— Ты, — сказал он, указывая пальцем. — Убирайся отсюда, как пришел, и прихвати с собой эту дуру, что там сидит.
Римо протянул руку, сжал палец здоровяка своими указательными и большими пальцами и сказал:
— Не показывай пальцем. Это неприлично.
Гарольд Хефферлинг, несмотря на то, что не собирался садиться, совершенно неожиданно для себя сел. Затем посмотрел на свой палец. Боли не чувствовалось, однако Хефферлингу казалось, что именно из-за этого пальца он и сел.
— Да кто ты такой, черт побери?! — спросил он.
— Я уже сказал это твоей секретарше, — ответил Римо, присаживаясь на край стола. — Я Эвримен, то есть простой человек. И говорю от имени простых людей. У меня на груди вытатуирована большая красная буква "Э", что значит «Эвримен».
— Ты чокнутый, — сказал Хефферлинг. И вдруг на какое-то мгновение ему стало не по себе. Этот парень был явно ненормальным, вероятно, один из тех, чьи мозги размягчились от слишком долгого пребывания на слишком сильной жаре в слишком длинных очередях за бензином. И Хефферлинг решил несколько смягчить тон. — Ну, и чего же ты хочешь, Эвримен? Что-то насчет казны?
— Нет, — ответил Римо. — Она неправильно поняла. Я сказал, что хочу тебя казнить. Но я не хочу, чтобы ты счел мои действия необоснованными. А потому сначала ты мне расскажешь, зачем ты делаешь так, чтобы бензина все время не хватало, а уж потом я решу, убить тебя или нет.
Хефферлинг раскрыл рот и произнес что-то вроде «у-а, у-а». Затем повторил попытку. Получилось уже более членораздельно:
— У-у-убивать?
— Не убивать, а убить, — сказал Римо. — Один раз и навсегда.
— Да ты и вправду чокнутый, — проговорил Хефферлинг. — Явно буйно помешанный.
— Помешанный? Да мы уже все помешанные. А помешались мы оттого, что нам приходится торчать в очередях за бензином, и оттого, что люди убивают друг друга в этих очередях, а ты при этом знаешь только одну очередь — очередь в банке, куда кладешь деньги. Помешанный! Естественно. Мы уже сыты по горло и больше этого не потерпим.
Римо улыбнулся. Эту фразу он слышал в каком-то кинофильме, и ему все время хотелось ее где-нибудь ввернуть.
— Но ты ошибаешься! Смертельно ошибаешься! — Хефферлинг сделал паузу, задним числом осмысливая сказанное. — Я хотел сказать, ты ошибаешься. Бензина действительно не хватает, и виноваты в этом арабы, а не я. Честное слово, мистер Эвримен!
— Можешь называть меня Эв, — сказал Римо.
Обливаясь потом, Хефферлинг зажмурился, словно с трудом удерживаясь, чтобы не заплакать.
— Послушай, Эв. Ты просто не понимаешь.
— Тогда объясни, — сказал Римо.
— Так дай же мне объяснить, — завопил Хефферлинг, вскакивая на ноги, и Римо с беспокойством подумал, не слабая ли в этой комнате звукоизоляция.
— Сядь, — сказал он.
Хефферлинг быстро заморгал, пытаясь убедить себя в том, что не сядет, пока ему этого не захочется. В конце концов, чей это кабинет, и что он, этот Эвримен, о себе воображает?
Но тут Римо коснулся его груди, и он сел.
— А теперь давай, рассказывай, — велел Римо.
Хефферлинг повел глазами, будто на его веках изнутри было написано, что нужно говорить. Но что он мог сказать этому сумасшедшему?
— Послушай, это правда. Есть люди, которые делают так, чтобы бензина все время не хватало.
«Это то, что надо», — подумал Хефферлинг. К тому же это была правда. Он где-то читал, что сумасшедших не следует обманывать. Может, если начать с правды, которой этот псих так жаждет, то он поверит и всему остальному, что Хефферлинг скажет.
Римо, словно оценив эту теорию, улыбнулся.
