Он недолго оставался голым — ровно столько, сколько ему потребовалось, чтобы вновь облачиться в боевой наряд из красного шелка, который он, по обыкновению, перехватил желтым кушаком.
Он босиком прошел в глубь леса; ему нравилось ступать по сосновой хвое. Он вспоминал, как в детстве, на ферме в Кентукки, когда он ходил босиком, приходилось потом отмываться от навоза. Сейчас он нес в руках свои белые сандалии. Больше при нем ничего не было. Ему не нужны были никакие пожитки. У него ничего и не было, он ни в чем не нуждался. Жизнь его была пуста, если не считать той главной цели, ради которой он и отправился первым делом в Синанджу.
При его появлении даже белки бросались врассыпную. Интересно, что отпугивает от него животных и детей — запах, вибрация воздуха или какая-то аура? Внешность у него не отталкивающая, лицо даже довольно приятное. И все же они от него шарахаются как черт от ладана, неважно кто — медведь или бобер, — точь-в-точь как расступилось Красное море от гнева Господня.
Он заметил маленькую изящную лань, она щипала траву и его пока не видела. До чего же хороша! Ему бы хотелось приласкать кого-то, хотя бы разок. Но зверь у него внутри почувствовал это и возревновал.
Лань подняла голову, увидела его — и разлетелась на куски! Во все стороны брызнула кровь, полетели куски живой плоти и костей. Ему до слез было жаль несчастную лань, а зверь у него внутри с наслаждением вдыхал запах свежей крови. Он зашагал дальше.
Хижина стояла на поляне, усеянной сосновыми иголками. Как всегда летом, под крышей обосновались пауки. Нетронутая паутина над дверью говорила о том, что за время его долгого отсутствия на жилище никто не посягал.
Он открыл дверь. Замком он никогда не пользовался: красть у него было нечего, если, конечно, какой-нибудь идиот не вздумает тащить на себе из этой глуши старый черно-белый телевизор.
Он постоял посреди гостиной, потом подошел к телевизору и присел перед ним на корточки, как язычник, принесший подношения к алтарю. Потом включил телевизор, но звук не прибавил: ему не хотелось, чтобы что-то отвлекало его от мыслей.
Телевизор будет его окном во внешний мир, из которого он узнает, когда Джалид нанесет первый удар. Это станет сигналом, что пора возвращаться в цивилизованный мир. Пока что слишком опасно оставаться в городе, где его зверь примется охотиться на безвинных — не потому, что онэтого хочет, а потому, что у него недостает сил со зверем совладать.
Он взглянул на экран, но было уже поздно и на всех каналах светились настроечные таблицы. Неважно. Он остановился на каком-то канале наугад и сосредоточился. Это был единственный известный ему способ держать зверя в узде.
Горевшая у него над головой лампочка вдруг разлетелась в мириады частиц. Он к ней даже не прикоснулся — разве что мысленно.
Глава 8
Америка произвела на Джалида Кумкатти потрясающее впечатление.
Он вез своих братьев на машине от Нью-Йорка до самой Филадельфии, и его ни разу даже не остановили. В Америке, которую иранские, ливийские и другие ближневосточные правители объявляли трусливым бумажным тигром, страной, многие граждане которой даже на родине не чувствуют себя в безопасности, как оказалось, не было ни блокпостов на дорогах, ни контрольно-пропускных пунктов, ни танков на улицах, ни каких-либо ограничений передвижения иностранцев.
Хотя им много раз встречались полицейские машины и было невооруженным глазом видно, что они иностранцы, их никто не остановил. Один раз, недалеко от города под названием Левиттаун, у них спустило колесо, и, пока они стояли, к ним подрулила полицейская машина и залила их опешившие лица ярким светом фар. Джалид едва не впал в панику при виде вылезающего из машины полицейского, но, заметив, что у того только крохотный револьвер 38-го калибра, да и то в кобуре, он немного успокоился. В Бейруте такие носили только женщины и дети, когда шли на рынок. Это оружие недостойно мужчины! Для ливанца пистолет тридцать восьмого калибра — это несерьезно.
