Глава 14

Барменша в «Трех мушкетерах» не кичилась своей смазливостью, хотя кичиться было чем. Просто Дервуд Докинз не произвел на нее сильного впечатления. Подумаешь, «кадиллак», подумаешь, толстая пачка денег! Но то, что он летает на собственном реактивном самолете, растопило лед ее безразличия. Может, он и ее как-нибудь прокатит?

— Обязательно! — пообещал он. — Хоть днем, хоть ночью!

Он закрепил победу, расписав, как быстро они могли бы попасть в какое-нибудь райское местечко. Скажем, на прошлой неделе он всего за три часа доставил клиентов в Доминиканскую Республику. До чего странные клиенты! Шикарная блондинка в шортиках, а при ней клетка. Он знал, что в клетке сидит человек, потому что слышал его крик, когда клетку сбросили на бетон.

Все это Дервуд Докинз выложил барменше как на духу. Ведь он уже выпил четыре порции мартини, о чем и уведомил остальных посетителей бара, включая плохо одетого человека у дальнего конца стойки, который последние четыре года умудрялся кормить вечно больную жену и детей только благодаря тому, что раз в неделю набирал один телефонный номер, чтобы поделиться тем, что ему удалось подслушать. За это ему платили сорок пять долларов в неделю. Человек, которому он звонил, всего два дня тому назад говорил, что разыскивает блондинку и темноволосого мужчину с толстыми запястьями.

Рассказ трепача Докинза мог оказаться холостым выстрелом, но существовала и иная возможность. Плохо одетый допил кружку пива, которой всегда ограничивался по дороге с работы домой, и набрал заветный номер. Вдруг на этот раз его ждет премия?

Спустя час барменша засобиралась уходить. Дервуд Докинз вспомнил, какой беспорядок она застанет у него дома, и покачают головой. Но пока он поджидал ее у стойки, к нему подошел незнакомец и спросил сухим, как готовая полыхнуть солома, голосом:

— Вы — Дервуд Докинз, летчик?

Докинз оглядел незнакомца с ног до головы и приободрился. Старый костюм, неухоженные волосы. Не клиент бара и уж подавно не владелец. Докинз решил, что с ним не обязательно соблюдать вежливость.

— Кому какое дело?

— Моя фамилия Смит. Расскажите о своем полете на Карибские острова на прошлой неделе.

— О каком еще полете?

— Блондинка. Клетка с человеком.

— Кто вам об этом рассказал?

— Неважно. Знаю, и все, — сказал Смит.

— А мне не хочется об этом разговаривать.

Докинз огляделся, чтобы узнать, есть ли свидетели. Блондинка отвалила немалые денежки, чтобы он держал язык за зубами. Конечно, о том, чтобы забрать у него денежки обратно, она может забыть, но если пожалуется на него, то все будут знать, что Докинз не в меру болтлив. Это скажется на его доходах.

— Мне очень жаль, но вам придется все рассказать, — сказал Смит.

— Это угроза? — спросил Докинз.

Как он ни сдерживался, вопрос прозвучал недопустимо громко. А все мартини!

— Нет, я стараюсь обойтись без этого, — ответил Смит почти шепотом, чтобы подсказать Докинзу верный тон. — Я не стану вас предупреждать, что, если захочу, у вас уже завтра утром не будет лицензии на полеты. Я не стану обсуждать ваши регулярные полеты из Мексики с весьма странным грузом. Такие маленькие бумажные пакеты. Но я не стану в это вдаваться. Мне нужно знать одно: кого вы везли. Куда вы их доставили? Кто вам заплатил? Кем были ваши пассажиры? Говорили ли они что-нибудь?

Потребленный Докинзом алкоголь препятствовал запугиванию, хотя намек на его визиты в Мексику вызвал у него в желудке явление, напоминающее мертвую петлю.

— Если вам нужны ответы на такие вопросы, то вы обратились не по адресу, — заявил он и, забыв про барменшу, переодевающуюся в задней комнате, добавил: — Я пошел.

— Как вам угодно, — сказал Смит. — Лучше было бы, если бы вы ответили мне прямо здесь.

— Оставьте меня в покое, — сказал Докинз.

Смит сделал попытку взять его за плечо, но Докинз отшатнулся и кинулся к двери.

— Что вам подать, сэр? — спросил у Смита новый бармен.

— Ничего, благодарю. Я не пью.

