– Понимаете теперь, что я имел в виду? – спросил потом Макгарк своих людей. – Прекрасно. Если правильно все спланировать, срабатывает просто прекрасно.
Чуть позже в это же утро Макгарк заперся у себя в кабинете и набрал не фигурирующий ни в каком справочнике номер.
– Все в порядке, сэр, – доложил он.
И услышал и ответ явно не то, что рассчитывал услышать.
– Понимаете ли… Да, сэр. Извините, – быстро заговорил в трубку Макгарк. – Это случилось впервые. Конечно, дверь нужно было запереть. Он не должен был проникнуть в помещение. Такого больше не случится. Да, сэр. Я понимаю, визит причинил вам излишнее беспокойство. Да, сэр. Я знаю, сэр. Я гарантирую – нас никогда больше не подслушают, и вам никогда больше не придется принимать у себя в доме подобных визитеров. Очень сожалею, если он обеспокоил Жанет, сэр. Да, сэр. Да, комиссар. Мы больше не допустим никаких ошибок.
Глава 12
Ночью, пока Римо мирно почивал на ложе из 4800 черных носков, в редакции газет уже поступило известие о новой волне убийств. Террористы совершили очередную вылазку, но характер их действий претерпел существенные изменения. Так, из Уэст Спрингфилда, штат Массачусетс, сообщили, что полиция располагает уликой в виде клочка бело-голубой ткани, оказавшегося крепко зажатым в ладони Роджерса Гордона.
Гордон был старейшим из членов плановой комиссии одной из крупнейших торговых ярмарок страны, проводимых под девизом «Америка на параде», и в качестве такового он пользовался преимущественным правом восседать в открытой кабине подвесной дороги, разрывающей своим корпусом протянутую над толпой бумажную ленту, символизируя тем самым открытие длящегося целую неделю торжества.
Предполагалось, что Гордон поедет в вагончике один, но в последний момент он пригласил с собой двух мужчин со значками официальных представителей администрации ярмарки, вместе с которыми он поднялся на посадочную площадку, расположенную на высоте двух этажей административного здания ярмарки. Вагончик легко заскользил по канату к бумажной ленте, натянутой между двумя фонарными столбами. Несколько сот человек следили за движением кабины. Среди них было множество корреспондентов радио, которые вели репортажи о церемонии открытия ярмарки. Когда золотисты кабина разорвала тонкую бумажную ленту, толпа всколыхнулась и восторженно зашумела. Этот шум не заглушил, однако, послышавшихся хлопков, и те, кто смотрел вверх, увидели, как Гордон привалился на мгновение к бортику кабины, затем повернулся, протянул руки к стоявшим сзади двум мужчинам и перелетел через борт.
Он упал на трейлер с радиотрансляционной установкой, пробил его тонкую пластиковую крышу и оказался на столике, за которым, попивая кофе, сидел перед микрофоном диктор Трейси Коул, с головокружительной быстротой ведя репортаж. В груди у Роджерса Гордона было четыре крупнокалиберных пули. Тем не менее он успел бы, наверное, сообщить, что те двое, явившиеся к нему сегодня утром в дом, – отнюдь не федеральные агенты, проведавшие о его подпольной торговле оружием. Успел бы, если бы не плотные клубы сигарного дыма, заполнившие эту маленькую передвижную радиостудию, в которых было просто невозможно дышать. Однако Роджерс Гордон все же рассказал об этом, будучи уже мертвым. Ладонь его медленно раскрылась, и Коул, которого даже случившееся не могло сбить со взятого им ритма, увидел как бы протянутый ему клочок материи. Позднее полиция заявила, что этот клочок ткани был, очевидно, вырван из рубашки одного из двух убийц, которым удалось, воспользовавшись возникшей сумятицей, скрыться с места преступления.
Впервые за все время изменился характер совершаемых убийств, а именно: на месте преступления была оставлена улика.
Второй пример отхода от прежней тактики был зафиксирован в Ньюарке, где в гостиной собственного дома в жилом районе, расположенном на побережье и представляющем собой жалкий конгломерат кое-как сколоченных хибар, был обнаружен труп помощника мэра.
