Глава 1

Она стояла в тёмной прачечной возле двери с узким окошком, так, чтобы её нельзя было увидеть с улицы; стояла и смотрела в ночь. Чёрная дорожка и густо разросшиеся кусты в саду на другой стороне улицы представляли собой странную мозаику, озаренную бледным светом от стоявшего поодаль фонаря. Тускло отсвечивали листья у перил и ступеней крыльца, незнакомые и чужие. Из-под крыши свешивались вьющиеся стебли; они причудливо переплетались, принимая диковинные очертания. Прямо под ними белели отметины казавшегося бестелесным серого кота. Притаившись во тьме, кот таращился в её сторону; сосредоточенный и хищный, он поджидал её среди чёрных кустов, чтобы затем снова исчезнуть в ночи. Затаив дыхание, она отступила в сторону, подальше от стекла.

Но кот повернул голову, следя за её движением. Его жёлтые глаза, поймав луч света, сверкнули как блик в кубике льда; янтарные глаза животного неотрывно смотрели в её собственные. Она вздрогнула и почувствовала, как комок страха подкатил к горлу. Тогда она отодвинулась поглубже в темноту прачечной и плотнее запахнула свой просторный чёрный плащ, нервно огладив выпирающие тяжёлые складки.

Она не знала, что может видеть кот в темноте через узкое стекло; не знала, может ли он разглядеть бледный овал её лица, слабое гало седых волос. Всё остальное полностью сливалось с темнотой: руки в чёрных перчатках, глухой чёрный плащ, застегнутый под горло, даже туфли и чулки у неё были черными. Она не имела точного представления, насколько хорошо видят кошки в темноте, и считала такое зрение чем-то вроде секретного лазерного луча, типа инфракрасного прибора ночного видения.

Она лишь могла предполагать, что этот кот последовал за ней сюда. А как ещё он мог найти её? Каким-то образом он опознал запах её автомобиля на улицах городка, выследил её и двинулся за ней, когда она вышла из машины. Возможно, он узнал её по запаху старого кладбища на туфлях: она бродила там среди могил несколькими часами раньше. Такое мастерство и настойчивость для простого зверя казались слишком невероятными. Но с этим котом всё было возможно.

Немного раньше, подходя к дому, она не видела его, а ведь она тщательно осмотрелась, изучила кусты, вгляделась в предвечерние тени. Затем она быстро скользнула в незапертую переднюю дверь, обшарила дом, забрав всё, что сочла привлекательным, и уже готова была уйти. И тут заметила этого кота, который поджидал её, затаившись в вечернем сумраке. Он ждал её точно так же, как и в позапрошлый раз. При виде этого зверя во рту у неё пересохло, захотелось развернуться и исчезнуть, немедленно бежать прочь.

Но сейчас доносящиеся из холла звуки преграждали ей путь к передней двери. Она оказалась в ловушке и боялась, что кто-нибудь пойдет в её сторону – из ярко освещенной кухни через холл в прачечную – и зажжёт свет. Было слышно, как небольшое семейство, собравшись на светлой кухне, готовится ужинать. То и дело звякали кастрюли и тарелки, дети и родители сновали взад-вперед, добродушно подтрунивая друг над другом.

Она погладила оттопыривавшийся плащ, коснулась пальцами небольших выпуклостей, в которых скрывались ювелирные украшения: маленькие старинные часики в количестве трёх штук, сумочка из кожи ящерицы и такие же туфельки, рулончик двадцаток и полусотенных и художественная миниатюра. Всё это добро было аккуратно рассовано в потайные карманы, пришитые к подкладке. Ей бы радоваться – сегодняшний день оказался на редкость прибыльным. Не стоило трястись из-за этого кота, поджидавшего в темноте: он всего лишь глупое животное. И всё же она никогда ещё не чувствовала себя столь беспомощной.

Кот снова мелькнул среди чёрных теней, и на этот раз ей удалось как следует рассмотреть его. У животного была гладкая серая шкура, темная, как штормовые тучи, а белые отметины ясно выделялись на фоне чёрной листвы. Он был крупным и мускулистым, из-за белой полоски на носу он казался насупленным, словно чем-то не на шутку рассержен. Этого кота нельзя было перепутать ни с каким другим.

Ошибиться было сложно и потому, что вместо хвоста у него торчал лишь короткий обрубок. Она не знала, относился ли он к породе мэнкс или же лишился хвоста в результате несчастного случая. Лучше бы он головы лишился.

Этот бесхвостый был из тех здоровенных, крепко сбитых тварей, которые легко могут наброситься на немецкую овчарку и выйти из схватки победителем. Если вы увидите, как такой кот крадется в вашу сторону в полутёмном переулке, готовый в любой момент прыгнуть, вы наверняка развернётесь и пойдете другой дорогой. Настырный зверь явно не был бездомным. Для этого он был слишком откормленным, холёным и самоуверенным, не то что грязные тощие бродяги, которых её приятельница Винона подкармливала у пристани.

Самой же ей даже в самом кошмарном сне не могла привидеться симпатия к кошкам. Она не Винона. Ту прямо-таки тянуло к этим животным. Именно Винона и рассказала ей о таких зверях много лет назад. Будто бы существовал особый кошачий род – разумные животные, которые знали о людях гораздо больше, чем им полагается; знали человеческий язык и были осведомлены о людских страстях и потребностях лучше, чем это можно себе представить. Эти истории до сих пор внушали ей ужас.

И вот теперь кошачьи глаза опять сверкали, глядя прямо на неё. Горящий взгляд, казалось, прожигал в ней дыру, наполняя странной необъяснимой дрожью и волнением. Что ему нужно?

За последнюю неделю этот кот трижды выслеживал её, когда она подходила к другим домам; следил, как она ищет незапертую дверь, как проскальзывает внутрь. И дожидался, пока она час спустя выйдет из дома.

Заметив его впервые, она подумала, что это просто соседский кот. Однако через несколько дней, увидев совсем в другом районе того же самого зверя с белыми отметинами, которого невозможно было спутать ни с кем другим и который опять следовал за ней, она вспомнила истории Виноны. Несомненно, это был один и тот же кот: тот же хмурый взгляд близко посаженных глаз, белая полоса на морде, гладкий мех, широкие плечи и могучая шея, тот же обрубок вместо хвоста. Натолкнувшись на слишком человеческий взгляд, она снова спряталась в доме, из которого только что вышла, скользнула обратно в незапертую переднюю дверь в надежде, что если соседи и увидят её, то подумают, что она всего лишь гостья, которая что-то забыла уходя.

И теперь в незнакомом доме она стояла у окна и наблюдала, как кот меряет шагами дорожку, поджидая её. Она задержалась больше чем на час и тревожилась, что кто-нибудь вернется домой, дважды воспользовалась туалетом, проклиная свои почки, затем наконец, когда она выглянула и не увидела нигде кота, поспешила на улицу. Её нервы были напряжены до предела. Она быстрым шагом добралась до машины, оглядываясь на каждый куст и каждую тень, нырнула в салон, заперла двери и стартовала. Автомобиль взвизгнул шинами.

Однако в свою комнату она возвращаться не торопилась, боясь, что кот каким-то образом выследит её и там. Поэтому принялась бездумно кружить по городку. Притормозив на Морском проспекте, она скинула тяжелый плащ, свернула его и оставила на сиденье вместе с надежно упрятанным в нем столовым серебром, тяжелыми серебряными чашками и блюдцами. Она подошла к какой-то крошечной кофейне, представлявшей собой просто окошко в стене, выпила три чашки бодрящего налитка, обхватив их ладонями и всячески растягивая время. Ей ужасно хотелось домой, хотелось в уют, за надежно запертую дверь и плотно задёрнутые шторы. Хотелось быстро поужинать, принять горячую ванну и лечь в постель. Она просидела возле кофейни достаточно долго, а потом, совладав наконец со своими нервами, вернулась в машину.

Она подошла к своей белой «Тойоте» в уже сгустившихся сумерках и на пыльном капоте увидела следы лап. Цепочку отпечатков, которых раньше там не было. Следы вели через капот к ветровому стеклу, словно кот стоял там, всматриваясь внутрь и, возможно, разглядывая её чёрный плащ.

Она поехала прочь, испытывая тошнотворный страх.

Винона говорила, что если такой кот по-настоящему заинтересуется, от него не так легко будет избавиться. От этих историй у неё мурашки бежали, по спине. С тех пор как Винона рассказала ей это, она не выносила кошек.

В третий раз она увидела кота, когда приближалась к намеченному дому, в котором, как она считала, в этот момент никого не было. Внезапно тот же самый зверь появился за два дома от неё, спрыгнул на перила крыльца, не сводя с неё глаз. Тот же самый хмурый взгляд, чересчур разумный. Увидев блеск жёлтых глаз, она запаниковала.

Впрочем, она преспокойно выполнила привычные действия, очистила дом от всего, что только могла унести. Однако, уходя, почувствовала дрожь. Она не стала возвращаться к своей машине, а нахально направилась в соседний дом, позвонила в дверной колокольчик и спросила, можно ли вызвать такси, объяснив, что её машина заглохла.

Но сегодня вечером она оставила свой автомобиль гораздо дальше, надеясь, что сможет оторваться от непрошеного сопровождения.

Обычно она не работала по вечерам. Лучше всего для её цели подходила середина выходного дня, когда люди копались в саду или развлекались у бассейна, оставив дом открытым. Она быстро входила и выходила, и её визит замечали только несколько часов спустя.

Но сегодня вечером, изучая окрестности, она заметила, как супруги прочёсывают граблями свежевспаханную лужайку, готовясь её засеять. Она была уверена, что их трое детей-младшеклассников отправятся на спортивные состязания средней школы; она всегда обращала внимание на такие детали. Припарковав машину в нескольких кварталах отсюда, она надеялась, что перемена в расписании собьёт кота с толку.

Но он всё равно ждал её.

Ирония состояла в том, что кот был её алиби. Потерявшийся кот. Алиби, которое срабатывало безотказно.

Если её заставали в чужом доме – а это случалось трижды, – её история была всегда одной и той же. Она путешествует со своим Пусиком, а Пусик любит бродить по салону автомобиля. Она взяла его крохотным пушистым комочком. Он всегда ездит с ней в машине, но на этот раз выскочил и убежал. Пусик испугается незнакомого места, ведь она живет гораздо дальше по побережью. Он не поймёт, где находится, а ей невыносима мысль оставить его в незнакомом городе. Эта история срабатывала всегда. Люди просто таяли от сочувствия к бедному потерявшемуся котику. Но сейчас…

Сейчас её тщательно подготовленная ложь обернулась против неё, словно в насмешку.

Каждый раз она меняла описания «потерявшегося» кота, как меняла и другие детали своих незаконных операций. Однако всегда она разыгрывала слезливую одинокую женщину, которая ищет своего ненаглядного Пусика. Она говорила, что слышала его мяуканье откуда-то из дома, и что, наверное, котик проскользнул в открытую дверь, его там закрыли, он очень испугался, начал кричать, и вот она идёт его искать. Её история неизменно вызывала сочувствие; иногда ей даже предлагали выпить чашечку кофе или горячего чая с кусочком пирога, предлагали и помощь в поисках Пусика. Было очень забавно сидеть на чужой кухне, пить хозяйский чай и есть пирог, в то время как плащ нагружен хозяйскими украшениями, деньгами и столовым серебром.

Идея воспользоваться для прикрытия якобы пропавшим котом принадлежала Виноне. Много лет назад она сама пользовалась таким предлогом в своих воровских набегах на дома на бульваре Голливуд. Люди всегда верили ей. Люди вообще довольно глупы. У Виноны была хорошая работа, но воровство было её страстью. Она обожала получать маленькие удовольствия бесплатно. Теперь бульвар Голливуд казался далёким прошлым. Она скучала по Виноне. Они были лучшими подругами, хотя Винона была на двадцать лет старше. Но возраст для них не был помехой.

Внезапно в холле за стенами прачечной послышались шаги. Она застыла, готовая сорваться с места и броситься в ночь.

Но это всего лишь ребенок направился в туалет. Она слышала, как он писал, слышала, как зашумела вода в унитазе. Неужели людям трудно обеспечить звукоизоляцию своих туалетов, это же так просто, строительные магазины предлагают для этих целей специальные обшивочные материалы. Но, возможно, людям просто наплевать.

Слыша детские голоса из кухни, пронзительные и недовольные, она почувствовала, как нервы начинают сдавать. Вдобавок от доносившегося из кухни запаха соуса для спагетти у неё заурчало в животе. Старшая девочка, должно быть, накрывала на стол, поскольку яростно спорила, что ножи должны лежать слева. Её младший братец ныл, что хочет посмотреть кино по телевизору. Отец раздраженно ворчал, его голос был уставшим и отрывистым.

Немного раньше, находясь наверху, в хозяйской спальне, она выглянула в окно и убедилась, что родители трудятся во дворе, старательно обрабатывая новую лужайку под цветными дворовыми фонарями, словно следуя инструкции из журнала для садоводов-любителей сажать растения только под источниками рассеянного света. Люди поступают глупо, пытаясь вырастить стоящий газон на склоне калифорнийского холма, поэтому в городке не так-то легко найти нечто подобное. Из-за нарастающей нехватки воды и частых засух любой домовладелец в здравом уме посадит какие-нибудь неприхотливые растения типа плюща или хрустальной травы.

Она всё ещё была наверху, когда замолчал культиватор. Через несколько минут она услышала, как супруги вошли в дом и прошли в прачечную, дружно смеясь. Они оставили там грязную одежду – это барахло и сейчас лежало рядом – и голышом поднялись наверх, не переставая хихикать. Она юркнула в небольшую кладовку в конце холла. Через неплотно прикрытую дверь она видела, как они вошли в спальню, слышала, как направились в душ, продолжая смеяться в неизвестно чем вызванном приступе веселья.

Вскоре вернулись с матча и дети. Она видела из окошка кладовки, как они вывалили из автобуса, набитого ребятишками, и сразу пошли наверх; старший мальчик ворчал из-за проигранной игры. Пока они были в своих комнатах, а их родители ещё не спустились на кухню, она бесшумно сбежала вниз по лестнице, сняла миниатюрную картину со стены в прихожей и скользнула в глубину дома, в прачечную. Она уже взялась за ручку двери, когда через узкое дверное стекло увидела серого кота, ожидавшего её в наступающей тьме и сверкавшего глазами в её сторону.

Она бы хотела не бояться этого кота. Она была убеждена, что только сумасшедшие испытывают такие страхи, как она сейчас. На прошлой неделе, выходя из дома Фелтер на улице Горный вид с чудесными столовыми приборами ирландского серебра и другими вещицами в карманах, она увидела серого кота, который сидел на крыше черного «универсала». Когда она, выругавшись, согнала его, глаза зверя сверкнули яростью.

Осмысленной яростью.

Такую злость и гнев можно увидеть только в человеческих глазах.

Она снова начала дрожать и потрогала карман плаща, где покоилась миниатюрная картина, спрашивая себя, зачем взяла её. Примитивное изображение черного кота казалось теперь очень плохим предзнаменованием, знаком того, что удача изменила ей, что она заигрывает с судьбой.

Она подумала, не оставить ли картину на стиральной машине, но решила воздержаться. Это может выдать её.

Разумеется, она никогда не брала больших картин; Она вообще не брала ничего, что нельзя спрятать под плащом. Но перед миниатюрой устоять не смогла. Её знакомый барыга в Сан-Франциско имел хорошие связи для сбыта краденых произведений искусства, а Молена-Пойнт была знаменита своими небольшими частными коллекциями и галереями. На самом деле здесь было множество ушедших на покой состоятельных людей, в том числе бывших кинозвезд, чьи поместья скрывались в холмах. Впрочем, таких она избегала. Когда в доме живет прислуга, можно ненароком в одной из спален наткнуться на горничную, а в хозяйском кабинете – на дворецкого, раскладывающего сигары в специальный ящик, словно в фильме сороковых годов.

Для её целей больше подходили дома среднего класса, где вполне можно найти симпатичные антикварные безделушки, серебро и ювелирные украшения, однако не настолько богатые» чтобы там жила прислуга. Время от времени ей попадались и дома, снабженные сигнализацией, которая обычно была отключена, если люди находились поблизости. Её привычный маршрут начинался наверху, в хозяйской спальне, где она забирала украшения и потрошила кошелёк или бумажник, оставленный на комоде. Она хорошо разбиралась в камнях и обычно могла распознать стоящую вещь.

Взглянув сквозь темное стекло, она увидела, что кот внезапно поднялся. Он бросил на неё пристальный взгляд, столь высокомерный, что ей разом вспомнились все страшные истории Виноны. На мгновение страх просто парализовал её.

Некоторое время кот смотрел в её сторону, затем развернулся и удалился в черноту под соседским крыльцом. Остались видны только его белые отметины, похожие на обрывки брошенной бумаги.

Почему он столь настойчив? Что он пристал к ней? Какое дело коту, любому коту, что она ворует?

До сих пор этот кот казался единственным живым существом, которое подозревало её в преступной деятельности. У местной газеты не было ни единой зацепки. Небольшие заметки об ограблениях ни словом не упоминали женщину, которая разыскивает пропавшего кота. Более того, насколько она знала, полиция Молена-Пойнт была осведомлена ничуть не лучше репортеров. Похоже, они не видели никакой связи между её набегами на городки, расположенные выше и ниже по побережью: Санта-Барбара, Сан-Хосе, Охай, Сан-Луис-Обиспо, Вентура. Разумеется, едва газеты начинали болтать о её уловке с котом, она тут же съезжала, перебираясь в новый городок. А шумиха постепенно затихала, по крайней мере, в прессе.

Она старалась задерживаться в каждом городе ненадолго, обрабатывать его за несколько недель и снова смываться. Монтесито дал ей по-настоящему хороший улов. Она навестила небольшие домики, которые прятались среди роскошных особняков, и заполучила несколько редких находок. Она сама удивлялась, что хранит вырезки из газет, где говорится о её налетах, словно какая-нибудь никудышная актриса – даже крошечные упоминания театральных критиков. Некоторые из этих заметок откровенно веселили её.

Но те городки ниже по побережью были только разминкой. Молена-Пойнт – вот где золотая жила. Этот городок никто ещё по-настоящему не чистил, и она наслаждалась каждой минутой, по крайней мере до тех пор, пока не появился кот.

Перебирая тяжёлые украшения и поглаживая толстые рулончики купюр под плащом, она смотрела, как серый кот снова вылез из-под крыльца. Сейчас он даже не взглянул на неё, словно её не существовало. Зверь отвернулся и деловито потрусил на боковую улицу, а затем нахально выскочил на середину дорожки прямо под уличный фонарь. Его короткий хвост двигался туда-сюда, а круглые украшения между задними лапами заставляли его двигаться слегка вразвалочку. Затем он исчез, так и не обернувшись.

Она понятия не имела, что вынудило его так внезапно уйти, и потому даже облегчения не испытала. Поняв, что кот не вернется, она вышла; дверь прачечной осталась приоткрытой. Прислушиваясь к смеху младшего мальчика из кухни, она взялась за кнопочный замок, бесшумно закрыла за собой дверь и направилась по улице к своей машине.

В ночной тьме она шла к «Тойоте», оставленной под раскидистым клёном. Однако бледная громада автомобиля внезапно показалась ей подозрительной, словно кот следил за ней из-под машины. Подходить ближе она не стала. Её охватил страх перед ненормальным котом. Она отвернулась и направилась вниз по холму к центру города. Трусливое решение, но ничего не попишешь.

Ей придется избавиться от «Тойоты». Невыносима мысль, что кот знает её машину. Обремененная тяжелым плащом, она тащилась по улице в сторону Морского проспекта, убеждая себя, что вовсе не убегает от кота, а просто направляется в итальянский ресторанчик Бинни ради хорошего горячего ужина и пива, ради тарелки чудесных спагетти. Она говорила себе, что, как только подкрепится спагетти и парой кружек пива, с радостью снова поднимется по холму к своей машине, несмотря на то, что её плащ весит не меньше тонны. Идя по улице, она боролась с желанием оглянуться и была уверена, что, если посмотрит назад, кот всё ещё будет там, на темной дорожке, и двинется за ней; его белые лапы и отметины на морде и груди будут двигаться как разрозненные части головоломки, а глаза – неотрывно следить за ней. Зверь, в которого невозможно поверить и от которого нельзя скрыться.

Глава 2

Утреннее солнце косыми лучами заливало пожухлый газон на заднем дворе дома Клайда, делая более заметными проплешины голой земли, которые оставили собачьи лапы. Солнечный свет отчетливо обозначил заросли сорняков посреди розовых кустов, беспорядочно растущих у забора на задней части двора. Тёплый золотистый потоп омывал шезлонг, в котором лежал сердито насупившийся кот. Бесцеремонно вырванный из глубокого безмятежного сна, он в раздражении таращил глаза на обидчика.

Клайд Дэймен и сам проснулся лишь недавно и теперь вышел на крылечко, чтобы выпить первую чашку кофе. Он ещё не умывался, его чёрные волосы напоминали разворошенное беличье гнездо, а на щеках чернела щетина. Его волосатые ноги были слегка прикрыты старыми потрепанными шортами, которые дополняла драная линялая футболка. С точки зрения кота, Клайд выглядел так, будто ночевал на свалке. Серый Джо наблюдал за ним с отвращением.

– Ты опять за своё? – Кот смотрел на Клайда так, словно не верил своим глазам. – Зачем ты меня разбудил? Что ещё ты хочешь сказать мне? Чего тебе от меня надо?

Клайд удивлённо взглянул на зверя.

– Не могу поверить, что тебе вообще такое пришло в голову, – продолжал Джо. – Может, из-за того, что меня так немилосердно разбудили, я что-то недопонял, но то, что, как мне кажется, я услышал, на редкость нелепое предложение.

– Да ладно тебе, Джо. Всё ты понял верно, – сказал Клайд, отхлебнув кофе. – Откуда такая предубежденность? Что плохого в небольшой благотворительности? Я не предполагал, что ты будешь так упрямиться. – Он с шумом втянул ещё глоток напитка и поскрёб волосатое колено. – По-моему, это отличная мысль. Бели бы ты только попробовал, может, и тебя эта затея заинтересовала бы.

Джо вздохнул. Ночь выдалась неудачной, и ему совсем не улыбалось прерывать столь необходимый сон ради такой ерунды.

– Почему я? Зачем возлагать эту идиотскую миссию на меня? Пускай другие кошки в этом участвуют – они не поймут, что их используют.

Прошлой ночью он вернулся домой, разочарованный собственным бессилием, а теперь ещё ему и выспаться толком не дают. Он глубоко и сладко спал, погрузившись в восхитительные кошачьи грезы, когда Клайд с грохотом вывалился из дома, подхватил его, грубо вырвав из сна, и выложил ему свою дурацкую идею. Но уже через мгновение Клайд взвыл и отшвырнул кота прочь. Из тыльной стороны ладони потекла кровь.

Джо тут же снова свернулся калачиком и закрыл глаза. Клайд уселся на ступеньку, разглядывая окровавленную руку. Затем, как ни в чём не бывало, вернулся к своему предложению.

– Так тебе и надо, может, хоть это тебя чему-нибудь научит, – сказал, ухмыльнувшись, Джо. – Я же не врываюсь к тебе в спальню и не прерываю твой сон, чтобы поучить тебя жить. Впрочем, ты всё равно не сумел бы воспользоваться советом.

– Я лишь предложил…

Джо холодно оглядел Клайда.

– Поверить не могу, что ты обратился ко мне с такой наглой и необдуманной просьбой. Я думал, мы друзья. Товарищи.

Джо отлично знал, что идея исходила не от Клайда. Именно это и приводило его в бешенство.

Кот и человек смотрели друг на друга, а тем временем утро наполнялось запахом согретой солнцем травы и пением птиц. Лучше всего была слышна фальшивая трель местного зяблика. Розовым языком Джо разгладил мех на плече. В отличие от своего двуногого приятеля он был ухожен; короткий мех лоснился и переливался серым бархатом, мускулистые плечи были широкими и крепкими, а белые отметины на лапах, груди и горле, как и полоска на носу, сияли, словно свежевыпавший снег. Глаза его сверкали золотом, как две луны.

Он знал, что красив, знал, зачем нужно зеркало. И видел восхищение в зелёных глазах своей подруги. Однако, думая сейчас о Дульси, её хорошенькой пёстрой мордашке и мягких персиковых ушках, он переполнился горечью: она предала его. Взяла и предала. Именно с подачи Дульси Клайд приставал к нему с этим бредом; именно Дульси и её хозяйка Вильма Гетц разработали этот план.

Джо дёрнул ухом, раздражённый бездарной серенадой зяблика. Неужели эти птицы не чувствуют разницы между диезом и бемолем? Джо не хотелось думать о вероломстве Дульси. Уязвленный её изменой, он продолжал сердито смотреть на Клайда.

Тот стряхнул с глаз спутанную чёлку.

– Скажи мне, что в этой идее плохого? Эта затея – благотворительная. Развлечешься немного, да и на пользу тебе пойдёт. Потренируйся немножко в добрых поступках, тебе стоит развивать гражданское сознание.

– Зачем мне нужно это сознание? – Джо вздохнул и продолжил ясно и отчетливо, распахнув жёлтые глаза в невинном изумлении: – Давай поговорим начистоту. Ты хочешь, чтобы я вошёл в группу «Погладь киску»? Ты хочешь, чтобы я посещал стариковские дома? Ты просишь меня стать частью представления для трясущихся развалин? – Он в упор смотрел на Клайда. – Твои слабые человеческие мозги совсем отказали?

– Дульси считает это хорошей идеей,

– Дульси считает это хорошей идеей, потому что это её идея. – Джо вонзил когти в подушку шезлонга. Иногда Дульси совсем теряет чувство меры. – Ты на самом деле думаешь, что я позволю батальону прикованных к постелям стариков тыкать в меня пальцами, пускать слюни и лепетать свои «ути-плюти»?

– Да ладно, Джо. Подумаешь, большое дело. Если бы ты попробовал…

Джо так сверкнул глазами, что Клайд замолчал и предпочел переключиться на свой кофе. Кот холодно ухмыльнулся.

– Ты-то сам стал бы подвергать себя такому унижению? Превратил бы себя в средство терапии животными?

Клайд удобней устроился на ступеньке.

– Ты самый настоящий сноб. Почему ты считаешь пожилых людей отвратительными? Ты и сам когда-нибудь станешь старым. Изгрызенным блохами обвисшим мешком с кошачьими костями; и кто тогда будет тебя любить?

– Ты будешь. Так же, как этих двух несносных старых псов.

– Разумеется, я люблю их, они славные старички. Но ты… Вот тебя я, когда станешь старым, возможно, и сдам в приют для бездомных животных.

– Или отравишь газом из этой груды металлолома, на которой ты упорно продолжаешь ездить.

– Этот «Паккард» – коллекционная модель. Он стоит уйму денег, и он в превосходном состоянии. – Клайд спокойно разглядывал Джо. – Эти старики одиноки, Джо. Я не прошу тебя посвящать им остаток своей жизни. Я прошу тебя лишь уделить им немного внимания несколько часов в неделю. У некоторых из них вообще нет семьи, никто не навещает их. Никто с ними не разговаривает, и никого не волнует, что с ними случится.

Джо увлеченно вылизывал левую переднюю лапу.

– Разве ты не читал газеты? Терапия животными – это самая последняя мода. Если к таким старикам приходить с животным, излучающим тепло и здоровье, дать им подержать на коленях хорошенькую собачку или кошку, то это может ослабить депрессию, внести радость в их унылую жизнь. Были такие случаи…

– Хорошенькую? Ты считаешь, что я хорошенький?

Клайд пожал плечами.

– Я – нет. Но у них и зрение похуже. Ты такой же хорошенький, как засушенный кактус. Но, знаешь, эти старики не привередливы. Если бы ты осчастливил хоть кого-нибудь из них…

– Какое мне дело, счастливы они или нет? Что мне с их счастья?

– Просто немного добра, Джо. Немного любви. – Клайд поскрёб тёмный щетинистый подбородок.

– Любви? Ты хочешь, чтобы я их любил?

– Неужели ты не можешь хоть что-нибудь приятное сделать для других? Можешь – если будешь думать не только о себе и перестанешь играть в детектива, преследуя эту чертову воровку – домушницу. Это особая статья. Мне вообще не по душе твой интерес к этим кражам и совсем не нравится, когда ты крутишься возле капитана Харпера, подслушивая закрытую полицейскую информацию.

– Закрытую? Да что тут закрытого? Про эти кражи написано в газете. И вовсе я не подслушиваю. Вы с Харпером играли в покер. Ты боишься, что я доберусь до этой женщины раньше полиции. И кто знает, может, так оно и будет? Во всяком случае скрытое наблюдение, которое организовал Харпер, выглядит как парад на главной улице. – Он принялся мыть правую лапу. – Кто знает, вдруг я смогу предоставить кое-какую полезную информацию Харперу? Он что, будет возражать? По крайней мере, раньше он этого не делал. Я не помню, чтобы он жаловался, когда мы с Дульси раскрыли убийство Бекуайта или раскопали улики против убийцы Джанет Жанно.

Тёмные заспанные глаза Клайда, не отрываясь, глядели в жёлтые глаза Джо.

– Я не собираюсь это обсуждать. Вы вообще любите рисоваться. Можно подумать, кроме вас, никто никогда не раскрывал убийство. Но стоит только сказать тебе, что это опасно, что тебя и Дульси самих могут убить или покалечить, ты выходишь из себя и бесишься как сумасшедший.

Клайд заглянул в пустую кофейную чашку.

– Ты мог бы выкроить по крайней мере несколько послеобеденных часов в неделю. Если твоя лучшая подруга одобряет эту идею, неужели ты не можешь попробовать? Вернуть долг обществу?

Глаза Джо распахнулись, превратившись в две полных луны.

– Вернуть долг обществу? Взгляните на этого благодетеля человечества! Почему это я должен какому-то обществу? Я не человек, я кот. И потом, что этот городишко…

– Позволь напомнить тебе, что Молена-Пойнт – необычайно удачное место для кота. Что тебе очень повезло с распределением. – Клайд хлебнул из пустой чашки и передвинулся на ступеньке, чтобы снова оказаться на солнышке. – Сколько городов Калифорнии могут предложит» тебе такие райские условия? Где ещё ты найдешь бесконечные леса, холмы и сады, в которых можно охотиться? Здесь даже уличное движение рассчитано на тебя. Водители в Молена-Пойнт ездят невероятно медленно и осторожно, каждый из них изо всех сил старается не переехать бредущую неведомо куда кошку. И даже туристы ведут себя осмотрительно. Или ты хочешь вернуться на улицы Сан-Франциско, чтобы снова уворачиваться от грузовиков и бегать от алкашей и наркоманов? Попробуй пожить в Сакраменто или Лос-Анджелесе – посмотришь, сколько времени тебе понадобится, чтобы превратиться в котлету.

Джо молча глядел на него.

– Поселившись в Молена-Пойнт, ты оказался в настоящем эдеме. Мне казалось, что тебе захочется выполнить свой долг.

Комментариев не последовало. Серый кот сосредоточенно вылизывал плечо.

– Я уж не говорю о халявных деликатесах, которыми вас, местных кошек, потчует Джолли на задворках своего магазина. Где ещё вам додадут задарма икру, копчёного лосося и заграничный бри? Может, ты и не заметил, Джо, но от угощений Джолли, а также кроликов и мышей, которыми ты столь усердно обжираешься, у тебя уже отросло солидное брюхо.

– А про твоё брюхо я лучше промолчу. – Джо холодно осмотрел его с головы до ног. Короткий обрубок с такой силой бил о подушки, что Клайд с легкостью мог представить невидимый хвост, который уже давно не был частью тела серого кота.

– Почему бы не сходить туда хотя бы разок, просто посмотреть?

– Что-то я не заметил, чтобы ты ходил навещать беспомощных стариков. И вообще, с каких это пор ты проявляешь о них такую заботу?

– Если ты согласишься хотя бы на один благотворительный визит в неделю, я угощу тебя лучшим филе в городе, которое доставляется на дом прямо с пылу с жару.

– Ни за какие филе в этом городе я не собираюсь лезть в битком набитый автобус вместе с оравой визгливых вонючек, которые скребутся и задирают лапы. Я не поеду в заведение, где в запертых комнатах пахнет как в больнице, где полным-полно инвалидных колясок; я не желаю, чтобы меня пихали на колени к незнакомым людям, которые будут мять меня и тыкать в меня пальцами. Я этих людей никогда не видел и видеть не хочу, от них пахнет ментоловой мазью и мокрыми трусами. – Глаза Джо горели от ярости. – Отнеси им плюшевого медведя или игрушечного кота – одного из тех хорошеньких мохнатых котиков в натуральную величину, которых продают в магазине. Только оставь в покое своего покорного слугу.