Вот почему Джалид шепнул своим дружкам, чтобы не нервничали, и вопросительно взглянул на полицейского.
— Маленькие неприятности? — вежливо осведомился полицейский.
— Да вот, колесо меняем, — немного нервно ответил Джалид. — Скоро уже поедем.
— Поторопитесь. Я не хочу, чтобы в вас влупился сзади какой-нибудь лихач. Недавно в Америке?
— Ага, — ответил Джалид.
Его английский был вполне сносен — он выучился языку, чтобы писать записки с требованием выкупа за заложников и торговаться с европейцами.
— Тогда вы еще, должно быть, не знаете, насколько опасны наши шоссе. Впрочем, почему бы мне не подстраховать вас с моими мигалками? — с улыбкой предложил офицер.
— Да, да, конечно, — закивал Джалид и взялся за гаечный ключ.
Когда он закончил с колесом, все запрыгнули в машину и умчались на приличной скорости.
— Он был очень мил, — заметил Саид спустя какое-то время.
— Америка вообще очень милая страна, — подхватил Рафик. — Вы заметили? Проехали уже почти пятьдесят километров, а в нас ни разу не стреляли! В Бейруте за сигаретами спокойно не сбегаешь — каждую секунду могут прихлопнуть.
— Америка — страна идиотов, таких же, как вы оба! — огрызнулся Джалид. — Лучше думайте о задании.
Но даже на него Америка, ее просторы, ее чистота произвели большое впечатление. Ему говорили, что когда-то таким же был и Ливан — богатая, плодородная, счастливая земля. Сейчас ее рвут на куски дикие звери, и он, Джалид, — один из них. Он оправдывал себя тем, что родился в стране, уже раздираемой гражданской войной. Его самые ранние детские впечатления были связаны с нищетой и громом далеких взрывов. Первой музыкой в его жизни стали каждодневные причитания убитых горем женщин. Нет, он все делает правильно.
Однако сейчас, мчась в машине по Америке, он увидел, какой должна быть нормальная человеческая жизнь, но вместо чувства вины за то, что тоже приложил руку к несчастьям собственной страны, он ощутил прилив ненависти к Америке, у которой оказалось во много крат больше того, что она заслуживает. И он решил уложить на месте следующего полицейского, который вздумает приставать к нему с разговорами.
* * *
Они сидели в кружок в своем номере — не в креслах, а на спинках, пачкая ногами мягкую обивку, — и чистили и смазывали оружие. Со стороны они были похожи на грифов, рассевшихся на скалах.
— Вице-президент обедает в каком-то клубе под названием “Лайонз”, — сообщил Джалид, пролистав газету, которую стащил со стойки в вестибюле, когда дежурная отвернулась.
— И как мы отыщем это львиное место? — спросил Саид.
— Поедем на такси. Так даже быстрей получится. А как доедем, шофера уберем. — Джалид опустил газету и внимательно оглядел своих людей. — Саид, брат мой, — наконец произнес он с непонятной улыбкой. — Тебе сегодня выпадет большая честь.
— Мне? — Саид улыбнулся в ответ.
Его улыбка не столько выражала радость, сколько скрывала страх.
— Да, — сказал Джалид и соскочил со спинки кресла. — Я все обдумал. За эту работу мы огребем большие деньги. Будет жалко, если не останется никого, чтобы их получить.
Все переглянулись, затем закивали. Кроме Саида. Его улыбка стала еще шире, но в глазах появился болезненный блеск.
— Мы понятия не имеем, каких боевиков эти американцы используют для охраны своих руководителей, — продолжал Джалид, задумчиво почесывая жидкую черную бороду. — Если они охраняют их так же небрежно, как свои жирные, раскормленные города, то это нам раз плюнуть. Может, для устранения этого вице-президента больше одного человека и не понадобится.
