Глава 35

Едва самолет начал вираж над Сен-Мартеном — живописным франко-голландским островком в Карибском море, — как взору Римо предстала скала Дьявола — черный пик, олицетворяющий зло.

— Вон он! — Римо показал в сторону груды белых камней высоко на выступе, нависающем над заливом.

— Никаких пурпурных птиц не вижу! — засопел Чиун.

Скала Дьявола сильно напомнила ему гору Пэктусан. Но когда таксист доставил их так далеко в горы, как только осмелился, они увидели птеродактилей. По острову уже ходили слухи о том, что бывший обитатель скалы Дьявола, наводящий на всех ужас Голландец, воскрес из мертвых и явился в свой замок уже в качестве привидения. Римо расплатился с таксистом, и они двинулись в горы. С развалин взлетели птеродактили и лениво закружили над окрестностями. На Римо и Чиуна они внимания не обращали. Те уже начали карабкаться по голому склону спящего вулкана.

— Не забудь, — напомнил Римо, — ты уже нанес свой удар, теперь моя очередь!

По мере того как они поднимались, у них в ушах все громче звучали нестройные мелодии — то была музыка Голландца. Небо окрасилось в пурпур, причем более темного оттенка, нежели у птеродактилей. Ископаемые птицы, словно завидуя более яркому цвету, взмахнули крыльями и взмыли ввысь, где и пропали на фоне смыкающегося над головой небосвода.

— Кажется, он решил поразвлечься, — сказал Римо. — Это хорошо. Значит, он не знает, что мы здесь.

— Он ничего не знает, — поддакнул Чиун обеспокоенным голосом. — Гляди!

Над выступом показалась гигантских размеров морда — будто кит выбросился на берег. Чудовище плотоядно обозревало окрестности, прищурив раскосые глаза на рябоватой смуглой физиономии.

— Нуич! — ахнул Римо.

— Послушай... — начал Чиун.

— Отец! Отец! — Голос звучал тонко и грустно, но разносился далеко.

— Это Перселл. Что он задумал? — недоумевал Римо.

Чиун крепко сжал его за запястье.

— Слушай меня, сын мой. Я думаю, нам надо отсюда убираться.

— Ни в коем случае! Там, наверху, Голландец. Я не затем проделал весь этот путь, чтобы ты меня повернул назад.

— Он дошел до предела!

— Это не новость. — Римо вырвал у Чиуна руку, но тот опять схватил ее.

— Ты не понимаешь! Он свихнулся! Понаблюдай. Прислушайся к его музыке!

Лицо Нуича, по-прежнему щерясь безмолвной и хищной улыбкой, поднялось вверх, подобно воздушному шару. Снизу к нему на канатах было привязано человеческое тело, оно казалось совсем крошечным. Шар под названием “Нуич” взмыл высоко в пурпурное небо, там он лопнул и исчез.

— По-моему, он просто играет воображением, — произнес Римо.

— Обрати внимание на небо: оно темно-красное, а это цвет больного разума.

— Вот и отлично! Тем легче с ним будет справиться!

— Но зато ему теперь нечего терять! — предостерег Чиун.

— Если хочешь, Чиун, оставайся здесь. В любом случае, не встревай.

Чиун отпустил руку Римо.

— Очень хорошо. Ты сам это выбрал. Но внизу я ждать не останусь! Я уже однажды ждал у подножия горы Пэктусан. На сей раз я поднимусь со своим сыном на самый верх.

— Очень любезно с твоей стороны.

Римо возобновил восхождение.

Чем выше они взбирались, тем круче становился склон. Было тепло, хотя с моря дул свежий ветер. Внизу, насколько хватало глаз, простиралась голубовато-зеленая гладь, но небо над головами смыкалось все ниже, словно бархатный полог.

Римо первым выбрался на карниз, где лежали развалины замка. Некогда его стены ощетинивались зубцами до самых небес, ныне уцелела одна-единственная башня, а остальные обрушились и лежали в руинах, подобно городу, покинутому жителями много тысяч лет назад.

Посреди развалин расхаживал Голландец. Он был в своем неизменном пурпурном наряде, волосы его были коротко острижены и стояли торчком, напоминая карикатуру с изображением человека, сунувшего пальцы в электрическую розетку.

