Глава пятая

Когда Василий Карбенко ушел, адмирал Стэнтингтон велел секретарше выяснить номер телефона санатория Фолкрофт в городе Рай, штат Нью-Йорк. Вскоре она сообщила ему по интеркому, что дозвонилась до доктора Смита.

Стэнтингтон поднял трубку.

— Алло! — сказал он.

— Алло, — ответил женский голос.

— Доктор Смит у себя?

— Смотря кто звонит, — сказала женщина. — Вы кто?

— Я адмирал Уингэйт Стэнтингтон, и мне...

— Что вам нужно?

— Вот чего мне не нужно, так это тратить время на беседы с секретаршей. Пожалуйста, соедините меня с доктором Смитом.

— Его нет на месте.

— Где он? — спросил Стэнтингтон. — У меня важное дело.

— Я его отправила поиграть в гольф. Это тоже важно.

— Едва ли, — сказал Стэнтингтон. — Пусть он немедленно перезвонит мне и затем явится лично.

— Он слишком занят. Придется вам к нему явиться.

— Как же! Мисс, я директор ЦРУ.

— Это ничего, он все равно вас примет. Надеюсь, вы не заблудитесь по пути. Когда я была в ЦРУ, никого там не встречала, кто бы мог куда-нибудь попасть и не заблудиться по пути.

— Вы? Работали в ЦРУ?

— Ага, — сказала Руби Гонзалес. — И я была там у вас лучше всех. Так что сказать доктору, когда вы приедете?

— Я не собираюсь приезжать. Он приедет ко мне.

— Нет, приедете вы, — сказала Руби и повесила трубку.

Она подождала немного, затем, тихо насвистывая, стала набирать номер телефона в Вестпорте, штат Коннектикут.

Конечно, проблемы тут никакой не было. Стэнтингтон понимал, что ему достаточно послать нескольких агентов в Фолкрофт, или на площадку для гольфа, или где там еще обретается этот доктор Смит. Они заберут его с собой в Вашингтон, а если не захочет поехать добровольно, что ж, это тоже можно будет уладить без проблем.

Только вот...

Только вот закон при этом пострадает. Такие вещи не вполне соответствуют духу нового ЦРУ, которое поручено создать ему, Стэнтингтону.

Он решил, что для подобных действий нужен зеленый свет, и желательно с самого верха. Если законы и будут нарушены, то приказ об этом должен исходить от президента. Стэнтингтон был новичком в Вашингтоне, он всю жизнь провел на флоте и прекрасно знал, как присваивают чужую славу при раздаче наград и как дают под зад тому, чье время настало. И теперь безошибочный инстинкт подсказывал ему единственный способ защитить себя от удара: подставить под удар вместе с собой и президента. Пусть вы с ним вместе ходили в школу и тянули на службе одну лямку, только так можно быть уверенным в его поддержке.

Адмиралу Уингэйту Стэнтингтону никогда не приходило в голову, что Вашингтон знавал и другие времена. Времена, когда люди, ответственные за благополучие и безопасность государства, просто делали дело, а не тратили все свое время, оглядываясь по сторонам в поисках недоброжелателей.

Всю дорогу в Вашингтон в ушах адмирала звучали слова бывшего директора ЦРУ: «Однажды они поменяют правила посреди игры. Тебе дадут под зад, как и мне. Я приберегу для тебя местечко на парах».

Да, так он сказал. Тогда это было не больше, чем угроза, а теперь как бы не обернулось пророчеством. Всего несколько дней после назначения, а уже надо принимать такие решения: либо пан, либо пропал. Он внезапно ощутил к своему предшественнику что-то вроде симпатии.

Президент ожидал его в Овальном кабинете, и Стэнтингтон сразу вздохнул свободней, увидев знакомую сутулую фигуру в пуловере и рубашке с открытым воротом. Роли странным образом поменялись: Стэнтингтон прежде президента поступил в Военно-морскую академию, и потом, на службе, стал командиром его подразделения. Юноша всегда смотрел на него как на командира и наставника.

