Глава шестнадцатая

Жан Боффер, эсквайр, тридцать четыре года, а миллионов вдвое больше, сидел на коричневом плюшевом диване в холле своей фешенебельной квартиры и с наслаждением разглядывал ковер цвета недозрелого лимона, и площадью в семьдесят один квадратный метр – ковер этот положили лишь сегодня.

Он снял свой пурпурный вязаный жакет, но не забыл вынуть из внутреннего кармана и оставить при себе маленькое электронное устройство, которое должно было запищать, если в его квартире зазвонит телефон спецсвязи.

Он носил эту пищалку уже семь лет, но до сих пор она так ни разу и не сработала.

Но не зря же миллионов у него было вдвое больше прожитых лет, и объяснение этому только одно: он по доброй воле постоянно носил при себе это устройство, и по доброй воле исполнил бы все что надо, если бы телефон когда-нибудь зазвонил. Сам не зная того, он был личным поверенным в делах профессионального убийцы.

И вот, в тот самый момент, как он взял пищалку в руки, она запищала. И он вдруг осознал, что за семь лет ни разу ее не слышал, и даже не знал, что за звук она издаст. Звук был очень высокий, отрывистый, но его сразу же заглушил звонок телефона.

Он подошел к телефону, еще толком не зная, чего ожидать, и снял трубку с аппарата без диска. Пищалка замолчала.

– Алло, – сказал он. – Боффер.

– Вы хороший адвокат, я слышал, – сказал голос, который и должен был сказать: «Вы хороший адвокат, я слышал».

– Да, думаю, лучший, – именно так Жан Боффер, эсквайр, и должен был ответить.

Боффер уютно устроился на кушетке и положил книгу по судебной медицине на кофейный столик.

– Чем могу служить? – невозмутимо спросил он.

– Меня арестовали. Можете меня вытащить?

– Вас могут выпустить под залог?

– Если бы я хотел выйти под залог, я бы внес его сам. Можете вы сделать что-нибудь, чтобы обвинение было вообще снято?

– Расскажите, что случилось.

– Меня подставили. Ресторан в китайском квартале. Хозяин заявляет, что я напал на него, но он врет. А пока меня держат.

– Какой ресторан? Хозяин еще там?

– Да, он тут. Его зовут Во Фат. А ресторан – «Сад императора» на Дойерс-стрит.

– Задержите хозяина до моего приезда. Напустите побольше тумана. Заявите фараонам, что вы хотите предъявить встречный иск. Я буду через двадцать минут. – Он помолчал. – Кстати, а как вас зовут?

– Меня зовут Римо.

Оба повесили трубку одновременно. Боффер глянул на жену. На ней были огромные наушники, как у летчиков, – она была вся поглощена симфоническим концертом для одного слушателя, но не переставала вместе с тем и красить ногти. Он помахал ей рукой, и она сняла наушники.

– Давай поужинаем где-нибудь в городе.

– Что мне надеть? – На ней был белый брючный костюм с отделкой из золотой парчи. Вполне подходящий наряд для ужина на яхте где-нибудь у Багамских островов.

– Остановимся по пути и купим что-нибудь. Собирайся, пойдем.

Машина ждала внизу, он сел за руль, вывел машину на бульвар Кеннеди и поехал в сторону Голландского тоннеля. До тех пор, пока машина не въехала в тоннель, ни один из супругов не проронил ни слова.

– Новый клиент? – спросила наконец жена, разглаживая воображаемые складки на своем белоснежном костюме.

– Драка или какая-то мелочь в этом роде. Но я подумал, что это неплохой повод поужинать.

Он выехал из тоннеля, улыбаясь, как делал всегда, когда смотрел на сногсшибательную вывеску Управления порта, напоминающую кастрюлю со сбежавшими макаронами.

Машина въехала в китайский квартал. Улицы его были уже темны и пустынны, от бушевавшей итальянской толпы остались лишь клочки разноцветной бумаги и объедки пиццы, ковром покрывающие мостовые и тротуары.