— В одиночку? — В голосе Саида слышалась неуверенность.
— Мы останемся снаружи, в случае чего — придем тебе на помощь.
— А если не сумеете?
— Нет ничего проще, брат, — возьмем заложников и будем держать до тех пор, пока тебя не отпустят.
— А что, если меня убьют при исполнении моего долга перед “Хезболлах”? — не унимался Саид. Улыбка на его лице напоминала застывшую гримасу клоуна.
— Тогда причитающуюся тебе долю мы отправим твоей престарелой матушке. Ей будет приятно, правда?
— Вы останетесь непосредственно у входа? — спросил Саид после долгого раздумья.
— У самых дверей, — заверил Джалид. Он подошел и похлопал Саида по плечу. Улыбка на взмокшем от пота лице юноши лопнула как мыльный пузырь. — Решено! — воскликнул Джалид, радостно воздевая ладони. — Саиду выпадет честь нанести первый удар. Давайте-ка закажем еду в номер, прежде чем ехать. Сытый воин — уже хороший воин!
Все громко расхохотались. Все, кроме Саида, у которого внезапно пропал аппетит.
* * *
Вице-президент тоже не чувствовал голода.
Он посмотрел себе в тарелку — резиновая курица, перезрелая кукуруза, печеная картошка в фольге. Ее почти не было видно под холмиком сметаны. Он взял десертную ложку и попробовал сметану, после чего решил тем и ограничиться. Почему на этих приветственных обедах всегда подают одно и то же? Приготовили бы для разнообразия свинину по-китайски или техасское барбекю! Нет же, всякий раз или курица, которую не прожуешь, или пережаренное мясо с жирной подливкой! А на гарнир — сморщенная картошка или рис, пересушенный в микроволновой печи до состояния семечек.
Вице-президент отставил в сторону тарелку и заказал черный кофе. Когда чашку принесли, он положил четыре ложки сахара, надеясь таким образом поддержать силы.
Со сцены кто-то произносил речь. Лицо знакомое, но кто это — сразу он вспомнить не мог. Вот так уже больше года — мотается с одного завтрака на другой, с обеда на ужин, торчит в прокуренных залах, слушает бесконечные речи, которые, хотя и пишутся лучшими спичрайтерами страны, все составлены как под копирку, так что не отличишь одну от другой — нескончаемая вереница одинаковых мероприятий, уходящих в туманное прошлое, к которому, впрочем, по меркам предвыборной карусели, относилось уже все, что происходило полтора месяца назад.
Потягивая свой кофе, вице-президент пытался не вслушиваться в многословную речь оратора, в коем он наконец узнал губернатора штата.
Какая скука! Все одно и то же, за исключением того выступления, что он сделал на днях. Где это, бишь? Ах да, в штате Нью-Йорк. Та поездка была незапланированной, своего рода импровизация по ходу предвыборной кампании. Он принял решение о ней вопреки возражениям своего штаба, считавшего, что перед персоналом психушки (или что это было — санаторий “Фолкрофт”?) надо хотя бы мельком сказать о проблемах отечественного здравоохранения.
Он не стал говорить им, чтотакое санаторий “Фолкрофт”, не упомянул о полученном из Сеула письме, подробно описывавшем деятельность тайной организации под названием КЮРЕ, функционирующей под прикрытием санатория “Фолкрофт”.
В этом письме, независимо от того, была ли в нем правда или нет, он усмотрел удачную возможность произнести речь на тему работы спецслужб. К тому же это был прекрасный шанс дистанцироваться от проблем нынешней администрации.
Вице-президент не знал, верить ли этому Тюльпану, чья подпись стояла под письмом. Но на тот случай, если изложенное в письме оказалось бы правдой, он специально попросил своих людей сделать так, чтобы вступительную речь произнес именно Харолд В. Смит.
