Глава двадцать седьмая

Римо быстро выяснил, что остаться наедине с воспитанницей Бриарклиффа гораздо легче, чем тайком пробраться в бордель. Оказалось, что хозяйки публичных домов более бдительны, чем деканы привилегированных женских школ. Их вынуждала к этому сама жизнь, ведь они имели дело с вещами гораздо более сложными, чем развитие интеллекта нового поколения передовых американских женщин.

Римо объяснил декану, не особенно рассчитывая на успех, что он, будучи журналистом, собирает материал для очерка «Метафизика разума». Он и сам не знал, что это означает, но декан – толстая коровообразная матрона с волосатым подбородком – сразу же разрешила ему находиться на территории колледжа до одиннадцати вечера. После одиннадцати все мужчины (в соответствии с правилами) должны покинуть территорию. Но Римо, перед тем, как покинуть колледж, следовало бы зайти к ней и обсудить собранный для очерка материал.

Таким образом, Римо оказался в Фэйведер-Холле с дешевым блокнотом в руках. Назвавшись журналистом, он старался делать вид, что постоянно что-то записывает. А в это время, группа сидящих перед ним молодых девушек искренне, с энтузиазмом и очень громко высказывала свое мнение по теме «Как связаны космос и женщина?»

Мнение было у каждой. Каждая стремилась его высказать. На Римо обрушился шквал молодых голосов, улыбок, умных мыслей, не все из которых он понимал. У каждой Римо спрашивал: «А вас как зовут?» И всякий раз ответ его не удовлетворял. Наконец он вынужден был спросить, есть ли еще девушки в этом корпусе?

Они дружно покачали головами. Потом одна из них сказала:

– Больше никого, если не считать Цинти.

Римо вздрогнул.

– Цинти? Как фамилия этой Цинти?

– Цинти Фелтон, – ответила барышня, – наша зубрила.

– Нехорошо так говорить, – вмешалась другая студентка.

– Но это правда!

– А где ее можно найти? – спросил Римо.

– В ее комнате, где же еще?

– Я должен выслушать и ее мнение. Прошу меня извинить, девушки. А где находится ее комната?

– Второй этаж, первая дверь направо, – ответили они хором. – Но туда нельзя, такие у нас правила.

Римо вежливо улыбнулся.

– Ничего, у меня есть разрешение. Благодарю вас.

Римо шел вверх по лестнице, поднимаясь по ступеням, отполированным тысячами ног, хозяйки которых часто становились впоследствии супругами президентов или послов. Ступени поблескивали в свете старинных ламп. Все вокруг Фэйведер-Холла было пропитано традициями, они казалось, витали в воздухе, их можно было при желании разливать в бутылки.

Первая дверь справа оказалась распахнута. Римо увидел письменный стол, пятно света от настольной лампы. Из-под стола высовывалась нога не слишком соблазнительных очертаний. В пятне света на столе двигалась рука с обкусанными ногтями.

– Здравствуйте, – сказал Римо, – я готовлю статью для журнала. – Да, это не самое удачное начало разговора с девушкой, которая должна вывести меня на своего папочку.

– Что вы здесь делаете?

В ее голосе странным образом сочетались нотки детского фальцета и грубоватые обертоны зрелости.

– Готовлю статью для журнала.

– А-а…

Чтобы рассмотреть Римо, ей пришлось слегка повернуться вместе со стулом. В дверях стоял рослый и симпатичный мужчина. А перед Римо предстала типичная представительница поколения эмансипированных моралисток: девушка в синей юбке и коричневом свитере, обутая в белые теннисные туфли. Довольно приятное лицо. Вернее, оно было бы приятным, будь на нем хоть тень косметики. Растрепанные волосы как ржаное поле после сильного ветра. Изжеванный карандаш. На свитере приколот значок: «Свобода. Немедленно!».

– Я интервьюирую студенток.

– А-а.

– Хотелось бы взять интервью и у вас.

Римо занервничал. Непреодолимо захотелось пошаркать ногой. Вспомнив уроки Чиуна, Римо попытался сконцентрироваться, начать излучать на объект флюиды мужественности, но напрасно. Он столкнулся с чем-то, что, собственно, и не было до конца женщиной. Все было при ней, по крайней мере с виду: груди, бедра, глаза, рот, уши, нос, но женственность напрочь отсутствовала…

– Так можно с вами побеседовать?

