Карен Бельчильо, избавившейся от своей навязчивой идеи, и славному Дому Синанджу.

Глава 1

Он не отличался сколь-нибудь приметной внешностью. Да и глаза его все описывали по-разному. Кроме того, одни считали, что волосы у этого человека рыжие, другие воспринимали их как золотистые, остальным же они казались каштановыми.

Единственное, что твердо помнили очевидцы, — он был в форме. Вот форму почему-то заметили все. Однако при этом никто не обратил внимания на того, кто ее носил.

Нельзя сказать, что он старался затеряться в толпе возвращавшихся с обеда в здание федеральных служб в Оклахома-Сити. Когда этот человек поднимался вверх по каменным ступенькам, некоторые при встрече непроизвольно вздрагивали — именно из-за формы. Но в то же время выражение лица незнакомца казалось совершенно безобидным, а в манере поведения не было ничего угрожающего.

Правда, никто и не пытался заглянуть ему в лицо.

И только потом немногие оставшиеся в живых нашли странным, что человек в форме нацепил наушники. Причем нашли это странным только потому, что считали, будто существуют некие правила, которые запрещают наслаждаться музыкой лицу, находящемуся, так сказать, при исполнении.

Охранник у металлоискателя, подняв взгляд и увидев серо-голубую форму, знаком предложил незнакомцу обойти примыкавший к ступенькам прибор.

— Что-то припозднились вы сегодня, — бросил охранник.

Человек в форме коротко кивнул и безо всяких усилий преодолел первую линию обороны. Люди в такой форме встречались практически везде, и, хотя у некоторых она вызывала неприязнь, большинство американцев испытывали к ней уважение.

Спецохранник у лифта, посмотрев на вошедшего, спросил:

— Что, новенький?

— Сегодня первый день, — отозвался человек в форме.

Тут прибыл лифт, и массивные двери разошлись в стороны.

— Что ж, не перетрудись, — заметил охранник.

— "Узи" все сделает как надо, — откликнулся незнакомец. Люди обычно слышат то, что хотят услышать, — особенно если взгляду не за что уцепиться. Поэтому сказанное посетителем дошло до секьюрити только впоследствии.

Выйдя на шестом этаже, человек с орлами на лацкане кителя осмотрелся и увидел закрытую дверь с надписью «Не беспокоить. Заседание суда». Сунув руку в объемистую сумку на плече, он уверенно двинулся к двери.

Там стоял еще один охранник.

— Прошу прощения, но сюда нельзя. Идет заседание, — произнес он и загородил дорогу.

Человек в форме достал из сумки конверт:

— Срочная доставка.

Секьюрити нахмурился. На конверте значилось: «Судье Кэлвину Рэтберну».

— Ладно, но постарайтесь не привлекать к себе внимания, — сказал парень и, открыв дверь, придержал ее, чтобы вошедший никого не побеспокоил. Судья Рэтберн был очень строг.

Сунув руку в большую кожаную сумку, человек в форме сделал шаг вперед и вдруг резко развернулся. В руках у него блеснул ствол «узи». На секунду охранник похолодел, но уже в следующее мгновение ощутил в своем животе горячий свинец.

— Умри, неверный! — воскликнул посыльный. Скорчившись на полу, раненый беспомощно наблюдал за происходящим. Он прожил еще достаточно долго, чтобы рассказать обо всем властям.

Человек в форме вошел в зал, где шло судебное заседание, и немедленно открыл огонь. Началась паника, жутко вопила стенографистка, которой был увлечен охранник. Пронзительно, как женщина, кричал адвокат Тейт. Наконец он захрипел и затих. Все это время в зале настойчиво звучал колокольчик — судья безуспешно пытался навести порядок в воцарившемся хаосе.

Человек с автоматом беспорядочно опорожнял рожок за рожком. Со своего наблюдательного пункта у двери охранник вдруг увидел чудовищную сцену — разгневанное красное лицо судьи Рэтберна вмиг превратилось в кровавый пудинг. Раненый закрыл глаза и в бессильной ярости затрясся на полу, не в состоянии дотянуться до своего оружия.

Гневный голос человека в форме перекрывал грохот автомата и крики умирающих:

— Неверные! Глядя вам прямо в глаза, я с радостью наблюдаю за кончиной. Бог милостив! Так признайте же смертный приговор, который приводит в исполнение его законный посланец!

Никто ему не ответил. Просто никто уже его не слышал.

— Боже мой! — пробормотал охранник. — А ведь как похож! И не отличишь.

Спустя пять минут все было кончено.

Стрелявший переступил через охранника. Затем раздался стук каблуков по мраморному полу, и вскоре звяканье лифта возвестило о том, что преступник скрылся.

Это было последнее, что запомнил охранник, прежде чем его стали допрашивать сотрудники ФБР. Такое вот воспоминание он и унес с собой в могилу.

ФБР появилось на месте менее чем через десять минут. Впрочем, его сотрудники и не смогли бы добраться сюда вовремя. Несмотря на то, что местное отделение службы находилось здесь же, на двенадцатом этаже, устроено оно было наподобие бункера — неуязвимое для бомб и непроницаемое для звука.

Именно поэтому никто не услышал выстрелов и стонов. И пока толпа отобедавших не хлынула на шестой этаж, никто не обнаружил лежащего в луже крови охранника, и никто не знал, что здесь произошло преступление.

Однако достаточно было только заглянуть в зал судебного заседания, чтобы картина вмиг прояснилась. К тому времени, когда ФБР сориентировалось и здание оцепили, было уже поздно.

Человек без лица, но в уважаемой всеми форме спокойно покинул здание федеральных служб и растворился на улицах Оклахома-Сити. Никто даже и не думал его задерживать. А о том, чтобы разыскивать его, обращая внимание на большую кожаную сумку, и речи не было. Убийца оказался неуязвимым.

Ибо каждый понимал смысл его миссии. И хотя произошла трагедия, человека в форме нельзя останавливать.

Поскольку в дождь ли, в солнце ли, во время снежной бури или кровавой бани, но почта должна доставляться регулярно.

Глава 2

Его звали Римо, и он ничего не имел против японцев.

По этому поводу у него сложилось твердое мнение, которое он и выразил вслух.

— Я ничего не имею против японцев как народа или как расы.

— Так, значит, ты забыл Перл-Харбор? — раздался скрипучий голос.

— Бомбили-то давно, — ответил Римо.

— А как насчет острова Батаан?

— Какая разница! Это было в предыдущем поколении.

— Мертвые вопиют об отмщении. Как ты можешь!..

— Мир заключен пятьдесят лет назад. Мы больше не воюем, — резонно заметил Римо.

— Тогда зачем они послали сюда своих злобных самураев? — спросил мастер Синанджу.

Римо ничего не ответил. Мужчины сидели на круглом татами в комнате для медитирования и смотрели в окно.

Они собирались медитировать, но вместо этого почему-то горячо заспорили.

Впрочем, сейчас оба молчали, причем так долго, что Римо подумал, будто его оставили в покое. Но он, как обычно, ошибался.

— Спрашивается, почему я должен ждать? — внезапно взорвался Чиун. — Почему нельзя прямо сейчас разорвать японцев в клочья?

Римо не знал, что ответить, и потому промолчал.

Спустя какое-то время Чиун заговорил уже спокойнее:

— А как насчет отвратительных автомобилей, заполняющих улицы твоей любимой страны? Весь воздух, которым ты дышишь, наполнен зловонием!

— Если людям нравится водить японские машины, это их личное дело.

— Не ты ли называл их пожирателями риса?

— Машины — да, но не людей.

— Расист наоборот! — фыркнул старик.

— Я не расист.

— Раз в тебе нет ненависти к японцам, в то время как ты должен бы был их ненавидеть, следовательно, ты расист наоборот.

— У меня нет причин ненавидеть японцев, — уже с некоторым раздражением отозвался Римо.

Учитель гневно вскочил на ноги и потряс в воздухе кулаком.

— Отныне я вынужден скрывать свой позор. Разве подобной причины недостаточно?

Стараясь сохранять спокойствие, Римо тем не менее поднялся на ноги.

Полутораметровый Чиун по-прежнему яростно потрясал кулаком, похожим на желтую птичью лапу. Внезапно он разжал его; оказалось, что и ногти старика весьма напоминают когти хищной птицы. Длинные, изогнутые, они заканчивались сверкающими остриями, лишь правый указательный палец был прикрыт чехлом из императорского жадеита.

— Ничего, скоро отрастет, — постарался успокоить учителя Римо.

Рост ученика превышал сто восемьдесят сантиметров, и единственное, что роднило его с Чиуном, — это необычайная худоба. Старик выглядел лет на семьдесят, хотя ему перевалило уже за сто. Сморщенное лицо учителя напоминало карту Кореи, а глаза — коричневые плоды миндаля.

В отличие от Чиуна, миндалевидный разрез глаз у белокожего Римо был едва заметен, и то лишь под определенным углом. Тем не менее, Римо всегда отрицал сей факт: впрочем, сколько бы он ни вглядывался в зеркало, заметить ничего не мог. Выглядел Римо лет на двадцать-двадцать пять, а иногда — и на все сорок пять. На худом его лице отчетливо выделялись высокие скулы, привлекали внимание утонувшие в глубоких глазницах темно-карие глаза. Кроме необычайно широких запястий, он больше на вид ничем не отличался от самых обыкновенных людей.

На самом же деле он был необычным человеком, как и его учитель Чиун. Оба являлись мастерами Синанджу — боевого искусства, которое положило начало всем остальным восточным единоборствам. Тогда как карате, кунг-фу и ниндзюцу превратились в обычные спортивные дисциплины, Синанджу по-прежнему осталось искусством убийц. Еще со времен древнего Китая и древнеегипетских пирамид мастера Синанджу служили могущественнейшим владыкам мира, охраняя крепость их тронов. Сейчас же они тайно работали на Америку.

— Ты прекрасно знаешь, что в тебе есть благословенная корейская кровь, — изрек Чиун.

— И что же?

— Каждый кореец обязан ненавидеть японцев, которые угнетали их родину.

— Моя родина — Америка, — с нажимом произнес Римо.

— Только потому, что самый знаменитый из твоих предков — Коджонг — пустил корни на этой земле.

Ну что тут возражать? Действительно, в свое время в Америку прибыл предок Чиуна, изгнанник Коджонг, прямым потомком которого и был Римо. А это значит, что в жилах Римо течет корейская кровь. Таким образом, приобретала смысл историческая случайность — именно Римо был первым белым, которого американское правительство выбрало для того, чтобы тот, обучившись Синанджу, защищал Америку от ее многочисленных врагов.

— По сути своей — ты кореец, — продолжал учитель. — А каждый кореец пылает ненавистью к японским угнетателям.

— У меня нет ненависти к японцам, — буркнул Римо.

— Их сорная трава под названием кудзу до сих пор душит цветущий сад ваших южных провинций.

— У меня нет ненависти к японцам, — твердым тоном повторил Римо.

— Даже после ужасов Юмы?

Лицо ученика окаменело. Да, много лет назад он прибыл в Юму, штат Аризона, в тот самый день, когда город атаковали японские боевики. Просто какой-то японский промышленник, исполнившись решимости отомстить за атомную бомбардировку родного Нагасаки, нанял для бойни группу головорезов. Захватив Юму, японцы стали бесчинствовать, расправляясь с американскими гражданами и транслируя свои преступления по телевидению на всю Америку, дабы спровоцировать американского Президента нанести ядерный удар по городу.

Так бы и случилось, если бы не Римо и Чиун. Их направила туда КЮРЕ — сверхсекретная правительственная организация, на которую работали оба мастера.

Промышленника прикончили, однако компания, которой он владел, не унималась.

Последним ее злодеянием стала попытка разрушить американскую железнодорожную систему. В США направили специального агента, предусмотрительно снабдив его электронным эквивалентом самурайского меча. Чиун вступил в схватку с японцем, решив, что перед ним дух некоего самурая, восставшего из мертвых, дабы навредить Дому Синанджу. Во время первой стычки негодяй электронным мечом ухитрился отрезать корейцу ноготь указательного пальца на правой руке, окончательно убедив мастера Синанджу в том, что тот имеет дело с потусторонней силой. И несмотря на то что они с Римо в конце концов одолели самурая, обезглавив его, Чиун считал дело не завершенным, ибо земля все еще носила хозяев мерзавца.

Как заявил Смит, проблема, похоже, приобрела характер политической. Промышленная электрическая компания «Нишицу» считалась одной из самых крупнейших в мире, и все-таки не было никаких свидетельств того, что японское правительство как-то поддерживало тайные операции корпорации.

— Слушайте, Смитти ведь все уже объяснил, — ровным голосом произнес Римо. — Японское правительство знает, что наш Дом работает на Америку. Собственно, это знают почти все иностранные правительства — благодаря тому фокусу, который ты выкинул в прошлом году, предложив свои услуги любому тирану и головорезу, контролирующему государственную казну страны.

— Согласись, получилась неплохая рекламная кампания! — фыркнул Чиун.

— Если мы нанесем удар по «Нишицу» и японцы обнаружат наши следы, вспыхнет международный скандал.

— Никаких следов не останется! — вспыхнул мастер Синанджу. — Никому и в голову не придет, что это дело рук нашего Дома.

— Как же — не придет... Ведь все станет ясно, если ты сдерешь с них кожу живьем, как обещал несколько недель тому назад.

— Недель! — возмутился Чиун. — С тех пор прошло уже больше двух месяцев, почти три. Почему, о почему мне отказывают в моем законном праве на возмездие?

С этими словами он вонзил девять пальцев из десяти в гладкую белую стену. Казалось, будто разорвали картонную коробку. В стене же остались неровные борозды.

— Слушай, — внезапно воскликнул Римо. — Почему бы нам не позвонить Смиту?

Вместо ответа мастер Синанджу вонзил ногти в другую часть стены и замер в ожидании.

Подскочив к телефону, Римо нажал нужную кнопку. Раздался щелчок, возвещающий о соединении с санаторием «Фолкрофт» — штаб-квартирой КЮРЕ. Через мгновение в трубке послышался знакомый кислый голос.

— Слушаю, Римо.

— Смитти, вы мой должник.

— В чем дело, Римо?

Римо тотчас придал голосу твердости.

— Вы пришили мне убийство, которого я не совершал, отправили на электрический стул, а затем заочно похоронили.

— Я занимаюсь поисками вашей пропавшей дочери, — не дослушав, отозвался Смит.

— Дело не в ней. Дело в Чиуне.

— А что случилось с мастером Чиуном?

Римо мгновенно поднял трубку повыше, направив ее в сторону мастера Синанджу.

Учитель, словно по заказу, вновь пробороздил стену ногтями и глухо, протяжно, едва сдерживая ярость, застонал.

— Он что, умирает? — с беспокойством спросил Смит.

— Если не позволить ему нанести еще один удар по «Нишицу», кое-кто явно скончается, — многозначительно отозвался Римо.

— Я все еще работаю над планом обеспечения безопасности операции. Скоро все будет готово.

— Может, нам стоит поторопить события и отправиться в путь?

— Полагаете, это необходимо?

Римо вновь приподнял трубку.

На сей раз Чиун проделал в стене дыру и вытащил оттуда клубок проводов.

— Позора я не потерплю! — кричал он. — О боги! Услышьте же меня!

— Ну, если уже дошло до богов, то дело и в самом деле плохо, — прошептал Римо. — Обычно сам черт ему не брат, а тут...

— Я закажу билеты на самолет и гостиницу, — откликнулся глава КЮРЕ.

— Вот так-то лучше, — заключил Римо и закончил разговор. — Мы едем, — бросил он мастеру Синанджу.

Чиун тотчас швырнул клубок проводов, причем с такой силой, что они прилипли к стене, словно макароны.

— Наконец-то! Наконец-то мои предки успокоятся.

— Не говоря уже об их потомке, — сухо заметил ученик.

Японцев на Осаку рейсом «Нортуэст эрлайнз» летело предостаточно. Когда на борту самолета в своем великолепном золотистом кимоно с серебристой оторочкой появился мастер Синанджу, лица их сразу же окаменели.

Двигаясь по салону, Чиун бросал гневные взгляды на всех тех, кто поглядывал на него исподлобья.

К тому времени, когда самолет поднялся в воздух, атмосфера в салоне накалилась до предела.

Мастер Синанджу, как всегда, занял кресло у левого крыла самолета. На пораненный ноготь он надел чехольчик из жадеита и сжал кулак так, чтобы скрыть свой позор.

— Слушай, давай только без фокусов, — прошептал Римо. — Нам еще лететь и лететь.

— Ладно. Чтобы скоротать долгие часы перед важным заданием, которое возложил на нас Император, поговорим о Корее.

— Валяй.

Чиун повысил голос:

— Ты когда-нибудь слышал о бесстрашных воинах-камикадзе, Римо?

— Конечно. Но при чем тут Корея?

— А вот при чем. — Старик заговорил еще громче. — Произошло это в эпоху Кубла-хана, который жаждал покорить Японию, что было благим делом. Но сначала Кубла-хан завоевал Корею — что благим делом не было, — чтобы начать оттуда морскую экспедицию. И корейские кораблестроители построили ему военный флот.

Прислушиваясь к словам мастера Синанджу, японцы в салоне насторожились.

— Разве корейцы — хорошие кораблестроители? — удивился Римо. — Я знаю, что они были великолепными наездниками.

— Да, корейцы были превосходными кораблестроителями — когда строили корабли для себя, а не для угнетателей!

Ученик понимающе кивнул. Раньше он слушал россказни Чиуна вполуха, теперь же, осознавая, что у них с учителем общие предки, Римо был весь внимание:

— Настал день, когда флот вторжения двинулся к Стране восходящего солнца, — уже во весь голос продолжал старик. — На мощных кораблях бряцали оружием бесчисленные всадники и пехотинцы. Казалось, судьба беззащитной Японии предрешена...

Пассажиры-японцы застыли в своих креслах.

— И тут с севера подул сильный ветер, — продолжал Чиун. — Это был тайфун, Римо. Он разметал флот хана, корабли его беспомощно метались по волнам и исчезали в пучине. Вторжение так и не состоялось. Испуганные японцы назвали этот шторм «Камикадзе», что означает «Божественный ветер».

По всему салону японцы закивали в знак согласия с мастером Синанджу.

— Но в своем невежестве они и не подозревали даже, в чем истина, — тут же добавил кореец.

Одобрительные кивки прекратились.

— Корабли потопил мастер того времени, да? — спросил Римо.

Мудрый Чиун покачал своей седой головой.

— Нет?!

— Нет, — подтвердил учитель, импульсивно взмахнув своим чехольчиком из жадеита. — Это не имеет отношения к Синанджу, зато полностью относится к японскому невежеству и самомнению. Ибо корейские кораблестроители, создавая флот для Кубла-хана, строили его на гнилой древесине и ржавых гвоздях. Первый же шторм утопил бы такой флот, не то что тайфун. Хан об этом так никогда и не узнал и потому не наказал Корею. А японцам — и в голову даже не пришло. Они просто решили, будто находятся под покровительством богов, — что и способствовало развитию их невыносимой самоуверенности в дальнейшем.

Взгляды сидящих в салоне японцев стали откровенно враждебными.

— Слушай. — Римо легонько толкнул старика локтем. — Может, лучше сменим тему? Не надо больше о Корее, а?

— Ну, раз ты так настаиваешь... — протянул Чиун.

Молчание, однако, воцарилось лишь на какое-то мгновение.

— Ты заметил, Римо? — спросил кореец, перекрывая грохот турбин «Боинга-747».

— Что заметил?

— Насколько лучше стали лица у японцев.

— Да что ты говоришь?..

— Нет, не у старшего поколения, у молодых. Они женятся за пределами своих островов, и в их жилах течет новая кровь. Обычно я не одобряю кровосмешения, но для японцев — это то, что надо. Внешность их постепенно улучшается. Конечно, они еще не настолько хороши, как корейцы или хотя бы монголы, но лет через сто, ну через двести, японцы, возможно, утратят свой угрюмый вид.

Все головы в салоне тотчас повернулись в сторону Чиуна. Пассажиры, похоже, едва сдерживали свою злость.

— Не замечал ничего подобного, — поспешил исправить положение ученик.

— Это же факт, Римо.

Тут уж сидевшие поблизости японцы постарались обменяться местами с другими пассажирами, и вскоре центральная часть салона оказалась свободна от сынов и дочерей Страны восходящего солнца.

Оставшуюся часть пути мастер Синанджу довольно улыбался.

Глава 3

Не успел патрульный нью-йоркской полиции Тони Гутьеррес завернуть за угол Восьмой авеню и Тридцать четвертой улицы, как раздался мощный взрыв.

Горячая волна сбила Тони с ног и отбросила в переулок в тот самый момент, когда он с восхищением следил за ритмичным покачиванием бедер некой рыжеволосой девицы. Какая восхитительная попка! Она к тому же еще и виляла. Обычно патрульный Гутьеррес обращал внимание на происходящее вокруг, но ведь не так уж часто встречается такое. В основном женщины ведут себя скромнее.

Одобрительная улыбка заиграла на губах Гутьерреса в тот самый миг, когда твердая поверхность ушла у него из-под ног. И Тони тут же забыл о девице и ее колыхающейся попке.

«Взрыв!» — осенило его.

Другой бы на его месте, почувствовав холодное дыхание смерти, прокрутил перед мысленным взором всю свою жизнь. Но патрульный Гутьеррес был сделан из другого теста. Распознав звук взрыва, он в ту же долю секунды связал воедино с полдесятка разрозненных фактов.

Взрыв раздался прямо за его спиной, примерно метрах в двадцати отсюда. И вроде бы на углу.

«Что же взорвалось?» — мелькнуло в голове у Тони. Он тотчас восстановил в памяти лица недавних прохожих. Обычные люди. Никто не привлек к себе его внимания.

Да, потом на светофоре стоял грузовик — «додж-рэм». «Бомба в машине, — вот первое, что пришло ему в голову. — Бомба в машине».

И тут он ударился об отдельно стоящий контейнер для макулатуры.

Возможно, именно это спасло ему жизнь, что, правда, Гутьеррес понял не сразу, ибо ударился о контейнер с такой силой, что потом еще три дня на красной щеке патрульного красовался белый след. Во время взрыва он вместе с баком для макулатуры взвился в воздух, а затем упал сверху и почти расплющил контейнер своим девяностокилограммовым весом. Бак был полон газет и всяких бумажных отходов. И слава Богу! Иначе бы Тони несдобровать.

Когда патрульный очнулся, он первым делом увидел поднимавшиеся в голубое сентябрьское небо клубы дыма.

Гутьеррес сел. Болело и ныло во многих местах. Тони не знал, с чего и начать. Наконец он решился и посмотрел на ноги. Ноги были на месте, правда, один казенный ботинок куда-то подевался. Патрульный покрутил головой, поскольку не ощущал своих рук, ожидая увидеть на их месте обрубки.

Ладони здорово ободрались, но оказались целыми. Для пущей уверенности Гутьеррес пошевелил пальцами.

Теперь он попробовал встать, но не тут-то было! Казалось, его позвоночник вот-вот переломится.

И все-таки Гутьеррес встал. Он просто обязан был встать. И посмотреть на перекресток, который только что миновал.

Первое, что увидел патрульный, была лежащая на спине женщина. Из раскрытого в беззвучном крике рта текло что-то красное. Гутьеррес не смог бы с уверенностью сказать, кровь ли это, внутренности или сочетание того и другого, ясно было одно — женщина уже мертва. Глаза ее остекленели. Неподалеку дымилась оторванная голая нога.

После взрыва в округе воцарилась тишина. Казалось, прошла вечность. И тут раздались крики.

Гутьеррес рванулся на помощь раненым в тот самый момент, когда эти жуткие крики слились в один мощный хор.

За углом патрульный наткнулся на негра, который только что потерял свою ногу. Прислонившись к фасаду здания, он сидел на земле и тупо смотрел на свою оторванную ногу. Видимо, человек еще не осознал происшедшего. Пока не осознал. Спустя мгновение негр испустил дикий вопль, напоминавший рык раненого медведя.

— Центральная, пришлите рентгеновскую установку и пожарных на угол Восьмой и Тридцать четвертой, — пролаял Гутьеррес в свой радиопередатчик.

А вот и грузовик «додж» уже догорал. У водителя за рулем не было головы. Да и от туловища осталось не очень много. Все выглядело так, будто его сожрал какой-то монстр.

«Если бы в машине взорвалась бомба, — промелькнуло в голове Тони, — от пикапа бы ничего не осталось!»

А рядом дымились еще какие-то искореженные машины. Одна из них лежала на боку.

Видимо, бомба была очень мощной.

Но отнюдь не в машине. Гутьеррес не раз смотрел последствия таких взрывов по телевизору. Обычно после них остается столб дыма — пусть даже дым оседает где-то в стороне.

Нет, взорвалась не машина. Патрульный в этом больше не сомневался.

Когда завыли сирены, Гутьеррес зашагал от машины к машине в поисках убитых и раненых. Что же все-таки взорвалось? Он должен был заметить эту штуку, когда поворачивал за угол. Угол — вот точка отсчета. Но как бы ни напрягался Тони, он не мог вспомнить ничего необычного.

В душе патрульный Гутьеррес гордился своей наблюдательностью.

Через час начальник бригады детективов отвел его в сторону:

— Ну, что видели? Докладывайте.

Они находились в самом эпицентре. Воронка на углу еще дымилась, повсюду чернела кровь и клочья земли. По фасадам зданий на всех четырех углах перекрестка бежали трещины.

Гутьеррес уставился на воронку. Взрыв разрушил угол дома, разметав гранитные плиты, как простые кирпичи. Одна из плит обнаружилась на втором этаже дома напротив.

— Здесь что-то было... — пробормотал патрульный.

— Что?

Тони в отчаянии хлопнул себя по лбу.

— Проклятие! Я не помню.

— Сверток?

— Нет.

— Подозрительные личности?

— Нет. Разве что кто-то вышел из здания. Но у него не хватило бы времени бросить бомбу и скрыться, чтобы остаться целым и невредимым.

Детектив, нахмурившись, смотрел на воронку.

— Штуковина, по всей видимости, была большая. Слишком большая, чтобы нести ее в руках, и слишком большая, чтобы не привлечь внимания.

— Целых три года я патрулирую здесь каждый день! — в отчаянии воскликнул Гутьеррес. — Я прекрасно изучил этот перекресток. Здесь что-то было.

— Что-то необычное?

— Нет, — отозвался парень. — Оно находилось здесь всегда. Я просто не могу припомнить, что.

— Как здесь могло быть что-то, что вы не можете припомнить?

— Да, что-то совсем заурядное. Само собой разумеющееся.

Детектив из бригады по расследованию взрывов огляделся по сторонам. Рядом стояла одинокая санитарная машина — на тот случай, если еще найдутся раненые. Пожарные уже управились и уехали. В воздухе пахло горячим металлом и теплой кровью.

— Какого цвета? — спросил детектив.

— Не помню, ничего не помню! Черт, почему же у меня не работает голова?

— Может, зеленого?

— А?

Детектив уже стоял на коленях. Поманив Гутьерреса рукой, он склонился над каким-то обломком.

Штуковина оказалась черного цвета, но, когда детектив перевернул ее, с другой стороны она отливала оливковой зеленью.

— Похоже, что-то из военного оборудования, предположил детектив.

Гутьеррес задумчиво покачал головой:

— Нет, ничего связанного с армией.

— А джип? Грузовик?

— Говорю вам, бомбы в машине не было, — сердито отозвался патрульный.

Его собеседник встал и огляделся по сторонам. Затем достал чистый носовой платок и аккуратно завернул в него оплавленный кусок металла.

— И никого со связкой гранат на поясе, думаю, тоже, — мрачно сказал он.

В городском морге на Первой авеню коронер[1] извлек кусок металла из тела той самой беззвучно кричащей женщины.

Патрульный Гутьеррес тоже присутствовал.

Коронер положил осколок на круглый поднос из нержавеющей стали и очистил его с помощью специального инструмента.

Когда смыли кровь, оказалось, что металл выкрашен оливково-зеленым. На одной его стороне явственно проступали буквы: U.S.

— Черт побери! — пробормотал детектив из бригады по расследованию взрывов. — Черт побери! Самый настоящий ящик со взрывчаткой.

— Нет, — тихо сказал Гутьеррес. — Не думаю.

— Вы что-то вспомнили?

— Да. Если хорошенько поискать, то наверняка отыщется еще один кусок металла. Там тоже есть буквы.

Детектив и патологоанатом выжидающе посмотрели на патрульного.

— Там написано «Почта». Теперь я все вспомнил. Штука, которая взорвалась, — обычный линейный ящик для почты.

Детектив, казалось, вот-вот заплачет. Он чуть ли не с нежностью посмотрел на Тони.

— Так говорите — почтовый ящик?

— Ну да!

— Надо немедленно позвонить начальнику. Должно быть, это важная информация.

Начальник полиции округа Южный Манхэттен позвонил комиссару полиции Нью-Йорка приблизительно в 12.53.

— Взорвался линейный ящик для почты, — доложил начальник полиции.

— Черт побери! Значит, бомбу мог подсунуть кто угодно.

— Нет, сэр, я сказал — линейный ящик. Это вам не простой почтовый ящик.

— А в чем разница?

— Обычные почтовые ящики синие и предназначены для общественного пользования. Линейные ящики — оливково-зеленые, у каждого почтальона есть свой ключ от каждого ящика.

— Значит, круг подозреваемых сужается? — предположил комиссар.

— Сужается, сэр, — согласился начальник полиции округа.

— Получается, террористическим актом здесь и не пахло?

— Кажется, нет.

— Возможно, просто посылка с бомбой, которая взорвалась раньше времени. Или виноват недовольный почтальон.

— А разве бывают довольные? — проворчал начальник полиции округа.

Комиссар счел за благо пропустить эту реплику мимо ушей. Начальник полиции округа может позволить себе немного черного юмора, а комиссар обязан проявлять сдержанность.

— Срочно допросите начальника почты, — приказал комиссар. — Вся почта предварительно сортируется. Не исключено, что мы уже кое-что разузнаем к вечернему выпуску новостей или даже раньше.

— Будем надеяться, что не возникнет проблемы юрисдикции.

— Да... А я и не подумал.

— Взорванный ящик — это проблема федеральных властей.

— Но он взорвался на городской улице. Значит, расследуем мы.

— В общем, хорошо бы обошлось без проблемы юрисдикции.

Шеф детективов нью-йоркской полиции Уолтер Браун поднимался по гранитным ступеням под сень коринфских колонн Главного почтового управления на Пятой авеню. Не считая небоскребов, управление было самым впечатляющим зданием во всем городе. Оно занимало целый квартал и казалось неколебимым как скала. На фронтоне красовался девиз почтовой службы Соединенных Штатов:

И В СНЕГ, И В ДОЖДЬ,

И В ХОЛОД, И В ЗНОЙ

ПОСЫЛЬНЫЙ НИ ЗА ЧТО

НЕ СВЕРНЕТ С ПУТИ.

Браун нашел кабинет начальника почтового управления Нью-Йорка и предъявил секретарше свой значок.

— Детектив Браун. По срочному делу.

— Минуточку! — отозвалась девушка. Спустя мгновение Браун уже открывал дверь, на которой чуть ли не позолотой отливало: «Начальник почтового управления Майрон Финкельперл». Дверь выглядела внушительно, как и подобает таковой, ведущей в кабинет человека, который управляет потоком почты в одном из крупнейших городов мира.

Почтмейстер жестом пригласил Брауна, и тот опустился в темно-бордовое кресло.

— Полчаса назад, — начал Уолтер, — на углу Восьмой авеню и Тридцать четвертой улицы произошел взрыв.

— Да, да, слышал.

— Мы установили, что взорвался один из линейных ящиков для почты.

Почтмейстер побледнел и буквально зашатался как пьяный — ноги, похоже, его не держали. Вынув из кармана белый льняной платок, Финкельперл поспешно вытер лоб.

— Спасибо, что обратили на сей факт мое внимание, — сказал почтмейстер и сел.

Теперь настала очередь Брауна изумляться.

— И все? Но нам нужны имена всех почтовых служащих, которые имеют доступ к таким ящикам.

— Весьма сожалею. Увы...

— Почему? Их же легко определить.

— Линейные ящики запираются так называемым универсальным ключом. На руках у почтовых служащих по всей стране находятся десятки тысяч таких универсальных ключей. Любой ключ подходит к любому ящику и в любом месте.

— Давайте начнем с ваших людей.

— Извините, но моими людьми будут заниматься федеральные власти.

— Федеральные? Но ведь взрыв произошел на городской улице!

— И повреждена федеральная собственность. Я начну расследование и сообщу выводы вашему руководству.

— При всем своем уважении к вам я настаиваю на допросах ваших людей. Там, на улице, есть погибшие. Уничтожена собственность. Не говоря уже о том, что злоумышленник способен начинить взрывчаткой и другие линейные ящики.

Почтмейстер побелел как мел. Детектив Браун решил, что пробил брешь в толстой бюрократической броне, но он ошибся.

— Уверяю вас, я сразу же займусь этим, — отозвался наконец начальник почты.

Тут Браун не выдержал.

— Вы сумасшедший! — гаркнул он, грохнув кулаком по столу. — При чем тут вообще юрисдикция? Не далее чем в трех кварталах отсюда произошло массовое убийство. И это дело полиции!

— Подобные вопросы в компетенции федеральных властей. Попрошу вас удалиться, — не медля ни секунды, заявил почтмейстер.

Целую минуту детектив Браун злобно глядел на несговорчивого.

Почтмейстер ответил ему тем же. Было ясно, что ни один из них не сдаст свою позицию.

— Что ж, вы еще пожалеете! — пригрозил детектив, покидая помещение.

Прогрохотав вниз по широким гранитным ступеням, Браун направился к своей машине. От злости лицо его словно окаменело. Надо же, какой бессовестный тип! Ну и что, что он федерал? Неужели почтмейстер надеется замять дело? На углу Восьмой и Тридцать четвертой сейчас наверняка собралась толпа телевизионщиков. В шесть часов происшествие объявят главной темой новостей. Днем уже не раз передавали подробности.

Не успел Браун открыть дверь своего седана, как вдруг мощная ударная волна сбила его с ног и детектив упал на спину. В ушах его звенело, он беспомощно хватал ртом воздух.

Секунду Браун в замешательстве лежал на тротуаре, затем собрался с силами и встал.

На Пятой авеню к небу поднимались черные клубы дыма. Слышались крики и стоны.

Уолтер уже хотел было двинуться туда, но тут вновь послышался грохот — только подальше. Затем еще. А потом, как по команде, по каньонам Манхэт-тена прокатилась целая серия взрывов. Над небоскребами клубился смрадный дым.

Все произошло за какую-нибудь минуту. За это время детектив Браун успел добежать до места первого взрыва, ругая про себя бюрократические проволочки, бомбиста, а более всего — почтмейстера Нью-Йорка, которого теперь ждали большие неприятности.

И поделом!

Глава 4

Когда самолет приземлился в международном аэропорту Осаки, пассажиры-японцы встали все одновременно, разом загородив проход. Казалось, они очень спешат. И Римо догадывался почему. Просто мастер Синанджу буквально не вылезал из туалета. Он ухитрился посетить каждую кабинку, после чего их дверцы заклинило навсегда. Что и вызвало массовое недовольство пассажиров, а также вылилось в несколько неприятных инцидентов.

— Подождем, — произнес Римо.

— Ты как хочешь, а я ждать не собираюсь, — заявил мастер Синанджу и двинулся вперед.

Руки Чиун спрятал в широкие рукава кимоно: тем не менее пассажиры-японцы попрыгали обратно в кресла как ужаленные, освобождая дорогу мастеру Синанджу.

Тот же, подобно привидению, не спеша плыл по проходу. Японцы смотрели на него со злостью.

Римо поспешил следом за учителем. Но пропустив на выход Чиуна, японские стюардессы в традиционных кимоно преградили Римо путь.

— Вы не останетесь, гайдзин? — спросила одна из них.

— Мне ведь нужно в Осаку, — заметил Римо.

— В Осаку мы еще вернемся. А пока останьтесь с нами: слетаем вместе в Америку. Вы прекрасно проведете время, гайдзин.

И девушки улыбнулись улыбками гейш.

— Спасибо, — откликнулся Римо. — Но если вы меня сейчас же не выпустите, то мне несдобровать. Мой друг позаботится.

Японские стюардессы надули губки.

— Вы знаете о нашей национальной традиции харакири? — поинтересовалась девушка справа.

— Хотите заставить меня остаться, шантажируя самоубийством? — отозвался Римо. — Ничего не выйдет, это уже было.

— Было?

— И не раз.

— И девушки ради вас вспарывали себе животы?

— Мне не нужно много времени, чтобы понять, в чем дело, — бросил в ответ Римо и пустился вдогонку за учителем.

Он нашел его у багажного отделения. На сей раз багажа у них не было. Обычно мастер Синанджу возил с собой некоторые из своих четырнадцати дорожных сундуков, но тут он рисковать не стал, неопределенно сославшись на «зверства» японцев.

— Надо найти телефон-автомат, — кивнул Чиуну Римо.

— А ты не хочешь посмотреть?

— Как стюардессы будут делать харакири? Ну уж нет. Слишком противно.

— Это единственная японская традиция, которую я одобряю, — громко заявил старик по-английски. — Чем больше японцев вскроет себе животы, стыдясь того, что они японцы, — тем лучше.

— Слушай, — прошипел Римо, — давай убираться отсюда.

— Да! — еще громче проговорил кореец. — Пора, пора нам убираться. Скорее бы оказаться в оккупированной Японии с ее зловещими интригами.

— Япония больше не оккупирована, папочка.

— Она оккупирована японцами. Лучше бы, конечно, ее оккупировали корейцы, но боюсь, мне не дождаться этого.

Римо заметил, что за ними следует группа охранников в белых перчатках, и потому сделал вид, будто не знаком с мастером Синанджу. Из телефона-автомата Римо связался с США и нажал кнопку с цифрой "1".

— Мы здесь, — доложил он, услышав в трубке знакомый кислый голос.

— Отправляйтесь в отель «Солнечный луч» на проспекте Сакай-Судзи, — произнес Смит.

— Какой отель! Чиун уже дразнит туземцев. Хорошо бы сделать дело и — сразу же восвояси.

— Но у меня еще не готов план операции, — прошипел глава КЮРЕ.

— Ничего, мы можем перебить всех, — предложил Римо.

— Уборщицы и мелкие служащие не заслуживают нашего внимания. Отправляйтесь в фирму «Нишицу» и дайте понять руководству, что мы раскрыли их коварный заговор по уничтожению железнодорожной системы Америки.

— Интересно как?

— Сами найдете способ. Только действуйте осторожно. Ваша задача всего лишь оповестить их.

Присоединившись к Чиуну, Римо передал ему содержание беседы.

— Думаю, надо устроить погром в «Нишицу», — добавил он.

— Слишком уж тонко, — ответил мастер Синанджу, погладив свою редкую бороденку.

— Считаешь, тонко?

— У меня есть идея получше. Проймет даже тупоголовых японцев.

— Что ж, действуй, а я за тобой.

Вскоре они оказались на осакской таможне, где Чиуна спросили насчет декларации.

И вопрос, и гневный ответ корейца прозвучали по-японски, так что Римо ничего не понял. Однако судя по тому, как покраснели и вытянулись лица японских таможенников, можно было представить, что в своей устной декларации старик обозвал их незаконнорожденными детьми японских смежных обезьян.

Тотчас подскочили полицейские, до сих пор маячившие где-то вдалеке.

Последовали еще более гневные тирады.

Изрыгая ругательства, мастер Синанджу гневно размахивал перед официальными лицами своим ногтем в жадеитовом чехольчике. Кто-то из собравшихся решил, что это и есть контрабанда, и попытался сорвать чехольчик.

И тут же схватился за одно чувствительное место. А спустя миг руки всех прочих покоились там же. Пришлось Римо спасать японскую полицию от острых ногтей мастера Синанджу.

Мощными бросками послав полицейских в близлежащий мужской туалет, он одним ударом намертво запечатал его дверь.

И только тогда последовал за Чиуном на стоянку такси.

— Почему ты раньше не пришел мне на помощь? — фыркнул учитель. — Знаешь ведь, что в нынешнем состоянии я все равно что без зубов.

— Я делал вид, что мы не вместе.

— Ладно, ты не виноват, — внезапно упавшим голосом проговорил Чиун. — Я сам позволил себе низко пасть в твоих глазах. И в глазах своих предков. Там, где должен быть Убийственный Ноготь, я ношу лишь чехол из жадеита.

— Чепуха, папочка. Я просто не хотел светиться.

Мастер Синанджу приподнял брови.

— Значит, засветился я?

— С тем же успехом ты мог бы идти под развевающимся знаменем. Мне хотелось сквозь землю провалиться.

— А мне бы хотелось, чтобы исчез тот японский сёгун, который опозорил меня! — гневно отозвался старик.

— Не высовывайся, и твое желание исполнится, — откликнулся ученик.

Чиун сказал водителю адрес. Остерегаясь погони, Римо наблюдал за дорогой сквозь заднее стекло такси.

— Знаешь, они будут ждать нас на обратном пути из Осаки, — вполголоса бросил он.

— Я тоже буду их ждать, — фыркнул учитель. — Подумать только — они осмелились посягнуть на чехол тля ногтя, принадлежавший Чжи!

— Кому-то из твоих предшественников тоже сломали ноготь?

— У Чжи были слабые кутикулы, поэтому он защищал свои Убийственные Ногти чехлами. Конечно, когда не нужно было уничтожать ими врагов хана.

— Какого хана?

— Кубла-хана.

— Чжи работал на хана, который угнетал Корею?

— Чжи предложил свои услуги корейскому императору, но условия Кубла-хана оказались выгоднее.

— Вряд ли сей факт говорит в пользу мастера.

— Он был замечательным историком, и потому мы чтим его память.

— Ты чтишь, — возразил Римо. — Лично я хочу лишь поскорее покончить с этим дурацким делом.

— О, значит, японцы тебе надоели?

— Начинают надоедать, — проворчал ученик.

В ответ Чиун еле заметно улыбнулся.

Из аэропорта Осаки красное такси привезло мастеров Синанджу в железнодорожный парк, где ржавели старые дизельные локомотивы.

Чиун тщательно обследовал их, даже простучал и остался доволен.

Затем он о чем-то поторговался по-японски с диспетчером и вновь сел в такси.

— К чему все это? — спросил Римо.

— Увидишь, — загадочно ответил Чиун.

Они примчались на летное поле, теперь у них над головами гудели вертолеты. И опять мастер Синанджу с кем-то долго торговался, а потом многозначительно бросил Римо:

— Готовься, сейчас полетим.

И они оказались в кабине «летающего крана».

Наступала ночь. Чиун жестами указывал пилоту дорогу. А вот и железнодорожный парк. По команде корейца вниз спустили стальной трос, и бригада рабочих надежно закрепила локомотив под днищем вертолета.

— Зачем мы украли тепловоз? — удивился ученик.

— Мы не украли. Я купил его по сходной цене.

— Да ну? И что же ты собираешься с ним делать? Он явно не войдет в багажное отделение самолета.

Чиун отвел глаза и принялся рассматривать свои ногти.

— Я что-нибудь придумаю.

Через двадцать минут они уже приближались к индустриальному комплексу огромных белых зданий, освещенных голубыми лучами прожекторов. Римо посмотрел вниз. На вертолетной площадке, располагавшейся на крыше одного из небоскребов, приютился крошечный вертолет. Сама же площадка была сделана в виде трех пересекающихся лун — символа самурайского клана Ниши, а ныне промышленной электрической корпорации «Нишицу».

Как верно подметил Римо, если вертолет не изменит свой курс, то скоро громадина тепловоза зависнет над вертолетной площадкой.

— Я знаю, что ты знаешь, что я знаю, — бросил ученик учителю.

— Нас с тобой просили передать недвусмысленное послание.

— А он знает об этом? — кивнув на пилота в шлеме, спросил Римо.

— Пока нет.

— Значит, надо только в нужный момент заставить его высвободить трос?

— Он никогда не согласится на такое, поскольку неприятностей ему тогда не миновать. Я просто попрошу его задержаться здесь минуты на две. Самая трудная часть задачи выполнена, остальное — за тобой.

Римо пожал плечами.

— Что ж, справедливо. — И, открыв боковую дверь, шагнул на стойку шасси. Причем сделал это так быстро, что занятый управлением пилот ничего не заметил.

Римо отсутствовал почти пять минут. Внезапно вертолет стал рыскать из стороны в сторону и угрожающе раскачиваться, а затем резко взмыл вверх, освободившись от своего колоссального груза.

Тепловоз со свистом полетел вниз. На вертолетную площадку легла его чудовищная тень, и спустя мгновение послышался ужасающий грохот.

Когда Римо вернулся на место, пилот костерил все и вся, не стесняясь пассажиров. Отсутствия одного из них он даже не заметил.

— Почему так долго? — спросил Чиун.

— Очень уж толстый трос. Пришлось с ним повозиться, — ответил ученик, глядя на свои грязные руки.

Мастер Синанджу скривился:

— Если бы ты вовремя отрастил ногти, тебе не пришлось бы пачкать руки.

Римо нахмурился.

— Я думал, ты уже успокоился.

— Нет, я просто признал твое право иметь ногти любой подходящей тебе длины. Но это не значит, что мне нельзя высказать свое мнение.

Тут вспотевший пилот дал очередной круг над зданием, чтобы оценить размеры повреждения.

Разрушено было не все, но в крыше главного здания корпорации «Нишицу» красовалась огромная дыра. Вертолетная площадка и вертолет исчезли. В небо вздымались языки пламени и клубы дыма. Впрочем, внизу на земле никто даже не заметил случившегося. Учитывая вечернее время, человеческие жертвы должны были быть минимальными.

И тогда мастер Синанджу наклонился вперед и схватил пилота за покрасневшую шею.

Летчик тут же решил не болтаться больше в этой точке воздушного пространства, и «летающий кран» шарахнулся в сторону, как большой испуганный пеликан.

— Думаешь, они поймут послание? — засомневался Римо.

Чиун пожал плечами:

— Кто знает? Это же японцы, они плохо соображают.

Глава 5

Доктор Харолд В. Смит не случайно оказался именно тем человеком, которого назначили руководить сверхсекретным правительственным агентством под названием КЮРЕ. В аналитическом отделе ЦРУ в те дни работало немало превосходных специалистов, но про Смита говорили, что он двух «Униваков» стоит. Так тогда назывались компьютеры размером с комнату, постоянно поглощавшие данные для машинного анализа.

Так вот, разведсводки, которые попадались на глаза Смиту, никогда не подвергались машинной обработке. Этому аналитику достаточно было только взглянуть на них и сопоставить с другими данными, хранящимися в недрах его серого вещества, чтобы тут же проинформировать начальство относительно выводов.

— Советы собираются сокрушить венгерскую революцию, — говорил, например, он.

— Почему вы так считаете?

В подтверждение своих слов Харолд В. Смит приводил длинный список фактов, свидетельствовавший о вроде бы рутинных перемещениях войск, об отмененных отпусках, об отозванных послах и других, на первый взгляд не связанных между собой явлениях. И всегда оказывался прав.

Сначала от него отмахивались.

— Пусть увязкой занимаются компьютеры, Харолд, — устало бросали начальники.

Однако Смит упрямо продолжал выдавать свои прогнозы, из которых сбывались 99,7 процента.

Тогда в качестве наказания Смита сослали в тесный кабинет, в котором даже окон не было. Тем не менее и там, к нескрываемому раздражению своего начальства, он продолжал предсказывать происходившие в мире события и бомбардировать руководство своими докладными записками. Причем всегда был возмутительно точен.

В конце концов шефам Харолда В. Смита волей-неволей пришлось произвести его в старшие аналитики. В управлении все тут же сделали вид, будто он всего лишь еще один «Унивак». На самом же деле он работал куда эффективнее, поскольку «Униваки» являлись всего лишь машинами, отпечатанные на перфоленте послания которых еще следовало расшифровать при помощи аналитиков более высокого ранга.

С помощью Смита удавалось перескочить сразу через две ступеньки. Да еще и сэкономить электроэнергию.

Смит абсолютно точно предсказал революцию па Кубе, убедительно доказав, что так называемое ракетное отставание было всего лишь изобретением советской пропаганды, подхваченным пентагоновскими мудрецами. И так далее, и тому подобное. Так что ко времени вторжения на Кубу в ЦРУ только радовались, что Смит раньше времени вышел в отставку.

Но Харолд В. Смит в отставку не вышел. Напротив, он возглавил некую организацию под названием КЮРЕ, о создании которой ЦРУ даже и не мечтало. Президент США, придумавший КЮРЕ и назначивший Смита его директором, рассуждал очень просто.

Американский эксперимент потерпел фиаско: Конституция превратилась в обыкновенный клочок бумаги. Придерживаясь жестких рамок закона, невозможно было поддерживать порядок и защищать страну от множества бедствий, грозящих ей буквально со всех сторон.

КЮРЕ надлежало действовать, невзирая на закон и Конституцию. Задача Смита — столь же грандиозная, как и те, что стояли перед отцами — основателями США, — заключалась в том, чтобы всеми возможными средствами отбить атаки современных гуннов и вестготов, угрожающих американским свободам.

И вот спустя три десятилетия Харолд В. Смит по-прежнему сидел в потертом кожаном кресле, занимая все тот же спартанский кабинет санатория «Фолкрофт» — учреждения, на первый взгляд являвшегося всего лишь прибежищем для умалишенных и хронически больных пациентов, а на самом деле служившего «крышей» КЮРЕ. И по-прежнему железной рукой Смит все так же управлял обеими организациями. Он постарел, поседел, но остался все тем же сверхкомпетентным бюрократом, за которым в ЦРУ закрепилась весьма подходящая ему кличка Серый Призрак.

Единственное, что изменилось за прошедшие годы, — это компьютерное обеспечение. Первоначально компьютерный терминал скрывался в недрах дубового письменного стола и всплывал оттуда подобно хрустальному шару. Он соединялся со спрятанной в подвале группой серверов, которую Смит называл «Фолкрофт-четыре».

«Фолкрофт-четыре» сейчас гудел за глухой бетонной стеной, правда, изменились носители информации, а также прочие устройства ее хранения и обработки. Дубовый стол сменился модерновым письменным столом с черной стеклянной крышкой. Под ней же скрывался монитор. Смит очень не любил перемен, но его новая мебель была гораздо удобнее прежней.

Теперь, работая за столом, Смит внимательно смотрел на черное стекло, в глубине которого бежали золотистые строчки.

Просто у компьютера не было клавишной панели в обычном смысле этого слова. Когда Смит подносил руки к поверхности стола, на ней высвечивались тонкие белые контуры стандартной буквенно-цифровой клавиатуры. Но клавиш как таковых здесь не было, а было сенсорное устройство, гаснувшее, как только руки убирались.

В настоящий момент глава КЮРЕ просматривал массив данных, ежедневно поступающих из сети, и анализировал их, отбрасывая ненужное и сохраняя в файлах то, что могло пригодиться для будущих операций.

Шел уже первый час дня — два часа ночи по японскому времени. Новостей из Осаки все не было. Смит тревожился все сильнее — ведь он послал подчиненных разбираться с «Нишицу», не успев как следует проанализировать ситуацию. Впрочем, иногда приходилось действовать спонтанно.

В двенадцать тридцать три система подала звуковой сигнал, и в углу экрана загорелся красный свет. Смит нажал на клавишу и вывел на дисплей информационный бюллетень агентства Ассошиэйтед Пресс, вернее, первое сообщение о происшедшем за день.

Оклахома-Сити, штат Оклахома — стрельба в зале суда (АП)

В 11.15 по местному времени в помещение суда, где вел заседание судья Кэлвин Рэтберн, ворвался неизвестный и открыл огонь из автомата. По предварительным данным, убито и ранено более двадцати человек. Бандит бежал. Свидетели не смогли описать приметы нападавшего. Нападение произошло в новом здании федеральных служб, выстроенном взамен старого дома Алфреда П. Мурра, которое взорвали больше года назад во время крупнейшего в истории США террористического акта.

Нахмурившись, Смит принялся нажимать на клавиши, чтобы сбросить сообщение в текущий файл под названием «Угрозы ополчения».

Минут через десять появилось сообщение о взрыве в Манхэттене на углу Восьмой авеню и Тридцать четвертой улицы. Глава КЮРЕ немедленно занес его в другой файл, озаглавленный «Террористические угрозы».

Ничто не наводило на мысль о том, что эти события как-то взаимосвязаны. Даже Харолду В. Смиту, всегда и во всем искавшему первопричину, так и не пришло в голову связать между собой именно столь близкие по времени случаи.

Директор «Фолкрофта» спокойно продолжил свою обычную работу. Ничего, бдительная компьютерная система всегда известит его о сколь-нибудь значительных событиях. В час дня информационные сообщения начали поступать одно за другим.

Нью-Йорк — таинственные взрывы (АП)

Сегодня приблизительно в 12.27 в Вест-Сайде Манхэттена раздалась серия неустановленных взрывов. По предварительным данным, серия включала в себя семь взрывов — все в зоне, прилегающей к Почтовому управлению Нью-Йорка. О жертвах и разрушениях пока данных нет. Также пока не установлена связь с предыдущим взрывом на углу Восьмой авеню и Тридцать четвертой улицы.

Анонимный автор Ассошиэйтед Пресс, связанный нормами журналистской этики, мог только намекнуть на существование подобной связи. Но на Харолда В. Смита подобные ограничения не распространялись.

Как минимум восемь взрывов, и все в одном относительно небольшом секторе Центрального Манхэттена!

Да, происшествия из ряда вон... Смит внезапно пожалел о том, что отослал мастеров Синанджу за границу. Но что сделано — то сделано.

Ладно, в их отсутствие глава КЮРЕ постарается вникнуть в ситуацию и определить цель. Вот тогда и наступит время Римо и Чиуна.

В конце концов они убийцы, а не следователи.

Смит отдал необходимые распоряжения секретарю и покинул свой кабинет, держа в руке блестящий кожаный портфель, набитый аппаратурой связи с «Фолкрофтом-четыре». Эта новая система заменила недавно уничтоженную. Пожалуй, появилась неплохая возможность испытать ее в полевых условиях.

Проезжая по бульвару Генри Хадсона, Смит заметил, что по сторонам дороги деревья душит хмель, и недовольно нахмурился. С этим надо что-то делать. Глава КЮРЕ не переносил беспорядка ни в чем, даже в природе. Будь его воля, деревья росли бы стройными рядами, а цветы цвели только там, где положено.

Рядом на сиденье лежал открытый портфель, компьютерная система функционировала исправно.

А бюллетени информационных агентств все поступали и поступали. Сообщили уже о девяти взрывах, убивших и искалечивших множество людей. «Похоже, крупная операция. Одна из самых крупных со времен попытки взрыва Центра международной торговли», — мрачно подумал Смит.

И не успел он серьезно задуматься, как впереди показались силуэты башен этого самого Центра. Именно туда Смит и направлялся.

Нью-Йорк сейчас находился в осаде. Должно быть, предприняты очень жесткие меры безопасности, а все правоохранительные органы приведены в полную готовность. Для Харолда В. Смита это означало одно: ему нужно в Белую комнату.

Белая комната называлась так отнюдь не из-за цвета, хотя ее стены были действительно выкрашены белым. Располагалась она за незаметной дверью без таблички, единственный ключ от которой находился у комиссара нью-йоркской полиции.

Этой незаметной дверью кончался длинный коридор, расположенный на нижнем этаже башни номер один Центра международной торговли. Белая комната была защищена от прослушивания и имела звуконепроницаемые стены. Телефонные линии также имели защиту. Короче говоря, место было совершенно уединенное.

Вот почему, хотя кабинет комиссара полиции находился всего лишь в нескольких кварталах отсюда, в кризисные моменты его штаб располагался именно здесь. Из Белой комнаты никогда не утекала информация, ни одно подслушивающее устройство никогда не засекало здесь никаких разговоров. О существовании Белой комнаты знала пресса, но добраться до нее не могла — особенно после неудавшейся попытки взрыва Центра международной торговли.

«По иронии судьбы, — думал комиссар полиции, отпирая незаметную дверь, — эта супербезопасная с точки зрения утечки информации комната во время последнего большого кризиса оказалась недоступной, потому что находилась буквально в эпицентре событий». В тот день здесь так никто и не побывал. Впрочем, расследованием попытки взрыва Центра международной торговли занимался предыдущий комиссар полиции. Нынешнему же еще предстояло справиться с новым кризисом.

В середине Белой комнаты стоял длинный, обтянутый буйволовой кожей стол для совещаний. На столе — ничего, одни телефоны. Еще вот большая кофеварка на тележке да кофе шести сортов. Комиссар начал именно с кофе, ибо день обещал быть долгим.

Совещание назначили на два тридцать. Официально оно созывалось для координации действий подразделений объединенных антитеррористических сил, созданных нью-йоркской полицией и ФБР. Впрочем, по мнению комиссара, этим будут заниматься меньше всего. ФБР попытается застолбить территорию за собой, люди из Бюро по контролю за алкоголем, табаком и огнестрельным оружием станут доказывать, что расследованием должны заниматься они. В общем, комиссару придется приложить все усилия, чтобы остаться хозяином положения. В конце-то концов, это его город. И совещание проводит именно он.