Он отвернулся, свернулся клубочком в лучах солнца и закрыл глаза.

Однако нежелание Джо скоро сойдёт на нет, упрямство растает как дым. Когда малышка Дульси примется за дело и посмотрит на него своими дивными зелёными глазами, непоколебимое отвращение кота начнет таять. Не пройдет и двух дней, как серый кот с удивлением обнаружит, что он сидит на стариковских коленях и беспрекословно подставляет спину под дрожащие морщинистые руки. Вскоре он с интересом примется за исследование пансионата «Каса Капри», пытаясь понять, что не так в этой тихой благоустроенной обители для престарелых.

Глава 3

В пустовавшей ночами библиотеке Молена-Пойнт было так тихо, что мурлыканье Дульси эхом отлетало от забитых книгами стен. Маленькая пестрая кошка разлеглась на столе среди груды газет. Сумрачные пустые залы простирались загадочными пещерами, которые сейчас принадлежали лишь ей одной. Ночью темное святилище библиотеки поступало в её распоряжение, и не нужно было делить его ни с кем.

Ночью смолкали шорохи торопливых шагов, уходил суетливый персонал, гасли слишком яркие лампы; ночью не было деловитых посетителей и стаек детей, которых пасли учителя, строго взирая на хихикающую и резвящуюся среди ярких книг ораву. В дневное время Дульси играла роль общественной кошки: она дружелюбно бродила среди ботинок и затянутых в нейлон щиколоток, в избытке принимая ласки и восторженные слова. Она официально числилась кошкой библиотеки Молена-Пойнт и признавалась таковой всеми, кроме одной из служащих. Библиотечные кошки были последней модой в общественной деятельности этих заведений, и в дневное время на Дульси была возложена обязанность приветствовать посетителей и привлекать новых читателей. Она выполняла функции главы службы по связям с общественностью. Единственная сотрудница, которая не одобряла её присутствие, была в явном меньшинстве. Её недавние попытки избавиться от Дульси натолкнулись на общегородской протест. С помощью воззваний и публичного обсуждения позиция Дульси приобрела надежность и непоколебимость. Они видела свой портрет в официальном издании Общества библиотечных кошек, помещенный рядом с фотографиями многочисленных подобных ей особ. Так что в дневное время общественных дел у неё хватало.

Но по ночам, когда не требовалось притворяться дурочкой, по ночам, когда можно делать что заблагорассудится, стоило только вытянуть лапой несколько заранее выбранных томом с полок и – вуаля! – можно исследовать любую тайну, путешествовать повсюду и с упоением витать в самых несбыточных мечтах.

Время от времени по окнам пробегал луч света – какой-нибудь одинокий автомобиль с шуршанием скользил по улице. Затем её ушки вновь наполнял шум прибоя, доносившийся с побережья, от которого библиотеку отделяло шесть кварталов. Ещё было слышно, как дубовая ветка скребет по уложенным внахлёст глиняным черепицам крыши невысокого здания в средиземноморском стиле.

Улицы городка за тёмными окнами были пустынны. Дубовые ветви чернели на фоне подсвеченных луной облаков; их узловатые тени ложились поперёк стола и горки раскрытых газет. Каждая газета была аккуратно скреплена деревянной планкой, с помощью которой её подвешивали на стойку. Дульси потребовались некоторые усилия, чтобы зубами снять каждую из них, запрыгнуть вместе с ними на стол и разложить, не разорвав страницы.

Газеты были не местными; каждая из них – из какого-нибудь другого городка на побережье Калифорнии к югу от Молена-Пойнт. Дульси изучала их много часов, складывая по кусочкам историю воровки – домушницы. Переворачивая страницы коготками и стараясь не оставлять красноречивых отметин на мягкой бумаге, она поняла, что эта воровка – и некая за гадка, и в то же время грандиозный розыгрыш. Женщина действовала чрезвычайно нагло, спокойно заходя в незапертые дома среди бела дня и выходя оттуда с грузом ювелирных украшений, наличных, мелкой бытовой электроники и предметов искусства. Она ограбила четыре десятка домов в дюжине прибрежных городков. Должно быть, та же самая женщина действовала теперь в Молена-Пойнт, хотя местная газета ни словом не сообщала ни о каких кошках. Но Серый Джо стоял на своём. У него был собственный источник информации, недоступный широкой публике.

В отличие от Джо Дульси находила методы воровки чрезвычайно занятными. Воспользоваться котом для прикрытия, совершать свои набеги так нахально – всё это будоражило и смешило её.

В то же время Дульси испытывала и другие чувства. Манеры бесстыжей тетки забавляли её, но они же будили в ней охотничью страсть. Дульси охватывало острое желание выследить и атаковать.

Однако хищническая жажда Дульси не шла ни в какое сравнение с интересом Джо. Он сидел на хвосте у воровки – домушницы уже несколько недель. Его изумляла эта женщина, и с типично мужским эгоизмом он злился, что она смеет прикрываться котом в качестве алиби.

Дульси перекатилась на островок лунного света и наподдала лапой ночной бабочке, которая оказалась взаперти вместе с ней. Бессмысленное существо всё время норовило нырнуть в полоску света. Дульси подумала, что неплохо бы вернуть газеты на место, однако это было делом нелёгким. В конце концов, если она оставит их на столе, Вильма завтра утром заберёт их отсюда и вернёт на место. Вильма всегда собирала разбросанные книги и газеты, оставленные на столах припозднившимися читателями. Несмотря на седину, когда дело касалось работы, Вильма проявляла энергию урагана и могла дать сто очков вперед молодым коллегам.

Хозяйка и покровительница Дульси проходила пешком несколько километров в день, раз в неделю посещала спортзал и до сих пор в тире попадала в «яблочко». Это умение требовалось в её прежней профессии – офицера по надзору за условно осужденными. Помощь людям входила в круг профессиональных интересов Вильмы, поэтому вполне естественно, что она присоединилась к программе «Друг-Не-Вдруг».

Послезавтра должен состояться её третий визит в пансионат для престарелых. Дульси не стала рассказывать Вильме обо всём, что там узнала. Лучше кое-что оставить при себе, по крайней мере пока.

В спокойной и упорядоченной жизни пансионата происходило нечто странное, что не вписывалось в число повседневных мелких проблем. Дульси не стала пересказывать Вильме услышанные истории. Ей не хотелось расстраивать хозяйку. Не рассказывала она об этом и Джо, но по другой причине.

Она хотела, чтобы Джо присоединился к программе по доброте душевной, а не из-за того, что не может устоять перед тайной. Если бы она сообщила ему то, что поведала ей бабулька Мэй Роз, он уже крутился бы среди стариков, мельтешил у них под ногами, высматривая и вынюхивая.

Нет, она хотела, чтобы кот принял участие в программе исключительно из сострадания.

Сама же Дульси загорелась поучаствовать, едва об этом услышала. Полдюжины журнальных статей на эту тему, которые она нашла, не на шутку зацепили её. Идея использовать кошек как лечебное средство для пожилых людей и проблемных детишек казалась ей по-настоящему увлекательной затеей, способом принести настоящую пользу миру.

Однако Джо совершенно не заботили добрые дела, и это был его единственный недостаток. Он только рассмеялся, когда Дульси рассказала ему о тех кошках, о которых она прочитала и которые помогали людям.

Например, про кота, который помогал людям с болезнью Альцгеймера восстановить часть своих утраченных умственных способностей «путем безусловной любви и пробуждением теплых воспоминаний в их сознании». Но Джо поднял её на смех. Кот-целитель по имени Банджи обладал какой-то особой магией, действительно лечебной силой. Дульси поделилась этим с Джо, но тот прямо зашёлся от хохота, едва не свалившись с крыши, – судя по всему, сказанное его весьма позабавило.

– Не вижу здесь ничего смешного. В статье говорится, что пациенты, которые практически утратили функцию речи, начинали говорить с Банджи; несколько стариков, которых приходилось кормить с ложечки, стали есть самостоятельно; а чересчур нервные люди успокаивались, если им давали погладить и приласкать его.

Джо лениво плюхнулся в углубление водостока, отпихнув ворох листьев.

– Неужели ты веришь в эту чушь?

– Конечно, верю. Это серьёзная статья в журнале. Там были фотографии Банджи со стариками.

– Дульси, это всё очковтирательство. Пускание пыли в глаза.

– Ради чего? Этот кот не собирается баллотироваться в президенты.

– Может, он собирается снимать кино?

– Разумеется, нет. Неужели ты не понимаешь, что нужно помогать тем, кто менее удачлив? Должно быть, это ужасно – стареть. Когда твоё тело слабеет и перестаёт слушаться, когда ты уже не можешь прыгнуть или взлететь на дерево.

– С каких это пор люди стали прыгать и взлетать на деревья?

– Ты знаешь, что я имею в виду. Не будь таким брюзгой. Должно быть, это ужасно – ощущать, как суставы теряют подвижность, чувствовать, что у тебя болит тут и там, страдать от плохого пищеварения…

Её собственное пищеварение, как и у Джо, было превосходно, а рацион весьма разнообразен. Мыши, крысы, икра, ящерицы, импортные сыры и копчёное мясо из магазинчика Джолли – всё это поедалось с большим удовольствием, и никаких проблем с желудком не возникало.

– Я просто хочу сказать, что стареть – это ужасно. Если бы мы могли…

– Да, это ужасно. Так что ж теперь, ты собираешься спасать мир? – он лукаво ухмыльнулся. – Маленькая полосатая кошка, ты кем себя возомнила – Бастет[1] матерью богов? Спасителем человечества?

– Не человечества, а всего лишь нескольких пожилых людей, – огрызнулась Дульси. – А ты кто такой? Откуда ты взял что я не смогу этого сделать? Что в этом понимает какой-то паршивый кот?

Спор закончился дракой – в ход пошли когти и зубы, клочки шерсти полетели по всей крыше. В пылу схватки они подкатились так близко к краю, что Джо едва не рухнул на мостовую. Он повис на краю, а когда вскарабкался обратно, они потрясение уставились друг на друга и разбежались в разные стороны, ловко огибая дымоходы и шпили флюгеров.

Ни флирт, ни насмешки не могли изменить решение Джо насчёт пансионата. Дульси была так разочарована, что едва не рассказала ему историю Мэй Роз. Это мгновенно заставило бы его переменить решение.

Но тогда его мурлыканье и ласки были бы притворными и фальшивыми, он бы принялся шпионить, а не помогать старикам. Ему было бы наплевать на всё, кроме загадочной истории Мэй Роз, которая в конце концов может оказаться всего лишь вымыслом помрачённого воображения старушки.

Госпожа Роз была очень маленькой женщиной, больше похожей на куклу-переростка. Таких игрушечных старушек в натуральную величину можно увидеть в витринах универмага «Нейман-Маркус» на Рождество. В Молена-Пойнт такого магазина не было, но Вильма ездила в Сан-Франциско за подарками к Рождеству и рассказывала Дульси о восхитительном праздничном убранстве витрин. Дульси могла представить Мэй Роз сидящей в кресле-качалке в одной из таких витрин среди изысканной обстановки. У неё были белоснежные кудряшки, как у ангела на рождественской ёлке, румяные-прерумяные круглые щечки-яблочки, пухлые маленькие ручки, а часто мигающие глаза такие же ярко-синие, как у дорогих фарфоровых кукол.

Но кукольное впечатление было обманчивым. По крайней мере, если верить её историям о том, что происходит за закрытыми дверями «Каса Капри».

В минуты здравого сомнения Дульси говорила себе, что исчезновение некоторых пациентов, возможно, всего лишь плод воображения старушки. По словам Мэй Роз, из пансионата исчезло шесть пациентов. Когда у кого-нибудь из обитателей «Каса Капри» случался удар или другое более или менее серьёзное заболевание, их переводили из общего отделения, Внимание, в больничное – Забота. После этого никто их больше не видел. Когда подругу Мэй Роз Джейн Хаббл отправили в Заботу, им больше не позволили видеться. У Джейн не было семьи, никто не заботился о ней, поэтому до её исчезновения никому не было дела, её даже не пытались найти. Мэй сказала, что все шестеро пропавших были одинокими.

Пока Дульси лежала на коленях Мэй Роз, сидящей в своём кресле на колесиках, старушка рассказала ей и о Лили Мерцингер, и о Мэри Нелл Хук, которые тоже отправились в Заботу и больше не вернулись. У Мэри Нелл был рак, и её перевели в больничное отделение, где давали обезболивающие препараты. Мэй недоумевала: если Мэри Нелл Хук умерла, почему никто из обслуги не рассказал об этом? И почему на её похороны не позвали других обитателей пансионата?

По словам Мэй Роз, Лили Мерцингер когда-то была владелицей коктейль-бара. Поселившись в «Каса Капри», она привезла с собой коллекцию пластинок с музыкой 40-х годов, слушала эти пластинки в своей комнате, и её соседи тоже любили их слушать. А когда у Лили случился сердечный приступ, её забрали в Заботу, и никто больше не слышал этой музыки. Положим, сама Лили была слишком больна и не могла ставить пластинки, но неужели нельзя было заводить эту музыку для неё там, в Заботе?

Дульси не могла указать ей на то, что, вероятно, были причины не заводить пластинки в Заботе, что это могло помешать действительно тяжелобольным пациентам. Ей оставалось только помалкивать. Не станет же она возражать Мэй Роз, что наверняка существуют причины не пускать посетителей в больничное отделение. Но приходилось молчать. Всё, что ей оставалось, – мурлыкать, держа язычок за зубами.

Мэй Роз никогда не пересказывала эти странные истории Вильме, возможно, полагая, что та ей просто не поверит. Самым разумным было считать, что эти истории всего лишь плод слишком буйного воображения старушки и порождены банальной скукой.

И всё же не думать об этом Дульси не могла. Она продолжала размышлять над тем, как подобные истории рождаются в голове у Мэй Роз и какие крупицы истины могут лежать в их основе. Эти истории преследовали Дульси как орава голодных блох.

Помахивая хвостом, она глядела в темноту за окнами, где за узловатыми дубовыми ветвями манила восходящая луна. Приближалась полночь, время охоты. Дульси не нужны были часы, её чувство времени было гораздо точнее, чем тикающий белый квадрат, висящий на стене над конторкой. Любая кошка знает, когда мыши и кролики выходят из своих нор. Спрыгнув со стола, Дульси пробежала сквозь полосы света и тени в кабинет Вильмы, мимо её стола и выскочила из кошачьей дверки на узкую улицу.

Луна освещала витрины магазинов, вазоны с цветами и затемнённые козырьками двери, отбрасывала длинные тени от деревьев в кадках и старых дубов, которые нависали над пешеходными дорожками и даже вылезали на улицу, что затрудняло движение в дневное время. Дубовые ветви доходили до крыш и касались балконов. Сквозь узловатые сучья были видны стремительные, подсвеченные луной облака. Охота будет отличной. Бегущий свет дурманит кроликов.

Она и сама чувствовала легкое головокружение, луна пьянила и её, от этого хотелось резвиться и кататься по земле.

Пусть кошек и кроликов роднят игры в лунном свете, но это не умаляло её аппетита до свежей кроличьей крови. Направляясь в сторону южной окраины, Дульси чувствовала, как внутри неё борются две страсти: жажда охоты и ещё какая-то смутная жажда, которую невозможно описать словами. Время от времени она останавливалась, приподнималась на задние лапы и вглядывалась в освещённые витрины.

За стеклом маленькой кофейни в корзинках лежали свежий хлеб из собственной пекарни и печенье, от них шёл сладкий и манящий запах. Но дольше она задержалась у витрины магазина готового платья, восхищенно разглядывая красное шёлковое вечернее одеяние. По каким-то странным и загадочным причинам дорогая одежда заставляла сердце маленькой кошки биться в два раза быстрее.

Для обычного наблюдателя Дульси была всего лишь пёстрой кошкой. Однако изящные тёмные полоски и аккуратные персиковые ушки маскировала сильные страсти – желания, которые не могут испытывать обычные кошки.

С самого раннего детства Дульси привлекали шёлковые чулки, изящные шелковистые лифчики, чёрные кружевные рубашечки, прозрачные шейные платка и мягкие кашемировые кофточки. К тому моменту, как ей исполнилось шесть месяцев, она научилась открывать любые соседские окна, подпрыгивать к дверной ручке, цепляться за неё и толкать дверь задними носами, пока та не откроется. Все соседи Вильмы на несколько кварталов вокруг рано или поздно становились жертвами кошачьих набегов. Если они случайно забывали на сушильной верёвке шёлковую ночную рубашку или колготки, им приходилось идти к дому Вильмы и копаться в деревянном ящике, который она держала у себя на заднем крыльце. Там-то они и обнаруживали пропавшие вещи. Часто соседи, направляясь к Вильме в поисках пропажи, знакомились друг с другом и потом с удовольствием общались.

Сейчас, вглядываясь в витрину и любуясь красным шёлковым платьем, Дульси отдалась мечтаниям. Она думала о том, каково чувствовать прикосновение шёлка, грезила о бриллиантовых серёжках и полночном ужине в чудесном ресторане. Кто знает, что за странное наследие порождает столь неподходящие мечты? Кто знает, какое диковинное происхождение заставляет маленькую кошку порой так отчаянно желать стать человеком? Дульси знала о существовании кельтских преданий о странных кошках. Эти рассказы были очень древними и появились задолго до возникновения письменной истории. Дульси знала легенды, которые заставляли шерсть у неё на загривке вставать дыбом от изумления, а иногда от страха.

Ей было страшно, поскольку она испытывала столь острую жажду обладания вещами, в которых не нуждается ни одна кошка. Она жаждала жизни, которую ей никогда не суждено было узнать.

Таланты Серого Джо были такими же, как и её собственные. Но Джо был счастлив, что он кот. Ему нравилось испытывать человеческие чувства и иметь человеческие таланты, при этом не обременяя себя галстуками, налоговыми декларациями или невыносимыми судебными тяжбами.

Оставив витрину, кошка побежала по дорожке в сторону галереи Аронсон. Там, прижавшись носиком к стеклу, она на минуту предалась самолюбованию. Там, в витрине, были выставлены три её портрета в золотых рамках. При виде этих чудесных портретов, размером больше неё самой и невероятно похожих на оригинал, Дульси приходила в неописуемый восторг. Её кошачья душа раздувалась от гордости, словно воздушный шар, уносящийся в небо. Она воображала, как парит в небесах, удерживаемая собственным глупым тщеславием.

Страстные зелёные глаза на портрете удались художнику отлично; персиковые лапки, такого же тона ушки и розовый носик были изумительны. Дульси восхищалась гладкими линиями изящного тела, изогнутыми коричневыми полосками шелковистого пёстрого меха. Она даже вздохнула от удовольствия. Ну и кому тут нужны красные вечерние платья? Чарли Гетц нарисовала её с такой любовью, сделала её столь прекрасной, что не стоило и желать большего.

Чарли, племянница Вильмы, приехала погостить в начале прошлой осени. Она обосновалась в комнате для гостей со своими красками, альбомами и полным разочарованием в своей юной жизни. Неустроенная выпускница художественной школы Сан-Франциско, Чарли только после окончания учёбы обнаружила, что не сможет заработать на жизнь в выбранной области, что не создана для требований современной промышленной графики, а карьера начинающего художника-анималиста приносит совсем мало денег.

Немного погоревав, она основала фирму «Чистим-Чиним», которая стала заниматься мелким ремонтом и уборкой. В Молена-Пойнт её услуги пришлись столь кстати, что она работала по 10-12 часов в день и даже не могла найти помощников. Ей нравилось новое дело, нравился тяжелый труд, нравился успех её предприятия. А ещё больше нравились растущие цифры на её банковском счете. Но затем, уже распрощавшись с художественной карьерой, она внезапно обнаружила, что галерея Аронсон заинтересовалась её анималистическими работами. Дульси хорошо знала эту галерею. Заведение пользовалось большим уважением.

Прошлой осенью они с Джо вломились в галерею в поисках улик, связанных с убийством Джанет Жанно, одной из лучших выставленных здесь художниц. Разумеется, Сесили Аронсон ничего не знала об этой авантюре, а также об их участии в раскрытии преступления. Да и кто мог заподозрить кошек?

Дульси с улыбкой вспомнила ту ночь, когда они с Джо шныряли по запертой галерее в поисках хоть каких-нибудь зацепок.

Спрыгнув с подоконника, она посидела минутку на тёплой дорожке, вылизывая лапки, а затем направилась искать Джо. Сделав небольшой круг по Морскому проспекту, она прошла мимо овощной лавки, принюхиваясь к запаху персиков и дынь, затем втянула носом ароматы, которые пробивались из-под стеклянной двери мясного магазина. Но вскоре она пересекла южную полосу проспекта, прошла через широкий тенистый разделительный газон и пустынную северную полосу, направляясь по улице Долорес к белому домику, который Серым Джо делил с Клайдом Дэйменом. По дороге она обдумывала, как умаслить Джо, чтобы он присоединился к программе «Друг-Не-Вдруг». Она также продолжала размышлять о Джейн Хаббл и других обитателях пансионата, которые, по словам Мэй Роз, исчезли. Возможно, глупо было верить в эти истории; возможно, старики в «Каса Капри» находятся в такой же безопасности, как младенцы в своих колыбельках. Персонал пансионата казался любезным и не внушающим угрозы, за исключением, пожалуй, только его владелицы.

Красотка Аделина Прайор в своих изумительных, сшитых на заказ костюмах, с эффектной прической и макияжем казалась Дульси столь же неуместной в «Каса Капри», как тигр в крольчатнике. Зачем женщине с внешностью фотомодели тратить жизнь на управление домом престарелых?

Пробегая сквозь чернильные тени, которые громадные дубы отбрасывали на дорожку, она думала о том, каково это – оказаться в «Каса Капри» за плотно закрытыми дверями, если там действительно происходит что-то незаконное. От этой мысли у Дульси вспотели лапы.

Одно дело – соваться в преступления (такие они с Джо уже раскрывали в этом году), когда можно сбежать через окна, незапертые двери или по крышам. Но оказаться в пансионате, где все двери всегда заперты, – от такой перспективы кошку охватывал леденящий ужас, уши и усы прилипали к голове, а лапы непроизвольно подгибались, заставляя буквально стелиться по земле.

И всё-таки она была намерена туда пойти. И знала: если там действительно что-то неладно, она будет копать до тех пор, пока тайное не станет явным.

Глава 4

Высоко в холмах, среди травы, шевелился и жужжал целый сонм крошечных существ. Члены этого сообщества не заботились ни о каком ином существовании, кроме своего собственного. Им неведомы были иные потребности, кроме своих собственных – убить или быть убитым, съесть или быть съеденным. Застыв над этой Лилипутией, Джо и Дульси неподвижно ожидали, когда настанет время нанести удар. Стебли травы вокруг них прорезали узкие дорожки шириной в мышь, однако некоторые из тропинок подошли бы и для кроликов. Тропки побольше змейками убегали прочь и были помечены едким пометом. Одна кроличья кучка была совсем свежей, даже трава ещё шевелилась после спешного бегства зверька. Кошки, напряженно дыша от предвкушения близкой добычи, готовы были в любой момент прыжками последовать за ней.

В вышине над ними облака разошлись, пропуская лунный свет. Само ночное светило плыло среди волн тумана. Тёмные холмы, ловя отблески лунного света, сгорбились между землёй и небом подобно громадным тушам спящих животных.

Всю ночь Джо и Дульси трудились, преследуя и загоняя добычу, – даже не как обычные кошки, а как пара львов. Горящими глазами Дульси вглядывалась в дрожащие тени. На её мордочке блуждала улыбка убийцы, а её лапы были готовы к молниеносной погоне. Сейчас она совсем не походила на домашнюю кошечку, перекатывающуюся на ворованных шелковых пижамках.

Но даже во время охоты романтика наполняла её: Дульси представляла себя богиней Баст, застывшей в зарослях папируса и держащей в зубах живого гуся. Пролетая сквозь траву, она была Баст, что охотится рядом с египетскими властителями, Баст, почитаемая богиня в кошачьем обличье, Баст, убийца змей, готовая к смертельному прыжку…

Кролик появился внезапно и рванул прямо на неё. Он оказался за спиной у Дульси прежде, чем она успела нанести удар. Она поспешно развернулась, сгорая от смущения. Джо спугнул зверя и толкнул прямо ей в лапы, а она его упустила. Кролик помчался прочь, брызнув песком ей в морду, петляя и бросаясь из стороны в сторону; его белый пушистый хвост мелькнул и исчез в зарослях дикого падуба. Её ноздри были наполнены запахом его страха и собственного стыда.

Внезапно он выскочил снова, и Дульси бросилась за ним. В тот момент, когда он обернулся, она прыгнула, словно подброшенная пружиной, схватила его в воздухе, вонзила зубы в извивающееся тело и почувствовала вкус крови.

Его вопль прорезал ночь – пронзительный и полный ужаса, похожий на предсмертный вопль женщины. Он ударил её задними лапами, когтями задев живот. Дульси сжала зубы и прокусила ему глотку. Кролик дернулся, перестал извиваться и затих, бессильный и теплый; жизнь капля за каплей покидала его.

Дульси подтащила кролика к Джо, и они вдвоём склонились над добычей. Серый кот не стал упрекать её за мечтательную невнимательность. Джо принялся за свою долю: отделяя плоть от скелета, он рвал мясо на части, срывал мех и хрустел мелкими костями.

– Когда-нибудь, – сказала Дульси, – ты подавишься от жадности. Профукаешь свою жизнь, став жертвой осколка кроличьей кости.

– Тогда звони девятьсот одиннадцать. О чем ты размечталась, пока там сидела? – Джо окинул её раздраженным мужским взглядом, продолжая свежевать добычу.

Она не ответила. Он пожал плечами. Кролик был сочный и нежный, отъевшийся на садовых цветах. Дульси аккуратно сняла шкуру со своей половины, затем маленькими кусочками отделяла от косточек и начала неторопливо есть. Только когда не осталось ничего, кроме чисто обглоданных костей и черепа, они принялись умываться. Вылизавшись, они почистили морды, затем лапы, старательно потрудившись над складочками между чувствительными подушечками и у когтей. Наконец, вылизав друг другу уши, они, сытые, уселись в лунном свете и принялись смотреть вниз на городок, на освещенные луной крыши за темными дубами и эвкалиптами.

Поскольку большая часть магазинчиков располагалась в бывших летних домиках, в целом Молена-Пойнт представлял собой пёструю картину: магазины, дома, галереи и мотели беспорядочно лепились друг к другу. Но там, где холмы поднимались над городом, дома были новее и стояли дальше друг от друга, разделенные жёлтыми пустошами. Там-то и охотились кошки. Помимо кроликов и земляных белок, мышей и птиц, здесь попадались крупные и свирепые крысы. И у Джо, и у Дульси остались шрамы от боёв с ними. Кроме того, Джо слишком отчетливо помнил крыс из переулков Сан-Франциско, где жил в детстве. Те крысы казались ему тогда громадными и опасными как ротвейлеры.

Именно Клайд вытащил его из тех темных закоулков. Джо повезло с этим знакомством; а затем они переехали сюда, в Молена-Пойнт. Хотя если бы он когда-нибудь признался Клайду, как на самом деле ему нравится этот городок, нравоучениям не было бы конца.

– О чём задумался?

– Что Клайд умеет быть невыносимым. Дульси удивленно посмотрела на него.

– Ты насчёт программы «Друг-Не-Вдруг»? Вот если бы Клайд велел тебе не приближаться к «Каса Капри», ты бы тотчас помчался туда.

– Да я не думал… Ладно, забудь.

Дульси, не мигая, смотрела на него.

– Ты ведь не отстанешь, правда? Будешь изводить меня, пока я не соглашусь.

– Разве я что-то сказала?

– Ты мне дырку в голове просверлишь своим взглядом.

– По крайней мере, ты мог бы попробовать.

Джо мрачно взглянул на неё.

Она улыбнулась и лизнула его в ухо.

Он продолжал опасливо смотреть на подругу.

– Они со мной разговаривают, Джо. Эта маленькая госпожа Роз, она рассказывает мне всевозможные секреты. Мне иногда так жаль её.

Дульси не собиралась выкладывать ему всё о тайне Мэй Роз, но ей хотелось немножко растормошить его любопытство.

Джо улёгся и перекатился на другой бок, сминая траву плечами, лёжа на спине, он смотрел на небо, время от времени поглядывая на Дульси. С этой «Каса Капри» было что-то неладно. Дульси явно недоговаривала.

Она потрогала лапой травинку.

– Этим старикам нужен кто-то, кому они могли бы доверить свои тайны.

В ночном небе раздался крик козодоя, его выкрики «чи-чи-чи» доносились то ближе, то дальше – птица кружила, заглатывая комаров и мошек.

– Вильма рассказывает им разные истории, – сказала Дульси.

– Рассказывает кому истории?

– Старикам. Истории про кошек. Про египетские гробницы, кошачьи мумии и об охотничьих египетских кошках, а ещё…

Джо вскочил на ноги и уставился на неё.

– Да не про говорящих, – успокоила она его. – Просто истории про кошек. Она же всегда устраивала для детей «часы сказок» в библиотеке. И здесь то же самое. В оба наших визита, когда кошки и собаки устроятся на коленях у стариков, когда все успокоятся и усядутся поудобнее, она рассказывает истории. Например, про кошку маленькой молочницы, ну, ты знаешь. «Жила-была кошечка на ферме Тибб, она была совсем маленькая, не больше котёнка… Малышка молочница с лицом свежим, как маргаритка, всегда хотела много знать… Все были старше неё, а ещё там дул странный ветер…»

– Тоска зелёная. Но, может быть, старики любят такую ерунду.

Однако взгляд Дульси был таким холодным, что его пробрало до самых когтей.

– А зачем им нужны животные, если Вильма рассказываем им сказки? Неужели это не достаточно увлекательно? Ты же не хочешь чересчур избаловать этих стариков?

Дульси вздохнула.

– Пусть она почитает им истории Колетт[2], например, ту, где кошку вытолкнули с балкона, это произведет на них впечатление.

Дульси вздрогнула и придвинулась ближе к Джо. Некоторое время они молчали, прислушиваясь к выкрикам козодоя и отдалённому прибою. Однако, размышляя о «Каса Капри», она и сама чувствовала себя той маленькой кошкой. Ей тоже хотелось много знать. В глубине души она была уверена, что, как малышка молочница, она не успокоится, пока не выяснит, что же там всё-таки творится.

Она не могла дождаться этого момента.

Глава 5

У Мэй Роз были и хорошие дни, когда ей удавалось потихонечку выйти во внутренний дворик, держась за спинки расставленных там кресел. Там она могла сидеть, наслаждаясь цветами и тёплым солнышком. Однако бывали дни, когда её охватывала чудовищная слабость, а из зеркала смотрело белое как тесто лицо.

В такие дни она испытывала муторный страх, была слишком слаба, чтобы ходить, и ей требовалась помощь, не только чтобы подняться с постели и одеться, но даже чтобы сесть в своё кресло – каталку. В такие ужасные дни сиделка вывозила её в общую гостиную, а потом в столовую, кормила её, и Мэй Роз казалось, что ей сто двадцать лет.

Но иногда она просыпалась, чувствуя себя сильной, вёселой и готовой встретить новый день так же хорошо, как в пятьдесят. В такие дни она даже могла немного пошить. Разумеется, Мэй Роз всё ещё мастерила платья для кукол. Это почти всё, что у неё осталось. Всю жизнь она шила кукольную одежду, даже когда была очень занята работой в костюмерной. Но это всё было до появления детей. А когда пошли дети, она оставила свой театрик и занялась разработкой кукольного гардероба. Джеймс посмеивался над ней – он всегда относился к ней свысока, – но у неё была книжечка с изображениями кукол в её нарядах, и она продолжала рассылать аккуратно сшитые образцы кукольных пальто и платьев. Прошло немного времени, покупатели специального магазина игрушек оценили её изделия, и она стала получать за них достаточно, чтобы одеваться самой и одевать трех их девочек, а также позволять им маленькие радости, когда они этого хотели. Джеймс говорил, что она портит детей. Джеймс считал её поведение непозволительно ребяческим только потому, что она любила маленькие радости жизни. Что ж, если это ребячество, так тому и быть, она ничего не могла с этим поделать. Джеймс говорил, что ей больше подошло бы жить в викторианскую эпоху, когда женщина вызывала восхищение, если предпочитала, иметь дело только с мелочами и безделушками.

