Глава 41

Над джунглями Лакандона занимался рассвет. Небо очистилось. Снова блеснули совсем уже блеклые звезды.

— Видите ту звездочку? — спросила Ассумпта, указывая пальцем.

— Это не звездочка, — сказал Чиун, — а Венера. Обыкновенная планета.

— Нет, звезда души и сердца Кукулькана, во имя которого мы сражаемся, — возразила девушка.

Секундой позже с неба упала другая звезда.

— А это, — сообщила Ассумпта, — согласно верованиям майя, означает, что один из древних богов отшвырнул докуренную сигару.

— Ваши боги, стало быть, курят? — с недоверием осведомился кореец.

— Таковы наши верования.

— Стоит ли тогда удивляться, что женщины вашего племени таскают с собой стреляющие палки!

Римо тем временем инспектировал тылы их маленькой армии. Замыкающим шел Уинстон Смит, который шаркал ногами и гремел своими железками как странствующий гуляка.

— Как только ты решишь, что настала пора распрощаться с частью своего снаряжения, то тут же получишь мое согласие, — поставил его в известность Римо.

— Ни за что! В снаряжении воина моего класса предусмотрено все до мелочей.

— Скажу тебе одно: если ты будешь громыхать, как пустая консервная банка, то рано или поздно схлопочешь пулю.

— Еще не отлита пуля, способная погасить Огнетушителя!

— Смотри себе под...

— Ох!

— ...ноги. Вот это, например, корень, — закончил Римо.

— Обращайтесь с ним бережнее, — вставила Ассумпта, — он страдает болезнью туристас.

Чиун помахал Уинстону рукой, потом подошел к нему и, сунув руки в необъятные рукава кимоно, заявил:

— Своим поведением ты компрометируешь родственников.

— Отвали от меня, Вонг.

Рука корейца взмыла в воздух, казалось, по своей собственной инициативе. Она едва коснулась спины парня, но эффект оказался весьма шумным.

— Уй-уй-уй-ох!

— А ну-ка извинись перед дедом, — сказал мастер Синанджу.

— Ты мне не дед.

— С прискорбием должен сообщить, что я — дальний родственник твоего отца.

Уинстон некоторое время смотрел вслед удалявшемуся Римо, а потом, понизив голос, спросил:

— Слушай, а его-то как зовут на самом деле?

— Я не вправе разглашать информацию, — ответил мастер Синанджу и ускорил шаг.

Разгорался день, и здешние птички пробудились ото сна. Пока Римо и его товарищи шли гуськом по узкой тропе, за ними с удивительным вниманием наблюдал огненно-красный макао, чья алая головка поворачивалась вслед идущим, словно оклеенная перьями миниатюрная телекамера слежения. Римо по-прежнему тащил на одном плече бесценный сундук учителя.

— Я не из простого любопытства спрашиваю. Так как же мне его называть?

— Спроси сам.

Смит догнал Римо.

— Послушайте, нас по-нормальному так и не представили...

— Вот ужас-то, верно?

— Я вам сказал про второе задание, а вы даже не поинтересовались, какое было первое.

— А ты сначала спроси, хочу ли я об этом знать.

— Я прикончил Магута Ферозе Анина, диктатора Стомика.

Услышав краем уха эту новость, Чиун мгновенно подлетел к ним.

— А тебе заплатили?

— Нет, я расправился с ним бесплатно.

— Пах! Нет, ты и в самом деле безнадежен.

— Послушайте, но надо же мне было заработать хоть какую-то репутацию!

— Репутация человека определяется количеством накопленного им золота. Не понимаешь?

— Я — воин. Моя стихия — борьба. Оплата — вещь необязательная. Как получится. Кроме того, моя репутация в определенных кругах не требует подтверждения. Стоит только упомянуть об Огнетушителе, и все плохие парни бледнеют.

— По-моему, ты сам слегка побледнел, — вставил Римо.