Боффер остановил машину перед рестораном «Сад императора». Свет в нем тоже не горел.

– Здесь закрыто, – сказала жена.

– Подожди минутку. – Он поднялся по лестнице. В ресторане было темно, и лишь где-то в глубине зала слабо горела лампочка в семь с половиной ватт. Боффер заглянул внутрь сквозь стеклянные двери, мысленно зафиксировав расположение столиков рядом с дверью на кухню.

Левой рукой он провел по краям дверей, пытаясь нащупать дверные петли. Таковых не оказалось.

Он спустился по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки, и забрался в машину.

– Поужинаем через пятнадцать минут, – обрадовал он жену, которая в этот момент занималась обновлением помады на губах.

Полицейский участок был всего в трех кварталах от ресторана. Боффер оставил жену в машине, зашел внутрь и прямиком направился к сержанту, по-прежнему восседавшему за длинной дубовой стойкой.

– У меня тут клиент, – сказал адвокат. – Римо – фамилии не помню.

– А, да. Он там. С каким-то китайцем они уже битый час орут друг на друга. Пройдите туда и спросите Джонсона, – Сержант махнул рукой в сторону открытой двери в глубине помещения,

Адвокат прошел через турникет и подошел к двери. В комнате было трое: один – китаец; еще один сидел за пишущей машинкой и двумя пальцами старательно печатал протокол – это явно был полицейский по имени Джонсон; третий сидел на крепком деревянном стуле, прислонившись спиной к стеллажу с папками документов.

Стоя в дверях, Боффер заметил, что кожа на скулах у него чуть светлее, и словно бы немного стянута – явно результат пластической операции. Темно-карие глаза встретились со взглядом адвоката и на мгновение вспыхнули. Обычно люди не могли выдержать взгляда Боффера. Но только не этот новый клиент. Взгляд его темно-карих глаз снова стал холодным и лишенным всякого выражения, как и само лицо.

Боффер легонько постучал по дверной раме. Три пары глаз уставились на него. Он вошел.

– Следователь Джонсон? Я адвокат этого человека. Внесите меня в протокол.

Полицейский подошел к двери.

– Входите, мэтр, – сказал он, явно заинтересовавшись полосатым пурпурным жакетом. – Даже не понимаю, зачем вам так беспокоиться. Ничего особенного. Во Фат говорит, что ваш клиент напал на него. А ваш клиент хочет предъявить встречный иск. Им обоим придется подождать решения до утра.

– Если бы вы мне разрешили переговорить с господином Во Фатом всего пару минут, я думаю, мне удалось бы уладить это дело. Это же не преступление – скорее просто недоразумение.

– Конечно, валяйте. Во Фат! Этот человек хочет с тобой поговорить. Это адвокат.

Во Фат поднялся навстречу Бофферу. Адвокат взял его под локоток и отвел в глубь комнаты. При этом он печально качал головой.

– У вас прекрасный ресторан, господин Фат.

– Я слишком давно занимаюсь этим делом, чтобы позволять безнаказанно нападать на меня.

Боффер пропустил его слова мимо ушей.

– Мне очень грустно, но боюсь, нам придется прикрыть ваше заведение.

– Как это так – прикрыть?

– Видите ли, сэр, в вашем ресторане имеют место очень серьезные нарушения установленных норм. Например, входные двери открываются внутрь. Это может быть очень опасно, если в ресторане случится пожар. И это очень незаконно.

Во Фат смутился.

– Ну, и кроме того, конечно, план расположения столиков. Все эти столики возле двери на кухню. Еще одно нарушение. Я знаю, что у вас прекрасное заведение, но в интересах посетителей нам с моим клиентом придется подать официальную жалобу в суд и потребовать закрытия вашего ресторана как несоответствующего санитарным нормам.

– Послушайте, не будем так спешить, – Во Фат масляно улыбнулся.

– Будем. Мы поспешим и заберем обратно все обвинения против моего клиента.