И всё же она вырастила троих детей, причем без особой помощи Джеймса. Он умер, когда их старшей, Марисе, было всего двенадцать. Не вина Мэй, что ей недоставало сил справляться со страстями этих девчонок. Они были дочерьми Джеймса, плоть от плоти. Когда они достигли подросткового возраста, она по-прежнему пыталась в одиночку растить их, не вполне веря, что эти маленькие твари – её дети. Подростковые годы дочерей попортили ей много крови.

Однако все девочки в конце концов вышли замуж, и её страдания постепенно стерлись из памяти. Теперь все они жили так далеко, что лишь изредка могли навещать Мэй. Младшие поселились на восточном побережье, а Мариса – в Канаде на ферме, пятеро её собственных детей требовали постоянного присмотра. Теперь, когда она видела девочек не чаще, чем раз в несколько лет, Винона, её единственный добрый друг, была уже много лет как мертва, и Джейн Хаббл тоже её покинула, ей оставались только кукольные платья.

Она скучала по Джейн. Она скучала по Виноне. Много лет назад, когда умерла Винона, а Мэй только переехала в «Каса Капри», она знала, что проведёт последние годы жизни в одиночестве. Винона была её единственным настоящим другом. Они много лет провели вместе в том маленьком театре, и это было чудесное время. Они часами гуляли по городу, бродили по магазинам, ездили в Сан-Франциско. Винона любила разглядывать ткани для кукольного гардероба, хотя сама не шила. На самом деле Винона не испытывала настоящей любви к куклам, по крайней мере такой, как к кошкам.

Мэй Роз всегда забавляло то, что Винона регулярно ходила к пристани кормить бродячих кошек, как будто это была её единоличная ответственность. А как она баловала собственных кошек, устанавливала особые кошачьи дверки, покупала специальную еду и прочесывала всю округу, если одна из них не приходила домой. Она всегда ужасно переживала из-за своих кошек.

Но затем Винона переехала в Голливуд – ей представился отличный шанс поработать в бутафорском цехе киностудии «Метро-Голдвин-Майер». Мэй полагала, что Винона вёрнется что ей не понравится Голливуд, но та осталась. Она приезжала раз в год, и они проводили вместе несколько дней. Но затеи у Виноны обнаружился рак, в одночасье унесший её жизнь.

Мэй снова осталась одна.

Винона умерла. Джеймс умер. Дочери на другом конце страны. Когда Джейн Хаббл поселилась здесь, это было блаженство. Но вот теперь нет и Джейн. Медсестры говорили, что она в клинике: «А где ещё ей быть?» Но Мэй не верила им.

Она подарила Джейн одну из своих пяти кукол ещё до того, как подругу поразил инсульт – по крайней мере, Мэй сказали, что это инсульт. Как-то раз она спросила у медсестры, осталась ли кукла у Джейн, и та очень удивилась. А потом сказала: «Да, конечно, кукла у неё».

Если Джейн уехала или умерла, Мэй хотела бы получить свою куклу обратно на память о подруге. Но просить она не осмеливалась. Все сиделки были такими суровыми и даже сердитыми. Они неплохо заботились о своих подопечных, поддерживали чистоту, меняли белье, стирали одежду и кормили неплохо, но иногда Мэй чувствовала, что жестокий нрав Аделины Прайор, её холодность передались всему персоналу. Поэтому Мэй не с кем было поговорить.

А когда она позвонила своему попечителю и рассказала, что, по её мнению, Джейн вовсе не в больничном отделении, он говорил с ней как с жертвой старческого маразма. Сказал, что ему жаль, но, по словам владелицы пансионата мисс Прайор, Джейн слишком больна и не может принимать гостей, и что он не видит в этом ничего такого. Сказал, что больничное отделение слишком тесное, на каждом шагу капельницы, и что посетителям нежелательно болтаться там под ногами и мешать действительно больным людям.

Для Джейн, столь жизнерадостной и непокорной, наверняка было ненавистно пребывание в Заботе. В этом Джейн была похожа на Винону. Все те годы, которые Мэй и Винона провели вместе, Винона всегда была скандалисткой и вечно влипала в какие-нибудь неприятности. Она никогда не могла примириться с правилами, с распоряжениями владельца дома или управляющего театром, где она помогала с декорациями. Вот и Джейн была такой. И всегда говорила медсестрам, какие глупые у них тут правила. Она всех смешила, была такой буйной и беспечной, а потом они убрали её отсюда.

Четыре раза Мэй пыталась попасть в Заботу, и каждый раз медсестра замечала её, разворачивала её каталку и вывозила обратно. Это так унизительно, когда тебя вывозят в кресле против твоей воли, словно младенца.

Эула сказала, что Джейн, возможно, собрала вещички и покинула Заботу, несмотря на перенесенный приступ. Эула была теперь её последним другом. Эула, такая хмурая и вечно недовольная.

Она хотела рассказать про Джейн Бонни Доррис, которая затеяла программу «Друг-Не-Вдруг», но решила этого не делать. Бонни казалась ей чересчур деловитой и лишенной фантазии. Эта крепкая веснушчатая молодая женщина с песочными волосами никогда бы не поверила в исчезновение Джейн. Она бы только посмеялась над Мэй, как и все остальные.

Но когда заработала программа «Друг-Не-Вдруг», у Мэй по крайней мере появилась собеседница. Поглаживая Дульси, глядя в её умные зелёные глазки, Мэй могла рассказать ей обо всех своих тревогах, о которых никто другой не хотел слушать. Кошки понимают, что ты чувствуешь. Даже если не понимают слов, они по голосу догадываются о том, что у тебя на душе.

Возможно, кошечке нравился и её голос, потому что, казалось, она действительно слушает. Ложится, глядя прямо в лицо, и трогает своей мягкой лапкой её руку, словно говоря: «Всё в порядке. Я здесь. Я понимаю твое горе. Я с тобой, и я тебя люблю».

Глава 6

Утро выдалось невесёлое. У Джо судорожно подергивался желудок, и всё тело ныло от сострадания. Он видел из окна как Клайд на своем «Паккарде» вырулил задним ходом на улицу и поехал к ветеринару. Бедняга Барни лежал на переднем сиденье, завёрнутый в одеяло. Ему было так плохо, что он даже не мог сидеть и смотреть в окно. Старый золотистый ретривер всегда любил встречный ветер, с удовольствием смотрел на проплывающий мимо городской пейзаж. Но сегодня, когда Клайд нёс его из дома в машину, пёс безвольно висел у него на руках, словно полупустой мешок опилок.

Ещё вчера вечером Барни, казалось, был в полном порядке и резвился на заднем дворе, несмотря на артрит. Но, когда в свете наступившего утра Джо проскользнул на кухню, Барни лежал, тяжело дыша, на линолеуме, его глаза потускнели от боли, которая пряталась где-то глубоко внутри. Джо коснулся носом собачьей морды; нос Барни был сухим и горячим. Джо не догадывался, как сильно он любит Барни, пока не обнаружил старого золотистого ретривера распростертым на полу и стонущим от терзавшей его боли.

Джо ворвался в спальню и разбудил Клайда, а затем сам позвонил доктору Фиретти, назвавшись гостем Клайда; тем временем сам Дэймен натягивал мятый свитер и джинсы. Доктор Фиретти сказал, что будет ждать в клинике через десять минут.

Накануне Джо вернулся домой около трёх часов ночи, расставшись с Дульси на Морском проспекте; он до отвала наелся крольчатины и так устал после схватки с разъярённым енотом, что даже не пошёл на кухню проверить, есть ли там чем подкрепиться. Вместо этого он прошёл прямо в спальню и без сил рухнул на подушку рядом с Клайдом, даже не потрудившись смыть с морды кровь енота. Едва коснувшись подушки, он уснул.

Проснулся он два часа спустя от слабых стонов. Будильник в спальне показывал пять часов. Выбравшись на кухню, Джо обнаружил Барни, от боли бессильно развалившегося на линолеуме. Четверть часа спустя Барни уже был на пути к ветеринару, где его ждал холодный металлический стол, анестетики, клетка и прочие неприятные вещи, о которых Джо даже не хотелось думать.

Джо улёгся на спинку своего персонального кресла и посмотрел на пустынную улицу. В уличном воздухе всё ещё висел запах выхлопных газов, постепенно просачиваясь сквозь оконное стекло. Было слышно, как в кухне беспокойно бродит Руби, хватившись пропавшего друга. Чёрный Лабрадор не расставался с золотистым ретривером с тех пор, как они оба были щенками. Джо слышал, как он поскуливает и суетится; будучи не в силах больше терпеть огорчение старого Лабрадора, кот спрыгнул вниз и направился на кухню.

Распахнув дверь, он позвал громадного пса в гостиную и пригласил в своё личное кресло – восхитительно изодранное и устланное кошачьим духом частное владение. Он никогда и ни с кем не делил это кресло, ни кошки, ни собаки, ни люди не имели права даже приближаться к нему; но сейчас он подбодрил старого пса, и тот, кряхтя, забрался на сиденье.

Вытянувшись на мягкой потёртой подушке, Руби положил морду на ручку кресла и тяжело вздохнул. Джо устроился рядом с ним.

Кресло находилось в его распоряжении с тех самых пор, как Клайд нашёл едва живого раненого котёнка в сточной канаве Сан-Франциско. После нескольких нелёгких дней у ветеринара бедолага наконец оказался в доме. Клайд устроил для него чудесное ложе в коробке, однако кот предпочёл синее кресло единственное действительно удобное кресло в доме. Клайд спорить не стал. Джо всё ещё оставался несчастным больным котенком, который едва не расстался с жизнью. Ещё в младенчестве Джо уяснил, что если правильно сыграть на человеческой жалости, то можно добиться чего угодно.

И с того самого момента, когда он впервые свернулся калачиком на ярко-синем кресле, этот предмет мебели стал принадлежать ему. Кресло уже давно перестало быть синим, оно выцвело до какого-то неопределяемого оттенка и сплошь покрылось серым подшерстком. Подлокотники и спинка были в клочья разодраны в результате ежедневной заточки когтей; из-под жалких остатков ткани торчала мягкая белая набивка. Этот материал, перемешанный с роскошной серой шерстью, создал удивительную текстуру поверхности, настоящее произведение искусства.

Старый пёс, развалившись в кресле, глубоко втянул носом воздух, обнюхивая обивку, и обслюнявил пухлый подлокотник, а затем снова вздохнул – от одиночества и жалости к себе.

– Ладно тебе, Руби. Держи хвост пистолетом. Доктор Фиретти хороший врач.

Руби перевел удрученный взгляд на Джо и снова горестно затих.

Джо устроился рядом, облокотившись на мощное собачье плечо, и лизнул Руби в макушку. Однако он и сам чувствовал себя потерянным. Он очень переживал за Барни. Внезапная болезнь ретривера оставила у Джо ощущение пустоты, непривычной беззащитности и подавленности.

Он ещё долго оставался рядом с Руби, пока старый Лабрадор не уснул. Ему удалось утешить друга, однако и сам Джо нуждался в утешении. Ему сейчас позарез нужны были чьи-то ласка, тепло и сочувствие. Он оглядел знакомую комнату, своё драное кресло, вытертый ковер, побитый телевизор, голые светлые стены. Этим утром их с Клайдом холостяцкое логово больше не казалось ему уютным, а наоборот – одиноким и заброшенным.

Джо поднялся. Нужно было что-то делать.

Ему сейчас требовалось нечто, что могло бы поднять дух, чьи-то забота и угощение, чего в данный момент его собственный дом предложить не мог.

Напуганный своим болезненным состоянием, он в последний раз лизнул голову пса и выскочил из дома. Пробежав немного трусцой, он прибавил темп и помчался через весь город – через Морской проспект, мимо закрытых магазинов и ресторанчиков, откуда пахло оладьями, беконом и кофе, мимо закрытых галерей и запертой почты.

Уже за квартал до дома Вильмы Джо увидел, что на кухне горит свет – его отблески падали на большой дуб перед домом. Пахло свежеиспечёнными имбирными пряниками. Джо рванул к этому гостеприимному жилью, словно спасающийся от школьных забияк мальчишка к собственному дому.

Он промчался через двор и взлетел по ступенькам прямо к ярко светящемуся квадрату кошачьей дверки, нырнул в неё и оказался на приветливой и уютной кухне Вильмы. От пряничного аромата у него сжимались когти и топорщились усы.

Дульси стояла на столе и смотрела на него, удивляясь столь решительному вторжению. Некоторое время она изумлённо разглядывала Джо широко распахнутыми глазами. Её мордочка была мокрой от молока, к влажной шерсти прилипли пряничные крошки.

– Что случилось? У тебя кошмарный вид: уши опущены, даже усы обвисли. Что произошло?

– Это из-за Барни. Клайд повёз его к ветеринару.

– Но… он же не мог попасть под машину? Он ведь никогда не выходит на улицу.

– Ему стало плохо. Что-то внутри, ему было очень больно.

– Ничего, доктор Фиретти…

– Он уже старый, Дульси. Я не знаю, что может сделать доктор Фиретти.

Он запрыгнул на стол и прижался к ней, чтобы хоть как-то утешиться. Она лизнула его в ухо и накрыла своей мягкой лапкой его лапу. Вокруг них сине-белая кухня Вильмы сияла чистотой и уютом.

Лучи утреннего солнца проникали сквозь чистые окна, жемчужно сияя на сине-белых обоях и синих формах для пирогов и печенья. За ромбовидными стеклами дверок буфета поблёскивала синяя керамическая посуда. Обстановка в доме Вильмы всегда действовала на Джо успокаивающе, а уж сегодня утром я вовсе растрогала до глубины его дикой кошачъей души. Он вздохнул и лизнул Дульси в ухо.

Она подтолкнула к нему пряник и снова склонила голову отщипывая кусочки сладкого лакомства и запивая молоком из своей китайской расписной плошки. С голодным азартом Джо пристроился рядом. Кто сказал, что кошки не любят свежую выпечку, просто не слишком хорошо их знает. И пока не исчезли последние крошки и последние капли молока, Джо и Дульси не разговаривали. На его намокших усах и зубах налипли пряничные крошки, но чувствовал он себя определенно бодрее.

Он знал, что ничего не может сделать для Барни, только ждать и надеяться. Молиться он не привык, но частенько задумывался, действительно ли кошачья молитва доходит до неких высших сил, если, конечно, эти силы и впрямь существуют где-то в неведомой дали.

Он взглянул на Дульси, которая изящно умывалась, величественно восседая посреди стола.

– Я думал, что тебе ставят еду на коврик. С каких это пор Вильма стала делить с тобой стол?

Дульси бросила взгляд на свою чашку и усмехнулась.

– Когда я сказала ей, что ты ешь на столе. Ей бы не понравилось, что Клайд избаловал тебя больше, чем она меня.

– А у вас тут мило, – сказал Джо, спрыгивая вниз. Обычно он не замечал деталей интерьера, пока Дульси не привлекала к ним его внимание. Но Вильма недавно обновила обстановку. Её племянница Чарли помогла ей частично перекрасить стены в белый цвет, повесить кружевные гардины и белые жалюзи. Вильма также продала толстые потрепанные ковры и купила несколько кирмановских и сарукских ковров насыщенных тонов; поваляться на них – просто наслаждение. Дюжина рисунков Чарли с изображениями животных были оправлены в золотистые металлические рамки и украшали передние комнаты. Там было несколько портретов Дульси и даже один портрет самого Джо, которым он гордился больше, чем обычно мог себе позволить. Диван был перетянут тёмно-синим бархатом, шелковистым, как роскошный мех Дульси, а её любимая голубая шаль была переброшена через подлокотник именно так, как нравилось кошке. Три мягких стула заново обили красно-зелёным твидом. А над камином висел громадный пейзаж маслом, изображающий холмы и крыши Молена-Пойнт. Картина в красно-зеленых тонах была написана Джанет Жанно за несколько лет до её гибели.

Кот выбежал в гостиную вслед за Дульси и запрыгнул на стол Вильмы, освещенный лучами раннего солнца, которые лились сквозь белые планки жалюзи.

У них под лапами лежала развернутая карта Молена-Пойнт.

– Вильма оставила это для нас?

Дульси улыбнулась. Рядом с картой располагалась стопка газетных вырезок о воровке – домушнице – ксерокопии статей, которые Дульси читала в библиотеке.

Джо почесал ухо.

– Если бы Клайд знал, что Вильма поддерживает нас, предоставляя карты и газетные вырезки, его бы просто хватил удар.

Клайд не любил, когда Джо изображал из себя сыщика. Для такого мужлана, как Клайд, подобное чрезмерное беспокойство казалось странным.

– Всего лишь несколько пустяковых заметок и карта, – сказала она. – Это вряд ли можно назвать поддержкой. К тому же Вильма никогда не помогала нам прежде. Во всяком случае, я никогда этого не ожидала. Она и понятия не имела, что мы занимались расследованием убийства Бекуайта.

– Может, тогда она и не знала, но насчёт Джанет была в курсе. Она говорила тебе впоследствии, что очень волновалась.

– Но не вмешивалась. Для человека она довольно разумна. – Дульси потянулась, а затем свернулась калачиком. – Ты должен признать, что Вильма более терпима к нашим интересам, чем Клайд.

– Она бы не смогла всю жизнь проработать с преступниками, если б не пыталась смотреть в будущее.

Некоторые из заметок рассказывали о местных ограблениях, но большинство из них запечатлели продвижения домушницы во побережью. От Сан-Диего она перемещалась всё глубже на север, подальше от жары.

– Похоже, старушенция предпочитает более прохладную погоду, – заметил Джо. – Южная Калифорния зимой, Сан-Франциско летом.

Изучая сообщения о кражах в Молена-Пойнт, они прокалывали когтями карту на месте каждой кражи, но не обнаружили никакой закономерности. Похоже, женщина путешествовала туда-сюда наугад по наиболее зажиточным районам, возможно, выбирая по пути дома, где хозяева трудились во дворе.

– Вот это мне нравится, – сказал Джо, указывая на одну из заметок. – Ракушечный Пляж. Воровка входит в дом, пока парень спит. Наверняка она подумала: если он был на мальчишнике, то так пьян, что ничто не сможет его разбудить.

Домушница, проскользнув на второй этаж в спальню жениха утром накануне свадьбы, прихватила с комода золотые обручальные кольца, приготовленные для церемонии.

Она вытащила кольца из коробочки, а саму коробочку закрыла, предварительно вложив в прорези две монетки, чтобы не чувствовалось отсутствие веса, и оставила на комоде. Жених, который был наверняка с похмелья и очень спешил, взволнованный близостью брачной церемонии, заметил это, лишь когда открыл коробочку в церкви, чтобы передать кольца шаферу, а вместо этого обнаружил два пятицентовика.

Дульси улыбнулась:

– Ну и нахалка же она.

– А ещё она боится кошек. Когда она замечает, что я наблюдаю за ней, её охватывает настоящий ужас.

Джо потёрся щекой о жалюзи и посмотрел в окно.

Утро уже золотилось вовсю, в окнах напротив, выстроившись в ряд, отражались крошечные солнышки. Джо прищурился от яркого света.

– Нам нужно устроить засаду, я уже все лапы стёр, идя по ложному следу туда, где эта воровка так и не появилась. Крыша в мастерской Клайда не настолько высока, оттуда мне не видно и половину холмов.

До сих пор его план состоял в том, чтобы следить с крыши мастерской) как воровка нарезает круги, намечая добычу, затем он бежал туда, где она ставила автомобиль. Проблема в том, что домушница оставляла машину за несколько кварталов до намеченной цели и порой к ней не возвращалась. А один раз, когда он считал, что женщина в прачечной, она всё же выскользнула незамеченной, а может быть, просто оказалась упрямее его. Коту показалось, что он выжидал целую вечность, пока не ослабел от голода, и в конце концов он в раздражении ушел, не зная наверняка, удалось ли ей ускользнуть или она всё ещё оставалась в доме. Но Джо так проголодался, что ему было уже всё равно. А на следующий день, сидя на кухонном столе, он прочитал в местной газете заметку о краже с перечислением похищенного, в том числе был украден небольшой портрет кошки, стоивший добрых две сотни тысяч. Он действительно облажался и чувствовал себя полным дураком.

– Помнишь тот коричневый дом с черепичной крышей? – сказала Дульси. – Такой высокий, с куполом, на улице Хейли. После башни суда это самая высокая точка в нашем городке.

– Ну да.

– А сегодня суббота, и полгорода будет копаться во дворах. Они спрыгнули со стола, выбрались через кошачью дверку и направились по Долорес к Шестой улице, при этом Дульси беспрестанно мурлыкала. Шпионить она любила. Это доставляло ей в сто раз больше удовольствия, чем выслеживать кроликов.

Но когда они пересекли улицу Даннер, ветер усилился; он кружил по тротуару, ерошил кошачий мех. Над кошками быстро бежали облака. Джо взглянул на нахмурившееся дождём небо.

– Если погода испортится, никто не будет возиться в саду. Если пойдет дождь, старуха останется дома в своей постели.

– Возможно, ещё разгонит, унесёт к океану.

Шныряя между немногочисленными утренними машинами, двигавшимися по улице Даннер, они срезали путь и прошли через задний двор до улице Хейли – коричневый дом возвышался прямо перед ними. Его словно игрушечный купол торчал поверх широкой крыши, устремляясь к собирающимся тучам. Поблизости не было ни одного дерева, по которому можно было бы залезть на крышу. Пока кошки кружили вокруг дома, оглядываясь в поисках подходящего подоконника или увитой виноградной лозой водосточной трубы, налетел резкий ветер, буквально прижав их к кустам сильным порывом.

– Ветер крепчает, – заметил Джо. – Нас просто сдует с крыши и понесет, как сорванную дранку.

Глава 7

Неуклюжий и мрачный старый дом построили задолго до появления ограничений, запрещавших из-за землетрясений воздвигать в Молена-Пойнт строения выше двух этажей. Избыточная высота и плачевное состояние делали это здание лёгкой жертвой подземных толчков. При первой же встряске в шесть баллов по Рихтеру оно легко могло обрушиться и превратиться в груду деревянных обломков, утыканных ржавыми гвоздями. Крыша прохудилась, тёмные дощатые стены выглядели подгнившими. Табличка «Продаётся», вбитая на запущенной лужайке перед домом, наводила на мысль, что в ближайшем будущем его ждет не новый владелец и свежая краска, а строительная бригада, которая снесёт его подчистую.

Дом стоял всего в квартале от Морского проспекта; такое же расстояние отделяло его и от зеленеющего парка над туннелем, в который ныряло шоссе № 1. Джо и Дульси обогнули дом, пробравшись сквозь чахлую растительность вокруг него, и обнаружили на задворках шаткую шпалеру, которая не развалилась до сих пор лишь потому, что её перекладины были опутаны цепкими колючими стеблями вьющихся роз. Кошки вскарабкались по ним до третьего этажа, добрались до крутой скользкой крыши и двинулись в сторону башенки. Старая дранка под их лапами обветшала до мягкости. Взобравшись на самую вершину, они залезли в маленькую открытую башенку, пол которой был покрыт, словно белой глазурью, толстым слоем птичьего клея. Даже свежий ветер, который влетал в четыре открытые арки, неся с собой запах дождя, не мог заглушить смрад птичьего помета.

Летящие облака быстро темнели, цвета меркли, а за городской чертой океан под тяжёлым плотным небом приобретал стальной оттенок. Солнце скрылось; жители Молена-Пойнт наверняка сидят по домам и штудируют «ТВ-гид» или устроились у камина с книгой. Джо и Дульси представили себе, как в одном из сотен небольших мотелей Молена-Пойнт сидит укутанная воровка – домушница, заказав еду в номер. До них доносились звуки проезжавших мимо автомобилей, приглушённые жалобными стонами ветра.

Глядя с крутого ската крыши на тротуар вдоль проспекта, наблюдая за людьми, которые направлялись на работу или в какой-нибудь уютный ресторанчик завтракать, они чувствовали запах оладий и подогретого сиропа. В витринах магазинов отражалось хмурое изменчивое небо. Чуть дальше, на улице Сан-Карлос, пожилой Джордж Джолли распахнул стеклянную дверь своего магазинчика деликатесов и вынес на улицу четыре больших горшка с ярко-красными цветами.

Он поставил горшки возле двери, по два с каждой стороны, но внутрь не пошел, а, взглянув на небо, остался стоять, о чем-то размышляя.

В конце концов он нагнулся, поднял горшки и снова занёс их в помещение. Джо и Дульси видели, как он исчез в теплой глубине своей лавочки, а затем перевели взгляд в переулок за магазином и облизнулись, думая об импортном лососе или порции тёплой густой похлёбки.

Некоторые из владельцев магазинов по соседству заявляли, что изысканные подношения Джолли привлекают мышей. Наверняка так оно и было. Но что может быть лучше откормленной живой мыши с кусочком рыбного пирога, бри или камамбера в желудке?

В башенке стало совсем холодно под резкими порывами ветра. Арки, выходившие на все четыре стороны света, создавали тягу, однако отсюда открывался превосходный вид на улицы города. Джо и Дульси могли разглядеть и свои дома. Слева от кошек, за раскидистой кроной дуба проглядывала потрепанная крыша домика Клайда. Это строение отчаянно нуждалось в заботе профессионала, однако что за дело до этого Клайду? Он хлопотал над своими машинами, словно над новорожденными младенцами, готовый удовлетворить малейший их каприз. Но дом – совсем другое дело, Клайд не займется строительными работами, пока не протёчет крыша или не провалится пол.

Справа за магазинами и галереями была видна задняя часть дома Вильмы; крутой скат крыши и каменный дымоход едва виднелись из-за холма. Сад перед домом принадлежал Вильме, но холм за домом считался личным владением Дульси. Он был покрыт зарослями густой травы, полной всякой мелкой дичи, и как нельзя лучше подходил для быстрой охоты. На водившихся там мышей и птиц не имела право посягнуть ни одна соседская кошка, если дорожила своей шкурой.

Почти прямо под ними, через проспект, ярким пятном выделялась красная черепичная крыша Автомобильного агентства Бекуайта и автомастерской Клайда. А дальше, за автосалоном Бекуайта, среди скопления частных коттеджей стоял белый домик – ветлечебница доктора Фиретти, где сейчас находился Барни. Джо боялся узнать, как его самочувствие: вид старого пса этим утром сильно огорчил его, оставив ощущение, что Барни уже не жилец.

Однако Джо беспокоился не только о Барни, но и о Руби. Если Барни умрёт, то и второй пёс сляжет. Болезнь старины Барни заставила Джо задуматься о том, как коротка, капризна и непредсказуема жизнь.

За пределами городка к востоку над холмами, среди стальных туч всё ещё видна была прореха голубого неба, чистый свет падал сквозь неё на холмы, выхватывая каждый куст, каждое дерево или цветник. Дома и улицы, уходящие вверх, были отчётливо видны, словно декорации в лучах софитов. Среди разрозненных домов золотились луга. Несмотря на угрозу дождя, тенистые дворы на холмах отнюдь не пустовали. На Янтарной улице трое ребятишек играли в догонялки, какой-то малыш присел, чтобы покопаться в водосточной канаве, а в этот момент мимо него вниз по улице пронеслась стайка детей на велосипедах.

Некоторое время Дульси и Джо наблюдали за стариком, который подстригал у себя на лужайке траву ручной косилкой как будто современные силовые агрегаты не годились для таких сложных участков. Ветер стал холоднее. Озябшая Дульси приткнулась к Джо.

– Может, эта старая плутовка всё-таки объявится? Мы же не могли не заметить её белую «Тойоту», – сказала Дульси и фыркнула. – Замазанные грязью номера – какой старый дешёвый трюк!

– Однако это срабатывает. Во всяком случае, пока. Грязь так засохла, что я даже не мог её отскрести.

– А тебе не пришло в голову, что она может заметить? Он пожал плечами.

– Ну, заметит. Если она боится кошек, это должно ещё больше припугнуть её.

– А вдруг она сменила машину? Если она может обчистить дом, для неё наверняка не составит труда и позаимствовать чью-нибудь машину на несколько часов.

Джо и Дульси внимательно осматривали каждый автомобиль, который двигался вверх по холмам: проследили за разъезжавшим взад-вперёд многоместным универсалом, собиравшим детей на какое-то воскресное мероприятие; проводили взглядом почтовый грузовичок «Федерал Экспресс» – его водитель подъезжал к нужной двери, оставлял посылку и бегом возвращался за руль, словно его расписание требовало не мешкать ни секунды.

Из тоннеля на шоссе вырулил маленький красный седан и остановился под клёнами; из машины вышла какая-то невзрачная женщина. Джо и Дульси так сверлили её глазами, что удивительно, как она этого не почувствовала.

Женщина прошла по дорожке к двухэтажному зелёному домику, остановилась, чтобы поднять утреннюю газету и принялась копаться в карманах, отыскивая ключи. Отперев дверь, она исчезла в доме.

В пяти кварталах отсюда рыжий «фольксваген» поднялся по холму и припарковался возле наполовину обшитого деревом коттеджа, окруженного по бокам сикоморами. Из машины вышла женщина, тоже одна, – изящная тонкая фигурка в чёрном деловом костюме. Она быстро вошла в дом, где спустя мгновение зажёгся свет.

– Если это та самая воровка, – сказал Джо, – то она настоящий спец по маскировке.

Из-под крыши башенки доносилось жужжание пчелы, она кружила над кошачьими головами и время от времени пикировала, едва не залетая в уши. Дульси сбила её лапой, обнюхала и отступила.

Высоко на холме в желтом коттедже открылась задняя дверь, оттуда появились мужчина и женщина в шортах. Пройдя через лужайку, они открыли садовый сарайчик и вытащили газонокосилку, грабли и лопату. Ещё выше по склону, возле нового дома, где двор ещё представлял собой голую почву, откуда-то из-за угла показалась женщина с корзинкой; она присела возле дорожки и стала копаться в земле, высаживая рассаду и осторожно утрамбовывая землю вокруг ростков. Джо зевнул.

– Они сажают траву, а потом им приходится стричь её. Сажают растения, а потом должны их пропалывать.

Дульси скосила на него глаза.

– Я видела, с каким удовольствием ты катаешься на таких сочных лужайках.

– Ты имеешь в виду ту изъеденную гусеницами проплешину, которая принадлежит Клайду?

– Я имею в виду лужайки твоих соседей. Видела я, как ты нюхаешь цветочки, сидя у них на клумбах, когда считаешь, что тебя никто не видит.

– Это я охотился – на тех клумбах полно кротов.

Дульси не стала напоминать ему, что он терпеть не может кротов.

Они просидели на крыше больше часа, когда на шоссе с южной стороны показался голубой фургон, свернувший на боковую улицу прямо перед тоннелем. Поднимаясь по извилистому проулку, автомобиль пересёк склон и вернулся, словно патрулировал местность, К тому времени уже семь семейств, не покладая рук, трудились в своих садах, несмотря на хмурое небо и порывистый ветер, – усердные домовладельцы, слишком добросовестные, чтобы проводить утро без дела. «В этом одно из преимуществ кошачьей жизни, – подумал Джо. – У кошек не бывает болезненных увлечений». Тем временем вдали над океаном появилась косая паутина дождя.

Голубой фургон притормозил возле двухэтажного здания в испанском стиле, стоявшего в глубине, за просторной угловой стоянкой. Останавливаться он не стал, а медленно прополз мимо, словно водитель искал подходящее место. Дом располагался углом, так что можно было видеть часть заднего двора, где пятеро членов семьи высаживали кусты и небольшие деревца. Фургон свернул за угол и остановился.

Оттуда вышла невысокая женщина в длинной юбке, свободном свитере и мягкой широкополой шляпе. Джо подался вперёд, не спуская с неё глаз и подергивая обрубком хвоста. Она оглянулась, осмотрев соседние дома, а затем направилась на противоположную сторону улицы к белому оштукатуренному дому. Поскольку она шла с боковой улицы, ей наверняка был виден задний двор, но её саму занятое садовыми работами семейство могло и не заметить. Кошки видели, как она бросила взгляд на задний двор и отвернулась, а затем подошла к парадной двери.

Им было не видно, как она звонит в дверь. Она тронула дверную ручку, снова оглянулась и вошла в дом. Очевидно, никто со двора её не заметил, поскольку к дому никто не пошёл. Возможно, она и сама была из этого дома, а может, и нет. Джо запрыгнул на крышу башенки. Приподнявшись повыше, он вглядывался в дом, чтобы определить его местоположение. Крутясь из стороны в сторону словно флюгер по ветру, он отсчитывал улицы.

– Пять домов вверх от сгоревшей студии Джанет. И четыре влево.