Комиссар задумчиво размешивал сахар в чашке, когда раздался властный стук в дверь.

— Кто там? — обернувшись, через плечо спросил комиссар.

— Смит. ФБР.

Комиссар полиции, открыв дверь, удивился:

— Ваши говорили, что будет спецагент Роуленд.

— Роуленд приехать не сможет, — ответил глава КЮРЕ, стремительно шагнув в комнату.

— Ну, все равно вы появились слишком рано.

На взгляд комиссара, Смит выглядел как типичный бюрократ средней руки. Акцент уроженца Новой Англии, серая «тройка», серая личность...

— Кофе?

— Нет времени, — отозвался гость. — У меня уйма дел. Главное — побыстрее уехать отсюда.

Комиссар заморгал глазами.

— Что-то случилось за пределами города?

— Комментировать не буду, — произнес Смит.

— Проклятие!

— Не будем гадать, — оборвал его директор «Фолкрофта». — Кто взял на себя ответственность за теракты?

— Лучше спросите, кто не взял, — проворчал комиссар, вытаскивая из портфеля пачку факсов. — «Хезболлах». «Хамас». «Исламский джихад». «Братья-мусульмане». Национальный фронт спасения Ливии. — Он фыркнул. — Наверное, Каддафи сейчас не пользуется расположением фундаменталистов. Группа Абу Нидаля. ПМ.

— ПМ?

— "Посланники Мохаммеда". Затем идут «Орлы Аллаха», «Воины Аллаха», Исламский фронт спасения, «Вооруженная исламская группировка», «Талибан», Национальный фронт освобождения Палестины, а также Исламский фронт АСЛС. Что такое АСЛС, мы не знаем.

— Другими словами, — заключил Харолд В. Смит, — все активные террористические группы заявили о своей ответственности?

— На сей раз можно спокойно сбросить их со счетов.

— Почему же? — резко поинтересовался гость.

— Мы определили, что бомба во время первого взрыва была заложена в почтовый линейный ящик. На осколке явно читалось «Почта США». Последующие взрывы дали такую же картину. Все они произошли на тротуаре, и везде валяются осколки, окрашенные в оливковый цвет.

Смит сразу же уловил суть дела.

— Линейные ящики недоступны для публики. С другой стороны, практически невозможно организовать дело так, чтобы бомбы в посылках взорвались практически одновременно именно в линейных ящиках, не попав в руки почтовиков или адресатов. Наверное, мы имеем дело с почтовым служащим.

— Совершенно верно. Какой-нибудь почтальон «пошел на почту».

— Но подобная теория не учитывает психологии почтовых служащих, — заметил Смит.

— Почему?

— Почтовые служащие всегда направляют свой гнев на начальников или сослуживцев, а не на публику.

— Несколько лет назад в Бостоне произошел такой инцидент. Рассерженный почтальон взял «АК-47», угнал легкий самолет и на бреющем полете, стреляя наудачу, атаковал почтовое отделение.

— Совершенно верно, — подтвердил глава КЮРЕ. — Он обстрелял учреждение, где работал.

— И все вокруг, что под руку попалось, — возразил комиссар.

— Наверное, у вас есть имена почтовых служащих, которые имели доступ к уничтоженным ящикам?

— Нам их не дали.

— Почему?

— Почтмейстер не отвечает на мои звонки. Говорит, что этот вопрос в компетенции федеральных властей. Может быть, у ФБР есть протекция в почтовом ведомстве?

— Попробую вам помочь, — сказал Смит, забирая свой портфель и устремляясь к двери.

— А как же совещание?

— Я уже все узнал, — захлопывая дверь, откликнулся директор «Фолкрофта».

Через десять минут появился начальник порта. Он тут же сел, с радостью приняв предложенную ему чашку черного кофе. Затем раздался стук в дверь.

— Кто там? — спросил комиссар полиции.

— ФБР.

— Смит?

— Нет, Роуленд.

Комиссар впустил агента со словами:

— А Смит сообщил мне, что вы не придете.

— Смит?

— Ну да, агент Смит. Вы что, его не знаете?

— Представляете, сколько Смитов работает в Бюро? Как он выглядит?

— Он, — комиссар нахмурился, — седой.

— Таких много.

— Ему за шестьдесят. Серый костюм-тройка. Серые глаза. Пенсне. Седые волосы. И тонкий как жердь.

Во взгляде специального агента Роуленда отразилось недоумение.

— Он не похож на тех Смитов, которых я знаю. Вы уверены, что он из Бюро?

— По крайней мере он так представился.

— Представился. А как же его удостоверение?

Комиссар нью-йоркской полиции побледнел.

— Я... он не показывал удостоверения.

— Вы не спросили у него удостоверения?!

— Мне и в голову не пришло. Боже мой, наверное...

— Он журналист.

— Боже мой, если пресса проникла в Белую комнату, я буду выглядеть полным идиотом!

— Давайте лучше рассмотрим возникшие проблемы, — решительно заявил спецагент ФБР Роуленд.

Комиссар нью-йоркской полиции тяжело опустился в кресло. Лицо его сейчас напоминало пень — ровную поверхность с расходящимися концентрическими кругами.

Глава 6

Когда «летающий кран» приземлился на летном поле Осаки, пилот вылез из кабины и, вытащив ноги, бросился на мастера Синанджу.

— Не надо! — крикнул ему по-английски Римо.

— Слишком поздно, — сказал Чиун, делая шаг вперед. — Он бросил мне вызов.

— Видно, я разговариваю с идиотом, — хмыкнул Римо.

Японец попытался ударить корейца в грудь, но мастер Синанджу, перехватив его руки, развел их в стороны, а затем резко свел вместе. Пилот как бы хлопнул в ладоши.

И тотчас, раскрыв рот, застыл на месте, сжимая в руках обломки ножа. На лице его читалось неподдельное изумление.

— Знаешь, — произнес Римо, — летчик не виноват. Они ведь все повесят на него.

— Ну так пусть сделает харакири! Меня это не волнует. Его смерть ничто по сравнению с той болью, которую причинили моей августейшей персоне.

Мастера Синанджу нашли такси с красным огоньком, означавшим, что машина свободна, и Чиун вступил в оживленную беседу с водителем.

— Что он говорит? — спросил Римо.

— Говорит, что в такое время аэропорт закрыт. А я утверждаю, что для нас его откроют.

— Папочка, нас ведь там ждут!

— Ну и хорошо.

— Ждут, чтобы арестовать.

— Ерунда!

— Давай лучше переночуем здесь, а утром что-нибудь придумаем.

— Какой отель заказал для нас Смит? — поинтересовался старик.

— "Солнечный луч". Зная Смита, можно предположить, что это самая дешевая ночлежка в Осаке.

Кореец сообщил название отеля водителю, и машина тронулась с места.

Вскоре они уже ехали по залитым неоновым светом улицам Осаки. Как и в Токио, здесь вовсю буйствовала реклама — на каждом здании красовались названия фирм на японском и английском языках.

Удостоверившись, что активность полиции невысока, Римо немного успокоился.

— Похоже, охота на людей пошла на убыль, — бросил он учителю.

И в тот же момент на высоком административном здании, располагавшемся в самом центре города, увидел огромный телеэкран компании «Сони». На нем красовался портрет мастера Синанджу транслировавшийся если не на всю Японию, то уж на всю Осаку точно.

— Папочка, постарайся не тревожить водителя, но твой портрет воспроизведен на гигантском телеэкране. Вон там.

— Где? Где?

— Я сказал — не суетись! — прошипел Римо.

Но учитель не успокоился.

Увидев себя на экране, он затрясся от гнева.

— Это не я!

— Чиун!

— Смотри, Римо, они осквернили мое лицо усами! Но у меня нет усов! А глаза!.. Это глаза японца, а не корейца. Да как они посмели! Мы должны потребовать удовлетворения.

И перейдя на японский, мастер Синанджу предложил водителю остановиться.

Выйдя из машины, Чиун перешел на противоположный тротуар и злобно уставился на гигантское изображение, которое, правда, сильно уменьшилось в размерах, отодвинувшись в угол экрана и разместившись рядом с головой ведущего японской программы новостей.

— Они меня оскорбили!

— Послушай, на нас уже обращают внимание, — прошипел Римо, с беспокойством оглядываясь вокруг.

В тот же миг мастер Синанджу поймал какого-то прохожего и повернул его лицом к экрану.

— Это я? — спросил Чиун по-английски.

Японец поднял глаза вверх.

— Ну? — настаивал старик, развернув теперь японца к себе.

В знак отрицания японец энергично затряс головой.

— Вот видишь, Римо, — сказал учитель. — Он не видит сходства.

— Все дело в том, что японец не понимает по-английски, а ты еще вертишь его головой, — возразил ученик.

— Ничего подобного! — ответил Чиун, в то время как язык злосчастного японца мотался из стороны в сторону как собачий хвост, а глаза уже стали вылезать из орбит.

— Как же! Он пытается удрать.

— Что ж, я удовлетворю его желание, — произнес старик и отпустил японца.

Тот заковылял прочь, держась за голову и шатаясь так, как будто перебрал саке.

— Вот тебе доказательство, — не унимался Чиун. — Если бы он считал, что мерзавец на экране — это я, то вызвал бы полицию.

— Сейчас он способен только вызвать врача.

Мастер Синанджу злобно посмотрел на телеэкран.

— Римо, у тебя есть монета?

— Конечно, есть. А тебе-то зачем?

— Не спрашивай. Одолжи лучше самую большую.

Римо сунул руку в карман.

— Пятьдесят центов тебя устроит? — спросил он.

— Вполне, — ответил учитель.

Он со звоном подбросил монету вверх, потом еще и еще раз. Каждый раз пятидесятицентовик взлетал все выше и выше, а издаваемый им свист казался все пронзительнее.

На четвертый раз монета стремительно взвилась в небо и понеслась через улицу, как будто ее притягивал гигантский магнит.

Прежде чем Римо успел понять, в чем дело, телеэкран погас. В углу его дымилось маленькое отверстие.

— Вот! — удовлетворенно кивнул Чиун. — Теперь можно пойти в отель.

— Если ты будешь продолжать свои фокусы, то мы окажемся в местной кутузке.

Чиун только отмахнулся и двинулся вперед, довольный тем, что исправил допущенную по отношению к себе несправедливость.

Неподалеку от отеля Римо стал замечать людей, одетых как будто бы в синие пижамы. На кармане куртки каждого японца красовалась одна и та же картинка — солнечный луч, пробивающийся сквозь тучи.

— Интересно, в чем это они? — спросил Римо.

— В пижамах, — ответил Чиун.

— Я так и подумал. Что, таков новый японский обычай — носить вечером пижамы?

— Не знаю.

На здании гостиницы тоже виднелась эмблема в виде солнечного луча.

В открытую входную дверь постоянно входили люди в одинаковых синих пижамах с изображением солнечного луча.

— Не нравится мне все это.

— Не беспокойся, Римо. Для японцев все корейцы на одно лицо.

— Я не о том, — буркнул ученик.

В вестибюле им пришлось снять туфли и надеть комнатные тапочки. Поскольку Чиун не возражал, Римо последовал его примеру.

У стойки дежурного они получили ключи.

— Нам на пятый этаж, — бросил ученик, подойдя к лифту, где тоже стояли люди в пижамах с сонным видом постояльцев, а не служащих отеля.

— Странное заведение, — хмыкнул Римо.

— В оккупированной стране всегда странные порядки.

Выйдя из лифта на пятом этаже, Римо решил, что попал в морг.

Дверей как таковых здесь не было. Просто вдоль окрашенной в бежевый цвет стены тянулись люки, расположенные в два ряда один под другим.

— Он так и сказал: «пятый этаж»? — уточнил Римо, поглядев на ключ.

Чиун кивнул:

— Да. Пятый.

— Наши комнаты должны быть дальше по коридору. Пойдем.

Далеко идти не пришлось. Завернув за угол, Римо обнаружил ячейку, номер которой соответствовал цифрам на ключе. Ему досталась верхняя, а учителю — нижняя.

— Должно быть, это камеры хранения, — сказал Римо.

— Да уж, — нахмурившись, ответил старик.

Но пока они осматривались в поисках соответствующей двери, к соседней ячейке подошел японец в синей пижаме, открыл люк своим ключом и спокойно залез в ячейку, захлопнув за собой дверцу.

Спустя мгновение из-за дверцы донеслись приглушенные звуки музыки.

— Ты видел? — спросил Римо.

Он шагнул к своей ячейке и открыл ее.

Внутри все напоминало морг, за исключением того, что на дне лежали постельные принадлежности. Мягкий свет люминесцентных ламп озарял пространство клетушки. На постели лежала аккуратно сложенная пижама — вверх кармашком с пришитой эмблемой в виде солнечного луча. В дальнем конце ячейки в потолок непосредственно над маленькой белой подушкой был вделан телевизионный экран. Сбоку находились выключатели для света и телевизора.

— Я не буду здесь спать! — возмутился Римо.

— И я, — фыркнул Чиун. — Просто оскорбление какое-то.

Клерк в вестибюле терпеливо объяснил по-английски, что комнат у них нет. Только «капсуры».

— Что, что? — спросил Римо.

— Капсуры, — повторил Чиун.

— А что такое «капсуры»?

— Это капсура хотеру[2], — пояснил клерк. — Вез комнат.

— Верните наши деньги, — потребовал Римо.

— Извините, но вы открыри дверцу. Комната занята. Деньги не возвращаются.

— Комната? — взорвался Римо. — Да это просто ящик!

— Вы открыри дверцу, вы заняри место. Извините.

— Я свою не открывал, — заявил мастер Синанджу, радостно бросая ключ на стойку.

— Вы можете идти, — разрешил клерк.

— Без денег я не уйду, — стоял на своем Римо.

— Есри будете настаивать, я вызову порицию.

— Ну и вызывайте! — вспыхнул Чиун. — А мы отказываемся подчиняться вашим варварским обычаям.

— Нет, не надо, — потянул за рукав учителя Римо. И прошептал, понизив голос: — Нас ведь разыскивают. Ты что, не помнишь?

— Разыскивают не меня. Разыскивают какого-то усатого мошенника.

Римо вытаращил глаза. Затем, повернувшись к клерку, стоявшему с каменным лицом, он спросил:

— Послушайте, не могли бы вы рекомендовать нам хороший отель?

— Да. Этот отеру очень хороший.

— Какой-нибудь другой, — устало обронил Римо.

— У нас есть отдерение в округе Шинсайбаши.

— Там есть комнаты?

— Гостиничная сеть «Сорнечный руч» не имеет комнат. Мы предрагаем устарому путешественнику хорошую экономию.

— Когда мы вернемся, напомни, чтобы я повыдергивал у Смита один за другим все ногти, — проворчал Римо, надевая туфли.

Над международным аэропортом Осаки занималась заря.

— Ну и как мы туда проникнем? — поинтересовался Римо. — С помощью маскировки?

— Какая маскировка? — удивился Чиун. — Ищут усатого мошенника, а не меня.

— Будь уверен — они станут хватать всех корейцев подряд, а потом сортировать их. Ты же не с луны свалился.

— Тем не менее, с тобой или без тебя, я намерен взойти на борт первого же аэроплана, покидающего эту ненавистную землю.

Ученик почему-то встревожился.

— Может, если мы пойдем через разные входы...

— Чепуха! — фыркнул мастер Синанджу, направляясь к стеклянным дверям.

Римо поплелся следом. Нельзя сказать, что его беспокоила безопасность учителя. Нет, мастер Синанджу, вероятно, в одиночку расправился бы со всей службой безопасности осакского аэропорта, но тогда разгорелся бы международный скандал — именно то, чего так хотелось избежать Смиту.

Автоматические стеклянные двери раздвинулись, и Чиун вошел в здание.

Римо отсчитал по своим внутренним часам сорок пять секунд и двинулся следом.

Двери распахнулись и... Казалось, вот-вот раздастся автоматная очередь или по меньшей мере послышатся истошные крики. Но ничего подобного не произошло. Римо нахмурился. Странно, все очень гладко.

Поднимаясь на эскалаторе к северо-западному вестибюлю, Римо привел себя в боевую готовность.

Сойдя с эскалатора, он осмотрелся.

Невдалеке мелькнуло золотистое пятно. Это Чиун спокойно проходил через металлоискатель. Охранники едва удостоили его взглядом.

Пожав плечами, Римо решил больше не беспокоиться.

В этот момент стоявший у рамы металлоискателя охранник что-то злобно пробормотал.

— Я не понимаю по-японски, — произнес Римо.

В ответ охранник разразился целым потоком брани. Присоединился и его приятель, Римо окружили.

— Послушайте, у меня есть билет, — удивился Римо и сунул руку в задний карман. А напрасно: охранники решили, что он тянется за оружием, и вытащили свои пистолеты.

Римо попытался разрядить ситуацию.

— Посмотрите, я без оружия, — подняв руки, произнес он. — Мой билет находится в заднем кармане. О'кей? Билет. Задний карман. Не стрелять.

Один из охранников, очевидно, немного понимал по-английски.

— Стой! — крикнул он.

— Я стою. Ничего не делаю. О'кей?

— Стой! — повторил охранник.

— Я стою, — повторил Римо.

— Стой! — в третий раз прорычал охранник. К нему присоединились остальные. Они напомнили Римо охранников японских тюрем из старых фильмов времен второй мировой войны. Грубые и жестокие лица, на которых написано желание и готовность застрелить любого, кто попадется под руку.

Римо едва сдерживал вскипавшую ярость.

— Послушайте, я сказал...

— Стой!

Это стало последней каплей, переполнившей чашу, Римо тут же заехал в челюсть охраннику, знавшему всего одно слово, и каблуком пнул по колену другого, стоявшего сзади. Третий охранник, отступив на два шага, выстрелил из пистолета. Римо, естественно, уклонился. Его ответный удар был прекрасно рассчитан. Схватив пистолет японца за затворную раму, Римо резко сдвинул ее назад.

Охранник отшатнулся. Римо отступил и выпустил из рук пистолет японца. Тот собрался с духом и вновь прицелился. Но с удивлением обнаружил, что у пистолета нет курка — затвор его начисто срезан.

Римо невозмутимо прошел мимо ошеломленного охранника, продолжавшего снова и снова нажимать на спусковой крючок. Так ничего и не добившись, охранник в отчаянии запустил оружием в голову противника. Воздушная волна заставила американца отклонить голову влево. Пистолет благополучно шлепнулся на пол и покатился по гладкому покрытию.

Мастер Синанджу, не вмешиваясь, ждал у выхода.

— Что ты здесь делаешь? — резко спросил Римо.

— Жду рейса — что же еще.

— Меня раскусили.

— А меня нет, — фыркнул Чиун. — Пожалуйста, не подходи ко мне. Я тебя не знаю.

— Ты шутишь?!

— За мной никто не гонится, а вот за тобой...

— Если бы не ты, со мной ничего бы не случилось.

— Твои проблемы, — хмыкнул учитель. С этими словами он внезапно вскочил с кресла и исчез в мужском туалете. Дверь кабинки сначала захлопнулась, потом слегка приоткрылась, и Римо увидел в щелку наблюдавший за ним глаз.

Тяжелые шаги по мраморному полу напомнили ему о том, что приближаются силы правопорядка.

— Проклятие! — Римо тут же решил как можно скорее проникнуть на борт самолета.

Он нашел выход на летное поле, открыл дверь и тотчас отшатнулся: под ним зияла десятиметровая пропасть. Очевидно, дверь вела на борт самолета, вот только самолета перед ней пока не было. Впрочем, Римо, ничуть не огорчившись, спрыгнул вниз и удачно спружинил во время приземления.

Неподалеку стоял «Боинг-747». Правда, с задраенными люками. Но Римо это не остановило.

Взобравшись на стойку одного из шасси, он внимательно пригляделся. В общем-то в самолет можно проникнуть разными путями, в том числе и через люки для технического обслуживания. Подобный люк как раз располагается в стойке шасси, поэтому своим очень твердым ногтем на указательном пальце правой руки Римо отвернул шурупы и открыл крышку люка.

Затем, скользнув вверх, беглец положил крышку на место и вновь завернул шурупы ногтем.

Оказавшись внутри самолета, он улегся в багажном отсеке, подложив под голову чью-то сумку. Пусть теперь японская служба безопасности ищет его хоть миллион лет. А если они задержат мастера Синанджу, то виноват будет лишь он сам.

Спустя какое-то время взревели турбины, и «Боинг-747» пришел в движение. Вот уже и колеса самолета перестали грохотать по бетону. «Боинг» теперь круто набирал высоту.

— Ты здесь, папочка? — громко спросил Римо.

— Мы не знакомы, — ответил Чиун во весь голос. К счастью, за гулом турбин никто, кроме ученика, ничего не услышал.

Удостоверившись, что мастер Синанджу благополучно сел в самолет, Римо спокойно заснул.

По прибытии в аэропорт Римо вышел из самолета последним. Удивительно, но мастер Синанджу дожидался его в зале прибытия.

— Полагаю, твое путешествие было приятным? — вкрадчиво поинтересовался Чиун.

— Больше я в Японию ни ногой, — буркнул в ответ ученик.

— Что такое?

— Ненавижу все японское.

— Ты действительно мой сын! — радостно воскликнул учитель.

Глава 7

Харолд В. Смит ехал в почтовое управление по Двенадцатой авеню.

Управление располагалось на Пятой авеню, позади Мэдисон-Сквер-Гарден. Смиту все время преграждали путь белые почтовые грузовики и желтые такси. Казалось, на Манхэттене не осталось другого транспорта.

Глава КЮРЕ припарковался на Западной Тридцать пятой улице и скрепя сердце заплатил за час стоянки. Пройдя четыре квартала до своей конечной цели, он насчитал по дороге три линейных ящика для почты.

Из предосторожности Смит трижды переходил на другую сторону — не стоит рисковать, вдруг да какой из ящиков взорвется! Глава КЮРЕ заметил, что остальные пешеходы поступают точно так же. И народу на улицах было меньше, чем обычно, — Смит находился всего в нескольких кварталах от зоны взрывов. К счастью, ни один из ящиков не взорвался.

Над головой висели полицейские вертолеты, в воздухе пахло порохом. Нервно гудели сирены. Время от времени порывы ветра доносили характерный запах свежей крови.

Несмотря на свой артрит, Смит взлетел по гранитной лестнице почтового управления, перешагивая сразу через две ступени. Сейчас все решало время.

Взглянув на запечатленный в камне девиз почтовой службы, глава КЮРЕ почувствовал, как по спине его пробежал непривычный холодок.

— К мистеру Финкельперлу сейчас нельзя, — начала было секретарь почтмейстера, но Смит тотчас помахал у нее перед носом удостоверением почтового инспектора.

— Минуточку, — проворковала девушка.

Харолд В. Смит терпеливо ждал. Через несколько секунд его действительно впустили в кабинет.

На лысеющей голове начальника нью-йоркского почтового управления проступали крупные капли пота. На его открытом лице лежала печать неземной тревоги — такое выражение обычно бывает у человека под дулом пистолета.

— Вы Рейли? — спросил он у Смита.

— Смит, — отозвался тот.

— А что случилось с Рейли?

— Задерживается.

Финкельперл посмотрел на свои наручные часы.

— Он должен быть с минуты на минуту.

— Тогда давайте начнем. Мне нужны имена и домашние адреса всех сотрудников Почтовой службы США, которые имели доступ к тем линейным ящикам.

— Мы уже сократили этот список до одного человека. Это Ал Ладин — водитель почтового грузовика.

— Его адрес?

— Джейн-стрит, семьдесят пять, в Виллэдже.

— У Ладина были какие-то психические отклонения?

— Нет. Его непосредственный начальник характеризовал его как разумного человека. Парень прошел все обязательные тесты Карнеги и курсы по стрессовым ситуациям. Он очень радовался, когда его в прошлом месяце перевели на грузовик. Ему почему-то не нравилось разносить почту. Никак в толк не возьму, что с ним такое могло случиться!

— Какие меры вы приняли, чтобы обезопасить другие линейные ящики?

— Другие...

— Да, другие ящики!

— Послушайте, но мы же должны доставлять почту. Не можем же мы остановить поток почты из-за...

— Из-за массового убийства, — подсказал Смит.

— Да, даже из-за массового убийства. Почта должна работать исправно. Вы же знаете наш девиз — и в снег, и в дождь...

— Приказываю вам принять необходимые меры по обеспечению безопасности всех линейных ящиков города.

— Вы хоть представляете, о каком количестве ящиков говорите? Их более трех тысяч. Да-да, именно три тысячи ящиков.

— Тогда вам следует приступить немедленно, — скомандовал Смит. — Я свяжусь с вами.

Харолд В. Смит вышел из кабинета почтмейстера.

Проходя по роскошному вестибюлю, он заметил человека, на суровом лице которого прямо-таки читалось, что он почтовый инспектор. Впрочем, Рейли едва удостоил Смита взглядом.

К тому времени, когда инспектор подошел к кабинету почтмейстера, глава КЮРЕ уже растворился в каньонах Нью-Йорка.

Джейн-стрит Смит нашел легко. Старый, но еще хорошо сохранившийся дом номер семьдесят пять находился в конце улицы, примыкавшей к Гудзону.

В доме оказалось всего три квартиры. Вверху, над кнопкой звонка красовалась надпись: «Ал Ладин». Не рассчитывая, что ему тотчас откроют, глава КЮРЕ нажал на кнопку. Так он и думал — никто не отозвался. Тогда Смит нажал на соседнюю кнопку.

— Да? — ответили в квартире номер один.

— Смит. Федеральное бюро расследований. Вы владелец этого здания?

— Ну да, оно мое.

— Я хотел бы поговорить с вами относительно одного из жильцов.

Его немедленно впустили.

На пороге стоял чернобородый мужчина в белой рубашке с открытым воротом. Он выглядел так, будто последний раз брился во времена правления президента Картера.

— А что случилось?

— Когда вы в последний раз видели Ала Ладина?

— Ала? У него неприятности?

— Пожалуйста, отвечайте на вопрос, — с нажимом произнес Смит.

— Два дня назад. Он ведь приходит и уходит. Я не обращаю на него особого внимания.

— Я хотел бы осмотреть его квартиру.

— А ордер у вас есть?

— Он не требуется, если вы готовы сотрудничать.

Домовладелец поскреб свою курчавую бороду, прищурил один глаз, затем другой, как бы взвешивая все «за» и «против» обоими полушариями своего мозга.

— Если бы я знал, зачем...

— Это, возможно, прольет свет на серию взрывов в городе.

— Только не говорите, что Ал — террорист!

— Я ничего подобного и не говорил, — скривился Смит.

— Тогда в чем дело?

— Мистер Ладин — почтовый служащий.

Домовладелец ухватился за дверную раму.

— Вот как! А я и не знал. Вы уверены?

Глава КЮРЕ кивнул:

— Он развозит почту.

— Черт побери, мне и в голову не приходило. Жуть-то какая!

— Подавляющее большинство почтовых служащих не склонно к насилию, — объяснил Смит.

— Ну да. Я ведь читаю газеты и смотрю телевизор. По-моему, они постепенно превращаются в психов. Если так будет продолжаться, то в фильмах почтовики скоро заменят нацистов в роли плохих парней.

Харолд В. Смит многозначительно закашлял.

— Сейчас я принесу ключ, — поспешно проговорил домовладелец.

Квартира была скудно обставлена и в общем-то ничем таким не отличалась. Разве что стены во всех комнатах были окрашены в зеленый цвет, причем одного и того же оттенка.

На лице домовладельца отразилось неподдельное удивление.

— Господи, вы посмотрите, что он сделал со стенами! Ведь зеленый цвет — это же цвет безумия!

— Ошибаетесь. Цвет безумия — пурпурный.

— Я считал, что пурпур — королевский цвет.

— Да, цвет королей и сумасшедших, — подтвердил Смит. — А сейчас попрошу вас подождать в коридоре.

Глава КЮРЕ закрыл дверь перед самым носом любопытного домовладельца и медленно обошел шести-комнатную квартиру, не зажигая света и ни к чему не прикасаясь — чтобы, не дай Бог, не оставить отпечатков пальцев.

В небольшом кабинете на складном столике стоял самый обычный компьютер фирмы «Ай-Би-Эм», плотный чехол защищал клавиатуру от пыли. На противоположной стене висел плакат с надписью «Спасите Иерусалим!».

Смит нахмурился. До сих пор ему не доводилось встречать такой лозунг.

Компьютер оказался включенным. Что ж, ничего удивительного. Иногда машины работают месяцами, хотя, с точки зрения Смита, это было ужасным расточительством — целых двенадцать центов в сутки! С другой стороны, если компьютер включать и выключать, он изнашивается гораздо быстрее.

Смит всмотрелся в изображение на экране и обнаружил там «картинку». Еще одна пустая трата денег. Современные мониторы, через определенное время автоматически отключившись, показывают «звездное небо».

На дисплее высвечивалось длинное здание на низком холме, расположенном на самом берегу голубого залива. Какое-то время «картинка» не менялась. Затем на подъездной аллее появился грузовик, оставлявший за собой клубы пыли. Приблизившись к будке охранника, грузовик прибавил ходу. Из будки выскочил человек в форме и открыл беспорядочный огонь. Крошечная «М-16» выпускала электронные пули, не причинявшие нападающим никакого вреда.

Сбив охранника, грузовик на полном ходу врезался в длинное низкое здание, которое под аккомпанемент доносящихся из динамика взрывов разлетелось на красно-желтые обломки.

После того как пыль улеглась, все повторилась снова.

В разыгрываемой сцене было что-то очень знакомое. Смит решил, что перед ним некая детская электронная игра, рекламу которой он недавно видел по телевизору.

Больше при беглом осмотре зеленой квартиры не обнаружилось ничего необычного.

Глава КЮРЕ уже направлялся к двери, когда компьютер внезапно ожил.

— Алла акбар! — выкрикнул высокий, тонкий голос.

Смит замер. Голос показался ему знакомым. Собственно, не этот именно голос, а вообще... Подобные голоса ему приходилось слышать не однажды. На Востоке. В выпусках новостей с Ближнего Востока и документальных фильмах.

Это был голос мусульманского муэдзина, призывающего правоверных на молитву.

— Алла акбар!

— Алла акбар!

Пронзительный голос стих, и заговорила какая-то женщина на языке, в котором глава КЮРЕ узнал арабский. Затем фразу повторили по-английски.

— Время послеполуденной молитвы.

Смит бросился обратно к монитору. Он уже давно заметил коврик, лежавший у компьютера, но только теперь понял, что это такое. Мусульманский коврик для молитвы, обращенный к пустой стене. Директору «Фолкрофта» не понадобилось много времени, чтобы определить, что в той стороне находится Мекка.

Сценка на экране беспрерывно повторялась. Смит задумчиво нахмурился и сел на стул.

На этот раз, прежде чем длинное низкое здание разлетелось в прах, глава КЮРЕ успел заметить на его крыше флаг. Американский флаг.

— Казармы морской пехоты в Ливане, — вдруг ошеломленно прошептал он. — Инсценировка атаки на казармы американской морской пехоты в Ливане...

Недоумение на сером лице Смита через минуту сменилось решимостью.

Отключив компьютер, он отодвинул в сторону бесполезный монитор и клавиатуру, вытащил винчестер из системного блока и сунул себе под мышку.

Держа в одной руке этот самый блок, а в другой — свой неизменный портфель, Смит подошел к двери.

— Пожалуйста, откройте, — потребовал он. — У меня обе руки заняты.

Дверь тут же распахнулась.

— Минуточку! — воскликнул домовладелец, увидев, как нагружен гость. — Разве вы вправе забрать это?

— Ну так забираю же.

— Я имею в виду — на законных основаниях...

— Это материальное доказательство совершения террористического акта против суверенной территории Соединенных Штатов, — чеканя каждое слово, проговорил Смит.

На домовладельца фраза произвела неизгладимое впечатление. Он побледнел и сделал шаг назад.

— А что, если Ал возвратится? — испуганно спросил он.

— Он никогда не возвратится.

— Но ведь один из тех психов, которые пытались взорвать Центр международной торговли, вернулся-таки, чтобы что-то забрать, — фыркнул домовладелец, спускаясь вслед за гостем по темной лестнице.

Глава КЮРЕ не сразу нашелся с ответом.

— Если он вернется, постарайтесь его не спугнуть. Сразу известите ФБР. Спросите спецагента Роуленда.

— Ладно. Никак не могу поверить, что он террорист. Это ведь хуже, чем почтовый служащий, верно?

— Гораздо хуже.

Домовладелец распахнул перед Смитом входную дверь. Уже на пороге тот повернулся и задал вопрос, который давным-давно вертелся у него на языке.

— А как Ладина зовут?

— Аллах. Но все звали его Ал.

— Меня здесь не было, — предупредил глава КЮРЕ и сбежал вниз по ступенькам.

Глава 8

Первое, что сделал Римо, вернувшись домой в Квинси, штат Массачусетс, — это проверил, нет ли сообщений.

Он решил, что автоответчик встретит его красным мигающим огоньком, но аппарат бездействовал.

— Может, Смит еще не знает об Осаке, — задумчиво протянул Римо.

Мастер Синанджу многозначительно погрозил своим чехлом для ногтя.

— Э, нет. Смит со своими оракулами все видит и все знает.

— Может, японцы пока молчат об инциденте?

— Император все равно узнает.

— По крайней мере он не звонил, — покачал головой Римо. — Хорошо бы, он не стал сердиться.

— А чего бы ему сердиться? Мы только выполняли его императорскую волю.

— Ага. И все кончилось международным инцидентом. В Японии твой портрет, наверное, красуется сейчас в каждом почтовом отделении.

Чиун погладил редкую бороденку.

— Не стану возражать, если мой портрет поместят на почтовую марку. Главное, чтобы моя внешность не была обезображена ненужной растительностью.

— Я имею в виду — на плакатах «Разыскивается».

Улыбка исчезла с губ японца.

— Зная японцев, я не сомневаюсь, что мне не выплатят заслуженной награды, — фыркнул он.

— Может, посмотрим новости, — предложил Римо. — Уже почти шесть.

— Да. Будем смотреть Бев Ву.

— Которую? — уточнил Римо.

— Конечно, более внушительную.

Ученик нахмурился.

— Ты хочешь сказать — толстую?

— Она внушительная, а не толстая. Только такой западник, как ты, осмелился называть грациозную Бев Ву таким ужасным словом.

— Мне нравится другая Бев Ву. Та, которая на седьмом канале.

— Бев Ву с пятого канала — единственная, которая заслуживает внимания.

Они поднимались по лестнице в башню для медитирования. Чиун спешил, стараясь первым успеть к телевизору с большим экраном. Экраны мерцали по всему дому, но Римо с Чиуном смотрели телевизор только в башне.

— По крайней мере она не Чита Чинг, — хмыкнул Римо.

— Не упоминай при мне этого имени!

— Извини.

Он разбередил старую рану Чиуна. В восьмидесятые годы тот был тайно влюблен в ведущую одного из общенациональных телеканалов. Все шло своим чередом, пока мастер Синанджу обожал ее издали. Но когда он попробовал искать взаимности, то обнаружил, что имеет дело с прожорливой телеакулой.

В результате старик разлюбил Читу Чинг, ранее то же самое произошло с Барброй Стрейзанд. С тех пор в жизни мастера Синанджу больше не было женщин.

Беверли Ву отнюдь не являлась предметом обожания Чиуна. Она уже давно работала репортером местного пятого канала, но до недавних пор кореец не обращал на нее особого внимания.

И вот конкурирующий седьмой канал нанял на роль телеведущей другую женщину-азиатку, которая по случайному совпадению тоже звалась Бев Ву. Вторая Бев Ву была молодой и изящной, и Римо находил ее необычайно привлекательной. И все бы ничего, если бы в один прекрасный день Римо не обмолвился, что новая Бев Ву гораздо лучше старой.

— Ты с ума сошел! — возмущенно воскликнул учитель. — Новая Бев Ву просто костлявая и тощая!

— А старая Бев Ву толстая.

— Да у новой сквозь платье все ребра пересчитаешь!

— Старая Ву — настоящий шкаф.

— Старая Ву способна иметь детей, как и подобает женщине. А новая Ву — девчонка.

— Я предпочитаю ее старой.

— Ты ее не получишь. И думать не смей!

— Незачем так громко кричать, Чиун. Она мне не нужна. Просто все, что я сказал, — так и есть на самом деле.

— Ты городишь чепуху! Сравнивать эту молодую выскочку Ву с мудрой и внушительной старой Ву...

— Слушай, да они обе мне до лампочки! Но если смотреть передачу с одной из них, то я предпочел бы новую.

— Отныне, — заявил мастер Синанджу, — я запрещаю показывать новую Ву на экране моего телевизора.

Пришлось Римо теперь постоянно смотреть программу новостей с новой Бев Ву, хотя на самом деле он предпочитал брюнетку с четвертого канала. Для него это стало делом чести. В конце концов, он взрослый человек и смотрит то, что хочет!

Одолев лестницу, Чиун поспешил в башню, схватил пульт дистанционного управления и направил его на телевизор. На экране во всей своей красе появилась старая Ву.

Мастер Синанджу сел на деревянный пол, положил рядом пульт и принялся внимательно смотреть выпуск новостей.

Римо примостился рядом с учителем. Поскольку тот глаз не отрывал от телеэкрана, ученик стал украдкой тянуть руку к пульту.

— Если ты направишь этот прибор на старую Ву, я его сломаю, — бросил Чиун, не моргнув глазом.

Римо с минуту обдумывал, как поступить. Конфликт обоим уже надоел, но нельзя же так легко сдаваться! В конце концов, это его дом. И его телевизор.

Заставив свой лоб вспотеть, Римо дождался того момента, когда он стал отражаться в темных участках телеэкрана, и заявил:

— Я обещаю не направлять «дистанционник» на телевизор, если ты обещаешь весь вечер не ломать его и не переключать каналы.

— Договорились, — согласился мастер Синанджу.

Направив пульт себе прямо в лоб, Римо нажал на кнопку с цифрой "7". Благополучно отразившись от его головы, инфракрасный сигнал поступил в телевизор.

Тот мгновенно переключился на седьмой канал, и на экране появилось симпатичное личико новой Ву.

— Что? Что это? — всполошился Чиун.

— Должно быть, кнопка случайно сработала, — с невинным видом отозвался ученик.

— Ты переключил программу.

— Я не направлял пульт на экран, — покачал головой Римо.

— Да что ты говоришь, белоглазый? Сейчас же верни программу назад!

— А мне нравится эта. Кстати, не забудь про свое обещание.

Карие глаза Чиуна внезапно сузились.

— Почему это ты вдруг вспотел?

Римо пожал плечами.

— А почему бы и нет?

— Ты меня обманул! — поджав губы, выпалил мастер Синанджу.

— Я тебя перехитрил. Возможно. А теперь успокойся и дай мне послушать, что она говорит.

Вновь повернувшись к экрану, Чиун скривился.

— Как ты можешь смотреть на это худое, бледное лицо?

— Брось ты, форма лица у нее красивая.

— Зато голова похожа на репу. А еще у нее впалые щеки и пустой взгляд.

Над головой новой Ву вдруг появилось изображение взрыва.

— Стой-ка, наверное, что-то важное, — озабоченно проговорил Римо, протягивая руку за пультом, чтобы усилить звук.

— А как же обещание! — ехидно прошипел кореец.

— Ох, верно! — отозвался Римо.

— А я рта не закрою до тех пор, пока не вернется старая Ву во всем своем блеске.

— Чиун, все очень серьезно.

— И правильная Ву тоже.

— А может, пойдем на компромисс и включим четвертый канал? — предложил Римо.

— Что ж, пожалуй, поскольку мне надоел отвратительный вид новой Ву, — поколебавшись, согласился учитель.

— Вот и хорошо, — обрадовался ученик и вновь поднял пульт.

— Нет уж, позволь мне. Ты связан обещанием.

Римо заколебался.

— Я дал обещание, — многозначительно произнес Чиун. — И ты дал обещание. Мы оба пленники своих обещаний.

— Ладно, — буркнул ученик, передавая ему пульт дистанционного управления.

Мастер Синанджу быстро переключил каналы.

Вместо брюнетки на четвертом канале вела репортаж какая-то новенькая азиатка.

— Кто это? — изумился Римо.

— Айя! — воскликнул учитель. — Японка! Немедленно переключи канал.

— Я не могу. Я же обещал...

— И я, — вздохнул Чиун. — А еще программа есть?

— Да, Си-эн-эн, но ты ненавидишь его еще сильнее, чем Ву.

— Но не сильнее, чем японцев.

— Что за внезапная мания назначать ведущими азиатов? — фыркнул Римо. — Сначала пятую программу вела одна Бев Ву потом седьмая завела себе свою собственную Ву. Теперь четвертый канал притащил откуда-то эту девицу!.. Как хоть ее зовут?

Подпись на экране гласила, что ведущую зовут Тамайо Танака. Сейчас она вещала на фоне Манхэттена, над которым поднимались темные клубы дыма.

— Пусть звучит ее резкий голос. Я не стану смотреть на эту японскую физиономию, — сообщил Чиун, прикрыв глаза золотистым рукавом кимоно.

Римо решил, что такое решение ему подходит.

— ...В результате серии взрывов, происшедших сегодня около полудня в Центральном Манхэттене, число жертв достигло сорока трех, — говорила Тамайо Танака. — Власти хранят молчание, тем не менее выяснилось, что на большом участке от Пенсильвания-стейшн до Центра Джекоба Джавитса имели место по меньшей мере тринадцать взрывов. По данным ФБР, ответственность за них взяли на себя несколько ближневосточных террористических групп, однако информированные источники сообщают, что, хотя полностью исключить ближневосточный след сейчас невозможно, расследование идет в другом направлении.

— Похоже на психов из ополчения, — обеспокоенно сказал Римо.

— Вот и хорошо, — произнес Чиун.

— Что?!

— Конечно. Если террор охватит всю страну, у Императора Смита для нас будет много работы.

— Ну и что хорошего?

— Ему некогда будет обращать внимания на жалобы японцев.

— Надо же, а я и не сообразил, — хмыкнул Римо, вглядываясь в экран.

— ...Сегодня в этот богатый событиями день трагедия произошла не только на Манхэттене, — продолжала Танака. — В Оклахома-Сити в переполненный зал судебного заседания, находящийся в новом здании федеральных служб, ворвался неизвестный и, открыв беспорядочный огонь, застрелил по меньшей мере двадцать пять человек. Пока неизвестен мотив массового убийства, но полиция Оклахома-Сити разыскивает некоего человека, являющегося предположительно почтовым служащим. Правда, непонятно, кто он — этот почтовый служащий — подозреваемый или свидетель убийства.

— Сдается мне, что просто разгневанный почтальон, — бесстрастно констатировал Римо.

— Нам вдвойне повезло, — заключил Чиун.

— Учитывая огромное количество невинных жертв, я бы так не сказал, — покачал головой ученик.

— Не мы их убили. Они мертвы, их не вернуть. Почему бы нам не насладиться горькими плодами их несчастья?

— А я вот не такой бесчувственный.

— По крайней мере теперь ты презираешь японцев.

Римо ничего не ответил. На экране вновь появилась брюнетка-ведущая.

— Оставайтесь на четвертом канале, — промурлыкала она, — чтобы следить за событиями в Нью-Йорке. Мы единственная бостонская станция, у которой есть свой репортер на Манхэттене.

— Кто бы мне объяснил, почему местные репортеры должны освещать сюжеты, имеющие общенациональное значение! — проворчал Римо.

Спустя десять минут последовало краткое сообщение о том, что из Соединенных Штатов отозван для консультаций японский посол.

— Значит, они недовольны нами, — нахмурился Римо.

— Но не так сильно, как мы ими, — возразил Чиун.

— Может, как-нибудь все образуется, — отозвался ученик.

Передавали погоду, когда зазвонил телефон.

— Должно быть, Смит, — вскочил на ноги Римо.

— Вырази ему сожаление, но не извиняйся, — бросил мастер Синанджу.

— А какая разница?

— Синанджу никогда не извиняется, но в определенных ситуациях мы, бывает, выражаем сожаление.

Голос Харолда В. Смита звучал так, будто глава КЮРЕ только что закончил пробежку.

— Римо, я рад, что вы вернулись.

— Спасибо, мы тоже.

— Вы срочно нужны мне по очень важному делу. Немедленно приезжайте.

— Зачем? — осторожно поинтересовался Римо.

— Мастер Синанджу знает арабский, я же никак не могу заставить работать программу перевода с арабского.

— Гм...

— Пожалуйста, поспешите, Римо. Дело не терпит отлагательств.

И Смит положил трубку.

— Мы нужны в «Фолкрофте», — сообщил Римо мастеру Синанджу.

— Я слышал, — отозвался тот, поднимаясь с татами.

— Тогда ты слышал и то, что Осака даже не упоминалась.

— Несомненно, Император собирается застать нас врасплох. Надо сочинить историю, в которую он поверит, Римо. Что-нибудь грандиозное, но правдоподобное.

Ученик подавил усмешку.

— Может, пусть наши документы съела собака?

— Какая еще собака?

— Мы купим ее по дороге.

— Чепуха какая-то.

— Слушай, Смит явно обеспокоен. И он к тому же просил тебя перевести что-то с арабского. Сейчас, вероятно, Осака его очень мало интересует.

— Прекрасно. Но если Император будет нами недоволен, то тебе как ученику Верховного мастера Синанджу придется броситься на меч.

— Но у меня нет меча, — удивился Римо и выключил телевизор.

— Мы купим его по дороге в крепость «Фолкрофт», — многозначительно проговорил Чиун.

Глава 9

Харолд В. Смит вполголоса ругался на чем свет стоит. Обычно обитатели Новой Англии очень любят употреблять крепкие словечки, а глава КЮРЕ, происходивший из вермонтских Смитов и обучавшийся в Дартмуте, несомненно, к ним относился.

Впрочем, он уже много лет подряд сдерживал свое желание выругаться. Прежде всего, считал Смит, богохульство — пустая трата времени. К тому же невежливо и бессмысленно. А самое главное — весьма неприлично, особенно в женском обществе.

В последний раз глава КЮРЕ выругался вслух, когда прочитал, что старый гимн его колледжа, «Мужчины из Дартмута», под давлением женской части обитателей кампуса[3] сменил название на «Альма-матер» и из него были изъяты все упоминания о половых признаках.

Смит узнал об этом из бюллетеня для выпускников, который просматривал, сидя в своей гостиной.

— Черт бы их всех побрал! — взорвался он тогда. Его жена Мод чуть не упала со стула. Смиты уже давно не садились вместе на диван. Миссис Смит теперь смотрела телевизор, а мистер Смит читал. Вот так они проводили досуг.

Мод сурово отчитала Харолда за его язык, и тот смущенно извинился. Весь вечер он очень переживал, что потерял над собой контроль, а на следующий день твердо решил ровно вполовину сократить свои ежегодные пожертвования Дартмуту.

Сейчас Смит тихо ругался, сидя в своем кабинете родного «Фолкрофта».

— Черт бы побрал их души! — вновь воскликнул он.

На столе перед ним стоял трофейный компьютер Аллаха Ладина — американского почтальона, подозреваемого в терроризме. Причем трофей уже был подключен к компьютерной системе «Фолкрофта» с помощью кабеля.

Смит сразу же скопировал содержимое винчестера террориста на одну из машин «Фолкрофта-четыре». Обычно к информации можно было получить доступ с помощью прямой атаки из сети серверов на систему кодирования. К несчастью, вся информация в компьютере Ладина хранилась на арабском языке. После целого часа бесплодной борьбы с тем, что глава КЮРЕ сначала принял за какие-то очень хитрые коды, он наконец догадался.

Машины Смита работали с английским языком. Конечно, они «знали» и другие языки, но список их ограничивался только теми, что использовали латиницу и русскую кириллицу. Арабский шрифт машины не воспринимали.

Пошарив в компьютерном пространстве, глава КЮРЕ нашел и скопировал программу автоматического перевода с арабского на английский, созданную факультетом иностранных языков Йельского университета. Однако программа оказалась слишком громоздкой. Оставалась одна надежда на мастера Синанджу. Вот потому-то Харолд В. Смит сидел сейчас, сгорбившись, за своим письменным столом, и нежась в лучах послеполуденного солнца в ожидании Чиуна, тихо ругался.

— Черт бы побрал их бесстыжие глаза!

У двери кабинета Смита мастер Синанджу внезапно остановился.

— Подожди, Римо, — прошептал он. — Послушай.

— Черт бы побрал их бесстыжие глаза! Чиун вздрогнул от непривычного волнения.

— Это голос Императора Смита. Похоже, он сердится.

— Скорее это похоже на голос пирата, который угодил деревянной ногой в дырку на палубе, — отозвался Римо.

— А вдруг он сердится на нас? — проскрипел учитель.

— Что ж, нам останется только принять лекарство.

— Пусть Господь разнесет вдребезги их проклятые кости! — в ярости произнес за стеной Смит.

Внезапно Чиун спрятался за спину ученика и обеими руками подтолкнул его вперед.

— Ты первый, Римо.

— Почему я?

— Потому что ты наполовину белый, как и Смит. Он не станет гневаться на своего.

— Что ж, ладно, — обреченно произнес Римо и рывком открыл дверь.

Харолд В. Смит недовольно оторвался от своего занятия. На его патрицианском лице не мелькнуло и тени облегчения.

— Я рад, что вы здесь, Римо, — произнес глава КЮРЕ тоном, противоречившим его же собственным словам.

— Мастиф съел наши бумаги! — с порога заявил Чиун. — Мы не виноваты.

— О чем он?

— Мастер так шутит, Смитти.

— Мне нужны вы оба.

— На вас упал компьютер? — удивленно спросил Римо, заметив на столе новую систему.

— Я пытаюсь проникнуть в трофейную базу данных.

— Трофейную? И кто же ее захватил?

— Я, — ответил хозяин кабинета.

— Шутишь! У кого же ты ее захватил?

— Если я не ошибаюсь, у виновного в серии взрывов в Нью-Йорке.

— Каждый, кто осмелился взорвать бомбу в одном из ваших самых знаменитых городов, и в самом деле преступник, — заявил, входя в кабинет, мастер Синанджу. — Приветствую тебя, о Смит! Чем мы можем помочь? — И Чиун отвесил официальный поклон, наблюдая за реакцией хозяина кабинета.

— Как справились с заданием? — поинтересовался тот.

— Все прошло без сучка и без задоринки, — ответил Римо.

— Хорошо, — сказал Смит.

— Отчитаться?

— Потом, — махнул рукой глава КЮРЕ, нервно стуча по клавиатуре.

— Ночью мы сбросили тепловоз на штаб-квартиру «Нишицу». Насколько нам известно, никто не погиб. Послание передано.

Смит даже глазом не моргнул.

— Гостиница оказалась исключительно хороша, — добавил Римо. — Должно быть, вы сэкономили кучу денег, старый скряга.

Директор «Фолкрофта» с отсутствующим видом кивнул седой головой.

— Мастер Чиун, как у вас с арабским?

— Мой арабский — само совершенство.

— Сядьте, пожалуйста, рядом.

Довольно улыбаясь, мастер Синанджу уселся возле своего Императора и с усмешкой посмотрел на Римо.

— Тепловоз сбросил я, но придумал все Чиун, — выпалил Римо.

В глазах Чиуна сверкнула злоба.

— Как мы посчитали, «Нишицу» поймет, что таков ответ Америки на крушения поездов, и переосмыслит свою стратегию, — как ни в чем не бывало добавил ученик.

— У нас с Императором Смитом нет времени на твою болтовню, — отозвался старик. — Мы заняты важным делом. Почему бы тебе пока не прогуляться?

— Куда же я пойду?

— Там на берегу есть небольшая пристань. Прекрасное место для длительных прогулок, — ехидно пояснил учитель.

— Нет уж, спасибо. Я лучше понаблюдаю. Должно быть, что-то интересное.

Во время этой перепалки Харолд В. Смит лишь нервно барабанил пальцами по столу и, казалось, ничего не слышал.

— Пользователь трофейной системы настроил ее на арабский язык, — начал свои объяснения Смит. — Я не умею читать по-арабски. Но у меня есть программа, которая сразу преобразует текст, когда я войду внутрь.

— Куда войдете? — уточнил кореец.

— В систему, — ответил глава КЮРЕ.

— Какую систему?

Смит указал на жужжащий системный блок.

— Это невозможно! — каркнул Чиун.

— Нет такой системы, куда бы я не проник, если только удастся преодолеть заградительный огонь защиты данных.

— От огня коробка быстро расплавится. — Старик ткнул пальцем в блестящий пластмассовый корпус.

— Он имеет в виду не настоящий огонь, — объяснил учителю Римо, садясь на зеленый виниловый диван напротив. — Смит говорит, что система защищена паролем.

— А, теперь я понял. Ты ищешь пароль?

— Да, — кивнул хозяин кабинета, глядя на монитор с тарабарским текстом. — Я думаю, она запрашивает пароль. А я не могу ответить.

— Позвольте мне заглянуть в укромные уголки нового оракула, — проговорил мастер Синанджу, наклоняясь над столом. — Да. Он спрашивает тайное слово.

— Так и написано «тайное слово»?

— Да, — ответил Чиун, прикладывая жадеитовый чехольчик для ногтя к экрану. — Видишь, вот надпись? Она означает «тайное слово».

— А где двоеточие?

— Не важно. Она просит поместить тайное слово вот здесь.

— Черт побери! — простонал Смит. От сорвавшегося с уст Императора непривычного слова Чиуна покоробило.

— Что-то не так? — съежившись, спросил он.

— Чтобы справиться с паролем, нужны многие часы. А может, и недели — если пароль какой-то особенный. Кроме того, здесь есть дополнительные трудности — базу данных с возможными паролями нужно перевести на арабский язык. Вот вам еще несколько недель или даже месяцев, учитывая проблему транслитерации.

— Тогда почему нельзя по-простому угадать тайное слово?

Смит покачал головой.

— Потребуются годы. Только очень мощная компьютерная система в состоянии проникнуть в защищенную систему, не зная пароля.

— А почему бы нам не схватить владельца этого устройства и не вырвать у него тайное слово?

— Его еще надо выследить. У меня есть только система, и нужно эту систему расколоть.

— Так говорите, владелец ящика — араб?

— Да.

— Кочевник или городской араб?

— Понятия не имею. Его зовут Ал Ладин.

— А, значит, кочевник. У бедуинов очень цветистый язык.

— Все равно неизвестно, какой пароль он использовал. Имя из Корана, или из «Тысячи и одной ночи», или еще что-нибудь...

— В тайном слове может быть несколько слов?

— В общем, да.

— Тогда напишите «Ифтах я самсим», — предложил Чиун, поглаживая свою редкую бороденку.

— Что?

— "Ифтах я симсим". Арабы-кочевники уже столетиями используют это выражение в своих тайных делах.

— Ха! — ухмыльнулся Римо. — Тогда оно вряд ли сработает.

— Замолчи, Римо! Что ты понимаешь в таких делах, костолом!

— Ладно, давайте попробуем! — произнес Смит. — Пожалуйста, повторите фразу еще раз, мастер Чиун.

Старик повторил. Смит ввел английский эквивалент, инициировал программу преобразования, и через мгновение на экране появился арабский вариант выражения «Ифтах я симсим». При этом курсор двигался справа налево — как и положено в арабском языке.

Экран мигнул, и тут же послышалась музыка.

— Что случилось? — обеспокоился Чиун.

— Песня звучит, — удивился Римо. — Похоже на гаремную музыку.

— Не имеет значения, — обрадовался мастер Синанджу. — Ибо мы выполнили нашу задачу.

Ученик вскочил с места.

— Что? Я тоже хочу посмотреть!

— Не спеши, — остановил его учитель. — Император Смит не разрешил тебе присоединиться к нам и сесть за его королевский стол.

— Пусть присоединится, — бросил глава КЮРЕ.

— Раз вы считаете нужным... — упавшим голосом произнес Чиун и несчастными глазами посмотрел на ученика.

— У вас не затекает шея? Сидеть вот так целый день за компьютером... — протянул Римо, поглядев на монитор.

Смит ничего не ответил. Он выжидающе смотрел на черный экран, слушая смутно знакомую музыку.

Внезапно появился новый арабский текст, а через несколько секунд сменился другим.

— Что там было сказано? — спросил Смит.

— Я прочитал так: «Здесь таятся секреты Ал-Ладина. Неверные и идолопоклонники пусть повернут назад, пока не стало слишком поздно».

— Какое-то знакомое имя... — задумался Римо.

— Да, пожалуй, — согласился Смит.

— Языки Запада искажают правильное имя Ал-Ладин, называя его неправильно «Аладдином», — пояснил Чиун.

— Ал-Ладин — значит, Аладдин? — уточнил Император.

— Да.

— Очевидно, ненастоящее имя.

— Нет, — покачал головой Чиун. — Это Аладдин — ненастоящее, а Ал-Ладин — очень даже правильное.

На экране появился новый текст.

— Мастер Чиун, переведите, — попросил хозяин кабинета.

— Стихи из Корана. Верующие мусульмане называют их «Фатиха», или «Начало», — отозвался кореец.

Спустя минуту текст снова сменился настоящим лесом из арабской вязи.