Смит как-то странно дернулся и торопливо произнес:

— Извините, черт. Я буду через минуту.

— Всем стоять, — громогласно объявил Римо. — Огнетушителю надо облегчиться.

— Между прочим, — произнесла Ассумпта, — для человека, которого несет, он еще очень хорошо держится.

— Скажи, как давно вы знакомы? — осведомился Римо.

— Со вчерашнего вечера. Вы знаете, о его подвигах написано столько книг!

— Неужели? — притворно удивился Римо.

Чиун зевнул.

— Нет, правда! Он сказал мне, что по миру разошлось более сорока миллионов экземпляров.

У мастера Синанджу даже глаза на лоб полезли.

— Это правда, Римо? Сорок миллионов экземпляров?!

— На книге, которую я обнаружил под деревом, значилась именно эта цифра.

Глаза Чиуна превратились в узкие щелочки.

Когда Уинстон вернулся со свидания с деревом сейба, внимание всех присутствующих сосредоточилось на нем.

— Может, тебе шел процент с гонорара за эту белиберду? — осведомился кореец.

— За какую белиберду?

— Да за эти глупейшие романы с приключениями!

— Нет.

— Идиот!

И перепалка возобновилась.

— Все-таки настанет день, когда вы станете уважать меня за то, что я совершил, — довольно резко выпалил Смит.

— Мы уважаем тех, кто превзошел наши науки и накопил достаточное количество золота, — отозвался мастер Синанджу. — У тебя же нет ни опыта, ни денег.

— Когда-нибудь выйдет книга про мои подлинные деяния, и я смогу жить на проценты с изданий.

— Только не рассчитывай, что тебе удастся так долго коптить небо, — хмыкнул Римо.

— А между тем я их постоянно записываю. Откройте мой рюкзак и убедитесь сами.

Римо остановился и полез в рюкзак. Извлек оттуда общую тетрадь в клеточку в черном коленкоровом переплете. На обложке был изображен огнетушитель с целым роем пуль, вылетавшим из его раструба.

— Похоже на дневник.

— Это летопись военных действий.

— Ты, значит, все записываешь...

— Конечно!

— А если тебя схватят?

— Меня хватали уже тыщу раз. И ничего никогда ни со мной, ни с дневником не случалось.

Римо зашвырнул дневник подальше в джунгли.

— Эй! Вы не имеете права! Это частная собственность.

— Правило номер один: никогда ничего не записывай. Когда тебя схватят, твои же собственные записи будут свидетельствовать против тебя.

— Еще не свита та веревка, на которой меня...

— Ты вечная угроза сам себе, — заключил отец, поднимая какую-то вещицу, выпавшую из кармана сына. Оказалось, это крохотный пластмассовый огнетушитель.

— Что еще за дрянь такая?

— Своего рода икона. Когда я убиваю человека, то оставляю сию штуковину у него в руке. Или во рту — как когда. Один только вид ее повергает нашедшего в ужас.

Заметив, что на тропинку упала еще одна крохотная модель, Римо сказал:

— Точно так же ты мог бы сыпать хлебные крошки, чтобы помочь нашим преследователям.

— Послушайте, вы, видно, не до конца понимаете особенности моей профессии...

— Лучше бы ты сказал это тем, кто тренировал тебя в Центре подготовки морских пехотинцев, придурок.

— Болван!

— И вы что, все родственники? — удивилась Ассумпта.

— Родство, надо сказать, весьма отдаленное, — пояснил мастер Синанджу, — и кровь весьма разбавлена.

— А вас как зовут, любезный?

— Меня зовут Чиун. Большего я сказать не могу.

— Вы — майя?

— Пах!

— В нашем языке есть похожее слово — «чиен».

Кореец явно заинтересовался:

— Слушаю вас...

— Что означает «обезьяна».

— Пах! — только и вымолвил мастер Синанджу.

— Вы и в самом деле напоминали «чиена», когда прятались от меня в кроне дерева, — сквозь смех произнес Уинстон.

