Глава 3

В Белом доме отмечали Кванзу.

На северной лужайке Белого дома стояла традиционная рождественская елка — вернее, дугласия, украшенная традиционными гирляндами и шарами.

Президент издал вздох облегчения, когда Первая леди торжественно объявила, что в этом году они будут придерживаться традиций.

— Значит, на верхушке на сей раз не будет звезды Давида? — спросил он, имея в виду одну особенно злополучную праздничную церемонию, о которой ему хотелось бы забыть, как о кошмарном сне. Как о конгрессе сто третьего созыва.

— Никаких звезд Давида, — пообещала Первая леди. Это было в День благодарения, который, к вящему удовлетворению Президента, также отмечался традиционно.

— И никаких кукол, олицетворяющих индейских духов, никаких эскимосских идолов и вудуистских шаманов? — спросил Президент. Он только что откушал праздничной индейки и теперь сыто рыгал.

— Только зеленые и красные фонарики с серебряными блестками.

— Твои поклонники решат, что я тебя придушил и заменил клонированной копией, — произнес Президент.

— Я хочу отметить наше четвертое в Белом доме Рождество, как Авраам Линкольн.

— Ты предлагаешь развязать Гражданскую войну?

— Нет, — ответила Первая леди, с меланхолическим видом обгладывая индюшачью ножку. — Традиционно. Как это делают простые американцы.

Только тут Президент окончательно поверил в серьезность ее слов. Широко улыбнувшись, он гнусавым арканзасским голосом заявил:

— Сейчас же распоряжусь! — С этими словами он поспешил к двери, предчувствуя, что Первая леди готова преподать ему очередной урок политической грамотности.

— Коль скоро уж мы об этом заговорили... — ядовитым тоном проронила та.

Президент остановился точно вкопанный.

— Что еще? Новый год?

— Да. Традиционный Новый год. Проследи за этим.

— Будет сделано, — с облегчением произнес Президент, нащупывая дверную ручку. В следующую же секунду ему суждено было пожалеть, что он не проявил достаточно проворства и не успел вовремя смыться.

— Но в перерыве мы будем отмечать Кванзу, — заявила Первая леди, в голосе которой послышались металлические нотки.

Президент подпрыгнул на месте, словно ему выстрелили в спину.

— Кванзу? Черное Рождество?!

— Это не Рождество, — мягко поправила его Первая леди. — Рождество двадцать пятого. Новый год первого января. Кванза — это шесть дней между ними. И не употребляй слово «черное». Говори «афро-американское». Так более корректно.

— Кажется, мы уже имели спор по этому поводу, — глухо проронил Президент, в котором начинало подниматься раздражение.

— Да, и я позволила тебе взять верх. Но теперь выборы остались позади, и мы ничего не потеряем, если будем отмечать Кванзу.

— Мне не придется напяливать дашики или что-нибудь в этом роде?

— Нет. Просто каждый день мы будем зажигать свечу и устраивать африканские фольклорные фестивали.

Президент подумал, что все в конце концов не так страшно. Выборы позади, и терять им действительно нечего — разве что снова уронят достоинство в глазах нации. Но к последнему им было не привыкать.

— Посмотрим, — не слишком уверенно произнес он.

— Нет, не посмотрим, а сделаем, — отрезала Первая леди, в голос которой снова вернулись привычные стальные интонации. С этими словами она вонзила свои безупречно белые резцы в индюшачью ногу, чтобы оторвать темную мякоть от кости.

Президент закрыл за собой дверь и уже преодолел половину коридора, как вдруг до его слуха донесся неприятный звук, напоминающий хруст перемалываемых костей. «Еще подавится осколком», — мелькнуло у него в голове. Он не встречал другой женщины-юриста с таким феноменальным аппетитом.

Но Первая леди не подавилась. Ни индейкой, ни Кванзой.

На второй день после Рождества в Синем зале Белого дома Президент Соединенных Штатов перед объективами направленных на него камер зажигал красную свечу, заправленную в африканский многосвечник со странным названием «кинара». Первая леди шепнула ему, что красная свеча символизирует главное — куджи-чагулиа.

