Глава 1

Старый Пул Янг первым заметил странных пурпурных птиц.

Пул Янг сидел на корточках, курил трубку с длинным чубуком и наслаждался последними лучами вечернего солнца, согревающими старческие кости. Трубка помогала ему не заснуть — ведь он был хранителем селения Синанджу, родины солнечного источника боевых искусств, названного по имени деревни. А эта роль — хранителя сонного поселка на берегу Западно-Корейского залива — наводила на него неизбывную скуку.

В Синанджу никогда не появлялся никто из чужих. У деревни не было врагов — их не могли привлечь сюда ни природные богатства, ни заманчивая недвижимость. Синанджу было богато по-своему, только мало кто о том знал. Те же, кто знал, не смели посягнуть на это сокровище: для потенциального грабителя репутация Мастеров Синанджу — династии наемных убийц — ассасинов, насчитывающей несколько тысяч лет, — была более сильным средством устрашения, нежели современная бронетанковая дивизия.

Итак, старый Пул Янг сидел на корточках на солнцепеке и, чтобы не уснуть, курил. Он терпеливо дожидался возвращения Мастера Синанджу и понимал, что в его положении самое страшное — начать клевать носом: стоит заснуть, и в селении непременно найдется доносчик, который запомнит этот роковой день и доложит Мастеру Синанджу, едва тот ступит на берег. Тогда Пул Янгу не избежать наказания, и его место займет кто-то другой. А должность хранителя для любого в Синанджу лакомый кусок, ибо позволяет без зазрения совести предаваться главному занятию всего селения, а именно — беспробудному безделью.

Пул Янг смотрел, как солнце переваливает за вздымающиеся валы и опускается между двумя скалами на берегу, называемыми Пиками гостеприимства. Океан окрасился в красный цвет. Больше всего Пул Янг любил это время суток: закат означал приближение вечерней трапезы.

В тот момент, как солнечный диск коснулся воды, у Пул Янга погасла трубка. Старик пробормотал себе под нос проклятие, ибо для того, чтобы заново раскурить трубку, требовалось приложить немало усилий. Чубук имел длину более четырех футов. Сначала надо открутить саму трубку, потом встать и пройти к одному из костров за углем для раскуривания.

Старику Пул Янгу не суждено было этого сделать. Внимательно оглядев свою трубку, он поднял глаза и тут заметил птиц. Их было две, они парили над селением, описывая широкий круг. Поначалу Пул Янгу показалось, что птицы совсем близко: размах их крыльев был огромен. Но, вглядевшись получше, он понял, что птицы находятся высоко в небе. Это еще сильней встревожило старика. Птицы были так высоко, что казались совершенно черными на фоне неба, но все равно они были гигантских размеров.

Старик решил, что это скорее всего цапли: у них были длинные клювы и длинные шеи, как у цапель, и крылья тоже напоминали крылья цапель. Но Пул Янга озадачили их слишком большие размеры.

Он поднялся во весь рост и кликнул односельчан. Пул Янг назвал их “вы, лентяи”: просидев весь день ничего не делая, он находил в этом некоторое самоутверждение.

— Смотрите! — крикнул он, показывая рукой на небо, так что трубка его закачалась.

Селяне оторвались от приготовлений к ужину, подняли глаза к небу и тотчас увидели лениво парящих птиц, которые кружили так высоко, что их черные очертания казались расплывчатыми.

— Что это? — раздался испуганный голос.

Второй в селении по старшинству после Мастера Синанджу, Пул Янг сейчас не знал, что ответить.

— Это знамение, — наконец громко объявил он.

— Знамение чего? — уточнила Ма Ли, нареченная следующего Мастера Синанджу. Она была совсем юной, ее невинное личико обрамляли блестящие черные волосы.

— Знамение зла, — глубокомысленно изрек Пул Янг.

Он знал, что одно дело — чего-то не знать, и совсем другое — в том публично признаться.

Селяне сгрудились вокруг сокровищницы Синанджу, дома из ценных пород дерева, построенного на невысоком холме посреди деревни, — в их глазах он символизировал надежность и безопасность. Все как один смотрели на зловещих птиц. Тонкий сияющий край солнечного диска скрылся в океане, окрасив воду в кровавый цвет. Было похоже, что птицы тоже начали опускаться.

— Они снижаются, — произнесла Ма Ли, широко раскрыв глаза.

— Да, — подтвердил Пул Янг.

Теперь лучше было видно, какого они цвета: птицы были пурпурно-розовые, как внутренности свиней, которых жители Синанджу откармливали на мясо.

— У них нет перьев, — прошептала Ма Ли.

Это была сущая правда: у загадочных птиц не было оперения, у них были большие крылья, как у летучих мышей, — кожистые пурпурные крылья, они трепетали и складывались, по мере того как птицы снижались, а продолговатые острые морды поворачивались набок, пытаясь разглядеть, что там внизу. Глаза у них были ярко-зеленые, как у ящериц. Да, это точно были не цапли.

Первыми бросились наутек ребятишки. Разумеется, за ними с криками последовали мамаши, и только потом побежали мужчины. Началось паническое бегство по единственной тропе, что вилась между скал и исчезала вдалеке.

Старый Пул Янг повернулся к Ма Ли.

— Ступай, дитя мое, — дрожащим голосом произнес он.

— И вы тоже! — воскликнула девушка, потянув его за тощую руку.

Пул Янг вырвал руку, уронив при этом трубку.

— Нет! Нет! — наотрез отказался он. — Ступай! Беги отсюда!

Ма Ли посмотрела на пурпурных птиц и попятилась.

— Ну, пожалуйста! — взмолилась она.

Пул Янг упрямо отвернулся. Тогда Ма Ли повернулась и побежала вслед за остальными.

Старый Пул Янг остался один. Он прижался к стене сокровищницы в надежде, что в тени загнутых скатов крыши гигантские птицы его не заметят.

Птицы устремились вниз к Пикам гостеприимства. Пул Янг мог разглядеть их огромные крылья — блестящие, как те пластмассовые игрушки, какие иногда привозят детям из города. Потом они приземлились, каждая — на свои пик, сложили крылья вдоль гладких тел и стали похожи на застывшие в скорби фигуры. Высотой они были в три человеческих роста.

Пул Янг приник к земле. Он остался один, и зловещие зеленые глаза загадочных птиц — или не птиц? — были устремлены прямо на него. Они не двигались, они просто смотрели на него. Солнце окончательно скрылось за горизонтом, бросив последние лучи на пурпурных чудовищ.

Старый Пул Янг был преисполнен решимости не покидать свой пост. Это его долг, и он исполнит его до конца. Он останется, и ни у одного деревенского стукача не будет повода шепнуть Мастеру Синанджу, что хранитель Пул Янг пренебрег своей священной обязанностью.

Спустилась ночь. Загадочные птицы превратились в две глазастые тени. Глаза на их костлявых мордах не мигали, они таращились на Пул Янга с таким видом, словно вознамерились сидеть и смотреть так целую вечность.

Пул Янг стиснул зубы, чтобы не стучали. Пускай себе пялятся. Могут смотреть хоть до скончания века — Пул Янг не оставит свой пост. Все же он жалел, что не сходил к костру за углем, а самым большим его желанием было, чтобы трубка дымила вечно. Если бы она не потухла, Пул Янг, быть может, не поднял бы глаза к небу и не увидел кружащих над селением птиц. Будучи суеверным, он думал, что птицы опустились потому, что он их заметил: в этом его убеждал немигающий взгляд их змеиных глаз.

Пул Янг скрылся за дверью сокровищницы и смежил веки.

Когда взошла луна и залила берег спокойным светом, Пул Янг не удержался и посмотрел туда, где сидели птицы, дабы убедиться, что они еще там.

По скалистому берегу протянулись длинные тени — то были тени Пиков гостеприимства. И тут Пул Янг заметил, что птицы, по-прежнему сидящие на вершинах скал, теней не отбрасывают.

Вскрикнув от испуга, Пул Янг бросился бежать — прочь от сокровищницы, прочь от своего почетного поста, а главное — прочь от сковавшего его душу страха. Он устремился в ту же сторону, куда до этого скрылись все остальные.

Пул Янг бежал не оглядываясь — он боялся, что зловещие птицы станут его преследовать.

Лунный свет преобразил селение Синанджу в безмятежно-мирный ландшафт. В эту тишину и покой сейчас шагнул человек.

Это был белый, с привлекательным лицом, которое только-только начинало приобретать угловатые черты зрелого мужчины. Ветер с моря трепал его длинные белокурые волосы. На нем было одеяние из пурпурного шелка, перехваченное в поясе желтым кушаком. Он ступал в сандалиях по тропе, и рептилии, словно в испуге, расползались в стороны.

Не оглядываясь, он мягкой, кошачьей походкой продвигался от скал через селение, мимо неостывших котлов с приготовленным на всю деревню ужином, источающих аппетитные ароматы, пока не очутился перед дверью сокровищницы, называемой Домом Мастеров.

Дверь была на замке. Она была заперта не на висячий замок и не на ключ, а на хитроумный набор деревянных засовов, умело спрятанных в дверной коробке из тиковой древесины. Человек протянул обе руки и разом надавил на две крошечные панели. Что-то щелкнуло, и потайной механизм соскочил с крюка. Незнакомец опустился на колени и вытащил узкую деревянную планку, которая шла поперек двери. Обнажился деревянный штифт в углублении. Он аккуратно вынул его.

Незнакомец поднялся и толкнул дверь. В нос ему ударил запах плесени и свечей. Перед тем как войти, он тщательно вытер ноги: никто не должен знать, что он был здесь.

Белый человек оглядел комнату. Лунный свет проникал через окна, отбрасывая неясные тени, заставляя мерцать штабеля золотых слитков и заполненные доверху сосуды с драгоценными камнями.

Белый человек не стал ничего трогать — ему не нужны были сокровища. Его не волновало никакое золото мира. Да и не до денег теперь. Надо спешить! Он шагнул в соседнюю комнату, куда уже не проникал никакой свет, и презрительно скользнул взглядом по незажженным напольным светильникам. Они интересовали его еще меньше, чем сокровища Синанджу.

В комнате в беспорядке были составлены лакированные сундуки. Он опустился перед ними на колени и стал по очереди поднимать крышки.

Свитки оказались в четвертом по счету сундуке. Он осторожно вынул один и развязал золотой шнурок. Пергамент разворачивался с трудом. Он прочел иероглифы в заглавии — здесь описывалась древняя Месопотамия. Его же интересовали более свежие записи.

Присев на голый пол красного дерева, белый человек с длинными русыми волосами осторожно разворачивал один свиток за другим, пока не напал на то, что искал. Он читал не торопясь, зная, что у него впереди вся ночь.

Прочитав все интересующие его свитки, он достал из-за желтого кушака бумагу и ручку и стал писать, то и дело сверяясь с хрониками. Он писал письмо. Затем он переписал его слово в слово, изменив лишь обращение, после чего бережно завязал все свитки и вернул в лакированный сундук.

Он встал. Глаза его светились неоновым светом. Удалось! Никто не узнает, что он здесь побывал. Даже сам Мастер Синанджу!

Теперь у него в руках два письма, в которых перечислены все секреты правящего Мастера Синанджу. Осталось только отправить их по назначению. И подписать — он ведь их не подписал!

Ощутив внезапный прилив вдохновения, блондин поставил под каждым письмом одно только слово: “Тюльпан”. Выходя, он привел механизм запирания дверей в первоначальное положение.

А потом он исчез на тропе, ведущей к морю, прошел мимо Пиков гостеприимства, ожидающих восхода во всем своем грозном величии, и еще долго после того, как он удалился, змеи не смели выползать из нор.

Глава 2

Его звали Римо. Он безуспешно пытался поймать ненавистную муху парой палочек для еды.

Римо сидел посреди комнаты, в которой провел последний год. Он был совершенно неподвижен, поскольку знал, что если шевельнется, то спугнет муху. Он просидел без движения уже больше часа. Беда в том, что муха тоже не двигалась с места, она словно приклеилась к оконному стеклу. Римо подумал, уж не уснула ли она. А вообще, мухи спят?

В комнате были голые стены бежевого цвета; телевизор и видеомагнитофон стояли прямо на полу, а в углу лежал матрас. Перед Римо был маленький столик, на нем — миска с остатками его последней трапезы — это была утка под апельсиновым соусом. Римо намеренно не убирал тарелку, рассчитывая таким образом привлечь муху, но ту еда нисколько не интересовала.

Конечно, Римо мог подняться и подскочить к окну с такой молниеносной быстротой, что никакая муха не успеет среагировать. Пока ее глаза в форме многогранника будут фиксировать его присутствие, Римо уже сто раз успеет ее прихлопнуть. Но он не хотел убивать муху: он хотел поймать ее живьем — зажать между двумя палочками для еды, которые держал в руке.

Наконец муха пошевелилась, покрутилась на своих многочисленных лапках, отряхнула крылышки и взлетела. Римо заулыбался. Теперь у него есть шанс.

Муха была жирная и черная, она летела совершенно бесшумно. Описав петлю вокруг Римо, она уселась на край тарелки с остатками утки. Римо дал ей время устроиться поудобнее, а сам осторожно развел в пальцах палочки для еды.

И тут вдруг открылась дверь, и муха вспорхнула. Рука Римо уже была приведена в действие, и палочки звонко щелкнули.

— Получилось! — воскликнул Римо и поднес палочки к глазам.

— Что там у тебя получилось? — спросил Чиун, правящий Мастер Синанджу. Он стоял в дверях комнаты, облаченный в кимоно канареечного цвета с расширяющимися книзу рукавами, очень старый человек с очень молодыми карими глазами на лице, которое словно сошло с какого-нибудь египетского папируса. Жидкие волосенки жалкими клочками висели у него над ушами и под подбородком.

Римо вгляделся получше — его палочки для еды захлопнули воздух. Он нахмурился.

— Ничего, — грустно ответил он.

Муха описывала круги под потолком.

— Этим старым глазам так и почудилось, — отозвался Чиун.

— Ты не мог бы закрыть дверь, папочка?

— Зачем?

— Чтобы муха не улетела.

— Конечно, сын мой, — дружелюбно согласился Чиун и исполнил просьбу.

Мастер Синанджу замер и склонил голову набок, наблюдая за тем, как Римо следит за мухой, стараясь не делать лишних движений. Палочки для еды он держал наготове.

Муха описала петлю, спустилась ниже и с любопытством облетела вокруг Римо.

— Бедняга, — вздохнул Чиун.

— Тшш! — зашипел Римо.

— Пожалей муху! Она голодна.

— Тихо!

— Если бы ты не сидел как истукан, она отличила бы тебя от объедков, — продолжил Чиун. — Хе-хе! Тогда она бы быстро насытилась. Хе-хе-хе!

Римо испепелил его взглядом, но Чиун не обратил на него никакого внимания, а напротив, порылся в кармане кимоно и выудил оттуда горсть орешков кешью. Положив в рот орешек и разжевав его с таким тщанием, словно это был кусок мяса, он принялся за следующий.

Римо не сводил глаз с мухи, которая, как по невидимой спирали, спускалась к тарелке. Мастер Синанджу положил орешек на указательный палец и медленно приподнял руку, щурясь на муху. Когда она уже почти примостилась на край тарелки, он щелчком запустил в нее орешком. Одновременно взметнулась и рука Римо.

— Есть! — крикнул он и встал. — Взгляни-ка, папочка! Мастер Синанджу поспешил к Римо.

— Дай посмотреть, Римо! — сказал он. — О, какой ты молодец!

— Благодарю, — ответил Римо, стараясь не зажать муху палочками слишком сильно. — Мало кто сумеет вот так поймать муху за крыло, да?

— Да, немного, — с добродушной улыбкой согласился Чиун. — И ты не из их числа.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Посмотри получше, слепец!

Римо пригляделся — в палочках для еды был зажат твердый коричневый предмет, не имеющий крыльев. Римо уронил его в ладонь.

— Это еще что такое? — удивился он.

— Понятия не имею, — ответил Чиун, продолжая жевать орешки. — Не хочешь? — Он вежливо протянул руку Римо.

До Римо дошло, что он поймал палочками один такой орешек. Он отшвырнул его.

— Зачем ты это сделал, Чиун?! — сердито набросился он на старика. — Я почти ее поймал.

— О, какое разочарование! О, какая неудача! — насмешливо пропел Мастер Синанджу. — Может, мне лучше уйти, чтобы ты мог покончить с собой, не вынеся позора?

— Прекрати! — оборвал Римо и опустился на матрас.

Мастер Синанджу подошел к окну. Потом он вернулся к Римо, отвесил ему глубокий поклон и протянул руку.

— Что все это значит? — кисло отреагировал Римо.

— Вот предмет твоего вожделения, несчастный! — ласково произнес Чиун. На его сморщенной ладони недвижно лежала муха.

— Черт с ней, — досадливо произнес Римо. — Она мне больше не нужна. Она сдохла.

— Отнюдь, — возразил Чиун. — Она только оглушена. Я мух не убиваю.

— Ага, кроме как за деньги.

— Причем с предоплатой, — с улыбкой согласился Чиун. — Так ты отказываешься от моего скромного дара?

— Отказываюсь.

— А минуту назад ты так хотел поймать это несчастное насекомое!

— Я хотел сделать это сам! — раздраженно сказал Римо.

— Да пожалуйста! — воскликнул Чиун и подбросил муху вверх. Она расправила крылышки и несколько неуверенно описала круг. — Сколько душе твоей угодно.

— Ладно! — Римо ожил. — Только сиди тихо, пока я с ней не расправлюсь.

— Пока ты с нею расправляешься, как ты это называешь, позволь мне с тобой поговорить, сын мой.

— О чем же? — сквозь зубы процедил Римо. Он снова принял позу лотоса и окаменел, словно изваяние.

— Я потратил бесчисленные годы моей жизни на обучение белого человека чудесному искусству Синанджу, и что же? Я вхожу к нему в комнату и застаю его за совершенно бессмысленным занятием!

— Это не бессмысленное занятие. Это проверка мастерства — поймать муху палочками для еды. Самое главное — при этом ее не покалечить, понимаешь?

— Расскажи, расскажи! — произнес Чиун с деланным американским акцентом.

— Идею я почерпнул из фильма, который взял напрокат.

— Что еще за фильм? — с неподдельным интересом спросил Мастер Синанджу.

— Да вот этот.

Римо едва заметным движением тронул лежащий на полу пульт управления. В углу комнаты включился телевизор. Римо нажал еще одну кнопку — и заработал видеомагнитофон. Мастер Синанджу с нахмуренным лицом стал смотреть кино. Это была какая-то сцена из середины фильма: потный подросток полировал машину.

— Это Смит мне посоветовал, — признался Римо. — Он говорит: этот фильм ему напоминает нашу с тобой историю.

— Как это? — не понял Чиун.

— Там про итальянского мальчишку из Ньюарка, который знакомится со стариком-японцем, и тот обучает его каратэ.

Чиун сплюнул себе под ноги.

— Каратэ украдено у нас. Это не Синанджу!

— Я и не говорю. Но обрати внимание на совпадения: я тоже из Ньюарка.

— Это заслуга твоей матери, кто бы она ни была.

— Потом, Римо — итальянское имя. Я вполне мог бы быть итальянцем, как этот пацан в картине.

— А фамилия твоя — Уильямс. Совсем не итальянская!

— Да, но Римо — итальянское имя. Я понятия не имею, кто были мои родители, но тот факт, что меня назвали итальянским именем, что-нибудь да значит!

— Он значит только, что твои родители не сумели подобрать тебе достойного имени!

Римо нахмурил брови.

— Я бы просил тебя не говорить в таком тоне о моих родителях, — сказал он. — Может быть, они были хорошими людьми. Откуда мы знаем?

— Иногда лучше не знать — меньше разочарований!

— Я могу рассказывать дальше? Так вот, этот парень перебирается в Калифорнию и знакомится там со старым японцем — вроде тебя.

— Покажи мне этого старого японца! — попросил Чиун.

Римо убедился, что муха опять уселась на окно, и позволил себе шевельнуться. Он поднял с пола пульт и промотал пленку до того места, где появляется знаменитый актер восточных кровей.

— Видишь? — спросил он. — Вот он. Я же тебе говорю: он даже внешне на тебя похож.

Заметив презрительный взгляд Чиуна, Римо поспешил уточнить:

— Ну, немножко, конечно. Глаза похожи.

— Его глаза похожи на глаза японца, — фыркнул Чиун. — Если бы у меня были такие глаза, я бы выдрал их своими руками и раздавил каблуком.

Римо вздохнул.

— Ладно. В общем, он учит этого парня каратэ, и тот потом выигрывает в крупных соревнованиях.

— И чем же это похоже на нас? Мы в игры не играем, мы — ассасины! Я обучил тебя искусству Синанджу, от которого произошли все другие боевые искусства — причем путем бессовестного воровства! Я сделал из тебя ассасина. Я превратил твое тело в самый тонкий инструмент, какой только можно себе представить. Конечно, я сделал бы то же самое и с твоим разумом, но ты — белый, а мне не вечно жить на этом свете!

— Спасибо большое, — вставил Римо.

— Не за что. Сейчас я только рад, что решил не заниматься твоей головой, в которой происходит явная неразбериха. К примеру: я прошу тебя объяснить мне твое странное поведение, а ты рассказываешь мне убогий сюжет какого-то фильма. А я все еще жду вразумительного ответа!

— Я как раз к этому подошел.

— Мне уже за восемьдесят, так что поторопись!

— Этот японец, в частности, научил мальчишку ловить муху палочками для еды. В каратэ это будто бы считается признаком большого мастерства. Так вот, сам японец этому так и не научился за всю свою жизнь, а у парня получается всего через несколько уроков.

— Ему причитается конфетка.

— Вот я и подумал, почему бы не попробовать? — сказал Римо.

— Так я и знал, — грустно изрек Мастер Синанджу.

— Что ты знал?

— Что ты деградируешь.

— Вовсе нет!

— Отрицание — первый признак деградации, — серьезным тоном произнес Чиун. — Я тебе сейчас объясню.

— Только шепотом, — сказал Римо, снова подняв вверх палочки для еды, как антенну. — Вот она, опять летит.

— Каратэ из Дома Синанджу похитили корейцы. Разумеется, ленивые южане. Они скопировали движения, короткие пинки и рубящие удары рук. Это было вроде того, как дети играют во взрослых. Но в силу своей бездарности они смогли достичь лишь довольно посредственного уровня, хотя за образец взяли само совершенство. Они научились драться, разбивать доски ребром ладони, а поскольку они сами понимают, что все это не более чем посредственность, то придумали носить разноцветные пояса — чтобы одни думали, что менее посредственны, чем другие. В действительности до Синанджу им всем далеко! И они понимали это с самого начала.

— Эта история мне известна, — отозвался Римо, продолжая следить за мухой.

— Тогда ты должен знать, что ловля мухи с помощью палочек для еды восходит к самым первым дням каратэ.

— Этого я не знал.

— Еще бы! Знай ты это, вряд ли стал бы меня позорить, пытаясь воспроизвести движения посредственных каратистов.

— А мне кажется, это неплохое испытание на ловкость. Мне просто хочется проверить, получится у меня или нет. А что ты имеешь против?

— Каратисты пытались перенять искусство Синанджу и в другом плане, — продолжал Чиун, а упрямая муха опять зависла над тарелкой. — Они тоже пробовали пойти на службу к императорам и королям в качестве телохранителей. И многие из них убедились, что разбивать ладонью палку — совсем не то, что ломать кости. Из-за своего недомыслия каратисты едва не вымерли.

— Тшш! — прошипел Римо.

Муха вдруг резко изменила направление полета и двинулась прямо на Римо. Тот выбросил вперед руку. Палочки сомкнулись, но щелчка не последовало.

Римо пригляделся: между палочками была зажата муха, отчаянно перебирающая лапками.

— Ну вот! — заулыбался Римо.

— Можешь продолжать, — мягко сказал Чиун.

— Продолжать — что?

— Ну, как же? В твоем фильме наверняка описан и следующий этап.

— Вырезали, должно быть.

— Тогда я тебе помогу, — обрадовался Чиун и придвинулся к Римо. — Поднеси муху к лицу и внимательно следи за нею, чтобы не улетела.

Римо исполнил. Муха жужжала в каких-то нескольких дюймах от его скуластого лица.

— Готов? — спросил Чиун.

— Да.

— А теперь открой рот. Пошире!

Римо разинул рот и озадаченно поднял брови. Чиун своей рукой направил руку Римо ближе ко рту, а сам продолжил рассказ:

— Уцелевшие каратисты отказались от роли ассасинов и вернулись в свои деревни, где стали искать себе новые способы пропитания. Но увы, из них вышли неважные рыбаки и бездарные земледельцы.

— Ты хочешь сказать?..

Старик радостно закивал. Римо поспешил закрыть рот.

Чиун улыбнулся.

— Как думаешь, почему они использовали для этого палочки для еды? Просто это позволяло экономить время.

С гримасой отвращения Римо отпустил муху и положил палочки на тарелку, после чего решительно отодвинул ее от себя.

— Вечно ты устраиваешь мне всякие пакости! — с укором произнес он.

— Это мне благодарность за то, что работаю для тебя почтальоном?

— Чего теперь от меня хочет Смитти?

— Этого я не знаю, — ответил Чиун. — Сегодня письмо из Синанджу.

Римо вскочил, лицо его озарилось радостной улыбкой.

— От Ма Ли?

— Кто же еще станет переводить чернила на ловца мух? — съязвил Чиун, извлекая конверт из необъятного рукава.

Римо с нетерпением выхватил у него письмо. Пергаментное лицо Чиуна недовольно сморщилось.

— Уймись! — фыркнул он. — Она опять задает те же нудные вопросы, что и в двадцати последних письмах. Честно скажи, Римо, как тебя угораздило выбрать в жены такую сварливую женщину?

— Ты читаешь мои письма? — Римо был поражен.

Мастер Синанджу как ни в чем не бывало повел плечом.

— Конверт в пути расклеился. Письмо чуть не выпало.

Римо внимательно оглядел конверт.

— Он в порядке.

— Конечно. Если бы я не запечатал его, задав работу стариковскому языку, письмо бы опять могло вывалиться и, чего доброго, потерялось бы.

Римо никак не отреагировал на такое объяснение и, острым ногтем вскрыв конверт, с жадностью углубился в письмо.

— Она пишет, что в Синанджу все в порядке, — сказал он.

— Скажи мне лучше что-нибудь новенькое.

— Спрашивает, когда мы вернемся.

— Напиши, что не знаешь.

— Брось, Чиун! До окончания нашего контракта со Смитом осталось всего несколько недель, а потом мы свободны.

— А что за спешка — ехать в Синанджу? Я вот что подумал. Когда у нас с тобой был последний отпуск? Может быть, прежде чем навсегда покинуть Америку, стоит немного попутешествовать? Скажем, на поезде? Самолеты в последнее время стали совсем ненадежны.

— Поезда тоже, — возразил Римо. — А спешка в том, что мне надо сыграть свадьбу. Мы с Ма Ли должны были пожениться еще три месяца назад, ведь помолвка была рассчитана на девять месяцев. А я торчу тут уже почти год. И все из-за тебя!

— Торчишь? — изумился Чиун. — Да как ты смеешь говорить такое, когда тебе выпала честь просыпаться изо дня в день в благословенном присутствии самого Чиуна, правящего Мастера Синанджу?

— Надоело! — признался Римо. — В последнее время Смит не дает тебе никаких поручений. А я уже так долго прохлаждаюсь в этой комнате, что дошел до ловли мух.

— Ты мог бы найти себе работу, — предложил Чиун. — Люди вроде тебя нередко находят себе достойное применение.

— Навряд ли. Секретность с меня еще не скоро снимут! Мы уберемся отсюда намного раньше.

— Небольшое уточнение, — вставил Чиун, — не мыуберемся, а яуберусь. Когда истечет срок контракта — в случае, если мы с Императором Смитом не заключим нового соглашения, — Смит оплатит мне проезд до Синанджу. Это будет мое последнее вознаграждение за безупречную службу. А поскольку ты официально на него не работаешь, то эта льгота на тебя не распространяется.

— Неужели ты оставишь меня здесь на мели, а, папочка? — тихо спросил Римо.

— Нет, конечно. Я позволю тебе меня сопровождать.

— Решено! Значит, я отвечу Ма Ли, чтобы ждала нас первого числа.

— Месяц и год не ставь, — кротко уточнил Чиун. — Мы ведь не прямо в Синанджу поедем.

Римо остолбенел.

— Я планирую совершить кругосветное путешествие, — горделиво возвестил Чиун.

— Да ты и так повидал больше, чем можно увидеть со шпионского спутника. И я, кстати сказать, тоже. К черту твое кругосветное путешествие!

— О, это будет не простое путешествие, это будет мировое турне — как у звезд!

— Кругосветное путешествие, мировое турне — один черт! — Римо вскинул руки. — Какая разница?

— Разница такая, что в каждой столице меня будут встречать как мировую знаменитость. Я буду останавливаться в лучших отелях, меня будут чествовать главы государств, как и подобает человеку, занимающему столь высокое положение. И конечно, в каждом крупном городе я буду давать благотворительный концерт. Я решил назвать эту поездку “Мировым турне Синанджу”.

— Но ты не умеешь петь, — заметил Римо.

— Я петь и не буду.

— Клоун из тебя тоже неважный.

— Я рассчитывал, что в этой роли выступишь ты, — парировал Чиун. — Мне потребуется кто-то, кто будет перегревать публику.

— Разогревать, а не перегревать.

— Все равно!

— А что, скажи на милость, тысобираешься делать на этих концертах?

— Как — что? То, что я умею делать лучше всего!

— А, надо мной изгаляться?

— Нет, дерзкий ты мальчишка! Я буду демонстрировать миру чудеса Синанджу. За деньги, разумеется.

— Ты, кажется, назвал концерты благотворительными?

— Так и будет, — ответил Чиун. — Они будут организованы в пользу голодающего населения Синанджу, тех несчастных, что вынуждены порой топить младенцев в море, так как им нечем их кормить. Ты когда-нибудь слышал, чтобы подобным образом поступали со своими детьми эфиопы? А ведь им шлют миллионы с благотворительной целью!

Римо скрестил на груди руки.

— Так, картина проясняется. Но разве публичное представление Синанджу не низведет нас до уровня каратэ?

— Римо! Я поражен! Я не имею в виду расходовать Синанджу на пустяшные трюки, вовсе нет! Я намерен переговорить с местными властями и предложить им устроить казнь самых опасных преступников и политических противников — больше, конечно, первых. Они доставят негодяев в большой зал, где я на глазах многочисленной толпы приведу казнь в исполнение — естественно, публика должна будет заплатить за возможность видеть такую красивую работу.

— Не думаю, что многие захотят смотреть, как ты будешь публично убивать людей.

— Ерунда! Еще в Древнем Риме публичная казнь преступников считалась популярным зрелищем. Собственно говоря, оттуда я и начну свое мировое турне — из Рима.

— Пожалуй, ты так озолотишься, — задумчиво произнес Римо.

— Да ты что! Публика в зале — это еще цветочки! Их главная задача будет хлопать в нужный момент. Настоящие деньги я получу с телевидения. Права на показ я продам крупным компаниям, причем оформлю это как начало регулярных выступлений, таким образом мы подогреем интерес к последующим гастролям.

— Это затянется на многие годы, — вздохнул Римо.

— К тому времени, как мы вернемся в Синанджу, мы будем богаты и успеем создать надежную нишу на рынке для наших славных потомков. Подумай, Римо, как они нам будут благодарны!

— Ты думаешь об их благодарности, а я думаю о том, что если не вернусь в Синанджу в ближайшее время, то вообще могу остаться без потомков.

— Как это похоже на тебя — думать о сексе в тот момент, когда голова твоя должна быть занята мыслями о непреходящем, — проворчал Чиун.

— Я не думаю о сексе, я думаю о Ма Ли. Ты просто не хочешь, чтобы я обзавелся семьей. Ты боишься, что если мы вернемся в Синанджу, они все начнут виснуть на мне, как в прошлый раз, а тебя и замечать перестанут, потому что я обещал содержать их после тебя.

— Ты лжешь! Они меня любят! Они готовы целовать землю, по которой я ступаю!

— Ну да, если эта земля выстлана золотом!

Мастер Синанджу сердито топнул ногой, но промолчал, а лишь возмущенно запыхтел.

— И я не собираюсь изображать из себя клоуна на твоих дурацких концертах! — добавил Римо. — Это мое последнее слово.

— Значит, будешь моим персональным менеджером! — вспылил Чиун. — Но большего от меня не жди!

— Я — пас, — ответил Римо.

Чиун хотел возразить, но его прервал стук в дверь.

— Войдите! — величественно произнес Мастер Синанджу.

— Ты не забыл — это моя комната? — заметил Римо.

В комнату вошел доктор Харолд В. Смит. В лице его не было ни кровинки, и оно сливалось с бледно-серым костюмом, висевшим на нем как на вешалке. Он являл собой воплощенную бледность: редкие волосы под стать белой сорочке, а за стеклами очков — беспокойно горящие глаза в цвет костюма. Узел галстука он затянул так, что казалось, вот-вот задохнется.

— Приветствую вас, Император Смит, Хранитель Конституции и глава тайной организации под названием КЮРЕ, о существовании которой мы пребываем в блаженном неведении! — громко возвестил Чиун.

— Тшш! — зашипел Смит, бледнея пуще прежнего. — Потише! А что вы тут делаете вдвоем?

— Возносим вам хвалу! — ответил Чиун.

— У нас тут семейная сцена, — уточнил Римо.

— Вас не должны видеть вместе, пока вы находитесь в стенах санатория “Фолкрофт”. Я специально выделил вам отдельные комнаты! Мастер Синанджу, мне придется просить вас вернуться к себе. Необходимо, чтобы персонал санатория считал вас обычным пациентом.

— Будет исполнено, — с поклоном ответил Чиун, но не двинулся с места.

Смит повернулся к Римо Уильямсу.

— Римо, у нас возникла проблема. Большая проблема, — скороговоркой выпалил он.

— Почему вы говорите со мной? Обращайтесь к нему! — запротестовал Римо, показывая на Мастера Синанджу. — Это ведь он на вас работает, а не я.

— То, о чем я хочу сказать, не имеет никакого отношения к КЮРЕ. — Смит достал серый платок и вытер пот под носом. — Надо скосить газон и подровнять кусты.

— А я при чем? У вас ведь есть садовники!

— У нас с вами был уговор? Я предоставляю вам жилье, а вы числитесь в штате санатория в качестве главного садовника. Забыли?

— Ах, да! Просто вы меня впервые об этом просите.

— Прошу вас простить моего неразумного сына, — вступил в разговор Чиун. Он был абсолютно серьезен. — Он боится работы. Как раз перед вашим приходом он отверг прекрасное предложение, которое принесло бы ему славу, возможность объехать весь мир и скромную оплату.

— Скромную оплату? — изумился Римо.

— Я плачу по заслугам. В твоем случае я был готов заплатить побольше, учитывая наше отдаленное родство, но ты меня отверг, так что больше говорить не о чем. Но Император Смит всегда был к тебе щедр. Может быть, к его предложению тебе стоит прислушаться?

— Римо, дело срочное. Мне только что сообщили, что завтра сюда приезжает вице-президент. Уж не знаю почему, но “Фолкрофт” оказался включен в список пунктов его предвыборной кампании. Он намерен выступить у нас с важной речью в девять часов утра. И телевизионщики заявятся.

— А нельзя его как-нибудь отвадить? — спросил Римо. — Скажем, позвонить президенту?

— Я пытался. Но президент считает, что это только привлечет к “Фолкрофту” излишнее внимание. Я вынужден был согласиться с его аргументами. Если мы задраим люки и, зажмурившись, переживем это нашествие, все может пройти гладко. Вице-президент понятия не имеет, что “Фолкрофт” — прикрытие для КЮРЕ.

— Так в чем проблема?

— Я уже сказал: трава и кусты. Они в безобразном виде. Садовники уже разошлись по домам, а утром им не успеть. Менеджер предвыборной кампании сказал, что все должно быть в лучшем виде.

— Никогда не умел управляться с разными тяпками, — сказал Римо. — С землей у меня отношения сложные.

— Плюньте на тяпки. Как стемнеет, дневной персонал разойдется, останутся одни дежурные. Может, тогда придумаете что-нибудь? Ну... в вашем стиле?

Римо взглянул на свои пальцы: ногти были коротко острижены, но многолетние тренировки и особая диета сделали их тверже стали и острее скальпеля хирурга.

— Ну, что ж, — беззаботно сказал Римо, — можно попробовать... Но не даром, конечно.

— Что вы хотите? — осторожно уточнил Смит.

— Когда срок контракта Чиуна истечет, я вместе с ним поплыву на субмарине в Синанджу.

— Считайте это моим свадебным подарком, — охотно согласился Смит, который и так уже планировал отправить Римо в Северную Корею вместе с Мастером Синанджу.

Двадцати лет жизни, отданных работе с этой парочкой, было более чем достаточно.

— Ты оказался прав, папочка, — улыбнулся Римо. — Смит — добрый малый.

— Слишком добрый, — пробурчал Чиун и повернулся к двери.

— Одну минуточку, Мастер Синанджу, — попросил Смит.

— Да?

— Боюсь, мне придется просить вас вернуть вашу золотую карточку “Америкен экспресс”.

Рука Чиуна нырнула в недра кимоно.

— Мою чудо-карточку? Ту, что вы дали мне, когда я вернулся к вам на службу? Которую я показываю торговцам в лавках и которая производит на них такое впечатление, что они не требуют с меня денег?

— Это не я отбираю ее, — сказал Смит. — Это фирма ее аннулирует. Как поручителя они попросили меня оплатить все счета и вернуть карточку им.

— Счета?

— Совершенно верно, счета, которые посылались вам регулярно, раз в месяц. Вы разве их не получали?

— С тех пор как я вернулся к вашим берегам, почта заваливает меня всяким мусором в огромном количестве, — признал Чиун. — Предлагают всякие карточки — не золотые, конечно, — подписку на бесполезные журналы. Разумеется, я все это выкидываю. Разве американцы не так же поступают с подобным хламом?

— С хламом — да, но не со счетами. Все покупки, сделанные с помощью кредитной карты, надлежит оплачивать.

— Мне об этом ничего не говорили, — твердо заявил Чиун.

— Я думал, вы сами знаете. Когда я принес вам карточку, я сказал, что вы за нее отвечаете. Она не предусмотрена нашим контрактом и была лишь способом ссудить вам кое-какие подъемные, пока вы не обустроитесь. Мне очень жаль, если вы меня неправильно поняли. — Смит протянул руку. — Давайте сюда.

Нехотя, чуть не плача. Мастер Синанджу расстался с золотой пластиковой картой.

Смит переломил ее пополам.

— Ай! — вскричал Мастер Синанджу. — Вы осквернили ее! Она была уникальна!

— Чепуха, — ровным голосом возразил Смит. — У большинства американцев есть такие карты.

— Тогда и я хочу такую же! Другую.

— Это вам придется обсудить с “Америкен экспресс”. Но боюсь, это будет непросто: ваш счет в катастрофическом состоянии.

— Я пытался ему объяснить, — сказал Римо, — но он меня и слушать не захотел.

— Иди лучше займись тем, что поручил тебе Император! — рявкнул Мастер Синанджу и вышел из комнаты. — О горе мне! Воспитывал ассасина, а вырастил борца с сорняками!

Смит бросил взгляд на все еще включенный видеомагнитофон.

— Понравился фильм? — спросил он.

Глава 3

Доктор Харолд В. Смит был в панике.

— Мне очень жаль, — сказал он, — но это решительно невозможно: я весь день буду крайне занят.

— Какие могут быть неотложные дела у руководителя санатория? — удивился Хармон Кэшмен.

Как руководитель предвыборной кампании вице-президента он привык встречать в официальных лицах горячий энтузиазм. А этот Смит с кислой миной ведет себя так, словно наступил конец света.

Смит стал возиться с пузырьком аспирина. Ему никак не удавалось открыть крышечку с секретом от маленьких детей. Он сидел за большим дубовым столом в своем мрачном кабинете в южном крыле санатория “Фолкрофт”. За спиной было окно, в котором виднелись спокойные воды пролива Лонг-Айленд. Крышечка не поддавалась, и на лысине у Смита выступила испарина.

— Да успокойтесь вы, Смит, — умиротворяющим тоном произнес Кэшмен. — Давайте я помогу. — Он взял пузырек из рук Смита и уверенно нажал на крышку, продолжая прерванный разговор. — Кстати сказать, ваши люди прекрасно привели в порядок газон — он как бритвой выбрит.

— Благодарю, — буркнул Смит и крепко сжал пальцы в кулак. — Но то, о чем вы просите, совершенно невозможно.

— Да послушайте вы! Речь продлится самое большее полчаса, а вам надо выступить минуты на две. Это такая традиция: когда кандидат в президенты выступает в заведении вроде вашего, руководитель сначала должен его представить.

— Я на публике ужасно нервничаю. У меня заплетается язык. Нападает ступор. Я все испорчу, в этом нет никаких сомнений!

Хармон Кэшмен стал склоняться к тому, чтобы уступить. Этот Смит и впрямь какая-то размазня. Он хотел было пустить в ход последний аргумент: “Этот человек может стать нашим следующим президентом!” — но передумал. Не дай Бог, у парня еще сердце прихватит — тогда все насмарку! А кортеж уже выехал.

Мысль Кэшмена лихорадочно работала. Он с такой силой крутнул крышку пузырька, что содрал кожу с пальцев.

— Это что за лекарство?

— Детский аспирин, — рассеянно отозвался Смит. — Взрослую дозировку мой желудок не переносит.

Кэшмен разглядел на этикетке фигурку знаменитого мультипликационного персонажа.

— Крышка с секретом на детском лекарстве? Где логика!

— Вы не поторопитесь? У меня голова просто раскалывается.

— В таком случае вряд ли вам это поможет.

Неожиданно Смит выхватил пузырек у Кэшмена из рук и с силой ударил им по краю стола. Крышка отскочила, розово-оранжевые пилюли посыпались во все стороны. Смит запихнул в рот четыре разом и запил минеральной водой.

Хармон Кэшмен смерил Смита долгим взглядом. Да, этому парню определенно нужен отпуск. И лучше бы — в палате с мягкими стенами.

— Ну, хорошо, — примирительно произнес он. — Может, удастся уговорить мэра сказать вступительное слово. Мне надо ему позвонить. Кстати, как называется этот городишко?

— Рай, штат Нью-Йорк.

— Я знаю, в каком мы штате, я еще не настолько заработался! Позвольте воспользоваться вашим телефоном.

— Нет, только не этим! — заорал Смит, бросаясь наперерез Кэшмену, протянувшему руку к красному аппарату на краю стола. Смит поспешно сунул телефон в верхний ящик. — Он неисправен, — слабым голосом попытался оправдаться он.

— А-а. Вот уж не хотел бы получить удар током от сломанного телефона, — с сомнением произнес Кэшмен, берясь за обычный телефон. Набирая номер, он успел сказать: — Знаете ли, вице-президент будет очень недоволен. Он просил, чтобы его представляли лично вы.

Смит выудил еще одну таблетку и, не запивая, проглотил. Он подавился и целых пять минут не мог унять кашель, пока Хармон Кэшмен, заткнув пальцем второе ухо, просил мэра города Раи исполнить гражданский долг, за который любой другой человек охотно бы отдал годовую зарплату. Любой, но не доктор Харолд В. Смит.

Кортеж вице-президента появился ровно за две минуты до запланированного выступления. Над просторной территорией санатория “Фолкрофт” кружили вертолеты охраны. Служба безопасности уже прочесала территорию и большое кирпичное здание в форме буквы “Г”, в котором размещался комплекс “Фолкрофт”, в том числе мозговой центр самой глубоко законспирированной секретной службы Соединенных Штатов — КЮРЕ.

Смит сидел на складном стуле и страшно нервничал. Он нарочно выбрал себе место за спинами двух очень высоких мужчин, так, чтобы телекамеры не могли выхватить его лица. Он вообще не хотел садиться в президиуме, но Хармон Кэшмен и слушать об этом не стал.

Часы Смита показывали только 8.54, а он уже решил для себя, что это будет худший день в его жизни. Никогда прежде санатории “Фолкрофт”, превращенный в штаб-квартиру организации КЮРЕ еще в начале шестидесятых годов, не оказывался в центре общественного внимания, какое грозило ему сегодня. На протяжении двадцати с лишним лет Смит без лишнего шума, но достаточно успешно руководил своей организацией, не привлекая к ней ненужного внимания. Таким же скромным и неприметным он оставался и в частной жизни.

Смит пытался внушить себе, что это как летняя гроза — погремит и пройдет. За свою долгую историю КЮРЕ неоднократно оказывалось скомпрометированным, а сегодняшнее мероприятие — не более чем случайный выбор политика, который к тому же вскоре может оказаться его непосредственным начальником. Но повсюду снующие бесчисленные агенты службы безопасности вызывали у него чувство протеста. Ему казалось, что на его территорию вторглись незваные гости. Правда, он принял все меры предосторожности, даже на весь день отослал Римо и Чиуна.

Но один промах Смит уже допустил — когда не убрал красный телефон прямой связи с Белым домом. К счастью, о его назначении никто не подозревал и не мог подозревать. Второе осязаемое свидетельство существования КЮРЕ — компьютерный терминал на его рабочем столе легко убирался простым нажатием секретной кнопки. Подсоединенный к большим машинам, установленным в потайном зале подвала санатория, этот терминал обеспечивал Смиту доступ к глобальной базе данных. Никакой поверхностный обыск не обнаружил бы этого секретного вычислительного центра, отделенного от подвала массивной стеной.

Подкатил лимузин вице-президента, и кандидат в лидеры Соединенных Штатов вышел из машины, застегнул пиджак и поправил растрепавшиеся на ветру жидкие волосы. Смит попытался успокоиться. Вице-президент взошел на импровизированную сцену, и президиум разом поднялся. Все приготовились пожать руку герою сегодняшнего мероприятия. Смит на всякий случай остался сидеть — вдруг пронесет.

— А где доктор Смит? — донесся до него чей-то голос.

У Смита екнуло сердце. Голос принадлежал самому вице-президенту.

Хармон Кэшмен подвел его к Смиту. Тот неловко поднялся.

— Вот он, господин вице-президент. Разрешите представить вам доктора Харолда Смита.

— А, — криво усмехнулся вице-президент. — Рад наконец с вами познакомиться. Наслышан о вас, Смит.

— Неужели? — прохрипел Смит, вяло отвечая на рукопожатие.

— Хармон говорит, вы очень волновались из-за сегодняшнего мероприятия.

— Гм... да, — признался Смит.

У него вдруг закружилась голова.

— Немного найдется людей, которые станут воротить нос от подобной возможности. Во всяком случае, об этом мне говорят. Про вас же Хармон рассказывает, что вы ведете себя так, словно скрываете какую-то ужасную тайну. Но этого, конечно, не может быть, правда? В конце концов, вы руководите этим прекрасным лечебным учреждением. Ваша обязанность — лечить людей.

— Конечно, конечно, — пробормотал Смит, чувствуя, как у него подгибаются колени.

Вице-президента наконец подвели к предназначенному для него креслу, где он и устроился в окружении агентов службы безопасности, вооруженных рациями.

Смит неуверенно опустился на стул. Его лицо стало белее сорочки. Уж больно близок оказался вице-президент к правде! Конечно, это были пустые слова, но Смит все равно злился на себя, что своей нервозностью и отказом участвовать в церемонии только вызвал к себе нежелательный интерес. Впрочем, если дальше все пройдет гладко, это не должно отразиться на дальнейшей судьбе КЮРЕ.

Когда вице-президент сел, публика тоже заняла свои места. Для проведения предвыборного собрания на лужайке санатория “Фолкрофт” установили рядами складные стулья. Некоторым сотрудникам санатория было разрешено присоединиться к тщательно отобранной команде сторонников кандидата. Смит заметил в заднем ряду свою секретаршу миссис Микулку, которая вся светилась от гордости. Мэр города прошел к сцене, поправил микрофон и в короткой речи представил вице-президента, завершив ее приглашающим жестом и словами:

— А теперь, дамы и господа, — будущий президент Соединенных Штатов!

Вице-президент встал и направился к микрофону.

— Благодарю вас за теплый прием, — сказал он, пытаясь движением руки унять аплодисменты, тогда как активисты его кампании, напротив, давали публике тайные знаки хлопать громче и дольше.

Телевизионщики записывали то, что должно было произвести впечатление спонтанного проявления массового энтузиазма.

— Благодарю вас, — повторил вице-президент.

Наконец он подал знак своим активистам, и те, в свою очередь, просигнализировали аудитории. Установилась тишина.

— Должен признать, что не встречал такого горячего приема после партийного съезда в Айове, — пошутил вице-президент. Аудитория одобрительно хохотнула. — Сегодня я здесь, — продолжал вице-президент, — дабы подтвердить обещание, данное когда-то давно, еще в начале предвыборной гонки. Так вот, ни для кого не секрет, что политика нынешней администрации вызывает немало нареканий, и я, конечно, далек оттого, чтобы противопоставлять себя Белому дому. В частности, критика касается деятельности секретных служб. Некоторые полагают, что нынешняя администрация чересчур увлеклась тайными службами, незаконными способами достижения своих политических целей и неконституционными методами в целом.

У доктора Харолда В. Смита пересохло во рту.

— Что ж, хочу заверить вас, что в моей администрации такого не будет.

Толпа одобрительно захлопала.

— Я не участвовал ни в чем подобном при нынешнем президенте, которым я искренне восхищаюсь, и уж тем более не буду этого делать, когда стану хозяином Овального кабинета. Ни в коем случае! Этого не будет. Я обещаю!

Он просто работает на публику, сказал себе Харолд Смит, но сердце его готово было выскочить из груди. Предвыборная риторика! Это еще ничего не значит!

— Должен сказать вам: очень может быть, что в прошлом в недрах ЦРУ или военной разведки разрабатывались и проводились какие-нибудь секретные операции, не имеющие ничего общего с законом. Что-то, должно быть, осталось нам в наследство от прежних правительств. Что ж, когда руководить страной буду я, тайным организациям придет конец. Я намерен искоренить эту порочную практику!

Агитация, сказал себе Смит, не более того. Но по спине у него пробежал холодок, и причиной тому был отнюдь не осенний ветер с залива.

— Насколько мне известно, и сейчас существуют и действуют незаконные, внеконституционные организации. Они служат определенным политическим целям, во имя которых и проводят свои секретные операции. — Вице-президент для пущей убедительности воздел указательный палец. — Я хочу, чтобы эти герои знали: их дни сочтены. Когда я приду к власти, я наведу в доме порядок!

Публика от души зааплодировала. Смит глубже вжался в кресло. Голова у него заболела с новой силой.

Вице-президент обвел толпу взглядом. Он сиял. Он купался в любви и одобрении. Он оглянулся на президиум и по-мальчишески улыбнулся: дескать, что с ними поделаешь? Они меня любят! Но когда он встретился взглядом с доктором Харолдом В. Смитом, то многозначительно подмигнул.

Смит сидел с краю последнего ряда и, воспользовавшись шумом аплодисментов, отвернулся и нагнулся. Его стошнило.

Значит, он все знает. Для Смита этот взгляд вице-президента явился однозначным предупреждением: каким-то образом тому стало известно о КЮРЕ и он вознамерился прикрыть организацию. Все кончено.

Следующие двадцать минут, пока вице-президент продолжал распинаться, Харолд В. Смит сидел, застыв как изваяние и не слыша ни одного слова. Когда стихли последние аплодисменты, вице-президент с помощью охранников протиснулся через толпу к своему лимузину и покинул пределы “Фолкрофта”.

Смит, спотыкаясь, направился к себе в кабинет с выражением лица человека, приговоренного к смерти. Он не слышал ни стука складываемых и убираемых стульев, ни веселой трескотни своей секретарши, которая поспешила следом за ним. Он не чувствовал холодного ветра, обвевающего щеки, как и теплых лучей солнца, греющих его ссутуленные плечи. Он ничего не слышал и не видел, ибо знал: жизнь его кончена.

Глава 4

В своей политической карьере Майкл Принсиппи — “Принц” — уже давно шел к тому, чтобы выдвинуть свою кандидатуру на пост президента от Демократической партии. Когда он впервые завел об этом разговор, его подняли на смех. Даже самые горячие его сторонники высказывали весьма серьезные сомнения.

— Ты и так губернатор! — говорили они. — А вдруг проиграешь? Тебя уже никогда не выберут в этом штате. Тебя назовут оппортунистом, который использует пост губернатора лишь как трамплин в Белый дом.

— Я все равно попытаюсь, — объявил он.

— Тебя никто не знает. В национальном масштабе ты — никто.

— То же самое было и с Джимми Картером — и посмотрите, чего он добился в семьдесят шестом!

— Не забудь, что случилось с ним в восьмидесятом! Сегодня его заведовать ярмаркой никто не пустит, не то что на политическую арену!

— Но я — не Джимми Картер. Я Майкл Принсиппи, Принц от политики. Даже враги меня так называют.

Так, шаг за шагом, он отбил все слабые аргументы и робкие возражения, одновременно убеждая самого себя в том, что он вылеплен из президентского теста. Но его сторонники еще мучились сомнениями.

— Ты совсем не похож на президента!

— Что вы называете “походить на президента”? — спросил он. — Я два срока сижу в кресле губернатора крупного промышленно развитого штата. Всю свою сознательную жизнь я занимаюсь политикой.

Те, кто завел с ним этот разговор, стали переминаться с ноги на ногу и изучать рисунок на ковре. Наконец один набрался храбрости и ответил за всех:

— Ты слишком мал ростом!

— И национальность чересчур выпирает! — добавил другой.

— Ты — совсем не тот типаж! — вставил третий.

— А какой, по-вашему, нужен типаж? — спросил он, подумывая, не выставить ли их за дверь, но тут вспомнил, что дом не его: помещение было предоставлено для проведения этого стратегически важного собрания одним богатым спонсором. Собственный дом губернатора едва вмещал его семью, что уж говорить о каких-то там совещаниях?

— Джон Кеннеди! — хором ответили друзья.

— Посмотри на всех остальных демократов, — принялся объяснять один. — Они все на одно лицо. У них такие же прически, как у Кеннеди, такие же открытые лица. Они подражают его манерам, его ораторским приемам. Все их выступления — это перепев старого тезиса: “Не спрашивайте, что для вас может сделать страна, спросите себя, что вы можете сделать для страны”. Тебе ни за что их не победить! Не стоит тебе туда соваться, Принц!

Но он сунулся. Человек, которого друзья называли Принцем от политики, знал, что именно та причина, по которой все считали ему путь в Вашингтон заказанным, как раз и приведет его в Белый дом. В стаде рослых и стройных двойников Кеннеди он выделялся несхожестью с ними — невысокий темпераментный мужчина, нос с горбинкой, густые черные брови, единственный брюнет в море белокурых кандидатов. В многочисленных теледебатах, от передачи к передаче, он все больше выделялся на фоне одинаковых и безликих соперников.

Эта стратегия оправдала себя и в одном из “самых ирландских” штатов. Среди бесчисленных Коннели и Доннели, Кэррингтонов и Хэррингтонов, О'Рурков и Макинтайров Майкл Принсиппи выглядел как изюмина в корзине белой фасоли.

На телеэкране это смотрелось еще более эффектно. От передачи к передаче Майкл Принсиппи оставался самим собой, неизменно сохраняя спокойную уверенность в себе. В социологических опросах ему сразу отвели место темной лошадки, холостого патрона, аутсайдера гонки, каждый участник которой часами отрабатывал все детали внешности, чтобы не выделяться из когорты. И эти одинаковые как близнецы-братья потенциальные кандидаты один за другим отставали, пока съезд Демократической партии невиданным большинством голосов не утвердил Майкла Принсиппи своим кандидатом в президенты в первом же туре.

Последние опросы показывали, что Майкл Принсиппи несколько опережает своего соперника-республиканца, а до выборов оставались считанные дни. Он понимал, что разрыв слишком мал, чтобы успокаиваться, и продолжал вести свою кампанию с такой энергией, словно на карту было поставлено все его политическое будущее. Собственно, так оно и было.

Находясь с предвыборной поездкой в Теннеси, он выкроил время посмотреть по телевизору очередное выступление своего соперника — вице-президента. Он включил телевизор и, отослав из номера помощников, улегся на неразобранную постель.

Выступление транслировалось напрямую из какого-то учреждения в штате Нью-Йорк. Речь была — сплошная банальность. Хотя вице-президент хорошо подготовился, это был стандартный набор обещаний типа “Я вычищу грязные углы”, наподобие тех, что давал Майкл Принсиппи на своих первых губернаторских выборах. Но постепенно выступление вице-президента приобретало все большую страстность, и в голосе его зазвучала убежденность. Это заставило Майкла Принсиппи отвлечься от трансляции и припомнить одно очень странное письмо, которое он недавно получил.

Когда выступление закончилось, последовал многословный комментарий ведущего — по времени едва ли не в половину самой речи, но значительно менее вразумительный. В завершение ведущий напомнил, что в эфире была прямая трансляция из санатория “Фолкрофт”, город Рай, штат Нью-Йорк.

Как ни странно, название “Фолкрофт” показалось Майклу Принсиппи знакомым. И тут он вспомнил: оно упоминалось в том самом письме.

Принсиппи поднялся с постели и направился к своему кейсу, на ходу выключив телевизор. Он достал конверт из бокового кармана портфеля и расположился в кресле. Сначала он подумал, что письмо писал какой-то чудак, но в нем было столько фактов и подробностей, что он решил его не выбрасывать. На всякий случай.

Письмо было адресовано ему лично, с пометкой: “Конфиденциально”. Оно было отправлено из Сеула. Майкл Принсиппи пролистал письмо. Ага, вот оно — санаторий “Фолкрофт”. Он вернулся к началу письма и еще раз пробежал его глазами. Закончив, он прочитал его снова, на сей раз не торопясь.

Речь шла о засекреченном правительственном агентстве, действующем под прикрытием санатория “Фолкрофт”, руководимого неким доктором Харолдом В. Смитом. Организация носила название КЮРЕ. Как следовало из письма, это была не аббревиатура. Под руководством доктора Смита КЮРЕ превратилось в преступную организацию, деятельность которой не регламентировалась ни президентом, ни конституцией страны. Имея доступ к компьютерным базам данных всех государственных учреждений и крупного бизнеса, КЮРЕ по сути превратилось в единственного и всесильного Большого брата.