– Да. Садитесь на кровать.

Такая фраза, произнесенная любой другой женщиной, непременно показалась бы содержащей скрытый намек, но в данном случае смысл ее был точен и недвусмыслен: логичное предложение сесть на кровать, так как в комнате был только один стул, уже занятый хозяйкой.

– Как вас зовут? – спросил Римо, старательно демонстрируя свой блокнот.

– Цинтия Фелтон.

– Возраст?

– Двадцать лет.

– Домашний адрес?

– Ист-Гудзон, Нью-Джерси. Противный город, хотя папе он почему-то нравится. Да садитесь же!

– Ах, да.

Римо опустился на синее одеяло.

– А в чем, по-вашему, проявляется связь женщины и космоса?

– Метафизически?

– Естественно.

– С точки зрения метафизики, женщина – продолжатель рода человеческого в нашем антропоидном обществе. Ее роль – вселенского свойства – ограничена первичными доминантами. С одной стороны… Вы успеваете записывать?

– Да, да, конечно.

Римо быстрее зацарапал по блокноту, делая вид, что стенографирует всю эту абракадабру. В конце интервью Римо, сделав умное лицо, заявил, что поражен глубиной некоторых высказанных положений и хотел бы в следующий раз обсудить их подробнее. Может быть, завтра?

К сожалению, весь завтрашний день у нее занят до предела.

Журналист Римо настаивал, что только она, Цинтия Фелтон, может прояснить возникшие проблемы метафизической связи женщины и космоса.

Вновь последовал твердый отказ.

Тогда журналист Римо предложил позавтракать вместе.

И опять прозвучало «нет».

Тогда он попросил на память фотографию ее синих-синих глаз.

А почему он так жаждет подучить фотографию ее синих-синих глаз?

Да потому, что это самые-самые синие глаза, которые он когда-либо встречал.

– Чепуха! – последовал ответ.

Глава двадцать восьмая

Римо ждал. Цинтия должна прийти в 9.15. От любой другой женщины пунктуальности ожидать не приходилось бы. Но такое, как Цинтия, женщины, социально ориентированные, живут в мужском ритме. Пунктуально и эффективно.

Если Макклири прокололся с квартирой Фелтона, значит, там полным-полно ловушек… Куда его, Римо, несет?!

Римо повертел в руке стакан с водой. Да, во Вьетнаме все было по-другому, во многом проще. Ты, в конце концов, всегда возвращался в часть. Ночью, во время сна, кто-то тебя охранял. В общем, была какая-то подстраховка.

Римо отпил воды. Во рту немедленно появился какой-то химический привкус. Да, в этом деле о подстраховке приходится только мечтать. И отступить при случае некуда. И никаких друзей вокруг. И всю оставшуюся жизнь придется думать только об атаке или об отступлении. Он поставил стакан на стол и взглянул в сторону входной двери. Может, просто уйти отсюда к чертовой матери да затеряться навеки?

Римо с усилием отвел глаза от двери. Ладно, прочтем газету целиком: от первой строки до последней, а потом, если никто так и не придет, поедем в Нью-Джерси и посмотрим, чего на самом деле стоят этот Фелтон и его шеф, Максвелл.

Римо углубился в чтение. Но слова теряли смысл, на каждом параграфе он сбивался, забывал прочитанное и начинал все сначала. Он с трудом добрался до конца передовицы, и тут кто-то выхватил у него из рук газету.

– Ну сколько можно читать газету?

Это была Цинтия, в юбке и блузке, с широкой улыбкой на лице. Смятую газету она бросила на поднос проходившего официанта, который злобно покосился на девушку, на что она, впрочем, не обратила ни малейшего внимания.

Цинтия подсела к столу, плюхнула на него два каких-то тома и заявила:

– Я умираю с голода!

– Ешь, – ответил Римо.

Цинтия заглянула ему в лицо и в шутливом изумлении откинула назад голову.

– Первый раз встречаю человека, который так рад встрече со мной. У вас такая улыбка, как будто я только что пообещала вам сто лет здоровой, счастливой жизни.

Римо кивнул, передал ей меню и откинулся на спинку стула.