— Это означает самоопределение, — многозначительно добавила она.

— Может, эту свечу следовало бы зажечь тебе, — ехидно заметил Президент, держа в руках длинную палочку с горящим фитилем. Запах напомнил Президенту о сигаретах с «травкой», которые он курил в годы своего арканзасского детства.

— Сначала улыбнись, потом зажги свечу, — сквозь зубы процедила Первая леди, сама улыбаясь одними губами. — Именно в таком порядке.

Президент покорно поднес огонек к красной свече.

— Теперь подними чашу единства, — инструктировала его Первая леди.

Президент задул огонь и, отложив фитиль в сторону, взял стоявший рядом с кинарой небольшой деревянный кубок.

— Я пью за единство, — провозгласил он.

Замелькали вспышки фотокамер. Президент подозрительно заглянул в деревянный сосуд. Накануне, когда он зажигал зеленую свечу, жидкость в нем была прозрачной. Простая вода. Теперь она была красной.

— Что это? — спросил он, продолжая вымученно улыбаться.

— Кажется, кровь ягненка, — рассеянно проронила Первая леди.

— Я не буду пить кровь ягненка!

— Ты нанесешь оскорбление нашему афро-американскому электорату.

— Вот пусть кто-нибудь из них сам это выпьет.

Услышав его последние слова, из группы стоявших чуть поодаль видных представителей черного населения Америки выступил преподобный Джунипер Джекман. Улыбаясь во весь свой гигантский рот, он сказал:

— Позвольте мне продемонстрировать Президенту, как это делает наш народ.

Первая леди зашипела, точно кошка. Однако все решили, что звук исходит от батареи отопления, и никто не обратил на него внимания. Меж тем Джунипер Джекман — лидер черного меньшинства, время от времени безуспешно выставлявший свою кандидатуру на президентских выборах, — поднес чашу к губам и залпом выпил ее содержимое.

Он обнажил в улыбке зубы, которые на сей раз оказались кроваво-красными, словно он нажевался подушечек «Чиклет».

— Что это я выпил? — процедил он, продолжая улыбаться улыбкой политика (какой он ее себе представлял).

— Кровь ягненка, — в унисон прошептали Президент и Первая леди.

— Но церемония Кванзы этого не предусматривает.

— Это моя собственная идея, — сказала Первая леди.

Президент — под вспышки неумолимых фотокамер — панибратски похлопал Джекмана по плечу.

Посыпались вопросы.

— Мистер Президент! С каким чувством вы отмечаете первый в своей жизни праздник Кванза?

— Это забавно. Честное слово.

— А что означает красная свечка?

Президент растерянно повернулся к Первой леди, ища ее поддержки. За него вызвался ответить преподобный Джекман.

— Красная свеча символизирует кровь африканского народа, пролитую белыми поработителями, — сказал он.

И снова злобное шипение Первой леди были ошибочно отнесено на счет протекающей батареи парового отопления.

— Зеленая свеча означает черную юность планеты, — меж тем продолжал Джекман, — а средняя черная свеча — это афро-американцы как единый народ.

— Я согласен со всем тем, что сказал преподобный Джекман, — подхватил Президент, радуясь, что так легко отделался.

— Мистер Президент, а вас не беспокоит то обстоятельство, что праздник Кванза не имеет исторических корней? — спросил кто-то из репортеров.

— То есть?

— Его придумал один студент-политолог в шестидесятых годах, позаимствовав различные элементы африканских праздников урожая, которые он подсмотрел во время своих экспедиций.

Президент вопросительно посмотрел на Первую леди. «Это правда?» — читалось в его взгляде.

В глазах Первой леди, несмотря на приклеенную ослепительную улыбку, появилось отсутствующее выражение. Было видно, что она с готовностью уступит ход преподобному Джекману.

Однако тот почему-то не спешил брать инициативу в свои руки и с надеждой смотрел на Президента. Глава исполнительной власти тут же нашелся (что за время его политической карьеры случалось не так уж часто). Он решил просто уклониться от каверзного вопроса.