Смит купил коробок спичек, взял со стойки бесплатный соленый крекер и последовал за Докинзом. Подойдя к двери, он услышал снаружи сдавленный крик.

Дервуд Докинз крутил головой, приходя в себя после столкновения со столбиком стояночного счетчика. Тело его лежало на тротуаре, одна рука пробила счетчик насквозь и вышла с другой стороны.

Рядом с ним стоял Чиун.

— Теперь он готов к беседе с вами, император.

Смит откашлялся и встал так, чтобы загородить от прохожих отчаянно хватающую воздух руку собеседника.

— Итак: кого, куда, когда и зачем?

— Сперва освободите мою руку, — взмолился Докинз.

— Куда прикажете ее положить? — осведомился Чиун, подойдя ближе. — В ваш левый карман? В багажник вашей машины? Если император пожелает, мы можем выслать ее вам по почте. Решайте, болтун.

— Тогда я все скажу, — сказал Докинз Смиту. Глаза летчика безумно вращались. — Только обещайте, что он ко мне больше не притронется.

— Вы говорите, говорите, — подбодрил его Смит.

Спустя пять минут Смит и Чиун сидели в вертолете, который доставил их к частному реактивному самолету. Маршрут следования — Доминиканская Республика.

В 1500 милях к югу, в Доминиканской Республике, Шийла Файнберг изрыгнула на тарелку все до одного куски сырого мяса, пробывшие у нее в желудке совсем немного времени, которого, впрочем, хватило, чтобы под воздействием желудочного сока они из кроваво-красных превратились в серо-зеленые.

Она захохотала. Тигриная часть ее естества уже предупредила об успехе, сейчас о том же уведомлял женский организм.

Утренняя тошнота! Она беременна. Новый вид начал размножаться естественным путем.

Римо совершил то, для чего предназначался. Откровенно говоря, он успел ей надоесть. Наступило время избавиться от него.

Может быть, эту еду ее организм усвоит.

Глава 15

— Римо, ты где? Пора!

Она приближалась к нему как-то по-новому. Римо почувствовал ее шаги по колебаниям досок веранды и понял, что это необычные шаги. Ее движения были медленными, расчетливыми, словно она искала, где лучше поставить ногу. Римо сделал из этого верный вывод. Она звала его в постель, но он уже не верил ей.

Она вышла на охоту. Наступил ответственный момент.

Римо легко перемахнул через ограду и бросился в поле, чтобы спрятаться в остатках тростника. Среди шелухи начали подниматься новые стебли, переплетавшиеся с могучими сорняками. Здесь хватало растительности, чтобы спрятать Римо.

Раня ноги и царапая руки, Римо достиг дальнего угла поля, где и притаился.

До него опять донесся голос Шийлы:

— Где ты, дурной мальчишка? Иди к мамочке!

Примитивная имитация соблазна совершенно не соответствовала ее натуре.

При иных обстоятельствах это вызвало бы у Римо смех. Но не теперь. Сейчас она бросится за ним в погоню. Римо не знал, насколько полно в нем восстановилось мастерство Синанджу.

Однажды, когда он находился в пике формы, она его чуть не прикончила.

Как же обернется дело теперь, когда он растренирован и утратил форму?

Шийла выскочила на веранду. Римо хорошо видел ее сквозь стебли. Она была обнажена, руки подняты над головой, пальцы скрючены. Она поводила головой вправо-влево.

Принюхавшись, она определила, в каком направлении скрылся Римо. Из ее горла вырвалось злобное рычание, тигриный рык, от которого жертва начинает трепетать, стелиться по земле и лишается сил к сопротивлению.

Она сбежала с веранды. Руки прижаты к бокам, голова низко опущена. Она шла по следу.

— Ты знаешь, что тебе не уйти! — крикнула она. — Так мне будет еще проще тобой пообедать.

Она понеслась в направлении Римо так быстро, словно заросли у нее на пути сменились гладкой тропинкой.

Римо припал к земле, чтобы не быть замеченным, и бросился к дому. Направление ветерка была таким, что теперь до нее не мог долететь его запах.

Рядом с домом стоял бензиновый движок, питавший электроэнергией лампочки и холодильник. Наготове были две полные канистры, по пять галлонов в каждой. Римо подхватил обе и поспешил назад в поле.

Шийла все звала его. Ее голос разносился по окрестностям с нечеловеческой силой.