У него в голове было три пули – по одной в каждом глазу, а третья, войдя в рот, разворотила горло. В преступной среде так по традиции расправлялись с предателями. Подобно недремлющему оку взирал на тело встроенный в стену сейф, который до этого скрывала репродукция картины Иеронима Босха стоимостью три доллара, вставленная в позолоченную 129-долларовую раму. Это было единственное во всем доме произведение искусства, если, конечно, не считать пластмассовых вазочек с пластмассовыми же фруктами на каждом столе.
Стенной сейф был вскрыт и опустошен. Супруга этого муниципального служащего находилась с визитом у родственников. Вернувшись домой, она обнаружила труп мужа и вызвала полицию. Когда ее допрашивали, она рыдала и билась в истерике, причем не столько от горя, сколько от радости, что ее в тот момент не было дома, иначе она, несомненно, разделила бы участь мужа. Нет, сообщила она полиции сквозь слезы, в стенном шкафу не было ничего ценного – всего лишь какие-то старые залоговые бумаги, свидетельство о военной службе муха – справка об увольнении за нарушение воинской дисциплины – и пара пожелтевших вязанных виньеток их первого внука.
Полицейские кивали, исправно записывали все, что она говорила, и не верили ни одному ее слову. Потому что все знали, что от помощника мэра зависело получение «лицензии» на занятие букмекерством в этом городе. Ни дня кого не было секретом также, что каждую неделю он самолично обходил всех букмекеров до единого, собирая причитающуюся с них подать и что, хотя он передавал собранные им деньги вышестоящим властям, каждый раз имела место некоторая усушка, благодаря которой со временем он стал очень богатым человеком. Поэтому в сейфе, конечно же, была куча денег.
– Сотня тысяч, – предположил один из детективов.
– Чепуха! Пять сотен, – возразил его коллега, направляясь вместе с ним к машине.
– Сам ты чепуха! Скорее всего, целый миллион.
Последние две оценки были слегка завышены. На самом деле в сейфе находилось 353.716 долларов, преимущественно крупными купюрами. Помощника мэра не только убили, но и ограбили. Впервые с тех пор, как начались террористические акции, убийство сопровождалось кражей.
Деньги и вещественное доказательство фигурировали и в материалах дела об убийстве, совершенном в трех тысячах миль от Ньюарка. В Лос-Анжелесе был взломан паркетный пол в одной из комнат богатого особняка, и из тайника похищены деньги. Дом принадлежал голивудскому кинорежиссеру Атриону Беллифангу.
Роскошный образ жизни ему обеспечивали отнюдь не его бездарные фильмы, а исключительно крупнейшая в мире корпорация по производству и распространению порнографических лент. Одним из направлений деятельности этой корпорации было приобщение молоденьких девушек к наркотикам.
Труп Беллифанта был обнаружен его пятнадцатилетней рыжеволосой любовницей, когда она очнулась от глубокого наркотического сна. О том, что были похищены деньги, полиция догадалась по обрывкам бумажных лент, которыми обертывают пачки купюр.
И опять вещественное доказательство! В руке Беллифанта была зажата золотая с изумрудом запонка. Он, видимо, сорвал ее с рукава убийцы, который вогнал в горло своей жертвы батарейный вибратор и включил его, заставив киношника вибрировать и корчиться, пока он не задохнулся.
Подряд две улики – карман от рубашки и запонка.
И две украденные кучи денег.
Раньше ничего подобного не случалось.
Все это лежало сейчас на столе инспектора Макгарка в его небольшом кабинете в доме на углу Двадцатой улицы и Второй авеню, по соседству с тиром и гимнастическим залом.
Макгарк только что кончил пересчитывать деньги и укладывал их в металлическую коробку. Каждая пачка была завернута в вощеную бумагу и аккуратно стянута резинкой. Вырвав из блокнота на столе два листка, он проставил на них суммы – 353.716 долларов и 122.931 доллар – и подсунул эти листки под резинки на соответствующих пачках с деньгами.