Утонченная воспитанница Бриарклиффа, с душой, требующей исключительно эстетических наслаждений, выпила большой стакан апельсинового сока, съела внушительную отбивную с жареным картофелем, шоколадное мороженое и запила все это двумя стаканами молока с двумя булочками с корицей…

Римо заказал себе рис.

– Странная диета! – удивилась Цинтия. – Вы увлекаетесь дзен-буддизмом?

– Нет, просто привык мало есть.

– Здорово! – Приступив к последней булочке, Цинтия решила, что настало время для беседы. – Мне кажется, ваша статья должна быть о сексе.

– Это еще почему?

– Потому что секс – это сама жизнь. Секс – единственная реальность. Секс – это без обмана.

– О, – прокомментировал Римо.

– Секс – основа жизни. – Цинтия наклонилась вперед, размахивая булочкой как ручной гранатой. – Вот почему они стараются уничтожить секс, придать ему ложный смысл.

– Кто «они»?

– Властные структуры. Правительство и другие фашисты. Пропагандируют всю эту бессмыслицу о любви и сексе. А любовь-то к сексу не имеет никакого отношения! Брак – фарс, который внедряют в сознание масс властные структуры.

– Ага, «они»?

– Вот, вы меня понимаете, «они».

Цинтия впилась зубами в булочку.

– Они дошли до того, что пытаются вдолбить людям, что секс необходим для воспроизводства народонаселения. Но, слава Богу, эта их теория становится все менее популярной. Секс – это секс, и ничего больше. – Она вытерла рот салфеткой. – Секс – наиболее фундаментальное ощущение человека, как вы считаете?

Римо кивнул в знак согласия и добавил:

– А секс в браке – самое фундаментальное.

– Бред!

– Что?

– Дерьмо, – повторила девушка будничным тоном, – брак – это настоящее дерьмо, вокруг него одно вранье и ничего больше.

– А ты не собираешься замуж?

– Для чего?

– Для фундаментальности ощущений.

– Перестаньте говорить ерунду.

– А как к этому относится твой отец? Он разве не порадуется замужеству дочери?

– Почему вы спрашиваете о моем отце, а не о матери? – быстро спросила Цинтия ледяным тоном.

«Нельзя медлить, надо что-то отвечать, неважно что,» – пронеслось в голове Римо.

– Потому что я не могу себе представить, что она действительно существует. Если – да, то она должна быть женщиной. А в мире есть только одна женщина – ты. Я люблю тебя. – Римо нежно сжал в руках ладони Цинтии.

Ход был довольно рискованным и не очень надежным, но он сработал. На щеках девушки вспыхнул румянец, она опустила глаза.

– Это довольно неожиданно, а?

Она как-то с испугом обвела зал глазами, словно он был наполнен исключительно агентами, следящими за ее любовной жизнью.

– Я, право, не знаю, что сказать…

– Скажи: «Пойдем погуляем!»

Еле слышно Цинтия промолвила:

– Пойдем погуляем!

Римо выпустил ее руки. Прогулка оказалась полезной. Цинтия разговорилась и уже не могла остановиться. Ее рассказ постоянно сбивался на отца, его занятия и образ жизни.

– Не знаю точно, что он делает с ценными бумагами, но зарабатывает он очень много. Ты, Римо не думаешь о деньгах. Вот что мне в тебе очень нравится.

– По-моему, похвалы заслуживает твой отец. Представь себе, как трудно удержаться от соблазнов, когда у тебя столько денег, когда можно стать богатым плейбоем, путешествовать, транжирить деньги…

– Нет, папочка не такой! Он сидит безвылазно дома, как будто его пугает окружающий мир – жестокий и злой.

Римо не стал возражать. В воздухе еле заметно пахло жареным кофе. Осенний холодок забирался под пиджак. Полуденное солнце светило, но не давало тепла.

Неподалеку какой-то высокий и плотный человек разглядывал витрину. За время прогулки он уже дважды проходил мимо Римо и Цинтии.

Римо потянул Цинтию за руку.

– Пойдем-ка туда.

Они прошли четыре квартала, и за это время Римо узнал, что дома Цинтия бывала редко, что о своей матери она ничего не знает, и что дорогой папочка чересчур мягок со слугами. Еще Римо точно узнал, что за ними следят.