Достигнув зарослей, где запах Римо стал отчетливее, она остановилась и хорошенько принюхалась.

— Как ты догадался, что твоя работа окончена? — Она выпрямилась и заторопилась через поле тем же путем, что в первый раз пробежал Римо. — Уймись, от меня все равно не спрячешься!

Достигнув второго густого островка, где также побывал Римо, она крикнула:

— Жаль, что ты не сможешь увидеть расу, которую помог создать!

Римо выливал бензин на краю поля. Он делал это на бегу, зажав канистры под мышками. Сухая шелуха покрывалась маслянистой пленкой.

Римо израсходовал полторы канистры. К тому моменту, когда Шийла добежала до шестого островка, где остался запах Римо, он описал вокруг поля полный круг и теперь опять находился у веранды.

Он чувствовал, что форма не восстановилась до конца. Разодранные мышцы живота срослись, кожа зажила, не украсившись шрамами, однако мышечный тонус ослаб. От пробежки с двумя канистрами он совершенно выдохся. Он удивленно пожал плечами и бросил канистры.

Шийла стояла на четвереньках, вынюхивая его следы у шестого островка растительности. Римо устремился к центру поля, крикнув:

— Эй, киска, ты где?

Шийла выпрямилась и зарычала. Увидев Римо, она улыбнулась широкой хищной улыбкой, в которой не было ни радости, ни счастья, а лишь удовлетворение от близости лакомой добычи.

Она медленно пошла в его направлении, слегка согнувшись. Ее красивые груди склонялись к земле, соски напряглись от страсти, не имевшей ничего общего с сексом. Впрочем, груди казались теперь меньше, чем прежде.

— Я думала, что охота будет увлекательнее, — сказала она.

— Сейчас слишком жарко для игр, — ответил Римо.

— Даже с матерью твоего ребенка?

Эти слова ударили Римо, как тяжелый молот. Он уже много лет мучался от мысли, что у него никогда не будет дома, детей, своего угла, где не придется платить за ночлег.

— Что ты имеешь в виду?

— Я ношу твоего ребенка. Для этого ты здесь и торчал, глупец!

Его отделяло от Шийлы каких-то двадцать ярдов. — Зачем тебе это?

— Затем, что я собираюсь увеличить свое племя. Придет день, и его возглавит мой сын. Он станет властелином мира.

Это не мой ребенок, подумал Римо. Ребенок получается, когда двое любят друг друга. Двое людей. Это существо, если оно родится, будет уродливой карикатурой на ребенка — наполовину человеком, наполовину зверем, безжалостным убийцей...

Такое существо еще мог бы воспитать он, Римо, но не она. Только сейчас он впервые испытал ненависть к Шийле Файнберг: он ненавидел ее за издевательство над его отцовством, за то, что она сделала из него племенного жеребца, не зная и не желая знать, как много значит ребенок для Римо.

Римо не смог сдержать ярости.

— Властелином мира? Нет, он будет спать на дереве, подъедать отбросы из мясной лавки и радоваться, что не угодил в зверинец. Вместе с тобой, безмозглый гибрид!

Шийла заскрежетала зубами.

— Я могла бы сохранить тебе жизнь. Но ты ничего не понимаешь. Я — новая порода людей.

— Нет, ты из старой породы психов.

Она подобралась и прыгнула, скрючив пальцы и широко разинув рот с блестящими от слюны длинными белыми клыками.

Ее скорость застала Римо врасплох. Лишь в последнее мгновение он поднырнул под нее, откатился в сторону и бросился наутек.

Шийла по инерции отлетела в заросли, но тут же вскочила на ноги и кинулась вдогонку.

Римо понимал, что не обрел прежней формы и наполовину. Зато Шийла была безупречным зверем, сильным и молодым.

Правда, у Римо было еще одно оружие — человеческий ум. Именно ум помог человеку завоевать мир, используя животные инстинкты зверей против них самих.

Оказавшись на краю поля, он повернулся и стал ждать Шийлу, держа в руке спичечный коробок. Настигнув его, она сделала обманный прыжок вправо, а потом бросилась на добычу. Ее длинные ногти до крови разодрали ему левое плечо. Он опять поднырнул под нее и нанес сокрушительный удар ей в живот.

— Уууф, — прошипела она.

Он понял, что удар не попал в цель, иначе она умерла бы на месте. Вместо этого она шлепнулась на землю, тут же вскочила и повернулась к Римо.