Выдвинув средний ящик стола, он достал два конверта.
В один он положил золотую с изумрудом запонку, в другой, побольше, голубую в белую полоску рубашку с оторванным нагрудным карманом. В этот же конверт он вложил чек из небольшого магазина мужской одежды в местечке Трой, штат Огайо. И рубашку, и запонку он также запер в металлическую коробку, а коробку поместил в стоявший в углу комнаты небольшой металлический сейф, после чего с самодовольным видом направился к письменному столу, намереваясь поработать.
Услышав стук в дверь, он поднял голову.
– Войдите!
Дверь распахнулась, и вошел крупный, тучный мужчина в темно-синем, с чуть заметной полоской, костюме, по которому можно было безошибочно узнать полицейского офицера высокого ранга. Макгарк приветливо улыбнулся ему.
– Брейс! – воскликнул он, поднимаясь из-за стола и протягивая вошедшему руку. – Рад тебя видеть. Когда прилетел?
– С час назад. И успел встретиться с остальными членами моей группы.
– Привел их сюда?
– Нет. Они ждут в гостинице.
Жестом Макгарк пригласил его сесть.
– Когда у тебя обратный рейс?
– В три часа утра. Аэропорт Кеннеди.
– Ну, к тому времени вы управитесь, – сказал с ухмылкой Макгарк.
Выдвинув средний ящик стола, он достал конверт из плотной бумаги.
В правом верхнем углу была написана фамилия, но как ни напрягал зрение инспектор Брейс Рэнсом из департамента полиции Саванны, он никак не мог разобрать мелкий четкий почерк Макгарка.
Вытащив из конверта пачку бумаг, к которой сверху была приколота глянцевая, размером восемь на десять, фотография, он отцепил ее и толкнул через стол к Рэнсому:
– Вот твой «подопечный»!
Инспектор Рэнсом посмотрел на фотографию. На ней был изображен невысокий коренастый мужчина, похожий на итальянца или грека. По левой щеке от лба, мимо глаза к уголку рта проходил едва различимый шрам.
Пока Рэнсом изучал фото, Макгарк принялся зачитывать сухим, хрипловатым голосом одну из бумаг:
– Змилиано Корнолли. Сорок семь лет. Юрист. Кличка – «Мистер Фикс». Поддерживает через своих людей преступные связи с рядом местных отделений профсоюзов. В судебных процессах по уголовным делам обычно представляет интересы главарей мафии, и ни для кого не секрет, хотя это и не доказано, что он добивается оправдательных приговоров своим подзащитным путем подкупа судей. Проживает в собственном имении в графстве Сассекс, штат Нью-Джерси, недалеко от «Плейбой-клуба». Тут приложена карта местности. Холост, и считается, что живет один. Но одна-две телки там почти всегда крутятся. Во дворе два злых добермана, так что о них нужно будет позаботиться в первую очередь. Если там окажутся девочки, то придется позаботиться и о них.
Он оторвался от бумаг:
– Дорога на машине займет у вас часа полтора. Когда подъедете, замажьте грязью номерные знаки, чтобы вас потом не могли найти через прокатную контору.
– А он точно дома?
– Ага, У него грипп. Врач запретил ему выходить.
Макгарк щелчком отправил по столу полицейскому карту местности. Тот взял, внимательно всмотрелся в нее и положил в карман.
– Я запомню это лицо, – сказал он и вернул фотографию Макгарку.
– Тогда, значит, можно приниматься за дело, сказал Макгарк.
Полицейский из штата Джорджия не шевельнулся, и Макгарк вопросительно посмотрел на него.
– Билл… – неуверенно начал южанин.
– Что у тебя?
– Мне привелось почитать газету в самолете. Тот, политик из Ньюарка… Он вроде был одним из наших?
– Надеюсь, тебе известно, что не положено задавать такие вопросы, – сказал Макгарк. – Поэтому-то все у нас и идет гладко. Группы прибывают отовсюду. Туда и обратно. И никто не знает, что делает другой.