Деятельность КЮРЕ не только нарушает право на конфиденциальность, говорилось далее в письме. Хуже всего то, что для исполнения своих акций КЮРЕ наняло престарелого главу клана профессиональных ассасинов по имени Чиун. Он является Мастером Синанджу, безжалостным и коварным профессиональным убийцей. Далее в письме говорилось, что этот самый Чиун обучил смертоносному мастерству Синанджу считающегося казненным на электрическом стуле полицейского по имени Римо Уильямс. Вдвоем эта парочка, направляемая неизменным доктором Смитом, на протяжении многих лет нередко прибегала к убийству и террору. Письмо заканчивалось выражением надежды на то, что эта информация поможет Майклу Принсиппи занять президентское кресло.

Послание было подписано коротко — “Тюльпан”. Майкл Принсиппи задумчиво сложил письмо и убрал в конверт. У него мелькнула мысль, что такое письмо могло быть отправлено не ему одному. Не исключено, что аналогичное послание получил и вице-президент. Тогда это объясняет, почему местом для выступления с речью о секретных службах был выбран санаторий “Фолкрофт”.

Майкл Принсиппи решил провести расследование некоторых фактов, которые, как говорилось в письме, способны подтвердить существование КЮРЕ. А потом надо будет поручить своим спичрайтерам составить речь о том, что когда он, Майкл Принсиппи, придет к власти, будет положен конец всем незаконным операциям американских спецслужб. Нет, не так! — поправил он себя. Надо будет сформулировать это иначе — таким образом, чтобы дать понять и вице-президенту, и руководителю КЮРЕ, что он, Майкл Принсиппи, тоже в курсе дела.

Доктор Харолд В. Смит позвонил президенту только после того, как вся свита вице-президента покинула “Фолкрофт”. Перед этим он избавился от своей секретарши, запершись в кабинете, — она никак не могла успокоиться от сознания того, что санаторий почтил своим присутствием сам вице-президент Соединенных Штатов! — и выдвинул из тайника в столе клавиатуру и монитор.

Смит просмотрел последние сообщения в поисках того, что могло бы иметь отношение к КЮРЕ. Как всегда, в базе данных фигурировали мафиозные разборки, последние данные федеральных расследований, бюллетени Агентства национальной безопасности и “молнии” ЦРУ. Ничего, требующего немедленного вмешательства. Впрочем, сегодня вряд ли что-то могло показаться ему информацией первостепенной важности. Но, как ни странно, зеленые столбцы данных успокоили растревоженную душу Харолда Смита. Сидя за компьютером, он чувствовал себя как рыба в воде.

Закончив просмотр свежих данных, он достал из ящика стола красный телефон и снял трубку.

— Алло? — послышался бодрый голос президента Соединенных Штатов. — Надеюсь, дело несрочное? В последние недели в Белом доме мне хочется расслабиться. Знаете, за эту неделю мне трижды предлагали роль в кино! Советники говорят, что для президента это несолидно, но скоро времени у меня будет куча и, кто бы что ни говорил, я еще покрасуюсь перед камерой. Как думаете, а?

Смит без обиняков перешел к делу.

— Господин президент, нас раскрыли.

— Советы? — Голос президента дрогнул.

— Нет.

— Китайцы?

— Нет, господин президент. Это внутреннее дело. У меня есть основания полагать, что вице-президенту стало известно о существовании КЮРЕ.

— Ну, я ему не говорил, — убежденно произнес президент.

— Спасибо, что не заставили меня спрашивать, господин президент. Мне надо было услышать это из ваших уст, чтобы прояснить ситуацию. Тем не менее он в курсе. Он только что произнес речь на территории санатория, который служит мне прикрытием, и практически это признал.

— Ну и что вас пугает? Когда его изберут, он станет вашим боссом. По крайней мере, это не повергнет его в тот шок, который в свое время испытал я. Помню, как мой предшественник рассказал мне эту новость...

— Да, господин президент, — перебил Смит. — Дело не в этом. Послушайте меня внимательно. Во-первых, произошла утечка. Во-вторых, в своей речи вице-президент недвусмысленно дал понять, что наша организация будет упразднена.

— Гм-м-м... — промычал президент. — Может, это только разговоры? Чтобы привлечь лишние голоса?

— Нет, сэр. Я убежден, что вице-президент специально выступил с этой речью, чтобы намекнуть об этом мне.

— Что ж, как вы понимаете, когда я сдам свои полномочия, я уже не смогу оказывать влияния на вице-президента, но, если хотите, я могу с ним поговорить.

— Нет, господин президент, я вовсе этого не хочу. Когда кресло займет новый президент, он сам будет решать, нужно ему КЮРЕ или нет. Как вам известно, мы подчиняемся только действующему президенту. Если дойдет до этого, я готов свернуть операции.

— Хорошо сказано. Тогда в чем проблема?

— Как я уже сказал, вице-президенту известно о существовании КЮРЕ, а вы ему ничего не говорили, следовательно, он получил информацию из какого-то другого источника. Это означает, что об организации пронюхал кто-то посторонний. Из соображений безопасности этого постороннего необходимо уничтожить — или распустить КЮРЕ. Либо то, либо другое. Этого решения я и прошу от вас, господин президент.

— Ну, я не готов вам сейчас ответить, — осторожно произнес президент. — До утра дело подождет?

— Вы хотите, чтобы я пока начал расследование утечки, не дожидаясь вашего решения?

— Почему бы нет, Смит? — дружелюбным тоном сказал президент. — Конечно, начинайте. И держите меня в курсе.

— Слушаюсь, господин президент, — сказал Харолд В. Смит и повесил трубку.

Он насупился. Президент, похоже, не слишком встревожился. Понятно, что за своего вице-президента он не очень опасается, но Смита беспокоит другое — источник, из которого получил информацию вице-президент. На данный момент получается, что о КЮРЕ может знать вся администрация. Но нельзя же устранить весь кабинет и советников в интересах безопасности КЮРЕ!

Смит понимал, что надо быть готовым к исполнению самой тяжкой обязанности директора КЮРЕ — свертыванию всех операций и самоликвидации.

Глава 5

Зеленую линию он пересек пешком.

Оружия при нем не было. Пересекать Зеленую линию безоружным было равносильно самоубийству. Сирийцы-то часто смотрели на это сквозь пальцы, при том, что номинально город находился под их контролем, но неуловимая ливанская армия даже местным отрядам самообороны — а таковых насчитывалось несколько — не позволяла безнаказанно пересекать Зеленую линию.

Но ему это удастся. В западной части города у него дело. А поскольку спешить было некуда, он шел пешком, мягко и бесшумно ступая ногами в белых сандалиях по улице, усеянной битым стеклом. Его белокурую гриву не трепал ни единый порыв ветра. Пурпурный шелк его одеяния ярким пятном выделялся на фоне города, некогда слывшего жемчужиной Ближнего Востока, а ныне лежащего в руинах.

Этой ночью Бейрут был объят тишиной. Казалось, город умер. В некотором смысле это так и было.

Он пересек Зеленую линию в том месте, где она шла параллельно Дамасской. Здесь она действительно была зеленого цвета — просевшая грязная полоска земли, пропитанная водой из прорванной трубы и заросшая пышными папоротниками. Он вошел в заросли, и, хотя шаги его были бесшумны, из-под ног во все стороны метнулись жирные крысы, в их глазах-бусинах мелькнул совсем не звериный страх.

Улицу Амрах он отыскал без труда. Он шел между разрушенных фасадов ее многоэтажных зданий. Проржавевшие останки застигнутых бомбежкой машин, казалось, стоят здесь испокон веков. Он ощутил на себе чей-то взгляд: без сомнения, за ним следили из бесчисленных бойниц, проделанных в стенах тех редких домов, которые не так сильно пострадали от бомбежек. Интуитивно он чувствовал, что в спину ему нацелены стволы.

Даже ночью было видно, что он белый. Интересно, подумал он, что у них на уме — взять его в заложники или убить? Учитывая, что он сам просил о встрече, его, по крайней мере, должны сперва выслушать. Тот, кому вздумается причинить ему вред, быстро узнает, что далеко не все американцы трепещут от страха при слове “Хезболлах”.

Он остановился. Пахло трупами и порохом. Чтобы поберечь легкие, он перешел на поверхностный тип дыхания.

Они высыпали из своих укрытий — крепко сжимая винтовки, все замотанные цветными платками-куфиями, в которых были оставлены лишь узкие полоски для глаз. Несколько человек были вооружены ручными гранатометами. Он понимал, что это только в целях устрашения: в тесноте жилых кварталов применять гранатомет они не решатся.

Когда число бойцов достигло семи, он обратился к ним с вопросом по-арабски:

— Кто из вас Джалид?

Один выступил вперед. Его лицо было замотано зеленым клетчатым платком.

— Ты — Тюльпан?

— Ясное дело.

— Вот уж не думал, что ты явишься сюда в пижаме. — Джалид заржал.

Блондин улыбнулся в ответ — холодной высокомерной улыбкой. Если этот бандитский главарь понимает только силу, он заставит его трепетать.

— Маалеш, —сказал Джалид, — ладно. Так ты хочешь выкупить заложников? У нас много отличных заложников — американцев, французов, немцев. А может, мы и тебя захватим — если ты нам не понравишься.

Бандиты, только и всего. Весь мир считает “Хезболлах” организацией мусульманских фанатиков, подчиняющихся только Ирану, но он-то знает, что это не так. С Ираном они действительно связаны, но их единственный повелитель — деньги. За хорошую цену они отпустят всех, кого удерживают, и к черту Иран. В любом случае всегда можно захватить новых заложников.

Единственное, что они понимают, кроме денег, — это грубая сила. Когда во время гражданской войны они захватили русских дипломатов, Советы заслали в Ливан своих агентов, похитили кое-кого из членов “Хезболлах” и стали отсылать их по кусочку назад — то палец, то ухо, пока все советские дипломаты не были освобождены без предварительных условий. Такую силу они понимают.

Что ж, он им покажет.

— Я хочу тебя нанять, Джалид.

Джалид не спросил: зачем? Это ему было неинтересно. Он спросил:

— Сколько заплатишь?

— Цена очень хорошая.

— Это мне нравится. Дальше!

— Цена — выше золота.

— Насколько выше?

— Выше самых прекрасных рубинов, какие ты можешь себе вообразить.

— Дальше, дальше!

— Больше, чем стоит жизнь твоей матери.

— Моя мать была воровка. Очень хорошая воровка! — Глаза Джалида сощурились — он улыбнулся под своим платком.

— Эта цена — твоя жизнь.

Джалид перестал улыбаться и выругался.

— Ты умрешь, собака!

Белокурый человек повернулся и смерил взглядом ярко-синих глаз того, кто стоял рядом с Джалидом, — по его отличной винтовке можно было понять, что он второй по старшинству.

— А-а-а! — завопил тот.

Все повернулись к нему, стараясь не выпускать из поля зрения безоружного белого.

— Бахджат! Что с тобой?

— Горю! — взвыл Бахджат и уронил оружие на разбитую мостовую. — Помогите! Руки горят!

Дружки смотрели во все глаза — огня не было видно. Но тут по рукам их товарища побежал едва заметный голубоватый огонек, как светящийся газ или горящий спирт. Руки его побурели, потом почернели. С пронзительным криком Бахджат катался по земле, безуспешно пытаясь сбить пламя. Боевики склонились над ним, силясь помочь, но стоило одному бойцу дотронуться до несчастного, как он тут же отдернул руки и тупо уставился на них: из его ладоней поползли бесчисленные пауки, как из дупла трухлявого дерева. Это были большие, лохматые пауки, и у каждого — восемь красных глаз. Они стали карабкаться по его рукам, закопошились на лице.

— Помогите! Помогите!

Но помогать было некому. Каждый был занят собственным кошмаром: у одного язык во рту распух настолько, что пришлось раскрывать рот все шире и шире, пока мышцы не напряглись до такой степени, что боль стала невыносимой. Он не мог дышать. Не в силах терпеть боль, он в отчаянии упал на гранатомет лицом к наконечнику и ногой спустил курок. Взрывом ему разнесло всю верхнюю часть туловища, а заодно поубивало и тех, кто стоял рядом.

Другому почудилось, что вместо ног у него два питона. Он отсек им головы и с торжествующим хохотом смотрел, как из обрубков ног хлынула на асфальт кровь, пока не вытекла вся.

Джалид все это видел. И не только это. Ему привиделся его давнишний враг — человек, которого он убил много лет назад из-за карточного спора. Он был давно покойник, но вдруг воскрес и явился Джалиду с занесенным для короткого и точного удара кинжалом.

Джалид выстрелил в упор и разнес его на куски, а потом встал над трупом и долго хохотал. Но на лице убитого вдруг оказался платок. Джалид сдернул его и узнал своего младшего брата Фаваза. Тогда он опустился на колени и зарыдал.

— Прости меня, Фаваз, прости, брат мой! — тупо повторял он.

— Встань, Джалид, — произнес белый человек с неестественно-синими глазами. — Мы остались вдвоем.

Джалид поднялся. Перед ним стоял блондин, руки его были пусты — никакого оружия. Он излучал надменную уверенность, от которой Джалид, увешанный с ног до головы кинжалами и пистолетами, почувствовал себя маленьким и покорным, хотя с того самого дня, как израильтяне перешли на другой берег реки Авали, он безраздельно и жестоко правил в этой части Бейрута.

Джалид смиренно поднял руки и пробормотал:

— Это ты сделал?

Блондин молча кивнул, потом тихо спросил:

— У тебя есть еще люди?

— Столько же, сколько патронов, — ответил Джалид.

— Пустое бахвальство! Неважно, сколько их у тебя. Нам потребуется трое самых лучших. Вы вчетвером пойдете со мной. У меня для вас есть работа. И я щедро заплачу — побольше, чем стоит твоя презренная жизнь.

— Что за работа?

— Убивать. Для другой вы не годитесь. Вам понравится — будете убивать американцев. Так что, Джалид, к своим братьям из “Хезболлах” вы вернетесь героями.

— И где мы будем этих американцев убивать? В Ливане их ни одного не осталось.

— В Америке.

Джалид был перепуган. Он и трое его лучших людей, в деловых костюмах и без оружия, сидели в самолете, направляющемся в Нью-Йорк. Они испуганно перешептывались по-арабски, поворачивались друг к другу через спинки кресел и тайком наблюдали за стюардессой, которая, в свою очередь, украдкой поглядывала на них.

— Сидите спокойно, — сказал белокурый человек, который называл себя Тюльпаном. — Вы привлекаете к себе внимание.

Блондин сидел один на следующем ряду. Джалид обратился к нему по-арабски:

— Мы с моими исламскими братьями боимся.

— Разве я не провел вас благополучно через бейрутский аэропорт? Или пересадка в Мадриде прошла с осложнениями?

— Все так, но в Америке на таможне могут быть другие порядки!

— Таможня как таможня.

— Всю жизнь я считал себя храбрецом, — сказал Джалид.

— Я для своей работы баб не выбираю. Так что не будь бабой, Джалид!

— Я вырос в городе, раздираемом войной. Впервые взял в руки автомат в девятилетнем возрасте, а к десяти годам у меня на счету было уже трое убитых. Это было очень давно. Я почти ничего не боюсь.

— Вот и отлично! Твоя смелость нам пригодится.

— Но Америки я боюсь. У меня даже были ночные кошмары, что меня берут в плен и везут в американский суд. Эти кошмары меня все время мучают. А сейчас ты меня тащишь в Америку! Откуда мне знать? Может, это такая американская уловка, чтобы судить меня и моих братьев на глазах у всего бела света?

— Да пойми ты: если бы я был американским агентом, я уж наверняка забрал бы с собой американцев, которые сидят у вас в заложниках. Объясни это своим братьям, — сказал Тюльпан.

Джалид понимающе кивнул, и все четверо опять приняли смиренное выражение. Стюардесса решила, что этой компании, сидящей отдельно ото всех в хвосте самолета, напитков можно не предлагать.

В аэропорту имени Кеннеди их отвели в накопитель, где раздали отпечатанные типографским способом бумажки с описанием таможенных правил. Когда они подошли к турникетам, таможенник спросил у них паспорта. Этого-то Джалид больше всего и боялся — паспортов у них не было.

Но человек по имени Тюльпан протянул таможеннику несколько книжечек в зеленых обложках, тот быстро их проглядел и вернул каждому его документ.

Джалид открыл свой паспорт, чтобы взглянуть на фотографию, которую таможенник сверял с его физиономией. Он и понятия не имел, что его фото вообще существует.

Джалид оказался прав: фото в паспорте принадлежало женщине.

— Смотри! — зашептал ему на ухо Саид, показывая свой паспорт.

На фотографии был старик, по меньшей мере, лет на сорок старше девятнадцатилетнего Саида. Остальные паспорта тоже были чужие. Этот Тюльпан даже не пытался их подделать.

Когда таможенник смотрел их багаж, все успокоились. Все, кроме Джалида. Хотя Тюльпан запретил им везти с собой оружие, Джалид все же не смог побороть искушения и сунул за подкладку чемодана кинжал. Таможенники заметили на мониторе оружие и вскрыли подкладку, и теперь в холодном свете ламп клинок ярко блестел.

— Это что такое? — строгим голосом спросил охранник. Человек по имени Тюльпан шагнул вперед.

— Позвольте, я объясню, — с улыбкой произнес он, моментальным движением, так, что никто и опомниться не успел, он схватил кинжал и голыми пальцами перегнул лезвие пополам. — Это всего лишь игрушка, — сказал Тюльпан. — Резина, покрытая серебрянкой. Эти люди — странствующие фокусники. Они не могли устоять перед розыгрышем. Прошу вас их простить.

Таможенник не усмотрел в шутке ничего смешного, но вернул кинжал и весь багаж без комментариев. Джалид взял свой чемодан и с недоуменным выражением лица понес его к выходу.

— Он же был из чистой стали! — неуверенно пробормотал он.

— Он такой и есть, болван! Таможенник видел то, что я ему велел. И вы все тоже.

— А как ты это сделал?

— Силой разума.

— Так же, как уложил в Бейруте моих лучших людей?

— Так же, как я могу покорить весь мир, — объяснил Тюльпан.

Когда они расположились в номере отеля “Парксайд-Риджент” с видом на Центральный парк, Тюльпан представил их взору горы оружия — отличные винтовки, современные автоматы “узи” и “Калашниковы”, другое оружие и ящики с патронами. Джалид с товарищами жадно набросились на них. С оружием в руках они снова почувствовали себя мужчинами.

— Завтра я покину вас, — объявил Тюльпан, одной рукой распаковывая ящик с гранатами. — В ящиках с патронами найдете деньги на расходы. Номер оплачен за три месяца вперед. С этого момента мы с вами не общаемся, пока не выполните задание.

— А какое у нас будет задание? — спросил Джалид, высыпая на диван патроны вперемешку с деньгами.

— Вам надлежит убить вице-президента Соединенных Штатов и кандидата на пост президента от Демократической партии — губернатора Майкла Принсиппи.

Люди Джалида обменялись изумленными взглядами.

— И президента тоже? — спросил Джалид.

— Это мне все равно. Можете убивать кого захотите, после того как выполните задание. Вот вам фотографии и программы ближайших поездок обоих. Если будут какие-нибудь изменения, можете узнать о них из газет или по телевизору.

— А как с оплатой?

Человек по имени Тюльпан водрузил на журнальный столик кожаный кейс и открыл его: тот оказался битком набит пачками долларов. Сверху каждой пачки лежала банкнота с цифрой “1000”. Джалид взял наугад одну пачку и пролистнул — она вся была из тысячных купюр. Такими же были и остальные пачки. Джалид их все проверил и показал товарищам.

— Этот чемоданчик будет лежать в сейфе отеля, — пообещал человек по имени Тюльпан. — Когда справитесь с заданием, я вернусь, передам его вам и помогу выехать из Америки на родину.

— А откуда нам знать, что ты не обманешь?

— Ты проводишь меня до сейфа. Я распоряжусь, чтобы его содержимое выдавали только двум людям — мне самому и тебе либо любому из вас — на случай, если ты погибнешь.

— Я не погибну! Меня пуля не берет. Но какие у нас гарантии, что ты не бросишь нас вместе со своим чемоданом?

— Вы меня знаете. Вы запомнили мое лицо. Можете описать его властям и взамен выторговать для себя что угодно.

Это показалось Джалиду и его бойцам убедительным.

— Идет, — удовлетворенно подытожил Джалид.

Он вдруг вновь ощутил прилив уверенности. Чего сложного — убрать двух политиков в такой беззаботной стране, как Америка, где даже дуракам и дебилам порой удается совершить покушение? А он опытный солдат. Эти денежки, можно считать, уже у него в кармане, подумал он, шагая вслед за длинноволосым блондином к гостиничному менеджеру.

В коридоре им встретилась мамаша, которая тащила за собой малыша. Джалид заметил, как мальчик вдруг весь съежился. Он подумал, что малыш испугался его, но глаза ребенка были устремлены на бесстрастное лицо Тюльпана.

— Ты что, его тоже загипнотизировал? — спросил Джалид.

— Нет, — ответил Тюльпан. — Дети чувствительнее взрослых. Мальчик просто почувствовал, что рядом с ним прошла смерть.

Глава 6

У дверей в комнату Римо Мастер Синанджу остановился и прислушался. До него доносилось ровное неглубокое дыхание. Отлично, его воспитанник спит. Самь1Й подходящий момент, чтобы переговорить наконец с Императором Смитом, чего тот всячески избегает.

Облаченный в свое церемониальное кимоно, Чиун пешком поднялся по лестнице, так как не доверял лифтам, и постучал в кабинет Харолда В. Смита.

Была уже ночь, но Смит оставался на месте.

— Войдите! — хрипло откликнулся он.

Мастер Синанджу вошел и сразу заметил, как сильно осунулся Харолд Смит за последние дни.

— Приветствую вас, о Император Смит. Какое счастье, что вы все еще пребываете в крепости “Фолкрофт”, настоящем оплоте вашего могущества, ибо Мастер Синанджу имеет к вам серьезный разговор.

Смит раздраженно отмахнулся.

— Мне очень жаль. Мастер Чиун, но боюсь, не в моей компетенции восстановить вашу карточку “Америкен экспресс”.

— А, пустяки! — ответил Чиун. — Я пришел обсудить вопрос о возобновлении контракта между нашими домами.

— Боюсь, в данный момент говорить об этом преждевременно.

— Преждевременно? — удивился Чиун. — До окончания нынешнего контракта остается всего несколько дней. Разве вы не хотите, чтобы его условия плавно перешли в новое соглашение?

— “Преждевременно” — неудачное слово. На самом деле, мне следовало бы назвать этот вопрос спорным.

— Отлично! — Чиун просиял. — Давайте на том и сойдемся, что все наши дальнейшие переговоры будут касаться весьма спорных вопросов. Это сделает их более продуктивными.

— Вы не поняли, — устало произнес Смит. — Через месяц организация вообще может прекратить свое существование. Вице-президенту Соединенных Штатов стало известно о КЮРЕ, и он уже намекнул, что в случае его избрания организация ликвидируется.

— Только шепните, и я расправлюсь с ним, как того заслуживает предатель! — решительно заявил Чиун.

— О нет, нет! — поспешил возразить Смит. — Это прерогатива президента — решать, оставлять КЮРЕ или нет, когда он вступает в должность. Всякий раз при смене администрации происходит та же процедура: старый президент информирует своего преемника о нашей организации, а уж его дело оставлять ее или распускать.

— А, тогда я отправлюсь к этому блиц-президенту и помогу ему принять верное решение, о мудрейший! — Чиун отвесил поклон.

Смит опустился в кресло. Он уже давно отчаялся втолковать Чиуну суть демократических процедур. Тот не переставал надеяться, что когда-нибудь Смит даст ему волю, и он сумеет посадить в Овальный кабинет Харолда Смита Первого, законного Императора Всея Америки.

— Нет, — сказал Смит. — Решение будет принимать вице-президент. Если его выберут президентом.

— Если? — переспросил Чиун.

— Его еще могут не избрать. Президентом может оказаться кандидат от демократов.

— А что думает этот второй? — поинтересовался Чиун.

— Он ничего не знает о КЮРЕ. Так что придется нам подождать результатов выборов.

— Тогда надо позаботиться о том, чтобы трон достался этому второму, раз у него нет против нас предубеждений, — обрадовался Чиун.

Смит снял очки и потер воспаленные глаза.

— Это тоже не наше дело, — сказал он.

— Я мог бы сделать это и без вашего прямого указания. Взять, к примеру, отпуск, а дальше я волен делать что захочу, это никого не касается. Я видел по телевизору слушания в конгрессе и понимаю теперь, как работает ваша власть. Разрешите мне взять на себя этот труд.

— Американская власть работает по-другому. У нас не совершаются дворцовые перевороты. Почему, вы думаете, Америка существует уже больше двухсот лет?

Чиун вежливо пожал плечами и решил не говорить, что он на сей счет думает. Его предки служили Египту, Риму и Персии на протяжении гораздо более долгого времени, нежели жалкие два столетия. Двух веков едва ли могло хватить на установление действительно стабильной власти. Тем более если речь идет об Америке, где каждые несколько лет меняют правителей, не давая им возможности как следует освоить искусство управления государством. В политическом же отношении в стране царит полная неразбериха, и слова Смита — тому подтверждение. Надо же — заявить, что Мастер Синанджу не может быть уверен в своем будущем контракте с Америкой только потому, что в стране должен смениться руководитель!

Мастер Синанджу в задумчивости прищурился. Больше всего ему хотелось помешать возвращению Римо в Синанджу. В прошлый раз ему удалось убедить Римо остаться на службе до истечения срока нынешнего контракта. В следующий раз это вряд ли пройдет, но что он, собственно, теряет? Для Чиуна вернуться в Синанджу и уйти в отставку равносильно тому, чтобы отдаться во власть преждевременной смерти. Селяне Синанджу перенесли свои верноподданнические чувства с Чиуна на Римо и совершенно перестали замечать старика. Хуже того, Римо вознамерился жениться на женщине, с которой едва знаком. И хотя Ма Ли хорошая девушка, добрая и чистая душой, брак с ней означает, что Римо неизбежно отдалится от Чиуна. А Чиун совсем не готов к тому, чтобы отойти на второй план в жизни Римо.

— Разве не существует переходного периода, когда власть передается от старого президента новому? — спросил немного погодя Чиун. — Чтобы обеспечить преемственность?

— Да, существует, — согласился Смит. — Однако, как вам известно, в последний год в стране было очень спокойно. И я не думаю, что произойдет что-то критическое, хотя наперед этого знать никто не может. Дело в том, Мастер Синанджу, что даже если нашу организацию не распустят, КЮРЕ вряд ли уже понадобится ее боевая единица.

— Чушь! — огрызнулся Мастер Синанджу. — Ассасин государству так же необходим, как человеку — воздух. Но предположим на минуту, что вы правы. Если, как вы говорите, вы опасаетесь упразднения, то мы тем более ничего не потеряем, если обсудим условия нового контракта сейчас. Если вас отправят в отставку, мы с Римо тоже тихо исчезнем.

— Боюсь, что в данный момент мы не вправе обсуждать дальнейшую судьбу Римо, — заметил Смит. — Нынешний президент считает, что Римо погиб в прошлом году во время кризиса с Советами.

— Значит, о Римо мы поговорим позже, — твердо заявил Чиун и расположился на ковре.

Понимая, что это означает официальное начало переговоров, Смит тоже устроился на ковре, положил на колени желтый блокнот и приготовил карандаш, чтобы записывать условия соглашения.

— Я предлагаю возобновить наш контракт на прежних условиях. Оплата меня устроит нынешняя, — величественным тоном изрек Чиун.

Он был уверен, что Смит тотчас ухватится за такие выгодные условия: все последние годы Чиун регулярно выбивал из него солидную прибавку.

Смит колебался. Он хотел сказать “да”, но прикусил язык.

— Это слишком дорого, — отвечал он бесстрастным тоном.

— Слишком... — начал Чиун. Он помрачнел, но сдержался. За всю историю Дома Синанджу не было случая, чтобы Мастер возобновил контракт на условиях, более скромных по сравнению с предыдущим годом. Но Чиуну позарез надо было продлить контракт, вот почему он подавил клокочущий внутри гнев. Подождите, через год — если Америка доживет — он свое возьмет. Сторицей! — Тогда сделайте встречное предложение, — строгим голосом изрек он.

— Мне кажется, будет лучше, если вы сами назовете цену, — ловко вывернулся Смит после некоторого раздумья.

Чиун лихорадочно соображал. Он сбросил сорок процентов с первоначальной ставки и подсчитал убытки. Результат заставил его поежиться, но он все же назвал цифру вслух и добавил:

— Ни больше, ни меньше. Ни на цент!

— Сбросьте еще десять процентов, и я соглашусь, — безразличным тоном сказал Смит.

Мастер Синанджу вскочил, облаком взметнув вверх полы кимоно. Щеки его раздувались, а пальцы выделывали в воздухе таинственные па, напоминая кинжалы. Смит отпрянул.

Взяв себя в руки. Мастер Синанджу грациозно опустился на ковер, как семечко одуванчика, парашютиком приземляющееся на луг. Когда он заговорил, в его медоточивом голосе звучали легкие угрожающие нотки.

— Договорились, — сказал Чиун.

— Составляйте текст, я его потом посмотрю, — сказал Смит.

С каменным лицом Мастер Синанджу поднялся и склонился в поклоне, после чего, не вымолвив более ни слова, на деревянных ногах вышел из кабинета.

Харолд В. Смит вернулся за стол и позволил себе улыбнуться. За все годы пребывания на посту директора КЮРЕ ему еще ни разу не удавалось так удачно сторговаться с Мастером Синанджу. Бережливый по натуре, Смит из года в год был вынужден отгружать в крохотную рыбацкую деревушку Синанджу столько золота, что его хватило бы на погашение долгов большинства стран третьего мира.

Жаль, что все это может пойти прахом, подумал он и включил компьютер, чтобы в последний раз перед уходом домой просмотреть свежую информацию.

Первая же строчка, высветившаяся на экране в информационной сводке, заставила его лицо вытянуться. Это был краткий отчет о выступлении кандидата от Демократической партии, губернатора Майкла Принсиппи. Суть его речи сводилась к обещанию перекачать средства из расходов спецслужб в социальную сферу. В особенности Принсиппи ополчился на так называемые “закрытые проекты”, оплачиваемые из федерального бюджета, безымянные статьи расходов, позволяющие правительству направлять миллиарды долларов налогоплательщиков на секретные операции и оборонные проекты, которые носили столь деликатный характер, что о них даже в конгрессе нельзя было сказать иначе, как за закрытыми дверьми. “Давайте прольем свет на то, что мы называем закрытыми статьями бюджета, и посмотрим, что мы там имеем” — такая цитата из речи губернатора Принсиппи содержалась в отчете.

Силясь овладеть собой, Смит двумя руками схватился за край стола. Сначала вице-президент, теперь еще и этот. Было очевидно, что его выступление стало ответом на призыв вице-президента положить конец секретным операциям спецслужб. Из этого, правда, еще не следует, что губернатору Принсиппи тоже известно о КЮРЕ. Худшего сценария и придумать было нельзя.

Но в конечном итоге это могло оказаться и не самым важным. КЮРЕ финансировалось из закрытого бюджета, реально же через Харолда В. Смита проходила добрая половина закрытой части финансирования ЦРУ, армейской разведки и Агентства национальной безопасности, не говоря уже о некоторых статьях оборонных расходов.

Как бы то ни было, похоже, с приходом нового президента КЮРЕ ожидают неприятности. И неважно, кто именно победит на выборах. Если, конечно, кандидаты намерены выполнять свои предвыборные обещания.

Смит застонал и снова потянулся к пузырьку с детским аспирином. Если так и дальше пойдет, придется перейти на взрослую дозировку, черт с ней, с язвой!

Глава 7

Все оказалось совсем не просто.

Сначала ему пришлось потрудиться в Синанджу. Он призвал на помощь пурпурных птиц, чтобы распугать селян и беспрепятственно войти в деревню. Он мог, конечно, проскочить ночью, никто бы его не заметил, однако была опасность, что при виде сторожа пробудился бы сидящий в нем зверь. Этого зверя он выпустил на свободу в Бейруте, покончив с бандитами “Хезболлах”, и только тогда утолил жажду крови.

На пути в Америку ему опять пришлось сдерживаться. Он сомневался, что сумеет усмирить зверя на все время трансатлантического перелета, но это ему удалось. Может, он наконец научился его обуздывать? Нет, вряд ли. Но он стал старше, мудрее и сильнее, чем раньше.

Беда в том, что старше, мудрей и сильней стал и зверь.

Подъехав к Алагасской глуши в штате Мэн, где росли густые сосновые леса, он съехал на обочину. В этих глухих местах он никого не встретит — значит, не будет искушения убивать. Он вышел из машины и снял “американскую” одежду, которая была слишком грубой и тяжелой для его белой кожи.

Он недолго оставался голым — ровно столько, сколько ему потребовалось, чтобы вновь облачиться в боевой наряд из красного шелка, который он, по обыкновению, перехватил желтым кушаком.

Он босиком прошел в глубь леса; ему нравилось ступать по сосновой хвое. Он вспоминал, как в детстве, на ферме в Кентукки, когда он ходил босиком, приходилось потом отмываться от навоза. Сейчас он нес в руках свои белые сандалии. Больше при нем ничего не было. Ему не нужны были никакие пожитки. У него ничего и не было, он ни в чем не нуждался. Жизнь его была пуста, если не считать той главной цели, ради которой он и отправился первым делом в Синанджу.

При его появлении даже белки бросались врассыпную. Интересно, что отпугивает от него животных и детей — запах, вибрация воздуха или какая-то аура? Внешность у него не отталкивающая, лицо даже довольно приятное. И все же они от него шарахаются как черт от ладана, неважно кто — медведь или бобер, — точь-в-точь как расступилось Красное море от гнева Господня.

Он заметил маленькую изящную лань, она щипала траву и его пока не видела. До чего же хороша! Ему бы хотелось приласкать кого-то, хотя бы разок. Но зверь у него внутри почувствовал это и возревновал.

Лань подняла голову, увидела его — и разлетелась на куски! Во все стороны брызнула кровь, полетели куски живой плоти и костей. Ему до слез было жаль несчастную лань, а зверь у него внутри с наслаждением вдыхал запах свежей крови. Он зашагал дальше.

Хижина стояла на поляне, усеянной сосновыми иголками. Как всегда летом, под крышей обосновались пауки. Нетронутая паутина над дверью говорила о том, что за время его долгого отсутствия на жилище никто не посягал.

Он открыл дверь. Замком он никогда не пользовался: красть у него было нечего, если, конечно, какой-нибудь идиот не вздумает тащить на себе из этой глуши старый черно-белый телевизор.

Он постоял посреди гостиной, потом подошел к телевизору и присел перед ним на корточки, как язычник, принесший подношения к алтарю. Потом включил телевизор, но звук не прибавил: ему не хотелось, чтобы что-то отвлекало его от мыслей.

Телевизор будет его окном во внешний мир, из которого он узнает, когда Джалид нанесет первый удар. Это станет сигналом, что пора возвращаться в цивилизованный мир. Пока что слишком опасно оставаться в городе, где его зверь примется охотиться на безвинных — не потому, что онэтого хочет, а потому, что у него недостает сил со зверем совладать.

Он взглянул на экран, но было уже поздно и на всех каналах светились настроечные таблицы. Неважно. Он остановился на каком-то канале наугад и сосредоточился. Это был единственный известный ему способ держать зверя в узде.

Горевшая у него над головой лампочка вдруг разлетелась в мириады частиц. Он к ней даже не прикоснулся — разве что мысленно.

Глава 8

Америка произвела на Джалида Кумкатти потрясающее впечатление.

Он вез своих братьев на машине от Нью-Йорка до самой Филадельфии, и его ни разу даже не остановили. В Америке, которую иранские, ливийские и другие ближневосточные правители объявляли трусливым бумажным тигром, страной, многие граждане которой даже на родине не чувствуют себя в безопасности, как оказалось, не было ни блокпостов на дорогах, ни контрольно-пропускных пунктов, ни танков на улицах, ни каких-либо ограничений передвижения иностранцев.

Хотя им много раз встречались полицейские машины и было невооруженным глазом видно, что они иностранцы, их никто не остановил. Один раз, недалеко от города под названием Левиттаун, у них спустило колесо, и, пока они стояли, к ним подрулила полицейская машина и залила их опешившие лица ярким светом фар. Джалид едва не впал в панику при виде вылезающего из машины полицейского, но, заметив, что у того только крохотный револьвер 38-го калибра, да и то в кобуре, он немного успокоился. В Бейруте такие носили только женщины и дети, когда шли на рынок. Это оружие недостойно мужчины! Для ливанца пистолет тридцать восьмого калибра — это несерьезно.

Вот почему Джалид шепнул своим дружкам, чтобы не нервничали, и вопросительно взглянул на полицейского.

— Маленькие неприятности? — вежливо осведомился полицейский.

— Да вот, колесо меняем, — немного нервно ответил Джалид. — Скоро уже поедем.

— Поторопитесь. Я не хочу, чтобы в вас влупился сзади какой-нибудь лихач. Недавно в Америке?

— Ага, — ответил Джалид.

Его английский был вполне сносен — он выучился языку, чтобы писать записки с требованием выкупа за заложников и торговаться с европейцами.

— Тогда вы еще, должно быть, не знаете, насколько опасны наши шоссе. Впрочем, почему бы мне не подстраховать вас с моими мигалками? — с улыбкой предложил офицер.

— Да, да, конечно, — закивал Джалид и взялся за гаечный ключ.

Когда он закончил с колесом, все запрыгнули в машину и умчались на приличной скорости.

— Он был очень мил, — заметил Саид спустя какое-то время.

— Америка вообще очень милая страна, — подхватил Рафик. — Вы заметили? Проехали уже почти пятьдесят километров, а в нас ни разу не стреляли! В Бейруте за сигаретами спокойно не сбегаешь — каждую секунду могут прихлопнуть.

— Америка — страна идиотов, таких же, как вы оба! — огрызнулся Джалид. — Лучше думайте о задании.

Но даже на него Америка, ее просторы, ее чистота произвели большое впечатление. Ему говорили, что когда-то таким же был и Ливан — богатая, плодородная, счастливая земля. Сейчас ее рвут на куски дикие звери, и он, Джалид, — один из них. Он оправдывал себя тем, что родился в стране, уже раздираемой гражданской войной. Его самые ранние детские впечатления были связаны с нищетой и громом далеких взрывов. Первой музыкой в его жизни стали каждодневные причитания убитых горем женщин. Нет, он все делает правильно.

Однако сейчас, мчась в машине по Америке, он увидел, какой должна быть нормальная человеческая жизнь, но вместо чувства вины за то, что тоже приложил руку к несчастьям собственной страны, он ощутил прилив ненависти к Америке, у которой оказалось во много крат больше того, что она заслуживает. И он решил уложить на месте следующего полицейского, который вздумает приставать к нему с разговорами.

Они сидели в кружок в своем номере — не в креслах, а на спинках, пачкая ногами мягкую обивку, — и чистили и смазывали оружие. Со стороны они были похожи на грифов, рассевшихся на скалах.

— Вице-президент обедает в каком-то клубе под названием “Лайонз”, — сообщил Джалид, пролистав газету, которую стащил со стойки в вестибюле, когда дежурная отвернулась.

— И как мы отыщем это львиное место? — спросил Саид.

— Поедем на такси. Так даже быстрей получится. А как доедем, шофера уберем. — Джалид опустил газету и внимательно оглядел своих людей. — Саид, брат мой, — наконец произнес он с непонятной улыбкой. — Тебе сегодня выпадет большая честь.

— Мне? — Саид улыбнулся в ответ.

Его улыбка не столько выражала радость, сколько скрывала страх.

— Да, — сказал Джалид и соскочил со спинки кресла. — Я все обдумал. За эту работу мы огребем большие деньги. Будет жалко, если не останется никого, чтобы их получить.

Все переглянулись, затем закивали. Кроме Саида. Его улыбка стала еще шире, но в глазах появился болезненный блеск.

— Мы понятия не имеем, каких боевиков эти американцы используют для охраны своих руководителей, — продолжал Джалид, задумчиво почесывая жидкую черную бороду. — Если они охраняют их так же небрежно, как свои жирные, раскормленные города, то это нам раз плюнуть. Может, для устранения этого вице-президента больше одного человека и не понадобится.

— В одиночку? — В голосе Саида слышалась неуверенность.

— Мы останемся снаружи, в случае чего — придем тебе на помощь.

— А если не сумеете?

— Нет ничего проще, брат, — возьмем заложников и будем держать до тех пор, пока тебя не отпустят.

— А что, если меня убьют при исполнении моего долга перед “Хезболлах”? — не унимался Саид. Улыбка на его лице напоминала застывшую гримасу клоуна.

— Тогда причитающуюся тебе долю мы отправим твоей престарелой матушке. Ей будет приятно, правда?

— Вы останетесь непосредственно у входа? — спросил Саид после долгого раздумья.

— У самых дверей, — заверил Джалид. Он подошел и похлопал Саида по плечу. Улыбка на взмокшем от пота лице юноши лопнула как мыльный пузырь. — Решено! — воскликнул Джалид, радостно воздевая ладони. — Саиду выпадет честь нанести первый удар. Давайте-ка закажем еду в номер, прежде чем ехать. Сытый воин — уже хороший воин!

Все громко расхохотались. Все, кроме Саида, у которого внезапно пропал аппетит.

Вице-президент тоже не чувствовал голода.

Он посмотрел себе в тарелку — резиновая курица, перезрелая кукуруза, печеная картошка в фольге. Ее почти не было видно под холмиком сметаны. Он взял десертную ложку и попробовал сметану, после чего решил тем и ограничиться. Почему на этих приветственных обедах всегда подают одно и то же? Приготовили бы для разнообразия свинину по-китайски или техасское барбекю! Нет же, всякий раз или курица, которую не прожуешь, или пережаренное мясо с жирной подливкой! А на гарнир — сморщенная картошка или рис, пересушенный в микроволновой печи до состояния семечек.

Вице-президент отставил в сторону тарелку и заказал черный кофе. Когда чашку принесли, он положил четыре ложки сахара, надеясь таким образом поддержать силы.

Со сцены кто-то произносил речь. Лицо знакомое, но кто это — сразу он вспомнить не мог. Вот так уже больше года — мотается с одного завтрака на другой, с обеда на ужин, торчит в прокуренных залах, слушает бесконечные речи, которые, хотя и пишутся лучшими спичрайтерами страны, все составлены как под копирку, так что не отличишь одну от другой — нескончаемая вереница одинаковых мероприятий, уходящих в туманное прошлое, к которому, впрочем, по меркам предвыборной карусели, относилось уже все, что происходило полтора месяца назад.

Потягивая свой кофе, вице-президент пытался не вслушиваться в многословную речь оратора, в коем он наконец узнал губернатора штата.

Какая скука! Все одно и то же, за исключением того выступления, что он сделал на днях. Где это, бишь? Ах да, в штате Нью-Йорк. Та поездка была незапланированной, своего рода импровизация по ходу предвыборной кампании. Он принял решение о ней вопреки возражениям своего штаба, считавшего, что перед персоналом психушки (или что это было — санаторий “Фолкрофт”?) надо хотя бы мельком сказать о проблемах отечественного здравоохранения.

Он не стал говорить им, чтотакое санаторий “Фолкрофт”, не упомянул о полученном из Сеула письме, подробно описывавшем деятельность тайной организации под названием КЮРЕ, функционирующей под прикрытием санатория “Фолкрофт”.

В этом письме, независимо от того, была ли в нем правда или нет, он усмотрел удачную возможность произнести речь на тему работы спецслужб. К тому же это был прекрасный шанс дистанцироваться от проблем нынешней администрации.

Вице-президент не знал, верить ли этому Тюльпану, чья подпись стояла под письмом. Но на тот случай, если изложенное в письме оказалось бы правдой, он специально попросил своих людей сделать так, чтобы вступительную речь произнес именно Харолд В. Смит.

Категорический отказ Смита и его смущение во время выступления кандидата, как ничто, подтверждали факт существования КЮРЕ. Да во время выступления этот парень просто места себе не находил! И как такому нервному типу доверяют руководить секретным агентством?

Сначала вице-президент решил пойти к президенту и потребовать объяснений, но передумал. О том, чтобы раскрыть правду о КЮРЕ в крупномасштабном выступлении, не могло быть и речи. У него нет доказательств, и это было бы слишком похоже на скандальное разоблачение, приуроченное к выборам. Лучше дождаться результатов голосования. Если победит он, то сможет аргументированно разоблачить это самое КЮРЕ. Для новой администрации это будет прекрасный стартовый рывок, который навсегда положит конец укоренившемуся в обществе мнению о нем как о бессловесной тени нынешнего президента.

Но одна вещь его беспокоила: как раз сегодня кандидат от демократов произнес речь, очень похожую на ту, с какой он сам выступил в “Фолкрофте”. Он говорил на эту тему на конференции Американской медицинской ассоциации, и хотя сам вице-президент выступления не слышал, но ему принесли текст, который явно изобиловал намеками на какую-то таинственную миссию некоторых лечебных заведений.

Советники успокоили, что соперник просто ему подражает, но вице-президент не был в этом столь уверен. Может, Принц тоже получил от Тюльпана письмо?

Уже в который раз он задумался над тем, кто такой этот Тюльпан. Мужчина с таким именем невольно наводит на мысль о сексуальной ориентации. Впрочем, в наше время чего только не бывает!

Кто-то тронул его за рукав, и вице-президент прервал свои размышления.

— Вам выступать, господин вице-президент. Вас уже представляют.

— Да, да, конечно, — отозвался вице-президент и встал.

По дороге на трибуну он расстегнул пуговицу пиджака, которую тут же застегнул, произнеся первое “спасибо” в микрофон. Его стилист как-то заметил, что на ходу он размахивает руками как пугало, и с тех пор он всегда следил за тем, чтобы занять руки пуговицей, даже если пройти предстояло всего несколько шагов.

Публика горячо аплодировала. Он слышал шум, но лиц не видел — для него они сливались в одно людское море, поверх которого слепили безжалостные софиты телевизионщиков. Даже если бы в зале сидела его собственная жена, он бы ее не узнал.

— Меня впервые так тепло встречают после партийного съезда в Айове, — сказал вице-президент, свято веря в раз и навсегда избранную линию поведения.

Публика засмеялась и с жаром захлопала. Вице-президент расточал улыбки фотографам, то тут, то там мелькали вспышки. Он не заметил возникшую в дверях суматоху и не расслышал какие-то внезапно раздавшиеся слабые хлопки.

В следующий момент его со всех сторон заслонили охранники. Двое повалили его на пол и закрыли своими телами, другие, рассаженные в зале среди сторонников кандидата, молниеносным движением потянулись к своим кейсам. Крышки разом распахнулись, обнажив автоматы.

Стрельба была недолгой и беспорядочной. Не успели крики стихнуть, как вице-президента подняли на ноги и выволокли через заднюю дверь, словно пьяного из бара. Его впихнули в стоящий наготове лимузин, и машина рванула с места.

Придя в себя, вице-президент задал один-единственный вопрос:

— Что это было?

— Покушение, — односложно ответил охранник. — Мы его схватили, не волнуйтесь.

— Если вы его схватили, зачем было выволакивать меня из клуба “Ротари” таким образом?

— Это был клуб “Лайонз”, сэр.

— Неважно. В семичасовых новостях это будет смотреться ужасно!

— Ваш труп смотрелся бы куда хуже, сэр.

Вице-президент откинулся на спинку кожаного сиденья, чувствуя дрожь в коленках. Он взял трубку и попросил телефонистку соединить его с Белым домом.

— Когда мы будем в безопасном, с вашей точки зрения, месте, остановите машину и все выйдите. То, что мне надо сказать президенту, никто не должен слышать, — произнес он хрипло.

В кандидатов на пост президента не стреляют. На то должна быть причина. И вице-президент эту причину знал.

Глава 9

Доктор Харолд В. Смит знал, зачем звонит президент. Он был готов к этому звонку еще прежде, чем зазвенел красный телефон прямой связи.

Незадолго до этого его компьютер дважды пропищал, давая знать, что получена информация чрезвычайной важности, имеющая непосредственное отношение к КЮРЕ. На экране высветился текст дешифрованного сообщения службы безопасности, суть которого сводилась к тому, что вице-президент только что едва не стал жертвой покушения.

— Слушаю, господин президент, — ответил Смит на звонок.

— Смит, у меня к вам вопрос.

— Да, сэр?

— Меньше четверти часа назад вице-президента чуть не убили. К счастью, покушение провалилось, но мы пока не знаем, кто стрелял.

— Да, я уже в курсе. Я только что получил сообщение на эту тему. Насколько я понимаю, ситуация под контролем.

— Неужели? — мрачно отозвался президент.

— Не понял вас, сэр.

— Возвращаясь к нашему недавнему разговору, осмелюсь выразить надежду, что приказ устранить вице-президента исходил не от вас.

От неожиданности Харолд Смит вскочил на ноги, его бледное лицо исказилось гримасой ужаса. Красный телефон съехал со стола, и Смит едва успел его подхватить.

— Господин президент, должен вас заверить, что на устранение вице-президента КЮРЕ бы никогда не пошло, за исключением самого экстремального случая. Никак иначе.

— Но раньше вы убирали людей, которые вам мешали?

— Только в интересах Соединенных Штатов. Если существование КЮРЕ станет достоянием гласности, это будет равносильно тому, что признать конституцию неэффективной. И само наше государство тоже. Мне действительно в прошлом приходилось принимать тяжелые решения, но я всегда действовал строго в рамках отведенных мне полномочий.

— Значит, то обстоятельство, что вице-президенту стало известно о КЮРЕ, не представляет для вас угрозы? Тем более что он уже дал понять, что после его избрания организация будет распущена.

— Это его право в случае избрания, — отчеканил Смит.

— А в противном случае он становится для вас мишенью?

— С подобной проблемой мы сталкиваемся впервые, — неуверенно ответил Харолд Смит. — Но я полагаю, учитывая все обстоятельства, мы будем верить его честному слову, как верим всем бывшим президентам США, с которыми нам приходилось работать.

— Кстати, почему бы не обсудить это сейчас, раз уж мы затронули эту тему? Скоро мне тоже предстоит стать бывшим президентом, так что не мешает знать, что меня ждет.

— Извольте, господин президент. Все очень просто. До тех пор пока бывший президент держит язык за зубами, мы его не трогаем.

— А вам, Смит, не приходило в голову, что нынешняя утечка могла как раз произойти через кого-то из бывшего руководства?

— Приходило, сэр, но это маловероятно.

— Но вы этого не исключаете?

— Можно сказать, что исключаю.

— Вы говорите так уверенно... — недоверчиво протянул президент. — Вы что, шпионите за ними всю оставшуюся жизнь?

— Никак нет, господин президент. Большего, к сожалению, сказать не могу. Из соображений безопасности.

— Хорошо. Давайте вернемся к вице-президенту. Допускаете ли вы хоть малейшую возможность, что к покушению может быть причастен ваш особенный человек?

Смит хотел сказать: “Нет, сэр”, но ему вспомнился недавний разговор с Мастером Синанджу.

— Одну минуту, господин президент, — сказал Смит и, закрыв ладонью микрофон (красный телефон не имел кнопки, перекрывающей звук), произнес в селектор: — Миссис Микулка, проверьте, пожалуйста, где сейчас больной из палаты пятьдесят пять, мистер Чиун. Если его нет на месте, пусть поищут в здании.

Получив ответ, Смит облегченно вздохнул: мистер Чиун у себя в палате. Он продолжил разговор с президентом.

— Прошу меня извинить, господин президент, мне пришлось ответить на очень важный звонок. На ваш вопрос отвечаю: мой человек никогда не предпринимает несанкционированных действий. И он не применяет оружия. В Филадельфии же, насколько мне известно, стреляли из автомата.

— Я вас понял. Но это не снимает проблемы. Мне только что звонил вице-президент. Он хочет знать, не я ли приказал его убрать после его недавнего выступления. Парень так напуган, что ему взбрело в голову, что начальство решило от него избавиться.

— Я убежден, что это все от нервов. Так часто бывает: люди, избежавшие смерти, какое-то время ведут себя нерационально.

— Мне пришлось сказать ему, что я понятия не имею, о чем он толкует, а это, естественно, только усилило его подозрения. Смит, я не могу допустить, чтобы вице-президент считал, что за ним охотится правительство.

— Может, мне подключить к этому делу своего спецагента? — предложил Смит. — Тогда, если будет новое покушение, мы сумеем его предотвратить.

— Что ж, может, это заставит его понять, что мы руководствуемся благими намерениями. Ладно, Смит, займитесь этим, только без шума. Если нам удастся его уберечь, может, мы сумеем склонить его на свою сторону.

— Слушаюсь, господин президент, — сказал Смит и повесил трубку.

Не успел Смит расположиться в кресле, как секретарша доложила, что пришел главный садовник.

— Кто? Ах да, пусть войдет, — сказал Смит, не сразу сообразив, о ком идет речь.

Вошел Римо Уильямс. В руке у него была газета.

— Смитти, мне кажется, у вас проблема, — озабоченно заявил он.

— Что бы там ни было, это подождет. Сейчас мне надо дать задание Чиуну.

— Я тут прочел... — продолжал Римо. — Где же это? — Он стал просматривать газету. По комнате разлетелись листы. — Ага, вот, — сказал наконец Римо, сложил страницу и положил Смиту на стол.

— Не знал, что вы читаете газеты, — удивился Смит.

— Искал что-нибудь смешное, — пояснил Римо. — И вот что нашел. — Смит проследил за пальцем Римо. — Удивительно, как ваши компьютеры не забили тревогу.

Смит прочел заголовок: “Принсиппи обещает положить конец секретным службам”.

— Выступление было сделано несколько дней назад, — ровным тоном констатировал Смит, но все же прочел заметку. — О Господи!

— Кажется, вы подумали то же, что и я?

— Принсиппи тоже знает, — выдохнул Смит.

— Вот и мне так показалось, — подхватил Римо. — В конце он там что-то говорит об излечении нации от ее недугов и о роли в этом лечебных учреждений. Мне это показалось странным. А что значит ваше “тоже”? — вдруг спросил Римо.

— Это значит, что о нас известно вице-президенту, — сказал Смит, остекленевшим взглядом упершись в потолок.

— Ну, это не так ужасно, по-моему. Если кто-то должен был о нас прознать, то эти две — еще не худший вариант.

— Дело не в них, а в том, кто дал им информацию о КЮРЕ — вот в чем вопрос.

— Неужели президент?

— Он уверяет, что нет. А мы знаем, что из бывших президентов этого тоже никто не мог сделать.

— Да, — сказал Римо. — Мы с Чиуном об этом позаботились. Дело нехитрое — незаметно проникнуть в спальню и нажать на один-единственный нерв на виске. Несколько тихих слов на ушко — и пожалуйста, мгновенная выборочная амнезия. Они даже не помнят, что такое КЮРЕ.

— Нет, ни нынешнее, ни бывшее руководство к утечке отношения не имеет. В этом я абсолютно убежден.

— И что вы собираетесь предпринять? Я понимаю, нас с Чиуном это уже не касается, через несколько дней нас здесь не будет, но если ликвидируют КЮРЕ — вам конец. Можете считать меня сентиментальным, но мне бы не хотелось, чтобы это случилось.

— Спасибо, Римо. Вы очень добры.

— А знаете, Смитти, — небрежно бросил Римо, — я ведь вас терпеть не мог.

— Да уж знаю.

— Я вас просто ненавидел за все, что вы со мной проделали: сначала подставка, потом имитация казни на электрическом стуле, могила с моим именем на кресте — это ужасная мерзость!

— Это было продиктовано необходимостью. Нам нужен был человек, который для всех уже умер, поскольку и сама организация формально не существует.

— Но вышло удачно. Посмотрите на меня. Теперь я принадлежу Синанджу. В Корее меня ждет прелестная девушка и дом, который я построил своими руками. Все будет хорошо, и меня это ужасно радует. Бывали, конечно, и трудные времена, но теперь у меня все образуется. Желаю, чтобы и у вас все было хорошо.

— Благодарю вас, Римо, — растрогался Смит. Он не очень хорошо умел выражать свои чувства, но им много пришлось пережить вместе и ему было приятно, что Римо не держит на него зла. — Может, окажете мне небольшую любезность?

— Какую любезность?

— На вице-президента только что было совершено покушение. Я собирался отправить Чиуна присмотреть за ним на случай, если что-то подобное повторится. Вы не возьметесь?

Римо задумался.

— Кажется, дело несложное. Хорошо, Смитти. Будем считать это последним заданием. Безвозмездным.

— Спасибо, — сказал Смит. — Не могу выразить, как много это для меня значит!

— Держите субмарину под парами!

Римо улыбнулся и, насвистывая, вышел из кабинета.

Глава 10

Меры безопасности вокруг Блэйр-хауса были самыми строгими за все время после 1950 года, когда пуэрториканские националисты пытались убить президента Трумэна, который жил здесь какое-то время, пока в Белом доме шел ремонт.

Пережив покушение на свою жизнь в Филадельфии, вице-президент вылетел в Вашингтон, чтобы сделать передышку и успокоить нервы. Его собственный дом охрана нашла в данных обстоятельствах непригодным, поскольку обеспечить там должную безопасность не представлялось возможным. Вот почему вице-президент перебрался в резиденцию напротив Белого дома под названием Блэйр-хаус, где обычно останавливались находящиеся с визитом главы иностранных государств. Перед красивым серым особняком были временно воздвигнуты бетонные заграждения, призванные защитить от бомб, которые ближневосточные террористы так любят бросать на ходу из машины. На крыше разместились снайперы, а весь квартал усиленно патрулировали агенты службы безопасности с рациями.

Установить личность преступника, совершившего покушение в Филадельфии, так и не удалось: он был убит на месте. Считалось, что это выходец с Ближнего Востока, а более точно его национальную принадлежность определить не смогли. Вероятнее всего это не был террорист-одиночка, так как несколько свидетелей видели отъезжающее от места покушения такси. Позже машину нашли; на заднем сиденье лежал труп водителя. Отыскался также свидетель, который видел и описал трех арабов, бегущих от этой машины, и хотя поиски были организованы незамедлительно, соучастников так и не нашли. Но даже приблизительная идентификация погибшего террориста привела службу безопасности в состояние повышенной боевой готовности. Теперь агенты были готовы отразить любое нападение на вице-президента, за исключением разве что ядерной атаки.