– Но он напал на меня.

– Да, сэр, вероятно, он именно так и поступил. Он был возмущен тем, что чуть было не попался в ловушку, и что, не дай Бог, случись пожар – он бы мог сгореть заживо. Дело обещает быть интересным. На какое-то время газетные сообщения создадут вам дурную славу, но я уверен, что рано или поздно все развеется. Точно так же, как и слухи о том, что вы напали на клиента.

Во Фат поднял руки:

– Как пожелаете.

В этот момент вернулся Джонсон и принес два листка голубоватой бумаги – регистрационные бланки.

– Нам это не понадобится, – заверил его Боффер. – Мистер Фат только что решил забрать назад свое исковое заявление. Обе стороны немного погорячились. Мой клиент тоже не будет предъявлять свой иск.

– Мне же лучше, – сказал полицейский. – Меньше бумажной возни.

Римо уже поднялся и сделал несколько грациозных шагов к двери.

Боффер повернулся к Во Фату:

– Я правильно изложил ваше решение?

– Да.

– И я вам не угрожал, и не выдвигал никаких предложений, которые вынудили бы вас сделать этот шаг против воли? – спросил Боффер, и добавил шепотом: – Скажите «нет».

– Нет.

Боффер снова повернулся к полицейскому:

– И, разумеется, я заявляю то же самое от имени моего клиента. Этого достаточно?

– Конечно. Все свободны.

Боффер повернулся к двери. Римо исчез. Не было его и в следующем помещении.

Перед зданием участка жена по-прежнему ждала Боффера в машине. Окна машины были опущены.

– Что это за сумасшедший? – спросила она.

– Какой сумасшедший?

– Да только что какой-то тип выбежал оттуда. Просунул голову в окно и поцеловал меня. И сказал какую-то глупость. И смазал мне всю помаду.

– Что он сказал?

– «Вот так-то, дорогая». Вот что он сказал.

Глава семнадцатая

За Римо никто не следил, пока он возвращался в гостиницу. Войдя в комнату, он увидел, что Чиун сидит на диване и смотрит очередную передачу, в которой ведущий пытался добиться хоть какого-то толка от женщины с лицом, похожим на подметку ботинка, которая громко и истерично возмущалась новыми веяниями в искусстве.

– Где Мэй Сун? – спросил Римо.

Чиун ткнул пальцем через плечо в сторону ее комнаты.

– За вами кто-нибудь следил?

– Нет.

– А кстати, как это у тебя получилось там, у ресторана? Я имею в виду, куда ты испарился?

Чиун самодовольно ухмыльнулся:

– Я тебе расскажу, а потом ты разболтаешь всем своим друзьям, и скоро все, даже маленькие дети, смогут так прятаться.

– Пойду спрошу девчонку, – сказал Римо и направился к двери в ее комнату.

Чиун пожал плечами.

– Мы просто поднялись по какой-то лестнице и спрятались за дверью. Никому и в голову не пришло взглянуть наверх.

– Фантастика. Магия. Ха, – фыркнул Римо. Он прошел в соседнюю комнату, и Мэй Сун нежно замурлыкала при виде его. Она направилась ему навстречу, одетая только в тонкую ночную рубашку.

– Какой чудесный у вас китайский квартал! Надо обязательно съездить туда еще раз.

– Конечно, конечно. Все что пожелаешь. С тобой кто-нибудь пытался вступить в контакт после возвращения сюда?

– Спроси своего цепного пса. Он отнял у меня и свободу, и личную жизнь. А можем мы поедем в китайский квартал завтра? Я слышала, там есть замечательная школа каратэ, которую должен обязательно увидеть каждый, кто приезжает в ваш город.

– Конечно, конечно, – согласился Римо. – Кто-нибудь обязательно попытается связаться с тобой. Возможно, они выведут нас на генерала, так что обязательно посвящай меня во все.

– Разумеется.

Римо развернулся и хотел уйти, но она перегородила ему дорогу.