Последние слова Огнетушителя основательно проняли мастеров Синанджу, и они решили, что парень заслужил основательную взбучку. Смит получил представление о столь важном решении, когда они схватили его за пояс и зашвырнули в заросший ряской пруд вместе с рюкзаком и прочим снаряжением.

Когда Уинстон вылез из воды и почувствовал под ногами твердую землю, он все же не преминул наградить и отца, и деда весьма нелицеприятными эпитетами.

Мастер Синанджу тотчас сообразил, что Смит не так уж чисто вымылся, как им с Римо поначалу показалось, и лично вымыл Смиту рот с помощью мыла «Лава», что для этой цели торжественно извлекли из рюкзака.

Теперь, похоже, Уинстон Смит стал куда покладистее, нежели в самом начале.

Глава 42

На пути в Оахаку команданте Эфраин Сарагоса неожиданно узрел сцену, которая наполнила его сердце яростью и страхом.

Он встретил беженцев. Мексиканских беженцев. Пестрая компания состояла из городских чиланос вроде его самого и проживавших на окраинах и в сельской местности миштеков.

— Монстр! — кричали они, размазывая по лицам слезы. — Монстр захватил Оахака!

— В таком случае монстр обречен, — сообщил им свое мнение на сей счет Сарагоса.

Беженцы двигались группками — или колективос — на мопедах и такси. Тоненькая поначалу струйка скоро превратилась в реку, а потом и в бурлящий людской поток. Дорога сделалась непроходимой.

Сарагоса ехал в башне боевой машины пехоты. Она, как и бронетранспортер, двигалась на шести огромных колесах из литой резины, но в отличие от последнего имела на вооружении автоматическую пушку «бушмайстер» калибром 25 миллиметров. Кроме того, машина обладала удивительной подвижностью на поле боя.

— Оставьте дорогу беженцам, перебирайтесь на обочину, — скомандовал Сарагоса своим подчиненным, следующим за ним.

Бронеколонна съехала на грунт.

Сначала они ехали по ровной местности, затем стали подниматься в гору, а потом преодолели и горы. «Солдаты доберутся до Оахаки, — думал команданте, — снова захватят его и положат конец сумасшествию, обрушившемуся на вполне цивилизованную нацию».

Недалеко от города им встретилась горстка военных из казарм Монтесума. Прочь от Оахаки летели «хамви» и бронетранспортеры.

Поравнявшись со встречной колонной, Сарагоса притормозил и грозно рыкнул:

— Почему вы бежите, как жалкие трусы?

Из башни бронеавтомобиля начальник казарм извлек телевизионный приемник. Теперь все желающие могли лично созерцать кошмарную богиню Коатлик, со всех сторон окруженную бесконечными рядами своих последователей и воинов «индиос».

— Нас вытеснили из города превосходящие силы противника, — пояснил начальник казарм Монтесума.

— Вы вооружены современным оружием. В руках же «индиос» я вижу одни только палки.

— Я не «индиос» имею в виду. Ла Пондероса превзошла нас одной только своей энормидад. Она крушит танки ногами. И смахивает вертолеты с неба, как мух, стоит им только произвести первый ракетный залп. Ничто не в силах ее остановить.

— Я получил приказ разделаться с нею.

— Приготовьтесь к тому, что разделаются с вами. Адьес!

Мотор боевой машины взревел, и она рванулась вперед.

— Куда направляетесь? — крикнул на прощание Сарагоса.

— В Чьяпас. А может, на Юкатан. Наверное, на Юкатане сейчас безопаснее всего.

— Это дезертирство, командир!

— Столица лежит в руинах, городом Оахакой правят демоны и «индиос». О какой присяге может идти речь? Разве что случится чудо...

Разглядывая бронемашины и бронетранспортеры с деморализованными солдатами, стремившимися в сравнительно спокойный Чьяпас, несмотря на то что он захвачен повстанцами Верапаса, команданте Сарагоса испытал острое, как боль, желание присоединиться к ним.