Чиун нахмурился и теперь здорово смахивал на высохшую мумию.

— Это не слова.

— Что вы хотите сказать?

— Текст не имеет смысла. Тарабарщина какая-то.

— Надо поискать ключ.

Римо долго смотрел на экран и вдруг выпалил:

— Знаете, под таким углом зрения похоже на рисунок.

— Не вижу никакого рисунка, — откликнулся Смит.

— И я, — поддакнул Чиун.

— А я вижу, — сообщил Римо.

— И что там нарисовано?

— Голова птицы.

— Нет никакой птицы! — фыркнул учитель. — Ты все выдумываешь.

— Смотри, да вот же клюв! На орла похоже.

— Не вижу никакого клюва, — раздраженно произнес Смит.

— Потому что воображение у вас как у зубочистки. Посмотрите — вот он клюв. А вот глаз. И темная зона тут — что-то вроде рамки, которая обрамляет голову орла.

— Но я не вижу орла, — заявил глава КЮРЕ, поправляя пенсне.

— Можете мне поверить. Это орел.

— Нет, сокол, — возразил Чиун. — Я вижу сокола.

— Орел. Это национальный символ.

— Но он составлен из арабской вязи. Значит, это сокол.

— Я вижу орла, и ты никогда меня не переубедишь.

— Может, попробовать перевести все на английский, — задумчиво протянул Смит.

— Попусту потратите время, Смитти. Это графика.

Смит все-таки запустил программу. Текст вскоре превратился в бессмысленное сочетание английских букв.

— А сейчас кто-нибудь из вас видит рисунок? — поинтересовался глава КЮРЕ.

— Ну, теперь все как в тумане, но я по-прежнему вижу голову орла в рамке, — кивнул Римо.

— Скорее всего сокола, — поправил его учитель. — В старину шейхи использовали для охоты соколов.

— Если это сокол, то тогда я — жаба, — возмутился Римо.

— Ты и есть жаба, которая несет всякую чепуху, — с издевкой отозвался мастер Синанджу.

Смит задумчиво уставился в монитор.

— Ответственность за сегодняшние взрывы взяла на себя доселе неизвестная группа «Орлы Аллаха».

— Если верить программе новостей, версию об арабских террористах сбросили со счетов, — возразил Римо.

— И не без оснований, — пояснил Смит. — Улики свидетельствуют о том, что бомбы были заложены работником Почтовой службы Соединенных Штатов.

— Да ну?! Что ж, вполне возможно. Разозленный почтальон способен на все.

— Трофейный компьютер принадлежал почтовому работнику, — произнес Смит.

— Ну, так ведь он должен быть или тем, или другим, правильно? — сказал Римо.

Харолд В. Смит ничего не ответил.

— Система, кажется, зависла, — только и пробормотал он.

— Тогда снова попробуйте тайное слово.

Глава КЮРЕ кивнул и набрал соответствующую команду.

— Что все-таки значит это тайное слово? — спросил Римо, пока Смит работал.

Чиун небрежно отмахнулся.

— Я знаю, а тебе следует выяснить, что оно значит. Когда займешь мое место, я поделюсь с тобой той важной информацией, благодаря которой мастер Синанджу умнее любого самого мощного оракула.

— Звучит как симсим салабим, но, конечно, не совсем то.

— Я не знаю таких слов, — поморщился старик.

— Ты рос, когда еще не было мультфильмов, — хмыкнул Римо. — Эй, Смит, похоже, что-то произошло.

Рисунок с орлом внезапно исчез, а вместо него появились названия файлов — на английском языке.

— В чем дело? — поинтересовался Римо.

— Тут перечислены стандартные программы для обработки данных и доступа к сети, — просмотрев колонки, ответил Смит. — А вот это мне непонятно.

— Это названия книг Корана, — пояснил Чиун.

Глава КЮРЕ наугад открыл один из файлов.

— Точно, Коран, — обрадовался кореец. — Стихи из Корана. Здесь перечисляются девяносто девять имен Бога.

— Бог-Мститель, — прочитал вслух Римо.

Смит закрыл файл и вошел в следующий. Там тоже содержалась одна из книг Корана.

Нахмурившись, глава КЮРЕ откинулся на спинку кресла.

— Кажется, здесь нет полезной информации.

— А все-таки интересно, что означает тайное слово, — опять принялся за свое Римо.

Казалось, и Смит заинтересовался. Открыв новый файл, он поместил туда пароль и включил программу конверсии.

— Сезам, откройся! — прочитал глава КЮРЕ. — Превосходно, мастер Чиун.

Учитель победно посмотрел на Римо, всем своим видом показывая: «А я умнее тебя».

— Тебе только кажется, — прошептал в ответ ему Римо.

— Возможно, файлы еще есть в сервере электронной почты, — вдруг сказал Смит.

Он запустил программу связи с сетью и стал ждать соединения. Спустя сорок пять секунд движущийся справа налево проворный курсор быстро набросал силуэты величественных минаретов, как будто сошедших со страниц «Тысячи и одной ночи».

Высветилась надпись «Добро пожаловать к вратам рая».

И снова понадобился пароль.

— Давайте опять попробуем «Ифтах я симсим», — предложил Римо.

Глава КЮРЕ набрал фразу и нажал на «ввод». «Код неверен» — сообщила машина.

— Мы зашли в тупик, — констатировал хозяин кабинета.

— Теперь твоя очередь, Чиун, — кивнул ученик.

Мастер Синанджу недовольно скривился.

— Попробуйте «Аладдин», — внезапно предложил Римо.

— Бесполезно, — махнул рукой кореец.

— Посмотрим, — пожал плечами Смит, набрал имя «Аладдин» и нажал «ввод».

Экран очистился. Все затаили дыхание.

Появилось меню электронной почты.

— Сработало, — недоуменно захлопал глазами глава КЮРЕ.

За его спиной Римо тут же показал язык мастеру Синанджу, с отвращением отвернувшемуся от невежественного дисплея.

Продираясь сквозь файлы электронной почты, Смит наконец достиг каталогов «Входящая почта», «Отправленная почта» и «Сообщения». Поместив курсор на «Сообщения», он открыл каталог.

Данные об исходящих сообщениях хранились в пронумерованном списке, с названиями, датой, сведениями об отправителе и пользователе.

— Джихад Джонс? — недоуменно прочитал Римо, ткнув наугад.

— Наверное, псевдоним.

— С ума сойти! — отозвался Римо.

Остальные имена в списке тоже вряд ли были подлинными. Там значились Ибрагим Линкольн, Сид эль-Сид, Патрик О'Мекка и другие столь же странные сочетания. Только одно имя на первый взгляд казалось реальным.

— Попробуйте вот это, — предложил Римо. — Юсеф Гамаль.

— Ха! — усмехнулся Чиун. — Имя явно фальшивое.

— А что в нем такого подозрительного? — удивился ученик.

— Я знаю, а ты подумай, — ответил учитель.

— Юсеф — арабский эквивалент христианского имени Джозеф, — объяснил Смит. — А фамилия мне вроде бы знакома — такое впечатление, что я слышал ее раньше.

— Единственное, что мне приходит в голову, — это «кэмел», — пробормотал Римо.

Чиун сохранял непроницаемое выражение лица.

Смита и Римо осенило одновременно.

— Джозеф Кэмел! — разом воскликнули они, посмотрев друг на друга.

— Ну вот, наконец-то! — хмыкнул Чиун.

— Что ж, теперь мы знаем хотя бы одно имя, — заключил Римо. — В Соединенных Штатах нет террориста, который называл бы себя Джо Кэмелом.

— Видимо, так оно и есть, — со вздохом сказал Харолд В. Смит.

— Что ж, один раз Римо угадал, — вставил Чиун. — Человека по имени Юсеф Гамаль не существует.

Глава 10

Ал Ладин двигался в потоке машин по улицам Нью-Йорка — ненавистной ему столицы идолопоклонников. Здесь, затерявшись среди других грузовичков с эмблемой Почтовой службы Соединенных Штатов, Ал Ладин стал как бы невидимкой для испытующих взглядов полицейских.

Черные клубы дыма от мастерски подложенных им бомб уже посерели. Скоро от них останутся одни воспоминания. Переполох, вызванный поступком смелого мученика — Аллаха Ладина, — постепенно утихал.

Жаль! Но мертвые тем не менее не станут живыми, они останутся мертвыми навсегда.

А теперь — пора.

Повернув на Пятую авеню и увидев высокую серую громаду Главного почтового управления, Ал Ладин обмотал вокруг головы зеленую клетчатую каффью.

Час пробил. Настало время совершить последний великий подвиг.

Полностью выжав акселератор, Ал Ладин бросил свой белый почтовый грузовик вперед. Он мчался как бешеный, не обращая внимания на красный свет светофоров, на клаксоны машин и проклятия пешеходов...

Поравнявшись с огромным гранитным храмом, от которого сегодня утром Ал Ладин отсчитывал круги смерти, он резко повернул руль влево и с криком «Алла акбар!» направил благословенного стального коня прямо на огромные плиты.

И тогда, слава Аллаху, неподвижный гранит сдвинулся с места!

Но Аллах Ладин так и не узнал о свершившемся чуде. Душа его уже мчалась прямиком в рай.

А куски тела разметало взрывом по всей Пятой авеню.

Глава 11

Начальник почты Оклахома-Сити занимался обычными делами в своем кабинете, когда до него дошли первые отрывочные сообщения.

— В новом здании федеральных служб произошло что-то ужасное, — сообщила ему помощница.

— Боже мой! — похолодев, отозвался Айвэн Хейдорн. — Только не бомба! Не говорите мне, что это бомба!

— Там стреляли, — пояснила девушка.

Начальник почты немного успокоился.

— Ну конечно, какая бомба! Мы бы услышали взрыв, правда?

— Кто-то вошел в зал суда и открыл огонь из автомата.

— Ужасно, просто ужасно, — с явным облегчением вздохнул начальник почты. Когда взорвалось старое федеральное здание, он как раз сидел в том же самом кресле. Просто кошмарный день тогда выдался! Начальника почты взрывом выбросило из кресла, и он, поднимаясь с пола, решил, что пострадал от землетрясения.

Хорошо, если бы так! Это было бы просто Божьей милостью. В первые часы после того, как здание федеральных служб смело взрывом бомбы с лица земли, подозрение, естественно, пало на мусульманских фундаменталистов, но через три дня выявилась ужасная правда.

Бомбу взорвали американцы! Верилось с трудом, значит, в самом сердце Америки поселился настоящий враг?

— Сколько человек пострадало? — спросил начальник почты, отгоняя от себя неприятные воспоминания.

— Неизвестно. Но случившееся называют резней.

Начальник почты тотчас закрыл лицо руками.

— И почему несчастья как из рога изобилия сыплются именно на этот несчастный город? — чуть не плача проговорил он.

Через час по радио сообщили некоторые подробности.

Нападавший неизвестен, и его никто не видел. А если кто и видел, то, очевидно, не заметил в нем ничего необычного. Затерявшись в толпе возвращавшихся с обеда сотрудников, нападавший проник в зал суда и расстрелял всех присутствовавших.

К трем часам дня сообщили, что один человек остался в живых — значит, кто-то что-то видел. Расследованием занялось ФБР, поскольку мишенью послужило здание федеральных служб. Публике ничего не сообщалось, однако предполагалось, что суд расстреляли в отместку. Человек, видно, был недоволен его решением. Но в здравом уме вряд ли кто нападет на новое здание федеральных служб в Оклахома-Сити!

Ровно в три пятнадцать зажужжал селектор.

— Вас хочет видеть агент ФБР Одом, сэр, — сообщила секретарша.

— Впустите, — бросил начальник почты и выключил радио.

Посетитель оказался огромным как шкаф.

— Спецагент Одом, — представился он.

— Садитесь.

— Я только на минутку. Речь идет об одном из ваших почтальонов.

— Боже мой! Неужели его застрелили?

— Нет, не застрелили.

— Он тот самый свидетель?..

— Нет. Мы думаем, что он убийца.

— Уб... Вы это серьезно?

— Охранник перед смертью успел сообщить: человек, который вошел в зал суда и расстрелял всех несчастных, был одет в форму почтальона.

— Не может быть! Просто не может быть, и все тут!

Агент достал блокнот из кармана.

— Вот описание. Рост около ста семидесяти сантиметров, курчавые каштановые волосы, большой нос.

— Насколько большой?

— Очень большой.

— Похоже на Кэмела.

Агент уточнил:

— "Кэмел" — значит «верблюд»?

— Да, да. Но, по-моему, вы ошибаетесь.

Агент ФБР остался равнодушным.

— Его имя?

— Джо.

— Джо Кэмел?

— Да.

— У вас работает почтальон, которого зовут Джо Кэмел?

— Ну, не я его так назвал. О Господи, похоже, имя-то смахивает на фальшивку!

— Как долго он у вас работал?

— Меньше года.

— У него не было психических срывов?

— Он вел себя совершенно нормально.

— Не считая того, что его звали Джо Кэмел, — поморщившись, хмыкнул агент ФБР.

— Послушайте, я все понимаю, но его действительно звали так.

— У вас есть фотография этого типа — Кэмела?

— Нет, но его нетрудно разыскать. С таким-то носом!

— Мне нужно посмотреть его личное дело.

— Одну минуточку, агент Одом, — отозвался начальник почты Оклахома-Сити и бросил по селектору своей помощнице: — Принесите личное дело Джозефа Кэмела и соедините с ГП.

— С ГП? — недоуменно спросил специальный агент Одом.

— С генеральным почтмейстером. Мне надо доложить ему о случившемся.

— Советую вам подождать, — сказал агент Одом, закрывая блокнот. — Я думаю, у него сегодня полно дел.

— Что вы имеете в виду?

— А вы не слышали о сегодняшних взрывах в Нью-Йорке?

— Взрывах?!

— Сегодня взорвалось несколько линейных ящиков для почты одновременно. Ищут водителя почтового фургона, парня по фамилии Ладин. Мне кажется, его имя Ал.

— Ал Ладин... Что-то знакомое...

— Вот и мне что-то напоминает. Хотя никак не могу вспомнить что.

В этот момент в кабинет вошла помощница начальника почты с папкой в руках.

— У ГП занято. Набирать еще?

— Оставьте сообщение, что я звонил. По всей видимости, у ГП выдался очень трудный день.

Генеральный почтмейстер Соединенных Штатов рвал и метал. Не в силах сдерживаться, он перевернул корзину для бумаг и так сильно треснул стулом об стену, что тот отскочил и отбил край тяжелого письменного стола.

Часы показывали три тридцать. Начиная с полудня в кабинет почтмейстера все время поступали срочные звонки и факсы.

Сначала с ним связался почтмейстер Нью-Йорка.

— У нас возникли серьезные проблемы, сэр.

— Слушаю вас, Нью-Йорк.

— Э-э-э, кажется, один из наших линейных ящиков для почты...

— Ну?

— ...взорвался, сэр.

Генеральный почтмейстер Соединенных Штатов недоуменно заморгал.

— Взорвался?

— Так точно. Здесь уже побывали ищейки ФБР. Они требуют нашего сотрудничества.

— Пошлите их к черту! — зарычал генеральный почтмейстер.

— Я решил, что поступлю правильно, если выставлю их за дверь. И так и сделал.

— Отлично! Молодец, как вас там...

— Финкельперл, сэр.

— Отключите телефон, Финкельперл. Я пошлю к вам своего человека, его фамилия Рейли. Разговаривайте с ним и только с ним.

— Будет сделано, мистер почтмейстер.

Генеральный почтмейстер повесил трубку, пробормотав себе под нос:

— Так надо в интересах службы.

Через десять минут снова позвонил Финкельперл.

— Сэр, это повторилось! — прокричал он в трубку.

— Еще одна бомба?

— Взорвались тринадцать линейных ящиков, и все неподалеку от нашего учреждения. Просто террор какой-то!

— Боже мой! Может, кто-нибудь нападает на почтовые учреждения?

— Не знаю, мистер почтмейстер.

— Или шалит кто-то из ваших служащих?

Финкельперл закашлялся.

— Думаю, вы понимаете, что возможно и такое.

— Ждите Рейли. И помните — молчание, молчание и еще раз молчание.

— Я нем как рыба.

Нью-Йорк отключился, и генеральный почтмейстер стал диктовать предварительное заявление для прессы. Но телефон звонил снова и снова.

— Директор ФБР, первая линия.

— Я на совещании.

— Комиссар полиции Нью-Йорка, вторая линия.

— Пусть свяжется с ФБР. Я разговариваю только с федеральными службами.

— Да, сэр.

— Почтмейстер Финкельперл на первой линии.

Генеральный почтмейстер задумался.

— Ладно, соедините, — отозвался он наконец.

— Мистер почтмейстер, это Финкельперл.

— Я знаю. Дальше.

— Вы посылали ко мне почтового инспектора по фамилии Смит?

— Смит? Нет, я нее сказал, чтобы вы ждали Рейли. Он уже в пути.

— Смит показал мне удостоверение почтового инспектора. Он только что вышел из моего кабинета. И сразу же появился Рейли.

— Вы с ним говорили?

— Я... боюсь, что он сумел вытянуть из меня одно имя.

— О чем вы говорите, какое имя?

— Считают, что бомбы подложил кто-то из наших.

— Такое возможно?

— Бывали случаи, когда наши сотрудники стреляли в своих же, брали заложников, воровали почту и уничтожали ее. Только в прошлом месяце мы поймали одного придурка на сортировке. Проклятый идиот не поспевал за потоком почты и потому засовывал себе в рот открытки, разжевывал их и проглатывал целиком.

— Кошмар какой!

— Такова жизнь, сэр.

— Мы теперь не единственная почтовая служба. «Федерал экспресс» и «Ю-пи-эс» отнимают наш кусок хлеба. Если к концу столетия мы не сохраним конкурентоспособность, нам останется только перевозка макулатуры. Правда, и на ней можно заработать хорошие деньги, но этого недостаточно. Надо укрепить свои позиции на рынке, особенно в деле доставки экспресс-почты. Бизнесмены не доверят нам срочные отправления, если мы не продемонстрируем надежность своей службы.

— Суть проблемы ясна, сэр. И что теперь делать?

— Какое имя вы ему сообщили?

— Ал Ладин.

— Ал Ладин, Ал Ладин. Я его знаю?

— Трудно себе представить, откуда бы вам его знать. Он проработал у нас только год.

— Знаете, Финкельперл... — начал генеральный почтмейстер.

— Да, сэр?

— Я думаю, вас расколол какой-то законспирированный федеральный агент.

— Рейли тоже так считает.

— Теперь нас раскручивают. Почтовая служба Соединенных Штатов больше не контролирует ситуацию.

— Что же теперь делать?

— Держитесь до последнего. Я тоже буду стоять насмерть. Если нам повезет, Ладин скоро исчезнет с лица земли.

— Как, сэр?

— Засунет себе в рот пистолет сорок пятого калибра.

— Будем надеяться, сэр.

— Знаете ведь, как бывает... Они все кончают одинаково.

Положив трубку, генеральный почтмейстер крикнул секретарю:

— Порвите тот пресс-релиз и давайте сюда. Начнем сначала.

Бумага полетела в корзину для мусора, а генеральный почтмейстер забегал из угла в угол.

— В таком крупном учреждении, как ПССШ — как и в любой военной организации, зависящей от притока новобранцев, — всегда попадаются паршивые овцы, — начал диктовать он. Снаружи донеслись уличный шум и гудение машин. Замолчав, почтмейстер уставился в потолок и наморщил лоб. — Вставьте сюда что-нибудь из моей последней речи и разбавьте пожеланиями благополучия. И не забудьте закончить словами «Мы работаем для вас».

— Да, сэр, — встав, сказала секретарь.

Дверь закрылась. Генеральный почтмейстер Соединенных Штатов откинулся в кресле и тяжело вздохнул.

— Кто следующий? — простонал он, тяжело вздохнув.

И тут позвонили из Оклахома-Сити.

— Вас беспокоит Хейдорн, начальник почты Оклахома-Сити.

— Какие проблемы, Оклахома?

— У нас тут стреляли.

— И поэтому вы меня беспокоите? — взорвался генеральный почтмейстер. — Если бы мне пришлось реагировать на все фокусы почтовых служащих, то у меня больше ни на что не осталось бы времени. Послушайте, не можете вы обождать день или два? — понизив голос, спросил он. — У нас ужасная ситуация в Нью-Йорке.

— Мистер почтмейстер, стреляли не у нас. Все произошло в новом здании федеральных служб.

— Застрелили почтальона?

— Нет, стрелял почтальон.

— Черт побери, того и гляди начнутся проблемы с прессой.

— Он перестрелял всех до одного в битком набитом зале судебного заседания — вместе с судьей.

— Федеральным судьей или местным?

— Федеральным.

— Прекрасно. Надеюсь, я смогу кое-что предпринять. Постарайтесь не давать хода этому делу.

— Ко мне уже приходили из ФБР.

— Надеюсь, вы выставили ищеек вон?

— Я отдал им личное дело почтальона.

— Да вы с ума сошли! Вы на кого, черт возьми, работаете?

Голос Хейдорна дрогнул.

— На Почтовую службу Соединенных Штатов.

— А перед кем несете ответственность?

— Конечно, перед вами, сэр.

— Вы что, не имеете представления о субординации? Сначала вам следует проинформировать меня, а уж потом разговаривать с другими ведомствами.

— Но сэр, это ведь Оклахома-Сити. Мы и так уже пережили одну трагедию.

— Перестаньте хныкать! Терпеть не могу, когда сопли распускают.

— Я понимаю, сэр. Тем не менее одного из наших почтальонов ФБР разыскивает за массовое убийство.

— И всю ответственность за это я собираюсь возложить на вас, Оклахома. Вы что, не читали мою директиву насчет борьбы со стрессом?

— Мы окрасили все стены в успокаивающий розовый цвет, как и предписывалось.

— А комнату мерзавца?

— Он же письмоносец, сэр, и каждый день ходит по адресам. Если он будет с утра до вечера пялиться в розовую стену, то не сможет доставить почту.

— А как насчет премиального кофе?

— Я... э-э-э... не чувствовал особой необходимости. Мои служащие казались совершенно уравновешенными. Все нормально прошли психологические тесты. Никакого стресса. Город-то у нас небольшой.

— Тем не менее я требую, чтобы вы немедленно установили особый перерыв для кофе. Вы поняли?

— Да, сэр.

— Пока я вам не позвоню, ничего никому не говорите. И вообще мы с вами не разговаривали.

— Понятно, мистер почтмейстер.

— Помните — никому ни слова!

Почтмейстер в ярости бросил трубку.

— Две неприятности сразу! Что за жизнь такая проклятая!

Когда секретарь позвонила снова, почтмейстер сначала не хотел даже трубку брать. Но спустя мгновение передумал — может быть, на сей раз новости будут хорошими.

— На второй линии инспектор Рейли. Кажется, у него срочное дело.

— Я с ним переговорю.

Голос Рейли дрожал и прерывался.

— Что случилось?

— Сэр, я только что из Главного почтового управления.

— Вы привели в чувство этого дурака Финкель-перла?

— Он понял свой долг, сэр. Но, боюсь, случилась еще одна неприятность.

— Снова ящики взорвались?

— Нет.

— Была стрельба?

— Нет.

— Так говорите же, в чем дело! — загремел почтмейстер.

— Я и пытаюсь. Я вышел из здания минут пятнадцать назад и взял такси до гостиницы. Тут-то все и случилось. Страшный взрыв, а затем землетрясение. Сейчас я в гостинице, смотрю из окна на запад. Все, что я вижу, — это клубы дыма.

— Ну?

— Его больше нет.

— Чего нет?

— Здания, сэр. Оно уничтожено.

Генеральный почтмейстер медленно поднялся на ноги. Он никак не мог сосредоточиться, «Он явно говорит не о гостинице, — думал почтмейстер. — Он ведь оттуда звонит. И наверняка не стал бы суетиться из-за какого-то другого старого здания — меня ведь это не заботит».

Генеральный почтмейстер с трудом перевел дыхание.

— Уж не хотите ли вы сказать, что я лишился почты? — почти простонал он.

— Сэр, вам, наверное, стоит включить Си-эн-эн.

Почтмейстер так и сделал. Си-эн-эн показывало снятую с воздуха панораму центральной части Манхэттена. Вот виднеется Мэдисон-Сквер-Гарден. Вот замысловатое сооружение из стекла — Центр Джекоба Джавитса. Похоже, будто из миллиона рам вылетела тысяча зеркал.

К востоку, занимая целый квартал, лежали дымящиеся руины. И посреди огня и дыма генеральный почтмейстер Соединенных Штатов вдруг увидел широкие ступени, наводящие на мысли о Древнем Риме, а поверх них в беспорядке валялось то, что осталось от двадцати коринфских колонн Главного почтового управления — крупнейшего почтового учреждения страны.

В этот ужасный миг зажужжал селектор и испуганный голос секретарши произнес:

— Сэр, на первой линии Президент Соединенных Штатов.

Глава 12

За спиной Харолда В. Смита уже пылал закат, когда система вновь подала сигнал.

— Что это? — спросил Римо, вновь усевшись на зеленый виниловый диван. Мастер Синанджу по-прежнему сидел рядом со Смитом, не желая покидать почетное место подле человека, которого называл Императором.

— Информационное сообщение.

Закрыв файлы электронной почты, Смит вывел на экран сообщение Ассошиэйтед Пресс.

Нью-Йорк. Взрыв в Главном почтовом управлении (АП)

В 4 часа 44 минуты мощный взрыв, уничтоживший Главное почтовое управление и почтовое отделение на Пятой авеню, потряс центральный Манхэттен. Спасательные бригады уже приступили к работе. Число человеческих жертв пока неизвестно, но, видимо, будет очень велико.

— Боже мой! — простонал Смит.

— В чем дело, Смитти? — спросил Римо, вставая с дивана.

— В Нью-Йорке взрывом уничтожено Главное почтовое управление. Очевидно, чудовищной силы взрывом.

— Это такое большое здание на Пятой авеню, с колоннами?

— Да. Было, — невесело отозвался Смит.

— Что, черт возьми, происходит? — спросил Римо. — С чего бы это кому-то взрывать целое почтовое управление?

— Может, хотелось доказать свои возможности.

— А?

— С уверенностью можно сказать только одно — тот или те, кто подложил бомбы в почтовые ящики, прекрасно запутали следы.

— Так мы боремся с исламскими террористами или с американской почтовой службой?

Смит стер с экрана сообщение АП.

— Думаю, идет борьба на два фронта.

— На два фронта?

— Конечно. Данные электронной почты свидетельствуют о том, что в США существует террористическая сеть исламских фундаменталистов. Ал Ладин явно относится к этой группе, а он почтовый служащий.

— Ну да...

— Не исключено, что и другие члены группы являются почтальонами.

— Что ж, теперь многое прояснилось. Например, случаи со всеми этими ребятами, которые «идут на почту».

— На почту? — переспросил Чиун.

— Так говорят, — пояснил Римо. — Когда почтальон сходит с ума и начинает убивать своих коллег, говорят, что он «пошел на почту».

Мастер Синанджу задумчиво погладил бороденку.

— В дни Александра Македонского гонцы часто сходили с ума от жажды и упадка сил. Не раз они умирали сразу после того, как клали сообщение к ногам своего повелителя.

— Да просто потому, что им приходилось бежать босиком три или четыре тысячи миль.

— Тогда это считалось не таким уж большим расстоянием, — фыркнул Чиун. — Один греческий писака однажды сказал о персидских гонцах, что ни снег, ни дождь, ни холод, ни зной не могут помешать им выполнить свой долг.

— Вроде бы так звучит девиз почтовой службы, — захлопал глазами Римо.

— Заимствовано из Геродота, — пояснил Смит.

— Да, именно так звали грека, — согласился мастер Синанджу.

— Судя по файлам, террористическая ячейка существует уже около года, — сообщил глава КЮРЕ.

— Почему же они начали действовать только сейчас? Что им надо? — спросил Римо.

— Если я правильно интерпретирую события на Манхэттене, они тем самым сделали заявление.

— Заявление? О чем?

— О том, что существуют. И могут безнаказанно наносить нам удар за ударом.

— Так думали и фанатики, пытавшиеся взорвать Центр международной торговли. Ну и где они теперь? Все до одного гниют в федеральной тюрьме, и Глухой Мулла тоже.

— Я обязан проинформировать Президента, — произнес Смит, открывая ящик. На столе появился самый обычный с виду вишнево-красный телефон — правда, на гладком корпусе аппарата отсутствовали кнопки для вызова или наборный диск.

— Думаю, он уже в курсе, — обронил Римо, когда глава КЮРЕ поднес трубку к уху.

Подняв трубку, он активизировал линию, и теперь на другом ее конце, в линкольновской спальне Белого дома, трезвонит такой же телефон. Звонит не переставая.

Наконец в трубке раздался раздраженный женский голос.

— Кто это? Кто там, на другом конце линии? Смит? Говорите же! Я знаю, что это вы. Я слышу ваше дыхание.

— Мы погибли! — воскликнул Чиун. — Королева вмешивается не в свое дело!

Покраснев, Смит повесил трубку.

— Очевидно, его нет в резиденции, — заметно нервничая, сказал он.

— Вероятно, он сейчас в предвыборной поездке, пытается поднабрать голоса, — проворчал Римо.

— Пора бы ему вернуться в Вашингтон, — сказал Смит. — Дело слишком серьезное.

— Слишком поздно спасать его обреченное президентство, — нараспев сказал мастер Синанджу.

— Почему вы так думаете? — обернувшись, спросил Смит.

— Потому что те, кто незаконно занимает Орлиный Трон, обречены по самой своей природе. Я уже много лет живу в этой могущественной стране. Я видел много президентов, которые приходили и уходили — как ненадежные визири. Я наизусть помню их список. Небритый Президент Президент-Выскочка. Арахисовый фермер. Пожиратель фасоли. Президент, У Которого Каша во Рту. Президент-Обжора. Скажи только слово, и мы навсегда покончим с этой сменой дураков на престоле. Не отрицай, что ты желаешь сам занять Орлиный Трон во всем его блеске и великолепии.

— Мы не участвуем в выборах, — бесстрастно отозвался Смит.

Чиун заговорщически понизил голос:

— В вашей власти с ними покончить.

Скривившись, глава КЮРЕ вновь вызвал файлы электронной почты.

— Тебе не надоело? — шепнул Римо на ухо мастеру Синанджу.

— Тот, кто не перестает пробовать, готовит свое собственное поражение. Того, кто никогда не уступает, нельзя победить.

— Тот, кто надоедает своему Императору, может в один прекрасный день оказаться на улице.

Чиун замер.

— Он никогда...

— Все там будем, — ухмыльнувшись, заключил Римо.

Стараясь придать своему лицу непроницаемое выражение, мастер Синанджу сложил руки на груди. Рукава кимоно скрыли все его пальцы вместе с чехольчиком для ногтя, который Чиун носил как знак бесчестья.

Из уст Смита вырвалось тихое восклицание.

— Нашли что-нибудь интересное? — подскочил Римо.

— Кажется, это рецепт для изготовления бомбы из азотистых удобрений в домашних условиях — вроде той, что разрушила здание федеральных служб в Оклахома-Сити.

— Ничего удивительного.

— Главным наполнителем бомб служат отходы почтовой корреспонденции, — добавил Смит.

— Шутитет?!

— А вот здесь планируется заполнить адской смесью почтовый грузовик.

— Бомба в почтовом грузовике?

— Да. Я уверен, что именно таким способом уничтожили Главное почтовое управление. Боже мой! — внезапно произнес глава КЮРЕ, вытаращив глаза.

— Вы постоянно повторяете одно и то же. Сколько еще можно удивляться тому, что творят эти мерзавцы?

— Я просматриваю заявления, переданные по факсу в ФБР после сегодняшних взрывов в почтовых ящиках.

— И что же?

— Заявлений много. Некоторые — от известных террористических групп, а некоторые — от организаций, о которых раньше никто никогда не слышал. Какие-то «Орлы Аллаха» и «Воины Бога».

Римо и Чиун переглянулись.

— Весьма вероятно, что новые группировки фактически представляют собой одно и то же, — продолжал Смит. — Ближневосточные террористические группы очень часто действуют под различными названиями, чтобы запутать дело и представить себя более многочисленными и могущественными. Вот например, Исламский фронт АСПС. Так значится в файле.

— Интересно, что такое АСПС?

— Смотри сам.

Римо взглянул на экран.

— Надо же!..

— Да, тот самый рисунок в виде орла. Мы его уже видели. Теперь я узнал в нем новую эмблему Почтовой службы Соединенных Штатов. А если посмотреть ниже...

Римо взглянул туда, куда указывал тонкий палец Харолда В. Смита.

— Исламский фронт Американского союза почтовых служащих, — прочитал он вслух. — Террористическая группа проникла в почтовый профсоюз?

— Нет, дело обстоит гораздо серьезнее.

Внезапно Смит повернулся в кресле и бросил взгляд сквозь витражные стекла на Лонг-Айлендский пролив, воды которого в лучах заходящего солнца пылали ярко-оранжевым.

— Террористическая группа проникла в Почтовую службу Соединенных Штатов, — произнес наконец глава КЮРЕ. — Значит, террористы теперь могут свободно действовать в каждом городе и деревне. В форме почтальона они беспрепятственно проникнут в любое общественное здание, вплоть до сверхсекретных правительственных учреждений. Почтальона никто ни о чем не спросит. Сомневаюсь даже, чтобы охранники где-либо когда-либо просили их пройти через металлоискатели. Кроме того, в сумки почтальонов права заглядывать никто не имеет — почта ограждена от чьего бы то ни было праздного любопытства.

Глава КЮРЕ смотрел прямо перед собой, но смотрел невидящим взглядом. Он говорил, но обращался не к Римо или Чиуну, скорее, просто размышлял вслух.

— В стране примерно четыреста тысяч почтовых служащих. В некоторых городках почтмейстер является единственным представителем американской администрации. В то же время почтовые отделения есть буквально в каждом населенном пункте. Теоретически у террористов могут быть базы в любой точке страны. В их распоряжении находится федеральный транспорт. Практически на каждой улице стоят линейные ящики для почты — точно такие же, как те, что взорвались. Мерзавцы способны заложить бомбы в любой из них. В опасности все ящики и все здания.

— Так чего же мы ждем? Взять их — и дело с концом!

— Как? — сбросив с себя оцепенение, спросил Смит.

— Разве нельзя их выследить через Интернет?

— Террористы связываются через автоматический анонимный сервер, который пересылает все их сообщения на последний сервер — «Врата рая». Все файлы электронной почты скапливаются там, а вовсе не в тех системах, которые негодяи используют для доступа.

— А что, если определить местоположение «райского» сервера? — спросил Римо.

— Я уже определил. Он установлен около Толедо, штат Огайо. Но вне Толедо мне не удастся проследить, откуда присланы сообщения в «Врата рая».

— Так давайте туда съездим.

— Пусть этим занимается ФБР. Я их уже озадачил. Вы мне нужны для более серьезных дел.

— Укажите нам только конечную цель, а уж мы постараемся! — с жаром воскликнул Римо.

Мастер Синанджу сделал величественный жест чехлом для ногтя.

— О Смит! Одно ваше слово — и кроваво-красные головы террористов покатятся к твоим ногам.

— Без сомнения, именно Ал Ладин вел грузовик со взрывчаткой, предназначенной для уничтожения Главного почтового управления. Ал Ладин подорвал себя и тем самым замел все следы. Ну и люди! Следующим будет кто-то другой.

— Да-а. Знать бы их настоящие имена!

Внезапно раздался очередной сигнал, и Смит подскочил к клавиатуре.

— Опять взялись за старое, — заключил Римо.

Новое сообщение дополняло предыдущее. Глава КЮРЕ быстро пробежал глазами строчки — любая информация теперь имела огромное значение.

— Тут что-то насчет стрельбы в суде Оклахомы, — поморщился Римо.

— Кое-что, возможно, прояснится, — заключил Смит, оторвавшись от экрана.

— Что вы имеете в виду?

— Здесь сообщается, что в Оклахома-Сити стрелял недовольный почтовый служащий.

— Только этого не хватало!

— Они все там с ума посходили, — проговорил Чиун.

— А что, вдруг и вправду всего-навсего еще один рехнувшийся почтовый служащий? — отрывисто произнес глава КЮРЕ, бегая пальцами по клавишам. — Может, инцидент и не связан с событиями в Нью-Йорке.

— Может, и не связан, — согласился Римо.

— Если повезет, предварительные результаты расследования мы найдем в компьютере отделения ФБР в Оклахома-Сити.

— Так быстро?!

— Сейчас все вводят данные в компьютер.

— Кроме нас с тобой, да, папочка?

— У меня нет кучи машин, которые жужжат, как ворчливая жена.

Смит тем временем отчаянно барабанил пальцами по клавиатуре.

— Есть! — хриплым голосом вдруг выдавил он. Римо с Чиуном подбежали к столу.

На экране высвечивались некие данные, вернее, таблица известной формы ФБР. Почти одновременно присутствующие обратили внимание на одну и ту же строку, озаглавленную «Имя подозреваемого».

В строке мерцало знакомое имя: Джозеф Кэмел.

Глава 13

Вероятно, так уж должно было случиться, что Юсефа Гамаля стали называть Абу Гамалином — «Отцом верблюдов».

Уже мальчиком он проявлял силу своего «тезки» — верблюда. Весь его облик напоминал верблюда, курчавые же волосы наводили на мысль о толстой верблюжьей шкуре. Ну и, наконец, нос. По форме — идеальная копия верблюжьей морды.

Огромный такой нос. Именно его замечали в первую очередь, когда сталкивались с Юсефом Гамалей впоследствии Абу Гамалином.

Поэтому неудивительно, что в детстве ребятишки-палестинцы прозвали его «Аль-Махур» — Нос.

— Не такое уж плохое nom de guerre[4], — успокоил как-то Юсефа отец.

— Воину совсем не подходит, — возразил тот.

— Бывает, дают имена и похуже, — как-то странно отозвался отец. Причем, произнося эту пророческую фразу, он смотрел на Юсефа. «Раз он смотрит на меня, — думал сын, — значит, он видит и мой нос. И никуда не денешься — все равно что смотреть на небо и видеть солнце».

К тому времени Юсефу уже исполнилось тринадцать. И хотя голос у него еще не ломался, на счету мальчика было уже несколько убитых.

Ибо на оккупированных территориях полным ходом шла интифада. Сионистскому образованию наносился один из чувствительнейших ударов.

Сноровка Юсефа в уничтожении израильтян привлекла к нему внимание организации «Хезболлах», по приказу которой он отправился в Ливан. Там, на берегах Нахр-аль-Мавт — реки Смерти — он на протяжении некоторого времени овладевал боевым искусством.

Замечательные были дни, полные кровавой борьбы! В любую секунду Юсеф готов был умереть. Он не страшился смерти. Наоборот, молил Всемилостивейшего Аллаха, чтобы тот ниспослал ему гибель в бою, ибо только тогда перед правоверным открываются врата рая.

Внезапно удача отвернулась от палестинцев. Организация освобождения Палестины продала «Хезболлах» и принялась обниматься с сионистским врагом. Оказалось, что Юсеф по-прежнему жив. Парень, похоже, был разочарован. Теперь он не просто хотел умереть — он страстно желал смерти.

— Смерть за веру автоматически обеспечивает пропуск в рай, — учили Юсефа. — В раю не нужно трудиться, там нет холода, нет боли. Все разгуливают в зеленых шелках и наслаждаются сочными фруктами, плодовые деревья в райских кущах — на каждом шагу, надо только руку протянуть.

— А как насчет женщин? — интересовался парень.

— В раю каждому счастливцу предоставляются семьдесят две девственницы, к которым не прикасался ни один мужчина или джинн. Они называются гурии и полностью принадлежат мученикам.

— Семьдесят две? — переспросил Юсеф, обрадовавшись такой перспективе.

С тех пор прошли годы. Нецелованные гурии по-прежнему ждали Юсефа в раю, а сам он, по-прежнему живой и здоровый, находился в лагере для интернированных ООП. И был здесь не внушающим страх Носом, а всего лишь Юсефом Гамалем, потерявшим надежду.

— Я никогда не смогу станцевать со своими гуриями, — пожаловался он как-то товарищу — борцу за свободу из «Хезболлах». — Потому что сгнию заживо в этом отвратительном месте.

— Я слышал, что в Афганистане открываются блестящие возможности, — откликнулся его приятель-палестинец.

— В Афганистане?

— Да. Безбожники русские наконец убрались оттуда. Сейчас там идет джихад.

Юсеф заметно повеселел.

— Священная война! Будем убивать проклятых евреев!

— В Афганистане нет евреев.

— Тогда что же там хорошего? — удивился Гамаль. — Черепами афганцев врата рая не открыть.

— Муллы и имамы говорят по-другому.

Юсеф энергично замотал головой:

— Нет, чтобы открыть врата рая, мне понадобится слишком много афганских черепов. Я не намерен всю жизнь приносить себя в жертву. Гурии вряд ли обрадуются, что я такой старый и дряхлый. Они ведь надеются на исполнение определенных мужских обязанностей с моей стороны.

— Если передумаешь, поговори с Муззамилем. Он без труда переправит тебя в Афганистан.

В конце концов Гамаля одолела скука, и он решил познакомиться с таинственным Муззамилем.

— Я интересуюсь Афганистаном, — объяснил Юсеф. — Как я понимаю, там есть неплохие перспективы стать мучеником.

Муззамили привлекал к себе внимание очень густой бородой и сверкающими глазами, которые немедленно сосредоточились на лице добровольца.

— Надо же, какой у тебя интересный нос!

— Спасибо, но как насчет Афганистана?

— Точь-в-точь как у еврея.

Услышав такое оскорбление, Юсеф Гамаль схватил обидчика за горло и попытался открутить ему голову.

Присутствующим едва удалось оттащить его от Муззамиля.

— Юсеф слишком горяч, прости его, о Муззамиль!

— Он палестинец, и этим все сказано, — отозвался тот, когда его темное, бородатое лицо восстановило прежний цвет. Голос Муззамиля звучал немного сдавленно, но в нем не чувствовалось ни гнева, ни страха.

— Иногда очень кстати, когда нос у тебя как у еврея, — бросил бородач просителю, который тут же разметал в стороны товарищей и вновь бросился на своего обидчика.

На сей раз Муззамиль оказался во всеоружии. Юсеф, который привык воевать с «Калашниковым» или РПГ в руках, никак не ожидал, что его выведет из строя обычный кулак. По правде говоря, Гамаль и не увидел того кулака, которым ему въехали в челюсть.

Когда Юсеф очухался, он увидел склонившегося над ним Муззамиля.

— Нос твой, к счастью, цел.

— Зато челюсть, кажется, разбита, — ошеломленно пробормотал Гамаль.

— Ничего, заживет. В будущем важен только твой сионистский нос.

— В Афганистане-то?

— Нет. Пусть туда едут дураки. А на тебя у меня другие виды.

В ту же ночь Юсеф покинул лагерь. Путешествуя на «лендровере», на лодке и на верблюде, он в конце концов прибыл в незнакомый город со множеством минаретов.

— Что за город такой, а?

— Тегеран.

— Я в Иране!

— Да.

— Ты перс?

— Да. Мое настоящее имя Абуф.

Юсеф Гамаль нахмурился. Конечно, персы поклоняются Аллаху, а их лидер, аятолла, — благочестивый мусульманин. Но все-таки они персы, а не арабы. А это совсем другое дело.

— В будущем тебе понадобится новое имя...

— Абу Гамалин, — быстро отозвался Юсеф.

— Неплохое имя для того, чтобы проводить теракты и подписывать коммюнике. А я говорю о кличке.

— Меня не будут звать так каждый день?

— Нет, кличка существует только для внутреннего пользования.

— Тогда мне все равно, — хмыкнул Гамаль.

— Ладно, — кивнул Абуф-перс и сообщил парню кличку: — Юсеф-еврей.

Единственное, что остановило Гамаля от того, чтобы тут же не перерезать горло презренному персу, было присутствие вооруженных «стражей исламской революции».

— Ты поедешь в Америку, — сообщил Абуф, когда Юсеф успокоился.

— Ни за что! В Америке не место для мусульманина.

— Примешь там американское гражданство...

— Никогда! Лучше уж сгореть в аду!

— Поступишь на работу и «заснешь», — невозмутимо продолжал перс.

— Это что, приказ для бойца?

— Работа позволит тебе обеспечить существование до тех самых пор, пока тебя не позовут. Под «сном» я имею в виду твое бездействие как агента.

— И сколько же я буду «спать»?

— Пока тебе не прикажут пробудиться.

— А тогда что?

— Скажут. Ты можешь «проспать» очень долго.

В действительности он «проспал» целых шесть лет. Прошло так много времени, что Юсеф-еврей забеспокоился, не забыли ли о нем надменные персы. Кончилась интифада, во время которой многие превратились в мучеников. Прошла также война в Персидском заливе. И все это без всякого участия Юсефа. Вернее, того хуже — он тем временем слыл всего-навсего ничтожным американским гражданином, водителем такси в Нью-Йорке.

Ужасная судьба! Все друзья Юсефа погибли и уже находились в раю, в объятиях Аллаха. А он был обречен бороться с ужасным уличным движением и, подобно погонщику верблюдов древности, перевозить евреев туда, куда им захочется.

И вдруг через шесть месяцев после неудачной попытки взорвать Центр международной торговли среди ночи раздался звонок.

— Мы собираем армию, — сообщили ему приятным голосом.

— Кто это? — спросонья не понял Юсеф.

— Абуф просил меня связаться с тобой.

— Абуф?! И где он?

— В раю.

— Какое счастье! А я вот прозябаю в Хобокене. Здесь хуже, чем в аду.

— Приходи в мечеть Абу аль-Кальбина, в Джерси-Сити, Юсеф Избранный.

— Зачем?

— Затем, что мы создаем тайную армию, чтобы сокрушить Великого Сатану.

Теперь Гамалю стало ясно, что с ним говорит какой-то перс, ибо только персы упоминают Великого Сатану. Тем не менее Юсеф согласился. Работа таксистом в Нью-Йорке постепенно сводила его с ума.

Мечеть Абу аль-Кальбина стояла в самом центре грязного местечка, называемого Джерси-Сити. Гамаль на поезде доехал до остановки «Джорнэл-сквер», а потом, следуя инструкциям, двинулся пешком вдоль бульвара Кеннеди.

Окружающее не радовало глаз, но такова уж участь всех мусульман, поселившихся в Америке. Никакой справедливости! К примеру, компания, на которую работал Юсеф, ни разу не освобождала его по пятницам от работы и не позволяла останавливаться на время молитвы, чтобы обратиться лицом к Мекке.

В дверях мечети Гамаль нос к носу столкнулся с незнакомым египтянином. Тот, однако, посмотрел на него так, будто сразу же узнал, причем египтянин явно не радовался встрече.

— Убирайся прочь, еврей! Такие, как ты, нам не нужны.

— Я не...

Дверь тотчас захлопнулась.

Разозленный Юсеф постучал снова.

— Убирайся прочь, сионистское отродье! — сказали ему.

— Я не еврей, я Абу Гамалин, Внушающий Страх.

— Ты лжешь!

— Это правда — клянусь бородой пророка!

— В таком случае назови свою подпольную кличку.

— Повторяю еще раз: я — Абу Гамалин.

— В моем списке нет такого имени, еврей.

— Я не еврей. Иногда меня называют Аль-Махур.

— Нет здесь никакого Аль-Махура. Может быть, ты пытаешься проникнуть в какую-то другую мечеть, еврейская собака?

— В последний раз тебе говорю — я пришел сюда по вызову.

— А я тебе в последний раз повторяю — назови свою кличку, если таковая существует.

Оскорбленный до глубины души, Юсеф Гамаль уже собрался повернуться и уйти, но он слишком долго «спал». И больше «спать» не желал. Ему хотелось вновь почувствовать себя молодым, ощутить в руках тяжесть автомата Калашникова и вдохнуть запах крови неверных.

Поэтому Юсеф топтался на крыльце мечети Абу аль-Кальбина и мучительно вспоминал свою кличку. Впервые ее услышав, он так и зашелся от гнева. Причем был настолько оскорблен, что прозвище напрочь вылетело из памяти. Теперь же Юсеф молил Аллаха, чтобы Всемилостивейший помог ему вспомнить те отвратительные слова.

И Аллах откликнулся на его мольбу.

— Я вспомнил! — перед закрытой дверью выкрикнул Гамаль. — Вспомнил! Меня зовут Юсеф-еврей! Ты слышишь? Юсеф-еврей! Открывай!

— Ты признаешь, что ты еврей?

— Нет, просто так меня зовут. Кличка такая.

— В священный храм Аллаха евреям входа нет. Убирайся, или мы все зубы тебе пересчитаем!

И вдруг раздался еще один голос. Низкий, смутно знакомый. Услышав его, Юсеф сообразил, что он принадлежит мужчине, говорившему с ним по телефону.

— Мы ждем его. Пусть войдет.

Дверь открылась. Юсеф осторожно заглянул внутрь. Повсюду лежали густые тени.

— Пусть войдет тот, кто слишком долго «спал», — прозвучал откуда-то голос мужчины, звонившего по телефону.

И Юсеф Гамаль шагнул в темное помещение.

Здесь не горела ни одна свеча.

— Ты последний из избранных, кого мы ждем, — вновь прозвучал голос. — Входи, Тянущийся к свету, и следуй за мной.

— Следую.

Тени сгущались. Теперь Юсеф чувствовал на себе недобрые взгляды. Точнее, чувствовал их на своем носу.

— Разве еврею дозволено встречаться с муллой? — с подозрением спросил кто-то.

— Он не еврей, у него просто такая кличка, — произнес мужчина, говоривший с ним по телефону.

— У него еврейский нос!

— Его нос — это пропуск в рай. Завидуй ему — ты, с кнопкой вместо носа!

— Лучше зовите меня Абу Гамалином, — расправив плечи, попросил Юсеф.

В ответ кто-то оглушительно засмеялся, а потом еще кто-то назвал Юсефа Гамалем Махуром.

Знай Гамаль этих людей, он бы обиделся. Но по крайней мере называться «Носом верблюда» лучше, чем Юсефом-евреем.

Они прошли в комнату, из светового люка которой сверху с потолка, сквозь тонкий муслин падал слабый свет. На полу уже лежали молитвенные коврики, и все вошедшие преклонили колени, включая и того высокого человека, чей голос Юсеф слышал по телефону.

Когда все стихло, кто-то зажег свечу. Ее тусклый свет отбросил тень на человека, сидящего за экраном. Угадывалась его густая, окладистая борода.

— Правоверные, мы будем говорить по-английски, ибо одни здесь владеют фарси, другие — арабским, но мало кто знает оба языка.

Какой странный голос! Юсеф, встретивший за свою жизнь всего нескольких персов, решил, что именно иранский акцент придает столь приятное звучание английской речи. Или такой разительный контраст из-за того, что ньюйоркцы говорят в нос?

— Я не открою своего лица даже вам, правоверные, — начал мужчина. — Смотреть на меня харам — запрещено. И имя мое вы никогда не узнаете. Одни называют меня муфтием, другие — имамом. Кое-кто из вас знает меня под именем, которое дали мне разведывательные органы Египта, Ирака и Великого Сатаны. Имя это — Глухой Мулла.

Среди молящихся пронесся вздох восхищения.

Юсеф был потрясен. Все правоверные знали о Глухом Мулле, персидском служителе Аллаха, которого неверные поносили за яростные выступления против всего западного. Говорили, что он сам сконструировал дьявольскую машину, которая призвана была уничтожить египетскую марионетку американцев — Мубарака, но бомба взорвалась прямо у него в руках. Спасение Глухого Муллы считалось даром Аллаха и подтверждением святости восставшего из мертвых, поскольку Мулла всего лишь полностью оглох на одно ухо и частично на другое.

Еще большее впечатление производило то, что именно Глухой Мулла подготовил взрыв Центра международной торговли, а также двух автомобильных туннелей. Правда, обстоятельства сложились неблагоприятно и заговорщиков схватили, а сам Глухой Мулла оказался в федеральной тюрьме.

Юсеф заметил, что человек за экраном держит в руке слуховую трубку. Да, это действительно Глухой Мулла!

— Вы, что спали в этой стране неверных, скорее пробуждайтесь ото сна. Ибо создается армия правоверных, и вы станете ее солдатами.

— Слава Аллаху! — горячо воскликнул какой-то мужчина. Гамалю показалось, что это тот, кто звонил ему по телефону.

— Слава Аллаху! — раздалось со всех сторон.

— Да, слава Аллаху, что вы дожили до этого дня, — заявил Глухой Мулла. — Все вы были отобраны благодаря вашей преданности, жестокости, мужеству, а также благодаря вашей способности жить на вражеской земле. Вы все стали американскими гражданами. И очень хорошо. Разрабатывая наш план несколько лет тому назад, мы и представить себе не могли, насколько это важно. Оказалось, стать гражданами Соединенных Штатов необходимо для того, чтобы вступить в ряды армии, которая во многих местах переломит хребет Америке.

Чтобы все вы поняли свою задачу, необходимо, чтобы все вы понимали состояние дел, имеющих отношение к победному шествию ислама.

Слушатели затаили дыхание.

— Все вы знаете, что первая попытка перенести джихад на территорию Америки окончилась позорной неудачей. Те, кто служил мне прежде, потерпели провал, своей бездарностью нанеся непоправимый урон делу ислама. Допустив серьезные ошибки, они не смогли разрушить башни Центра международной торговли. Более того, собственная глупость загнала их в тупик, в результате чего они и были пойманы. Другие наши ячейки также не справились с поставленными перед ними важными задачами, такими, как разрушение мостов и тоннелей, нанесение ударов по другим важным целям. В результате над нашим делом смеялись и называли нас дураками. Такое больше не повторится!

— Слава Аллаху! — произнес кто-то.

— Никто больше не будет смеяться над нами, ибо мы нашли другой, правильный путь, и он приведет нас к победе над неверными. Вы не одиноки, о правоверные! Наши ряды растут. Даже американская пресса отмечает, что мусульман стало больше, чем приверженцев англиканской церкви и пресвитерианцев. Через несколько лет нас будет больше, чем евреев. Но нельзя же сидеть сложа руки! Надо прямо сейчас нанести удар в их мягкое подбрюшье.

— Как, о святейший?

— Мы с тобой, имам!

Глухой Мулла сделал жест рукой.

— Терпение! Я еще не закончил.

Собравшиеся вновь обратились в слух и в страстном нетерпении даже подались вперед. Слышалось шумное дыхание взволнованной аудитории.

— Недавно в городе Оклахома было взорвано одно здание. В акции обвинили нас, хотя мы здесь ни при чем.

— Значит, Америку поразил антиисламский вирус! — воскликнул Юсеф.

— Нет, хорошо, что нас обвинили. Ибо несмотря на то что это оскорбление Аллаха, детьми которого все мы являемся, гораздо важнее страх неверных. Они нас боятся. Впрочем, со временем выяснилось, что в этом кошмаре виновны сами неверные.

— Если страдают неверные, то какой же тут кошмар? — спросил кто-то.

— Сами неверные успешнее наносят удары но своим собратьям, чем мы, кого благословил на сей подвиг сам Аллах, — вот в чем весь ужас происходящего.

По комнате прошелестел одобрительный шепот, подтверждающий мнение Глухого Муллы.

— Долго я бился над данной головоломкой. Как, спрашивается, смогу я вселить страх в их трусливые сердца? И что еще важнее — как сможем мы поразить Великого Сатану в самое сердце, если неверные ожесточились против нас?

— Они никогда не войдут в лоно ислама! — выпалил Юсеф. — Пытаться обратить американцев — пустая трата времени. Их надо просто предать мечу.

— Я говорю не о лживых сердцах, бьющихся в груди отдельных мелких людишек, а о сердцах всей их страны. О зданиях федеральных служб, о судах — в общем, обо всех тех местах, где против нас свершаются безнравственные поступки.

— О! — воскликнул Юсеф, до которого теперь дошло, о чем речь.

— Я думал о том, как туда проникнуть и разрушить их изнутри. Долго я молился Аллаху и просил меня просветить. И понял, что даже вы, чьи лица не выделяются среди лиц неверных, развращенных их низкой, отвратительной цивилизацией, не способны справиться с этой задачей.

— Мы способны, святейший!

— Мы более чем способны! Ведь мы мусульмане.

— Мы готовы умереть.

— Да, умереть вы готовы, — согласился Глухой Мулла. — А вот готовы ли вы победить?

— Да, да!

— Прекрасно. Ибо тогда вам предстоит сделать следующий шаг.

— Какой же? — поинтересовался Гамаль.

Резким взмахом слуховой трубки Глухой Мулла погасил свечу, и силуэт его скрылся за занавесом.

Зажегся свет. После кромешной тьмы он казался нестерпимо ярким. Юсеф опустил взгляд и с удивлением обнаружил у своих скрещенных ног ручку и стопку бумаги.

— А это зачем? — удивился он.

— Для того чтобы сделать следующий шаг, ты должен сдать экзамен.

Юсеф взял в руки листок бумаги и, прочитав страницу, нахмурился.

— Я понимаю, что здесь написано, но вопросы очень трудные.