Категорический отказ Смита и его смущение во время выступления кандидата, как ничто, подтверждали факт существования КЮРЕ. Да во время выступления этот парень просто места себе не находил! И как такому нервному типу доверяют руководить секретным агентством?
Сначала вице-президент решил пойти к президенту и потребовать объяснений, но передумал. О том, чтобы раскрыть правду о КЮРЕ в крупномасштабном выступлении, не могло быть и речи. У него нет доказательств, и это было бы слишком похоже на скандальное разоблачение, приуроченное к выборам. Лучше дождаться результатов голосования. Если победит он, то сможет аргументированно разоблачить это самое КЮРЕ. Для новой администрации это будет прекрасный стартовый рывок, который навсегда положит конец укоренившемуся в обществе мнению о нем как о бессловесной тени нынешнего президента.
Но одна вещь его беспокоила: как раз сегодня кандидат от демократов произнес речь, очень похожую на ту, с какой он сам выступил в “Фолкрофте”. Он говорил на эту тему на конференции Американской медицинской ассоциации, и хотя сам вице-президент выступления не слышал, но ему принесли текст, который явно изобиловал намеками на какую-то таинственную миссию некоторых лечебных заведений.
Советники успокоили, что соперник просто ему подражает, но вице-президент не был в этом столь уверен. Может, Принц тоже получил от Тюльпана письмо?
Уже в который раз он задумался над тем, кто такой этот Тюльпан. Мужчина с таким именем невольно наводит на мысль о сексуальной ориентации. Впрочем, в наше время чего только не бывает!
Кто-то тронул его за рукав, и вице-президент прервал свои размышления.
— Вам выступать, господин вице-президент. Вас уже представляют.
— Да, да, конечно, — отозвался вице-президент и встал.
По дороге на трибуну он расстегнул пуговицу пиджака, которую тут же застегнул, произнеся первое “спасибо” в микрофон. Его стилист как-то заметил, что на ходу он размахивает руками как пугало, и с тех пор он всегда следил за тем, чтобы занять руки пуговицей, даже если пройти предстояло всего несколько шагов.
Публика горячо аплодировала. Он слышал шум, но лиц не видел — для него они сливались в одно людское море, поверх которого слепили безжалостные софиты телевизионщиков. Даже если бы в зале сидела его собственная жена, он бы ее не узнал.
— Меня впервые так тепло встречают после партийного съезда в Айове, — сказал вице-президент, свято веря в раз и навсегда избранную линию поведения.
Публика засмеялась и с жаром захлопала. Вице-президент расточал улыбки фотографам, то тут, то там мелькали вспышки. Он не заметил возникшую в дверях суматоху и не расслышал какие-то внезапно раздавшиеся слабые хлопки.
В следующий момент его со всех сторон заслонили охранники. Двое повалили его на пол и закрыли своими телами, другие, рассаженные в зале среди сторонников кандидата, молниеносным движением потянулись к своим кейсам. Крышки разом распахнулись, обнажив автоматы.
Стрельба была недолгой и беспорядочной. Не успели крики стихнуть, как вице-президента подняли на ноги и выволокли через заднюю дверь, словно пьяного из бара. Его впихнули в стоящий наготове лимузин, и машина рванула с места.
Придя в себя, вице-президент задал один-единственный вопрос:
— Что это было?
— Покушение, — односложно ответил охранник. — Мы его схватили, не волнуйтесь.
— Если вы его схватили, зачем было выволакивать меня из клуба “Ротари” таким образом?
— Это был клуб “Лайонз”, сэр.
— Неважно. В семичасовых новостях это будет смотреться ужасно!
— Ваш труп смотрелся бы куда хуже, сэр.
Вице-президент откинулся на спинку кожаного сиденья, чувствуя дрожь в коленках. Он взял трубку и попросил телефонистку соединить его с Белым домом.
