— Ну и что? — заявила одна дама-журналистка, умудрившаяся до этого доказывать, что в преступлениях арабских террористов виновен не кто иной, как президент Соединенных Штатов. — Вспомните, что мы писали о Кампучии, где красные кхмеры заставляли детей убивать своих сверстников. Там творились вещи похуже, чем в Сорнике. Там уничтожали миллионы людей, как во времена Гитлера. Целые города превращались в пустыни.
— Да, я действительно приветствовал красных кхмеров, — заметил корреспондент нью-йоркской газеты.
— Нужно во всем винить американцев, — высказался сотрудник вашингтонской газеты.
— Как же так? — возразил их коллега. — Русские ракеты нацелены на наши города.
— Когда стало известно о зверствах красных кхмеров, — невозмутимо продолжала дама-журналистка, — я во всем обвинила Америку, потому что она бомбила Камбоджу. Когда на тебя сыплются бомбы, поневоле озвереешь.
— Но бомбардировкам подвергались и другие страны. Во время второй мировой войны Англию бомбили намного сильнее, чем Камбоджу. И тем не менее англичане не превратились в дикарей и не начали истреблять друг друга.
— К чему эти исторические аналогии? Пиши все, что тебе угодно. Когда мне приходится слегка привирать, я обычно говорю, что такова горькая правда. В Бостоне это проходит на ура. И чем горше правда, тем лучше.
— Выходит, на сей раз горькая правда состоит в том, что если русские разместили здесь свои ракеты, то Америка сама в этом виновата, поскольку вторглась на территорию Сорники?
— Совершенно верно, — подтвердил журналист из Вашингтона, который написал много горькой правды об Иране до появления аятоллы Хомейни, о Камбодже до прихода красных кхмеров и о Вьетнаме до того, как тысячи местных жителей, рискуя жизнью, на утлых суденышках начали покидать свою «свободную» родину.
Между тем в Вашингтоне известие о советских ядерных ракетах вызвало двоякую реакцию: во-первых, облегчение, потому что они были обнаружены, а во-вторых, некоторую растерянность, потому что оставалось совершенно непонятно, по чьей инициативе они были обнаружены, хотя кое-какие следы вели в Форт Пикенс, штат Арканзас.
Президент Соединенных Штатов сразу же попытался связаться с Харолдом Смитом — последней надеждой Америки. Уж он-то наверняка располагает всеми необходимыми сведениями!
Какое счастье, что ракеты удалось вовремя обнаружить и демонтировать! Но кто знает, что может произойти в следующий раз? Если танковые колонны без всякой санкции правительства и высшего военного командования вторглись в Сорнику, что помешает им завтра войти в Вашингтон? Все гонцы президента, посланные на место событий, дабы выяснить, что там происходит, возвращались назад и, захлебываясь восторгом, рассказывали о гениальном полководце, который неизменно оказывался их ближайшим родственником или другом.
Хуже всего было то, что гениальный полководец поддерживал куда более тесный контакт с правительством, нежели сам президент. Прежде это удавалось только Харолду Смиту.
Если со Смитом что-нибудь случится, компьютерная сеть автоматически выйдет из строя. И тогда, набрав заветный номер, по которому в критических ситуациях звонили его предшественники, президент услышит короткий и будничный ответ, что номер абонента отключен. Все сработает столь же безупречно, как все эти годы работала организация под названием КЮРЕ. И президент поймет, что этой организации больше не существует.
Если же все будет хорошо, Харолд Смит снимет трубку и с помощью своей «палочки-выручалочки», как президент называл его компьютерную сеть, найдет ответ на все вопросы.
Президент набрал заветный номер и услышал то, чего никак не ожидал услышать: короткие гудки. — КЮРЕ существовала и работала, но дозвониться до Смита было невозможно.
Римо и Анна Чутесова услышали отдаленный взрыв. Они прилетели в Сорнику, когда местный аэропорт еще находился под контролем сорниканской армии.