Римо вскарабкался на гранитную глыбу и прокричал своему заклятому врагу:

— Перселл!

Тот не ответил. Его внимание приковывало что-то высоко в небе.

Римо поднял глаза — высоко над головой в утреннем небе сияла Венера, как бриллиант в шкатулке ювелира.

Чиун встал у Римо за спиной.

— Что он делает? — спросил он.

— Понятия не имею! Просто смотрит на небо.

— Нет, не на небо, а на звезду.

Голландец обличающе воздел к яркому пятну утренней звезды указательный палец.

— Взрывайся! Почему ты не взрываешься?

— Ты прав, — сказал Римо. — У него совсем крыша съехала.

— Мы должны его остановить! — объявил Чиун.

— Это моя идея! — решительно возразил Римо и двинулся вперед.

Чиун поспешил за ним следом.

— Нет, только не из мести! Не забывай о других его способностях! Он ведь не только на иллюзии мастер!

— Верно, еще он умеет вызвать пожар или взрыв, для чего ему достаточно одной силы воображения.

— А сейчас он пытается силой воображения взорвать Венеру.

— Неужто получится? — Римо вдруг остановился. Мысль о том, что может произойти, лишила его прежней решимости.

— Мы не можем стоять тут и ждать. Если у него это выйдет, он не остановится на Венере. Он уничтожит все до единой звезды в небе, пока вся наша Земля не погрузится в вечное безмолвие. Тогда он уничтожит и Землю тоже. Мне известно, что значит помешательство. Он наделен большой властью, Римо, против которой наши с тобой жизни — ничто. Скорей!

Мастер Синанджу устремился вперед, но Римо его опередил.

— Перселл! — проревел он. Голос его эхом отдавался от каменных развалин. — Перселл! Отвлекись — я пришел за тобой!

Голландец обратил к нему свои неестественно-голубые глаза. Было такое впечатление, что он их с трудом сфокусировал.

— Через минуту я буду твой, мой давнишний враг! Оказывается, для того чтобы разрушить звезду, требуется больше усилий, чем я думал.

— У тебя нет этой минуты! — Римо спрыгнул с камня вниз.

— Бери его спереди! — бросил Чиун, а сам стал заходить сзади.

Голландец растерялся и решил отбить сначала Чиуна. Но Римо оказался проворнее: он сгреб Голландца двумя руками, ухватившись за подмышку и ногу, и крутнул его в воздухе, как веретено. Тот умудрился остановить свой немыслимый пируэт, выставив вперед руку и схватив Римо за горло. Тем самым он сообщил Римо свою инерцию, и тот с размаху влетел в полуразрушенную башню.

— Я сильнее тебя! — возвестил Голландец, поднимаясь с земли. Его слегка пошатывало. — Я Голландец! Мне достаточно мысленного усилия, чтобы уничтожить Вселенную!

Мастер Синанджу видел, что Римо лежит без движения. Жив он или уже нет — на выяснение сейчас не было времени. Чиун бросился на Голландца: настал черед четвертого удара.

Голландец развернулся и, слегка присев, принял боевую стойку. Но Чиун не стал занимать оборону. Пускай себе бьет — Мастер Синанджу все равно нанесет свой последний удар.

Нога Чиуна опустилась Голландцу на колено в тот самый момент, как ладонь Перселла наотмашь пришлась Чиуну в висок. От удара Чиуна развернуло. Оба упали.

— Ты, кажется, решил занять сторону Шивы? — сказал Голландец, силясь подняться. — Не стоило тебе этого делать! Ты мог бы стать отцом самому богу! — И Голландец отвернулся от распростертого тела Чиуна, вновь обратив взор на манящую утреннюю звезду, Венеру.

Чиун видел, как он воздел руки к небу — сначала словно в мольбе, затем все более гневаясь. Лицо его исказилось гримасой ярости. Было такое впечатление, что небо содрогнулось.

В этот миг раздался другой громоподобный голос. Это был единственный голос, которого Мастер Синанджу по-настоящему страшился.

— Я Шива, Разрушитель, Шива-Дестроер! Смерть, ниспровергатель миров. Мертвый ночной тигр, возрожденный искусством Мастера Синанджу!