Они, однако, не были готовы к появлению двух мужчин, фланирующих по Пенсильвания-авеню так, словно и сама улица, и все окрестности, насколько хватало глаз, находятся в их непосредственной собственности.

Когда эти двое прошли мимо поста службы безопасности возле госпиталя университета имени Джорджа Вашингтона, агент Оррин Снелл получил сообщение по рации.

— В вашу сторону движутся два объекта, — передали ему с соседнего поста.

— Как выглядят?

— Белый мужчина, рост примерно пять футов одиннадцать дюймов, вес — сто пятьдесят пять фунтов, шатен, глаза карие, одет в черную футболку и защитные штаны. С ним невысокий азиат, лысый, лет восьмидесяти.

— Во что одет?

— Не знаю даже, как и назвать, — был ответ. — Вы его сразу увидите. Он одет, как Пинки Ли.

— Как кто?

— Как клоун в цирке.

— А-а, — догадался Снелл — парочка появилась в его поле зрения.

Он смерил взглядом белого. Здесь проблем не будет, парень, судя по всему, безоружен. Азиат был очень маленький и очень старый. На нем был красный деловой костюм, который можно было бы назвать ладно сшитым, если бы не широкие рукава, развевающиеся на манер халата китайского мандарина. Сомкнутые на груди руки он прятал в необъятных рукавах, в которых можно было свободно укрыть пистолет или гранату.

Агент Снелл машинально достал из кобуры пистолет. Рисковать он был не намерен.

— Не вздумайте наводить на меня эту оскорбительную штуковину! — пропищал старик-азиат.

— Не волнуйся, папочка, я сам все улажу, — отозвался белый.

— Попрошу вас не двигаться! — приказал Снелл. — Мне требуется подкрепление! — прокричал он в рацию, и тотчас из-за угла показались два агента с пистолетами наготове.

— Да в чем дело, приятель? — спросил белый.

— Все в порядке, если вы будете хорошо себя вести. Я бы попросил вашего друга вынуть руки из рукавов. И помедленнее!

— Он что, не в себе? — спросил азиат.

— Сделай, что он просит. Он, кажется, нервничает.

Коротышка-азиат пожал плечами, разнял руки и высвободил их из рукавов. Агенту Снеллу показалось, что он видит пучок вязальных спиц, но, приглядевшись, он понял, что это пальцы. Таких длинных ногтей он в жизни не видел.

— Ладно, — медленно выдавил он. — Кажется, все в порядке.

Двое агентов опустили “пушки”.

— Чудесно! — обрадовался азиат. — А теперь не окажете ли нам небольшую любезность? Мы ищем резиденцию вице-президента.

Пистолетные дула вновь поползли вверх.

— А зачем это вам? — спросил Снелл.

— Мы туристы, — поспешно вставил белый.

— Туристов в Блэйр-хаус не пускают, — сказал Снелл.

— А-а... Мы не знали, — ответил белый. — Тогда мы уходим.

— Сначала я попрошу ваши документы, — остановил Снелл.

Белый вывернул карманы, демонстрируя пустую подкладку.

— Должно быть, оставил в отеле, — сказал он.

— Я Чиун, Мастер Синанджу. Документов у меня нет, поскольку все достойные люди меня и так знают, — заявил старик-азиат.

— Стало быть, у вас тоже документов нет? — спросил Снелл.

— Если вам нужен кто-нибудь, кто бы мог за меня поручиться, обратитесь к своему президенту, он меня знает лично.

— Неужели? — удивился Снелл, на мгновение испугавшись, не задержал ли он какую-нибудь заезжую знаменитость.

— Вот именно, — объявил азиат и опять спрятал руки в рукава. — Я как-то спас ему жизнь.

За спиной двух незнакомцев один из агентов произнес: “Психи!”. Снелл кивнул.

— Так чего же вы не идете куда шли? — спросил он.

— Как раз идем! — ответил белый.

Агент Оррин Снелл проводил их взглядом.

— Ну и парочка! — ухмыльнулся Снелл, качая головой. — Слышали, как он его назвал? “Папочка”! Ладно, по местам.

Все разошлись. Снелл не удержался и еще раз обернулся на странную парочку — их и след простыл. Пенсильвания-авеню была безлюдна, а спрятаться им было негде. На другой стороне улицы их тоже не было. Он включил рацию.

— Я потерял из виду белого мужчину и азиата. Они двинулись в твою сторону. Видишь их?

— Никак нет, — был ответ.

Снелл ринулся к дверям Блэйр-хауса и постучал условным стуком в резную дверь. Из двери показалась голова охранника.

— Все в порядке? — спросил Снелл.

— Так точно. А у тебя?

— Ничего. Ложная тревога. Поскорей бы кончился этот кошмар! — проговорил Снелл и вернулся на свой пост. Интересно, куда же они подевались? — подумал он. Впрочем, раз в Блэйр-хаус они не проникли, то все в порядке.

Римо подождал. Он висел под карнизом крыши Блэйр-хауса.

— Стареешь, папочка! — прокричал он вниз. — Раньше ты первым взбирался.

Мастер Синанджу обогнул оконный проем и оказался рядом с Римо.

— Никто не стареет! — проворчал он. — Виноваты эти американские одежки. Они ни на что не годятся.

— Может, тебе вернуться к кимоно? — усмехнулся Римо.

— Я на службе у Америки и буду одеваться, как американец. Видел, как я прошелся перед этим безмозглым охранником, а он даже ничего не заподозрил?

— У меня сложилось иное впечатление, Чиун. А если ты не станешь говорить тише, мимо охранников на крыше нам не проскочить.

— А что, на крыше тоже охранники?

— А ты послушай. Дыхание слышишь?

Мастер Синанджу прислушался и кивнул.

— С ними мы легко справимся: один пыхтит, как кузнечные мехи, — курильщик, должно быть.

— Да стоит ли возиться? Давай через окно! — предложил Римо.

— У тебя какое-то особое окно на примете? — прошептал Чиун. — Я бы не хотел очутиться по ошибке в женской спальне.

Римо улыбнулся.

— Попробую тебе помочь.

Как паук по паутине, Римо стал спускаться по стене, пока не нашел темного окна. Держась за оконный переплет, он обвел ногтем стекло по периметру. Стекло пискнуло, словно вынимаемый из дерева гвоздь.

Чиун уже был рядом. Он аккуратно висел на пальцах, стараясь не испортить ногти о кирпич.

— Если бы ты отрастил ногти до нужной длины, то не издавал бы этого ужасного мышиного писка.

— С небольшим шумом жить можно, — сказал Римо, надавливая ладонью на стекло, чтобы проверить его прочность.

— Нет! — возразил Чиун. — Даже самый маленький шум может тебя погубить.

— Верно. Смотри-ка! — Ударом ладони он выдавил стекло внутрь и молниеносным движением руки перехватил его раньше, чем оно упало и разбилось. — Прошу! — Римо изобразил поклон, насколько позволяла его поза — он висел на стене здания, опираясь на ноги и одну руку.

Мастер Синанджу скользнул в окно с легкостью струйки дыма, вильнувшей в трубу под действием тяги. Римо последовал за ним.

В комнате было темно. Римо положил стекло на стол и шагнул к дверному проему, по периметру которого выбивалась узкая полоска света.

Коридор был залит сочным светом из бронзовых светильников, развешанных по стенам. Обои были дорогие и очень красивые, плотные, почти как ковер. В коридоре воздух был застоялый, как в музейном зале.

Римо пошел первым. Он понятия не имел, где именно разместили вице-президента. Когда он сказал об этом вслух, Чиун удивился.

— Ба! Да это же так просто! Где увидим больше всего охранников — там и его дверь.

— А что, если они заметят нас первыми?

— Хорошего ассасина нельзя заметить первым, — заявил Чиун и двинулся вперед.

На всем этаже не было ни души.

— Куда пойдем — вверх или вниз? — спросил Римо.

— Для большинства правителей чем выше, тем надежнее, — сказал Чиун.

— Значит, вверх. — Римо направился к лестнице.

— Но если чья-то жизнь в опасности, то чем ближе ты к земле, тем быстрей можешь удрать в случае нападения.

Римо встал как вкопанный.

— Так значит, вниз?

— Не спеши. Я пытаюсь рассуждать по-американски, — сказал Чиун, теребя жидкую бороду. — Предположим, я американец. Что бы я сделал в подобном случае?

— Послал бы за пиццей?

— Не строй из себя шута, Римо. Вопрос серьезный. Я пытаюсь вписаться в эту страну.

— Какой смысл? Это же наше последнее задание! Выполним его — и свободны как ветер.

— Так вот почему ты сегодня в таком прекрасном настроении!

— Такое чувство, словно весь мир у меня в кармане.

— “В кармане!” Держи карман шире! — пропел Чиун, навострив уши.

— То есть?

— То есть мы уже идем. Я слышу наверху голоса. Думаю, что блиц-президента мы найдем там.

— Не “блиц-президента”, а вице-президента! — поправил Римо.

— Ну, значит, и его тоже.

Вице-президент дремал в мягком кресле возле кровати с резными стойками. На коленях у него лежали результаты последнего опроса.

Его разбудил легкий толчок в плечо.

— Хм... Что? — невнятно откликнулся он.

— Прошу прощения, что разбудил вас, — раздался бесцеремонный голос.

Перед ним стояли двое — белый мужчина и маленький азиат в красном костюме с зеленым галстуком, который сразу напомнил ему помощника Санта-Клауса на рождественском мероприятии.

— Кто? Что?..

— Какой-то он косноязычный для руководителя, — сказал азиат. — Может, не тот?

— Нас послал Смит, — объявил белый. — Вы знаете, кого мы имеем в виду?

— Вы пришли меня убить... — в ужасе прошептал вице-президент.

— Да, он правда все знает, — буркнул себе под нос белый.

— Нет, о вероятный будущий правитель! — запел азиат. — Мы здесь для того, чтобы защитить вас от возможных неприятностей.

— Где мои телохранители?!

— Спят, — сказал белый. — Я не хотел, чтобы они нам мешали. Кстати, меня зовут Римо, а его — Чиун. Мы работаем на Смита, хотя к моменту вашего избрания — если оно состоится — это уже будет в прошлом.

— Это еще спорный вопрос, — поспешил вставить Чиун.

— Ничего подобного! — отрезал Римо.

— Не слушайте его. Он влюблен в женщину, с которой едва знаком.

— Я знаком с Ма Ли уже год, — огрызнулся Римо, и оба заспорили на каком-то птичьем языке.

Вице-президент попытался встать, но белый по имени Римо протянул руку и прикоснулся к его шее, отчего он разинул рот и застыл в том положении, в каком был, то есть на полусогнутых ногах, а двое непрошеных визитеров продолжили свой спор, словно забыв о его присутствии.

— И это окончательно, — резюмировал Римо по-английски, когда спор закончился.

— Ты только так думаешь, — съязвил Чиун.

Римо снова повернулся к вице-президенту.

— Так о чем мы? Ах, да. Дело выглядит так. Нас с Чиуном мало волнует ваше избрание, как и судьба КЮРЕ, поскольку мы скоро возвращаемся в Корею. Смит только попросил нас, прежде чем мы уедем, ненадолго взять на себя вашу охрану. Вот почему мы здесь. Но, я думаю, пока мы тут, следует замолвить за Смита словечко. Когда вы с ним поближе познакомитесь, то поймете, что он славный малый. За деньги налогоплательщиков лучшего вам не найти. К тому же он прижимистый, понимаете?

— Но щедрый, когда это нужно, — добавил Чиун.

— Мы хотим, чтобы вы знали, что к покушению он не имеет никакого отношения, и чтобы доказать это, а также убедить вас в эффективности организации, мы останемся с вами до того момента, когда станет ясно, что вам больше ничто не угрожает. Вы меня понимаете?

Вице-президент попытался изобразить кивок, но не смог двинуться. По ногам у него бежали мурашки, и он был уверен, что сейчас наступит паралич.

— Ох, прошу прощения! — спохватился Римо и помассировал нерв на шее у вице-президента. — Ну, как теперь?

— Синанджу? — прохрипел вице-президент.

— Вы и об этом знаете? — с любопытством спросил Чиун.

— Да. Об этом тоже было в письме.

— В каком таком письме вам рассказали о Синанджу? — встрепенулся Чиун.

— От какого-то Тюльпана.

Римо повернулся к Чиуну.

— Знаешь такого?

— Нет. Никогда бы не стал водить дружбу с человеком, который себя так называет. Надо спросить у Смита, может, он знает, кто такой Тюльпан.

— Хорошо бы вам сейчас убраться отсюда и заняться этим вопросом, — предложил вице-президент. — Мне не помешает поспать, если не возражаете.

— Конечно, конечно, — сказал Римо. — Мы только хотели поставить вас в известность, что приступили к исполнению.

— Вот и прекрасно. Считайте, что я занес это в свой ежедневник.

— Если понадобимся — мы за дверью, — сказал Римо и шагнул к выходу.

Мастер Синанджу последовал за ним. В дверях Римо задержался.

— Не забудете, что я вам сказал про Смита и организацию?

— Не забуду, — пообещал вице-президент.

Сбросив халат, вице-президент улегся в постель и попытался уснуть. Наутро охранники сменятся, и тогда эти двое узнают, во что они ввязались! И Смит заодно. К черту национальную безопасность! На этот раз доктор Харолд В. Смит превзошел самого себя, и теперь вице-президент позаботится, чтобы Смита засадили в федеральную тюрьму, даже если это будет его последним делом на посту вице-президента.

Глава 11

Что-что, а вести наружное наблюдение агент Оррин Снелл умел.

Он был обучен обращать внимание на мельчайшие детали, которые ни за что не бросятся в глаза обычному прохожему, — едва заметные штрихи, которые могут сказать о многом. О том, что не все в порядке. Например, если мужчина не размахивает рукой при ходьбе, а прижимает ее к туловищу — значит, у него при себе оружие и он собирается пустить его в ход. Крадущаяся походка означает, что человек боится, что его заметят или станут преследовать. Машина, идущая на малой скорости, может означать что угодно, но мчащаяся на всех парах определенно сулит неприятности.

Сейчас агент Снелл почуял опасность за четыре квартала. Он понял все, прежде чем затрещала рация.

— К вам на высокой скорости мчится “форд” последней модели. Спереди сидят двое мужчин, больше ничего заметить не успел.

— Подкрепление ко мне! — рявкнул Снелл, присел за бетонное ограждение на обочине, положил рацию у ног и ухватил пистолет двумя руками.

Взвизгнули тормоза, и машина резко остановилась, так что хвостовую часть занесло. Дверцы со стуком распахнулись, из автомобиля разом выскочили двое мужчин в легких куртках. Лица их были замотаны цветными платками, а в руках они держали автоматы “узи”.

Агент Снелл громко приказал бросить оружие. В этом была его ошибка. Рука одного из нападающих взметнулась, и рядом со Снеллом упала граната. Она дважды подскочила и только потом взорвалась.

В первый момент Снелл ничего не почувствовал, потом он услышал страшный грохот, и макушку его сдавила адская боль. Открыв глаза, он увидел, что лежит на спине — сам на земле, а голова — выше, на бетонном блоке. Ноги, торчащие из разорванных штанин, были похожи на два одинаковых сэндвича с фрикадельками. Двинуть ими он не мог. К тому же было искалечено правое бедро. Он потянулся к револьверу, но не обнаружил его.

В этот момент из-за угла показалось подкрепление. При виде истекающего кровью Снелла ребята остановились, лица их исказились от ужаса.

Снелл попытался что-то крикнуть. “Не пяльтесь на меня, идиоты! Держите того, кто это сделал. Да что с вами такое?” Но крик застрял в горле.

Из-за заграждения выскочили двое и уложили обоих агентов. Затем нападавшие направились к массивным дверям Блэйр-хауса. Они прикрепили к замку пластиковую взрывчатку и отскочили назад в ожидании взрыва.

Раздался грохот, и двери выпали. Террористы бросились в дом. От дыма и пыли лица их защищали платки-куфии.

Агент Оррин Снелл по-прежнему лежал на земле. Он опять попытался нащупать пистолет. Ему что-то попалось под руку, это оказалась рация. Неловким движением он перебросил ее себе на грудь и, превозмогая боль, пробормотал:

— Двое... “Узи”... Вошли в здание... Остановите их...

Ответом ему был треск. Из глубины Блэйр-хауса не доносилось ответной стрельбы.

Да что они там, в самом деле? — проплыло в затуманенной голове Снелла. Почему не отвечают по рации охранники из вестибюля? Что они, уснули?

— Все еще спит, — произнес Римо, заглянув в комнату.

Он вернулся в коридор, где в старинном кресле сидел Чиун с длинным свитком бумаги на коленях.

— Над чем работаешь? — поинтересовался Римо.

— Так, пустяки, — рассеянно бросил Чиун, поменяв позу, чтобы Римо не видел, что он пишет.

— Похоже на нашу хронику, но ты, кажется, оставил все свитки в Синанджу.

— Оставил, — сказал Чиун.

— Тогда что же это?

— Не твое дело.

— Если это не хроника, следовательно — контракт?

— С чего ты взял?

— Ленточка, которой был завязан свиток, синего цвета. Разве не такими ты перевязываешь тексты контрактов Дома Синанджу?

— Объявления о появлении на свет потомков Мастеров тоже перевязывают синими лентами.

— Так, так. Значит, все-таки контракт, — сказал Римо.

— Не торопись с выводами, — предостерег Мастер Синанджу.

— Если бы я был не прав, ты бы мне прямо сказал. Чиун, надеюсь, ты ничего новенького не придумал, чтобы задержать меня в Америке? Сразу тебе говорю: этот номер не пройдет!

— Почему нет? В прошлый же раз прошел!

— Ага! Так ты признаешь, что в прошлый раз прибегнул к уловке?

— Римо, сын мой, ты понял это только сейчас? Я думал, ты лучше соображаешь. Пожалуй, тебе надо больше трудиться, чтобы совершенствовать свои навыки. От прополки ты совсем отупел.

— Прополкой я занимался один-единственный раз. Так что ты там делаешь — выискиваешь лазейки в предыдущем контракте?

— Пытаюсь, но на улице слишком шумно.

— Да, я тоже слышал скрип тормозов. Скорее всего подростки лихачат.

Из дальнего конца коридора донесся приглушенный взрыв.

— Что это? — Римо насторожился.

Мастер Синанджу уже был на ногах и обеими руками ловко скручивал и завязывал лентой свой свиток. Бросив его на кресло, он крикнул:

— Нападение! Пойдем встретим их!

Пока все идет отлично, подумал Рафик. Они с Исматом проникли в Блэйр-хаус, не встретив почти никакого сопротивления. Он стремительно взбирался по лестнице, мысленно поражаясь безалаберности охраны. Они вдвоем обшарили первый этаж, комнату за комнатой, готовые в любой момент открыть огонь, и, не обнаружив ни одного охранника, поднялись выше.

Здесь, на втором этаже, кое-кто был: белый мужчина в штатском и пожилой маленький азиат. Оружия у них, похоже, не было.

— Гляди-ка, папочка, — дружелюбно произнес высокий. — К нам гости.

— Может, чаю заварить? — так же обыденно отвечал старик.

— Сначала давай спросим, сколько им положить сахара.

— Это я предоставляю тебе. Я уже слишком стар, чтобы тащиться через весь этаж и спрашивать о такой малости. К тому же небольшая разминка тебе не повредит, а мне она ни к чему.

Рафик решил взять их живьем. Расскажут, где найти главного американца, — сэкономится время.

— Ни с места! — приказал Рафик, выставив автомат. Несмотря на предупреждение, американец продолжал идти прямо на него, а азиат юркнул в боковую дверь.

— Я сказал — ни с места! — повторил Рафик.

— Может, пришить его? — спросил Исмат.

— Нет, — прошипел Рафик. — Он не вооружен. Мы его и так возьмем.

— Эй, ребята, вы какой чай любите? — спросил американец.

Рафик решил для начала стрельнуть ему в ногу. Пусть немного остынет. Он пальнул понизу — на ковровой дорожке появился длинный разрез: пуля прошла точно между ботинок американца.

— Промазал! — прошипел Исмат. — В следующий раз не промахнусь.

И он не промахнулся. Американец, находившийся в другом конце коридора, вдруг оказался у него прямо перед глазами, как если бы он смотрел на него в видеокамеру и резко приблизил изображение.

Рафик знал, что с такого расстояния он не промахнется. Он спустил курок, но в этот момент какая-то сила развернула его, и вместо помертвелых глаз американца ему предстало изумленное лицо Исмата.

— Ты... убил... меня... — простонал тот и рухнул на пол.

— Из-за тебя я товарища убил! — набросился Рафик на белого.

— Бывает и хуже, — небрежно ответил тот.

В руках у него вдруг оказался автомат Рафика, и он принялся методично его разбирать. Беда в том, что он, по-видимому, не был знаком с таким современным оружием, как “узи”, и теперь отламывал от него целые куски, не удосужившись их толком отсоединить. “Узи” с треском рассыпался на куски.

Рафик понял, что с человеком, умеющим голыми руками разломать автомат на части, врукопашную не справиться. Он выхватил из-за пояса гранату, зажал зубами чеку и прокричал слова, которые при угоне самолета работали безотказно и подавляли любое возможное сопротивление:

— Если я умру, умрем мы все!

Рафик вовсе не собирался умирать — он не снял гранату с предохранителя, а без этого взорваться она не могла. Он рассчитывал напугать белого, чтобы беспрепятственно выбраться из здания и сесть в машину. Но не успел он и шага сделать, как американец схватил его за запястье, а другой рукой повернул большой палец вокруг оси. Чека выпала.

Рафик пытался избавиться от гранаты, но не мог. Рука, сжимающая ее, словно окаменела. Потом американец сбил его с ног. Рафик упал, а граната оказалась под ним. Он попытался подняться, но американец придавил его спину ногой, и граната вдавилась ему в живот.

И взорвалась.

Террориста подбросило. Римо еще держал ногу на его спине. Когда араб опять плюхнулся на пол, он убрал ногу.

Парень затих, из-под него натекла лужа крови. Вся сила взрыва пришлась на его тело.

В коридоре опять показался Мастер Синанджу.

— Так сколько им сахара? — спросил он.

— Нисколько. Они не хотят пить, — ответил Римо.

— Смотри, он испортил ковер!

— Я не виноват. Он выхватил гранату. Иначе от осколков пострадали бы и стены.

Чиун приблизился.

— Он не сказал, кто их нанял?

— Нет, не успел.

— Ты все испортил! Нельзя уничтожать источник информации, пока не получишь от него все, что тебе нужно!

— Да, конечно, только если ты такой умный, почему не занялся этим сам? Отныне я только смотрю и учусь.

— Я заваривал чай, — с достоинством проговорил Чиун.

Джалид Кумкатти дождался, пока Рафик и Исмат войдут в здание, и только тогда выпрямился на заднем сиденье.

Улица была пустынна. Он перемахнул через заграждения, призванные остановить террористов в случае нападения, и обошел особняк сзади. Там охранников не оказалось. Впрочем, именно этого он и ожидал: его товарищи выманили всех к главному входу, где и прикончили.

Прошло уже достаточно много времени. Джалид понял, что раз Исмат и Рафик не вернулись к машине, значит, они либо попали в беду, либо поиски вице-президента непредвиденно затянулись. Он решил, что ситуация требует его компетентного вмешательства. Может, Рафик и Исмат уже погибли? Тогда ему достанется больше денег.

Джалид проник в дом через окно. Он замотал платком глаза, чтобы не пораниться стеклом, разбежался, прыгнул головой вперед, сделал кувырок и, вскочив на ноги, кинулся к дверям.

Сразу за коридором был небольшой лифт. Он рванулся туда, и, на его счастье, хлипкие дверцы разъехались, стоило ему нажать кнопку. Он поднялся наверх и вышел из лифта. Спускаться с верхнего этажа в поисках объекта будет легче, чем пробиваться снизу, а затем опять идти вниз.

В третьей по счету комнате оказалось полно спящего народу. По их внешнему виду Джалид сразу распознал американскую службу безопасности: все были в серых костюмах и даже перед сном не удосужились снять черные очки. Он поднял свой “Калашников” и хотел было перебить всех, но понял, что это будет пустая трата патронов.

Все агенты были мертвы. Шестеро лежали вповалку на большой кровати с балдахином, свесив ноги и руки на пол, остальные беспорядочно валялись на полу. Странно, но ни на одном не было огнестрельных ран, а ведь Рафик и Исмат никакого газа с собой не брали. Должно быть, подумал он, передушили всех по очереди. Вот почему они так задержались!

В таком случае это только вопрос времени. Сейчас он отыщет своих людей и жертву — вице-президента.

Джалид распахнул дверь в соседнюю комнату — никого. Он направился к двери напротив — тоже пусто. У входа в следующую комнату стояло старинное кресло, на котором лежал перевязанный синей лентой свиток.

Джалид толкнул дверь ногой — замок сразу подался. В комнате было темно. Он пошарил рукой по стене и нащупал выключатель.

Комнату залило светом, и заспанный человек резко сел в кровати. Джалид узнал знакомое мальчишеское и одновременно зрелое лицо.

— Кто? Что?.. — спросонья спросил вице-президент.

Джалид улыбнулся: гонорар обеспечен.

Римо услышал звук разбитого стекла. Чиун поднял на него глаза.

— Опять нападение, — сказал Чиун. — Быстрей, надо защитить нашего подопечного, он ведь скоро может стать нашим работодателем!

— Идем!

Римо рванулся к лифту и нажал кнопку. Поздно! Кабина прошуршала мимо без остановки.

— В лифте кто-то есть, — бросил Римо.

Мастер Синанджу поспешил к лестнице, Римо не отставал.

— Если мы опоздаем, ты будешь виноват, — заявил Чиун.

— Да брось, Чиун, успеем!

На верхнем этаже они сразу увидели, что дверь в спальню вице-президента раскрыта настежь.

— Ай-ай-ай! — возопил Чиун. — Опоздали!

Из комнаты спиной вылетел мужчина в простых летних брюках. От удара о противоположную стену его на мгновение оглушило. Быстро придя в себя, он оперся о стену, поднял автомат и направил его в спальню.

Выстрелить ему было не суждено. Из спальни в изящном прыжке выскочил какой-то человек, приземлился перед арабом и, повернувшись на одной ноге, нанес удар ступней на уровне плеча. Голова террориста дернулась в одну сторону, потом, следом за вторым ударом, — в другую. “Калашников” грохнул об пол. Какую-то долю секунды террорист тупо смотрел перед собой, после чего удар открытой ладонью сломал ему шею. Он осел на пол бесформенной кучей.

Человек, расправившийся с арабским террористом, повернулся к Римо и Чиуну. Это был высокий мужчина с широким загорелым лицом любителя виндсёрфинга. Его зеленые глаза смеялись. На нем был белый наряд наподобие кимоно каратиста, мощный торс перехватывал черный пояс.

— И кто же вы такой? — спросил Римо.

— Можете называть меня Адонисом. Это моя официальная кличка. Я здесь затем, чтобы охранять жизнь вице-президента.

— Что тебе в полной мере удалось, — добавил кандидат в президенты, на неверных ногах выходя из спальни. Он был в пижаме светло-зеленого цвета. Вице-президент окинул Римо и Чиуна взглядом. — А где были вы двое?

— Мы занимались двумя террористами, которые ворвались с парадного хода, — произнес в свое оправдание Римо.

— Правда? Что ж, если бы не этот парень, который в нужный момент появился через окно, от меня бы уже осталась груда мяса. Киллер застиг меня тепленьким. — Вице-президент повернулся к своему спасителю. — Я бы хотел пожать тебе руку, — тепло произнес он.

Человек по имени Адонис вежливо поклонился, потом выпрямился и ответил на рукопожатие. Вице-президент обратил внимание, какие у него широкие плечи и загорелое, пышущее здоровьем и силой лицо. Он поневоле сравнил его с тощей фигурой Римо и субтильным Чиуном.

— Вот это я понимаю — телохранитель! — сказал он.

— Не забывайте, мы тоже приложили руку, — заметил Римо. — Тех двоих внизу уложили мы.

— Да, верно, — согласился вице-президент и повернулся спиной. — Ты, сынок, чудеса творишь ногами. Что это было — каратэ?

— Нет, кунг-фу.

Мастер Синанджу сплюнул под ноги.

— Тоже у нас украли, — прокомментировал он.

— Может быть, и так, — сказал вице-президент, — но, кажется, он далеко ушел от оригинала.

— Случайность! — фыркнул Чиун. — Да я этого красавчика одним пальцем превращу в мешок с костями! Вы взгляните на него получше: он же толстый!

— Да? А я думал, это мускулы! — сказал вице-президент. — Кто тебя послал, друг мой?

— Я вам скажу после, когда нас никто не будет слышать, — ответил Адонис, кивнув в сторону Римо и Чиуна.

Те обменялись взглядами.

— Папочка, одно твое слово — и я заткну этого наглеца! — прорычал Римо.

Вице-президент возразил:

— Вы не сделаете ничего подобного. Этого человека прислали меня охранять. Он уже доказал, что вполне с этим справляется. А вы, оба, исчезните! Вы мне больше не нужны!

— Нам поручено охранять вашу персону, — заявил Мастер Синанджу, горделиво приосаниваясь.

— Вы свободны. Всё! Вы оба устарели. Так и передайте своему Смиту. И скажите, что это дело будет расследовано. Я не считаю случайным совпадением, что вы усыпили мою охрану как раз перед нападением. Мне кажется, тут все подстроено — одной рукой уложить охрану, другой — впустить наемных убийц.

Мастер Синанджу гневно запыхтел.

— Да он оскорбил Дом Синанджу! — вскричал он. — Да я за это...

Римо преградил ему путь.

— Не надо, папочка. Хуже будет!

— Вот вам, пожалуйста! Этот коротышка сам говорит, что хочет меня убить! — торжествующе воскликнул вице-президент. — Вот вам и доказательство.

Адонис заслонил вице-президента от Мастера Синанджу.

— Не бойтесь! Пока я здесь, ни один волос не упадет с вашей головы.

— Ну уж нет, дальше это терпеть невозможно! — вскричал Чиун, подпрыгивая от негодования. — Какой-то трюкач из кунг-фу смеет угрожать Мастеру Синанджу!

Римо взял Чиуна за тощие плечи.

— Уймись, слышишь? — взмолился он. — Давай лучше уйдем. Наше присутствие здесь нежелательно.

— В нем просто нет необходимости! — насмешливо уточнил Адонис.

— С тобой мы позже разберемся, — пообещал Римо и потянул Чиуна к лифту.

— Не забудь укутать его как следует, а то он ведь такой старенький! — насмешливо прокричал им вслед Адонис.

Римо пришлось приложить все усилия, чтобы затолкать Мастера Синанджу в лифт. Интересно, подумал он, что мы теперь скажем Смиту?

Глава 12

— Мы опозорены, — сказал Мастер Синанджу.

— Прекрати, Чиун. Я не желаю ничего слушать.

Они шагали по Пенсильвания-авеню. Возле здания казначейства Римо нашел телефон-автомат.

— Постой здесь, — сказал он и вошел в будку.

Мастер Синанджу смерил его критическим взглядом.

— Что ты собрался делать?

— Доложить Смиту.

Чиун выхватил трубку у Римо и ногтем ловко перерезал провод.

— Чиун!

— Ты спятил? Докладывать Смиту!

— А что ты предлагаешь? Мы доложим Смиту, и он скажет, что делать дальше.

— “Доложим”! Что ты собрался ему докладывать?

— Как — что? То, что произошло!

— То есть правду? Да ты с ума сошел! За всю историю Синанджу ни один Мастер никогда не докладывал Императору всей правды! Это просто неслыханно!

— Ты хочешь, чтобы я соврал?

— Нет, но в подобных ситуациях надо быть дипломатичным.

— То есть врать, — перевел Римо, ища глазами другой телефон. Рядом оказалась вторая будка.

— Я не хочу, чтобы ты врал, — объяснил Чиун. — Но я считаю, что нельзя идти на поводу у правды. Это означает вести себя подобно глупцу, который бросается вброд, не зная, ни какое здесь течение, ни какие водовороты уготовил ему коварный поток!

Римо снял трубку. Тут он вспомнил, что у него нет монеты. У него вообще не было при себе денег. Он взглянул на Мастера Синанджу, но сразу отмел идею попросить у того монетку.

— А знаешь, что, папочка? Давай-ка ты сам позвонишь! — сказал Римо учтиво.

— И позвоню! Только сначала давай условимся, что будем говорить.

— Да говори что хочешь. — Римо протянул Чиуну трубку.

— А я не знаю этих дурацких кодов, — сказал Чиун.

— Я тебе помогу. Ты опускай монету, а я наберу секретный код.

— Идет! — согласился Мастер Синанджу, извлек из внутреннего кармана красный бумажник, достал оттуда четверть доллара, опустил монету в щель и прижал трубку к уху, а Римо стал нажимать кнопки.

Эти шифры Римо терпеть не мог. Он их вечно забывал, а поскольку официально он больше не являлся сотрудником КЮРЕ, то и не старался запомнить. В последний раз, когда ему приходилось прибегать к такой связи, код представлял собой многократно повторенную единицу. Римо нажал кнопку с цифрой один и стал держать. Потом он спросил:

— Еще не соединилось? Пора бы уж!

— Нет, — ответил Мастер Синанджу. — Вместо Смита я слышу какую-то барышню, которая уверяет, что сообщает мне точное время. Она говорит это каждые две секунды.

Чиун повесил трубку.

— Ну, зачем же? Это же был Смит!

— Он что, стал женщиной?

— Нет, но сигнал проходит через службу точного времени. Смит снимает трубку после сообщения о погоде. Давай попробуем еще раз, а?

— Только теперь ты плати, — сказал Чиун.

— Мне придется одолжить у тебя четверть доллара, — вздохнул Римо.

— А я возьму с тебя проценты, — парировал Чиун, опуская в прорезь следующую монету. Римо снова нажал кнопку с единицей, и вскоре Чиун оживленно затрещал.

— Я не виноват, Император Смит. Я старался. Даже Римо старался. Мы ничего не могли поделать. Надеюсь, при подписании нового контракта вы не забудете, сколь успешно мы действовали в прошлый раз, ибо при принятии таких важных решений полезно помнить всю историю службы Мастера Синанджу при дворе.

— Что ты там несешь?! — вскричал Римо, выхватывая у него трубку. — Ты же хотел смягчить краски!

— Я очень разнервничался. Такого со мной еще не случалось.

— Это верно, — подтвердил Римо и сказал в трубку: — Алло, Смитти?

Голос Харолда В. Смита звучал тускло и безжизненно, словно он говорил из могилы.

— Римо, только не говорите мне, что вице-президент убит.

— Нет, он не убит, — ответил Римо.

— Что, серьезно ранен?

— Нет, он вообще не ранен.

— Тогда о чем Чиун толкует? — Смит заинтересовался и ожил.

— Буду краток, — сказал Римо. — Совершено нападение. Опять арабы. Двоих мы с Чиуном уложили, но третий проскочил мимо нас.

— Не мимо, а в обход! — закричал Чиун так громко, что его слышно было за три квартала. — Мимонас он не шел!

— Он оказался в комнате вице-президента раньше нас. Но его отбил какой-то мускулистый клоун, владеющий кунг-фу.

— Да уж, более грозного воина я в жизни не видал! — опять завопил Чиун. — И быстр, и смел, и точен! Зоркий глаз, верная рука! К тому же — лгун. Влез в окно, вместо того чтобы, как положено приличному телохранителю, войти в дверь!

Римо смерил Чиуна взглядом. Тот умолк.

— Так вот, — продолжил Римо, не сводя глаз со взволнованного лица старика, — этот парень нас опередил. Он уложил последнего террориста. Сказал, что он новый телохранитель вице-президента, но кто его прислал — при нас говорить отказался.

— Ясно, — сказал Смит. — Насколько я понял, вы звоните из Блэйр-хауса, чтобы уточнить личность этого нового персонажа?

— Не совсем так, — уточнил Римо. — Мы звоним с улицы. Вице-президент выставил нас за дверь.

— Выставил...

— Да, этот герой на него произвел впечатление. Кроме того, он решил, что мы специально вырубили его охрану, чтобы открыть путь террористам. По-моему, он винит во всем вас, Смитти.

— Меня? — переспросил Смит упавшим голосом.

— Да, он что-то кричал про расследование, про обвинение. Говорит, нам всем конец.

— Еще не все потеряно! — выкрикнул Чиун. — Я помогу вам сохранить лицо, у меня масса соображений на сей счет.

— О чем ты? — изумился Римо.

— Не твое дело, безработный, — фыркнул Чиун.

— Смитти, что он тут нес?

— Не придавайте значения, — вздохнул Смит.

— Смитти, что нам делать дальше? Нас выставили, но мы подчиняемся вам. Может, вернуться и разобраться с этим типом? Или как?

— Я полагаю, в данных обстоятельствах, учитывая, что наемные убийцы ликвидированы, мы можем оставить вице-президента на попечении этого нового агента. Вы говорите, он вполне компетентен?

— Во всяком случае, действовал он быстро.

— Но он же толстый! — сказал Чиун. — Он не такой, как мы — худые и поджарые. Мы — шкварки на сковороде конституции!

Римо снова смерил его многозначительным взглядом.

— Мне бы хотелось, чтобы вы приняли решение, — сказал он.

— Помнишь — “коварный поток”? Я как раз его преодолеваю, — шепнул Чиун. — Советую тебе тоже как-нибудь попробовать — меньше воды нахлебаешься.

— Ага, воды, — поддакнул Римо.

— Что-нибудь еще? — спросил Смит.

— Нет, — глухо ответил Римо. Потом вдруг передумал: — Да, вот еще. Мы выяснили, откуда вице-президент узнал про КЮРЕ. Он сказал, что получил письмо от человека, который знает об организации все. И о Синанджу тоже.

— А кто этот человек?

— Этого он не знает. Сказал только, что письмо подписано “Тюльпан”.

— Письмо, — медленно повторил Смит.

В трубке раздались щелчки клавиатуры.

— Пока вы там играете со своими файлами, — вставил Римо, — может, скажете, возвращаться нам или нет? От нас здесь толку как от козла молока.

— Говори за себя одного, нахал, — надменно произнес Чиун.

— Нет, — сказал Смит. — Подождите, я пытаюсь выяснить местонахождение Майкла Принсиппи.

— Он выясняет местонахождение Майкла Принсиппи, — объяснил Римо Чиуну, который, сгорая от любопытства, теребил его за ремень.

— Хорошо! — громко сказал Чиун и тихо прибавил: — А кто это?

— Чиун хочет знать, кто такой Майкл Принсиппи, — сказал Римо в трубку.

— Ничего я не хочу знать! — огрызнулся Чиун. — Я и без вас знаю, что это известный американский чернокожий певец.

— Боюсь, ты подумал о другом Майкле. Или о другом Принце — точно не скажу, — проговорил Римо. — Но имя кажется мне знакомым.

— Майкл Принсиппи — кандидат в президенты от Демократической партии, — сказал Смит. — Вы-то должны это помнить, Римо. Сами же мне сегодня газету показывали!

— Ах, да, — сказал Римо. — Я совсем забыл. А почему он должен нас интересовать?

— Если вице-президент получил информацию от какого-то Тюльпана, то Принсиппи должен был тоже получить такое письмо. Сейчас Принсиппи вернулся к себе домой. Немедленно вылетайте туда. Представьтесь ему как сотрудники КЮРЕ и вежливо, но настойчиво разузнайте, не получал ли он писем от человека по имени Тюльпан. Вытащите из него все, что сумеете. Если такое письмо существует, заберите его. Может, оно даст нам хоть какой-то ключ.

— Понял, — сказал Римо. — Что еще, Смитти?

— Удачи вам! Учтите, КЮРЕ висит на волоске.

Римо повесил трубку.

— Что он сказал? — проскрипел Чиун.

— Сказал, что КЮРЕ висит на волоске.

— Тогда давай обратимся в быстрые стрелы и поспешим укрепить этот волосок, — сказал Чиун, зловеще шевеля пальцами.

— А я думал, мы преодолеваем “коварный поток”.

— Это было раньше. Не отставай от жизни!

— Я предпочел бы сохранить здравый рассудок, — ответил Римо, закатив глаза.

Глава 13

Майклу Принсиппи нравилось считать себя обыкновенным человеком. На протяжении двух сроков в губернаторском кресле он демонстрировал полное презрение к привилегиям высокой должности. Он неизменно ездил на работу на трамвае. Когда ему все же приходилось пользоваться автомобилем, то он брал у жены старый фургон семьдесят девятого года выпуска. Его кабинет в Стейт-хаусе был образцом казенного стиля. Буклеты и листовки, выпущенные к президентской кампании, всячески подчеркивали его скромный и уравновешенный подход и называли его не иначе как сыном простых иммигрантов, которому посчастливилось подняться до высшей должности в штате и который считает для себя вполне достижимым и высший пост в государстве.

Люди, хорошо его знающие, понимали, что определение “скромный” — это намек на то, что пребывание Принсиппи в Белом доме не будет стоить налогоплательщикам слишком дорого. Его речи перед представителями различных фондов грешили такой “уравновешенностью”, что повергали аудиторию в глубокую дрему. А те, кто вспоминал о его эмигрантском происхождении, как-то забывали сказать о том, что его так называемые “простые” родители приехали в Америку весьма и весьма состоятельными людьми.

Советники всячески внушали губернатору Принсиппи, что простонародный взгляд на вещи очень хорош для руководителя местного масштаба, но для человека, претендующего на Овальный кабинет, слабоват. Это не по-президентски — ездить в старой колымаге, глотать общепитовскую еду из бумажного кулька и продолжать жить в обшарпанном псевдобогатом квартале, где владельцы машин занимают себе место для парковки, выставив на обочине пустой мусорный бачок. Но Майкл Принсиппи был упрям. Он не верил ни в какие льготы и привилегии. Он не поддастся на уговоры!

Не уступил он и тогда, когда правительство настойчиво предлагало приставить к нему как к кандидату от Демократической партии усиленную охрану.

— Ни в коем случае! — наотрез отказался он.

— Сэр, это ради вашей же безопасности.

— Благодарю за беспокойство. Мой офис и так уже охраняют, а на трамвае я больше не езжу. Между прочим, транспорт мне теперь обходится вдвое дороже, чтоб вы знали: бензин у нас не дешев. Но дополнительной охраны мне не требуется. Я Принц, и народ меня любит.

Спецслужба стояла на своем. Но и Майкл Принсиппи — тоже. И он одержал верх.

Вот почему в тот день он появился в своем кабинете в 6.27 утра совершенно один. Даже секретарши в приемной еще не было.

Губернатор Принсиппи опустился в кресло и углубился в сводки последних социологических опросов. Кандидаты шли вровень, теперь все будет зависеть от последних дебатов, которые должны состояться через несколько дней. Майкл Принсиппи был настроен решительно.

Губернатор Принсиппи не успел среагировать на стук в дверь кабинета. Он еще не сказал: “Войдите”, а на пороге уже возникли двое незнакомцев. Вот когда он пожалел о том, что отказался от охраны. В дверях стоял высокий белый мужчина и маленький древний азиат.

— Как вы сюда попали? — с нажимом спросил Принсиппи.

— Вошли, — сообщил высокий.

— Я имею в виду здание Стейт-хауса, а не мой кабинет. Ведь внизу охрана!

— Ба! — воскликнул азиат. — Это вы называете охраной? Они нас даже не заметили! Вот мы — настоящие охранники. И ассасины!

— Что? — У губернатора Принсиппи брови поползли вверх.

— Он неточно выразился, господин губернатор. Присядьте. Меня зовут Римо, а это — Чиун. Нас послал Смит.

— Смит? Ах да, Смит...

— Да, мы работаем на КЮРЕ. Вам ведь известно о КЮРЕ, не так ли?

— Возможно, — настороженно произнес Майкл Принсиппи. — Если вы те, за кого себя выдаете, попрошу показать удостоверения.

Римо и Чиун переглянулись.

— По правде сказать, у нас их нет, — признался Римо.

— Как? Нет удостоверений? Что это за организация такая, которая не дает своим агентам удостоверений?

Чиун поднял палец.

— Тайная организация!

— Не забудьте: официально ее не существует, — сказал Римо. — Или об этом вам Тюльпан не написал?

— Может, и написал, — сказал губернатор Принсиппи, теребя в руках карандаш. — Но откуда мне знать, что вы — те, кем назвались?

— Послушайте, — сказал Римо. — Прежде мы никогда ни к кому вот так не являлись и не раскрывали, кто мы есть. Мы проскальзывали незаметно и так же незаметно исчезали. Раньше у меня было много разных фальшивых документов, но, строго говоря, я из КЮРЕ уже уволился.

— Я мог бы показать вам мою золотую карточку “Америкен экспресс”, — вставил Чиун, — но — увы! — у меня ее отобрали.

— Понятно, — с сомнением протянул губернатор Принсиппи.

— Вы можете позвонить Смиту, — предложил Римо, — он за нас поручится.

— А откуда я узнаю, что говорю со Смитом? Я с ним не знаком и голоса его не знаю.

— Это он верно говорит, папочка, — бросил Римо Мастеру Синанджу.

— Есть и другие способы установить личность, — парировал Чиун. — Это у вас что на столе? Апельсин? — спросил он у губернатора.

— Да. Это мой завтрак.

— Вы ведь слышали о Синанджу? В письме об этом что-то было?

— Предположим.

— Тогда я попрошу вас бросить этот апельсин мне.

Майкл Принсиппи пожал плечами. Что он, собственно, теряет?

Апельсин опустился азиату на кончик указательного пальца, тот сделал едва заметное движение, и плод молниеносно закрутился вокруг своей оси.

Что-то метнулось через комнату и шлепнулось на казенный губернаторский стол. Майкл Принсиппи взглянул — это была полоска апельсиновой корки длиной с его руку. Он взял ее за один кончик — она заколыхалась в его руке упругой спиралью.

Он поднял глаза и увидел, что апельсин продолжает вращаться на пальце азиата, но уже очищенный.

— Ну вот, — сказал человек по имени Чиун и бросил апельсин на стол.

Принсиппи поймал. Оглядев плод, он увидел, что тонкая внутренняя кожица нигде не повреждена.

— Удовлетворены? — спросил Римо.

— Ловкий трюк, — признал губернатор Принсиппи. — Но он ничего не доказывает.

— Есть у вас враги? — вежливо осведомился Чиун.

— У каждого политика они есть.

— Тогда назовите одного, и он исчезнет, как когда-то исчезли от руки моих предков неверные в Древней Персии.

— Убийство?

— Считайте, что это предложение своих услуг на будущее, если вы воцаритесь на троне этой дивной страны.

— Да нет, не слушайте его, — поспешил вмешаться Римо. — Папочка, в этой стране с правителями так дела не ведут.

— Молчи, Римо, я знаю, как вести дела с правителями!

— Если я что-нибудь могу для вас сделать, потрудитесь выразиться яснее, — сказал губернатор. — Я очень занят!

— Нас интересует письмо, которое вы получили от некоего Тюльпана.

— Это исключено.

— Почему?

— Со своей личной корреспонденцией я никого не знакомлю, а тем более — людей, у которых нет документов.

— То есть оно все еще у вас? — уточнил Чиун.

Майкл Принсиппи засомневался. Он бросил быстрый взгляд на свой кейс.

— Возможно, — уклончиво ответил он.

— Это все, что мы хотели знать, — сказал Чиун. — Идем, Римо.

— Минутку, папочка, это еще не все.

— А по-моему, все! — отрезал Майкл Принсиппи.

— Послушай его, он, возможно, скоро станет нашим работодателем, — сказал Чиун и потянул Римо к двери. Он задержался только для того, чтобы попрощаться. — Мы сейчас уходим. Желаем вам благополучно прийти к власти, и не забывайте, что без хорошего ассасина настоящему правителю не обойтись. А среди ассасинов выше всех стоит имя Синанджу!

— Все совсем не так, как он говорит, — сказал Римо, закрывая дверь. — Мы симпатичные ребята, и Смит — тоже. Пожалуйста, не забывайте об этом.

— Идем, Римо.

Римо притворил за собой дверь и набросился на Чиуна.

— С какой стати ты меня тащишь отсюда, как на веревке? Смиту нужно это письмо. Мог, по крайней мере, дать мне с ним поговорить!

— Пустая трата времени, — сказал Мастер Синанджу. — Я знаю, где у него письмо.

— Неужели?

— Не пойму, почему тебя всегда так удивляют мои фантастические возможности!

— И где же?

— Неважно, — ответил Чиун. — Мы только что разгадали эту загадку. Объясню. Ты обратил внимание на его глаза, когда я спросил его, у него ли письмо?

— Нет.

— Он посмотрел на портфель. Письмо там.

— Но это не значит, что оно у нас в руках.

— Нет, но задание значительно облегчается. Мы выкрадем у него письмо.

— Да? Ты считаешь, это хорошая идея? — усомнился Римо.

— Успех — всегда хорошая идея. Дождемся ночи, вернемся и добудем Смиту письмо.

— Как скажешь, папочка. — Они вышли из Стейт-хауса, сопровождаемые подозрительными взорами охраны. — А что будем делать целый день?

— Найдем тихое местечко и посидим там, — сказал Чиун, доставая свиток, перевязанный синей лентой. — Мне надо заняться одним важным делом.

— Тебе помочь? — спросил Римо, озабоченно глядя на свиток.

— Пожалуй, — ответил Чиун, заметив пустую скамейку перед входом в здание. — Можешь отгонять голубей, чтобы не мешали сосредоточиться.

— Я не о том спрашиваю!

— Что я могу тебе ответить? — хихикнул Чиун и устроился на скамейке. — Тут непочатый край работы. Хе-хе! Непочатый край. Хе-хе!

Глава 14

Антонио Серрано считал себя заметной фигурой. На Трентон-стрит он был всему голова. Он заправлял здесь с того дня, как ему исполнилось пятнадцать, то есть с 17 декабря прошлого года, и надеялся, что это продлится хотя бы до шестнадцати лет. Дальше все было покрыто мраком: на Трентон-стрит из главарей после шестнадцати мало кто задерживался, в лучшем случае — переезжали в другой район.

Антонио Серрано тоже мог бы переехать. Он имел больше тысячи долларов в неделю, разъезжал на зеленом кадиллаке с откидывающимся верхом, который поворачивал с великолепием праздничного парома. Девчонок у него было хоть отбавляй. Симпатичных девчонок с накрашенными глазами и в узких юбочках, которые они покупали в торговом центре “Исти”. Он мог бы жить где угодно. Но Антонио вырос здесь. Это были владения банды под названием “Гумбы из Исти”, которой он и заправлял.

Начинал Антонио Серрано с мелочевки — таскал из машин магнитолы. Теперь он вырос до того, что стал промышлять кокаином. Вот где деньги были зарыты! Он лично толкал наркоту на перекрестках и школьных спортплощадках, а если попадал в переплет — его выручали “Гумбы”. За это они получали долю. Им причиталось и в случае, если крэк шел особенно успешно.

Когда-то давно, когда Антонио Серрано только появился в банде, ему тоже отстегивали долю. Со временем Антонио надоело ходить в “шестерках” и, когда прежнему главарю банды Альфонсо Тедеско вспороли живот в драке с черными из Саут-Энда, Антонио выдвинулся в лидеры. Альфонсо остался в прошлом. Черт, да он был не так уж и молод: когда он погиб, ему было аж девятнадцать!

Когда-то быть бандитом в Исти означало торчать на перекрестках, выколачивая деньги из случайных прохожих — якобы за охрану, и носить в кармане складной нож или, в лучшем случае, самодельный пистолет. Однажды Антонио Серрано видел по телевизору старый фильм, там это все показывали. Умора! Да по сравнению с этой деревенщиной он самый что ни на есть современный человек, а они — просто неандертальцы! У него был хромированный кольт “Питон”, а когда требовалось что-нибудь посолиднее, он доставал из-под заднего сиденья автомат “узи”.

И все же он не был столь прогрессивным, каким ему хотелось казаться. Он, например, не мог расстаться со старинной традицией Исти, где на каждом перекрестке пацаны занимались примитивным рэкетом.

Сейчас Антонио загорал на углу Трентон и Мэрион-стрит, теребя свою оранжевую рубашку в клеточку. В ухе у него было серебряное распятие. Ему не везло: мимо проходили только старушки с покупками из бакалейной лавки “У Тони”. У старушек никогда нет с собой больших денег, грабить их — одна морока. К тому же многие знали его в лицо.

Он подумал, не очистить ли лавочку Тони, просто так, от скуки, но Тони уже столько раз грабили, что он стал поговаривать, не перебраться ли в северную часть города, подальше от уличной преступности. Антонио решил, что ради сиюминутного барыша не стоит лишаться единственного дежурного магазина во всей округе, и продолжал теребить свою рубашку. Сегодня ему было как-то неспокойно.

Из-за угла выехал небольшой автомобиль черного цвета и медленно покатился в его сторону. Антонио с любопытством смотрел на машину, пытаясь угадать, не собираются ли его сбить. Всегда есть кто-то, кому охота прибрать к рукам доходный бизнес, хотя по меркам наркодельцов, гребущих миллиарды долларов, он был весьма скромен. Но машина двигалась как-то неуверенно. Да и вряд ли кто из уважающих себя ребят станет ездить на такой малютке. К тому же номерные знаки — из штата Мэн. Насколько Антонио был информирован, в Мэне нет мафии. Где, собственно, находится этот штат Мэн, Антонио толком не знал, кажется, где-то на севере. Или это Канада на севере?

Машина остановилась, и Антонио пошарил в паху, где у него был кольт. Носить кольт в этом месте считалось высшим шиком. К тому же ствол здорово выпирает под ширинкой, а девчонки от этого ловят кайф.

Из машины вышел мужик с такими странными глазами, каких Антонио отродясь не видал, — совершенно синими, как неоновая лампа. Он вперил их в Антонио, словно тот был какой-нибудь таракан. Одет мужик был обыкновенно.

Антонио выхватил пушку. Блондин не попятился и не побежал, как обычно делают люди при виде оружия. Он держался так, словно Антонио навел на него игрушечный водяной пистолет.

— По-моему, из-за пистолета ты сейчас сгоришь, — невозмутимым тоном сказал он.

— Эй, ты чего? Он чистый! Я за него деньги платил! — возмутился Антонио. — Мне воровать ни к чему — я по штуке в неделю зарабатываю.

— Я не говорю, что ты его украл, — сказал незнакомец и шагнул ближе. — Я говорю — сгоришь. Горячий он.

Антонио наморщил лоб.

— Не мудри, приятель.

Но тут он почувствовал, что рукоятка и впрямь горячая — как чашка с кофе, когда ее в руку берешь. Потом жар стал сильнее — как если кофе с плиты взять не за ручку, а за саму чашку.

— Уй! — взвыл Антонио Серрано и уронил свой шикарный пистолет на мостовую.

Голубоглазый подоспел к пистолету раньше хозяина. Он поднял его, открыл затвор и высыпал патроны. Потом сунул пистолет под мышку и с невозмутимым видом вскрыл по очереди каждый патрон и высыпал порох, словно еду посолил.

— Какого хрена ты делаешь? — взбунтовался Антонио, когда мужик протянул ему совершенно никчемный теперь пистолет.

— Не бойся, он не укусит, — сказал тот.

Антонио робко потрогал ствол — металл был холодный, как ему и полагается. Он схватил пистолет, но что с него теперь толку? Все же держать оружие в руке уже приятно.

— В чем дело, приятель? — спросил Антонио, по привычке тыча пистолетом.

— Я так и знал: стоит немного поколесить по этому району — обязательно найдешь такого, как ты.

— Поздравляю. Я автографы не раздаю.

— Ты в банде?

— Я там главный, — похвалился Антонио. — “Гумбы из Исти”. Слыхал? Нас даже фараоны боятся!

— Даже фараоны, — повторил голубоглазый. — Я не представился?

— Очень ты мне нужен!

— Тюльпан. Меня зовут Тюльпан. Мне нравится, как ты держишься.

— Послушай, оставь этот треп! Терпеть не могу педиков!

— Не груби. Я хочу тебя нанять.

— Я сам себя нанимаю, парень.

— Я это понял. Тысяча долларов в неделю, говоришь?

— Ага.

— В год выходит пятьдесят две тысячи — если отпуск не брать.

— Что такое отпуск, мне неведомо.

— Не сомневаюсь. А что, если я предложу тебе два годовых заработка — сто тысяч долларов — за несколько дней работы?

— Пятьдесят два умножить на два будет сто четыре тысячи долларов. Надуть меня решил? Или, может, ты думал, если у меня образование пять классов, то я уж совсем дурак набитый?

— Нет, я не думал, что ты дурак набитый, — ответил человек по имени Тюльпан.

— Ага, потому что тебе такие деньги и не снились. Или считать не умеешь? Это самое важное — уметь считать!

Как только я зазубрил таблицу умножения, я, считай, получил путевку в жизнь! Остальному выучился в подворотне.

— Мне нужно, чтобы ты убил двоих человек.

Антонио заинтересовался.

— И кого же?

— Один из них — вице-президент Соединенных Штатов.

— Пас! Я слышал, этим уже занимаются иранцы или что-то в этом духе.

— У меня для них был готов чемодан денег, но попытка сорвалась.

К своему удивлению, Антонио Серрано обнаружил, что этот человек произвел на него впечатление. Предлагает пришить самого вице-президента вонючих Соединенных Штатов! Антонио Серрано в другом штате-то ни разу не был!

— Ты, парень, серьезно?

— А сам как думаешь?

— А кто второй?

— Губернатор Майкл Принсиппи.

— Он тоже баллотируется?

— Да. Ну, как, возьмешься?

— Я не знаю, приятель. Мое дело наркотики. Ну, по башке кому-нибудь врезать. Мне, конечно, приходилось убивать, но только из-за территории или из-за бабок.

— А теперь поработай на меня. Получишь большие деньги. Какая разница — убить из-за территории или просто за деньги?

— Не знаю. Для меня это не стимул. Мне нужна цель. Да. Цель!

Тюльпан огляделся.

— Это твой участок?

— Да. Тут хозяин я и “Гумбы”.