Но он был истинный солдат и настоящий патриот. И мечтал в один прекрасный день сделаться генералом.

Поэтому он крикнул:

— Возобновить движение! Мы следуем в Оахаку.

Бронеколонна понеслась дальше. Временами ее трясло, поскольку остаточные толчки все еще продолжались.

У солдат сложилось тягостное ощущение, что весь мир сошел с ума и катится в тартарары.

Поэтому никто не удивлялся тому, что ожили старые боги Мексики.

Глава 43

В деревеньке, название которой Римо не отважился бы произнести снова, им недвусмысленно дали понять, что подкоманданте Верапас начал поход на Оахаку.

— А что там, в Оахаке? — спросил Римо, когда Ассумпта перевела ему речь крестьян на английский язык.

Девушка сама ответила на вопрос:

— Ла Монструоза.

— Что за монстр? — сразу же заинтересовался Чиун.

— Тот самый, что исчез из столицы. Поговаривают, что в результате землетрясения она освободилась из заключения в павильоне музея.

— Она? — переспросил Римо.

— Си. Монстр имеет пол. Женский.

Ученик и учитель переглянулись.

— Уж не думаешь ли ты... — начал было Римо.

— Быть не может!

— А как называют этого монстра? — поинтересовался Римо.

Ответ не требовал перевода:

— Коатлик.

— А почему вдруг Верапас решил биться с монстром?

— Потому что люди верят, будто он бог Кукулькан, а бог Кукулькан — смертельный враг богини Коатлик.

Из кантоны, находившейся неподалеку, донеслись громкие крики.

— Кричат, что чудовище уже захватило город Оахаку, — объяснила Ассумпта. — Солдаты федеральной армии бежали.

И снова послышался многоголосый гомон.

— Монстр вроде бы успокоился и вот уже несколько часов находится в городе. Так что Чьяпас пока в безопасности.

— Откуда они-то узнали? — спросил Чиун, кивнув в сторону крестьян из деревни.

— Передвижения Коатлик показывают по телевизору на всю Мексику.

— Пошли, папочка, — кивнул Римо, — пора взглянуть на весь этот маразм собственными глазами.

Они двинулись в кантону.

Точно такой же интерьер, как и в предыдущем ресторане. У стены работал телевизор, а вокруг рядами стояли стулья. Все места занимали местные жители в белых техасских шляпах. Телевизор, правда, был не черно-белый, а цветной.

На экране несокрушимо, как скала, красовалась Коатлик, закованная в непроницаемый панцирь из танковой брони и чем-то напоминавшая жука. Вокруг вовсю веселились и плясали толпы «индиос».

— Интересно, что они едят? — поинтересовался Римо, обратив внимание на лужицы крови вокруг.

— Людей. Они едят человечину, — отозвался Чиун.

— И сколько времени все это продолжается? — спросил Римо, ни к кому особенно не обращаясь.

— Со вчерашнего вечера, — ответила Ассумпта.

Римо увлек Чиуна в сторону и понизил голос.

— Или это самый длинный в моей жизни фильм о монстрах, или дела принимают крутой оборот, папочка.

Глаза Чиуна превратились в полыхнувшие адским огнем щелочки.

— Это Гордонс.

— Кто? — с любопытством спросил Уинстон Смит.

— Не твоего ума дело! — рявкнул Римо.

— Что вы мне все запрещаете? В конце-то концов, кто вы такой, мой так называемый папаша?

Римо открыл было рот, чтобы отбрить сына, но неожиданно передумал и снова обратился к учителю:

— Если это Гордонс, то как ему удалось превратиться в такого великана?

— Я сейчас спрошу, — предложила свои услуги Ассумпта.

Прежде чем Римо успел ее остановить, она бросилась к местным жителям и в самом деле кое-что выяснила.