Они слезли по шпалерам, пробежали через двор, потом по дорожке, через парк над шоссе, затем вверх по извилистым улочкам, сквозь высокую траву пустошей, густые заросли ракитника и падуба, через лужайки и аккуратные цветники; они так неслись, что, когда добрались до голубого фургона, который оказался «Хондой» последней модели, что-то ещё тихонько потрескивало в моторе, а шины и диски до сих пор были тёплыми.

И снова номера машины оказались замазанными грязью. Но на этот раз Джо и Дульси поскребли засохшую глину и сумели отковырять достаточно, чтобы разглядеть калифорнийский номер 3GHK499.

Цифр, указывающих, в каком округе выданы номера, разумеется, не было. В Калифорнии это не практикуется. Машина могла быть зарегистрирована в любом уголке штата, только Макс Харпер может выяснить остальное, прогнав номер через информационную систему транспортного управления. Джо выводило из себя, что полицейские имеют доступ к сведениям, которые рядовой гражданин – и рядовой кот – получить не в силах.

С другой стороны, думал он, так и надо, полицейским и без того приходится несладко. А если дать штатским доступ к информации Управления автотранспортом, они такого там натворят, вовек потом не разберёшься.

Оставив «Хонду», они пробежали по улице к оштукатуренному белому домику и увидели, что семейство всё ещё трудится в саду, освобождая корни от мешковины и опуская саженцы в землю. Там тонкие белые корешки связанных до поры кустов расправятся, словно голодные язычки, которые тянутся к пище.

На дорожке у дома стоял черный «Мерседес». Джо и Дульси вспрыгнули на капот, затем на крышу машины, оставляя отпечатки лап на гладкой поверхности, а оттуда перескочили на крышу гаража, покрытую округлой керамической плиткой.

Слева от них возвышалась двухэтажная часть дома. Окна обеих спален были открыты, ветерок раздувал прозрачные белые занавески. В первой спальне двигалась какая-то фигура, когда она повернулась к встроенному шкафу, на выпуклых складках мешковатой юбки и безразмерного свитера мелькнули блики света. Кошки подкрались поближе, распластались по черепице и прижались к стене, изогнувшись, чтобы осторожно заглянуть через стекло.

Женщина раскрыла двойные дверки шкафа и принялась рассматривать висящую там одежду. Её растрепанные седые волосы не мешало бы как следует подстричь и основательно расчесать. Она выглядела так, будто прибарахлилась «по последней моде» на благотворительном базаре. Подол её юбки лихо свисал на лодыжки в плотных чулках – такой стиль можно было счесть предвестником новой моды; её туфли тоже могли бы вскорости выглядеть стильно, крепкие и прочные, такие особо ценятся среди бездомных бродяг. Просмотрев содержимое шкафа, Немолодая дама аккуратно взяла висевшее на вешалке маленькое платье из золотистой парчи.

Когда она повернулась к зеркалу на внешней стороне створки шкафа, они ясно увидели её отражение. Шаловливо улыбаясь, она приложила нарядное вечернее платьице к своей коренастой фигуре, повертелась так и сяк, словно решила соблазнить невидимого зрителя, прижимая изящную вещицу к своим выпирающим формам.

Наблюдая за ней, Джо едва не подавился смешком. Но Дульси придвинулась поближе, кончик её хвоста плавно шевелился, зелёные глаза сочувственно округлились в знак женской солидарности. Страсть этой немолодой и плохо одетой тетки проняла её до самого сердца, она по-родственному понимала эту жажду обладать чудесным золотым нарядом. Глядя на пожилую женщину, Дульси была с ней заодно, на одно мгновение кошка и воровка – домушница соединились в душевном порыве.

– Что это с тобой?

Дульси подскочила и уставилась на кота так, словно совсем забыла о его присутствии.

– Ничего. Всё в порядке.

Он встревожено посмотрел на подругу.

– Просто мне грустно видеть её. Достаточно?

Он удивлённо округлил глаза, но ничего не сказал. Они видели, как женщина сложила золотое платье небольшим квадратиком, приподняла свой бесформенный свитер и засунула свернутую вещь в сумочку, висевшую у неё на поясе. Они потрясённо смотрели, как она обыскала ящики комода, вытаскивая колье и браслеты и запихивая их в ту же сумку; туда же пошли золотой зажим для галстука, золотой поясок и крохотная золотая заколка, а два мягких на вид свитера она заткнула себе за пояс. Внезапно она повернулась к окну и пошла прямо на них; кошки отпрянули и прижались к стене. Она подлетела к открытому окну и испустила яростное шипение, словно обезумевший кот, так что у Джо и Дульси шерсть встала дыбом. На кошачьем языке такой звук сопровождает отчаянную атаку идущего на смертный бой. Эта женщина знала кошек. Знала, как выразить самую устрашающую угрозу разъярённой кошки, знала нечто глубинное и сокровенное, что проникало в самую сердцевину кошачьего страха, знала их собственный язык. Они смотрели на неё лишь одно мгновение, а затем спорхнули с крыши обратно на «Мерседес», пробежали вдоль него и пустились наутек в сторону холмов, мимо белого коттеджа, в густые заросли кустов, где никто не смог бы до них добраться.

Съёжившись в полумраке под колючими спутанными ветвями, они наблюдали, как тётка с улыбкой покинула дом и незамеченной удалилась вверх по улице с таким довольным видом, словно проглотила канарейку.

Дульси дрожала.

– Она меня ужасно напугала, – сказала она, нервно облизываясь. – Где она такому научилась?

– Где бы это ни было, теперь она вне игры. Как только мы позвоним Харперу и сообщим приметы голубой «Хонды», прости – прощай, воровка – домушница!

Однако Дульси округлила глаза почти испуганно.

– Может, мы… Она же просто старая женщина.

Она умолкла и замялась.

– О чём ты говоришь?

– Будет суд… Как ты думаешь, проявит ли суд к ней снисходительность? Она ведь такая старая.

– Не такая уж она и старая, просто неряха. Да и какая разница? Молодая ли, старая– воровка есть воровка. – Он вперился в подругу жёлтыми глазами. – Сегодня утром тебя просто раздирало желание прищучить эту тетку. Это тебе всегда неймётся обратиться в полицию. «Позвони Харперу, Джо. Изложи капитану факты. Пусть этим займётся полиция». Так с чего вдруг такая перемена? Отчего ты сейчас-то размякла?

– Но она так… Её же не посадят за решётку до конца жизни? Как можно? Оказаться в заточении, когда ты старая, может, и больная…

Джо прищурился.

– Может, нам не стоит сообщать про неё капитану Харперу? По крайней мере, пока.

– Дульси…

– Они не станут держать её в тюрьме, пока она совсем не одряхлеет? И даже не сможет подняться из кресла – каталки, как те старики из «Каса Капри»?

– Я понятия не имею, что решит суд. И не понимаю, какая разница.

Джо долго наблюдал за Дульси, затем развернулся и выполз из кустов. Конечно же нужно позвонить Харперу.

Он слышал, как Дульси вылезла вслед за ним. Они уселись рядышком и, не говоря ни слова, смотрели, как ниже по склону голубая «Хонда» снялась с места и укатила. Прямо под их наблюдательным пунктом семейство из белого коттеджа всё ещё сажало деревья и кусты. Ни взрослые, ни двое детей, казалось, даже не заметили, что их дом ограбили. Это заставило кота невольно улыбнуться. Мадам оказалась весьма ловкой тёткой.

Но ловкая или нет, она всё равно воровка.

Долгое время Дульси ничего не говорила, а затем искоса взглянула на Джо.

– Полагаю, при таком количестве краж, которые провернула эта старушка, и ценных вещей, которые она утащила, тюремная камера станет для неё последним пристанищем.

– Возможно, Дульси. Чему быть, того не миновать. Один взгляд на бабку, которая размечталась о блестящем платьице, и ты уже растаяла и готова встать на её сторону. – Джо оглядел подругу. – Вы с ней одной крови, так это называется? Ты и эта тетка два сапога пара – жадные воровки.

Её взгляд был холоден словно лёд:

– Это действительно чудесное золотое платье.

Пристальный взгляд зелёных глаз смутил его, взгляд столь праведный, словно сам Джо был преступником.

Глава 8

Дульси не слишком интересовалась машинами, зато понимала толк в роскоши. Гладкий красный автомобиль с откидным верхом прошелестел мимо неё по Морскому проспекту, оставив смотреть вслед глупо вытаращенными глазами. От восхищения у неё высунулся кончик языка, а ушки и усы подались вперед; помахивая хвостом, она сделала шажок по тротуару, глядя на великолепные обводы заднего капота и округлый блестящий чёрный верх.

– Это «Бентли-Азур», – прошептал Джо ей на ухо. Дернув усом, он притворился, что облизывает лапу; вокруг на тротуаре было полно людей, которые направлялись в магазины или просто по своим делам. – Говоря словами рекламы, «самая новая и быстроходная модель».

Они проводили взглядом автомобиль, который повернул и двигался теперь по северной стороне проспекта. Джо удивленно округлил глаза.

– Смотри-ка, это Клайд. За рулем – Клайд! Гляди, как он управляется с этим красавцем, можно подумать, ему принадлежит весь мир.

Проехав мимо, Клайд свернул к автомастерской, на дорожку, что проходила под широкой черепичной крышей здания в средиземноморском стиле, где размещался салон иностранных автомобилей Бекуайта.

Рядом с кошками остановились и несколько прохожих, восхищённо взирая на проплывавший мимо великолепный красный автомобиль. Джо резко повернул голову, притворяясь, что ловит очередную блоху.

– Этот цвет называется «красный перламутр». Новая машина Аделины Прайор. Триста сорок тысяч баксов, заплаченных этими стариками из «Каса Капри».

Глаза Дульси недоверчиво вспыхнули.

Джо хитро покосился на неё.

– Ты об этом не думала, правда? Ты ведь не знала, насколько богата Аделина. Эта машина только что с завода. Белая кожаная обивка, компакт-проигрыватель на несколько дисков торпеда со вставками из орехового дерева, бар и всё такое Клайд должен был установить ещё телефон, наверно, поэтому машина сейчас у него.

Джо повёл Дульси к мастерской, ловко огибая прохожих переходя проспект и лавируя среди медленно едущих автомобилей.

Едва они вбежали на крытую дорожку, сюда же свернул патрульный автомобиль и остановился рядом с Клайдом. От потрескивания полицейской рации у кошек засвербило в ушах.

Макс Харпер вышел из машины и склонился к открытому окошку «Бентли». Ни Харпер, ни Клайд кошек не заметили. Мотор красного «Бентли» тихонько урчал на холостых, словно мурлыкал громадный сытый кот.

– Классная тачка, – сказал Макс.

Лёгкий ветерок, залетевший под крышу, донес до кошек запах капитана полиции – от него пахло лошадьми, табаком и чуть-чуть ружейным маслом. У него были худые руки, грубые и темные, как старые туристские ботинки Клайда.

– Машина Аделины Прайор, – Клайд откинулся на мягкую спинку сиденья, усмехнулся и погладил руль. Харпер оглядел машину, вытащил пачку сигарет, затем передумал и снова сунул её в карман, как будто не решался закурить рядом с такой девственно-чистой красотой. Его худое, прорезанное морщинами лицо нахмурилось.

– Нашли ещё кое-что насчёт того зелёного грузовика, что врезался в Сьюзан Доррис. Не слишком много. Мало шансов, что он снова тут объявится, но я подумал, что стоит предупредить. Вчера в участок зашёл один человек. Похоже, наше обращение в газете подстегнуло его память, он припомнил, что похожий автомобиль разъезжал по холмам примерно в то время, когда на Сьюзан наехали. Якобы он видел его на той неделе трижды и примерно в тех местах. – Харпер неопределенно кивнул в сторону домов на склоне. – Зелёный открытый пикап… Ему показалось, это «Шевроле», однако точно сказать он не может, год тоже не знает и номер не рассмотрел. Он не знал, что это важно, пока не прочитал вчерашнюю газету. Когда машина Сьюзан попала в аварию, его не было в городе, и он не видел первого газетного сообщения.

Макс снова достал сигарету, выудив её из лежащей в кармане пачки привычным жестом, постучал ею о дверцу «Бентли», а затем снова сунул в пачку.

– Почему, чёрт возьми, такие вещи случаются с людьми вроде Сьюзан?

Клайд заглушил двигатель.

– Я буду иметь в виду этот грузовик, хотя вряд ли он объявится у Бекуайта. Значит, зелёный открытый пикап. Не густо.

Харпер кивнул.

– Да уж, скорее всего он уже где-нибудь в Лос-Анджелесе, перекрашенный и с новыми номерами. А может, и на свалке.

– Насчёт года выпуска ничего?

– Ничего. А Сьюзан едва успела его заметить, прежде чем в неё врезались. Ей показалось, это американская модель, закрытый пикап, не новый. Тускло-зелёный, вроде бы, по её словам, без боковых окон. Эти модели обманчивы, могут казаться старше, чем есть на самом деле.

Харпер переступил с ноги на ногу, словно ему неудобны были форменные ботинки.

– Терпеть не могу такие случаи, когда машина скрывается с места происшествия. Чертовски неприятно. Сьюзан – хорошая женщина. Пока этот мерзавец водитель не загнал её в инвалидную коляску, она гуляла со своим пуделем по всему городу. Ты бы видел, как они проходили мимо участка, Сьюзан и её пёс, – резвились как дети. Скажу тебе одно, – продолжал Харпер. – Дочка Сьюзан, Бонни Доррис, не собирается бросать это дело. Так или иначе, но Бонни прижучит парня, который покалечил её мать. – Харпер криво усмехнулся. – Бонни вцепилась в меня мёртвой хваткой, звонит через день. Интересуется, есть ли у нас что-нибудь новенькое и что именно мы делаем для расследования.

Он поднял глаза, увидел Джо и Дульси, которые сидели в широченном дверном проёме автомастерской, и удивлённо поднял бровь.

– Ты что, берёшь кота с собой на работу? Я думал, ты стараешься держать его подальше отсюда, после того как его тут чуть не застрелили и не превратили в корм для рыб.

Джо и Дульси переглянулись, Джо внимательно посмотрел на Харпера. Макс Харпер никогда не мог понять, почему его старый приятель, с которым они, будучи подростками, участвовали в родео, а сейчас время от времени собирались, чтобы попить пивка, так помешан на кошках. И Джо знал, что здорово действует на нервы Харперу; за последний год они с Дульси дважды попадались ему на пути, выводя его из душевного равновесия.

Впрочем, какие бы подозрения ни терзали Харпера, это были не более чем подозрения.

От души забавляясь и смеясь про себя, Джо одарил Харпера глуповато-невинным взглядом. Он любил подначивать капитана. По вечерам, когда Харпер приходил к Клайду на партию в покер, Джо всегда старался изобрести что-нибудь новенькое, какой-нибудь ещё способ его поддразнить, и не потому, что Харпер ему не нравился, наоборот, ему доставляло удовольствие наблюдать замешательство на обычно суровом лице Макса.

Ну и что, даже если Харпер что-то подозревает? Неважно, какие подозрения могут зародиться у него в голове, но если Макс Харпер обмолвится кому-нибудь из своих офицеров хоть словом о разумных кошках, расследующих преступления, он вылетит со службы быстрее плевка.

Дульси толкнула Джо; тот встрепенулся, заметив многозначительный взгляд Клайда, понял, что, должно быть, слишком пристально таращился на Харпера, а может, даже глупо ухмылялся. Взгляд Клайда говорил: «Последи за собой, приятель»« Чтобы отвлечь и подзадорить Джо, Клайд наклонился и открыл пассажирскую дверь „Бентли“.

– Кис-кие-кис, иди сюда, иди ко мне, – язвительно засюсюкал он.

Переглянувшись, Джо и Дульси кротко опустили глаза и потрусили вокруг машины. Они остановились, глядя через открытую дверцу, пока Клайд аккуратно расстилал свой белый рабочий халат на переднем сиденье. Закрыв поплотнее кремовую кожаную обивку, он прикрикнул: «А ну сюда, быстро!», и они тут же запрыгнули на халат. Спектакль «Повелитель кошек» , устроенный ими втроем специально для Харпера, удался на славу.

– Один прокол когтем, один волос с ваших шкур, и вас пустят на собачий корм. Хватит на две порции.

Харпер наблюдал эту неожиданную сценку с еле заметным выражением интереса на неулыбчивом лице. Что он при этом думал, понять было невозможно.

Клайд грубовато потрепал Джо по загривку и сказал с улыбкой:

– Я предоставил этого кота Бонни Доррис для группы «Друг-Не-Вдруг», которую она организовала в пансионате «Каса Капри».

Харпер приподнял бровь и кивнул:

– Она затеяла это ради своей матери – единственный способ, до которого она сумела додуматься, чтобы протащить туда своего пуделя. Ей кажется, пёс поднимет Сьюзан настроение, а это поможет скорее выздороветь. Сьюзан просто души в нем не чает.

– Бонни рассказала мне про свой план, она уверена, что пёс поможет Сьюзан пережить болезненные процедуры и поддержит её дух во время лечения. – Клайд небрежно взъерошил шерсть кота, что тому наверняка не понравилось. – Бонни хочет, чтобы в группу входило и несколько кошек, так почему бы и нет? Пусть этот маленький нахлебник поработает за своё пропитание.

Джо неподвижно застыл под рукой Клайда, стараясь сдержать ярость. Ох и поплатился бы он сейчас за такие слова! «Пусть этот маленький нахлебник поработает за своё пропитание» . Подожди, вот только останемся одни!

Выбравшись из-под руки, кот отвернулся, рисуя в уме наиболее интересные действия, которые он мог бы предпринять, чтобы поставить Клайда Дэймена на место.

– Поверить не могу, что она возьмёт туда кошек. Собаки – само собой. Собаку можно выдрессировать, заставить слушаться. А кошки разбегутся повсюду, их же невозможно контролировать. А впрочем, может, оно и к лучшему. Несколько снующих туда-сюда кошек развеселят этих старичков, глядишь, им не так скучно будет. – Харпер слегка нахмурился и продолжил: – А то со скуки им всякая чепуха в голову лезет. К нам поступило несколько странных звонков оттуда.

– Да? – с интересом отозвался Клайд. – А что за странные звонки?

Худая фигура Харпера немного передвинулась, он сменил позу.

– Да мерещится им всякое. Одна старушка-веселушка звонит нам раз в три-четыре месяца, утверждая, что в доме престарелых пропадают пациенты и что несколько её друзей уже пропали.

Клайд слушал, откинувшись на спинку сиденья.

– Когда кто-то из постояльцев «Каса Капри» заболевает, его переводят из общего отделения, Внимания, в клиническое, так называемую Заботу. Там больше персонала, в том числе медсестер, обученных ставить капельницы и что там им ещё надо. Визиты из Внимания в Заботу не поощряются, начальство не хочет, чтобы народ шнырял туда-сюда. Я могу их понять. Так вот, эта старушенция беспрерывно твердит, что ей не дают увидеться с её друзьями, что её друзья исчезли. Она меня так достала, что я отправил туда Бреннана посмотреть, что и как, чтобы успокоить её. – Харпер усмехнулся. – Все якобы пропавшие были на месте, их имена написаны на дверях, а сами пациенты – в кроватях. Бреннан когда-то давно был знаком с двумя из них. Сказал, что они сильно усохли, от возраста. – Он покачал головой. – Мне кажется, в этом пансионате за ними хорошо ухаживают, такое заведение ещё поискать надо. Но бедная госпожа Роз этого не понимает. Каждый раз, когда звонит нам, она причитает и жалуется.

– Старость не радость, – заметил Клайд.

Харпер кивнул.

– Надеюсь, я быстро коньки откину, когда придет время. – Он склонился пониже, чтобы лучше рассмотреть интерьер «Бентли»: мягкую белую кожу, блестящие, сделанные со вкусом аксессуары, гладкую мозаичную торпеду. – Как думаешь, во сколько Аделине обошлась эта крошка?

– В три с половиной сотни штук, – сказал Клайд. – Как насчёт покера на этой неделе?

– Решено. Если только на нас не свалится какое-нибудь тройное убийство.

Харпер взглянул на кошек, которые спокойно лежали на халате, покачал головой и вернулся к патрульной машине. Сев за руль, он поднял руку, сдал назад и уехал. В течение получаса после отъезда Макса Харпера Джо и Дульси имели возможность прокатиться в первый и, скорее всего, в последний раз на принадлежавшем Аделине Прайор жемчужно-красном «Бентли-Азур» стоимостью в 340 тысяч долларов. Сидя на переднем сиденье, словно какая-нибудь знаменитость, Дульси осторожно принюхивалась к деревянной торпеде, однако не позволяя своему розовому носику коснуться этого кленово-орехового шедевра. Сейчас, когда её везли в этом мягком, мурлычущем, могучем и роскошном лимузине, она чувствовала себя такой довольной, будто ей в лучшем ресторане подали на ужин канарейку в сливочном соусе на серебряном блюде.

Они направлялись вверх по склону в сторону поместья Прайор. Проезжая мимо «Каса Капри», Клайд сбросил скорость. За ним следовал его собственный старинный «Паккард» , за рулем которого сидел его главный механик. Этот невозмутимый человек не сказал ни слова насчёт увеселительной поездки, устроенной Клайдом для пары кошек. Работники мастерской слишком хорошо знали, что его легко обидеть неосторожным высказыванием насчет этих зверьков.

Когда они проезжали мимо пансионата, Джо спросил;

– Харпер больше ничего не говорил насчёт домушницы?

– Вообще-то говорил. Он считает, что она собирается двинуть дальше, вверх по побережью. Она уже попробовала свои силы в Полулунной бухте.

– В самом деле? – сказал Джо и пожал плечами. – Она ведь обчистила ещё один дом в Молена-Пойнт не далее как сегодня утром.

Клайд так резко повернулся к коту, что «Бентли» немного отклонился от курса. Однако достаточно было лёгкого движения руля, чтобы автомобиль, как хорошо вышколенный конь, мгновенно отозвался и выровнял ход.

– Откуда ты знаешь, что она обчистила ещё один дом? Ты что, ходил за ней по пятам?

Джо напустил на себя невинный вид.

– Вы когда-нибудь прекратите соваться куда не просят?

– Она утащила золотое платье и всякие ювелирные украшения из того нового двухэтажного дома, что стоит чуть выше Кипарисовой улицы.

– Харпер будет в восторге, что его любимый осведомитель снова в деле. Полагаю, ты и машину её можешь описать.

– Ничего подобного, – поспешно заявила Дульси. – Машину не видели. Но платье шикарное, с искрой.

Джо, прищурившись, посмотрел на неё. Ему это не нравилось, уж больно сентиментальной оказалась Дульси в отношении этой тетки. Не любил он подобную чувствительность в своей даме сердца. И куда при этом исчезала безжалостность его партнерши по охоте?

Клайд свернул на широкую дорожку, затенённую дубами. Ни одного строения видно не было, извилистая дорога вела через гребень холма. Некоторое время они ехали в тенистой прохладе под нависающими с обеих сторон дубовыми ветвями, затем дорога сделала последний виток, и неожиданно их взорам предстал дом, стоявший как раз на вершине холма. Двухэтажная усадьба в средиземноморском стиле стояла под шатром дубов таких громадных, что они наверняка появились здесь задолго до того, как был построен этот дом. Вдали за домом виднелось какое-то ещё более древнее сооружение.

В доме Прайор было дна этажа, толстые белые стены затенены далеко выступающими свесами крыши, крытой тяжёлой черепицей из обожженной глины, которая была уложена изогнутыми рядами. Входную дверь украшала глубокая резьба, окна первого этажа – предохранительные решётки с причудливым орнаментом, а из каждой спальни второго этажа застеклённые створчатые двери вели на отдельные балконы.

– Два гектара, – сказал Клайд. – Все эти земли за домом принадлежат Адёлине, и это лишь небольшая часть, оставшаяся от прежнего земельного надела. Сейчас они стоят по нескольку миллионов за гектар, не считая ещё дома, а также строений, где прежде размещались ферма и конюшни. Этот дом был построен в тридцатых, но само поместье относится к началу 1800-х годов. Оно принадлежало семье крупного испанского землевладельца Трокано. Все холмы, каждый клочок земли, что вы видите, принадлежал Трокано, – тысячи гектаров. Вон те здания за домом были построены как раз в то время.

Дульси попыталась представить себе временную дистанцию, отделявшую её от начала девятнадцатого века. Попыталась представить, как выглядел Молена-Пойнт без домов: редкие ранчо на бесконечных склонах, где с места на место бродили стада коров породы лонгхорн, волки и медведи гризли и где сейчас они с Джо охотятся на всякую мелочь. Страшно подумать, какие невероятные перемены произошли за это время; от попытки осознать это у Дульси даже голова закружилась.

Земли поместья Прайор были отлично ухожены, лужайки покрыты густой зелёной травой. Слева от старого дома начинался лес, и были видны старые потемневшие надгробия среди деревьев.

– Семейное кладбище, – пояснил Клайд. – Сохранилось ещё с тех времен, когда усопших хоронили на их собственных землях.

Он остановил «Бентли» прямо у парадной двери. Откуда-то из глубины дома до кошек долетал запах жасмина, а ещё ароматы мяса и чили. Клайд бесцеремонно подхватил их обоих, перетащил в свой «Паккард» и поместил на заднее сиденье.

Но за то короткое время, пока её переносили, Дульси постаралась по возможности запомнить каждую деталь, которую она только смогла рассмотреть через широкие окна нижнего этажа. Она успела мельком увидеть светлые тяжёлые портьеры на окнах и библиотеку, стены которой сверху донизу заполняли ряды книг в кожаных переплётах; успела бросить мимолетный взгляд на антикварную мебель и восточный ковёр на сияющем паркете. Зелёные глаза горели интересом, розовый язычок высунулся, тёмный полосатый хвост лихорадочно подергивался.

Автомеханик, пересевший на пассажирское сиденье, обернулся и застыл, удивлённо разглядывая кошку. Похоже, ему впервые в жизни приходилось видеть животное, проявляющее любопытство к шикарным домам. Дульси тут же принялась умываться, стараясь казаться равнодушной.

Она и понятия не имела, что её интерес к дому Прайор, её желание осмотреть изнутри эти элегантные покои будут вскоре удовлетворены и даже сверх меры, да таким образом, о котором она сейчас даже не догадывалась.

Глава 9

Сьюзан Доррис с отвращением разглядывала поднос со своим обедом, закреплённый на ручках кресла – каталки. Но она хотя бы добилась разрешения есть в одиночестве у себя в комнате. Правда, чтобы добиться этого, ей пришлось несколько раз притвориться, что её мучает страшная головная боль. Персональный прием пищи был не в правилах «Каса Капри», если только вас не лихорадило и не тошнило. Владелица и управляющая пансионатом полагала, что тот, кто предпочитает питаться в одиночестве, повредился умом или что-то замышляет. «Мы высоко ценим каждого члена нашего сообщества, мы здесь все – одна семья» . Чем дольше Сьюзан оставалась в «Каса Капри», – а в четверг исполнится уже два месяца – тем хуже она переносила эту принудительную близость. Само здание пансионата казалось ей застывшим и тяжёлым, в точности отражающим властный характер Аделины.

А сегодня и еда была невкусной: на тарелке громоздились куски пережаренного мяса, горка клейкого картофельного пюре и консервированная подливка, источавшая сладковатый запах бульонных кубиков. Сьюзан понимала, что ведёт себя как капризная стерва, ну и что с того? Всё равно здесь её некому услышать, даже если она будет ворчать вслух.

Обычно кормили здесь хорошо, когда по кухне дежурила Ноя. На ланч давали свежий салат, много фруктов и разнообразной зелени, на закуску – что-нибудь лёгкое и аппетитное: маленькую порцию лобстера или ломтик куриного мяса со спаржей либо сахарным горошком. Когда платишь за проживание такие деньги, хочется, чтобы еда была приготовлена с умом. Сьюзан забыла, что у Нои сегодня выходной.

Сьюзан съела немного горячего хлеба и вялого салата, плававшего в соусе «Тысяча островов», а затем отодвинула тарелку. Она поставила десерт, тяжёлый для пищеварения хлебный пудинг, на ночной столик рядом с очками и стопкой книг. Она сейчас смотрела «Тутси», свой любимый старый фильм. Ей очень нравилось, с каким наслаждением Дастин Хоффман играл эту роль, нравилось, как он справляется с переодеванием. Видеокассету принесла вчера Бонни; дочь знала, какие фильмы она любит, и каждую неделю приносила по нескольку штук. Кино закончится около половины второго, а в два придёт Бонни с Барашком.

Большой шоколадный пудель был для Сьюзан пропуском к недолгой свободе, именно Барашек и вытаскивал её отсюда, подальше от сиделок, правил и режима.

Бонни и затеяла программу «Друг-Не-Вдруг» главным образом для этого. А поскольку это было благоприятно для репутации пансионата, Аделина отказаться не могла. Хорошая репутация означала деньги, а от денег Аделина Прайор никогда не отказывалась.

Когда Бонни первый раз пришла с группой четвероногих «целителей», Барашек был так счастлив видеть Сьюзан, так прыгал и радовался, будто они играли в прятки и он её нашёл. Ей не составило никакого труда в первый же день обучить его катать её кресло по пустынным аллеям прилегающего парка, используя упряжку, которую соорудила Бонни. Территория за построенным в испанском стиле комплексом была обширной, дорожки в дубовом лесочке тенистыми и приятными, там стоял запах опавшей листвы и обитало не меньше дюжины видов птиц, порхавших среди дубов и рододендронов. И этот прохладный ветерок, и влажный нос Барашка, тычущийся ей в руку, всё это благотворно действовало на неё; в такие дни она возвращалась в пансионат посвежевшей и обновленной, готовой сохранять спокойствие и терпение ещё несколько дней.

А после общения с животными Бонни возила мать куда-нибудь в город пообедать. Она складывала коляску и помещала её на заднее сиденье, а саму Сьюзан усаживала на переднее и осторожно застегивала ремень безопасности, стараясь не потревожить сломанные кости. Именно эти выездные обеды были для Сьюзан настоящим лекарством, с тех пор как она поселилась в «Каса Капри». Вечера, которые они с Бонни проводили, потягивая вино и смакуя омаров или эскалопы в кафе или в роскошном и дорогом «Виндборне» – эти вечера да послеобеденные встречи с Барашком делали её дни в пансионате сносными.

Сьюзан передвинула нагруженный поднос и поставила его на кровать. Подъехав к невысокому туалетному столику, она принялась расчесывать короткие седые волосы. Она была так рада, что переехала после выхода на пенсию сюда, в Молена-Пойнт из Сан-Франциско, где работала в универмаге «Нейман-Маркус». Она всегда любила этот городок, любила поросшие дубовыми лесами холмы и вид сверху на поблескивающие красные крыши на фоне тихоокеанской синевы. Она любила свою квартирку на втором этаже, которую занимала в доме у Бонни, оттуда открывался прекрасный вид. Но едва она переехала – половина коробок всё ещё была не распакована, – как произошла та авария, которая всё изменила.

Прежде чем распаковать привезённую посуду, она выскочила в магазин за бумагой для кухонных полок. Едва она выехала из туннеля на шоссе, из-за поворота, проскочив разделительную полосу, вылетел пикап. Водитель резко затормозил, машину занесло, она потеряла управление и ударила в борт автомобиля Сьюзан.

Когда она пришла в себя под трехметровой насыпью, её машина лежала на боку. Сьюзан хватило сил выудить телефон из-под переломанных ног и набрать 911. Спасибо телефону. Она приобрела его в качестве подарка самой себе ко дню рождения, и вот теперь он, возможно, даже спас ей жизнь.

Полиция так и не нашла тот старый зелёный пикап. Бонни сказала, что они не теряют надежды, что машина всё ещё в розыске. Но что толку, ведь прошло столько времени. Конечно и страховая компания хотела бы найти этот автомобиль. Две недели в интенсивной терапии, ещё четыре – в отделении для выздоравливающих, а затем пансионат, где каждый день приходит физиотерапевт, и всё это ужасно дорого. Сьюзан по часу в день делала восстановительные упражнения, которые причиняли ей такую боль, что слезы лились из глаз.

Но эти упражнения укрепляли её порванные мышцы что должно было помочь поддерживать срастающиеся кости. У неё везде стояли металлические пластины. Бонни всё время повторяла» что хочет её обнять, но это может причинить адскую боль. Бонни сказала, что мама напоминает сейчас подбитую птицу, которую даже страшно поднять; от этих слов у Сьюзан выступили слезы жалости к себе, и ей пришлось окриком заставить Бонни замолчать. Если у дочери и были недостатки, так это чрезмерное сочувствие к другим, избыточная жалость.