— Первым делом нужно выяснить, где Рабинович, чтобы не попадаться ему на глаза, — сказала Анна. — Если одному из нас вдруг почудится, что он видит перед собой близкого человека, нужно как можно скорее уносить от него ноги. Это будет означать, что Рабинович нас загипнотизировал.
— Для меня все это не так просто, — ответил Римо.
— Почему?
— Потому что здесь действительно находится близкий мне человек. Мой учитель, который заменил мне отца.
— Это и впрямь осложняет задачу. Необходимо как можно больше узнать о Рабиновиче, а те, кто может нам в этом помочь, являются вашими товарищами по секретной организации, в которой вы служите.
— Я поступил опрометчиво, выболтав русской женщине эту тайну.
— У вас не было другого выбора. Без меня вы не сможете их спасти, а я не в силах помочь вам, не зная, кто они. Так что вы приняли правильное решение.
— Как знать...
— Итак, нам известно, что теперь Рабинович намного более опасен, чем прежде, во-первых, потому, что имеет доступ к источникам секретной информации, и, во-вторых, потому, что на службе у него состоит Мастер Синанджу. Вы сделали именно то, что поможет вашим друзьям. Как вы думаете, почему?
— Потому что один мудрый человек в ответ на мой главный вопрос сказал «да».
— Я не понимаю вас, Римо, и не хочу понять, поскольку не являюсь специалистом в области психических расстройств. Попробую ответить за вас. Вы решились на откровенность со мной потому, что нам необходимо собрать как можно больше точной информации о Рабиновиче. Как вы думаете, для чего?
— Нет, — ни к селу ни к городу ответил Римо.
Анна глубоко вздохнула, и ее соблазнительная грудь обозначилась под влажной от пекущего сорниканского солнца тканью блузки.
— Нам необходимо знать о Василии Рабиновиче как можно больше для того, чтобы решить, как его уничтожить.
— Правильно, именно это я и хотел сказать.
Римо умело вел ее сквозь линию фронта. Даже если бойцов не было видно, он каким-то образом догадывался об их присутствии и, не задумываясь, заранее определял, каковы будут их действия. Он объяснил Анне, что вооруженных людей можно узнать по особым повадкам. Все эти премудрости, накопленные Домом Синанджу на протяжении тысячелетий, наряду со всем остальным служили той почвой, из которой вырастало искусство каждого Мастера, вбиравшего в себя опыт предшественников. Название школы Синанджу происходило от корейской деревушки, откуда пошел род великих убийц-ассасинов, хотя сам Римо принадлежал к белой расе. Как выяснилось, технике любовных игр его научил Чиун.
— Я вижу, он обучил вас всему, — сказала Анна. — Наверное, только дышать вы научились самостоятельно.
— Как раз дыхание — самое главное из всего, чему он меня научил.
К тому времени, как в горах прогремел взрыв, Анна Чутесова поняла, что Римо искренне привязан к Чиуну. При этом он то и дело повторял, что они совершенно не схожи характерами, хотя, по словам Римо, один зануда придерживается на этот счет иного мнения.
— Кто этот зануда?
— Вы не поймете. Этот тот самый человек, который ответ на мой вопрос сказал «да».
— Что это был за вопрос?
— Самый главный из тех, что я должен был ему задать!
— И в чем он состоял?
— Понятия не имею. Я так и не задал его. Я не смог его сформулировать. И он дал мне ответ на незаданный вопрос.
— Синанджу — это что-то вроде дзэн-буддизма? — спросила Анна.
— Нет, — ответил Римо. — Синанджу — это Синанджу.
Жестом он приказал ей лечь, и они оба приникли к теплой земле на поросшем деревьями горном склоне. Вскоре показался патруль — группа индейцев в советской военной форме.
Девушка, вооруженная автоматом Калашникова, посмотрела на Анну, однако прошла мимо. Их разделяло не более пятнадцати футов.
— Почему она нас не заметила?
