— Верно, но моим людям пока не удалось узнать ничего сколько-нибудь существенного. Но я продолжаю расследование.

— Как прикажете объяснить все это американскому народу? Похоже, марсиане действительно решили похоронить нашу программу исследований космоса.

— "Биобаббл" не имел отношения к космической программе, — пояснил Смит.

— Попробуйте убедить в этом американцев, когда доктор Паган все время твердит, что мы впали в немилость к марсианам. Мне просто никто не поверит. Я не располагаю его авторитетом.

— Сделайте все, что в ваших силах. Я прикажу моим людям немедленно заняться этим делом.

Президент понизил голос, памятуя о том, что офис Первой леди находится по соседству:

— Вы думаете, что кто-то вознамерился сорвать нашу космическую программу?

Смит откашлялся и скупо проронил:

— Я бы не исключал такую возможность.

— Может быть, за этим стоят русские? Снова хотят ввязаться в драку?

— Если не считать орбитальной станции «Мир», их космическая программа переживает не лучшие времена.

— И с тех пор как месяц назад их «шаттлу» не удалось состыковаться с «Миром», они сидят на голодном пайке.

— Вот именно. Так что русским просто нет смысла лезть в бутылку. Если на «Мире» произойдет чрезвычайная ситуация, наши «шаттлы» для них последняя надежда.

— Видимо, вы правы. Таким образом, русских можно исключить.

— Программы коммерческого освоения космоса сейчас активно разрабатывают китайцы, французы и японцы, — продолжал Смит. — Все они являются потенциальными конкурентами НАСА. Но я бы не спешил обвинять и их. У них просто нет соответствующей технологии.

— Японцы последнее время стали совершенно невыносимы. Я ума не приложу, чем мы могли вывести их из себя.

Смит предпочел избежать комментариев, хотя он-то знал — чем. Он сам приказал Римо и Чиуну наказать одну японскую корпорацию за акты коммерческого саботажа, о которых Президент ничего не знал. Японцы догадывались, что, когда на здание штаб-квартиры «Нишицу» в Осаке упал локомотив, за этим стояли американцы, однако предпочитали не выдвигать прямых обвинений, не желая обнаружить свою причастность к попыткам развалить систему железнодорожного сообщения США.

— Я свяжусь с вами, господин Президент, — сказал Смит, прекращая разговор.

Президент положил трубку и, завязав пояс халата, в мягких шлепанцах потащился к лифту. Кризисами, подобными этому, он мог заниматься только днем. Он терпеть не мог, когда его поднимали среди ночи. Ему требовался полноценный десятичасовой сон, иначе он весь день чувствовал себя не в своей тарелке.

Харолд В. Смит взял чемоданчик спутниковой связи для выхода на телефонную линию КЮРЕ. В ту ночь он был избавлен от необходимости выслушивать нескончаемый храп своей жены. У него был благовидный предлог. Этот чемоданчик был единственным слабым пунктом в системе связи с Белым домом. Когда Смит отсутствовал на своем рабочем месте, звонок через компьютер направлялся в его кейс, в котором также был установлен мини-компьютер, соединенный с клиникой «Фолкрофт».

Разумеется, все разговоры зашифровывались. Однако разговор, который передавался с наземной станции на спутник связи и снова на землю, мог быть перехвачен. Теоретически разговор даже можно было расшифровать при наличии соответствующего оборудования и времени — на это ушло бы лет пять, и разговор давно потерял бы свою актуальность. Так что Смит считал, что такая чрезвычайная линия связи вполне надежна.

Поговорив с Президентом, Смит нажал кнопку с номером телефона Римо в Массачусетсе. Смит был человеком серым, внешне невзрачным. Серые глаза, пепельно-серые волосы, лицо цвета мореного дуба — все это вполне соответствовало его замкнутому, нелюдимому характеру. Недаром в ЦРУ, откуда он ушел более тридцати лет назад, его знали как Серого Призрака.