– Ты сердишься? Тебе не нравится то, что у тебя перед глазами? – она раскинула руки и гордо выставила вперед свои юные грудки.

– Как-нибудь в другой раз, малыш.

– Тебя что-то беспокоит. О чем ты думаешь?

– Мэй Сун, я думаю о том, что мне становится все труднее и труднее уйти от тебя, – сказал Римо. Но думал он вовсе не об этом. Думал он о том, что кто-то уже установил с ней контакт, поскольку на столике возле кровати лежала новая красная книжечка с высказываниями Председателя Мао, а купить такую у нее не было ни времени, ни возможности. Кто-то наверняка тайком передал ей книжицу. И этот внезапный интерес к китайскому кварталу, и к замечательной школе каратэ!

Вслух он сказал:

– Ложись спать. Завтра встанем пораньше и отправимся в китайский квартал на поиски генерала.

– Я уверена, что завтра мы его найдем, – счастливо проворковала она и обхватила Римо своими ручонками, уткнувшись лицом ему в грудь.

Ночь Римо провел в кресле у двери ее комнаты, лишь на короткое время погружаясь в чуткий сон. Он был готов пресечь любую попытку Мэй Сун к бегству. Утром он безжалостно разбудил ее и сказал:

– Пошли, тебе надо обновить гардероб. Хватит шастать по городу в этом хреновом кителе.

– Этот китель произведен в Китайской Народной Республике. Это очень качественное изделие.

– Но ты не должна скрывать свою красоту. Ты лишаешь трудящиеся массы удовольствия лицезреть новый, прекрасный и здоровый Китай.

– Ты правда так думаешь?

– Конечно.

– Но я не хочу надевать одежду, созданную путем жестокой эксплуатации несчастных рабочих. Нитки, сплетенные из их крови. Ткань, сотканная из их пота. Пуговицы – из их костей.

– Ну, купим что-нибудь недорогое. Всего несколько вещичек. А то мы уж слишком бросаемся в глаза.

– Ладно. Только совсем немного. – Мэй Сун строго подняла палец, как школьная учительница: – Я не хочу пользоваться плодами капиталистической эксплуатации рабского труда.

– О'кей, – заключил Римо.

В магазине «Лорд и Тейлор» Мэй Сун узнала, что рабочим компании «Пуччи» хорошо платят. Она остановила свой выбор на итальянских товарах, потому что в Италии большая коммунистическая партия. Результатом этой верности интересам рабочего класса стали два ситцевых платья, пеньюар, четыре пары туфель, шесть бюстгальтеров, шесть пар кружевных трусиков, серьги – потому что они были золотые, и тем самым она подрывала валютно-финансовую систему Запада, парижские духи и – только для того, чтобы показать, что китайский народ дружески относится к трудовой Америке, и враждебно настроен только по отношению к ее правителям, – клетчатый пиджак, сшитый в районе Тридцать третьей улицы.

По счету набежало 875 долларов 25 центов. Римо достал девять бумажек по сто долларов.

– Наличные? – удивилась продавщица.

– Да. Зелененькие.

Продавщица позвала администратора.

– Наличные? – удивился администратор.

– Ага. Деньги.

Мистер Пелфред, администратор, посмотрел одну банкноту на свет и знаком показал, чтобы ему подали другую. Ее он тоже посмотрел на свет, потом пожал плечами.

– В чем дело? – спросила Мэй Сун у Римо.

– Я плачу наличными.

– А чем еще можно платить?

– Понимаешь, большей частью покупки совершаются с помощью кредитных карточек. Ты покупаешь то, что тебе нравится, а они вставляют карточку в специальную машину, и в конце месяца в твой банк приходит счет,

– А, да. Кредитные карточки. Экономическая эксплуатация трудового народа, сдобренная массовым надувательством – у народа создается впечатление, что он может что-то купить, хотя на самом деле он попадает в рабство к корпорациям, выпускающим карточки. – Ее голос взлетел к самому потолку магазина «Лорд и Тейлор»: – Кредитные карточки надо сжечь на костре вместе с их производителями!