— Люди, как правило, видят только то, что, как им кажется, должны видеть. Следят за тем, не движется ли кто-то в кустах, нет ли у них под ногами мин, не затаился ли где-нибудь снайпер. Все остальное для них несущественно, и они этого не видят.
— А вы?
— Я вижу все.
— Это трудно?
— Никто, кроме Мастеров Синанджу, не обладает таким совершенным зрением, — объяснил Римо. — Иногда нас принимают за людей, наделенных какими-то сверхъестественными способностями. Но это не так. Просто все остальные не используют до конца заложенные в них возможности — физические, а главное, умственные.
Как ни парадоксально, но это было действительно так. Анна знала, что ресурсы человеческого мозга используются лишь на восемь процентов. Судя по всему, адепты Синанджу распоряжаются своими умственными способностями намного более эффективно.
В отличие от чар Рабиновича, искусство Синанджу показалось ей тем самым оружием, которым не зазорно воспользоваться. Оно было надежнее, чем ядерные ракеты, но при этом не уступало им в точности. Если удастся выбраться из этой заварушки, подумала Анна, постараюсь увезти Римо в Россию. А если при этом он еще и проявит ко мне интерес как к женщине, что ж, я не стану возражать. На лице у нее мелькнула мечтательная улыбка.
В этот миг раздался оглушительный взрыв, и американские войска начали штурм. Римо остановил первый попавшийся джип и, быстро утихомирив водителя, сел в него вместе с Анной. Поразительно, стоит ему нащупать какое-то нервное окончание — и человек уже полностью в его власти, подумала Анна, имея в виду не столько водителя, сколько себя. И снова губы ее раздвинулись в улыбке.
— Римо, — сказала она вслух, внезапно переходя на «ты», — мне хотелось бы увидеть тебя раздетым.
— Сейчас не до того.
— Эх, Римо, жаль, что ты не хочешь по-настоящему задать мне жару!
Тут издалека, с обочины дороги, послышался вой, очень похожий на вой сирены, только намного более пронзительный. Старик-азиат в черном одеянии смотрел на сидящих в джипе Анну и Римо с перекошенным от злобы лицом. Римо велел водителю остановиться.
— Не смей так разговаривать с Римо, блудница! — закричал старик. — Римо, почему с тобой эта белая потаскуха? Пойдем, я хочу представить тебя Великому Вану.
— Кажется, это Чиун, — шепнул Римо своей спутнице. — Видишь вон того человека с раскосыми глазами?
— И клочковатой бородкой?
— Именно. Это и есть Чиун. Постарайся не выражаться в его присутствии. Он этого не любит.
— Убивать — благородно, а заниматься любовью — низко?
— Ты правильно все поняла.
— Кто она такая? — сурово спросил Чиун. — Как я могу представить тебя Великому Вану, бесстыдник, если ты явился с этой белой девицей?
— Я тоже имею несчастье принадлежать к белой расе.
— Великому Вану совсем не обязательно знать об этом. Он мог бы подумать, что кто-то из твоих предков был корейцем.
— Он знает правду. Знает, что я белый. И это пришлось ему по вкусу.
— Ложь! — отрезал Чиун.
— Кто такой Великий Ван? — поинтересовалась Анна.
— Кто эта блудница, выражающаяся, как последний матрос? — в свою очередь осведомился Чиун.
— Великий Ван — это тот, кто дал мне ответ, не дожидаясь вопроса, — объяснил Римо.
— Он тоже принадлежит к Дому Синанджу? — спросила Анна.
— С большим правом, чем все остальные.
— Почему ты отвечаешь ей прежде, чем своему учителю?! — вскипел Чиун. — Или эта развратница совсем затуманила тебе мозги?
— Ее зовут Анна Чутесова. Она хочет помочь мне.
— У тебя с ней интрижка? — спросил Чиун.
— Не совсем, — ответила за Римо Анна. — Не могли бы вы рассказать мне о Великом Ване, к которому относитесь с таким почтением? Это он дает вам задания?