— Эти люди скупают нефтепродукты на рынке наличного товара и придерживают их до тех пор, пока в стране не поднимутся на них цены. Они предлагали мне присоединиться к ним, но, когда я услыхал об этих делах, я отказался. У меня с ними не может быть ничего общего. Я сказал им, что их планы направлены против Америки.
Рима кивнул.
— Это хорошо, — сказал он. — Значит, у тебя не может быть с ними ничего общего.
— Совершенно верно.
— Потому что это направлено против Америки.
— Да-да, именно так.
— А ты патриот.
— Да.
— И ты совершенно не заинтересован в том, чтобы сколотить несколько лишних миллионов долларов.
— Нет, не заинтересован.
— Да брось, Хефферлинг, — укоризненно произнес Римо.
— Это чистая правда.
— Значит, вот так ты надеешься оправдаться? Это должно помешать мне убить тебя?
Хефферлинг не отрываясь смотрел на Римо. Затем его физиономия начала медленно расплываться в улыбке.
— Я понял. Это ты пошутил, да? Тебе за это заплатили, так? Чтоб вроде как на пушку взял. Тебе заплатили, да?
Римо пожал плечами.
— Вообще-то да. Как-никак это моя работа.
— Это что же: запугивать? Угрожать?
— Нет, — ответил Римо и, поскольку теперь это уже не имело никакого значения, рассказал Хефферлингу о себе всю правду. Как молодого нью-йоркского полисмена Римо Уильямса обвинили в убийстве, которого он не совершал, и отправили на электрический стул, который не сработал, и как он остался жив и был завербован для работы в секретной организации по борьбе с преступностью, которая называлась КЮРЕ. Рассказал и о том, как Римо Уильямс изучил искусство Дома Синанджу — древних корейских наемных убийц — и как, постигая это искусство развил в себе способности, которыми не обладает ни один обыкновенный человек. Совершенно особенные способности.
Закончив рассказ, Римо посмотрел на Хефферлинга, но не увидел ничего, кроме недоумения. Его, как всегда, не поняли.
— Как бы там ни было, Хефферлинг, те, что стоят надо мной, растолковали мне, что к чему. Самому мне бензин не нужен. Но мне сказали, что где-то в Пуэрто-Рико ты держишь пять танкеров с нефтью и ждешь, когда взлетят цены, после чего станешь продавать эту нефть в Америке. А тем временем люди томятся в очередях за бензином. Вот что рассказали мне люди, которые сидят наверху, и еще они сказали мне, что я должен все это как-нибудь прекратить.
— Как, например? — спросил Хефферлинг.
— Например, убить тебя.
— Подожди! — в ужасе взмолился Хефферлинг. — Я могу еще много чего тебе рассказать! Очень много! Подожди!
— Ангелам расскажешь, Хьюберт.
Подавшись вперед, Римо легонько ударил его костяшками пальцев, и Хефферлинг осел на стуле. Римо поднял его правую руку и отпустил. Рука упала на стол, по-мертвому глухо стукнув.
— Таков нефтяной бизнес, дорогуша, — сказал Римо, обращаясь к трупу.
Обойдя вокруг стола, он достал из левого верхнего ящика чистый лист бумаги, затем нашел в боковом кармане пиджака Хефферлинга черный фломастер и что-то написал на листе. Потом взял кусочек «скотча» и приклеил листок ко лбу Хефферлинга, предварительно вытерев с него испарину лежащим на столе куском промокательной бумаги. После чего сложил руки Хефферлинга на коленях.
Возле двери Римо обернулся, чтобы оценить свою работу. За столом, совершенно прямо, сидел труп Хефферлинга. На листе бумаги, свисавшем у него со лба, было написано:
НЕ ПРИТЕСНЯЙ ПРОСТОГО ЧЕЛОВЕКА.
ТАК МСТИТ ЭВРИМЕН.
Когда Римо вышел из кабинета, Марша взволнованно обернулась. Увидев его, она расцвела. Вот оно опять, подумала она, то же ощущение в глубине живота.
— Привет, Марша, — сказал Римо.
— Здравствуй. Ты хотел поговорить со мной?