– Все это мне известно, Билл. Но как насчет тех денег, которых не оказалось? Я подумал, не изменилось ли что-нибудь в планах? Надо ли, например, что-нибудь брать сегодня? Обыскать ли дом? Только поэтому я и спрашиваю.
Макгарк обошел стол и, облокотившись на край, наклонился к Рэнсому.
– Нет. Ничего не берите. И ничего не оставляйте. Просто войдете и выйдете.
Уловив разочарование в глазах Рэнсома, он мягко добавил:
– Послушай, Брейс. На следующей неделе мы проводим национальный сбор «Рыцарей Щита». Я знаю, у тебя есть вопросы, но подержи их, пожалуйста, пока при себе. На сборе ты получишь на них ответы. А пока просто доверься мне и никому ничего не говори.
– Ладно. Согласен. – Рэнсом поднялся со своего места. Он был крупнее Макгарка, но ему не хватало солидности, которая была присуща нью-йоркцу. – А как держится Первый?
– Пока нормально, – подмигнул ему Макгарк, – но ты же знаешь, какие они, эти либералы, – берутся за все, но ничего не доводят до конца. Ты увидишь его на следующей неделе на нашем сборе.
– О'кей, – сказал Рэнсом.
– Послушай, – продолжал Макгарк, стараясь окончательно успокоить Рэнсома, – если управитесь со всем вовремя, заезжай на обратном пути! Посидим, выпьем. Между прочим, как те парни, которых тебе дали?
– Да вроде ничего. Один – лейтенант из Сан-Антонио, другой – сержант из Майами. Выглядят оба солидно.
– У нас все солидные, – с удовлетворением сказал Макгарк. – Лучшие в нашем деле. Только такие и нужны для спасения страны.
Рэнсом слегка выпятил грудь:
– Я тоже так думаю.
Выйдя от Макгарка, он быстро сбежал по ступеням вниз к взятому напрокат «плимуту», припаркованному у входа. Он прихватит своих партнеров возле гостиницы, и они отправятся к предгорьям Нью-Джерси. Там получасовая остановка – и обратно в Нью-Йорк. Несколько рюмок с Макгарком, потом аэропорт – и мы дома. Просто и приятно! Макгарк прекрасный организатор, отлично владеет информацией, все держит в голове – расписания, гостиницы, билеты, выходные дни и прочее, так что в любой момент у него пол рукой были нужные ему, люди. Он знал свое дело. Другого такого не найти!
Какая роль принадлежит Макгарку и какая – О'Тулу? Формально руководил всей операцией О'Тул, но Рэнсом знал, что вся практическая деятельность осуществлялась Макгарком, от него исходили все конкретные идеи и задания. Рэнсом видел О'Тула лишь однажды. На полицейском съезде. Единственное, о чем он тогда говорил, это – проблема вербовки в полицию представителей меньшинств. Ха! Нужно, видите ли, чтобы в полиции служило побольше ниггеров! С такими завиральными идеями далеко не уедешь. Хорошо, что этой операцией руководит Макгарк.
Инспектор Брейс Рэнсом из Саванны так глубоко погрузился в эти мысли, что не заметил неотступно следовавший за ним огромный бежевый «флитвуд» с решительным мужчиной за рулем.
Глава 13
Римо был взбешен. Была затронута его профессиональная гордость.
Он следовал за Макгарком по пятам от полицейского управления до старого тира на Двадцатой улице. Он незаметно сопровождал его до самой двери с табличкой «РЩ», но там ему пришлось спрятаться, так как в тот момент прибыл какой-то южанин, явно высокий полицейский чин. Когда южанин вышел от Макгарка, Римо интуитивно почувствовал, что должен проследовать за ним. И вот теперь он уже битый час висит на хвосте прокатной машины с тремя полицейскими, а они до сих пор не заметили его! Интересно, а заметили ли бы, если бы он гнал за ними в цирковом фургоне? А не был ли он сам таким же невнимательным до своей публичной казни? Вряд ли.