— Великому Вану нет нужды давать кому-либо задания. Мастер Синанджу обязан предупреждать любое его желание.
Плавные, грациозные движения пожилого корейца казались Анне странно знакомыми. Точно так же двигался Римо, ведя ее через джунгли.
— У Великого Вана такая же походка, как у вас с Римо? — спросила Анна, после чего Чиун тотчас же обратился к Римо по-корейски.
Римо что-то ответил на том же языке.
— Что он сказал? — спросила Анна.
— Он спросил, почему ты задала этот вопрос.
— Значит, он чувствует, что что-то не так. Он понимает это.
— Папочка, — обратился к Чиуну Римо. — Ты чувствуешь, что что-то не так?
— С чего ты взял? — удивился Чиун. — Все замечательно. Даже Император Смит так считает.
Эта фамилия опять-таки показалась Анне знакомой. Но она не успела вспомнить почему, так как увидела на дороге нечто такое, что сразу же подсказало ей: ключ к решению головоломки находится вовсе не в Сорнике, а в России. Ей предстояло немедленно вытащить Римо отсюда, в противном случае спасти мир не удастся даже такому человеку, как Мастер Синанджу.
Глава четырнадцатая
— О Господи! — воскликнула Анна. — Идиоты!
Огромные грузовики медленно двигались по главной магистрали Сорники, впечатывая колеса в мокрую грязь. В их кузовах лежали заостренные кверху штуковины, напоминающие гигантские канализационные трубы. На каждой из них сбоку красовались большие красные звезды и надписи русскими буквами, которые было невозможно скрыть от телевизионных камер.
Это были русские ракеты среднего радиуса действия. Расположенные в непосредственной близости от Америки, они могли поразить любую цель со смертоносной точностью, что было абсурдно с военной точки зрения.
При имеющихся запасах ядерных боеголовок точность попадания не имела ровно никакого значения. Или русское командование надеялось, что, уничтожив несколько городов, сможет спокойно сесть с американцами за стол переговоров?
Но еще хуже было то, что американцы наверняка сделают из всего этого грандиозное шоу. Потерпев такое сокрушительное поражение, русские генералы почувствуют себя униженными, ведь речь идет не о падении крошечного марионеточного государства, а о разгроме русских войск. И тогда, как после Карибского кризиса, Советский Союз, дабы спасти собственное лицо, начнет новый виток гонки вооружений. В прошлом это едва не привело к краху и без того слабую российскую экономику, теперь подобный эксперимент наверняка приведет к войне. В стране не было средств для разработки новых типов оружия. Именно поэтому в последнее время Россия все настойчивее выступает с мирными инициативами, в ответ на которые Америка все настойчивее продолжала вооружаться.
Разумеется, в таких делах любые преимущества оборачиваются иллюзией. Но мужчинам свойственно тешить себя иллюзиями. Они похожи на мальчишек, писающих на стену и соревнующихся, кто достанет выше. Вся разница в том, что в данном случае речь идет не о бессмысленной детской забаве, а о самоубийстве.
— Анна — нечто вроде русского агента, — сказал Римо. — Похоже, мы заполучили ваши ракеты.
— Какая разница, кто их заполучил? — всплеснула руками Анна. — Типично мужская логика. Ну и что вы будете с ними делать? От того, что теперь они в ваших руках, а не в наших, дело не меняется. Где Рабинович?
— В вашем сердце нет ни капли милосердия к нему. Не смейте приближаться к этому человеку, — буркнул Чиун и, повернувшись к Римо, добавил по-корейски: — Рабинович — друг Великого Вана. Если эта блудница подойдет к нему хотя бы на шаг, убей ее.
— Конечно, конечно, папочка.
— Твои слова звучат как отговорка.
— Расскажи мне о Ване. Ты не можешь описать мне его внешность?
— Разве ты не видел его?