— Вообще-то нет. Я хотел тебя поцеловать.
И когда он, положив ей на плечо возле самой шеи руку, наклонился, она почувствовала, что голова у нее пошла кругом. Она с трепетом ждала, когда его губы коснутся ее губ. Ей показалось, что она чувствует у себя на лбу его дыхание, затем последовало легкое нажатие на горло — и больше она уже ничего не чувствовала.
Римо осторожно опустил ее голову на стол на сложенные руки. Очнется она в полном недоумении, с затуманенным сознанием и едва ли сможет припомнить что-либо из того, что произошло за последние полчаса. Позднее она расскажет полиции, что уснула за столом и ей приснился мужчина, но описать его она не сможет, разве что упомянет о странном ощущении, которое от его взгляда возникало у нее в животе.
«По-моему, это у вас с головой что-то странное», — заметит один из полицейских и напишет в протоколе: «Свидетелей убийства Хефферлинга нет».
Римо направился обратно к себе в отель и, проходя мимо клуба «Плейбой», помахал рукой посетителям, сидящим возле окон, и крикнул, что лучше бы они играли в теннис, чем пить с утра пораньше.
Войдя в свой номер, он подошел к пожилому азиату, сидевшему в позе «лотос» посреди комнаты на покрытом ковром полу, и сказал, выразительно подняв палец к потолку:
— Я Эвримен. Бойся моей мести.
Одним плавным движением, точно строка дыма из кувшина, азиат поднялся с пола и встал перед Римо. Ростом старик едва достигал полутора метров и весил не более сорока пяти килограммов. По бокам его головы, обтянутой сухой желтой кожей, колыхались реденькие пряди седых волос.
— Проходи, сын мой, и садись, — сказал он и потащил Римо к дивану.
Римо сесть не пожелал. Старик легонько коснулся его груди, и Римо тут же сел.
Старик покачал головой и с грустью проговорил:
— Я давно этого ожидал.
— Чего ты ожидал, Чиун? — спросил Римо.
— Слишком напряженные занятия по изучению искусства Синанджу помутили твой рассудок. Это моя вина. Мне следовало знать, что белый человек не сможет долго выдержать такого напряжения даже под моим гениальным руководством. Это все равно что пытаться влить океан в чашку. В конце концов чашка кокнется. Вот ты и чокнулся. Но прежде чем за тобой придут, чтобы забрать отсюда, я хочу сказать тебе, Римо: ты молодец, что так долго продержался.
— Да брось, Чиун. Я пошутил.
Чиун вернулся в позу «лотос» и сложил руки на коленях поверх своего пурпурного кимоно. Казалось, что он молится в память о Римо.
— Чиун, перестань. Я вовсе не сумасшедший. Просто я пошутил.
— Пошутил? — переспросил Чиун, поднимая глаза.
— Да. Пошутил.
Чиун снова покачал головой.
— Еще хуже, чем я опасался. Теперь он шутит над тем, чему его учит Мастер Синанджу.
— Ладно, Чиун, кончай дурачиться.
— Ты разбил мне сердце.
— Чиун...
— Ты поверг меня в уныние.
— Чиун, ну что ты...
— Ты нарушил мое пищеварение.
И тут в голове у Римо словно молния сверкнула.
— О черт, я совсем забыл про твои каштаны!
— Только не извиняйся, пожалуйста, — сказал Чиун. — Это сущий пустяк. Я и не ожидал, что ты вспомнишь о просьбе больного старика, когда тебе представляется возможность развлечься с этими зайчиками.
— Какими еще зайчиками?
— А в том рассаднике порока.
Римо даже сморщился, пытаясь сообразить, о чем говорит Чиун.
— А! Ты перепутал. Пьяниц называют кроликами красноглазыми, а не зайцами.
— Я буду молиться о твоем спасении.
— Чиун, клянусь тебе, я даже близко не подходил к клубу «Плейбой».
Чиун фыркнул.
— Это клятва белого человека, который недавно клялся принести мне каштаны.
— Это клятва ученика Мастера Синанджу, самого великого из всех мастеров Синанджу, — сказал Римо.