Ее чудесная белая кожа была теперь залеплена грязью пополам с соломой.

Она походила на зверя, принявшего грязевую ванну и потом катавшегося в траве.

Прежде чем она успела нанести новый удар, Римо чиркнул спичкой и бросил ее в сторону Шийлы. Спичка упала в прочерченную им полоску бензина.

Полыхнуло пламя. Сухой тростник яростно затрещал. Огонь побежал в обе стороны, взяв обоих двуногих в кольцо.

Глаза Шийлы расширились от страха и потрясения. Это стало для Римо подтверждением его правоты. Единственным животным, подчинившим себе огонь, был человек. Ее борьба с сигаретными окурками и отказ пользоваться простой кухонной плитой подсказали Римо, что Шийла боится огня.

Она отпрыгнула от языков пламени. Теперь она была загнана в угол: с трех сторон ее окружал огонь, перед ней стоял Римо.

Она кинулась на Римо. Римо сделал почти незаметное движение туловищем, которое обмануло ее. Он попытался вернуться к огню, но ему не хватило прыти. Она зацепила его рукой за ногу, и он рухнул в грязь. Она прыгнула ему на спину. Римо чувствовал, что сейчас ему в шею вонзятся ее когти.

Без паники, отлично сознавая свои шансы. Римо вскочил и бросился к огню. У самого огня Шийла Файнберг спрыгнула с него и попятилась. Ее глаза горели ненавистью. Их разделял какой-то десяток футов. — Огонь не сможет гореть вечно, — прошипела она. — А потом ты подохнешь!

Ты все равно не сможешь от меня убежать.

— Не делай скороспелых выводов, — посоветовал ей Римо. — В этом-то и беда с вами, кошками: вы очень торопитесь. Теперь слово за мной.

Шийла уже трижды прыгала на него, и он изучил ее повадку. Она нападала с поднятыми руками, пригнутой головой, неприкрытым животом. Настал момент наказать ее за то, что она не помнит о собственном животе, иначе она окончательно его измотает.

Римо вырвался из огненного кольца и описал вокруг Шийлы круг. Остановился он в том месте, где у него за спиной не оказалось огня, как бы приглашая ее напасть.

Шийла отозвалась на приглашение. Бросок ее выглядел точно так же, как прежде. Римо сделал кувырок и ударил ее обоими каблуками в живот.

Шийла взмыла в воздух. Еще в полете она, как кошка, перевернулась, готовясь приземлиться на ноги.

Однако вместо этого она напоролась на острый стебель тростника, который проткнул ей живот, как копье. Римо наблюдал, словно в замедленном кино, как тело Шийлы Файнберг нанизывается на стебель, не уступающий по твердости бамбуку. Стебель вышел у нее из спины, запачканный кровью, с кусками внутренностей.

Она умирала, но в ее взгляде не было боли, а только изумление, как у неумеющих размышлять животных, сталкивающихся с реальностью собственной смерти.

Римо встал на ноги и подошел к Шийле Файнберг. Она поманила его рукой. Рука дергалась, как у мима, подражающего роботу.

— Мне надо тебе кое-что сказать, — прошипела она. — Иди сюда.

Римо опустился перед Шийлой на колени, собираясь выслушать исповедь.

Она разинула рот и едва не вцепилась ему в глотку. Однако стремительность была уже далеко не та. Жизнь покидала ее, а вместе с ней и умение убивать. Римо просто отодвинулся, и зубы лязгнули, ухватив воздух. Она ткнулась лицом в землю.

Римо встал и дождался, пока она испустит дух.

— Прости, дорогая, но иначе было нельзя, — напутствовал он ее.

На него тут же навалилась страшная усталость, подобная волне, захлестывающей пловца. Ему захотелось погрузиться в отдых, в сон, а очнувшись, опять заняться совершенствованием тела по системе Синанджу. Однако сперва он должен было кое в чем разобраться, иначе ему никогда в жизни не будет покоя.

Огонь погас, но поле еще тлело, когда несколько минут спустя на него заехал джип со Смитом и Чиуном. Работник аэропортовской конторы по найму машин вспомнил блондинку с клеткой и доходчиво растолковал им, как доехать до фермы.

Римо стоял спиной к ним. Перед ним лежало навзничь нагое тело Шийлы Файнберг. Дыра у нее в животе была теперь шире, руки Римо были залиты кровью.

Увидев Чиуна, Римо улыбнулся.