Так они прогуливались и беседовали. Тесно прижавшись друг к другу, они гуляли под осенними деревьями, сидели на камнях и говорили о жизни и любви. Когда стало совсем темно и холодно, они вернулись в отель, в номер Римо.

– Что ты хочешь на ужин? – спросил Римо.

Цинтия покрутила ручки телевизора и удобно устроилась в кресле.

– Бифштекс с кровью и пиво.

– Хорошо, – сказал Римо и снял трубку внутреннего телефона.

Пока он заказывал ужин, Цинтия разглядывала номер, обставленный в стиле «Невыразительный двадцатый век». Несколько цветных пятен, чтобы номер хоть немного отличался от больничной палаты. Комната была оформлена среднестатистическим дизайнером-неудачником для несуществующего в природе среднестатистического человека.

Цинтия подтянула колени к подбородку. С ее растрепанными волосами надо было что-то делать.

Не успел Римо положить трубку, как телефон зазвонил, будто Римо нажал трубкой на кнопку звонка. Римо пожал плечами и улыбнулся Цинтии. Та улыбнулась в ответ.

– Это, наверное, наши бифштексы.

Римо снял трубку. Низкий голос на другом конце провода произнес:

– Это мистер Кэбелл?

– Да, – ответил Римо, мысленно пытаясь представить по голосу лицо его обладателя. Похоже на то, что это был их «хвост». Выходит, Фелтон охраняет свою дочь?

– Мистер Кэбелл, у меня к вам важное дело. Вы не могли бы спуститься в фойе?

– Нет. – Посмотрим, на что решится звонящий.

– Речь идет о ваших деньгах.

– Каких деньгах?

– Вчера, расплачиваясь в баре, вы уронили двести долларов. Это говорит управляющий. Деньги в моем офисе.

– Давайте разберемся с этим утром.

– Прошу вас, давайте решим эту проблему теперь же. Мы не хотим лишней ответственности.

– Управляющий, говорите?

Римо понимал, что тактически его загнали в угол. Он был в комнате, вокруг – враги. Да, им удалось его прижать. Прав был Макклири, когда говорил, что на безопасную жизнь надеяться нечего. В любом случае элемент неожиданности он уже потерял. Только два дня, и он уже лишился своего основного преимущества.

Римо почувствовал, как вспотела рука, сжимающая трубку. Он глубоко вздохнул, загоняя воздух во все уголки легких, внутрь и вниз, до самой диафрагмы. Ну что же… Теперь или никогда. Римо вытер ладонь о брюки. По телу пробежала волна адреналина.

– Ладно, сейчас спущусь.

Подойдя к встроенному шкафу, Римо достал чемодан и вынул из него свой плащ. Загородив его от Цинтии, вынул из кармана длинный металлический предмет. Специальный шприц. Внутри – пентатол. Если не сработают болевые точки, эта штука отлично развязывает язык.

– Я на секунду покину тебя, меня ждут. Насчет статьи.

Цинтия сделала недовольное лицо.

– Наверное, это кто-то очень симпатичный. Неужели для тебя так важна несчастная статья, что ты готов бросить меня одну в такой момент?

– Ну не сердясь, дорогая, – Римо попытался поцеловать ее в щеку, но Цинтия сердито отстранилась, – я скоро вернусь.

– Ты можешь меня уже не застать!

Римо открыл дверь.

– Такова жизнь.

– Иди к черту! Если не вернешься к тому временя, когда я закончу ужин, то, клянусь, я уйду!

Римо послал ей воздушный поцелуй и закрыл за собой дверь. Щелкнул замок, и тут же в голове вспыхнул ослепительный свет, а зеленый ковер коридора рванулся навстречу лицу.

Глава двадцать девятая

Римо пришел в себя на заднем сиденье неосвещенного автомобиля. Рядом с ним, уперев в бок револьвер, сидел человек, следивший за ним сегодня. На голове у него была невыразительная шляпа, какие носят коммивояжеры. Опущенные поля затеняли лицо типичного мясника.

Спереди, повернувшись к Римо, сидел худощавый человек в шляпе «Стэтсон». Виднелась толстая шея водителя. Машина стояла где-то на окраине города. Римо разглядел в темноте какие-то деревья, но ни уличных фонарей, ни освещенных окон не было видно.