— Знаете, в тот период зарождалось много явлений, которые впоследствии становились неотъемлемой частью нашей культуры. Возьмите хотя бы Элвиса. Или «Битлз». Задали бы вы мне тот же вопрос, отмечай мы здесь сегодня День «Битлз»?

Ответа не последовало. Отскочивший мяч подхватил другой репортер:

— Мистер Президент, как вы можете прокомментировать то, что произошло на «Биобаббле»?

— Черт побери, а это-то здесь при чем? — искренне изумился Президент. — Неужто эти ребята тоже отмечали Кванзу?

— Нет, мистер Президент. Информационные агентства только что передали, что экосистема «Биобаббла» полностью уничтожена.

Президент переменился в лице.

— О Боже, — пролепетал он.

— Давайте вернемся к празднику Кванзы, — предложил преподобный Джекман, чувствуя, что все больше выпадает из фокуса.

— Вот-вот, поговорите с ними, — сказал Президент, — а мне нужно заняться этим делом.

Предоставив Первой леди и преподобному Джекману разбираться с прессой, он удалился. В дверях он на секунду задержался и, оглянувшись, приветливо помахал рукой сотрудникам пресс-службы Белого дома, которые стояли с кислыми лицами, предчувствуя неладное. От его взгляда не ускользнуло то, как Первая леди яростно впилась двумя пальцами в спину преподобного Джекмана — бедняга даже привстал на цыпочки, а улыбка его стала еще более кровавой (возможно, оттого, что ему, чтобы не вскрикнуть, пришлось прикусить язык).

Для прессы все это прошло незамеченным.

В коридоре Президента встретил глава аппарата Белого дома.

— Что там с «Биобабблом»? — спросил Президент.

— Первые сообщения крайне скупы, — ответил тот, провожая своего босса в Овальный кабинет.

— Как всегда.

— Сообщают, что сегодня ночью — точного времени установить не удалось — «Биобаббл» расплавился вместе со всеми обитателями.

— Диверсия?

— Делать подобные заключения еще слишком рано.

— Авария?

— "Биобаббл" представлял собой автономную, замкнутую экосистему, населенную людьми и другими живыми существами. Они не использовали ни газ, ни электричество — пользовались только природными источниками тепла. Версию с аварией можно исключить — если только не произошло возгорания метана.

— Что говорят в НАСА?

— Ничего. Это не их проект.

На лице Президента отразилось недоумение:

— Я думал, это была исследовательская станция НАСА...

— Весьма распространенное заблуждение. «Биобаббл» финансировался из частных источников. Его разрекламировали как экспериментальную марсианскую колонию, однако НАСА не проявила к нему особенного интереса. Тем более все эти скандалы и разоблачения в прессе сказывались на репутации проекта.

Охранник в форме морского пехотинца открыл дверь, и Президент вошел в Овальный кабинет. Между бровями у него пролегла тревожная складка.

— Я должен обзвонить всех, — сказал он.

Директор ФБР был сама любезность. Но только вначале.

— Чем могу быть полезен, мистер Президент?

— "Биобаббл" накрылся. Я хочу, чтобы ваши люди подключились к расследованию.

— У вас есть сведения, указывающие на деятельность террористических групп — на существование заговора внутри страны или за рубежом?

— Нет, — вынужден был признать Президент.

— В таком случае это вне нашей компетенции.

— Но я прошу вас заняться этим, — стоял на своем Президент.

— Мистер Президент! Сэр, — директор ФБР вдруг перешел на шепот, — посудите сами. Проект с самого начала не внушал мне доверия. Здесь попахивает либо сектантами, либо коммунистами. Да и осуществлен он был в штате, известном своими антиправительственными настроениями. И вы хотите, чтобы агенты ФБР теперь, к вящему удовольствию тамошней прессы, шныряли среди дымящихся руин?

— Я вас понял, — с тоской в голосе проронил Президент.