Мастер Синанджу улыбнулся зловещей улыбкой. На остатках крепостной башни стоял Римо Уильямс, держа над головой камень величиной с приличный автомобиль.

— Что за падаль пытается мне угрожать? —вещал Римо голосом Шивы.

Тяжеленный обломок гранита просвистел в воздухе со скоростью пули. Голландец, однако, успел совершить кульбит и приземлился на камень через миг после того, как тот опустился на его место.

— Как ты неловок! — прокричал он, но в это мгновение в воздухе был уже сам Римо.

Он на огромной скорости обрушился на противника, и они сцепились. Они упирались, как борцы на ковре, от натуги кровь прихлынула обоим к щекам. По запаху пота, распространившемуся от места схватки, Мастер Синанджу понял, что в дело пущена нечеловеческая сила. Под ногами у соперников задрожала и прогнулась земля.

Мастер Синанджу отполз подальше от образовавшейся трещины. Он с трудом поднялся на ноги и укрылся у стены разрушенного замка.

То была битва земных богов. В ней не было места обыкновенному Мастеру Синанджу. Чиун с тревогой следил за единоборством двух титанов и мысленно молил Бога о том, чтобы ему не пришлось сегодня нести на себе мертвое тело.

Борьба шла не на жизнь, а на смерть. Каждый держал противника за запястье и прилагал все усилия, чтобы повалить его наземь. Они переминались, как кони, пытающиеся сдвинуть чересчур тяжелый воз.

Неожиданно Голландец пнул Римо в подъем ноги. Тот, в свою очередь, ответил подсечкой. Голландец подпрыгнул и выпустил руку Римо из своей, тот же продолжал цепко держать его. Быстрым движением Римо схватил его вторую руку и, когда Перселл приземлился после прыжка, с силой толкнул его. У Голландца подогнулись колени.

— Это тебе за Ма Ли! — злобно выкрикнул Римо.

— Убьешь меня — сам тоже умрешь! — в ярости прорычал Голландец.

Взгляд его стал еще более безумным. Ноги у него дрожали и подгибались все сильнее. Одно колено коснулось земли, и всю ногу прошила боль.

— Нет! — завопил он.

Земля под ногами у них разверзлась еще больше. Из расселины выскочил змей; длиной он был с целый поезд, а толщиной — с большое дерево. Его оранжево-бурое полупрозрачное тело корчилось, как у дождевого червя, а из тяжелой пасти вырывалось желтое пламя.

— Теперь, Перселл, тебе не побороть меня своими трюками! — объявил Римо. — Тебе конец!

— Нет! — закричал Иеремия Перселл. Голос его звучал по-звериному, но в нем слышался страх. Тут и второе его колено опустилось на землю. Это было страшное унижение! — Я сильнее тебя! Могущественнее! Я владею Синанджу лучше, чем ты!

Вокруг заплясали разноцветные вихри и громче зазвучала музыка. Мастер Синанджу руками прикрыл глаза, пытаясь отгородиться от ослепительного сияния. Земля забурлила подобно вулканической лаве. Гранитные блоки встали и на коротких ножках двинулись к центру разрушенной крепости, где противники все еще бились в смертельной схватке. Мастер Синанджу в ужасе смотрел на происходящее, не понимая, что здесь настоящее, а что — обман зрения.

Было похоже, что Римо одерживает верх. Но тут музыка грянула во всю мощь, и Голландец применил удушающий прием. Римо стал хватать ртом воздух и молотить руками. Чиун видел, как Голландец с жестокостью и неумолимостью питона усиливает хватку, как лицо Римо темнеет от лишившейся оттока крови.

— Римо! Не сдавайся! — закричал Чиун.

Он бросился к месту схватки, но был остановлен Голландцем, который одним безжалостным взглядом заставил гранитные глыбы рассыпаться на тысячи осколков перед самым носом у Чиуна. Мастер Синанджу вынужден был вновь отступить под защиту стен, пока каменный град осыпал то, что осталось от древнего замка.

Когда Чиун наконец смог выйти из своего укрытия, он увидел Голландца в позе триумфатора. Держа Римо за загривок, он закричал что есть мочи:

— Я непобедим! Я — Голландец! Нет более могущественного Мастера Синанджу, чем Иеремия Перселл! Ты слышишь меня, Чиун? Ты видишь меня, Нуич, отец мой? Я сильнее всех! Сильнее!