— Я поверю тебе во имя нашей дружбы, — сказал Чиун.
Римо встал и поклонился в пояс.
— Благодарю тебя, папочка.
Чиун величественно повел рукой.
— Ты прощен. А теперь ступай купи мне каштанов.
Глава третья
Когда письмо с угрозой в адрес олимпийской команды Соединенных Штатов пришло в Олимпийский комитет, его немедленно доставили председателю комитета Р. Уотсону Дотти.
Однако он в этот момент был занят другим делом. Прослышав о том, что некий пловец из Сьерра-Леоне бесплатно получил плавки от какого-то производителя купальных костюмов, Дотти пытался найти подтверждение этим слухам, чтобы отстранить этого спортсмена от участия в московских играх. У Дотти было такое ощущение, будто никто на свете, кроме него, не понимает разницы между любителем и профессионалом, и он был всецело поглощен тем, чтобы эту разницу сохранить. Поэтому он отодвинул в сторону листок, который положил на стол его помощник.
— Лучше бы вы это прочли, командор, — посоветовал помощник.
Дотти поднял глаза, раздраженный назидательным тоном помощника, но бумажку взял. На ней был напечатанный на машинке текст следующего содержания:
«В знак протеста против повсеместных нападок на спортсменов из ЮАР и Родезии олимпийская команда Соединенных Штатов будет уничтожена. Не считайте это пустой угрозой».
Письмо было подписано «Ю.А.Р.С.», а чуть ниже располагалась расшифровка: «Южно-африканцы за равноправие в спорте».
— Стоит нам принимать это всерьез? — спросил помощник.
— Да откуда же, черт подери, мне это знать? — ответил Дотти. — Я не могу отвлекаться на такую ерунду. У меня тут пловец из Сьерра-Леоне, о котором известно, что он незаконно обогащается за счет спорта. Вот от кого вам нужно оградить наших спортсменов-любителей.
Помощник хотел было сказать, что принятая сьерралеонским пловцом взятка вряд ли осквернит олимпийские бассейны, но удовольствовался замечанием, что, может быть, следует как-то защитить американских спортсменов в связи с угрозой со стороны этой Ю.А.Р.С.
— Вы когда-нибудь слыхали о такой организации? — спросил Дотти.
— Нет, командор.
— Я тоже. Черт бы их побрал, ну что заставляет людей делать такие вещи?
Помощник не отвечал, и в конце концов Дотти распорядился:
— Отправьте это в ФБР со спецкурьером.
— А президенту? — спросил помощник.
— Естественно, — ответил Дотти. — И в Белый дом тоже. Пусть они об этом беспокоятся. У меня есть дела поважнее. Давайте. Отправляйте.
Когда помощник вышел из комнаты, командор Р.Уотсон Дотти, которому этот воинский титул был пожалован в яхт-клубе, расположенном в закрытой гавани! Плейнфилд, Нью-Джерси, стукнул кулаком по столу.
— Будем считать это розыгрышем.
— Хорошо, если это просто розыгрыш, — проговорил директор ФБР.
— Однако вряд ли стоит на это надеяться, не так ли, сэр? — спросил начальник отдела по особым делам.
— Пожалуй, нет. И думаю, следует предупредить об этом Белый дом.
— Они уже знают, сэр, — сказал начальник отдела по особым операциям. — Они получили точно такое же письмо.
Шеф ФБР покачал головой.
— А еще кто-нибудь получил? ООН, ЦРУ иди «Вашингтон пост»? Господи, неужели этот идиот из комитета не знает, что для таких дел существуем мы? Если бы мы сочли необходимым оповестить президента, мы бы это сами сделали.
— Вы угадали одно из трех, сэр, — сказал начальник отдела.
— О чем это вы?
— В ООН и ЦРУ они не послали, а в «Пост» послали. А также в «Нью-Йорк таймс» и во все телевизионные агентства. Похоже, эта Ю.А.Р.С. заготовила достаточно экземпляров, чтобы хватило всем.