А теперь вот он стоит перед ним, президент и главнокомандующий — и Стэнтингтон чувствует облегчение оттого, что может взвалить на него груз своих проблем. Все-таки этот кабинет обладает почти мистической властью. У Стэнтингтона не было детей, но он именно так представлял себе чувство, с которым они рассказывают родителям о своих бедах. Что-то вроде: «Ну уж теперь-то есть кому все уладить».

— Как дела, Кэп? — негромко, как всегда, спросил президент. — Садитесь.

— Все в порядке, — сказал Стэнтингтон, удобно располагаясь в кресле напротив стола из красного дерева.

— Итак, кто убил всех этих русских? — спросил президент.

— Вы уже знаете об этом?

— Мне сообщили из госдепартамента. Я полагаю, вы здесь именно поэтому.

Президент сделал небольшую паузу, и Стэнтингтон кивнул головой.

— Господин президент, я не совсем представляю, как вам это объяснить.

— Вы попробуйте.

Президент откинулся на спинку кресла. Кончиками пальцев обеих рук он сжимал желтый деревянный карандаш.

— Вы хотите знать, кто убил всех этих русских? Возможно, мы сами.

Президент резко подался вперед и выронил карандаш. Оставленный без внимания, карандаш покатился по полу.

— Как это мы?

Стэнтингтон поднял руки, словно защищаясь от невидимого врага, и коротко рассказал президенту об утреннем визите Василия Карбенко и о том, что случилось с послами.

— Зачем, рада всего святого, вы распустили проект «Омега»?

— Следуя вашим указаниям, господин президент, — сказал Стэнтингтон.

— Не давал я таких указаний!

— Но ведь именно вы сказали, что хотите прекратить бессмысленную трату денег в ЦРУ. Это было на пресс-конференции по поводу моего утверждения в должности, помните? А что может быть бессмысленней, чем проект, о котором никто ничего не знает и даже не представляет, зачем он существует?

— Бессмысленней может быть только третья мировая война, — произнес президент. — Именно ее мы получим, если наши люди будут продолжать убивать русских послов.

В комнате воцарилось тяжкое молчание.

— А что насчет женщины в Атланте? — спросил наконец президент.

— Это первое, о чем я подумал, сэр. Мои люди нашли ее в доме. Видимо, случился сердечный приступ, и она умерла. В доме не было ничего, что могло бы нам помочь.

— Вы послали людей обыскать дом?

Стэнтингтон вдруг понял, что уже преступил закон. На суде он сможет говорить об опасности третьей мировой войны сколько душе будет угодно, но через пять лет присяжных это не заинтересует. Интересовать их будет только то, действительно ли агенты ЦРУ незаконно проникли в дом американской подданной без ордера и надлежащей санкции.

— Да, сэр, — признал он. — Я послал их.

— Я не давал на это санкции.

В голове Стэнтингтона зазвучал сигнал тревоги. Он понимал, что происходит: президент отмежевывается от действий директора ЦРУ.

«К черту!» — подумал Стэнтингтон. Он не стал бы адмиралом, если бы не умел играть в эти игры.

— Вы хотите сказать, сэр, что я действовал неправильно?

— Да, — подтвердил президент. — То, что вы сделали, с формальной точки зрения было незаконно.

— Тогда, я полагаю, я должен принести публичные извинения, — быстро соображая, сказал Стэнтингтон. — Я полагаю, мне придется объявить прессе, что случилось, и извиниться перед американским народом. Если я сделаю это сейчас, я смогу свести ущерб до минимума.

Он взглянул на президента, пытаясь понять, воспринял ли тот угрозу. Подобные откровения Стэнтингтона грозили падением нынешней администрации, чья популярность, как следовало из опросов, была самой низкой за все послевоенные годы.

Президент вздохнул.

— Что вы хотите, Кэп? — спросил он.

— Я хочу, чтобы вы санкционировали обыск в доме той женщины в Атланте.

— Хорошо, я сделаю это. Вы довольны?

— В общем, да, — сказал Стэнтингтон. — Но было бы неплохо санкцию на бумаге. Конечно, торопиться незачем, впереди еще целый день.

— Вы мне не верите, — заметил президент.