Римо совсем обмяк и не подавал признаков жизни. Сердце у Мастера Синанджу упало.

— Ты не останешься жить и упиваться своей победой! — С этим возгласом Чиун поднялся и двинулся вперед.

— Сильнее всех! — снова крикнул Голландец и, небрежно швырнув бездыханного Римо наземь, распростер руки, словно похваляясь своей победой перед целой Вселенной.

Он запрокинул восторженное, почти блаженное лицо, и его взору предстала насмешливая утренняя звезда на пурпурном небосклоне.

— Сильнее всех... — прошептал он и направил всю свою энергию в одну точку.

Чиун ловко перепрыгнул через камни и устремился к Голландцу, не спуская глаз с его исполненной высокомерия фигуры, но не успел: вновь зазвучала музыка, и высоко в небе маленькая серебристая точка Венеры стала расти и расти, пока вершина горы не озарилась ослепительным светом.

Голландец торжествующе воздел кулаки.

— Сильнее всех!

Музыка зазвучала совсем нестерпимо, и под ногами его земля встала дыбом.

— Нет! — успел крикнуть Чиун, но было уже слишком поздно. Голландец провалился в разверзшийся кратер, и снизу донесся его прощальный вопль:

— Сильнее всех! Сильнее! Сильнее!

Вслед за ним стал падать и лежавший без движения Римо Уильямс. Когда обоих поглотила бездна, земля опять сомкнулась, и вокруг воцарилась могильная тишина. Смолкла и музыка.

Чиун бросился к тому месту, где только что была расщелина, и стал отчаянно рвать землю пальцами.

— Римо! Сын мой! — Он царапал ногтями землю, но она сомкнулась намертво.

Мастер Синанджу поник головой и долго сидел неподвижно. Потом он нацарапал на земле знак — разделенную надвое трапецию, символ Синанджу. Пусть им будет отмечено место последнего успокоения двух белых Мастеров Синанджу, на которых прервется династия.

С выражением покорности Мастер Синанджу поднялся, отряхнул землю со своего кимоно и тихонько прочел заупокойную молитву, затем повернулся, чтобы покинуть скалу Дьявола. Он вдруг обнаружил, что идти с пустыми руками еще тяжелее, чем нести на себе тело сына, ведь это означало оставить его здесь навеки.

Он вышел из крепости, и тут его остановил знакомый голос:

— Решил без меня уйти, папочка?

Чиун развернулся. От удивления морщины на его лице разгладились.

— Римо! — ахнул он. — Римо, сынок! Ты жив?

— Более или менее, — небрежно бросил тот. Лицо его было в поту и пыли, под мышкой он держал безжизненное тело в пурпурном шелке. Руки Перселла были связаны желтым кушаком.

— Но я видел, как вы оба провалились под землю!

— Это были не мы, — сказал Римо.

Он попробовал изобразить улыбку, но Чиун видел, что это дается ему с трудом. Мастер Синанджу подошел к Римо и пощупал его — сначала руку, потом лицо.

— Ты настоящий? Не жестокое видение, призванное усугубить мое горе?

— Настоящий!

— Но я видел, как этот негодяй тебя поборол!

Римо покачал головой.

— Ты видел то, что было у Голландца в воображении, что он хотел тебе внушить. Ты оказался прав, Чиун: он окончательно свихнулся. Помнишь тот момент, когда свет стал совсем нестерпим?

— Да.

— Вот тогда я его и сломил. И он это понял. Мне кажется, в тот момент он и спятил окончательно. Он понял, что не сможет победить. Мне это тоже было ясно. Он стоял на коленях — и вдруг обмяк. И тут же на его месте возник другой Голландец и другой я, и они стали биться. Когда я понял, что произошло, то отошел в сторону и так же, как ты, наблюдал.

— А бездна?

— Очередная игра воображения. Впрочем, в каком-то смысле ее можно считать реальной — это была бездна безумия, навсегда поглотившая Голландца. Единственное, что я сейчас твердо могу сказать: вот я, а вот — он.

— Он не умер? — удивился Чиун.

— Можно считать, что умер.