— Чертовски любезно с их стороны, не так ли? — заметил директор. — Он находил, что, произнося такие фразы, обретает сходство с сэром Лоренсом Оливье. И всегда сожалел, что во время войны не попал служить в Великобританию, — тогда у него было бы основание щеголять и английским акцентом. — Н-да, чертовски любезно, — повторил он.
«Превосходно, — думал президент. — Превосходно! Мало мне инфляции, безработицы, топливного кризиса, распадающихся заморских альянсов — так теперь еще и убийство членов олимпийской сборной страны. Какие там перевыборы! Хорошо еще, если меня не линчуют».
— Господин президент, — подал голос один из его приближенных, и президент с удивлением оторвал взгляд от бумаг. Он совсем забыл, что рядом стояли люди. — Пресса желает слышать заявление по этому поводу.
— Это розыгрыш, — сказал президент. — Иначе и быть не может. — А про себя подумал: «Хорошо бы, если так. Мне все это совершенно ни к чему».
— Я думаю, это не совсем то, что хочет услышать пресса, — заметил первый помощник.
— Хорошо. А что, если так: мы даем гарантию — абсолютную гарантию, — что с нашими спортсменами в Москве ничего не случится. Попробуйте так. Абсолютную гарантию. И только побольше решительности в выражениях, когда станете делать заявление. Вы понимаете, о чем я говорю. Наверно, так будет нормально.
— Вполне, — сказал помощник. — Так подойдет.
— Только сначала согласуйте это с моей женой, — добавил президент. — Может, у нее появится еще какая-нибудь идея.
— Это уж как всегда, — пробормотал чуть слышно пресс-секретарь, выходя из комнаты.
Оставшийся с президентом помощник спросил:
— Не следует ли нам принять кое-какие меры безопасности?
Президент посмотрел на него своим красноречивым взглядом, означавшим: «Я бы до этого и без тебя додумался», и помощник сник.
— Нужно, чтобы русских оповестили о том, что нам придется принять совместные меры по обеспечению безопасности. Наша команда под угрозой. Им придется на это пойти.
— Хорошо, сэр.
— ФБР этим уже занимается.
— Да.
— Хорошо, выполняйте, что я сказал.
Оставшись один, президент погрузился в мрачное раздумье и вспомнил о безномерном телефоне, спрятанном в комоде в его спальне наверху.
Этот телефон обеспечивал прямую связь с секретной организацией КЮРЕ, с ее директором доктором Харолдом В. Смитом. Предшественник президента на этом посту все ему объяснил. Этот Смит был завербован для руководства операциями КЮРЕ несколько лет назад. Идея заключалась в том, чтобы в обход Конституции расправляться с негодяями, которые обделывают свои дела, прикрываясь этой самой Конституцией. С течением времени масштаб операций КЮРЕ настолько расширился, что теперь она могла действовать где угодно и делать что угодно. И каждый новый президент — он был в этом уверен, — вступая на этот пост, думал об одном и том же: он никогда не станет прибегать к услугам КЮРЕ.
И точно так же, как и он, каждый из них был вынужден пользоваться ее услугами.
Однако было это совсем не просто. Президент не имел права отдавать КЮРЕ приказов. Он мог только предложить выполнить ту или иную миссию. Окончательное решение принимал доктор. Единственный приказ, который мог отдать президент и который подлежал немедленному исполнению, — это распустить КЮРЕ. Но ни один президент так и не отдал такого приказа, потому что каждый из них видел, что Америке нужна эта КЮРЕ и этот доктор Смит, и его карающая десница Римо, и этот маленький старый азиат, делающий совершенно необыкновенные вещи.
Президент Соединенных Штатов поднялся к себе в спальню и, взяв трубку телефона, стал ждать, когда на другом конце линии ему ответит Смит.
«Почему этот телефон всегда такой холодный?» — с недоумением подумал он.
Глава четвертая
Доктор Харолд В. Смит считал нежелательным проводить встречи в общественных, местах. Такова была его позиция. У Римо же была своя позиция: если Смиту нужно встретиться с ним и Чиуном, то ему придется провести встречу там, где ее назначит Римо.