— Что-то сомневаюсь, — возразил Тюльпан.

— Ну, как сказать... Мы не владеем им, но контролируем. Никто не может сюда прийти без нашего разрешения.

— Но я же здесь, — усмехнулся Тюльпан.

— Стоит мне только свистнуть — и “Гумбы” налетят на тебя, как мухи на мед.

— Поверю на слово. А почему ты готов драться за эту улицу?

Антонио Серрано в задумчивости пожал плечами.

— Власть, престиж и...

— Деньги?

— Да. В конечном итоге все сводится к этому.

— Соглашайся и получишь столько, сколько тебе и не снилось. И притом — быстро.

— Не-а. Это попахивает мафией. А если бы я хотел связаться с мафией, я бы уж давно к ним прибился. Но я не хочу. Ни за что! Ты думаешь, я соглашусь пахать на какого-нибудь старого итальяшку и отдавать ему половину навара? Это же глупо! Я не дурак.

— За губернатора я плачу сто четыре тысячи. Если справишься — за вице-президента будет вдвое больше.

— Не знаю, — мялся парень.

— Тебе незачем убивать самому. У тебя людей хватает. Пошли их! Заплати им сколько считаешь нужным, а остальное оставь себе.

Антонио размышлял. Когда он думал, его густые брови сходились в одну линию. Он задумчиво потер лоб.

— Не знаю. Я не уверен, что мои ребята сумеют сами с этим справиться. Мне скорее всего придется идти с ними на дело. Чтобы не отвлекались, понимаешь? Они не такие умные, как я.

— Все будет просто. Губернатор охраны не любит. При нем даже нет никого из службы безопасности. Что ты теряешь?

— А какие у меня гарантии, что потом ты меня не кинешь?

— Деньги у меня в машине. Я тебе сейчас покажу. Сразу поедем на автовокзал и положим их в камеру хранения, а после этого отправим ключ по почте тебе домой.

— Эй, тогда мне надо будет только дождаться, когда он придет! Зачем мне кого-то убивать?

— Ты так не сделаешь.

— Это еще почему?

— Потому что я буду знать твой адрес.

— Я могу съехать!

— Ну, уж нет! Ребята вроде тебя живут на одном месте не потому, что оно им так нравится. Просто ты эту улицу знаешь вдоль и поперек, ты здесь родился и здесь умрешь. К тому же тебе не удастся от меня спрятаться, я тебя везде достану.

Для убедительности Тюльпан стукнул пальцем по мушке пистолета Антонио, и ствол раскололся по всей длине.

— В этом что-то есть, — признался Антонио Серрано, изумленно взирая на то, что осталось от кольта.

— Так что, по рукам?

— Губернатор... С губернатором я наверняка справлюсь. У него небось и пушки-то нет?

— Отлично. Давай, покажу тебе деньги и поедем на вокзал. С этого момента даю тебе сорок восемь часов.

— Да, еще кое-что, — сказал Антонио Серрано по дороге к машине.

— Да?

— Этот губернатор... Когда я его пришью, можно забрать его бумажник?

Глава 15

“Гумбы из Исти” выслушали необычное предложение своего главаря. Когда он закончил излагать план убийства губернатора, они вдвое дольше обычного обдумывали свое решение — целых пять секунд.

— Не пойдет! — заявил Кармине Мусто, который уже видел себя преемником Антонио и решил, что вполне можно занять место главаря и сегодня. В конце концов, ему уже почти пятнадцать.

— А что скажут остальные? — спросил Антонио Серрано, обводя взглядом сидящих полукругом дружков.

Дело происходило в его собственной комнате, и он стоял посредине. “Гумбы” в полном составе — а их было не меньше тринадцати человек — развалясь сидели на его кожаном диване и креслах, по очереди затягиваясь от одного бычка с марихуаной.

— А что мы с этого будем иметь? — спросил один.

— Престиж, — ответил Антонио Серрано.

— Это что еще такое?

— Что-то вроде признания, — объяснил другой.

— Если мы пришьем губернатора, нас все зауважают, — сказал Антонио.

— А бабки? — спросил Кармине, дыша ртом, поскольку нос его от вечного кокаина был заложен. Глаза у него сверкали тем блеском, который обычно придает наркоману вид гончей собаки.

— Будь спокоен!

— Сколько конкретно?

— Доверься мне, у меня все распланировано. Но сначала надо дело сделать, — уклончиво ответил Антонио: он не хотел, чтобы другие знали, сколько денег ему предложил этот Тюльпан.

— А кто тебе платит? — не унимался Кармине.

— О чем ты? — Антонио напустил на себя оскорбленный вид.

Он избегал смотреть в черные глаза Кармине. Вот умник! Что-то он слишком дотошный стал!

— О том, — спокойно продолжал Кармине, — что ты ведь не сам до этого докумекал. Кто-то тебе платит, признайся. И сколько же?

— Ага, сколько? — подхватили дружки.

— Пятьдесят тысяч, — соврал Антонио. — Я собирался поделить поровну, болваны.

— Пятьдесят! — фыркнул Кармине. — Ну и козел же ты, парень, за дешево тебя купили! Умные люди шестизначные суммы за такое берут!

— Ну, хорошо, хорошо, мне обещали шестизначную цифру, — признался Антонио, для которого попасться на вранье было делом естественным, а вот прослыть дураком — уже куда опаснее. — Он обещал мне сто тысяч.

— Ох ты, надо же! — издевательским тоном произнес Кармине. — Целых сто тысяч! Раздели на тринадцать — от силы выйдет двухмесячный заработок. Мелочевка, одним словом. И ты хочешь, чтобы мы за такие гроши кокнули поганого губернатора?

— Кто не хочет — может уйти. Прямо сейчас! — вспылил Антонио. — Проваливайте, очистите помещение!

Кармине Мусто решительно встал.

— Я ухожу. Кто со мной?

Несколько человек помялись.

— Ну же, — сказал Кармине, — пошли, дела ждут.

— Чем больше народу уйдет, тем больше останется на брата, — сказал Антонио.

— Жалкие гроши! — осклабился Кармине.

— А сколько выходит на каждого? — спросил кто-то из младших ребят.

Антонио напрягся. Его загнали в угол. Если он чересчур занизит цену, то останется один. Если же завысит, то погорит сам. Останется с жалкими грошами, выражаясь словами Кармине.

Испытующие взгляды товарищей придали ему решимости.

— Сто тысяч поделите поровну, — нехотя произнес он.

Кармине Мусто сплюнул на тигровую шкуру, лежащую на полу, и направился к выходу.

— Увидимся позже, умник, — сказал он.

Большинство ребят последовали его примеру. Осталось четверо, включая хозяина.

— По двадцать пять на брата, — важно объявил он, пытаясь сохранить хорошую мину. Хорошо еще, он не проболтался о лишних четырех тысячах — не говоря уж о губернаторском бумажнике.

План Антонио был прост: они подъедут на машине к дому губернатора — он на другом конце города — и вломятся с пистолетами. Ничего сложного. Конечно, деньги не такие большие — за такую-то работу! — но и дел-то немного. “Гумбы из Исти” прославятся.

Первая загвоздка случилась, как только Антонио вышел с дружками на улицу: у дома не оказалось его зеленого кадиллака.

— Кармине, — догадался Антонио. — Вот скотина! Угнал мою тачку.

— Ну, мы угоним другую, — предложил кто-то.

— Откуда? Это же наш район, мы не гадим там, где живем, я вам тысячу раз говорил!

— Что тогда?

— Поедем на метро. В том районе как раз метро недалеко.

Загрузив автоматы и пистолеты в спортивные сумки, “Гумбы” во главе с Антонио Серрано доехали до центра, а там пересели на трамвай.

Трамвайный маршрут пролегал через какой-то другой мир, о существовании которого “Гумбы из Исти” и не подозревали. Всего в нескольких милях от их грязного квартала, оказывается, есть чистые улицы и зеленые парки. Люди в трамвае красиво одеты и преисполнены достоинства. И нигде никаких “граффити”, которыми были испещрены все станции метро в их районе.

— Чудеса! — сказал Джонни Фортунато, самый младший в шайке. — Поглядите, какая тут везде чистота!

— Заткнись! — оборвал Антонио.

Но мальчишка был прав: здесь, в районе, где жил губернатор, было очень красиво. Тут даже пахло приятно, как будто всюду стояли невидимые глазу огромные ароматизаторы воздуха.

Антонио решил, что когда он разбогатеет — по-настоящему разбогатеет, — то поселится в этом районе в красивом доме. Может, даже по соседству с губернатором. Ах да, вспомнил он, ведь губернатора уже не будет: сегодня они его убьют.

Черт, а может, вообще купить губернаторский дом? А еще лучше — найти способ его украсть. Интересно, а можно украсть дом? Этого Антонио не знал. Надо будет порасспрашивать умных людей.

— Вон он идет, папочка, — сказал Римо.

— Хорошо, — отозвался Мастер Синанджу и скрутил свиток, над которым работал. Они сидели на заднем сиденье линкольна, стоящего на подземной стоянке Стейт-хауса.

— Кейс при нем, — сказал Римо. — Какой у тебя план?

— Заберем у него портфель, вот и все.

— Ну да. Это я и сам понимаю. Я спрашиваю: как?

Они следили за губернатором. Он прошел к машине, которую некоторое время назад Римо при осмотре гаража в поисках возможного автомобиля губернатора начисто отверг.

— Он садится в этот мятый фургон, — изумленно объявил Римо, выглядывая из заднего окна линкольна.

— Мне кажется, ты говорил, что он поедет на этоймашине.

— Я так думал. Это же самая большая и самая дорогая машина на всей стоянке! На ней государственные номера и все такое.

Мастер Синанджу с негодованием скрестил на груди руки.

— Ну вот, мой грандиозный план провален, и все из-за твоего невежества!

— Давай ты мне по дороге об этом расскажешь, — сказал Римо, перепрыгивая на переднее сиденье.

Он выдрал провода из замка зажигания и соединил их напрямую. Мотор взревел.

— Ты свое дело сделал, — сказал Чиун, перебираясь через спинку сиденья. — Машину поведу я!

— Как бы не так! — ответил, Римо, выруливая вслед за губернаторским фургоном. — Мне пока жизнь дорога.

— Ты просто завидуешь моему мастерству, — сказал Мастер Синанджу и устроился на пассажирском кресле.

— Я признаю: ты блистательный водитель. Ты умеешь заставить машину выделывать такие трюки, на которые она не рассчитана. Только вот не можешь держаться на проезжей части, не умеешь останавливаться на светофоре и пропускать пешеходов. Слушай, хватит там возиться! Ты мешаешь мне сосредоточиться! Нельзя этого парня упустить.

— Поздно! План все равно пропал.

— А вот рассказал бы мне, может, я бы сумел что-нибудь предпринять, — упрекнул Римо.

— Очень хорошо, расскажу, но только потому, что это письмо имеет такое важное значение для Императора Смита. Мой план был прост, только не надо путать простоту с легкостью исполнения. Он был прост, но хитроумен.

— Послушай, может, ближе к делу?

— Грубый невежда! Мы спрятались на заднем сиденье этого транспортного средства, поскольку ты клялся и божился, что это машина губернатора сей провинции. Когда он сел бы за руль, как делают многие вроде него, то обязательно бросил бы портфель назад.

— Да что ты говоришь?!

— Прямо нам в руки! — торжествующе закончил Чиун.

— Ага, — медленно проговорил Римо.

— Вот так-то!

— Это я понял. А дальше-то что?

— Что — дальше? Это все! Раз портфель у нас, то и письмо, считай, наше.

— Да, — сказал Римо, останавливаясь на красный свет. — Только нам всю дорогу пришлось бы прятаться у него на заднем сиденье, до самого его дома — или куда он там собрался?

— И что? Он бы доехал, а нам бы осталось только дождаться, когда он выйдет из машины и оставит нас с портфелем в руках.

— А ты не думаешь, папочка, что когда он перегнулся бы назад, то заметил бы, что мы прячемся за спинкой?

— Нет, конечно. Мы ведь Синанджу, мы умеем становиться невидимыми. Мы — туман, струящийся сквозь чащу леса, мы — тень, не отбрасываемая никем. Конечно, он бы нас не заметил.

— Он бы нас заметил, папочка, если только он не слепой.

— Может, и слепой: посмотри, на какой он ездит развалюхе!

— Может быть, может быть...

— А ты споришь со мной специально, чтобы загладить свою вину! Загубил такой блестящий план!

— Да я не спорю! — сказал Римо. Светофор мигнул. Римо держался вплотную к фургону губернатора и вскоре вместе с ним оказался в зеленом жилом районе. — Откуда мне было знать, что он ездит на этой колымаге?

— Ты должен был знать! Ведь ты родился в Америке. А для меня эти берега все еще чужие.

— Двадцать лет в Америке, и все чужие? — съязвил Римо.

— Еще лет через десять я буду здесь как дома. А почему мы здесь остановились?

— Я думаю, он приехал, — ответил Римо.

Мастер Синанджу оглядел улицу в обе стороны — повсюду были трехэтажные, обшитые деревом дома на маленьких лужайках, усеянных осенними листьями.

— А где же его замок? — спросил Чиун.

Римо посмотрел вслед губернатору, который прошел от машины по мощеной дорожке и исчез в домике с остроконечной крышей.

— Наверное, вот этот.

— Губернатор целой провинции! — заверещал Чиун. — И живет в таком доме? Нет, Римо, это невозможно. У этого человека в руках жизнь и смерть его подданных. Не стал бы он жить среди них как рядовой гражданин! Нет, это, должно быть, жилище одной из его многочисленных наложниц. Да, точно, это дом наложницы. Никаких сомнений.

— Ну что ж, папочка, как бы то ни было, он находится в доме, а мы с тобой здесь. Что будем делать?

— Надо добыть письмо! — решительно объявил Чиун. — Подождем, пока погаснут огни, неслышно, как призраки, на кошачьих лапах проберемся в дом и...

— Ты хочешь сказать — как кошки?

— Нет, как призраки. Кошки любят наделать шуму. А мы движемся неслышно. Мы же Синанджу!

— Да, ты прав, — согласился Римо, которому вовсе не нравилась мысль провести еще два часа или даже больше в ожидании, пока губернатор ляжет спать. — Мы — ветер в кронах деревьев.

— Невидимый глазу ветер! — уточнил Чиун.

— Да, да, невидимый глазу. Разбуди меня, когда свет погаснет.

Римо тотчас задремал. Казалось, не прошло и нескольких секунд, как Чиун тронул его за плечо. Римо сразу проснулся, все его чувства обострились.

— Сколько времени я спал? — спросил он, озираясь.

— Точно не скажу. Минут шесть-семь.

— Минут!

— Должно быть, губернатор очень устал, — сказал Чиун, показывая на дом: все окна были темны.

— Пошли.

Они вышли из машины, потихоньку закрыли дверцы и приблизились к дому. Римо быстро обнаружил заднюю дверь, по-видимому, некогда предназначавшуюся слугам и ведущую в кухню.

Навалившись на дверь, Римо приложил руку к замку и нажал. Он мог бы выбить замок одним ударом, но не хотел шуметь.

Замок наконец поддался и вывалился, как гнилой зуб из десны. Римо шагнул в дом, глаза его привыкли к темноте и разглядели кухню, плитку на полу, которую в последний раз перекладывали во времена Эйзенхауэра.

— Будем надеяться, он на ночь не прячет портфель себе под подушку, — прошептал он.

Следом за Римо Чиун прошел в старомодную гостиную, обставленную в стиле датского модерна. Каждую свободную поверхность украшала желтоватая куколка.

— Тут пусто, — сказал Чиун, озираясь. — Фу ты!

Римо безуспешно обшарил другие комнаты.

— Должно быть, наверху, — решил он. — Не нравится мне это.

— Мы станем ветром, — обнадежил Чиун.

— Если губернатор нас застукает — мы пропали. Он поднимет крик аж до Белого дома.

— И что? — изумился Чиун. — Президент с благодарностью примет его жалобы и протесты, а потом прикажет Смиту уничтожить этого беспокойного губернатора.

— Ничего подобного! — сказал Римо. — Будет скандал. Полетят головы — президента, Смита, а возможно, и наши.

— Римо, будь предельно осторожен, — прошептал Чиун. — Мы не должны потревожить эту высокопоставленную особу.

— Вот именно, — согласился Римо и начал подниматься по винтовой лестнице.

Дверь в губернаторскую спальню была закрыта. Сквозь нее Римо слышал ровное дыхание двух спящих — губернатора и его жены. В темноте Римо с Чиуном обменялись понимающими взглядами. Они разделились и осмотрели остальные комнаты. Когда они вновь встретились у дверей спальни, Римо помотал головой, а Чиун развел руками.

Римо пожал плечами и знаком велел Чиуну ждать за дверью. Тот одними губами произнес: “Как ветер!”

Римо повернулся к двери и распахнул ее. Глаза его напряглись. Он скользнул в спальню и сразу заметил кейс: он стоял на тумбочке у изголовья со стороны хозяина дома.

Римо взял портфель в руки и на мгновение задержался, раздумывая, что делать — спуститься вниз и там открыть кейс или рискнуть сделать это прямо тут. Он решил, что одинаково опасно и то, и другое. Главное — чтобы губернатор Принсиппи не заподозрил, что в его кейсе кто-то рылся, хотя позже, когда он обнаружит пропажу письма, он все равно догадается — ведь утром Римо в открытую проявлял к нему интерес.

Римо положил кейс на пол. Замок был кодовый, с трехзначным шифром.

Римо хотел было попробовать код наугад, но тут его осенило, что вряд ли губернатор станет запирать портфель на код в собственном доме. Иными словами — код уже должен быть набран.

Римо нажал защелку — она открылась. Улыбаясь в темноте, он просмотрел содержимое портфеля. Там был конверт, а в нем — письмо. Он прочел под ним подпись — “Тюльпан” и мысленно поздравил себя.

Римо закрыл кейс и вернул его на тумбочку — в точности на то место, где он стоял, но не успел выпустить ручку портфеля, как с первого этажа донесся звук автоматной очереди.

Губернатор резко сел на кровати и потянулся к лампе. В пяти дюймах от него стоял Римо.

Глава 16

Доехав на трамвае до ближайшей к губернаторскому дому остановки, Антонио Серрано и его “Гумбы” пошли дальше пешком, пока не отыскали нужный адрес. Никто из них до этого ни разу не бывал в том районе, но найти дом губернатора не составило труда: за время предвыборной кампании его без конца показывали по телевизору — в доказательство того, что губернатор остался верен своим простонародным наклонностям и по-прежнему живет в скромном кирпичном доме, который купил сразу, как женился.

— Эй, глядите! — воскликнул Антонио. — Вот везуха!

— Ты о чем? — спросил Джонни Фортунато.

Оказавшись у черного хода, они извлекли из спортивных сумок стволы.

— Этот придурок не запер дверь в кухню. Мы сможем запросто войти.

— Так идем!

И они вошли.

— Черт! — выругался Антонио, налетев в темноте на деревянный стул. Он едва удержался на ногах, при этом чуть не опрокинул кухонный стол.

— Ш-ш-ш! — прошипел кто-то. — Хочешь весь дом перебудить?

— Ни у кого фонарика нет? — спросил Антонио, потирая ушибленное колено. Фонаря не оказалось. — Вперед, только осторожнее. — И он проковылял в примыкающую к кухне комнату.

— Между прочим, нашумел пока только ты, — заметил Джонни.

— Ш-ш-ш!

Антонио опять на что-то налетел. На сей раз это было нечто мягкое — должно быть, диван. Он мысленно порадовался, потому что его колено не выдержало бы еще одного удара. Эх, не догадались взять фонарик!

Щекой он ощутил дуновение ветра — как если бы мимо просвистел бейсбольный мяч.

— Эй, ребята, вы ничего не почувствовали?

— Что? А где Джонни? Джонни, ты где?

— Черт, он, кажется, свалил.

В темноте Антонио обернулся — рядом с ним стояла невысокая фигура. Это наверняка Джонни — он из них самый маленький.

— Нет, все в порядке, он здесь, — отозвался Антонио. — Я его вижу.

Но тут тот, кого он принял за Джонни, поднял руки, и они приобрели какие-то странные очертания. Даже в темноте Антонио разглядел необыкновенно длинные пальцы — как лапы с когтями. Когтями вампира.

— Джонни? — прошептал Антонио. В этот момент когтистые лапы резко опустились, и кто-то — повыше ростом, чем нападавший, — повалился на пол с негромким стуком. Пол, однако, задрожал довольно ощутимо.

— Черт, да ты не Джонни! — прошипел Антонио и поднял “узи”. — Ты покойник, ублюдок!

В спальне губернатора вспыхнул свет. И тут же снова погас:

Римо грохнул лампу о стену. Ему надо было выскочить из спальни с письмом в руках, прежде чем губернатор его узнает.

— Что такое? Что случилось, дорогой? — спросил тонкий женский голос.

— Звони в полицию! — ответил губернатор, вскакивая с кровати. — В доме кто-то есть.

Римо стрелой вылетел из комнаты и, закрыв за собой дверь, пальцами погнул одну дверную петлю. Это их задержит, подумал он.

Чиуна на месте не было. Впрочем, Римо этого и не ожидал: звуки стрельбы на первом этаже говорили о том, что в дом вломился кто-то еще, а это не могло пройти незаметно для обостренного слуха Мастера Синанджу.

Римо не стал связываться с лестницей, а парящим прыжком ринулся с площадки второго этажа вниз.

— Чиун, с тобой все в порядке?

Сверху доносились ритмичные удары: губернатор плечом бился о заклинившую дверь.

Римо заметил Мастера Синанджу среди группы вооруженных людей. На зов Римо Чиун не ответил: он был занят тем, что сновал меж нападавшими, стараясь спровоцировать их поскорей израсходовать патроны. Он стукнул одного по спине, тот обернулся, расставил ноги и приготовился стрелять с двух рук, но в этот момент Мастер Синанджу нырнул ему между ног, снова оказался позади и опять похлопал парня по спине. Тот, обезумев, палил наугад.

— Чиун, кончай развлекаться! — прошипел Римо. — Надо выбираться отсюда. Письмо у меня. Пошли!

— Цыц! — прошипел в ответ старик. — Ветер не называет своего имени.

— Тогда давай я тебе помогу, — сказал Римо и двинулся на одного из нападавших.

На втором этаже распахнулась дверь спальни, и по лестнице вниз сбежал губернатор, светя во все стороны фонариком.

— Этого еще не хватало! — простонал Римо.

— Кто здесь? — крикнул губернатор и включил свет в холле.

В данной ситуации Римо был бессилен. Ему ничего другого не оставалось, как сунуть письмо за пазуху и сделать хорошую мину при плохой игре. Может, и сойдет.

Свет ослепил Антонио Серрано. Он тупо заморгал, водя по сторонам своим “узи”.

Щурясь от света, он с трудом разглядел фигуру губернатора в старом банном халате, тычущего фонариком в стоящего у лестницы малохольного типа. Оба были у Антонио на мушке, причем этого худосочного уложить будет совсем просто. Поэтому Антонио навел автомат на губернатора и нажал спуск.

“Узи” дал короткую очередь — от силы три пули. Они зарылись в ковер, а одна задела ему мизинец на ноге.

Антонио, силясь прогнать рябь в глазах, ничего не мог понять. Почему он обронил автомат? Он только нажал на спуск и тут же — кретин вонючий! — выронил его из рук. Негромко ругаясь, он нагнулся, чтобы поднять “узи”.

Но тут случилось нечто странное. Он не мог оторвать автомат от пола. Пальцы его словно одеревенели, а в глазах продолжало рябить. Все вокруг плыло.

И тут Антонио понял, почему не может поднять автомат: его рука сжимала приклад “узи”, он видел это совершенно отчетливо, пока не начались все эти чудеса, но когда он начал выпрямляться, рука так и осталась сжимать автомат. Он увидел, что его запястье как-то резко обрывается — резко и очень ровно, словно по руке прошлись пилой. Кровь ударила во все стороны фонтаном, у Антонио быстрее застучало сердце, отчего кровь хлынула еще сильнее. Чудеса!

Антонио повернулся к своим “Гумбам”, чтобы показать, что стало с его рукой, и увидел человека в черном, который не спускал с него глаз, держа в вытянутой руке длинный меч. Удара он не видел; только успел заметить, как комната вокруг него закружилась, а в самый последний миг перед глазами промелькнуло его кровоточащее, похожее на обрубок мяса тело, которое почему-то начиналось с шеи. Чудно: головы нет, а он еще стоит на ногах...

Римо повернулся к губернатору спиной. Парень с “узи” собрался стрелять. Римо двинулся на него. И вдруг из-за ширмы выскочила фигура, облаченная в черное. Незнакомец мечом отсек парню кисть, потом опять поднял меч и отрубил голову. Вжик-вжик! И все. Несколько секунд обезглавленное тело парня стояло прямо, пока не рухнуло на пол грудой мертвой плоти. Отрубленная голова лежала у него в локтевом сгибе, так что со стороны могло показаться, что мальчишка умер, неся голову под мышкой. Зрелище могло бы быть комическим, если бы не море крови.

— Кто вы такой? — спросил Римо у незнакомца в черном.

— Могу то же самое спросить у вас, — холодно ответил тот. Его лицо, за исключением глаз, закрывал традиционный капюшон японских ниндзя.

— А я вам обоим хочу задать этот вопрос, — сказал губернатор Принсиппи, спускаясь наконец с последней ступеньки. Он пригляделся и узнал Римо. — А вы что здесь делаете?

— Гм... — начал Римо, стараясь придать лицу твердость. — Мы узнали о готовящемся покушении на вашу жизнь. Кажется, мы подоспели вовремя.

— Это правда? — теперь губернатор обратился к человеку в костюме ниндзя. — Вы вместе?

— Вижу его впервые в жизни, — ответил ниндзя.

— Я не о нем говорил, — уточнил Римо. — Чиун! Где ты, папочка?

— Я здесь, — прозвучал голос Мастера Синанджу, и он собственной персоной вышел из ванной. Вода в туалете зашумела, но из унитаза торчали две ступни.

— С вами я знаком, — заявил губернатор. — Но это кто такой? — он указал на ниндзя.

Тот отвесил низкий поклон и вложил меч в ножны.

— Я послан сюда в качестве личного представителя президента Соединенных Штатов, дабы охранять вашу жизнь. Я прятался в доме с тех самых пор, как вы вернулись.

— Это ложь! — воскликнул Чиун. — Мы с Римо прибыли раньше. Когда мы вошли, в доме никого не было.

— Я находился в этой самой комнате. Поскольку я одет в черное, меня нельзя было видеть в темноте. Я подобен тени возмездия и всегда готов встретить ваших врагов, губернатор.

— Расскажи ему, почему у тебя лицо замотано черным шарфом, — презрительно произнес Чиун.

— Чтобы враги не опознали меня по лицу.

— Вовсе не за этим! — закричал Чиун. — Все ниндзя прячут лицо, потому что свое вонючее мастерство они украли у Синанджу! Они закрываются от стыда, ведь они просто воры! Так записано в хрониках Синанджу.

— Ничего не знаю ни о каких хрониках, — презрительно молвил ниндзя. — Я живу своим умом и мечом.

— Если так, — хмыкнул Чиун, — тебя ждет недолгая жизнь.

— Вы спасли меня от смерти, — сказал губернатор, проходя мимо Римо с протянутой для рукопожатия рукой. — Я ваш должник.

Ниндзя потряс губернатору руку.

— Это был мой долг, для меня это большая честь.

— Вы, конечно, понимаете, что я не могу поверить вам на слово. Есть у вас что-нибудь, удостоверяющее личность?

— Да бросьте вы! Откуда у него? — сказал Римо.

— Разумеется, — с готовностью отозвался ниндзя и из потайного кармана достал черную карточку с надписью золотыми буквами:

“Предъявитель сего — сотрудник Секретного разведывательного управления Соединенных Штатов. Просьба оказывать ему всемерное содействие”.

На карточке стояла подпись президента США. Губернатор Принсиппи поднял глаза.

— Я удовлетворен, — сказал он.

— А я — нет! — Римо схватил карточку и прочел. — Это просто смешно!

— Не смешно, а намного хуже! — подхватил Чиун, беря карточку из рук Римо. — Какой-то вор удостаивается такой великолепной карточки от самого президента, а Смит не хочет дать мне обычную золотую карту!

— Я не об этом говорю, — пояснил Римо. — Таких карточек никто никому не выдает.

— Во всяком случае — не ниндзя! — добавил Чиун и сунул карточку в карман. Он покажет ее Смиту и потребует назад свою кредитку.

— Когда-то ниндзя состояли в японских спецслужбах, если не ошибаюсь? — поинтересовался губернатор.

— Это верно, — ответил ниндзя. — Я мастер ниндзютсу, что в переводе с японского значит “искусство красться”.

— Он хочет сказать — искусство красть! — быстро заговорил Чиун. — Вам не мешало бы проверить после него все шкафы и чемоданы. У ниндзя все к пальцам липнет.

— А что вы все суетесь? — спросил губернатор. — С вами никто не разговаривает. — Повернувшись к ниндзя, он сказал: — Вы прекрасно поработали.

— Только не надо говорить, что вы купились на его болтовню, — запротестовал Римо. — Посмотрите на него: он смешон! К тому же ему никто не сказал, что со времен Гражданской войны мечи вышли из моды.

— На себя посмотри! — огрызнулся ниндзя. — Что это на тебе — нижняя майка?

— Что?! Я так одеваюсь с одной-единственной целью — чтобы не выделяться из толпы.

— А я одеваюсь во все черное, чтобы не выделяться в темноте. Убийцы ведь меня не заметили! И вы — тоже!

— По-моему, звучит убедительно, — сказал губернатор. — Я как-то слышал по радио спектакль с продолжением, назывался “Тень”. Кажется, он именно так это делал!

— А что ты делаешь, когда идет снег, приятель? — съязвил Римо.

— Надеваю белое, — ответил ниндзя.

— А надо бы — коричневое. В снег здесь слякоть — ноги не вытащишь.

— Истинные слуги Императора лиц не прячут, — объявил Чиун.

— Почему это? — возразил губернатор Принсиппи. — “Одинокому рейнджеру” это очень даже помогало. Я не сомневаюсь, что действовать тайно этого человека вынуждают соображения безопасности своей частной жизни.

Римо повернулся к губернатору.

— На этой карточке нет ничего, откуда следовало бы, что она выдана именно ему. Может, он ее украл?

— Я это вам гарантирую! — вставил Чиун.

— А мне эта карточка показалась подлинной, — сказал губернатор. — К тому же этот человек спас мне жизнь. А что касается вас двоих, то мне не совсем ясно, чтовы здесь делаете.

— Я вам уже сказал: мы пришли защитить вас от покушения.

— Да, но сделал это совсем другой человек! А несколько минут назад у меня в спальне был посторонний, и я не думаю, что это был кто-то из этих малолетних хулиганов. — Губернатор сделал жест в сторону распростертых на полу тел. При виде обезглавленного трупа Антонио Серрано он брезгливо поежился и отвернулся.

Римо помотал головой.

— Послушайте, давайте рассуждать здраво. Парень влетает сюда с замотанным лицом, имени своего не говорит, а взамен сует карточку, на которой написано, что он работает на президента, но там нет ни имени, ни отпечатка пальца, ни фото, и вы верите ему на слово?

— Конечно, — ответил губернатор. — В его работе дать себя опознать — значит сделать шаг к провалу. И не вам об этом говорить! У вас у обоих никаких документов вообще нет! Мне кажется, вам следует уйти.

Где-то неподалеку раздался вой полицейских сирен.

— О, нам пора! — обратился Римо к Чиуну. — А тебе, приятель? — повернулся он к человеку в черном.

— Я опять ухожу в тень. Если понадоблюсь губернатору — ему стоит только свистнуть.

— Меня сейчас стошнит, — поморщился Римо.

— Потрудись и за меня тоже, — сказал Чиун. — Самому мне лень стараться ради этого циркового клоуна.

Быстро поклонившись, ниндзя отступил за ширму.

— О, я больше не могу! — взмолился Римо и отодвинул створку — за ней оказались старые обои, ни двери, ни окна — одна стена.

— Как же он это сделал? — недоуменно спросил Римо.

— Да какая разница? — отозвался Чиун. — Ниндзя всех и всегда обманывают. Пошли!

Они выскочили из задней двери, а вслед раздался голос губернатора Принсиппи:

— Не думайте, что я об этом забуду. Если фирма Смита занимается делами такого калибра, то чем скорее она будет прикрыта — тем лучше!

— Смиту крышка, папочка, — горестно изрек Римо, садясь в линкольн.

— Губернатор сейчас просто взволнован, — сказал Чиун озабоченно. — После выборов он может переменить свое мнение.

— Особенно после того, как обнаружит исчезновение письма! — огрызнулся Римо, включая зажигание. — Скорее, он потребует наши головы. Не забудь, что мы действуем за спиной президента.

Глава 17

В такие вечера доктор Харолд В. Смит жалел, что в КЮРЕ такая строгая конспирация.

Он стоял и смотрел в большое окно. Поверхность пролива Лонг-Айленд была покрыта рябью от непрекращающегося ливня. При том, что Смит находился у себя в кабинете, вид безжалостно хлещущего дождя заставлял его ежиться и мечтать о теплом доме с уютно потрескивающими в камине поленьями.

Но сегодня Смит должен был дождаться звонка от Римо и Чиуна. Если бы КЮРЕ не было засекречено в интересах национальной безопасности, Смит давно протянул бы линию к себе домой и сейчас сидел бы в комфорте, а не содрогался при одной мысли о том, что еще предстоит ехать под проливным дождем. И когда еще он сможет уехать — одному Богу известно. Мод, конечно, не дождется и ляжет спать. Жена Смита давно махнула на него рукой и перестала ждать его с работы. Порой он удивлялся, на чем вообще держится их брак.

Смит отогнал мрачные мысли. Сейчас его больше занимало, почему не звонит Римо. Добыть письмо у губернатора Принсиппи — едва ли это так сложно, во всяком случае — для ребят, владеющих Синанджу. Он надеялся, что последнее задание прошло более гладко, чем предыдущая нескладная попытка защитить от нападения вице-президента.

Смиту надоело смотреть на дождь, он сел и включил терминал КЮРЕ. Линия ЦРУ и секретной службы кишела информацией. Служба безопасности все еще делала попытки дать объяснение гибели подразделения, занятого охраной вице-президента. Газеты вопили о том, что непосредственно накануне голосования в ход президентской кампании вмешались арабские террористы, а спецслужбы это допустили.

По этому поводу Смит имел разговор с президентом. Тому снова звонил вице-президент, чтобы, как ни странно, поблагодарить высшее должностное лицо государства за то, что к нему приставили нового телохранителя — тайного агента по кличке Адонис. Президент не стал разуверять вице-президента, что никакого Адониса он к нему не приставлял, а обратился за разъяснениями к Смиту.

— Нет, господин президент, — ответил Смит, — я понятия не имею, кто этот человек.

— Но ваш человек там был? — спросил президент.

— Так точно, сэр.

— Вице-президент сказал, что в Блэйр-хаусе находилось двое агентов КЮРЕ, — с расстановкой произнес президент.

— А... Он, должно быть, ошибся, — ответил Смит и платком промокнул выступивший на лбу пот.

— Скорее всего, — согласился президент, — ведь нашего агента-американца мы потеряли в прошлом году во время неудачного инцидента с Советами.

— Совершенно верно, — неуверенно ответил Смит. Год назад, когда русские раскрыли КЮРЕ, они все оказались на грани провала. Полагая, что личная встреча Римо и Чиуна с президентом маловероятна, Смит позволил ему думать, что Римо был устранен собственной его, Смита, рукой. Таким образом он пытался загладить свою вину перед Римо за прошлую несправедливость, тем более что Римо принял решение осесть в Синанджу. Весь последний год Смит жил под страхом, что правда рано или поздно всплывет.

— Что ж, когда человек попадает в стрессовую ситуацию, ему свойственно ошибаться, — нехотя согласился президент. — А на счету у вице-президента как-никак уже два покушения!

— У меня есть кое-какая информация по делу об утечке, — сказал Смит. — Некто по имени Тюльпан прислал вице-президенту письмо про нашу организацию. Есть основания полагать, что такое же письмо получил и губернатор Принсиппи. Как раз сейчас Мастер Синанджу пытается это выяснить.

— Кто? И зачем? Похоже, кто-то под вас копает, Смит.

— Если так, то он избрал порочный метод. Куда проще было предоставить имеющуюся у него информацию журналистам. Если в это стало достоянием общественности, мне бы ничего другого не оставалось, как свернуть все операции.

— Я знаю одно: я не посылал к вице-президенту никакого Адониса. Я не сказал этого вице-президенту только потому, что он требовал вашей головы. Он настаивает, чтобы вас заключили под стражу.

— Сэр, а что, если конкурирующее разведуправление, прознав про КЮРЕ, пытается копировать наши методы, чтобы занять наше место?

— Сомневаюсь, чтобы КГБ направило человека охранять американского политического деятеля.

— Я говорю о доморощенных конкурентах. Скажем, ЦРУ или разведуправление министерства обороны. А может — кто-то из вашего Совета национальной безопасности?

— Вот этого не надо, Смит! СНБ тут совершенно ни при чем.

— Прошу прощения, господин президент, но я не могу не учитывать все возможные варианты.

— Только не переусердствуйте! Что касается меня, вы по-прежнему имеете полномочия на продолжение работы. И не давайте мне повода изменить свое мнение.

Президент повесил трубку.

С того разговора прошло уже несколько часов. Все это время мысли о создавшейся ситуации ни на миг не выходили у Смита из головы. Компьютеры КЮРЕ не фиксировали никакой необычной активности со стороны официальных разведывательных организаций Штатов. Среди осведомителей Смита было много таких, что работали на ЦРУ, разведку Пентагона и СНБ, но фактически, сами того не сознавая, находились в его подчинении.

Если ни одно из этих ведомств не замешано, тогда кто? Стемнело, пошел дождь, а Смит все еще бился над разгадкой.

Прошло еще несколько часов. Наконец Римо с Чиуном возникли на пороге кабинета.

— Римо! — изумился Смит. — И Мастер Синанджу!

— Привет, Смитти, — сказал Римо. — Новости разные — и плохие, и хорошие.

— Неправда: хорошие и очень хорошие, — поправил Чиун.

— Дай мне рассказать, хорошо?

— Не обращайте на него внимания. — Мастер Синанджу аккуратно поддернул отутюженные штанины и устроился в кресле. — Он устал: путь неблизкий. Должно быть, за дорогу малость подзабыл...

Римо повернулся к нему.

— Говорю тебе, папочка, я его видел как белый день: у него европейский разрез глаз.

— Чепуха! У него глаза японские. Я что — японца от белого отличить не могу?

— Где ты видел японца выше шести футов ростом?

— А он и не был выше, — не унимался Чиун. — Он был намного ниже шести футов. Он низковат даже для японца — а они вообще ходят на полусогнутых, как мартышки.

Смит потерял терпение.

— Да о чем спор?

— Так, мелочи, — ответил Чиун, — ничего существенного.

— Начните с хороших новостей, — вздохнул Смит, мысленно радуясь, что это его последнее дело с Римо и Чиуном.

Римо через всю комнату запустил письмо; оно попало Смиту точно в ладонь. Со стороны могло показаться, что Смит, как фокусник, выудил его из рукава.

— Вот это вы зря, — сказал Смит, прочтя адрес на конверте.

Письмо было адресовано губернатору Майклу Принсиппи. На конверте были корейские марки и штемпель Сеула.

— И письмо тут? — удивился Смит, доставая из конверта листочки.

Это были три листа бумаги, испещренные мелким почерком. Смит просмотрел письмо от начала до конца — до подписи: “Тюльпан”.

— Кто бы ни был этот Тюльпан, ему все о нас известно, — констатировал Смит, и лицо его стало похоже на догоревшую свечу.

— Эй, а это ведь хорошая новость! — сказал Римо. — Вы хотели иметь письмо — мы вам его добыли. Если станете нас благодарить — не поломайте на радостях мебель.

Смит выпустил письмо из онемевших пальцев, пригладил редеющие волосы и закрыл лицо ладонями. Он оцепенел.

— А плохая? — упавшим голосом спросил он.

— Когда мы находились в доме губернатора Принсиппи, его пытался кто-то убить.

— Когда вы были где?

—Я собственноручно устранил троих преступников! — похвастал Чиун, вскочив на ноги. — Жаль, что вас там не было, Император Смит! Вы были бы преисполнены гордости за своего слугу. Я был один, а их — множество, над моей седой головой свистели пули, но я уложил их — раз, два, три!

— Один? А где были вы, Римо?

— Я находился в спальне губернатора с целью выкрасть письмо.

— Губернатор, конечно, ничего не знал о вашем визите?

— Он не видел, как я его стащил, — быстро вставил Римо.

У Смита отлегло от сердца.

— Отлично. Таким образом, вы выкрали письмо и одновременно предотвратили покушение на губернатора. Надеюсь, на сей раз вас никто не опередил?

— Да как сказать... — ответил Римо.

— Что вы имеете в виду? Только не говорите мне, что...

— Смитти, — перебил его Римо, — происходит нечто странное. Губернатор услышал пальбу и спустился вниз. К тому времени Чиун разделался с большинством нападавших, но один еще был на ногах.

— И вы его уложили?

— Нет, меня опередил какой-то шут в костюме ниндзя. Я бы с ним легко справился, но в этот момент тот бандит взял на прицел Принсиппи, и я потерял несколько секунд — пришлось заслонить губернатора своим телом. В противном случае я бы этого ниндзя прикончил. Честно!

— Значит, губернатор вас видел. — Это был не вопрос, а констатация неприятного факта.

— Мне очень жаль, Смитти. Когда он обнаружит пропажу письма, он, конечно, подумает на нас: утром мы просили его отдать нам письмо, но он отказался.

— О Господи! — простонал Смит.

— Смитти, это еще не все. Ниндзя возник из пустоты. И заявил, что его послал президент. Все было в точности как с вице-президентом, только на сей раз вместо любителя кунг-фу фигурировал белый парень в наряде ниндзя.

— Это был японец! — воскликнул Чиун. — У него глаза были японские.

— Я стоял к нему ближе твоего и отчетливо видел, что он белый.

— Не хочешь ли ты сказать, что у меня слабеет зрение? — рассердился Мастер Синанджу.

— Я верю своим глазам. Смитти, что-то тут подозрительное. У президента на службе ниндзя нет.

— Президент мне звонил, — угрюмо отозвался Смит. Его взгляд был устремлен вглубь, как у человека, обреченного на неминуемую смерть. — Он говорит, что этот Адонис представился вице-президенту официальным сотрудником президентской охраны. Президент это отрицает, но я теперь не знаю, чему верить. Все возможно.

— Я рад слышать, что все возможно. — Мастер Синанджу вспорхнул с кресла, шагнул к столу Смита и положил перед ним пластиковую карточку. — Если все возможно, то почему бы не снабдить Мастера Синанджу такой карточкой?

— Я вам уже все объяснил, — ответил Смит, нехотя беря карточку в руки. — Компания “Америкен экспресс” больше не хочет иметь с вами дела. Но может быть, мне удастся уладить вопрос с какой-нибудь другой фирмой. — Он умолк и пристально уставился на карточку.

— Ха! — торжествующе воскликнул Римо. — Подделка? Вижу по вашему лицу, что подделка. Я сразу понял, что тот ниндзя все врет.

— Да на ней вообще ничего не написано, — произнес Смит, вертя карточку в руках.

— Дайте сюда, — потребовал Чиун, забирая карточку назад. Он взглянул на нее; Римо тоже перегнулся посмотреть. В руках у Мастера Синанджу была пластиковая карточка черного цвета, никакого текста ни на одной из сторон не было.

— Но это именно та карточка! — изумился Чиун.

— Да, точно, — подтвердил Римо. Фактура и размер были те же. — На ней золотыми буквами значилось, что предъявитель является агентом правительственной секретной службы. И стояла подпись президента. Во всяком случае, фамилия была президента, подписи его я не знаю.

— Эта самая карточка? — спросил Смит.

— Да!

— Да это чушь собачья! — заявил Смит. — Какое секретное агентство станет выдавать такие нелепые документы? Ерунда!

— Именно это я и пытался втолковать губернатору, но он и слушать не стал! Проглотил легенду этого самозванца как миленький. Да и вообще — ниндзя-то не настоящий! Он же был белый!

— Японец, — буркнул Чиун, в растерянности глядя на карточку.

Смит поднес ее к самой лампе и констатировал:

— Ни на одной стороне никаких надписей. Может, он использовал симпатические чернила, которые проявились на пластиковой поверхности? — неуверенно предположил он.

— Иными словами, мне нельзя получить такую? — Чиун был явно разочарован.

— Как я могу ее воспроизвести, если я даже не знаю, что на ней было? — резонно возразил Смит.

— Ах японский воришка! — с чувством пригрозил Чиун. — Он еще проклянет тот день, когда посмел обмануть Мастера Синанджу!

— Как он выглядел? — поинтересовался Смит.

— Лицо было закрыто — как у ниндзя, — сказал Римо.

— И было отчего! — не унимался Чиун. — Я вам рассказывал о ниндзя и о Мастерах Синанджу, Император Смит?

— Нет, кажется.

— Вам бы эта история понравилась, — произнес Чиун, пододвигая кресло ближе к Смиту. — У меня еще много разных истории!

— Пока ты будешь ублажать Смита россказнями о Синанджу, я пойду прогуляюсь, — заявил Римо. — Да, Смит, для большей ясности: ниндзя был шесть футов один дюйм ростом, белый, с голубыми глазами.

— Он был ростом с меня, японец, с маленькими черными глазками, — стоял на своем Мастер Синанджу.

— А я — папа римский! — огрызнулся Римо и с шумом захлопнул за собой дверь.

— Не обращайте внимания, Император Смит, — сказал Чиун. — Он, по всей видимости, нездоров.

— Почему вы так говорите?

— Если человек путает японского ниндзя с белым толстяком в костюме ниндзя, он не может быть здоров. Мне кажется, у Римо мозги стали слабеть. Что ж, неудивительно: ведь он первый белый, постигший Синанджу. Меня давно беспокоит, как его немощный белый мозг может устоять перед натиском совершенства, и теперь я вижу, что он действительно стал сдавать. Остается только надеяться, что это не заставит его совсем отказаться от тренировок. Тем больше для нас оснований возобновить контракт!

— А разве Римо не сказал, что ниндзя был в маске? Не исключено, что одного из вас эта маска ввела в заблуждение.

Смит продолжал вертеть в руках пластиковую карточку, словно надеясь выудить из нее какой-то секрет.

— Все ниндзя закрывают лицо! — возмутился Чиун. — Такое проклятие наложили на них Мастера Синанджу. Я вам сейчас все расскажу по порядку.

— Да, да, конечно, — рассеянно отозвался Смит. Его внимание все еще занимала загадочная карточка.

— Однажды, — Чиун выступил на середину кабинета, — одного Мастера Синанджу нанял на службу японский император. Это было в шестьсот сорок пятом году до новой эры по западному летоисчислению.

— Как звали того Мастера?

Чиун помолчал, продолжая мерять кабинет шагами.

— Отличный вопрос! — похвалил он. — Великолепный вопрос. Римо за все годы моей с ним работы ни разу не задал мне такого умного вопроса.

— Благодарю, — сказал Смит. — Я просто полюбопытствовал.

— Его имя было Мастер Сам, — ответил Чиун и поклонился в знак восхищения проницательностью Императора Смита, задавшего столь мудрый вопрос. — Так вот, Сама призвали ко двору тогдашнего императора Японии.

— Как его звали?

— Сам. Я ведь уже сказал, — обиделся Чиун.

— Нет, я говорю об императоре Японии.

— Ба! Да какая разница? Для предания это не имеет никакого значения.

— Вы рассказывайте, а я пока посмотрю, — сказал Смит и застучал клавишами. — Его звали император Тенчи.

— Возможно, — равнодушно отозвался Чиун. Дались этому Смиту имена, к тому же чужестранные! — Так вот, этот император, — продолжил Чиун, — которого, возможно, звали Тенчи, поведал Мастеру Синанджу, что у него есть враги, и сказал о том, где их можно искать — дома или на службе. Тогда Мастер Синанджу нашел их одного за другим, и больше они императору не докучали. И каждый раз, как Мастер Сам являлся к императору Японии и докладывал об успешном завершении очередного этапа, тот говорил: “Я вас пока не отпускаю, у меня обнаружился новый враг. Поступите с ним так же, как с другими, и я подниму вознаграждение Дому Синанджу”.

А так как Мастер Сам не хотел оставить работу незавершенной, всякий раз, когда император обращал его взоры на нового врага, он принимался за него. И лишь после пятой жертвы у Мастера Синанджу возникли подозрения, поскольку среди этих людей были простые крестьяне, которым незачем было плести заговоры против трона, украшенного хризантемами.

— Понятно.

Смит неотрывно смотрел на бегущие по экрану монитора строчки свежей информации.

Мастер Синанджу сделал вид, что не заметил откровенной невнимательности Смита. Предания Синанджу всегда служили предметом разговоров между Мастером и воспитанником, Мастером и Императором. Неужели Смиту непонятно, зачем ему это все рассказывают? Ладно, на этот раз простим Смиту его рассеянность. Разум белого человека по природе своей не способен долго концентрироваться на одной теме.

— Итак, получив задание устранить шестую жертву, Мастер заблаговременно явился на то место, где, по свидетельству императора, он должен был застать заговорщика, а когда пришел, то тотчас обнаружил шпиона, которого послали специально затем, чтобы он изучал искусство Мастера Сама в действии.

Мастер Сам взял этого несчастного за шиворот и потребовал объяснений. Прекрасно зная могущество Синанджу, соглядатай задрожал всем телом и залепетал: “О Мастер, мой император жаждет заполучить мудрость Синанджу, которую мне надлежит наблюдать, с тем чтобы после доложить государю. Этим я и занимался все время, пока ты убивал остальных”. Шпион также поведал Саму о том, что у императора нет явных врагов, а Мастер все это время убивал бедных крестьян.

— Какой ужас! — изрек Смит.

— Могло быть и хуже, — философски заметил Чиун.

— Не понимаю, куда уж хуже.

— Мастеру Саму заплатили вперед, — объяснил Чиун.

— А-а.

— Так вот, — продолжал Чиун, — услышав об этом, Мастер Сам задал императорскому шпиону один последний вопрос: “И чему же ты научился?” Шпион тогда ответил дрожащим голосом, что он научился у Мастера Синанджу скрытно передвигаться в одежде цвета ночи, взбираться по голой стене, как паук, и убивать голыми руками.

— И конечно, Мастер Сам его убил, — произнес Смит, воображая, что постиг психологию Мастеров Синанджу.

— Нет, конечно, нет! — Чиун был раздражен. — Японский император не платил ему за то, чтобы убивать этого человека! — Какой непонятливый, этот Смит! Наверное, это вообще характерно для белых. Римо тоже такой.

— И он его отпустил, хотя тот освоил Синанджу?

— Очень примитивно, — уточнил Чиун. — Он освоил Синанджу очень примитивно. Удары его были слабы, а для того, чтобы взбираться по стене, ему требовались всякие приспособления — клинья, крюки и все такое. Нет, он не усвоил Синанджу. Он обманным путем присвоил себе главную идею, но на деле его можно было сравнить с роботом, изображающим из себя живого человека. И Мастер Сам сказал этому человеку: “Возвращайся к своему государю и скажи, что ты научился только прятаться и передвигаться незаметно для других, а заодно объясни, что Мастер Синанджу убивает ради денег, а не для того, чтобы просвещать императоров”.

— А как его звали, того человека? — заинтересовался Смит.

— Почему это вас интересует?! — сердито воскликнул Чиун. — Какое это имеет значение?

— Просто как исторический факт, — ответил Смит. — Ведь этот человек стал основателем ниндзютсу.

— Основателем? — возмутился Чиун. — Он ничего не основал, он все украл! Вы что, не слушали меня? Вот все вы, белые, такие!

— М-м-м... Не обращайте внимания, — поспешно произнес Смит. — Я потом сам уточню. Но вы мне еще не сказали, почему ниндзя всегда в маске.

Чиун смягчился.

— Ну, хорошо, — сказал он, успокоившись. — Это случилось спустя много лет, когда из Японии потекли слухи о появлении новой секты убийц-ассасинов, которые носят все черное и называются ниндзя. Тогда Мастер Сам инкогнито поспешил назад в Японию с целью получить представление о новом конкуренте. И он обнаружил крошечную шайку ниндзя, главой которой был тот самый ничтожный воришка — он-то и обучил остальных. Конечно, они были неуклюжие, как обезьяны, но дело не в этом: они перехватывали работу, которую должны были поручать Синанджу.

— Естественно, на сей раз Мастер Сам всех их убил, — предположил Смит, зная, что Мастера Синанджу ни перед чем не остановятся, если что-то угрожает их благосостоянию.

Чиун оборвал красноречивую тираду на полуслове и вперил в доктора Харолда В. Смита пронзительные карие глаза. Смит поежился, словно холодные струи дождя каким-то образом проникли через окно и потекли ему за шиворот. Он вопросительно вскинул голову.

Чиун помотал в ответ головой и продолжил рассказ с нотками нетерпения в голосе.

— Мастер Сам в гневе навис над злосчастным воришкой, но убивать не стал. Вместо того он сказал: “Ты посмел украсть нечто более вечное, чем рубин, — ты украл мудрость. Я мог бы тебя убить, ниндзя, но ты — всего лишь ребенок, подражающий взрослым, и я тебя не трону. Зато вот тебе мое проклятие: ты — вор, и я проклинаю тебя и тех, кто придет за тобой, и все вы отныне обречены скрывать свое лицо от позора. Если же хоть один из вас и ваших потомков осмелится творить свое воровское дело с открытым лицом, Мастер Синанджу ни на миг не потерпит вас на этой земле!” Вот почему и по сей день так называемые ниндзя всегда стыдливо прячут лицо.

Чиун удовлетворенно сунул руки в широкие рукава.

— Одного я все же не понимаю, — осторожно начал Смит.

Чиун наморщил лоб.

— Мне кажется, я ничего не упустил.

— Почему Мастер Синанджу не поубивал этих ниндзя?

— Потому что ему за это никто не платил! — завопил Чиун, как потерявший терпение учитель кричит на бестолкового ученика.

— Но ведь, не устранив их, он поставил под угрозу будущие заработки и трудоустройство Мастеров Синанджу! — уперся Смит. — Может, лучше было их убить?

— Именно так описана эта история в хрониках моих предков, — вызывающим тоном ответил Чиун. — Спрашивать о том, что не написано в этих свитках, считается дерзостью.

— Прошу прощения, — упорствовал Смит. — Я полагал, что это резонный вопрос.

— Резонный? Я не сомневаюсь, что у Мастера Сама были все основания решить дело так, как он решил. Должно быть, он просто забыл упомянуть об этих мотивах в хронике.

— Хроника... — вдруг произнес Смит.

Взгляд его упал на письмо с подписью “Тюльпан”. Оно было отправлено из Южной Кореи. Смита это сразу озадачило, но тогда его внимание было приковано к содержанию письма. Теперь до него стал доходить весь смысл этого штемпеля.

Он поднял глаза и обратился к Мастеру Синанджу с новым вопросом:

— Вы упомянули хроники, написанные вашими предшественниками. Должен ли я сделать из этого вывод, что вы так же регулярно фиксируете все, что происходит с вами на службе у Соединенных Штатов?

— Да, и во всех подробностях, — гордо изрек Чиун.

— Ясно. А где сейчас эти записи?

— В Синанджу. Прежде я возил их с собой, но в последний раз, когда я возвращался к этим берегам, я был лишен возможности их взять. Но не волнуйтесь, Император Смит, память у меня отменная. Когда я немного освобожусь и пошлю кого-нибудь за моими свитками, то непременно занесу туда все, что происходило в этот, последний год моей службы на вашу светлость. Да, кстати, — он извлек из глубин своего костюма перехваченный синей лентой свиток, — я закончил составление нового контракта. Здесь не хватает только вашей подписи — и можете быть уверены, что в следующем году у вас будет достойный слуга.

— Оставьте на столе, — сказал Смит. — Я потом прочту, и мы все обсудим.

— Но он слово в слово воспроизводит то, о чем мы договаривались устно! — запротестовал Чиун.

— Не сомневаюсь, — ответил Смит. — Но если вы посмотрите в окно, то увидите, что наступает рассвет. Мы просидели здесь всю ночь. Прежде чем заняться таким серьезным делом, мне необходимо отдохнуть.

— Я могу прочесть вслух, — настаивал Чиун. — Вам нет нужды напрягать свои царственные очи.

— Я лучше сам его прочту, когда мне будет удобно, если вы не против, — не поддавался на уговоры Смит.

Мастер Синанджу помедлил, но вспомнил, что дважды за эту ночь уже позволил себе резкие слова в адрес Императора Смита. С контрактом вполне можно повременить, несколько часов ничего не изменят.

Он нехотя положил свиток на стол и поклонился.

— Буду покорно ожидать вашего решения, — сказал он.

— Благодарю, — ответил Смит.

Когда Мастер Синанджу удалился, Смит еще раз изучил лежащий перед ним конверт. Да, это вполне вероятно. Информация о КЮРЕ никоим образом не могла просочиться через администрацию Соединенных Штатов — ни нынешнюю, ни какую-нибудь из бывших. За долгие годы на посту руководителя тайной организации Смиту ни разу не пришло в голову, что все это время Мастер Синанджу фиксирует каждое свое задание в письменном виде. События последнего года привели к тому, что его записи остались без присмотра — и вот результат.

Пока трудно было сказать, чем все кончится, но КЮРЕ еще нельзя считать обреченным. Все зависит от того, выполнит ли новый президент свое обещание. Зная политиков, Смит бы за это не поручился.

Смит взглянул на часы и решил подождать еще часок, а потом доложить новые данные президенту. Будить его ни к чему. Вспомнив о том, что вот-вот должна прийти на работу секретарша, Смит убрал терминал КЮРЕ в стол.

Секретарша, как всегда, была пунктуальна. Прежде чем войти в кабинет Смита, она постучалась. Это была дородная женщина средних лет в бифокальных очках, волосы ее были собраны в аккуратный пучок.

— Доброе утро! — сказала она и поставила на стол стаканчик сливового йогурта и пакет ананасного сока без сахара. — Я захватила вам завтрак.