— Мне сказали, что Коатлик пожирает людей с того самого момента, как она оказалась за пределами столицы. Чем больше она ест человечины, тем быстрее растет.

— Гордонс способен на такое?

Чиун с каменным выражением лица еще раз взглянул на экран телевизора.

— Разумеется.

— Здесь есть телефон? — тотчас засуетился Римо.

Кто-то из зрителей указал на допотопную деревянную будку из тех, какими пользовался Кларк Кент в самом начале своей карьеры. Выцветшими черными буквами на будке было намалевано ТЕЛЕФОНО.

Римо попытался связаться со Штатами, но ему сообщили, что это выльется в четыре тысячи долларов.

— Мексиканских или американских?

— Американских. У мексиканцев — песо, сеньор.

— Грабеж среди бела дня! — возмутился Римо.

Телефонистка сразу же отключилась.

Римо пришлось снова набирать номер агентства и подзывать другую телефонистку — и все для того, чтобы узнать, что цена подскочила до пяти тысяч долларов, поскольку Римо упомянул о кредитной карточке.

Как только его соединили со Штатами, он принялся вновь и вновь накручивать диск в надежде, что сработает система связи со Смитом.

Как ни странно, у него получилось. В трубке послышался кислый голос шефа КЮРЕ.

— Скажите, Смит, что у вас слышно о событиях в Мексике?

— Говорят, положение там катастрофическое.

— Ситуация хуже, чем вы думаете. Вы слышали что-нибудь о монстре, который сеет смерть в Оахаке?

— Ничего.

— Странно. В Мексике его шествие давно показывают по телевидению. Похоже на возродившегося мистера Гордонса.

— Что?!

— На этот раз он подрос до тридцати футов. Так что готовьтесь к неприятностям, Смит.

— Гордонса лишили всякой возможности действовать. Вы сами меня в этом уверили.

— Точно. Но надо было стереть его в порошок, чтобы исключить нежелательные последствия.

— Зачем? Идол Коатлик был возвращен музею на реставрацию. Как-никак, статуя — национальное достояние Мексики. Ваша же миссия с той поры считалась законченной.

— Не надо было нас сдерживать!

— Вы утверждали, что дело сделано, — с жаром возразил Смит.

— Довольно! — вскричал Чиун, хлопнув в ладоши.

Вырвав у Римо трубку, мастер Синанджу тотчас перешел к делу:

— О, Император, зачем ворошить прошлое? Лучше проинструктируйте нас. До сих пор мятежнику Верапасу удавалось счастливо избегать встречи с нами, но мы преследуем его. Кроме того, эта новая проблема в Оахаке тоже требует нашего внимания. Итак, что вы решили?

— Ликвидируйте обоих. И чем скорее — тем лучше. Скажем, к вечеру сегодняшнего дня.

— Сделаем.

— Исполняйте свой долг. — Смит повесил трубку.

— С кем это вы разговаривали? — спросил Уинстон, когда мастера Синанджу присоединились к остальным. Ассумпта стояла у двери, высматривая, не идут ли солдаты.

— Тебе-то что за дело? — осадил его Римо.

— То есть как? Ведь вы говорили с дядей Харолдом? Скажите, он справлялся обо мне?

— Твое имя не упоминалось. У нас был деловой разговор.

— Отлично. В таком случае мое почтение. Мы с Ассумптой будем действовать самостоятельно. Я не нужен вам, а вы — мне.

— Мы, например, отправляемся в Оахаку, — заявил Римо.

— А мы двинемся на поиски подкоманданте Верапаса.

— Собственно, мы все к нему направляемся.

Уинстон вскинул свой верный «хелфайр» и прицелился прямо в лицо отцу.

— Эта штучка должна убедить вас, что я избираю свой собственный путь.

Римо взглянул на оружие в трясущихся руках Огнетушителя.

— А что, эта штуковина все еще работает?

— Работает. Я заменил пули.

— Стало быть, если я отберу ее, то вполне смогу ею же тебя и прикончить?