— Что вы, мы, в конце концов, старые друзья. Дело в том, что вчера я встречался с бывшим директором ЦРУ. В тюрьме.

— Там ему и место, — сказал президент.

— Он делал то же самое, что сделал сегодня я, — возразил Стэнтингтон. — Я не хочу составить ему компанию. Поэтому было бы неплохо сегодня же получить эту бумагу.

— Ладно, — сказал президент. — Она у вас будет. Теперь, что еще у нас есть о проекте «Омега»? Не может же быть, что среди архивов вы не нашли о нем ни слова?

Стэнтингтон решил, что не стоит рассказывать президенту об опустошении секретных архивов ЦРУ в результате политики информационной свободы. Незачем докучать главнокомандующему ненужными подробностями.

— Только одну ссылку на него, — сказал он.

— И что же это?

— Эта программа существует уже двадцать лет и разработал ее бывший сотрудник ЦРУ.

— Кто этот сотрудник? — спросил президент.

— Его зовут Смит, Харолд Смит. Теперь он стал чем-то вроде врача и руководит санаторием Фолкрофт в городе Раи, штат Нью-Йорк.

Лицо президента напряглось, а затем он медленно и широко улыбнулся.

— Доктор Смит, говорите?

— Совершенно верно.

— Вы уже говорили с ним? — спросил президент.

— Пытался, но попал на его секретаршу. Она сказала, что его нет на месте. Неприятная особа, эта секретарша, говорит, что работала в ЦРУ.

Президент кивнул.

— Судя по голосу, она чернокожая, — заменил Стэнтингтон.

Президент только улыбнулся.

— Что она вам сказала? — спросил он.

— Маленькая соплячка! Она сообщила, что Смит не сможет приехать ко мне и что это я должен к нему приехать. Я объяснил ей, что это невозможно, но она сказала, что я все-таки приеду к этому Смиту, черт бы его побрал.

— Это была угроза? — поинтересовался президент.

— Скорее обещание, — сказал Стэнтингтон. — Наглая девчонка! Простите, сэр, вы не могли бы мне объяснить, чему вы улыбаетесь?

— Вы не поймете, — произнес президент.

— Должен ли я предпринять какие-либо экстренные меры?

— Право же, нет, — сказал президент. — Постарайтесь выяснить все, что возможно, а я поговорю с советским послом и заверю его, что все это — сплошное недоразумение. А вы покажите все, на что способны, Кэп.

— Есть, сэр! — воскликнул Стэнтингтон, поднимаясь. — Что-нибудь еще?

— Нет. Кстати, вы надели сегодня пальто?

— Я взял его с собой. Боялся, что будет дождь. А что такое?

— Оно может вам пригодиться. В Рай, штат Нью-Йорк, сейчас холодно.

— Вы хотите, чтобы я отправился туда, господин президент?

— Нет, — сказал президент. — Это не в моей власти.

Покидая Овальный кабинет, директор ЦРУ был еще более растерян, чем прежде. Он испытывал странное чувство, что президент знает что-то еще об этом докторе Смите, знает и не говорит.

Оставшись один, президент Соединенных Штатов задумался, не подняться ли в свои апартаменты, достать из ящика комода красный телефон безо всякого диска или кнопок, поднять трубку и поговорить со Смитом.

Ибо адмирал Уингэйт Стэнтингтон был прав: президент знал кое-что о Смите, чего не знал директор ЦРУ. Президент знал, что Смит не просто ушел из ЦРУ, а был поставлен другим молодым президентом во главе секретной организации под названием КЮРЕ. Ее задачей было защищать американскую конституцию неконституционными методами. Молодой президент почувствовал, что Америке нужна помощь для борьбы с преступностью, коррупцией и внутренним хаосом.

Нынешний президент узнал об этой организации от своего предшественника, и эта новость ему не понравилась. Его испугала мысль о том, что где-то поблизости действует неподконтрольная секретная служба. Хуже всего было то, что президент не мог давать поручений КЮРЕ, он мог только вносить предложения. Смит, единственный руководитель организации с начала ее деятельности, сам решал, чем будет заниматься КЮРЕ.