А потому, зная, что Римо, не говоря ни слова, может исчезнуть куда-нибудь эдак месяца на три, Смит и очутился в Бронксе, в вагончике фуникулера, плывущем над пешеходными дорожками зоопарка, и именно тут пытался изложить своим наемным убийцам новое задание.
— Послушайте, Римо, но почему зоопарк? — недовольно спросил Смит.
— А я люблю зоопарки, — ответил Римо. — И я уже давно в них не бывал.
Чиун придвинулся вплотную к Смиту.
— Он надеется найти тут свою родню, император, — громко прошептал он на ухо Смиту.
— Я слышу, — ворчливо заметил Римо.
Чиун возвел кверху глаза с выражением невинной кротости.
— И перестань называть его императором, — прибавил Римо.
Чиун изобразил недоумение. На протяжении тысячелетий мастера Синанджу нанимались на службу к императорам, царям, королям по всему свету, и он считал, что самая подходящая форма обращения к Смиту — «император Смит».
— Не обращайте на него внимания, — сказал Чиун Смиту. — Он сердится потому, что все обезьяны тут точь-в-точь похожи на него, и он не может определить, кто из них кем ему приходится.
Смит указав на единственного, кроме них, пассажира, который спал, растянувшись на сиденьях в дальнем конце вагончика. Римо и Чиун точно могли сказать, что тот был мертвецки пьян, поскольку исходивший от него винный дух казался им в замкнутом пространстве вагончика густой туманной завесой.
— Ему не до нас, — сказал Римо. — На этот счет можете не беспокоиться. Так, значит, меня хотят приставить нянькой к целой олимпийской команде?
— Глупое дитя, — быстро сказал Чиун. — Император вовсе не собирается возлагать на тебя такую невыполнимую задачу. И вообще его предложение вполне разумно.
Римо подозрительно посмотрел на Чиуна. Ему было известно, что Чиун твердо считал Смита ненормальным, поскольку тот отвергал неоднократные предложения Чиуна ликвидировать президента Соединенных Штатов и сделать его, Смита, пожизненным правителем.
И тут Римо все понял.
— Не слушайте, Смитти. Это он к вам подлаживается, потому что хочет поехать в Москву на Олимпийские игры, получить там золотую медаль, а потом заколачивать деньги на контрактах с телевизионными студиями.
— Чиун? — произнес Смит и, отклонившись назад, посмотрел на хилого старого корейца.
— А что? — продолжал Римо. — Ведь он может одержать победу в любом виде состязаний. Даже во всех, если на то пошло. Впрочем, я тоже.
— Хоть раз этот паршивец сказал правду, — заметил Чиун. — Все верно, император.
— Ну что же, Римо, у тебя будет возможность это доказать, — сказал Смит. — Мы в своих предположениях не ошиблись. Люди в Москве оказались очень несговорчивыми. Они не хотят пускать в Россию наших сотрудников службы безопасности. Им кажется, что наши люди из ЦРУ станут за ними шпионить.
— Можно послать туда все ЦРУ, но будет большой удачей, если они найдут хотя бы олимпийский стадион, — сказал Римо.
— Если вы хотите, чтобы мы добыли какие-нибудь секреты... — начал было Чиун, обращаясь к Смиту.
— Я очень признателен вам за это предложение, Мастер, — сказал Смит. — Поверьте мне. Но как-нибудь в другой раз. Вам, Римо, придется поехать в составе команды под видом спортсмена. Но вам придется доказать свое право на участие в играх на отборочных состязаниях.
— Вы шутите, — сказал Римо.
— Это же прекрасно! — сказал Чиун. — Если я сам не могу бороться за золото, то кому же еще это делать, как не моему сыну? — Он придвинулся к Смиту. — Хотя на самом деле он мне не сын, потому что у него такой странный цвет кожи, однако я так говорю, чтобы поднять ему настроение. — Он отодвинулся обратно. — Конечно же, я поеду вместе с ним.
— Разумеется, — подтвердил Смит. — Вы можете поехать под видом тренера.
— Отлично, — сказал Чиун.
— Это уже хуже, — сказал Римо.