Римо положил Перселла на камень. Тот едва дышал, а в глазах еле-еле теплилась жизнь. Губы его шевельнулись.

— Он хочет что-то сказать, — заметил Чиун. Римо приник к кривящемуся рту Голландца.

— Я победил. Несмотря ни на что!

— Не дождешься! — сказал Римо.

Прежде чем в глазах его потух последний свет разума, Голландец резко выпрямился, как от разряда электрического тока.

— Теперь вам ни за что не спасти кандидатов в президенты! — И снова обмяк.

Чиун внимательно его осмотрел.

— Жив. Но судя по глазам, рассудок оставил его.

— Он больше не представляет для нас угрозы. Кажется, мне это удалось! Я остановил Голландца, а сам остался цел!

— Не будь таким хвастуном! Последнее слово еще может быть за ним.

— Если мы торопимся, — сказал Римо, сгребая Перселла, — не будем тратить зря время!

— Нет! — остановил его Чиун. — Вниз его понесу я. Я столько лет ждал искупления!

Они покинули скалу Дьявола, а высоко в безмятежном небе им светила ясным светом утренняя звезда.

Глава 36

Последние перед голосованием теледебаты двух претендентов транслировались в прямом эфире из студии на Манхэттене всеми без исключениями каналами. После того как ведущий представил кандидатов, вице-президент произнес вступительное слово, которое завершил уверением в том, что в случае его избрания все тайные операции американских спецслужб будут свернуты.

Губернатор Майкл Принсиппи начал свое выступление с того, что пообещал не оставить в федеральном бюджете ни одной закрытой статьи.

Посреди его речи все телевизионные экраны в Соединенных Штатах погасли.

Служба безопасности перекрыла на телестудии все входы и выходы. По периметру здания вместо обычных цементных блоков стояли бронированные лимузины — бампер к бамперу. Охрана была готова ко всему.

Ко всему, кроме поджарого белого мужчины и сухонького азиата, которые разом выскочили из подъехавшего такси, перемахнули через лимузины и, не спрашивая разрешения, промчались мимо охранников.

— Стоять! — раздалось им вслед вместе с предупредительными выстрелами.

— Нам некогда! — на ходу бросил белый, и они вдвоем скрылись за углом, на какую-то долю секунды опередив пули.

При входе в студию стояли двое других агентов безопасности, они отреагировали на вторжение молниеносно и ринулись на незнакомцев, однако немедленно были повергнуты в глубокий сон мимолетным движением ловких рук.

Римо Уильямс ворвался в студию. Три камеры перемешались взад-вперед, показывая кандидатов в президенты с разных ракурсов. В студии было некоторое количество зрителей — в основном тщательно отобранные представители прессы.

— Начнем с камер! — крикнул Римо. — Это не должно попасть на экраны!

— Конечно, — согласился Мастер Синанджу.

Они бросились каждый в свою сторону и быстро отключили питание. В режиссерской все пришли в оцепенение: экраны мониторов разом погасли.

— Опять вы! — От изумления вице-президент подскочил до потолка.

— Потом, потом! — торопливо буркнул Римо и с такой силой сдернул его со стула, что прикрепленный к лацкану пиджака микрофон отлетел.

— Что мы тут ищем? — спросил Чиун, проделав то же самое с губернатором Принсиппи.

— Понятия не имею! Бомбу. Да что угодно! — рявкнул Римо, отрывая стул от пола. — Здесь чисто.

Он отшвырнул стул в сторону.

— Бомбу?! — изумился режиссер.

Мгновенно в студии возникла паника. Все устремились к выходу, и людская волна отсекла охранников от дверей.

— Есть что-нибудь? — перекрывая шум голосов, спросил Римо.

— Нет! — прокричал в ответ Чиун, взламывая половицы подиума. Они разлетались в стороны с легкостью зубочисток.

Римо в отчаянии огляделся. Яркий свет софитов мешал ему смотреть. До него доносились испуганные голоса бросившихся к выходу людей и отчаянные приказания охранников, тщетно пытающихся расчистить себе путь. Все три камеры слепо смотрели на него, и вдруг одна двинулась вперед.