– И немедленно! – заявил мужчина в двубортном костюме. Полицейский зааплодировал. Дама в норковом манто расцеловала Мэй Сун в обе щеки. Какой-то бизнесмен сжал кулаки.

– Хорошо, мы примем наличные, – сказал мистер Пелфред и громко крикнул: – Наличные!

– А что это такое? – спросил один из служащих.

– Это что-то такое, чем раньше пользовались все. Что-то вроде того, что опускаешь в телефон-автомат, и все такое прочее.

– А, это когда покупаешь сигареты. Только много сразу, так?

– Точно.

Мэй Сун надела розовое платье, а продавщицы взялись упаковать ее китель, башмаки и серые форменные брюки. Она вцепилась в Римо, прижалась к нему и опустила голову на плечо, глядя, как продавщица складывает китель.

– Забавный пиджачок, – сказала девушка. Волосы ее были выкрашены в цвет ржаной соломы, а на груди красовалась пластиковая этикетка с надписью: «Мисс П. Уолш». – Где такие делают?

– В Китае, – ответила Мэй Сун.

– А мне казалось, что в Китае производят очень изящные вещички – шелк и все такое.

– Китайская Народная Республика, – важно изрекла Мэй Сун.

– Да-да. Чанки Ши. Народная китайская республика.

– Если вы служанка, то так и оставайтесь служанкой, – приказным тоном заявила Мэй Сун. – Заверните пакет и держите язык на привязи за зубами.

– Скоро ты захочешь стать царицей, – прошептал ей Римо.

Она повернулась и посмотрела на своего спутника:

– Когда нам, секретным агентам, приходится жить и работать в феодальном обществе, то мы должны делать все, чтобы ничем не выделяться. Я правильно говорю?

– Похоже, так.

Мэй Сун надменно улыбнулась:

– Тогда почему в должна сносить грубость от холопки?

– Эй, послушайте, – заявила мисс П.Уолш. – Я не намерена выслушивать такое от вас, или от кого другого. Если хотите, чтобы я упаковала ваш пиджачок, то будьте добры, ведите себя прилично. Меня в жизни так не оскорбляли!

Мэй Сун вся подобралась, напустив на себя вид самой настоящей императрицы, и процедила сквозь зубы:

– Ты служанка и должна служить.

– Послушай, малютка, – отпарировала мисс П. Уолш. – У нас есть профсоюз, и мы не потерпим таких выходок. Так что, будь добра, говори чуть повежливее, или этот пиджачок полетит тебе в рожу.

Мистер Пелфред в этот момент что-то растолковывал своему помощнику насчет наличных, и как с ними обращаться. Услышав пререкания, он, мелко семеня ногами, подбежал к стойке. Топ-топ-топ – простучали его сверкающие туфли по серому мраморному полу. Его круглое лицо лоснилось, дыхание было прерывисто, ручки беспомощно болтались.

– Прошу вас, не надо так нервничать, – обратился он к мисс П. Уолш.

– Пусть будет повежливее, – бушевала та. – У нас есть профсоюз! – Услышав этот вопль, появилась длинная и тощая, как жердь, суровая женщина в твидовом костюме – явно какой-то профсоюзный босс. Она протопала в направлении шумящей группы людей, сгрудившихся вокруг стойки, где шла упаковка кителя.

– Что тут происходит? – важно спросила она.

– Всего лишь небольшое недоразумение, – поспешил ответить мистер Пелфред.

– Эта покупательница меня оскорбила, – мисс П. Уолш ткнула пальцем в сторону Мэй Сун, а та стояла гордо и неприступно, как бы взирая на ссору между своими собственными служанками.

– Что случилось, дорогая? – переспросила суровая женщина. – Расскажи подробно, что произошло.