— Да, — отозвался кто-то. — Это потруднее, чем сдать экзамен на получение гражданства. Нужно запомнить наизусть массу безбожных понятий.

— Тем не менее, — произнес из-за занавеса мелодичный голос Глухого Муллы, — надо сделать все, что в ваших силах.

Юсеф поднял руку, однако, сообразив, что Глухой Мулла его не видит, произнес:

— У меня вопрос, святейший.

— Спрашивай.

— Можем ли мы жульничать?

— Да. Это разрешено Аллахом, который благословил наше предприятие.

Собравшиеся мусульмане довольно усмехнулись. Раз можно жульничать, то нечего и беспокоиться.

Только сейчас Гамаль впервые внимательно разглядел своих товарищей. В душе его шевельнулся страх: эти люди не походили ни на арабов, ни на персов. Кожа их была слишком белой. Даже египтянин при нормальном освещении производил странное впечатление, поскольку волосы у него отсвечивали рыжим, как у крестоносца. Двое присутствующих вообще отличались совершенно черной кожей — не кофейного оттенка, как у ливийцев, а иссиня-черной, как у жителей экваториальной Африки.

Заметив, что на него тоже смотрят с подозрением, Юсеф выпалил:

— Я не еврей! Просто у меня такой нос. Я семит, как и многие из вас. Нос у меня семитский, а не еврейский. Это большая разница.

Итак, сейчас все пытались сдать экзамен. Хотя правоверные жульничали как только могли, ни один из них испытания не выдержал.

— Мы провалились? — спросил египтянин с огненно-красными волосами.

— Нет, — ответил Глухой Мулла. — Поскольку настоящий экзамен вы станете сдавать только генералам армии неверных, куда должны будете проникнуть.

— Что за армия такая?

— Самая страшная из всех в этой гнусной стране.

— Видимо, морская пехота, — протянул Юсеф. — Морских пехотинцев боятся больше всего.

— Их в пух и прах разгромили в Ливане, — напомнил Глухой Мулла.

— Значит, флот, — раздался чей-то голос. — В составе флота есть бригада «морских котиков»; они, как рыбы, плавают под водой и могут внезапно появиться из морской пучины, чтобы творить дьявольские, противные исламу дела.

— Вы не будете служить в морском спецназе, — нараспев произнес Глухой Мулла.

— Тогда где же? — громко спросил кто-то.

— Мы не можем служить в армии, ибо все знают, что в армии служат одни свиньи, — сказал другой.

— В какой армии, о имам? — взмолился третий.

И тогда им принесли форму.

Серую с голубым — серые брюки с голубым кантом вполне армейского вида по пошиву, и серый китель с эмблемой в виде головы орла на груди и плечах.

— Мы будем служить в авиации! — воскликнул Юсеф.

— Заткнись, еврей! — угрюмо бросил ему кто-то из соратников. — У Военно-Воздушных Сил другая форма.

— Да нет, форма голубого цвета с орлом. По всей видимости, нам предстоит проникнуть в Военно-Воздушные Силы.

— Еще раз говорю — у Военно-Воздушных Сил США не такая форма. Посмотри на эмблему. Какие там буквы?

— ПССШ, — медленно прочитал тот.

— Мы парашютисты! — воскликнул Гамаль. — Будем прыгать с самолетов и наносить удар по врагу в любой заданной точке! Слава Аллаху!

— У тебя все мозги в нос ушли, — со злостью выпалил Юсефу египтянин с огненно-красными волосами.

— Пусть Аллах изменит твое лицо! — с жаром отозвался Гамаль и бросился на обидчика.

Глухой Мулла резко хлопнул в ладоши.

— В святом месте не дерутся. Помните, что «ислам» означает «мир». Мы должны нести мир друг другу.

— А неверным смерть, — продолжил египтянин, едва удержавшись, чтобы не ударить Юсефа по верблюжьему носу.

— О парашютных войсках не может быть и речи, — изрек Глухой Мулла. — Ибо буквы ПССШ означают Почтовая служба Соединенных Штатов.

По комнате пробежал ропот. Правоверные переглянулись, на лицах отразилось недоумение.

— Мы будем почтальонами?

— Вы будете «Посланниками Мохаммеда», — встав, объявил Глухой Мулла. — Никого так не боятся и так не уважают. Надев эту форму, вы получите свободный доступ в святая святых страны неверных. Никто вас ни о чем не спросит, никто не остановит. Ибо для неверных почта священна. Вы поклянетесь в верности могущественному генеральному почтмейстеру, но на самом деле будете отвечать только перед имамом и Аллахом Всемилостивейшим и Милосердным, от которого исходит вся благодать.

— Я палестинец и не могу быть почтальоном, — возразил Юсеф. — В глазах Аллаха это бесчестье.

— Раз ты палестинец, то, должно быть, отважный боец?

— Да. Я убил много врагов.

— Скажи мне, о брат, кого ты боишься?

— Никого.

— Ты боишься израильтян?

— Нет! Я убивал их как собак.

— Если я помешу тебя в комнату с двумя дверьми, дам любое оружие, какое ты пожелаешь, и скажу, что ты можешь бежать только через один выход, то какую дверь ты выберешь? Ту, за которой стоит израильский солдат, или ту, за которой скрывается американский почтальон?

— А оба вооружены? — уточнил Гамаль.

— У обоих «узи».

Юсеф задумался.

— Если у обоих «узи», то лучше я убью израильтянина. Или обману, сделав вид, что сдаюсь, и убью потом, застигнув его врасплох. А вот почтальон... Раз он вооружен, значит, сошел с ума. Кто может победить сумасшедшего?

— Именно!

— Сумасшедший и есть сумасшедший. Он не станет слушать никаких доводов, а будет только палить без разбору. Даже в своих.

— Правильно, — согласился Глухой Мулла. — Почтового служащего боятся, потому что он сошел с ума от жестоких условий жизни, противоречащей канонам ислама. Он без малейшего сожаления будет убивать всех и вся.

— Вот и я так считаю, — кивнул Юсеф.

Глухой Мулла повысил голос, обращаясь уже ко всем.

— Так вот, если американец, идя по темной улице, встречает вас с каффьей на лице и почтового служащего с пистолетом в руке — кого он бросится молить о пощаде? Вас, поскольку по дикому взгляду почтальона поймет, что в сердце его не встретит никакой жалости. Вот почему вам надлежит носить эту внушающую страх форму. Так вы проникнете в здания, куда нам никогда не попасть из-за усилившихся мер безопасности. Так вы уничтожите башни неверных, чтобы минареты нашей чистой и трижды благословенной культуры вознеслись наконец к самым звездам.

Юсеф Гамаль странным взглядом посмотрел на форму и сказал:

— А где же большие кожаные сумки?

— Не беспокойтесь, вам выдадут кожаные сумки, достаточно большие, чтобы спрятать в них самое смертоносное оружие. Мы рассредоточим вас по ключевым точкам страны. Потом вы вступите в профсоюз. Одни в Американский профсоюз почтовых служащих, другие — в Национальную ассоциацию почтальонов. А остальные, совсем немногие — в Национальную ассоциацию сельских почтальонов.

— Да, за то, чтобы втереться в доверие к неверным, плата невелика, — согласился Юсеф.

— Кроме того, вам надо будет сменить имена — так, чтобы еще больше раствориться среди тех, кого следует уничтожить.

— Мы должны принять американские имена?

— Да, конечно.

Один из присутствующих, стукнув себя кулаком в грудь, заявил:

— Тогда я буду Ал Ладин.

— А я — Джихад Джонс, — подхватил огненноволосый египтянин.

— Я настаиваю на том, чтобы быть Абу Гамалином, — произнес Юсеф.

— Никакого Абу Гамалина, — возразил Глухой Мулла.

— Интересно, тот тип может быть Джихадом Джонсом, а я почему не могу быть Абу Гамалином?

— Если ты будешь осторожен, я позволю тебе сохранить свое настоящее имя. Для нас ты будешь Абу Гамалин, но американцы пусть зовут тебя Джозеф Кэмел.

И неизвестно почему, все присутствующие тихо засмеялись.

— Ладно, пусть лучше это, чем какое-то другое имя, — успокоился наконец он.

Юсеф Гамаль сумел сдать экзамен на почтового служащего только благодаря тому, что надел зеленую рубашку, на которой арабской вязью, непонятной для глупых американцев, были выписаны ответы на основные вопросы.

А случилось все в штате Оклахома, в городе Оклахома-Сити, куда с благословения Аллаха его и направил Глухой Мулла. Сначала работа Юсефа заключалась в том, чтобы вынимать почту из холщовых мешков и раскладывать по ячейкам. Очень утомительная работа! Начальство же оказалось весьма требовательным. И теперь Гамаль понял, почему время от времени некоторые почтальоны сходят с ума.

«Так происходит не только потому, что они отвернули свое лицо от Аллаха, — писал он Глухому Мулле, общаясь с ним с помощью электронной почты. Таким вот безопасным методом связи пользовались все правоверные без исключения. — Их выводит из равновесия бессмысленная работа, которой приходится заниматься».

«Но, надеюсь, ты не отличаешься от безбожников?» — написал в ответ Глухой Мулла.

«Некоторые принимают меня за еврея. Евреев здесь немного, поэтому я выделяюсь на общем фоне».

«Это хорошо, ибо когда час пробьет, они вспомнят, что ты еврей, а не араб».

«Но когда же он пробьет, о имам? Я волнуюсь и нервничаю среди этих неверных».

«Уже скоро. Потерпи. Сначала добейся перевода на маршрут».

«Я очень стараюсь, потому что эти ячейки сводят меня с ума. А тут еще стены недавно окрасили в отвратительный розовый цвет».

«Думай о зеленом цвете ислама».

«Я и думаю о зеленом, но вижу розовое. Куда бы я ни взглянул — везде розовое!»

«Сдерживай свой гнев. Копи его. Придет время, и ты его выплеснешь».

«В том-то и беда, — писал Гамаль. — Чем больше я смотрю на розовый цвет, тем спокойнее становлюсь».

«Думай о зеленом. Выкрась стены у себя дома в зеленый цвет, чтобы по вечерам можно было нейтрализовать розовое влияние христианства».

Назначенный час наконец пробил, и Юсеф получил необходимые инструкции.

«Но здание федеральных служб в стороне от моего маршрута», — запротестовал он.

«Не имеет значения. Форма послужит тебе пропуском. Смело иди вперед и убивай всех присутствующих в зале суда».

«Слушаю и повинуюсь».

«Когда всех перебьешь, лети в Толедо, который находится в Огайостане. Там тебя встретят твои собратья».

«И на этом все? Только одно убийство?»

"Нет, не все. Твоя акция послужит сигналом для неверных, что их хорошо защищенное здание федеральных служб уязвимо, и что «Посланники Мохаммеда» так же могущественны, как их собственное ополчение. Завершив начальный этап, мы начнем готовиться к выполнению нашей подлинной миссии.

— Интересно, что за миссия? — взволнованно — спросил Юсеф.

— Узнаешь в Толедо. А теперь иди, Абу Гамалин. И не забывай выкрикивать лозунги, которым тебя научили.

— Господь велик!

— Да. По-английски «Алла акбар!» значит «Господь велик!».

— Да, да, я помню.

— И не забудь объявить умирающим американцам, что им вынесен смертный приговор.

Все шло как по маслу. С «узи» в кожаной сумке и затычками в ушах Юсеф вошел в здание федеральных служб, доехал на лифте до зала заседаний судьи Рэтберна и убил всех, кто там находился.

Никто не спросил его, зачем он туда идет, а на обратном пути никто не остановил. Он никогда раньше здесь не появлялся, и все, кто его видел, обращали внимание только на форму, а не на человека. Когда Гамаля начали искать, он уже был далеко от города.

Акция Юсефа стала свидетельством прекрасно выполненной работы, а также доказательством того, что сам Всемогущий Аллах покровительствует данному мероприятию.

Глава 14

Президент Соединенных Штатов еще произносил агитационную речь в городе Шарлотт, штат Северная Каролина, пытаясь удержать за собой ускользающий Юг. Как раз в этот момент пресс-секретарь попытался вручить ему срочное послание.

Целиком и полностью отдавшись проповеди, Президент не обращал внимания на знаки секретаря сначала выставленный вверх один палец, затем комбинация из двух в виде буквы "о". На этот сигнал Президент должен был отреагировать немедленно.

Однако он все равно ничего бы не заметил, даже если бы ему сунули руку под самый нос. Кроме того, помощники всегда успокаивали его знаком «о'кей».

Президент читал речь, написанную сразу на двух электронных экранах, установленных на уровне глаз справа и слева от передвижной трибуны с огромной президентской печатью посередине. Президент вертел головой из стороны в сторону, а по жидкокристаллическому экрану бежала очередная строка, сообщая главе государства, что сказать.

— Несомненно, эти выборы должны принести перемены, — читал Президент. — Эти выборы должны принести... взрыв в Центральном Манхэттене? — Глава государства осекся на полуслове. Синие буквы на экране сменились красными. Значит, последующее сообщение вслух читать не нужно. Красными буквами обычно отмечались реплики типа «Сделайте жест а-ля Джон Кеннеди» или «Встаньте за трибуну, у вас расстегнута ширинка».

Президент сделал паузу. По строке все еще бежали красные буквы: «Больше информации не имеется».

— Мне только что сообщили, — быстро овладев собой, заявил Президент, — что на Манхэттене произошел взрыв.

По толпе пролетел легкий шепот, как будто на песчаный берег набежала морская волна. На экранах вновь появились синие буквы, и Президент продолжил свои разглагольствования. Он никак не мог понять, почему помощники прямо посреди речи сообщили ему о рядовом взрыве. И почему не сообщили, что именно взорвалось? Машина? Здание? Статуя Свободы? Кони-Айленд?

Президент углубился в пятьдесят седьмой параграф своей десятиминутной речи — перебрав уже двадцать пять минут, — когда синие буквы вновь стали ярко-красными.

«Ассошиэйтед Пресс сообщает о множестве взрывов в Нью-Йорке... Причина неизвестна...»

Глава правительства решил не сообщать об этом собравшимся. Еще десять минут, и он закончит выступление. Ему нужно выдерживать темп. Некоторые уже начали клевать носом. Один из слушателей даже покачнулся, но бдительный агент Секретной службы поймал его и, встряхнув, вновь обратил в слух. Да, подобное теперь встречается сплошь и рядом. Президент гадал, не поразил ли его сторонников новый вирус дефицита внимания.

— Некоторые считают, что идеалы шестидесятых мертвы. Нет, ничего подобного. Они всего лишь стали узниками республиканского Конгресса. Переизбрав меня, вы тем самым поможете сохранить традиции тех, кто...

«Массовое убийство в зале суда в новом здании федеральных служб Оклахома-Сити...»

Президент заморгал, глядя на бегущие по экрану красные буквы. Неужели он сказал «Оклахома-Сити»? Черт побери, жаль, что здесь нет кнопки повтора. И остановить передачу тоже нельзя.

Толпа замерла в ожидании. Президент, откашлявшись, вновь ринулся в бой. Он закончит свою речь, даже если ему понадобится весь день!

Посматривая из стороны в сторону — якобы Для того, чтобы взглянуть в глаза слушателям, — Президент ждал появления синей строчки.

Но она так и не появилась, экран тревожно светился красным:

«Ради бога, мистер Президент! Пожалуйста, заканчивайте свою речь. Это срочно!»

— В заключение, — глава государства резко «нажимал на тормоза», — хочу сказать, что голос, отданный за преемственность, — это голос, отданный за политическое равновесие, а голос, отданный за политическое равновесие, — это голос, отданный во имя будущего и во имя перемен.

Спустя три минуты народ бурно аплодировал, а в небо взвились красные, белые и зеленые шарики, запущенные кем-то из распорядителей.

Увлекая за собой агентов Секретной службы, Президент поспешил к своему бронированному лимузину. А может, они увлекли его за собой — порой и не разберешь.

Ребята из Секретной службы почему-то нервничали. «Возможно, они тоже читали сообщения о взрывах», — подумал Президент.

Дверь президентского лимузина захлопнулась, и кортеж из бронированных седанов Секретной службы помчался вместе в ним в аэропорт.

На заднем сиденье пресс-секретарь зачем-то выложил перед главой исполнительной власти ряд сотовых телефонов прямой связи на выбор.

— Что это?

— Директор ФБР. По поводу взрывов.

— Тоже ждет меня? — спросил Президент, указывая на второй аппарат с мигающим огоньком.

— Бюро по контролю за алкоголем, табаком и огнестрельным оружием.

— Чего они хотят?

— Думаю, опять надеются обойти ФБР.

— Снова дерутся? Черт побери!

— С кем будете разговаривать сначала?

Президент задумался.

— Решайте вы.

— Я не могу. Как-никак вы глава исполнительной власти.

— А, черт! Давайте сразу обоих! — И Президент, обеими руками взяв сотовые телефоны, прижал их к разным ушам.

— Президент слушает, — пророкотал он как можно внушительнее. — Будем считать это телефонной конференцией с ФБР и БАТО.

— Черт побери! — тихо произнес кто-то.

— В чем дело? — грозно спросил глава государства.

Никто не отозвался. Оба считали, что Президент не жилец на этом политическом свете, однако боялись его задеть.

— ФБР, введите меня в курс дела насчет этих взрывов.

— Да, мистер Президент, — ответил телефон у правого уха. Будь проклято Ассошиэйтед Пресс! Сначала, приблизительно в одиннадцать двадцать по центральному времени[5], в зал заседаний федерального суда в здании федеральных служб Оклахома-Сити ворвался неизвестный. Он убил всех находящихся в зале, за исключением сотрудника суда, которого сейчас допрашивают.

— Кто и зачем это сделал?

— Мы сейчас выясняем. В двенадцать десять по восточному стандартному времени произошел взрыв на углу Восьмой авеню и Тридцать четвертой улицы в Центральном Манхэттене. Было установлено, что взорвался линейный ящик для почты. Затем в двенадцать двадцать — обратите внимание на время — взорвались еще несколько линейных ящиков.

— Одиннадцать двадцать в Оклахоме и двенадцать двадцать в Манхэттене — одно и то же время, не так ли?

— Учитывая разницу часовых поясов — да. И еще. Универсальные ключи от линейных ящиков имеются только у почтовых служащих. Сотрудник суда из Оклахома-Сити сообщает, что убийство также совершил почтальон.

— И что же получается?

— На первый взгляд все это дело рук недовольных почтовых служащих.

— Могу я высказать свое мнение? — попытался вставить слово глава БАТО.

— Подождите, еще успеете.

— Проклятие! — прошептал глава БАТО.

— Однако, мистер Президент, — подвел итог директор ФБР, — недовольные почтовые служащие до сих пор не устраивали совместных акций. Во всяком случае, скоординированных в масштабах страны, как это имеет место сейчас.

— Они просто-напросто стреляли во все, что движется, верно?

— По крайней мере так утверждают мои ребята из Службы по борьбе с насилием среди почтовых служащих.

— У вас есть Служба по борьбе с насилием среди почтовых служащих?

— Число преступлений, совершенных почтальонами, за последние пять лет увеличилось в четыре раза, сэр.

— И что на них так действует? Форма? Маршруты доставки? Все эти почтовые индексы, которые они должны знать?

— Мы все еще работаем над психологическим портретом преступников, мистер Президент, — ответил директор ФБР. — Во всяком случае, перечисленные преступления явно относятся к федеральной юрисдикции, и ФБР хотело бы на ранней стадии расследования иметь все необходимые полномочия.

— Возражаю! Возражаю! — подобно адвокату, выкрикнул глава БАТО. Со времен процесса над О. Дж. Симпсоном многие федеральные служащие приобрели привычку выкрикивать свои возражения.

— Изложите свои возражения потом. Президент сейчас разговаривает со мной, — отмахнулся глава ФБР, видимо, используя голову Президента как передающую субстанцию. — Итак, проблемой занимаются федеральные службы, происшествие подпадает под юрисдикцию ФБР.

— Да что вы говорите?! Взрывы — в компетенции БАТО.

— Стрельба в залах суда — в компетенции ФБР. А это взаимосвязанные события. У ФБР здесь явное преимущество.

— Тогда будем работать вместе, — заключил глава БАТО.

— Ни в коем случае! — воскликнул Президент, сообразив, что за месяц перед возможным переизбранием ему совсем ни к чему ведомственная неразбериха.

— Прекрасно, — зловеще проговорил глава БАТО. — Тогда примите необходимое решение, мистер Президент.

Подумав о том, что перед выборами ему также совсем ни к чему принимать ответственное решение, которое может иметь неприятные последствия, глава государства приставил телефонные трубки друг к другу и сказал:

— Вы тут сами разбирайтесь. У меня есть идея получше.

Впереди внезапно показался «ВВС-1», и Президент удивился тому, как быстро его лимузин преодолел такое большое расстояние.

Выйдя из машины, Президент в сопровождении свиты поспешил по трапу в самолет. В сверкающем салоне «Боинга-747» ему сразу же вручили какие-то листы бумаги.

— Что это? — удивился он.

— Новые сообщения об инцидентах в Оклахоме и Нью-Йорке.

Затем пресс-секретарь подал ему огромный фолиант.

— А это что такое?

— Текст вашей новой речи, сэр.

— Отмените ее.

— Как, все отменить?

— Мы возвращаемся в Вашингтон.

Казалось, пресс-секретаря только что уволили с работы.

— Мистер Президент, но в Вашингтоне с голосами все в порядке!

— И соедините меня с генеральным почтмейстером. Кстати, как его зовут?

Пресс-секретарь озадаченно пожал плечами. Главный распорядитель тоже. Все вокруг опустили глаза.

— Кто-нибудь знает имя генерального почтмейстера Соединенных Штатов? — спросил Президент.

— Какая разница?

— Судя по тому, что мне сообщили, он сейчас самая важная персона в Америке.

И Президент поспешил в свою личную кабину, пока аккредитованные в Белом доме журналисты не хлынули в самолет подобно живой приливной волне.

Самолет уже взлетел, когда, робко стукнув в дверь, пресс-секретарь просунул голову в кабину Президента.

— На первой линии Деймон Пост.

— Кто?

— Генеральный почтмейстер.

— Ах да. Как мне к нему обращаться — мистер почтмейстер? Мистер генеральный почтмейстер?

— Не знаю, — испуганно захлопал глазами пресс-секретарь. — Может, посмотреть в справочнике по этикету?

— Ладно, как-нибудь выкручусь, — бросил Президент и снял трубку телефона.

— Деймон, это Президент. Надеюсь, вы не возражаете, если я буду называть вас просто «Деймон»?

— Называйте как хотите, мистер Президент.

— Деймон, я уже в курсе относительно всех этих инцидентов. Что можете добавить?

— Наши люди занимаются происшествием в Манхэттене.

— А Оклахома-Сити? Как с ней?

— Насчет Оклахома-Сити комментариев нет.

— Нет комментариев? И это ответ Президенту?

— Я бы не хотел делать поспешных выводов, мистер Президент. Но почтовые служащие там не замешаны. — По тону генерального почтмейстера Президент Соединенных Штатов понял, что тот хочет избежать вмешательства исполнительной власти. Хотя бы до выборов.

— Как — «не замешаны»? Умирающий свидетель описал стрелявшего как почтальона.

— Нет, он описал стрелявшего как человека, одетого в форму ПССШ. Это большая разница. Форму может украсть кто угодно.

— Тогда как насчет взрывов на Манхэттене? Американский народ беспокоится о безопасности своих почтовых ящиков.

— Дело о хищении посторонними лицами универсальных ключей сейчас расследуется.

— Другими словами, вы утверждаете, что ваши люди ответственности не несут.

— Твердой уверенности, мистер Президент, пока выразить не могу.

— Я вам еще позвоню, — буркнул глава государства.

— Не стесняйтесь, — отозвался генеральный почтмейстер. — Понятно, что таковы ваши обязанности.

— "Понятно, что таковы ваши обязанности?" — изумился Президент, уставившись на умолкшую трубку. — Да кем он себя воображает?!

И Президент осторожно положил трубку на рычаг Самолет «ВВС-1» мчался по направлению к авиабазе «Эндрюс», а глава США думал о телефонном аппарате. О красном спасительном аппарате.

В то время как ФБР и БАТО боролись за первенство, а генеральный почтмейстер пальцем о палец не хотел ударить, Президент собирался разрубить бюрократический гордиев узел точно так же, как на протяжении последних трех десятилетий это делали его предшественники.

Если не КЮРЕ, то кто же?

Глава государства очень надеялся, что проклятый Смит согласится. Президент, который создавал эту тайную организацию, включил в ее неписаный устав одно правило: шефу КЮРЕ не приказывают, а просят провести операцию. Решение принимает сам Смит. И сейчас Президент США чуть ли не прыгал от радости — он терпеть не мог принимать решения. Ведь решения всегда влекут за собой какие-то последствия.

— Кофе или чай? — неожиданно послышалось за дверью.

— Сделайте мне сюрприз, — ответил глава Америки.

Глава 15

Едва Харолд В. Смит услышал резкий голос Президента, как стало ясно, что тот не в своей тарелке.

— Смит, с вами говорит Президент.

Дело было не в том, что глава государства хрипел, — у него от природы хриплый голос. И не в том, что тяжело дышал, — ясно, что он очень спешил побыстрее добраться до линкольновской спальни и снять трубку телефона прямой связи с КЮРЕ.

Смит догадался о состоянии Президента по полной тишине в его комнате. Раньше фоном их беседы всегда служила музыка Элвиса Пресли. Собственно, Смит только предполагал, что это музыка Пресли. Вся популярная музыка, написанная после второй мировой войны, звучала для него одинаково, поскольку глава КЮРЕ перестал слушать ее, едва свинг уступил место послевоенному бибопу.

Сейчас в трубке царила полная тишина, значит. Президент понимал всю серьезность ситуации.

— Да, мистер Президент.

— Вы слышали о взрывах почтовых ящиков в Нью-Йорке?

— Да, и о стрельбе в зале суда в Оклахоме.

— Вероятно, это только начало.

— Вы правы. Так оно и есть.

— Честно говоря, я хотел бы услышать нечто другое, — отозвался Президент, внезапно сообразив, что в данном случае его правота не означает ничего хорошего.

— Я не строю предположений, — продолжал Смит. — А знаю, что кто-то пару часов назад уничтожил Главное почтовое управление в Центральном Манхэттене.

— Серьезно? Но это ведь всего-навсего почтовое учреждение, да?

— Почтовое учреждение, занимающее городской квартал в самом сердце Манхэттена, которое по своим размерам и архитектуре очень напоминает Министерство финансов США.

Президент ахнул.

— Боже мой, похоже, все почтальоны с ума посходили!

— Ничего подобного.

— Вы со мной не согласны?

— Нет. Взрывы устроила отнюдь не горстка почтовых служащих, страдающих от нервного срыва.

— Почему бы и нет? Ведь такое случается постоянно. Помню, я читал о почтовом служащем из Нью-Джерси, который убивал своих коллег по работе только для того, чтобы украсть у них деньги на оплату квартиры.

— Все правильно. Но психопаты никогда не действуют согласованно. Это одиночки, антиобщественные элементы. Проще белок организовать для телевизионной программы.

— По-моему, кто-то уже пытался, — рассеянно отозвался Президент. — Послушайте, я только что говорил с генеральным почтмейстером, и он меня отфутболил. А может, это заговор?

— По всей видимости.

— И чей же?

— Мистер Президент, если вы стоите, то я попрошу вас сесть.

— Давайте, Смит.

— Чтобы развязать в стране террор, в почтовую службу проникла террористическая группа мусульманских фундаменталистов.

— Проникла? То есть как это — проникла?

— Я хочу сказать, — тяжело вздохнув, сообщил Смит, — что буквально любой почтальон, почтовый служащий или водитель почтового грузовика на самом деле может оказаться террористом.

— Боже мой! Сколько же их?

— По моим данным, в этой ячейке тридцать террористов. Не исключено, что есть и другие группы джихада. Мы просто не знаем.

— Тридцать? Даже тридцать способны причинить огромный ущерб.

— Я полагаю, что сегодняшняя бойня — дело рук одного-двух, самое большее трех агентов. Что натворят тридцать террористов, трудно себе даже представить.

— Вы думаете... думаете, они хотят поставить меня в неудобное положение перед выборами?

— Сомневаюсь, мистер Президент. Просто первый удар. Ячейка явно демонстрирует свою силу. Если сегодня инцидентов больше не будет, следует ожидать коммюнике с изложением их требований или намерений.

— Как мы можем им противодействовать?

— Я не знаю другого способа, кроме как прекратить работу почтовой службы.

— Могу ли я это сделать как Президент?

— Решайте сами вместе с генеральным почтмейстером.

— Значит, вы рекомендуете прекратить работу почты до тех пор, пока не выяснится, сколь велика опасность?

— Не исключено, что события заставят вас принять такое решение, мистер Президент. Но в данный момент этим делом занимаются мои люди.

— Что они собираются предпринять?

— Они выслеживают террориста из Оклахома-Сити.

Голос Президента дрогнул.

— Вы знаете, кто он? Уже знаете?!

— Да. Он проходит под именем Юсефа Гамаля, он же Джо Кэмел.

— Вы сказали — Джо Кэмел?

— Да, — повторил Смит.

Голос Президента упал до заговорщического шепота.

— Вы не думаете, что за этим стоят крупные компании по производству табака?

— За этим стоят мусульманские фанатики, мистер Президент.

— Если есть вероятность — хотя бы ничтожно малая вероятность, — что табачные компании финансировали сегодняшних террористов, то я использую сей факт в предвыборной кампании.

— Стоит ли выдвигать публично какие бы то ни было предположения, которые могут вызвать неадекватную ответную реакцию, — тонко заметил Харолд В. Смит.

— Не знаю, что хуже, — посетовал Президент, — мусульманские фанатики, табачные компании или недовольные почтовые служащие.

— Вернее, мусульманские террористы под прикрытием недовольных почтовых служащих.

— Почему же они недовольны? И бывают ли они довольны вообще?

— Я еще свяжусь с вами, мистер Президент, — сказал Смит, думая о том, что этому человеку ему пришлось служить долгих четыре года. О следующих четырех годах даже и думать не хотелось.

Харолд В. Смит наконец-то вернулся к своему терминалу.

Глобальный поиск Юсефа Гамаля — он же Джозеф Кэмел — позволил выяснить, что это натурализованный гражданин Соединенных Штатов, проработавший в почтовой службе около двух лет. В последнее время Юсеф Гамаль билетов на самолет по кредитной карточке не заказывал. А ведь подобный факт мог бы указать на вероятный путь отхода.

Смит быстро набрал на клавиатуре клички других террористов — Ибрагим Линкольн, Мохаммед Али и так далее. Не стоило особенно надеяться, но ведь оказался же реальной личностью — против всякой логики — Гамаль Юсеф!

Ожидая результатов, глава КЮРЕ внедрился в центральную базу данных ФБР в Нью-Йорке. Переключаясь с одного терминала на другой, он искал следы деятельности, связанной с сегодняшними событиями.

Почти сразу кое-что прояснилось, поскольку появилась информация о том, что обнаруженный под обломками Главного почтового управления регистрационный номер автомобиля действительно принадлежал почтовому грузовику.

Как и подозревал глава КЮРЕ, это был бомбист-самоубийца.

Тут же на место встал еще один кирпичик. Найденный среди обломков зубной протез, по всей видимости, принадлежал некоему Аллаху Ладину. Что ж, одним террористом меньше.

Компьютер Смита наконец-то начал выплевывать данные на других подозреваемых.

Глава КЮРЕ, открыв рот, смотрел, как у него перед глазами мелькают имена и адреса Джихада Джонса, Ибрагима Линкольна, Мохаммеда Али и еще кого-то, но смотрел недолго.

Подняв трубку телефона, Харолд В. Смит стал обзванивать отделения ФБР, начиная с чикагского.

— Вас беспокоит помощник старшего спецагента Смит из вашингтонской штаб-квартиры. В связи с сегодняшними террористическими актами вам приказано задержать следующих лиц...

Никто его ни о чем не спросил. Правда, если бы кому-нибудь захотелось для проверки позвонить в Вашингтон, то он попал бы на фолкрофтский номер телефона Смита. Но проверить никому и в голову не пришло. Ибо в прошлом буквально каждое отделение ФБР уже имело дело с помощником старшего спецагента Смитом.

Глава 16

Унижение из унижений, бесчестье, позор на голову Юсефа Гамаля. Но так надо было в интересах дела, и потому он все вытерпел.

Гамаль, он же Абу Гамалин, добрался до аэропорта и сел в самолет, улетающий в город Толедо, штат Огайо. Хорошее название — Толедо. Был такой город в мавританской Испании — самый первый Толедо. Испания — одна из немногих стран мира, где исламу пришлось отступить, но положение скоро изменится.

Хорошо, что ни один из друзей-палестинцев сейчас не видит Юсефа, одетого в длинное черное пальто, черную касторовую шляпу и парик с длинными локонами, называемыми пейс.

Гамаль вырядился как еврей-хасид[6].

«Прекрасная маскировка, — заверил его по электронной почте Глухой Мулла. — Они будут искать почтового служащего. Может быть, если они разгадали наши намерения, египтянина или палестинца. Но никогда не станут искать хасида».

«Я должен превратиться в еврея?» — спросил Юсеф.

«Придется, чтобы скрыться. Пусть твой семитский нос приведет тебя в святилище».

«Как прикажешь, Святейший».

И теперь Юсеф сидел в конце самолета с торчащими во все стороны волосами и тоской в глазах.

Хорошо хоть рейс короткий.

И еще одно — кошерное мясо, которым Гамаля кормили в полете, по качеству было халаль, значит, можно было спокойно подкрепиться.

В аэропорту Толедо Юсеф сошел последним и огляделся в поисках истинно верующего, который должен был его встречать.

В переполненном зале пассажиры самым откровенным и неприличным образом обнимались со своими родственниками. Женщины не носили чадры, и повсюду виднелись их бесстыдные губы — как цветы, вымазанные ядовитой кровью.

Некоторые держали в руках плакаты. Глухой Мулла не сообщил, кто встретит Гамаля, но, возможно, единоверец тоже стоит с каким-нибудь плакатом.

Оглядев самодельные картонки, зоркие глаза Юсефа прямо над головами двух бесстыдниц разглядели надпись: «Исламский фронт Национальной ассоциации почтальонов».

К счастью, все было написано по-арабски, и потому неверные ничего не понимали.

— Я здесь! Здесь! — крикнул Юсеф, проталкиваясь сквозь толпу.

Из толпы обнимающихся высунулась чья-то голова, и Гамаля так и затрясло от злости. Волосы встречавшего были огненно-рыжими, а физиономия усыпана веснушками.

— Ты?! — фыркнул Юсеф, узнав египтянина по кличке Джихад Джонс.

— Так я и знал. Ты действительно еврей, да к тому же еще и хасид.

— Это для отвода глаз. Глухой Мулла приказал, — заявил Гамаль в свое оправдание.

— Глухой Мулла приказал мне встретить моджахеда, а не еврея.

— Я и есть тот самый моджахед. Ты что, еще не слышал о славной бойне в Оклахома-Сити? Моих рук дело!

— Плевал я на твою бойню. Мой двоюродный брат Ал Ладин лично взорвал несколько кварталов в Манхэттене, где живут такие евреи, как ты, а затем, направив почтовый грузовик на почтовое управление, взлетел на воздух вместе с безбожниками.

— Я не еврей — я уже говорил тебе. Почему ты меня не слушаешь?

— Поскольку вижу перед собой яркое доказательство — черное как смертный грех, — горячо возразил Джихад Джонс.

— Глухой Мулла сказал, что ты меня к нему проводишь. Немедленно делай, как велено!

Лицо Джихада Джонса по цвету стало таким же красным, как и его всклокоченная шевелюра. Юсеф взглянул на него с презрением.

— Отродье крестоносцев!

— Еврей!

— Идолопоклонник!

— Пожиратель свинины!

В конце концов Джихад Джонс, опустив свой плакат, сдался:

— Ладно, я провожу тебя к Глухому Мулле. Но только потому, что знаю — он собирается предать тебя смерти.

— Я не боюсь. Если я умру как правоверный мусульманин, в раю меня будут ждать семьдесят две гурии.

— Это мы еще посмотрим!

Они помчались по шоссе на юг. Дорога шла по открытой местности, то тут, то там виднелись какие-то сараи. Видимо, здесь работают фермеры.

— Куда мы едем? — спросил Юсеф.

— В город Гринбург.

— А что там?

— Тайное святилище Глухого Муллы. Никому не придет в голову искать его в таком месте.

— Глухой Мулла скрывается в городе с еврейским названием?

— Город Гринбург — не "е", а "у". Совсем не еврейское название.

— Звучит все равно по-еврейски.

— Тебе виднее, раз ты сам еврей.

— Я не еврей. Я семит, такой же, как и ты.

— Я египтянин.

— Мы оба братья по вере.

— Нет, ты тайно исповедуешь еврейскость.

— Называется иудаизм.

— Ха! Твои слова только подтверждают мои подозрения.

А я не уверен, что ты не тайный копт[7]. Очень похож на копта.

— Если я копт, то ты еврей за Иисуса. Что гораздо хуже, чем хасид.

Услышав слова Джихада Джонса, Юсеф замолчал. «Я только напрасно унижаюсь, разговаривая с этим паршивым погонщиком верблюдов», — подумал он.

Через тридцать минут машина свернула с шоссе и поехала по другой дороге.

И тут Юсеф увидел это. Глаза его распахнулись от удивления.

— Слушай, это же...

— Да.

— ...мечеть.

— Конечно, мечеть. А ты думал. Глухой Мулла обитает в еврейском храме?

— Но она такая большая. Почему я никогда не слышал о ней в Огайо?

— Потому что это не просто мечеть, — загадочно отозвался Джихад Джонс.

Глава 17

За время перелета в Оклахому ничего необычного не произошло. Только один японский турист из первого класса, которому, очевидно, понравился покрой великолепного дорожного кимоно мастера Синанджу, щелкнул вспышкой, сфотографировав Чиуна, когда тот поднимался на борт самолета. В ответ старик щелкнул японца по указательному пальцу так, что турист больше не мог пошевелить им. Кроме того, Чиун отобрал фотокамеру, вернув ее уже без пленки. Когда же японец попытался возразить, засвеченная пленка вмиг чудесным образом оказалась у него в глотке.

Услышав надсадный хрип, подбежала стюардесса.

— Он просто как дурак проглотил какую-то идиотскую штуку, — фыркнул Чиун.

Стюардесса обхватила несчастного за талию и попыталась похлопываниями извлечь из его горла инородное тело. Но каждый раз, когда она ударяла японца по спине, тот хрипел все громче и громче.

Взойдя на борт самолета, Римо тотчас увидел стюардессу, старательно ломающую спину японскому пассажиру, а рядом — мастера Синанджу, одобрительно взирающего на эту сцену.

— Ну а теперь-то в чем дело? — спросил Римо.

— Эта женщина пытается спасти бесполезную жизнь одного японца, — нехотя отозвался Чиун.

— Что ты с ним сделал?

— Он сам постарался.

Видя, что стюардессе дело явно не по зубам, Римо разомкнул ее объятия, развернул японца к себе и сильно стукнул его по спине.

Изо рта пассажира, подобно черному бруску жевательного табака, вылетел мокрый моток пленки.

— Он тебя сфотографировал? — поинтересовался Римо, когда японец, беспомощно хватая ртом воздух, упал в свое кресло.

— Пусть докажет, — ответил Чиун и поспешил пройти дальше.

— Как вам удалось? — спросила сконфуженная стюардесса.

— Я треснул его по спине, — объяснил Римо.

— Известный старый способ. Считается, что он больше не помогает.

— У меня получилось.

— О! — восхищенно воскликнула стюардесса, взглянув на широкие запястья собеседника. — Вы пассажир первого класса?

— Не угадали, — ответил Римо, который уже был по горло сыт любвеобильными бортпроводницами.

Стюардесса сникла, а ее хорошенькое личико сморщилось от огорчения, и косметика хлопьями полетела на ковер.

— Может, нам удастся перевести вас в первый класс, — сказала она.

— Ни в коем случае!

— Но почему?

— Если самолет упадет, то первый класс обязательно отправится на тот свет.

Девушка придвинулась ближе, излучая теплую волну ладана, мирры и суперактивных феромонов.

— Если я отправлюсь на тот свет, вы будете жалеть обо мне?

— Наверное, вы ошиблись салоном? — поинтересовался Римо, опускаясь на пустое сиденье рядом с мастером Синанджу.

— Имею право, — самодовольно ответила девушка.

— Еще одна заблудшая овца? — спросил Чиун, когда она ушла.

— Ну да, — проворчал ученик. — И что в последнее время стряслось со стюардессами? Липнут ко мне как мухи на мед!

— Чувствуют, видимо, что ты мой наследник.

— Тогда почему бы им, перепрыгнув через меня, не наброситься прямо на тебя?

Учитель поморщился.

— Да потому, что когда Синанджу достигает статуса Верховного мастера, он без труда контролирует свои желания.

— Научи меня! — с жаром воскликнул Римо.

— Нет.

— Почему?

— Нам еще может понадобиться одна из этих грудастых коров, чтобы родить тебе сына.

— Я сам выберу себе жену, ладно?

— Как вульгарно! Не понимаю, как ваша нация обходится без разрешения на брак.

— А ты женился по разрешению?

— Конечно.

— И кто же тебе разрешил?

— Я сам.

— Разве так можно?

— Сомневаюсь. Но меня так и не поймали.

— Вот как? То, что на пользу Верховному мастеру, должно быть, пойдет на пользу и его ученику.

— Пока ты не отучишься от своих привычек белого человека, тебе ничего не пойдет на пользу, — заключил Чиун, разглаживая на коленях юбки.

Рейс откладывался на час. Пилот в громкоговоритель разъяснил, что в связи со взрывами в Нью-Йорке и Оклахома-Сити объявлена повышенная готовность и взлет может состояться в любую минуту.

Он и состоялся. Через час.

Где-то над долиной Огайо пилот объявил, что в связи «с некоторыми проблемами» самолет приземлится в Толедо.

— Прекрасно! — проворчал Римо. — К тому времени, когда мы попадем куда надо, Джо Кэмел уже смешается с остальными дромадерами.

— Мы до сих пор не знаем, кого ищем, — пожаловался Чиун, — если не считать безликого верблюда.

Римо достал из кармана сложенный вчетверо листок бумаги — досье ФБР на Юсефа Гамаля. Оно включало плакат «Разыскивается», на котором был изображен человек без лица в фуражке почтальона. Правда, нос у него был — очень большой и в то же время какой-то неопределенный.

— Маловато для начала, — пробормотал Римо.

— Я уже видел такие носы, — прошептал Чиун. — Мы ищем араба-кочевника. Бедуина. Не сомневайся, я сразу же узнаю его.

— Удивительно, как парень по имени Джо Кэмел мог получить работу в почтовом ведомстве. Неужели это никого не насторожило?

— Я читал, что эти посыльные становятся все капризнее, Римо. Не знаешь, почему?

— Понятия не имею! До чего докатилась страна! Убить своего начальника — лучший способ получить выходное пособие.

Самолет приземлился в Толедо, и они высадились. Только тут стало известно, что кто-то сообщил о наличии у него бомбы на борту.

Подали другой самолет, в то время как приземлившийся откатили на боковую дорожку. Взрывотехники из БАТО, одетые в синие специальные костюмы для операций по обезвреживанию бомб, стали его обыскивать.

Пока пассажиры ждали посадки, приземлился рейс из Оклахома-Сити.

— Знаешь, — заметил Римо, — если бы я был Джо Кэмелом, то улетел бы из города первым же рейсом.

— Пожалуй, ты прав. Давай осторожно посмотрим на прибывших. Возможно, наши острые глаза заметят того, кого мы ищем.

На первый взгляд толпа казалась совершенно обычной. Наконец вышел последний пассажир в строгом черном облачении еврея-хасида.

— Вроде бы никакого Кэмела, — заключил Римо.

— Да, араба-кочевника среди них не оказалось, — согласился Чиун.

Над поредевшей толпой внезапно послышался чей-то резкий голос.

Римо машинально повернул голову в сторону двух мужчин: слишком уж ожесточенно они жестикулировали и громко разговаривали. Один из них оказался евреем-хасидом, а другой — рыжеволосым встречающим.

— Послушай, Римо! — прошептал мастер Синанджу.

— Что слушать? Я ни слова не понимаю.

— Этот человек говорит по-арабски.

— Да ну? И что же он говорит?

— Он называет другого евреем.

— Типа в черном?

— Да, хасида. Он ругает его за то, что тот еврей.

— Ну, так он и есть еврей, разве нет?

— Нет, но в его устах это звучит как ругательство, а не комплимент.

— По-моему тот рыжий парень не похож на араба.

— Не похож. Он египтянин с примесью крови крестоносцев.

— Ну, он нам не интересен. К тому же он ниоткуда не прилетал.

Глаза Чиуна сузились, но странная пара уже исчезла в дверях.

Вскоре объявили новый рейс на Оклахома-Сити. Римо с тоской заметил, что стюардесса из первого класса теперь обслуживает их салон.

— У меня есть сообщение от японского туриста из первого класса, — промурлыкала она, обращаясь сразу к обоим мастерам Синанджу.

— И слышать не хочу, — буркнул Чиун.

— Вам он передал: «Домо аригато».

— Что значит «спасибо», — перевел кореец.

— А вам просил передать... — Стюардесса понизила голос и прошептала какое-то слово.

— Что? Он так и сказал? Мне?

— Полегче, Чиун. Остынь. Ну в чем дело?

— Он меня оскорбил!

— Оскорбил так оскорбил. Успокойся. Главное — спокойно прилететь в Оклахома-Сити. Быть арестованным по обвинению в убийстве мне не улыбается.

— Хорошо. Но только потому, что этого требуют дела Императора, я готов терпеть подобное унижение.

Спустя некоторое время Римо повернулся к мастеру Синанджу:

— Ну ладно. Так что же все-таки он сказал?

Чиун с отвращением отвернулся.

— Это самое тяжкое оскорбление для японца. Я удивлен, что ёкабаре посмел мне его высказать.

— Ну и что оно значит?

— Достопочтенный.

Римо недоуменно захлопал глазами.

— По-моему, это комплимент.

— Нет. В устах японца подобное слово звучит саркастически и оскорбительно.

Римо пожал плечами.

— Тебе виднее.

— Ты не понимаешь склада ума японцев, Римо. Они все время мучаются от того, что им никогда не стать корейцами. Это их раздражает.

— Просто кошмар какой-то, — сухо заметил ученик.

Чиун кивнул.

— На обратном пути я ему отплачу.

— Послушай, ты и так поступил плохо, когда засунул пленку ему в глотку. Оставь ты беднягу в покое!

— Я оскорблю его еще сильнее, — не унимался учитель.

— Как же?

Старик разразился японской фразой, в которой Римо не понял ни слова.

— И что же это значит?

— У твоей матери торчит пупок. Для японца звучит очень обидно.

Римо с трудом подавил улыбку.

— Что ж, давай, если хочешь. Будем надеяться, что он не «пойдет на почту».

— Я не понимаю, почему «они ходят на почту», не понимаю это их недовольство. Почему почтальоны так поступают, Римо?

— Надеюсь, если мы наконец попадем в почтовое отделение Оклахомы, нам удастся все выяснить.

На здании почтового отделения Оклахома-Сити до сих пор виднелись трещины после взрыва в 1995 году здания федеральных служб имени Альфреда П. Марра, который произошел всего в нескольких кварталах отсюда. В тот момент когда Римо с Чиуном подъезжали к почтовому отделению, другое такси высадило маленькую блондинку с огромным рюкзаком за плечами. Она устремилась в здание с такой быстротой, как будто за ней кто-то гнался.

— Осторожнее, Римо, она работает на почте.

— Откуда ты знаешь?

— Обрати внимание на ее испуганное лицо, нервозность, беспорядочные жесты. Она явно скоро кого-нибудь или что-нибудь отправит на почту.

— Ты хочешь сказать — «пойдет на почту». Я думаю, она просто спешит, папочка.

Когда они вошли, навстречу им неожиданно выскочила блондинка. С потухшими глазами, по всей видимости, огорченная чем-то.

Зацепившись каблуком за ступеньку, девушка полетела вниз. Римо тотчас поймал бедняжку и с интересом скользнул взглядом по ее лицу.

— Я вас знаю? — спросил он, поставив блондинку на ноги.

Она, тряхнув головой, мигом привела прическу в порядок.

— Нет. Мы с вами никогда раньше не виделись, — смущенно проговорила девушка, избегая смотреть Римо в глаза.

— Мне знаком ваш голос, — сказал Римо.

— Я не местная.

— И мне тоже, — заявил Чиун, задумчиво поглаживая бороденку.

Оба пристально разглядывали худое лицо девушки, копну светлых волос и красные губы. У блондинки были правильной формы нос, золотистый цвет кожи и синие-синие глаза. Таких Римо еще никогда не видел.

— А теперь пустите меня, — сказала она, отстранившись от Римо.

И тут его осенило.

— Тамайо Танака! — воскликнул Римо.

— Кто? — удивилась девушка.

— Перестаньте валять дурака! — огрызнулся Римо. — Я узнаю ваш голос.

— Да, — добавил Чиун. — Вы Тамайо Танака, и вы почему-то стали белой.

— Ш-ш-ш! Ладно, ладно. Вы меня раскусили. Я выполняю секретное задание.

— В Оклахома-Сити? Вы же бостонский репортер.

— Студия послала меня в Нью-Йорк, чтобы освещать серию сегодняшних взрывов, а я связала их со стрельбой в суде. Вот почему я здесь. Я единственный репортер, который освещает обе стороны инцидента.

— А что с вашими глазами? — спросил мастер Синанджу.

— Ничего.

— Они круглые! У Тамайо Танаки должны быть японские глаза.

— Ах да. Только никому не говорите. Так надо. Я втираю гель в уголки глаз, и когда он высыхает, то вытягивает их так, что глаза кажутся круглыми. Но пусть это будет нашим маленьким секретом, хорошо?

— Вы сошли с ума! — возразил Чиун. — Вы не японка, ставшая белой! Вы белая, ставшая японкой: Какой же человек в здравом уме захочет казаться японцем?

Тамайо Танака внезапно стала похожа на затравленного зверя. Ее голубые глаза тревожно бегали из стороны в сторону, как бы пытаясь нащупать путь к отступлению.

— Я категорически отрицаю, что я белая, — заявила она. — Я не стыжусь быть белой — то есть не стыдилась бы, если бы была ею, хотя вы понимаете, что я не белая, но я японка. Правда.

— Вы белая, — настаивал Римо.

— И с желтыми волосами, — добавил Чиун.

— Они крашеные, — зарделась Танака.

— Я не вижу темных корней.

— Ладно, ладно. К чему скрывать? Моя бабушка по материнской линии на одну восьмую была японкой. Во мне течет немного японской крови. Достаточно, чтобы работать в тележурналистике. Я нигде не показываюсь без темного парика.

— Скажите об этом Диане Сойер, — проворчал Римо.

— Она делала это еще до того, как ведущие из Азии стали модными, — возразила Танака.

— Похоже, сейчас ваша известность вам не помогает.

— Почтмейстер меня футболит. Пока не окончится перерыв на кофе, посторонним вход воспрещен. Вы когда-нибудь слышали, чтобы почтовое отделение закрывали на перерыв для принятия кофе? Думаю, просто предлог.

— А как насчет почты? — спросил Римо.

— Вы когда-нибудь посылали видеозапись со срочной доставкой? Счастье, если она дойдет через четыре дня. А трехдневная доставка? Минимум от пяти до семи дней.

— Пойдем, папочка. Посмотрим, что там внутри.

— Вы хотите войти? — спросила Танака, приподнимая свой рюкзак. — Там внутри моя скрытая камера. Ох, и потайной микрофон тоже. Отвернитесь, пока я отцеплю секретное устройство, вмонтированное в лифчик.

— И не мечтайте, — обронил Римо, проходя мимо нее.

Загораживая проход в вестибюль, у дверей стоял охранник в форме и держал руку на кобуре. Судя по выражению его лица, он охранял вход в Форт-Нокс[8].

— У нас перерыв, — грозным тоном заявил охранник.

— А у вас нет, — возразил Римо.

— Я на посту.

— Какой здесь может быть перерыв? — удивился Римо.

— Попрошу вас вернуться и подождать, пока двери не откроют, — холодно сказал секьюрити.

— Они уже открыты. Смотрите! — произнес Римо. Руки Римо скользнули к охраннику, схватили его за пояс и рванули на себя. Ремень, на котором болталась кобура, лопнул на спине, и охранник покатился вниз по ступенькам.

Римо захлопнул дверь у него перед носом. И перед носом Тамайо тоже. Упав на одно колено, она рванула на груди блузку, как Кларк Кент, превращающийся в Супермена, и воскликнула:

— Смотрите мне прямо между грудей! Расскажите, почему это учреждение на замке.

Подобрав свои многочисленные юбки, мастер Синанджу заметно посуровел:

— Мы должны быть готовы к вступлению в царство недовольных.

— Не думаю, что у нас будут какие-то проблемы, — отозвался ученик.

Распахнув внутренние двери, они вошли в операционный зал и в недоумении остановились. Все стены были выкрашены в яркий розовый цвет.

— Жаль, никто не подсказал художнику, что так нельзя, — оглядевшись, хмыкнул Римо.

В окошечках никого не было. Тем не менее откуда-то доносился аромат свежесваренного кофе и слышался низкий, музыкальный гул голосов.

— Похоже на рекламу кофе, — заключил Римо и толкнулся в дверь, на которой значилось: «Начальник отделения».

— Давай поговорим с главным, — бросил он Чиуну.

Когда они вошли, начальник яростно крутил телефонный диск. Он посмотрел на Римо и Чиуна как школьник, которого застали за ковырянием в носу.

— Кто вы? — в страхе проговорил он.

— Почтовый инспектор, — ответил Римо.

— В майке?

— Так надо. А это мой партнер, он глубоко законспирирован.

— В Японии мои портреты вывешены во всех почтовых отделениях, — поклонившись, произнес Чиун.

Начальник почты снова сел.

— Вас послал ГП?

— Может быть, — сказал Римо, не имевший представления, кто такой ГП.

— Я думаю, что ситуация под контролем. Сейчас у нас чрезвычайный перерыв для принятия успокаивающего кофе.

— Кажется, ваши служащие весьма довольны.

— Они что, поют?

— На мой взгляд, это скорее похоже на жужжание.

— Боже мой! Сработало! Надо пойти посмотреть.

Вслед за начальником почты мастера Синанджу проследовали в какую-то комнату, где на старых металлических рамах лежали холщовые мешки для почты, а в розовых ячейках — всяческая корреспонденция. Весь персонал сортировочного участка сгрудился вокруг кофеварки, распевая песни Барри Манилофф.

— Они всегда такие чудные? — спросил Римо.

— В кофе подмешан «прозак», — признался начальник почты. — Он бьет по мозгам не хуже адреналина.

— Вы им что-то подмешивали в кофе?

— Не я. Это специальный кофейный рацион ПССШ, созданный для поддержания психологической устойчивости по приказу самого ГП. — Он понизил голос. — Я, правда, никогда не думал, что придется его применять.

— И что при этом происходит?

— "Прозак" поднимает уровень серотонина.

— А что такое серотонин? — спросил Римо.

— Насколько я знаю, это какое-то успокаивающее вещество, вырабатываемое в мозгу. Впрочем, сам я не пробовал. Должен же кто-то сохранить свежую голову.

Очевидно, их разговор услышали, потому что один из почтовых служащих запел импровизированную песенку.

Серотонин,

Серотонин,

дорме-ву[9],

дорме-ву?

К нему присоединились остальные.

Сонне ле матен![10]

Сонне ле матен!

У почтальона хорошее настроение.

У почтальона хорошее настроение.

Когда они начали второй куплет, Римо вытащил изготовленный в ФБР портрет Юсефа Гамаля и сказал:

— Нам нужно заполнить пустоты на физиономии вот этого парня.

— Вы правильно нарисовали фуражку. Просто отлично!

— Спасибо, — сухо отозвался Римо. — Так как насчет лица?

— Джо работал у нас около года — вам каждый это подтвердит. Я не помню цвет его глаз и не уверен насчет его волос. Рот у него тоже самый обыкновенный.

— Другими словами, нада[11].

— А вот нос у него был как клюв, но немного и не такой, как здесь нарисовано.

— Как у сокола или как орла? — проскрипел Чиун.

— Скорее, как у верблюда. Не острый, а такой... как бы закругленный.

Мастер Синанджу достал из рукава кимоно сложенный лист бумаги, осторожно развернул его и поднес к глазам начальника почты.

— Похож? — спросил он.

— Знаете, я никогда не замечал сходства, но действительно очень похоже. За исключением цвета кожи. У Джо она совершенно белая.

— Что там, покажи? — попросил Римо. Учитель подал ему лист бумаги. Это была реклама сигарет. Римо недоуменно заморгал.

— Он выглядит как Джо Кэмел? — вырвалось у него.

— Да. Более-менее.

— Что значит более-менее?

— Нос — более, все остальное — менее.

— У вас работает почтовый служащий Джо Кэмел, который выглядит как верблюд, Джо Кэмел с рекламы сигарет, и вы описываете ФБР только фуражку?