Он автоматически, не думая переключал передачи, время от времени выключал фары или переводил их на дальний свет или ближний, стараясь, чтобы его не заметили. Однако в конце концов он решил, что овчинка не стоит выделки, и перестал усердствовать. Последние пятнадцать минут он шел по дороге номер 80 почти впритык к ним, прилепившись, словно пластырь, так как уже понял, что они чересчур самоуверенны и слишком беспечны, чтобы обращать на него внимание.
Они, как пахари по борозде, двигались все вперед и вперед, не оглядываясь по сторонам, и это злило Римо, потому что полицейские должны быть всегда начеку. Он попытался подавить в себе раздражение. Недаром Чиун наставлял его: «Когда человек раздражен, он невольно переключает все внимание на себя, забывает о деле и вскоре обнаруживает, что перелопачивает пустоту». Правильно, Конфуций, но все равно обидно.
Десять минут спустя задние габаритные огни двигавшейся перед Римо машины свернули с шоссе на боковой съезд. Римо притормозил, убедился, что сзади никого нет, дождался, когда машина с полицейскими скроется из виду, и только тогда выключил свет и последовал за ней. Он увидел, как машина свернула налево, и, по-прежнему не включая фар, устремился к перекрестку, чтобы посмотреть, куда они направятся дальше. На развилке ярдах ста они взяли круто вправо.
Римо включил фары и нажал на газ.
Минут пять они кружили по дорогам, то взбегавшим на холмы, то нырявшим вниз по склонам, потом покатили по узкой дорожке, которая привела их к массивным чугунным воротам в высокой каменной ограде.
Римо, не задерживаясь, проехал мимо ворот и припарковал машину в зарослях кустарника. Он стоял в темноте под дерном в каких-нибудь десяти футах от полицейских и вслушивался в рычание и лай собак. Потом, как это бывает, когда кончается завод у патефона, собачий лай стал постепенно стихать. Слабое поскуливание, визг и, наконец, тишина.
Кто-то с явно выраженным южным акцентом прошептал:
– Еще не бывало такого, чтобы какая-нибудь собака устояла перед вырезкой.
– А как долго они проспят? – тоже шепотом поинтересовался его спутник.
– Этой порции им хватит часов на двенадцать. Так что не беспокойся, они нам не помешают.
Сухой, как летняя дорожная пыль, голос техасца произнес:
– Будем надеяться, что в доме собак не обнаружится. – Речь говорившего была такой корявой, что Римо невольно подумал: «И почему это техасцы не умеют говорить по-английски?»
– Собак всего-навсего две, – сказал южанин. – Ну, пошли! Пора заняться делом!
Римо наблюдал, как двое помогли третьему вскарабкаться на стену и перелезть через нее. Он повисел немного на руках и тяжело бухнулся на землю. Римо слышал как затрещали сучья у него под ногами.
Вскоре полицейский появился по ту сторону ворот, повозился с замком, открыл ворота и впустил двоих других.
Нет, подобный образ действий ему не подходит, решил Римо. Единым махом он взмыл на вершину почти двенадцатифутовой стены и, оттолкнувшись от нее, как будто это был гимнастический снаряд, мягко и совершенно бесшумно соскочил на землю.
Абсолютная тишина. Ни звука.
Полицейские всего лишь в шести футах от него бесшумно и быстро двигались в темноте вдоль посыпанной гравием дорожки к дому. Дом из дерева и кирпича, оштукатуренный снаружи, этакое подобие швейцарского шале, абсолютно не вписывался в местный пейзаж с его невысокими плавными холмами. В огромном окне на первом этаже – вероятно, там находилась гостиная – горел свет.
Римо все время держался поблизости от полицейских. Те разговаривали между собой хриплым шепотом. Самый рослый из них, видимо, начальник, сказал:
– Текс, двигай за дом. И повнимательнее – там может оказаться парочка баб.
– А вы что будете делать? – спросил техасец.
– Попробуем пробраться с фасада.