В первый миг у Римо мелькнула мысль, что бестолковый оператор, по-видимому, не понял, что питание отключено, но тут в камере что-то щелкнуло, и из-под объектива высунулась металлическая трубка.

— Автомат! — успел крикнуть Римо.

Мастер Синанджу рванулся к повергнутым в смятение кандидатам в президенты и повалил их на пол. Римо сделал сальто, увернулся от пуль тридцатого калибра и приземлился четко на ноги. Камера двинулась к трем вжавшимся в пол фигурам и нацелилась пониже.

Римо прыгнул. Времени для раздумий не было.

У него за спиной студийный занавес повис лохмотьями под градом пуль, которые летели все ниже и ниже.

Херм Аккорд решительно орудовал своей “камерой”. Он не сомневался, что поджарого парня в белой футболке он снял. А где остальные? Нелегкое, оказывается, дело — управлять студийной телекамерой. Объектив оказался значительно больше, нежели дуло автомата, который он вмонтировал в камеру накануне ночью. Получалось, что обзор у него гораздо шире, чем он мог накрыть автоматной очередью. Это было все равно что целиться в комара через дренажную трубу.

Раздосадованный, он прекратил огонь, высунулся из-за камеры и в каком-то дюйме от себя увидел лицо худого.

— Какого... — начал он, но закончить не сумел, ибо в этот момент наелся собственных зубов.

Он отпрянул и схватился за горло, его стал бить кашель. Он не успел осознать, что один коренной зуб, посланный быстрее автоматной пули, разлетелся у него прямо в гортани. Его это уже не волновало: он видел только тянущуюся к его лицу руку. Она приняла угрожающие размеры — и свет для Херма Аккорда, как и для всей Америки в тот вечер, погас.

Римо не стал проверять рухнувшее на пол тело, а скорее бросился к Чиуну. Тот как раз помогал вице-президенту подняться.

— Благодарю вас.

Вице-президент еще не отошел от шока.

— За нас обоих! — поддакнул губернатор Принсиппи.

— Похоже, мы подоспели вовремя, — вставил Римо.

— Синанджу всегда успевает вовремя, — уточнил Чиун.

— Надо убираться, — сказал Римо и бросил взгляд на дверь, откуда доносились отчаянные вопли охранников, грозящих пустить в ход оружие, если путь не будет очищен немедленно. — Но вы можете быть спокойны: больше покушений не будет. Мы разобрались с тем типом, который это устроил.

— Думаю, губернатор меня поддержит, если я скажу, что мы благодарны вам за помощь, — от души сказал вице-президент, застегивая пиджак.

— Поблагодарите Смита, — посоветовал Римо. — Это в его ведении. Чтоб вы знали: мы снова в строю.

— Благодарю за службу! — сердечно произнес вице-президент.

— И забудьте Адониса. Он был в числе заговорщиков.

— Ничего не понимаю! — пробормотал губернатор Принсиппи, озираясь по сторонам. — Где же мой ниндзя? Он сказал, что всегда будет рядом, даже если я этого не буду знать. Мне надо было только свистнуть.

— А вы свистнули? — вежливо осведомился Чиун.

— Честно говоря, нет. Мне было не до этого.

— Это все равно бы не помогло, — заверил Чиун. — Всем известно, что у ниндзя отсутствует музыкальный слух.

Губернатор Принсиппи заложил в рот два пальца и издал пронзительный свист.

— Никого! — разочарованно протянул он.

— Вот видите? — обрадовался Чиун. — Запомните, Синанджу вам не придется вызывать свистом. Достаточно позвонить по телефону.

И Римо с Чиуном растворились в кишащей у дверей толпе. Хотя толчея напоминала часы пик в нью-йоркском метро, они каким-то чудом просочились через толпу под самым носом у обезумевших охранников.

Когда служба безопасности пробилась наконец в студию, им предстали оба кандидата в президенты, спокойно прилаживающих свои микрофоны.

— Вы немного припозднились! — самодовольно произнес вице-президент. — Может, ребятки, раз уж вы здесь, возьмете на себя труд убрать это тело? А то нам надо дебаты закончить.

Телеэкраны по всей Америке снова ожили. Ведущие неуверенно мямлили что-то по поводу технических неполадок. Когда же дебаты возобновились, никто не удосужился объяснить телезрителям, почему кандидаты продолжили их стоя и откуда в студийном занавесе столько пулевых отверстий.

