильям. — Просто освежающий травяной сбор. Чудесный напиток.

Этель с подозрением посмотрела на чай. Вильям любил кофе, причем ему нравился кофе с кофеином. Хотя напиток и правда пах очень приятно, точно смесь ароматов розы и меда, очень изысканный букет.

Вильям кивнул Этель, советуя выпить чай. Но Ким Кайли и человек, который был с ней, отказались от чаю. Этель недоумевала, что они станут делать, когда выяснится, что пленки нет.

Вильям снова кивнул ей, напоминая про чай. Они оба сделали по глоточку. Напиток оказался сладким на вкус, но, как поняла Этель, сладость эта была не приторная, а освежающая. По ее телу прошла волна тепла, Этель поставила чашку и решила оставить этот мир.

Она недоумевала, почему вдруг ей пришло в голову такое? Ах да, — возникла в ответ очень легкая мысль. Я умираю.

Римо и Ким Кайли увидели, как оба супруга приятно улыбнулись и склонились вперед, а потом так и продолжали клониться все ниже и ниже.

— Они мертвы, — выдохнула Ким. — По-настоящему мертвы. Проверь.

— Они мертвы, — подтвердил Римо.

— Пульс не прощупывается?

— Они мертвы.

— Они сами себя убили? Глупый вопрос, правда?

— Нет, — ответил Римо. — Я думаю, они не знали, что содержится в чае.

— Кто ты такой? Ты что, умеешь читать чужие мысли?

— Нет, — ответил Римо. — Я читаю людей.

— Они так неподвижны.

— Именно так и выглядят мертвые.

Они вдвоем обыскали лабораторию, но пленки не нашли. Ким заметила, что проявитель только что использовали, потому что ванночки еще сохраняли нужную температуру.

Странно выглядело и то, что обычно в лаборатории работало человек пятнадцать, но когда Ким и Римо приехали, тут находились только сами владельцы.

— По-моему, только нечто особенное может заставить хозяев удалить всех из лаборатории и самим заняться проявкой. В старые времена, когда порнуха была еще вне закона, именно так и делались все эти грязные картины. Конечно, не тут. В других маленьких лабораториях.

— Но что противозаконного в том, чтобы снимать меня? — спросил Римо.

— По-моему, кто-то пытается убить тебя и снимает это на пленку. Может, хочет, чтобы ты умер особенно страшной смертью.

— Это с высокой-то скоростью? — поинтересовался Римо.

— А ты забавный парень, — ответила Ким. — Симпатичный и забавный.

В кабинете студии они нашли множество выписанных путевок. Римо заметил, что сцену в Биллингсе, штат Монтана, снимал тот же оператор, который был на пресс-конференции президента. Следующую путевку Джиму Вортмену выписали в пещеры Говата на острове Пим. Предполагалось, что там Джим Вортмен будет снимать отстрел летучих мышей.

— Отстрел летучих мышей? — спросила Ким. — А что тут особенного? Я хочу сказать, разве это не обычная охота?

Римо снова глянул на имя оператора. Вортмен. И еще был Волшебник. Что-то в этих именах показалось ему знакомым, что-то, связанное с иными именами, о которых он когда-то слышал.

Но он не мог вспомнить, что именно.

Ким вся дрожала. Ей хотелось поскорее выбраться из этого дома смерти. Она плохо относилась к смерти и надеялась откладывать ее так долго, как только будет возможно.

— Наверное, именно поэтому я против химического оружия. В самом деле, я искренне и глубоко предана этой борьбе.

— Если ты собираешься быть со мной, — сказал Римо, — я не хочу слышать о твоих глубинных принципах.

— Откуда ты знаешь, что я хочу быть с тобой? Снова читаешь в мыслях? — Ким подняла на него глаза и улыбнулась.

— У меня есть таинственное чувство, позволяющее мне угадывать намерения человека, — ответил Римо. — Особенно когда этот человек впервые за сегодняшний день поднял глаза выше пряжки на моем поясе.