Сперва президент захотел распустить организацию: это был единственный приказ, который он мог ей отдать. Но прежде, чем он решился пойти на это, он обнаружил, что нуждается в КЮРЕ, в докторе Смите, и исполнителе его распоряжений — Римо, и в старом азиате, который, казалось, был способен творить чудеса. Тогда президент и услышал впервые о Руби Гонзалес. Будучи агентом ЦРУ, она вместе с КЮРЕ помогла Америке выпутаться из неприятной ситуации и за это была уволена с работы.

Президент никогда не встречал Руби, но ему казалось, что он хорошо с ней знаком. Он знал: если она сказала Стэнтингтону, что ему придется приехать в Рай, штат Нью-Йорк, нет никаких сомнений, что там Стэнтингтон вскоре и окажется.

Президент побарабанил пальцами по столу и решил пока что не звонить Смиту. Пусть сначала с ним поговорит Стэнтингтон. Президент соединился с секретариатом и попросил вызвать русского посла. Он пустит в ход свои ораторские способности, и, может быть, ему удастся, выразив сожаление и принеся извинения по поводу гибели двух послов, убедить русского, что все это страшная ошибка и что Америка постарается исправить ее.

Положив трубку, президент подумал о докторе Смите, которого Руби Гонзалес отправила на лужайку для гольфа. Вот и хорошо, подумал он, надеюсь, что Смит получит удовольствие от игры.

Это, может быть, последняя партия в гольф для них для всех...

Возвращаясь из Вашингтона, Уингэйт Стэнтингтон, так и не сумевший избавиться от своих забот, раздумывал о странности всего происходящего.

Наконец шофер остановил лимузин у штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли. Стэнтингтон вылез из машины и, повинуясь какому-то инстинкту, взял пальто.

Войдя в кабинет, он бросил пальто на спинку кресла. Наконец-то в тишине и спокойствии он может воспользоваться своей личной ванной комнатой, личным ключом отперев личную дверь с личным замком ценой двадцать три доллара и шестьдесят пять центов. А «Таймс» может убираться к черту.

Стэнтингтон посмотрел на шагомер и увидел, что тот насчитал всего три мили. В это время дня их должно было быть по меньшей мере семь. Ради долга приходится жертвовать здоровьем, подумал Стэнтингтон.

До сих пор его охватывало негодование при мысли о том, что президент, даром что старый друг, пытался хитростью заставить его принять на себя всю ответственность за вторжение в дом той женщины в Атланте. И уже не в первый раз за день мысли адмирала вернулись к предыдущему хозяину этого кабинета, ныне томящемуся в тюрьме. Его преступления не сильно отличались от утреннего проступка Стэнтингтона.

Он набрал номер главного юриста ЦРУ.

— Алло, — произнес тот.

— Говорит адмирал Стэнтингтон.

— Одну минуту, сэр. — Последовала пауза, и Стэнтингтон понял; юрист включает магнитофон, чтобы записать разговор. Это разозлило адмирала: неужели в Вашингтоне никто больше никому не доверяет? — Простите, сэр, — сказал юрист. — Я просто искал, куда поставить чашку с кофе.

— Для этого нужны обе руки? Так вот, что касается вопроса о досрочном освобождении бывшего директора из тюрьмы...

— Да, сэр?

— Моя точка зрения такова: он должен быть освобожден как можно быстрее. Нет достаточных оснований держать его и дальше в тюрьме. Понимаете?

— Да, я понимаю, сэр.

— Благодарю вас.

Стэнтингтон повесил трубку и в первый раз за день довольно вздохнул.

Вдруг из ванной комнаты донесся какой-то звук. Это был шум льющейся в раковину воды.

Разве он ее не выключил?

Он открыл дверь ванной и остановился на пороге, не веря своим глазам.

В ванной комнате находились двое неизвестных, Один, одетый в черную футболку и черные штаны, был молод, темноволос и темноглаз. Вторым был старый азиат в голубом парчовом кимоно. Он нажимал на большую круглую золотую ручку вверх, и струя снова начинала бить в раковину.

— Что... Кто?..