Бонни была вся в отца. У неё был тот же, что и у Джорджа, взгляд на жизнь; унаследовала она и его крепкое телосложение, его рыжеватые волосы и веснушки. В ней не было ничего от высокой худощавой Сьюзан, которая казалась почти бесплотной. У Бонни всегда были проблемы с весом, хотя её это не очень-то волновало. Как и Джордж, она была решительной, всегда тянулась к людям и была готова помогать им.

Когда Сьюзан поселилась в «Каса Капри», Бонни была потрясена унынием, в котором пребывали обитатели пансионата. Однако её дочь не из тех, кто опускает руки и готов примириться с несправедливостью. Это подтолкнуло её к организации программы «Друг-Не-Вдруг», хотя первоначально идея возникла как повод приводить Барашка. Большой дружелюбный пудель уже успел полюбить Сьюзан так же, как Бонни. Переехав к дочери, Сьюзан выводила его на прогулку дважды в день; они забирались на холмы и спускались в центр за покупками; она и сама получала громадное удовольствие от этих прогулок, поскольку много лет прожила в Сан-Франциско, где жилищные условия не позволяли ей завести большую собаку. Маленьких она не любила. С таким же успехом можно завести и кошку, а Сьюзан была невысокого о них мнения.

Ей нравился весёлый уравновешенный нрав Барашка. И вообще, он был таким красивым псом, просто очаровательным. Квартира Бонни, расположенная на нижнем этаже, окнами выходила в чудесный дворик. Шоколадную шубу Барашка Бонни коротко стригла без всяких там помпонов или манжет и прочей чепухи. Одним из самых неприятных последствий аварии оказалось отсутствие Барашка, который так часто прижимался тёплым боком к ноге Сьюзан и заглядывал в глаза, скрашивая минуты одиночества.

Когда боль была особенно сильной, все мысли Сьюзан сводились к одному: «Почему я? Почему это произошло со мной? Как мог Господь позволить такое?» Глупый, бессмысленный вопрос.

Господь был ни при чём, Бог не в ответе за дорожные происшествия. Просто такое случается, и жаловаться тут бесполезно. Если она будет стараться изо всех сил, если пройдет через эту болезненную терапию и снова обретёт форму, она вырвется отсюда.

Вот на что действительно смотрит Господь – на то, как ты реагируешь на несчастья, неожиданно сваливающиеся на твою голову. Бог увидит, окажешься ли ты настоящим бойцом. Если да, он будет благосклонен, а если нет – он разочаруется в тебе. Сьюзан всегда считала, даже в детстве, что Бог не любит слабаков.

И вообще ей невероятно повезло, что она не обречена провести здесь время до конца жизни, как другие обитатели пансионата. Ей всего шестьдесят четыре, и у неё обширные планы на оставшиеся годы. Она собирается поправиться и покинуть «Каса Капри» к концу лета.

Но сейчас ей требовался особый уход, который предоставлял пансионат и не могла обеспечить работавшая целыми днями Бонни. В первые недели Сьюзан едва могла пошевелиться. Она предпочла находиться здесь, где специально обученный персонал привык иметь дело с инвалидами, а не дома, пытаясь поладить с нанятой помощницей. Прежде чем переехать в общее отделение, первые три дня она провела в больничном крыле, расположенном в противоположном конце здания.

В отделении Внимание по крайней мере не были заперты целыми днями внешние двери, как в Заботе. Это вызывало у неё нервную дрожь. Бонни даже обратилась к начальнику пожарной инспекции, однако он сказал, что там находятся пациенты с болезнью Альцгеймера, поэтому двери приходится запирать Он клятвенно заверил её, что у каждого человека из дежурного персонала всегда при себе имеются ключи на случай пожара или землетрясения.

Впрочем, запираются там двери или нет, это не объясняет почему руководство так не одобряет посещений. Неужели Аделина полагает, что визитёр намерен вытащить у пациента капельницу или подсыпать ему яду? Неудивительно, что малютка Мэй Роз пребывает в таком расстройстве и становится жертвой собственного воображения.

«Каса Капри» предназначалась для трёх категорий проживающих. Выйдя на пенсию, пожилые люди могли поселиться здесь в отдельных домиках; когда их здоровье начинало требовать посторонней помощи, они переезжали в отделение Внимание, где круглосуточно дежурили сиделки. Если же человек до конца дней был обречён оставаться в постели, его переводили в Заботу.

Возможно, некоторых это устраивало как нельзя лучше, но, на взгляд Сьюзан, когда оставшееся тебе время так тщательно распланировано, это равносильно жизни в неволе.

Многие из обитателей особнячков всё ещё способны были водить собственные автомобили, бегать трусцой и путешествовать, однако нуждались в дополнительных услугах и безопасности, которые предоставляла им «Каса Капри». Им не приходилось готовить, беспокоиться об уборке или ремонте. В одном из коттеджей проживал и старый Фредерик Вимс, хотя его жена Эула находилась уже в отделении Внимание. И кто посмел бы, зная ворчливый характер Эулы, винить его за то, что он предпочитал жить отдельно? Если у них есть средства, они вольны поступать, как им захочется.

Впрочем, может, она и не права в своей оценке пансионата. Сьюзан просто ещё не думала о такой перспективе, несчастный случай не дал ей времени психологически подготовиться к этим жестким правилам совместного проживания. Она вообще не очень любила правила; за много лет работы в розничной торговле ей постоянно приходилось сдерживать свой вспыльчивый и упрямый характер.

Теперь её больше не волновало, сочтут её несносной или нет – она могла позволить себе быть резкой, если ей так хотелось. Что подразумевало, к огорчению Бонни, резкость и в отношении Аделины Прайор.

Если бы не эта глубокая неприязнь к Аделине, Сьюзан, возможно, стала бы дружелюбнее и попыталась бы понять, что двигало этой женщиной. Зачем такой привлекательной, роскошной и элегантной даме тратить свою жизнь на руководство богадельней?

И хотя эта загадка не давала ей покоя, у Сьюзан не хватало выдержки на притворную любезность. Борьба с физической болью не оставляла сил ни на что иное, а в моменты обострений Сьюзан просто приходила в ярость, словно запертый в клетку тигр. Она мечтала избавиться от боли, мечтала снова оказаться дома, мечтала гулять по городу в сопровождении дисциплинированно шагающего у ноги Барашка.

Ей нравилось, что в Молена-Пойнт было принято ходить по магазинам с собаками. Там и тут послушные псы, привязанные в тенёчке возле дверей, терпеливо ожидали, пока хозяин или хозяйка сделают покупки. И вообще, это был чудесный и уютный городок. Сьюзан горела желанием узнать его получше, открыть для себя неизвестные пока модные магазинчики и галереи, что прячутся в переулках, ей хотелось пройтись по книжным лавкам, отведать угощений, которые подают в маленьких уютных ресторанчиках. Вот как она собиралась жить на пенсии. Что ей делать в инвалидном кресле? Она так рада была выбраться из центра Сан-Франциско с его растущей уличной преступностью и переехать в маленький городок, свободный от подобного насилия. Молена-Пойнт был городом пешеходов, тихим и безопасным местом, здесь человек обретает уверенность, что ничего плохого с ним произойти не может.

Едва она смогла выбраться из коляски и сесть в машину дочери, в первый же вечер, когда они с Бонни поехали ужинать в город, та рассказала о своей задумке привести животных в пансионат. Они сидели в «Виндборне» за столиком у окна, смотрели на океан, что разбивался о скалы внизу, и Бонни сказала:

– Тебе нужен там друг. Тебе нужен Барашек.

– Не откажусь. Приводи его, он будет жить в моей комнате.

Но Бонни изложила ей свой план с прямо-таки детским воодушевлением, она уже продумала все детали, включая то, как убедить Аделину: надо сказать ей, что эта затея послужит хорошей рекламой заведению и вызовет благоприятное общественное мнение. Хозяйка пансионата была не большой любительницей домашних животных, это было понятно, стоило только взглянуть в её холодные глаза. Бонни пообещала Аделине, что позаботится о том, чтобы в специализированных журналах появились хвалебные статьи об этой программе: у неё были связи среди клиентов юридических фирм, на которые она работала. Не то чтобы она им какие-то особые услуги оказывала, просто деловые контакты. Подобные терапевтические группы уже имелись в Сан-Франциско и Санта-Барбаре, их участники со своими четвероногими воспитанниками регулярно посещали тамошние дома престарелых, местная пресса много о них писала, публиковались фотографии, что вызывало у публики большой интерес к необычному начинанию.

– Холман и Флетчер нашли мне помощника, я некоторое время должна буду поработать по субботам с Джоном Холманом по тому делу о мошенничестве с земельными участками. Зато у меня освободится пара дней на неделе, чтобы привезти группу в «Каса Капри». Я уже связалась с группой в Сан-Франциско, они пришлют инструкции, как проверить характер и дружелюбность животных. Они предложили мне переговорить с пятью владельцами зверюшек в Молена-Пойнт, которые, по их мнению, могли бы присоединиться к нам. С одной из них ты знакома, она работает консультантом в библиотеке. Вильма Гетц.

Официант принёс салаты и налил в бокалы вино. Океан за окнами потемнел.

– Барашку не хватает тебя. Он такой мрачный, истосковался весь. А ты скучаешь по нему. Так здорово я придумала?

Она разломила французский батон, глядя на мерно вздымавшуюся и опадавшую океанскую воду, на горбатые волны» которые бликовали в свете огней ресторана.

– Я всё рассчитала. Два раза в неделю по три часа. На каждого зверька – один сопровождающий. У нас уже взяли интервью. Разумеется, там была и Аделина. – Бонни усмехнулась. – Угадай, кому достались все почести! Когда мы освоимся у вас, газета пришлет фотографа. Я не хочу, чтобы животных лишний раз беспокоили, пока они не привыкнут.

Хотя во время того интервью Аделина Прайор и обращала всё внимание на себя, её самой на первых двух встречах видно не было. С группой работало несколько сиделок, они присматривали за своими подопечными, которым давали подержать кошку или собачку. Сиделки также приносили воду для животных, а после их ухода тщательно пылесосили ковры, чтобы оставшаяся шерсть не раздражала Аделину.

Разумеется, Аделина знала, что Сьюзан с пуделем выходит без присмотра гулять в парке, и это её бесило; однако Бонни успокоила её, пообещав похлопотать о развороте в популярном цветном журнале «Сансет». Начальник Бонни учился вместе с одним из адвокатов, ведущих финансовые дела журнала. Единственной ложкой дегтя сейчас было отношение к программе молодого Тедди Прайора, двоюродного брата Аделины. Подобно кузине Тедди недолюбливал животных. Разница же была в том, что он даже не пытался скрыть свои чувства. Казалось странным, что Тедди, имея возможность водить собственный специально оборудованный автомобиль, предпочитал жить в «Каса Капри», а не дома – у себя или у сестры. Хотя, конечно, здесь у него были все условия, как в гостинице: и еда, и обслуживание, и прочие привилегии, недоступные другим обитателям пансионата.

Сьюзан стало неловко за то, что она придирается к Тедди. Ему всего двадцать восемь, и его позвоночник повреждён в результате автомобильной аварии. Пять операций оказались безрезультатными. Она должна была бы испытывать к нему сочувствие, по крайней мере, жалость, а не раздражение. На самом деле этим парнем можно было восхищаться. Он научился преодолевать боль, она никогда не видела никаких признаков страдания на его гладком лице и в ясных голубых глазах. У него была приятная мальчишеская улыбка, и он умел поладить со стариками. Он всегда интересовался их жизнью, был внимателен к их жалобам и терпеливо выслушивал их семейные истории. У Тедди был редкий дар заставить любого человека почувствовать себя желанным гостем, близким другом.

И всё же Сьюзан не могла вынудить себя относиться к нему с симпатией.

Особенно внимателен он был к Мэй Роз, хотя, наверное любой на его месте вел бы себя так же. Крошечная Мэй была очаровательна, однако ужасно мнительна и суетлива. На Мэй Роз визиты зверюшек, похоже, действовали успокаивающе. Как и некоторые другие пациенты, она приободрилась, оживилась, стала более разговорчивой и дружелюбной.

Отложив щётку для волос, Сьюзан выключила видеомагнитофон и повязала на шею мягкий красный шарфик, заправив его концы под белую блузку. Развернув свою каталку так, чтобы можно было открыть дверь, она закрепила дверь при помощи небольшого крючка, чтобы та случайно не захлопнулась, и выехала в широкий коридор. Вот-вот придут Бонни с Барашком, и можно будет хоть ненадолго выбраться из этого заточения и насладиться несколькими часами свободы.

Глава 10

В машине было слишком жарко и душно, Джо показалось, что его сунули в пароварку. А девчоночьи колени, на которые его усадили, оказались невероятно костлявыми и неудобными. Направляясь в «Каса Капри» на машине Вильмы, он вовсе не рассчитывал продолжать поездку на детских коленках, не было такого уговора. И зачем Вильма прихватила с собой какую-то двенадцатилетнюю девчонку? Или этот ребёнок представлял собой некую новую разновидность домашних зверьков, что её присоединили к кошкам и собакам? И неужели она непременно должна всё время тискать волею судеб оказавшегося у неё на коленках кота? От прикосновений горячих влажных ладошек у него зачесалась шкура. Выведенный из себя, он подавил рвущееся изнутри ворчание, сжался, словно пытаясь уменьшиться в размерах, и зажмурил глаза.

Дульси с этой девчонкой разобралась быстро. Один ядовитый взгляд зелёных глаз, и детская рука мгновенно отдернулась от пёстрой кошечки.

Теперь Дульси стояла, как всегда, опершись лапками о торпеду и жадно глядя в окно: она разглядывала холмы, с нетерпением ожидая первого появления «Каса Капри», словно пансионат для стариков был чем-то необычайно важным, словно её пригласили на званый ужин в «Святой Франциск» или «Хайят Редженси».

Девочку звали Дилон Торвелл. И кому пришло в голову назвать ребенка женского пола мужским именем? У неё были чёрные прямые волосы, ниспадающие из-под бейсболки, и огромные тёмные глаза. Она принялась почесывать кота за ухом продолжая при этом выжидательно и неотрывно глядеть вперед, словно она тоже едва могла дождаться визита в «Каса Капри», всем своим существом предвкушая новое развлечение.

На ней были джинсы и футболка с рисунком, которую она очевидно, выбрала как наиболее подходящую к случаю. Спереди на майке были изображены четыре кота, идущие прямо на зрителя, а на спине – Джо увидел рисунок, пока девочка обходила машину, чтобы сесть на отведенное ей место, – на спине те же коты были изображены сзади, словно им удалось невидимо просочиться сквозь грудную клетку обладателя майки; задранные хвосты обнажали внушительную экипировку их владельцев.

Оставив наконец кошачье ухо, она принялась почесывать щёку Джо за усами. Неужели эта приставала не может оставить его в покое? Джо из последних сил старался не выйти за рамки приличий. Довольно уже того, что он согласился на унизительное сидение у неё на коленках, да и то лишь под суровыми взглядами Дульси и Вильмы. Пытаясь избавиться от назойливой ласки, он встряхнул головой и поднялся, уперевшись лапами в худые детские ноги, а потом снова мрачно улёгся на костлявых коленках. Он терпеть не мог, когда люди трогают усы.

Однако вскоре она обнаружила нежное местечко возле рта и почесала посильнее. Это сработало. Медленно, против собственной воли, Джо опустил голову на детскую ладошку и замурлыкал.

Вильма посмотрела на юную спутницу и задержала на девочке взгляд.

– Что заставило тебя перекрасить волосы, Дилон? С чего бы это?

Вместо ответа Дилон только пожала плечами, однако Вильма не отставала:

– Я всегда завидовала твоим рыжим волосам. Сегодня я тебя еле узнала. Кстати, а что сказали твои родители?

– Мама сказала, что я могу хоть наголо побриться, Я так ныла, что ей пришлось в конце концов что-то сказать, – усмехнулась Дилон» – Они же отрастут и снова будут рыжими. Я просто хотела попробовать.

Вильма остановилась у светофора, откинула назад выбившуюся седую прядь и поправила скреплявшую волосы серебряную заколку. Когда загорелся зелёный, она двинулась по проспекту в сторону холмов вслед за небольшой вереницей мамин – кортежем из пяти легковушек и белого пикапа «Шевроле» направлявшихся к «Каса Капри».

– Ну и чем эта история закончилась, Дилон?

– Какая история? Не понимаю, о чём это вы?

Для своих двенадцати лет девчонка держалась весьма нахально. Вильма вздохнула.

– Зачем менять внешность перед поездкой в пансионат? Что у тебя там за дело?

Провести Вильму было не так-то просто, за свою профессиональную жизнь ей пришлось столько вранья выслушать от подопечных – условно осужденных или выпущенных под надзор полиции, – что она не могла не относиться к подобным объяснениям с долей здорового скептицизма.

– Я просто хотела попробовать, – упрямо заявила Дилон. – Хотела сделать это именно сейчас, во время весенних каникул, так что теперь я пойду в школу с новой прической, а пока я и сама успею привыкнуть к новой внешности, прежде чем меня увидят ребята.

Джо подумал, что девочка как-то подозрительно словоохотлива.

– И какое отношение мои волосы имеют к поездке в «Каса Капри»? Вон у моей подруги Карен тоже чёрные волосы, она такая красивая, а я что, хуже?

На сливочно-белом детском личике не появилось ни капли смущения. Овальная мордашка сияла невинным удивлением, приподнятые коричневые бровки свидетельствовали об абсолютной честности.

Пожав плечами, Вильма сдалась и прекратила расспросы.

По мнению Джо, перекраска волос была просто глупой выходкой подростка, однако ему было любопытно, что привело Дилон в программу «Друг-Не-Вдруг». Зачем двенадцатилетней девочке тратить каникулярное время, любезничая с компанией немощных стариков, когда её дело – гонять на велосипеде, плавать и вообще развлекаться?

Джо знал, что Дилон Торвелл была любимицей Вильмы, По словам Дульси, девочка стала посещать библиотеку, едва научившись ходить. И когда она выразила желание поучаствовать в программе, Вяльма только обрадовалась. Не беда, что у девочки не было своей кошки или собаки, она сможет опекать серого кота, принадлежащего Клайду Дэймену. «Зачем спрашивать – просто поручи девочке присмотреть за твоим покорным слугой, распорядись его жизнью за него».

Небольшая кавалькада, подобно заштатной похоронной процессии, медленно проехала по узкой, уходящей вверх улочке, а затем повернула на длинную дорожку, проходившую уже по частным владениям. Впереди на гребне холма раскинулась со средиземноморской пышностью одноэтажная вилла, внушительная, словно испанский монастырь. На светлые стены и красную черепичную крышу падала тень от непременных старых дубов, глубокие окна были снабжены причудливым узором кованых решеток в целях охраны от незаконного вторжения. Или недозволенного побега?

Позади зданий пансионата выше по склону тянулась узкая дорога, однако домов поблизости не было, лишь округлые зелёные холмы, утыканные старыми раскидистыми дубами. Слева от себя Джо видел дубовый лесок, небольшой частный парк. Через него вела извилистая тропинка, петляя среди заросших папоротником полянок. Легко представить, как престарелые обитатели пансионата прогуливаются здесь в тенистой прохладе, сопровождаемые внимательными медсестрами.

Машину оставили у въезда на круговую дорожку. Дилон выбралась из салона, крепко прижимая Джо к своей кошачьей футболке и вцепившись ему в загривок, чтобы не сбежал. Наверняка этот прием она почерпнула из какого-нибудь руководства по кошководству. Обычно инструкция требовала крепко ухватить животное одной рукой за шкирку, а другой поддерживать у основания хвоста, причем отвести киску подальше от себя, чтобы не оцарапала. Но если Дилон сделает именно так, её ручонкам не поздоровится.

Дульси – само очарование – расслабленно висела на плече у Вильмы, горящими от нетерпения глазами глядя на здание пансионата. Она была готова развлечь престарелых любителей кошек.

Вся компания состояла из четырнадцати человек и такого же числа домашних животных – самых разнообразных, главным образом небольших собак и приученных к рукам кошек. Невысокая женщина держала пластиковую кошачью переноску с дырками для воздуха, за которыми яростно поблескивали два голубых глаза.

Дорожка шла вокруг декоративного прудика с рыбками, с одной стороны которого располагалась купель для птичек, а посередине булькающий фонтанчик, – настоящий оазис для водоплавающих и летающих друзей человека. Стайка воробьев и зябликов нехотя поднялась в воздух; похоже, обитатели пансионата так закормили птичек, что те совершенно осмелели. Джо проводил их голодным взглядом. Эх, если отстать от группы, то в этом заповеднике можно было бы славно поохотиться!

Вдоль дорожек высились заросли «райских цветов» – стерлитции, её темные листья кинжалами торчали в стороны, а цветки, похожие на птичьи головки, были повернуты так, словно придирчиво оглядывали прибывающих. Дорожка была выложена узорными завитушками мозаики и поднималась тремя ступенями к широкой площадке. Тёмные двустворчатые двери украшал причудливый резной орнамент. Внешнее сходство архитектурного стиля поместья Прайор и пансионата было столь очевидным, что наводило на мысль: Аделина заказывала проект и отделку обоих зданий оптом, «два по цене одного».

Левее, через высокие французские окна Джо видел покрытые белоснежными скатертями сервированные столы – видимо, прислуга предпочитала заранее подготовиться к вечерней трапезе. В ближайшем окне справа Джо углядел встроенную кушетку, заваленную яркими подушками. Дилон отпустила его загривок, но продолжала сжимать как плюшевую игрушку, да так крепко, что он сердито заворчал.

Она скосила на него глаза, но ослабила объятия лишь настолько, чтобы он не задохнулся. Лидер группы, Бонн и Доррис, уже поднялась по ступенькам и смотрела на остальных свысока, словно учительница начальных классов в ожидании пока вокруг неё соберется вверенная ей орава гогочущих первоклашек. Её короткие рыжеватые волосы были того же цвета что и веснушки на носу и щеках; приземистая фигура облачена в тесные поношенные джинсы и блеклый зелёный джемпер, зато на ногах красовались отличные крепкие «рокпорты».

Джо оглядел пёструю компанию четвероногих рекрутов: дрожащие кудлатые собачонки, от которых толку – что жабе от бакенбардов. Правда, были здесь и две большие собаки. Золотистый ретривер с дурацкой широкой улыбкой на глуповатой морде был так похож на Барни, что Джо ощутил, как к горлу подкатывает ком размером с баскетбольный мяч.

Утром Клайд привез Барни домой и уложил в одеяле на нижнюю полку двухъярусной лежанки в прачечной. Барни, казалось, был рад возвращению, однако выглядел плохо. У него отказывала печень, и сейчас он находился под действием лекарств. Клайд ещё раз приезжал домой в обед, чтобы дать псу пилюли и попытаться напоить его, поскольку за все утро Барни с лежанки так и не поднимался.

Джо страшно не хотелось оставлять пса дома в компании животных, ведь случись что, чем они смогут помочь? Если Барни станет хуже, Руби и кошки окажутся бессильны. Правда, Клайд сказал, что разок-другой заедет домой днём. Они с доктором Фиретти надеялись, что Барни удастся вытащить из этой переделки с помощью лекарств. Шла вторая половина дня, и Джо спрашивал себя: дома ли сейчас Клайд? Чтобы унять тревогу, он произнес про себя небольшую кошачью молитву о здравии Барни.

Сидя на плече у Дилон, кот отвернулся, чтобы не смотреть на ретривера, вид которого навевал слишком грустные мысли.

Второй крупный пёс был коричневым пуделем, принадлежавшим Бонни Доррис. Он казался воплощенным хладнокровием и не обращал никакого внимания на других животных. что было результатом либо блестящего воспитания, либо безумной скуки. Должно быть, пудель почувствовал на себе пристальный взгляд, поскольку поднял глаза и окинул Джо невинным взором, словно хотел сказать, что он никогда, ну никогда в жизни не гонялся за кошками.

Ага, ищи дурачка. Только повернись, и собачьи зубы вопьются в твою задницу прежде, чем ты сам успеешь выпустить когти.

Их делегация состояла из восьми собак и шести кошек, включая черно-белую особу, которой не мешало бы воспользоваться популярными советами и посидеть на диете. У длинношёрстной белой кошки были разные глаза – один желтый, другой голубой, однако цвет её наряда в точности соответствовал её внешности – на ней был голубой ошейник с жёлтой биркой, где значилось её имя. Такая милашка, смотреть тошно.

Здоровенный рыжий кот угрожающе глянул на Джо; впрочем, этого следовало ожидать. Но, несмотря на продемонстрированный избыток тестостерона, выглядел он сонным и унылым.

Джо смог наконец разглядеть и «пассажира» переноски – там сидела, съёжившись, потрёпанная на вид черепаховая кошка, в голубых глазах которой прежняя злость сменилась таким страхом, что смотреть было больно. И это их терапевтическая группа? Эти грязные кошки и диванные шавки должны играть роль искусных лекарей для группы нуждающихся в помощи стариков? И, разумеется, среди этих разношёрстных участников лишь Джо и Дульси были единственными «нелюдями», способными побеседовать со стариками.

Да уж, это оживило бы обстановочку.

Под предводительством Бонни Доррис компания прошла через широкие двери в фойе, при этом ретривер ошалело озирался и запутался в собственных лапах. Большой пудель чинно прошествовал с Бонни к стойке приёмной и уселся возле её ног. Впечатляюще, пришлось признать Джо.

Фойе было отделано ещё более изысканно, чем можно было предположить, глядя на резные двери. Блестящий пол, выложенный синей плиткой; декоративные деревца протягивали изящные, раскрытые веером листья из горшков, украшенных ручной росписью, к белым стенам, словно хотели погладить их. Тяжёлые стропила, казалось, были вытесаны вручную, а справа на стене висела громадная старинная написанная маслом картина, изображавшая холмы Молена-Пойнт такими, какими они должны были выглядеть до того, как первые дома исказили девственный пейзаж, состоявший из дубовых перелесков и лугов с буйными волнами травы.

Прямо впереди за арочным проёмом виднелось хорошо оборудованное пространство гостиной. Оно отделялось широкими стеклянными створчатыми дверями от залитого солнцем дворика, который располагался внутри выстроенного квадратом здания и был усажен цветами и карликовыми цитрусовыми деревьями. Прелесть, просто прелесть. Джо стало интересно подаст ли прислуга чай, а может, даже маленькие бутербродики с копчёным лососем, импортными сардинами или печёночным паштетом.

Однако в этот миг потянуло запахами лекарств и хвойным ароматом моющего раствора, вареного мяса и лука. Подобная смесь запахов напоминала о том, что настоящая жизнь течёт за пределами девственно-чистого фойе, что на самом деле народу здесь немало и что даже коту здесь было бы тесновато.

Держа Джо на руках, Дилон отстала от группы и побрела в сторону салона для гостей, но входить в это элегантное и роскошное помещение не стала. Она остановилась у края кремово-голубого китайского ковра, оглядываясь вокруг. Помещение было чересчур официальным, и входить туда не очень хотелось: диван и кресла, обитые светлым атласным узорчатым дамастом, шторы из той же ткани изящно драпированы в складки, шаткие столики красного дерева на веретенообразных ножках. Джо представил, каково было бы вонзить когти в тонкую ткань или взобраться по гардинам, пустив на ветер тысячи долларов продуманной отделки. Должно быть, здесь обитатели пансионата принимают гостей и родственников – подальше от больничных кроватей и стульчаков. В гостиной витал слабый аромат лаванды. Джо вдруг подумал, что разглядывает обстановку не со своей, мужской точки зрения, а смотрит на неё глазами Дульси, обожавшей подобную чепуху. Он даже знал со слов Дульси, что это жёсткое на вид кресло относится к стилю Хепплуайт[3] и потому столь же чопорно и неприветливо, как желчные старые девы.

Короче говоря, это помещение могло произвести впечатление, но заходить сюда не хотелось. Диван не манил к себе, здесь не было уютных подушек, которыми так приятно обложиться, чтобы понежить уставшие старые косточки. Парадная гостиная в «Каса Капри» выглядела так, словно у края китайского ковра торчал знак, категорически запрещавший что-либо здесь трогать.

Но за пределами чопорного салона светлый дворик выглядел вполне гостеприимно: там было солнечно и зелено, в огороженном садике росли лилии пастельных цветов, анютины глазки на низких клумбах; уютную обстановку дополняли кованые садовые стулья с глубокими и мягкими на вид сиденьями, на которых так и хотелось вздремнуть.

Конечно, там, в этом теплом и защищённом местечке, слабые старички могли понежиться на солнышке, посплетничать или мирно подремать, будучи надёжно защищёнными от холодного морского ветра и вообще от внешнего мира. Эти стены служили надежным укрытием…

Или заточением. Джо почувствовал, как шерсть у него на загривке становится дыбом.

Впрочем, возможно, ощущение ловушки возникло от его собственных воспоминаний о пережитых в детстве ужасах, когда его загоняли в тупик истошно вопившие дети в переулках Сан-Франциско. Вспомнив о тех мерзких мальчишках с камнями, когда ему некуда было деться, он обнаружил, что крепко вцепился в костлявое плечо Дилон.

Он всё ещё цеплялся за девочку, когда огромные входные двери у них за спиной открылись и в дом заглянула невысокая, похожая на мышь женщина, бледная и худая, одетая во что-то линялое и слишком длинное, в плоских сандалиях на тонких ногах. У неё за спиной сквозь открытую дверь на широкой дуге подъездной дорожки был виден перламутрово-красный «Бентли-Азур».

И вот приоткрылась водительская дверь и появилась Аделина Прайор собственной персоной. Обознаться было невозможно. Роскошная дама в безукоризненном чёрном костюме с юбкой-колоколом и на блестящих черных «шпильках», волосы цвета черного янтаря убраны в аккуратный узел – шиньон сказала бы Дульси, – который был закреплён заколкой, сверкавшей бриллиантовым блеском. В руках у неё был чемоданчик из кожи ящерицы с золотыми замками, а также подходящая к нему сумочка.

Это и была первая леди «Каса Капри», хозяйка пансионата, и она в точности соответствовала описанию Клайда. Войдя Аделина с неприязненным превосходством покосилась на собравшихся.

Позволив своей бледной компаньонке придержать для неё дверь, она приподняла тщательно ухоженную бровь и прошествовала мимо визитеров. Запах её духов обдал четвероногих гостей волной дорогого головокружительного аромата, перекрывшего все остальные запахи. Джо предположил, что её блеклая спутница, что тащилась следом, была сестрой Аделины, Рене. Казалось, на Рене компания четвероногих целителей не произвела никакого впечатления, она лишь постаралась держаться от них как можно дальше, мгновенно став почти невидимой рядом с убийственно совершенной Аделиной.

Обе женщины прошли через холл направо, вероятно, в сторону офиса. Прежде чем скрыться за дверью, Аделина остановилась и ещё раз оглядела всю компанию, словно надеялась, что они как-нибудь незаметно исчезнут.

Сидя на плече у Вильмы, Дульси перехватила её взгляд, зелёные глаза сверкнули, словно Дульси читала мысли Аделины и старалась запечатлеть в памяти её гладкие волосы и шикарный наряд, точеные ножки в прозрачных черных чулках и высокие каблуки, такие острые, что вполне могли проткнуть кошачью глотку.

Дульси первой отвела глаза.

Эта женщина могла позволить себе «Бентли-Азур» за три сотни штук баксов и при этом проводила дни в окружении подкладных «уток», пересчитывая грязные простыни и перепроверяя медицинские карты. Вероятно, ею двигало исключительно человеколюбие, иначе зачем ей было заниматься этим делом? По словам Клайда, она руководила домом престарелых, словно генерал своей армией. Когда она скрылась в офисе, Джо вздрогнул и тоже отвернулся.

Глава 11

Справа от Джо, где исчезла Аделина, возвышалась стойка приёмного отделения, а за ней начиналась та часть здания, которая была обставлена гораздо скромнее и где резкий запах лекарств смешивался с запахом выделений человеческого тела и вонью дезинфицирующих средств. От такого «букета» у Джо засвербило в носу. Возле стойки медсестра что-то писала в блокноте, то и дело останавливаясь, чтобы откинуть прядь обесцвеченных волос. Рядом стояла тележка, нагруженная разнокалиберными пузырьками и медицинским инвентарем, назначения которого Джо не знал и знать не хотел.

Стены здесь были однотонные и голые, а тёмный ковер из грубого твида, каким выстилают полы в магазинах, казался прочным как бетон. Джо предположил, что за углом коридор продолжается, а по его сторонам расположены палаты, как в тех больницах, которые он видел по телевизору. Он представил себе пустые больничные койки за открытыми дверями свободных палат, разнообразные и неприятные на вид пластмассовые и хромированные приспособления; некоторые двери закрыты, за ними, вероятно, лежат пациенты, которые плохо себя чувствуют или спят днем. Оттуда доносилась бодрая телевизионная разноголосица, типичная для дневных «мыльных сериалов».