— Спасибо, миссис Микулка, — сказал Смит, достал из ящика стола пластмассовую ложку, которой поедал свой йогурт на протяжении последних двадцати лет, и принялся за дело.

— Я вижу, вы всю ночь проработали.

— Мм... Да, — признался Смит, удивляясь непривычно фамильярному тону секретарши. Как правило, она не позволяла себе никаких замечаний, не имеющих отношения к работе. — Неотложные дела, знаете ли.

— Насколько я понимаю, излечение мира от его недугов заслуживает того, чтобы время от времени не поспать ночь-другую, — сказала она и вышла, притворив за собой дверь.

Смит разинул рот. От изумления он даже не заметил, что капля йогурта вытекла у него изо рта и, прокатившись по подбородку, упала на помятые брюки. Он начисто забыл о еде.

Это просто фигура речи, неуверенно сказал он себе. Да. Образный оборот. Она не может ничего знать. Только не миссис Микулка! Надо отдохнуть, а то я начинаю паниковать по пустякам.

Глава 18

Звонок телефона спецсвязи застал президента Соединенных Штатов в постели, но уже без сна. Он наслаждался последними минутами отдыха, перед тем как встать, и в этот момент зазвонил телефон.

— Опять! — простонала его супруга.

— Не извинишь меня, дорогая? — сказал президент, садясь на краю кровати.

Последовал еще один звонок.

Первая леди проворчала что-то себе под нос и накинула прозрачный пеньюар.

— Если это третья мировая война — я буду в ванной.

Дождавшись, когда она удалится, президент выдвинул ящик тумбочки и снял трубку красного телефонного аппарата.

— Доброе утро, — бодрым голосом сказал он.

— Прошу прощения, что разбудил вас, господин президент, — раздался голос доктора Харолда В. Смита.

Президент ответил строгим тоном:

— Я уже несколько минут как встал. Почему вы все считаете, что в такое время я валяюсь в постели? Уже девять часов!

— Так точно, господин президент, — натянуто ответил Смит. — Позвольте доложить.

— Валяйте.

— Как вам известно, прошлой ночью совершено покушение на губернатора Принсиппи.

— А, шайка уличных хулиганов... — протянул президент. — Не исключено, что они просто пытаются подражать тем, кто покушался на жизнь вице-президента.

— Пока у нас нет оснований предполагать что-либо иное, — согласился Смит, — но мы не можем принимать на веру первую же версию.

— Мне доложили, что вся шайка уничтожена?

— Да, мой спецагент нейтрализовал большую часть банды.

— На губернатора это, должно быть, произвело впечатление?

— Господин президент, губернатор осведомлен о нашей организации. И ему она не по душе, так же как и моя персона.

Пальцы президента крепче сомкнулись на трубке.

— Откуда?..

— Оказывается, некий “Тюльпан” послал каждому кандидату письмо с описанием деятельности КЮРЕ. Письмо, полученное губернатором, у меня. Оно отправлено из Южной Кореи. Мне кажется, это дает ключ к источнику информации этого Тюльпана.

— Да?

— Похоже, он добрался до личных дневников нашего агента, которые остались в селении Синанджу после прошлогоднего инцидента с Советами.

— Прекрасно помню, как же, как же! — едко бросил президент.

— Случайность, сэр, — сказал Смит, чувствуя некоторую неловкость.

— Да, только за один год таких случайностей было уже две.

— Я отдаю себе в этом отчет, сэр. Если вы считаете необходимым свернуть операции — я готов, мне потребуется на все не больше часа. Как и полагается, я с самого начала не исключал такой возможности.

— Смит, я к этому не готов! — категорически заявил президент. — После прошлогоднего инцидента, если помните, мы договорились не применять в дальнейшем насилия. И вы были на это согласны, если бы этот ваш кореец не вернулся в Америку и не предложил свои услуги еще на год. И по-моему, этот год как раз истекает?

— Совершенно верно, как раз сегодня утром он принес мне текст нового соглашения. Его условия для нас чрезвычайно выгодны. Конечно, я объяснил ему, что даже если я его подпишу, то не могу гарантировать, что после вашего ухода с поста президента его условия будут выполняться.

— Что решит новая администрация — это их дело. А пока что продолжайте работать.

— А наш специальный сотрудник?

— Сделайте так, чтобы он уничтожил свои записи. Пусть это станет условием заключения нового контракта. Если он откажется, порвите с ним. У вас все?

— Не совсем, сэр. В инциденте с губернатором Принсиппи фигурировал еще один человек — какой-то ниндзя. Он заявил, что защищает губернатора по вашему личному поручению.

— Мне об этом не докладывали.

— Да? — рассеянно произнес Смит.

— Надеюсь, вы мне верите?

— Ну, конечно, какие у меня причины вам не верить?

— Благодарю за вотум доверия, — язвительно бросил президент.

— Прошу извинить мне этот тон, господин президент, но вы должны понять мое замешательство. Мы имеем два покушения, которые были предотвращены двумя специалистами по части восточных единоборств и оба заявили, что действуют по вашему приказу.

— Губернатор Принсиппи ни о каком ниндзя ничего не говорил. Он только сказал, что покушение было предотвращено неизвестными. Я решил, что это ваш агент.

— Да, это так, но там был и какой-то ниндзя. Ума не приложу, каким образом ему стало известно о готовящемся покушении заранее? Либо его специально послали, либо...

— Либо что?

— Либо он сам участник заговора.

— Я дам соответствующее указание службе безопасности.

— Я сам мог бы этим заняться, сэр, — безнадежным тоном предложил Смит.

— Занимайтесь своими компьютерами, Смит. Пока. Все.

Президент повесил трубку.

Доктор Харолд В. Смит находился в своем кабинете в санатории “Фолкрофт”. Он подошел к двери и заперся изнутри, потом открыл стенной шкаф и извлек оттуда серый костюм-тройку — точно такой же, как тот, что был на нем. Он переоделся в свежий костюм, включил электрическую бритву и стал энергично скрести щетину. Потом взглянул на себя в маленькое зеркальце и поправил очки. Убедившись, что все в порядке, он застегнул белую сорочку на все пуговицы и повязал галстук. После этого Смит убрал бритву и зеркало и нажал кнопку селектора.

— Миссис Микулка, не могли бы вы попросить мистера Чиуна и мистера Римо зайти ко мне в кабинет?

— Слушаюсь, доктор Смит.

Через несколько минут Римо и Чиун стояли перед ним.

— Закройте, пожалуйста, дверь, — попросил Смит.

— Конечно, Смитти, — ответил Римо.

При виде на столе Смита своего нового контракта Мастер Синанджу расплылся.

— Может, Римо нет необходимости присутствовать на нашем совещании, поскольку оно касается только нас двоих? — колко заметил Чиун.

— Я предпочел бы, чтобы Римо остался.

У Чиуна вытянулось лицо.

— Спасибо, Смитти, — оценил Римо.

— Буду краток, — начал Смит. — Я посмотрел ваш контракт, Мастер Чиун. Придраться не к чему.

— Прекрасно! — Чиун выпятил грудь колесом. — По чистой случайности у меня с собой церемониальное гусиное перо. Вот, пожалуйста.

Смит поднял руку.

— Одну минутку.

— Две, — уточнил Римо. — Если у меня, конечно, есть право голоса.

— У тебя нет права голоса! — отрезал Чиун. — Тебя этот контракт не затрагивает. Ты умер. Смит убедил в этом президента, а мертвецы не подписывают контрактов.

— Я ничего и не собираюсь подписывать! — вспылил Римо. — Я возвращаюсь в Синанджу. А ты обещал, что вернешься вместе со мной.

— Ничего я такого не обещал!

— Но и не отказывался!

— Но и согласия не изъявлял! Император Смит великодушно предложил мне послужить этой стране еще год, а поскольку ты отказался сопровождать меня в мировом турне Синанджу, то я решил, что это единственный способ, каким я могу поддержать моих голодающих земляков.

— Опять двадцать пять! — рассердился Римо. — Ты же сам не позволишь мне жениться в твое отсутствие, ведь так?

— Ни за что не позволю! — парировал Чиун. — А ты? Тыпозволишь себе жениться без меня? Вот в чем вопрос!

— Это мы узнаем. Я намерен назначить день свадьбы, как только сойду на берег.

— Не исключено, что ради такого случая Император Смит даст мне недельку отпуска. Скажем, следующим летом, а?

— Вообще-то я бы хотел, чтобы вы оба отправились в Синанджу немедленно, — сказал Смит.

Чиун опешил.

— В Синанджу?! — взвизгнул он.

— Я готов! У меня и вещи собраны, — заулыбался Римо и достал из заднего кармана зубную щетку.

— Это связано с одним предварительным условием, на котором я вынужден буду настаивать, если мы намерены заключить новый контракт, — сказал Смит.

Чиун недоуменно взглянул на Смита, потом перевел взгляд на счастливого Римо.

— Очень хорошо! — решительно заявил он. — Назовите ваше условие. Я заранее уверен в его приемлемости, ибо вы уже занесены в хроники Синанджу под именем Харолд Первый Щедрый.

— Вы должны уничтожить все письменные свидетельства вашей службы на Соединенные Штаты, которые находятся в Синанджу.

Мастер Синанджу обомлел. Голова его дернулась, как от пощечины. Он надолго погрузился в молчание. Наконец медленно и неестественно тихо он произнес:

— Почему вы просите меня об этом?

— Причиной письмо этого Тюльпана. Оно отправлено из Южной Кореи.

— Это же другой край света! — сказал Чиун. — Синанджу находится в Северной Корее.

— Я полагаю, Тюльпан выкрал ваши записи или каким-то образом добрался до них. Это единственное объяснение его информированности.

— Это невозможно! — возмутился Чиун. — Хроники Синанджу хранятся в Доме Мастеров. Он неустанно охраняется, а двери на двойном запоре.

— Это так, Смитти, — вставил Римо. — Я сам их запирал перед отъездом.

— Да, верно, — сказал Чиун и круто развернулся в сторону Римо. — Ты! Ты последним уезжал из Синанджу! Если мои свитки пропали, тыбудешь виноват! — закричал он, грозя Римо дрожащим пальцем.

— Чиун, остынь. Ты только что сам заверял Смитти, что этого не может быть.

— Не может быть! Но если свитки пропали, это без сомнения твоя вина, безрукий белый, неспособный запереть за собой дверь! Ты, может, и воду не выключил?

— Кто угодно, только не я. — Римо приготовился защищаться и сложил на груди руки. Потом он повернулся к Смиту. — А вы в этом уверены?

— С компьютерами у меня полный порядок, к ним доступа нет. Помимо этого единственный потенциальный источник утечки — президент. Но он все отрицает. К тому же, какой ему смысл прибегать к маскировке под видом некоего Тюльпана? Чтобы закрыть КЮРЕ, ему достаточно одного звонка.

Римо повернулся к Чиуну.

— Звучит убедительно, папочка.

— Ерунда! — фыркнул Чиун. — Если бы хоть один человек осмелился осквернить Дом Мастеров, мой верный слуга Пул Янг тотчас доложил бы мне. Ничего подобного в его последнем письме не было.

— Не этого ли Пул Янга ты как-то назвал лающей собакой без зубов? — уточнил Римо.

— Не слушайте его, о всемогущий Император! Он с трех шагов не отличает японца от американца! Без сомнения, слух его тоже подводит.

— Это наверняка произойдет, если ты и дальше будешь так орать!

— Пожалуйста, прошу вас, уймитесь! — взмолился Смит. — Мастер Чиун, я бы хотел услышать ваш ответ.

— Мой ответ: нет! Никто не мог рыться в рукописях моих предков. Это совершенно исключено!

— Я спрашиваю: согласны ли вы вернуться в Синанджу и уничтожить свои записи?

— Как это несправедливо с вашей стороны — требовать от меня такое! — с жаром воскликнул Чиун. — Ни один император в истории не позволял себе выдвигать Мастеру Синанджу столь нелепые требования! Мой ответ: нет.

Смит мрачно кивнул.

— Очень хорошо, — сказал он, встал, взял в руки контракт и аккуратно надорвал его до середины листа.

— Ай! — взвыл Чиун. — Я работал над ним столько дней!

— Мне очень жаль. Я не могу подписать этот документ без вашего согласия на предварительное условие.

— Я же сказал — нет, а не категорически — нет!

— Так вы согласны уничтожить записи? — спросил Смит.

— Категорически — нет! — завопил Чиун.

Смит продолжил рвать листки. Чиун разинул рот от изумления. Римо просиял.

— Похоже, мы все же едем домой!

Чиун развернулся к нему.

— Не будь таким наглецом! Это, может быть, твоя вина — ты оставил Дом Мастеров незапертым!

— Насколько я вас понял, если мы приедем в Синанджу и там обнаружится, что ваши свитки исчезли, вы приложите все усилия к тому, чтобы их отыскать и уничтожить преступника. Да? — спросил Смит.

— Ага! — завизжал Чиун, сверкая глазами. — Я понял вашу игру, Смит! Вы меня хотите надуть! Хотите, чтобы я на вас поработал бесплатно! Да, я найду этого вора, если таковой существует, но не рассчитывайте, что я его убью. Вспомните-ка историю Мастера Сама и ниндзя!

— Это ваше право, Мастер Чиун. У меня есть четкие указания.

— Прибавьте к ним мое презрение! — рявкнул Чиун и решительно направился к двери. — И можете быть уверены, что ваше вероломство будет зафиксировано в моих записях, а ваше имя станет синонимом позора на все последующие поколения!

— Мне жаль, что так все закончилось, — тихо сказал Смит, обращаясь к Римо.

— А мне — нет, — ответил Римо и пожал Смиту руку. — Лучшего и придумать нельзя. Спасибо, Смитти. Не хотите поехать с нами? Сплясали бы у меня на свадьбе.

— Я не танцую, — сказал Смит и в ответ пожал Римо руку.

— Ладно, — вздохнул Римо. — Все равно вам бы там не понравилось. Можем мы рассчитывать, что нас, как всегда, переправят на подлодке?

— Конечно, — сказал Смит и выпустил его руку. Не говоря больше ни слова, Римо, насвистывая, вышел.

Смит глядел ему вслед и думал о том, что никогда прежде не видел Римо таким счастливым.

Мастера Синанджу Римо нашел у себя в комнате. Он что-то судорожно писал.

— Что это ты делаешь, папочка?

— Ты совсем ослеп? Пишу, дурак ты эдакий!

— Ну, зачем ты так?

— А как надо? Меня уволил Император!

— Ты должен радоваться! Посмотри на меня.

— Чтобы радоваться, как ты, я должен быть таким же идиотом! Благодарю покорно, увольте.

— Тогда порадуйся за меня! И за Ма Ли.

— Я пишу письмо Пул Янгу, чтобы он приготовил все к нашему приезду. Римо, твоя свадьба состоится, как ты того хочешь.

— А другое письмо? — Римо мотнул головой в сторону второго конверта, который был уже запечатан.

— Это приглашение на свадебную церемонию, — ответил Чиун.

— Я уже пригласил Смита. Он сказал, что очень занят.

— Я не желаю больше видеть этого человека. Это мошенник с головы до пят и к тому же отбиратель золотых карточек.

— Тогда кого ты приглашаешь?

— У меня есть друзья, с которыми ты не знаком.

— Надеюсь, они подарят молодым что-нибудь стоящее?

— Такого подарка ты вовек не забудешь, можешь быть уверен.

— Звучит заманчиво. — Римо был доволен. — Но поторопись, пожалуйста, вертолет ждет.

Глава 19

Доктор Харолд В. Смит смотрел в окно. Вертолет оторвался от старых доков, подобно пальцам скелета протянувшихся в воды пролива с территории “Фолкрофта”. После вчерашнего дождя в воздухе все еще стояла сырость и от воды клубами поднимался зябкий туман.

Смит стоял у большого окна в своем кабинете. Почему-то ему захотелось понаблюдать за их отлетом. Смотреть, как Римо и Чиун навсегда уходят из его жизни. Двадцать долгих лет! Странно, что под конец произошли все эти осложнения, но может быть, оно и к лучшему.

Смит смотрел, как Римо помог Мастеру Синанджу, снова облачившемуся в традиционный корейский наряд, влезть в санитарный вертолет. Смит вызвал вертолет под тем предлогом, что больной по фамилии Чиун вместе с телохранителем мистером Римо срочно должны быть переправлены в другое лечебное учреждение. Вертолет высадит их в аэропорту имени Кеннеди, откуда они полетят коммерческим рейсом на авиабазу в Сан-Диего, а там уже дожидается субмарина “Арлекин”, готовая в последний раз доставить их к берегам Синанджу.

Дверца вертолета закрылась, и машина взмыла вверх, перемалывая винтами воздух. Туман тут же поглотил ее.

— Все! — выдохнул Смит и вернулся к своему компьютеру.

Отныне в КЮРЕ работают только Харолд В. Смит и его компьютеры.

Раздался робкий стук.

— Да?

В дверном проеме сверкнули очки миссис Микулки.

— Отбыли? — спросила она.

— Да, — ответил Смит, не поднимая головы.

— Назад в Синанджу?

— Да, в... — Смит похолодел. — Что вы сказали?! — прохрипел он и уставился на секретаршу, верой и правдой прослужившую ему больше пяти лет. Она управляла “Фолкрофтом” не хуже него самого, но про Синанджу она ничего не знала — или не должна была знать.

— Я спросила: Римо с Чиуном уехали назад в Синанджу?

— Войдите в кабинет, миссис Микулка, — сухо произнес Смит. — И закройте за собой дверь, если вас не затруднит.

Секретарша села на диван, а Смит строгим голосом спросил:

— Откуда вам известно о Синанджу?

— И о КЮРЕ тоже.

— О Господи! — выдохнул Смит. — Вы что, тоже получили письмо от Тюльпана?

— Нет.

— Тогда откуда?

— Я и есть Тюльпан.

— Вы?!

— Ну, это, конечно, не настоящее мое имя.

— Вы Эйлин Микулка. До того как стать секретарем, вы преподавали английский в старших классах школы. Прежде чем взять вас на работу, я все тщательно проверил.

— Вы ошибаетесь, — ответил голос Эйлин Микулки. — Эйлин Микулка заперта в палате на верхнем этаже здания. Утром, когда она несла вам сок и йогурт, с ней приключилась маленькая неприятность. О, не беспокойтесь, она жива и здорова. Мне стоило определенных усилий не убить ее, но если бы я это сделал, мне было бы трудно остановиться. Чего тогда стоили бы все мои планы?

— Но вы так на нее похожи! Это что, пластическая операция?

Смит словно невзначай опустил одну руку на колено. Он ни на мгновение не сводил глаз с лица сидящей перед ним женщины, стараясь, чтобы это его движение осталось незамеченным.

— Пластической операции недостаточно, чтобы перенять голос, манеру поведения. Неужели вы и впрямь думаете, что я — или любой другой человек — согласился бы раз и навсегда принять облик стареющей дамы во имя какой бы то ни было цели?

— Рассуждаете вполне логично, — признал Смит, двумя пальцами выдвигая левый средний ящик. Он молил Бога, чтобы ящик не скрипнул, прежде чем он успеет выхватить свой автоматический пистолет. — Могу я узнать, почему вы хотите прекращения деятельности КЮРЕ?

— Ничего подобного! — ответила незнакомка голосом Эйлин Микулки. — Вы отнюдь не являетесь моей мишенью, как и вся ваша организация. Как, впрочем, и кандидаты в президенты, которых пытались убить по моему приказу.

— По вашему приказу?! — ахнул Смит. От удивления он даже выпустил из пальцев ручку ящика. — Значит, за покушением на вице-президента и на губернатора Принсиппи стоите вы? Но зачем? Объясните, ради Бога!

— Чтобы самому остановить киллеров.

— Вы?

Внезапно фигура Эйлин Микулки затуманилась. Смит заморгал. Вместо знакомой полной фигуры его секретарши на диване оказался мужчина — светловолосый, загорелый, в белом кимоно каратиста. Он улыбался во весь рот.

— Зовите меня Адонис.

— Что?! — прохрипел Смит и опять вспомнил про пистолет.

Ящик стола уже был немного выдвинут. Смит потянул еще и, не глядя, стал нащупывать рукой. Надо открыть пошире — пальцы не лезут.

— А можете называть меня ниндзя.

Красивое лицо куда-то исчезло, а на его месте возникла маска из черной материи. Теперь на диване сидел человек в облачении ниндзя, и лицо его было закрыто, если не считать глаз. Смит видел, что они голубые.

— Чиун ошибся, — произнес он тупо. — Он принял вас за японца.

—Мастер Синанджу никогда не ошибается! — поправил незнакомец, и в его голосе прозвучал певучий японский акцент.

Смит вгляделся — глаза у ниндзя были черные и миндалевидные, а крупная фигура как будто съежилась. Смит сделал над собой усилие и, никак не реагируя на явленные ему чудеса, ровным голосом спросил:

— Насколько я понимаю, просить у вас удостоверение личности — пустая трата времени?

Ниндзя поднялся и сделал шаг вперед.

— У вас есть мое письмо, — сказал он. — Вы видели подпись.

Рука Смита коснулась холодного металла — пистолет был у него.

— В письме сказано: “Тюльпан”. Мне это ничего не говорит.

— Это оттого, Смит, что вы об этом не думали.

— Я обдумаю все попозже. — С этими словами Харолд В. Смит выхватил пистолет и навел его на незнакомца, опершись о стол, чтобы не дрожала рука. — Попрошу не двигаться!

Но ниндзя продолжал наступать, и тело его с каждым шагом все раздувалось и разбухало, как миллион разноцветных свечек, сплавленных воедино. Потом на его месте возникла фигура молодого человека в пурпурных одеждах, с развевающейся гривой светлых волос, он надвигался на Смита спокойной и уверенной поступью. Глаза его были такими неестественно-синими, что было больно смотреть.

Смит сделал над собой усилие и выстрелил.

Пурпурная фигура продолжала надвигаться. Смит выстрелил снова. На этот раз, каким бы невероятным это ни казалось, он словно увидел остаточное изображение на экране, но молодой человек, увернувшись от пуль, продолжал идти на него. Его движения были так стремительны, что непосвященному могло показаться, что пули просто прошили его насквозь.

Смит понял, что перед ним некто, натренированный по древней системе Синанджу, и внезапно ему стал понятен псевдоним “Тюльпан”, Теперь он знал, с кем имеет дело. И с чем. Но понимание пришло слишком поздно. Поздно для него — Харолда В. Смита.

— Мне ни к чему с тобой ссориться, Смит, — зазвучал у него в ушах новый голос. — Мне нужен Римо. Я хочу его уничтожить. С первой фазой ты мне помог. Не подумай, что я не знаю благодарности или пощады. Тебе не будет больно, это я обещаю.

В глазах у Харолда В. Смита потемнело. Он не успел увидеть ударившую его руку.

Глава 20

Письмо пришло в Синанджу на другой день. Оно шло через Пхеньян — столицу Северной Кореи — и было доставлено в Синанджу вертолетом Народной авиации. Его оставили в железном почтовом ящике на краю деревни, ибо никому, кроме урожденных жителей Синанджу, не было дозволено пересекать околицу без особого разрешения.

Когда вертолет улетел, к почтовому ящику послали мальчика. Он вернулся бегом и вручил письмо Пул Янгу, который снова находился на своем посту — охранял Дом Мастеров.

Старик Пул Янг положил письмо на землю и продолжил раскуривать трубку. Сделав несколько затяжек, он вскрыл письмо и сразу узнал почерк Мастера Синанджу. Его маленькие глазки жадно впились в текст.

— Вызови Ма Ли, — сказал он мальчишке, который отказывался уйти, пока не услышит новости из Америки.

— Хорошие новости? — спросил мальчик.

— Радостные. Но я должен сам сообщить их Ма Ли.

Ма Ли поднялась на невысокий холм, где стоял Дом Мастеров. Лицо ее сияло счастливым нетерпением.

— Что слышно из Америки? — спросила она.

Пул Янг помахал письмом.

— От Мастера Чиуна! Он скоро возвращается. Велит нам готовить свадьбу белокожего Мастера, Римо, и девушки по имени Ма Ли.

Ма Ли, не веря своему счастью, поднесла руки к щекам.

— Римо, — выдохнула она. — Онничего не пишет?

Старик Пул Янг покачал головой.

— Нет. Письмо от Мастера, а не от Римо.

— А-а. — По лицу Ма Ли пробежало облачко. — Непохоже на Римо. Как думаешь. Пул Янг, он не передумал? Ведь мы целый год не виделись.

— Мастер Чиун не стал бы распоряжаться о подготовке к свадебной церемонии, если бы жених раздумал жениться. Как тебе в голову такое могло прийти, детка?

— Сама не знаю. — Ма Ли опустилась рядом со стариком на колени и стала нервно теребить в пальцах клок жесткой травы. — Просто с того дня, как к нам прилетали пурпурные птицы, я плохо сплю — сама не знаю почему.

— Ты еще совсем дитя. А у детей часто бывают необъяснимые страхи, — ласково сказал Пул Янг.

— Ты сам назвал их дурным предзнаменованием, Пул Янг. Что ты имел в виду?

Этого Пул Янг и сам не знал и сейчас пожал плечами и напустил на себя глубокомысленный вид. Он сделал глубокую затяжку, надеясь, что Ма Ли не станет мучить его дальнейшими расспросами.

— По-моему, ты прав: это было дурное знамение, — сказала Ма Ли после паузы.

— Но они улетели, — попробовал возразить Пул Янг.

Ма Ли подняла голову и взглянула на небо — оно было серое и тревожное.

— Я знаю, но судя по моим снам, они должны вернуться. — Она обхватила себя руками и поежилась.

Глава 21

Американская подводная лодка “Арлекин” вошла в свинцовые воды Западно-Корейского залива.

Матросы откинули крышку люка и принялись накачивать надувной резиновый плот. Когда все было готово, один просунул голову в открытый люк и доложил об этом.

Римо вылез первым. Луна стояла высоко — тонкий серп, почти не дающий света. На берегу Римо разглядел Пики гостеприимства: они симметрично обрамляли холм с Домом Мастеров, образуя некий загадочный древний узор, который для Римо сейчас был символом счастья.

Он крикнул в люк:

— Поспеши, Чиун! Мы дома.

Из люка высунулась голова Мастера Синанджу, он был похож на выглядывающую из дупла белку.

— Ты меня не торопи, Римо. Я уже не молод и не собираюсь лететь очертя голову только из-за того, что тебе невтерпеж.

— Мне не невтерпеж! — возразил Римо и подал Чиуну руку, помогая ему выбраться из люка на палубу.

Матросы спускали плот на воду.

— Лучше вам поспешить, джентльмены! — прокричал один. — Шторм надвигается!

Римо с Чиуном спустились на плот. На весла сели двое из команды. На плоту был навесной мотор, но его не заводили, боясь привлечь внимание северокорейских патрулей — это было бы чревато международным скандалом.

Плот двинулся к берегу.

— Как-то странно возвращаться без всякого золота, а, папочка? — негромко сказал Римо.

— Не напоминай мне о моем позоре, — угрюмо проворчал Чиун.

— Не плыть же молча! Не понимаю, что ты на меня дуешься? За всю дорогу ни слова не проронил!

— Если мои свитки пропали — виноват будешь ты!

— Господи, Чиун! Сколько тебе можно повторять? Я не оставлял дверь открытой!

— Посмотрим, посмотрим, — угрожающе сказал Чиун.

Плот стукнулся об один из каменных волнорезов, тянущихся в море от берега, Римо сошел с плота и поддержал Чиуна, чтобы тот не поскользнулся на мокром камне.

— Спасибо! — сказал Римо матросам.

— Нужно им твое “спасибо”! Лучше дай им на чай, — буркнул Чиун.

— Ты забыл, что у меня денег нет?

Чиун повернулся к матросам.

— Если хотите, можете вместо чаевых оставить себе этого человека. Толку от него немного, но, может, хоть к чистке картошки его приставите.

— В другой раз, ребята! — прокричал Римо, и плот отчалил.

Мастер Синанджу зашагал по камням к светлеющей вдали полоске пляжа. Он озирался по сторонам, но лицо его сохраняло бесстрастное выражение.

— По крайней мере, я дома, где меня уважают, — торжественно изрек он.

— Короткая же у тебя память, папочка!

— Нет, это у моих земляков короткая память. В прошлом они хорошо к тебе отнеслись из-за того, что ты согласился взять на себя заботы о деревне и поддерживать традиции, когда меня не станет. Но прошел целый год. Они уже давно забыли твои обещания, зато помнят о славных свершениях Чиуна, который озарил их существование светом новой славы.

— Мы скоро это узнаем: я вижу, нас встречают.

Небольшая группка селян уже спешила к берегу. Впереди Римо узнал старика Пул Янга.

— Если что-то случилось, Пул Янг не может этого не знать, — уверенным тоном произнес Римо.

— Да, — согласился Чиун. — Пул Янг должен знать.

Прикрыв глаза, он протянул руку, так, чтобы преисполненные благоговения соплеменники могли к ней припасть, когда будут возносить ему славословия. Не прошло и минуты, как он услышал слова традиционного корейского приветствия, столь радостные для его слуха.

— Приветствую тебя, Мастер Синанджу, тот, кто поддерживает благосостояние нашего селения и твердо верен кодексу чести. Сердца наши преисполнены любовью и восхищением! Радость переполняет нас при мысли, что нас вновь посетил тот, кому подвластна сама Вселенная!

Но рука Чиуна оставалась холодной, ее не согревали восторженные прикосновения.

— Прекратите! — застонал Римо. — Вы мне всю руку измусолили! Чиун, как их остановить?

Карие глаза Мастера Синанджу широко распахнулись. То, что предстало его взору, потрясло стариковское сердце: селяне — его земляки! — сгрудились вокруг Римо, емуцеловали руки, к немуобращали традиционные слова приветствия.

Чиун топнул обутой в сандалию ногой так, что камень раскололся надвое, и рявкнул по-корейски:

— Он еще не Мастер! Пока Мастер — я! Я, Чиун. Вы слышите меня? Ты, Пул Янг, отвечай: после твоего последнего письма ничего не случилось? Сокровище в целости?

— Да, — ответил Пул Янг, поспешно падая ниц к ногам Чиуна.

— А мои свитки? Они на месте?

— Да, о Мастер, — сказал Пул Янг.

— Пул Янг оставил свой пост! — К Чиуну подскочила женщина с осунувшимся лицом. — Когда прилетели демоны в обличье цапель, он убежал!

— Цапли? Какие цапли? — Чиун ничего не понял.

Пул Янг распростерся у ног Чиуна.

— Я отходил на минутку, чтобы позвать народ: когда появились птицы, все убежали в горы, а когда они улетели, я людей позвал назад.

— И оставил Дом Мастеров без охраны? — Чиун был вне себя.

— Всего на несколько минут, — оправдывался Пул Янг.

— Минут! Целые империи рушатся в считанные секунды!

— Но ничего не случилось, — поклялся Пул Янг. — Я потом осмотрел дверь — она была заперта.

— А внутрь ты входил?

— Нет, для этого мне пришлось бы взломать дверь, а это запрещено.

— Но не тогда, когда надо удостовериться, что все мое имущество в целости и сохранности! Идем, Римо, надо срочно проверить сокровище.

— К чему такая спешка? — попытался возразить Римо. — Украли так украли. Все равно уж сколько времени прошло! Мне надо повидать Ма Ли. Почему ее здесь нет?

— Не будь идиотом! Тебе нельзя с нею видеться! Вы ведь должны пожениться.

— Ну и что? — не понял Римо.

— По традиции невесту до свадьбы держат взаперти. Ты увидишь ее на церемонии.

— Когда? На следующий год?

— Нет, завтра. Свадьба назначена на завтра, — огрызнулся Чиун. — Так ты идешь или нет?

— Завтра? Правда, Чиун? Кроме шуток?

— Кроме шуток. Идешь или нет?

— Иду!

При входе в Дом Мастеров Чиун критически оглядел дверной косяк.

— Вот, смотри, — сказал Римо, — все опечатано.

— Это мы увидим, — ответил Чиун, освобождая механизм замка нажатием на верхнюю панель. После этого он снял нижнюю панель, вынул штифт и распахнул дверь.

Римо вошел следом. Старик Пул Янг зажег свечи. Главную комнату залил свет, озарив невысокий тикового дерева трон Мастера Синанджу и сложенные вокруг него штабелями золотые слитки и драгоценности.

— Сокровище все здесь, — заметил Римо.

— У Синанджу много сокровищ! — презрительно бросил Чиун, шагнул в смежную комнату, где стояли его дорожные сундуки, поочередно открыл все семнадцать и оглядел содержимое.

— Мне кажется, все в порядке, — сказал Римо.

— Здесь кто-то побывал, — негромко сказал Чиун.

— Это кто сказал? — удивился Римо.

— Это ясказал! Смотри! — Чиун поднес пальцы к лицу Римо.

Римо пригляделся — Чиун держал в пальцах нечто похожее на тонкую серебряную нить.

— Волос, — сказал он. — И что?

— Не просто волос, а волос Мастера Вана!

— Вана?

— Да. Обычно им перехватывают футляр с самыми старыми, самыми священными свитками Синанджу и закрепляют слюной нынешнего Мастера. Это почитаемая в Синанджу традиция.

— За это время он мог и отклеиться, — предположил Римо безразличным тоном.

— Он лежал совсем отдельно, а не на своем месте.

— Ну, значит, сам размотался.

— О клеящих свойствах слюны Мастеров Синанджу ходят легенды! — сказал Чиун. — Этот волосок убрала чья-то непрошеная рука. Я должен пересчитать мои свитки, дабы убедиться, что ничто не пропало. А тебе надлежит тем временем провести инвентаризацию сокровищ.

— А мне что делать, Мастер? — вставил Пул Янг.

— Ты сядь в углу лицом к стене. Не исключено, что твоя беспечность стоила Синанджу какой-нибудь бесценной реликвии. Наказание тебе я назначу позже.

— Эй, зачем ты с ним так круто? — вступился Римо. — Из его слов следует, что у него была веская причина, чтобы отлучиться.

Чиун смерил его выразительным взглядом.

— Пора, кажется, заняться проверкой сокровищ, — сказал Римо и выскользнул из комнаты.

Когда он вернулся и доложил, что все на месте, Чиун ответил безучастным кивком.

— Как я и думал, — сказал он. — Ничего не пропало — ни свитки, ни ценности. Но некоторые из хроник Синанджу побывали в чужих руках, их кто-то читал: ленты завязаны неправильно.

— И какой ты делаешь вывод?

— Здесь побывал этот Тюльпан.

— Да, пожалуй, это можно допустить. Давай теперь послушаем Пул Янга.

Старик Пул Янг продолжал сидеть в темном углу Дома Мастеров, уткнувшись носом в стену.

— Поднимись, несчастный, и предстань перед своим Мастером! — распорядился Чиун.

Пул Янг поднялся и с трепетом повернулся к Римо.

— Не перед ним! Мастер здесь — я! — рявкнул Чиун.

Пул Янг завертелся, как провинившийся пес.

— Слушаюсь, Мастер.

— Рассказывай! — приказал Чиун.

Пул Янг, спотыкаясь на каждом слове, начал свой долгий, замысловатый рассказ о демонах в обличье гигантских птиц, которые спустились с неба, потому что бедный старый Пул Янг сдуру поднял на них глаза. Он описал их пурпурные крылья и зловещие зеленые глаза, а также то, как они опустились на Пики гостеприимства, не отбрасывая тени, и как их взгляд обратил селян в паническое бегство. Все убежали, кроме бедного старого Пул Янга, который остался охранять сокровищницу и покинул свой пост только тогда, когда птицы исчезли, и то лишь затем, чтобы позвать людей назад, поскольку те не знали, что птицы улетели и опасность миновала.

— Я отсутствовал всего несколько минут, — с горечью признался Пул Янг.

— В какую сторону улетели птицы?

— Этого я не заметил, о Мастер.

— Если они следили за тобой, а ты — за ними, как ты мог этого не заметить? — грозно спросил Чиун.

— Возможно, я на какое-то мгновение прикрыл глаза, ибо взгляд их был ужасен. От этого взгляда я весь похолодел.

Чиун подбоченился и повернулся к Римо.

— И как тебе эти байки?

— Думаю, это были не цапли, папочка, — сказал Римо.

— Конечно, цапли! Он что же, цапель никогда не видел?

— Для цапель они были слишком большие, — пробормотал Пул Янг.

— Тогда что это было? — Чиун был неумолим.

— Не знаю, — с дрожью в голосе ответил Пул Янг. — Я никогда в жизни о таких птицах не слыхал, даже в старинных преданиях.

Римо покачал головой.

— Он описал не цапель, а птеродактилей.

— Впервые слышу о таких птицах! — фыркнул Чиун.

— Птеродактили — это не птицы, — не своим голосом объяснил Римо. — Если не ошибаюсь, это рептилии, но с большими крыльями, как у летучих мышей.

— Ничего такого за всю историю Синанджу не случалось! — опять возразил Чиун.

— Они были чем-то похожи на летучих мышей? — обратился Римо к Пул Янгу.

— Крыльями — да. Но морды у них были, как у каких-то дьявольских цапель. Я не знаю, что это было.

— Что бы это ни было, — заключил Римо, — они не могли проникнуть в дом, пока селяне прятались в горах. А значит, их кто-то послал — возможно, затем, чтобы всех распугать, незаметно проскользнуть в хранилище и порыться в твоих рукописях.

— Римо, таких птиц, как ты описываешь, нет в природе! — не унимался Чиун. — Я думаю, Пул Янг все сочиняет.

— А разве другие жители деревни не признали, что тоже видели птиц?

— Значит, они сговорились. Они сами проникли в дом и прочитали хроники. И они все будут наказаны! — добавил Чиун, свирепо глядя на Пул Янга.

— Я так не думаю, — сказал Римо.

— Повторяю: таких существ, как описывает этот несчастный, не бывает!

— То-то и странно, папочка! Птеродактили вымерли много миллионов лет назад, на земле их нет! Они относятся к динозаврам, а динозавры исчезли задолго до появления Синанджу.

— Если это так, то откуда ты о них знаешь?

— Я еще в детстве о них читал. Каждый американский ребенок знает о птеродактилях и динозаврах.

— Если бы подобные твари существовали, мои предки рассказали бы о них в своих хрониках, — подвел черту Чиун. — Чтобы знать наверняка, я просмотрю их — нет ли где упоминания о страшных птицах. Как бишь, они называются?

— Первая буква — “П”.

— “П”? Ты же говорил — “тирдактиль” какой-то!

— Нет, “пте-ро-дак-тиль”! Если не ошибаюсь.

— Ты это только сейчас придумал?

— Да нет же, правда!

Мастер Синанджу повернулся к Пул Янгу и сказал:

— Ступай. Твою судьбу я решу позже.

— Раз ничего не пропало, — сказал Римо, — значит, серьезного ущерба нет.

— Нет, есть! Тот, кто вошел в здание, знал, как устроены замки. А это — секрет Мастеров Синанджу!

— Но я его не выдавал! — поклялся Римо.

— Я тоже.

— Тогда кто?

— Пока не знаю. Но узнаю! Может, уже этим утром. А пока что я устал, мне надо поспать. Завтра будет беспокойный день, ибо мне предстоит бессильно наблюдать, как белый глупец, в чьи руки я вручил бесценный дар Синанджу, сочетается узами брака с малознакомой девицей!

— Я сделаю вид, что ничего не слышал, — сказал Римо. — Скажи спасибо, что у меня настроение хорошее.

— Не сомневаюсь, что ты и на эшафоте будешь шутки шутить.

Глава 22

В Лондоне он пересел на самолет корейской авиакомпании, следующий рейсом в Сеул.

На первом этапе своего путешествия он был испанцем — смуглым мужчиной с надменным кастильским лицом, выражение которого хранило подчеркнутое чувство собственного достоинства, так что окружающие боялись невзначай прервать его размышления. Его строгий облик заставил сидящую рядом пару воздержаться от обычной в полете болтовни. Вдобавок он всю дорогу держал на коленях раскрытую книжку, хотя не прочел ни строчки.

Полет прошел без неожиданностей.

Первая фаза его плана была выполнена: Римо и Чиун отрезаны от своего американского хозяина. На эту страну они больше не работают.

В кассе он специально попросил для себя место у окна. Девушка за стойкой была рада услужить.

— Вот, пожалуйста, мистер... — Она сверилась с билетом. — Мистер Нуич, — с улыбкой закончила она.

— Благодарю, — ответил он.

Теперь его имя было Нуич, а не Осорио, как в начале путешествия, и он был плосколицым корейцем, бесстрастным и с тихим голосом. Он зашел в туалет и посмотрелся в зеркало. Даже в зеркале была заметна вся лживость его лица. Нет, само-то по себе лицо было в порядке, такому типу в самолете никто не станет докучать. И это хорошо, ибо, если сидящий в нем зверь начнет убивать, он убьет всех, включая экипаж. А это будет равносильно самоубийству, поскольку управлять большим самолетом он не умеет.

Места по соседству оказались свободны, и он успокоился. Все выходило даже лучше, чем он ожидал. Он закрыл глаза и задремал.

Его разбудил крик стюардессы. Из головного камбуза выбивался дым. С полок над сиденьями автоматически были сброшены желтые дыхательные маски.

Бортпроводник в опрятной униформе схватил огнетушитель и затушил пламя. Через несколько минут в динамике раздался голос капитана корабля, который пошутил, что не надо было ему так рано выключать сигнал “Не курить”. Он объяснил, что произошло замыкание в микроволновой печи в камбузе, что и стало причиной пожара. Маленькое недоразумение.

Но “мистер Нуич” так не думал. Это зверь: он хотел, чтобы умерли все на борту, и вызвал замыкание. И “мистер Нуич” решил больше не засыпать.

После того как подали обед, по проходу прошла белокурая женщина. Он заметил ее еще перед посадкой в самолет в “Хитроу”. Она сидела впереди. Это была высокая, атлетически сложенная женщина, с женственным лицом, обрамленным светлыми локонами. Глаза у нее были ярко-голубые, но когда она шла по проходу, он заметил, что они, как неспокойное море, меняют цвет от голубого к зеленому, затем к серому и опять к синему.

Она вела за руку малыша, свою точную копию, если не считать по-детски пухлых щечек, — по-видимому, в туалет в хвостовой части самолета.

Мать он узнал, а малыша — нет, ведь в аэропорту ребенок был закутан в шубку с капюшоном. Он отвел взгляд и судорожно схватился за поручни. Нет, только не сейчас, сказал он себе. Пожалуйста, не сейчас. Это уж слишком! Позже она твоя, зверь. Потом. Обещаю тебе! Позже.

Но зверь внутри него бушевал. Ему требовалось дать выход. Он взглянул в иллюминатор — внизу сверкал океан. Глаза его отчаянно искали какую-то цель, куда направить клокочущую внутри него неукротимую энергию. В поле зрения ему попал танкер. Отлично! Он сфокусировался на нем — и судно превратилось в огненный столб. От ударной волны самолет задрожал.

Блондинка с ребенком прошли мимо, держась за спинки сидений, чтобы не упасть. Насытившись, зверь оставил их жить.

Он плотно закрыл глаза и не открывал, пока не почувствовал, что облачко естественного запаха женщины не проплыло в обратном направлении. Он еще немного подождал, давая им время снова устроиться на своих местах, вне поля его зрения, и только тогда расслабился.

В Сеуле надо будет нанять такси, чтобы забраться как можно дальше на север. Если надо будет, он готов пешком пересечь демилитаризованную зону. Это не должно вызвать осложнений. При необходимости он может прошагать до самого места назначения. Спешить ему некуда. В Северной Корее зверь насытится. Еды для него будет предостаточно, ибо высокая блондинка, он это знал, тоже держит путь в селение Синанджу.

Глава 23

Ма Ли плакала.

Она сидела на коленях посреди своей хижины, упершись взглядом в бамбуковый пол. Ее глаза закрывали квадратные листочки рисовой бумаги. Длинные черные волосы были собраны на затылке, а лицо припудрено белой пудрой, как полагается невесте. Бумажные квадратики намокли от слез, а на щеках были мокрые дорожки.

— Мне не терпится увидеться с Римо, — сказала она.

— Тише, детка, — предостерегла одна из уважаемых в селении женщин, старая карга по имени Ю Ли, которая сейчас заново запудривала ей щеки. — Традицию необходимо соблюдать. Завтра на свадьбе и увидишь своего мужа. Ты ждала его целый год, неужели трудно перетерпеть одну ночь?

— Я должна знать, что он меня еще любит, — жалобно произнесла Ма Ли. — В последний раз он мне не написал ни строчки! А ведь он мне всегда пишет. Что, если он меня отвергнет? Что, если он нашел себе новую возлюбленную на земле своих предков?

— Мастер Чиун уже объявил, что завтра состоится свадьба. Тебе этого мало? Лучше подумай, какая ты счастливая — выходишь замуж за будущего Мастера Синанджу! Неважно, что он белый. В конце концов, ты ведь сирота. Если бы не Мастер Чиун, у тебя и приданого-то не было бы, да и замуж бы ты никогда не вышла.

Ма Ли еще ниже склонила голову — не от стыда, а оттого, что традиция предписывает невесте накануне свадьбы изображать униженную покорность.

— Я знаю, — сказала она.

— Год назад ты была просто сироткой Ма Ли, а завтра станешь женой будущего Мастера!

— Я знаю, — повторила девушка. — Но меня мучает страх с тех пор, как прилетели пурпурные птицы. Что-то сжимает мое сердце. Я не знаю, что это такое. Как жаль, что Римо нет со мной!

— Он совсем рядом. Думай об этом. А мне надо идти.

Когда Ю Ли удалилась, Ма Ли пыталась держать кусочки бумаги на глазах, но у нее ничего не получалось: они насквозь промокли от слез.

Ма Ли не слыхала, как к дому кто-то подошел. Дверь была не заперта — в Синанджу никто не запирает домов на ключ. Краем глаза Ма Ли увидела, как дверь открылась и на пороге возникла рослая фигура.

Она часто задышала. Римо! Но зачем он пришел? Традиция не дозволяет жениху входить к невесте перед свадьбой!

Ма Ли не поднимала глаз. Боковым зрением она видела, что человек белый. Значит, это Римо. Других белых в Синанджу нет, и вообще ни один белый, насколько знала Ма Ли, не умеет ступать мягкой кошачьей походкой Мастера Синанджу.

Сердце у нее в груди забилось дико и испуганно. Неважно, чтохочет Римо, решила она, пусть сам скажет. Даже если он пришел сообщить, что больше не хочет брать в жены сиротку Ма Ли.

Ма Ли закрыла полные слез глаза и, затаив дыхание, стала ждать.

Глава 24

Римо Уильямса разбудили нетерпеливые хлопки.

— Вставай, лентяи! — прокричал ему в ухо Мастер Синанджу. — Или ты решил проспать собственную свадьбу?

— О-о, зачем же кричать в ухо, Чиун? Мне бы не хотелось оглохнуть перед самой церемонией.

Римо сел на циновке и заморгал. Перед ним стоял Мастер Синанджу, одетый в белые полотняные брюки и широкий белый жакет. На почти совершенно лысой голове красовался черный цилиндр, подвязанный под подбородком шнурком.

— Кем это ты вырядился? — спросил Римо, поднимаясь.

— Отцом жениха, — отрезал Чиун и повернулся к груде одежды на татами. — Но сдается мне, если я на церемонии буду держаться в сторонке, меня никто и не признает.

— Очень смешно! — сказал Римо. — А это что за барахло?

— Твои свадебные одежды.

— Здесь шмоток столько, что хватило бы на весь Большой театр. Я не могу надеть на себя все это!

— Это свадебные облачения бывших Мастеров Синанджу, — пояснил Чиун, беря в руки зеленый с голубым костюм, который вполне подошел бы молоденькой гейше. — Нам надо подобрать тебе что-нибудь по размеру.

— Вообще-то это не мой стиль, — прокомментировал Римо, внимательно изучая наряд из чистого шелка.

— У тебя нет никакого стиля! Но если подобрать достойный наряд, этот факт может остаться и незамеченным, по крайней мере, на время торжества. Ага, вот это тебе подойдет.

Римо взял у него одеяние.

— Очень красочно, — равнодушным тоном произнес он. — По-моему, здесь присутствуют все мыслимые и немыслимые цвета. Хм-м, погоди-ка, а где же рыжий? Ага, вот он, пятно в форме кота. Видишь? Под левым рукавом.

— Не кота, а барсука, — проворчал Чиун, отбирая костюм у Римо и бросая его во вторую стопку. — Наряд, в котором я был на своей свадьбе, ты, конечно, не заслужил.

— Так это был твой костюм? — изумился Римо.

— Вот этот примерь-ка. Он принадлежал Мастеру Ку.

— О нет, змеиная кожа мне не идет! — запротестовал Римо. — К тому же это налезет только на какого-нибудь коротышку, да и то — если не застегиваться.

— В том-то вся и проблема, — вздохнул Чиун и отправил костюм Мастера Ку во вторую стопку. — Все Мастера Синанджу имели идеальные пропорции. Ты же, напротив, верзила с огромными лапищами. Тебе ничто из этого не налезет!

— А может, мне пойти как есть? — предложил Римо и раскинул в стороны руки.

Чиун оглядел его с головы до ног — на Римо была белая футболка и черные брюки. Чиун поморщился.

— Я что-нибудь придумаю, — объявил он и опять нырнул в груду вещей.

Видя, что до конца еще далеко, Римо сел в позе лотоса посреди комнаты и подпер голову рукой.

— Что-то, папочка, вид у тебя какой-то невеселый.

— А чего радоваться? — ответил Чиун, отрывая длинные полосы от пышного желтого одеяния.

— Я знаю: тебе хотелось остаться в Америке и продолжать работать на Смита. Я понимаю, что тебя не вдохновляет моя женитьба, но сегодня, ради такого дня, ты мог хотя бы притвориться. А то у тебя такой вид, будто мое личное счастье подрывает основы твоего благополучия. Ну же! Для меня!

— Для тебя? Для тебя я как раз подбираю подходящий к случаю костюм. Разве этого мало?

— Ладно, — весело сказал Римо. — Расскажи, в чем заключается свадебный ритуал? Судя по груде вещей, церемония будет долгой. Что я должен делать?

— Когда ты будешь подобающим образом одет, ты отправишься на благородном скакуне к дому невесты. Там вас представят друг другу, угостят вином, и ты поклянешься в верности своей невесте, а она — тебе. Ничего сложного. Ритуал настолько прост, что даже белый олух ничего не напутает.

— Вино я не пью, ты это знаешь. От алкоголя у меня в организме происходит короткое замыкание.

— Беру назад свои опрометчивые слова. Возможно, ты — то самое исключение, которое подтверждает правило. Не бери в голову, когда до этого дойдет, тогда и станем думать. Ага, вот это подойдет, как раз под цвет глаз.

— По цвету и фактуре похоже на дерьмо.

— Ну да, в точности как твои глаза, — поддакнул Чиун.

Он обмотал голову Римо материей, завязал на затылке, чуть не закрыв и глаза тоже, и сделал шаг назад. — Это для начала, — сказал он и ослабил тесемки у зеленых штанов. — Вот эти надень! — приказал он.

Римо натянул на себя зеленые штаны.

— Да они мне едва до колен достают! — возмутился он. — В таких только по лужам босиком бегать!

— Это я улажу. Стой ровно! — Чиун нагнулся и ловкими движениями обмотал икры Римо разноцветными полосками материи.

— Не так туго! — взмолился Римо.

— А теперь куртку! — сказал Чиун и протянул Римо нечто вроде кителя из тигровой шкуры.

— Это будет мало! — заявил Римо.

— Примерь!

Римо послушался. Не снимая футболки, он сунул руки в рукава пропахшего плесенью кителя, потом попытался застегнуть.

— Нет, не надо тянуть! — сказал Чиун. — И так хорошо.

Римо повернулся. На стене под гобеленом висело зеркало в золотой раме. Он отодвинул гобелен в сторону и взглянул на свое отражение.

— Не пойдет! — решительно заявил он. — Я похож на Элвиса Пресли в роли несчастного бродяжки.

— Уверен, что его свадебный наряд был не менее выразителен, — радостно подхватил Чиун.

— Я не собираюсь жениться в таком виде!

— Если ты предпочитаешь сшить свадебный костюм на заказ, это легко можно устроить. Но тогда свадьбу придется отложить недели на две, а то и на три.

Римо призадумался.

— Согласен на этот. Но только потому, что если я стану оттягивать, ты можешь совсем передумать. Что еще?

Снаружи робко постучали.

— Войдите! — прокричал Чиун.

Перепачканный мальчик бросился к Мастеру Синанджу и стал дергать его за штанину. Чиун нагнулся, и мальчик что-то зашептал.

— Прекрасно, спасибо, — сказал Чиун, отпуская мальчишку.

— Что за секреты? — полюбопытствовал Римо.

— Мне доложили, что гости уже прибыли.

— Твоя родня, должно быть? У меня никого нет.

— Не будь столь категоричен.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что настало время свадебного торжества.

— Как? В такую рань?

— “В такую рань?” “В такую рань?” — передразнил Чиун, сверкнув глазами. — Ты целый год стонал и ныл, что тебе никак не дают жениться, а теперь, когда час настал, — в кусты? Если таково твое желание, мы можем все и отменить. Для меня, конечно, это будет вечный позор, но еще не поздно.

— Ну, я совсем не хочу ничего отменять, вот только... только...

— Что?

— Ты целый год резину тянул, а теперь гонишь как на пожаре. Странно как-то!

— Кто это гонит? — Чиун вытолкал Римо из комнаты. — Идем, твой скакун ждет.

Волоча за собой развевающиеся полоски ткани, Римо проследовал за Чиуном из тронного зала Дома Мастеров. У крыльца стоял вол и рыл носом землю.

— Ты, кажется, говорил о благородном скакуне? — удивился Римо.

— Это должен был быть пони, — объяснил Чиун. — Но если ты взгромоздишься на нашего изящного корейского пони, то сломаешь ему хребет. Поэтому тебе подобрали что покрепче.

Римо нехотя взобрался на спину волу. Тот протестующе замычал.

— Похоже, он не привык к седоку, — предположил Римо.

— Ехать недалеко! Сиди спокойно. Главное — не упади!

— Ты это ему скажи!

Чиун взялся за концы украшенного азалиями повода и повел вола в селение, громко выкрикивая:

— Все сюда! Все сюда! Настал день свадьбы Римо Светлого! Идите все к дому Ма Ли!

— Ты прямо как городской глашатай, — шепнул Римо, не без труда сохраняя равновесие.

Он заметил, что Чиун что-то несет под мышкой. При ближайшем рассмотрении это оказалась деревянная утка.

— Мы что, идем охотиться на уток? — спросил Римо.

— Утка — это часть церемонии. В моем народе утку почитают как символ супружеской верности. В браке верность очень важна. Мы придаем ей исключительное значение.

— Спасибо, что объяснил.

Улицу заполнили мужчины, женщины, дети, высыпавшие из своих домов с островерхими крышами. Все смеялись, танцевали и пели. Главным образом, заметил Римо, — смеялись. И показывали пальцем. На него.

— Знаешь, папочка, — зашипел он, — если бы ты мне не сказал, что так надо, я бы решил, что они смеются надо мной.

— А разве это не смешно — долговязый белый человек, разодетый как оборванец, и верхом на воле? — самодовольно ухмыльнулся Чиун.

— Так ты это нарочно делаешь? Хочешь сделать из меня посмешище?

— Нет, ты и есть посмешище. Моей заслуги тут нет.

В этот момент вол стал поворачивать на дорогу, ведущую по берегу к стоящему на отшибе домику Ма Ли, и Римо едва не потерял равновесие.

— Да в чем дело, Чиун? Ты все еще ревнуешь, что они оказывают мне больше знаков внимания, и поэтому решил вырядить меня как клоуна? Хочешь меня дискредитировать?

— Неужели я стал бы это делать в день твоей свадьбы?

— Ты сделал бы это и на моих похоронах, если в тебе это взбрело в голову!

— Тише! — остановил его Чиун. — Мы почти на месте. Постарайся собраться. Пока что у тебя такой вид, как у свиньи, с разбегу врезавшейся в дерево.

Римо набрал полную грудь воздуха, в горле у него пересохло. Вот и настал день моей свадьбы, подумал он, а я похож на клоуна. Позади него селяне выстроились в неровную галдящую линию, как крестьяне на масленичных гуляньях.

— Тпрру! — скомандовал Чиун так громко, что слышно было даже в Южной Корее.

Вол фыркнул и встал во дворе скромной хижины Ма Ли.

По обе стороны двери стояли празднично разодетые девушки. Посреди двора был накрыт деревянный стол, на нем красовалась бутылка вина, а с двух сторон от нее — блюдо с плодами дерева ююбы и пустая миска.

Римо трижды поклонился перед столом.

— Что теперь? — спросил он у Чиуна.

— Стой спокойно. По возможности.

В стороне Римо заметил стопку золотых слитков — приданое Ма Ли, дар Чиуна. Это был последний гонорар от КЮРЕ, выплаченный год назад.

— Где она? — спросил Римо, озираясь по сторонам.

— Молчи!

Две подружки невесты, в синих с белым кимоно, открыли дверь. Из домика вышла одетая в великолепный наряд алого шелка Ма Ли. Подружки проводили ее до стола, и Ма Ли встала, смущенно поникнув головой.

Гости сгрудились вокруг. Те, кому не хватило места во дворе, глазели из-за ворот. При всей торжественности момента на лицах мелькали усмешки.

— Ты только взгляни на нее, Чиун! — зашептал Римо. — Ей за меня стыдно! Как ты мог с ней так обойтись?

— Корейские девушки всегда скромно ведут себя со своими будущими мужьями. Таков наш обычай. А теперь иди и встань с ней рядом.

Римо обогнул стол, и невеста подняла на него глаза. Римо вновь ощутил знакомый прилив желания. На него смотрело юное лицо, сияющее невинностью. Ее темные глаза притягивали.

— Здравствуй, малышка, — выдохнул Римо. — Давно не виделись.

Наградой ему была смущенная улыбка и потупленный взор.

Чиун церемонно выступил вперед и сделал подружкам невесты знак отойти. Потом он достал длинный белый лоскут и связал молодых за запястья.

— Я соединяю руки этого мужчины и женщины в знак того, что отныне они вместе навеки.