Смит терпеливо ждал, зная, что мастер Синанджу сделает вид, что не слышит звонка, а Римо в свою очередь — в зависимости от настроения — мог либо в пику Чиуну также притвориться, что ничего не слышит, либо разбить телефон, чтобы не мешал ему спать.

Этот номер не значился ни в одном справочнике, и у этих двоих не было ни друзей, ни знакомых, однако последнее время им докучали телефонные торговые агенты, которые могли позвонить в самое неудобное время, а Римо не любил, когда его беспокоят по пустякам.

Наконец, на пятидесятом гудке Римо — бодрым и слегка раздраженным голосом — ответил:

— Если опять хотите что-то мне впарить, я скормлю вам содержимое вашей мошонки.

Смит откашлялся:

— Это я.

— Кто "я"?

— Вы знаете мой голос, — осторожно сказал Смит, памятуя о том, что разговор шел через спутник.

— Я знаю миллион голосов.

Смит решил прекратить эти игры и перейти к делу.

— Космический челнок «Релайент» был уничтожен на транспортере на полпути между ангаром и стартовой площадкой.

Римо посерьезнел:

— Есть жертвы?

— Пока трудно сказать. Известно лишь, что астронавтов на борту не было. — Смит помолчал, затем добавил: — Римо, удар был как гром среди ясного неба. От «шаттла» осталась кучка золы.

— Черт, кто-то пытается сорвать космическую программу.

— "Биобаббл" не имел отношения к космической программе, — кисло заметил Смит.

— Возможно, тот, кто это сделал, об этом не знал.

— Возможно, — согласился Смит.

— Кстати, — сказал Римо, — удалось отследить приятеля, который финансировал «Биобаббл»?

— Нет. Я проверил все, частные и служебные, телефонные разговоры Амоса Буллы. Человека по имени Рубер Маворс среди его абонентов не было.

— Его просто не существует. По крайней мере под таким именем.

— Я проверил всех. Ни у одного из них не было средств на то, чтобы поддерживать «Биобаббл» на плаву.

— Значит, вы что-то упустили, — сухо проронил Римо. — Если только не верите в марсиан, которые говорят по-латыни и обладают большим чувством юмора.

— Римо, постарайтесь что-нибудь выяснить в космическом центре Кеннеди.

— Он небось кишит детективами.

— Да. Но вы видели последствия катастрофы на «Биобаббле». Я хочу знать, являются ли два эти события звеньями одной цепи.

— Это все?

— Возможно, наткнетесь на что-нибудь интересное.

— Может, мне не брать с собой Чиуна?

— Почему?

— Потому что он слишком колоритная фигура для секретного расследования, — пояснил Римо.

— А он согласится? — спросил Смит.

— А почему нет?

— Хорошо. Вам виднее. Вы знаете его лучше, чем я. Отправляйтесь под видом инспектора Национального совета по безопасности транспорта.

— НСБТ! Они же расследуют только крушения самолетов и поездов!

— Верно, но все агентства, имеющие отношение к этому делу, там скорее всего будут официально представлены. Если воспользоваться другой «крышей», у вас могут возникнуть нежелательные коллизии с ними.

— Понял. Позвоню из Флориды.

На этом разговор оборвался.

Зайдя в комнату Чиуна, Римо увидел, что тот, одетый в кимоно цвета слоновой кости, укладывает свой спальный матрас.

— Я еду с тобой, — тоном капризного ребенка изрек он.

Римо был не в настроении спорить.

— Папочка, — сказал он, — в этом нет смысла.

— Я буду арбитром, — сказал Чиун.

— Там будет настоящий зоопарк.

— Тем более. Может, мне посчастливится встретить дотоле невиданных обезьян.

— Послушай, зачем тебе ехать, когда тебе нечего там делать?

В светло-карих глазах Чиуна появился таинственный блеск.

— Я слышал, что американцы берут с собой в космос японцев, — сказал он.

— Ну да. В этом году японский астронавт летал на «шаттле» — помогал спасать японский спутник. Не понимаю, при чем здесь это.