— Попробуйте! Не забудьте только, что я могу голосом отдать ей приказ об отмене стрельбы.

— Да что ты?!

— Точно! Вы бросаетесь на меня, хватаете мое оружие, а я при этом произношу только одно слово: «Отмена».

— Отмена, — повторил механический голос из крохотного динамика, и в автомате Уинстона что-то щелкнуло.

— Черт бы вас побрал! — разозлился Уинстон и нажал какую-то кнопку на стволе. Вспыхнула лампочка, и Смит снова наставил оружие на отца.

— Слишком медленно, — упавшим голосом произнес он.

— Да уж, — согласился Римо и совершенно неожиданно для последнего спокойным голосом произнес: — Отмена.

— Отмена, — покорно согласился с ним металлический голос, и лампочка погасла.

— Бог мой! — воскликнул Уинстон. — Он же не был запрограммирован на ваш голос! — Смит заметно сник.

Римо отнял автомат у сына.

— Ладно, пока не доберемся до Верапаса, будем играть за одну команду, идет?

— Верните мне мою вещь!

— Веди себя как положено, тогда и верну.

Они вышли из кантоны. Ассумпта тут же заторопилась на поиски попутной машины.

— Эту штуку разработало ЦРУ, — сообщил Уинстон после долгого молчания.

Римо окинул его презрительным взглядом.

— Ну и?..

— Она запрограммирована узнавать мой и только мой голос!

— Может, что-то разладилось в механизме?

— Но ведь ваш-то голос она признала!

Римо ничего не ответил. Ему не понравилась направленность разговора.

— Знаете, о чем я думаю?

— Сомневаюсь, что ты вообще думаешь, — усмехнулся Чиун.

— Я думаю, что этому есть вполне логичное объяснение. И притом одно-единственное.

— Какое же? — осведомился Римо.

— Судя по всему, вы из ЦРУ. Ну, признайтесь, что так оно и есть.

— Если бы у тебя были мозги, ты бы вспомнил, что агент ЦРУ никогда ни в чем не признается.

— Ага! Сами льете воду на мою мельницу.

— Поздравляю — твои выводы вовсе не соответствуют действительности, — хмыкнул Римо.

— И все-таки уже теплее, — буркнул мастер Синанджу.

— Чиун! — воскликнул Римо, предупреждая ненужные откровения старика.

— Наше слово несколько длиннее. Оно состоит из четырех букв. Начинается с "К" и кончается на "Е".

— Вот дьявольщина! Стойте, сейчас угадаю. Я знаю наизусть названия и обозначения всех разведывательных учреждений. КАНЕ?.. КОРЕ?..

— Молодец, совсем тепло! — воскликнул Чиун.

— Остановимся на КАРЕ, — предложил Римо. — Если тебе так уж важно знать, на кого мы работаем, пусть будет КАРЕ.

Уинстон нахмурился.

— А разве это не благотворительный фонд?

— Это крыша, — коротко отозвался Римо.

Поодаль Ассумпта о чем-то договаривалась с незнакомым толстяком в бейсболке с надписью «Фронте Хуаресиста де либерасьон насьональ».

— Такими темпами нам Верапаса не догнать, — прошипел Уинстон.

— А что, есть другие предложения? — поинтересовался Римо.

— Хорошо бы раздобыть вертолет.

— Сначала лучше бы пилота — в том, разумеется, случае, если вертолет, о котором ты толкуешь, не игровой автомат с дыркой, куда юнцы кидают четвертаки, чтобы позабавиться.

— Нас учили управлять вертолетом.

Римо скептически прищурился.

— А ты не врешь?

— А я когда-нибудь врал?

— Как же, не далее чем пару минут назад, — хмыкнул Чиун.

— Послушайте, если мы раздобудем вертушку, я вас отсюда вывезу.

— Неподалеку от армейского блокпоста есть площадка для геликоптеров, а на ней вертолет.

— Давайте съездим и посмотрим на месте, — предложил Римо.