Чиун повернулся к зрителям и, словно в заклинании, воздел руки. Римо обратил внимание, что его птичьи глаза беспокойно шарят по толпе.

— В качестве отца жениха, связанного не кровными узами, а узами Синанджу, я принимаю приданое Ма Ли. — Чиун сделал жест в сторону золотых слитков.

Старый разбойник, мелькнуло в голове у Римо. Золото Смита остается при нем!

— Нам осталось только наставить молодых на истинный путь супружества, — сказал Чиун, приподнимаясь на цыпочках, чтобы разглядеть кого-то в толпе. Лицо его было озабоченным. — Нам осталось только наставить молодых на истинный путь супружества! — громче повторил Чиун еще раз. По толпе пробежало волнение. Чиун продолжал: — Но сначала я должен сказать, что значит — быть семейным человеком. Быть мужем или женой означает хранить преданность своему супругу. Но вопреки представлениям, бытующим во многих диких странах, для семьи недостаточно двоих. Вернее — для счастливой семьи. Нельзя забывать и о других, в особенности — о старших родственниках супружеской четы. Некоторые люди в других странах, — Чиун в упор взглянул на Римо, — полагают, что, заключая брак, человек должен покинуть своих родителей. В Корее на это смотрят иначе, тем более в Синанджу. У нас молодые супруги становятся желанными в доме жениха, ибо с их появлением семья жениха делается больше и, следовательно, счастливее. Давайте же сегодня, когда в жизни нашего селения начинается новая эра, оставим все старое ради нового.

— Эй! — тихонько окликнул Римо. — Я все понял. Может, закруглимся?

— Забудем прошлое во имя верности и преданности, — добавил Чиун, довольный своим красноречием. Он завертел головой, тщетно пытаясь разглядеть на флегматичных лицах собравшихся выражение восхищения. — Согласно обычаю, следующие три дня жених проведет здесь, в доме невесты, — немного смутившись, продолжал Чиун. — По истечении этих трех дней молодоженам надлежит перебраться в дом родителей жениха. Поскольку жених родом из другой страны и не принадлежит к Синанджу от рождения, я хочу спросить его согласия на почитаемый нами обычай.

Чиун с хитрой улыбкой повернулся к Римо.

— Я согласен, — срывающимся голосом сказал Римо. И тихо добавил: — Ты всегда добиваешься своего, да?

— Только когда это существенно, — парировал Чиун и, повернувшись спиной к жениху с невестой, опять обратился к собравшимся.

По его поднявшимся и опустившимся плечам Римо понял, что речь будет весьма пространной. Интересно, не надумал ли он растянуть церемонию на все три дня?

Чиун резко обернулся к молодым.

— А теперь я хочу спросить у невесты, согласна ли она стать женой этого человека?

Впервые после возвращения в Синанджу Римо услышал тихий голос Ма Ли:

— Да.

— Я спрашиваю жениха, — пропел Чиун, — согласен ли он взять в жены эту девушку? Отныне и вовеки веков?

— Согласен, — сказал Римо.

Чиун в последний раз обвел взором толпу, потом воздел руки, так что из-под широких рукавов стали видны его костлявые руки.

— И я обращаюсь ко всем собравшимся: станьте свидетелями этого союза! Но прежде чем объявить их мужем и женой, я должен спросить: нет ли среди вас кого-нибудь, кому претил бы этот брак?

Толпа в один голос ахнула. Прежде никогда такой вопрос на свадьбах здесь не звучал. Может, это американский обычай? И как они должны отвечать? Все нерешительно переглядывались.

И вдруг сквозь толпу стал пробираться маленький человечек. Проскользнув между колен недоумевающего Пул Янга, ребенок вышел вперед и, уставившись на Римо Уильямса круглыми глазами, закричал:

— Папочка! Папочка!

Ангельское детское личико сияло.

— Что это значит? — смутился Римо.

Мастер Синанджу швырнул деревянную утку оземь, так что у нее отлетела голова. После этого он один раз громко ударил в ладоши.

— Произошла ошибка! — отчеканил он. — Этот мужчина не чист. Я объявляю свадьбу несостоявшейся, поскольку жених не девственен.

— Не... — промямлил Римо. — А для кого это новость?

— Для невесты! — отрезал Чиун. — Только чистый разумом и телом может взять в жены девушку из Синанджу. Римо, мне стыдно, что ты ввел ее в заблуждение, тогда как доказательство твоего распутства — вот оно, льнет к твоим коленям.

Римо повернулся.

— Ма Ли, я понятия не имею, что это за ребенок, — взволнованно заговорил он. — Правда!

— Неужели? — раздался из толпы решительный женский голос.

Римо дернул головой. Голос. Голос был ему знаком!

Перед толпой стояла, завернувшись в плащ, высокая женщина с лицом, обрамленным белокурыми локонами. Ее зеленые глаза гневно сверкали, потом свет в них потух и они приобрели недружелюбный серый оттенок.

— Джильда! — ахнул Римо.

Глава 25

Все произошло так быстро, что Римо Уильямс просто оцепенел.

Перед ним стояла Джильда Лаклуунская. Она распахнула длинный плащ, под которым был кожаный костюм викинга и кольчуга. На поясе висел короткий кинжал.

— Но как? — пробормотал Римо. — Я хочу сказать, здравствуй! Как ты тут оказалась?

— Прежде чем ты женишься на этой женщине, — ледяным тоном произнесла Джильда, — я хочу, чтобы ты взглянул на свое дитя. После этого, если хочешь, можешь жениться.

Римо поглядел вниз — на него смотрели встревоженные карие глазенки. Ребенок крепко держался за его коленку.

Римо ошеломленно поднял глаза.

— Мой ребенок?!

— Наш, — сурово ответила Джильда Лаклуунская.

Римо повернулся к своей нареченной.

— Ма Ли, я...

Но ее уже не было. Белые ленты, связывавшие их руки, теперь свободно висели у него на запястье. Дверь домика Ма Ли захлопнулась за облаком красного шелка.

Мастер Синанджу шагнул к Римо и поднял на руки малыша. Потом повернулся к публике, держа ребенка над головой.

— Не надо горевать, люди! Хотя свадьбы сегодня не будет, поприветствуйте наследника моего приемного сына от женщины-воина по имени Джильда Лаклуунская!

Раздались приветственные возгласы, но быстро стихли.

— Белый! — пронесся шепоток. — Он белый. Неужели корейцы больше не будут править нашей деревней?

Римо повернулся к Чиуну.

— Это твоих рук дело! — сказал он. — Ты сообщил Джильде о готовящейся свадьбе!

Чиун обошел Римо, так чтобы публика видела малыша, широко открытыми, непонимающими глазенками взирающего на толпу народа.

— Потом! — прошипел он. — Сейчас самый критический момент! Селение может признать в твоем сыне своего!

— Как мне теперь оправдываться перед Ма Ли?! — в сердцах воскликнул Римо.

— Она найдет себе другого. Ма Ли молода, сердце у нее отходчивое. Лучше помолчи! — Чиун опять повернулся к толпе. — Вы говорите, что ребенок белый! — воскликнул он. — Да, пока он белый. Но через год его кожа станет темнее, а через пять вы не отличите его от наших деревенских ребятишек! Через двадцать он будет настоящий Синанджу — телом, разумом и душой.

— Но у него круглые глаза, — сказал какой-то мальчишка.

— Это пройдет, — пообещал Чиун. — Главное, что в нем уже горит солнечный источник! После Мастера Чиуна будет Мастер Римо. А после Мастера Римо будет Мастер... Как его зовут? — скривив губы, спросил он Джильду.

— Фрея, дочь Римо, — ответила та.

— Фрея, дочь... — Чиун осекся.

Все загоготали. Селяне тыкали пальцами в девочку и в открытую потешались над выряженным в лохмотья Римо.

Римо посмотрел на Фрею, потом перевел взгляд на Джильду и снова на Фрею. Одними губами он произнес: “Дочь?” Джильда кивнула.

Мастер Синанджу резким движением протянул ребенка матери и в гневе набросился на толпу:

— Прочь! Все прочь отсюда! Это не для ваших ушей!

Селяне нехотя стали расходиться, замедляя шаг от обуревавшего их любопытства. Но когда от Мастера Синанджу последовало еще одно грозное предупреждение, они обратились в бегство. Мастер был вне себя от ярости, и все понимали, что лучше удалиться.

Дождавшись, когда топот последней пары сандалий стихнет, Чиун обернулся к Римо и Джильде.

— Ты меня обвел вокруг пальца! — обрушился на него Римо.

— И меня тоже! — прибавила Джильда. — В письме ничего не было о свадьбе. Вы же мне написали, что срочно требуется мое присутствие — и больше ничего.

Чиун только отмахнулся.

— Это все мелочи! Слышать ничего не хочу! Вы что, не понимаете, что здесь произошло?

— Понимаем, — с горечью ответил Римо. — Ты сломал мою жизнь.

— Твою жизнь?! Твою жизнь! А как же я? Я опозорен. Ты опозорен. Мы все опозорены.

— А мне чего стыдиться? — изумилась Джильда, гладя девочку по голове; та была напугана скрипучим голосом злого старика и уткнулась матери в плечо.

— Как чего? Вот этого! — ответил Чиун, снимая с девочки меховой капюшон, закрывавший золотые волосы.

Римо с Джильдой непонимающе уставились на Чиуна. Видя их недоумение, Чиун топнул ногой и сформулировал свое недовольство более конкретно:

— Дитя женского пола! Какой позор! Первенец моего приемного сына, будущего Мастера Синанджу, — недостойная девчонка!

— И что? — снова не понял Римо.

— Да, что? — поддакнула Джильда.

От досады Чиун стал рвать на себе остатки волос.

— Как это — что? Еще спрашиваете! Она ни на что не годится! Мастера Синанджу всегда были только мужского пола.

— А я не давала своего согласия на обучение моего ребенка технике Синанджу! — отрезала Джильда.

— Твоего согласия и не требуется! — рявкнул Чиун. — Тебя это вообще не касается. Это касается только Римо, ребенка и меня.

— Но я ее мать!

— Ее уже отняли от груди?

— Естественно! Ей почти четыре года.

— Следовательно, твоя миссия окончена. Римо ее отец, а я — дед. В духовном смысле, конечно. Относительно будущего этого ребенка все решения принимаем мы. Впрочем, теперь это не имеет значения. Всем известно, что женщины обучению не поддаются. Их организм не приспособлен для постижения техники Синанджу. Они годятся только для того, чтобы готовить еду и плодить детей. Так-то вот!

— А ты забыл, старик, что именно я представляла свой народ на твоем Суде Мастера? То испытание вынесли только мы с Римо. Хоть я и женщина, но я — воин!

— Воин — еще не значит ассасин! — возмутился Чиун. — После этого мои люди потеряют к нам всякое уважение. Это твоя вина, Римо. Ты наградил эту женщину не тем семенем. Ты должен был влить в нее добротное мужское семя, а не второсортное женское!

— Подумать только, я — отец! — Римо все не мог прийти в себя. Он вытянул руку и погладил девочку по волосам — они были мягкие как шелк.

— Ты как будто удивлен? — проворчал Чиун. — Когда вы с этой женщиной расстались после Суда Мастера, ты же знал, что она понесла от тебя!

— Я ведь просила тебя ничего ему не говорить! — упрекнула Джильда. — Ты обещал, что это дитя останется нашей тайной, Чиун!

— Он должен был знать. Ребенок от рождения наделен духом Синанджу. Во всяком случае, я на это надеялся. Почему ты не сказала мне, что это девочка?

— Это ребенок Римо, а все остальное неважно.

Это очередное проявление недоразвитости белой расы повергло Чиуна в отчаяние. Он поднял руки.

— Я сдаюсь! Я конченый человек. Горе мне, я опозорен! И никто меня не может понять!

Но ни Римо, ни Джильда его уже не слушали. Римо гладил детскую головку, а Джильда пристально следила за ним. Напряжение в ее лице сменилось выражением материнской гордости.

— Привет, — тихонько заговорил Римо с малышкой. — Ты меня не знаешь, но я твой папа.

Малышка Фрея подняла на него глаза.

— Папочка! — засмеялась она и протянула к нему ручку. — Я по тебе скучала.

— Можно? — спросил Римо. Джильда кивнула.

Римо взял девочку на руки. Она оказалась тяжеленькой. Фрея была очень похожа на Джильду, только мордашка у нее была круглее, а глаза — карие, как у Римо, но не так глубоко посажены.

— Как ты могла по мне скучать? — спросил Римо. — Ты ведь меня никогда не видела!

Фрея обняла его за шею.

— Но ты же мой папа! Все маленькие девочки скучают по своим папам. Правда же?

— О-о... — протянул Римо, крепче обнимая ребенка.

— Фу ты! — фыркнул Чиун и с презрением отвернулся.

— Папочка, ты, может, пошел бы прогуляться или еще куда? — предложил Римо. — Нам с Джильдой есть что обсудить.

— Если меня будут спрашивать, — процедил Чиун, — я удаляюсь свести счеты с жизнью. Хотя кому до этого дело?

Он сердито зашагал по прибрежной тропе, и при каждом шаге цилиндр у него на голове подпрыгивал.

Джильда взяла девочку у Римо и поставила на землю.

— Поиграй, детка, — сказала она.

— Почему ты мне ничего о ней не сказала? — спросил Римо, глядя, как девочка принялась играть со свадебными флажками.

— Ты знаешь почему.

— Я хочу это услышать от тебя.

— После Суда Мастера, когда я узнала, что беременна, то поняла, что мне нет места в твоей жизни. Как и тебе — в моей. Я не принадлежу к Синанджу и я не могла остаться с тобой в Америке. У тебя опасная работа, у тебя много врагов, в особенности один, очень опасный враг. Я не могла подвергать опасности жизнь ребенка. Для меня оставался единственный выход — сохранить все в тайне, иначе мы были бы поставлены перед труднейшим выбором.

— А знаешь, я чуть не уехал за тобой следом.

— Я бы все равно убежала.

— Но вот ты здесь, — возразил Римо.

— Я получила письмо от Мастера Чиуна, он просил меня приехать в Синанджу. Он писал, что тебе грозит опасность и что тебя может спасти только присутствие меня и нашего ребенка.

— Да, спасти, — горестно повторил Римо. — От женитьбы.

— Ты ее любишь? — спросила Джильда, кивая на дверь Ма Ли.

— Во всяком случае, мне так кажется. Вернее, казалось, что люблю. Теперь, когда я увидел тебя, у меня в голове все перемешалось. Я думал, мы с тобой никогда уже не увидимся, а тут такое...

— У меня тоже смешанное чувство. Когда я увидела, что ты сейчас станешь мужем другой женщины, мне будто меч в живот всадили. Я не требую от тебя выполнения никаких обещаний, Римо. Да мы с тобой их друг другу и не давали. Твоя жизнь принадлежит тебе, а моя — мне.

— Сейчас все изменилось. Я больше не работаю на Америку. Я собираюсь осесть здесь.

— Тогда, похоже, мы все же оказались перед выбором, которого избежали в прошлый раз, — сказала Джильда с неуверенной улыбкой.

Римо порывисто обнял ее и поцеловал. Фрея засмеялась.

— Мамочка и папочка вместе! — От радости она захлопала в ладоши.

— Давай пройдемся! — предложил Римо. — Все вместе.

— А как же она?

Римо бросил взгляд на дом Ма Ли.

— Не всё сразу, — сказал он, взял Джильду и Фрею за руки и зашагал к морю. Как ни странно, у него было такое чувство, что все идет как надо.

Глава 26

Мастер Синанджу сидел посреди своих сокровищ. Его старческое лицо было напряжено. Перед ним стояли свитки в глянцевых футлярах цвета морской волны. Чиун поочередно читал их, силясь найти хоть какую-то подсказку.

История Синанджу не знала подобного прецедента: не было еще Мастера Синанджу, который бы так оплошал и с первого раза не сумел породить сына. В совершенстве владея своим организмом, Мастера Синанджу умели зачинать сыновей сознательно. Римо тоже получил уроки производства мужского семени, так что ошибки быть не должно. Но Римо, конечно, эти упражнения не жаловал, ведь он такой лентяй!

Чиун рассчитывал найти какой-нибудь совет в записях предков. Может, ребенка надо отдать волнам, как поступали со своими младенцами жители деревни в голодные времена? Детей, случалось, тогда топили в холодной бухте Синанджу.

Но ни в одной хронике не было ни слова о том, чтобы так поступили с ребенком Мастера. Возможно, думал Чиун, это дает ему право принять собственное решение. За последние пять столетий Мастера редко позволяли себе внедрять какую-нибудь новую традицию, и при мысли о том, что ему вновь придется быть в чем-то первым, Чиун улыбнулся.

Но проблему это не снимало.

Чиун услышал шаги Римо раньше, чем тот постучал.

— Этой двери много тысяч лет, — сказал Чиун. — И если ты сломаешь ее своим дурацким стуком, ты мне лично ответишь!

Дверь с треском распахнулась, во все стороны полетели щепки.

— Ты с ума сошел? — вскричал Чиун в ужасе. — Это осквернение!

— Послушан, хватит морочить мне голову своей ерундой! — крикнул в ответ Римо. Он успел снять с себя импровизированный свадебный наряд. — По твоей милости я оказался в беде.

— Это я в беде, а не ты! Мне надо принять решение, что делать с навязанной тобой девчонкой!

— Навязанной? Ты о чем?

— Это не я, а Синанджу. Мужчины приходят в этот мир, а женщины в него являются непрошеными.

— Я так не считаю!

— Зато хроники Мастеров считают! Как ты мог породить дитя женского пола? Чему я тебя учил? Тебе отлично были известны надлежащие упражнения.

— Это были не упражнения, а пытка.

— Маленькая жертва во имя рождения сына.

— Пить целую неделю рыбий жир, держать во время близости в руке гранат, а во рту маковые зерна, а после всего — выщипать себе брови — это ты называешь маленькой жертвой?

— Выщипыванием бровей можно и пренебречь, — уточнил Чиун. — Это делается для закрепления успеха.

— Послушай, мы с Джильдой поговорили. Не исключено, что нам удастся прийти к единому мнению относительно нашего будущего.

— На это я мог бы согласиться.

— Что значит “мог бы”?

— При одном условии: она продаст ребенка.

— Это исключено. Как у тебя язык поворачивается?

— В соответствии с традициями Синанджу первенец Мастера должен пройти курс обучения технике Синанджу. Но это не может быть девочка! Иными словами: она должна учиться Синанджу, но, поскольку она девочка, это невозможно. Эту головоломку я разрешить не в состоянии.

— Разрешишь потом. У меня тоже проблема. Как быть с Ма Ли? Я ее люблю, но после всего, что случилось, она должна меня возненавидеть.

— Я с ней поговорю.

— По-моему, лучше это сделать мне. Но я не знаю, что ей сказать. Ты должен мне помочь.

— Помочь? — пробурчал Чиун, продолжая перебирать свои свитки. — Ага, вот здесь есть нечто похожее. — Он развернул свиток. — Вот, послушай. “В случае если Мастер вынужден расторгнуть помолвку с одной женщиной, так как он по недоумию родил ребенка женского пола с другой, проблему можно урегулировать путем передачи означенного ребенка обманутой и попытки произвести на свет сына со второй женщиной”.

— Что? Дай-ка взглянуть! — Римо выхватил свиток из рук старика и пробежал его глазами. — Тут ничего похожего нет! Здесь все только о преемственности.

Чиун развел руками.

— Уж и попытаться нельзя?

— Мне в самом деле нравится, с какой легкостью ты распоряжаешься моей жизнью.

— Не я же сделал ребенка одной женщине, а после собираюсь жениться на другой!

— Я не виделся с Джильдой больше четырех лет. Я даже не знал, где ее можно найти. А она не хотела, чтобы я ее искал. Что мне было делать? Мне нелегко было ее забыть.

Мастер Синанджу в задумчивости скатал свиток и убрал на место.

— Эту неприятность мы должны уладить вместе, — объявил он. — Идем к Ма Ли!

— Отлично, — сказал Римо, но сердце его готово было выскочить из груди, когда они шли по прибрежной тропе. Он попытался погасить эмоции и придержал дыхание.

В украшенном дворике никого не было. Ветер печально трепал свадебные транспаранты. С опрокинутого блюда с ююбой вспорхнула птица. Вино тоже было разлито.

Римо постучал. Никто не ответил.

— Может, лучше попозже? — предположил он. — Она, наверное, еще не пришла в себя.

— Завтра будет только хуже, — возразил Чиун и толкнул дверь. Римо вошел следом.

Главная комната была пуста, если не считать низкого столика и нескольких циновок.

— Ма Ли! — прокричал Римо. Голос эхом отдавался в пустом доме.

Чиун принюхался. Ноздри его затрепетали.

— Здесь пахнет! — воскликнул он.

— Чем?

— Смертью, — ответил тот. — Быстрей!

В следующей комнате — это была спальня — на циновке лежала Ма Ли, она все еще была в своем алом свадебном наряде. Она лежала навзничь, сложив бледные руки на груди, глаза ее были закрыты. В комнате стояла тишина. Мертвая тишина.

Римо отстранил Чиуна и, опустившись на колени, легонько тронул Ма Ли за плечо.

— Ма Ли! Это я, — прошептал он.

Ответа не было. Внезапно Римо понял, почему так тихо в комнате: он не слышал ударов сердца девушки.

— Ма Ли! — вскричал он, беря в руки ее голову.

Голова девушки качнулась и повернулась к нему. Щеки ее были холодны, а лицо залито ровным светом, как старинная слоновая кость. На щеке застыла слеза, вытекшая из уголка глаза. Она была красного цвета.

Хотя эта слеза сказала Римо обо всем, он тем не менее дотронулся до жилки на шее девушки. Пульса не было.

Римо поднял глаза и встретился с озадаченным взглядом Чиуна.

— Она мертва, — прохрипел он.

Чиун нагнулся и провел пальцами по лицу девушки.

— Что могло произойти? — спросил Римо дрогнувшим голосом. — На церемонии она чувствовала себя хорошо, а это было всего час назад. Папочка, ты можешь мне объяснить?

Мастер Синанджу распустил высокий ворот платья Ма Ли, и их взору предстал кровоподтек не больше монетки.

— Смотри! — сказал он.

Синяк приходился как раз напротив глотки. Римо ощупал поврежденное место, и ему стало ясно, что дыхательное горло сломано. Он поднял глаза.

Чиун кивнул.

— Одним ударом пальца.

— Работа профессионала! Если бы не кровь, я бы подумал, что тот, кто это сделал, владеет Синанджу.

Римо смотрел на лицо женщины, которую собирался взять в жены. Даже в смерти оно было прекрасно.

— Папочка, — сказал Римо отрешенно. — Это сделал ты?

Чиун поднялся и запахнул кимоно.

— Будем считать, что от горя у тебя помутился рассудок, — сказал он. — Поэтому я отвечу на твой вопрос без обид. Нет, я не убивал несчастное дитя, принадлежащее к моей родной деревне. Это было бы кощунством.

— Хорошо, если не я и не ты, то кто?

— Убийца может быть где-то поблизости. Идем, догоним собаку!

Римо бережно опустил голову Ма Ли на циновку и, не в силах оторвать от нее глаз, поднялся.

— Кто бы это ни был, он не мог уйти далеко, — сказал он.

— Горе ослепило тебя, Римо. Ты видел — кровь у нее на щеке засохла? Бедняжку убили еще вчера.

— Но ведь церемония закончилась всего час назад, а Ма Ли там была!

— Это была не она. Это был кто-то другой, похожий на нее.

— Что-то тут не так, — сказал Римо.

— Идем! — Чиун поманил рукой. — Нам надо найти ответ на кое-какие вопросы.

Мастер Синанджу с мрачным выражением лица поспешил вон. Римо хотел последовать за ним, но задержался и преклонил колено перед телом любимой. Он поцеловал ее в холодные, слегка приоткрытые губы.

— Прости... — начал он, но задохнулся и поспешил из дома.

Мастер Синанджу дожидался его во дворе.

— Будет лучше, если мы разойдемся, — сказал он.

— Когда все будет кончено, мы с тобой разойдемся во всех отношениях, — угрюмо подхватил Римо. Глаза его были похожи на оставленное на свету пиво — тусклые, без искры жизни.

— Будь по-твоему, — с достоинством ответил Чиун. — Я доволен, что все, что я делал, было в интересах моего народа и моего селения.

— Да, я это заметил, — буркнул Римо и тронулся в путь.

Чиун проводил его взглядом. От распиравшего его гнева Римо сжал кулаки так, что они побелели. Спину он держал вызывающе прямо, но Мастер Синанджу заметил, что его воспитанник низко опустил голову, как человек, которому все равно куда идти — или некуда идти.

Печально качнув головой, он повернулся к прибрежной дорожке и сейчас же увидел на скале человека. Он был невысок ростом и стоял в вызывающей позе — подбоченясь. Лицо его, как и всю фигуру, закрывала черная материя, а в оставленной в верхней части прорези были видны бесстыдно смеющиеся черные глаза.

— Тебе мало быть вором, ниндзя, — прошипел сквозь зубы Чиун. — Теперь ты еще и убийца!

Как если бы голос его долетал до самых скал, в ответ Чиуну раздался громкий смех. В нем слышалось презрение.

— Римо! — крикнул Чиун. — Смотри!

Римо развернулся и проследил взглядом за рукой Чиуна. Ниндзя отпрыгнул назад и исчез в прибрежных скалах.

Не говоря ни слова, Римо бросился вперед. Он, словно ветер, пронесся мимо Чиуна, а Мастер Синанджу поспешил следом.

— Это он, тот вор из Америки! — сказал Чиун.

— Это он сделал! — Римо был вне себя. — И он за это ответит!

Они вдвоем поднялись на скалу и обшарили глазами весь берег.

— Его здесь нет, — озадаченно произнес Чиун.

— Должно быть, спрятался, — решил Римо и спрыгнул в песок. — Он не мог уйти далеко.

— Но куда? — Чиун старался не отставать. — Здесь негде спрятаться!

Римо не ответил. Он бежал вдоль берега и искал глазами следы. Никаких следов не было.

Римо повернул назад.

— Не туда! — на бегу бросил он Мастеру Синанджу.

Чиун тоже развернулся. Римо бежал так быстро, что едва касался песка кончиками пальцев, практически не оставляя отпечатков. Чиун одобрительно кивнул. Теперь Римо уже почти готов к тому, чтобы стать Мастером, — даже в горе не забывает контролировать шаг.

Чиун оглянулся на свои собственные следы — их не было. Отлично. Недаром Чиун все еще Мастер Синанджу.

Чиун догнал Римо у подножия одного из Пиков гостеприимства. Римо с кем-то говорил. Чиун узнал фигуру старика Пул Янга.

— Ты никого не видел? — недоверчиво вопрошал Римо. Он повернулся к Чиуну. — Пул Янг говорит, здесь никто не проходил.

— Это невозможно! — настаивал Чиун. — В той стороне никаких следов нет!

— И в этой — тоже. Кроме следов Пул Янга.

— Он был весь в черном, этот вор-ниндзя, — сказал Чиун Пул Янгу. — Ты не мог его не заметить!

Старик беспомощно пожал плечами, как бы говоря: “А я чем виноват?”

Чиун сказал:

— Ступай прочь, никчемный старик!

Он заметил на себе недоуменный взгляд Римо.

— Римо! Что с тобой?

— Ты говоришь — ниндзя? — пробормотал Римо.

— И что?

— Чиун, — с расстановкой произнес Римо, — я видел его ясно как день. Это не был ниндзя. Это был тот вашингтонский пижон, владеющий кунг-фу. Адонис.

— Нет, это был ниндзя! И глаза у него были японские.

— А я видел что-то другое.

— Может, явились оба вора? — предположил Чиун.

— Я проследил за твоим пальцем, когда ты показывал на скалы, и там стоял Адонис.

— А я показывал на ниндзя. Я видел ниндзя.

— А потом мы оба видели, как он спрыгнул со скалы, — сказал Римо. — Знаешь, что? Сдается мне, мы видели то, что нас заставилиувидеть.

— Ты, похоже, прав.

Римо огляделся по сторонам.

— Эй, а Пул Янг куда подевался?

Чиун сердито оглянулся — Пул Янг исчез. Чиун нахмурился.

— Кажется, мы с тобой думаем об одном и том же, — сказал Римо.

— Я думаю о том, что следы Пул Янга начинаются в скалах и кончаются здесь, — произнес Чиун, показывая на песок, — так, словно он взлетел прямо в небо.

— Лучше вернемся в деревню. Неизвестно, что этот призрак — или кто он на самом деле? — еще придумает.

— Так мы вместе?

— Пока — да, — ответил Римо.

Глава 27

Мастер Синанджу созвал жителей деревни на площадь гулом бронзового гонга, который удерживался в раме грабового дерева настолько тугими веревками, что никаким молотом нельзя было заставить его звенеть.

Чиун подошел к гонгу и постучал по нему одним пальцем. От глубокого вибрирующего звука с площади испуганно вспорхнули слетевшиеся на остатки еды чайки.

Жители собирались бегом. Еще никогда на их памяти не звучал Гонг Правосудия. Во время пребывания Мастера в селении в Синанджу никогда не совершалось ни одного преступления.

Пришли все — и стар и млад — и с недоуменными лицами сгрудились вокруг гонга.

— Встаньте передо мной, люди! — повелел Чиун. Его глаза буравили каждого насквозь, так что казалось, он читает их мысли.

Когда все выстроились перед Мастером в неровный полукруг — взрослые поставили детей перед собой, положив им руки на плечи, а совсем маленьких посадили рядом, — Чиун громогласно обратился к ним.

— В Синанджу пришла смерть! — зычно возвестил он.

Люди примолкли, как если бы небо опрокинулось и начало медленно падать.

— Убита Ма Ли, нареченная Римо.

Все лица окаменели. Селяне вдруг стали на одно лицо — лицо, лишенное всяких эмоций.

— Ее убийцу я намерен искать среди вас, — объявил Чиун.

Сзади к нему подошел Римо.

— Я проверил каждый дом, — шепнул он. — Пусто. Все здесь.

Не сводя глаз с толпы, Чиун кивнул.

— А Джильда и ребенок?

— Я пустил их в сокровищницу. Все двери запер.

— Следовательно, тот, кого мы ищем, здесь.

— Может быть, — прошептал Римо. — Как мы его узнаем, если он может принимать любой облик, какой захочет?

— Пул Янг, выйди сюда, — распорядился Чиун.

Из толпы, на неверных ногах, как ожидающий плетки пес, вышел старый Пул Янг, хранитель селения. Он стоял перед Чиуном и трепетал от ужаса.

— Ты сегодня был на берегу? — спросил Чиун.

— Нет, Мастер, — пролепетал Пул Янг.

— Совсем не был?

— Совсем, Мастер, — повторил Пул Янг.

— Но я видел тебя на берегу каких-то пять минут назад! — не унимался Чиун. — Я говорил с тобой, ты мне отвечал.

— Меня там не было.

— А мой сын говорит, что был! — Чиун был неумолим.

— Да, верно, я тебя видел, — подтвердил Римо.

Пул Янг рухнул на колени.

— Нет! Нет! Я весь день был с внуками! — вскричал Пул Янг.

Чиун смерил жалкую фигуру жестким взглядом и произнес:

— Если мои слова неправда, ты должен назвать меня и моего приемного сына лжецами. Сейчас, перед всей деревней! Ну же!

— Нет. Я не могу назвать вас лжецами. Но и сам не могу вам лгать!

— Но ты же лгал о пурпурных цаплях! — напомнил Чиун.

— Я видел их!

— А я видел тебя на берегу, — холодно подытожил Чиун. — Встань, Пул Янг, верный хранитель, и занимайся внуками.

Римо спросил Чиуна:

— Если убийца здесь, он может принять облик любого из нас. Как мы тогда отличим его среди других?

— Что-нибудь придумаем. Это преступление не должно остаться безнаказанным!

— Не забудь только, ктодолжен совершить правосудие, — напомнил Римо.

— Это мы посмотрим. Закон Синанджу запрещает Мастеру причинять вред любому из селян — какие бы ни были на то причины.

— Только попробуй меня удержать! — ответил Римо, глядя в испуганно следящие за ним бесчисленные пары глаз.

— Я мог бы это сделать, конечно, — тихо добавил Чиун и, заложив руки за спину, двинулся вокруг столпившихся односельчан как генерал, совершающий обход войск.

— Ты, Пак, — вдруг ткнул он в молодого человека. — Как зовут твоего отца?

— Хуэй, о Мастер.

— Хорошо. Иди и встань рядом с Гонгом Правосудия. Я каждому из вас задам один вопрос, очень легкий. Кто правильно ответит — встанет рядом с Паком. И горе тому, чье лицо покажется мне незнакомым.

В течение часа Мастер Синанджу задавал по очереди всем жителям деревни, от самого древнего старца до ребенка, едва научившегося говорить, вопросы, связанные с историей семьи или Синанджу. Все ответили правильно и по одному переместились к месту, где стоял Пак. Площадь опустела, если не считать сливовых листьев, которые осенний ветер гнал по земле.

— Его здесь нет! — в нетерпении воскликнул Римо. — Ушел!

— Все наши в порядке, — подвел черту Чиун.

— Давай оставим их здесь и обыщем всю деревню.

— Согласен, — сказал Чиун. — Но будь осторожен, сын мой, мы можем иметь дело с колдовством. Против таких фокусов наши навыки не всегда годятся.

— Я в эту чушь не верю! — сказал Римо и зашагал прочь. Чиун поспешил за ним.

— Эту чушь, как ты ее называешь, ты видел своими глазами и слышал своими ушами. Разве не голосом Пул Янга говорил тот человек, которого мы с тобой приняли за хранителя?

— Но это же не была черная магия!

— Что это было, нам еще предстоит выяснить. Но что-то же было! И ты знаешь это не хуже меня. Идем, надо поговорить с Джильдой.

— Зачем?

— А ты ее проверял? Может, она не та, кем кажется?

— Что я, Джильду не могу отличить?

— А я Пул Янга знаю с самого детства.

Дверь в Дом Мастеров была закрыта, но не заперта. Острый глаз Чиуна заметил это еще издали.

— Мне казалось, ты сказал, что запер дверь? — на ходу бросил он, ускоряя шаг.

— Запер, — медленно проговорил Римо.

Он пустился бегом и стрелой ворвался в дом.

— Джильда! — От страшного предчувствия голос Римо звучал глухо.

Мастер Синанджу влетел в тронный зал и с одного взгляда определил, что сокровища на месте. Римо уже был в гостевой комнате, он пытался разбудить Джильду.

— Римо... — спросонья хрипло отозвалась она и села на циновке.

— Что случилось? — спросил Римо.

Джильда Лаклуунская растерянно озиралась. Ее глаза были еще подернуты молочно-серой дымкой.

— Я ничего не помню. Я что, спала?

— Да, — ответил Римо. — Совсем ничего не помнишь?

— Я ждала тебя здесь, как ты велел. Фрее захотелось поиграть с детьми, она раскапризничалась. Последнее, что я помню: я сказала ей, чтобы вела себя как следует. После этого ничего не помню. — Она еще раз обвела взором комнату. Там были только Римо и Чиун. Голос Джильды упал. — Фрея...

— Посмотри в тех комнатах! — сказал Римо.

Мастер Синанджу метнулся в дверь подобно вырвавшейся из клапана струе пара. Когда он вернулся, то был точь-в-точь как обеспокоенный за внучку дедушка.

— Римо! Ее нигде нет!

Джильда Лаклуунская запахнула плащ, словно в комнате вдруг посвежело. Она молчала, но глаза ее приобретали все более осмысленное выражение.

— Быстрей, Чиун! — крикнул Римо. — Надо ее найти!

— Римо! — вдруг окликнула Джильда. Тот замер на пороге. — Моя Фрея — гость твоего селения, и если с ней что-нибудь случится, это будет на твоей совести!

Римо ничего не сказал и вышел.

На улице уже стемнело.

— Что-то тут не чисто, — зловещим тоном произнес Чиун. — До темна еще два часа.

— Забудь про календарь! — рявкнул Римо. — Мы должны найти мою дочь!

На площади селяне сбились в кучку. Они тоже прекрасно знали, что до заката еще два часа, но мрак неожиданно накрыл селение гибельным покрывалом.

— Вон они! — дрожащим голосом воскликнул Пул Янг. — Я не врал! Они опять здесь.

Римо взглянул — над берегом кружили два существа с пурпурно-розовыми крыльями, как у летучих мышей. Они вертели вытянутыми мордами на длинных шеях.

— Птеродактили! — ахнул Римо. — Я был прав.

— Сроду таких тварей не видал, — сказал Чиун. — Одно могу сказать: они высматривают добычу.

— О, нет! — простонал Римо, метнулся к прибрежным валунам и побежал по песку, в то время как птеродактили все больше снижались, в предвкушении скорой поживы виляя острыми хвостами.

По берегу со всех ног летела маленькая девочка с белокурыми волосами.

— Фрея! — окликнул Римо. — Держись, детка! Я иду к тебе!

Птеродактили резко спикировали, словно сойки, преследующие кошку. Фрея с затравленным выражением на мордашке продолжала бежать.

Римо сосредоточился на правильном дыхании и только сверкал пятками. В технике Синанджу самое главное — это дыхание: оно высвобождает скрытые возможности человеческого организма. Римо дышал неглубоко, и это позволило ему развить такую скорость, какая была недоступна птеродактилям.

Ножки Фреи мелькали. В какой-то момент она в страхе оглянулась, и тут ей под ноги попался камень.

— Не споткнись! — закричал Римо.

Она оступилась, Римо метнулся к ней. Но птеродактили были ближе. Один отвернул в сторону и напал на Римо, выставив зловещие когти. Римо нанес короткий удар, но лапа чудовища каким-то чудом оказалась проворнее. Тогда он нырнул под крыло и оказался за спиной у страшилища. Уже занеся руку для удара ему по спине, Римо вдруг остановился, будто начисто обо всем забыв.

Второй птеродактиль опустился рядом с упавшей девочкой и проворно сложил крылья. В следующее мгновение, вытянув шею, он уже опять взмыл в небо, держа в когтях извивающееся детское тельце.

— Нет! — взревел Римо.

Птеродактиль уходил в сторону океана, Римо рванулся следом. Он бежал, почти не касаясь земли, и когда добежал до воды, не погрузился вниз, а так и продолжал бежать по поверхности. Его ноги двигались с такой скоростью, что не успевали уйти под воду, и он бежал по волнам, а инерция была столь велика, что сила тяжести не могла утянуть его вниз.

Римо прищурился. Сейчас для него существовал только этот птеродактиль, несущий в когтях маленькую девочку — его дочь. Нет, он не намерен потерять и ее. Вся устрашающая энергия Синанджу, которой он владел, клокотала сейчас в его теле, заставляя все мускулы работать исключительно слаженно.

Он почти не слышал голоса Чиуна, когда тот оказался рядом.

— Я с тобой, сын мой.

Римо ничего не ответил. Он уже нагонял страшную рептилию, омерзительный хвост трепыхался совсем близко.

— Да, — сказал Чиун, словно читая чужие мысли. — Хвост. Если тебе удастся его схватить за хвост — он твой. О ребенке не беспокойся, я поймаю ее, когда это чудище выпустит ее из когтей. Если надо — нырну в море и спасу. А ты останови эту гадину! Доверь жизнь своего ребенка Мастеру Синанджу.

Хвост был совсем рядом. Римо знал, что второй попытки у него не будет: как только он схватится за хвост, он сразу потеряет инерцию, которая удерживает его на поверхности волн. Одна попытка. Упустить ее нельзя!

И Римо рванулся вперед. Его зрение зафиксировало тот момент, когда правая рука схватилась за красный хвост, после чего над ним сразу сомкнулось море. Не выпуская чудовище, он позволил себе погрузиться, чтобы утянуть за собой птеродактиля на дно и там разорвать его на куски. Господи, молил он, чувствуя, как холод сковывает все мышцы, — не дай Чиуну оплошать!

Вода была подобна стене льда. От холода тело его онемело. Сейчас он не мог сказать, сжимают ли его пальцы ненавистный хвост или нет, — его кулак был словно каменный. Римо протянул вторую руку, нащупал запястье и удвоил хватку. Теперь-то тварь не вырвется!

Но он ничего не чувствовал. Море было объято мраком, и он не видел, держит свою добычу или нет. Боже, да или нет? Я не мог промахнуться! Сделай так, чтобы я не промахнулся!

Внезапно, словно кто-то снова включил солнце, море залил свет. Римо увидел, что двумя руками сжимает водоросли. Он отчаянно заработал ногами, устремляясь к поверхности воды. Птеродактиля нигде не было видно.

Пуская пузыри воздуха, рядом с ним плыл наверх и Мастер Синанджу. Он хлопнул Римо по плечу и отрицательно помотал головой. Римо энергичней заработал ногами и выплыл наверх. Снова светило солнце, оно висело низко над горизонтом. Небо было совсем чистое.

Рядом с ним появилось морщинистое лицо Чиуна.

— Она погибла. — Римо показалось, что по щекам старика текут слезы, но это могла быть просто вода. — Моя хорошенькая внучка погибла!

— Я не вижу птеродактиля! Он должен быть там, внизу!

Римо нырнул. Чиун — за ним.

Ничтожными дозами выпуская отработанный воздух из легких, они не поднимались на поверхность целых полчаса. Морское дно было скалистым и страшным. Прочесав все дно на милю вокруг, они так ничего и не нашли — только колонию зеленых крабов, известных своим пристрастием к плоти утопленников.

Римо в страхе подплыл к колонии крабов и руками перебрал их одного за другим. Ему попался кусок белого мяса с плоским серебристым глазом. Рыба.

Когда солнце село, они прекратили поиски.

— Мне очень жаль, Римо, — сдавленно произнес Чиун. — Я видел, как ты схватил хвост, потом птица упала, и я протянул руки к невинному ребенку. Я был уверен, что девочка у меня. Но потом оказалось, что у меня в руках ничего нет.

— Я не мог промахнуться, — сказал Римо.

— Ты и не промахнулся!

— Хвост был у меня. Ты видел, как птица упала. И тем не менее никакой птицы нет!

— И что это значит?

— Да ладно тебе! — Римо мрачно отвернулся и поплыл к берегу.

На берегу их ждала Джильда. Она грозно возвышалась на фоне скал, придерживая руками полы плаща. На ее женственном лице не было ни горя, ни смирения. Для воина, каким она была, эти эмоции были непозволительны.

— Вы потерпели фиаско, — сухо произнесла она.

— Ты следила за нами. Скажи, что ты видела? — спросил Римо.

— Ты бросился за страшной птицей, и она рухнула в море. И вот вы возвращаетесь с пустыми руками. Неужели нельзя было хотя бы вернуть мне тело моей девочки?

— Ее там нет, — безжизненным тоном ответил Римо. И направился в селение.

Джильда повернулась к Чиуну.

— Что это значит? Я видела...

— Ты видела также, как на протяжении одного часа спустился и рассеялся мрак, — сказал Чиун. — И ты в это поверила?

— Не знаю.

— Не верь глазам своим — вот верный шаг к подлинному зрению, — сказал Чиун и взял Джильду под руку. — Идем.

— А чему тогда верить, если не собственным глазам?

Чиун кивнул в сторону решительно удаляющегося Римо.

— Верь отцу своего ребенка, ибо он принадлежит к Синанджу.

Глава 28

Джильда Лаклуунская догнала Римо.

— Объясни! — попросила она.

— Тихо! — буркнул Римо. Они уже входили в селение. — Он может нас услышать.

Джильда схватила Римо за локоть. Мышцы у него были словно каменные.

— Мне плевать, кто нас может услышать! Неужели ты настолько бессердечен, что тебе безразлична судьба собственного ребенка?

Римо взял Джильду за плечи и нагнулся вплотную к ее лицу.

— Никаких птеродактилей на самом деле не было, — шепотом сказал он. — Я ухватился за хвост, но в руке у меня остался воздух. Там никого не было.

— Но я же видела, как девочка упала в море!

— Кто-то заставил тебя это увидеть. И этот кто-то сейчас совсем близко, иначе он не мог бы манипулировать нашим сознанием и создавать нам галлюцинации. Если это тот, о ком я думаю, то наша задача ясна.

— Так ты его знаешь?

— Есть кое-какие соображения, — ответил Римо и вопросительно взглянул на Чиуна.

Тот стоял преисполненный решимости и по привычке прятал руки в широкие рукава кимоно. Он кивнул.

— Впервые мой сын раньше меня дошел до истины, — с гордостью объявил он и отвесил в сторону Римо поклон.

— Побереги красноречие, — оборвал Римо. — У нас масса дел.

— Скажи мне только, — взволнованно заговорила Джильда, — моя девочка жива или нет?

— Этого я не знаю, — признался Римо. — Но то, что мы видели на берегу, забудь. Это была не Фрея. Тварь, существующая только в нашем воображении, не может поднять и унести в море ребенка из плоти и крови.

— В воображении? — переспросила Джильда. — Другими словами...

— Это Голландец, — сказал Римо. — Иного объяснения нет. Он знал, как открыть дверь сокровищницы, — возможно, разузнал у этого подонка Нуича. Он добрался до записей Чиуна, прочел все о КЮРЕ и использовал эту информацию с максимальным ущербом для нас. А сейчас он вернулся вместе с нами в Синанджу, чтобы завершить свое черное дело.

— Я помню его еще на Суде Мастера, — сказала Джильда. — Он не хуже тебя владеет Синанджу и силой своего злого разума может заставить нас видеть все, что ему заблагорассудится. В колдовстве он мастак!

— Начнем с того, что это из-за него ты от меня убежала, — с горечью напомнил Римо. — Это благодаря ему мы с тобой не смогли быть вместе. А сейчас он убил Ма Ли. И за это он заплатит!

— Не забывай, Римо, — вставил Чиун, — он — такой же, как ты, — белый, владеющий Синанджу. Но одновременно он другой, он — твое второе “я”.

— То есть я не могу его убить, потому что в таком случае умру сам, — угрюмо произнес Римо. — Это я помню. Но вот что я тебе скажу, Чиун. Может, я его и не убью, но поставить его на место я обязан. Я разберусь с ним, он больше не станет убивать! Никогда! — Римо снова зашагал к деревне.

Его издалека окликнул чей-то голос:

— Римо!

Римо напряг слух — это был голос Ма Ли, легкий и нежный, как колокольчик. Он доносился со стороны скал, но там никого не было.

— Римо! — Опять тот же голос.

Он обернулся и увидел ее. Она стояла возле дома, который Римо начал строить год назад. На ней был алый свадебный наряд с высокой талией, она тепло ему улыбалась, жестом приглашая в недостроенный дом.

— Иди сюда, Римо. Иди! Это же наша брачная ночь. Или я не желанна тебе, Римо? — Голос принадлежал Ма Ли, но в нем слышалась насмешка.

— Ах ты, сукин сын! — процедил Римо.

Мастер Синанджу попытался его остановить, но Римо Уильямс передвигался чересчур быстро. Не успев схватить его за руку, Чиун лишь крикнул вслед:

— Он хочет тебя заманить, Римо! Не забывай о технике! И никакого гнева! Это даст ему преимущество.

Зазвучала музыка — нестройные, диссонирующие звуки, плод больного разума Иеремии Перселла, который за годы затворничества на острове Сен-Мартен после смерти своего учителя Нуича — недоброй памяти племянника Чиуна — получил прозвище Голландец. В воздухе поплыли разноцветные пятна, и Римо очутился в психоделическом потоке света. Не было больше ни дороги, ни неба, ни дома со стоящим на пороге Голландцем. Римо хотел бежать, но перебирал ногами в мире, существующем только в его воображении. Он на что-то наскочил — не то на камень, не то на корень дерева, — растянулся во весь рост и наглотался пыли.

Римо закрыл глаза, поднялся и стал отплевываться. Но даже с закрытыми глазами он продолжал видеть свет и слышать музыку.

— Наесться пыли в брачную ночь? — произнес голос Ма Ли. — Это что — новый обычай Синанджу?

— Ты не сможешь вечно прятаться за своими миражами! — угрожающе крикнул Римо.

Разноцветные пятна вдруг собрались в одну точку и взорвались красочным фейерверком. Когда последние искры упали на землю, взору Римо предстала прежняя картина: недалеко от него стояли ничего не понимающие Чиун и Джильда. Они тоже только что видели игру цвета.

— Я не боюсь встретиться с тобой один на один.

Теперь это был голос Адониса. Он спокойно подошел к Римо с самодовольной улыбкой на загорелом лице.

— Римо, держись начеку! — предупредил Чиун.

— А вот ты меня боишься!

В этот момент Адонис опять оборотился закутанным в черное ниндзя. Один глаз у него был большой и голубой, другой — узкий и черный.

— Еще чего! — возразил Римо.

— Если ты меня убьешь — умрешь сам! — ликовал Голландец, снова принимая свой настоящий облик.

Его светлые волосы были подобны львиной гриве.

— Он тебя дразнит! — опять предостерег Чиун.

— И что с того? — Римо был преисполнен решимости. — Если он меня убьет, то тоже умрет. Зависимость обоюдная, не так ли, Иеремия?

— Ты что, не видишь? — забеспокоился Чиун. — Загляни ему в глаза — они же безумные! Он хочетумереть, ему терять нечего.

Голландец остановился и подбоченился. Ветер с моря трепал его красный боевой костюм. Он открыл рот, и раздался смех, словно у него в голове сработал заводной механизм. Это был не человеческий смех.

Из-за желтого кушака, туго стягивавшего его талию, он достал очки и швырнул их к ногам Римо. Римо пригляделся — то были очки Смита.

— Я убил твою невесту, твою дочь и твоего начальника. Отомсти, если смеешь!

— Смею!

С этими словами Римо взметнулся вверх. Он исполнил великолепный “бросок цапли” — поднялся на тридцать футов в воздух и камнем упал на воздетое к небу лицо Голландца. Но тот не отпрянул, а приготовился принять удар. И тут Римо понял, что Чиун прав — Голландец хочет умереть. Но было уже поздно.

Однако случилось нечто неожиданное. В самый последний миг Голландец выбросил вверх руку и схватил Римо за лодыжку. Развернувшись подобно дискоболу, он направил энергию падения Римо в крутую дугу и разжал пальцы. Римо со всего размаху влетел в стену недостроенного дома и рухнул вместе с разлетевшимся в щепки бамбуком и тиком.

В ушах у него опять зазвучал голос Голландца: “Иди сюда, Римо. У нас впереди целая ночь. Можно не торопиться умирать! Почему бы мне сперва не убить твою белокурую красотку, а потом отнять и твою жизнь!”

Римо вскочил и, выставив ладонью дверь, со скоростью пушечного ядра вылетел из дома. Дверь покатилась перед ним подобно четырехугольному колесу.

Голландец хохотал. Джильда выхватила из-за пояса кинжал и, занеся над головой, стала осторожно подкрадываться сзади.

Римо поймал дверь и метнул ее как “летающую тарелку”-фрисби. Она взмыла вверх и опустилась, словно крученый мяч, пущенный рукой бейсболиста. Римо рассчитал, что это на какое-то время отвлечет Голландца.

Тот проследил взглядом за дверью — она летела прямо на него. Увернуться от нее будет проще простого. Неужели Римо так ничему и не научился после их последней схватки?

В самый последний момент он увидел руки Джильды: к его горлу оказался приставлен кинжал. А, так в вот в чем дело! Что ж, это им почти удалось.

— Моя девочка — говори, что с ней! — прошипела Джильда Лаклуунская, оттягивая назад его гриву, чтобы не мешалась перед глазами.

— Какие у тебя руки корявые, Джильда! — спокойно сказал он. — Как ты вообще можешь ими что-то делать?

Джильда отпрянула и выронила кинжал. Пальцы ее онемели. Она поднесла руки к глазам и с изумлением увидела, что они стали похожи на шершавые сухие сучья.

Голландец повернулся к ней.

— Старые корявые сучья! — поддразнил он. — Разве это руки воина? Их только в костер бросить.

Огонь побежал по ее пальцам — от ногтей к запястьям, потом все выше и выше, облизывая голубыми языками уже и локти, которые тоже обратились в сухие ветки.

— Обман зрения! Всего лишь мираж! — вскричала Джильда.

— Да, но только не огонь! — поправил Голландец.

— Нет, это все — мираж! — сказала она и зажмурилась от боли.

Голландец отступил на шаг, а к Джильде подскочил Мастер Синанджу и, повалив на землю, стал сбивать огонь.

— Пламя настоящее! — сказал Чиун. — Это он наколдовал.

— Смотри еще, старик! — воскликнул Голландец. — Ты увидишь, кто в действительности достоин принять сан следующего Мастера Синанджу! — Он снова обратил свой взор на Римо Уильямса.

Лицо Римо было искажено гримасой боли и гнева. Он был в каких-то нескольких ярдах и двигался подобно выпущенной стреле.

— Смотришься неплохо, — бросил Голландец. — Как жаль, что твоя свадьба — то есть я хотел сказать, наша свадьба, — так быстро прервалась. У меня для тебя был приготовлен запоминающийся медовый месяц.

Римо расставил руки, но поймал только воздух: Голландец материализовался у него за спиной.

— Какая жалость! — посетовал он. — Ты так ничему и не научился. Я по-прежнему сильнее тебя. Нуич учил меня, когда я был ребенком, а ты пришел в Синанджу в зрелом возрасте. Это преимущество ты у меня никогда не отнимешь.

С нарочитым пренебрежением он повернулся к Римо спиной.

— Вот теперь мы в равном положении, — сказал он, скрестив на груди руки.

Римо резко выбросил вперед ногу, но Голландец подпрыгнул и ловко избежал удара. В прыжке он повернулся вокруг своей оси и выбросил вперед выпрямленную ладонь. Римо поставил блок и отбил удар, затем зацепил противника ногой за лодыжку, одновременно мощным ударом посылая его назад. Тот несколько раз перевернулся и опустился на спину.

— Ну, кто из нас сильнее? — Римо с видом победителя поставил ногу на вздымающуюся грудь Голландца и нажал так, что хрустнули хрящи. Синие глаза Голландца вспыхнули неестественным огнем.

— Я недооценил тебя, Римо. Прекрасно, убей меня, если таково твое желание.

— Римо, нет! — встрял Чиун и подскочил к Римо.

— Не вмешивайся, Чиун! — предупредил Римо, взглянув на него.

Этим моментом воспользовался Голландец, он стальными пальцами сжал Римо лодыжку и крутанул. Римо взвыл от боли и на одной ноге отпрыгнул в сторону.

Голландец сел и объявил:

— Что-то ты не больно владеешь концентрацией! Как ты вообще одолел начальный курс подготовки?

Римо обрел способность двигаться.

— А некоторые очень высокого обо мне мнения. Наступать на правую ногу ему все еще было больно, но не так сильно, как при переломе. Эту боль можно было терпеть.

— Ма Ли так не считает. Она сейчас в Вечности, и душа ее вопиет о том, как ты не сумел ее защитить. Твой ребенок, твой хозяин — все они будут нетленными свидетельствами твоей несостоятельности.

— Приготовься составить им компанию! — взревел Римо, грозно надвигаясь.

— Нет, Римо! — Это была Джильда. — Он знает, где сейчас моя девочка, живая или мертвая. Не убивай его! Пожалуйста.

— Послушай ее, Римо, — поддержал Чиун.

Мастер Синанджу стоял над распростертой на земле Джильдой, руки его беспомощно дрожали. Он не мог убить Голландца — это означало бы убить и своего воспитанника. Теперь все было в руках двух белых Мастеров Синанджу.

— Слушай меня! — вскричал Голландец. — Если ты убьешь меня, это только будет означать твою победу. Сделай это, Римо, я так хочу! Я умертвил всех самых близких тебе людей, я мог бы уничтожить и тебя. Но я предпочту, чтобы ты сделал это сам — убив меня.

Римо ничего не ответил. Он не спускал глаз с насмешливого лица. Все остальное отошло на второй план, остались только он и Голландец. В ушах его очень слабо отдавались предостережения Чиуна, словно вся его энергия сконцентрировалась на противнике, отключившись ото всего постороннего. До Голландца оставалось четыре шага. Три... Два...

Кулак Римо пришелся в солнечное сплетение. Сила удара была такова, что могла бы свалить и дерево, но Голландец, предвидя нападение, успел напрячь брюшной пресс и, подавшись на несколько футов назад, сумел удержаться на ногах.

Он ухмыльнулся.

— Что за удар, Римо? Локоть — и тот был согнут. Но у тебя всегда были с этим проблемы, правда?

Римо, молчаливый и полный решимости, продолжал наступать. Голландец видел в его глазах какое-то особое выражение. Это была не ярость, а что-то такое, что вообще не подходило под определение никаких человеческих эмоций, пусть даже этот человек владел техникой Синанджу.

— Сейчас ты скажешь мне, где девочка, мерзавец, — ровным голосом сказал Римо.

— Где? — передразнил Голландец. — Как где? Она здесь, вокруг нас. Один кусочек я скормил чайке, что-то пошло змеям, остальное — крабам. Чего ж добру пропадать? Мясо нежное, сладкое.

Рука Римо на микроскопическую долю секунды опередила реакцию Голландца, но этого оказалось достаточно. Он схватил злодея за длинные волосы и, намотав их на руку, пригнул к земле. Голландец присел на колено, а Римо свободной рукой схватил его за горло и сдавил пальцы.

— Говори-где-она, — на одном дыхании процедил он. — Говори-где-моя-дочь.

Иеремия Перселл тщетно пытался разомкнуть сжимающие его пальцы. Руки у него были сильные, но Римо держал мертвой хваткой. Он извивался и бился изо всех сил — все напрасно. В глаза ему словно ударила кипящая кровь, и тут он по-настоящему испугался. Он не рассчитывал на такой конец. Римо перекрыл ему кислород, нарушив тем самым его дыхательный ритм. Впервые Голландец ощутил приступ неподдельного ужаса. Оказывается, он не хочет умирать, но Римо выжимает из него жизнь. Глаза его оставались широко открыты, но перед ними была сплошная чернота.

Голландец попытался вызвать галлюцинацию, однако зверь не слушался. Вместо миража возник голос, холодный, как металл.

— Можешь сопротивляться или молить о пощаде — это как тебе угодно, — говорил Римо ему в самое ухо. — Но я не отпущу тебя, пока не скажешь, где моя дочь. Ты меня слышишь, Перселл? Пора тебе подумать о смерти, ибо я намерен тебя убить.