— ГП просил нас сотрудничать с ними как можно меньше.

— Я хочу у вас еще спросить кое-что. Этот Джо Кэмел походил на выходца с Ближнего Востока? Может, он говорил с акцентом?

— Да, говорил Джо очень забавно. Он же из Нью-Джерси. Они там все так говорят.

— Но он смахивал на выходца с Ближнего Востока?

— Нет, скорее на еврея. Впрочем, в Джерси таких много.

— Что произойдет, когда Кэмела найдут? — спросил Римо.

— Мне все равно. Эти гашеные марки всегда находят с пистолетом во рту. Главное — чтобы остальные не взбесились.

Римо взглянул на поющих почтальонов. Они как раз исполняли «Пожалуйста, мистер почтальон», но так напутали в третьем куплете, что замолчали и тут же нестройно затянули «Возьми письмо, Мария».

— По-моему, им это сейчас не грозит, — прокомментировал Римо идиллическую сцену.

— И слава Богу!

— Интересно, как они будут доставлять почту, — добавил Римо, увидев, как один из сортировщиков нырнул в почтовую тележку с брезентовым тентом и захрапел носом «Песню о серотонине».

— Почту? Почту всегда можно доставить куда-нибудь в придорожную канаву. Сейчас главное — сохранить сплоченность почтовой службы.

— А где живет этот Гамаль? — спросил Римо.

— В Муре. Да вы не ошибетесь! ФБР там уже все огородило.

— Спасибо, — бросил Римо, покидая помещение под звуки песни «Письмо от Майкла». В воздухе носились бумажные самолетики, сложенные из неотправленной почты.

При выходе мастеров Синанджу поджидала Тамайо Танака.

— Ну, что вам удалось выяснить? — спросила она.

— Что «прозак» прекрасно действует на нервную систему, — проворчал Римо.

— Лично я принимаю «золофт», — отозвалась Тамайо. — Замечательное средство! Я не только напеваю по утрам, но и ежедневно опорожняю кишечник.

— Что ж, неплохо.

— Оставьте нас, мы заняты, — сказал Чиун.

— Мы можем обменяться информацией.

— С чего вы взяли, что нам кое-что известно?

— Ну, ребята... Я за версту чую интригу. Ладно вам, выкладывайте.

— Сначала вы, — сказал мастер Синанджу.

— Почтальоны спятили сразу в двух штатах. Это начало психологического разрушения всей почтовой системы.

— Почему вы так считаете?

— Я журналист-психолог. В колледже специализировалась сразу по двум дисциплинам — психология и средства массовой информации, а также изучала антропологию культуры.

— А вы неплохо продумали карьеру, — хмыкнул Римо.

Тамайо вытащила из своей сумки большую книгу в зеленой обложке.

— Вот, справочник по психиатрии. Здесь собраны все психические заболевания и методы их диагностики. С этой книгой я в состоянии раскрыть все самые страшные тайны почтовой службы.

Римо и Чиун посмотрели на нее с недоверием.

— Она сама порождает психов, — понизив голос, произнесла Танака.

— С чего вы взяли? — удивился Римо.

— Из справочника. Отсюда следует, что психические заболевания неизбежны в иерархических организациях со строгой дисциплиной — таких, как армия, полиция и почтовая служба.

— Да неужели?

— Все эти ребята выглядят и действуют совершенно нормально, пока не наталкиваются на непредвиденные обстоятельства, которые сводят их с ума. Мы, психологи, называем таких людей «фугасами», поскольку они страдают внезапным изменением личности, которое проявляется внезапно. Скажем, обычный почтальон, следуя своим маршрутом, наступает на собачье дерьмо. Случись такое раз в год — все будет в порядке. Но если такое происходит каждую неделю в течение трех месяцев или, скажем, каждые две недели, а в один прекрасный день почтальон вляпывается сразу в две кучи — тогда все. Ба-бах! — у него происходит психический срыв. Выведенный из себя человек хватает свое старое ружье и начинает палить в таких же, как он, почтальонов.

— А почему не в собак? — удивился Римо.

— Потому что он почтовый служащий, а раз они сходят с ума, то никакая логика тут не срабатывает. Вы ведь смотрите программы новостей?

— Как-то все это за уши притянуто, — проговорил Римо, оглядываясь в поисках телефона-автомата.

— А вы знаете, что «сын дядюшки Сэма» был почтовым работником?

— Да, слышал когда-то.

— И тот толстяк из «Сейнфилд» — он тоже почтальон.

— Ну кино не в счет.

— "Сын Сэма" — настоящий! Да-да, задумайтесь. В почтовой службе сейчас такие порядки, что там практически ежедневно воспитывают новых «сынов дядюшки Сэма». Если Америка не займется почтовой службой всерьез, то нас всех перережут. Ну как — тянет на сюжет?

— Чушь собачья.

— Да, — согласился Чиун, — ерунда какая-то. Вы городите чепуху. Это совсем не объясняет того, что случилось.

— Тогда что объясняет? — спросила Тамайо.

— Магометане...

— Тихо, Чиун, — предупредил Римо.

— ...проникли на почту.

— Магометане? А кто это?

— Мы-то знаем, а вы — выясняйте, — ответил Римо, оттаскивая в сторону мастера Синанджу. — Зачем ты треплешься? — упрекнул он учителя.

— Но это же правда, — ничуть не смутился старик. — Почему я должен молчать?

— Ты хочешь, чтобы она вызвала в стране панику, выйдя в эфир с подобной историей?

— Неужели магометане вызовут большую панику, чем недовольные почтальоны?

— Может быть, и меньшую, — согласился ученик. — Но зачем же мешать нашему расследованию!

Найдя телефон-автомат, Римо набрал номер «Фолкрофта».

— Смитти, вы не поверите. Местное почтовое отделение, чтобы успокоить своих служащих, кормит их «прозаком». У них здесь и стены в розовый цвет окрашены. Мы видели, к чему это приводит.

— А как насчет Джо Кэмела? — спросил Смит.

— А ваши компьютеры могут наложить на то пустое лицо другое и превратить его в человеческое?

— Конечно.

— Вот и прекрасно! Возьмите рекламу сигарет «Кэмел», впишите в то пустое пространство физиономию верблюда и постарайтесь ее очеловечить.

Секунд пятнадцать трубка молчала.

— Не смешно! — наконец резко выпалил Смит.

— Да я и не шучу вовсе. Мы показали здешнему начальнику почты пустой плакат ФБР. Все, что он мог припомнить, — это что у того парня нос как у верблюда. Тогда Чиун вытащил рекламу сигарет, и начальник почты — клянусь Богом! — сказал: «Это он». Эй, Чиун, где ты взял рекламу?

— Из журнала в самолете.

— Вы хотите сказать, что Юсеф Гамаль выглядит как Джо Кэмел с рекламы сигарет? — уточнил Смит.

— По крайней мере настолько похож, что нам есть над чем поработать. Попробуй сделать, как я сказал, и передай в ФБР. А у вас что новенького?

— Я сообщил отделениям ФБР имена и местонахождение других заговорщиков, упоминавшихся в сервере «Врата рая». Облава уже началась.

— Как вам удалось разыскать их так быстро?

— Имена пользователей во «Вратах рая» те самые, под которыми они действуют в нашей стране.

— Да неужели?

— Большинство их значится в местных телефонных справочниках, — добавил Смит.

— Похоже, что дураки, которые пытались взорвать Центр международной торговли, снова в деле, — проворчал Римо.

— Только не надо их недооценивать, — предупредил глава КЮРЕ.

— Получается, что мы запросто можем их переловить?

— Будем надеяться, — ответил Смит и услышал мерное гудение. — Пожалуйста, не вешайте трубку, — тотчас воскликнул глава КЮРЕ.

Римо узнал сигнал компьютера, извещавший о поступлении важного сообщения.

— Римо, кажется, есть кое-какие результаты. Спецгруппа окружила одного из подозреваемых в терроризме возле Южного вокзала в Бостоне. Сидит там на крыше и не собирается спускаться вниз. Он хорошо вооружен.

— А вдруг они его подстрелят?

— То-то и оно. Нельзя, чтобы его подстрелили прежде, чем он заговорит. Нам надо узнать, кто руководит новой террористической группой. Короче говоря, вы с Чиуном немедленно вылетаете в Бостон.

— Надеюсь, успеем, — отозвался Римо.

— Его зовут Мохаммед Али.

— Шутите?! И что с ним делать после того, как мы выудим из него информацию?

— Если облава пойдет успешно, то, дав показания, террорист станет бесполезен, — холодно произнес Смит.

Глава 18

Над белыми каменными стенами мечети возвышался алебастровый купол. К языческому, нечистому небу Гринбурга, штат Огайо, вздымались два величественных минарета. Божественную красоту мечети довершали мозаичные панно.

Все это Юсефу удалось разглядеть, пока египтянин с примесью крови крестоносцев (который к тому же, возможно, был законспирированным коптом) приближался к зданию по подъездной дорожке.

Дорога поражала блеском и чистотой. Собственно, все поражало блеском и чистотой.

Странно одно — местность вокруг выглядела совершенно безлюдной. Не видно было садовников, ухаживающих за растениями, несмотря на сумерки, нигде не было света. Казалось, все обитатели покинули мечеть.

Ощущалось еще что-то, Юсеф никак не мог найти этому определения — что-то такое... неуловимое.

— Как она называется?

— Мечеть аль-Бахлаван.

— Хорошее название.

— Да, истинно исламское, — согласился египтянин. Машина остановилась, пора было выходить.

— Почему же я до сих пор о ней не слышал?

— Скоро узнаешь почему.

— Это самая большая, самая величественная мечеть во всем христианском мире, — продолжал восхищаться Юсеф. — Я никогда ничего подобного за пределами Святой Земли не видел.

— Службы здесь не проводятся, — отрезал Джихад Джонс.

— Странно. Разве это не мечеть? Разве у нее нет величественных минаретов, указывающих дорогу в рай?

— Есть, конечно.

— Тогда скажи, почему там не молятся Аллаху?

— Я ничего тебе не обязан объяснять, еврей, кроме того, что Аллаху в здешней мечети служат по-другому.

И поскольку Юсефу Гамалю не нравилось, что человек — возможно, законспирированный копт, называет его евреем, он прекратил расспросы. В еврейском вопросе Юсеф становился очень чувствительным. К тому же под париком нестерпимо чесалось, и Гамалю хотелось побыстрее сбросить с себя свое отвратное одеяние.

Внутри мечеть оказалась еще великолепнее. Арабески, высокие потолки, приятный запах, который у Юсефа всегда ассоциировался с запахом мечети. Правда, пахло почему-то нежилым помещением.

После того как прибывшие сняли туфли и совершили ритуальное омовение, их приветствовал иранец Саргон, помощник Глухого Муллы.

— Салям алейкум!

— Да пребудет с тобой мир! — уважительно отвечали гости по-арабски.

— Тебя с нетерпением ждут, ибо ты хорошо поработал.

— Вот видишь? — Юсеф торжествующе обернулся к египтянину. — Я хорошо поработал. Меня не за что убивать.

— Мой двоюродный брат устроил резню почище, чем ты, — фыркнул тот. — А я вообще сотворю море крови.

— Но я ведь не отказываюсь убивать! Глухой Мулла найдет мне работу.

— Работы хватит вам обоим, — вмешался в разговор Саргон-Перс.

— Прежде чем встретиться с Глухим Муллой, я должен переодеться, — запротестовал Юсеф.

— Вас обоих оденут достойно, — произнес Саргон.

Гамаль не знал, что и думать. Посмотрев на свой цивильный костюм, Джихад Джонс слегка смутился.

— А что плохого в моей одежде? — спросил он.

— Она не подходит для твоей будущей работы.

— Он хочет сказать, что ты выглядишь как крестоносец, — фыркнул Юсеф.

— Плевал я на тебя и твои выдумки!

Гамаль злорадствовал: он все-таки сумел достать толстокожего египтянина!

В помещении, почти таком же стерильном, как операционная в больнице, им выдали странное обмундирование: зеленый комбинезон с западного типа ширинкой на молнии — от воротника до паха.

— Глухой Мулла ждет вас, — сообщил Саргон.

В молчании они надели черные ботинки и обмотали вокруг шеи зеленые в клетку каффьи.

Юсеф чуть не подпрыгнул от радости. Каффья была достаточно длинной, чтобы спрятать его недостойный мусульманина нос. Прекрасно! Возможно, теперь он добьется уважения египтянина.

Их провели в слабо освещенную прохладную комнату. У дверей и внутри помещения стояли огромные воины-афганцы с «АК-47» в руках. За кушаками у них торчали кривые турецкие ятаганы. Стражи стояли неподвижно как статуи, их черные глаза сверкали злобой.

— Это моджахеды из афганской организации «Талибан», — пояснил Саргон.

Юсеф кивнул. «Талибан» означает «Идущие к свету». Именно такие ребята сломали хребет русскому медведю.

Глухой Мулла сидел в небольшой нише за загородкой из зеленого стекла — цвета Красного моря на закате.

Едва лишь Юсеф и Джихад Джонс приблизились. Мулла поднял слуховую трубку и приставил ее к правому уху.

— Салям алейкум, мои шухада, — нараспев произнес он.

Юсеф Гамаль и Джихад Джонс опустились на колени. Именно для этой цели перед Глухим Муллой были расстелены ковры. Сердца вошедших учащенно забились. Их только что назвали шухада — титулом, которым именуют только мучеников, находящихся на пути в рай.

— Вы хорошо поработали во имя Аллаха, — добавил Глухой Мулла.

— Благодарим тебя, Амир аль-му'минин, — разом ответили оба, величая Муллу «Вождем правоверных».

— Но вас ждут новые дела.

— Я готов, — откликнулся Джихад Джонс.

— Презренный пес! — выпалил Юсеф. — Я прямо-таки сгораю от нетерпения взяться за дело.

— Когда речь заходит об уничтожении этой прогнившей страны неверных, нам следует сохранять спокойствие.

Юсеф овладел собой и сложил руки на коленях. То же самое сделал и Джихад Джонс, но Юсеф злорадно заметил, что у египтянина это получилось хуже.

— Сегодня мы вернули в сердца безбожных американцев страх перед Аллахом. Хорошо, но это только начало.

Джихад Джонс и Юсеф кивнули. Глухой Мулла говорил правильные слова.

— Есть нечто такое, что сильнее, чем страх перед джихадом. Это боязнь того, что Запад называет «исламской атомной бомбой». Они давно ее боятся, и их страх велик. Но до сегодняшнего дня никакой «исламской атомной бомбы» не было. Она существовала только как пугало для неверных.

Гамаль и Джонс обменялись удивленными взглядами.

— Да, по выражению ваших лиц я вижу что эта новость слишком хороша, чтобы в нее поверить. И все же так оно и есть. В то время как западные разведывательные органы охотились за немецкими, польскими и русскими учеными, стремясь оградить исламский мир от запретных знаний, здесь, в самом сердце земли неверных, мы создали настоящую исламскую бомбу.

В прохладной комнате надолго воцарилось молчание.

— Многие месяцы тянулись в ожидании того, что называется системой доставки. И вот наконец создана и она.

— Система доставки, о святейший? — переспросил Джихад Джонс.

— Это ракета. Величайшая ракета в мировой истории.

— Такая огромная? — осведомился Юсеф.

— Вы сами скоро сможете об этом судить, — нараспев проговорил Мулла из-за зеленой перегородки. — Ибо вы избраны, чтобы стать пилотами-мучениками.

Юсеф Гамаль и Джихад Джонс обменялись радостными взглядами.

Они скоро умрут.

Но ведь для того они и жили.

Глава 19

Ибрагим Сулейман, известный на почте в Чикаго как Ибрагим Линкольн, проснулся от четырехкратного «Аллах акбар!», раздавшегося из постоянно работающего персонального компьютера.

Встав с постели еще в ночной рубашке, Ибрагим почесал бороду. Компьютер призывал его на утреннюю молитву. На самом деле был полдень, но так как Ибрагим работал в ночную смену, ему разрешалось вместо полуденной молитвы творить утреннюю — и так далее со сдвигом во времени.

Развернувшись в сторону Мекки, Ибрагим опустился на молитвенный коврик и долго пребывал в раздумье.

Помолившись, он сел перед терминалом, экран которого был таким же зеленым, как и стены в квартире. Ибрагим любил зеленый цвет. И не только потому, что это цвет ислама. Зеленый цвет стал хорошим противоядием розовым стенам на его рабочем месте, которые гасили горящий в сердце правоверного огонь страстной непримиримости к врагам ислама.

Добравшись до файла «Врата рая», он обнаружил адресованное ему послание. Оно исходило от Глухого Муллы. Сердце Ибрагима взволнованно забилось.

Заголовок гласил: «Час пробил».

Выведя на экран текст послания, Ибрагим стал торопливо читать.

Мой шахид, день настал, и ты прямиком отправишься в рай. Выполняй задание в соответствии с инструкцией. Не допускай ошибок, — с тобой благословение Аллаха. За твою священную жертву тебе обеспечен пропуск в рай, хотя, как любой правоверный, ты знаешь, что ничем не жертвуешь.

Иль-я Ислам!

Всплеснув руками от радости, Ибрагим Линкольн в последний раз выключил систему и отправился в подвал своего дома.

Там уже лежали наготове большие пластиковые мешки. Ибрагим стал наполнять их взрывчатой смесью, которая должна была катапультировать его прямо в объятия семидесяти двух гурий. Для смеси еще требовался наполнитель, но Линкольн позаботился об этом заранее.

Он вытащил грязный брезентовый мешок из-под почты, который лежал в углу, и поволок к контейнерам.

Открыв мешок, он с большим трудом приподнял его, и под ноги ему тут же хлынул поток старой почтовой корреспонденции.

«Надо же, — думал Ибрагим, — именно почта, которую он должен был доставить, в смеси с дьявольским зельем поможет уничтожить свое же собственное почтовое отделение».

Операция не вызывала никаких затруднений, поскольку чикагская почта располагалась прямо над восьмирядным Конгрешнл-парквей. Не нужно было даже направлять почтовый фургон на стену здания — требовалось только остановиться непосредственно под ним.

При взрыве мрачное десятиэтажное здание лишится опорных колонн, и обломки его обрушатся прямо на восьмирядное шоссе, забитое автомобилями.

Правда, и на самого Ибрагима Линкольна тоже. Что поделаешь, так надо. Для того чтобы, по словам Глухого Муллы, предотвратить распространение так называемой западной заразы. Ибрагим чувствовал себя вправе пролить кровь неверных, ибо, как сказано в Коране, «Аллах не любит неверного». И далее: «Идолопоклонство — хуже, чем убийство».

Да, это будет ужасно, но оставить сотни детей сиротами совершенно необходимо, дабы на обломках Соединенных Штатов построить чистую исламскую теократию. К тому же Ибрагим Линкольн не увидит душераздирающих сцен, поскольку взрыв сразу вознесет шахида в объятия обещанных ему вечных девственниц.

Ибрагим Линкольн как раз размышлял о своей посмертной сексуальной жизни, когда на ступеньках дома вдруг послышались шаги. Дверь распахнулась настежь, и кто-то сбил его с ног.

Один из ворвавшихся прижал Ибрагима коленом к полу, а другие направили на него пистолеты.

— Ибрагим Линкольн?

— Да, я.

— Вы арестованы за подстрекательство к мятежу и террористическую деятельность против Соединенных Штатов.

— Но за это хоть полагается смертный приговор? — подавленно спросил Ибрагим.

— Не сомневаюсь.

— Что ж, это лучше, чем ничего, — изрек Ибрагим, в то время как его заковывали в наручники и поднимали на ноги.

Глава 20

Я стану мучеником! — радостно воскликнул Юсеф Гамаль.

— Вы оба станете мучениками, — сладким персидским голосом пообещал Глухой Мулла. За зеленым стеклом угадывалась лишь его размытая тень.

Едва под сводами великой мечети аль-Бахлаван затихли звуки его голоса, как сразу же началась перепалка.

— Я буду первым! — заявил Джихад Джонс.

— Нет, я! — возразил Юсеф Гамаль.

Глухой Мулла предостерегающе поднял руку.

— Вы вместе войдете в благословенные врата рая.

Джихад Джонс тут же вспыхнул как порох.

— С этим евреем? Никогда!

— Лучше мне расстаться с половиной гурий! — в свою очередь заявил Юсеф.

— Аллах желает, чтобы вы сделали это, и вы сделаете, — нараспев произнес Глухой Мулла.

— Я исполню желание Аллаха, — заверил Гамаль.

В глазах Джихада Джонса блеснула решимость.

— Да. Если Аллах желает, чтобы я умер в одной компании с евреем, то не стоит противиться. Единственное, что меня утешает, — это то, что врата рая захлопнутся за мной и ударят по носу самонадеянного еврея.

— У меня арабский нос! Ты просто завидуешь. Ты сам бы не отказался от такого замечательного носа!

— Вам следует воздержаться от брани, — заявил Глухой Мулла. — Пройдя подготовку, вы оба станете пилотами «Меча Аллаха». Так называется ракета, которая принесет смерть городу, до сих пор не понесшему наказание.

— Я готов, — отозвался Юсеф.

— Я тоже, — торжественно заявил Джихад Джонс.

— К тому, чтобы пилотировать «Меч Аллаха», вы пока не готовы, — возразил Глухой Мулла. — Вы готовы всего лишь умереть.

— Я это и имел в виду, — откликнулся Гамаль.

— По правде говоря, я тоже, — подхватил Джонс.

— Терпение! Мученичество от вас никуда не уйдет. Сначала надо выдвинуть требования к стране неверных.

— Давайте потребуем выслать всех евреев, начиная вот с этого дурака, — с энтузиазмом воскликнул Джихад Джонс, толкая Юсефа в бок локтем.

Глухой Мулла гневно потряс своей слуховой трубкой.

— Замолчи! Сначала мы кое-что потребуем от американского Президента.

— Он упрям.

— А также очень слаб и нерешителен.

— Мы выдвинем свое требование только затем, чтобы все знали, что у нас есть требования. Они или согласятся с ним, или нет. Если нет, запустим «Меч Аллаха» в самое сердце их державы.

— А если согласятся? — забеспокоился Юсеф.

— Тогда выдвинем другое требование, и если они откажутся его принять, «Меч Аллаха» поразит их в самое сердце.

— А если они выполнят и второе требование?

— Придется тогда выдвигать требования одно за другим, пока наконец мы не потребуем невозможного, — не растерялся Глухой Мулла. — В конце концов «Меч Аллаха» поразит их, ибо для этого он и создан.

— А где находится «Меч Аллаха»? — не унимался Гамаль.

— В укромном месте, неподалеку отсюда. Вы увидите его, как только закончите обучение и станете пилотами-мучениками.

— Я живу затем, чтобы умереть! — воскликнул Юсеф.

— За ислам я готов умереть бесчисленное множество раз! — проревел Джихад Джонс.

— Вы умрете в назначенный час. Но сначала надо пройти обучение.

Гамаль встревоженно поднял руку:

— Опять придется сдавать экзамен?

Глухой Мулла покачал головой:

— Письменных экзаменов не будет.

— Вот и хорошо. Терпеть не могу письменных экзаменов, — отозвался Юсеф и снова поднял руку. — А жульничать можно?

— В таком деле нельзя.

— Ох! — только и произнес Юсеф Гамаль. Оставалось лишь надеяться, что он справится и без обмана. Юсеф очень хотел умереть. Сама мысль о том, что несчастные семьдесят две гурии изнывают без него в раю, была ему невыносима.

Глава 21

Самолет на Бостон вовремя оторвался от земли и вовремя подлетел к аэропорту Логан.

Над Пенсильванией машина стала снижаться, и Римо услышал, что пилот обещает скорую посадку.

— Мы сейчас разобьемся, — сказал Римо мастеру Синанджу.

— С чего ты взял? — спросил Чиун и быстро взглянул на крыло за окном, пытаясь найти признаки разрушения несущих конструкций.

— Самолет не может ни с того ни с сего лететь точно по расписанию. Просто Бог пытается скрасить наши последние часы на земле.

— Тогда почему же Он то и дело посылает к тебе стюардесс?

— Не забывает старика Римо! В свое время я не пропускал ни одной стюардессы.

— Ну да. Только до того, как ты приобщился к солнечному источнику учения Синанджу.

— Как же! Когда я был копом, стюардессы на меня даже не глядели.

— А теперь, когда тебе все равно, от них отбою нет. Разве жизнь можно назвать справедливой?

— Жизнь очень несправедлива, — согласился ученик.

— Ну, тогда мы не разобьемся, — успокоился Чиун.

Над Род-Айлендом из салона первого класса вышла Тамайо Танака. Подчеркнуто игнорируя мастеров Синанджу, она поспешила в туалет.

— Никак не могу поверить, что это та самая Танака с четвертого канала, — заметил Римо.

— А мне не верится, что белая женщина способна так себя унизить.

— С каких, интересно, пор по корейской шкале эволюции белые стали выше японцев?

Мастер Синанджу поднял вверх свой указательный палец с чехольчиком для ногтя.

— С тех пор как я нацепил сие украшение.

Тамайо освободила туалет чуть ли не через полчаса. Она намазала уголки глаз каким-то блестящим веществом, и глаза стали раскосыми, как плоды миндаля. Лицо приобрело цвет слоновой кости, а губы сильно покраснели.

— Тамайо только что превратилась в японку, — заметил Римо.

— Бесстыжая шлюха! Надо же, еще и гордится! — возмутился Чиун.

«Боинг-727» приземлился примерно минут на двадцать раньше положенного.

— Готов спорить, что Смит на все рычаги нажал, лишь бы поскорее нас сюда доставить, — хмыкнул Римо.

В зале ожидания аэропорта никакой Тамайо Танаки не было. Внизу на стоянке такси стояла огромная очередь. Ни слова не говоря, мастер Синанджу обошел ее и сел в первое же подъехавшее такси.

Пожав плечами, ученик последовал за ним.

— Эй! Вы что делаете? — послышался знакомый голос.

И, к ужасу Римо и Чиуна, в такси влезла Тамайо Танака.

— В эту игру не только вы играть умеете, — усмехнулась она.

— Вы все вместе? — через мутную плексигласовую перегородку спросил таксист.

— Да, — ответила Тамайо.

— Нет! — отрезал Чиун.

— Возможно, — сказал Римо, понимая, что главное — выиграть время. — Мы направляемся на главпочтамт.

— Южный почтамт? Там, где ФБР ловит того психа?

— Мне туда же, — воскликнула Тамайо.

Больше таксисту ничего и не надо было, и он тут же рванул с места.

По дороге Тамайо вытащила из сумки сотовый телефон и позвонила в редакцию.

— Через десять минут я буду на Южном вокзале. Что нового?

Римо с Чиуном прислушались.

— Они все еще держат его на крыше Южного вокзала, Тамми, — раздался в трубке чей-то голос.

— Тамми? — переспросил Римо.

— Шшш! — прошипела Тамайо, отворачиваясь к окну. — Он что-нибудь говорит?

— Только то, что недоволен.

— Может, я смогу его разговорить.

— Что ж, в таком случае ты переплюнешь Службу по борьбе с насилием среди почтовых служащих, которую создала ФБР.

— Увидимся в десять, — отозвалась Тамайо и отключилась.

— Службу по борьбе с насилием среди почтовых служащих? — удивился Римо, когда Тамайо сунула сотовый телефон обратно в сумочку.

— Это новая служба.

— Пожалуй, мера своевременная, — кивнул Римо.

— А вы, интересно, откуда?

— Отряд по борьбе с поддельными японцами, — фыркнул Чиун. — Тоже новая служба.

— Нет такого закона, который запрещал бы приводить в действие рецессивные гены.

— А должен бы быть! — сказал Чиун. — Рождественский торт!

— Рождественский торт? — удивился Римо.

— Так называют японскую женщину, которая к определенному возрасту не вышла замуж. Оскорбление очень сильное и полностью относится к этой обманщице.

— Не понимаю, почему вы так сердитесь, — хмыкнула Тамайо. — Прямо родственник моей бабушки по материнской линии!

Чиун так и застыл с раскрытым ртом.

— Римо, меня оскорбили!

— Не нарочно, — попытался успокоить его Римо.

— Останови экипаж и выгрузи эту дерзкую ведьму!

— Некогда.

— Тогда я выйду, — отрезал Чиун и приоткрыл дверцу.

Перегнувшись, ученик вновь ее захлопнул.

— Ради Христа! Мы уже почти приехали.

Они действительно приехали. Из-за набежавшей толпы таксисту пришлось остановиться на Атлантик-авеню — возле высокой стиральной доски из алюминия, где размещалась Федеральная резервная система.

Наступили сумерки. По небу патрулировали полицейские вертолеты. Лучи прожекторов шарили по выложенному песчаником фасаду бостонского Южного вокзала, расположенного на пересечении Атлантик-авеню и Саммер-стрит. Сноп света упал на большие зеленые часы — было ровно восемь двадцать две, — затем переместился на каменного орла, застывшего на гребне крыши.

На миг показалась чья-то скорчившаяся фигура в серо-голубой форме и тут же скрылась за распростертым каменным крылом.

— Похоже, это он, — сказал Римо.

Чиун кивнул.

— Нелегко будет взять его живьем.

— Да еще при таком скоплении свидетелей! Давай позвоним Смиту.

Римо уже открыл дверцу такси, как вдруг таксист потребовал плату.

— Вот наша доля, — произнес Римо, передавая ему двадцатку.

— А кто будет оплачивать вторую половину.

Римо огляделся по сторонам.

— Куда она делась?

— Ушла.

— Как тебе это нравится, Чиун? Тамми сбежала, не заплатив.

— Мы отомстим ей и всему ее роду, — грозно проговорил кореец.

— Но не более чем на двадцатку, — предупредил его ученик, отдавая таксисту еще одну купюру.

С телефона-автомата Римо позвонил Харолду В. Смиту.

— Смитти, он все еще на крыше железнодорожного вокзала.

— Я знаю. Я слежу за ситуацией.

— Тут все выстроились как на параде. Полно агентов ФБР, полиции и журналистов. Вы знаете что-нибудь еще?

— Судя по первым сообщениям, террорист бежал с почтамта через черный ход. Оттуда он пробрался на вокзал, а затем на крышу.

— Вы когда-нибудь слышали о фэбээровской Службе по борьбе с насилием среди почтовых служащих?

— Что, ваше очередное прикрытие?

— По моим сведениям, они пытаются уговорить его спуститься.

— У них ничего не выйдет. Они имеют дело не с недовольным почтальоном, а с закоренелым террористом.

— Если мы туда полезем, то нас покажут во всех программах новостей.

— Попробуйте с тыла.

— А почему бы и нет? — отозвался Римо и повесил трубку.

Пройдя по Саммер-стрит, они вошли в здание Южного почтамта. Он был все еще открыт, но совершенно пуст, не считая одинокого почтового клерка. Миновав операционный зал, Римо с Чиуном прошли в административные помещения, откуда быстро добрались до платформ «Амтрака»[12].

С этой стороны Южного вокзала не было никого, кроме одиноких полицейских, в основном слушающих свои рации.

— Похоже, нам повезло, — сказал Римо. — Мы можем проскочить сразу в двух местах.

Чиун посмотрел на свой чехольчик для ногтя и скривился.

— Эта штуковина не помешает тебе взобраться наверх? — спросил Римо.

— Конечно, нет, — неуверенно ответил Чиун.

— Может, пока положишь ее в карман, чтобы не потерялась?

— У меня нет карманов.

— Тогда пошли.

Выбрав подходящую площадку, где крупный песчаник доходил чуть ли не до земли, они начали восхождение.

Первым шел Римо. Прижав руки к шершавой поверхности каменных плит, он превратил свои ладони в присоски. Затем зацепился за камень носком ноги, на мгновение отнял от камня руку и стал быстро, как паук, подниматься вверх по вертикальной стене.

Мастер Синанджу использовал для подъема ногти и носки сандалий. Сначала он шел вровень с учеником, затем вырвался вперед.

— Мы же не на соревновании! — прошипел Римо, заметив, что старик прижал чехольчик для ногтя к ладони — чтобы не потерять.

— Тогда не бойся проиграть, — откликнулся Чиун.

Одновременно достигнув края крыши, они перевалили через карниз и распластались на поверхности, чтобы не «засветиться» под лучами прожекторов.

Пара вертолетов местных программ новостей барражировала в отдалении, видимо, подчиняясь приказу не приближаться на расстояние выстрела.

Невдалеке от залегших мастеров Синанджу за распростершим крылья каменным орлом прятался почтальон, держа в руке «узи».

— Убирайтесь! — кричал он толпе внизу. — Я недоволен. Сегодня я слишком недоволен. В моем нынешнем состоянии я способен на все.

— Ты слышал, Римо? — прошептал Чиун. — Он недоволен.

— Когда мы его возьмем, он рассердится еще сильнее, — проворчал Римо и двинулся вперед.

Избегая света прожекторов полицейских вертолетов, время от времени останавливаясь, а порой и возвращаясь назад, они, словно тени, незаметно двигались по крыше. Вскоре добыча оказалась совсем рядом.

Мохаммед Али никак не мог поверить в свою злосчастную судьбу.

Он спокойно сортировал почту в маленькой каморке, окрашенной в отвратительный розовый цвет, когда туда вошли два американца с каменными лицами и плохо повязанными галстуками.

— Мистер Мохаммед Али? — спросил один из «гостей».

— Да, это я.

— ФБР. Нам нужно с вами поговорить.

Мохаммед Али похолодел, но постарался сохранить невозмутимый вид. В конце концов, это ведь не мусульмане, а всего лишь тупые западники. Таких тупоголовых ничего не стоит обвести вокруг пальца.

— Я уже говорю с вами, — отозвался он.

— Придется вам пройти с нами в штаб-квартиру.

— Сейчас я очень занят. Может, позволите мне закончить дневную норму? Вы ведь знаете — почта должна доставляться при любых обстоятельствах.

— Нет, сейчас, — отрезал старший.

— Мне надо получить разрешение своего начальника. Здесь очень строгие порядки.

— Мы с ним уже договорились. Пойдемте, мистер Али.

Они были настроены серьезно. Едва сдерживая волнение, Мохаммед Али пожал плечами и сказал:

— Что ж, раз надо — я пойду. Правда, не знаю зачем.

— Мы еще поговорим об этом.

Все трое друг за другом двинулись к парадному выходу: агент, Мохаммед и еще один агент. Они не надели ему наручники, а зря. У самого выхода Али вытащил из кармана перечницу и резко развернулся.

Одно движение — и безбожные глаза неверного перестали что-либо различать.

Другой неверный повернулся на шум как раз вовремя, чтобы получить свою порцию.

Пока они сыпали проклятиями, заливаясь слезами, Мохаммед Али вернулся на свое рабочее место, достал из шкафчика «узи» и выбежал из здания через черный ход — прямо на платформу вокзала, где стояли люди.

Автомат, который Мохаммед Али держал в руках, сначала не заметили. Однако голубую куртку с голубым орлом — символом ПССШ — не заметить было невозможно.

Первый же прохожий, с которым столкнулся Али, тотчас в испуге отшатнулся. Завизжала какая-то женщина.

— Смотрите, еще один «пошел на почту»! — раздалось со всех сторон.

Началась паника.

Люди шарахались в разные стороны. И, конечно же, некоторые наталкивались на террориста.

Толпа подхватила и закружила Али, он как будто оказался среди стада испуганных слонов. И потому подняв кверху автомат, негодяй нажал на спусковой крючок.

— Назад! Назад, я вам говорю!

Человеческое стадо тут же изменило направление. Люди попрыгали на рельсы и затаились.

Мохаммед Али вихрем ворвался в главный вестибюль Южного вокзала и нос к носу столкнулся с полицейскими.

— Назад! — заорал он. — Я недоволен! Я очень недоволен!

Полицейские замерли, схватившись за пистолеты на поясе.

— Успокойся, приятель! — дружеским тоном проговорил один из них, подняв вверх руки. — Мы тебя не тронем. Просто положи свое оружие на пол. Ладно?

— Сегодня я чувствую себя отвратительно. И ни перед кем не сложу оружия.

Услышав такое, окружающие поежились.

— Слушай, не надо ухудшать и без того безрадостную ситуацию.

— Тогда дайте мне пройти! Я должен доставить почту. Вы не смеете меня останавливать, потому что это противозаконно. Знаете, есть закон, наказывающий за помехи в доставке корреспонденции. Это федеральное преступление — самое худшее из всех.

— Он явно спятил, — пробормотал один из полицейских. — Слушай, друг, давай поговорим спокойно. Меня зовут Боб. А тебя?

— Мохаммед Али.

Один из полисменов решил, что почтальон шутит. Чтобы заставить блюстителей порядка относиться к делу серьезно, Али поставил свой «узи» на одиночный выстрел и застрелил того, кто улыбался.

Остальные полисмены тотчас посерьезнели. Собственно, они попытались его убить.

Отстреливаясь через плечо, Мохаммед Али бросился к двери.

Поскольку вокруг было полно людей, стреляли редко и неметко.

Али бегал по лестницам вверх и вниз, и повсюду стражи порядка блокировали ему путь. Судя по выражениям их лиц, они его очень боялись.

Каким-то чудом негодяй в конце концов сумел выбраться на крышу Южного вокзала, откуда прекрасно просматривались все подступы.

Спустя несколько часов Мохаммед Али все еще сам распоряжался своей судьбой, хотя о бегстве уже не могло быть и речи: перекресток внизу заполнили неверные всех мастей.

Единственное, что ему оставалось, — это принести себя в жертву каким-нибудь впечатляющим способом, призванным прославить «Воинов Аллаха». Так называлась ячейка джихада, в которой состоял Мохаммед.

Однако проблема заключалась в том, что Мохаммед никак не мог придумать, что бы такое сделать, дабы перед ним распахнулись врата рая. У него остался всего один рожок с патронами, причем наполовину пустой.

Между тем преступное ФБР пыталось уговорить его спуститься вниз, а репортеры с почтительного расстояния выкрикивали свои просьбы и увещевания.

— Чего вы хотите, мистер Али?

— Я хочу убежать, глупец. Разве не видно?

— А почему и от чего вы хотите бежать? На вас что, оказывают давление?

— Да, да. Оказывают такие дураки, как вы.

— Давайте поговорим о давлении, Мохаммед. Что-то же сделало вас несчастным. Можете объяснить, что?

— Нет, это невозможно выразить словами.

— На свете не существует ничего такого, о чем нельзя было бы рассказать. Облегчите душу! Вам сразу станет лучше.

Мохаммед Али внял разумному совету и, прислонив «узи» к гигантскому каменному крылу, прострелил дураку голову.

Больше попыток уговорить его спуститься вниз никто не делал.

Неверные из толпы предлагали Мохаммеду спрыгнуть с крыши и тем самым покончить с жизнью. Вообще-то мысль неплохая. Но поскольку высказали ее неверные, Али не внял их уговорам.

В тот момент когда Мохаммед Али понял, что ему остается лишь засунуть себе в рот ствол собственного «узи», оружие вырвали из его рук.

Али застыл на месте, пытаясь совладать со страхом. Он не слышал приближающихся шагов, не видел ничьей тени — просто «узи», казалось, сам вырвался у него из рук.

Мохаммед проследил взглядом за своим автоматом и увидел высокого мужчину, глубоко запавшие глаза которого скрывала тень. Видимо, поэтому голова его здорово смахивала на череп мертвеца.

— Вы сошли с ума! — прошипел Али. — Я сумасшедший почтальон! Я очень, очень опасен!

— Чепуха! Ты всего лишь террорист. Пришла пора с тобой поговорить.

И неверный переломил ствол трофейного «узи». Оружие заскрипело, как бы жалуясь на свою судьбу, и упало на крышу бесполезным куском металла.

— Не может быть, — широко раскрыв глаза, пробормотал Мохаммед.

— А теперь предпримем кое-что еще, тебе будет очень больно.

— Боли я не боюсь, не боюсь даже смерти.

— Тогда ты узнаешь, что такое боль, магометанин, — донесся до Али другой голос.

И Мохаммед почувствовал такую острую боль, какой никогда прежде не испытывал. Ее источник, похоже, располагался где-то возле его уха, а само ухо, казалось, чрезвычайно медленно разрывают на части.

Али так и зашелся от крика.

Боль чуть утихла, и залитые слезами глаза правоверного принялись искать виновника недавней муки.

Перед ним стоял маленький, невероятно старый азиат.

— Кто ты, мумия?

— Твоя смерть, — нараспев произнесла мумия, глаза которой зловеще сверкнули в лунном свете. Она держала мочку правого уха Мохаммеда между большим пальцем и каким-то орудием пытки, надетым на палец указательный.

— Я ничего тебе не скажу, — гордо заявил террорист.

— Ты выдашь имя того, кто тобой командует.

— Никогда!

Тогда острое орудие пытки вонзилось глубже, и боль вернулась. Теперь болело не только ухо, но и плечо, и шея. Казалось, по телу пропускали электрический ток. Али знал, что на Западе практикуют нечто подобное, но до сегодняшнего дня не придавал значения этой ереси. Теперь же все его тело искрило, как от короткого замыкания. Да так больно!

Али стал молить Аллаха, чтобы тот помог ему выдержать мучения. Но Аллах его не услышал. Напротив, Мохаммед как бы издалека услышал слова, бесконтрольно вырывающиеся из его рта.

— Глухой Мулла! Я служу Глухому Мулле!

— А если подумать? Глухой Мулла ведь сидит в федеральной тюрьме. Надави посильнее, Чиун.

Боль стала совершенно невыносимой.

— Глухой Мулла! Ради Аллаха — мною командует Глухой Мулла!

— Дай-ка лучше я попробую, учитель. У тебя, похоже, не получается.

— Как бы не так! Магометанин не в силах мне сопротивляться.

— Но он говорит неправду.

— Нет, клянусь бородой Пророка, я не вру. Я слуга Глухого Муллы.

И тут в его плечо впились чьи-то стальные пальцы. В то время как из мочки уха по телу Мохаммеда распространялись электрические разряды, в плече словно бы ломались кости.

— Ради всего святого! Это Глухой Мулла! Что мне сделать, чтобы вы поверили? — простонал Мохаммед.

Внезапно все разновидности боли исчезли.

Оба мучители отодвинулись в сторону, и Али услышал их сдавленный шепот.

— Он говорит правду, — произнес высокий американец с головой, похожей на череп мертвеца.

— А я что тебе говорил? — проскрипела древняя мумия.

— Может, Глухой Мулла посылает указания из тюрьмы?

— Как знать.

И они вернулись.

— Каков же план игры? — спросил американец.

— Развязать террор, проливать кровь неверных и множить всякие неприятности, — неохотно выдавил Мохаммед. — Тогда страна неверных падет, и на земле идолопоклонников взойдут чистые цветы ислама. Это делается для вашего же блага, поскольку внутренне вы все истинные мусульмане.

— Какова твоя роль?

— Я должен был что-то взорвать по приказу.

— Что именно?

— То, что прикажут.

— А что тебе приказали?

— Мне еще не приказывали! Что я буду за террорист, если, зная о готовящихся операциях, попаду в руки врага?

— Террорист, представляющий ценность, — сказала мумия.

— Значит, я не представляю ценности? — опустил голову Мохаммед.

— Для нас нет, — ответил американец.

— Вы меня убьете?

— Нет. Ты совершишь самоубийство.

— Я хочу умереть, меня ждут в раю. Но я не желаю совершать самоубийство, не прихватив с собой нескольких неверных. Я почтальон-самоубийца, а не дурак.

— Ты и то, и другое.

— Разве так бывает?

Тут американец схватил магометанина, перебросил через орла с распростертыми крыльями, и Мохаммед Али увидел летящий ему навстречу тротуар. Последняя мысль его перед тем, как разбить голову о твердый бетон, была такая: Я еще слишком молод, чтобы просто взять и умереть.

Спустившись с другой стороны здания, Римо и Чиун смешались с толпой зевак.

— Все гораздо проще, чем мы думали, — сказал Римо. — Мы знаем, где находится Глухой Мулла. Нам нужно только извлечь его оттуда.

— Задания Смита никогда не бывают легкими, — возразил Чиун.

— А это легкое.

— Не надейся слишком-то.

У самого перекрестка Атлантик-авеню и Саммер-стрит их с воем обогнала машина «скорой помощи».

— К чему такая спешка? — удивился мастер Синанджу. — Ведь он мертв.

— Видимо, они хотят забрать его, прежде чем телекамеры заснимут каждую каплю крови.

— Неужели какие-то кретины наслаждаются видом крови?

— Конечно, те, которые не сталкиваются с этим каждый день, как мы с тобой, — буркнул Римо.

Учитель кивнул, продолжая смотреть по сторонам. Внезапно он прищурил глаза и как-то странно зашипел.

Римо заметил Тамайо Танаку мгновением позже. Она замерла перед передвижным телефургоном, держа перед чувственными красными губами микрофон с эмблемой четвертого канала.

Благодаря своей способности отфильтровывать шумы мастера Синанджу услышали, что она говорит.

— ...неопровержимая информация, что в Почтовую службу Соединенных Штатов проникли мусульманские террористы, стремящиеся к мировому господству.

Танака дотронулась до наушника, позволяющего ей слышать передачу из студии.

— Да, мусульманские террористы. Не ополчение, как сообщалось раньше. И не фракция профсоюза почтовых служащих.

— Что ж, прекрасное начало, папочка. Теперь начнется паника, — хмыкнул Римо.

— Я не виноват, — отозвался Чиун.

— Пока, Дженис, — сказала Тамайо Танака и передала микрофон звукорежиссеру.

Девушка как раз поправляла грим, когда перед ней словно из-под земли выросли Римо с Чиуном.

— Думаю, вам по меньшей мере нужны три источника, чтобы выдать в эфир нечто подобное тому, что вы только что сказали, — произнес Римо.

— Ну, двое — это вы, — отозвалась Танака, не отрывая взгляда от зеркальца.

— Строго неофициально.

— А третий источник — я сама, — добавила она. — У меня неплохой рейтинг, что и обеспечивает доверие к моей информации.

— А что, если мы все ошибаемся? — спросил Римо.

— Тогда ведущий воскресной программы выскажет пятнадцатисекундное опровержение. У меня глаза ровные?

— Один чуть ниже, — откликнулся Чиун.

— Который?

— Сами догадайтесь, — вмешался Римо. — Между прочим, вы должны нам двадцать долларов за поездку на такси.

— Это была моя машина. Вы ее угнали. Скажите спасибо, что я не вышвырнула вас вон!

— Знаете, вы напоминаете мне Читу Чинг.

Тамайо широко улыбнулась.

— О, мой идеал! Я стану такой же.

— Нельзя сказать, что она очень уж приятная женщина.

— В любом большом городе найдется по крайней мере одна ведущая-азиатка, и каждая из них сражается за то, чтобы занять место Читы Чинг. А я только что шагнула вверх по золотой лестнице.

Танака, сжав губы, пришла к выводу, что они слишком красные, и потянула звукорежиссера за рукав. Тот же настолько был занят микрофонным кабелем, что и глазом не моргнул, пока Тамайо аккуратно вытирала губы о рукав его белой рубашки.

— Вот сейчас нормально, — заключила она, отпуская руку звукотехника. — А то я выглядела как проститутка.

— Очень точно подмечено, — откликнулся Римо. — Пойдем, папочка.

От Южного вокзала в Квинси шла прямая линия метро. Пробившись сквозь толпу, они вскочили в поезд.

От остановки «Северное Квинси» было совсем близко до замка Синанджу, представлявшего собой реконструированную церковь.

Римо сразу же позвонил Харолду В. Смиту.

— Новости хорошие и плохие. Какие сообщить сначала?

— Сначала плохие, — отозвался глава КЮРЕ.

— Идиотка с местного телевидения по имени Тамайо Танака только что сообщила публике, что в почтовую службу проникли мусульманские террористы.

В кислом голосе Смита слышалось некоторое удивление.

— Откуда же у нее такие сведения?

— Думаю, Чиун сам все объяснит, — произнес Римо, передавая трубку учителю.

— Это неразрешимая загадка, — проскрипел мастер Синанджу, обеими руками взяв трубку. — Не стоит даже голову ломать, иначе просто с ума можно сойти.

— Он ей сказал, — пояснил Римо, забрав трубку у Чиуна.

— У нее нет других источников?

— Нет, но, кажется, ее это совсем не смущает.

Смит испустил вздох, напоминающий скрип двери в старом сарае.

— Ну где ваши хорошие новости? — наконец спросил он.

— Террорист выдал имя своего руководителя.

— Да?

— Вы когда-нибудь слышали о Глухом Мулле?

— Он же в тюрьме.

— Как и Джон Готти. А тот, по слухам, руководит делами на воле по телефону.

— Весьма полезная информация, — откликнулся глава КЮРЕ. — Если мы изолируем Глухого Муллу от внешнего мира, то сразу же разрушим весь заговор.

— Как продвигается облава?

— ФБР задержало семь основных подозреваемых.

— Неплохо. А мы чем можем помочь?

— Терпение. Я пока занят портретом Джо Кэмела.

— Хотелось бы увидеть мерзавца живьем, — проворчал Римо.

— Не исключено, — обронил Смит и отключился.

— Что бы такое сделать, чтобы быть в курсе сегодняшних событий? — спросил Римо, повесив трубку.

— Посмотреть правильную Ву, — ответил Чиун.

— После Тамайо Танаки, — отозвался ученик, — я готов смотреть на любую Ву.

Глава 22

В тиши мечети аль-Бахлаван, затерявшейся где-то на просторах Огайостана, перед компьютерным терминалом застыл Глухой Мулла. Рядом на ковре лежала слуховая трубка. Вооруженные русскими автоматами и острыми саблями, в дверях стояли верные афганские стражи.

Электронная почта оказалась прекрасным способом связи с сетью моджахедов — особенно если в ушах постоянно звенит. «Тиннитус», — заключили доктора из Красного Полумесяца. Результат преждевременного взрыва бомбы, предназначавшейся для нынешнего безбожного египетского фараона. «Чепуха! — думал Глухой Мулла. — Это голос Аллаха, призывающего меня исполнить свою земную миссию».

Уже состоялись контакты с Чикагостаном, с Вашингтонстаном, с Лос-Анджелесстаном — в общем, со всеми крупнейшими городами, куда моджахеды принесут смерть и разрушения.

И это только начало.

От Ала Ислама из Филадельфиястана пришла всего одна строчка:

«Жду призыва к оружию».

«Терпение! — набрал на клавиатуре Глухой Мулла. — Терпение».

«Когда я умру, выполнив подобающую мне почетную миссию?» — спрашивал Патрик О'Мекка из Вашингтонстана.

«Когда Аллах решит, что пришло время», — отвечал Глухой Мулла.

Не было связи только с Ибрагимом Линкольном из Чикагостана, который уже должен был принести себя в жертву. Да и Мохаммед Али из Бостонстана не вышел на связь в назначенный час.

Глухой Мулла так и застыл перед компьютером. Часы, казалось, остановились...

Наконец компьютер подал сигнал, и электронный муэдзин призвал правоверных на молитву.

Опустившись на молитвенный коврик, Глухой Мулла погрузился в размышления.

Помолившись, он глубоко задумался. Интересно, почему сегодня не было сообщений от многих его посланцев? Куда же они подевались после такого триумфа? Мужчины они или женщины, испугавшиеся того, что было сделано во имя Аллаха?!

На экране под заголовком «Осложнения» появилось сообщение от Абд аль-Хазреда.

«Мохаммед из Бостона стал мучеником», — прочитал Глухой Мулла.

«Как такое могло случиться? — напечатал Мулла в ответ. — Ему ведь еще не отдали приказа».

«Преступное ФБР выследило его, и, чтобы избежать плена, он принес себя в жертву. Все выпуски новостей только и твердят об этом».

«Все сколь-нибудь ценные новости исходят от Аллаха, от которого исходит и вся благодать», — в гневе набрал на клавиатуре Глухой Мулла.

«Мы засветились?»

«Разве такое возможно?»

«Я не вижу сообщений от многих наших собратьев».

«Они запаздывают. Но в назначенный час обязательно пришлют, иншалла».

Тем не менее время шло, а от пропавших ни слуху ни духу. "Похоже, положение серьезное, — подумал Глухой Мулла. — Очень серьезное. Близится час, когда нужно выдвигать первое требование. Пора бы уже определиться поконкретнее. Может, потребовать выпустить на свободу всех исчезнувших — если они попали в руки безбожников?

Нет, это станет проявлением слабости, ибо они поймут, что горстка бойцов имеет для нас большое значение. Пусть лучше неверные считают, что они захватили лишь малую часть большой армии.

Тогда какое же требование выдвинуть? Что имеет ценность в глазах Аллаха?"

Глухой Мулла смотрел на зеленый экран с его электронными минаретами и молил Аллаха, чтобы тот направил его мысли в нужную сторону.

Придумать бы что-то такое, что неверные легко бы выполнили. Пусть это будет политическая, а не военная победа, но исламский мир увидит, что можно поставить на колени самого Великого Сатану — Америку.

Как бы в ответ на экране появилось сообщение от Сида эль-Сида, то бишь Сиддика эль-Сиддика, озаглавленное: «Появилась лицемерная Гхула!»

Глухой Мулла довольно улыбнулся. Да, вот она, та победа, которая сейчас очень нужна.

Наклонившись над клавиатурой, Мулла стал набирать текст ультиматума. Одним нажатием кнопки он будет автоматически передан по факсу в штаб-квартиру ФБР, а также в редакции крупнейших средств массовой информации.

К полуночи это станет главной темой «Ночного зеркала».

А ведь война против страны неверных идет только один день!

Глава 23

В штаб-квартире ФБР на Пенсильвания-авеню из факсимильного аппарата выполз листок бумаги. Он остался незамеченным, потому что директор ФБР как раз пытался разобраться, что, черт возьми, происходит с его местными отделениями.

— Кто отдал приказ на арест того типа в Бостоне? — спрашивал он у агента, заведующего бостонским отделением ФБР.

— Сэр, вечером поступило указание из вашего офиса: арестовать этого типа — Мохаммеда Али.

— Боксера?

— Нет, это другой человек, сэр.

— Кто отдал приказ об аресте?

— Помощник старшего спецагента Смит.

— А как его зовут? — спросил директор, подумав о том, что помощников старших спецагентов так же много, как вице-президентов в «Ай-Би-Эм».

— Я вот смотрю сейчас на приказ — там нет имени. Только закорючка.

— И что за закорючка? Первая-то буква какая? Что, не можете определить первую букву?

— Нет, сэр, там просто закорючка — и все.

— У нас на руках мертвый почтальон, и все крупнейшие редакции хотят знать, почему мы его арестовали. Из других отделений докладывают, что мы задержали с полдесятка почтовых служащих, и никто не может сказать почему.

— Надо спросить об этом у Смита, сэр.

— У какого именно? Вы хоть представляете, сколько на свете Смитов?!

— У нас здесь в Бостоне тоже есть несколько.

— Все пресс-релизы и другие публичные заявления обязательно пропускать через меня. Ясно?

— Да, мистер директор.

Директор ФБР повесил телефонную трубку, удивляясь, как же так получилось. В ЦРУ разные мошенники постоянно выкидывают подобные фокусы, но в ФБР такого до сих пор не случалось.

К счастью, только бостонский инцидент стал достоянием общественности, и то лишь потому, что производившие арест агенты провалили дело — в чем бы оно ни заключалось.

Зажужжал селектор.

— Сент-луисское отделение на проводе.

— Соединяйте.

— Это начальник сент-луисского отделения Макбейн, мистер директор. Значит, надо задержать подозреваемого на неопределенный срок?

— Я такого приказа не давал, — огрызнулся директор.

— Так что, освободить?

— Этого тоже не надо делать. И имейте в виду, мы с вами говорим неофициально.

— Не могу понять, зачем мы взяли этого типа?

— Как только я все выясню, вы получите дальнейшие инструкции, — прорычал директор.

— Мне приказано задержать для допроса работника ПССШ по имени Ал Ладин. Хорошо бы узнать, кто должен его допрашивать и на какой предмет?

— Он же почтовый служащий, не так ли?

— Почтальон.

— Тут по всей стране почтальоны «пошли на почту». Одного этого уже достаточно. В общем, подержите подонка у себя, пока я не дам дальнейших указаний.

— Да, мистер директор.

Директор ФБР с грохотом бросил трубку, гадая, не происки ли это начальника Бюро по контролю за алкоголем, табаком и огнестрельным оружием.

Впрочем, через минуту про БАТО он уже начисто забыл.

— Вот, только что поступило. — Секретарь положила на стол директору лист бумаги. — Кажется, это важно.

Директор поднес бумагу к глазам. Позади был долгий рабочий день, поэтому директор сначала даже не понял, о чем шла речь, и ему пришлось прочитать сообщение снова.

И только тогда до сознания усталого директора ФБР дошло.

— О Боже! — простонал несчастный.

Доктор Харолд В. Смит располагал компьютерными «жучками» во всех учреждениях официального Вашингтона. Если в ФБР, ЦРУ, АНБ или любое другое из многочисленных правительственных ведомств США поступал факс, то его копия немедленно заносилась в обширную базу данных КЮРЕ.