— Я знал, что вы меня поймете, — сказал директор ФБР, которому хватило вежливости не бросать трубку прежде, чем Президент пожелал ему всего доброго.

Следующим был директор Центрального разведывательного управления.

— Мистер Президент, передо мной лежит предварительный отчет, касающийся данного инцидента, — сухо доложил он.

— Оперативно, черт побери. И что в нем говорится?

— Что «Биобаббл» буквально обуглился. Ждем дальнейших сообщений.

— Это я и без вас знаю!

— Значит, мы здесь от вас не отстаем! — с гордостью заявил директор ЦРУ.

— Каковы ваши версии относительно случившегося?

— Я связался с людьми. Запросил информацию в соответствующем секторе.

— Что это за сектор?

— Я бы назвал его космическим сектором.

— В ЦРУ имеется космический отдел?

— Так точно, сэр. И как только выяснится что-то конкретное, мы немедленно поставим вас в известность.

— Хорошо, — сказал Президент, позволив себе снисходительный тон. — Жду ваших сообщений.

Положив трубку, он обратился к главе аппарата:

— По крайней мере есть кому заняться этим делом.

Тот кисло поморщился:

— Я бы на вашем месте не слишком доверял этому трепу насчет космического сектора. С окончанием «холодной войны» они там в ЦРУ из кожи лезут, чтобы хоть как-то оправдать свое существование. Если вы скажете, что необходимо расследовать деятельность мифического братства «Кванза», у них и на этот случай найдется соответствующий сектор.

— Кстати, правда, что тот малый плел про то, что, мол, этот обычай возник в шестидесятых годах и прочее?

— Обыщите меня — не знаю. Услышал о Кванзе два года назад из уст вашей супруги. Именно тогда она впервые заговорила об этом.

— Вот и я тоже. — Президент скривился всем своим одутловатым лицом, которое в результате стало похоже на рулет с корицей на огне. — Принесите мне справочник федеральных учреждений. Должна же существовать организация, которая занималась бы подобными случаями.

— Не уверен, что это целесообразно, мистер Президент. «Биобаббл» — результат дурацкой затеи какого-то филантропа. Никто даже не знает его имени.

— Сколько человек погибло?

— Кажется, человек тридцать.

— И никто не знает, как это произошло?

— Пока нет. Правда... поговаривают об ударе молнии.

Президент щелкнул пальцами. В его глазах появился тусклый блеск.

— Соедините меня с Национальной метеорологической службой. Попробуем расспросить того спеца по ураганам, который вечно маячит на экране. Он, кажется, разбирается в таких делах.

А двадцать минут спустя доктор Фрэнк Нэйлс из Национальной метеорологической службы уже терпеливо объяснял главе администрации, что разряду молнии, способному расплавить пятьдесят тонн стекла и бетона вместе со всем содержимым, сопутствовали бы такие громовые раскаты, которые докатились бы до Белого дома.

— Вы утверждаете, что молния не могла этого сделать?

— Могла. Но только при одном условии — если непосредственно перед ударом весь объем «Биобаббла» был заполнен пропаном и природным газом.

— Там все природное. Никаких искусственных добавок или красителей.

— И никаких молний.

— Люди утверждают, что слышали раскаты грома.

— Скорее всего они слышали взрыв. Или звук, образовавшийся в результате резкого перепада атмосферного давления.

— Вы нам очень помогли, — сказал Президент.

Он снова связался с директором ЦРУ.

— Как раз собирался звонить вам, — сказал тот. — Наш источник полагает, что катастрофа вызвана естественными причинами.

— Что это значит?

— Случайность. Утечка пропана или что-то в этом роде.

— В «Биобаббле» не применялись вредные химические соединения. Их там не больше, чем в тропическом лесу.

— Они утверждали, что пиццу тоже не едят. Однако из Додоны поступают сведения о таинственных грузовиках и полуночных трапезах.

— Кто этот ваш источник?

— Засекреченный. Но заслуживающий доверия — мы и прежде прибегали к его услугам.

— И насколько же вы ему доверяете?

— Именно этот источник сообщил нам о массовом голоде в Северной Корее.