Их группа не стала подходить к стойке, а направилась в противоположную сторону, из холла налево, где за открытыми двойными дверями была видна убогая гостиная, являвшая собой полную противоположность элегантной обстановке фойе.

В дверях Бонни Доррис остановилась, поджидая остальных. Шоколадный пудель смирно уселся возле её ног. По мнению Джо, это было началом дурацкого представления «А ну-ка, что мы умеем?». Неужто у этого парня своих мозгов нет? А с другой стороны, чего ещё ожидать от собаки?

Он услышал, как позади него, наверное, на регистрационной стойке, коротко звякнул телефон. Джо поёрзал на плече у Дилон, чтобы лучше видеть гостиную. Обстановочка здесь напоминала ранние годы Армии Спасения. Разнокалиберные диванчики и стулья с выцветшей обивкой; мебель стояла небольшими группами, однако принцип соединения предметов был неизвестен, поскольку ни цветом, ни стилем они не сочетались. Пестрота ковра гарантировала полную незаметность пятен любого цвета. Возможно, лишь чуткий кошачий или собачий нос сумел бы опознать среди этих пятен, въевшихся в короткий густой ворс, сироп от кашля, овсянку, а то и что похуже. Оглядев помещение, Джо пришел к следующему выводу: когда состоятельных клиентов приглашают, чтобы обсудить размещение в пансионате их престарелых родственников, их принимают в том шикарном фойе, а эти двери наверняка держат закрытыми.

Несколько диванов стояли перед громадным телевизором, на стене рядом висела на тесёмке напечатанная крупными буквами телепрограмма на неделю. Другие предметы мягкой мебели окружали исцарапанные кофейные столики, заваленные свёрнутыми газетами и мятыми журналами. Здесь не было диковинных деревьев в кадках и всяких изящных штучек, которые украшали парадное фойе. Картинки на стенах были унылыми репродукциями унылых изображений унылых пейзажей из какой-то совершенно невыразительной части мира – из тех, что местная аптека заказывала для дармовых рождественских календарей. Под один из столиков завалилась пара очков, из-под дивана торчал одинокий шлепанец – судя по всему, прибирались в этой комнате нечасто.

Те немногие старики, которые уже собрались в зале и растлись в кресла в ожидании гостей, похоже, успели задремать, Они так естественно смотрелись среди этой потрепанной мебели, что складывалось впечатление, будто кресло и сидящий в нём человек не расставались несколько десятков лет, старея и ветшая как единое целое.

Во всей комнате, помимо телевизора, внимания заслуживали только раздвижные двери, ведущие во внутренний дворик На другой стороне комнаты, за аркой, располагалась столовая с накрытыми белыми скатертями столами; широкие окна столовой были забраны декоративными решётками, а за ними виднелись подъездная дорожка, фонтан и сад за ним. Из столовой распашные двери вели в кухню, оттуда доносился всепроникающий запах лука и вареного мяса. Однако не кухня привлекла внимание Джо. Он жадно глядел в сторону залитого солнцем патио, где, казалось, его ожидала свобода.

Налево от дверей в патио уходил ещё один длинный коридор. Два крыла здания, разделённые внутренним двориком, соединялись третьей линией комнат, завершающей квадрат, внутри которого и находился садик. Из каждой комнаты стеклянные двери вели в это уединённое солнечное местечко для отдыха.

Как только группа вошла в гостиную, одна крохотная мохнатая собачонка радостно заскулила, выражая готовность выполнить возложенную на неё почетную обязанность. Старички тут же зашевелились, распахнули слезящиеся глаза и слабыми, но радостными возгласами приветствовали гостей. Старик с восковым лицом широко улыбнулся и выкарабкался из глубокого кресла, его выцветшие глаза сияли не хуже лампочек.

Реакция Дилон была странной. Рассеянно стиснув Джо и словно забыв о его существовании, она напряглась всем телом, глядя на приближающихся обитателей пансионата.

Пока одни старички поднимались с кресел, другие подтягивались из дальнего конца коридора; некоторым помогали передвигаться сиделки, иные пытались энергично крутить колеса своих каталок или ковыляли в ходунках. Их сбор напоминал замедленное кино, однако они неуклонно стремились к гостям, словно влекомые некой магнетической силой.

Звери вели себя более разнообразно. Собачонки отчаянно виляли хвостами и поскуливали, изголодавшись по столь щедрому вниманию, без которого, подумал вдруг Джо, эти крохотные существа зачахли бы и померли. Золотистый ретривер, радостно дёргая поводок, тянулся к престарелым друзьям. Кошки вели себя более сдержанно, благоразумно выжидая дальнейшего развития событий.

Пудель Бонни Доррис продолжал сидеть у её ног. Судя по виду пса, происходившее его нисколько не интересовало и даже нагоняло тоску. Вот почему кошек невозможно обучить покорности – ни один сородич Джо не проявит подобного раболепия.

Внезапно пудель застыл. Его короткий хвост задвигался при виде коляски, в которой сидела худощавая седая женщина. Его пасть растянулась в беззвучном смехе. Продолжая сидеть, он, казалось, вилял всем телом.

Бонни произнесла единственное слово, и пудель сорвался с места, бросился прямо на коляску и принялся пританцовывать вокруг на задних лапах, словно цирковая собака, вытягивая морду и пытаясь лизнуть женщину в лицо. Его передние лапы по-прежнему не касались кресла, пока седая женщина не потянула его к себе, чтобы обнять.

Не прошло и нескольких минут, как эта пара исчезла, выскользнув в парадную дверь. Они хотели побыть наедине – пудель тащил коляску с державшейся за поводок хозяйкой к недолгой, но заслуженной свободе.

Группа понемногу стала рассеиваться, каждый «лекарь» находил себе пациента. Джо поражался, насколько спокойно кошки устраивались на руках у того или иного обитателя пансионата – расслабленно, отзывчиво, с явным удовольствием. Джо наблюдал за ними с беспокойным интересом. Казалось, каждая кошка знает, зачем она здесь, и ценит возложенную на неё миссию. На мгновение эти бесхитростные существа вызвали у него прилив стыда.

Дульси неустанно втолковывала ему, как он должен себя вести: «Не дергайся от громких звуков. Не прижимай уши, даже если тебя ущипнут, и ради всего святого, не вздумай на кого-нибудь шипеть. Не выпускай когти, Не напрягайся. Просто закрой глаза и мурлычь. Держись спокойно. Не ворчи. Думай о том, какую пользу ты приносишь какому-нибудь одинокому старичку. Если ты провалишься, не пройдешь проверку, тебе потом будет очень стыдно».

Сам Джо был иного мнения. Если бы он тогда не справился его бы тут уже не было. Пусть не годен, зато свободен.

Однако всё прошло благополучно, чему немало помогла Бонни Доррис. Но вот две дамы, прибывшие из Сан-Франциско, доставили ему больше волнений: незнакомки тыкали в него пальцами, толкали его и громко разговаривали, преднамеренно раздражая его. Однако он в ответ, как он сам считал, вёл себя с ангельской кротостью, демонстрируя чудеса самообладания и лишь улыбался в ответ, проявляя раздражения не больше чем плюшевый медвежонок.

Экзамен он выдержал с блеском.

«Итак, я способен вести себя хладнокровно. Подумаешь, большое дело. И вот теперь я сижу на руках у какой-то девчонки и жалею, что вообще здесь оказался, потому что через минуту она сбросит меня на пропахшие мочой коленки какой-нибудь старухи». Группа престарелых граждан, обступившая их, внушала коту такой же ужас, как сборище вивисекторов.

Какой-то старик в коричневом халате заковылял прямо к нему, толкая свои хромированные ходунки вперед с решимостью бегуна на короткие дистанции. Не сводя с него глаз, Джо припал к плечу Дилон. Однако старикан, беззубо улыбаясь, проскочил мимо и радостно двинулся дальше, к чёрно-белой кошке:

– Китти! Ах ты, принцесса! Я думал, что уже никогда тебя не увижу.

Бонни Доррис нежно взяла старика под руку, посадила в кресло, поставив ходунки рядом. Когда владелица передала ему чёрно-белую кошку, старик громко засмеялся. На удивление невозмутимое создание польщённо улыбнулось ему голубыми очами, уютно свернулось у него на коленях и замурлыкало с такой силой, что заставило задрожать свой толстый животик.

От этой умилительной картины Джо чуть не стошнило. Он сменил позу на плече Дилон, повернувшись ко всей компании спиной. Это не его амплуа, увольте.

Его не интересовала вся эта благотворительная ерунда, ему было наплевать, полезно или нет гладить кошек в лечебных целях. У него не было никакого желания развлекать одиноких стариков. Он пришёл сюда только ради Дульси, из-за уговора с ней:

«Ты себя прилично ведёшь в „Каса Капри“, не заставляешь меня из-за тебя краснеть, пытаешься помочь старикам – и тогда я не против, чтобы ты сообщил Харперу приметы голубой „Хонды“ той воровки. Договорились?»

Он согласился – с оговорками. Теперь он смотрел на безмятежно мурлыкавшую Дульси, которую Вильма посадила на колени миниатюрной дамы в инвалидной коляске. Должно быть, это и есть Мэй Роз, она и впрямь размером напоминала куклу-переростка. Её короткие седые кудряшки тоже напоминали кукольные, ярко-розовые румяна и помада усугубляли сходство. Она поглаживала Дульси, улыбаясь так, словно позировала для рождественской открытки.

Дульси вытянула лапку и коснулась розовой морщинистой щечки. Потом она снова устроилась на розовой шали, которая укрывала старушкины колени, и перевернулась на спинку, сложив перед собой расслабленные лапы. Худенькие ручки с голубыми венами слегка дрожали, поглаживая кошку. Эта женщина была такой хрупкой, такой изящной, что, если бы Джо прыгнул ей на колени, наверняка сломал бы почти бесплотную ногу.

Дилон сняла его с плеча, и Джо застыл. Она рассеянно держала его, словно куль муки, и осматривала комнату, занятая собственными мыслями. Он гневно мяукнул, чтобы привлечь её внимание.

Она изумлённо воззрилась на кота, словно совсем забыла о его существовании. Усадив его поудобнее, она уставилась на приближавшуюся к ним крупную даму.

Девчонка намерена сбагрить его, сдать вот этой тетке, как пить дать. Эта малявка только и ждала случая избавиться от него.

Массивная дама, тяжело ступая и опираясь на руку Бонни Доррис, направлялась к громадному пустующему креслу возле которого стояла коляска Мэй Роз. Лицо толстухи было хмурым. Она передвигалась, спотыкаясь, словно бывший футболист, страдающий ревматизмом. Почему Дилон не отодвинулась от неё, не унесла его от этого кошмара? Неужели ей хоть на мгновение может прийти в голову отдать его этой жуткой дамочке, которая представляла собой наименее подходящую кандидатуру для общения с четвероногим «лекарем»?

Когда мадам добралась до них, у Джо в груди гулко зарокотало, а из глотки вырвалось непроизвольное рычание, Неуправляемое, как отрыжка после охотничьего пира. Услышав этот рык, старуха недоуменно уставилась на кота. Голубые глаза Бонни смотрели не менее удивленно.

– О, я слишком сильно его стиснула, – сказала Дилон и принялась яростно поглаживать кота, пока старуха тяжело опускалась в кресло. – Всё в порядке, Джо, я не хотела сделать тебе больно.

Лицо Дилон оказалось так близко от его морды, что их носы соприкоснулись. Она прижалась к нему щекой, нежно почесала его под подбородком и прошептала еле слышно:

– Просто играй свою роль, Джо. Пожалуйста, хорошо? Будь умницей, – выдохнула она и почесала его сильнее. – Мне бы хотелось, чтоб ты понял.

Он старался.

Когда Дилон подошла к креслу, пожилая женщина сильнее нахмурилась и плотнее завернулась в свою красно-коричневую шерстяную шаль.

– Я не хочу кота. Не люблю я кошек, забери его.

Бабуля была полна решимости, словно теннисистка, готовая отбить трудный мяч. Такому человеку ничего не стоит внезапно ущипнуть кота или дернуть за хвост, особенно за такой короткий обрубок.

Однако Дилон опустила кота ей на колени и погладила его, чтоб сидел спокойно, при этом она продолжала крепко держать его за плечи.

Женщина сердито посмотрела на него и отдернула руки, словно боялась подцепить какую-нибудь неописуемую заразу От неё пахло плесенью. Лицо у неё было широким и одутловатым, а голос напоминал скрежет шин по гравию.

– Я хочу собаку, а не кота. Хочу одну из тех пушистеньких собачек, а вы раздали их кому угодно, только не мне.

Её сердитый взгляд уперся в Бонни, словно та была повинна во всех её несчастьях.

– Ту кудлатенькую французскую болонку конечно же получила Элоиза. Ей всегда всё лучшее достается. Самые большие куски пирога, лучшие куски ростбифа. Она сама выбирает телепрограммы, потому что никто не осмеливается с ней спорить. И никого не интересует, хочу ли я собачку.

Она замахала на Джо руками, словно хотела разогнать голубей.

– Хочу ту болонку! Заберите от меня кота.

Джо пригнулся и замер, твердо решив не двигаться с места.

– В прошлый раз, Эула, когда вам достался этот кудрявый пёсик, вы схватили его за хвост, и он едва не укусил вас.

Бонни пригладила стальные волосы Эулы.

– Поэтому ты дала мне бесхвостого кота? Чтобы я его за хвост не дергала? – расхохоталась Эула. – Это что, один из тех жутко породистых мэнксов? По мне, так он просто уличный бродяга. – Она перевела глаза на стоявшую за спиной Бонни Дилон: – Зачем было тащить сюда старого противного дворового кота? – Затем она оглядела линялые джинсы и футболку девочки. – А почему ты не надела юбку, собираясь сюда? Сейчас все девчонки только и носят, что эти джинсы и дурацкие футболки. Я вижу их в городе, когда Тедди возит нас по магазинам. Зачем было приносить этого тощего кота? Никто не захочет возиться с таким дохляком. – Она вперилась взглядом в Дилон: – Я тебя знаю, детка? Мне кажется твое лицо знакомым, вроде бы я тебя знаю.

Худенькие щеки Дилон вспыхнули, но она присела на корточки рядом с Эулой, продолжая поглаживать Джо.

Эта тварь меня поцарапает. Он специально так лежит, чтобы поцарапать.

Джо невинно поднял на неё глаза и состроил самую милую физиономию, на какую только был способен, борясь при этом с нестерпимым желанием запустить когти в ненавистную коленку. Он был на перепутье. Он мог бы показать старухе когти и зубы – в результате его за ухо вышвырнут отсюда, и он сможет совершенно свободно отправиться домой. Или и дальше строить из себя милашку, лежать клубочком на её коленях и терпеть, неукоснительно соблюдая условия сделки с Дульси.

Сделка перевесила.

Ощущая на себе взгляд Дульси, он снова осторожно улёгся. Он до сих пор не позвонил капитану и не сообщил приметы голубой «Хонды». Так что у него всё ещё остался путь к отступлению, и он может смотаться отсюда.

– Если бы мне досталась собачка, а не этот уличный кот я бы никому не дала её гладить, особенно Фредерику. Он может и сам себе завести собачку. И где Фредерик? Просто преступление со стороны этой Прайор вытащить меня из собственной квартиры и заставить жить здесь в больничной палате как какую-то заключенную, а Фредерику предоставить возможность одному радоваться жизни только потому, что у меня немножко подскочило давление.

– Фредерик уже скоро придёт, – сказала Бонни. – Погладьте пока этого котика, может, он для вас помурлычет. Он так замечательно мурлычет!

Джо сидел, стиснув зубы, и не намерен был издавать ни звука. Однако взгляд Дульси напомнил: «Ты обещал. Если ты не собирался вести себя вежливо, зачем было обещать?» Нехотя он снова свернулся в напряженный угрюмый клубок.

Дульси же была уверена, что их миссия важна, что доза кошачьего внимания поможет этим старикам, сделает их немножко счастливее, поможет справиться с мыслями о смерти.

Лично Джо был не согласен. «Ты становишься старым и слабым. Очень скоро ты уйдешь. Так положено. Так устроено природой, зачем же этому противиться? Пусть природа берет своё, и нечего путать установленный порядок всякими новомодными способами лечения».

Но, думая о старости, он всячески избегал мыслей о тяжёлом состоянии Барни. В конце концов, Барни был просто симпатичным псом, который не нуждался ни в какой замысловатой теории вроде той утешительной, о загробной жизни, в которую верила Дульси. Да и неоткуда ему было этого нахвататься.

Дульси же была убеждена, что всех живых существ ожидает некая последующая жизнь. Ну и отлично. Но кто сказал, что там будут лишь сардинки в сметане? Там тебя поджидает масса неожиданностей, и неосторожный путешественник может угодить в бесчисленные и самые ужасные ловушки.

Чуть ранее этим летом, после нескольких недель серьёзных размышлений на эту тему, что самым плачевным образом сказалось на его нервах, Джо решил: ослепительная мечта о вечной жизни не для него. Не дано ему было подняться на такой уровень, чтобы разделить с Дульси её смутные идиллические ожидания, не загадывал он так далеко. Лучше ни во что не верить. Лучше уж признать неизбежность смерти – просто и не мудрствуя, а не грезить о возможности предстоящего неизвестно чего.

Вскоре Бонни Доррис оставила их и направилась в другой угол комнаты, чтобы уделить внимание двум пожилым дамам, которые громко спорили, кому из них достанется рыжий кот. Сам кот расслабленно лежал, ухмыляясь, на коленях у одной из споривших и, казалось, оставался совершенно безучастным к поднявшейся из-за него суматохе; ему явно было хорошо, и он не собирался жертвовать ни единой минуткой своего удовольствия.

Дилон не обратила на ссору никакого внимания, она стояла, осматривая помещение и внимательно вглядываясь в каждого, кто с запозданием подходил из коридора. Девочка явно была на взводе, от её напряжения у Джо даже нос зачесался.

– Торчи здесь целыми днями, – пожаловалась Эула, – а Фредерик дома один невесть чем занят. Может, он там вообще с другой женщиной. Или книжки читает. Всегда выскакивал из кровати раньше времени, чтобы почитать. Ещё солнце не встало, а он уже на ногах, сделает себе кофе и за книжку. Я всегда чувствовала запах кофе. Спрячется на кухне и читает, только время зря тратит.

Её живот затрясся, едва не придавив Джо.

Дилон взглянула на Эулу, вряд ли прислушиваясь к словам. Мэй Роз и Дульси также не обращали на окружающих внимания, занятые молчаливым общением на свой манер. Мэй Роз улыбалась и почёсывала кошку, а та строила самые блаженные гримаски. Кресло – каталка Мэй Роз поражала воображение: она была увешана сумками, сумочками, торбами и мешочками самых разнообразных цветов и фасонов: тряпочные и с цветочками, красные и синие, они свисали по бокам и со спинки, и все были битком набиты. Оттуда торчали глянцевые журналы, экземпляр местной газеты, рукав голубого свитера и коробка салфеток. Сквозь прозрачный пластик одной из этих сумок можно было видеть несколько ярких лоскутков, недоеденную плитку «Херши», одинокую белую перчатку и гладкое личико фарфоровой куклы.

Дилон присела на подлокотник кресла Эулы. Она немножко поёрзала, собираясь с духом. Похоже, она не успокоилась, а, наоборот, на что-то решилась.

– Готова поспорить, – обратилась она к Эуле, – что у вас тут полно друзей.

Эула изумленно посмотрела на неё.

– Вы долго жили в Молена-Пойнт до переезда в «Каса Капри»?

Эула не ответила. Она пристально смотрела на Дилон.

– Я так и знала, что где-то тебя видела.

– Возможно, – сказала Дилон. – Если вы часто выбирались в город.

– Нет, не в городе. Я запомнила лицо, детка. Имя забыла, а вот лицо помню. Но тогда в гостиной то и дело появлялся какой-нибудь ребёнок. Только мои племянницы не показывались. И детей своих никогда не приводили. Сами-то пару раз наведывались, всё хотели выяснить, что у меня в завещании написано. – Она бросила сердитый взгляд на Дилон. – Только я им не сказала. Не их это дело, вот что.

– Наверняка вы с госпожой Мэй Роз тоже дружите, – гнула своё Дилон.

Джо не удержался от улыбки. Ребёнок ничего не смыслит в дипломатии. Кто-то должен поговорить с ней, объяснить, что она ничего не добьётся в жизни, если не научится слегка хитрить.

Она склонилась к Эуле.

– Наверняка вы с госпожой Роз смотрите вместе телевизор. Джо не мог взять в толк, к чему она клонит таким вступлением, однако девочка явно не собиралась сдаваться.

– Только не телевизор, – пробурчала Эула. – Мэй только и делает, что играется со своими куклами. – Она снова хмуро посмотрела на Дилон. – Ты задаёшь столько вопросов, как моя покойная мамочка. Она померла уже лет сто как! – и Эула разразилась противным кудахтаньем.

– Не хочу показаться надоедливой, – сказала Дилон, – однако я все же готова поспорить, что вы всех тут знаете. Всех в «Каса Капри». Наверняка знаете. Если вы жили в городе, вы знаете всё про них.

Эула захлопнула рот, наклонила вперед голову и прикрыла глаза. Дилон слегка испугалась, сообразив, что слишком сильно нажала на старуху. Затем девочка поднялась, погладив напоследок Джо.

– Вы его сможете подержать некоторое время? Не дадите ему сбежать? Я только в туалет схожу, ладно?

Эула фыркнула, но решительно ухватила Джо за шкирку, а затем взялась за него обеими руками и крепко сжала; у неё были сильные пальцы, как у мужчины.

– Я ненадолго, – сказала Дилон и исчезла в коридоре, ведущем к центральному фойе.

Джо проводил её взглядом, ломая голову над тем, что она задумала. Возможно, девчонка решила слинять, сбежать через парадную дверь.

– Это не… – начала было Эула, но Дилон уже исчезла.

Джо знал, что туалет находится в противоположной стороне, за столовой, табличку на двери нельзя было не заметить. Он прислушался, не хлопнет ли входная дверь, но ничего не услышал. Куда направилась таинственная малышка?

Глава 12

– Тот кот укокошил целый выводок новорождённых поросят, – сказала Эула Вимс. – Самый здоровенный кот на ферме. Даже их мамаша-свинья не сумела отогнать этого подлеца. А после того как он разделался с поросятами, он вообще спятил. С тех пор он начал кусаться – хватал за голые пальцы ног. Невозможно было летом ходить босиком, приходилось обуваться. А в обуви было ужасно неудобно и жарко.

Эула осуждающе уставилась на застывшего у неё на коленях Джо, словно мёртвые поросята были на его совести.

– Если нам не позволят повидать Джейн, или Дарлин, или Мэри Нелл, тогда, скажу я вам, их здесь нет, – заявила Мэй Роз. – Ни в Заботе, ни вообще в «Каса Капри»,

– Может, они в окружном доме престарелых, – предположила Эула. – Может, они больше не могли платить. А там бесплатно. Когда тот кот угодил под фургон молочника, для всех был просто праздник. Как же хорошо было снова ходить босиком! Только моим ногам потребовалось не меньше месяца, чтобы снова загрубеть для ходьбы по гудрону. А то ноги просто горели.

Мэй Роз долго копалась в одном из кармашков, подвешенных к её каталке, пока не нашла носовой платок, и затем деликатно высморкалась. Джо следил за аркой, куда скрылась Дилон, прислушиваясь к звукам входной двери, которая время от времени открывалась и закрывалась. Он был уверен, что девчонка хотела сбежать. Он бы и сам с удовольствием смылся отсюда. Мэй Роз снова прочистила носик и промокнула глаза, затем скомкала платок.

– Возможно, они мертвы.

– Как они могут быть мертвы? – возмущённо хмыкнула Эула Вимс. – Ты же знаешь, что Дарлин Браун попала в клинику из-за катаракты, да ты и её саму видела, когда к ней приезжала кузина. Там в угловой комнате, и на ней были тёмные очки. Ты говоришь чепуху, Мэй. Ты же знаешь, что попечитель Джеймса Лютера приезжал сюда и целых полдня провёл с ним, чтобы побеседовать и подписать какие-то бумаги.

– Так нам сказали, – Мэй Роз бросила взгляд на открытые двустворчатые двери, в которых показалась медсестра.

Сухопарая женщина в белой униформе, ухватив Дилон за руку, толкала её перед собой. Девочка упрямилась и вырывалась, худенькое личико покрылось пятнами от злости.

– Я просто искала туалет, – возмущённо твердила она. – Я не понимаю…

– Туалет вон там, следующая дверь после столовой, и не надо для этого идти в самый конец коридора. Нечего тебе там делать. Та часть дома предназначена для больных людей, и беспокоить их нельзя.

– Но…

– Ты останешься в гостиной, как и было велено, или ноги твоей здесь не будет. Но пациентов наших ты больше не потревожишь.

Медсестра бросила детскую руку и остановилась, сурово глядя на девочку, словно стараясь заставить её лучше понять смысл сказанного, а затем отвернулась. Лицо Дилон раскраснелось, глаза сердито горели.

У противоположной стены какой-то мужчина в инвалидном кресле с интересом наблюдал за этой сценой, а когда Дилон уселась на диван напротив Эулы, он подкатил к ним.

Он тоже был прикован к коляске, но казался слишком молодым для дома престарелых. Джо подумал, что парню наверняка ещё нет тридцати, хотя и признавал, что не очень-то разбирается в человеческом возрасте. У молодого человека были дружелюбные голубые глаза и гладкая белая кожа; лицо его было худощавым, а вот тело расплылось от отсутствия движений. Жировой валик на животе под белой хлопчатобумажной рубахой напоминал мягкую белую трубу. Подкатив на своей коляске к Дилон и компании, он объехал вокруг диванов и кресел с показным пренебрежением к собравшимся. Поравнявшись с Мэй Роз, он в последний раз крутанулся в своем кресле, как любит делать молодежь на спортивных машинах, и остановился рядом с ней. Он с любопытством взглянул на Дилон, заговорщицки подмигнул Эуле, затем наклонился к Мэй, не сводя глаз с полосатой кошки у неё на коленях. Дульси настороженно посмотрела на вновь прибывшего.

– Это что у вас такое, госпожа Роз, горжетка? Кто-то подбросил вам на коленки траченный молью кусок меха?

Эула Вимс захихикала.

Подрумяненные щечки Мэй Роз загорелись ярче, она несколько раз нервно погладила кошку. Дульси не шелохнулась. Она лежала, вытянувшись на розовой шали, хладнокровно разглядывала молодого человека и совсем не была похожа на жертву прожорливых насекомых – её темные полоски блестели словно шёлк. Она не шевелилась, в её облике вроде ничто не изменилось, лишь глаза немного расширились, и только Джо заметил, как напряглось её тело, словно перед атакой.

Эула кокетливо захихикала и погладила Джо.

– Смотри, Тедди, у меня тоже есть старая меховушка. Тедди засмеялся:

– Или это один из тех мягких серых нательных комбинезонов, в которые, по вашим рассказам о ферме, вас зашивала мама?

Эула поддержала шутку девчачьим хохотком.

– Мэй, вы нянчитесь с этой кошкой, словно с младенцем, – сказал Тедди. – Или как с одной из ваших кукол.

– Отстань от меня, Тедди. Я бы не удивилась, если бы узнала, что это именно ты выжил отсюда Джейн Хаббл.

В глазах парня появилось изумление. У него была лучезарная милая улыбка; он смотрел на Мэй Роз так, словно ничего не мог поделать с её помраченным рассудком.

Однако наблюдавшая за их перепалкой Дилон неожиданно встрепенулась. Повинуясь какому-то внутреннему порыву, девочка бросила короткий внимательный взгляд на Мэй Роз потом на бледного молодого человека, затем снова потупилась.

– Всем известно, что Джейн Хаббл там, в больничном крыле, сказала Эула, ища взглядом поддержки у Тедди.

– Разумеется, она там, – мягко подхватил Тедди. – Нам позволяют навещать их, Мэй. Прикованным к кровати людям слишком тяжело переносить такие визиты, да и не стоит нам путаться под ногами у медсестер и сиделок. А Джейн, конечно, там. Где же ещё ей быть? Спросите Аделину. – Он слегка приобнял Мэй. – Я знаю, что вы скучаете по ней. Возможно, когда ей станет лучше, что-нибудь удастся устроить.

Дилон отвернулась и, казалось, потеряла интерес к разговору. Она непрерывно ёрзала, а когда она подсела на подлокотник к Эуле и протянула руку, чтобы погладить Джо, её пальцы были напряжены; девочку переполняло какое-то скрытое волнение или предчувствие.

– Почему бы ей тогда не написать хоть пару слов, – сказала Мэй. – Медсестры могли бы, по крайней мере, записку передать.

– Она слишком плохо себя чувствует, – предположила Эула. – Так плохо, что все время под капельницей. Меня туда тоже хотели отправить из-за давления, но я сказала, что не дам себе эти трубки в руки вставлять.

Морщинистое личико Мэй Роз болезненно скривилось.

– Я бы туда зашла всего на минуточку.

– Двери заперты, – сказала Эула. – Это всё, что я знаю. И больше тут знать нечего.

Мэй Роз молчала, она сидела и гладила Дульси.

– Если она больна… – начала было Дилон. – Если эта Джейн Хаббл больна…

Тедди развернулся, чтобы посмотреть на девочку.

Мэй Роз расплакалась, закрыв лицо руками. Дульси приподнялась и коснулась лапой щеки старушки, которая всхлипывала, съежившись в своём кресле.

– Как давно вы её в последний раз видели? – спросила девочка, не обращая внимания на слезы Мэй Роз. – Когда вы видели вашу подругу Джейн Хаббл?

– Мэй не помнит, – сказала Эула. – У неё всё путается В этом доме вообще все дни одинаковы. Она знает, что с Джейн всё в порядке, просто любит устраивать сцены.

Мэй Роз прекратила плакать, высморкалась и осуждающе посмотрела на Эулу.

– Твой собственный муж ходил туда навестить её. Он пытался её увидеть. Он тоже рассердился, что ему этого не позволили.

– Я говорила Фредерику, чтоб не ходил туда. – Эула с досадой сжала пухлыми пальцами спину Джо. – Я говорила, что нельзя идти туда к ней в одиночку.

Дилон с сомнением посмотрела на Эулу.

– Вы не хотели, чтобы ваш муж повидался с Джейн. Но почему?

Вид у неё был непонимающий, затем, вероятно, ей что-то пришло в голову, и она едва не расхохоталась.

– Вы не хотели, чтобы ваш муж… – Она сглотнула, затем начала снова. – Ваш муж… Он что, тоже здесь живет?

– Там, в одном из коттеджей, – объяснила Эула. – Там можно держать собственный автомобиль и задирать нос по этому поводу. Потом, если ты заболеваешь, переезжаешь сюда. Фредерик говорит, что он этого не вынесет, что это подавляет. А если тебе станет совсем худо – вроде того удара, что случился у Джейн, – тогда переводят в Заботу, в больничное крыло. Уж и не знаю, чем Фредерик занят целый день в том коттедже. Он говорит, что ездит на автобусе в город, в библиотеку. Не знаю, чем он занимается. И не знаю, что происходит с теми женщинами.

Дилон встала и отвернулась, сдерживая смех. Спустя несколько секунд она повернулась снова и с легкой улыбкой сказала Мэй Роз:

– Должно быть, вы скучаете по своей подруге. У меня тоже однажды была подруга, а потом уехала.

– Её комната была рядом с моей. Угловая комната, которую сейчас используют для посетителей. Когда Джейн… Когда её перевели в Заботу, – в голосе Мэй звучало сомнение, – эту комнату закрыли, а теперь используют для свиданий.

– Которая угловая комната? – спросила Дилон.

– Та что за гостиной, прямо рядом с моей. – Мэй неопределённо показала сквозь стеклянные двери куда-то в дальний конец дворика.

Дилон отошла к стеклу и посмотрела вдаль. Вернувшись, она сказала задумчиво:

– Не понимаю. Вы хотите сказать, что посетители остаются тут на ночь?

– Они… – начала Мэй.