– Я заворачивала для нее этот чудной пиджачок, и тут она заявила, чтобы я прикусила язык, или еще что-то в этом роде. Изображала из себя аристократку, и просто наклала на меня. Просто взяла и наклала.

Суровая женщина с ненавистью посмотрела на мистера Пелфреда.

– Мы не собираемся мириться с этим, мистер Пелфред, – заявила она. – Она вовсе не обязана обслуживать этого клиента, а если вы ее заставите, то весь коллектив объявит забастовку. Мы не намерены идти ни на какие уступки.

Мистер Пелфред беспомощно всплеснул руками.

– Хорошо, хорошо. Я сам все упакую.

– Нет, нельзя, – заявила суровая женщина. – Вы не член профсоюза.

– Фашистская свинья, – холодно изрекла Мэй Сун. – Трудящиеся массы скоро поймут всю гнусность вашей эксплуатации и порвут сковывающие их цепи.

– А ты, цветочек лотоса, – обратилась к ней суровая женщина, – заткни свой гребаный ротик, забери свой гребаный пиджачок, и убирайся через гребаную дверь вместе со своим сексапильным дружочком, а не то вылетишь через гребаное окно. А если твоему дружочку это не по душе, то и он вылетит вместе с тобой.

Римо поднял руки:

– Я любовник, а не боец.

– Да уж, плейбойчик, это у тебя на лице написано, – сказала суровая женщина.

Мэй Сун с недоумением посмотрела на Римо.

– Ты что, собираешься позволить всем этим гадинам так меня оскорблять?

– Да, – коротко ответил Римо. Золотистое лицо Мэй Сун окрасилось розовой краской, и, с трудом взяв себя в руки, она сказала ледяным тоном:

– Ладно, пошли. Забери китель и платья.

– Возьми половину.

– Ты возьмешь китель, – приказала Мэй Сун.

– Ладно, – согласился Римо и скорбно взглянул на мисс П. Уолш. – У меня к вам большая просьба, не откажите в любезности. Нам далеко идти, и если бы вы могли положить этот пиджак в какую-нибудь коробку или что-то в этом роде, я был бы вам крайне признателен. Все что угодно – коробка, пакет, все сгодится,

– Да-да, конечно, – с готовностью отозвалась мисс П. Уолш. – Ой, смотрите-ка, кажется, дождь собирается. Я заверну его в два слоя бумага. У нас на складе есть специальная бумага, пропитанная особым химическим составом. Так что ваш пиджак не промокнет.

Продавщица ушла за особой оберточной бумагой, мистер Пелфред мелко-мелко засеменил обратно на свое рабочее место, суровая женщина все с тем же важным видом вернулась в контору, и тогда Мэй Сун снова обратилась к Римо:

– Нечего было так пресмыкаться перед ней.

А по пути в гостиницу она добавила:

– В вашей стране совсем не осталось добродетели.

Но уже в вестибюле гостиницы она немного оттаяла, а когда они поднялись к себе в номер, где Чиун восседал верхом на своем сундуке, она уже вся просто булькала от восторга и с воодушевлением щебетала, как здорово, что наконец-то она увидит замечательную школу каратэ, о которой так много слышала, и как все это интересно!

Римо незаметно для нее подмигнул Чиуну и сказал ему:

– Пошли, мы снова отправляемся в китайский квартал. Полюбуемся на искусство каратэ.

А девушку он спросил:

– Хочешь поесть?

– Нет, – отказалась она. – Я поем после школы каратэ.

Она не сказала «мы», отметил Римо про себя. Вероятно, она думает, что к обеду избавится от его общества.

Глава восемнадцатая

– Сэр, я вынужден предупредить вас, что, может быть, у вас больше не будет возможности полагаться на нас в этом деле.

Смит уже миновал стадию душевного напряжения, и теперь его голос был так же спокоен, как и залив Лонг-Айленд за его окнами – ровная поверхность воды, спокойная без обычных волн и даже ряби.