— Когда мы будем в безопасном, с вашей точки зрения, месте, остановите машину и все выйдите. То, что мне надо сказать президенту, никто не должен слышать, — произнес он хрипло.
В кандидатов на пост президента не стреляют. На то должна быть причина. И вице-президент эту причину знал.
Глава 9
Доктор Харолд В. Смит знал, зачем звонит президент. Он был готов к этому звонку еще прежде, чем зазвенел красный телефон прямой связи.
Незадолго до этого его компьютер дважды пропищал, давая знать, что получена информация чрезвычайной важности, имеющая непосредственное отношение к КЮРЕ. На экране высветился текст дешифрованного сообщения службы безопасности, суть которого сводилась к тому, что вице-президент только что едва не стал жертвой покушения.
— Слушаю, господин президент, — ответил Смит на звонок.
— Смит, у меня к вам вопрос.
— Да, сэр?
— Меньше четверти часа назад вице-президента чуть не убили. К счастью, покушение провалилось, но мы пока не знаем, кто стрелял.
— Да, я уже в курсе. Я только что получил сообщение на эту тему. Насколько я понимаю, ситуация под контролем.
— Неужели? — мрачно отозвался президент.
— Не понял вас, сэр.
— Возвращаясь к нашему недавнему разговору, осмелюсь выразить надежду, что приказ устранить вице-президента исходил не от вас.
От неожиданности Харолд Смит вскочил на ноги, его бледное лицо исказилось гримасой ужаса. Красный телефон съехал со стола, и Смит едва успел его подхватить.
— Господин президент, должен вас заверить, что на устранение вице-президента КЮРЕ бы никогда не пошло, за исключением самого экстремального случая. Никак иначе.
— Но раньше вы убирали людей, которые вам мешали?
— Только в интересах Соединенных Штатов. Если существование КЮРЕ станет достоянием гласности, это будет равносильно тому, что признать конституцию неэффективной. И само наше государство тоже. Мне действительно в прошлом приходилось принимать тяжелые решения, но я всегда действовал строго в рамках отведенных мне полномочий.
— Значит, то обстоятельство, что вице-президенту стало известно о КЮРЕ, не представляет для вас угрозы? Тем более что он уже дал понять, что после его избрания организация будет распущена.
— Это его право в случае избрания, — отчеканил Смит.
— А в противном случае он становится для вас мишенью?
— С подобной проблемой мы сталкиваемся впервые, — неуверенно ответил Харолд Смит. — Но я полагаю, учитывая все обстоятельства, мы будем верить его честному слову, как верим всем бывшим президентам США, с которыми нам приходилось работать.
— Кстати, почему бы не обсудить это сейчас, раз уж мы затронули эту тему? Скоро мне тоже предстоит стать бывшим президентом, так что не мешает знать, что меня ждет.
— Извольте, господин президент. Все очень просто. До тех пор пока бывший президент держит язык за зубами, мы его не трогаем.
— А вам, Смит, не приходило в голову, что нынешняя утечка могла как раз произойти через кого-то из бывшего руководства?
— Приходило, сэр, но это маловероятно.
— Но вы этого не исключаете?
— Можно сказать, что исключаю.
— Вы говорите так уверенно... — недоверчиво протянул президент. — Вы что, шпионите за ними всю оставшуюся жизнь?
— Никак нет, господин президент. Большего, к сожалению, сказать не могу. Из соображений безопасности.
— Хорошо. Давайте вернемся к вице-президенту. Допускаете ли вы хоть малейшую возможность, что к покушению может быть причастен ваш особенный человек?
Смит хотел сказать: “Нет, сэр”, но ему вспомнился недавний разговор с Мастером Синанджу.
— Одну минуту, господин президент, — сказал Смит и, закрыв ладонью микрофон (красный телефон не имел кнопки, перекрывающей звук), произнес в селектор: — Миссис Микулка, проверьте, пожалуйста, где сейчас больной из палаты пятьдесят пять, мистер Чиун. Если его нет на месте, пусть поищут в здании.