— Меня предупредили о надвигающемся на Корею голоде за несколько недель до того, как я получил сводку ЦРУ. Там как раз был неурожай, когда разразилось наводнение, — заметил глава администрации. — В таких обстоятельствах даже полный дурак предсказал бы голод.

— Мистер Президент, ЦРУ не занимается предсказаниями. Мы собираем проверенную информацию.

— Поищите другой источник.

— Слушаюсь, сэр.

Президент положил трубку.

— У меня такое ощущение, что эти люди ни черта не соображают в том деле, которое им поручено, — изрек он.

— Вы не первый Верховный главнокомандующий, который приходит к такому выводу, — печально промолвил глава аппарата Белого дома.

Президент сидел за столом, понуро склонив голову. На него задумчиво взирали президенты Линкольн и Кеннеди, бронзовые бюсты которых стояли у него за спиной на книжной полке. За плохо пропускающим свет окном (стекло в него вставили более ста лет назад) угадывались очертания согнувшегося под тяжестью девственно чистого снега орехового дерева, напоминавшего об Эндрю Джексоне.

— Надо бы послушать, что говорят в масс-медиа.

Глава аппарата взял пульт и включил телеприемник, стоявший на полке шкафчика из красного дерева.

— По крайней мере это заставит их отодвинуть на второй план сообщения о празднике Кванзы, — вздохнув, произнес он.

— Надеюсь, они вообще о нем забудут, — с нескрываемым облегчением сказал Президент. Видимо, сам он уже успел забыть, что ему предстоит еще четыре дня соблюдать африканские обычаи.

Увидев на экране знакомое всей Америке лицо и эмблему Си-эн-эн в правом нижнем углу, он снова помрачнел.

— Мы говорим с известным астрономом доктором Космо Паганом из Центра экзобиологических исследований Аризонского университета, — объявил ведущий.

Президент Соединенных Штатов вопросительно посмотрел на своего шефа аппарата:

— Экзо...?

— Кажется, это означает внеземную жизнь.

— А-а...

Ведущий, сунув микрофон с эмблемой Си-эн-эн под нос ученому, спросил:

— Доктор Паган, какие, по-вашему, последствия для космической программы может иметь катастрофа на «Биобаббле»?

Доктор Паган придал своему лицу серьезное, соответствующее случаю выражение и неожиданно бойким — даже радостным и никак не вяжущимся с этим выражением — голосом прощебетал:

— Возможно, случившееся означает, что некто там, — он многозначительно ткнул пальцем в небо, — дает нам понять, что наше присутствие там нежелательно.

Президент застонал, как раненый олень.

— Вы допускаете вероятность того, что это было не что иное, как атака из космоса? — спросил ведущий.

Доктор Паган загадочно улыбнулся, словно идея космической атаки уже давно представлялась ему весьма заманчивой и многообещающей для его собственной научной карьеры.

— Сегодня нельзя с уверенностью говорить о том, какие формы жизни существуют в безбрежном океане межзвездного пространства. Но вы только представьте — миллионы и миллиарды звезд, вокруг которых по своим орбитам вращаются триллионы и триллионы планет, похожих на нашу. И если где-то там есть жизнь, которая предпочла заявить о себе подобным драматическим образом, то это раз и навсегда разрешает извечный вопрос: существует разумная жизнь в космосе или нет? — Доктор Паган широко улыбнулся — при этом в бездонных, словно черные дыры, глазах забрезжил гипнотический — потусторонний — свет, заставляя усомниться в душевном здоровье их обладателя. — Лично я нахожу такое развитие событий очень жизнеутверждающим. И искренне надеюсь, что это не последняя атака.

— Он что — чокнутый? — не выдержал Президент.

— Мы должны положить конец подобным разговорам — они могут вызвать массовую панику, — с неподдельной тревогой заметил шеф аппарата. — Помните радиопередачу Орсона Уэллса «Война миров»?

Президент выглядел несколько смущенным.

— Вы, должно быть, имеете в виду фильм Герберта Уэллса? — робко спросил он.