Римо потряс головой, не столько для того, чтобы прояснить ее, сколько чтобы показать, что он очнулся.

– Ага, – сказал худощавый, – наш гость проснулся. Мистер Кэбелл, вы не представляете, насколько мы сожалеем о печальном инциденте там, в отеле. Но вы должны знать, что полы в гостиничных коридорах могут быть очень скользкими… Сейчас вам лучше?

Римо притворился, что не может пошевелить даже мизинцем.

Худощавый заговорил снова:

– Не стану рассказывать, зачем мы вас сюда привезли, хочу только изложить кое-какие факты.

Он поднес к губам сигарету. Ага, в правой руке оружия нет!

– Пришлось похитить вас, мистер Кэбелл. Нас могут за это отправить на электрический стул, скажете вы?

Римо моргнул.

– А если мы вас убьем, то наказание будет точно таким же… Но хотим ли мы вас убить?

Римо не двигался.

– Нет, – сам ответил на свой вопрос худощавый, – убивать вас нам бы не хотелось. Нам хочется подарить вам две тысячи долларов.

Огонек сигареты осветил улыбку на лице худощавого.

– Возьмете?

Римо хрипло прошептал:

– Если вы так настаиваете… К тому же я уже доставил вам столько хлопот, что теперь просто неудобно будет отказываться.

– Очень хорошо. Мы хотим, чтобы вы потратили эти деньги там, откуда приехали, в Лос-Анджелесе.

Худощавый вынул изо рта сигарету левой рукой. И в ней не было оружия.

– Отправляйтесь туда немедленно! Если вы останетесь здесь, придется вас убрать. Если хоть одна живая душа узнает о нашем разговоре, мы вас убьем. Если вы сюда вернетесь, мы вас убьем. Учтите, мы будем следить за вами еще долго и проверим, как вы соблюдаете нашу договоренность. Если вы ее нарушите, мы вас убьем. Понятно?

Римо пожал плечами. Пистолет сильнее уперся в ребра. Он незаметно приподнял локоть.

– Все ясно. Кроме одного.

– Чего же?

– Дело в том, что убивать буду я!

Левый локоть ударил «мясника» по кисти, рука подхватила выбитый пистолет. Правая рука попала худощавому в точку между глазом и ухом. Левая рука прижала пистолет к верхней губе «мясника», а повернувшийся водитель получил удар ребром ладони по основанию черепа. Римо ощутил, как под рукой хрустнули кости. Так же, как хрустели деревяшки на тренировках в Фолкрофте.

Возник голос Чиуна: «Плавно. Точнее, еще точнее. Прямо в цель». Римо аккуратно послал в нокаут «мясника» и скользнул на переднее сиденье. Водитель лежал головой на баранке, изо рта струилась кровь. Этот уже не очухается.

Римо посмотрел на худощавого. Что это, неужели удар был неточен? Прикоснувшись кончиками пальцев к виску, Римо ощутил под кожей раздробленные кости черепа и струящуюся по скуле теплую липкую жидкость. Вот не повезло, черт побери, и этот мертв!

Римо перебрался назад, где начинал приходить в себя «мясник». Взял его за руку, подождал немного, завел кисть за спину и потянул вверх. Раздался стон.

– Фелтон, – шепнул Римо в ухо, напоминающее цветную капусту с торчащим пучком волос. – Фелтон. Слышал о таком?

– О-о.

Римо поднял завернутую за спину руку повыше.

– Так кто же это?

– Я не видел его, это босс Скотти.

– Кто такой Скотти?

– Это тот, с кем ты разговаривал. Скотиччио.

– Худощавый в шляпе?

– Да, да, худощавый.

– Его прислал Фелтон? – Римо вывернул руку еще сильнее.

– А-а-а! Господи, не надо! Да! Фелтон сказал Скотти, что боится за свою дочь, что кто-то ее преследует. Эта та девушка, с которой ты гулял. Мы должны были ее охранять.

Рука поднялась еще выше.

– Так. Теперь вопрос на жизнь или смерть. Кто такой Максвелл?

– Что?

Мышцы плеча и сустав начали поддаваться нажиму.

– Максвелл.

– Не знаю! Не знаю! Не знаю! Господи!