До дома оставалось ярдов тридцать. Внезапно огонек на первом этаже погас, зато весь двор перед домом залил ослепительный зеленоватый свет установленных на прожекторов. Прогремел выстрел. Пуля выбила камешек на дорожке рядом с полицейскими, и они рассыпались в стороны, ища убежища в кустарнике.
Римо посмотрел, как неуклюже они ползают в траве, и, укоризненно покачивая головой, встал за дерево.
Выстрелов больше не было. Он прислушался.
– Вот поганец! – прошептал южанин. – Ворота, наверное, были с сигнализацией.
– Нам лучше сматываться отсюда, – сказал техасец. – Он, видимо, уже позвонил и вызвал помощь.
– Нет! Мы прибыли сюда для выполнения задания и мы его выполним! Этот недоношенный стряпчий на днях избавил от ответственности двух бандитов, убивших полицейского. Ему это дорого будет стоить!
– Но все это не стоит и клочка моей шкуры.
– Он и не получит ни клочка, – сказал южанин. Послушайте, вот что мы сделаем…
Римо уже достаточно наслушался. Он бесшумно и проворно двинулся, скользя среди деревьев и кустарника, налево, к тыльной стороне дома.
Там было темно, но через окно Римо заметил, как в комнате что-то сверкнуло – видимо, отблеск луча света на металле.
Эти типы упоминали женщину. Видимо, именно она и стоит у окна с пистолетом.
Римо свернул за угол и стал карабкаться вверх по торцевой стене дома. Пальцы рук и ног впились в грубо отесанный камень, упор ногами перемещает тело вверх, затем перехват руками, и так постепенно все выше и выше, пока Римо не оказался рядом с открытым окном на втором этаже. Ловкое движение – и он уже в небольшой гостевой спальне. Перед тем как выйти в коридор, Римо на всякий случай выглянул во двор. Двое полицейских притаились в кустах у дорожки. Римо видел их тени. Третий скорее всего, это был техасец, – наверное, сейчас подбирается к дому.
Ступая по мягкому ковру, Римо вышел в коридор.
Он быстро поморгал, нагнетая в мозг кровь, заставляя расшириться зрачки. Теперь он видел в темноте почти так же, как если бы в доме горел свет. Он обнаружил, что находится на балконе второго этажа, а весь первый этаж по существу представлял собой одну громадную комнату. Там, у окна, задернутого плотными шторами, сидел на полу низкорослый мужчина в домашнем парчовом пиджаке. В руке он держал пистолет.
Римо перегнулся через балконные перила и осмотрелся. Там действительно была девушка. Она стояла у окна, что было совсем неразумно, и к тому же держала перед собой пистолет, что было тем более неразумно, потому что блеск от него можно заметить снаружи.
Девушка была молода, темноволоса. И нага.
Римо подумал о притаившихся снаружи полицейских, намеревавшихся перебить этих людей. Дурное намерение! Но, с другой стороны, этот адвокат только что добился освобождения из-под стражи двух бандитов, убивших полицейского, и ему тоже не следовало так поступать. Что шесть, что полдюжины – один черт!
Римо не долго колебался. В прошлом ему самому не раз приходилось выполнять аналогичные поручения. Но если подобные акции КЮРЕ считались вполне нормальными, то почему же они неправомерны теперь?
Римо пошел на компромисс: он позволит им разобраться с адвокатом, но девушку им не отдаст!
Он тихо перелез через перила балкона и, спрыгнув с двенадцатифутовой высоты вниз, практически бесшумно опустился на пол, выложенный каменной плиткой.
Он тут же откатился в сторону, недовольный собой, потому что при приземлении все-таки слегка прищелкнул каблуком по полу.
– Ты ничего не слышала? – прошептал человек у окна.
У него был маслянистый тонкий голос. Римо увидел, как он повернулся лицом к девушке.
– Нет, – ответила та. – Когда же, наконец, доберутся сюда твои друзья? Не нравится мне все это!
– Заткнись, сучка, и не спускай глаз с окна. Стреляй, как только кого-нибудь увидишь. Осталось ждать всего несколько минут.