С помощью рисунка с рекламы сигарет «Кэмел» графическая программа методично заполняла пустые места на плакате ФБР «Разыскивается Джо Кэмел». Сначала коричневая физиономия выглядела нелепо. Тогда Смит запустил автоматическую обработку, которая принялась очеловечивать образ.

Нос уменьшился, глаза тоже. Постепенно менялись и другие детали. Карикатура превращалась во вполне приемлемый портрет человеческого существа, правда, с очень большим, верблюдообразным носом.

Так как трансформация производилась с карандашным наброском, то можно было не заботиться о такой мелочи, как цвет глаз или волос. Как только программа закончила работу над портретом, Смит разослал его в отделения ФБР по всей стране.

Но не успел он расслабиться, как вдруг раздались звуковые сигналы, говорившие о поступлении важных факсов в правительственные учреждения. Причем во все сразу.

Смиту не надо было даже выяснять, в чем дело.

Кто-то направил важное сообщение во все адреса одновременно.

Смит тут же вывел на экран перехват факса, поступившего в штаб-квартиру ФБР:

Исламский фронт Американского союза почтовых служащих сегодня предъявляет Стране неверных следующее требование:

Чтобы изменница Абир Гхула навсегда прекратила отравлять антиисламским ядом берега Великого Сатаны, иначе именуемого Америкой.

Если лицемерная Гхула вступит на американскую землю, она будет уничтожена, а на Страну неверных обрушится вторая волна террора.

Первую волну террора в этот великий день нашей славы вы уже испытали на себе.

Обратите особое внимание на это предупреждение, потому что другого не будет. «Посланники Мохаммеда» находятся повсюду, их лица от вас скрыты, их цели вам неизвестны. Мы можем нанести удар когда угодно и где угодно, и теперь, когда Великий Сатана знает об этом, пусть он не рискует вызвать наши дальнейшие действия.

Иль-я ислам!

Глава КЮРЕ нахмурился. Странно, очень странно. Смит ожидал ультиматума и знал, каким он должен быть. Имело смысл только одно требование.

Если, как выяснили в Бостоне Римо и Чиун, террористическая группа работает по приказам Глухого Муллы, то единственно логичным первым требованием было бы освобождение Глухого Муллы.

Ну а если нет — то освобождение их недавно захваченных агентов.

«Может быть, — подумал Смит, — они просто до сих пор не знают, что потеряли так много людей? Что ж, вполне вероятно».

Но требование, которое они выдвинули, — не очень существенное. Всего-навсего тест на наличие у Америки политической воли.

Не стоит даже обсуждать вопрос о возможности приезда Абир Гхулы в Америку, поскольку она фанатичнее всех мусульманских религиозных фанатиков, вместе взятых. И совершенно невероятно, что кто-то из официальных лиц в Вашингтоне стал бы помогать осуществлению ее грандиозных планов возродить ислам на новой основе.

Глава 24

Абир Гхула была той самой женщиной, которую больше всего ненавидели в исламском мире.

Ее ненавидели не за то, что она исповедовала иную религию, ибо Гхула была мусульманкой. Не за то, что была откровенной феминисткой и отказывалась носить чадру. И даже не за то, что она сделала два аборта, имела одновременно двух мужей и спала с тремя мужчинами разного вероисповедования, хотя все это недвусмысленно запрещено Кораном.

Вышеперечисленные прегрешения тридцатитрехлетней бывшей преподавательницы Каирского университета по специальности «политическая история», конечно, подвергались осуждению всех благочестивых мусульман. Но не они заставили мулл, шейхов и других святых издать религиозный эдикт под названием фатва, с призывом к немедленному повешению Абир Гхулы. Все дело было в том, что она попыталась ревизовать Коран, дабы приспособить его к требованиям девяностых годов.

Плохо было уже то, что речь шла о девяностых годах, а ислам не признает никаких девяностых: у мусульман другой календарь. Существенным оскорблением стало и то, что Абир Гхула прошлась по Корану, произвольно заменяя пол действующих лиц, так что Мухаммед стал женщиной, а его жены — то женщинами, то мужчинами. Впрочем, и это можно было принять, например, за действия сумасшедшей, а не еретички или муртад — отступницы.

Нет, преступление из преступлений заключалось в том, что в своем «Пересмотренном Коране для женщин» Абир Гхула с помощью эмпирических рассуждений, приводящих в ярость как неверных, так и мусульман, доказывала, будто Аллах является женщиной!

Когда шестнадцать отпечатанных на компьютере экземпляров ее пересмотренного Корана были конфискованы и уничтожены, Абир Гхула куда-то исчезла и написала книгу под названием «Аллах — это женщина».

Копия ее попала в Интернет, книгу тут же опубликовали в Великобритании, и оттуда она распространилась по свету как ядовитые семена одуванчика.

Именно тогда Великий аятолла в Иране издал свою фатву.

Абир Гхула в ответ издала свою собственную, в которой поносила аятоллу и предлагала ему всяческие непристойности.

Исламские радикалы тщетно пытались разыскать Абир Гхулу по всему Египту. Ее фотография была развешана на стенах домов и передана по всем мыслимым информационным каналам. За голову Абир Гхулы предлагалось большое вознаграждение. Кандидатам в мученики был обещан немедленный и безусловный доступ в рай, если они погибнут в ходе операции по уничтожению изменницы Гхулы. Чувствительное к требованиям верующих египетское правительство развесило фотографии Гхулы во всех аэропортах и пограничных пунктах, пытаясь не допустить ее выезда из страны. Правда, правительство не собиралось ни судить Гхулу, ни выдавать ее исламскому суду. Однако власти хорошо понимали, что если она прорвется в какую-нибудь западную страну, то взбаламутит исламский мир так, как этого не делал никто со времен Салмана Рушди.

Но когда Абир Гхула вошла в каирский аэропорт с билетом до Нью-Йорка через Париж, на ней никто даже взгляда не остановил. Ничье внимание не привлекли золотистые глаза, которыми славились женщины ее племени, или густые брови, которые многие считали признаком сатанинского влияния.

Все дело в том, что в нарушение всех данных Гхулой клятв, гибкое тело и лицо ее скрывала длинная чадра.

В сочетании с элегантными солнечными очками она служила прекрасной маскировкой.

Никто не остановил Гхулу и не спросил у нее билета. Никто не потребовал предъявить паспорт. Сейчас никто не задерживает людей, желающих покинуть свою родину, — проблемы возникают только на въезде.

И так Гхула незамеченной выскользнула из Египта.

Перед стойкой нью-йоркской таможни возникла высокая фигура, окутанная покрывалом. Собственно, через этот пост прошло уже немало женщин под чадрой. Впечатление было такое, будто сюда ринулся весь Ближний Восток.

Но эта женщина привлекала внимание тем, что приехала одна. Обычно завернутые в покрывало мусульманские женщины путешествовали в сопровождении мужей или мужчин-родственников.

— Ваш паспорт, — потребовал таможенник.

Женщина взялась за край своего черного одеяния и приподняла его.

Покрывало парашютом опустилось на голову таможенного агента Дэна Диммока.

— Что за черт? — сбрасывая его, ругнулся Дэн.

Стоявшая перед ним женщина по-прежнему была завернута в покрывало. Но, как выяснилось, больше на ней ничего не было. Не было даже намека на белье.

— Я Абир Гхула и приехала в Америку распространять слово Ум Аллахи, в своей безграничной мудрости и милосердии создавшей всех нас.

— Ум?..

— Ранее известная как Аллах.

— Не знаю никого с таким именем.

— Вы поклоняетесь кресту?

— Никогда не слышал ни о чем подобном.

— Пусть ваш мертвый бог Исса остается на своем грубом кресте. Ум Аллаха шлет свою милость и любовь через меня, своего пророка.

— Даю вам последний шанс, — сказал агент Диммок, потрясенный видом ее тугих сосков. — Покажите мне свой паспорт, и я не стану вас арестовывать.

— Ни муллы, ни даже фараон не могут меня арестовать. Почему вы считаете, что вам удастся выполнить эту невыполнимую задачу?

— Потому что у вас нет визы, вы прибыли нелегально и подлежите депортации, — спокойно ответил агент Диммок.

— Арестуйте меня. Меня это нисколько не волнует, — ответила Абир Гхула.

— Вы хотите, чтобы вас арестовали?

Она с вызовом уперла руки в лирообразные бедра.

— Это не имеет значения. Мне удалось попасть в Америку, где я вправе проповедовать слово Ум Аллахи.

— Слушайте, я в последний раз спрашиваю, есть у вас виза или нет?

Вместо ответа женщина подняла руки вверх. Под материей отчетливо обозначилась ее высокая грудь.

— Теперь видите мою визу?

— Нет, — отозвался Диммок, привлекая любопытные взгляды. — Пожалуй, у меня не остается другого выхода, кроме как арестовать вас за попытку нелегального въезда в Соединенные Штаты.

Внезапно женщина вспрыгнула на стойку и вытянула вперед свои длинные ноги.

— Моя виза в Америку находится в средоточии моей женственности. Посмеете ли вы ее достать, безбожник?

— Я верю в Бога, — сказал Диммок, не зная, куда девать глаза.

— Верите ли вы в Ум Аллаху, Матерь матерей?

— Не настолько, чтобы совать свои руки куда не следует, — ответил агент и нажал кнопку вызова.

Абир Гхулу препроводили в камеру для задержанных и принялись оживленно обсуждать проблему.

— Она говорит, что виза у нее там, — объяснил Диммок своему начальнику.

— Вызови надзирательницу, — произнес тот.

— Вряд ли мы имеем на это право — даже с надзирательницей.

— А может, она сама, так сказать, выжмет документ из себя?

— Отказывается. Настаивает, чтобы вынули мы.

— Как, она говорит, ее зовут?

— Я не уловил. Фамилия ее Гула или что-то в этом роде.

— Гула, гула... Дай-ка я проверю по списку нежелательных иностранцев.

Проверив «черный список», начальник сказал:

— Ее имя, случайно, не «Абир»?

— Ну да.

— Это же фундаменталистка из Египта! Давай-ка мы отфутболим эту штучку наверх.

— А куда?

— Как можно выше, чтобы голова у нас больше не болела.

Неприятное дело мусульманской еретички Абир Гхулы сначала обрушилось на голову начальника Службы иммиграции и натурализации, потом — генерального прокурора, которая задумчиво изрекла:

— Пожалуй, пусть с ней разбирается исполнительная власть.

— Вот и прекрасно! — обрадовался начальник Службы иммиграции и натурализации. Он знал, что иначе ни одной политической проблемы не решить.

Через полчаса глава СИН с изумлением услышал, как из уст генерального прокурора прозвучало:

— Отпустите эту женщину. Мы даем ей политическое убежище.

— Таково указание Президента? — недоверчиво спросил начальник СИН.

— Нет, Первой леди. Я вышла на самый верх.

Когда Абир Гхуле сообщили, что ей дан специальный статус «беженца от сексуальных репрессий», египтянка спросила только одно:

— А пресса в курсе?

Абир Гхула дала свою первую пресс-конференцию совершенно голой — только для красоты она обмотала вокруг пояса черную чадру. Пресс-конференция проходила при переполненном зале в нью-йоркской штаб-квартире Национальной организации женщин.

— Отвергните ваших мужских богов, ваших фальшивых пророков и ваши бесстыдные фаллические символы! Я призываю всех американских женщин в объятия Ум Аллахи, нашей общей Матери. И пусть ваши соотечественники-мужчины поднимут покрывало и припадут к ее позолоченным ступням.

— Вы отрекаетесь от Аллаха? — спросил кто-то из репортеров.

— Нет. Никакого Аллаха не существует. Это всего лишь маска, за которой скрываются имамы и муллы, потому что они слишком стары, чтобы прятаться за материнской юбкой.

— А как насчет фатвы?

— В гробу видала я эту фатву, — ответила Абир Гхула.

— А вы не боитесь? — поинтересовался корреспондент журнала «Пипл».

— Я ведь в Америке. Что могут сделать мне муллы, если я нахожусь под защитой второй поправки?

— "Не упоминай имя Господа твоего всуе".

— Нет, я о другом.

— Во второй поправке говорится о праве на ношение оружия. Наверное, вы имеете в виду первую поправку к Конституции?

— Не важно, какая поправка, важно, что религиозная свобода распространяется на американцев всех вероисповеданий.

— Вы слышали об атаках мусульманами Нью-Йорка?

— Я слышу о них каждый день. Все эти мужские словопрения остались в Каире.

— Группа джихада под названием «Посланники Мохаммеда» проникла в почтовую службу и сеет всюду хаос и разрушение.

— Тогда я требую защиты, — не моргнув глазом, ответила Гхула. — Если меня убьют, тем самым будет нанесен страшный удар по свободе вероисповедания, и не только здесь, но и в других странах, где женщины подвергаются угнетению со стороны мужчин.

— Эта группа потребовала, чтобы вас в наручниках вернули в Каир.

— У них ничего не выйдет! — фыркнула Гхула.

— Такое требование они выдвинули Белому дому.

— Сама Первая леди предоставила мне свою защиту.

— А если через месяц ее не изберут?

— Они не посмеют! — сверкая глазами, в ярости ответила Гхула.

— Такое случается каждые четыре года, — бесстрастно констатировал корреспондент.

И тут на глазах собравшихся журналистов Абир Гхула побледнела с головы до ног.

Не говоря ни слова, она развернула свою чадру и, набросив на себя, закрыла лицо дрожащими руками.

— Я не боюсь! — нетвердым голосом произнесла «беженка».

Глава 25

К девяти часам вечера генеральный почтмейстер решил, что худшее уже позади.

На Манхэттене больше никто не стрелял. В Оклахома-Сити тоже все утихло. Нападавшего все еще искали, но пока не нашли.

А самое главное — Президент ему не звонил. Наверное, решил переждать. Срок его правления подходил к концу, видимо, поэтому некоторые посты в кабинете так и оставались вакантными.

По всей стране в почтовых отделениях ввели в действие чрезвычайную программу по поддержанию психологической стабильности. Конечно, из-за этого доставка почты прекратится почти на неделю, но сейчас никто и не надеется на ее своевременность. В конце концов, чего можно ожидать за какие-то вшивые тридцать два цента?

Генеральный почтмейстер запихивал в портфель листы почтовых марок, предназначенные в качестве рождественских подарков ближайшим родственникам, когда секретарша сообщила:

— На проводе бостонский почтмейстер.

— Узнайте, чего он хочет.

— Почтовый служащий совершил самоубийство, — отозвалась секретарша.

— Ну и что так нервничать? Наши служащие каждую неделю совершают самоубийства. Прошу меня больше не отвлекать.

— Он говорит, что тот почтальон скрывался от ФБР.

— Узнайте, не он ли стрелял в Оклахома-Сити.

— Бостон считает, что нет, — секунд через десять ответила секретарша, — но очень хочет поговорить с вами.

— Запишите его сообщение. У меня был чересчур напряженный день.

Засунув наконец в дипломат новенькие марки с изображением Элвиса, генеральный почтмейстер Соединенных Штатов покинул свой кабинет. Секретарша тем временем пыталась записать сообщение из Бостона в желтый деловой блокнот.

Почтмейстер уже направлялся к выходу, когда девушка повесила трубку, вырвала лист из блокнота и крикнула ему вдогонку:

— Вероятно, вам будет небезынтересно....

— Прочтите, — нахмурившись, проворчал почтмейстер.

— "Местная телевизионная станция сообщает, что в Почтовую службу Соединенных Штатов проникли мусульманские террористы с целью проведения кампании террора против всего населения. Подробности не сообщаются".

Сразу повлажневшая рука почтмейстера застыла на ручке двери.

— А ну-ка соедините меня с Бостоном. Срочно! — рявкнул он и бросился к себе в кабинет. И без того длинное лицо почтмейстера вытянулось и почти сравнялось по длине с галстуком.

Бостонский почтмейстер попытался что-то объяснить, но генеральный резко оборвал:

— И вы позволили ФБР вывести нашего служащего из здания?!

— Но это же ФБР, мистер почтмейстер!

— Это всего-навсего подразделение Министерства юстиции. А мы напрямую подчиняемся Президенту. Поняли, Бостон?

— Препятствовать действиям ФБР — позиция антиамериканская.

— Что было хорошо для Дика Никсона, хорошо и для меня. — Генеральный наконец успокоился. — Они сказали, за что его разыскивают?

— Нет. Сказали только, что один агент из Службы по борьбе с насилием среди почтовых служащих, а другой — из подразделения по борьбе с терроризмом.

— Службы по борьбе с насилием...

— Да. Я о такой никогда не слышал, а вы?

— Нет, но гарантирую, что скоро ее не станет. Что они там, в Министерстве юстиции, с ума посходили, что ли? Нельзя же возводить на службу такую клевету!

— После сегодняшнего дня я бы не стал утверждать ничего, сэр, — упавшим голосом отозвался Бостон. — Человек, который выпрыгнул, значится у нас под именем Мохаммеда Али.

— И вы его не уволили?

— За что, сэр? За то, что он мусульманин? Мы не можем уволить человека из-за его религиозных убеждений. Он гражданин США и сдал все положенные экзамены.

— Занимайтесь делом, или я разжалую вас в почтальоны. Ясно?

— Да, сэр, — ответил Бостон.

Работа над составлением пресс-релиза, категорически опровергающего слухи о будто бы проникших в почтовую службу исламских террористах, была в самом разгаре, когда генеральному позвонил Нед Допплер.

— Деймон, это Нед, — произнес ведущий программы «Ночное зеркало».

— Здравствуйте, Нед, — приветливо отозвался почтмейстер. Он был частым гостем программы «Ночное зеркало» — собственно, каждый раз, когда поднимали цены на марки. А куда деваться? Иначе пришлось бы вернуться к благословенным дням «Пони-экспресс» и двухразовой доставке почты.

— Тема сегодняшней передачи — взрывы на Манхэттене. Хотелось бы, чтобы вы изложили свою точку зрения на происшедшее.

— Я не выработал своей точки зрения. Все это не имеет никакого отношения к нашей службе.

— Мы пригласили бостонского репортера Тамайо Танаку, которая впервые рассказала о мусульманском проникновении в вашу организацию.

— Но не можете же вы поддерживать такие нелепые слухи! Доказательств-то ведь нет!

— Она передала — значит, уже есть информация. Вы что, хотите дать опровержение?

— Нет, не хочу. Просто было бы крайне безответственно подтверждать такую чепуху. Вы что, хотите запугать американскую общественность? Погубить нашу службу? Скажите, Нед, неужели так оно и есть?

— Нет, — задумчиво ответил Нед Допплер. — Но, возможно, вам небезынтересно будет узнать, что хорошо информированные источники в Министерстве юстиции сообщили нам о проведении облавы на эту группу джихада. Кстати, группа взяла на себя ответственность за проведенные акции и пригрозила новыми, если Абир Гхулу к завтрашнему утру не депортируют из страны.

— А кто такая Абир Гхула?

— Представьте себе нечто среднее между Салманом Рушди и Марией Стюарт.

— Разве такое возможно?

— Приходите в студию ровно в одиннадцать и убедитесь сами. Она тоже приглашена.

— Похоже, вы не оставляете мне выбора? — спросил генеральный почтмейстер.

Нед Допплер сухо засмеялся.

— Делать новости — все равно что делать сосиски. Оттого что наблюдаешь за процессом, продукт лучше не становится.

Генеральный почтмейстер Соединенных Штатов положил трубку и нажал кнопку селектора.

— Свяжитесь с нашими отделениями во всех крупных городах и узнайте все что возможно относительно облавы на почтовых служащих, которую устроило ФБР.

— Хорошо, сэр.

Чувствуя, что внутри у него все сжалось, почтмейстер откинулся на спинку красного кожаного кресла.

Десять минут назад он считал, что этот длинный день уже закончился. Теперь он понимал, что начинается гипердлинная ночь.

Глава 26

Тамайо Танака чуть не прыгала от радости.

Она появится на общенациональном телевидении! Более того — в «Ночном зеркале»! Да к тому же — в «Ночном зеркале» во время настоящего общенационального кризиса!!!

Это было то, о чем она мечтала.

Поэтому Тамайо Танака должна быть абсолютно уверена, что выглядит так, как нужно.

О, как нелегко каждое утро преображать это белое, как булка, лицо! Приходилось надевать длинный черный парик, вставлять в глаза коричневые контактные линзы и раскрашивать кожу в желтоватый цвет. Но сильнее всего она мучилась с глазами.

Оба глаза должны были иметь четкий монголоидный разрез, иначе Танака становилась похожа на китаянку или того хуже — на Женщину-с-двумя-лицами из кинофильма про «Бэтмена».

Пока такси двигалось из аэропорта имени Даллеса в вашингтонскую студию «Ночного зеркала», Тамайо продолжала колдовать над глазами.

В начале своей карьеры она для закрепления трансформации использовала прозрачный скотч. Тогда она еще не работала на телевидении, а зарабатывала на обучение в колледже, снимаясь голой в кинофильмах.

— Многие актрисы начинали с этого, — заявил ей продюсер, пытавшийся подцепить девушку на дискотеке в Индианском университете.

— Я не собираюсь становиться актрисой, а мечтаю о телевизионной карьере.

— Глория Стайнем однажды позировала «Плейбою».

— Пальцем в небо! Она и так была "девушкой «Плейбоя», к тому же существовало какое-то тайное соглашение. Нет, это не в счет.

— Ну, как хотите, — хмыкнул продюсер, допивая свой бокал. — Попробую тогда уговорить ту маленькую японочку.

Тамми Террилл посмотрела своими голубыми глазами в прокуренный угол, где, потягивая коктейль «Кровавая Мэри» — такой же красный, как и ее губы, скучала девушка в обтягивающем ярко-красном платье.

— Ее? Она вряд ли знает, как что делается.

— Азиатские женщины очень гибкие. Для моей киношки мне нужна акробатка. Там надо изгибаться буквой «зю».

— Это не по моей части. Я предпочитаю миссионерскую позу — лицом к лицу, потом отвернулись друг от друга — и сразу спать. Мне всю жизнь придется вставать рано.

— Ну и что хорошего? — хмыкнул продюсер. — А у меня платят пять грандов[13] за три дня работы — если это можно назвать работой.

Тамми заморгала. Ведь пять грандов — плата за обучение в течение целого семестра. А она вдобавок занимается по двум специальностям сразу.

— Не пойдет! — услышала Тамми собственный голос. — Если это когда-нибудь всплывет, на моей телевизионной карьере придется поставить крест.

— Мы без труда изменим вашу внешность, — обрадовался продюсер, чувствуя, что ему удалось пробить брешь в ее обороне.

— Да неужели? — волнуясь, спросила Тамми.

— Вы будете выглядеть как вон та девица с раскосыми глазами.

Трубочка для коктейля выпала из рук Тамми.

— Вы сделаете из меня японку?

— Легко. Наш гример — настоящий кудесник.

— И меня никто не узнает?

— Мирна Лой начинала с того, что играла восточных женщин. Правда не обнаружилась.

— Да что вы?!

Продюсер сиял как самовар.

— Видите? Вот вам и доказательство.

В следующие два года Тамми Террилл под именем Сузи Судзуки сыграла в десятке фильмов, предназначенных для видеопросмотра только лицам старше восемнадцати лет. Больше всего ей нравился фильм под названием «Необыкновенная оргия», где Тамми хватала злодея за мошонку и швыряла прямо под автомобильный пресс.

В Индианском университете никто ни о чем так и не догадался.

Но когда Тамми закончила курс обучения, все двери почему-то захлопывались прямо перед ее носом.

— Что же во мне не так? — простонала Тамми через полгода бесплодных хождений по телестудиям.

— Оглянись вокруг, — сказал ей агент. — Звезда Деборы Норвиль закатилась, а с ней прошло и время дерзких молодых блондинок.

— Как же так? Разве она не знала, что является Надеждой Всех Блондинок?

— Во всяком случае, сейчас в моде азиатские ведущие. Похоже, шансов у тебя нет.

— Моя бабушка по материнской линии на одну восьмую была японкой.

— Как ее фамилия?

— Танака. Во время первой мировой войны она сидела в концентрационном лагере.

— Скорее всего во время второй мировой.

— Какая разница!

— Слушай, Тамми, а как ты смотришь на то, чтобы сменить имя?

— На какое?

— На Тамайо Танака. Дело вполне законное. В вашей семье была такая фамилия, просто до поры до времени скучала без дела. Мы исправим твое резюме, сделаем тебя японо-американкой, и ты получишь еще один шанс.

— С такими-то волосами и детскими глазами?

— Ну-ка, прищурься.

Тамми прищурилась.

— А если теперь прочитать текст?

— Я не могу даже сказать, одна у тебя ноздря или две.

Агент вздохнул.

— Очень жаль. Тогда ты не пройдешь даже в парике.

— Ну да, такое проходило только у Мирны Лой.

Унылое выражение на лице агента сменилось явной заинтересованностью.

— Мирна Лой? Я ее помню. Актриса тридцатых годов, которая сначала играла роли китаянок. А потом как-то раз сыграла кавказскую женщину и сделала совершенно головокружительную карьеру.

Оба посмотрели друг на друга с возросшим интересом.

— Знаешь, сейчас гримеры способны творить чудеса, — произнесла Тамми.

— Придется тебе вести двойную жизнь, — предупредил агент.

— Я выдержу.

— А если тебя поймают?

— Тогда я окажусь в центре внимания, а это мне только на руку!

— И мы сможем продать твою историю. Знойная японка оказалась дочкой фермера из Айовы!

— Я из Индианы, — сказала Тамми.

— Какая разница! Главное — возбудить интерес публики. Если номер не пройдет, ты все равно останешься Тамми Террилл.

— Нет, я собираюсь быть новой Читой Чинг.

И вот спустя четыре года Тамайо Танака собиралась на встречу с Недом Допплером в «Ночном зеркале».

— Настоящее воплощение американской мечты, — бормотала она, хлопая ресницами. — Не важно, кто ты, главное — ты попадешь туда, куда захочешь, если будешь играть по правилам настоящего момента.

— Что? — спросил таксист, по облику напоминающий индийца.

— Когда-нибудь и до вас дойдет очередь, — отозвалась Тамайо, захлопывая пудреницу.

И вот она уже в студии. Для Тамайо Танаки наступил момент истины — в определенном смысле, конечно.

Ее провели в звукоизолированную кабину и посадили на простой стул. Камера придвинулась так близко, что едва не стукнула девушку по носу. Увидев, что контрольный огонек не горит, она расслабилась и спросила.

— А когда я встречусь с Недом? — поинтересовалась она.

— Вы с ним не встретитесь, — был ответ.

— Совсем?

— На экране встреча будет выглядеть так, будто вы сидите в одной комнате, а он беседует сразу со всеми приглашенными, — пояснил занятый делом техник.

— А где остальные?

— В других кабинках.

— Значит, мы не увидимся?

Техник покачал головой.

— Так мы делали только вначале. Слишком много накладок. Представляйте себе вместо камеры лицо Неда, и все будет в порядке.

Звуконепроницаемая дверь закрылась прежде, чем Тамайо успела спросить: а кто же, собственно, остальные? Разве это не ее сюжет? Интересно, кто же там еще? И насколько это важные персоны?

И тут она почувствовала, что вспотела. Пот градом катился по ее лицу, смывая грим. Проклятие! Софиты на общенациональном канале оказались гораздо ярче, чем на местных студиях.

Чтобы избежать всего этого, директор ФБР готов был пожертвовать пенсией.

«Ночное зеркало» — неподходящее место для тугодумов. Директор ФБР уже не раз видел, как Нед Допплер загонял в ловушку бюрократов, и ему вовсе не хотелось оказаться на их месте.

И все же, когда «Ночное зеркало» настаивает на встрече, то даже директор ФБР не может игнорировать такое приглашение. Особенно в тот момент, когда страна близка к панике и ждет ответов на беспокоящие ее вопросы.

Президент Соединенных Штатов лично обязал его пойти.

— Но мы только-только начали расследование, — запротестовал директор ФБР. — Так недолго и след потерять.

— А что у вас есть?

— Мы пока что собираем факты, мистер Президент. Тем не менее бомбист на почтовом грузовике опознан. По зубному протезу. Его звали Ал Ладин.

— И все-таки вам надо сходить на встречу. Иначе придется пойти мне. А я знаю не больше вашего.

— Да, сэр, — ответил директор ФБР, понимая, что сейчас занимает должность жертвенного барашка.

Когда генеральный почтмейстер занял место в кабинке, которая на самом деле находилась метрах в десяти от той студии, где Нед Допплер якобы принимал гостей, правое веко у него противно задергалось.

Собственно, на самом деле и проблемы-то никакой нет. В распоряжении Допплера только слухи и полуидиотский репортаж.

А в распоряжении Деймона Поста два самых мощных вида оружия из тех, которыми располагают бюрократы, — способность вовремя отфутболивать плюс полное и категорическое отрицание.

В общем, больше чем достаточно, чтобы в течение тридцати минут выдержать атаки самоуверенного подонка — минус время, отведенное на рекламу.

Тут раздался пронзительный звук фанфар, и загорелся красный сигнальный фонарь.

В комнате для медитации, расположенной в бывшей колокольне. Римо с Чиуном одновременно потянулись к пульту дистанционного управления. Римо — для того, чтобы, переключив канал, избавиться от надоевшей Бев Ву, а мастер Синанджу — чтобы вообще выключить телевизор.

— Интересно, что скажут в «Ночном зеркале», — произнес Римо.

— Тебе пора спать, — возразил Чиун.

— Смит велел пребывать в боевой готовности на тот случай, если придется срочно куда-то лететь.

— Именно поэтому тебе надо поспать.

— Я не хочу спать. Я хочу знать последние новости — как и вся Америка.

— А я не могу спать под гудение этой машины, так что буду смотреть вместе с тобой.

— Ты просто завидуешь, что я украдкой стану смотреть на прекрасную Бев Ву.

— Я готов терпеть, лишь бы ты не поддался на уловки фальшивой Тамайо Танака.

— Ни в коем случае! — отрезал Римо. Загремели фанфары, возвещающие о начале «Ночного зеркала».

На экране появилось одутловатое лицо Неда Допплера.

— Сегодня в передаче «Ночное зеркало» — дело о взрывах. Террор в Манхэттене. У нас в студии генеральный почтмейстер Соединенных Штатов Деймон Пост, директор ФБР Гюнтер Фриш и Тамайо Танака — женщина, которая, возможно, раскрыла странную связь между доселе неизвестной террористической группой и одним из старейших и самых уважаемых правительственных учреждений — Почтовой службой Соединенных Штатов.

— О! — воскликнул мастер Синанджу и рванул себя за волосы.

— Будем надеяться, что хоть нас не упомянут, — невесело сказал Римо.

— Сначала напомню вам о событиях дня. Приблизительно в 12.20 по восточному времени в Оклахома-Сити и Центральном Манхэттене были одновременно совершены террористические акты. В этих акциях замешаны почтальоны, вовсю использовалось имущество почтовой службы. А сегодня вечером в Бостоне почтовый служащий с вроде бы известным именем Мохаммед Али покончил жизнь самоубийством, прыгнув с крыши в присутствии телекамер и массы свидетелей. Связаны ли между собой данные события и как их можно объяснить? С нами в нашей вашингтонской студии человек, который возглавляет расследование, — Понтер Фриш. Мистер директор, каково мнение ФБР?

— Наше расследование находится на очень деликатной стадии, и я не хотел бы вдаваться в подробности, Нед.

— Понятно, — отозвался Допплер. — Не хотелось бы осложнять расследование — даже во имя права общественности на информацию. Но я все же уточню, справедливы ли сообщения различных агентств о том, что ФБР в данный момент проводит облаву на подозрительных почтовых служащих.

— Я подобного приказа не отдавал, — тотчас отреагировал директор.

— Значит, вы опровергаете подобные сообщения?

— Я уже ответил, Нед.

— Учитывая, что сегодня в Нью-Йорке буквально взлетели на воздух восемь или девять линейных ящиков, вправе ли мы предположить, что подозрение пало на почтовых служащих?

— В ФБР анализируют абсолютно все версии. В этой связи я хотел бы подчеркнуть, что здесь ничего нельзя предположить или исключить заранее.

— После такого осторожного заявления я хотел бы подключить к нашей дискуссии генерального почтмейстера, — загадочно произнес Нед Допплер.

На экране вместо директора ФБР появился Деймон Пост.

— Мистер Пост, давайте не будем ходить вокруг да около. Как вы считаете, почтовая служба скомпрометирована?

— Абсолютно, категорически нет.

— Но кто-то же подложил дьявольские устройства в линейные ящики! Кто-то же, одетый в форму почтальона, ворвался в зал суда в Оклахома-Сити и перестрелял двадцать человек. Я не располагаю другими фактами, но, согласитесь, это выглядит скверно, не правда ли?

— Я все понимаю, Нед. Но время от времени у нас крадут универсальные ключи от ящиков. А форму почтальона может купить у производителя и тот, кто не является служащим ПССШ.

— Одним словом, вы хотите сказать...

— Что это не почтовики — пока не будет доказано обратное. Почтовая система отнюдь не скомпрометирована ополчением, мусульманами или любой другой группой, как это сообщают некоторые безответственные источники.

— Но отрицать подобное категорически вы не будете, не так ли?

— Да пусть даже кто-то из водителей почтовых грузовиков — марсианин, меня это мало волнует.

— Тем не менее в последние годы, если уж говорить откровенно, случались некоторые акты насилия с участием почтовых служащих. Надеюсь, вы не станете опровергать?

— Сейчас в нашей жизни постоянно присутствует стресс. Я руковожу первоклассной организацией, а в первоклассной организации люди вынуждены шевелиться. Кое-кто темпа не выдерживает и ломается. Но мы стараемся свести подобные вещи к минимуму.

— И не видите связи между тем, о чем ведете речь, и сегодняшними событиями?

— Абсолютно никакой.

— А тот человек, который спрыгнул с крыши в Бостоне, кто он? Еще один почтальон, который предпочел поцеловаться с бетоном, нежели встречаться с очередным раздраженным абонентом? Или мусульманский террорист? Поясните, пожалуйста.

Генеральный почтмейстер попытался унять вспыхнувшую было ярость.

— В бостонском отделении нет никаких террористов, — резко произнес он. — Американские граждане находятся в полной безопасности.

— Да, если не проходят мимо линейных ящиков, которые почему-то взрываются. Или если не стоят под падающим почтальоном, — ехидно заметил Нед Допплер.

— Напрасно вы так, Нед. Не следует сжигать целый сад, если в нескольких яблоках завелись черви.

— Хорошо, оставим в стороне вопрос о мусульманских террористах. Как вы боретесь со стрессом среди ваших работников?

— У нас есть комплексный пятилетний план действий по достижению предусмотренных уровней психологической декомпенсации, равных или близких уровню, имеющемуся в сопоставимых компаниях по доставке корреспонденции.

— Что означает последняя фраза на языке неспециалиста?

— Мы избавляемся от людей, которые создают проблемы.

— Значит, вы признаете, что такие люди есть?

— Конечно. И даже среди тех, кто водит школьные автобусы или печет пирожки, — резко отозвался Деймон Пост.

— Допустим. Однако вы ловко ушли от вопроса. Извините за настойчивость, но даже если считать утверждение о наличии в почтовой службе террористов сомнительным, то ведь мусульмане-то там есть?

— Вероятно. У нас нет дискриминации.

— Вы изучаете биографии своих работников на тот случай, если они, скажем, проходили обучение в долине Бекаа?

— По крайней мере двигаемся в этом направлении, — дипломатично произнес генеральный почтмейстер. — Однако надо заметить, что по закону все почтовые служащие должны быть гражданами Америки.

— Возможно, я ошибаюсь, но разве не американские граждане устроили в прошлом году взрыв в Оклахома-Сити? — удивился Допплер.

— Да. Но отнюдь не почтовые служащие.

— А сейчас хотелось бы обратить ваше внимание на факс. Несколько часов тому назад его получил наш отдел новостей. От некоей группы, именующей себя «Посланники Мохаммеда». Не стану приводить его полностью, но в петиции утверждается, что сегодняшние события — их рук дело. Они также грозят нанести очередной удар, если Абир Гхуле будет позволено остаться в нашей стране.

— Кто такая Абир Гхула? — спросил Римо.

Мастер Синанджу только отмахнулся.

— Я не придавал бы слишком большого значения анонимному факсу, — возразил генеральный почтмейстер. — Факс может отправить кто угодно.

— На этой ноте позвольте вас прервать и пригласить к разговору третье действующее лицо нашей мистерии, Тамайо Танаку.

Вместо генерального почтмейстера на экране появилась знойная Тамайо Танака.

— Я рада присутствовать на вашей передаче, Нед, — улыбнулась она.

— Спасибо. Жаль только, что обстоятельства вашего появления не самые радостные.

— Что ж, придется-таки дебютировать на общенациональном канале в сложившихся обстоятельствах.

— Вы раскрыли связь между почтой и террористами еще до появления первых факсов, — начал Нед Допплер. — Каковы ваши источники?

— Боюсь, в данном случае мне придется воспользоваться своими прерогативами журналиста, Нед. Поверьте, у меня очень надежные источники.

Допплер скептически поднял брови:

— Похоже, вы слегка уклоняетесь от ответа.

— Нет, я не уклоняюсь. Просто соблюдаю осторожность. Я полностью доверяю своим источникам, но не собираюсь их называть.

— Кажется, мы сохраним свои рабочие места, — повернувшись к Чиуну, сказал Римо.

— Я и не сомневался.

— Если бы она указала на нас пальцем, мы бы здорово влипли.

— Вряд ли, Смит запросто сделал бы тебе еще одну пластическую операцию.

— Похоже, я не смогу перенести больше ни одной пластической операции, — отозвался Римо, дотронувшись до туго натянутой кожи на лице.

— Позвольте мне спросить вас вот о чем, — говорил тем временем Нед Допплер. — Согласуется ли ваша информация с тем, что сообщают крупнейшие службы новостей?

— Я психожурналист, Нед и, основываясь на своем знании психологии почтовых служащих, могу сказать лишь одно: если не будут предприняты самые серьезные меры, то на нас вскоре обрушится волна террора, по сравнению с которой нынешние события покажутся невинной шуткой.

— Она что, спятила? — взорвался Римо. — Народ-то ведь запаникует.

— Почему вы так считаете? — спросил Нед Допплер.

— Я вновь отказываюсь называть источники, но представьте себе чудовищную смесь специально обученных террористов и сумасшедших почтовых служащих.

— Ну, либо то, либо другое. Лично я никогда ничего не слышал о специально обученных сумасшедших.

— Нед, ситуация куда серьезнее, чем «Уотергейт» и дело О. Дж. Симпсона, вместе взятые.

— Нед, могу я вставить слово? — раздался чей-то раздраженный голос. Затем на экране появилось недовольное лицо генерального почтмейстера.

— Я тоже хотел бы дополнить свое сообщение, — где-то за кадром произнес директор ФБР.

— Давайте по очереди. Вам слово, мистер Пост.

— Это — возмутительное и безответственное заявление! Оно абсолютно не соответствует действительности.

— Я добавлю, — подхватил директор ФБР. — Не надо сеять панику.

— Мисс Танака?

— Я основываюсь на данных своих источников, — не сдавалась Танака.

— У нее что, левый глаз потек? Похоже, горячие софиты уничтожат всю ее маскировку, — хмыкнул Римо.

— Если эта бесстыдная шлюха разоблачит себя перед всем миром, виновата будет только она сама.

— Шшш! Я слушаю.

Президент Соединенных Штатов слышать ничего не хотел. Его планы переизбрания на новый срок рухнули, когда какая-то ведущая из Новой Англии, о которой Президент и слыхом не слыхивал, спокойно и даже чуть ли не злорадно предсказала, что американские граждане рискуют жизнью или здоровьем каждый раз, когда отправляют открытку или открывают свой почтовый ящик. А эти идиоты — директор ФБР и генеральный почтмейстер — позволили ей выйти сухой из воды.

Когда после перерыва Нед Допплер вырвал у генерального почтмейстера признание в том, что если в почтовую службу проникли мусульманские террористы, то, пока они не совершат преступление, сделать ничего нельзя. — Президент выскочил из постели и побежал в спальню Линкольна, чтобы позвонить Харолду В. Смиту.

Смит ответил после второго гудка.

— Да, мистер Президент.

— Я смотрю «Ночное зеркало». Там только что показали заголовок завтрашней «Нью-Йорк тайме».

— Я знаю, — сказал глава КЮРЕ. — «Почтовый апокалипсис».

— Что, если подобные угрозы реальны?

— Вы можете депортировать Абир Гхулу. Я думаю, оснований для этого у вас достаточно.

— Ага. Попробуйте убедить Первую Ворчунью. Она все затеяла.

— Впрочем, Абир Гхула, возможно, окажется нам полезной.

— Чем?

— Она прекрасная мишень для их гнева. И способна выманить их из убежища. Часть подозреваемых ведь до сих пор на свободе.

— Да, вы мне кое о чем напомнили. Последний раз, когда я говорил с директором ФБР, он ни словом не обмолвился об облаве. А теперь все отрицает.

— Он не имеет к этому никакого отношения, — проговорил Смит.

— А кто же тогда?

— Я нажал на некоторые рычаги.

— У вас есть свои люди в Бюро?

— Есть информаторы. Но приказ на проведение облавы поступил из этого кабинета.

— Хотел бы я знать, где он находится.

— Подобная информация выдается только в случае необходимости.

— Может, вы хотя бы намекнете? — настаивал Президент.

— Нет, — бесстрастно ответил глава КЮРЕ.

— Наверное, вы находитесь в какой-нибудь комнате без окон на тринадцатом этаже нью-йоркского небоскреба, в которую можно войти только через потайную дверь, поднявшись на специальном лифте.

— Должно быть, вы прочитали слишком много шпионских романов, мистер Президент. Мои люди будут защищать Абир Гхулу. Так мы сэкономим драгоценное время.

— А если нет?

— Тогда мы зря его потеряем, мистер Президент.

— Хорошо вам так говорить. Вам-то не переизбираться.

— Сохранение этой должности при смене администрации предусмотрено уставом, — заметил Смит.

— И где-нибудь записано?

— Нет.

— Ну, тогда держите меня в курсе дела.

— Конечно, — кивнул глава КЮРЕ, повесил трубку красного телефона и немедленно взялся за голубой, со старомодным наборным диском. Смит предпочитал именно такой телефон, считая, что при наборе номера он допускает меньше ошибок по сравнению с кнопочным.

— Что новенького? — поинтересовался Римо.

— Вы с Чиуном немедленно отправляетесь в Нью-Йорк, в отель «Маркиз Мариотт». Будете защищать там Абир Гхулу от террористов.

— Почему?

— Она наиболее вероятная мишень.

— А что слышно насчет Джо Кэмела?

— Проведенная ФБР облава сократила численность группировки. Если нам повезет, то Джо Кэмел или кто-то другой из оставшихся на свободе вскоре появится в Нью-Йорке. Вам надо будет предусмотреть такое развитие событий.

— А как насчет Глухого Муллы?

— Надежные источники сообщили, что Глухой Мулла находится в одиночном заключении и не имеет возможности связываться с внешним миром.

— Я не думаю, что тот террорист соврал.

— Вполне возможно, что он просто продолжал выполнять прежние приказы Глухого Муллы. В следующий раз тщательнее допрашивайте террористов.

— Непременно.

Линия замолчала. В своем кабинете в «Фолкрофте» задержавшийся допоздна Харолд В. Смит включил телевизор. И как раз вовремя, поскольку Нед Допплер уже завершал передачу.

В дискуссию вступила Абир Гхула. Телезрители наконец-то увидели ее смуглое лицо.

— Я не боюсь террористов, поскольку нахожусь под защитой Первой леди и Национальной организации женщин — двух самых влиятельных политических сил Америки.

— Можете ли вы сообщить нам что-нибудь относительно «Посланников Мохаммеда»?

— Ничего. Да и о чем говорить? Мохаммед — фальшивый пророк. Истинный пророк — это я. С моими последователями я как разгневанный океан прокачусь по Америке и по всему миру, утоплю всех неверующих и укажу дорогу в рай сторонникам Ум Аллахи. Там женщины освободят порабощенных гурий от гнета мертвых мусульманских самцов, которые их безжалостно насилуют.

— Мне хотелось бы кое-что уточнить, Нед.

— Я пока работаю с мисс Гхулой, мисс Танака.

— Но она ничего не знает о террористах. А я знаю.

— Подождите секунду. Придет и ваш черед.

— Поздно, — заявила Абир Гхула. — Теперь говорю я.

— Это мой сюжет! — упрямо возразила Тамайо Танака.

— Собственно говоря, шоу-то мое, — хмыкнул Нед Допплер. — Судя по всему, пора сделать перерыв.

Камера «наехала» на полное лицо Допплера.

— Продолжим после перерыва.

— Значит, передача кончилась, — заключил Римо, когда началась реклама.

— Он сказал, что вернется, — возразил Чиун.

— Он всегда так говорит, чтобы заставить публику посмотреть в конце рекламу.

— Давай досмотрим, чтобы убедиться, — предложил мастер Синанджу, забирая пульт дистанционного управления.

После окончания рекламы на экране вновь появился Нед Допплер.

— Наше время истекло. Спокойной ночи всем, кто смотрел «Ночное зеркало».

На фоне недовольного бормотания директора ФБР и генерального почтмейстера раздался печальный голос Тамайо Танаки:

— Спасибо, что предоставили мне возможность дебютировать на общенациональном канале.

— Я же тебе говорил! — заявил Римо, нажимая на кнопку.

А Харолд В. Смит никак не мог понять, что случилось с левым глазом Тамайо Танаки. По сравнению с миндалевидным правым он выглядел невероятно распухшим.

Глава 27

Абир Гхула проснулась в самом центре театрального квартала Манхэттена, в роскошном номере отеля «Маркиз Мариот», и толкнула лежащую рядом.

— Принеси мне завтрак.

Женщина — Абир не могла вспомнить, как ее зовут, — вздрогнула и проснулась. Она огляделась по сторонам, увидела свои вещи — на полу одежду, на столе значок НОЖ[14] и часы, и с трудом вспомнила, кто она и почему находится здесь.

— Что ты сказала? — сонным голосом спросила соратница из НОЖ.

— Я сказала: «Принеси мне завтрак, служанка».

— Я тебе не служанка.

— Ты приставлена ко мне НОЖ для удовлетворения моих повседневных нужд. Ночью ты удовлетворяла меня в постели, а теперь мне нужен завтрак.

— Я только охраняю. Вызови бюро обслуживания.

— Ты сама вызовешь его.

— Я тебе не рабыня!

— Рабыня, поскольку отдана в мое распоряжение.

В остроносое лицо Абир Гхулы сопровождаемая едкой характеристикой полетела огромная подушка. Отбросив подушку в сторону, Абир Гхула перегнулась и ударила свою недавнюю сексуальную партнершу по лицу.

— Это тебе за дерзость, женщина.

Та схватилась за щеку.

— Я... я думала, ты меня любишь.

— Я и любила тебя этой ночью. А теперь я голодна. Кроме всего прочего, я люблю поесть. Ты принесешь мне все, что я скажу, или я подышу кого-нибудь другого, кто будет поклоняться моей женской мудрости.

— Что же ты хочешь? — плача, сказала женщина, не в силах унять дрожь нижней губы.

— На завтрак — свинину во всех видах. Свинина запрещена Аллахом, но Ум Аллаха объявляет ее халам, а не харам. Я буду есть свинину и пить кофе по-турецки. И если ты принесешь мне все это до того, как в желудке у меня заурчит, я разрешу тебе покрыть ласками мою совершенную спину. Ибо она ноет.

Белая женщина смиренно встала с постели.

— А на обед я хочу мужчину, — крикнула ей вслед Абир Гхула.

Женщина вздрогнула.

— Мужчину?!

— Я люблю мужчин — когда у меня пропадает охота до женщин. У меня было два мужа — до тех пор пока они не узнали друг о друге.

— Я не могу любить женщину, которая любит мужчин!

— Ты будешь любить того, кого я скажу, или Аллаха повернется к тебе спиной, — заявила Абир Гхула, с презрением поворачиваясь спиной к соратнице. Как ее зовут, не имело значения, ибо это была всего лишь первая белая женщина, которую Абир Гхула собиралась развратить на своем пути, предначертанном Ум Аллахой.

Возмущенно хлопнув дверью, женщина из НОЖ ушла. Подождав, Абир Гхула сама вызвала бюро обслуживания.

— Я бы хотела свинину и кофе по-турецки.

— Что еще?

— Ничего. И пусть завтрак доставит широкоплечий блондин. У меня на родине нет блондинов, и я хочу попробовать одного из них. Желательно, чтобы он был голубоглазый.

Однако мужчина, который привез поднос с завтраком, не был ни блондином, ни голубоглазым. В глазах Абир Гхулы вспыхнул гнев. Но затем она принялась рассматривать его внимательнее.

— Вы не то, что я заказывала.

— Я тоже на эту работу не напрашивался, — ответил тот, вкатывая тележку с дымящимся завтраком и опуская руку в карман. Поражали его глубоко посаженные темные глаза и необыкновенно широкие запястья.

— Римо Клер. ФБР.

— Я не понимаю, — фыркнула Абир Гхула, садясь в постели так, чтобы роскошное голубое покрывало обнажило одну грудь.

— Вплоть до дальнейших распоряжений я ваш телохранитель.

— В ваши обязанности входит доставлять мне удовольствие?

— В разумных пределах.

— Прекрасно! — обрадовалась женщина, распуская по подушкам облако роскошных темных волос. — Доставь мне удовольствие, мой неверный.

— Я думал, вы хотите позавтракать, — откликнулся Римо, приподнимая поднос. И тут же отпрянул, почувствовав одуряющий, острый запах.

— Что за гадость такая?

— А на что похоже?

— Сосиски, бекон и свиные отбивные в яблочном соусе. Я думал, мусульмане свинину не едят.

— Только прежние, устаревшие мусульмане. Я из мусульман новой волны, которые будут править Вселенной. И я выбрала тебя в качестве своего первого мужчины-неверного.

— По-моему, у вас тут пробу ставить негде.

— Для простого западного мужчины ты чересчур дерзок. Ты разве не читал, что вы скоро вымрете?

— Я не собираюсь получать инфаркт, неправильно питаясь.

— Ты не хочешь со мной насвинячить? Так, кажется, у вас говорится?

— Мне что, придется вас удовлетворить?

— Да, — заявила Абир Гхула, поворачиваясь на живот.

— Ну, раз у меня нет другого выбора, — вздохнул агент ФБР.

Римо давно уже понял, что от Абир Гхулы так просто не отделаешься, и решил поскорее пройти эту обязательную процедуру.

— Сначала действуй, как тебе нравится, — небрежно махнула рукой Абир Гхула. — Я разрешаю. А когда кончишь, я скажу тебе, как доставить мне максимальное удовлетворение.

— Я прекрасно знаю, что делать, — проворчал Римо, игнорируя выгнутую спину и тугие ягодицы. Он нашел левое запястье Абир Гхулы, повернул к себе и приступил.

— Чем ты там занимаешься? — с сомнением спросила она.

— Это сексуальная прелюдия.

— С таким-то скучающим видом?

— Подожди, — безразличным тоном обронил Римо.

В самый разгар процесса раздался стук в дверь.

— Кто там? — спросил Римо.

— Ты не узнаешь мой стук? — прозвучал знакомый скрипучий голос. — Впусти меня.

— А ты не можешь подождать?

— С чего бы это? — удивился мастер Синанджу.

— Потому что мы с Абир занимаемся сексом.

— Если ты ее оплодотворишь, смотри, чтобы получился мальчик.

— Вряд ли ей хватит выносливости, чтобы зайти так далеко.

— Ребенок? От тебя? — фыркнула Абир Гхула. — Меня привлекает твой твердый инструмент, а вовсе не семя. Я выплюну твое отвратительное семя прямо тебе в лицо.

— Давай сначала закончим прелюдию, а уж потом поговорим об остальном, — произнес Римо.

— Если я забеременею от тебя, то сделаю аборт.

— Ничего удивительного.

— Я сделаю аборт и пошлю тебе в коробке мертвые останки, чтобы выказать свое презрение к твоему семени, которое имело наглость прорасти в моем животе.

— Да забудь ты о семени. Сосредоточься на моем пальце.

— Не там работаешь. Ты должен погрузить его в мои теплые, влажные глубины.

— И так сойдет, — ответил Римо, меняя ритм и концентрируя свое внимание на чувствительном нерве, находящемся на левом запястье женщины. Ориентируясь на удары громкого и все учащающегося пульса, Римо то и дело нажимал пальцем на эту точку, поднимая Абир Гхулу на первую из тридцати семи ступеней, приводящих женщину к полному сексуальному удовлетворению.

Через шесть нажатий она испустила низкий животный стон и резко выгнула спину.

— Что ты...

— Я почти закончил, — отозвался Римо. Ягодицы Абир сжались так, будто их коснулся электрический разряд, а облако черных волос заволновалось, дергаясь вместе со всем телом, чувствующим приближение экстаза.

— В чем дело? — выкрикнула Абир Гхула.

— В таких случаях полезно бывает взять в зубы подушку и сильно ее укусить, — небрежно заметил Римо.

— А-а-а! — с искаженным от страсти лицом выдохнула Абир.

И, утонув в подушках, задергалась в восхитительном сексуальном экстазе, вызванном монотонными нажатиями указательного пальца.

Когда конвульсии закончились, Римо повернул голову женщины, чтобы она случайно не задохнулась, и пошел открывать дверь мастеру Синанджу.

— Все? — озабоченно спросил Чиун.

На нем было черное кимоно, позволяющее незаметно растворяться в ночи.

— Да.

Кореец подошел к кровати и заглянул в лицо спящей.

— У нее сжаты губы. — Он разочарованно взглянул на Римо. — Я же учил тебя, как доставлять удовольствие женщине. Если бы ты все сделал правильно, она бы приоткрыла рот.

— По крайней мере ты, надеюсь, не хотел бы, чтобы она ураганом пронеслась по всей Америке.

— Я проверил этот этаж и все соседние, — переменил тему мастер Синанджу.

— Почтальонов нет?

— Ни одного.

— Прекрасно. Если «Посланники Мохаммеда» отправят к ней кого-нибудь из своих ребят, они, вероятно, будут в форме почтальонов.

Чиун вдруг шумно принюхался.

— Тут чем-то пахнет...

— Это свинина — ей на завтрак.

— Избавься от нее, ибо обожженная свинина оскорбляет мои чувства больше, чем какое-либо другое мясо.

Поскольку она оскорбляла и обоняние Римо, тот поступил так, как просил мастер Синанджу. Оба они совсем не ели мяса, за исключением утятины и рыбы. Несостоявшийся завтрак Абир отправился в туалет.

— А что делать, когда она проснется? — спросил Римо, глядя на похрапывающую Абир Гхулу.

— Удовлетворишь ее второе запястье.

— Только не я. Я уже выполнил свой долг. Теперь очередь за тобой.

Чиун с отвращением скривился.

— Будем надеяться, что «Посланники Мохаммеда» нанесут удар раньше.

Глава 28

Насвистывая «Поезд мира», Патрик О'Мекка вышел из междугороднего автобуса. Ему посоветовали ехать автобусом, а не лететь самолетом. Автобусы бьются так же часто, как и самолеты, но при автомобильной аварии есть шанс остаться в живых, в то время как в упавшем самолете это маловероятно.

Патрик О'Мекка, урожденный Фарук Шаззам, воспринял это указание как намек, что «Посланники Мохаммеда» скоро собьют американский самолет. Он и понятия не имел о том, что остался одним из немногих уцелевших среди первоначального состава «посланников». Он не смотрел «Ночное зеркало» и прочую западную дрянь.

Поэтому когда по электронной почте пришел приказ отправиться в Нью-Йорк, Патрик не удивился. Днем раньше по Нью-Йорку уже был нанесен удар. Несомненно, те правоверные, которые выполняли операцию, сейчас лежали на кушетках в окружении безмерно счастливых гурий.

Теперь настала очередь Фарука.

Ему было приказано взять с собой служебную сумку для почты и форму, но не надевать ее.

Покидая автовокзал, Фарук понял почему.

Как раз рядом с автостанцией бригада полицейских взрывотехников просвечивала рентгеновскими лучами синий почтовый ящик. Фаруку самому пришлось пройти рядом с желтой лентой, огораживавшей опасный район.

Далее на Девятой авеню вокруг оливкового линейного ящика кружил робот на колесиках. Он напоминал механическую собаку, поскольку искал взрывчатые вещества. Обнаружив их, он прострелит коробку, в то время как взрывотехники будут находиться на безопасном расстоянии за стальными щитами.

Однако в том линейном ящике бомбы не было, и Фарук точно знал это, ибо ему сообщили, что пока он выполняет свою священную миссию, Нью-Йорк не взорвется ни в целом, ни по частям.

Как же здорово осознавать, что такой огромный город в безопасности только до тех пор, пока Фарук Шаззам выполняет там задание.

При входе в отель «Маркиз Мариотт» около Таймс-сквер агент ФБР спросил у него, куда он направляется. То же самое спросила в вестибюле отвратительная женщина в черной коже и красном берете с буквами НОЖ.