— Тс-с-с! — сказал азиат Стэнтингтону, не глядя на него. — Это очень хороший кран, Римо, — сообщил он спутнику.

— Я знал, Чиун, что он тебе понравится. Он ведь из золота.

— Не мели чепухи, сказал Чиун, — Смотри, у него только одна ручка. У всех кранов их две, а у этого одна. Я только не понимаю, как регулировать одной ручкой холодную и горячую воду?

— Кто вы такие? — потребовал ответа Стэнтингтон.

— Вы знаете, как работает этот кран? — спросил Чиун у директора ЦРУ.

— Э-э-э, нет, — сказал Стэнтингтон и покачал головой.

— Тогда ведите себя тихо. Римо, а ты знаешь?

— Наверное, у него внутри что-то вроде двухстороннего клапана.

— Это все равно что сказать: работает, просто потому что работает, — сказал Чиун.

— Я позову охранников! — воскликнул Стэнтингтон.

— Они знают, как работает эта штука? — оживился Чиун.

— Нет, но они знают, как вышвырнуть вас отсюда к чертовой матери.

Чиун отвернулся, будто Стэнтингтон не стоил того, чтобы с ним разговаривали.

Римо сказал директору ЦРУ:

— Если они не знают ничего о кранах, не надо их звать.

Чиун промолвил:

— Говорить мне о двухстороннем клапане, Римо, значит оставлять мой вопрос без ответа.

Он потянул ручку вверх, и вода полилась; отпустил ее, и вода перестала течь. Чиун вздохнул, признав, что мудрость поколений бессильна перед лицом современной сантехники.

— Поздравляю, — обратился он к Стэнтингтону. — У вас замечательная ванная.

— Теперь, когда осмотр закончен, вы можете мне объяснить, что все это значит? — гневно спросил Стэнтингтон.

— Кто знает? — отозвался Римо. — Все работаешь, работаешь с утра и до вечера. Ни минуты покоя. Им, наверху, наверное, кажется, что у меня четыре руки. Ну ладно, поехали.

Адмирал Стэнтингтон недвусмысленно разъяснил, что не собирается никуда ехать, тем более с этой парочкой. Он все еще разъяснял, когда внезапно ощутил, что его запихнули в большой зеленый мешок для мусора.

— Чиун, устрой, чтобы он не кричал, ладно? — Попросил Римо, и Стэнтингтон почувствовал легкое прикосновение пальца к своей шее.

Ах, не кричал? Как же, он им сейчас покажет. Адмирал открыл рот, чтобы позвать на помощь, сделал глубокий вдох и разом вытолкнул из легких весь запас воздуха. Раздалось только слабое шипение. Он попробовал снова, вздохнув еще глубже, но опять ничего не вышло.

Он почувствовал, что его подняли в воздух, и услышал голос Римо.

— Это его пальто, Чиун?

— Не мое же.

— Прихвати его, ладно? В Фолкрофте, наверное, прохладно.

Все это было чрезвычайно странно. То же самое говорил ему президент, когда спрашивал про пальто. В правительстве происходит что-то такое, о чем Стэнтингтон не имеет понятия.

Пальто бесцеремонно сунули ему прямо в лицо, и он услышал звук закрывающейся пластмассовой желтой молнии.

Мешок повис в воздухе. Он, наверное, находится на плече у Римо, решил Стэнтингтон. Римо насвистывал тему из «Волжского лодочника», и звук раздавался совсем рядом с ухом адмирала.

Он услышал, как распахнулась дверь и они вышли из кабинета.

Голос Римо произнес:

— Привет, милая, адмирал у себя?

— Да, но он занят, — ответил женский голос.

Это была секретарша Стэнтингтона. Директор ЦРУ попытался крикнуть, что он не у себя, а в мешке для мусора, но по-прежнему не смог издать ни звука.

— Ладно, — донесся до него голос Римо, — мы вернемся попозже.

— Если хотите, можете подождать, — сказала девушка. Стэнтингтон слышал, что ее голос дрожит от вожделения. — Я принесу вам кофе, — предложила она Римо.

— Спасибо, не надо.