Итак, сначала мужчина. Римо, не таясь, шел во весь рост по темной комнате. Сквозь щель в шторах ему был виден ярко освещенный двор. Двое полицейских скорее: всего, по-прежнему сидят, затаившись в кустах, в ожидании, когда техасец начнет штурм здания с тыла. Римо надеялся, что он не станет торопиться. Достаточно и одного Аламо.
Римо оказался у адвоката за спиной. Взглянув на него сверху, он медленно протянул руку и быстро защемил большим и указательным пальцами нервный узел на шее. Адвокат, не издав ни единого звука, повалился лицом вниз. Римо удержал его от падения, а когда тот окончательно впал в забытье, осторожно уложил его на пол… К черту! Если полицейским нужно, пусть сами с ним и возятся, а он, Римо, совсем не собирается делать чужую работу.
А теперь девушка.
– Эмиль, – тихо позвала она, – я так никого и не вижу.
– Эмиля с нами больше нет, – шепотом ответил Римо.
Девушка испуганно повернулась к нему, все так же держа пистолет прямо перед собой. Ладонь Римо легла на пистолет.
Она открыла было рот, готовясь закричать, но Римо тут же зажал его свободной рукой.
– Если хочешь жить, молчи!
Опустив пистолет в карман пиджака, Римо усыпил ее и взял на руки, словно манекен, чтобы отнести в безопасное место. Невольно прижимая ее к груди, он попытался воскресить в памяти ощущение, испытанное им во время последнего свидания с женщиной, и понял, что эта девушка была для него сейчас всего лишь стодесятифунтовым человеческим телом и только. Чиун остался бы очень доволен!
Взглянув во двор, Римо заметил, как что-то блеснуло в кустах слева Видимо, это был техасец с револьвером в руке. Похоже, он вот-вот ворвется через заднюю дверь в кухню.
С девушкой на руках Римо направился к большому окну, обращенному в тыльную сторону приусадебного участка. Там, в сотне ярдов от дома, стояли несколько посаженных в ряд деревьев, а за ними – густой лес. Он осторожно открыл окно и замер, вглядываясь в темноту.
– И-й-я-ааыа! – услышал он вдруг. Ну и идиот! Конечно же, это тот самый дерьмоход-техасец с воплями штурмует кухонную дверь. Римо даже подумал, не пойти ли да отшлепать его как следует, но решил, что не стоит.
К черту! Глупость сама себя наказывает. И техасцу в свое время достанется по заслугам, и пусть тогда не пеняет на гнев Божий или на злосчастные превратности судьбы.
С револьвером в руке техасец ломился в дверь, не переставая вопить, как обезумевшая сирена. Дверь стонала под ударами плеч и кулаков техасца. Пули со звоном и свистом рикошетили от металлического замка.
Римо вздохнул. С чего полицейские взяли, что можно вот так, запросто разбить выстрелом дверной замок? Толку от такой затеи мало, и этот недоносок может проторчать перед дверью всю ночь – не помогут ни вопли, ни пальба!
– Чтоб ты пропал! – выругался Римо, положил девушку на подвернувшийся под руку столик и двинулся сквозь темноту к двери, которая не собиралась поддаваться натиску полицейского. Надо спешить. Двое других придурков, наверное, уже подобрались к парадной двери.
Стоя за дверью, Римо подождал, когда техасец в очередной раз предпримет попытку сокрушить прочную дверь из болотной сосны, а затем быстро повернул защелку. Теперь достаточно просто нажать на ручку и дверь откроется. Даже полный кретин должен в конце концов попытаться открыть дверь ручкой!
Римо вернулся к девушке, открыл окно и влез на подоконник. Мгновением позже техасец вломился, наконец, в дом. Почти одновременно распахнулась и парадная дверь, и яркий свет прожекторов со двора затопил первый этаж.
Полиция вошла, а Римо вышел, аккуратно прихватив с собой бесчувственную девушку.