Все было кончено. Смит принял решение, продиктованное складом его характера – того самого характера, за который покойный президент когда-то избрал его для исполнения этого задания, хотя Смит и не хотел его на себя брать; того самого характера, который начал складываться в далекой юности, в незапамятные времена; того самого характера, который говорил Харолду В. Смиту, что долг есть долг, и его надо исполнять, не думая о собственном благополучии.

И вот все это кончится его смертью. Римо позвонит. Смит через него передаст Чиуну приказ возвращаться в Фолкрофт. Чиун убьет Римо и вернется в родную деревню Синанджу, в чем ему поможет Центральное Разведывательное Управление.

– Вы должны продолжать усилия в том же направлении, – настаивал президент.

– Не могу, сэр. Эта троица собирает вокруг себя толпы. Наш телефонный разговор подслушали. К счастью, это были люди из ФБР. Но если бы они узнали, кто мы такие на самом деле, подумайте, в каком глупом положении они бы оказались. Мы будем действовать согласно заранее продуманному плану, пока еще не слишком поздно. Таково мое решение.

– А нет никакой возможности оставить того человека на службе? – голос президента слегка дрогнул.

– Нет.

– Возможно ли, что в ваших планах по расформированию организации что-то не сработает?

– Да.

– Насколько это вероятно?

– Очень мало.

– Что ж, если у вас что-то не получится, могу ли я впредь рассчитывать на вас? Это возможно?

– Да, сэр, но я очень в этом сомневаюсь,

– Как президент Соединенных Штатов я приказываю вам не приводить в исполнение ваш план, доктор Смит.

– Прощайте, сэр, и удачи вам.

Смит повесил трубку специального телефона с белой кнопкой. Ах, обнять бы снова жену, попрощаться с дочерьми, сыграть еще хоть одну партию в гольф в Уэстчестерском клубе! А ведь он уже почти добился результата восемьдесят ударов на восемнадцать лунок. С какой это стати гольф именно сегодня вдруг приобрел такую важность? Странно. Но с другой стороны – а чем объяснить то значение, которое гольф играет в жизни во все остальные дни?

Может быть, уйти сейчас – это наилучший выход. В Библии сказано, что никто не знает своего часа. Но Смит знает это с точностью до секунды. Он опять посмотрел на часы. Еще минута. Он достал из жилетного кармана пакетик с одной ампулой – ей предстоит сделать свое дело.

Белая ампула была продолговатой формы, а концы ее были вроде как стесаны, что придавало ей форму гробика. Это чтобы люди знали – это яд, и не приняли ее по ошибке. Смит уяснил себе это правило, когда ему было шесть лет. Такого рода информация не исчезает бесследно, человек живет с ней, хотя, может быть, никогда в жизни она ему практически не понадобится.

Перед мысленным взором Смита проносились лица, слова и чувства, выплывшие из глубин сознания – а ему-то казалось, что все это давно забыто. Вспоминая прожитую жизнь, Смит машинально катал пальцами ампулу по записке с распоряжением отправить алюминиевый ящик в Парсиппани, штат Нью-Джерси.

Зазвенел аппарат специальной связи. Смит поднял трубку и обратил внимание, что руки его дрожат. Трубка чуть не выскользнула из рук – так вспотели ладони.

– У меня для вас хорошие новости, – донесся голос Римо.

– Слушаю, – отозвался Смит.

– Я думаю, что сумею выйти на нашего друга. Я как раз направляюсь туда, где он сейчас находится.

– Очень хорошо, – сказал доктор Смит. – Попутного вам ветра. Кстати, вы можете сказать Чиуну, чтобы он возвращался в Фолкрофт.

– Не-а, – возразил Римо. – Он сделает свое дело в лучшем виде. Я знаю, как его можно использовать.

– Ну, – протянул Смит. – Он не очень-то вписывается в общую картину. Отошлите его.

– Не пойдет, – заявил Римо. – Он мне нужен. Да не волнуйтесь вы так. Все пройдет отлично.