— Нет, нет! — беззвучно закричал Иеремия. Это не может кончиться вот так. Я еще жив. Зверь, помоги мне! Но зверь, сидящий в его груди, тоже забился в угол, не на шутку испугавшись настоящего Мастера Синанджу.

Наконец, когда в глаза ему стала спускаться непроглядная ночь, Иеремия Перселл разжал пальцы и обеими руками показал, что сдается.

— Ага, сдаешься? — Римо продолжал держать его за горло. — Хочешь, чтобы я тебя отпустил? Да? А я, может, еще не готов! Может, я вообще не собираюсь тебя отпускать. Я, может, решил довести дело до конца, мерзавец.

— Римо, нет! — Голос Чиуна прозвучал неожиданно близко. — Если ты должен убить этого человека, сделай это с ясным рассудком. Послушай меня! Если он умрет, то унесет с собой не только твою жизнь, но и правду о маленькой Фрее.

Римо напоследок крепко встряхнул Голландца за шею и потом отпустил. Он выпрямился, но пальцы его словно продолжали сжимать невидимого противника.

— Где?! — рявкнул Римо. От напряжения грудь его вздымалась.

Голландец съежился, как насекомое, попавшее в огонь. Руки он держал у горла. Он зашелся мучительным кашлем. Прошло несколько минут, прежде чем он отдышался и смог говорить.

— Она в Доме Мастеров. Пока вы гонялись за моими призраками, я запер ее в: один из сундуков.

— Ах ты, сукин сын! — прошипел Римо, снова протягивая руки к его горлу.

— Нет! — в испуге отпрянул Голландец. — Я ее не убивал! Можешь думать обо мне что хочешь, но я, как ты, принадлежу к Синанджу. Убивать ребенка запрещено. Я вызвал у вас иллюзию ее смерти, только чтобы тебя спровоцировать.

— Ладно, — смягчился Римо. — Это мы проверим. Когда я вернусь, ты должен быть здесь!

— Зачем?

— Мне все неймется урвать от тебя кусочек! Разве ты не этого же хочешь?

— Да, — неуверенно поддакнул Голландец. — Именно этого я и хочу.

Над бесформенной фигурой в пурпурном шелковом одеянии возник Чиун.

— Я его посторожу, Римо, а ты пока займись девочкой.

Глава 29

Мастер Синанджу дождался, пока Римо и Джильда скроются из виду. После этого он нагнулся над Голландцем.

— Забудь о том, как у тебя болит горло, — тихо сказал Чиун. — Сосредоточься на дыхании. Мой сын перебил его, поэтому все у тебя в организме разбалансировалось. Дыши понемногу. Задерживай вдох в животе, прежде чем выпустить плохой воздух. Вот так. Молодец!

Голландец наконец смог сесть. Глаза его заволокло туманом, похожим на глазурь на именинном торте.

— Он оказался... — слова застряли у него в горле.

Голландец опять закашлялся.

— Сильней, чем ты ожидал? — закончил за него Чиун. — Да. Теперь это не тот Римо, что был прежде. Он знает, кто он такой. Земное воплощение Шивы. Это его тревожит, но он сделал важный шаг в своем развитии. Иногда мне даже кажется, что он почти сравнялся со мной в могуществе. Почти.

— Но я сильней его!

— Сильней не ты, а твоя способность к разрушению. Нуич тебя хорошо обучил. Хотя он давно канул в Лету, я все еще проклинаю тот день, когда научил его тонкостям Синанджу. Идти можешь?

Голландец кивнул.

— Кажется.

— Тогда вставай. Пойдешь со мной в селение.

— Нет! Я останусь здесь и буду ждать твоего ученика.

— Ты больше не желаешь смерти, я прочел это в твоих глазах. А Римо, когда вернется, без сомнения тебя убьет.

— Я его не боюсь! — угрюмо произнес Голландец.

— Еще как боишься, даже если признаться не хочешь. А я боюсь за своего сына. Если пойдешь со мной в деревню, я позабочусь о том, чтобы ты дожил до завтра.

— Ты убил Нуича, а ведь он был мне как отец! — с горечью воскликнул Голландец. — Я не хочу с тобой никаких сделок.

— А я и не предлагаю тебе сделку, падаль, убившая дитя из моего селения! — вспылил Чиун и отвесил Голландцу пощечину. — Если бы в моей власти было вышибить из тебя твою презренную жизнь и при этом не навредить Римо, ты бы уже пошел на корм стервятникам! Вставай!

Голландец неуверенно поднялся. Щека у него пылала от удара Чиуна, а глаза были какие-то странные.

— Пойдешь со мной в деревню!

Голландец молча кивнул.

Мастер Синанджу сопровождал его, не отставая ни на шаг, дабы ни на секунду не выпускать из виду. Тот ковылял на неверных ногах. Чиун видел, что вся спесь с него сошла. Еще бы — он позволил Римо взять над собою верх. Это уже само по себе было плохо, но он вдобавок проявил трусость в бою, а для владеющего Синанджу это непростительный грех. Сей молодой человек был до глубины души потрясен сделанным открытием, что, вопреки всему, бахвальству, он, оказывается, боится умереть! И сейчас он продолжал осмысливать это открытие, насколько позволял его слабеющий рассудок — Чиун видел, что он на грани помешательства. Впрочем, эта судьба была уготована ему с того самого дня, как он обнаружил в себе возможности мутанта. Они всегда сочетались со странным стремлением убивать — стремлением, которое Голландец про себя называл “зверем”. И этим зверем он так до конца и не научился управлять.

Она начали спускаться по тропе к селению, и тогда Чиун заговорил опять.

— Видишь там внизу площадь?

— Вижу, — деревянным голосом ответил Голландец.

— А моих односельчан видишь?

— Да.

— Когда мы выйдем на площадь, нам придется идти мимо людей. Они удивятся, увидев тебя, и захотят разглядеть тебя получше. Ты еще в состоянии управлять своим рассудком?

— По-моему, да.

— Надо это проверить. Ну-ка, изобрази мне бабочку! Красивую летнюю бабочку.

Голландец сосредоточился. Над его головой вспорхнули в лунном свете черные крылышки. Бабочка. Но Чиун увидел не только красивый узор у нее на крыльях, но и объятый пламенем череп вместо головы. Чиун невольно содрогнулся.

— Вот и применишь свои возможности! — сказал он. — Примерно в таком духе.

Фрею Римо нашел в первом же сундуке. Как только он вошел в Дом Мастеров, он сейчас же услышал, как бьется ее сердечко. Как ни удивительно, оно билось очень спокойно.

— С тобой все в порядке? — спросил Римо и взял девочку на руки.

Фрея смотрела на него с недетской серьезностью, но испуга в ее лице не было.

— В порядке. А с тобой?

— Да, — засмеялся Римо. — Со мной — тоже.

— Мамочка!

— Я обняла бы тебя, детка, но не могу, — сказала Джильда, показывая обожженные руки. — Папа сделает это за меня.

— Что у тебя с руками, мама? Ты обожглась?

— Не беспокойся, маленькая. Все в порядке.

— Она в тебя пошла, — счастливым голосом произнес Римо.

— В каком смысле?

— Такая же бесстрашная. Вы обе бесстрашные. Просидеть в сундуке два часа! По-моему, ты даже не плакала? — Римо наклонился к девочке.

— Не-а, — ответила та. — Зачем плакать? Я ведь знала, что ты придешь и вытащишь меня отсюда. Разве папы нужны не для этого?

— Да, крошка. Именно для этого папы и нужны.

— А я тебе рассказывала про своего пони? — спросила Фрея. — Его зовут Тор. Я каждый день на нем катаюсь.

— Расскажешь потом. — Джильда повернулась к Римо. — Пока Голландец жив, нам всем грозит опасность. Ты можешь сделать с ним что-то такое, что не повредит и тебе тоже?

— Не знаю, — сказал Римо. — Надо что-нибудь придумать, я не могу допустить, чтобы моей принцессе грозила опасность. Правильно, Фрея?

— Правильно! — отважно произнесла та, сжимая ручонку в кулак. — Мы его побьем. Бах!

Римо опустил ее на пол и внимательно посмотрел на Джильду.

— Надо поговорить. — Тон его был серьезен.

— Мне нужно заняться руками, — сказала она и показала свои раны: кожа была обожжена от кистей до самых локтей. Римо внимательно осмотрел ее руки.

— Неважное дело, — был его приговор. — Но и не катастрофа. Чиун знает целую кучу всяких снадобий. Готов спорить, он тебя быстро поставит на ноги, через месяц уже снова будешь мечом махать.

Римо улыбнулся, Джильда — тоже.

— Мамочка, по-моему, папа хочет, чтобы ты его еще раз поцеловала! — сказала маленькая Фрея, глядя на них невинными глазами.

Римо и Джильда засмеялись. Их прервал раздавшийся на улице шум.

— Что еще? — сказал Римо и направился к двери.

— Фрея, останься здесь! — бросила Джильда и поспешила за Римо.

Римо вышел из Дома Мастеров и тотчас оказался лицом к лицу с Голландцем. Он машинально схватил его за волосы — тот пронзительно завопил. Голос был незнакомый.

— Ты меня не проведешь, Перселл! — крикнул Римо, швыряя Голландца на землю. Он рухнул, как тряпичная кукла. Должно быть, еще не оправился от потрясения, подумал Римо.

Римо оставался начеку, внутренне приготовившись к тому, что это не более чем спектакль. Но тут из-за угла вышел еще один Голландец.

Этого, второго, Римо схватил за локоть. Сопротивления вновь не последовало. Однако псевдо-Голландец ткнул пальцем в первого и старушечьим голосом заверещал:

— Демон! Демон! Спасайтесь!

С площади доносился все нарастающий шум.

Римо подтащил обоих “Голландцев” к краю холма, на котором стоял Дом Мастеров, и увидел, что по селению несется толпа белогривых людей в пурпурных одеяниях. Они спотыкались и налетали друг на друга.

Посреди толпы Мастер Синанджу выделывал па, похожие на прыжки сбесившейся курицы.

— Чиун! — окликнул Римо. — Какого дьявола тут происходит?

— Ты что, ослеп? Сам не видишь?

— Я вижу кругом одних Голландцев.

— Я — тоже, — сказала Джильда.

По хору возбужденных корейских голосов Римо понял, что каждому селянину все остальные кажутся Голландцами. Они шарахались друг от друга, не зная, который из них — настоящий.

— Черт! — воскликнул Римо. — Чиун, надо вырубить их, всех до единого. Потом рассортируем.

Сам Римо незамедлительно принялся за парочку, которую тащил за собой, — нажал каждому на шейный нерв. Оба обмякли, как сдувшиеся воздушные шарики.

— Смотри за Фреей! — бросил Римо Джильде и рванул к площади.

Это было нетрудно — Римо просто бежал по деревне, на ходу слегка касаясь людей. Никакого сопротивления никто не оказывал. Римо действовал так быстро, что никто и глазом не успевал моргнуть, как мешком оседал наземь. Таким образом Римо продирался к Чиуну, который был занят тем же, если не считать, что Римо оставлял свои жертвы лежать, где упали, а Чиун складывал фигуры в пурпурном шелке аккуратными рядами.

В конце концов они оказались рядом в середине площади. Вокруг были сплошные “Голландцы”.

— Что случилось? — спросил Римо.

— Он удрал и, как видишь, применил свое волшебство, — объяснил Чиун.

— Но ты ведь должен был его караулить! — возразил Римо, аккуратно укладывая на землю очередного “Голландца”.

— Он очухался быстрей, чем я ожидал, — стал оправдываться Чиун, между делом вырубая еще двоих “Голландцев”.

Два одинаковых “Голландца” покорно закрыли неоновые глаза и пополнили собой груду тел в пурпурном шелке.

— Черт возьми, Чиун, ты же знаешь, что он очень опасен!

— Знаю, — невозмутимо согласился Чиун. — Я знаю, что он очень опасен.

Когда вся площадь оказалась усеяна безжизненными телами, они двинулись к хижинам. “Голландцы” в испуге прятались под полом и в чуланах. Все до единого были извлечены на свет.

— Ну, кажется, это последний, — возвестил Чиун, взваливая на хрупкие плечи чье-то бесчувственное тело и сбрасывая его в общую кучу.

— Откуда ты знаешь? — Римо догнал его.

— Я насчитал этих “Голландцев” триста тридцать четыре человека.

— И что?

— Ровно столько, жителей в Синанджу.

— Иными словами, того, кто нам нужен, мы не поймали.

— Послушай, Римо, — сказал Чиун, горделиво оглядывая результат своих трудов. — Это было ясно с самого начала. Если бы настоящий Голландец потерял сознание, то одновременно исчез бы и вызванный им обман зрения.

— Да, ты прав. Что будем делать?

— Мне кажется, я видел, как кто-то бежал в сторону Восточной дороги. Ты никого там не перехватил?

— Нет.

— Тогда я думаю, тебе следует побыстрей двинуться в ту сторону, если хочешь разделаться со своим врагом.

— Тебе как будто не терпится меня услать? — В голосе Римо звучало недоверие.

Чиун пожал плечами.

— Если ты вознамерился сам себя погубить — как я могу тебе помешать? — Римо колебался. — А то гляди — можешь помочь мне разобрать тела. Может, Голландец все же среди них.

— Увидимся позже, — ровным тоном сказал Римо и удалился.

— Пока тебя не будет, я присмотрю за твоей женщиной и ребенком! — прокричал вслед Чиун. И тихо добавил: — Пока ты воюешь с ветряными мельницами.

Римо Уильямс шагал по дороге, ведущей из Синанджу в глубь полуострова. Это был обычный грунтовой проселок, который через несколько сотен ярдов резко упирался в развилку из трех суперсовременных шоссе, на которых не было ни одной машины. На горизонте звезды едва мерцали сквозь густой смог: там был один из самых насыщенных в индустриальном отношении районов Северной Кореи. Легкие Римо даже на расстоянии обожгло едкими промышленными выбросами. Хотя на дороге никого не было, Римо припустил во всю мочь. Если Голландец ушел по этой дороге, он его догонит. Но Римо почему-то крепко сомневался в том, что Голландец вообще пошел в эту сторону. Он слишком хорошо знал Чиуна, чтобы не чувствовать очередного подвоха. Но уверенности у него не было, и поэтому он все бежал и бежал, все больше и больше удаляясь, как он и подозревал, от своего главного врага.

В Синанджу народ постепенно оживал. Для Чиуна это был верный знак того, что Голландец благополучно скрылся.

Некоторых пострадавших Чиун привел в чувство легким массажем шеи. Это увеличивало приток крови в мозг, и они приходили в себя быстрее, чем после укола какого-нибудь стимулятора.

Джильда наблюдала за происходящим, малышка Фрея стояла рядом с матерью.

— А если Римо не вернется? — спросила женщина.

— Вернется, — рассеянно бросил Чиун.

— Но только если не найдет Голландца.

— Он его не найдет. Я сказал ему, что Голландец ушел по Восточной дороге. Если он поверил и двинулся в ту борону, то только потеряет время. Если же нет, следовательно, пойдет по Северной или Южной дороге.

— Понятно, — сказала Джильда. — Шансы на то, что он выберет правильное направление, — один к трем.

— Ошибаешься, — возразил Чиун. — Шансы равны нулю. Голландец ушел берегом.

— Тогда зачел! ты послал Римо на восток?

— Затем, что я двадцать лет посвятил его подготовке и не хочу так бездарно его потерять.

— Он догадается, что ты его провел.

— Римо не привыкать! Если в рассудок его был так же могуч, как тело, он мог бы стать величайшим Мастером Синанджу во все времена.

— Пока Голландец жив, никто из нас не может чувствовать себя в безопасности.

— Не стану утверждать, что мне удалось разрешить эту проблему раз и навсегда, — сказал Чиун, жестом отправляя последних селян по домам, — но одну трагедию я предотвратил.

Они стояли втроем на погруженной в тишину сельской площади. Сейчас ее освещала только луна. Пахло морем. Чиун набрал полную грудь холодного и горьковатого воздуха.

Вернулся Римо. Он был подавлен, плечи его поникли.

— Ушел, — сказал он.

— Ты считаешь, это плохо? — удивился Чиун.

— Мы должны его достать! Сейчас же! Сегодня же! Это не может продолжаться. Нельзя терпеть, чтобы он висел над нами дамокловым мечом!

— Надо мной он, по-моему, не висит. Он висит над тобой. Неужели тебе так не терпится расстаться с жизнью, что ты готов безоглядно преследовать этого человека? Ведь для тебя это равносильно самоуничтожению!

— Если нам суждено умереть вместе, я бы предпочел, чтобы инициатива исходила от меня, — серьезно ответил Римо.

— Вполне в духе белого человека! — саркастически заметил Чиун. — Не под силу ждать и искать решения своей проблемы! Нет, лучше пойти на самоубийство, чем жить в неопределенности!

— Все не так, Чиун, ты это знаешь.

— Да что ты говоришь! Тогда как же? Убить этого человека ты не можешь, Римо. Пускай идет зализывать раны. Ты сильнее его, он в этом убедился. Может быть, ему не захочется больше возвращаться.

— Ты забываешь, что он убил Ма Ли.

— А ты забываешь, что рядом с тобой стоит твое дитя и женщина, которая произвела его на свет.

— Именно поэтому я и хочу разобраться с Голландцем, — сказал Римо. — Как ты не поймешь? Пока он жив, они подвергаются опасности. Он не остановится, пока не убьет всех, кто мне дорог. Я иду за ним! Может, скажешь, в какую сторону он пошел? Или я опять буду зря терять время?

— Отлично, — сказал Чиун, горделиво приосанившись. — Он пошел вдоль берега.

— Тогда пока!

— Иди, если хочешь. Кстати, ты пропустишь похороны! Но это неважно. Человек, который так стремится навстречу смерти, что позволяет себе уйти, не простившись ни с собственным ребенком, ни с матерью этого ребенка, безусловно, не станет задерживаться, чтобы отдать последнюю дань женщине, на которой едва не женился. И которую, как он утверждает, любил.

Римо встал как вкопанный и, не оборачиваясь, сказал:

— Отложи похороны!

— Закон Синанджу. Мы хороним в тот же вечер, как человек умер. Закон Синанджу я нарушить не могу, даже ради тебя. Но ты иди! Людям я скажу, что ты на похороны не придешь, поскольку на самом деле ты ее не любил. Я тебе давно об этом говорю, а теперь ты и сам это подтвердил.

Римо повернулся к Мастеру Синанджу. Прежней решимости на его лице уже не было.

— У тебя на все готов ответ, да, Чиун?

— Нет, — ответил Чиун и повернулся спиной. — Зато у тебя всегда какая-то проблема. Но это мне в тебе и нравится. Это делает жизнь куда интереснее! А теперь идем и предадим девушку земле.

Глава 30

Луна холодным, вязким светом заливала сцену похорон юной Ма Ли.

Процессия началась у Дома Мастеров. Все селение было одето в белое — традиционный цвет траура у корейцев. Селяне несли гроб розового дерева на паланкине. Впереди шагали Римо и Чиун, а остальные с курильницами в руках тянулись сзади, храня такое же безмолвие, как поднимающийся с залива туман.

Джильда шла позади. Руки у нее были перевязаны. Рядом с ней вышагивала маленькая Фрея.

По прибрежной дороге процессия дошла до кладбища селения Синанджу, укрытого в тени сливовых дерев. Каждая могила представляла собой небольшой холм земли, на котором был установлен скромный надгробный камень или плита с надписью.

Рядом со свежевырытой могилой паланкин опустили на землю. Всем дали несколько минут попрощаться с усопшей, после чего гроб закрыли.

Мастер Чиун наблюдал за выражением лица своего воспитанника, когда крышка гроба навсегда скрыла от него черты его возлюбленной. Лицо Римо не выражало никаких эмоций: ни шока, ни горя — ничего. Чиун нахмурился.

Он вышел вперед.

— Не будем думать, что Ма Ли умерла, — сказал он, в упор глядя на Римо. — Она была как цветок, чей аромат услаждал нам жизнь, но всем цветам, как мы знаем, суждено увянуть. Одним — от старости, другим — от болезни, третьим — от жестокости. Так случилось с Ма Ли. Давайте же так и будем говорить о Ма Ли: это был цветок, который покинул нас, когда ноздри наши еще вдыхали его аромат, и последний взгляд, брошенный на ее лицо, навсегда сохранит в нашей душе воспоминание о ее нежности и невинности. Никто не станет вспоминать это дитя как сгорбленную или сморщенную немощную старушку. Я постановляю, чтобы будущие поколения именовали Ма Ли не иначе как Ма Ли — Юный Цветок. — Чиун замолчал. Все молча всхлипывали, и только Римо проникновенная речь Чиуна оставила безучастным. — Прежде чем навсегда проститься с Ма Ли, я хочу, чтобы в память о ней сказал слово ее возлюбленный, мой приемный сын Римо.

Римо выступил вперед как робот. Он смотрел на гроб.

— Год назад я принял на себя обязанности по защите этого селения и его жителей, — начал он. — Сегодня я клянусь вам: тот, кто совершил это злодеяние, заплатит сполна. Чего бы мне это ни стоило. — С этими словами Римо отошел на прежнее место.

Чувство, с каким Римо произнес свою краткую речь, выбило Чиуна из колеи. Он сделал знак опускать гроб. Заработали лопаты, и с глухим стуком комья земли из насыпанного рядом холма полетели на гроб.

Жители Синанджу почтительно дожидались, пока последний ком земли ляжет в свежую могилу, и только Римо Уильямс, не говоря ни слова, решительно зашагал прочь.

Чиун грустно поник головой. Ему казалось, что сегодня наступил конец очень многим вещам.

Римо двинулся по прибрежной дороге; ветер трепал полы его белого траурного костюма. Никакой конкретной цели у него не было: он просто шагал куда глаза глядят.

Он дошел до дома, который начал строить своими руками, но закончить не успел. Дверной проем зловеще зиял, как глазница черепа. В одной стене была пробита брешь: тут ему нанес удар Голландец. Крыши не было вовсе — за нее он еще не принимался.

Римо вошел. Внутри дом представлял собой одну квадратную комнату, которая сейчас была залита ярким светом звезд. Он опустился на корточки посреди комнаты и поднял лицо к небу — оно сверкало бесчисленными звездами. Это были гирлянды и озера звезд, как алмазы, залитые небесным светом. За всю свою жизнь в Америке Римо ни разу не видел такого красивого звездного неба. От этой красоты хотелось плакать. Но он знал, что если заплачет, то слезы его станут данью не красоте создания, а печали о несбыточных земных мечтах.

В дверях показался Мастер Синанджу. Он безмолвствовал. Римо не подал виду, что заметил его, хотя оба чувствовали присутствие друг друга.

Первым нарушил молчание Чиун.

— На похоронах принято говорить о том, что мы будем помнить безвременно ушедших, а не давать клятву мести.

Если Чиун рассчитывал получить ответ, то его ждало разочарование: Римо продолжал его не замечать.

Поняв, что уловка не сработала, Чиун спросил более мягким тоном:

— Что ты здесь делаешь, сын мой?

Римо сглотнул. Слова не шли у него из горла, они казались слишком вязкими.

— Пытаюсь вообразить, как бы все могло получиться.

— А-а, — понимающе протянул Чиун.

— Пробую представить себе мебель, — продолжал Римо далеким голосом. — Как горел бы очаг, как во дворе сушилась бы лапша, а в больших корзинах лежала редька. Вот здесь были бы расстелены циновки. Каждое утро жена будила бы меня поцелуем. И все пытаюсь представить себе детишек — тех, которых у нас уже никогда не будет. И знаешь, что, Чиун? — спросил вдруг Римо надтреснутым голосом.

— Что?

— Я не могу! — он задохнулся.

Чиун нахмурил лоб.

— Я не могу этого себе представить! Как ни стараюсь — не могу! Не получается! Я целый год денно и нощно только о том и мечтал. Я точно знал, как это будет выглядеть, какой будет запах и вкус, а сейчас даже эту мечту свою не могу вызвать в памяти.

Римо зарылся лицом в ладони. Чиун вошел внутрь и в позе лотоса опустился рядом со своим воспитанником. Он ждал.

— Почему, Чиун? Почему у меня не получается это вообразить? Это единственное, что у меня осталось!

— Потому что ты знаешь, что это была только мечта, а теперь ты от нее пробудился.

Римо поднял глаза. Впервые после похорон на его лице отразились какие-то чувства. Это была мука. Глаза его стали похожи на старые монеты — тусклые и невообразимо печальные.

— У меня было столько планов, Чиун! Моим домом должно было стать Синанджу. Никакого Смита, никакого насилия. Все должно было уйти в прошлое! Разве я не могу быть счастливым? Хоть один только раз! Напоследок! После всего дерьма, через которое я прошел.

— Римо, позволь мне тебе кое-что объяснить, — тихо сказал Мастер Синанджу. — То, что ты называешь дерьмом, — это и есть жизнь. Жизнь — вечная борьба. Неужели ты думаешь, что такой человек, как ты, может быть счастлив, живя мирно в убогой деревушке в окружении отсталых крестьян? Нет! Это не для тебя! И не для меня. Как ты думаешь, почему я уже двадцать лет живу в Америке? Мне что, нравится дышать выхлопными газами? Жить — означает бороться. Продолжать жить — значит принять вызов.

— Моя жизнь кончена, — сказал Римо.

— Ты — самое замечательное воплощение человеческих возможностей нашего времени! После меня, конечно. А говоришь, что твоя жизнь кончена. Твой удел — не я, не Ма Ли, даже не Джильда и не малышка Фрея, ты заслуживаешь куда большего! Ты ведешь себя так, словно жизнь прожита, тогда как она только-только начинается.

— Я вырос в детском доме. Самой большой моей мечтой всегда было иметь семью, которую я смогу назвать своей. Я бы бросил Синанджу ради того, чтобы жить нормальной жизнью обычного человека — иметь свой дом с белой оградой, жену и детей.

— Нет, не бросил бы. Ты так говоришь, но в глубине души ты этого не думаешь.

— Откуда тебе знать, что я думаю?

— Я знаю тебя. Может быть, даже лучше, чем ты сам себя знаешь.

— Такая скромная мечта... — сказал Римо. — Почему она не может стать явью?

— Помнится, когда я женился, — стал рассказывать Чиун, — я тоже был полон подобных устремлении. Я женился рано, и моя жена, хоть и была красоткой в день свадьбы, преждевременно состарилась и стала сварливой бабой. Я тебе не рассказывал о своей жене?

— Рассказывал. И у меня нет желания слушать это еще раз.

— Это плохо. Но я тебе все равно расскажу. Раньше я рассказывал тебе об уроках Мастеров прошлого — Вана, Куна, малыша Джи. Но я никогда не рассказывал тебе об уроке Мастера Чиуна.

— А вот и нет: я это все знаю наизусть, — с досадой произнес Римо.

— Сделаю вид, что не расслышал, — сказал Чиун, и в голосе его зазвучали визгливые нотки, как обычно случалось, когда он вещал об уроках старых Мастеров Синанджу. — Я всегда говорил тебе, что моя жена была бесплодна и, не имея наследника, я вынужден был обучать технике Синанджу сына свояка по имени Нуич.

— Да, — перебил Римо. — И Нуич занялся самостоятельным бизнесом, не отсылал в селение никаких гонораров, и таким образом ты остался без ученика. И хотя я был всего лишь белый и не умел даже ровно держать руку, ты удовольствовался мною. Вдвоем мы позаботились о Нуиче, но он успел воспитать Перселла, так что на сегодняшний день мы опять стоим перед проблемой самозваного Мастера, только с лица он другой. Я ничего не пропустил?

— Весьма красноречиво! — колко бросил Чиун. — Но я никогда не рассказывал тебе всего до конца. О том времени, когда у меня появился сын. Сейчас расскажу.

— Валяй. Я никуда не спешу, — безучастно отозвался Римо, но в его голосе Мастер Синанджу уловил первые нотки заинтересованности.

— У меня родился сын, его назвали Сонг. Хороший мальчик, поджарый, с гладкой кожей и умными глазами. Я, естественно, взялся за его обучение. Годы шли, и сердце мое все больше наполнялось гордостью: он с успехом овладел дыхательной техникой, затем — первыми упражнениями. Он схватывал все на лету, и чем быстрее он овладевал Синанджу, тем больше я усложнял программу занятий.

— Что-то мне это напоминает... — заметил Римо.

— О, ты не подумай только, что тебе приходилось так же тяжело. Я, конечно, учил тебя со всей строгостью, но в сравнении с моим покойным сыном Сонгом ты просто прохлаждался. Если честно, с Сонгом я перестарался. Я никому этого не говорил, но я по сути убил своего сына.

— Ты? Какой ужас!

— Нет, я не убил его ударом или пинком. Я не проливал его кровь. Я убил его своей гордыней. Был первый весенний день, и селяне запускали бумажных змеев, приветствуя наступление весны. Мой сын тоже хотел пускать змея. Ему тогда было всего восемь. Впереди у него было девятое лето, но этому лету суждено было превратиться в черную ночь — хотя никто не знал, что в тот день я вырвал у него из рук его змея и потащил его к горе Пэктусан.

Мы стояли у подножия горы, и я сказал ему: “Если ты в самом деле сын моей жены, ты должен взойти на гору в один день”. И сын мой ответил: “О отец, я не смогу! Она слишком высокая, а руки у меня еще маленькие”.

И я сказал ему: “Мастер Го залез на гору Пэктусан, когда ему было девять. До него никому из Мастеров не удавалось этого сделать раньше двенадцатилетнего возраста. В тебе я вижу будущее величие, и если ты не хочешь меня разочаровать, то взберешься на гору, не достигнув девяти лет. Вперед!”

Мастер Синанджу задумчиво расправил полы своего траурного кимоно и, помолчав, продолжал:

— Он неохотно начал восхождение. Я остался ждать его на талом весеннем снегу. Я знал, что с первого раза у него не получится, но твердо решил добиться того, чтобы он в конце концов одолел эту гору. При необходимости я был готов каждый день приводить его сюда, не будь я Чиун! Так я решил.

— И у него ничего не вышло?

— В первый день, — ответил Чиун, — я следил за ним взглядом, пока он не превратился в маленькую точку на белом снегу и не пропал в тумане. Он забрался очень высоко. Но я знал, что он все время приближается к вершине — время от времени у него из-под ног обваливался снег. Я помню, какой гордостью наполнилось мое сердце. Но время шло, а мой сын все не спускался. Я ждал, будучи уверен, что раз он дошел до вершины, то уж спуститься точно сумеет. Я был упрям. Солнце село, а рассвет застал меня на том же месте — упрямого молодого человека. Я ведь был тогда молодой. И когда наутро сын мой так и не вернулся, я сам полез в гору, вознамерившись как следует отругать его за недостаток воли.

Я нашел его почти у самой вершины, — тихо продолжал Чиун, изучая свои ладони. — Я до сих пор не знаю, упал ли он на пути к вершине или уже начав спуск. Утром последний снег растаял под горячим солнцем, а вместе с ним исчезли и все следы. Мой сын лежал на камнях — он поскользнулся на мокром камне и разбил голову. Он был уже много часов как мертв, но умер он не сразу. Не будь я так упрям, я бы еще успел к нему вовремя. Я отнес его вниз, к матери, и с того дня она не сказала мне ни единого доброго слова и ни разу не подпустила меня к себе, дабы я мог зачать еще одного сына. Таким образом, она не дала мне даже шанса искупить свою вину. С годами она стала бесплодна, как я тебе уже рассказывал, но на самом деле она просто не хотела больше иметь от меня детей.

— Почему же ты не развелся и не женился на другой?

— В Синанджу женятся раз и навсегда.

— Жизнь иногда вносит свои коррективы.

— Вот станешь Мастером — сможешь тогда записать это в хрониках Синанджу, если захочешь. Но есть более достойные вещи.

— Что я могу поделать, если у меня такое настроение?

— И какое же у тебя настроение?

— А ты как думаешь? Я потерял невесту, а женщина, от которой у меня дочь, боится быть со мной вместе. И все — из-за одного человека.

— Значит, ты станешь мстить, даже если это будет стоить тебе жизни?

— А что мне остается?

— Я.

— Что?

Чиун с надеждой вгляделся в лицо Римо.

— У тебя остаюсь я. Неужели я совсем ничего для тебя не значу, что ты готов лишить старика последней возможности искупить грехи молодости?

— Я тебе ничего не должен. Особенно после того, что ты со мной сделал на свадьбе.

— Я спас тебя от кошмара. Женись ты на этой “Ма Ли”, Голландец бы открылся тебе в момент близости. А я тебя от этого избавил.

— На церемонии ты и сам не знал, что это Голландец, так что не пытайся приписать это своим заслугам. Даже не смей!

Чиун про себя улыбнулся. Гнев. Очень хорошо. Римо, кажется, выходит из своей апатии.

— Я и не говорю, что заранее распознал обман, тут ты прав, — признал Чиун. — Но это не умаляет моей заслуги. Против этого тебе нечего возразить.

— Всегда готов перевернуть все в свою пользу! — сказал Римо.

— Верно, — согласился Чиун. — Потеряв сына, я научился представлять поражение — победой, ошибку — обходным маневром, но никак не тупиком! Я дал себе клятву никогда в жизни больше не испытывать такого разочарования.

— То-то я не перестаю удивляться твоим выкрутасам!

— Просто я — Чиун, — сказал Мастер Синанджу. — Но не надо думать, что раз я не знал заранее о подлоге со стороны Голландца, то помыслы мои были продиктованы эгоистическими соображениями.

— Снова-здорово! — устало воскликнул Римо. — Между прочим, ты и сейчас ведешь себя со мной как отпетый эгоист! Ладно, Чиун, я готов выслушать твои объяснения. Объясни мне, каким образом твое стремление сорвать мою свадьбу согласуется с моими интересами? И советую тебе применить все красноречие, иначе, если твои доводы покажутся мне неубедительными, я тотчас встаю и ухожу, и ты меня никогда больше не увидишь! Ты меня понял? И конец нашему партнерству! Между нами все будет кончено.

Чиун выпрямился, так что спина, от копчика до затылка, образовала одну линию, а голова служила точно продолжением позвоночника.

— Ты помнишь, как год назад привез меня в Синанджу? — спросил Чиун.

— Ты был болен. Или притворялся. Ты хотел любой ценой вернуться в Синанджу.

— Притворялся или нет — но ты был уверен, что я при смерти. И в своем горе ты искал утешения. Ты помнишь, как впервые встретил Ма Ли?

— Да. На ней была вуаль, потому что все в деревне считали ее некрасивой. У нее и прозвище было — Безобразная Ма Ли. На самом деле она была прелестна, но понятия о красоте в Синанджу настолько вывернуты наизнанку, что ее здесь считали дурнушкой.

— И когда ты почувствовал, что влюбился?

— Почти сразу. Это была любовь с первого взгляда.

— Но ведь при первой встрече ты даже лица ее не видел! Как же ты мог влюбиться в нее с первого взгляда, если даже не знал, как она выглядит?

— Не знаю. Все дело в голосе — у нее был такой голос, что все мои печали сразу отошли на второй план. И она была одинока — сирота, как и я.

— Вот именно, — поддакнул Чиун.

— Что — именно? — не понял Римо.

— Тебе было одиноко. Ты был уверен, что единственный близкий тебе человек — Мастер Синанджу — умирает. И ты потянулся к первому попавшемуся существу, дабы заполнить пустоту.

— Только не говори, что я ее не любил!

— Я этого и не говорю. Но любви учатся. Твоя любовь с первого взгляда — это все ваши западные штучки. Рационализация естественной, но довольно хлопотной потребности. Сколько длилось твое знакомство с Ма Ли?

— Несколько недель. Точно не знаю.

— Меньше месяца! — уточнил Чиун. — А к тому моменту, как ты пришел ко мне просить благословения на брак, вы были знакомы один день! Однако когда через месяц я тайно покинул Синанджу, ты не задумываясь оставил свою любовь с первого взгляда и бросился за мной в Америку. А когда я объявил, что намерен остаться в Америке на целый год, разве ты поспешил обратно к своей нареченной? Нет, ты предпочел остаться со мной!

— Я беспокоился о тебе! Но не было дня, чтобы я не думал о Ма Ли.

— Почему же ты за ней не послал? Почему не сказал ей: “Ма Ли, приезжай в Америку, мы здесь поженимся!”

— Я хотел жениться в Синанджу, — неуверенно сказал Римо.

— Это ты только так говоришь. А я тебе говорю, что познакомься ты с ней при других обстоятельствах, встреть ты Ма Ли в Америке на улице, ты бы на нее даже не обернулся! Тогда ты думал, что я умираю, и вдруг нашел корейскую девушку, нежную и умную, — вот тебя к ней и потянуло. И ты сделал ее своей избранницей, чтобы не остаться одному. Когда же здоровье мое чудесным образом пошло на поправку, эта пустота заполнилась и твоя нужда в Ма Ли отпала.

— Я ее любил! — выкрикнул Римо.

— Ты полюбил ее со временем, вернее — только начал ее любить. Ты увидел в ней воплощение своей мечты о счастье. Но, по правде говоря, ты ее почти не знал. Вот почему ты и на похоронах не проронил ни слезинки. Я следил за тобой, Римо, — ни слезинки! Ты был в гневе, это так. Но настоящего горя на твоем лице не было. Ведь она, по сути дела, была тебе чужой женщиной. Если осмелишься — попробуй это опровергнуть!

— Я просто еще не осознал, что ее нет, — сказал Римо. — Послушай, я ее правда любил!

— Ты любил свою мечту! Ты любил то, что для тебя олицетворяла Ма Ли, — твой дурацкий белый дом и садик с заборчиком. Если тебе это до сих пор неясно, то я давно все понял.

— И ты считаешь, это давало тебе право срывать свадьбу? Ты ведь сам в это не веришь, Чиун!

Следующие слова Чиуна заставили Римо замереть на полпути к двери.

— Я помешал твоей свадьбе потому, что у тебя есть дочь, а ты даже не знаешь о ее существовании. Если бы ты действительно намеревался жениться, я бы не стал тебя удерживать, хотя и считал это ошибкой. Но сначала ты должен был увидеть свое дитя. Ты должен был осознать тот факт, что у тебя есть продолжение, и после этого посмотреть, что перевесит — ответственность за эту новую жизнь или прихоть.

Римо не двигался с места.

— Для Голландца твоя любовь к Джильде Лаклуунской была очередным поражением. Неужели ты думаешь, что твое присутствие в Синанджу могло удержать его от мщения? Ты бы все равно не уберег от него Ма Ли! Вот тебе самый горький урок. Как тот, что постиг я задолго до твоего появления на свет.

— Стоило Джильде вернуться, — признался Римо, — как проснулись и все мои прежние чувства к ней.

— Это потому, что теперь онавоплощает твою мечту. А теперь скажи: которую из этих двух женщин ты любил сильнее?

— Видишь ли, с Ма Ли я ни разу не спал. Я хотел, чтобы все было в старомодных традициях. Я решил подождать до медового месяца.

— Что ты такое говоришь, Римо? Из-за того, что с одной ты спал, а с другой — нет, ты не можешь их сравнить?

Римо помотал головой.

— Нет, дело не в этом. Это просто мысли вслух. Сам не знаю, я совсем запутался. Мне надо все обдумать. И принять какое-то решение!

— Вот именно, — сказал Чиун и встал. — Тебе предстоит много решений. Например: жить или умереть? Быть отцом или забыть, что у тебя есть дочь? Остаться моим учеником или идти дальше своей дорогой? Но что бы ты ни выбрал, Римо, тебе все равно придется наступить на горло собственной песне. Ибо такова жизнь.

Чиун вышел. Ночь была холодной.

— Я отправляюсь домой, — торжественно объявил он. — Если хочешь, можешь пойти со мной. Разведем очаг.

— Мне лучше сейчас побыть одному, — ответил Римо, глядя на свою единственную собственность — недостроенный дом.

— Главное — понять, что от твоего решения зависишь не только ты. Если ты примешь неверное решение — маленькая Фрея станет безотцовщиной, а я опять останусь сидеть у подножия горы Пэктусан — упрямый бездетный старик.

— Я поставлю тебя в известность, папочка, — пообещал Римо. — Знаешь, отчего мне больнее всего? Оттого, что в последний раз, когда я видел Ма Ли, это была не она, а мерзавец Перселл.

— А я продолжал мысленно ругать себя за своего сына, тогда как его уже давно нет на свете. Эта пустота нас с тобой объединяет.

С этими словами Чиун вышел, радуясь тому, что Римо хоть и не принял еще никакого решения, но снова назвал его папочкой. Это было ему приятно.

Римо проводил Мастера Синанджу взглядом, после чего обратил свой взор на дом. Он строил его голыми руками, ловко расправляясь с бамбуком, который он расщеплял пальцами и потом стелил на пол. Пока этот дом был не более чем оболочка — без крыши, на отшибе. Точь-в-точь как вся моя жизнь, с горечью подумал Римо.

Римо пнул ногой стену. Она зашаталась и с шумом рухнула. Тогда он стал крушить другие стены, раздирать их на куски, потом принялся отрывать бамбуковые половицы и кидать их подальше. Одна за другой доски погрузились в волны Западно-Корейского залива и ушли на дно, подобно крупицам его мечты.

Закончив, Римо постоял на куске голой земли, где прежде был дом. И тогда наконец пришли слезы. Они застилали ему глаза, и Римо в рыданиях повалился на землю.

Отплакавшись, Римо поднялся и заровнял землю, так чтобы от воплощения его мечты не осталось и следа.

Римо зашагал по прибрежной дороге, ведущей в селение. С прошлым было покончено.

Глава 31

Рассвет застал Мастера Синанджу за новым свитком. Он услышал, как Римо Уильямс поднимается на холм, и, убедившись, что поступь его тверда и уверенна, продолжил писать.

— Я все решил, — объявил Римо с порога.

— Я знаю, — отозвался Мастер Синанджу, не отрываясь от работы.

— Я возвращаюсь в Америку.

— Знаю, — опять ответил Чиун.

— Ты не можешь этого знать!

— Я это знал еще год назад.

— Это каким же образом? — возмутился Римо. — Не вздумай опять мною манипулировать! Я все твои азиатские хитрости знаю наизусть. Это все давно устарело. Ты не мог знать о моем решении.

— А ты вспомни тот день в прошлом году, когда ты прервал мою медитацию! Ты тогда сказал, что у тебя в отношении Синанджу большие планы. Ты еще хотел провести сюда электричество, водопровод и даже — гм-м... — канализацию!

— Я считал, что это будет шаг к прогрессу. Здесь же полно золота, селение вполне может себе это позволить.

— На протяжении тысячелетий селение Синанджу считалось жемчужиной Азии, — нараспев произнес Чиун. — Еще задолго до появления такой страны, как Америка! Люди стремились сюда в поисках могущества, золота и драгоценных камней. И что же они видели? Бедную рыбацкую деревушку, где мужчины редко выходят в море, женщины не лучше простых судомоек, а детишки ходят оборванцами. Обнаружив такую нищету и убожество, искатели приключений устремлялись дальше, полные уверенности в том, что все легенды о Синанджу вымышлены либо настоящее Синанджу лежит где-то за горизонтом. Вот почему на протяжении веков и люди, и сокровище Синанджу оставались в целости и сохранности.

— Спасибо за науку, но это не объяснение тому, как ты мог еще год назад знать о моем решении вернуться в Америку.

— Одними только рассуждениями об этих так называемых усовершенствованиях ты дал мне понять, сын мой, что тебя тянет домой. Независимо от того, отдавал ли ты сам себе в этом отчет, ты мечтал о том, чтобы превратить это селение в подобие твоего родного города — Ньюарка в штате Нью-Джерси. — Чиун неодобрительно сморщил нос. — Ну, и умник! Если есть на земле место, абсолютно к этому непригодное, так это мое скромное селение.

Римо задумался, потом сказал:

— А как же прогресс?

— Не буду с тобой спорить. Ты хочешь вернуться в Америку. Что еще?

— Голландец сказал, что он убил Смита. Я хочу выяснить, так ли это. И расквитаться за Смита так же, как и за Ма Ли. Я намерен поставить его перед американским судом.

— Суд Синанджу более эффективен.

— Если у меня не останется выбора, я его просто убью.

— Тогда почему бы тебе не сесть и спокойно не перерезать себе горло? Ты умрешь, а вместе с тобой и Голландец, ведь он — твое отражение! Сэкономишь массу времени и денег на дорогу.

— Когда разберусь с Голландцем, я намерен сделать Джильде предложение.

— Очень сомневаюсь! Когда ты разделаешься с Голландцем, тебя уже не будет. Предположим, мертвец может сделать кому-то предложение, но навряд ли живая женщина его примет. Впрочем, она белая. Кто знает? Не теряй надежду!

— А как же ты?

— А что — я? Я подобен луковице, которая ждет, когда ее очистят: слоев шелухи так много, и один другого интереснее! С которого начнем?

— Если хочешь, поехали со мной! Ну... в Америку.

— Зачем это мне? Одного сына я уже принес в Синанджу мертвым, с меня достаточно.

— Ну, если не хочешь...

— Этого я не говорил, — поспешно произнес Чиун и отложил перо. — Я только задал вопрос. Риторический.

Римо оживился.

— Так едем?

— Только затем, чтобы убедиться, что Смит в самом деле мертв. Это не бог весть какой значительный факт, но он мне необходим, чтобы завершить описание моей службы на Америку.

— Твои мотивы мне без разницы, — равнодушно бросил Римо и с деланным интересом отвернулся к висящему на стене персидскому ковру, так чтобы Чиун не видел его довольного лица.

— Но есть и более важная причина.

— Правда? И какая же?

— Ты ведь сирота.

— А ты станешь надо мной хлопотать как наседка?

— Вот именно! Кто же предаст земле твои бренные останки, когда ты растратишь по пустякам свою никчемную жизнь?

— А-а. — Римо помолчал, потом сказал: — Я бы хотел уехать как можно скорее.

— И что тебя держит?

— Разве ты не будешь паковать вещи?

— Мои вещи целый год как упакованы: я давно жду твоего решения. Загляни в чулан — там все мои дорожные сундуки. Будь добр, вынеси их на окраину деревни. Вертолет из Пхеньяна уже вылетел, он доставит нас в аэропорт. За билеты я заплатил сам — первый класс себе и экономический — для тебя.

— Черт! — удивился Римо. — До чего же ты самонадеян! — До него донеслось гудение вертолета. Римо умолк.

— Тебе лучше поторопиться, — заметил Чиун, промакивая то, что успел написать. — За вертолет берется почасовая оплата.

Все селение высыпало проводить Мастера Синанджу в путь. Лениво вращающиеся лопасти вертолета обдували изумленные лица.

— Не беспокойтесь, люди! — прокричал Чиун, приготовившись к посадке в вертолет. — Я вернусь раньше, чем вы думаете. А пока за деревню будет отвечать верный Пул Янг.

Римо загрузил последний сундук в люк грузового отсека и поискал глазами Джильду. Она стояла немного в стороне, держа Фрею за ручку. Лопасти завращались быстрее.

— Римо, пора! — Чиун сел в кабину.

— Погоди! — Римо направился к Джильде. — Я должен ехать, — сказал он. — Но я вернусь. Будешь меня ждать?

— Куда ты едешь, Римо?

— В Америку. Я хочу раз и навсегда разобраться с Голландцем.

— Римо, поторопись! — раздался ворчливый голос Чиуна. — Счетчик включен!

Римо оставил его слова без внимания.

— Я должен ехать. Пожалуйста, дождись меня!

— Вряд ли это получится, Римо. Я не верю, что ты вернешься.

— Послушай, я тебе обещаю!

— Мне здесь не место. Думаю, что и тебе — тоже.

— Римо! — резко окликнул Чиун.

— Иду! — отозвался тот. Ветром от винта Джильде распахнуло полы плаща. — Послушай, если не хочешь ждать меня здесь, тогда едем сейчас со мной!

— Ну, уж нет!

— Тогда давай встретимся в Америке. И там все обсудим.

— Папочка, ты уезжаешь? — раздался детский голосок.

Римо взял девочку на руки.

— Мне нужно, детка.

Фрея заплакала.

— Я хотела познакомить тебя со своим пони. Не хочу, чтоб ты уезжал! Мамочка, пусть папа не уезжает! А то он никогда не вернется!

— Ну, что ты теряешь? Разыщи меня в Америке! — взмолился Римо. — Никто не просит тебя что-то решать прямо сейчас.

— Я подумаю, — сказала Джильда.

— Что ж, уже кое-что. Эй, Фрея, перестань плакать!

— Я не могу! Мне страшно!

Римо поставил ее на землю и, сев перед ней на корточки, вытер слезинку с детской щеки.

— Хочешь, покажу тебе, как сделать так, чтобы никогда никого не бояться?

— И как? — с обидой спросила девочка.

— Надо дышать. Смотри. Набери побольше воздуха, вот так, правильно! Теперь представь, что это не палец, а свечка. Быстро затуши ее!

Фрея дунула ему на палец.

— Хорошо! — сказал Римо и легонько ткнул малышке в грудь. — Это было грудное дыхание. А тебе надо научиться дышать вот этим местом. — Он постучал ее по пухлому животику. — Ну-ка, попробуй!

Фрея вдохнула и по команде Римо стала медленно выдыхать.

— Ну, как? Теперь лучше? — нежно спросил Римо.

— Да! Мне уже совсем не страшно!

— Это и есть Синанджу. Точнее — маленький его кусочек. Продолжай тренироваться сама! — Римо поднялся. — Тогда ты вырастешь большая и сильная. Как мама.

Джильда улыбнулась. Она осторожно поцеловала Римо, стараясь оберегать свои забинтованные руки.

— Увидимся в Америке! — сказал Римо и на ухо шепнул ей место и время встречи.

— Может быть, — уклончиво ответила Джильда.

— Пока, папочка! Обними меня вместо мамы! Потом я ее за тебя обниму.

— Конечно, — сказал Римо и крепко обнял малышку.

Он стал пятиться к вертолету, не в силах оторвать от них взгляда. Не успел он устроиться в кресле, как машина взмыла вверх.

Римо расположился рядом с Чиуном и стал махать в окно. Джильда с Фреей долго махали ему в ответ, пока не превратились в маленькие черные точки далеко внизу.

— Что это ты делал с ребенком? — спросил Чиун, извлекая из недр кимоно недописанный свиток.

— Показывал, как сделать так, чтобы не было страшно.

— Ты учил ее дышать по технике Синанджу? Пустая трата времени!

— Это еще почему?

— Потому что женщины понятия не имеют, что такое правильно дышать. — С этими словами Чиун развязал синюю ленту, скреплявшую свиток.

— Что это у тебя?

— Это тымне должен сказать, тренер женской команды!

— Похоже на свиток. С синей лентой. Следовательно — объявление о наследнике?

— Мозги у тебя — как у кузнечика! — проворчал Чиун и взялся за письмо.

— То есть быстрые?

— Да, только скачут не туда! И приземляются где не след!

Глава 32

До рыбацкой деревушки все шло нормально, и ему удавалось держать себя в руках. Что это за деревушка, он не знал. Он знал только, что она лежит южнее тридцать восьмой параллели, а следовательно, находится в Южной Корее.

Селение напомнило ему Синанджу, и поскольку он слишком долго сдерживался, сейчас зверь разбушевался не на шутку.

В деревне начался пожар, занялись разом все хижины. Люди стали с воплями выскакивать на улицу, но пламя настигало их и здесь. Это было голубое пламя, голубое и очень красивое. И обгорелая плоть тоже была симпатичная, пока не скукоживалась и, почернев, не начинала слезать с костей. Крестьяне бессильно падали и с криками катались по земле, тщетно пытаясь сбить огонь.

Зверь на какое-то время насытился, и Голландец продолжил путь.

В Сеуле он приобрел пару темных очков и плейер “Сони” с наушниками. Он также купил кисточку и банку черной краски. И кассету самой громкой рок-музыки, какую смог найти.

Он вызвал у кассирши в аэропорту иллюзию кредитной карточки и расплатился за билет. С помощью такого же воображаемого паспорта он без труда преодолел таможню. Для всех он был солидный американский бизнесмен в сером костюме.

Зайдя в мужской туалет, он покрасил очки с внутренней стороны в черный цвет. Сразу после взлета он их нацепил и тут же включил плейер. Он надеялся, что бьющая по ушам музыка и черные очки удержат зверя в узде. По крайней мере, до Америки.

А там он опять сможет убивать. Ибо ничего другого ему не оставалось.

Глава 33

Никогда еще президент Соединенных Штатов не испытывал такой беспомощности. Ему казалось, что стены Овального кабинета сейчас повалятся на него. Будучи Верховным главнокомандующим Вооруженных Сил США и имея в своем подчинении гигантский разведывательный аппарат, он был обязан найти верное решение.

ЦРУ заверило его, что никому не поручало дополнительную охрану вице-президента. То же самое ему сказали и в разведуправлении министерства обороны, и в ФБР. Хотя ему было неловко спрашивать, он все же поинтересовался данным вопросом и в Совете национальной безопасности. И в секретной службе тоже.

Всюду его заверили, что охрана вице-президента все эти дни осуществлялась обычным порядком. Никаких мастеров восточных единоборств никто не привлекал. При этом губернатора Майкла Принсиппи не охраняла даже служба безопасности — он по-прежнему отказывался от какой бы то ни было охраны. Вообще для человека, перенесшего покушение, он был настроен как-то чересчур безмятежно.

Вконец отчаявшись, президент попытался связаться с Харолдом В. Смитом, и впервые на его памяти Смит не ответил на звонок. Президент повторял свои попытки еще много раз, но с тем же результатом.

Было очевидно, что со Смитом что-то случилось. Что именно — президент узнать не мог. Обычный рядовой гражданин в такой ситуации позвонил бы в санаторий “Фолкрофт” в кабинет директора. Но для президента это было невозможно, ведь телефонная компания наверняка зафиксировала бы этот звонок. Равным образом президент не мог поручить никому из своих сотрудников навести справки о каком-то Харолде В. Смите: кто-нибудь наверняка поинтересуется зачем, а на этот вопрос президент ответить не мог.

Сейчас он сидел в одиночестве в своем кабинете и пытался составить из обрывков вразумительную картину.

Один новый факт у него был — спасибо службе безопасности! Прошло два дня, прежде чем им что-то удалось установить. Два самых трудных дня, когда все средства массовой информации и все обозреватели Америки доводили себя до исступления, пытаясь склеить из обрывочных сведений некий единый зловещий план.

Секретная служба допросила уцелевших членов банды “Гумбы из Исти” и установила, что главарь банды похвалялся тем, что получил заказ на убийство губернатора Принсиппи. Хорошо, решил президент, допустим, это заговор. Но кто организатор? Кто мог обладать информацией о КЮРЕ и воспользоваться ею с тем, чтобы потрясти основы американской избирательной системы или самой государственной власти?

Президент снова и снова прокручивал в уме возможные варианты. И все неизбежно сходилось к одному имени — доктор Харолд В. Смит.

Может быть, в этом и есть причина столь внезапного исчезновения Смита? Он потерпел фиаско и решил скрыться? Но какие тому доказательства?

Доктор Харолд В. Смит дышал.

Этим его активность исчерпывалась. Физиологический раствор он получал через введенную в вену трубку, глаза его были закрыты, а зрачки вот уже четвертые сутки оставались неподвижны, что свидетельствовало об отсутствии не только сновидений, но и какой бы то ни было работы мозга вообще.

Доктор Мартин Кимбл взглянул на листок с жизненными показаниями, прикрепленный в ногах больничной койки, на которой лежал Смит. Полное отсутствие динамики — как положительной, так и отрицательной. Точно в таком состоянии он к ним и поступил. Это нельзя было назвать даже комой, поскольку никаких свидетельств работы мозга не было вовсе, но и о смерти говорить было рано. Сердце Смита еще билось — если можно назвать сердцебиением сокращение сердечной мышцы раз в двадцать минут. Легкие, судя по всему, тоже функционировали. Пока ничего нельзя было сказать.

Когда этого человека, найденного в полной неподвижности на своем рабочем месте без всяких признаков насилия, полученной травмы или яда, привезли в клинику, доктор Кимбл распорядился подсоединить его к системе искусственного жизнеобеспечения. Перепуганной жене больного доктор Кимбл объяснил: “Не могу пока дать определенного прогноза. Боюсь, возле него долго придется дежурить. Вам лучше сейчас поехать домой”.

Он не сказал ей о том, что, учитывая все показания жизненно важных органов, доктор Харолд В. Смит с таким же успехом мог сейчас быть куском сыра, вырезанным в форме человеческого тела. Даже цвет лица у него был восковой.

Волна пропитанного нашатырем воздуха, качнувшаяся от двери, заставила доктора Кимбла обернуться. В палату вошел пожилой азиат в костюме сине-зеленого цвета и, глядя мимо доктора Кимбла, решительно направился к больному.

— Прошу прощения, но часы посещений уже прошли, — строго преградил ему путь доктор Кимбл.

— Я не посетитель, — скрипучим, ворчливым голосом отозвался азиат. — Я — личный врач мистера Смита.

— О-о... Миссис Смит мне ничего о вас не говорила, доктор...

— Доктор Чиун. Я только что вернулся из своей родной Кореи, где лечил серьезного ожогового больного.

— Я полагаю, у вас есть какой-нибудь документ? — осторожно предположил доктор Кимбл, зная, что в наши дни сплошь и рядом встречаются разные восточные лекари, на поверку оказывающиеся обыкновенными врачами-недоучками.

— Я могу за него поручиться, — раздался сзади спокойный голос.

Доктор Кимбл обернулся и увидел мужчину в белой футболке и черных брюках.

— А вы кто такой?

— Я личный ассистент доктора Чиуна. Можете называть меня Римо.

— Вынужден просить вас пройти за мной. У нас в клинике существует определенный порядок касательно специалистов со стороны.

— Сейчас не время! — отрезал Римо и взял Кимбла за руку.

Он едва коснулся его локтя, но по руке тотчас побежали мурашки. И дальше — по груди и шее. Хотя доктор Кимбл понимал, что чувствовать иголки мозговой тканью невозможно, тем не менее он их явственно ощутил и в голове. В глазах у него помутилось.

Человек по имени Римо отпустил руку, и доктору Кимблу стало легче. Он стоял на коленях.

— Расскажите, что произошло со Смитом! — сказал Римо.