— Видел. И он дал мне ответ.
Глаза Чиуна заблестели, а на морщинистом лице появилась улыбка:
— Значит, теперь ты все знаешь.
— Он сказал мне «да».
— То же самое услышал от него и я. Первый раз, когда был в твоем возрасте, а потом снова, когда мы встретились в Форте Пикенс.
— А какой вопрос ты ему задал, папочка?
— Это был очень личный вопрос. Я не хочу об этом говорить, — уклончиво ответил Чиун. — Скажи лучше, о чем спросил его ты.
— Да так, ни о чем особенном.
Поскольку разговор шел на корейском языке, Анна спросила, о чем они беседуют.
— Ни о чем, — ответили оба в унисон.
— Нам необходимо разыскать этого чудесного мистера Рабиновича, — сказала Анна. — У меня такое впечатление, мистер Чиун, что, по вашему мнению, я представляю для него какую-то опасность.
— Какую опасность вы можете для него представлять, если его защищаем мы с Великим Ваном?
— Тогда давайте найдем его. Клянусь, мы не приблизимся к нему более, чем на пятьсот ярдов. Мы лишь хотим задать ему несколько вопросов. Быть может, даже не сами, а через вас.
— Я не мальчик на побегушках, — буркнул Чиун. — Пусть вопросы задает Римо.
— Нет, — возразила Анна, — это невозможно. Передайте мистеру Рабиновичу, что мы привезли ему письмо из Дульска, от матери. Скажите ему, что я приехала из Советского Союза для мирных переговоров. Скажите ему, что он победил, что мы уважаем его силу и хотим подписать с ним лично мирный договор. Что Россия гарантирует ему полную безопасность.
— Это я гарантирую ему полную безопасность. Кто вы такая, чтобы делать подобные заявления? Вы только и умеете, что приставать к невинным молодым людям.
Римо огляделся по сторонам: никаких молодых людей, кроме него, поблизости не было. Анна взяла его за руку. Чиун метнул на нее полный ненависти взгляд. Римо знал, что Чиун не одобряет подобных проявлений чувств на публике.
Приличная женщина, считал Чиун, не посмела бы приблизиться к своему избраннику больше, чем на десять шагов, и отвесила бы ему почтительный поклон. Распускать руки на глазах у посторонних неприлично. Когда-то в своих записках Чиун охарактеризовал Америку как страну растленных нравов, жители которой целуются с незнакомцами вместо того, чтобы просто поздороваться. Итальянцы — те вообще распущенный народ. Вот Саудовская Аравия Чиуну нравилась, если не считать, что там чересчур мягкая система наказаний.
Преступникам там всего лишь отрубали руку. Чиун никак не мог понять, при чем тут рука, ведь любое действие совершается не столько руками, сколько головой. Во всяком случае, с Чиуном дело обстояло именно так, и он был уверен, что со всеми остальными — тоже.
Чиун видел, как эта наглая блондинка с бесстыдной улыбкой на смазливом лице касается руки Римо, а он делает вид, словно ничего не замечает. Будто так и надо. Вот они, белые гены! А ведь Римо предстоит во второй раз явиться пред Великим Ваном.
— Я не позволю тебе в таком виде предстать перед Великим Ваном, — заявил Чиун.
— Скажи, папочка, — спросил Римо, даже не подумав высвободить руку, — может ли один человек находиться одновременно в двух разных местах?
Чиун не ответил, только многозначительно посмотрел на сцепленные пальцы влюбленной парочки. Наконец он произнес:
— Ты нарочно позволяешь этой бесстыднице держать тебя за руку, чтобы позлить меня.
Анна расцепила пальцы, высвободив руку Римо.
— Будем надеяться, что от этого ваш ученик не забеременеет, — сказала она с ехидной улыбкой.
— Я никогда не слыхал ничего подобного, — ответил Чиун на вопрос Римо. — Да и зачем кому-либо находиться сразу в двух разных местах? Одного места вполне достаточно. Более чем достаточно.