Записавшись как Патрик О'Мекка, Фарук получил ключ от номера. Больше его никто ни о чем не спрашивал, потому что форму почтового служащего Фарук не носил и на выходца с Ближнего Востока не походил, хотя и родился в Иордании. Его всюду принимали за черного ирландца.

Стеклянная капсула лифта быстро вознесла террориста на шестнадцатый этаж. Коридор поначалу показался ему совершенно обычным, но, отойдя чуть подальше от лифта, он ахнул от удивления.

Проект отеля предусматривал внутри него огромный бетонный атриум. Фаруку такая архитектура показалась весьма нелепой, особенно учитывая цены на недвижимость, но в стране неверных многое казалось странным.

Окна всех номеров выходили наружу. Низкая бетонная стенка предотвращала падение в пустоту, освещаемую слабым светом из огромных световых люков.

Фарук отыскал наконец свой номер и открыл дверь, воспользовавшись магнитной карточкой.

Распаковав сумку, он достал оттуда форму почтальона, кожаную почтовую сумку, защитные наушники и «узи» с запасными обоймами. Поверх гостиничного ковра Фарук расстелил красный молитвенный коврик так, чтобы тот был обращен к Мекке, преклонил колени, склонил голову и стал молиться.

Ему вспомнился любимый стих из Корана: «Никто не знает земли, в которой ему суждено умереть».

Это изречение сейчас было как нельзя кстати, поскольку Фаруку предстояло умереть, уничтожив еретичку Абир Гхулу.

Конечно, при условии, что ему позвонят.

Ровно в полдень раздался телефонный звонок.

— Да, — сказал Фарук на своем безупречном английском.

— Час пробил, — донесся до него елейный голос.

— Я понял.

Телефон замолчал. Впрочем, и говорить-то больше ничего не требовалось, ибо приказ исходил от Глухого Муллы, а его распоряжения выполнялись беспрекословно.

Совершив последнюю — послеполуденную — молитву, Фарук натянул нелепую серо-голубую форму с орлиной головой на рубашке, надел голубую кепку, проверил свой «узи» и положил его в кожаную почтовую сумку, битком набитую почтовой корреспонденцией. Он так и не доставил ее адресатам. Теперь под этим бесполезным хламом лежало грозное оружие.

Надев защитные наушники, Фарук спустился в лифте на десятый этаж, где обитала Абир Гхула, несомненно, трясущаяся от страха.

Трудность заключалась в том, что Фарук не знал, в каком именно номере она трясется.

Впрочем, выяснить это — проще простого.

Начав с ближайшего номера, террорист принялся стучаться во все двери. Откликнувшемуся постояльцу он тут же вручал какой-нибудь яркий рекламный проспект, выуживая его из своей макулатуры.

Из-за двери номера 1013 недовольно спросили: «Кто это?»

— Почта.

— Оставьте под дверью.

— Я должен вручить пакет лично, иначе могущественный генеральный почтмейстер будет считать корреспонденцию недоставленной.

— На чье имя почта?

— Я должен посмотреть. Минуточку, — отозвался Фарук, притворившись невеждой. — Ах, вот оно. У меня заказное письмо для Абир Гхулы. Есть тут Абир Гхула?

— Сейчас посмотрю.

— Спасибо, — широко улыбаясь, ответил террорист. Проверяют! Конечно, надо же соблюсти осторожность.

Внезапно дверь открылась, оттуда появилась чья-то рука, схватила Фарука за горло и с ошеломляющей быстротой втащила его в номер. В следующее мгновение его припечатали спиной к стене.

Тогда Фарук потянулся в сумку за припрятанным там «узи». Едва ему удалось нащупать приклад автомата, как вдруг вокруг руки негодяя сомкнулись чьи-то пальцы. Боль была такая, что перед его глазами поплыли красные круги.

Фарук отчаянно завопил.

В следующую секунду противник ослабил стальную хватку, и красная пелена спала с глаз бедняги. Он взглянул на свою правую руку.

Что удивительно — она не кровоточила. А Фарук-то думал, что красный туман перед глазами — это его кровь. Все оказалось совсем не так. Рука на самом деле была совершенно черной. И пальцы почему-то торчали в разные стороны — точно так же, как детали автомата.

К тому моменту, когда перед Фаруком появилось лицо нападавшего, он так и не успел понять, что произошло с ним и с его «узи».

Противник казался очень бледным, а глаза невероятно холодными.

— "Посланники Мохаммеда"? — спросил он.

— Ни «да», ни «нет», — ответил террорист.

— Значит, «да», — послышался откуда-то снизу скрипучий голос.

И Фарук увидел рядом с собой одетого в траур маленького азиата, сморщенное лицо которого напоминало обезьяну.

— Меня зовут Патрик О'Мекка, — проговорил мусульманин.

— Он мавр, — сказал азиат.

— По правде говоря, я черный ирландец.

— У него нехорошие глаза, — продолжил «малыш».

— Пока мы не выбили из тебя дух, — произнес бледный детина, — скажи, на кого ты работаешь?

— На почтовую службу, конечно. Разве вы не видите мою почтенную и уважаемую форму?

Стальные пальцы вновь сомкнулись вокруг его руки.

На сей раз боль отдалась в желудке, и Фарук снова завопил как резаный.

— Еще раз спрашиваю: кто послал тебя уничтожить Абир Гхулу?

— Глухой.

— Глухой Мулла?

— Да, да, — прошептал Фарук. — Именно он.

— Глухой Мулла сидит в одиночной камере.

— Глухой Мулла умнее неверных. Он ходит, где хочет, дышит чистым воздухом и ест пищу халаль, которой его лишили те, кто якобы его захватил.

— В последний раз спрашиваю: кто приказал тебе явиться в этот отель?

— Глухой Мулла.

— Ты его видел?

— Во плоти.

— Когда и где?

— Много месяцев назад, в мечети Джерси-Сити. Хотя Мулла сидел за пуленепробиваемой перегородкой, это, несомненно, был он. Клянусь Священной Бородой!

Мужчина с черепом мертвеца обернулся к азиату:

— Как тебе это нравится?

— Он не врет.

— Я не вру. Теперь я должен убить и умереть.

— Ты умрешь, но убивать не будешь.

— Мне нельзя умирать, не расправившись с еретичкой.

— Она спит и не готова к тому, чтобы ее сейчас убили, — абсолютно серьезным тоном произнес американец, хотя слова его звучали более чем нелепо.

— Тогда я отказываюсь приносить себя в жертву.

— Все так говорят, — отозвался неверный и потащил Фарука в прямоугольный коридор, к невысокой стене, отделявшей его от колодца.

— Что вы собираетесь делать? — испугался террорист.

— Я — ничего. А вот ты намерен совершить самоубийство.

— С радостью. Если вы привяжете к моим ногам Абир Гхулу.

— Сегодня веревка в дефиците, — отозвался неверный и посмотрел вниз. — Не здесь, — пробормотал он.

— Вот и хорошо. Я не готов умереть прямо сейчас.

Однако радовался Фарук недолго — неверный потащил его за угол на другую площадку.

— Вот то, что надо, — сказал американец, посмотрев вниз.

— Странно, а чем там было плохо? — поинтересовался Фарук.

— Потому что внизу ресторан, и я не хочу, чтобы ты свалился кому-нибудь прямо в тарелку.

— Я не против прихватить с собой на тот свет парочку неверных.

— А я против.

И хотя неверный с широкими запястьями был худ и с виду не подходил для выполнения такой задачи, он легко поднял Патрика О'Мекку, урожденного Фарука Шаззама, и перекинул его через барьер.

— У тебя еще есть время передумать и принять ислам, — с надеждой произнес мусульманин.

— Нет у меня времени, — отозвался неверный и отпустил его.

Все оказалось не так уж страшно. Фарук летел, наслаждаясь скоростью, чувствуя необыкновенную легкость во всем теле и испытывая наслаждение от свободного полета.

Ударившись о паркетный пол, тело Фарука мгновенно превратилось в мешок из крови, мозгов и костей, на вид чересчур плоский и удивительно маленький для взрослого человека.

Он умер с улыбкой ожидания на лице.

Когда внизу послышались крики, Римо, закрыв дверь, произнес:

— Думаю, «самоубийство» заставит ребят из ФБР ужесточить меры безопасности.

— Им еще работать и работать, — откликнулся Чиун, который смотрел передачу местного телеканала на корейском языке. — Одного они уже пропустили.

На постели зашевелилась Абир Гхула. Она как кошка изогнулась сначала в одну сторону, затем в другую. Голубые покрывала соскользнули на пол, обнажив ее стройное тело, и точеная рука женщины свесилась вниз.

Когда раздалось мурлыканье, предвещавшее полное пробуждение, Римо указал на запястье Абир и обратился к Чиуну:

— Теперь твоя очередь.

— Я подожду, — отозвался мастер Синанджу, не отрывая глаз от экрана. — Вполне вероятно, что «Посланники Мохаммеда» преуспеют в своих попытках, и я сумею избежать бесчестья.

— Вряд ли.

— Пять минут можно и подождать.

Доктор Харолд В. Смит поднял трубку после первого же звонка. Звонил голубой телефон.

— Да, Римо?

— ПМ только что сделали еще одну попытку.

— Вы допросили убийцу?

— Я бы не стал оказывать ему такую честь, называя громким словом «убийца», — отозвался Римо. — Но тем не менее — да, допросил. Он был одет как почтальон. Однако сумел как-то пробраться сквозь цепь охраны ФБР, плюс миновал боксерок из НОЖ.

— Дальше.

— Он поклялся бородой Аллаха, что ими руководит Глухой Мулла.

— Неизвестно, есть ли у Аллаха борода. Вы говорите о Пророке.

— Он клялся, что говорит правду. Чтобы преподать урок ФБР, мы избавились от него, как только закончили разговор. Короче говоря, ждите сообщений об очередном самоубийстве почтового служащего.

— Они так просто не сдадутся, — предупредил Смит.

— Вы пока разберитесь с Глухим Муллой. Что-то здесь не то.

— По всей видимости.

— Если эти люди служат Глухому Мулле, то почему они не требуют его освобождения, а суетятся исключительно вокруг ближневосточной версии Беллы Абзуг?

— Да, что-то неладно. Я постараюсь разобраться и свяжусь с вами.

— Быстро это не получится, — хмыкнул Римо.

В трубке вдруг раздалось пронзительное завывание, отдаленно напоминающее плач ливанской женщины на похоронах.

— Что это? — озадаченно спросил Смит.

— Ерунда. Просто Абир Гхула бьется в пароксизмах экстаза.

— А кто?..

— Сейчас очередь Чиуна.

— Вы, конечно, шутите?

И тут послышался знакомый скрипучий голос.

— Смотри, Римо! Видишь, расслаблены. Видишь, рот приоткрыт. Вот как надо доставлять удовольствие женщине.

— Да что там происходит?! — возмутился Харолд В. Смит.

— Просто мы таким вот незатейливым способом избавляем Абир Гхулу от неприятностей, — объяснил Римо.

— Не делайте с ней ничего такого, что могло бы вызвать недовольство Первой леди, — предупредил глава КЮРЕ.

— Я думаю, Первая леди имеет представление о таких вещах, — отозвался Римо и повесил трубку.

По голубому телефону Смит тут же позвонил начальнику федеральной тюрьмы штата Миссури.

— Вас беспокоит помощник старшего специального агента Смит, ФБР, Вашингтон.

— Да, валяйте.

— Нас интересует заключенный номер 96669.

— Ну сколько раз можно вам объяснять? Он под административным арестом. Другими словами, в одиночке.

— Вы можете меня заверить, что он не имеет контактов с внешним миром?

— Поэтому заключение и называется одиночным. Он находится в пустой камере, и при нем ничего нет, кроме несгораемого одеяла и хлопчатобумажной тюремной одежды. Час в день ему отводится на физические упражнения и на то, чтобы помыться — под присмотром вооруженных охранников.

— Как с ним общается его адвокат?

— Никак. Законники перестали здесь появляться полгода назад. Мы думаем, что его люди экономят деньги на адвокатов и ожидают дня, когда смогут освободить своего предводителя путем взятия заложников или под угрозой террористических акций.

— Согласен, — отозвался Смит.

— Если федеральные власти велят мне его освободить, я освобожу. А до сей поры он просто заключенный номер 96669 и, кроме того, сукин сын.

— Вам стоило бы удвоить охрану.

— Я гарантирую, что они не смогут его вытащить.

— Простые меры предосторожности избавят вас если не от серьезных последствий для карьеры, то уж от неприятностей точно.

— Я воспользуюсь вашим советом, — отозвался начальник тюрьмы и повесил трубку.

Глава 29

В тиши мечети аль-Бахлаван, затерявшейся среди равнин Огайостана, Глухой Мулла прочитал, что, выбросившись из отеля «Маркиз Марриот», что на Манхэттене, покончил жизнь самоубийством очередной почтальон.

Значит, Фарук Шаззам потерпел неудачу и убит тайными агентами США, а его задача осталась невыполненной. Более того, получается, что «Посланники Мохаммеда» потеряли еще одного бойца, мечтавшего стать мучеником.

А Абир Гхула осталась жива.

Что же делать? Отправить нового посланца? Или не надо? Для такого рода миссий они и предназначались, но после того, как ФБР предприняло облаву, оставшиеся были наперечет. К тому же двое из них — Юсеф и Джихад Джонс — необходимы на следующем этапе.

Он нажал кнопку вызова. Проклятие, звон в ушах никак не проходил.

Появился Саргон.

— Фарука больше нет, а лицемерка жива, — нараспев произнес Глухой Мулла.

— Ее часы сочтены, — отозвался вошедший.

— Так же, как и твои.

— Слушаю и повинуюсь.

И, не говоря больше ни слова, Саргон Непогрешимый покинул комнату, чтобы больше туда не возвращаться.

Ибо его обязанностью было подготовить «Меч Аллаха» к запуску.

Глядя на электронные минареты на своем терминале, Глухой Мулла начал продумывать коммюнике, после которого безбожники поймут, что кара Аллаха близка.

Джихад Джонс гнал по шоссе учебную ракету, а Юсеф Гамаль смотрел на спидометр.

— Когда наконец настанет моя очередь вести учебную ракету? — спросил он.

— Когда надо, — ответил египтянин.

— Почему ты всегда разговариваешь со мной таким тоном?

— Потому что ты всегда меня раздражаешь.

— Я хочу есть, — внезапно заявил Юсеф.

— Я тоже, — отозвался Джихад.

— В двух милях отсюда есть рыбный ресторан. Поскольку я могу в любой момент умереть, мне хотелось бы перед смертью поесть рыбы.

— Я сам не прочь попробовать креветок.

— Я не ем ракообразных, — ответил Юсеф. — Я принадлежу к школе «ханафи». Нам нельзя есть ракообразных.

— Я предпочитаю учение «шафейи». Для нас ракообразные — это халалъ. Мы их едим и говорим: Аль-хамдулиллах!

— Вот, а все твое учение! — хмыкнул Юсеф, когда Джихад с трудом развернул большой серебристый автобус.

— Евреям тоже нельзя есть ракообразных, — помолчав, отозвался Джихад.

— Я-то тут при чем? — раздраженно выпалил Юсеф, всей душой желая, чтобы этот сын крестоносца перестал наконец его оскорблять.

— Я просто указываю на общеизвестный факт. Евреи не едят ракообразных. И ты не ешь. Возможно, здесь есть какая-то связь. Я, конечно, не знаю, не могу сказать. Я просто размышляю вслух.

— Размышляй лучше про себя, — отозвался Гамаль. — Я думаю о другом.

— И о чем же?

— Если мы должны пилотировать ракету под названием «Меч Аллаха», то почему же Саргон заставляет нас тренироваться на обычном автобусе? Автобус ездит на колесах. А ракета мчится по воздуху.

— Не сомневайся, на то есть важная причина.

— Ясное дело, есть. Просто я пытаюсь понять, в чем она состоит.

— По правде говоря, я тоже, — откликнулся Джихад Джонс и затормозил у рыбного ресторана.

Юсеф взял с собой сотовый телефон. Саргон-Перс предупреждал, что аппарат всегда нужно носить при себе — на случай, если поступит срочный вызов.

Не успели Юсеф с Джихадом войти в ресторан, как по шоссе в направлении мечети аль-Бахлаван проследовал конвой из служебных машин ФБР и бронемашин.

Но правоверные этого не заметили.

Глава 30

Тамайо Танака не собиралась спокойно глотать эту пилюлю.

Главной героиней сюжета должна была стать она, а не какая-то там Абир Гхула. В противном случае она должна хотя бы познакомиться с ней.

Значит, придется с Абир Гхулой познакомиться — как это ни отвратительно.

И совсем не так уж легко.

С Абир Гхулой теперь хотели познакомиться все — особенно после сообщения о недавнем покушении на нее. Сама Первая леди со своей устрашающей политической мощью осудила эту попытку, в результате чего Гхула сделалась темой дня. И Тамайо Танаке следует эту тему разработать.

Поэтому она из своего вашингтонского отеля позвонила директору службы новостей в Бостон.

— Действуй, Тамми. Скрытая камера у тебя с собой?

— Вы же знаете, что я ее кладу под подушку.

— После вчерашней передачи тебе проходу не дадут на Манхэттене.

— Не беспокойтесь. Я надену какой-нибудь жуткий парик и темные очки.

— Постарайся затеряться в толпе азиатских репортеров. Их там сейчас, по всей видимости, пруд пруди.

— Все будет шито-крыто, — отозвалась Тамайо Танака. Она так законспирируется, что ее никто не узнает. Ни один человек.

Разве что родная мать.

Когда через полтора часа Танака высадилась на углу Бродвея и Западной Сорок четвертой улицы, тело как раз выносили. Труп террориста был закрыт покрывалом, но когда его загружали в поджидавшую машину «скорой помощи», он вдруг взмахнул рукой. Рукой тонкой и эластичной, как лапша. Рукав рубашки весь превратился в лохмотья, но, несмотря на вишневые пятна запекшейся крови, серо-голубой цвет формы почтовых служащих все-таки проглядывал.

Тамайо Танака засняла сцену «погрузки» скрытой камерой.

Затем, назвав стоявшим с каменными лицами агентам ФБР свой номер заказа в отеле, она на стеклянном лифте поднялась наверх, в зал регистрации.

Надо же! ФБР охраняло здание от почтальонов и прессы, и тем не менее гостиница — одна из лучших в городе — по-прежнему функционировала.

И любой желающий мог в ней поселиться.

— Я хотела бы поселиться как можно дальше от Абир Гхулы, — попросила Тамайо клерка. — Если она в нижних этажах, то дайте мне номер еще ниже, чтобы я успела эвакуироваться при взрыве бомбы. Вашим стеклянным лифтам я не доверяю. Они меня нервируют.

— Третий этаж подойдет?

— Вполне, — отозвалась Танака, подавив усмешку. По крайней мере, недолго придется искать.

В номере она вручила коридорному двадцать долларов в обмен на информацию о том, на каком этаже скрывается Абир Гхула.

— Правда, я не знаю номера ее комнаты, — замялся коридорный.

— Не важно, — махнула рукой Танака. — Послушай, нельзя ли мне попросить тебя снять эту форму?

— Нам запрещено вступать в близкие отношения с гостями.

— А если сделать исключение для одной озабоченной блондинки?

— Ну, такое со мной впервые, — заулыбался коридорный, сбрасывая куртку и расстегивая ширинку.

— Разденься в ванной и выбрось свои лохмотья наружу, — распорядилась Тамайо.

Коридорный пожал плечами.

— Как скажешь.

Раздевшись, он досадливо поморщился, ибо блондинка стала натягивать на себя его куртку поверх розового бюстгальтера.

Застегнув ширинку, Танака открыла входную дверь.

— Куда же ты? — воскликнул коридорный.

— Тише, я сейчас вернусь.

— Так у меня же стоит!

— Окуни его куда-нибудь.

— Подожди!

Но дверь захлопнулась прямо перед его носом.

Выйдя из лифта на десятом этаже, Тамайо Танака осмотрелась. Она двигалась так, будто на нее надели крахмальную смирительную рубашку. Ничего, зато она снова в игре!

И теперь уже ни за что не отступит.

Перед Ясиром Носсэром стояла одна проблема. Причем отнюдь не пустячная, а очень даже крупная проблема.

Сложность заключалась не в том, как нанять самолет, чтобы пролететь над Манхэттеном. Дело в общем-то чепуховое, если есть деньги. Многие журналисты так поступают, здесь нет ничего необычного.

Проблематично было другое — как направить самолет прямо в окно номера, который занимала лицемерная Абир Гхула.

На каком этаже он находится — ясно, как найти нужный — тоже. Ясир Носсэр внимательно всматривался в окуляры цейссовского бинокля. Да, этаж он определил правильно.

Теперь требовалось вычислить, с какой стороны отеля находится номер Абир Гхулы. Конечно, лучше бы определить и ее окна, но это, пожалуй, невозможно. Да и не нужно. Найти соответствующую сторону здания означало добиться успеха. Ибо когда вертолет ударится о стену, прозвучит мощный взрыв, который погребет под собой все, что находится с этой стороны — в том числе и кости еретички.

— Еще один круг? — спросил пилот.

— Да, пожалуй.

"Может быть, ее окна выходят в сторону Мекки? — размышлял Ясир. — Нет, вряд ли. Абир Гхула делает все наоборот.

Значит, ее окна выходят на противоположную сторону... Да, пожалуй".

В конце концов после продолжительных размышлений (поскольку у него был всего один самолет и всего одна жизнь) Ясир решил, что он на верном пути.

— Время! — объявил он.

— Вы уже кончили? — удивился пилот.

— Почти. Я бы попросил вас подлететь поближе к отелю.

— Как близко?

— Летите прямо на отель, а я скажу, когда хватит.

— Хорошо.

«Пайпер Чероки» сделал вираж и полетел по прямой.

— Немного ниже, — произнес Ясир Носсэр, глядя в бинокль через лобовое стекло. — Хорошо, оставайтесь на этом уровне.

— А вы разве не собираетесь делать снимок?

— Да, да. Как же я забыл?

И, достав из спортивной сумки девятимиллиметровый пистолет, Ясир Носсэр приставил его к виску ничего не подозревающего пилота.

Ясир спустил курок. Глаза пилота выскочили из орбит и прилипли к боковому стеклу.

Ясир Носсэр подхватил штурвал из рук мертвого летчика и с криками: «Алла акбар! Господь велик!» — бросился вперед.

На каждой из четырех сторон десятого этажа отеля было примерно по десять дверей. Солнце стояло высоко, и его осенние лучи, лившиеся сквозь прозрачные окна, создавали какую-то сверхъестественную картину.

Тамайо осторожно двигалась по широким коридорам, стараясь уловить малейший шорох, доносящийся из-за дверей.

Каждый раз, заслышав что-нибудь подозрительное, Тамайо сразу становилась на колени и прикладывала ухо к панели.

Но до сих пор до нее не доносилось ничего, что напоминало бы резкий голос Абир Гхулы.

Вот за дверью раздались позывные Си-эн-эн. Тамайо ненавидела этот канал, считая, что его ведущим самое место где-нибудь в заводском радиоузле. Несмотря на известность, никого из них не приглашали к Лено, не говоря уже о Леттермане.

Уже собираясь подняться на следующий этаж, Тамайо вдруг услышала чей-то скрипучий голос:

— Посмотри, кто там прячется за дверью, Римо.

Голос показался девушке знакомым, но, прежде чем она успела сообразить, кому он принадлежит, дверь резко распахнулась, и Танака влетела в комнату, визжа, как кошка, которой прищемили хвост.

У нее тут же отобрали большую сумку, и чья-то крепкая рука приподняла журналистку с такой легкостью, как будто она была бестелесной.

Тамайо тут же узнала эти глубоко посаженные глаза и высокие скулы.

— Что вы здесь делаете? — спросил ее человек, представившийся ей когда-то Римо.

— Вам какая разница? — вопросом на вопрос ответила Тамайо.

— Я совсем не то хотел услышать.

— Слушайте, дайте мне десять минут на эксклюзив с Абир Гхулой, и я никому не скажу, что она здесь.

— Нет вопросов.

— Отлично! А у вас не будет проблем, когда я выйду в эфир?

— Вы никуда и ни с чем не выйдете, — отрезал Римо.

И Тамайо Танаку подвели к королевских размеров кровати, на которой под голубыми покрывалами лежала женщина с волосами цвета воронова крыла.

— Она умерла? — ахнула Тамайо, чувствуя, что ее история превращается в краткий некролог.

— Просто отсыпается.

— Мусульмане же не пьют!

— Она не потому отсыпается, — отозвался Римо и легонько сдавил Тамайо шею.

Танака не почувствовала, как ничком рухнула на кровать. Очнулась она только спустя некоторое время, почувствовав на своем лице дыхание Абир Гхулы.

— М-м-м! — пробормотала та.

— Я Тамайо Танака. Могу я взять у вас интервью?

— М-м-м.

— Вы меня помните? Тамми? Из «Ночного зеркала»?

Гхула приоткрыла один глаз. Взгляд ее сначала упал на лицо Тамайо, затем переместился на ее волосы и, наконец, остановился на голубых глазах.

— Это ты мой голубоглазый блондин?

— Если вы дадите мне интервью, я буду вашим розовым пуделечком.

Абир Гхула мечтательно улыбнулась.

— Я еще никогда не занималась оральным сексом с блондином, — проговорила она. — Ты знаешь, что фелляция — слово арабское?

— Я не...

— Я скажу тебе все, что ты хочешь, если ты дашь мне попробовать твою твердую плоть.

— Ну конечно! — хриплым голосом отозвалась Тамайо. — Но лучше заниматься любовью в темноте, под покрывалом.

— Да, так будет просто восхитительно.

— Тогда закройся. Ты готова?

— Положи мне его в рот, и я высосу его досуха.

— Кажется, кто-то из них очнулся, — произнес Римо, находившийся в соседней комнате.

— Обе очнулись, — откликнулся сидящий на полу Чиун, с интересом смотревший телевизор.

— О чем они говорят?

— Фальшивая японка пытается вырвать что-нибудь у шлюхи.

— Пусть ее. Все равно никуда не пойдет.

— А та обещает что-то досуха высосать.

— Что высосать?

Чиун пожал плечами.

— Кто это может сказать, когда фальшивый пророк просыпается рядом с голубоглазой японкой?

— Пойду-ка я лучше посмотрю.

— Не забудь — сейчас твоя очередь доставлять удовольствие этой самке, Гхуле. И смотри, чтобы улыбка у нее была что надо.

— Может, я просто покажу Тамми, как и что делать, и мы на неделю спасем себя от скуки.

Римо вошел в спальню и увидел буйствующую под одеялом парочку. Отчетливо слышались чмоканье и стоны.

Римо заколебался. Он еще долго бы раздумывал, не прекратить ли все это, как вдруг за окном блеснуло что-то серебристое.

Вдали кружил легкомоторный самолет. Вот он развернулся носом к гостинице и понесся прямо на окно.

Римо прекрасно видел в темноте, при плохом освещении, и так же далеко, как лучшие оптические приборы.

Он заметил, что в кабине находятся двое. Затем пассажир приставил пистолет к виску пилота и прострелил ему голову.

Римо больше не раздумывал.

— Давай к двери, папочка! — крикнул он, подбегая к кровати. — Он приближается!

— Кто? — удивился Чиун.

Схватив под мышку извивающийся сверток, Римо выскочил из комнаты, чуть не наступив на пятки мастеру Синанджу.

«Может, уже и поздно, но как знать», — на бегу подумал ученик.

Звон разбитого стекла раздался в тот самый момент, когда Римо, перебравшись через низкую защитную стенку внутреннего колодца и раскачавшись на одной руке, прыгнул вниз. Приземлившись на площадке следующего этажа, он стрелой рванул в противоположное крыло здания.

Гостиницу потряс мощный взрыв. Световой люк треснул, вниз обрушились осколки стекла. Затем рвануло еще раз, но уже слабее, и от сорванной с петель двери в номер Абир Гхулы, летящей вниз, на беглецов пахнуло жаром.

Наконец Римо решил, что опасность миновала, и тихонько развернул одеяло, скрывавшее под собой соблазнительные формы Танаки и Абир Гхулы.

Закрыв глаза, Абир энергично сосала палец Тамайо Танаки.

— Еще минутку, ладно? — прошептала Тамайо. — Мы уже почти кончили.

Глава 31

Доктор Харолд В. Смит как раз уверял Президента, что с Абир Гхулой все в порядке, когда зазвонил голубой телефон.

— Не беспокойтесь, мистер Президент, эту женщину охраняют самым наилучшим образом.

— Вы знаете, что со мной сделает жена, если ее убьют? Это куда страшнее, чем если меня не переизберут и она останется без должности.

— Ваша супруга не занимает государственных должностей.

— Попробуйте ее переубедить! В данный момент она разрабатывает стратегию моей кампании на Юге.

— Мне кажется. Юг для вашей партии уже потерян.

— Вот и скажите ей об этом. Она считает, что может слопать Юг как гамбургер, если только кто-то даст ей достаточно большую лопаточку.

— Извините, — произнес глава КЮРЕ, — мне звонят по другому аппарату.

Подняв трубку голубого телефона, красную трубку Смит прижал к груди.

— Да?

— Смитти, они сделали новую попытку, — пробубнил Римо.

— Явно неудачную.

— Ну да, только вот «Пайпер Чероки» или что-то в этом роде врезался в бывший номер Абир Гхулы, а сама она сосет палец у той дрянной репортеришки, о которой я тебе уже докладывал.

— Повтори еще раз.

— Ладно, не обращай внимания. Не исключено, что они снова будут таранить нас на самолете. Нам нельзя здесь больше оставаться. Нужно перебираться на новое место.

— Не отключайтесь.

— Ладно.

В трубке тотчас послышался приглушенный голос Римо. — Они еще не кончили?

— Не знаю, — ответил мастер Синанджу. — Палец блондинки побледнел, а та, другая, сосет еще сильнее.

— Оставь их в покое. Видимо, они знают что делают.

— Что там у вас происходит? — кислым голосом спросил Смит.

— Пожалуй, вам этого знать не стоит.

— У меня Президент на спецлинии. Так что подождите, пожалуйста. Я слушаю. — Смит тотчас обратился к Президенту.

— Что случилось?

— Что вы имеете в виду?

— Я слышу, как у вас бьется сердце. Очень сильно стучит.

Глава КЮРЕ откашлялся.

— Только что произошло еще одно покушение на жизнь Абир Гхулы, но она осталась жива. Я собираюсь перевести ее в более безопасное место.

— Что хотите делайте, только не привозите ее в Вашингтон. Не хватало еще, чтобы террористы атаковали столицу. Меня уже называют Президентом, который позволил почтовой системе дойти до состояния хаоса. Чертов спикер палаты представителей как раз сейчас поставил на обсуждение законопроект о ликвидации почтовой службы.

— Я скоро с вами свяжусь.

— Если будут плохие новости, то постарайтесь держать их при себе. Причем как можно дольше. Вот после переизбрания — другое дело.

Закончив диалог с Белым домом, Харолд В. Смит продолжил разговор с Римо.

— Он так и сказал: «Держите при себе плохие новости»?

— Да.

— Он явно перепугался.

— Не наши проблемы, Римо. Я хочу, чтобы вы переправили Абир Гхулу в Центр международной торговли.

— А почему именно туда?

— После попытки уничтожения в 1993 году это самое укрепленное, самое безопасное здание на Манхэттене. Они просто не посмеют полезть туда.

— Я думаю, они осмелятся напасть даже на Ватикан.

— Я неточно выразился. Они не смогут прорваться сквозь систему безопасности Центра международной торговли. Переправьте ее немедленно. Я организую, чтобы вас встретила антитеррористическая группа ФБР.

— А как насчет этой шлюхи?

— Конечно, оставьте ее здесь.

— Извлечь ее палец изо рта Гхулы будет явно труднее, чем сделать вид, будто они сиамские лесбиянки.

— Оставьте ее, — холодно отозвался глава КЮРЕ.

— Смитти сказал, что мы должны отвезти Абир в более безопасное место, а эту дрянь оставить здесь, — отключившись, доложил Римо.

— А что делать с пальцем?

— Разве его нельзя вытащить?

— Я не собираюсь пробовать. И потом, сейчас твоя очередь.

— Мои действия приравниваются к удовлетворению Абир?

— Да, конечно, — не раздумывая, ответил Чиун.

— Что ж, справедливо, — усмехнулся ученик.

— Я буду охранять подступы и таким образом избавлю свои старые глаза от этого жуткого зрелища.

Когда Чиун отошел в сторону, Римо встал на одно колено возле занятых своим делом женщин. Абир абсолютно ничего не замечала, кроме пальца Тамайо Танаки, в то время как та уже кусала губы в отчаянии.

— Ваше время истекло, — предупредил Римо.

— Шшш! — отозвалась Тамайо. — Она думает, что я парень.

— Ей нужно только открыть глаза...

— Не раньше, чем я возьму интервью.

— А где микрофон?

— В лифчике, где же еще?

— Спасибо, — сказал Римо и сдавил шею девушки так, что у той глаза на лоб полезли. Потеряв сознание, Танака упала и стукнулась головой об пол.

При падении ее палец едва не выскользнул изо рта Абир Гхулы. Та тотчас впала в состояние, подобное религиозному экстазу, и принялась сосать еще усерднее.

— Ну все, что ли? — поднимаясь, поинтересовался Римо.

— Да. Просто чудесно! У этого парня семя имеет вкус крови.

— Я рад, что тебе понравилось. А сейчас нам нужно идти.

Наклонившись, Римо подхватил ее в охапку вместе с голубым одеялом.

— Я никуда не пойду без моего неверного блондина!

— Там, куда мы идем, будет ждать столько неверных блондинов, сколько ты пожелаешь, — пообещал Римо.

— Тогда я покоряюсь судьбе.

— Знаешь, а ведь СПИД передается через кровь.

— Я Пророчица Аллахи. Она защитит меня от СПИДа.

Они вызвали лифт и спустились на первый этаж, где бригадир посыльных, увидев, что какой-то высокий европеец и маленький азиат пытаются улизнуть с принадлежащим гостинице одеялом, преградил им путь.

— Из здания выносить запрещено. Это собственность отеля.

— Мы вернем, — заверил его Римо.

— Прошу прощения, нельзя.

Тогда вперед выступил Чиун и доказал бригадиру посыльных беспочвенность его возражений, мастерским ударом сдвинув ему коленную чашечку.

Обойдя прыгающего на одной ноге бедолагу, они сели в такси.

— Центр международной торговли, — бросил Римо таксисту.

— Башня номер один или номер два?

— Номер один. В конце концов, оттуда недалеко и до второй.

Такси двинулось вперед.

Перед входом в башню номер один их ждала антитеррористическая группа ФБР в полном боевом облачении.

— Вот она, башня номер один! — обрадовался Римо.

Подскочивший к ним командир группы отрывисто произнес:

— Извините, но мы вынуждены вас обыскать.

— Сначала обыщите вот это, — хмыкнул Римо, разворачивая одеяло и опуская Абир Гхулу к ногам фэбээровца.

Абир подняла взгляд вверх, поморгала и спросила:

— Ты и есть мой блондин-неверный?

— Нет.

— Если вы скажете «да», то сотрудничество будет обеспечено, — посоветовал Римо.

— У меня есть несколько седых волосков, — кивнул командир антитеррористической группы.

— Гарантирую, что к концу смены их число увеличится, — сообщил Римо. — Покажите, куда нам идти.

— Сюда.

Римо сунул Абир Гхулу под мышку, отряд ФБР образовал вокруг него живую изгородь, и они двинулись вперед.

Не желая подчиняться обычаям белых, Чиун шел в стороне, спрятав руки в рукавах кимоно и внимательно озирая окрестности.

— Знаете, — порекомендовал Римо командиру фэбээровцев, когда они вошли в вестибюль, — лучше всего было бы сохранить инкогнито.

— Конечно. Но в Овальном кабинете хотят, чтобы все шло по правилам.

Лифт поднялся на верхний этаж, где их проводили в просторную комнату, спешно переоборудованную в командный пункт ФБР.

— А постели нет? — спросил Римо, окидывая глазами аппаратуру связи.

— Пытаемся достать.

— Она любит поспать.

В комнате было полно агентов ФБР. Абир Гхула бродила среди них и все более нетерпеливым голосом спрашивала:

— Ты и есть мой неверный блондин?

— Скажите «нет», — каждый раз жестами подсказывал Римо.

— Тогда где же мой неверный блондин?

— Ищет свои корни. Неужели тебе не хватило? Для одного-то дня?

— Я никак не могу насытиться. Ради него я готова отказаться от всех женщин и всех мужчин, вместе взятых. Пусть даже фаллос у него очень короткий, но он твердый, как кость, и соленый, как кровь моих месячных.

— Так дай ему возможность восстановить силы. Ты была с ним очень сурова.

— Все мужчины будут рабами Ум Аллахи.

— Так держать! — хмыкнул Римо.

Повернувшись к Чиуну, он увидел, что мастер Синанджу зажал свои маленькие уши — по всей видимости, дабы не оскорблять слух.

Римо махнул ему рукой.

— Она закончила? — спросил учитель.

— Пока да.

— У этой шлюхи рот как сточная канава и повадки похотливых животных, которых я и называть-то не стану, поскольку они ни в чем не виноваты.

— Хорошо сказано, — кивнул ученик, знаком приглашая фэбээровцев покинуть помещение.

Командир антитеррористической группы упрямо покачал головой.

— Не могу. Мы отвечаем за нее головой.

— Нет. Вы отвечаете за охрану здания, а за нее отвечаем мы.

— Из какого вы ведомства?

— Из секретного, — ответил Чиун. — Если вы узнаете, как оно называется, я вынужден буду убить вас на месте.

Командир группы улыбнулся, затем подавил улыбку, увидев серьезные лица собеседников.

— Я подчиняюсь приказам помощника старшего специального агента Смита, и больше никому.

— Смит у вас главный? — уточнил Римо.

— Да.

— Давайте ему позвоним.

— Прошу прощения, но я не знаю номер его телефона.

— А я знаю, — отозвался Римо, доставая сотовый телефон и нажимая кнопку "1". Услышав первый гудок, он передал трубку командиру группы, зная, что глава КЮРЕ откликнется на втором гудке.

— Это Стронг[15], я звоню из Центра международной торговли.

— Где вы взяли мой номер? — рассердился Смит.

— Скажите, что вам его набрал Римо, — помог выйти из положения Римо.

— Он назвался Римо. И приказывает нам уйти из охраняемого помещения. Что нам делать?

— Подчиниться. Охраняйте здание.

— Но, сэр, я не могу...

— Это приказ, — отрезал помощник старшего специального агента Смит.

— Да, сэр.

Забрав телефон, Римо распахнул дверь. Команда ФБР, понурив головы, покинула помещение.

— Не забудьте — держите этот этаж чистым. Последняя команда ФБР сработала плохо.

С этими словами Римо захлопнул дверь.

Абир Гхула свернулась калачиком в кресле. Голубое одеяло сползло с ее плеч, обнажив те части тела, которые ни Римо, ни Чиун лицезреть не имели желания.

— Я хочу моего неверного блондина, — злобно бормотала Абир.

— Твоя очередь, папочка, — кивнул ученик.

Услышав это, Абир Гхула засунула руки под мышки.

— Я знаю, чего вы добиваетесь! — фыркнула она. — Но вам никогда не удастся дотронуться до моих новых замечательных эрогенных зон.

— Мне они и даром не нужны! — хмыкнул Чиун.

— Я хочу моего неверного блондина.

— Придется немного подождать, — принялся ее успокаивать Римо. — Может, пока поспишь?

— Я очень хочу есть.

— Сейчас закажем. Чего ты хочешь?

— Неверного блондина в собственном соку.

— А вареный рис подойдет?

Через час Абир Гхула все еще продолжала ныть, как вдруг без всякого предупреждения дверь распахнулась и на пороге появился Харолд В. Смит.

Римо хотел было уже выпроводить непрошеного гостя, но тут его чувствительных ушей достиг знакомый стук сердца. Римо отпрянул.

— Черт побери, Смитти, я чуть не оторвал вам голову!

— Ничего. Иногда полезно бывает проверить посты, — возразил Смит.

Тотчас торопливо вскочил Чиун, каждая морщинка на его лице выражала радость.

— Приветствую вас, о Смит! Чем мы можем вам служить?

— Я сам позабочусь об этой женщине.

— Вы?!

— Вы мне нужны в другом месте.

— Прекрасно, — обрадовался Римо.

Чиун отвесил такой низкий поклон, какого его ученик никогда прежде не видел. Еще чуть-чуть, и он бы поцеловал безупречно вычищенные ботинки Смита.

— Ваша необыкновенная щедрость проливается благодатным дождем на наши исстрадавшиеся души. Скажите, что нам надо сделать, и мы выполним все с радостью и благоговением.

— Я выследил местонахождение анонимного сервера «Врата рая».

— Да ну? И где же он? — спросил Римо.

— В мечети Толедо, штат Огайо.

— В Толедо есть мечеть?

— Одна из крупнейших в стране. Правда, она считается недействующей.

— Почему?

— Она была построена немного криво и обращена не в сторону Мекки.

— Так почему бы не совершить на нее налет?

— Ну, все-таки мечеть... По политическим причинам полицейский рейд неприемлем для Президента и страны и только возбудит террористов.

— А наш визит приемлем?

— Если мои подозрения верны, вы найдете там Глухого Муллу.

Мастер Синанджу снова поклонился. На губах его заиграла лукавая улыбка.

— Вот слова истинного Цезаря!

— Думаете, справитесь? — с сомнением покачал головой Римо, кивая в сторону Абир Гхулы.

Глава КЮРЕ неловко поправил узел дартмутского галстука.

— Конечно.

— Если она будет капризничать, дайте ей успокоительного. Она только спасибо скажет.

После того как они ушли, Харолд В. Смит посмотрел на свою подопечную.

— Ты не мой неверный блондин, — обиженно сказала она.

— Я агент ФБР Смит.

— На мой взгляд, ты слишком худой. Но поскольку я очень скучаю, то могу позволить тебе доставить мне удовольствие каким-нибудь неожиданным способом.

— Я женат, — неловко отозвался глава КЮРЕ.

— Я не прочь заняться и любовью втроем. А ты?

Харолд В. Смит вздохнул и постарался усмирить свое разыгравшееся воображение. Чудовищная картина! Он чувствовал себя так, будто оказался в лапах голодного хищника.

Глава 32

Директор ФБР как раз диктовал меморандум, категорически отрицающий существование Службы по борьбе с насилием среди почтовых служащих, когда секретарь проинформировал его о срочном звонке из Толедо.

Директор невероятно удивился: он и не подозревал о том, что в Толедо существует отделение ФБР.

— Соедините.

В трубке послышался чей-то взволнованный голос:

— Это старший специальный агент Раш, Толедо. Мы окружили мечеть.

— Мечеть?!

— Мечеть аль-Бахлаван. Теперь никто не войдет и не выйдет оттуда без нашего ведома.

— Какую мечеть? О чем вы говорите?

— Об операции по окружению.

— Я не отдавал приказа об этой чертовой операции! Где вы находитесь? Что за мечеть? Откуда вообще все это взялось?

— Приказ поступил из вашего офиса, по телексу.

Директор ФБР едва подавил стон.

— Неужели помощник старшего специального агента Смит?

— Верно. Смит.

Директор наклонился вперед.

— А там нет его имени?

— Минуточку. — Когда вновь послышался голос старшего специального агента, он сопровождался шуршанием бумаги. — Здесь только закорючка. Даже инициалы неразборчивы.

— Тогда расскажите все с самого начала, — обреченно вздохнул директор ФБР.

— Мы перекрыли все подходы к предполагаемому местонахождению штаб-квартиры «Посланников Мохаммеда».

— Значит, мечеть, говорите?

— Самая большая из всех, что я видел. С двумя высокими минаретами, которые похожи на ракеты, готовые к запуску.

— Ничего не предпринимайте.

— Приказано было лишь оцепить мечеть.

— Главное — не наломать дров.

— Мы понимаем, сэр. Это же Огайо!

— Ведите наблюдение и никого не пропускайте. Я свяжусь с вами.

Сняв трубку, директор ФБР позвонил Президенту Соединенных Штатов.

— Сэр, у меня есть хорошие новости, а также, к сожалению, плохие.

— Валяйте, — хриплым голосом отозвался глава исполнительной власти.

— Бюро, по всей видимости, обнаружило штаб-квартиру группы джихада «Посланники Мохаммеда».

— И где же: в Иране, Ираке или в Ливии?

— В Толедо, штат Огайо. Там есть мечеть, большая, как шатер передвижного цирка, и мы считаем, что заговорщики прячутся внутри.

— Это хорошая новость или плохая? — поинтересовался Президент.

— В общем, мы окружили здание.

— А БАТО там?

— Их нет в кольце оцепления.

— В любом случае никуда их не пускайте, — взволнованно воскликнул Президент. — И что бы вы ни предприняли, не допускайте ошибок. Я с вами свяжусь, — добавил он таким голосом, как будто содержимое его желудка сквозь стиснутые зубы рвалось наружу.

Президент Соединенных Штатов позвонил Харолду В. Смиту, и прозвучало целых три гудка, прежде чем Смит раздраженно ответил:

— Да, мистер Президент.

— Вы что-нибудь знаете о мечети, окруженной ФБР?

— Это моих рук дело.

— Вы хоть представляете, какой резонанс вызовет такая акция в средствах массовой информации?

— Мы должны овладеть ситуацией, прежде чем «Посланники Мохаммеда» нанесут новый удар.

— Но ведь это же мечеть! Если что-нибудь будет не так, весь мусульманский мир взорвется от негодования. А мы только-только заставили израильтян и палестинцев немного остыть.

— Прежде всего — безопасность Соединенных Штатов, мистер Президент, — решительно заявил глава КЮРЕ. — Все подобные группы джихада действуют под командованием религиозных деятелей, которые стремятся достичь религиозных целей и потому в значительной степени попадают под защиту законов США, обеспечивающих свободу вероисповедания. С ними можно справиться только неконституционными методами.

— А какого черта они хотят?

— Установить глобальную исламскую теократию, обратив весь мир в свою веру силой оружия и террора.

— Они используют наши конституционные свободы для того, чтобы их у нас отобрать? — удивился Президент.

— Не беспокойтесь. Для таких безжалостных хищников, которых создала моя организация, дело выеденного яйца не стоит.

Словно бы издалека раздался чей-то недовольный голос:

— Я хочу своего неверного блондина. Хочу вкушать его соленые соки всеми возможными способами.

— Кто это там? — поинтересовался Президент.

— Абир Гхула.

— Она у вас?

— Нет, в охраняемой комнате в Центре международной торговли.

— А эта линия защищена?

— Это сотовое подключение к прямой линии связи.

— Ох, а я-то гадал, почему вы три гудка не брали трубку.

— Мистер Президент, я только что отправил своих людей в мечеть аль-Бахлаван. Если информация подтвердится, то мы найдем там тайного руководителя активизировавшейся группы джихада.

— И что тогда?

— Мои люди незаметно проникнут в мечеть и выйдут оттуда. Через некоторое время ФБР снимет оцепление. А тела заговорщиков, умерших от естественных причин, будут обнаружены в соответствующих местах.

— Вроде бы все просчитано...

— Гарантировать ничего нельзя, мистер Президент.

— Ваши ребята один раз уже спасли мое президентство. Я надеюсь, они сумеют завершить операцию тихо и так, чтобы в дальнейшем исполнительная власть с полным правом все отрицала.

— Таков их долг, — отозвался Харолд В. Смит.

— Что ж, отлично. Пойду в Розовый сад перетягивать канат. Пусть избиратели увидят, что мы успешно справляемся с проблемами.

Президент повесил трубку, и глава КЮРЕ прямиком отправился в ванную, чтобы проверить состояние Абир Гхулы — женщины, которую больше всего ненавидели в мусульманском мире.

Увидев, что она все в том же положении, в каком он ее оставил — руки привязаны к стойке душа, — Смит с облегчением вздохнул. Девушка зло сверкнула золотистыми глазами.

— Когда согласитесь вести себя хорошо, я вас выпушу, — произнес глава КЮРЕ и тотчас отступил назад. И не напрасно, ибо Абир Гхула решила пнуть своего стража босой ногой. Смит пришел к выводу, что время развязывать Гхулу еще не настало.

Президент находился в Розовом саду, когда ему подали факс.

Он стоял перед передвижной президентской трибуной, ожидая, пока ухмыляющиеся вурдалаки — так в течение недели Президент называл аккредитованных в Белом доме журналистов — успокоятся и можно будет начать.

Президент взглянул на факс. Он поступил из ФБР и имел пометку: «Коммюнике, полученное по факсу сегодня в 11.11 якобы от „Посланников Мохаммеда“. Подтверждения подлинности нет».

Ну, раз «подтверждения нет», значит, все не так уж важно, решил Президент. Он находился здесь для того, чтобы приободрить страну, а не сообщать о новых угрозах. И потому не стал читать текст коммюнике.

Откашлявшись, Президент начал выступление:

— Я только хочу сказать несколько слов, чтобы заверить всех американцев, что страна находится в безопасности, почтовая служба функционирует так, как ей положено, а ФБР усердно работает над расследованием вчерашних ужасных событий.

Вот так. Коротко и четко. Такое пресса никогда извратить не сможет.

И тут хлынул поток вопросов.

— Мистер Президент, верно ли, что вы приказали почтовикам уйти в отпуск — то есть фактически почту закрыли?

— Ни в коем случае.

— Тогда почему доставка почты практически прекратилась?

— Никаких дополнительных вопросов, — предупредил пресс-секретарь. — Вы знаете наши правила.

— Мистер Президент, некоторые авиакомпании отказываются перевозить почту, опасаясь заложенных в нее бомб. Прикажете ли вы им во имя национальных интересов пересмотреть подобное решение?

— Мы думаем над этим, — отозвался Президент, впервые услышав о такой ситуации.

Словесный теннис продолжался, и Президент с легкостью отбивал направленные в его сторону мячи. Вечером по телевидению пикировка будет прекрасно выглядеть.

— Господин Президент, в Министерстве юстиции кое-кто утверждает, что так называемые «Посланники Мохаммеда» угрожают запустить ядерную ракету под названием «Меч Аллаха» по неназванной ими цели, находящейся где-то в Америке. Как вы можете прокомментировать такое утверждение?

Президент застыл как изваяние.

Пресс-секретарь украдкой указал ему на факс, лежащий на трибуне.

Президент прочитал бумагу, и глаза у него расширились от удивления.

Так как законное требование «Посланников Мохаммеда» не было удовлетворено безбожной Америкой, у нас не остается другого выбора, кроме как объявить сегодня о существовании ужасной исламской бомбы. Эта бомба установлена на ракете, доселе невиданной в западном мире. Ее назвали «Меч Аллаха» и запустят сегодня же по цели, неизвестной нации неверных, для того чтобы полностью уничтожить эту цель и таким образом продемонстрировать неверным, что ислам ни в чем не уступает языческой науке Запада.

Маша Аллах!

Президент побледнел как полотно. По национальному телевидению также транслировалось, как журналистский корпус Белого дома задает Президенту все новые и новые вопросы, на которые тот не в состоянии дать убедительного ответа.

— Пусть все американцы знают, что мы не воспринимаем эту угрозу за чистую монету, но тем не менее не сбрасываем ее со счетов. У нас нет разведывательных данных, полностью подтверждающих наличие так называемой исламской бомбы. Но в качестве меры предосторожности я привел в боевую готовность наши системы раннего предупреждения о ракетном нападении.

И Президент поспешил отдать приказание, надеясь, что он еще не опоздал.

Харолд В. Смит продирался сквозь самые первые рапорты об аресте Глухого Муллы после неудачно проведенного террористического акта. Оказывается, Муллу арестовали три года назад в мечети аль-Кальбин, что находится в Джерси-Сити.

Внезапно компьютер звуковым сигналом предупредил о поступлении важного сообщения.

Одно нажатие клавиши — и на экране перехват факса.

Прочитав сообщение «Посланников Мохаммеда» о ядерной ракете под названием «Меч Аллаха», он сразу же пришел к твердому выводу — такой ракеты нет и быть не может.

Разве что имеется в виду «Скад» небольшого радиуса действия. Для того чтобы достичь континентальной территории США, ракету нужно запустить или из Канады, или из Мексики, что крайне маловероятно.

Что же касается исламской бомбы, то это тоже весьма сомнительно.

ПМ, большинство «посланников» которого сидит в ФБР, пытается разжечь беспокойство среди американского населения. Удачно или неудачно — зависит от того, как данный сюжет подадут средства массовой информации.

Смит снова вернулся к компьютерным файлам. На его сером лице читалась крайняя озабоченность. Как же так? Глухой Мулла находится в федеральной тюрьме, а его последователи даже не пытаются его освободить.

Этому предстояло найти объяснение.

И глава КЮРЕ был полон решимости его найти.

Глава 33

В агентстве по прокату автомобилей клерк проинформировал Римо, что машина оборудована новейшей системой спутниковой навигации.

— Лучше скажите, как проехать, — попросил Римо.

— Система «Граундстар» безошибочно доставит вас к цели, в противном случае мы возвратим деньги за ее прокат, — прощебетал клерк.

— Мне больше нравится, когда объясняют на словах. Это экономит время и позволяет сохранять вещи целыми, — заявил Римо, ногтем перерезав ручку, которой только что подписывал договор на прокат машины. На белую рубашку клерка брызнули чернила.

Поняв намек, тот уже открыл было рот, чтобы объяснить, как проехать, но тут вмешался мастер Синанджу.

— Я буду лоцманом.

— Ты не умеешь обращаться с компьютером, — тотчас возразил ученик.

— Что вы, любой ребенок... — некстати вступил в разговор клерк.

— Помолчите! — огрызнулся Римо.

— Я буду прокладывать курс, — повторил Чиун. — Я видел, как Смит работает на машине-оракуле. Все очень просто.

Римо глаза от удивления вытаращил. Оставалось только надеяться на лучшее.

Через двадцать минут они остановились на берегу реки Моми, что к югу от озера Эри.

— Мы заблудились, — заключил Римо.

— Ничего подобного, — возразил мастер Синанджу, постукивая по экрану компьютера своим чехольчиком для ногтя. — Видишь? Вот здесь находится странное озеро.

— Озеро Эри вовсе не зеленое, — отозвался ученик. — А штат Огайо не голубой.

— Цвет не имеет значения. Тут вот озеро Эри, а красная точка — это мы, потому что она двигается, когда двигаемся мы.

— Так где же мы находимся? — спросил ученик, стараясь сохранять терпение.

— В месте, которое называется «Гавана».

— Значит, на Кубе, что ли?

— Написано только «Гавана».

Римо посмотрел на экран.

— Это зеленое «озеро» — остров Куба, папочка. А мы сейчас совсем в другом месте.

— Оракулы никогда не лгут.

— Давай лучше спросим на ближайшей автозаправке, — буркнул Римо.

— Ты ставишь слово какого-то вонючего поставщика химикалий выше слова мастера Синанджу? — возмутился Чиун.

— Давай лучше поговорим о деле. Радио сообщает, что в Монтане и Аризоне психи из ополчения пытаются линчевать почтальонов. Увидев почтальона, люди тотчас запирают дверь. Везде откладываются коммерческие рейсы, потому что никто не хочет потерять «семьсот сорок седьмой»[16] из-за бомбы в посылке. Не говоря уже о том, что почта практически не доставляется, так как почтовые служащие поют «Песню о серотонине».

— Ничего плохого не вижу в том, что ничтожные письмоносцы любят свою работу.

На главном шоссе им попался автобус, который помчался за ними на высокой скорости.

— Чиун, оглянись, — попросил Римо.

Учитель повернулся на сиденье.

— Я вижу разъяренный автобус.

— Ну, теперь посмотри на парня за рулем.

— Я вижу рыжего египтянина.

— Да нет, на другого. Скажи, это не Джо Кэмел, а?

— Нет, не Джо Кэмел. Но это он. Такой нос ни с каким другим не спутаешь!

— Какого дьявола он здесь делает? — удивился Римо.

— Наверняка пытается сбить нас.

Слова Чиуна едва не стали пророческими.

Спустя мгновение серебристый автобус с трубным ревом как танк пронесся вперед. Римо нажал на тормоз, надеясь, что автобус тоже затормозит.

— Он не сбавляет ход. Наоборот, прибавил скорость, — предупредил учитель.

Автобус еще быстрее устремился вперед, намереваясь сбросить их с дороги.

Римо свернул на обочину. Машина подпрыгнула и остановилась. Задние колеса тотчас увязли в мягком грунте. Римо, чертыхаясь, вылез из машины.

Взявшись за бампер, он резко выпрямился и с легкостью переместил задний мост на асфальт. Пожалуй, тут проявилась не столько сила, сколько абсолютная физическая гармония. Синанджу обеспечивало такое слияние разума и тела, что становился возможным любой подвиг.

Садясь на место, Римо услышал радостную новость.

— Мы снова в Огайо, — сообщил ему Чиун. — И компьютер подтвердил мои предположения. Если мы последуем за желтой линией, то достигнем своей цели.

— Мы наверняка достигнем своей цели, если рванем вон за тем большим серебристым автобусом, — буркнул ученик, переключая передачу.