– Ну хорошо, – голос Смита звучал совершенно спокойно. – Просто скажите ему, что я прошу его вернуться. О'кей?

– Ни-ни. Я знаю ваши штучки. Я ему скажу, и он вернется, что бы там я ему еще ни наплел. Он профессионал.

– Вот и вы тоже будьте профессионалом. Я хочу, чтобы он вернулся.

– Получите его завтра.

– Скажите ему сегодня.

– Не будем торговаться, дорогой.

– Римо, это приказ. Это очень важный приказ.

На другом конце провода замолчали. Часть телефонной линии до определенного пункта вполне могла быть прослушана. Доктор Смит не должен был говорить того, что он только что сказал, но надо было попытаться и власть употребить.

Не сработало.

– Черт вас побери, вечно вы беспокоитесь по пустякам. Я вам завтра позвоню. Днем больше, днем меньше – вам от этого хуже не станет.

– Вы отказываетесь выполнить приказ?

– Обратитесь в суд, – донеслись последние слова Римо. Потом – щелчок, и линия отключилась.

Доктор Смит вернул трубку на место, вернул ампулу в пакетик, пакетик вернул в жилетный карман и позвонил секретарше:

– Позвоните моей жене. Скажите ей, что я поздно вернусь сегодня. Потом позвоните в клуб и закажите для меня на вечер площадку для гольфа.

– Да, сэр. Кстати, насчет вашего распоряжения об отправке оборудования из подвала. Отправить?

– Не сегодня, – сказал доктор Смит.

До двенадцати часов завтрашнего дня никаких забот в обязанностей у Смита не было. Ему оставалось выполнить только одно дело – умереть и унести с собой в могилу всю организацию. Но он не мог сделать этого, пока не был сделан первый шаг – Римо еще был жив. А раз ему больше не предстояло принимать никаких решений, можно и сыграть в гольф. Конечно, за всеми этими заботами и тревогами ему не добиться восьмидесяти ударов. Если он сможет закончить игру хотя бы за девяносто, это уже будет достижением с учетом всех нынешних обстоятельств. Девяносто сегодня – это все равно что восемьдесят в любой другой день. А сегодня дело обстояло настолько серьезно, что Смит даже мог позволить себе «маллиган». Нет, даже два «маллигана».

Особенность характера доктора Харолда В. Смита заключалась в том, что вся честность и холодная решительность его – та, что не позволяла отступить ни на шаг от принятого решения, – таяла, как дым, как только он ставил белый мячик на зеленый газон поля.

Прежде чем поставить мячик на стартовую отметку на первом треке, доктору Смиту пришлось хорошенько разогреться. К этому его вынуждали: неотвратимость судьбы, низкая температура тела и неуверенность в том, что он сможет точно послать мяч в лунку с расстояния больше шести футов. К тому же не хотелось ударить в грязь лицом при своем последнем выступлении. Но уже после первой лунки Смит был уверен, что добьется своего.

Глава девятнадцатая

Берной Джексон упаковал в «дипломат» свой «Магнум» 357-го калибра – револьвер, более известный под именем «пушка с ручкой». Он бы взял и настоящую пушку, но она не поместилась бы ни в «дипломате», ни на первом этаже школы каратэ «Бонг Ри». Он также не прочь был бы взять с собой человек пять крутых ребят из своей команды, а еще лучше – для усиления – и пару мальчиков из команд Бруклина и Бронкса.

Но чего он действительно хотел всю дорогу, пока выводил из гаража свой «Флитвуд», по пути чуть не сбив пожарный гидрант, – и точно знал, что хочет именно этого, – так это вообще не появляться возле школы каратэ.

Когда он вел свой серый лимузин с откидным верхом, стереомагнитофоном, баром, телефоном и цветным телевизором (в свое время он выложил за машину четырнадцать штук) по Сто двадцать пятой улице, направляясь в сторону Ист-Ривер-драйв, ему на мгновение пришла в голову мысль, что если свернуть на север, то можно будет и уехать подальше отсюда.