– Нет, – раздражённо сказала Эула. – Никто сюда на ночь не приезжает. Но если ты всё время в кровати – прикован к постели – и у тебя маленькая и невзрачная комнатушка, ты принимаешь своих гостей в просторной комнате, это производит более приятное впечатление. Эти угловые номера – самые большие, в них и ванна есть, и всё такое. Если у тебя убогая каморка или вообще ты находишься в Заботе, тебя привозят в этот номер, чтобы ты смог развлечься с гостями. Приходят родственники, выглядит всё замечательно. Они считают, что ты получаешь вполне достаточно за те деньги, которые они платят. А когда они уходят, ты возвращаешься снова в свою тесную комнатушку, а ту большую закрывают. Это всё только для вида. Всё только для вида.

Эула зевнула и поглубже уселась в кресло, встряхнув Джо. Он привстал и несколько раз повернулся вокруг своей оси, то и дело упираясь в её толстый живот. Тедди их покинул – развернул свою коляску и куда-то укатил. Джо слышал доносившееся с кухни громыхание кастрюль, затем вошла сиделка, катя перед собой скрипучую металлическую тележку, покрытую свисающей почти до пола скатертью.

– Еда для пациентов Заботы, – сказала Эула. – Мало кому из них можно плотно поесть. Их кормят рано, затем дают лекарства и укладывают спать.

Джо передёрнулся.

Дилон смотрела, как сестра в белой униформе укатила тележку в сторону приёмной. Вскинув голову и притворяясь, что чешет руку, она продолжала выглядывать из дверей патио.

Но лишь когда Эула ослабила хватку и начала похрапывать Дилон взяла Джо на руки и направилась к патио. Она последний раз бросила взгляд на Эулу Вимс – та мирно посапывала приоткрыв рот.

Отодвинув стеклянную дверь, Дилон выскользнула в огороженный садик, где солнечные пятна чередовались с рваными заплатками тени. Джо с удовольствием втянул свежий воздух.

Вдоль всех четырёх сторон дворика тянулись стеклянные двери, в них отражался лиственный узор. Большинство дверей были открыты лёгкому ветерку. В некоторых комнатах горели лампы, в других разноцветно мигали телеэкраны. В угловом помещении было темно, стеклянные двери задвинуты и прикрыты изнутри тяжелыми портьерами. Дилон перехватила кота покрепче, прижала к плечу и быстро направилась к бывшей комнате Джейн Хаббл.

Глава 13

В холмах Молена-Пойнт семейство Мартинес собралось у бассейна. Хуан и Дорис Мартинес сидели за столиком под зонтиком, укутавшись в толстые махровые халаты, с их волос ещё стекала вода; дети по-прежнему плавали, легко скользя в пахнущей хлором воде. Жесткое полуденное солнце смягчилось, уже протянулись длинные тени. Несмотря на холодный ветер, весенний день был ясным, а вода в бассейне приятно теплой – её круглый год нагревали до температуры двадцать шесть градусов. Супруги потягивали кофе, который Дорис наливала из термоса, и наблюдали, как десятилетний Рамон и семилетняя Хуанита плавают из конца в конец длинного бассейна – без всяких усилий, словно пара юных дельфинов. Взрослые уже выполнили свою обычную норму, составлявшую для Дорис около двадцати, а для Хуана вдвое больше кругов. Дети же могли плескаться, пока не проголодаются.

Мартинесы очень внимательно отнеслись к сообщениям о домашних кражах. Времена меняются, и теперь даже в таких городках, как Молена-Пойнт, нужно быть начеку. Поэтому они оставили незапертой лишь ту дверь, что вела из внутреннего дворика в дом, да и то лишь потому, что она всё время была на виду. Они увлеченно обсуждали предстоящую забастовку водителей грузовиков, которая наверняка задержит доставку оконных и стеновых блоков для компании Хуана, занимавшейся сборкой соляриев. Это, в свою очередь, сорвет график строительства, и маленькой фирме придётся наверстывать упущенное до самого нового года, а то и дольше, смотря по тому, сколько продлится забастовка.

Пока старшие Мартинесы были заняты обсуждением иных возможных источников дохода на ближайшие месяцы позади них но двор беззвучно вошла женщина и проскользнула в стеклянную дверь; мягкое шуршание отодвигаемой двери потонуло в рокоте проезжавшего в это время почтового грузовика.

Войдя в дом, она оказалась в большой, уютно обставленной гостиной среди кожаной мягкой мебели и орехового дерева мягких тонов. По толстому пушистому ковру она прошла в прихожую и быстро поднялась по лестнице – ей больше нравилось начинать с верхнего этажа. Обычно, пока люди находятся во дворе или у бассейна, у них на комоде можно обнаружить бумажник, а иногда дамскую сумочку. Порой сумочка лежит на кухне, туда она заглянет позже. Поднимаясь по ступенькам, она подумала, что надо бы съездить в Сан-Франциско. Ей не хотелось надолго оставлять у себя краденые вещи. Она хотела поскорее сбыть опасный товар, кроме тех немногих вещичек, которые оказывались Такими восхитительными, что она не в силах была с ними расстаться.

Она оставляла их на память, как сувениры. Это была её маленькая слабость, всё-таки она была не лишена сентиментальности. Ей нравились дома, куда она забиралась, нравилось разглядывать обстановку и знакомиться, пусть поверхностно, с людьми, которые там жили. Каждый новый дом предлагал ей не только новые сокровища, но и небольшую историю своих обитателей. И хотя она знала, что глупо зацикливаться на безделушках, она действительно любила те вещицы, которые решилась оставить у себя. Среди них был миленький чайничек лиможского фарфора из дома Маккензи, пять фарфоровых птичек в аккуратной упаковке, швейцарские часики с циферблатом из французской перегородчатой эмали клуазоне, которые она пожалела отдать. Она так и не знала их настоящую стоимость, но полагала, что сумма немалая. Нужно разузнать побольше об этих миниатюрных часах – того, что она до сих пор нашла, было недостаточно. Часы клуазоне, поставляемые из Европы, были сейчас очень модными в Калифорнии. Но лучше найти что-нибудь о них в главном отделении Публичной библиотеки в Сан-Франциско, где её никто не знает, а не здесь, в Молена-Пойнт, где можно наткнуться на кого-нибудь из знакомых. Особенно её тревожила та библиотекарша, что прежде служила в полиции.

Пожалуй, стоит выехать в город пораньше и провести несколько часов в Соландер. Этот антикварный магазин был самой надежной «крышей», поэтому ей не приходилось иметь дело с пошлыми магазинными воришками. Нет, Соландер – это экстра – класс. Затем она заедет в несколько банков, чтобы избавиться от наличных, а потом устроит себе изысканный ланч, например, в «Святом Франциске». А остаток дня можно провести в читальном зале библиотеки. Эти поездки вносили разнообразие в её повседневную рутину. Возможно, она задержится там и подольше – развлечется, по магазинам побродит.

Но вот что ей действительно надо сделать до отъезда, так это разобраться с картой Молена-Пойнт. Вчера она едва не совершила роковую ошибку и на самом деле испугалась, осознав, что забралась в дом к Бонни Доррис. Она совсем забыла (если когда-то и знала), что на верхнем этаже дома – отдельная квартира.

Впрочем, неважно, она быстро ушла оттуда. Только увидев, как Бонни подъезжает к дому и выходит из машины с этим своим пуделем, она поняла, в чей дом попала. К счастью, Бонни повела пса на задний двор, и незваной гостье удалось незаметно выйти через переднюю дверь. У неё даже не было времени что-нибудь взять, и этот случай(4) оставил у неё в душе неприятный осадок.

Наверху, в спальне супругов Мартинес, она обнаружила бумажник, а в нем две с лишним сотни мелкими купюрами. Дамского кошелька видно не было, зато из шкатулки с украшениями она вытащила симпатичное жемчужное ожерелье и чудесное старинное колье с изумрудами. Вот это действительно стоящая находка – колье было на вид австрийской работы, а сделано не менее ста лет назад. Если эти маленькие камушки настоящие, то у неё в руках целое состояние. Но даже если это изумрудная крошка или стразы, сама по себе искусная работа тоже стоит немало.

В коробочке для запонок она нашла несколько серебряных и золотых монет без защитных конвертиков, но больше ничего ценного здесь не было. Она проверила и другие спальни. В комнате, которую, вероятно, использовали для гостей, она обнаружила стеклянный шкафчик с пятью куклами.

Эти куклы не предназначались для игры, они воспроизводили взрослых женщин и были сработаны так жизнеподобно, что в первый миг у неё дух перехватило. Ей показалось, что она смотрит в какой-то иной мир, подглядывает за его миниатюрными обитателями. Дверцы шкафчика были заперты.

Каждая игрушечная барышня была не похожа на другую. Кожа кукол казалась столь натуральной, что хотелось дотронуться и почувствовать живое тепло, а маленькие пальчики были просто изумительны. Каждое очаровательное личико имело своё выражение. Она просто не могла устоять перед надменной улыбкой маленькой леди викторианской эпохи. Они все были такими разными, даже стояли и смотрели на неё каждая по-своему. Одетые в изумительные старомодные кружева и атлас, эти живописные барышни были наверняка ручной работы. Она не знала, был ли это серийный выпуск, но куклы явно представляли коллекционный интерес.

Она припомнила, что видела в журналах статьи о специальных кукольных шоу, а также связанную с ними рекламу. Однако прежде она не обращала на такие заметки особого внимания и, похоже, многое упустила.

Что ж, теперь она этим займется. Доставая из кармана отмычку, она почувствовала, как дрожат пальцы.

Прошла, казалось, целая вечность. Она боялась, что кто-нибудь из членов семьи покинет бассейн и поднимется наверх раньше, чем она сумеет открыть шкафчик. У неё так тряслись руки, что, когда все-таки справилась с замком, она чуть не выронила первую куклу. Шёлковое платье зашуршало, а прямой и властный взгляд маленькой леди привел её в замешательство.

Каждая кукла была ростом сантиметров тридцать, под плащом их нести, конечно, неудобно. Но в конце концов она рассовала их в потайные карманы и придирчиво оглядела себя в имевшееся в комнате большое зеркало.

Получилось весьма неплохо, особенно если выпятить вперед плечи, чтобы плащ подальше отставал от тела. Её охватило жгучее нетерпение поскорее разузнать всё про этих красоток и переправить их в город.

Надо отвезти их Хардену Марку. Он лучше всех разбирался в произведениях искусства. Разумеется, прежде чем ехать к нему» она должна заняться самообразованием. В этом мире любой тебя обдерет до нитки, если ты сам о себе не позаботишься.

Она закончила осмотр верхнего этажа и спустилась на кухню. Изучая содержимое кошелька госпожи Мартинес, она вдруг услышала, как открылась раздвижная дверь. Она сунула купюры под плащ и закрыла кошелёк. По пути к черному ходу она прихватила горсть шоколадных печеньиц.

Бесшумно прикрывая дверь, она немного ссутулилась, словно от навалившейся усталости и подавленности, съёжилась, уйдя поглубже в отяжелевший плащ, и медленно пошла вдоль дома, всматриваясь в кусты и полушепотом окликая: «Киса, иди сюда, кисонька. Сюда, Снежочек. Пусенька моя, давай иди к мамочке». Её голос озабоченно дрожал, на лице застыла тревога. Она продолжала оставаться начеку, пока благополучно не покинула владения Мартинесов. Затем она неторопливо прошла три квартала до своей машины. Эх, и на что она растрачивает свой талант!

Она проехала по Кипарисовой улице вверх до гребня холма, а затем в сторону дороги, ведущей в долину. Проезжая мимо широко раскинувшегося здания «Каса Капри», она сбросила скорость и ненадолго свернула на обочину узкой дороги. Она с интересом посмотрела вниз на красные черепичные крыши, затенённые раскидистыми дубами; вверх по склону карабкались беспорядочно сбившиеся в группы небольшие коттеджи, но даже эти разрозненные дома создавали ощущение несвободы.

С этой точки она могла заглянуть прямо во внутренний дворик здания. Хотя тенистый сад был восхитительным, а лимоны и жёлтые лилии светились почти как золото, высокие стены вызывали дрожь. «Каса Капри» выглядела красиво, но всё же это учреждение, отнимающее свободу. Как говорилось в тех стихах: «Она могла бегать на танцы в красных башмачках, пить вино на улице, если ей того хотелось, и веселиться вместе с бродягами, и кто бы смог помешать ей?»

Остановив машину недалеко от пансионата, она скинула тяжёлый плащ, аккуратно сложила его вместе с надежно спрятанными в нем куклами, и опустила на сиденье. Внимательно глядя на широко раскинувшееся здание, она засмеялась, поскольку не была его пленницей, а затем двинулась прочь, думая об ужине и горячей ванне.

Глава 14

Двери в патио были надежно заперты и полуприкрыты шторами. Дилон почувствовала, как колотится её сердце, когда она прижалась лбом к стеклу, сложив ковшиком руки и придавив кота к оконной раме. Он заворчал и подался назад, словно собираясь вырваться, но она вовремя схватила его за шиворот.

– Извини, Серый Джо, придётся тебе остаться здесь.

Она погладила его, перехватила поудобнее, и он успокоился. Он и впрямь классный кот. Она почесала его за ушами, опять сложила ладошки и всмотрелась в темноту за стеклом.

Комната выглядела безжизненной: лампы не горели, телевизор не мелькал, никто не ходил по комнате и не сидел с книжкой в кресле. Она разглядела комод, стул и кровать, аккуратно застеленную белым покрывалом, краешки покрывала были подогнуты идеально ровными уголками. Ни лежащей сверху одежды, ни каких-либо личных вещей – очков, газеты, книг, одинокой тапочки, смятого носового платка – не наблюдалось. На комоде и ночном столике было совершенно пусто. В комнате явно никто не жил.

Мама говорила, что проживание в «Каса Капри» стоит кучу денег. Так почему же они держат пустую комнату, неужели Эула права? Она была так увлечена разглядыванием обстановки, что испуганно дернулась, когда Джо резко повернулся, чтобы поймать блоху, которая укусила его за плечо.

Прижимая кота к щеке, Дилон обернулась, чтобы взглянуть в сторону гостиной. Удостоверившись, что за ней не следят девочка подергала ручку двери, делая вид, что нюхает цветы лимонного дерева.

Дверь была заперта. Что ж, этого следовало ожидать. Она ещё несколько раз посильнее дернула, чтобы окончательно убедиться, затем отвернулась.

Она прошла вдоль ряда застекленных дверей, останавливаясь возле каждой и заглядывая в комнаты. Она высматривала знакомое лицо, высокую прямую фигуру Джейн, уже зная, что не найдет её.

Вернувшись из Далласа, где она с родителями прожила несколько лет, едва подъехав к дому и бросив нагруженную вещами машину, Дилон помчалась к дому Джейн. Пока они жили в Далласе, где отцу предложили хорошую работу в университете, девочка очень скучала по ней, особенно когда Джейн перестала писать – поначалу они переписывались каждую неделю. За время пребывания в Техасе Дилон четыре раза пыталась звонить Джейн, но телефон не отвечал. Дважды номер набирала мама, но и ей не повезло, и она тоже не узнала, что произошло. Но вскоре они должны были вернуться, поэтому мама велела Дилон подождать, сказав, что скоро она увидит Джейн. Но девочка её так и не увидела – когда они вернулись, Джейн уже исчезла.

В тот день, подбежав к дому Джейн, она увидела вбитый в газон столб с надписью «Продаётся». Все шторы были задернуты. Кто-то из соседей сказал, что у Джейн случился удар, и теперь она в «Каса Капри», а её попечитель выставил дом на продажу.

Дилон бегом вернулась домой, схватила велосипед и поехала туда, но в пансионате ей сказали, что Джейн очень плохо себя чувствует и не может принимать гостей. Ещё они сказали, что детей вообще не пускают в Заботу из-за микробов. Не очень-то любезно они себя вели.

Пока Дилон двигалась вдоль стеклянных дверей, Джо начал ерзать у неё на руках. Его усы щекотали ухо девочки, однако он изо всех сил старался не выпускать когти. Вид стариков, одиноко сидевших в своих комнатах перед телевизором, опечалил девочку, Джейн не стала бы смотреть телевизор, она читала бы книжки, занималась гимнастикой или вышла бы прогуляться по магазинам» купить какую-нибудь безделушку – она очень любила антикварные лавочки. Несмотря на свои морщины Джейн никогда не была старой, как эти люди. Заглядывая в окна, Дилон дошла до конца дворика. Лучи косо падали сквозь стекло на ковры и кровати, на стариков, неподвижных словно изваяния, – застывшие в декорациях унылых комнат фигуры напоминали ей ожившую диораму из музея. Каждый из стариков оглядывался на неё, однако выражение их лиц не менялось, никто из них даже не улыбнулся. Один старик крепко спал, сидя в кресле с откидывающейся спинкой и подставкой для ног. Его рот был приоткрыт, рядом ярко горела лампа, но он этого не замечал. Дилон решила, что никогда не будет старой.

Она знала, что больничное крыло начинается сразу после этого ряда отдельных комнат. Когда она во второй раз приезжала сюда на велосипеде, она попыталась туда попасть, объехав здание сзади, проскочив по дорожке между главным корпусом и коттеджами. Дилон попробовала зайти прямо в Заботу, однако дверь была заперта. Она заглянула в окошки палат, которые оказались точно такими же, как в любой больнице: с металлическими кроватями, штангами капельниц и подкладными суднами. А сегодня, когда она пыталась пройти в больничное отделение через коридор, эта вредная медсестра вернула её назад. Дилон в жизни не видела такого засекреченного места и таких сердитых тёток. Что-то за этим наверняка кроется. И это «что-то» она намерена была отыскать.

Прежде чем вернуться, она присела на скамейку под апельсиновым деревом и пересадила Джо с плеча себе на коленки, поглаживая кота, пока он не улёгся. Ей казалось, что коту нелегко находиться так долго без движения. Она бы выпустила его побегать, но ей было велено этого не делать. Дилон представила, как он взлетает по дереву на крышу и – только его и видели. И это будет её вина.

Когда девочку в первый раз не пустили в «Каса Капри», она рассказала об этом маме, и та позвонила попечителю Джейн. Он сказал, что Джейн слишком слаба для визитов гостей и что таковы правила пансионата: навещать больных могут лишь члены семьи.

Он заверил маму, что Джейн чувствует себя так, как и следовало ожидать в её положении, что бы это ни означало. Он добавил, что поддерживает постоянный контакт с доктором который лечит пациентов в «Каса Капри». И мама ему поверила. А когда мама вышла на работу, у неё уже не было времени съездить в пансионат и закатить им скандал, что она отлично умела, стоило ей только захотеть.

Мамина контора занималась сделками с недвижимостью. Здесь она трудилась до отъезда в Даллас, а теперь начальство хотело, чтобы она немедленно приступила к работе: три человека заболели, и в конторе был полный аврал. Теперь у мамы едва хватало времени в туалет сбегать, не то что серьёзно отвлечься. Стирала она по ночам, а иногда поручала это Дилон или папе. Вечером они ужинали готовыми блюдами из ресторанов или кафе, иногда папа варил спагетти. В доме только и слышно было, что обо всяких дарственных, дутых кредитах и проверках помещений, пока папе это вконец не надоедало. Но мама всё же поговорила с доктором, и тот сообщил ей то же самое: что Джейн плохо себя чувствует, поэтому её нельзя навестить, и что в «Каса Капри» ей обеспечен прекрасный уход.

По мнению мамы, любой нормальный ребёнок поверил бы тому, о чем ему толкуют несколько взрослых серьёзных людей.

Но не на ту напали. Дилон так и не поверила ни единому слову.

Она подхватила Джо и встала, запутавшись волосами в ветке апельсинового дерева. Пытаясь отцепиться, она едва не уронила кота. Наконец он снова устроился у неё на плече, уткнулся в её волосы и замурлыкал. Ох уж эти волосы! Чёрный цвет жутко не нравился Дилон. Однако, приди она сюда ещё раз рыжей, медсёстры наверняка узнали бы её. Рыжих все запоминают.

Отцепив чёрную прядь и поглаживая кота, она двинулась вдоль третьей стороны квадратного двора, которая вела назад, к общей гостиной. Большинство дверей были приоткрыт, обеспечивая свежий воздух, но снаружи защищены запирающимися на задвижки ширмами.

На третьей по счету двери ширма была не заперта. В комнате никого не было. Дилон скользнула внутрь.

– Мы с тобой, Джо, только одним глазком поглядим, что там. Никто и не заметит.

Он замурлыкал громче, словно и сам был не против осмотреть комнату.

Здесь проживал мужчина: на стуле валялись трусы-боксеры, под комодом стояли ботинки. Дилон почувствовала себя неловко. Поперёк незастеленной кровати лежала простая синяя роба, какие носят на флоте, а на комоде рядом с маленьким радиоприёмником лежала стопка книжек в бумажных обложках, на которых были изображены тигры, медведи гризли или полуголые женщины. Открыв шкаф, Дилон обнаружила там неряшливо наброшенные на плечики брюки и рубашки, от которых исходил противный кислый запах. Она закрыла шкаф и выскользнула из душной комнаты, прошмыгнула по коридору и снова попыталась проникнуть в больничное крыло.

Дверь была заперта. Она толкнула раз, потом сильнее, потом повернула назад.

Возвращаясь по коридору, она последовательно проверяла все комнаты, быстро переходя от одной двери к другой. Они с Джейн не раз читали вместе «Алису в Стране Чудес», там был эпизод, где Алиса точно так же дергала за ручки, понятия не имея, что её ждёт за теми дверями.

Но сейчас у Дилон не было волшебного гриба, способного изменить её рост или наделить какой-нибудь особой силой.

Женская одежда ещё в одной комнате была сплошь фиолетовой: лиловый атласный халат, фиалковые шлёпанцы, на полу валялась ночная рубашка цвета лаванды. На столике у кровати высокая стопка любовных романов опасно кренилась в сторону вазы с искусственными фиолетовыми цветами, их потускневшие лепестки из-за слоя пыли казались пораженными мучнистой росой. Дилон взяла в руки потрёпанную книжку в бумажной обложке, прочитала несколько строчек с распахнувшегося разворота – и выронила книжку, ощутив, как загорелись щеки.

Неужели старики читают подобную чушь?

Она хотела ещё разок взглянуть на книжку, но не осмелилась. Читать подобные вещи – даже в присутствии кота – ей было стыдно. Кроме того, у неё возникло странное чувство – ей показалось, что кот исподтишка подсматривает у неё через плечо.

На что он уставился?

Она вернула книжку на место и быстро покинула комнату пока её здесь не застукали.

Обитательница следующей комнаты, должно быть, только что сюда въехала – или, наоборот, собиралась уезжать. Во всяком случае все её пожитки были упакованы в картонные коробки. Обувные коробки аккуратно выстроились на комоде коробки побольше рядами громоздились на полу. Они были набиты кофточками, книгами, пачками перевязанных ленточками писем, кружевными носовыми платками и маленькими фарфоровыми зверюшками, завернутыми в салфетки. Эта комната выходила на внешнюю сторону здания, на узкую террасу.

Вдоль внешнего края террасы тянулась высокая чугунная ограда, отделявшая террасу от лужайки и сада. Чуть дальше начиналась дубовая роща. Дилон увидела, как в лесочке, в тени раскидистых деревьев быстро перемещается фигура в инвалидном кресле. Короткие седые волосы женщины растрепались от ветра. Запряженный в коляску большой коричневый пудель весело таскал хозяйку по дорожкам. Эти двое выглядели такими радостными и свободными, как будто им никогда больше не придется возвращаться в пансионат. Дилон захотелось, чтобы этой женщиной оказалась Джейн, Но это, конечно, была Сьюзан, мама Бонни Доррис. Дилон отвернулась, чувствуя себя очень одинокой.

Терраса была разгорожена невысокими оштукатуренными стенками, через которые было нетрудно перелезть. Однако ворота в чугунной ограде были накрепко заперты.

«Всем нашим сиделкам приказано носить ключи с собой» – так сказала мисс Прайор. Чугунная ограда заканчивалась там, где начиналось больничное крыло, примыкая к зданию под прямым углом. В этой части постройки были только крохотные окошки, да и те слишком высоко. Единственная внешняя дверь напоминала запасной выход в кинотеатре. От неё вели грязные следы кресла – каталки, они пересекали лужайку и шли дальше через бетонную дорожку до залитой асфальтом парковки. На стоянке застыли девять машин, на вид новеньких и весьма дорогих.

Девочка нежно погладила кота.

– Я не назвала им своё настоящее имя. Когда я приходила сюда в прошлый раз, я сказала, что меня зовут Кэти. Мы с Джейн подружились, когда мне было ещё только семь лет. Мы вместе читали книжки про Нарнию, она первой усадила меня на лошадь и поговорила с моей мамой, чтобы та позволила мне заниматься верховой ездой. Она даже позволяла мне кататься на Башмачке. – Дилон вздохнула. – Этот её попечитель продал Башмачка. Надеюсь, он попал в хорошие руки. Жалко, что мои родители не купили его, но мы ничего не знали, нам никто не сказал, что Джейн заболела.

Джо зевнул ей в лицо и потянулся, пытаясь изменить положение тела. Дилон была уверена, что кот предпочёл бы сейчас бегать и охотиться на птичек. Когда зверь заёрзал у неё на руках, она схватила его за шкирку:

– Я не могу тебя выпустить, я пообещала. Пожалуйста, потерпи ещё немного, и мы вернемся к Эуле. – Девочка скосила глаза на кота. – Она с удовольствием тебя подержит.

Покинув разделённую террасу, она вернулась в коридор и прошла в гостиную, по пути заглядывая в каждую открытую комнату, словно в надежде увидеть что-то, принадлежавшее Джейн – книгу, свитер или ещё что-нибудь, хотя уже понимала тщетность своих попыток.

– И всё-таки, кот, я проберусь в эту больницу. И если Джейн там, я найду её.

По мнению Джо, он проявлял всё это время просто исключительную выдержку, принимая во внимание, что он терпеть не мог, когда его таскают на руках, особенно дети. А тайная экскурсия по тесным, забитым всякой всячиной комнаткам, где старики коротают свои последние годы, и вовсе нагнала на него тоску. Он мог убеждать себя, что придерживается реалистического взгляда на старость, что это всего лишь закономерный этап существования, но жизнь в этом пансионате оказалась куда более унылой, чем он мог себе представить.

Что касается вообразившей себя сыщиком Дилон… Какие бы мотивы ни двигали девчонкой в её неутомимом поиске, мероприятие явно затянулось. Джо сидел как на иголках. К тому времени, как они вернулись в общий зал, он уже так извёлся, что был почти рад, когда его сбросили на колени к Эуле. Может, полежав немного спокойно, ему удастся восстановить душевное равновесие.

Но лишь поздно вечером, когда он и Дульси охотились на залитых лунным светом склонах, он узнал побольше о пропавшей приятельнице Дилон. Тогда он и подумал, что версия об исчезновении Джейн Хаббл и ещё пятерых стариков не так уж невероятна.

Глава 15

Играя с ветерком, по улице бежала Дульси, её обгоняли тени облаков. Дом Клайда был расчерчен скользящими полосами лунного света. Преодолев изменчивые волны света и тьмы, Дульси подошла к дому. У неё над головой кривые ветви дуба со стуком и скрипом тыкались в козырёк крыльца. Но на самом крыльце лежала густая неподвижная тень, на фоне которой светился прямоугольник кошачьей дверки.

Дульси прошмыгнула по влажной траве и запрыгнула на крыльцо; в ожидании Джо она не сводила глаз с бледного пластмассового пятна. Полночь уже миновала, и наступили те ранние дикие часы, когда скучные цивилизованные существа спят, а юркие ночные создания покидают свои убежища, чтобы подкормиться и подставить беззащитные нежные шейки зубам хищника. Настало время охоты, когда бьёт ключом адреналин и хлещет фонтаном свежая кровь.

Луна плыла, то и дело исчезая в облаках, несущихся по небу вольно, словно гончие псы, однако светлый прямоугольник дверки оставался пустым и неподвижным.

Дульси уселась, коротая ожидание за облизыванием намокших от росы лапок.

Вскоре исчезли самые глубокие тени, вынырнула из-за туч луна, и в то же мгновение за дверкой появилась остроухая тень.

Пластиковый квадрат приподнялся, выпуская нос и усы, вот и он сам выбрался в темноту, подтянув короткохвостый огузок и раздражённо встряхнулся, поскольку дверка, как всегда, хлопнула его по заду.

Увидев Джо, она обрадовалась.

– Наконец-то! Пошли, я уже извелась тут, наверняка сегодня целые стада мышей повылезли.

Однако Джо остановился в тени у крыльца – уши опушены, плечи и даже куцый хвост поникли. Он выглядел сейчас очень старым, просто ветхим древним ископаемым; тусклая кошачья шкурка, заполненная страданием.

Она осторожно приблизилась.

– Что? – тихо спросила она. – Что случилось?

Он не шевельнулся, не проронил ни звука.

Она прижалась к нему. Её ноздри заполнил запах его горя.

– Барни? Барни, да?

В его глазах застыла боль.

Она села рядышком, ткнулась носом ему в плечо и замерла,

– У него печень отказала. Ему было ужасно плохо. И нельзя было ничем помочь. Доктор Фиретти давал ему обезболивающее, но он тоже ничего не мог поделать. Это был уже конец. Они его…

– Усыпили?

Джо кивнул. Некоторое время кошки сидели молча, глядя друг на друга. Клайд и Доктор Фиретти сделали всё, что могли. Так было нужно.

– Теперь он где-то там, – наконец произнесла она.

– Не знаю.

– Вспомни того белого кота. Он не смог бы приходить ко мне во сне, если бы не продолжал существовать как-то иначе, где-то в ином мире. Ведь он был уже мертв, когда я видела его во сне, и он сообщал мне то, что иным способом я узнать не могла.

Тот белый кот привел её к последнему звену в расследовании, позволившему задержать убийцу Джанет Жанно. И это действительно произошло гораздо позже его собственной смерти. Когда они его нашли, от него оставалась лишь горка костей, хотя всего за несколько дней до этого Дульси видела его во сне живым и невредимым.

Джо понимал, что иного объяснения, кроме того, что белый кот приходил к Дульси с того света, у него нет. И все же, когда они с Дульси стояли над его останками – хрупкими косточками с налипшими кое-где клочками белого меха, Джо ощутил внутри невероятную пустоту. Он не испытывал радости, в отличие от Дульси, для которой произошедшее стало доказательством существования иной жизни. Наоборот, ему было страшно; внезапный ужас пронзил его, словно укус гремучей змеи, ужас перед неизвестностью, что ждала за последней чертой.

Дульси приткнулась к нему и лизнула его в ухо.

– Барни в другом мире. Там хорошо. Не мог же такой милый пёс попасть в плохое место. – Она прижималась к нему до тех пор, пока он не улегся, и свернулась рядом. – Он больше не страдает. Бегает по чудесным зелёным полям, как и полагается таким собакам.

Они долго лежали в тени крылечка – молча, согревая и утешая друг друга.

Наконец Джо встал и отряхнулся.

– Такой был чудик, – тихо сказал он. – Каждый раз, когда я возвращался после охоты, ему непременно требовалось обнюхать меня с головы до ног, вынюхать всё – и кролика, и птичку, и каждый малейший след крови. Он так воодушевлялся, и видно было, как он сортирует эти запахи – вот мышь, а это енот или ещё что. Ему так хотелось бежать, хотелось искать этих зверей, ведь для этого его порода и предназначена.

Дульси сглотнула.

– Он даже замечал, что я заходил к Джолли. Он просто с ума сходил от запахов деликатесов и всегда пытался слизать их у меня с морды.

– Однажды он и меня так облизал, – вспомнила Дульси. – Такое впечатление было, что я сунула голову под горячий душ. – Она встала. – Барни знает, что мы по нему скучаем. Возможно, он знает даже, что мы сейчас говорим о нем.

Она стала легонько подталкивать Джо; наконец он поднялся, и кошки покинули крыльцо. Джо еле шёл, словно охваченный невероятной усталостью.

Пренебрегая на этот раз боковыми улочками, где они порой любили порыскать, Дульси вела его прямо к открытым склонам. Они миновали небольшую гостиницу, где властвовала гималайская красавица – портрет этой кошки украшал гостиничную вывеску и рекламный логотип расположенного здесь же магазина; её же запах чувствовался в соседних кустах. Постояльцы гостиницы любят, когда она заходит к ним в комнаты по вечерам; она ложится у них в ногах, согревая своим теплом или спит у камина, они же нередко делились с ней своим завтраком. Она, как и все кошки в Молена-Пойнт, пользовалась в городке таким же уважением, как её собратья в Италии, что принимают солнечные ванны на спинах бронзовых львов или гоняют голубей по древним улочкам Венеции.

– Гордячка, – заметил Джо.

– Вовсе нет. Она просто хорошо устроилась. И если она знает, как воспользоваться выпавшим ей шансом, так и пусть.