— Все будет в порядке, — сказал Смит и снова указал на пьяного. — Вы уверены, что этот там спит?
— В полном отрубе, — сказал Римо.
— А в каких состязаниях мы будем участвовать? — спросил Чиун, обращаясь к Римо.
— Мне все равно. В каких хочешь.
— Ты мог бы победить в беге на любую дистанцию, — сказал Чиун.
— Да, — согласился Римо. — Что там у нас: спринт, бег с барьерами, восемьсот метров, полторы тысячи, миля, две мили... Еще марафон... и это, как его... толкание ядра, прыжки с шестом, прыжки в высоту, прыжки в длину... А, да там всего хватает.
— Еще гимнастика, — напомнил Чиун.
— Конь, брусья, кольца, бревно...
— Да не вздумай ставить мировых рекордов во время квалификационных соревнований, — заметил Чиун. — Там контракты не подписывают. Рекорды побереги для Олимпийских игр.
— Хорошо, папочка.
— Но не можете же вы участвовать во всех видах соревнований, — сказал Смит, пытаясь вернуть разговор в нужное русло.
— Вот она — гениальность нашего императора, Римо, — проговорил Чиун. — Конечно, он прав. Если ты примешь участие во всех видах состязаний, то в каждом из них победишь, и тогда незачем будет посылать целую команду.
— Ну так что? Значит, не придется с ними нянчиться.
Смит укоризненно покачал головой.
— Вам не предлагают с ними нянчиться. Приедете в Москву, найдете источник угрозы и уничтожите его.
— И завоюешь золотые медали, — добавил Чиун.
— Разве что одну — за выполнение идиотских заданий, — сказал Римо. Затем взглянул на собеседников и поднял руки. — Хорошо, хорошо! Выбирайте, в каком виде. Только не в марафоне. Что-нибудь такое, что занимает мало времени. Чтобы побыстрее управиться.
— Давайте спросим у постороннего, в каком виде тебе следует победить, — предложил Чиун.
Встав с места, он подошел к пьяному и быстро тронул его за плечо. Человек не шевелился. Чиун негромко произнес:
— Проспись, проснись.
Человек не двигался. Тогда Чиун взял его двумя пальцами за мочку уха и сжал.
— А-а-ай! — вскрикнул человек, тотчас проснувшись.
С изумлением оглядевшись вокруг, он увидел перед собой Чиуна во всем его великолепии в роскошном богато расшитом дневном одеянии из желтой парчи.
— Мне что, все это снится? — проговорил пьянчужка. И потер ухо. — Но если это сон, почему так сильно болит ухо?
— Послушай, — сказал Чиун. — Нас не интересует твое дурацкое ухо. Скажи, в каком виде состязаний нам выиграть золотую медаль на Олимпийских играх?
— Вам? — спросил забулдыга и окинул Чиуна оценивающим взглядом. — Ну, разве что кросс на милю для ветеранов. Там вы бы еще как-нибудь дотопали.
— А не я, — сказал Чиун. — Мой ученик. — И указал пальцем на Римо.
Пьяница вытянул шею, чтобы получше разглядеть Римо.
— Да и этот вроде не слишком молод, — сказал он. — Да и на спортсмена не похож. Пить охота.
— Назови вид спорта, — настаивал Чиун.
— Ну, что-нибудь попроще. Может, он бегать умеет? Похоже, ему приходится бегать от полиции. Бегать можешь?! Полмили пробежишь? Полмили, наверное, пробежит.
Тут он наконец понял, что проснулся, и удивился, откуда эти люди взялись и что они делают в его зоопарке. Может быть, пока он тут спал, его забрали из зоопарка в психушку?
— Да, полмили я пробегу, — сказал Римо.
— Ну вот и беги. Или у них там метры? По-моему, у них теперь все в метрах. Америка ведь перешла на метрическую систему. Теперь даже выпивку литрами продают. Теперь у них там метры, миллиметры и все такое прочее.
Он с гордостью выпятил грудь, ощущая себя патриотом.
— Хватит, — сказал Чиун. — Спасибо — И, обернувшись к Римо: — Дай ему двадцать пять центов за беспокойство.