Римо тем временем отнес девушку в заросли и осторожно положил на землю, легонько пристукнул кончиками пальцев по вискам, чтобы она подольше не приходила в себя. Может, ей повезет, и она придет в себя, когда полицейских здесь уже не будет. Тогда она сможет просто одеться и уйти.
Римо поспешил обратно к дому. Внутри вспыхнул свет.
– Вот те на! – воскликнул техасец. – Этот сукин сын умудрился отключиться со страху.
– Ага, он в обмороке, – послышался уверенный голос южанина. – Давайте прикончим его и поскорее уберемся отсюда. А женщин здесь не было?
– Нет, – ответил техасец. – Здесь больше никого не было, иначе меня наверняка пришлепнули бы, когда я появился в дверном проеме.
Римо поспешил прочь. Подходя к воротам, он услышал приглушенный выстрел. Одним продажным юристом стало меньше. Выйдя за ворота, он направился к машине, обуреваемый чувством глубокого отвращения к трем полицейским, все еще остававшимся в доме.
Да, это совсем не те полицейские, что были раньше!
Глава 14
Римо вошел и здание на Двадцатой улице и, перескакивая через три ступеньки, взбежал по лестнице. Он не слишком торопился на обратном пути, и если те трое полицейских должны вернуться сюда, то у него в запасе всего несколько минут.
А вот и двойная металлическая дверь на лестничной площадке второго этажа. Аббревиатура «РЩ», судя по всему, означает «Рыцари Щита». Те же буквы были на значке капитана Милкена.
Римо приложил ухо к двери. Ни звука. Попробовал повернуть ручку. Дверь оказалась незапертой. Он быстро скользнул внутрь, закрыл за собой дверь и оказался в небольшом холле, который отделяли от основного помещения двери из армированного стекла.
За этими дверьми тоже было тихо, но из неплотно прикрытой двери на противоположной стороне холла выбивалась полоска света. Римо осторожно открыл дверь и оказался в просторном помещении без мебели, которое в бытность его полицейским служило гимнастическим залом. На стенах до сих пор сохранились приспособления для крепления канатов, а на полу металлические планки, к которым привинчивались болтами станины тяжелых гимнастических снарядов. В дальнем конце зала он заметил нечто, напоминающее конфигурацией человека. Приглядевшись, он понял, что это мишень для стрельбы.
Римо прошел в глубь зала и заглянул в приоткрытую дверь одного из размещавшихся там кабинетов. И как раз в это время зазвонил телефон.
После второго звонка он услышал голос девушки:
– Алло! Рыцари Щита.
Это была дочь комиссара О'Тула. Римо сразу же узнал ее мягкий, медлительный голос.
– Нет, – сказала она. – Инспектора Макгарка сейчас нет. Он вышел выпить кофе и должен с минуты на минуту вернуться. Что ему передать? Хорошо! сказала она после небольшой паузы. – Я передам. – Римо просунул голову в дверь. Девушка сидела за столом, просматривая сложенный гармошкой текст, отпечатанный на принтере, и делая время от времени пометки в блокноте. Дверь другого кабинета была открыта и из кабинета Жанет О'Тул туда просачивалось достаточно света, чтобы можно было прочитать фамилию его хозяина на табличке у него на столе: «Уильям Макгарк».
Римо уловил звук голосов в коридоре и приближающиеся шаги. В этот момент Жанет О'Тул встала и направилась к стоявшему у стены шкафу для бумаг.
Воспользовавшись тем, что она оказалась к нему спиной, Римо скользнул внутрь и, бесшумно ступая по линолеуму, юркнул в кабинет Макгарка.
Теперь Римо отчетливо слышал раскатистый хохот, Макгарка, направлявшегося, видимо, сюда. В произношении его спутника улавливались, черты, характерные для жителей южных штатов. Это был полицейский, руководивший только что завершенной операцией. Римо быстро огляделся по сторонам и, недолго думая, шмыгнул в стенной шкаф. Подтянув колени к животу и прижав подбородок к груди, он затаился на верхней полке. Тем временем Макгарк в сопровождении южанина вошел и кабинет и плотно закрыл за собой дверь.