Доктор Кимбл начал свой рассказ, но коротышка-азиат прервал его тираду. Он уже колдовал над пациентом.

— Это все неважно! Ты лучше посмотри, что он сделал со Смитом! Понатыкал в него иголок и подключил тысячу машин! А где же пиявки? Удивляюсь еще, как он не налепил ему на вены пиявок, дабы окончательно высосать из него все соки!

— Папочка, пиявок не ставят уже несколько десятилетий.

— Вообще-то в последнее время их опять начинают применять, — сказал доктор Кимбл, с трудом поднимаясь на ноги.

У него кружилась голова, он отыскал глазами кислородный баллон и жадно приник к маске. Он глубоко вдыхал чистый кислород, а сам смотрел и слушал.

Доктор Чиун обошел кровать, критическим взором оглядев больного.

— В таком состоянии он уже четверо суток, — сказал доктор Кимбл.

Доктор Чиун молча кивнул.

— Никаких следов повреждений нет, — сказал Кимбл.

— Как это — нет? — возразил Чиун и невообразимо длинным ногтем ткнул пациенту в лоб. — А это что такое?

Не отнимая от лица кислородной маски, доктор Кимбл нагнулся к Смиту: посередине лба была маленькая лиловатая точка.

— Пигментация, — констатировал он. — Возможно, родимое пятно.

— Называете себя врачом, а воспаление третьего глаза в упор не можете распознать! — заклеймил Чиун и принялся массировать Смиту виски.

— Это что еще за средневековые суеверия?

Чиун не удостоил его ответом. Его пальцы переместились Смиту на восковой лоб. От усердия он даже закрыл глаза.

— Что это он делает? — обратился Кимбл к Римо.

— Понятия не имею.

— Но вы, кажется, его ассистент?

— Я в основном слежу за тем, чтобы люди вроде вас ему не мешали.

— Я проверяю кот-ди. —Чиун вдруг открыл глаза и убрал руки со лба больного.

— Это еще что такое?

— Кот-ди —это вроде выключателя. Как телевизор — то включают, то выключают. Если на него правильно нажать, человек словно отключается. Точь-в-точь как Смит.

— Да будет вам! Это же абсурд!

— Римо вам сейчас продемонстрирует.

Римо протянул руку и легонько постучал доктора Кимбла по лбу в самом центре. Доктор Кимбл закатил глаза и стал оседать на пол. Римо успел подхватить его под руки и спросил у Чиуна:

— Что теперь с ним делать?

— Если хочешь, можешь его включить обратно.

Римо нащупал лоб и тихонько стукнул. Доктор с усилием встал на ноги и одернул халат.

— Я что — потерял сознание?

— Вернее сказать — отключились, — уточнил Чиун.

— Я вам не верю!

— Никто не верит, — пожал плечами Римо и подошел к Чиуну. — Ну, как он?

— Ужасно! Вся внутренняя гармония нарушена. Похоже на непоправимые повреждения.

— Мы не можем позволить Смиту умереть. Сделай что-нибудь!

— Я говорю не о Смите, — сказал Чиун, вынимая из вены больного капельницу и отключая его от электродов. — С ним все будет в порядке. Я говорил о Голландце. Ты только взгляни, что он сделал с кот-ди.

—Слишком сильно нажал?

— Если бы! Он намеревался нанести смертельный удар — милосердный, но бесповоротный. Я заметил кое-что еще в Синанджу. Помнишь, как он лишил жизни Ма Ли? Удар тоже был не без погрешностей. Помнишь ту кровавую слезу? Голландец теряет над собой контроль, и этот неловкий удар — лишнее тому подтверждение.

— А-а, — протянул Римо. — А Смит-то как?

Чиун нажал пальцем на крошечный кровоподтек у Смита на лбу. Тот моментально открыл глаза, словно веки были подвязаны на резиночки.

— Мастер Синанджу? — отчетливо произнес он и попытался сесть.

Чиун уложил его на подушку.

— Вы выздоравливаете. Император Смит. И все — благодаря вашему верному слуге!

— Голландец!

— Мы знаем, Смитти, — вставил Римо. — Это все его рук дело.

— Тшш! — зашипел Смит, метнув взгляд в сторону доктора Кимбла.

Тот стоял в углу комнаты и поочередно жал на разные точки у себя на лбу. В порядке эксперимента.

— Кажется, я понял, — сказал он. — Путем раздражения нерва, доселе неизвестного медицинской науке, вы перекрываете биоэлектрическую активность в мозгу. Результатом служит бессознательное состояние, при том что ткани не повреждаются. Но я никак не могу найти у себя этот нерв.

— Я вам помогу, — предложил Римо, взял руку доктора в свою и сложил ее в кулак. Выпрямив указательный палец, он положил его врачу на лоб, а тот забавно закатил глаза, словно пытаясь разглядеть указанную точку.

— Вот здесь надо нажимать, — сказал Римо и отошел.

Доктор так и сделал и тут же повалился на пол.

— Безотказно действует! — Римо весело присвистнул.

— Так, значит, за всеми нашими покушениями стоял Голландец? — сказал Смит и сел в кровати. Лицо его порозовело, подобно тому как вино окрашивает прозрачный бокал. — А ниндзя и Адонис были самозванцы?

— Если бы вы внимательно слушали мой рассказ о нечистых на руку ниндзя, — проворчал Чиун, — вы бы не были сейчас так удивлены. Только Синанджу является истинным искусством.

— Он увязался за нами в Синанджу, — мрачно произнес Римо. — Но потом ушел. Мне еще предстоит с ним расквитаться.

— Где он сейчас?

— Этого мы не знаем.

— А как быть с кандидатами на пост президента? Можно считать их в безопасности?

— Да, — ответил Римо.

— Нет, — ответил Чиун.

— Нет? — удивился Римо.

— Нет, — твердо повторил Чиун. — Разум постепенно оставляет его. Нападая на политиков, он преследовал цель дискредитировать нас с Римо и вынудить уехать с позором в Синанджу, с тем чтобы он там завершил свою месть. Теперь, потерпев неудачу, он вернулся в Америку, чтобы убить тех, кого ему пока устранить не удалось.

— С чего бы он стал это делать? — спросил Римо. — Ему на эти выборы совершенно наплевать.

— Он подобен раненому скорпиону, мечущемуся от боли. Его всегда тянуло убивать. Он боится тебя, хочет быть моим учеником и думает, что убил Смита. Он ударит по тем, кого нас нанимали защищать. Это единственный для него способ причинить нам боль, не рискуя спровоцировать противостояние, в котором, он знает, ему не победить.

— Я так не думаю, — возразил Римо.

— А мне это представляется резонным, — сказал Смит. — По крайней мере, нельзя исключать такой возможности. Мне потребуется ваша помощь — вас обоих.

— У меня к Голландцу личный счет, — заверил Римо. — Можете на нас рассчитывать.

— А у меня никакого счета нет! — Чиун незаметно пнул Римо по ноге.

— У-у! — тихонько взвыл тот.

— Но меня можно убедить вновь поступить к вам на службу, Император Смит.

— Рад это слышать! — сказал Смит. — Конечно, я готов подписать контракт на тех условиях, что мы с вами обсуждали ранее.

— Боюсь, что это невозможно, — сказал Чиун.

— Почему?

— Потому что тот контракт вы порвали.

— Ну, подготовьте новый!

— Я мог бы это сделать, но на это уйдет несколько дней, ибо я уже стар и память меня подводит. Не исключено, что для освежения моей слабой памяти мне придется начать переговоры заново.

— Так как мы поступим? Особо медлить нельзя: Голландец может возникнуть в любой момент.

— По чистой случайности, предвидя ваши возможные намерения, я взял на себя смелость составить новый текст соглашения по пути в Америку.

Чиун развернул новый свиток и вручил его Смиту.

Тот взял бумагу и сощурился.

— Ничего не вижу! Ах да, конечно, очки! Где мои очки?

Очки были у Римо, он сейчас же достал их из кармана и нацепил Смиту на нос.

— Их привез в Синанджу Голландец — в доказательство того, что убил вас, — объяснил Римо.

— Так... Плохо дело: ничего не вижу! — пожаловался Смит.

— О! — вскричал Чиун. — Я просто не знаю, что нам делать! Можно, конечно, подождать, пока вы сделаете себе новые очки, ко меня беспокоит безопасность кандидатов.

— Каковы ваши условия?

— Условия превосходные. Я уверен, что вы сочтете их приемлемыми. Может быть, просто подпишете, а прочтете потом?

Смит колебался.

— Это совершенно против правил.

— Но и времена сейчас из ряда вон выходящие!

— Ну, хорошо, — горестно согласился Смит. — В конце концов, может, и само КЮРЕ после выборов распустят. Ничего страшного, если несколько месяцев поработаем на ваших условиях.

— Прекрасно! — сказал Чиун, извлек из одного рукава гусиное перо, а из другого — чернильницу, открыл маленькую крышечку и дал Смиту обмакнуть перо, после чего тот поставил под документом свою подпись.

— Уверяю вас, вы не пожалеете! — пообещал Чиун, убирая на место перо и свиток.

— Будем надеяться, — буркнул Смит и попытался приладить на нос очки, но у него перед глазами опять все расплывалось. — Ваше первое задание — обеспечить безопасность кандидатов на пост президента.

— Приступаем к исполнению! — объявил Чиун.

— Я не в счет! — напомнил Римо. — Моя добыча — Голландец.

— Который скорее всего в этот самый момент как раз собирается убить одного из вверенных нам людей.

— Тогда я с тобой, — согласился Римо.

— Пока вы не ушли, — остановил их Смит, — мне нужно как можно скорее связаться с президентом. Не могли бы вы съездить ко мне на работу и взять из кабинета мой портфель?

— Он с нами, — сообщил Римо и принес из коридора потертый кожаный портфель Смита. — Мы первым делом побывали в “Фолкрофте”, — объяснил он. — Ваша секретарша сказала нам, что вы в больнице. Я подумал, что захватить портфель спецсвязи не помешает — так, на всякий случай.

— Правильно подумали.

— Вообще-то, Император Смит, это была моя идея, — встрял Чиун. — Римо в данном случае выступал только носильщиком.

— Да, да, — рассеянно бросил Смит, уже отпирая портфель. Под крышкой тотчас замерцал экран монитора. Смит взялся за сотовый телефон. — Мне надо переговорить с президентом. Наедине. Не могли бы вы и доктора с собой прихватить?

— Будет исполнено! — с поклоном ответил Чиун. — Римо! — Он щелкнул пальцами.

Тот нехотя выволок бесчувственного доктора в коридор. Чиун стоял возле лифта. Римо запихнул доктора в подсобку и присоединился к Чиуну.

— Смитти меня беспокоит, — посетовал он.

— Он поправится.

— Я говорю о зрении. Он почти не видит.

— Я уверен, все будет в порядке. Иногда, если на кот-динажать не совсем правильно, зрение возвращается не сразу.

— А с доктором все было нормально, когда я привел его в чувство...

— Но ты же не такой старый и немощный, как я!

— Прибавь к этому, что в мои планы не входило заставить кого-то подписать контракт не глядя. — Римо шагнул в лифт.

— И это тоже. — Чиун просиял.

Когда красный телефон наконец ожил, президент бросился на звонок, хотя находился в дальнем конце коридора. Он рванулся в Овальный кабинет мимо удивленных охранников, которые устремились за ним.

— Оставайтесь здесь! Я сейчас вернусь. Желудок! — прокричал он.

Охранники остались в коридоре. В спальне президент снял трубку.

— Да? — сказал он.

— Говорит Смит.

— Я вам звоню уже два дня кряду! Где вас черти носят?

— Я был нездоров. Мне очень жаль, — извинился Смит. — Не вдаваясь в подробности, господин президент, я готов прояснить вам ситуацию.

— Меня как раз интересуют подробности!

— Это займет слишком много времени. К тому же, боюсь, вы мне не поверите.

— Тогда давайте суть.

— Я установил, кто стоит за покушениями. Человек, называющий себя Тюльпаном, является нашим конкурентом, с которым мы уже имели дело в прошлом. Его мотивом была месть моей боевой единице. Он потерпел фиаско, и я опасаюсь, что он опять находится в Штатах и может вновь попытаться достичь своей цели. Надо ожидать новых покушений.

— Я удвою численность охраны претендентов.

— Нет, наоборот, отзовите их. Мой человек получил соответствующее задание. Я подписал с ним контракт еще на год.

— А что с его личными записками?

— Вы говорите о свитках? — Голос Смита зазвучал без прежней уверенности.

— Да, я ведь специально оговорил, что предварительным условием для заключения нового соглашения должно стать уничтожение этих письменных свидетельств.

— Да, конечно. Вы совершенно правы. Вылетело из головы. Я был очень болен, но, как ни странно, рассудок у меня абсолютно ясный. Сам не понимаю, как я мог об этом забыть.

— И каковы условия нового контракта?

Смит помолчал.

— Как вам известно, я полностью независим в принятии решения по всем пунктам соглашения, — заметил он.

— Я не требую у вас подробностей! — рассердился президент. — Я только хочу знать, какие у нас гарантии, что подобного впредь не повторится.

— На эту тему я позвоню вам позже, господин президент. Но можете быть уверены: такого больше не случится!

Президент недовольно хмыкнул.

— Хорошо. Что-нибудь еще? Или опять секрет?

— Два таинственных телохранителя — ниндзя и Адонис. Я установил, кто они. Это одно и то же лицо — все тот же Тюльпан. Он же организовал и все предыдущие покушения.

— По имеющейся у меня информации, один был атлетически сложенный американец, а другой — низкорослый японец. И как это мог быть один и тот же человек?

— Я же сказал, вы мне не поверите!

Президент вздохнул.

— Единственное, что могу сказать, Смит: на сегодняшний день вам удалось установить больше, чем всем остальным спецслужбам, вместе взятым. Поэтому я буду вас поддерживать.

— Благодарю вас, господин президент. — Доктор Харолд В. Смит повесил трубку.

— Терпеть не могу эти его штучки, — пробурчал президент и тоже положил трубку. — Он иногда ведет себя так, словно я на него работаю, а не наоборот.

Глава 34

Римо Уильямсу все это не нравилось.

Уже несколько часов он неотступно сопровождал вице-президента. Тот совершал последнюю предвыборную поездку по Югу. Он передвигался в автомобильном кортеже, а поскольку следующая за ним чужая машина немедленно привлекла бы к себе внимание, Римо решил действовать иначе: улучив момент, он прошмыгнул в багажник вице-президентского лимузина. Всякий раз, как кортеж останавливался для очередной встречи с избирателями, Римо выбирался на волю и, стараясь держаться как можно неприметнее, не спускал глаз с вице-президента. Однако на того пока никто не нападал, и Римо все больше укреплялся в мысли, что никто и не собирается этого делать.

В местечке Рай, когда они с Чиуном обсуждали предстоящее задание, тот настоял на том, чтобы разделиться.

— Мы же не знаем, где именно Голландец нанесет свой первый удар.

— Очень хорошо! — согласился Римо. — Я беру на себя вице-президента.

— Нет, блиц-президента буду охранять я! — заявил Чиун.

— Если, как ты говоришь, у нас нет никаких данных, говорящих о том, где будет нанесен первый удар, тогда почему ты хочешь взять на себя именно вице-президента?

— Потому что ты его выбрал!

— Он мой, — твердо заявил Римо.

— Отлично. Не стану спорить. Забирай его!

Сейчас, вспоминая эту перепалку, Римо мысленно подивился, с чего бы это Чиун так быстро ему уступил. А, ладно, в любом случае это все равно что монетку бросать: никто не может знать, где именно объявится Голландец. Если, конечно, Чиун не блефовал. Может, пора бросить этого вице-президента и отыскать губернатора Принсиппи? — подумал Римо.

Тут кортеж снова тронулся в путь, и Римо, вынужденный прервать свои рассуждения, поспешил втихаря занять свое место в багажнике.

Мастер Синанджу понимал, что это только вопрос времени. Он вычислил, что следующей жертвой Голландца должен стать губернатор Принсиппи. Это не был равный жребий, как полагал Римо. Два шанса из трех, что следующее нападение будет произведено на губернатора. Мастер Синанджу припомнил, что Голландец уже пытался организовать два покушения на вице-президента, а на губернатора Принсиппи — только одно. Для человека, чей организм и мозг натренирован по системе Синанджу, симметрия является непреложным законом. Неважно, сошел он с ума или еще не совсем — Голландец наверняка будет стремиться к равновесию. Следовательно, теперь очередь губернатора. И Чиун может разобраться с Голландцем, не подвергая жизнь Римо опасности.

Губернатор Принсиппи находился в Лос-Анджелесе, где выступал на собрании видных представителей деловых кругов и публично обещал создать систему государственного страхования от землетрясений. Чиун приник к окну высотного административного здания, в котором проходило собрание.

О приближении Голландца он узнал по музыке. Она звучала громче, чем в прошлый раз, и еще менее стройно, как если бы нотами для музыканта служил лист бумаги, на котором скопились растревоженные муравьи.

Чиун вжался в окно, поскольку знал наверняка, что Голландец будет подниматься по стене, а ему не хотелось, чтобы тот его первым заметил. Для разработанного Чиуном плана фактор внезапности был решающим.

На высоте двенадцатого этажа Иеремия Перселл задержался, чтобы заглянуть в освещенные окна. Был вечер, и свет в большинстве офисов не горел. В газете он прочел, что вечером состоится встреча губернатора Принсиппи с деловой общественностью Лос-Анджелеса. Свет в окне мог стать для него ориентиром. Убедившись в том, что это не то, что он ищет, Голландец потянулся к карнизу следующего этажа.

На тринадцатом этаже он опять сделал остановку. С этой стороны здания все окна были погашены. Он обошел этаж по периметру, ступая по такому узкому карнизу, что на нем едва уместился бы голубь.

Едва он завернул за угол в последний раз, как внезапный шелест материи заставил его резко обернуться. Поздно! Удар пришелся ему в правое плечо. Резкий хлопок — и сустав был выбит.

Он схватился рукой за раненое плечо и стиснул зубы, превозмогая слепящую боль.

— Ты! — крикнул он. — Где же твой ученик?

— Обернись назад! — спокойно ответил Мастер Синанджу.

Голландец опять круто развернулся. И снова удар настиг его неожиданно — ногой, сзади, а не спереди, откуда он его ждал. Пинок пришелся ему под правое колено, и нога мгновенно согнулась. Он с опозданием понял, что Мастер Синанджу его перехитрил: на карнизе, кроме них двоих, никого не было.

Крепко держась за выступ, Голландец взглянул на Мастера Синанджу.

— Четыре удара? Так, кажется? — проскрежетал он.

— Ты, оказывается, и в традициях силен? — спросил Чиун.

— А как же! Мастер Синанджу демонстрирует полное презрение к противнику тем, что наносит ему четыре удара, после чего удаляется, оставив того поверженным либо, на худой конец, униженным. Но я такого обращения не заслужил. Я бы мог стать тебе отличным учеником, из меня вышел бы превосходный Мастер Синанджу. Я мог бы стать легендарным Шивой!

— Будущий Мастер Синанджу ни за что не причинил бы вреда такой невинной душе, как Ма Ли, — отрезал Чиун. — Ты заслужил мое презрение.

С этими словами он ударил Голландца в правое колено ровно с той силой, чтобы кость треснула, но не сломалась.

— Я бы мог стать легендарным Шивой, мертвым ночным тигром, но с белым цветом кожи! Откуда тебе знать, что это должен быть Римо, а не я?

— Шива — это Римо, — произнес Чиун и приготовился нанести последний, четвертый удар.

— Нет! — завопил Иеремия Перселл. — Я не дам тебе одержать надо мной верх! Я лучше сам брошусь с этого карниза! — Он расслабил члены и, как осьминог, скользнул с карниза вниз.

Мастер Синанджу успел ухватить его за длинные волосы и водрузил обратно на выступ.

— Я не желаю твоей смерти! Мне надо только навсегда лишить тебя силы.

— Этого не будет никогда! — заявил Голландец. — Ты, верно, забыл о возможностях моего воображения?

Мастер Синанджу вдруг очутился не на карнизе высотного здания, а в лапах стального чудовища. Дом у него под ногами зашатался, а окна превратились в квадратные глаза, которые в упор пялились на него. К нему потянулась рука из бетона и стали, она была больше легковушки.

Умом Мастер Синанджу понимал, что это всего лишь обман зрения. Здания не превращаются в стальных чудищ. Но он не мог заставить глаза видеть что-то иное. Он крепче сжал в руке волосы Голландца: если тот умрет, погибнет и Римо.

Вспыхнул огонь. Голубое пламя — настоящее! — побежало вверх по руке Чиуна. Он лихорадочно замахал рукой, пытаясь сбить огонь. Стремясь увернуться от занесенной над ним лапой чудовища, Чиун подпрыгнул и вжался в стену. По крайней мере, стену он еще чувствует. Это была его последняя надежда. В другой руке он по-прежнему сжимал гриву Голландца. Тут за волосы дернули, но Чиун крепче сомкнул пальцы.

Когда мираж исчез, стихла и нестройная музыка. Чиун заморгал. В руке он продолжал держать волосы Перселла, но и только: они были отсечены острыми ногтями.

Чиун был на выступе один. Он поспешил на следующий этаж, где проводил свою встречу губернатор. Мастер Синанджу заглянул в окно и убедился, что ничто не нарушило запланированного хода собрания.

Он стал спускаться, внимательно смотря вниз, но никакой бесформенной фигуры в пурпурном одеянии не обнаружил. Голландцу опять удалось ускользнуть, и он, поверженный, снова удалился зализывать раны. Вот и хорошо! Чиун надеялся, что, может быть, этот раз станет последним.

В Атланте вице-президент со свитой остановился на ночь в отеле “Холидей инн”.

Как только от машины все ушли, Римо выбрался из багажника, отыскал таксофон и позвонил Смиту.

— Римо, как я рад, что вы позвонили! — сказал Смит. — Чиун доложил, что он предотвратил попытку покушения на губернатора Принсиппи. Но Перселл ушел. Чиун считает, что следующим на очереди вице-президент.

— Я готов его встретить.

— Оставайтесь на месте! Чиун направляется к вам.

— Скажите ему, чтобы три раза постучал по багажнику вице-президентского лимузина.

Голландец проковылял несколько кварталов. Он что-то высматривал. Сейчас он находился в не слишком благополучном деловом районе в восточной части Лос-Анджелеса. Где-то тут должен быть магазин инструментов. Найдя то, что искал, он влез в лавку через заднюю дверь. В каждой такой лавке непременно есть тиски. Он без труда нашел их в подсобке — они были прикручены к верстаку. Стиснув зубы от боли, он зажал в тиски правое предплечье и с силой дернулся всем телом, вправляя выбитое плечо. От страшной боли на лбу у него выступил пот, но сустав встал на место. Теперь он может двигать рукой, а значит, и все другое будет легче исполнить...

Херм Аккорд прождал в баре почти час. Он уже собирался уйти, когда вошел тот, кого он дожидался. Незнакомец нес в руке портфель.

Это был красивый парень с несколько рассеянным выражением лица. Его льняные волосы были острижены на манер панков — как будто целые пряди кто-то выхватил безжалостным серпом.

— Ты — Голландец? — спросил Аккорд.

— Да, — ответил блондин и прохромал к столу, отмахнувшись от официантки.

— Что за работа?

— Завтра вечером состоятся теледебаты двух кандидатов в президенты.

— И что?

— Я хочу, чтобы они вошли в историю как неоконченные дебаты.

— Вроде неоконченной симфонии? Это можно устроить. Только для взрыва уже поздновато. Фейерверки — это мой конек.

— Твой конек — смерть. Ты бывший цэрэушник. Отступник. И у тебя слава человека, способного на невозможное. Мне наплевать, как ты это сделаешь. Вот. — Голландец не без труда водрузил кейс на стол. — Здесь миллион пятьдесят тысяч долларов.

— Но по телефону я запросил миллион. Что за пятьдесят сверху?

— Я знаю, у тебя свой самолет. Отвезешь меня, куда скажу.

— Куда именно?

— Домой.

Римо вышагивал по крыше “Холидей инн”. Двумя этажами ниже вице-президент завершал последние приготовления к заключительным теледебатам. За всю ночь Голландец так и не появился, а теперь уже брезжил рассвет.

Через пожарный лаз показался Мастер Синанджу.

— Есть что-нибудь? — встревожился Римо.

— Нет, — успокоил Чиун. — В вестибюле никого подозрительного. Вот, принес тебе газету. Может, она отвлечет тебя от непрестанного шагания.

— В такое-то время? — Римо рассеянно взял газету.

— Может, нам еще долго ждать придется.

— Почему ты так думаешь?

— Голландцу сюда еще добраться надо. А он к тому же охромел.

— Четыре удара?

— На самом деле, только три, — поправил Чиун и перегнулся через ограждение, держа в поле зрения вход в отель. Римо бросилось в глаза, что Чиун как-то странно спокоен.

— Ты небось рассудил, что, раз он покалечен, больше шансов на то, что мне не придется его убивать, чтобы одержать над ним верх? — предположил Римо.

— Такую возможность я, конечно, не исключил, — прохладным тоном отозвался Чиун. — Однако в мои задачи входило защитить губернатора. А поскольку убить Перселла я не мог, то сделал все возможное в данной ситуации.

— Он все равно мой!

— Как только он здесь появится, я дам тебе знать.

От нечего делать Римо углубился в газету. На четвертой странице его внимание привлекла небольшая заметка. Он оторвал от листа клочок текста и кликнул Чиуна.

— Можешь не следить за дверью, — сказал он. — Голландца здесь нет.

— Откуда ты узнал? — удивился тот и сейчас же поправил сам себя: — Как ты можешь говорить это с такой уверенностью?

Римо угрюмо протянул Чиуну заметку. Мастер Синанджу прочел заголовок: “Птеродактили над Сен-Мартеном”.

— С прошлой ночи они кружат над каким-то разрушенным замком, — объяснил Римо. — Когда их пытаются сфотографировать, то на пленке ничего не остается. Подозреваю, ты понятия не имеешь, что это может быть за замок?

— Ты мне об этом скажешь, — безрадостно ответил Чиун. — Ты же у нас гений дедуктивного метода!

— Замок на скале Дьявола, где мы впервые столкнулись с Перселлом. Его дом. И логово. То самое место, куда ты давно предрекал ему вернуться. Я не прав?

— Угадал, — сказал Чиун и несколькими едва заметными движениями пальцев обратил клочок газеты в конфетти.

— Я лечу в Сен-Мартен.

— Это сколько угодно! Вот только вернешься ли?

Глава 35

Едва самолет начал вираж над Сен-Мартеном — живописным франко-голландским островком в Карибском море, — как взору Римо предстала скала Дьявола — черный пик, олицетворяющий зло.

— Вон он! — Римо показал в сторону груды белых камней высоко на выступе, нависающем над заливом.

— Никаких пурпурных птиц не вижу! — засопел Чиун.

Скала Дьявола сильно напомнила ему гору Пэктусан. Но когда таксист доставил их так далеко в горы, как только осмелился, они увидели птеродактилей. По острову уже ходили слухи о том, что бывший обитатель скалы Дьявола, наводящий на всех ужас Голландец, воскрес из мертвых и явился в свой замок уже в качестве привидения. Римо расплатился с таксистом, и они двинулись в горы. С развалин взлетели птеродактили и лениво закружили над окрестностями. На Римо и Чиуна они внимания не обращали. Те уже начали карабкаться по голому склону спящего вулкана.

— Не забудь, — напомнил Римо, — ты уже нанес свой удар, теперь моя очередь!

По мере того как они поднимались, у них в ушах все громче звучали нестройные мелодии — то была музыка Голландца. Небо окрасилось в пурпур, причем более темного оттенка, нежели у птеродактилей. Ископаемые птицы, словно завидуя более яркому цвету, взмахнули крыльями и взмыли ввысь, где и пропали на фоне смыкающегося над головой небосвода.

— Кажется, он решил поразвлечься, — сказал Римо. — Это хорошо. Значит, он не знает, что мы здесь.

— Он ничего не знает, — поддакнул Чиун обеспокоенным голосом. — Гляди!

Над выступом показалась гигантских размеров морда — будто кит выбросился на берег. Чудовище плотоядно обозревало окрестности, прищурив раскосые глаза на рябоватой смуглой физиономии.

— Нуич! — ахнул Римо.

— Послушай... — начал Чиун.

— Отец! Отец! — Голос звучал тонко и грустно, но разносился далеко.

— Это Перселл. Что он задумал? — недоумевал Римо.

Чиун крепко сжал его за запястье.

— Слушай меня, сын мой. Я думаю, нам надо отсюда убираться.

— Ни в коем случае! Там, наверху, Голландец. Я не затем проделал весь этот путь, чтобы ты меня повернул назад.

— Он дошел до предела!

— Это не новость. — Римо вырвал у Чиуна руку, но тот опять схватил ее.

— Ты не понимаешь! Он свихнулся! Понаблюдай. Прислушайся к его музыке!

Лицо Нуича, по-прежнему щерясь безмолвной и хищной улыбкой, поднялось вверх, подобно воздушному шару. Снизу к нему на канатах было привязано человеческое тело, оно казалось совсем крошечным. Шар под названием “Нуич” взмыл высоко в пурпурное небо, там он лопнул и исчез.

— По-моему, он просто играет воображением, — произнес Римо.

— Обрати внимание на небо: оно темно-красное, а это цвет больного разума.

— Вот и отлично! Тем легче с ним будет справиться!

— Но зато ему теперь нечего терять! — предостерег Чиун.

— Если хочешь, Чиун, оставайся здесь. В любом случае, не встревай.

Чиун отпустил руку Римо.

— Очень хорошо. Ты сам это выбрал. Но внизу я ждать не останусь! Я уже однажды ждал у подножия горы Пэктусан. На сей раз я поднимусь со своим сыном на самый верх.

— Очень любезно с твоей стороны.

Римо возобновил восхождение.

Чем выше они взбирались, тем круче становился склон. Было тепло, хотя с моря дул свежий ветер. Внизу, насколько хватало глаз, простиралась голубовато-зеленая гладь, но небо над головами смыкалось все ниже, словно бархатный полог.

Римо первым выбрался на карниз, где лежали развалины замка. Некогда его стены ощетинивались зубцами до самых небес, ныне уцелела одна-единственная башня, а остальные обрушились и лежали в руинах, подобно городу, покинутому жителями много тысяч лет назад.

Посреди развалин расхаживал Голландец. Он был в своем неизменном пурпурном наряде, волосы его были коротко острижены и стояли торчком, напоминая карикатуру с изображением человека, сунувшего пальцы в электрическую розетку.

Римо вскарабкался на гранитную глыбу и прокричал своему заклятому врагу:

— Перселл!

Тот не ответил. Его внимание приковывало что-то высоко в небе.

Римо поднял глаза — высоко над головой в утреннем небе сияла Венера, как бриллиант в шкатулке ювелира.

Чиун встал у Римо за спиной.

— Что он делает? — спросил он.

— Понятия не имею! Просто смотрит на небо.

— Нет, не на небо, а на звезду.

Голландец обличающе воздел к яркому пятну утренней звезды указательный палец.

— Взрывайся! Почему ты не взрываешься?

— Ты прав, — сказал Римо. — У него совсем крыша съехала.

— Мы должны его остановить! — объявил Чиун.

— Это моя идея! — решительно возразил Римо и двинулся вперед.

Чиун поспешил за ним следом.

— Нет, только не из мести! Не забывай о других его способностях! Он ведь не только на иллюзии мастер!

— Верно, еще он умеет вызвать пожар или взрыв, для чего ему достаточно одной силы воображения.

— А сейчас он пытается силой воображения взорвать Венеру.

— Неужто получится? — Римо вдруг остановился. Мысль о том, что может произойти, лишила его прежней решимости.

— Мы не можем стоять тут и ждать. Если у него это выйдет, он не остановится на Венере. Он уничтожит все до единой звезды в небе, пока вся наша Земля не погрузится в вечное безмолвие. Тогда он уничтожит и Землю тоже. Мне известно, что значит помешательство. Он наделен большой властью, Римо, против которой наши с тобой жизни — ничто. Скорей!

Мастер Синанджу устремился вперед, но Римо его опередил.

— Перселл! — проревел он. Голос его эхом отдавался от каменных развалин. — Перселл! Отвлекись — я пришел за тобой!

Голландец обратил к нему свои неестественно-голубые глаза. Было такое впечатление, что он их с трудом сфокусировал.

— Через минуту я буду твой, мой давнишний враг! Оказывается, для того чтобы разрушить звезду, требуется больше усилий, чем я думал.

— У тебя нет этой минуты! — Римо спрыгнул с камня вниз.

— Бери его спереди! — бросил Чиун, а сам стал заходить сзади.

Голландец растерялся и решил отбить сначала Чиуна. Но Римо оказался проворнее: он сгреб Голландца двумя руками, ухватившись за подмышку и ногу, и крутнул его в воздухе, как веретено. Тот умудрился остановить свой немыслимый пируэт, выставив вперед руку и схватив Римо за горло. Тем самым он сообщил Римо свою инерцию, и тот с размаху влетел в полуразрушенную башню.

— Я сильнее тебя! — возвестил Голландец, поднимаясь с земли. Его слегка пошатывало. — Я Голландец! Мне достаточно мысленного усилия, чтобы уничтожить Вселенную!

Мастер Синанджу видел, что Римо лежит без движения. Жив он или уже нет — на выяснение сейчас не было времени. Чиун бросился на Голландца: настал черед четвертого удара.

Голландец развернулся и, слегка присев, принял боевую стойку. Но Чиун не стал занимать оборону. Пускай себе бьет — Мастер Синанджу все равно нанесет свой последний удар.

Нога Чиуна опустилась Голландцу на колено в тот самый момент, как ладонь Перселла наотмашь пришлась Чиуну в висок. От удара Чиуна развернуло. Оба упали.

— Ты, кажется, решил занять сторону Шивы? — сказал Голландец, силясь подняться. — Не стоило тебе этого делать! Ты мог бы стать отцом самому богу! — И Голландец отвернулся от распростертого тела Чиуна, вновь обратив взор на манящую утреннюю звезду, Венеру.

Чиун видел, как он воздел руки к небу — сначала словно в мольбе, затем все более гневаясь. Лицо его исказилось гримасой ярости. Было такое впечатление, что небо содрогнулось.

В этот миг раздался другой громоподобный голос. Это был единственный голос, которого Мастер Синанджу по-настоящему страшился.

— Я Шива, Разрушитель, Шива-Дестроер! Смерть, ниспровергатель миров. Мертвый ночной тигр, возрожденный искусством Мастера Синанджу!

Мастер Синанджу улыбнулся зловещей улыбкой. На остатках крепостной башни стоял Римо Уильямс, держа над головой камень величиной с приличный автомобиль.

— Что за падаль пытается мне угрожать? —вещал Римо голосом Шивы.

Тяжеленный обломок гранита просвистел в воздухе со скоростью пули. Голландец, однако, успел совершить кульбит и приземлился на камень через миг после того, как тот опустился на его место.

— Как ты неловок! — прокричал он, но в это мгновение в воздухе был уже сам Римо.

Он на огромной скорости обрушился на противника, и они сцепились. Они упирались, как борцы на ковре, от натуги кровь прихлынула обоим к щекам. По запаху пота, распространившемуся от места схватки, Мастер Синанджу понял, что в дело пущена нечеловеческая сила. Под ногами у соперников задрожала и прогнулась земля.

Мастер Синанджу отполз подальше от образовавшейся трещины. Он с трудом поднялся на ноги и укрылся у стены разрушенного замка.

То была битва земных богов. В ней не было места обыкновенному Мастеру Синанджу. Чиун с тревогой следил за единоборством двух титанов и мысленно молил Бога о том, чтобы ему не пришлось сегодня нести на себе мертвое тело.

Борьба шла не на жизнь, а на смерть. Каждый держал противника за запястье и прилагал все усилия, чтобы повалить его наземь. Они переминались, как кони, пытающиеся сдвинуть чересчур тяжелый воз.

Неожиданно Голландец пнул Римо в подъем ноги. Тот, в свою очередь, ответил подсечкой. Голландец подпрыгнул и выпустил руку Римо из своей, тот же продолжал цепко держать его. Быстрым движением Римо схватил его вторую руку и, когда Перселл приземлился после прыжка, с силой толкнул его. У Голландца подогнулись колени.

— Это тебе за Ма Ли! — злобно выкрикнул Римо.

— Убьешь меня — сам тоже умрешь! — в ярости прорычал Голландец.

Взгляд его стал еще более безумным. Ноги у него дрожали и подгибались все сильнее. Одно колено коснулось земли, и всю ногу прошила боль.

— Нет! — завопил он.

Земля под ногами у них разверзлась еще больше. Из расселины выскочил змей; длиной он был с целый поезд, а толщиной — с большое дерево. Его оранжево-бурое полупрозрачное тело корчилось, как у дождевого червя, а из тяжелой пасти вырывалось желтое пламя.

— Теперь, Перселл, тебе не побороть меня своими трюками! — объявил Римо. — Тебе конец!

— Нет! — закричал Иеремия Перселл. Голос его звучал по-звериному, но в нем слышался страх. Тут и второе его колено опустилось на землю. Это было страшное унижение! — Я сильнее тебя! Могущественнее! Я владею Синанджу лучше, чем ты!

Вокруг заплясали разноцветные вихри и громче зазвучала музыка. Мастер Синанджу руками прикрыл глаза, пытаясь отгородиться от ослепительного сияния. Земля забурлила подобно вулканической лаве. Гранитные блоки встали и на коротких ножках двинулись к центру разрушенной крепости, где противники все еще бились в смертельной схватке. Мастер Синанджу в ужасе смотрел на происходящее, не понимая, что здесь настоящее, а что — обман зрения.

Было похоже, что Римо одерживает верх. Но тут музыка грянула во всю мощь, и Голландец применил удушающий прием. Римо стал хватать ртом воздух и молотить руками. Чиун видел, как Голландец с жестокостью и неумолимостью питона усиливает хватку, как лицо Римо темнеет от лишившейся оттока крови.

— Римо! Не сдавайся! — закричал Чиун.

Он бросился к месту схватки, но был остановлен Голландцем, который одним безжалостным взглядом заставил гранитные глыбы рассыпаться на тысячи осколков перед самым носом у Чиуна. Мастер Синанджу вынужден был вновь отступить под защиту стен, пока каменный град осыпал то, что осталось от древнего замка.

Когда Чиун наконец смог выйти из своего укрытия, он увидел Голландца в позе триумфатора. Держа Римо за загривок, он закричал что есть мочи:

— Я непобедим! Я — Голландец! Нет более могущественного Мастера Синанджу, чем Иеремия Перселл! Ты слышишь меня, Чиун? Ты видишь меня, Нуич, отец мой? Я сильнее всех! Сильнее!

Римо совсем обмяк и не подавал признаков жизни. Сердце у Мастера Синанджу упало.

— Ты не останешься жить и упиваться своей победой! — С этим возгласом Чиун поднялся и двинулся вперед.

— Сильнее всех! — снова крикнул Голландец и, небрежно швырнув бездыханного Римо наземь, распростер руки, словно похваляясь своей победой перед целой Вселенной.

Он запрокинул восторженное, почти блаженное лицо, и его взору предстала насмешливая утренняя звезда на пурпурном небосклоне.

— Сильнее всех... — прошептал он и направил всю свою энергию в одну точку.

Чиун ловко перепрыгнул через камни и устремился к Голландцу, не спуская глаз с его исполненной высокомерия фигуры, но не успел: вновь зазвучала музыка, и высоко в небе маленькая серебристая точка Венеры стала расти и расти, пока вершина горы не озарилась ослепительным светом.

Голландец торжествующе воздел кулаки.

— Сильнее всех!

Музыка зазвучала совсем нестерпимо, и под ногами его земля встала дыбом.

— Нет! — успел крикнуть Чиун, но было уже слишком поздно. Голландец провалился в разверзшийся кратер, и снизу донесся его прощальный вопль:

— Сильнее всех! Сильнее! Сильнее!

Вслед за ним стал падать и лежавший без движения Римо Уильямс. Когда обоих поглотила бездна, земля опять сомкнулась, и вокруг воцарилась могильная тишина. Смолкла и музыка.

Чиун бросился к тому месту, где только что была расщелина, и стал отчаянно рвать землю пальцами.

— Римо! Сын мой! — Он царапал ногтями землю, но она сомкнулась намертво.

Мастер Синанджу поник головой и долго сидел неподвижно. Потом он нацарапал на земле знак — разделенную надвое трапецию, символ Синанджу. Пусть им будет отмечено место последнего успокоения двух белых Мастеров Синанджу, на которых прервется династия.

С выражением покорности Мастер Синанджу поднялся, отряхнул землю со своего кимоно и тихонько прочел заупокойную молитву, затем повернулся, чтобы покинуть скалу Дьявола. Он вдруг обнаружил, что идти с пустыми руками еще тяжелее, чем нести на себе тело сына, ведь это означало оставить его здесь навеки.

Он вышел из крепости, и тут его остановил знакомый голос:

— Решил без меня уйти, папочка?

Чиун развернулся. От удивления морщины на его лице разгладились.

— Римо! — ахнул он. — Римо, сынок! Ты жив?

— Более или менее, — небрежно бросил тот. Лицо его было в поту и пыли, под мышкой он держал безжизненное тело в пурпурном шелке. Руки Перселла были связаны желтым кушаком.

— Но я видел, как вы оба провалились под землю!

— Это были не мы, — сказал Римо.

Он попробовал изобразить улыбку, но Чиун видел, что это дается ему с трудом. Мастер Синанджу подошел к Римо и пощупал его — сначала руку, потом лицо.

— Ты настоящий? Не жестокое видение, призванное усугубить мое горе?

— Настоящий!

— Но я видел, как этот негодяй тебя поборол!

Римо покачал головой.

— Ты видел то, что было у Голландца в воображении, что он хотел тебе внушить. Ты оказался прав, Чиун: он окончательно свихнулся. Помнишь тот момент, когда свет стал совсем нестерпим?

— Да.

— Вот тогда я его и сломил. И он это понял. Мне кажется, в тот момент он и спятил окончательно. Он понял, что не сможет победить. Мне это тоже было ясно. Он стоял на коленях — и вдруг обмяк. И тут же на его месте возник другой Голландец и другой я, и они стали биться. Когда я понял, что произошло, то отошел в сторону и так же, как ты, наблюдал.

— А бездна?

— Очередная игра воображения. Впрочем, в каком-то смысле ее можно считать реальной — это была бездна безумия, навсегда поглотившая Голландца. Единственное, что я сейчас твердо могу сказать: вот я, а вот — он.

— Он не умер? — удивился Чиун.

— Можно считать, что умер.

Римо положил Перселла на камень. Тот едва дышал, а в глазах еле-еле теплилась жизнь. Губы его шевельнулись.

— Он хочет что-то сказать, — заметил Чиун. Римо приник к кривящемуся рту Голландца.

— Я победил. Несмотря ни на что!

— Не дождешься! — сказал Римо.

Прежде чем в глазах его потух последний свет разума, Голландец резко выпрямился, как от разряда электрического тока.

— Теперь вам ни за что не спасти кандидатов в президенты! — И снова обмяк.

Чиун внимательно его осмотрел.

— Жив. Но судя по глазам, рассудок оставил его.

— Он больше не представляет для нас угрозы. Кажется, мне это удалось! Я остановил Голландца, а сам остался цел!

— Не будь таким хвастуном! Последнее слово еще может быть за ним.

— Если мы торопимся, — сказал Римо, сгребая Перселла, — не будем тратить зря время!

— Нет! — остановил его Чиун. — Вниз его понесу я. Я столько лет ждал искупления!

Они покинули скалу Дьявола, а высоко в безмятежном небе им светила ясным светом утренняя звезда.

Глава 36

Последние перед голосованием теледебаты двух претендентов транслировались в прямом эфире из студии на Манхэттене всеми без исключениями каналами. После того как ведущий представил кандидатов, вице-президент произнес вступительное слово, которое завершил уверением в том, что в случае его избрания все тайные операции американских спецслужб будут свернуты.

Губернатор Майкл Принсиппи начал свое выступление с того, что пообещал не оставить в федеральном бюджете ни одной закрытой статьи.

Посреди его речи все телевизионные экраны в Соединенных Штатах погасли.

Служба безопасности перекрыла на телестудии все входы и выходы. По периметру здания вместо обычных цементных блоков стояли бронированные лимузины — бампер к бамперу. Охрана была готова ко всему.

Ко всему, кроме поджарого белого мужчины и сухонького азиата, которые разом выскочили из подъехавшего такси, перемахнули через лимузины и, не спрашивая разрешения, промчались мимо охранников.

— Стоять! — раздалось им вслед вместе с предупредительными выстрелами.

— Нам некогда! — на ходу бросил белый, и они вдвоем скрылись за углом, на какую-то долю секунды опередив пули.

При входе в студию стояли двое других агентов безопасности, они отреагировали на вторжение молниеносно и ринулись на незнакомцев, однако немедленно были повергнуты в глубокий сон мимолетным движением ловких рук.

Римо Уильямс ворвался в студию. Три камеры перемешались взад-вперед, показывая кандидатов в президенты с разных ракурсов. В студии было некоторое количество зрителей — в основном тщательно отобранные представители прессы.

— Начнем с камер! — крикнул Римо. — Это не должно попасть на экраны!

— Конечно, — согласился Мастер Синанджу.

Они бросились каждый в свою сторону и быстро отключили питание. В режиссерской все пришли в оцепенение: экраны мониторов разом погасли.

— Опять вы! — От изумления вице-президент подскочил до потолка.

— Потом, потом! — торопливо буркнул Римо и с такой силой сдернул его со стула, что прикрепленный к лацкану пиджака микрофон отлетел.

— Что мы тут ищем? — спросил Чиун, проделав то же самое с губернатором Принсиппи.

— Понятия не имею! Бомбу. Да что угодно! — рявкнул Римо, отрывая стул от пола. — Здесь чисто.

Он отшвырнул стул в сторону.

— Бомбу?! — изумился режиссер.

Мгновенно в студии возникла паника. Все устремились к выходу, и людская волна отсекла охранников от дверей.

— Есть что-нибудь? — перекрывая шум голосов, спросил Римо.

— Нет! — прокричал в ответ Чиун, взламывая половицы подиума. Они разлетались в стороны с легкостью зубочисток.

Римо в отчаянии огляделся. Яркий свет софитов мешал ему смотреть. До него доносились испуганные голоса бросившихся к выходу людей и отчаянные приказания охранников, тщетно пытающихся расчистить себе путь. Все три камеры слепо смотрели на него, и вдруг одна двинулась вперед.

В первый миг у Римо мелькнула мысль, что бестолковый оператор, по-видимому, не понял, что питание отключено, но тут в камере что-то щелкнуло, и из-под объектива высунулась металлическая трубка.

— Автомат! — успел крикнуть Римо.

Мастер Синанджу рванулся к повергнутым в смятение кандидатам в президенты и повалил их на пол. Римо сделал сальто, увернулся от пуль тридцатого калибра и приземлился четко на ноги. Камера двинулась к трем вжавшимся в пол фигурам и нацелилась пониже.

Римо прыгнул. Времени для раздумий не было.

У него за спиной студийный занавес повис лохмотьями под градом пуль, которые летели все ниже и ниже.

Херм Аккорд решительно орудовал своей “камерой”. Он не сомневался, что поджарого парня в белой футболке он снял. А где остальные? Нелегкое, оказывается, дело — управлять студийной телекамерой. Объектив оказался значительно больше, нежели дуло автомата, который он вмонтировал в камеру накануне ночью. Получалось, что обзор у него гораздо шире, чем он мог накрыть автоматной очередью. Это было все равно что целиться в комара через дренажную трубу.

Раздосадованный, он прекратил огонь, высунулся из-за камеры и в каком-то дюйме от себя увидел лицо худого.

— Какого... — начал он, но закончить не сумел, ибо в этот момент наелся собственных зубов.

Он отпрянул и схватился за горло, его стал бить кашель. Он не успел осознать, что один коренной зуб, посланный быстрее автоматной пули, разлетелся у него прямо в гортани. Его это уже не волновало: он видел только тянущуюся к его лицу руку. Она приняла угрожающие размеры — и свет для Херма Аккорда, как и для всей Америки в тот вечер, погас.

Римо не стал проверять рухнувшее на пол тело, а скорее бросился к Чиуну. Тот как раз помогал вице-президенту подняться.

— Благодарю вас.

Вице-президент еще не отошел от шока.

— За нас обоих! — поддакнул губернатор Принсиппи.

— Похоже, мы подоспели вовремя, — вставил Римо.

— Синанджу всегда успевает вовремя, — уточнил Чиун.

— Надо убираться, — сказал Римо и бросил взгляд на дверь, откуда доносились отчаянные вопли охранников, грозящих пустить в ход оружие, если путь не будет очищен немедленно. — Но вы можете быть спокойны: больше покушений не будет. Мы разобрались с тем типом, который это устроил.

— Думаю, губернатор меня поддержит, если я скажу, что мы благодарны вам за помощь, — от души сказал вице-президент, застегивая пиджак.

— Поблагодарите Смита, — посоветовал Римо. — Это в его ведении. Чтоб вы знали: мы снова в строю.

— Благодарю за службу! — сердечно произнес вице-президент.

— И забудьте Адониса. Он был в числе заговорщиков.

— Ничего не понимаю! — пробормотал губернатор Принсиппи, озираясь по сторонам. — Где же мой ниндзя? Он сказал, что всегда будет рядом, даже если я этого не буду знать. Мне надо было только свистнуть.

— А вы свистнули? — вежливо осведомился Чиун.

— Честно говоря, нет. Мне было не до этого.

— Это все равно бы не помогло, — заверил Чиун. — Всем известно, что у ниндзя отсутствует музыкальный слух.

Губернатор Принсиппи заложил в рот два пальца и издал пронзительный свист.

— Никого! — разочарованно протянул он.

— Вот видите? — обрадовался Чиун. — Запомните, Синанджу вам не придется вызывать свистом. Достаточно позвонить по телефону.

И Римо с Чиуном растворились в кишащей у дверей толпе. Хотя толчея напоминала часы пик в нью-йоркском метро, они каким-то чудом просочились через толпу под самым носом у обезумевших охранников.

Когда служба безопасности пробилась наконец в студию, им предстали оба кандидата в президенты, спокойно прилаживающих свои микрофоны.

— Вы немного припозднились! — самодовольно произнес вице-президент. — Может, ребятки, раз уж вы здесь, возьмете на себя труд убрать это тело? А то нам надо дебаты закончить.

Телеэкраны по всей Америке снова ожили. Ведущие неуверенно мямлили что-то по поводу технических неполадок. Когда же дебаты возобновились, никто не удосужился объяснить телезрителям, почему кандидаты продолжили их стоя и откуда в студийном занавесе столько пулевых отверстий.

Губернатор Принсиппи невозмутимо досказал свою тираду.

— Когда нас прервали, я начал говорить о том, что надо свернуть деятельность тайных служб. Но я должен сразу оговориться, что для определенного рода разведподразделений в моей администрации место будет. Речь главным образом идет о контрразведке. В конце концов, она существует для того, чтобы свести до минимума применение вооруженных сил. Я хочу сейчас публично поблагодарить наших безымянных героев — Томов, Диков и Харолдов, которые неустанно трудятся на этой ниве. Именно им Америка обязана своим могуществом. Вы согласны, господин вице-президент?

— Всем сердцем! — подхватил тот. — Они у нас есть, и честное слово, они нам нужны! Так же, как и Брауны, Джонсы и Смиты, которые ими командуют.

Никогда еще американцы не были свидетелями столь резкого изменения точки зрения. Впрочем, это мало кого удивило. В конце концов претенденты на место в Белом доме — политики.

Доктор Харолд В. Смит следил за теледебатами, находясь в больничной палате. Он один мог предполагать, что произошло в студии в тот момент, когда передача вдруг прервалась. Римо и Чиун — они сделали это. Уже в который раз! КЮРЕ будет жить. Он сам не знал, смеяться ему или плакать.

Прошло два дня. Римо Уильямс оставил машину у железной ограды кладбища Уайлдвуд и прошмыгнул в ворота.

Рядом с ним шагал Мастер Синанджу. В походке Римо чувствовалось нетерпение.

— Смит бы расстроился, если бы узнал, что ты здесь, — предостерег Чиун.

— Это было единственное, что пришло мне в голову в качестве места встречи.

— Смит и так огорчен!

— С чего бы ему огорчаться? Он спас свою шкуру. И Америку тоже спас. В Белый дом приходит новый президент, убежденный в необходимости существования КЮРЕ на вечные времена. Голландец остаток дней проведет в обитой резиной палате в “Фолкрофте”, ковыряя мох из собственного пупка. Никому из нас он больше не страшен. Все наши проблемы позади. Мне не терпится рассказать обо всем Джильде!

— Смит расстроен, потому что, когда к нему вернулось зрение, он прочел контракт.

— Что ты ему подсунул? Удвоил предыдущий тариф?

— Этого было бы мало за то унижение, какому он подверг Мастера Синанджу, когда безбожно сбил цену, а потом и вовсе порвал документ! Я оговорил тройное увеличение оплаты.

— Тогда мне понятно, чем вызвана его печаль. Ты его здорово надул!

— Это было необходимо. Он должен платить Мастеру Синанджу за услуги, за свои неблаговидные поступки в отношении Мастера... а кроме того — за тебя.

Римо остолбенел. Чиун невозмутимо поднял на него глаза.

— За меня?! Ты включил меня в контракт еще на целый год?

— На два. Считай, что это форма страхования от безработицы.

— А у меня совсем нет права голоса?

— Нет. Мастер пока — я, а ты всего лишь ученик. Строго говоря, ты подмастерье, а следовательно, за тебя решаю я. Как всегда.

Римо покрутил головой и зашагал дальше.

— Посмотрим, что скажет Джильда.

— Вот именно, — лицемерно поддакнул Чиун. — Посмотрим, что она скажет.

На могиле с надписью “Римо Уильямс” лежали свежие цветы. Римо остановился.

— Интересно, — сказал он, — кто бы мог принести на мою могилу цветы?

Он нагнулся и поднял букет. Внутри была спрятана записка, она слегка намокла от недавнего дождя.

Римо уронил цветы и стал читать. Письмо было адресовано ему и подписано: “Джильда”.

— Что пишет? — полюбопытствовал Чиун.

— Она не придет, — ответил Римо. — Никогда.

— Ну, это еще как сказать!

— Пока я не брошу свою нынешнюю работу. А она знает, что это единственное, чем я могу заниматься. Она считает, что на этот раз не она меня бросила, а я — ее. И это помогло ей принять решение. Она пишет, что когда увидела, как мы с тобой улетаем в Америку, то ей стало окончательно ясно, что я всецело принадлежу этой работе.

— Ты это и сам понимаешь.

— Пишет, что Фрея уже по мне соскучилась, — продолжал Римо. Взгляд его потух. — И что когда придет время, она подумает, не разрешить ли Фрее тренироваться по системе Синанджу, если и она, и я этого захотим.

— Размечталась! — высокомерно изрек Чиун. — Еще ни одной женщине не удавалось стать Мастером Синанджу! Женщина от природы на это не способна. Это решительно невозможно!

— Есть постскриптум, — сказал Римо. — Она пишет, что Фрея, когда не катается на своем пони, отрабатывает дыхание. И шлет от себя подарок, чтобы дедушка понял, что она хочет вырасти большой и сильной, как папа и мама.

Римо порылся в корзинке с цветами и извлек оттуда маленькую подкову, согнутую в крендель.

— Смотри-ка! — сказал он.

— Гнутая подкова, — фыркнул Чиун. — Что с того?

— Ты что, не понимаешь? Это сделала Фрея! Своими маленькими ручонками!

— Не может быть! — подивился Чиун. — Такая маленькая, к тому же белая, да еще и девчонка! Я сам только к двенадцати годам этому научился!

— Вот видишь! — подхватил Римо. — А ты, между прочим, не белый и не девчонка!

Чиун сердито топнул ногой.

— Ни за что не поверю!

— А я верю! — заявил Римо. — И сохраню на память.

Чиун наморщил лоб.

— И ты даже не попытаешься вытащить из меня, где сейчас находится Джильда?

Римо надолго замолчал, потом сказал, не сводя задумчивого взора с подковы:

— Нет. Джильда знает, что делает. И наверное, она права. К тому же она больше не живет в Уэльсе. Так, по крайней мере, следует из письма.

— Что? — вскричал Чиун. — Ты хочешь сказать, что она не оставила нового адреса? Как же я стану посылать своей внучке подарки на день рождения? Как я смогу следить за ее успехами в раннем возрасте?

— Ничего, мы еще с ними повидаемся, — заверил Римо. — Только не знаю когда.

— Значит, ты остаешься в Америке? Со мной?

Римо вздохнул.

— Кажется, меня больше нигде не ждут. В Синанджу все считают меня ничтожеством. В любом случае с Кореей у меня связано слишком много тяжелых воспоминаний.

— Положение, надо сказать, не из приятных, — согласился Чиун. — Жить в жемчужине Азии — об этом можно было бы только мечтать. Что ж, придется смириться.

— Секундочку, — прервал его Римо. — Мне казалось, ты сам хочешь жить в Америке? Как же тогда с твоим гардеробом? Ты ведь специально накупил себе костюмов, чтобы больше походить на американца!

— Я все их сжег! Как ни прискорбно, но я обнаружил, что они совершенно не пригодны для лазанья по стенам, а для людей нашей уважаемой профессии это большой изъян.

— Ладно. Но разве не ты признавал, что твое родное селение Синанджу — не более чем куча навоза?

Чиун запыхтел.

— Римо! — Он был шокирован. — Я ничего такого не говорил! Я клеветы не потерплю!

— Признайся, ты рад тому, как все обернулось, и отныне с придирками будет покончено!

— Ни за что! Я старый человек, в учениках у меня безответственный белый, а достойного преемника нет! Такова моя горькая судьба, но я буду достойно нести свой крест. Я не стану жаловаться. Не стану сетовать, что из-за того, что ты не сумел родить сына, вынужден буду работать до конца дней, вместо того чтобы, как полагается, уйти на покой. Может статься, мне вообще придется трудиться вечно. Ни одного Мастера Синанджу еще так не обременяли на старости лет! Что ж, я не стану жаловаться!

— Дерьмо птеродактиля! — выругался в ответ Римо и, несмотря на душевную боль, улыбнулся.