— Вы не ранены? — спросил Смит.

— Я в порядке. Она не была беременна, — сказал Римо и побрел к дому, чтобы умыться.

Чиун засеменил за ним, ступая с ним в ногу.

— Гляжу я на тебя, — раздалось у Римо из-за спины. — Ну и жирен ты, ну и жирен!

— Знаю, папочка, — сказал Римо. — Я кое-чему научился.

— Впервые в жизни! Знаешь ли ты, как я потратился на свечи?

Римо остановился и оглянулся на Чиуна.

— Для траурного ритуала? Мне кое-что известно о Синанджу, папочка. Я знаю, что так оплакивают только кровь родного человека.

— Твоя жизнь настолько не имела цены, что я решил таким путем ускорить твою смерть, — сварливо проскрипел Чиун. — А ты взял и не умер. Зря я тратил деньги на свечи.

— Ничего, мы возместим тебе расходы. А знаешь, Чиун, даже если я никуда не гожусь, тебе все-таки повезло, что у тебя есть сын — я. Здорово, должно быть, иметь сына!

— Здорово иметь хорошего сына, — ответил Чиун. — Иметь такого сына, как ты, — все равно, что не иметь никакого. Ты совершенно ничего не соображаешь, Римо.

— К тому же я жирен. Этого тоже не забывай.

К моменту появления Римо на веранде Смит закончил осмотр женского трупа.

— Это Шийла Файнберг? — спросил он.

— Она самая, — ответил Римо.

Смит кивнул.

— Что ж, по крайней мере она перестанет делать из людей тигров. Вы случайно не узнали у нее имен тех, которые по-прежнему остаются в Бостоне?

— Нет, — сказал Римо.

— Тогда после возвращения вы их быстро устраните. Теперь, когда вы знаете их повадки, это не составит для вас труда.

— Я туда не вернусь, Смитти, — сказал Римо.

— Но они все еще там. И все еще убивают.

— Скоро перестанут. Скоро им крышка.

— Вы так уверены?

— Уверен. Я же сказал: она не была беременна.

На этом Римо прекратил всякие разговоры. Он хранил молчание, пока джип вез их на аэродром, где дожидался частный самолет Смита.

Только в самолете Чиун осторожно обратился к нему:

— Она менялась в обратную сторону?

Римо кивнул и спросил:

— Как ты догадался?

— Ее тело утратило прежнюю гибкость. Это существо уже не могло двигаться так, как то, которое утащило тебя на прошлой неделе из санатория.

— Ты прав, папочка, — сказал Римо. — Ее рвало. Она решила, что это утренняя тошнота, свидетельствующая о беременности, но причина была в другом. Ее организм отторгал привнесенные изменения. Менялись ее формы, она была уже не такой сильной. Она была на пути назад.

— Значит, остальные, те, что в Бостоне, тоже пройдут этот путь...

— Правильно. Поэтому мы можем оставить их в покое.

К ним подсел Смит. Чиун сказал:

— Но попытка была неплохой. Если бы можно было справиться с отторжением и получить немного этой НКД...

— ДНК, — сказал Смит.

— Ну, да. У вас, кстати, не найдется?

— Нет.

— Не сможете достать для нас бутылочку?

— Вряд ли ее продают бутылками. Зачем вам?

— Последнее время я усиленно практикуюсь в терпимом отношении к низшим народностям. Если вы обратили внимание, я давно не напоминал вам, что вы белые. Это — часть моей новой программы терпимого отношения к низшим мира сего. Если бы мы раздобыли этой ДНК, можно было бы превратить в желтых всех белых и черных. Потом мы бы подняли их умственный уровень до корейского, а потом еще выше — до северокорейского. Улавливаете?

— Пока да, — сказал Смит.

— В конце концов мы бы всех северокорейцев превратили в лучших из людей, какие когда-либо появлялись на земле, — по образцу одного-единственного уроженца Синанджу. Вы только вообразите такое чудо, император!

— Точно, Смитти, — подхватил Римо. — Пораскиньте мозгами. Четыре миллиарда Чиунов!

— Я не смогу достать ДНК, — поспешно ответил Смит.

— Он согласен и на центрифугу, — со смехом сказал Римо.

Чиун высказался в том смысле, что какой бы ни была его терпимость, белым свойственно отказываться от хороших предложений, даже если речь идет о последнем для них шансе улучшить свою породу.