— Чем кореец хуже японца?

— Все не так просто, — уклончиво ответил Римо. — Ты должен пройти специальный отбор. И потом это требует многолетних тренировок.

— Я тренировался всю свою жизнь.

— Но не для полетов в космос.

— В космосе есть ассасины и киллеры? — требовательным тоном спросил Чиун.

— Кажется, таких пока не обнаружено, — признал Римо.

— Мне приходилось уничтожать самых опасных киллеров на земле. Почему бы мне теперь не навестить безвоздушное пространство, где смерть предпочитает принимать другое — не человеческое — обличье?

Римо лихорадочно соображал, что ответить ему на это. Чиун снизу вверх смотрел на него с надеждой во взоре. Его лысый череп приходился Римо по плечи.

— Потому что ты слишком маленький, — нашелся Римо.

— Что!

— Честное слово. Дай тебе Бог здоровья, но для астронавта ты ростом не вышел.

— Чем тебя не устраивает мой рост? — вспылил Чиун.

— Астронавты надевают защитные скафандры, а скафандров твоего размера просто не бывает. Думаю, тебе не хватает дюйма два.

Чиун пытливо смотрел в его глаза. Римо затаил дыхание.

— Я так понимаю, что тебе, хромоногому, будет позволено вознестись на небеса? — спросил мастер Синанджу.

— У меня и в мыслях нет выходить на орбиту, Чиун. Честное слово.

— Когда я последний раз был в Китае, китайцы обещали мне, что я буду первым корейцем, который побывает в космосе.

— Они хотели запустить тебя в никуда, Чиун. И ты прекрасно знаешь это. Они хотели прикончить тебя и решили, что проще всего будет посадить тебя на межконтинентальную баллистическую ракету.

— Китайцам известно, что я работаю на американцев. Как и русским. Как все остальным смертельным врагам твоей нации.

— Ну и что? Им же ничего не известно ни о КЮРЕ, ни даже обо мне.

— Если земным странам это известно, значит, это не они совершают нападки на Новый Рим. Страх перед Синанджу не позволил бы им занести на него коварную руку. Следовательно, это происки другой, неземной, цивилизации.

— Оставим марсиан в покое. Послушай, если уж ты настаиваешь на том, чтобы поехать вместе со мной, тогда давай поспешим.

— Я еду, — решительно промолвил Чиун.

— Только никаких пароходных кофров.

Чиун презрительно фыркнул.

— Я не буду готовиться к космической экспедиции, пока не получу официального приглашения. У меня есть гордость.

— Вот и хорошо. Думаю, у тебя вряд ли сохранилась та «тройка», которую ты завел несколько лет назад в пору последнего увлечения Западом?

— Если я появлюсь в таком наряде, это увеличит мои шансы отправиться за пределы земного мира?

— Не повредит, — сказал Римо.

— Тогда готовь алую колесницу. Я мигом.

Римо, не в силах сдержать улыбки, пошел разогревать «колесницу».

Эта самая колесница была одним из условий, оговоренных в контракте Римо. Римо настаивал, чтобы ему было предоставлено такое средство передвижения, в котором он чувствовал бы себя в безопасности в окружении безумных бостонских водил. Оно должно выдерживать боковые удары и удары в лоб, которых трудно избежать на улицах Бостона. Кроме того, оно должно быть красного цвета.

Последняя колесница представляла собой бронит рованный вездеход многоцелевого назначения. Вид он имел довольно неказистый, но Римо решил, что и так сойдет. То, что годилось для Арнольда Шварценеггера, сгодится и для Римо, рассуждал он.

Несмотря на минусовую температуру, двигатель завелся мгновенно.

Минуту спустя из дома появился мастер Синанджу. Он был в строгой черной «тройке», которая ничем не отличалась бы от обычных костюмов, если бы не одна деталь — портной, идя навстречу пожеланиям Чиуна, скроил такие широкие рукава, что теперь они хлопали на ветру подобно шароварам.