— Сначала был роман, потом радиопередача и только потом — фильм. В радиопередаче говорилось о том, что марсиане высадились в Нью-Джерси.

— Мы должны выяснить, насколько все это реально, — решительно заявил Президент, поднимаясь из-за стола.

— Сэр?

— Если марсиане и в самом деле могут угробить нашу космическую программу, мы должны принять адекватные меры.

— О каких адекватных мерах может идти речь применительно к...?

Вопрос главы аппарата Белого дома повис в воздухе, поскольку Президент США уже покинул Овальный кабинет и удалился в неизвестном направлении.

Очутившись наверху, в комнате в красно-розовых тонах, известной как спальня Линкольна, Президент устало опустился на кровать из красного дерева и достал из тумбочки вишневого дерева алый, как вишня, телефонный аппарат.

Это была стандартная настольная модель «Эй-Ти энд Ти», только вот на ней не хватало номеронабирателя — дискового или кнопочного. Наружная панель телефона была абсолютно гладкой. Только красная же трубка, соединенная с корпусом витым кабельным шнуром.

Разместив огненно-красный аппарат на коленях. Президент с озабоченным видом снял трубку. Взор его был мрачен. Он протянул руку к стоявшему на тумбочке радиоприемнику и поймал какую-то станцию, транслирующую старые песни.

После гудка в динамике телефонной трубки раздался сухой надтреснутый голос:

— Да, мистер Президент.

— Инцидент на «Биобаббле». Я хочу, чтобы вы этим занялись.

— У вас имеются основания полагать, что авария на «Биобаббле» может затрагивать интересы национальной безопасности?

— Все, что я знаю, — это то, что крупнейший научный проект накрылся, ФБР не желает лезть в это дело, ЦРУ ссылается на мифический источник, а Национальная метеорологическая служба утверждает, что это не может быть результатом удара молнии.

— Согласен — молния здесь ни при чем, — произнес бесстрастный голос, принадлежавший человеку, про которого Президенту было известно одно — его зовут доктор Смит.

— Так я на вас рассчитываю?

— Я должен кое-что уточнить. Что это за источник, на который ссылается ЦРУ?

— Я только что говорил с директором ЦРУ. Он говорит, что авария вызвана естественными причинами. Разрази меня гром, если я знаю, что это значит.

— Минуточку.

Повисла пауза. Тишина была абсолютной — ни треска, ни шипения. Все объяснялось просто — это была специальная линия. От Белого дома под землей был проложен кабель, который вел к секретной базе, на которой окопался директор организации, именовавшейся КЮРЕ. Президент не имел ни малейшего понятия, где она находилась. Порой воображение рисовало ему заброшенное бомбоубежище времен «холодной войны». Порой он представлял себе лишенный окон тринадцатый этаж гигантского небоскреба, на котором по проекту тринадцатый этаж отсутствовал вовсе.

Тот же суховатый голос — теперь в нем звучали ворчливые нотки — произнес:

— Большинство информации стекается в Лэнгли по коммерческим «горячим» линиям.

— По «горячим» линиям?

— Прямая линия связи с сетью «Пророк». Сеть «Братства медиумов».

— ЦРУ консультируется с медиумами? — выпалил Президент.

— Они практикуют это на протяжении многих лет, — равнодушно проронил Смит, как будто ничто из того, чем занимались в Лэнгли, не могло удивить его.

— Я думал, они давно отказались от подобной ерунды.

— Видимо, нет. По крайней мере я не принимал бы их сообщения за чистую монету.

— Смит, я хочу, чтобы вы взялись за это дело. Доктор Паган вещает о каких-то разрушительных лучах, направляемых из космоса. Не думаю, чтобы публика клюнула на это, но после того, как на экраны вышли «День независимости» и «Марс атакует»... кто его знает.

— Когда-то, когда я был помоложе, даже секретная служба купилась на радиопередачу «Война миров». К тому же, судя по опросам, большинство американцев верят в существование летающих тарелок. А когда дело касается общественного мнения, следует рассчитывать на самое худшее.