Губернатор Принсиппи невозмутимо досказал свою тираду.

— Когда нас прервали, я начал говорить о том, что надо свернуть деятельность тайных служб. Но я должен сразу оговориться, что для определенного рода разведподразделений в моей администрации место будет. Речь главным образом идет о контрразведке. В конце концов, она существует для того, чтобы свести до минимума применение вооруженных сил. Я хочу сейчас публично поблагодарить наших безымянных героев — Томов, Диков и Харолдов, которые неустанно трудятся на этой ниве. Именно им Америка обязана своим могуществом. Вы согласны, господин вице-президент?

— Всем сердцем! — подхватил тот. — Они у нас есть, и честное слово, они нам нужны! Так же, как и Брауны, Джонсы и Смиты, которые ими командуют.

Никогда еще американцы не были свидетелями столь резкого изменения точки зрения. Впрочем, это мало кого удивило. В конце концов претенденты на место в Белом доме — политики.

Доктор Харолд В. Смит следил за теледебатами, находясь в больничной палате. Он один мог предполагать, что произошло в студии в тот момент, когда передача вдруг прервалась. Римо и Чиун — они сделали это. Уже в который раз! КЮРЕ будет жить. Он сам не знал, смеяться ему или плакать.

Прошло два дня. Римо Уильямс оставил машину у железной ограды кладбища Уайлдвуд и прошмыгнул в ворота.

Рядом с ним шагал Мастер Синанджу. В походке Римо чувствовалось нетерпение.

— Смит бы расстроился, если бы узнал, что ты здесь, — предостерег Чиун.

— Это было единственное, что пришло мне в голову в качестве места встречи.

— Смит и так огорчен!

— С чего бы ему огорчаться? Он спас свою шкуру. И Америку тоже спас. В Белый дом приходит новый президент, убежденный в необходимости существования КЮРЕ на вечные времена. Голландец остаток дней проведет в обитой резиной палате в “Фолкрофте”, ковыряя мох из собственного пупка. Никому из нас он больше не страшен. Все наши проблемы позади. Мне не терпится рассказать обо всем Джильде!

— Смит расстроен, потому что, когда к нему вернулось зрение, он прочел контракт.

— Что ты ему подсунул? Удвоил предыдущий тариф?

— Этого было бы мало за то унижение, какому он подверг Мастера Синанджу, когда безбожно сбил цену, а потом и вовсе порвал документ! Я оговорил тройное увеличение оплаты.

— Тогда мне понятно, чем вызвана его печаль. Ты его здорово надул!

— Это было необходимо. Он должен платить Мастеру Синанджу за услуги, за свои неблаговидные поступки в отношении Мастера... а кроме того — за тебя.

Римо остолбенел. Чиун невозмутимо поднял на него глаза.

— За меня?! Ты включил меня в контракт еще на целый год?

— На два. Считай, что это форма страхования от безработицы.

— А у меня совсем нет права голоса?

— Нет. Мастер пока — я, а ты всего лишь ученик. Строго говоря, ты подмастерье, а следовательно, за тебя решаю я. Как всегда.

Римо покрутил головой и зашагал дальше.

— Посмотрим, что скажет Джильда.

— Вот именно, — лицемерно поддакнул Чиун. — Посмотрим, что она скажет.

На могиле с надписью “Римо Уильямс” лежали свежие цветы. Римо остановился.

— Интересно, — сказал он, — кто бы мог принести на мою могилу цветы?

Он нагнулся и поднял букет. Внутри была спрятана записка, она слегка намокла от недавнего дождя.

Римо уронил цветы и стал читать. Письмо было адресовано ему и подписано: “Джильда”.

— Что пишет? — полюбопытствовал Чиун.

— Она не придет, — ответил Римо. — Никогда.

— Ну, это еще как сказать!

— Пока я не брошу свою нынешнюю работу. А она знает, что это единственное, чем я могу заниматься. Она считает, что на этот раз не она меня бросила, а я — ее. И это помогло ей принять решение. Она пишет, что когда увидела, как мы с тобой улетаем в Америку, то ей стало окончательно ясно, что я всецело принадлежу этой работе.