Получив ответ, Смит облегченно вздохнул: мистер Чиун у себя в палате. Он продолжил разговор с президентом.
— Прошу меня извинить, господин президент, мне пришлось ответить на очень важный звонок. На ваш вопрос отвечаю: мой человек никогда не предпринимает несанкционированных действий. И он не применяет оружия. В Филадельфии же, насколько мне известно, стреляли из автомата.
— Я вас понял. Но это не снимает проблемы. Мне только что звонил вице-президент. Он хочет знать, не я ли приказал его убрать после его недавнего выступления. Парень так напуган, что ему взбрело в голову, что начальство решило от него избавиться.
— Я убежден, что это все от нервов. Так часто бывает: люди, избежавшие смерти, какое-то время ведут себя нерационально.
— Мне пришлось сказать ему, что я понятия не имею, о чем он толкует, а это, естественно, только усилило его подозрения. Смит, я не могу допустить, чтобы вице-президент считал, что за ним охотится правительство.
— Может, мне подключить к этому делу своего спецагента? — предложил Смит. — Тогда, если будет новое покушение, мы сумеем его предотвратить.
— Что ж, может, это заставит его понять, что мы руководствуемся благими намерениями. Ладно, Смит, займитесь этим, только без шума. Если нам удастся его уберечь, может, мы сумеем склонить его на свою сторону.
— Слушаюсь, господин президент, — сказал Смит и повесил трубку.
* * *
Не успел Смит расположиться в кресле, как секретарша доложила, что пришел главный садовник.
— Кто? Ах да, пусть войдет, — сказал Смит, не сразу сообразив, о ком идет речь.
Вошел Римо Уильямс. В руке у него была газета.
— Смитти, мне кажется, у вас проблема, — озабоченно заявил он.
— Что бы там ни было, это подождет. Сейчас мне надо дать задание Чиуну.
— Я тут прочел... — продолжал Римо. — Где же это? — Он стал просматривать газету. По комнате разлетелись листы. — Ага, вот, — сказал наконец Римо, сложил страницу и положил Смиту на стол.
— Не знал, что вы читаете газеты, — удивился Смит.
— Искал что-нибудь смешное, — пояснил Римо. — И вот что нашел. — Смит проследил за пальцем Римо. — Удивительно, как ваши компьютеры не забили тревогу.
Смит прочел заголовок: “Принсиппи обещает положить конец секретным службам”.
— Выступление было сделано несколько дней назад, — ровным тоном констатировал Смит, но все же прочел заметку. — О Господи!
— Кажется, вы подумали то же, что и я?
— Принсиппи тоже знает, — выдохнул Смит.
— Вот и мне так показалось, — подхватил Римо. — В конце он там что-то говорит об излечении нации от ее недугов и о роли в этом лечебных учреждений. Мне это показалось странным. А что значит ваше “тоже”? — вдруг спросил Римо.
— Это значит, что о нас известно вице-президенту, — сказал Смит, остекленевшим взглядом упершись в потолок.
— Ну, это не так ужасно, по-моему. Если кто-то должен был о нас прознать, то эти две — еще не худший вариант.
— Дело не в них, а в том, кто дал им информацию о КЮРЕ — вот в чем вопрос.
— Неужели президент?
— Он уверяет, что нет. А мы знаем, что из бывших президентов этого тоже никто не мог сделать.
— Да, — сказал Римо. — Мы с Чиуном об этом позаботились. Дело нехитрое — незаметно проникнуть в спальню и нажать на один-единственный нерв на виске. Несколько тихих слов на ушко — и пожалуйста, мгновенная выборочная амнезия. Они даже не помнят, что такое КЮРЕ.
— Нет, ни нынешнее, ни бывшее руководство к утечке отношения не имеет. В этом я абсолютно убежден.