Командир отряда специального назначения ФБР Мэтт Брофи мог бы дать голову на отсечение, что мечеть аль-Бахлаван надежно защищена от вторжения. Никто, находясь в здравом уме и твердой памяти, не стал бы даже и пытаться проникнуть в здание, окруженное бронемашинами и вооруженными до зубов людьми.

Проникнуть внутрь — означало попасть в ловушку.

А те, кто уже оказался в ловушке, выходить пока не собирались. Нельзя сказать, чтобы Брофи призывал к этому. Нет, он просто стоял на страже, как и было приказано, ибо ему совсем не улыбалось предстать перед толпой разъяренных конгрессменов. Или оказаться в одной комнате с Генеральным прокурором Соединенных Штатов, которая, говорят, одним взглядом переламывает человеку шею, не говоря уже о карьере.

Готовый к любым попыткам прорвать оцепление изнутри, Брофи меньше всего ожидал, что какой-то сумасшедший автобус вздумает пробиваться внутрь.

Автобус пронесся по главному шоссе штата Огайо, свернул на дорогу номер семьдесят пять и по подъездной дорожке двинулся к мечети.

Брофи одного взгляда было достаточно, чтобы сердце его оборвалось.

— Приближается автобус! — крикнул кто-то.

— Эмблема какая-нибудь есть? Почтовой службы... или еще какой? — спросил Мэтт.

Никто ничего подобного не увидел.

— А как насчет взрывчатки?

— Нет, — после консультации с прицелом отозвался специалист по борьбе со снайперами.

— Может, это автобус с бомбой? — предположил кто-то.

И тотчас кровь застыла в жилах всех окружавших мечеть.

А потому, когда автобус рванул прямо на оцепление, Мэтт Брофи приказал блокирующим бронемашинам разъехаться, что те мгновенно и исполнили.

Автобус пронесся сквозь «железный» заслон ФБР и, устремившись к большому порталу, налетел прямо на ворота, проломив их как фанерный лист. Один из минаретов пугающе накренился, другой лишь слегка вздрогнул.

Автобус не взорвался.

Вот и прекрасно!

Паршиво лишь то, что оцепление теперь прорвано, и никто не мог бы сказать, кем и, что самое важное, почему.

Агентам оставалось только ждать развития событий и надеяться на лучшее.

Зазвонил сотовый телефон.

Теперь была очередь Юсефа Гамаля тренироваться в управлении учебной ракетой, поэтому на звонок ответил Джихад Джонс.

— Да, да? — сказал он. — Да, да. Да, да! — и отключился.

— Ну? — спросил Юсеф.

— Саргон сообщил, что мечеть окружило преступное ФБР.

— Вот кретины! И каковы же инструкции?

— "Меч Аллаха" следует запустить немедленно.

— Но где же он?

— Нам велено как можно быстрее возвращаться в мечеть.

— Значит, пришел наш час, брат мой.

— Не называй меня братом. Я тебе не брат.

— Ну, тогда двоюродный брат.

— Сейчас ты ведешь учебную ракету. Значит, я буду управлять настоящим «Мечом Аллаха».

— Саргону решать, — газанув от ярости, огрызнулся Гамаль.

Проскочить кольцо оцепления ФБР оказалось нетрудно. Неверные сами расступились. Потом, поскольку времени не оставалось, Юсеф бросил автобус прямо на ворота, как и полагалось по инструкции.

Ворота рухнули, оставив мечеть беззащитной. Однако другого выхода не осталось.

Внутри их встретили только афганские стражи, охранявшие Глухого Муллу.

— Саргон ожидает в комнате запуска, — прогремел один из них.

— А где это? — спросил Юсеф.

— Через две комнаты отсюда. Зеленая дверь. Она не заперта, иншалла.

Джихад Джонс салютовал.

— Пусть Аллах защитит вас, храбрые воины.

И они поспешили к зеленой двери.

— "Меч Аллаха" здесь! — на бегу крикнул Гамаль. — А мы и не подозревали.

— Наверняка один из минаретов, — отозвался египтянин.

— Ага, левый.

— Нет, правый. Он ближе к Мекке.

— Я предпочитаю левый минарет.

— Если хочешь, можешь, как дурак, пилотировать его в никуда, в то время как я буду пилотировать настоящий «Меч Аллаха» прямо в рай.

— Пусть Глухой Мулла сам решает.

— Не будет он ничего решать. Это предопределено изначально.

— Тогда твои молитвы — все равно что лай собак, бегущих за караваном, — проворчал Юсеф.

Зеленая дверь оказалась массивной, но открылась прикосновением пальца. Внутри было темно.

— Саргон, где ты? — позвал Джихад Джонс.

— Подождите, я уже почти закончил, — откликнулся персиянин. Казалось, Саргон отвечал из какого-то замкнутого пространства — огромной пещеры или камеры для гигантов.

— Мы под правым минаретом, — прошептал Джихад Джонс.

Юсеф ничего не ответил.

И тотчас что-то лязгнуло; показалось, будто захлопнулся огромный металлический люк.

— Приготовьтесь! Сейчас вы увидите, отчего у неверных по всему миру кровь застынет в жилах, — пророческим голосом объявил Саргон.

Щелкнул рубильник, и помещение залил ослепительный свет. У будущих мучеников вырвался вздох ужаса и восхищения.

Римо остановил взятую напрокат машину на пересечении главной магистрали с дорогой номер семьдесят пять.

Первым вышел Чиун.

— Сельджуки, — обронил он, окидывая взглядом суровую красоту мечети аль-Бахлаван.

— Что?

— Я по поводу архитектурного стиля — этот вот характерен для периода правления династии сельджуков. Время расцвета арабской архитектуры. Потом они увлеклись мозаикой и арабесками.

Автобус уже исчез в воротах, оставив за собой зияющую дыру.

— Надо продумать, как действовать дальше, — сказал Римо.

— Если бешеный автобус сумел пробить брешь в обороне этих ниндзя, значит, нам удастся сделать то же самое.

— Это не ниндзя, папочка, а специальная антитеррористическая группа ФБР. Кстати, не забывай, что они наши сторонники.

Мастера Синанджу подошли ближе. Впрочем, никто ничего не заметил, поскольку внимание агентов ФБР было сосредоточено на мечети.

Чиун почему-то стал принюхиваться.

— Я чувствую запах афганцев, — выдохнул наконец он.

— Они умирают так же легко, как и арабы, — буркнул Римо.

— Нет, труднее. Но только чуть-чуть.

Теперь они подошли к оцеплению совсем близко. Пришлось разделиться — так незаметнее.

Римо заходил с юга, Чиун — с востока.

Оба использовали одну и ту же тактику: обнаружив слабое звено в кольце окружения, проходили именно там. Вот мастер Синанджу отвлек внимание агентов ФБР, наступив на какую-то ветку, а Римо уже скользнул под колеса одной из бронемашин. Пока агенты, обернувшись на шум, испуганно осматривали местность, Чиун беззвучно исчез.

Оба одновременно достигли разбитых ворот.

— Ладно, сейчас сами все увидим, — бросил Римо.

— Думаю, справимся без труда, поскольку наш главный противник глух, как почтовый ящик.

— Хорошо сказано, — улыбнулся ученик, устремляясь вперед.

Тем временем Харолд В. Смит пытался уверить Президента, что в природе не существует никакого «Меча Аллаха», а исламскую бомбу, если таковая и существует, невозможно доставить на суверенную территорию США.

— Откуда такая уверенность? — удивился Президент.

— Просто исходя из здравого смысла. «Посланники Мохаммеда» — низкотехнологичная группа джихада и просто-напросто не имеет ни средств, ни оборудования для того, чтобы создать действующее термоядерное устройство. А те бомбы, которые они до сих пор применяли, всего-навсего грубые, правда, достаточно эффективные химические взрывные устройства.

— Но нельзя же сообщить об этом стране! По крайней мере без доказательств.

— Вы можете апеллировать к здравому смыслу американцев.

— Как там ваши люди?

— Пока сообщений нет, — ответил Смит.

— Пишите письма... тьфу! Что за неудачное выражение!

— Я буду держать вас в курсе, мистер Президент, — произнес глава КЮРЕ, выключая мобильное устройство связи в дипломате и вглядываясь в экран.

Глубокий анализ сообщений о Глухом Мулле показывал, что во избежание ареста он очень часто использовал двойников. Правда, слишком уж часто.

Так, три года назад ФБР окружило мечеть Абу аль-Кальбин в Джерси-Сити, причем агенты были настроены на то, что перед ними предстанет двойник.

Из мечети вышел человек в сером одеянии и красном тюрбане — отличительные признаки той религиозной школы, к которой относился Глухой Мулла, — и без сопротивления сдался ФБР. На него надели наручники, и тут один из «федералов» заметил на арестованном современный слуховой аппарат. Агент же когда-то читал переводы некоторых воззваний Глухого Муллы против западной науки и технологии и посему сделал правильный вывод: настоящий Мулла не стал бы носить подобный слуховой аппарат.

Двойника задержали, но осаду не сняли. В конце концов адвокаты Глухого Муллы убедили своего клиента, что умереть в этих стенах вовсе не в интересах мирового исламского движения.

Сжимая в руке слуховую трубку, Глухой Мулла наконец вышел из мечети. На него надели наручники и отправили в тюрьму.

Смит принялся искать показания двойника. О нем больше не упоминалось, даже имени его не назвали. Очевидно, обвинения ему не предъявлялись.

— Я так и знал, — прошептал глава КЮРЕ.

Проскользнув внутрь мечети аль-Бахлаван, Римо увидел афганцев с автоматами Калашникова и огромными кривыми саблями на боку.

Они застыли перед закрытой зеленой дверью. — Если мы тихо их снимем, — прошептал Римо, — «федералы» ничего не услышат и не ворвутся сюда, чтобы все изгадить.

Чиун кивнул.

Один из стражей смотрел прямо на Римо до тех пор, пока тот не схватил его за голову. Больше афганец уже ничего не видел.

Его напарник краем глаза уловил какое-то движение и обнажил свою огромную саблю.

К нему тотчас подскочил мастер Синанджу и обеими руками схватил за запястья.

Афганец попытался вырваться, но тщетно.

Широко расставив ноги, но без всяких усилий Чиун поднял руку афганца с саблей так, что сверкающее лезвие оказалось возле шеи стражника. Только тут он понял, что ему вот-вот отрежут голову, и тогда мастер Синанджу чуть изменил направление движения сабли. Голова афганца разлетелась пополам как сочная дыня. Оба стража умерли стоя. Римо с Чиуном двинулись дальше.

Путь им преградили сразу трое.

Кореец привлек их внимание, выкрикнув древнее афганское оскорбление. Они вскинули автоматы, но, увидев черную одежду Чиуна и его восточное лицо, тоже ответили ему ругательством.

Мастер Синанджу не замедлил высказаться еще раз.

Тем временем, пробравшись по параллельному коридору, за спинами афганцев вырос Римо и мощным ударом выбил автоматы у них из рук.

Афганцы, раскрыв глаза от удивления, смотрели, как их оружие, вертясь волчком, уносится вдаль.

Стражники едва успели потянуться к эфесам своих сабель, как чья-то белая ладонь превратила их лица в кровавый студень.

— Пока все идет хорошо, — заключил Римо, когда все трое с характерным стуком рухнули на пол.

Чиун двинулся вперед.

— Глухой Мулла здесь, — кивнул он.

— Тебе виднее, — отозвался Римо, глядя на тяжелую зеленую дверь. — Но судя по всему, за той дверью тоже находится что-то важное.

— Еще успеется!

Яркий свет слепил глаза Юсефа Гамаля, смотревшего на «Меч Аллаха».

— Потрясающе! — выдохнул он.

— Колоссально! — подхватил Джихад Джонс.

Они замерли перед стальной конструкцией — широкой, высокой и массивной. Каждая грань ее из нержавеющей стали отливала серебристым блеском за исключением смонтированной спереди плиты из листового стекла. Конструкция казалась чересчур тяжелой, чтобы двигаться, не говоря уже о том, чтобы летать.

И тут обоих разом посетила одна и та же мысль.

— Почему же она на колесах?

— Чтобы привести ее к конечной цели, — объяснил Саргон-Перс.

— К стартовой площадке?

— Нет, к той самой цели, которую Глухой Мулла жаждет поразить больше всего.

— Значит, к Абир Гхуле, — воскликнул египтянин.

— Нет, есть кое-что посущественнее, чем эта шлюха.

— Разве может быть более желанная мишень, чем мерзкая лицемерка, которая самим своим существованием оскверняет чистое пламя ислама?

— Да, может. И ее уничтожение остановит сердце оккупированной сионистами Америки и искалечит множество неверных, — безжизненным голосом сказал Саргон-Перс.

— Почему же ты так печален?

— Я только что снарядил «Меч Аллаха», и, следовательно, я обречен.

— Обречен?

— Я без надлежащей защиты поместил в ракету ее атомное сердце.

— Боеголовку?

Саргон покачал головой.

— Оно сзади. А вы будете управлять ею спереди.

— И какова же твоя роль, Саргон?

— Я дам отсчет времени, после чего вы переедете мое обреченное тело и тем самым спасете меня от мучительной, неисламской смерти, отправив прямо в рай.

Из-за резной двери слышалось биение чьего-то сердца.

— Давай ворвемся туда, — предложил Римо.

Чиун кивнул.

Римо на шаг отступил и поднял ногу. Выбитая ударом дверная панель, словно деревянный воздушный змей, пронеслась по комнате и треснулась о противоположную стену.

Двое афганских стражей испуганно вздрогнули от неожиданности и выставили вперед автоматы. Римо тотчас рванулся к одному из них, Мастер Синанджу взял на себя другого.

Тот, на которого напал Римо, успел выстрелить. Инстинктивно уклонившись от пули, Римо ударом в живот сломал афганцу позвоночник. Охранник сложился пополам и лицом ударился о кафельный пол.

Афганец Чиуна вскинул свой «АК-47», но тут как будто стая стрекоз набросилась на его физиономию.

Через мгновение вместо головы стражника осталось только кровавое месиво, а еще через мгновение мертвый афганец рухнул на пол.

Римо огляделся.

В дальнем конце большой комнаты под куполом мечети виднелась ниша, голубые стены которой были исписаны арабской вязью.

Нишу закрывал зеленый стеклянный экран, а за ним смутно виднелась чья-то фигура.

Неизвестный поднес к уху слуховую трубку.

— Пошли, — скомандовал Римо.

И мастера двинулись вперед.

В передней части неуклюжей громады, называвшейся «Мечом Аллаха», виднелась съемная стальная лестница.

— Это головная часть, — гордо пояснил Юсеф Гамаль, похлопав по стальной обшивке. В ответ махина загудела, как колокол.

— Головная часть смотрит в небо, — возразил Джихад Джонс. — А эта указывает на восток.

— Залезайте! Ну, живо, — приказал Саргон.

— Я полезу первым, — сказал Юсеф.

— Первым залезает пилот, — огрызнулся Джихад Джонс.

— Какая разница! Лезь сначала ты, — кивнул Саргон Гамалю.

Тот по лестнице поднялся на борт монстра и проник через люк в его чрево. Внутри размещались два откидных сиденья. Юсеф занял правое, перед рулевым колесом. И тут с опозданием заметил, что и перед левым есть рулевое колесо. Каждое из них здорово смахивало на штурвал самолета, вернее, на этакий полумесяц, чем на штурвал. Юсеф почему-то успокоился.

Джихад занял левое сиденье. На обоих была зеленая форма исламских пилотов-мучеников.

Люк захлопнулся.

Затем со стороны приборной доски раздался голос Саргона.

— Начинаем отсчет времени, — нараспев сказал он.

— Мы готовы умереть.

— Я первый! — воскликнул Гамаль.

— Там есть красная кнопка. При слове сифр, что значит «ноль», вы ее нажмете, и произойдет запуск.

— Мы нацелены не в небо? — спросил Юсеф.

— Вы нацелены на восток. Когда нажмете красную кнопку, заработают мощные двигатели.

— Их что, много?

— Чтобы «Меч Аллаха» понесся вперед, нужно несколько двигателей.

— Когда двигатели нагреются, — продолжал Саргон, — вы нажмете ножную педаль и двинетесь вперед. Нажимайте ее как можно сильнее, ибо тогда будете двигаться быстрее. Пусть «Меч Аллаха» скорее движется вперед.

— Правильно! — воскликнул Гамаль. — Пока он не взлетит.

— Нет, пока не достигнет точки назначения. Юсеф и Джихад обменялись удивленными взглядами.

— А где же тормоз? — вслух поинтересовался Юсеф. — Я не вижу педаль тормоза.

— Тормоз не нужен, ибо у вас особая — самоубийственная миссия, откуда нет возврата.

— Да, да, конечно.

— Когда достигнете цели, то один направит «Меч Аллаха» непосредственно на нее, в то время как другой повернет большой рычаг, который находится между вами. Тогда «Меч Аллаха» взорвется и обрушит на неверных атомное пламя.

— Да, да, рычаг я вижу. Но кто же станет благословенным пилотом-мучеником и кто повернет священный рычаг?

— Вы будете рулить по очереди, и тот, кто в этот миг будет свободен от управления, повернет рычаг. Ясно?

— Конечно. Но какова же цель? Как мы ее достигнем?

— Езжайте на восток по главному шоссе Огайо-стана. Путь в рай отмечен на карте, которую вы найдете в ящике для перчаток.

— Так, карту я нашел. Что дальше?

— Карта подскажет вам, по каким дорогам двигаться.

Джихад и Юсеф вновь обменялись недоуменными взглядами.

— Значит, полетим над известными дорогами, — прошептал Юсеф. — Блестяще придумано — не нужно никакой навигационной системы, а то вдруг в нужный момент выйдет из строя.

— Приготовиться! — крикнул Саргон.

— Началось! — с восторгом воскликнул Юсеф. — Мы скоро умрем!

— Только если ты в свою смену будешь аккуратно вести «Меч Аллаха», — отозвался Джихад Джонс.

И Юсеф Гамаль поудобнее устроился на сиденье. Обмотав голову каффьей, он подумал: «Какое несчастье провести последние часы своей земной жизни в компании этого высокомерного египтянина!»

Время пошло.

Ашра... тиша... танани... саб'а... ситта...

Подойдя к зеленому пуленепробиваемому экрану, Римо ткнул в него пальцем. Экран разлетелся вдребезги, как ветровое стекло автомобиля при столкновении на большой скорости.

В нише сидел человек с морщинистым лицом и курчавой седой бородой. На голове у него покоился красный тюрбан, который всего несколько лет назад часто показывали по телевидению. От неожиданности сидевший вздрогнул, но на лице его не отразилось особого волнения.

— С виду он похож на Глухого Муллу, — заметил Римо.

Человек в тюрбане повернул слуховую трубку на шум.

— А?

— И по голосу похож.

Чиун сказал что-то по-арабски.

Незамедлительно последовал злорадный ответ.

— Что он говорит? — спросил Римо.

— Что мы опоздали, — ответил Чиун.

— Что значит опоздали?

— Уже слишком поздно, чтобы остановить запуск «Меча Аллаха».

Ученик нахмурился.

— А что такое «Меч Аллаха»?

Чиун задал этот вопрос Глухому Мулле, который с готовностью что-то залопотал.

— Этот мусульманин говорит, что так называется атомный снаряд, который поразит нацию неверных и остановит ее сердце, — перевел мастер Синанджу.

Римо поднял бровь.

— Похоже, он говорит правду.

— Да, — подтвердил учитель.

— Тогда давай выудим из него нужную информацию и вернемся к Смиту. Кажется, это серьезно.

Но не успели они схватить Глухого Муллу за горло, как пол под ногами завибрировал, послышался нарастающий рев, и, наконец, вся мечеть заходила ходуном. Треснув вверху, огромный купол обрушил на головы всем троим куски какого-то строительного материала.

Не обращая внимания на кошмарный грохот. Глухой Мулла откинул голову и торжествующе засмеялся.

— Это «Меч Аллаха»! — крикнул он, когда руки Римо сжались у него на горле. — Он предназначен для того, чтобы выжечь всю антиисламскую скверну. И теперь вам его не остановить!

Глава 34

Командир специальной антитеррористической группы ФБР Мэтт Брофи увидел, как стена мечети покрылась трещинами и подалась вперед.

Земля задрожала, как при землетрясении.

— Что там такое? — крикнул Брофи.

Ответ последовал очень скоро. Противоположная стена мечети аль-Бахлаван рухнула, и на свет появилось нечто похожее на колоссального носорога.

Махина высотой с трехэтажный дом, шириной с двухрядную автомагистраль двигалась на восьми колесах — каждое высотой в пять человеческих ростов.

Первое, что пришло на ум Мэтту, — что перед ним гигантская транспортная система, используемая НАСА для перевозки ракет «Атлас». Но никакой ракеты не было. Была только похожая на ракетный тягач огромная бронированная черепаха.

— На гадину — цельсь! Огонь! — приказал командир спецгруппы.

Снайперы открыли огонь. Но пули со звоном отскакивали от стальной конструкции, не причиняя ей никакого вреда. Чудовище с ревом двигалось прямо на линию оцепления.

Убрать с дороги бронемашины «федералы» не успели. Стальной монстр спокойно перекатился через них, превратив в лепешку бронированные корпуса.

— Что за хреновина такая? — крикнул один из снайперов, отскакивая в сторону.

— Почем я знаю! — буркнул в ответ Брофи, наблюдая за тем, как стальная конструкция выезжает на главное шоссе штата Огайо. — Но если у нее на боку нет изображения почтового орла, я съем свою пенсию.

Директор ФБР сообщил о происшествии потерянному Президенту Соединенных Штатов. Похоже, продолжение политической жизни ему не улыбалось.

— Что это такое? — прохрипел глава государства.

— Неизвестно. Но оно такое громадное, что перегородит все главное шоссе штата Огайо. Для нашего бюро оно слишком велико. На вашем месте я бы вызвал авиацию.

— Я с вами свяжусь. Ничего пока не предпринимайте.

— С точки зрения политики безопасных решений сейчас нет, — заключил директор ФБР.

Президент США позвонил в тот самый момент, когда Харолда В. Смита наконец осенило.

— Мистер Президент, кажется, я разгадал тайну Глухого Муллы, — проговорил глава КЮРЕ, уставившись на экран своей компьютерной системы. Где-то в отдалении слышалось недовольное ворчание Абир Гхулы.

— Меня он не заботит.

— А должен бы, ибо за развязанной кампанией террора стоит именно он. Анализ показывает, что Глухой Мулла обманул ФБР, которое сначала арестовало его, а затем тут же отпустило, считая, что он всего лишь один из двойников. В тюрьме вместо Глухого Муллы сидит настоящий двойник.

— Вы также утверждали, что «Меча Аллаха» не существует, — с горечью отозвался Президент.

— О чем вы?

— В то время как НОРАД обшаривает небеса, «Посланники Мохаммеда» пустили эту чертову штуку по земле.

— Что, сэр?

Глава государства описал гигантскую черепаху, выползшую из недр мечети.

— Почему вы считаете, что это «Меч Аллаха»? — спросил Харолд В. Смит.

— Потому что, как сообщает ФБР, на одном его борту нарисован меч. А на другом написано: «Мы стараемся для вас». На носу, или как там это называется, нарисован орел ПССШ и один из исламских символов с красным полумесяцем.

— Ракета на колесах?!

— Поговаривают, что в ход пошла переоборудованная система для транспортировки ракет.

— Там не может быть ядерного заряда.

— Голову даете на отсечение? — обрадовался Президент.

— Нет, пока нет. Кстати, там находятся мои люди. Я скоро вам перезвоню.

Повесив трубку, Смит замер в ожидании. Если Президент не ошибся, Римо с минуты на минуту выйдет на связь.

Так оно и случилось. И уже через тридцать секунд.

— Смитти, что-то очень большое только что вылезло из мечети.

— Я знаю, Римо. Президент успел меня проинформировать. Описать можете?

— Махина представляет собой что-то среднее между танковой маткой и ракетным тягачом.

— А какую-нибудь ракету вы видели?

— Нет. Штуковина эта сплошь покрыта броней. Управляют ею двое, и один из них Джо Кэмел.

— Значит, и в самом деле ракета, — отказываясь верить в происходящее, проговорил Смит.

— Что еще за ракета? — спросил Римо.

— ПМ обещали запустить ядерную ракету под названием «Меч Аллаха».

— Если внутри и находится ракета, то я не представляю, как ее оттуда запустят. Вроде бы махина сделана из сварных броневых листов, которые применяются в банковских хранилищах.

— Нет, это само по себе и есть ракета.

— А?

— Наземная ракета, — деревянным голосом отозвался глава КЮРЕ. — Движется ниже линии радаров и слишком велика, чтобы остановить ее обычными методами. Низкотехнологичная система доставки. Несомненно, те двое внутри — водители-самоубийцы.

— Так куда же она нацелена? — удивился Римо.

— Я знаю не больше вашего. Но вы должны во что бы то ни стало ее остановить.

— Да уж. Игрушка слишком велика, чтобы столкнуть ее с дороги, но мы постараемся, — пообещал Римо.

— Держите меня в курсе.

— Штучка, конечно, огромная, но движется она медленно, — заключил Римо, руля по шоссе вслед за «Мечом Аллаха».

— Мы остановим монстра! — уверенно проговорил Чиун.

— Слушай, хорошо бы ты выпрыгнул и взобрался на нее, — бросил Римо, придвинувшись вплотную к «Мечу Аллаха». — Потом я остановлюсь перед ней и завершу дело.

— Лучше сразу остановись. Потом мы спокойно выйдем из машины и сделаем то, что полагается.

— Как скажешь, — откликнулся Римо, выворачивая руль и до отказа выжимая газ.

Увидев, что «Меч Аллаха» обогнал какой-то седан, Юсеф повернул руль влево.

Джихад Джонс не преминул тут же повернуть руль вправо.

— Что ты делаешь? — взревел Гамаль. — Сейчас я управляю!

— Я стараюсь удержать нас на благословенной Аллахом траектории.

— А я стараюсь раздавить эту букашку с неверными.

К сожалению, было уже слишком поздно. Седан проскочил мимо и вырвался вперед.

— Никто не мешает тебе раздавить ее сейчас, — заметил Джихад Джонс, выпуская штурвал из рук.

Машина впереди, резко затормозив, перегородила дорогу. Двери открылись, и оттуда выскочили двое.

— Неверные просто с ума сошли! Неужели они думают, что способны остановить «Меч Аллаха»?

— Дави этих безбожных букашек! — воскликнул Джихад Джонс.

Подобно двум матадорам, дразнящим чудовищного быка, Римо с Чиуном заняли позицию перед «Мечом Аллаха».

— Когда они подъедут ближе, забирайся с одной стороны, а я залезу с другой, — предложил Римо. — А потом достанем водителей внутри.

Учитель кивнул:

— Да, план, в общем, неплохой.

И он действительно почти удался.

Стальной монстр надвинулся на них, и Римо отскочил влево, в то время как Чиун скользнул вправо.

На поверхности «Меча Аллаха» хватало выступов, чтобы без особого труда взобраться наверх.

Римо приготовился, оттолкнулся от асфальта и, прыгнув, начал подниматься вверх. И почти сразу почувствовал что-то неладное.

Взгляд его почему-то затуманился, руки задрожали. По всему телу, как медленно действующий яд, расползалось оцепенение.

Римо поднял глаза и увидел знакомый с детства желтый круг с тремя черными треугольниками.

«Да здесь радиация посильнее, чем в Чернобыле!» — подумал он перед тем, как спрыгнуть.

Раздавив в лепешку машину, которая осмелилась загородить им путь, Юсеф Гамаль приготовился к долгому походу на восток.

— У тебя есть карта? — спросил он Джихада Джонса.

— Есть. Я как раз ее изучаю.

— Ну и куда мы едем?

— Мы едем по магистрали к шоссе номер семьдесят девять. Видишь?

— Да, вижу, — кивнул Юсеф. — А дальше что?

— Потом поедем по восьмидесятому до Уэйна. Потом к югу до Джерси-Сити. Оттуда уже рукой подать до намеченной цели.

— И какова же наша намеченная цель, о брат?

— А тебе это знать необязательно, — радостно выпалил Джихад Джонс. — Ибо я стану тем избранным, который поведет «Меч Аллаха» непосредственно в рай.

Юсеф постарался скрыть свое разочарование.

— Если последнюю милю управлять будешь ты, то мне будет принадлежать честь взорвать «Меч Аллаха».

— Пусть эта честь тебе и принадлежит. Ибо кто направит «Меч Аллаха» в рай, тот и достигнет своих гурий первым.

— Мои гурии подождут еще несколько мгновений.

— Тогда занимайся своим делом. Мне надо изучить карту.

— Сомневаюсь, что «Меч Аллаха» поднимется в воздух, Джихад, — после некоторого молчания произнес Юсеф.

— Конечно, нет! — с презрением отозвался тот.

— Какая же это ракета, если она не летает?

— Исламская, конечно, — после долгого раздумья ответил Джихад Джонс.

— Да, ты, несомненно, прав. Лишь исламская ракета настолько умна, чтобы не летать в нечистых небесах, где ее могут сбить прежде, чем она исполнит свою религиозную миссию.

Римо, вздрагивая, лежал на земле до тех пор, пока его организм не очистился от чужеродных элементов. Одежда на нем прилипла к телу, ибо изо всех его пор сочился металлический пот. Чтобы стряхнуть со лба радиоактивную испарину, Римо яростно тряхнул головой.

И только потом вскочил на ноги.

По другую сторону шоссе то же самое проделал мастер Синанджу. Его морщинистое лицо тоже было залито потом.

— Это животное телевизионноактивно, Римо.

Римо еще отряхивался.

— Ты хочешь сказать — радиоактивно. Ну да, я знаю. Радиоактивность для нас — все равно что криптоновые соединения.

— Я не понимаю. Но смотри! Стальной зверь уничтожил нашу машину.

Римо взглядом проследил за чехольчиком для ногтя. Взятая напрокат машина выглядела так, будто на нее упал астероид.

— Давай проверим, может, телефон там все-таки уцелел, — бросил Римо и устремился вперед.

В Центре международной торговли зазвонил спутниковый телефон.

— Очевидно, вы выполнили задание, — выйдя на связь, сказал Смит.

— Если бы так! — ответил Римо. — Эта чертова штука настолько радиоактивна, что мы не смогли до нее дотронуться.

— Будь оно все проклято! — вскричал глава КЮРЕ.

— Но мы попытаемся еще раз, о Император, — проскрипел откуда-то издалека Чиун. — Не тревожьтесь.

— Смитти, может быть, просто разбомбить монстра? — предложил Римо.

— Ни в коем случае! Это же ядерное устройство — оно сдетонирует.

— Ну, по тому, как чертова черепаха, сметая все на своем пути, движется вперед, мы вправе предположить, что она скоро все равно где-нибудь взорвется.

— Надо как-то ее остановить, — забеспокоился Смит. — И у примитивной формы управляемой ракеты должна быть определенная цель.

— Сейчас эта штука двигается к востоку по главному шоссе Огайо.

— Минуточку.

Харолд В. Смит вывел на экран карту континентальной части США и красной точкой обозначил местонахождение «Меча Аллаха».

Потом ввел данные о его возможной скорости и траектории и дал команду своей системе вычислить вероятные цели, имеющие национальное значение, а также время прибытия.

Система управилась мгновенно. Менее чем через минуту на экране появились возможные варианты, причем шоссе на карте алели так, словно по ним текла артериальная кровь.

Компьютеры выделили три возможные цели:

Вашингтон, округ Колумбия.

Нью-Йорк.

И наконец, наименее вероятную цель в штате Огайо.

Харолду В. Смиту надлежало определить цель и отвести угрозу до того, как первый ядерный удар по Соединенным Штатам приведет Запад к столкновению с мусульманским миром.

Президент Соединенных Штатов уже отдал приказ бомбардировщикам Р-16 «Летающие соколы» из 180-й авиагруппы вылететь в Толедо, штат Огайо.

Бомбардировщики принялись кружить над главным шоссе Огайо, готовые в любой момент нанести бомбовый удар.

— Нельзя «Меч Аллаха» уничтожать обычными средствами, — предупредил Президента глава КЮРЕ. — Слишком велик риск радиоактивного загрязнения.

— Но и позволить этой чертовой штуке ползти, куда ей вздумается, тоже нельзя. Кошмар какой-то! Еще хуже, чем почтовый кризис.

— Почтовый кризис и есть, — напомнил ему Смит. — Его дальнейшая эскалация.

Глава государства заговорил вдруг приглушенно и настойчиво:

— Я не могу ничего предпринять, Смит. И вы это знаете.

— Мне нужно время.

— Чем я могу помочь?

— Я постоянно должен быть в курсе продвижения «Меча Аллаха».

— По последним сообщениям, он огибает озеро Эри. Уж не собирается ли он испарить целое озеро?

— Это исключено. Я все еще сомневаюсь, что на его борту есть ядерное взрывное устройство.

— Ваши же люди доложили, что там радиация.

— Это вовсе не одно и то же, — отозвался Смит.

На голубом телефоне вдруг замигала лампочка вызова, и Смит, извинившись, отключился.

— Римо, где вы? — спросил он.

— В миле от этой черепахи или неподалеку от Далласа, штат Техас — в зависимости от того, доверять ли своим глазам или спутниковой навигационной системе на очередной взятой напрокат машине, — устало сообщил Римо.

— У вас в машине есть навигационный компьютер?

— Когда он работает.

— Римо, нельзя ли его снять и поставить на «Меч Аллаха»?

— А вы мне скажете, где его искать?

— Да.

— Тогда сниму с превеликим удовольствием, — обрадовался Римо.

— Джихад, брат мой! — воскликнул Юсеф Гамаль.

— Ну а сейчас что? — перехватывая у него штурвал, недовольно проворчал египтянин.

— Мне нужно отлить.

— Неужели нельзя было сделать это перед отъездом?

— Мы спешили. Я не знал. Не было времени.

— Теперь, будучи пилотом-мучеником, я не собираюсь останавливаться. Кроме того, ты ведь знаешь, что здесь нет тормозов.

— И что же мне делать?

— Откуда я знаю? — буркнул Джихад Джонс.

— Тогда я не буду терпеть, — предупредил Юсеф, расстегивая «молнию».

На пол кабины полилась желтая струя, и египтянин пробормотал:

— Ты хуже еврея. Когда попадем в рай, не разговаривай со мной.

— Не буду.

— И даже не пытайся, мокрота.

Римо сидел на хвосте «Меча Аллаха». Объехав куски асфальта, выброшенные задними колесами стального монстра, он заметил, как над головой его пролетел Р-16.

— Ладно. Я поеду рядом, а ты бросишь навигационный маяк. Только смотри, чтобы он не разбился.

— Я все сделаю как надо, — пообещал Чиун.

— Если он сломается, толку не будет никакого, если соскочит обратно — тоже...

— Я не ребенок, — фыркнул мастер Синанджу.

— В общем, смотри! — предупредил Римо, чуть прибавляя скорость.

В принципе задача не из сложных. Но они подверглись сильному облучению и теперь стали сверхчувствительны к нему.

Римо, например, почувствовал, как у него покалывает кончики пальцев.

Подобравшись вплотную к исполинской конструкции, сзади очень похожей на ракетный тягач, Римо принял влево и поехал рядом. Над машиной горой возвышались гигантские колеса.

Из окна показалась рука Чиуна со свертком, переданным ему Римо.

Кореец небрежно швырнул сверток, и тот с легким стуком упал на поверхность стального монстра.

Римо с волнением ждал.

Время шло, а сверток не падал. Тогда Римо снял трубку и доложил своему шефу:

— Почта доставлена, Смитти.

— Я принял навигационный сигнал, — отозвался тот.

— Но мы только что забросили туда это устройство!

— Я принимал его уже тогда, когда устройство еще находилось у вас в машине.

— Ладно, что дальше? — спросил Римо.

— Я распорядился, чтобы вас подобрал армейский вертолет.

— И куда мы направимся?

— Пока вы не понадобитесь, останетесь возле «Меча Аллаха».

— Идет!

Харолд В. Смит смотрел на красную точку на экране своего компьютера. «Меч Аллаха» пересекал границу Огайо с Пенсильванией. Значит, эпицентр не в Огайо. Круг поиска сужался.

Вопрос заключался только в том, куда направится «Меч Аллаха», когда главное шоссе Огайо кончится.

— Что ты делаешь? — спросил Джихад Джонс у Юсефа Гамаля.

— Изучаю карту.

— Я тебе запрещаю! Я хранитель священной карты.

— Сейчас ты пилот-мученик. Следовательно, карта переходит к мученику-штурману.

— Но штурман — я!

— Когда я снова сяду за штурвал — да, — кивнул Гамаль.

— Я запрещаю тебе искать цель. Это харам. Особенно для такого еврея, как ты.

— Я согласен не искать цель, если ты перестанешь называть меня евреем.

Джихад Джонс погрузился в долгие размышления.

— Ладно, — протянул он. — Я больше не буду называть тебя евреем.

— Хорошо.

— Гамаль Махур!

— Называть меня Верблюжий Нос ты не имеешь права!

— Такого условия не было.

— Я думаю, пора свернуть на шоссе номер шесть. — Юсеф попытался переменить тему.

— Священная карта говорит, что надо следовать по шоссе номер восемьдесят.

— Шестое тоже годится.

— Мы поедем по восьмидесятому.

— И я скоро снова сяду за руль, — согласился Юсеф.

— А до тех пор не суй свой верблюжий нос в священную карту.

Харолд В. Смит увидел, что красная точка свернула к востоку на восьмидесятое шоссе. Программа слежения автоматически высветила новый набор оптимальных целей. Правда, по-прежнему остались Вашингтон, округ Колумбия, и наиболее вероятная цель — Нью-Йорк.

Глава КЮРЕ ввел дополнительные данные и предложил системе сократить список вероятных целей.

В ответ она выдала те же самые. В основном почтовые учреждения вдоль маршрута следования и крупные военные объекты.

Смит нахмурился. Компьютер имел те же ограничения, что и «Унивак» былых времен. Чтобы выяснить истину, на помощь компьютеру должен прийти человеческий разум.

С борта вертолета Римо наблюдал, как по шоссе номер восемьдесят катится «Меч Аллаха», и чувствовал себя совершенно беспомощным. Держась на почтительном расстоянии, за металлическим чудовищем ехали полицейские машины штата Пенсильвания с включенными мигалками.

— Неужели нельзя найти способ остановить эту чересчур разросшуюся игрушку?! — досадливо воскликнул Римо.

— Вот именно! — подхватил Чиун.

— Но я не в состоянии что-либо придумать!

— В дни правления монгольских ханов один из мастеров Синанджу столкнулся с подобной головоломкой.

— Разве тогда существовали такие монстры?

— Нет, но зато существовали боевые слоны.

— Неужели?

Чиун кивнул.

— Когда Кубла-хан решил завоевать Аннам, нынешний Вьетнам, его воины столкнулись там вот с чем: горячий, влажный воздух приводил в негодность их крепкие монгольские луки, а аннамские боевые слоны подрывали их боевой дух. Пришлось им нанять мастера Синанджу. Да, тогда уже были мастера Синанджу.

— И как же он справился?

— Наилучшим образом.

— Расскажи, я хочу послушать, — попросил Римо.

Мастер Синанджу прошептал ему что-то на ухо.

— Ты шутишь! — воскликнул ученик.

Харолд В. Смит пытался объяснить главе исполнительной власти следующее: «Меч Аллаха» нацелен на Нью-Йорк, и вероятность такого исхода — девяносто пять процентов.

— Вы уверены?

— Я ведь сказал, что вероятность равна девяноста пяти процентам, — ответил Смит, гадая, какое же у Президента образование.

— А что в Нью-Йорке? Они могут взорвать целый остров?

— Теоретически да. А на практике — сомневаюсь. Наверняка у них есть какая-то определенная цель, которая имеет практическое или символическое значение.

— В Нью-Йорке таковых десятки. Уолл-Стрит. Статуя Свободы. ООН. Колокол Свободы. Ах нет, он, кажется, в Филадельфии, да?

И тут Смит похолодел.

— Мистер Президент, — продолжил он, едва овладев собой, — это только догадка, но мне кажется, я могу назвать наиболее вероятную цель.

— Ну?

— Глухой Мулла уже пытался ее поразить. Здесь сосредоточены линии системы контроля за воздушным движением, стоят телевизионные приемопередатчики и другие крайне важные коммуникации. По случайному совпадению, здесь же сейчас находится один из самых ненавистных врагов Глухого Муллы.

И не успел глава государства уточнить, что это за место, как Смит выпалил:

— Я как раз стою в эпицентре.

В Гринбурге, штат Огайо, в полуразрушенной мечети командир специальной антитеррористической группы ФБР Мэтт Брофи производил осмотр помещений.

Произошла настоящая катастрофа, и, поскольку служебная карьера самого Мэтта и его подчиненных вступила, вероятно, в завершающую стадию, в оцеплении торчать было незачем.

В похожей на пещеру комнате, из которой недавно выехала гигантская боевая колесница, агенты ФБР нашли какого-то бородача, нижняя половина тела которого была расплющена огромными колесами, безжалостно переехавшими его.

Кроме того, по всей комнате раскатились огромные пустые бочки, на которых красовались надписи, предупреждающие о повышенной радиации.

Мэтт Брофи решил, что лучше всего убраться отсюда ко всем чертям. Радиоактивное облучение — куда хуже, чем даже рухнувшая карьера.

Глава государства получил информацию уже через десять минут.

— Мистер Президент, мы кое-что нашли в мечети.

— Говорите.

— Там полным-полно стальных бочек для хранения десятков тонн радиоактивных отходов — и все пустые.

Харолд В. Смит узнал то же самое пятью минутами позже.

— Вы доверяете источнику информации, мистер Президент? — испытующе спросил глава КЮРЕ.

— Мне так доложило ФБР.

— Отсюда следует только одно: «Посланники Мохаммеда» загрузили «Меч Аллаха» радиоактивными отходами, превратив его таким образом в радиологическую бомбу.

— О Боже! — простонал Президент. — Это очень страшно?

— Не так страшно, как настоящая ядерная бомба. Несомненно, они нашпиговали машину смесью радиоактивных отходов и обычной взрывчатки. Когда она достигнет цели, произойдет не настоящий атомный взрыв, а экологическая катастрофа ограниченного радиуса действия.

— Все равно выглядит не очень здорово, Смит.

— Конечно. Это изменяет характер угрозы, но не отменяет ее. Ждите, я с вами свяжусь.

Смит стал внимательно изучать местность по пути движения «Меча Аллаха». Оказалось, что стальная колесница обязательно поедет по мосту через реку Аллегейни. Глава КЮРЕ включил устройство спутниковой связи.

— Что ж, подумайте, — согласился Президент, выслушав Смита.

— Жаль только одного, — задумчиво сказал Юсеф.

— Меня не интересует, чего тебе жаль, — отозвался Джихад Джонс.

— Жаль, что я так и не совершил паломничества в Мекку. Слишком уж увлекся террором.

— Я совершил свой хадж еще в юности, так как знал, что умру молодым, — гордо произнес египтянин.

— Я переусердствовал, занимаясь убийствами и вождением такси, — посетовал Гамаль.

— Тебя все равно надо было прогнать или повесить как неверного, Гамаль Махур.

Юсеф удержался от резкого ответа, готового сорваться у него с языка. Когда тебя называют неверным с носом как у верблюда, это все же лучше, чем когда обзывают евреем. Он только плотнее замотал лицо каффьей, стараясь скрыть свой злополучный нос.

Махина приближалась к громадному мосту. Он уже просматривался сквозь обсиженное мухами ветровое стекло — к сожалению, конструкция «Меча Аллаха» не предусматривала «дворников». С виду мост казался достаточно широким, чтобы машина могла пройти. Вот и хорошо. Ибо предыдущий мост доставил экипажу стальной черепахи немало хлопот.

Тут по небосклону проскользнула тройка К-16 и сбросила на мост дымящиеся ракеты. Прямо на глазах у «Посланников Мохаммеда» переправы не стало.

— Презренные антиисламисты разрушили мост в рай! — пожаловался Юсеф.

— Я вижу, глупец!

— Что же нам делать?

— Будем объезжать, — проворчал Джихад Джонс, всем телом налегая на штурвал.

«Меч Аллаха» со скрежетом вышел на новую траекторию.

Вертолет садился на зеленое поле, а Римо кричал в телефон:

— Мост разрушен! Настало время действовать нам с Чиуном.

— Не ошибитесь! — под рев моторов ответил Смит.

— Я ничего не гарантирую, но Чиун клянется, что получится.

Потом они бежали по высокой траве, чтобы перехватить «Меч Аллаха», который пытался съехать с шоссе. Машина словно сухопутный линкор легко двигалась вперед, с трудом поворачивала и не могла сдать назад.

— Что ж, была не была! — с беспокойством произнес Римо.

Они встали по обе стороны дороги, по которой должен был двигаться монстр, и стали ждать благоприятного момента.

«Меч Аллаха» постепенно приближался. Громадные передние колеса проворачивались медленно, с трудом. Через ветровое стекло было видно, что оба водителя наклонились в ту сторону, куда поворачивала машина, как будто их ничтожный вес мог что-то изменить.

— Помоги мне повернуть! — простонал Джихад Джонс.

— Я пытаюсь, — ответил Юсеф. — В какую сторону?

— Влево. Нет, еще левее, дурак!

— Я и кручу влево. И почему колеса не слушаются?

В тот же миг впереди выросли две фигуры.

— Джихад, смотри! Похоже, те самые букашки, которых мы давили еще в Огайо, — проговорил Гамаль.

— Брось ты их! Поворачивай! Ради Аллаха, поворачивай!

— Я поворачиваю! — крикнул Юсеф, чувствуя, как пот градом катится у него со лба.

Римо, распластавшись на земле, смотрел, как на него надвигаются гигантские колеса. Выбрав подходящий момент, он изо всех сил ударил по переднему колесу и, оттолкнувшись от твердой резины, отскочил как можно дальше.

С удивительной синхронностью тот же самый маневр выполнил с другой стороны и мастер Синанджу.

Затем Римо и Чиун откатились в сторону — а вдруг произойдет худшее?

«Меч Аллаха» внезапно резко накренился вперед. Юсеф Гамаль и Джихад Джонс с такой силой врезались в толстое ветровое стекло, что расплющили себе носы.

Невозможное свершилось...

То, что произошло, как следует рассмотрел разве что пилот поджидавшего Римо и Чиуна вертолета. «Меч Аллаха», пытаясь объехать горящий мост (от которого, по правде говоря, практически ничего не осталось), буквально оступился. Оступился так, как оступаются гиганты. Так, как могла бы оступиться гора или горная лавина.

Передние колеса монстра застыли на месте, в то время как задние по-прежнему толкали многотонную громаду. «Меч Аллаха» зарылся тупым носом в землю, приподнял корму и стал медленно сползать в реку.

Раздался грандиозный всплеск, и на берег обрушился настоящий водопад.

Взрыва не последовало, и Римо с Чиуном поспешно выбрались из глубокого оврага, в котором укрылись так, на всякий случай.

Когда мастера Синанджу вернулись к поджидавшему их вертолету, пилот встретил их ошеломленными возгласами.

— Что, черт возьми, случилось? — наконец спросил он.

— Мы поставили ей подножку, — ответил Римо.

— Подножку?

— Так когда-то побеждали боевых слонов во времена великих ханов, — гордо произнес Чиун.

— Но как же так? Такая махина — и подножка?!

— Главное — знать, куда сунуть ногу, — заметил Римо, поднимаясь на борт вертолета. — Поехали, нам еще кое-куда заглянуть надо.

Пилот взялся за ручку управления и оторвал вертолет от земли. Рядом с дымящимися остатками моста на поверхность мутной реки поднимались воздушные пузыри размером с обруч для хулахупа.

«Меч Аллаха» заливало водой.

— Мы тонем, Джихад! — крикнул Юсеф.

— Это твоя вина.

— Моя вина?! Но ведь ты вел машину.

— Ты тоже держал штурвал. Следовательно, мы виноваты в равной степени.

Они попробовали открыть люк, но обнаружили, что с внутренней стороны у него нет ручки. Из этой водяной могилы не было выхода.

— Джихад, брат мой, мы скоро умрем.

— По всей видимости, так.

— Да, по всей видимости, так.

— Но сначала надо взорвать «Меч Аллаха», чтобы умереть с честью, вызвав страх в душах неверных, — произнес Джихад.

— Я сделаю это благородное дело! — воскликнул Юсеф, протягивая руку к священному рычагу.

— Нет, я сам совершу этот славный подвиг.

После серии взаимных оскорблений оба, однако, обнаружили, что не могут добраться до рычага, который в перевернувшейся кабине оказался высоко над их головами.

— Слушай, дай-ка я встану на твои плечи, чтобы дотянуться до него, — скомандовал Джихад.

— Нет, ты не встанешь на мои арабские плечи. Лучше я встану на твою египетскую спину.

— Если ты не согласен, значит, кроме нас двоих, не умрет ни один неверный.

В конце концов Юсеф позволил египтянину взобраться себе на плечи. Тот повернул рычаг Раз, другой, третий. Никакого эффекта.

— Что же случилось? — удивился Юсеф, когда Джихад спрыгнул вниз. Холодная вода доходила им уже до плеч.

— Проклятая вода! Несомненно, только из-за нее заклинило спусковой механизм.

— Значит, умрем только мы, — уныло проговорил Юсеф. — Какой кошмар! Я ведь пилот-мученик. Я должен унести с собой своих врагов, а иначе — жизнь прожита напрасно.

Когда вода подступила еще выше, Джихад Джонс зло посмотрел на Юсефа.

— Помни, когда мы окажемся в раю — я тебя не знаю.

— В раю я лично буду рассказывать о том, что в тебе течет кровь крестоносцев, всем, кто только захочет услышать, — ответил Юсеф.

— Пожиратель свинины!

— Поцелуй крест!

Буль-буль-буль.

Ууп!

Глава 35

Спустя три дня Римо с Чиуном, сидя в комнате для медитации, смотрели телевизор. Зазвонил телефон.

— Я возьму трубку, — вскочил на ноги Римо. Император их не забывал.

— Поступил акт о вскрытии трупа Глухого Муллы, — сказал Смит.

— И что там говорится?

— Патологоанатом из ФБР хотел поставить «причина смерти неизвестна», но под сильным политическим давлением указал истинную причину. Так называемый «синдром убаюканного младенца».

— Ну да, перед тем как покинуть мечеть, я тряс голову Глухого Муллы до тех пор, пока мозги у него не превратились в сплошное пюре.

— Считается, что это результат запуска «Меча Аллаха».

— Его еще не достали из воды?

— Инженерные войска пока еще не управились. Теперь, когда известно, что мы имеем дело всего лишь с радиологической бомбой, а не с ядерным взрывным устройством, задача упрощается.

— Тем не менее, если бы он от нас ушел... Лучше и не думать.

— Они могли бы взорвать Центр международной торговли, убить тысячи человек и на многие десятилетия сделать Нижний Манхэттен необитаемым. Если бы не одна маленькая деталь.

— Какая же? — спросил Римо.

— "Меч Аллаха" был на пять футов шире, чем тоннель Линкольна. Он не попал бы на остров.

Римо расхохотался.

— Так откуда же взялся этот самый «Меч Аллаха»? — успокоившись, спросил он.

— ПМ переделали для своих целей списанный ракетный тягач НАСА. Я все еще пытаюсь выяснить, как у них появились радиоактивные отходы. Существует много компаний, которые готовы ради денег отдать их неизвестно кому.

— ФБР, кажется, арестовало всех остававшихся на свободе «посланников Мохаммеда», так что кризис преодолен, — продолжал Смит.

— А как с липовым Глухим Муллой — тем, что сидел в одиночке?

— Он пожелал отбыть срок, полагающийся Глухому Мулле. И теперь наслаждается этой привилегией.

— Почту уже доставляют?

— Учитывая нынешнее состояние почтовой службы, пройдут еще недели, прежде чем кто-либо скажет что-либо вразумительное, — хмыкнул глава КЮРЕ.

— А Абир Гхула все еще уклоняется от ухода за детьми?

— Ее надо утопить как котенка, — взорвался Смит.

— Значит, вы не будете сегодня вечером смотреть ее интервью?

— Вряд ли.

— Тамайо Танака ее интервьюирует. А мы с Чиуном хотим посмотреть, потому что только мы знаем, кем на самом деле является неверный блондин Абир Гхулы.

— Делайте, что хотите, — отозвался Харолд В. Смит и повесил трубку.

— Император был доволен? — спросил учитель, когда Римо сел на место.

— Об Осаке даже не заикнулся.

Чиун кивнул.

— Значит, у нас прочное положение.

— Давай не будем сегодня смотреть Ву.

— Один вечер можно и пропустить, — согласился кореец.

— А потом вернемся к той же старой доброй Ву.

— К несравненной Ву.

— Почему-то мне кажется, что мы говорим о разных Ву.

Сердце Тамайо Танаки отчаянно колотилось. Всего лишь через десять минут у нее будет еще один шанс выйти на общенациональную арену. Часы на стене тикали, как бомба с часовым механизмом. Она возьмет эксклюзивное интервью у Абир Гхулы! И всего-то навсего потребовалось пообещать парочке агентов ФБР сплясать с ними полуночный танец на королевской кровати в отеле «Хелмсли-парклейн».

Чего она на самом деле никогда-никогда не собиралась делать. И решила давным-давно как Тамми Террилл.

Сидя в нью-йоркской студии, Тамайо приглаживала свой черный парик и проверяла форму глаз.

В дверь просунул голову техник.

— Гхула здесь.

— Прекрасно, — отозвалась Тамайо. Теперь самое главное — чтобы эта сумасшедшая ведьма не узнала ее по голосу.

Абир Гхула появилась в студии одетая в зеленое платье до пола. Не говоря ни слова, она села и принялась разглядывать Тамайо своими зловещими орлиными глазами.

— Меня зовут Тамайо, — сообщила Тамми, пока техник пытался найти место, куда можно было бы прицепить микрофон. Платье Гхулы грозилось при малейшем прикосновении распахнуться, поэтому он просто положил микрофон ей на колени. Тем временем Абир своими длинными пальцами с окрашенными в черный цвет ногтями ущипнула техника за ягодицу.

— Позднее мы поговорим о моих женских потребностях, — бросила она вслед поспешно ретировавшемуся парню.

Только тогда Абир заметила руку, протянутую ей Тамайо.

В ответ она холодно протянула свою, спросив:

— Слышали ли вы удивительные известия об Ум Аллахе?

Тамайо вовсю заулыбалась.

— Я хотела бы узнать о ней все, — заворковала она, увидев, что директор делает ей какие-то знаки. — Но лучше мы прибережем информацию для эфира.

Тут Абир отпустила руку Тамайо и внезапно заметила темно-синие следы зубов на ее большом пальце.

— Что это? — строго спросила она.

— Палец прищемило «молнией», — поспешно отозвалась Танака.

Абир резким движением притянула к себе раненый палец.

— Следы от зубов! Я их узнаю. Я оставляла подобные пометки на беспомощных инструментах обоих своих мужей. У вас-то они откуда? Я вас никогда не пробовала. Я никогда не дегустировала неверных-японок.

Глядя одним глазом в текст интервью, а другим — на все еще не зажженную контрольную лампочку, Тамайо занервничала. Неожиданно под горячим светом софитов ее правый глаз потек и принял свою природную круглую форму.

Это не ускользнуло от внимания Абир Гхулы.

— Что с вашим глазом, женщина? — спросила она.

— О черт! — воскликнула Танака, прикрывая свое лицо. Коричневая контактная линза вдруг выскочила у нее из глаза. Абир Гхула тут же вылетела из кресла и вцепилась Тамайо в волосы.

— У тебя голубые глаза! И желтые волосы! — кричала Абир Гхула, срывая с нее парик. — Ты и есть мой неверный!

— Я буду вашей покорной рабыней, если вы дадите мне интервью! — умоляюще воскликнула Тамайо. Но тут сильная пощечина выбила ее из кресла.

— Обманщица! Ум Аллаха накажет тебя после смерти!

Когда загорелась контрольная лампочка, Абир Гхулы в студии уже не было. Она преследовала техника, которого пять минут назад ущипнула за ягодицу.

Передача длилась всего десять секунд, но Римо с Чиуном этого было достаточно. Они успели запечатлеть в своей памяти незабываемый образ блондинки Тамайо Танаки, которая сосала свой большой палец, одновременно спешно пытаясь натянуть на голову черный парик.

— Вот это да! — засмеялся Римо, а Чиун взял в руки пульт дистанционного управления.

1

Следователь, ведущий дела о насильственной или скоропостижной смерти. — Здесь и далее примеч. пер.

2

Японцы вместо "л" произносят звук "р".

3

Студенческий городок.

4

Прозвище (фр.).

5

Центральное время (поясное) — время от 90° до 105° западн. долготы.

6

Ортодоксальное направление в иудаизме.

7

Египетские христиане.

8

Место, где хранится золотой запас США.

9

Вы спите, вы спите? (фр.)

10

Звонят к заутрене, звонят к заутрене! (фр.)

11

Ничего (порт).

12

Американская железнодорожная компания.

13

Гранд — тысяча долларов.

14

Национальная организация женщин.

15

Стронг (англ.) — сильный.

16

«Боинг-747» (жарг.).