Это позволяло мастеру Синанджу прятать ладони в рукавах, чтобы не являть миру — которому по большому счету не было до него дела — своего позора в виде изувеченного ногтя.

Чиун занял свое место, взревел мотор, и Римо сдал назад, выезжая со стоянки.

Стояла ночь, и Юго-восточное шоссе было практически пустынно. Миновав туннель Тэда Уильямса, они прибыли в международный аэропорт Логана, оставили машину на стоянке и первым же рейсом вылетели в Орландо, штат Флорида. Этот рейс оказался последним в ту ночь.

Самолет был не то чтобы совсем пустой, но стюардесс на борту было раза в два больше, чем пассажиров. Римо, испугавшись, как бы всем им не пришла в голову идея скоротать время полета у него на коленях, наклонился к Чиуну и шепнул ему на ухо:

— Скажи им, что я в коме.

— Но это же неправда, — возразил мастер Синанджу.

— Я и не говорю, что это правда. Просто соври им ради меня.

— Я сам придумаю, что им соврать, — буркнул Чиун.

— Только соври так, чтобы меня не будили до конца полета. — С этими словами Римо подложил под голову подушку и мгновенно уснул.

Первая стюардесса подошла к ним, как только «Боинг-747» взмыл в ночное небо.

— Можете не беспокоиться, — сказал ей Чиун. — Он «голубой».

— Да, он чем-то напоминает «голубого».

— Он очень-очень «голубой».

— Жаль, черт побери.

Вторая приблизилась со словами:

— Скажете мне, когда он проснется, хорошо?

— Зачем? — не понял Чиун.

— У меня кое-что есть для «голубых».

— Он к тому же ВИЧ-инфицированный.

— Он что, какая-нибудь знаменитость?

— Он больной.

— Ничего, просто нужен двойной презерватив. Скажите ему, о'кей?

— Разумеется.

Третья задумчиво промолвила:

— Ну почему все приличные парни непременно либо гомики, либо женатые?

— Потому что они не могут быть одновременно и тем и другим, — ответил мастер Синанджу.

Когда шасси коснулись посадочной полосы, Римо проснулся и посмотрел в окно иллюминатора на пробегавшие мимо посадочные огни.

— Прибыли? — спросил он.

— Да.

— Со стюардессами были проблемы?

— Первой я сказал, что ты очень-очень счастлив, второй — что ты очень важная шишка и тебя нельзя будить ни при каких обстоятельствах, а третья выразила сожаление по поводу того, что ты женат.

— Ты сказал, что я женат?

— Да нет. Это была ее идея, — равнодушно проронил Чиун. — Просто я не стал с ней спорить.

— Ты отлично справился, Чиун. С меня причитается.

— Я сообщу, когда сочту нужным взыскать с тебя должок.

Когда они выходили из самолета, стюардессы тепло попрощались с ними, причем каждая норовила пожать Римо руку. Римо не сопротивлялся; он был даже благодарен им за то, что не приставали к нему во время полета.

Уже в здании аэровокзала он разжал ладонь, чтобы посмотреть, что за бумажки тайком совали ему в руку стюардессы. Он думал, что это будут обычные, написанные в спешке, записки с предложением позвонить.

Каково же было его изумление, когда он увидел, что держит в руке несколько смятых проспектов на тему «Профилактика СПИДа».

— Какого черта они мне это подсунули? — возмутился он и швырнул проспекты в ближайшую урну.

— Наверное, решили, что ты спишь с кем ни попадя.

— Я противник промискуитета.

— Если ты возьмешь за правило назначать свидания первой встречной, то на твоем надгробном камне напишут, что ты пал жертвой этого самого промискуитета.

— Часом не ты их надоумил? — Римо подозрительно покосился на него.

— Похоть убивает, — ворчливо заметил Чиун, словно не слыша его вопроса. — Помни об этом, отдавая дань завихрениям молодости.

— Увлечениям молодости, — поправил его Римо. — И не буди во мне зверя.

— Только не жалуйся, когда обнаружишь, что твой зверь пожрал тебя всего.