— И что вы собираетесь предпринять? Я понимаю, нас с Чиуном это уже не касается, через несколько дней нас здесь не будет, но если ликвидируют КЮРЕ — вам конец. Можете считать меня сентиментальным, но мне бы не хотелось, чтобы это случилось.
— Спасибо, Римо. Вы очень добры.
— А знаете, Смитти, — небрежно бросил Римо, — я ведь вас терпеть не мог.
— Да уж знаю.
— Я вас просто ненавидел за все, что вы со мной проделали: сначала подставка, потом имитация казни на электрическом стуле, могила с моим именем на кресте — это ужасная мерзость!
— Это было продиктовано необходимостью. Нам нужен был человек, который для всех уже умер, поскольку и сама организация формально не существует.
— Но вышло удачно. Посмотрите на меня. Теперь я принадлежу Синанджу. В Корее меня ждет прелестная девушка и дом, который я построил своими руками. Все будет хорошо, и меня это ужасно радует. Бывали, конечно, и трудные времена, но теперь у меня все образуется. Желаю, чтобы и у вас все было хорошо.
— Благодарю вас, Римо, — растрогался Смит. Он не очень хорошо умел выражать свои чувства, но им много пришлось пережить вместе и ему было приятно, что Римо не держит на него зла. — Может, окажете мне небольшую любезность?
— Какую любезность?
— На вице-президента только что было совершено покушение. Я собирался отправить Чиуна присмотреть за ним на случай, если что-то подобное повторится. Вы не возьметесь?
Римо задумался.
— Кажется, дело несложное. Хорошо, Смитти. Будем считать это последним заданием. Безвозмездным.
— Спасибо, — сказал Смит. — Не могу выразить, как много это для меня значит!
— Держите субмарину под парами!
Римо улыбнулся и, насвистывая, вышел из кабинета.
Глава 10
Меры безопасности вокруг Блэйр-хауса были самыми строгими за все время после 1950 года, когда пуэрториканские националисты пытались убить президента Трумэна, который жил здесь какое-то время, пока в Белом доме шел ремонт.
Пережив покушение на свою жизнь в Филадельфии, вице-президент вылетел в Вашингтон, чтобы сделать передышку и успокоить нервы. Его собственный дом охрана нашла в данных обстоятельствах непригодным, поскольку обеспечить там должную безопасность не представлялось возможным. Вот почему вице-президент перебрался в резиденцию напротив Белого дома под названием Блэйр-хаус, где обычно останавливались находящиеся с визитом главы иностранных государств. Перед красивым серым особняком были временно воздвигнуты бетонные заграждения, призванные защитить от бомб, которые ближневосточные террористы так любят бросать на ходу из машины. На крыше разместились снайперы, а весь квартал усиленно патрулировали агенты службы безопасности с рациями.
Установить личность преступника, совершившего покушение в Филадельфии, так и не удалось: он был убит на месте. Считалось, что это выходец с Ближнего Востока, а более точно его национальную принадлежность определить не смогли. Вероятнее всего это не был террорист-одиночка, так как несколько свидетелей видели отъезжающее от места покушения такси. Позже машину нашли; на заднем сиденье лежал труп водителя. Отыскался также свидетель, который видел и описал трех арабов, бегущих от этой машины, и хотя поиски были организованы незамедлительно, соучастников так и не нашли. Но даже приблизительная идентификация погибшего террориста привела службу безопасности в состояние повышенной боевой готовности. Теперь агенты были готовы отразить любое нападение на вице-президента, за исключением разве что ядерной атаки.
Они, однако, не были готовы к появлению двух мужчин, фланирующих по Пенсильвания-авеню так, словно и сама улица, и все окрестности, насколько хватало глаз, находятся в их непосредственной собственности.
Когда эти двое прошли мимо поста службы безопасности возле госпиталя университета имени Джорджа Вашингтона, агент Оррин Снелл получил сообщение по рации.
— В вашу сторону движутся два объекта, — передали ему с соседнего поста.