Глава 44

Когда занялся рассвет первого после великого землетрясения дня, солнечные лучи с трудом пробивались сквозь дымную мглу, затянувшую небо от Мехико до Оахаки.

Из кратера вулкана Дымной горы тянулся сероватый шлейф, полностью закрывая солнце.

Конечно, чернильный сумрак ночи рассеялся, но Тонитуа, бог Солнца, не торопился рассыпать по земле свои благословенные золотистые дротики.

Потом появились тучи, окончательно лишив тех, кто внизу, малейших проблесков солнечного света.

На главной площади Оахаки «индиос» наперебой обсуждали это событие. Они легли спать под звездным небом, а проснулись среди коричневого душного сумрака.

— На небе не видно солнца!

— Смотрите, солнце пропало!

— Верни солнце, Коатлик. Заставь его сиять!

Но богиня осталась глухой к мольбам своих почитателей.

И тут верховному жрецу Родриго Лухану пришла в голову отличная идея — надо придать особое значение этому первому рассвету новой эры, не благословленному солнцем. Лухан с неохотой привстал, отстранившись от возлежавших сапотекских девушек, которых он только что дефлорировал.

— Согласно воле Коатлик, вам не следует видеть солнце в первый день возрожденной империи сапотеков! — прокричал он собравшимся.

— Что же нам делать? Расскажи!

— Наша мать жаждет наших сердец. Надо принести в жертву Коатлик человеческие сердца, и тогда снова проглянет солнце.

Среди собравшихся то тут, то там зазвучало:

— Чьи сердца?

— Я сам назову тех, чьи сердца помогут Коатлик вернуть солнце. Постройтесь рядами!

Они выстроились — не очень охотно и без спешки. Впрочем, ни один не сбежал и не уклонился от исполнения долга. И тогда Родриго Лухан двинулся вперед.

Окидывая взглядом каждого, он переходил от одного почитателя Коатлик к другому, хлопая по макушке избранную им жертву тяжелым жезлом из орехового дерева.

Спустя некоторое время десять человек лежали у ног Коатлик. Тотчас на свет появился обсидиановый нож, тускло отсвечивавший черным полированным лезвием.

— О, Коатлик, наша могучая мать. Ради тебя я извлекаю эти сердца и посвящаю твоей беспристрастной любви!

Богиня взглянула вниз ничего не выражающими, пустыми глазами. Она излучала спокойствие и равнодушие — даже змеи с бронированными харями не шевелясь лежали у нее на плечах.

Черный клинок раз за разом вздымался над жертвами, рассекая кожу и плоть и ломая ребра. Ловкие удары ножом вспарывали аорту и прочие более мелкие сосуды.

Первое «сердцеизвлечение» оказалось на редкость кровавым, и Верховный жрец старался направить бившую из артерий и вен алую жидкость всех последующих жертв по возможности в сторону. Не то чтобы он презирал или не любил кровь — просто густая вязкая субстанция залепляла ему глаза и мешала действовать ножом.

Когда было покончено с десятой жертвой, ноги Коатлик уже буквально омывались кровью.

Вокруг послышались приветственные крики — ликовали все, за исключением нескольких миштеков. У последних имелась на то вполне веская причина: все десять человек, принесенных в жертву богине, имели характерный для миштеков тип лица.

Богиня хладнокровно поглотила и сердца казненных, и их выпотрошенные тела, и даже, что называется, умылась их кровью. Все шло в дело, все увеличивало мощь и силу Коатлик.

Церемония завершилась, и глаза собравшихся устремились к небу в ожидании обещанного солнца. Между тем послышался отдаленный рокот, но отнюдь не рокот приближающегося остаточного толчка.

Грянул гром, полыхнула молния и пошел дождь.

И тут сердца последователей Коатлик сжались от страха, ибо дождь, хлынувший из черных туч, и сам был черен, словно отпугивающая чернильная жидкость каракатицы.