— Странно, что Великий Ван не научил нас этому фокусу. Ведь, находясь с тобой, он одновременно находился и со мной.
— Значит, тот, кого ты видел, не был Великим Ваном, — сказал Чиун. — Какая жалость!
— Я ткнул его в живот и почувствовал неземной холод. Это был холод Вселенной. Может быть, ты таким же образом испытаешь своего Великого Вана?
— Это не «мой» Великий Ван. Это просто Великий Ван, — осадил Чиун ученика.
— Ясно, — молвил Римо.
Но он почувствовал, что Чиун немного растерялся. Пожилой кореец согласился проводить их к Рабиновичу, лучшему другу Вана, при условии, что «белая блудница» будет вести себя пристойно.
— Вы — настоящий мужчина, Чиун, — сказала Анна. — Мужчина до мозга костей.
— Благодарю вас, — ответил Чиун.
— Я знала, что вы ответите именно так.
Около штаба Железного Генерала толпились русские пленные, которых распихивали по грузовикам. У них был испуганный вид, и Анна заверила своих соотечественников, что их не станут расстреливать. Она негодовала на идиотов, направивших их сюда без всякой на то необходимости.
Ну ничего, она сумеет укротить этого безумца, пока он не зашел слишком далеко! Хватит с него и этой блестящей победы!
— Римо, я передумала, — сказала Анна.
— Она легкомысленна, как все женщины, — фыркнул Чиун. — Держи ухо востро, Римо. От таких, как она, ничего хорошего не дождешься.
— Настоящий мужчина не станет менять своих планов, даже если откроются новые факты, не так ли? — спросила Анна, одарив Чиуна улыбкой.
— Настоящий мужчина знает все факты заранее, — парировал Чиун. — Где ты ее нашел, Римо?
— Мы встретились на борту самолета. Она совсем не так плоха, как тебе кажется.
— Я намерена поговорить с Рабиновичем, — заявила Анна. — Я заверю его, что теперь ему некого опасаться. Если со мной что-то случится, Римо, постарайся вытащить меня отсюда. Если это не удастся, сразу же убей меня.
— Как у вас все просто! — возмутился Чиун. — А кто заплатит ему за ваше убийство? Или, по-вашему, он должен работать бесплатно? Римо, ты только послушай, что она говорит!
— Если ты выйдешь из игры, что делать мне? — спросил Римо.
— Попытайся прикинуть, какие средства еще не испробованы. Но ничего не делай сгоряча. Сначала хорошенько все обдумай. К сожалению, я не знаю, к какому решению пришли наши умники в Москве. Такого сокрушительного поражения они не перенесут. Я-то надеялась, что Рабинович одержит более скромную победу и после этого успокоится.
— Удачи тебе, — сказал Римо и поцеловал ее в губы.
— Ты делаешь это, чтобы досадить мне, — проворчал Чиун.
— Я делаю это, потому что она красива и отважна.
— Так я тебе и поверил!
— Я вообще не знаю, кому и чему ты веришь.
— Я отдал тебе лучшие годы своей жизни, а ты ничего не знаешь. Я научил тебя мудрости, а ты бросаешь ее коту под хвост ради этой блудницы, с которой целуешься на виду у всех.
Анна рассмеялась.
— Вы так похожи! — сказала она.
На вершине одного из холмов Рабинович проводил совещание со своими командирами. Анна направилась к нему, а Римо с Чиуном остались на месте и смотрели ей вслед. Чиун поинтересовался, какое впечатление произвело на Римо общение с Великим Ваном.
— На меня, Римо, первая встреча с ним произвела намного более сильное впечатление, нежели вторая.
— Он сказал, что у нас с тобой самый чистый удар из всех, которыми когда-либо владели Мастера Синанджу.
— Он прямо так и сказал?
— Да. Разве я тебе еще не говорил? Он отметил, что у нас совершенно одинаковая техника удара и что, глядя на меня, он вспоминает твой удар.