Римо подошел к пьянчужке, который продолжал бормотать что-то про литры, метры и миллиметры, и сунул ему в руку банкноту в пятьдесят долларов, постаравшись, чтобы Смит, который оплачивал все счета, этого не видел.
— Держи, — сказал Римо. — Это тебе на пропой.
— Не верю я во все это, — сказал Смит.
— Он выиграет, — сказал Чиун. — Вот увидите.
— Прямо не могу дождаться, — сказал Смит.
Вагончик фуникулера со стуком остановился, и пьянчужка, торопливо выбравшись наружу, ринулся со своим неожиданно обретенным состоянием к ближайшему бару, покрыв при этом километровую дистанцию за лучшее в своей жизни время.
Выйдя из вагончика, Смит, Римо и Чиун увидели, что все остальные посетители зоопарка вроде бы тоже куда-то бегут.
— Что-то случилось, — заметил Смит.
— Эти люди чем-то напуганы, — сказал Римо.
В этот момент мимо них пробегал человек в форме смотрителя зоопарка, и Римо поймал его за воротник.
— Что тут происходит, приятель?
— Брайен сбежал! — коротко бросил тот, как будто это все объясняло. Затем рванулся было дальше, но почувствовал, что не может двинуться с места. Рука худощавого мужчины, лежавшая у него на плече, казалась весом в тонну.
— Прекрасно, — сказал Римо. — И кто такой этот Брайен?
— Горилла! Самая крупная горилла в мире! Кто-то его разозлил, и он оторвал дверцу клетки! Прямо взбесился! Пусти меня! Мне надо бежать за ружьем с усыпляющим! Пусти, слышь!
— А где его клетка? — спросил Чиун.
— Да вон там! — крикнул смотритель. — Ну, отпусти же!
Римо убрал руку с его плеча, и тот умчался.
— Нам лучше уйти, — проговорил Смит.
— Чепуха, — возразил Чиун. — Мы пойдем к этой горилле. Правда, тут Римо не покажет вам, как быстро он бегает, но все же сможет восстановить вашу веру в него, хоть он и белый, что, конечно, большой недостаток перед лицом Господа, не в обиду присутствующим будь сказано. Пошли.
И Чиун двинулся в указанном направлении. Смит, взглянув на Римо, который пожал плечами и последовал за Чиуном, не придумал ничего более безопасного, чем пойти за ними.
Когда они подошли к сектору, где находилась клетка гориллы, зоопарк был уже практически пуст и Брайен немного успокоился.
Его можно было просто задержать здесь, вдали от главной аллеи зоопарка, и тогда для смотрителей, вооруженных ружьями с усыпляющим средством, не составило бы труда с ним справиться.
Но у Чиуна на уме было совсем другое.
— Вот он, — шепотом произнес Смит.
— Не бойтесь, — сказал Римо. — Говорите громче. Гориллы не понимают, что вы говорите о них.
— Можете ему поверить, император. Он в курсе дела насчет горилл. И вообще по части обезьян.
Брайен был без малого в два с половиной метра ростом и весил больше двухсот килограмм. Он стоял возле своей клетки и, почесывая голову, поглядывал по сторонам. Увидев приближающихся людей, он зарычал и запрыгал на месте, колотя себя в грудь. И вдруг двинулся на них.
— Лучше бы нам отсюда уйти, — снова предложил Смит.
— Вот еще, — возразил Чиун. — Римо загонит его обратно в клетку.
— А почему я ? — спросил Римо. — Почему не ты?
— Действительно, — сказал Чиун. — У меня весьма большой опыт общения с обезьяной, учитывая все, что мне пришлось вынести за последние десять лет. Но мне нет нужды производить впечатление на императора. Так что давай, покажи, на что ты способен.
Римо вздохнул. Спорить с Чиуном было бесполезно. Гораздо проще было водворить на место эту чертову гориллу.
— Он приближается, — сказал Смит. — Я был бы вам чрезвычайно благодарен, если бы вы, друзья, наконец разобрались, кто и что будет делать. Либо давайте уберемся отсюда.