— Я так и делаю, — удрученно проронил Президент и положил трубку.

Глава 4

Римо возвращался в Бостон. Все бы ничего, но в аэропорту перед самой посадкой он решил сходить в сортир и случайно обронил в унитаз ключ от навесного замка.

Впрочем, это не слишком огорчило его, поскольку он тут же вспомнил, что у него есть запасной. Со спокойным сердцем Римо защелкнул дужку.

Когда он проходил проверку, металлодетектор неожиданно подал признаки жизни.

— Выньте все из карманов, — попросила сотрудница службы безопасности, кареглазая огненная шатенка в элегантной униформе.

Римо послушно извлек из карманов две монеты по четверть доллара, жетончик на «подземку» и небольшой бумажник. На Римо была белая спортивная рубашка с короткими рукавами и бежевые хлопчатобумажные брюки, так что вопрос о припрятанном на теле оружии отпадал сам собой.

Он прошел стойку, и снова детектор противно запищал.

— Простите, сэр. Я вынуждена вас обыскать.

Римо показалось, что голос у нее какой-то сиплый. «Много курит», — решил он.

— К черту. — Он стащил с левой ноги мокасин и вытряхнул из него крохотный ключик. — Это все из-за этого, — сказал он, в очередной раз направляясь к стойке.

Но чертов детектор не унимался.

— По инструкции я могу обыскать вас, — сказала шатенка.

— Вы хотите сказать — должны обыскать.

— Хочу обыскать, — поправилась она и добавила: — Живенько.

— Может, все дело в «молнии» на брюках, — рискнул предположить Римо.

— На «молнии» эта штука не реагирует. Иначе сирена вообще не смолкала бы.

— Наверное, из-за этого долбаного замка.

— Какого еще замка?

Римо кончиками пальцев взялся за язычок застежки «молнии», и шатенка, подозрительно прищурившись, наклонилась, чтобы посмотреть поближе. Римо для наглядности помахал навесным замочком у нее перед носом.

— Зачем вы повесили это на «молнию»? — спросила шатенка, протягивая руку к замку, словно хотела убедиться в том, что это не обман зрения.

— Долго рассказывать, — ответил Римо и попятился.

Она указала ему на дверь, на которой висела табличка: «Секьюрити».

— Ничего, расскажете, пока я буду обыскивать вас. А теперь — марш.

— Эй-эй. Это точно замок. Вот, можете проверить. — Римо с такой силой дернул за замок, что вырвал его вместе с «молнией».

— Согласно инструкции мне придется осмотреть ваше нижнее белье.

— Ну уж нет.

— Навесной замок на застежке — это подозрительно. Может, вы там что-то прячете.

— Там ничего нет, — возразил Римо.

— Какая жалость. — Шатенка всплеснула руками и подбоченилась, словно желая подчеркнуть изящные линии бедер.

— То есть ничего лишнего, — поправился Римо.

Шатенка просияла.

Тут Римо вспомнил, что у него в бумажнике завалялось служебное удостоверение — как раз на этот случай.

— Слушайте, я из Федерального управления гражданской авиации. Могу показать удостоверение.

— Показывайте все, что есть. С удовольствием полюбуюсь при дневном свете.

Римо предпочел начать с удостоверения. Показав ей удостоверение, он заметил:

— Вы продемонстрировали безупречную технику досмотра подозреваемого. Мои поздравления.

— И все же я должна обыскать вас получше.

— Только не в этой жизни.

Шатенка, видно, твердо решила не отпускать его. Да и реакция у нее была что надо — как коробка передач у гоночного автомобиля.

— А как насчет свидания?

— Не понял?

Она подошла ближе. В нос Римо ударил запах ее духов; его словно окутало лавандовое облако.

— Свидания. Ну, ты и я. Номер в отеле...

Римо растерялся. Возможно, сама мысль о том, что кто-то может пригласить его на свидание, уже давно не приходила ему в голову. Так или иначе, но он долго колебался, прежде чем нашелся, что ответить на это предложение.