— Я — хороший учитель.
— Но не каждый умеет учиться, — заметил Римо.
Он не стал упоминать о том, что Ван рассказал ему о погибшем сыне Чиуна.
— И все же главное — это учитель.
— Чтобы налить воду в стакан, его необходимо иметь, так же, как и воду. В противном случае вода попросту расплещется, — возразил Римо.
— У кого это ты научился таким премудростям?
— Как ты думаешь, с кем я больше всего общался на протяжении последних двадцати лет?
— Мне это не нравится.
— Мне это тоже не особенно нравилось.
— Не нужно строить из себя мудреца, — одернул Чиун своего ученика.
Он скрестил руки на груди, спрятав их в рукава своего черного кимоно. Римо сунул руки в карманы.
— А еще Ван сказал такую чушь, что я не знаю, стоит ли ее повторять.
— Ван никогда не говорит чуши.
— Он сказал, что мы с тобой похожи как две капли воды. Что различия между нами — только видимость.
— Великий Ван никогда не говорил чуши. По крайней мере, до сих пор.
— Я тоже подумал, что это полный абсурд.
— Очень жаль, что ты оказался первым, кому он продемонстрировал столь серьезный недостаток.
— Какой недостаток?
— Неумение разбираться в людях.
— Тем не менее он знает, когда Мастер Синанджу созрел для того, чтобы подняться на новую ступень, — заметил Римо. — Ведь он появляется перед ним именно в этот момент.
— Да, это верно, в уровне мастерства он действительно разбирается. Вполне возможно, что я стану первым Мастером Синанджу, чей ученик удостоился такого же титула. Такое редко случается. Это рекорд.
— Но этого еще недостаточно, чтобы именоваться Великим Чиуном. Подобное звание дается лишь последующими поколениями.
— Когда ты наконец научишься разговаривать с людьми? Я надеюсь, со временем ты оценишь меня по достоинству.
— Ван назвал нас обоих тупицами. Он считает, что мы ко всему относимся слишком серьезно. Я — к Америке, а ты — к Дому Синанджу.
— Ван всегда страдал избытком веса, — сказал Чиун.
— Мне тоже так показалось.
— Он не умел сдерживать аппетит.
— У нас с тобой нет ни грамма лишнего жира.
— Вот именно.
— А он — самый настоящий толстяк.
— Мы с тобой ни капельки не похожи, — подытожил Чиун.
— Ни капельки, — подтвердил Римо.
Ни один из них не мог припомнить случая, чтобы их мнения до такой степени совпадали. Разве это не еще одно свидетельство того, что они абсолютно не похожи друг на друга? В этом вопросе они также пришли к полному единодушию.
Анна Чутесова направлялась к Рабиновичу, жалея, что рядом нет Римо. Вот кто умел двигаться незаметно! Она боялась, что ее остановят, но, как ни странно, в штабе главнокомандующего царила куда большая неразбериха, чем на подступах к нему.
Вокруг Рабиновича, естественно, крутились помощники. Обратившись к одному из них, Анна совершила роковую ошибку, которой никогда не сделал бы человек, поднаторевший в искусстве осаждать начальственные кабинеты. Но у Анны не было другого выбора и она обратилась к помощнику.
Как всегда в подобных случаях, выяснилось, что добиться чего-либо от помощника намного труднее, чем от самого руководителя.
— Я пришла, чтобы объявить господину Рабиновичу о капитуляции и согласиться на все его требования, — начала Анна.
— Кто вы?
— Я представляю Советский Союз.
— Почему же тогда вы не среди пленных?
— Потому что никто не брал меня в плен. Мне необходимо переговорить с господином Рабиновичем, — сказала Анна, от всей души надеясь, что помощник считает своего начальника именно Рабиновичем, а не каким-то горячо любимым пришельцем из прошлого.
— Значит, вы еще не сдались в плен, правильно? — спросил помощник Рабиновича, молоденький капитан.