— Как выглядят?
— Белый мужчина, рост примерно пять футов одиннадцать дюймов, вес — сто пятьдесят пять фунтов, шатен, глаза карие, одет в черную футболку и защитные штаны. С ним невысокий азиат, лысый, лет восьмидесяти.
— Во что одет?
— Не знаю даже, как и назвать, — был ответ. — Вы его сразу увидите. Он одет, как Пинки Ли.
— Как кто?
— Как клоун в цирке.
— А-а, — догадался Снелл — парочка появилась в его поле зрения.
Он смерил взглядом белого. Здесь проблем не будет, парень, судя по всему, безоружен. Азиат был очень маленький и очень старый. На нем был красный деловой костюм, который можно было бы назвать ладно сшитым, если бы не широкие рукава, развевающиеся на манер халата китайского мандарина. Сомкнутые на груди руки он прятал в необъятных рукавах, в которых можно было свободно укрыть пистолет или гранату.
Агент Снелл машинально достал из кобуры пистолет. Рисковать он был не намерен.
— Не вздумайте наводить на меня эту оскорбительную штуковину! — пропищал старик-азиат.
— Не волнуйся, папочка, я сам все улажу, — отозвался белый.
— Попрошу вас не двигаться! — приказал Снелл. — Мне требуется подкрепление! — прокричал он в рацию, и тотчас из-за угла показались два агента с пистолетами наготове.
— Да в чем дело, приятель? — спросил белый.
— Все в порядке, если вы будете хорошо себя вести. Я бы попросил вашего друга вынуть руки из рукавов. И помедленнее!
— Он что, не в себе? — спросил азиат.
— Сделай, что он просит. Он, кажется, нервничает.
Коротышка-азиат пожал плечами, разнял руки и высвободил их из рукавов. Агенту Снеллу показалось, что он видит пучок вязальных спиц, но, приглядевшись, он понял, что это пальцы. Таких длинных ногтей он в жизни не видел.
— Ладно, — медленно выдавил он. — Кажется, все в порядке.
Двое агентов опустили “пушки”.
— Чудесно! — обрадовался азиат. — А теперь не окажете ли нам небольшую любезность? Мы ищем резиденцию вице-президента.
Пистолетные дула вновь поползли вверх.
— А зачем это вам? — спросил Снелл.
— Мы туристы, — поспешно вставил белый.
— Туристов в Блэйр-хаус не пускают, — сказал Снелл.
— А-а... Мы не знали, — ответил белый. — Тогда мы уходим.
— Сначала я попрошу ваши документы, — остановил Снелл.
Белый вывернул карманы, демонстрируя пустую подкладку.
— Должно быть, оставил в отеле, — сказал он.
— Я Чиун, Мастер Синанджу. Документов у меня нет, поскольку все достойные люди меня и так знают, — заявил старик-азиат.
— Стало быть, у вас тоже документов нет? — спросил Снелл.
— Если вам нужен кто-нибудь, кто бы мог за меня поручиться, обратитесь к своему президенту, он меня знает лично.
— Неужели? — удивился Снелл, на мгновение испугавшись, не задержал ли он какую-нибудь заезжую знаменитость.
— Вот именно, — объявил азиат и опять спрятал руки в рукава. — Я как-то спас ему жизнь.
За спиной двух незнакомцев один из агентов произнес: “Психи!”. Снелл кивнул.
— Так чего же вы не идете куда шли? — спросил он.
— Как раз идем! — ответил белый.
Агент Оррин Снелл проводил их взглядом.
— Ну и парочка! — ухмыльнулся Снелл, качая головой. — Слышали, как он его назвал? “Папочка”! Ладно, по местам.
Все разошлись. Снелл не удержался и еще раз обернулся на странную парочку — их и след простыл. Пенсильвания-авеню была безлюдна, а спрятаться им было негде. На другой стороне улицы их тоже не было. Он включил рацию.