— Давайте я принесу вам кекс. Два кекса и кофе! А еще я могу сделать сандвичи. Это совсем нетрудно, надо только съездить в магазин и купить хлеба и мяса. Я моментально вернусь и сделаю отличные сандвичи с ливерной колбасой, луком и майонезом.

— О-о-ох, — с отвращением произнес Чиун.

— Радость моя, я вернусь, но не затем, чтобы есть сандвичи, — пообещал Римо.

Стэнтингтон услышал, как его секретарша шумно вздохнула. Потом, должно быть, она откинулась на спинку кресла, потому что оно легонько скрипнуло.

Спроси же, что у него в мешке, хотелось ему закричать. Но он по-прежнему был нем.

— Дашь нам пропуск отсюда, ладно? — сказал Римо. — Сама ведь знаешь, эти охранники — жуткие типы.

Нет, нет, хотел крикнуть Стэнтингтон. В это здание невозможно попасть без полного набора разнообразных пропусков. Никто просто так не подойдет к твоему столу и не попросит пропуск на выход. Вспомни же инструкцию, девочка! Ни звука не вышло из его гортани. Он услышал, как секретарша сказала:

— Конечно, вот, возьмите этот. Это специальный пропуск адмирала. Только покажите его, и никто к вам не пристанет.

— Спасибо, сладкая моя, — сказал Римо.

— А если решите навестить меня, захватите его с собой. С ним вас всюду пропустят.

Не иначе как гипноз, подумал Стэнтингтон. Этот Римо, кто бы он ни был, должен обладать большой силой внушения, иначе бы секретарша не позабыла, напрочь о безопасности.

— Можешь на меня рассчитывать, — сказал Римо. — А это будет моим трофеем.

Мешок со Стэнтингтоном слегка переместился: наверное, Римо забирал у девушки пропуск. Вслед за этим адмирал почувствовал, что наклоняется вперед, и услышал, как Римо поцеловал секретаршу в щеку.

Затем Стэнтингтон ощутил, что его вновь подняли и понесли. Неожиданная мысль мелькнула у него в голове: если уж он путешествует на чьем-то плече, его должно трясти на каждом шагу. Но не было никаких покачиваний, вообще никакого ощущения движения: он как будто плыл по воздуху.

Сзади раздался голос секретарши:

— Эй, а что у вас в мешке? — спросила она.

— Правительственные секреты, — ответил Римо.

— Ну хватит, насмешник. Я серьезно, что у вас там?

— Адмирал, — сказал Римо.

Секретарша фыркнула, и ее голос пропал за закрывшейся дверью.

— Молодцом, адмирал, — похвалил Римо. — Ведите себя хорошо, и мы вас скоро выпустим.

Никто не остановил их в вестибюле, и они вышли на улицу. Мешок слегка порвался, и Стэнтингтон сквозь дырку смог вдохнуть свежий воздух виргинских полей. Он сделал глубокий вдох и подумал: «Устает ли когда-нибудь этот Римо?» Стэнтингтон был крупным мужчиной, весом свыше двухсот фунтов, а Римо безо всякого труда тащил его на плече, как эполет на военном мундире.

Затем они ехали на автомобиле и летели на самолете. Из самолета пересели в вертолет. Всю дорогу белый и азиат препирались из-за ролей в каком-то фильме. Азиат цитировал «Вэрайети», доказывая, что белый не может ожидать большего, чем один процент от денег, вырученных за продажу готового фильма. Он рассуждал о том, что при съемке необходимо уложиться в пять миллионов и что лучшее, что может сделать Римо, это взять на себя половину расходов. Римо же говорил, что он может вынести Берта Рейнольдса или Клинта Иствуда, но Эрнста Борньина он воспринимает как личное оскорбление.

Стэнтингтон начал подозревать, что попал в лапы к сумасшедшим.

Затем его швырнули на жесткий пол и чьи-то руки расстегнули молнию.

Он услышал кислый голос:

— Это что такое? Что вам обоим здесь нужно?

— Я тут ни при чем, — раздался голос Римо. — Мне велела это сделать Руби. Это все ее идея.