— Правильно.
— В таком случае вы арестованы.
Проезжая мимо Римо в грузовике, набитом русским техническим персоналом, специалистами по ракетам, Анна помахала ему рукой. Одним прыжком Римо вскочил в кузов и помог Анне спрыгнуть вниз.
— На сей раз я пойду вместе с тобой, — сказал он.
— Нет. Ты не должен к нему приближаться. Ты — последняя и единственная надежда человечества. Я пойду с Чиуном.
— Ты не нравишься ему.
— Типично мужская логика! Какое мне дело, нравлюсь я ему или нет, когда мир стоит на грани катастрофы. Единственное, что нужно, это чтобы он отвел меня к Рабиновичу. Ты сможешь его уговорить? Не исключено, что мне откроется нечто такое, чего мы прежде не учитывали. Сейчас самое главное — избавить Василия от чувства тревоги.
Чиун согласился отвести Анну к Рабиновичу, лучшему другу Великого Вана, при условии, что она не будет распускать руки, оставит на время свои бесстыдные замашки и откажется от затеи соблазнить Римо.
— Согласна, — ответила Анна. — Это самое легкое из обещаний, которые я когда-либо давала.
— Не верь ей, Римо, она русская, — предостерег своего ученика Чиун.
— Не беспокойся обо мне, папочка. Ну, с Богом, идите.
Римо вспомнил давние годы, когда он служил в морской пехоте и искренне полагал, что война — это когда стреляешь в незнакомых людей из винтовки. Теперь, глядя на колонны шагающих по дороге американских солдат, он понимал, что это было глубочайшим заблуждением.
Теперь-то он знал: для того, чтобы убить человека, необходимо знать его характер, повадки, всю подноготную. Именно этим Мастера Синанджу отличались от обыкновенных убийц.
Что, если Василий Рабинович станет единственным человеком, которого они с Чиуном не сумеют одолеть, поскольку он единственный, кого невозможно узнать до конца?
Это был серьезный вопрос, и Римо непременно задаст его Анне, когда она вернется.
Направляясь с Чиуном к штабу, Анна Чутесова чувствовала себя столь же уверенно, как и в обществе Римо, если не считать, что пожилой кореец был настроен к ней враждебно. Впрочем, эта враждебность скорее смахивала на раздражение. Наделенные сверхъестественными способностями, Чиун и Римо считали, что все вокруг должны соответствовать их требованиям и подчиняться их принципам. Как правило, им удавалось этого добиться, и все же мир был слишком велик даже для таких, как Чиун.
Анна расспрашивала его о Рабиновиче и узнала немало интересного.
Оказывается, Чиун намеревался убить Василия Рабиновича, но этому помешал явившийся из прошлого легендарный мудрец, объяснивший, что Василий — замечательный человек.
— О чем вы думали перед тем, как увидели этого легендарного мудреца?
— Я ни о чем не думал. Я занимался делом.
— То есть планировали убийство? — уточнила Анна.
— Зачем же выражаться так грубо и примитивно? Впрочем, чего еще можно ожидать от очередной подружки Римо? У него были сотни таких, как вы. Вас он тоже бросит. Так что не тешьте себя иллюзиями.
— Я же дала вам слово, — напомнила Анна.
— Увы, я знаю Россию и знаю цену вашему слову. Революция ничего не изменила. Конечно, царь Иван был отрадным исключением из правила, но вообще-то я ни за что не согласился бы работать в вашей стране без предварительной оплаты. Вы сами во всем виноваты. Мы могли бы спасти вас от монголов, но ваши цари предпочитали, чтобы мы работали на них за спасибо.
— Значит, они обманули вас, не заплатив обещанного вознаграждения?
— Почему же? Иван Добрый платил. При нем было много работы, и он исправно выполнял свои обязательства.
— У нас он больше известен как Иван Грозный.
— Русские всегда отличались склонностью к пропагандистским трюкам.