Дульси подтолкнула Джо, чтобы прибавил шагу, и вскоре они пересекли парк над туннелем и углубились в заросли высокой травы. Сухие стебли шуршали над их головами, бросая волнистые тени на морды и лапы.

Они славно поохотились, поужинав полудюжиной мышей и земляной белкой. Но спустя некоторое время печаль и неуверенность охватили и Дульси. Прервав старательное умывание, она ещё лишь раз облизнулась, спрятала розовый язычок и пристально посмотрела на Джо.

Кот прекратил гигиеническую процедуру, застыв с поднятой белой лапой.

– Что с тобой? Что ты на меня так уставилась?

– Я думаю. Думаю про Мэй Роз.

– Дульси, не начинай. Только не сегодня.

– Мэй Роз считает, что Джейн Хаббл могла сбежать. Что служащие «Каса Капри» не искали её, поскольку не хотели огласки, не хотели сообщать полиции, что от них сбежала пациентка.

– У Мэй Роз просто не все дома. Как могла старая и больная женщина оттуда убежать? Не забывай, у неё был инсульт. Да и как далеко она ушла бы? Она бы быстро обессилела, кто-нибудь обнаружил бы её и привел бы обратно.

– Мэй Роз говорит, что Джейн уже стала поправляться после первого удара и была очень беспокойной. А потом у неё случился второй удар, и её перепели в Заботу.

Джо молча смотрел на Дульси.

– Она могла убежать оттуда. Я однажды читала про женщину, которая…

– Возможно, она даже с постели подняться не в состоянии, не говоря уже о побеге из Заботы. – Джо бросил на Дульси раздражённый взгляд. – Если в том крыле действительно все двери заперты, как утверждает Дилон, и если там повсюду медсестры, что полицейские кордоны… И ты полагаешь, что Джейн Хаббл самостоятельно встала с кровати, сама оделась, взяла свой чемодан и вышла?

Дульси опустила ушки и отвернулась. Джо вздохнул.

– Она там. В Заботе. В целости и сохранности. Слишком плоха, чтобы принимать посетителей. Мэй Роз ухватилась за то, что к Джейн не пускают гостей, и сделала из этого факта вселенскую катастрофу.

Луна позади них завалилась за тучи, оставив от кота лишь силуэт, темный и неподвижный, словно египетская статуя.

– Голова у Мэй Роз полна волшебных сказок. Старики впадают в детство и живут собственным воображением.

– Но она-то не впала в детство, у неё по-прежнему острый ум и хорошая память. Она рассказывала мне о своей жизни и при этом ничего не выдумывала. Она показывала мне свои альбомы, она помнит каждую постановку, для которой ей приходилось шить, каждый костюм. Показывала фотографии, называла мне имена персонажей и актеров, она их всех помнит. Она…

– Показывала альбомы кошке? Фотографии – кошке? Рассказывала кошке про свою жизнь?

– А больше никому это не интересно, им всем она со своими историями уже надоела.

– Дульси, нормальные люди не разговаривают с кошками, потому что кошки их на самом деле не понимают.

– Но мы-то понимаем.

– Но никто этого не знает, – Джо терпеть не мог, когда его подруга прикидывалась дурочкой. – И Мэй Роз тоже этого не знает. Любой человек, кроме Клайда и Вильмы, кто решит, что кошки понимают человеческую речь, просто псих. А если Май Роз всерьёз так думает, значит, у старушки действительно не все дома.

Дульси сникла, но упрямо возразила:

– Кроме меня, ей поговорить не с кем, все остальные считают её выжившей из ума.

– Дульси, старушка переживает второе детство. К примеру будет ли нормальная, здоровая женщина повсюду таскать с собой кукол? Она и с куклами разговаривает?

– Она шьёт куклам платья, этим она зарабатывала себе на жизнь. И если она всё ещё хранит этих кукол и мастерит для них одежду, я не вижу в этом ничего странного. Она этим живет; эти платья все из шелка и ручного кружева. Она сказала, что Джейн Хаббл очень нравились её куклы.

– Дульси…

Отблеск луны сверкнул в её глазах, в громадных чёрных зрачках, окруженных тонкими изумрудными ободками.

– Никто не знает, что она чувствует. Она ужасно одинока, и Джейн была её единственным настоящим другом. Мы можем хотя бы попытаться помочь ей, помочь найти Джейн.

– Ты что, не понимаешь – она выдумала всё это! Никто не пропал!

Джо ушёл в высокую траву: он был так раздражен и сердит, что не хотел продолжать разговор.

Кот не хотел признавать, что и сам встревожен.

Мэй Роз была не единственной, кто считал Джейн Хаббл бесследно пропавшей. Что бы там ни случилось на самом деле, но малышка Дилон точно не была чокнутой.

При этом Дилон и Мэй Роз не могли сообща выдумать эту историю. До сегодняшнего дня они не встречались, хотя обе были непоколебимо уверены, что здесь дело нечисто.

– Я хочу помочь ей, Джо. Не знаю как, но я собираюсь ей помочь.

– Дульси, мы кошки, а не социальные работники. Мы созданы не для того, чтобы помогать старушкам, мы должны охотиться, драться и производить на свет котят.

– Отлично. Вот и иди, производи котят! – Полосатый хвост Дульси гневно рассекал воздух, зелёные глаза сверкали – Занимайся тем, для чего ты создан, действуй как глупый самец. А я буду делать то, что я сочту нужным.

– Дульси…

– Тебе нравилось расследовать убийство Бекуайта.,

– Да, но здесь не было убийства.

Пёстрая кошка сидела, напряжённо прижав уши и продолжая бить хвостом.

– А теперь тебя волнует эта воровка – домушница, ты шпионишь за ней только потому, что она любит всякие красивые штуки.

– Да ладно, Дульси. Эта женщина – преступница!

Женская логика подруги сводила его с ума.

– Я полагаю, – сказала Дульси, – тебе наплевать, что Джейн Хаббл не единственная пропавшая. Пятеро пациентов были переведены в Заботу, и с тех пор их никто не видел.

– Старушке стоит написать Спилбергу. Ты же слышала, Эула говорила, что некоторых из них видели: ту, которой удаляли катаракту, и мужчину, который провел целый день со своим адвокатом.

Дульси мрачно взглянула на кота. Ответа у неё не было, но это не могло изменить её решения. Джо сердито смотрел вниз, на огни городка.

– Если я помогу тебе поймать воровку, что, на мой взгляд, глупо, ты поможешь мне в поисках Джейн Хаббл, – постановила она.

– Если это так глупо, зачем ты читаешь все эти заметки про неё? Почему?

– Ты мне поможешь? Вдвоём искать безопаснее, – тихо попросила она.

Джо понял, что пора сдаваться. Она знала его слабые места,

– Для начала я хочу обыскать больничное крыло. – Дульси следила за его реакцией прищуренными глазами. – Если мы проберемся в Заботу, мы сами сможем убедиться, там все эти люди или нет. Вот проблема и решится.

Дульси улеглась на траву, не сводя с него глаз. Теперь она была сама нежность, мягкость и смирение.

Джо был повержен. Она всё равно не бросит это дело. Если уж она запустила во что-то свои коготки, а затем стала милой и покладистой, она не отстанет до тех пор, пока от жертвы в данном случае от него – не останутся лишь рожки да ножки.

– Хорошо, – сказал Джо, стараясь не замечать противного тревожного комка в животе. – Ладно, попробуем.

Дульси улыбнулась, перекатилась на другой бок и вскочила. Быстрее, чем Джо того хотелось, они слизали с усов последние капли мышиной крови и направились через холмы в сторону «Каса Капри».

Пробегая по травянистым склонам среди редких домов и оглядываясь на Дульси, он заметил внизу огоньки фар автомобиля, который двинулся от полицейского участка к пляжу, и подумал о Дилон Торвелл.

Девочка решила принять участие в программе «Друг-Не-Вдруг», чтобы отыскать Джейн Хаббл, она перекрасила волосы, чтобы медсестры её не узнали. Возможно, именно из-за Дилон, а не по какой другой причине он позволил втянуть себя в эту предрассветную шпионскую авантюру, которая грозит оказаться весьма опасной. Джо думал о том, что может оказаться взаперти в больничном отделении среди полудюжины враждебно настроенных медсестер, у которых в распоряжении множество смертельных медицинских штуковин; он уже почти ощущал, как в него вонзаются стальные иглы.

Глава 16

Двадцатисантиметровая кукла лежала в маленьком тёмном ящике. Её светлые волосы поблекли. Голубые глаза, потускневшие от грязи, невидяще уставились в черноту. Маленькие ручки были вытянуты вперед, словно она просилась в чьи-то объятия, однако не было никого, кто бы поднял её и приласкал или осмотрел ножевую рану, прорезавшую её живот под легким платьем.

Её фарфоровое личико, когда-то ясное и словно светящееся изнутри, посерело от пыли. Бело-голубое платье в цветочек из тончайшего батиста и белая кружевная нижняя юбка, сшитые вручную крохотными ровными стежками, теперь обмякли и пожелтели. А под этим чудесным нарядом её тряпичное тело было вспорото, и десятисантиметровый разрез был зашит снова – большие кривые стежки грубой зелёной нитки, которую завязали крупным узлом, беспорядочно пронзили белое муслиновое тельце.

Стены вокруг куклы были из крепкого дуба, а наружные углы ящика укреплены медными уголками. Кто-то очень хорошо спрятал игрушку. Если даже прежде кто-то и любил её, то теперь она лежала позабыта, позаброшена. Если бы даже её нашли здесь, вряд ли поняли бы её предназначение – она была просто грязной старой куклой, годной лишь для мусорного бака или благотворительной организации. Скорее всего, если она и хранила тайну, никому до этого не было и не будет никакого дела. Ни одна душа не поинтересуется, Кто распорол тряпочный живот, а потом зашил снова. И даже если на фарфоровом личике и ручках остались отчетливые отпечатки пальцев, кому придет в голову искать их? Пока не было известно о преступлении, ключом к разгадке которого она могла бы стать.

Глава 17

Джо и Дульси неслышно ступали по залитому лунным светом склону холма; над их головами на фоне луны высокие стебли травы торчали чёрными острыми лезвиями. Сквозь травяные заросли они поглядывали вниз на крыши «Каса Капри»; покатые черепичные скаты складывались в калейдоскоп причудливых теней. Далеко за стоящей на отшибе виллой, за крышами городка лунная дорожка прорезала желтой автострадой тёмную океанскую гладь.

Ни единого движения. Ни дуновенья ветерка. Ночь была светлой и безмолвной.

Небольшие уединенные коттеджи поднимались выше по склону от главного здания «Каса Капри»; их крыши тускло поблескивали в лунном свете, на извилистых дорожках между ними разливались жёлтые круги от равномерно расположенных декоративных фонарей. Но в самих домиках было темно. Ни одного огонька, ни шевеления занавески не было видно в спальнях стариков. Было четыре часа утра.

Перед главным зданием «Каса Капри» было темно. Вдоль боковых стен разливалось мягкое свечение, сочившееся через комнаты постояльцев от притушенных коридорных ламп. В задней стороне здания, в больничном крыле, горели яркие лампы. Можно было представить себе лишённых сна пациентов, которым приходится страдать из-за ночных смен капельниц; возможно, они не находят покоя из-за болей, недомоганий и страхов – нередких спутников старости.

Переглянувшись, Джо и Дульси скользнули сквозь траву вниз по склону, мимо тёмных коттеджей, пересекая узкие дорожки между ними. Остановившись возле геометрически правильной клумбы с анютиными глазками, они принялись разглядывать больничное крыло.

Высокие окна Заботы были наглухо закрыты, словно запертые там пациенты не выносили ночной прохлады. Здесь, через эти окна, пути не было. Джо и Дульси пересекли последнюю дорожку и окунулись в падавшую от дома тень, когда внезапно их оглушил металлический лязг, словно с грохотом столкнулись два автомобиля. Металл зазвенел о металл. Они пошли дальше, крадучись на полусогнутых лапах, почти касаясь животами земли, озираясь широко распахнутыми глазами, то и дело замирая, прижавшись к земле, в любое мгновение готовые к бегству.

Но затем они опознали этот звук; резкое металлическое буханье издавало радио в медицинском крыле: рёв, вопли и фырканье труб. Крадучись и прижав уши, парочка двинулась дальше.

В следующее мгновение кто-то убавил звук, и ужасающий шум стих до почти приемлемых децибел.

На стоянке застыли восемь автомобилей; их металлические тела потускнели от росы – похоже, они провели здесь большую часть ночи. Все машины («Бьюики», «Шевроле» и даже пара «Мерседесов») были не старше двух лет, все представляли собой самые крутые модели. Обходя парковку по краю, кошки направились к отделению Внимание. Там, скользнув сквозь чугунную решетку, ограждавшую небольшую террасу, они принялись искать незапертую стеклянную дверь, через которую можно было бы попасть в спальню, а затем в коридор.

Большинство стеклянных дверей были закрыты, а те две, которые оказались приоткрыты, были накрепко зафиксированы, ставни заперты на задвижку. Как будто обитатели этих комнат не на шутку опасались, что какой-нибудь злоумышленник перемахнёт двухметровую ограду и передушит их в постелях.

Кошкам было слышно негромкое дыхание погруженных во тьму спящих людей. Некоторые из занятых постелей казались почти не потревоженными, одеяло поднималось маленьким холмиком только там, где лежал человек. Другие комкали и скручивали свои покрывала и простыни, а то и сбрасывали на пол. Один дедуля, завернувшись в одеяло, словно в кокон, храпел как страдающий от аденоидов бульдог.

Перепробовав все двери, они наконец обнаружили почти в конце ряда ту, что была не заперта и не закреплена фиксатором – возможно, он был сломан. В комнате пахло вишнёвым сиропом от кашля. Они прокрались мимо койки, на которой горой возвышался неизвестный обитатель. Рядом с открытой дверью в коридор стояли металлические ходунки с резиновыми ножками. Джо и Дульси присели рядом, выглянули в пустой коридор, а затем пробежали в сторону гостиной.

В темноте комната казалась огромной. Массивные очертания диванов и кресел напоминали неведомых чудовищ; за их согбенными черными спинами были видны освещенные луной столы под белыми скатертями. Слева от погруженной в сумрак комнаты за стеклянными дверями бледно светился дворик.

Они запрыгнули на спинку темного дивана и прислушались. Из коридора со стороны приёмной доносились женские голоса, оттуда же тянуло запахом кофе. Они перескочили на кресло, с него опять на диван, а затем выскользнули в открытую дверь и бросились по коридору.

Добравшись до роскошного фойе, они юркнули в темноту за креслом. Оттуда они осмотрели стойку приёмной и открытые двери двух освещённых кабинетов.

За стойкой никого не было, но в одном из кабинетов были видны две женщины и слышалось позвякивание кофейной чашки о блюдце. Кошки прошмыгнули мимо, к закрытой двери Заботы, откуда негромко клацала музыка. Скользнув в ближайшую затемненную спальню, они уселись рядышком и стали через дверную щёлочку изучать запертый вход в Заботу.

Дверь была оснащена пневматическим механизмом. По опыту они знали, что сами с таким ни за что не справятся. Однако, если набраться терпения и подождать, наверняка кто-нибудь в эту дверь зайдёт.

В этот момент человек позади них застонал и заворочался. В комнате стоял кисловатый запах, который зачастую возникает в комнате спящего. Кроме того, здесь было слишком жарко

Вскоре Дульси начала ёрзать, а в куцый хвост Джо впилась голодная блоха. Он яростно принялся выкусываться, чтобы унять зуд, однако ловля зловредного насекомого оказалась безуспешной. В последнее время он стал относиться к своей неистребимой блохастости как к серьёзной проблеме личной гигиены. Такому цивилизованному существу, как он, негоже было то и дело чесаться. Однако терпеть было невозможно, и это очень смущало его.

Клайд предложил вместо столь ненавистных аэрозолей от блох каждый день принимать душ. Ну, разумеется, Клайд был мастером на такие дурацкие предложения. Удивительно, как это он ещё не предложил Джо купить станок и побриться – это наверняка полностью избавит от блох.

Ожидание грозило затянуться до бесконечности, но вдруг светлая полоска под дверью Заботы потухла, и изнутри послышались шаги, заглушаемые ковром. Пневматическая дверь втянулась, и мимо них быстро прошла медсестра. Её белые туфли промелькнули буквально на расстоянии вытянутой лапы, и, прежде чем дверь закрылась, Джо и Дульси успели нырнуть внутрь.

При этом они едва не налетели на другую медсестру. Застыв у неё за спиной и пытаясь унять сердцебиение, они огляделись в поисках укрытия. Единственным подходящим для этих целей предметом была стоявшая рядом сервировочная тележка на колёсах. Сестра как раз что-то расставляла на её металлических полках. Чувствовались запахи горячего какао и поджаренного хлеба с маслом. Выбрав момент, когда медсестра отвернулась, Джо и Дульси прошмыгнули мимо неё и притаились между хромированных колес тележки.

И вскоре они уже ползли под катящейся по коридору тележкой, то и дело подергивая ушами, когда те касались холодного металла. Резиновые шины колес издавали мягкое шуршание, словно разрывали ленту застежки – «липучки». Всё, что им сейчас было видно, – это колёса тележки, плинтус и нижние кромки дверей, расположенных на равном расстоянии друг от друга. Если на дверях и были таблички с именами пациентов, то из своего укрытия Джо и Дульси видеть их не могли. Может, они как раз сейчас и проехали мимо палаты Джейн Хаббл, так и не узнав об этом. Нет, так ничего у них не выйдет. Вот если бы прокатиться на верхней полке той же тележки! Дульси нетерпеливо глянула на Джо, её пёстрый хвост подергивался возле самого колеса.

В некоторых палатах было темно, однако в большинстве свет горел, из некоторых доносились старческие голоса, ворчливые или просительные. От запахов лекарств и болезней четвероногих шпионов стало подташнивать. На полпути по коридору тележка остановилась, чёрные шины замерли, а белые башмачки мягко вошли в освещённую комнату. Кошки пригнулись – посмотреть, что там такое.

Через открытую дверь было видно прикроватную тумбочку и лампу, узкая полоса света от которой выхватывала железную кровать и худенького морщинистого пациента. Выражение лица у него было кротким и спокойным, словно уже давным-давно он смирился с неизбежными лишениями старости. Когда сиделка отвернулась, чтобы подвинуть тумбочку, кошки выскользнули у неё из-за спины и нырнули под кровать.

Съёжившись под пыльными пружинами, они были совсем недалеко от белых спортивных ботиночек медсестры тридцать шестого размера, так близко, что чувствовали запах скошенной травы, по которой она, видимо, недавно прошла. Этот запах приятно смешивался с ароматами какао и тостов. Было слышно, как она установила поднос рядом с пациентом, тарелка скользнула по металлической поверхности. Сиделка заговорила со стариком по-испански, но ответил он ей по-английски. Казалось, они вполне понимали друг друга. Судя по звукам, она взбила для него подушки; затем её ноги напряглись – похоже, она помогала ему сесть. Устроив пациента поудобнее, она ушла из палаты вместе с тележкой.

Старичок ел, причмокивая и пощелкивая, словно у него были плоховато подогнаны вставные челюсти. На внутренней стороне приоткрытой двери не было никакой таблички с именем. Едва кошки собрались выйти, по коридору прошла ещё одна медсестра.

Ретировавшись под кровать, Дульси неловко пригнулась тесно сдвинув лапки. Эта часть пансионата ей совсем не нравилась – Забота представляла собой настоящую больницу и слишком сильно напоминала ветеринарную клинику. Запах дезинфицирующих и лекарственных средств, холодные твёрдые поверхности слишком живо будили в ней воспоминания о тех пяти днях у доктора Фиретти, когда она слегла с простудой.

В гостиной ей все же удавалось вообразить счастливую старость людей, обитающих в уютном мирке, который устроили исключительно ради заботы о них. Но здесь телесная немощь и старческие хвори были слишком очевидны. В этом крыле «Каса Капри» не думалось ни о чем, кроме болезней и смерти.

И всё же о стариках здесь по крайней мере заботились, готовили им еду, здесь было чисто и тепло. Если дома за ними некому смотреть и ухаживать, то где ещё они могли чувствовать себя лучше?

Кошки оставались под кроватью, пока коридор снова не опустел, не затихло деловитое шуршание резиновых колёс, сновавших из палаты в палату. Каждый раз, когда старик над их головами опускал чашку на поднос, она слегка дребезжала – наверное, руки у него дрожали. Несколько крошек поджаренного хлеба упали мимо кровати на пол. Он кашлянул и глотнул какао. А когда он взял со столика дистанционный пульт от телевизора и его внимание переключилось на какой-то древний фильм с Джоном Уэйном, кошки выскочили из комнаты.

Он, конечно, их не заметил, поскольку никаких удивленных возгласов не последовало. Позади них слышались лишь ружейные выстрелы и лошадиное ржание.

Кошки пронеслись по коридору уже без прикрытия тележки, быстро просматривая листочки на дверях палат. Они искали Джейн, Лили, Дарлин, Мэри Нелл, Фой Серлинг и Джеймса Лютера. Они добрались до угла, где коридор заворачивал направо, когда позади них раздались голоса. Джо налетел на Дульси и пихнул её в короткий боковой коридорчик.

Голоса приближались – две медсестры шли сюда, разговаривая о каких-то повседневных делах. Разговор шел по-испански. Небольшой коридор упирался в дверь, которая, должно быть, вела в отделение Внимание. Джо и Дульси распластались по стене, пока ноги в белых туфлях и белых чулках не промаршировали мимо. На одном каблуке той, что была повыше и носила сороковой размер обуви, застыла капелька собачьей мочи. Почуяв этот запах, кошачьи носы сморщились. Миновав пожарную дверь, женщины свернули в более длинный коридор. После их ухода кошки двинулись дальше. Джо остановился у тяжёлой запертой двери.

– Тедди вышел отсюда. Знакомый пряный запах – его лосьон для бритья.

– Да ну?

– Между прочим, пока Дилон таскала меня тут везде, я видел следы кресла – каталки, которые шли от пожарного выхода на стоянку.

– Мэй Роз сказала, что он водит машину. Знаешь, такую, специально оборудованную. А поскольку он кузен Аделины, возможно, он может приходить и уходить, когда пожелает.

– Тогда зачем он тут живёт? Для Аделины это лишняя нагрузка, а мест и так не хватает. Почему бы ей не завести для него отдельную квартиру и не нанять помощь? Или почему бы не поселить в своём большом доме?

– Может, он что-то вроде неформального управляющего на общественных началах. Мэй Роз говорит: старики его любят, он всегда оказывает им небольшие услуги, заказывает еду, которую они любят, помнит об их днях рождения. Похоже, с другими он далеко не так язвителен, как с Мэй Роз.

Кто-то переключил приёмник с испанской радиостанции на тяжёлый рок, неистовое буханье долбило по кошачьим нервам, словно где-то неподалеку рушили стены. Тем не менее за этим грохотом они расслышали приближение ещё одной медсестры: её туфли на резиновой подошве неприятно чавкали по ковру. Незваные гости быстренько скользнули в затемненную спальню.

Безукоризненно белые туфельки и носки с красными кисточками трусцой пробежали мимо, распространяя запах цветочного мыла. Затем быстро прошли ещё две медсестры, их снежно-белые кроссовки, словно две пары белых кроликов, проскакали по коридору.

Когда путь был свободен, кошки снова рванули вперёд, высматривая имена на табличках. Коридор шёл прямоугольником вокруг блока центральных комнат, поэтому только в наружных помещениях имелись окна. Свернув за последний угол, Джо и Дульси снова увидели сестринский пост, так и не обнаружив имен ни одного из тех шести человек, о пропаже которых говорила Мэй Роз.

Возле поста было так многолюдно, что Джо и Дульси засомневались, удастся ли им когда-нибудь проскочить его и выбраться отсюда. Медсестры суетились между двумя столами, уставленными пузырьками, ящичками и картонками; здесь же высилась кипа бумажных полотенец, стоял большой кофейник из нержавеющей стали и поднос с керамическими кружками. Кошки юркнули в какую-то тёмную комнату, изнывая от нетерпения. Глядя на снующие взад-вперед ноги и вслушиваясь в обрывки английской и испанской речи, они чувствовали себя попавшими в окружение. В западню. Их раздражение достигло такого накала, что они едва не шипели друг на друга.

Кто-то снова переключил радио на испанскую музыку. Одна из сестёр начала подпевать, фальшиво, но страстно. Когда наконец коридор на минутку опустел, кошки метнулись к посту, притормозив лишь для того, чтобы прочитать оставшиеся таблички, а затем нырнули под стойку.

Они съёжились под переполненными полками, проходящими по задней стенке, и были практически не видны, когда совсем рядом прошёл Сороковой Размер, попахивая собачьей мочой. Медсестре стоило только заглянуть под стойку, чтобы их увидеть. Стоя в нескольких сантиметрах от кошачьих носов, она начала складывать бумаги, постукивая стопкой о стол, чтобы подровнять листы. Внизу было жарко и душно. Кошки услышали, как пневматическая дверь открылась и кто-то покатил туда сервировочную тележку – наверное, снова на кухню.

Ещё одна сестра подошла к стойке, последовал короткий обмен фразами насчёт предписанных лекарств, затем Сороковой Размер ушла вместе с ней куда-то по коридору. Едва они удалились, Джо и Дульси вытянулись на задних лапах, чтобы исследовать содержимое полок, ища хоть какие-то у поминания имён пациентов.

Они обнаружили коробки со шприцами, шпатели, пакетики с заменителями сахара и сухими сливками для кофе. Здесь же выстроились в ряд принадлежащие медсестрам сумочки, набитые или полупустые и примятые, от них пахло мятной жевательной резинкой, косметикой и табаком. Но ни списков пациентов, ни каких-либо записей здесь не было.

– Так, давай дальше, – сказал Джо. – Проверим другую стойку. Я поищу, а ты следи за коридором.

Он вскочил на стойку и прошёлся среди царящего тут беспорядка, раздраженно отодвигая лапой коробки. Однако ему удалось обнаружить лишь разнообразные пузырьки, флаконы для капельниц и чашку с насыпанным в неё растворимым кофе, куда оставалось лишь налить воды.

– А вот и кое-что стоящее, – удовлетворенно сказал он, вытягивая небольшой картотечный ящичек из-за жестянки с кофе.

Дульси запрыгнула к нему, продолжая следить за коридором и с нетерпением поглядывая, как он когтями перебирает расположенные в алфавитном порядке карточки. Здесь были записаны имена пациентов, их диагнозы и предписания: сколько чего, когда и как долго им следовало давать.

Однако ни Джейн Хаббл, ни Дарлин Браун, ни Мэри Нелл Хук здесь не значились. Искать других не было времени. Дульси зашипела, они соскочили вниз и нырнули под нижнюю полку. К ним приближались три медсестры.

– Я начинаю чувствовать себя какой-то заводной игрушкой, запрограммированной прыгать при виде человека, – пожаловался Джо. – Мне надо хорошенько пробежаться, чтобы прочистить мозги.

– Тсс. Они уже рядом.

Медсёстры беспорядочно двигались возле поста. Звякнули пузырьки. Кто-то чихнул. Заварили кофе и снова сменили радиостанцию. Прошло около получаса, прежде чем Сороковой Размер вернулась, взяла свою стопку бумаг, снова подровняла их, постучав об стол, и направилась к пневматической двери.

Они двинулись за ней по пятам и выскочили в коридор. В этот момент их нельзя было не заметить, как собачье дерьмо на чистом тротуаре. Обернись она – и конец, весь персонал кинулся бы ловить их.

Они свернули в тёмную спальню. Джо никак не мог успокоиться и нервно вышагивал туда-сюда. Вдруг его нос коснулся чего-то пушистого, Джо подскочил и с шипением запустил в это что-то когти.

Но страшный враг оказался всего-навсего плюшевой тапочкой. Джо стряхнул её с лапы и оттолкнул подальше. Луна за окном потихоньку садилась, её косые лучи терялись в предрассветной тьме. Когда медсестра исчезла в глубине коридора, кошки поспешили к стойке приёмной.

Быстрее, чем села луна за окнами, они обыскали не только саму высокую стойку, но и два ближайших конторских шкафа, подцепляя когтями выдвижные ящики и перебирая папки. От этого занятия у Джо едва не начались конвульсии, он уже не в силах был терпеть все эти прятки. Игра в ищейку уморила его, он и так лез из кожи вон. Ему сейчас нужно было полазать по деревьям, повыть на луну, его настроение значительно улучшилось бы и от хорошей, до крови, потасовки с кем-нибудь из собратьев.

Но Дульси была непреклонна. Конечно, её больше всего интересовал запертый кабинет. Они чувствовали из-под двери запах Аделины – те же дорогие духи, что и тогда, при первой встрече в фойе. Следы того же аромата хранила кожаная обивка новенького красного «Бентли» в тот день, когда Клайд взял их в ту незабываемую поездку. Дульси попыталась открыть дверь, в прыжке поворачивая ручку, но в конце концов сдалась.

В двух открытых кабинетах они проверили все ящики, просмотрели все конверты с бумагами, аккуратно выуживая коготками каждый из них. В каждом жёлто-коричневом конверте лежали документы на того или иного человека, сами конверты были подписаны. Однако бумаг шести пропавших они не нашли. Если эти люди и впрямь когда-то существовали, то сейчас их здесь не было. Или, по крайней мере, не было их документов.

– Может, Джейн двинула на Таити, заказала круиз. Может, в эту минуту она шлепает ногами в каком-нибудь тропическом целебном заливе, поедая кокосы.

– Очень смешно. – Дульси спрыгнула с кромки ящика.

– Должны быть записи, даже если этих людей здесь уже нет. Записи о смертях.

Она вздрогнула.

– Какой бы секрет ни таило это место, готова спорить, разгадка в офисе Аделины. – Дульси запрыгнула на стол. – Это было бы…

Она умолкла, глядя себе под лапы. Покрытая стеклом столешница была выложена фотографиями.

– Кино. Это кадры из фильмов. Из старых. Взгляни сюда. Вот Клинт Иствуд, ещё совсем без морщин. А вот Линдси Вагнер, ей здесь не больше двадцати.

Джо вспрыгнул на стол. Пройдясь по столешнице, он осмотрел фотографии.

– А кто эта бесцветная блондинка? Она есть на каждом снимке.

Худенькая женщина появлялась на заднем плане позади Клинта Иствуда и за столиком в ресторане рядом с молодым Джеком Николсоном. У Джо дернулся ус.

– Она выглядит знакомо, но я…

Насупившись, Дульси разглядывала женщину с прилизанными волосами.

– Это сестра Аделины.

– Да ладно, как могла её сестра сфотографироваться с Клинтом Иствудом?

– Это она, только моложе.

Невыразительная блондинка выглядела как горничная, неподвижно замершая у камина; она появлялась на нескольких групповых снимках и на заднем плане за спинами кинозвезд.

– Она статистка. Или была ею – она здесь совсем юная.

Ветер за окнами усилился, небо начинало светлеть, на фоне бегущих облаков проступили узловатые силуэты дубовых веток.

– Во сколько приходит новая смена? Дульси пожала пёстрым плечиком.

– Я не люблю оказываться взаперти. Чувствую себя мухой застрявшей в котлете.

– Мы можем пока вздремнуть в фойе, все равно ждём, А оттуда видна входная дверь.

– А чего мы ждём?

– Пока придёт Аделина. Разве ты не хочешь поискать у неё в кабинете? Как только она откроет дверь, мы…

– Ага, мы прямо туда и ломанёмся. То-то она рада будет. Дульси, я хочу попасть в кабинет этой женщины не больше, чем оказаться в чумном изоляторе городского приюта для бездомных.

Дульси смерила его ледяным взглядом, спрыгнула на пол и потрусила в роскошное фойе. Там она заползла под дамастовый диван, свернулась калачиком и зевнула.

Он сдался и последовал за ней. Всё равно отступать поздно. Если им суждено погибнуть под стилетами каблуков Аделины, так считается, что у кошек не одна жизнь. Конечно, если только они не истратили уже все девять.

Под диваном они прижались друг к другу и задремали, но тут Джо заметил какое-то движение за тёмным стеклом. Окончательно проснувшись, он увидел, как что-то яркое блеснуло под тяжёлыми ветвями лимонного дерева. Чтобы рассмотреть поближе, он поспешно выскользнул из-под дивана, для чего ему пришлось распластаться по китайскому ковру. И зачем только люди выпускают такие низкие диваны? Сколько кошек в мире вынуждены обдирать свои спины каждый день, выкарабкиваясь из-под такой мебели? Где у этих людей мозги? Неужели они никогда не задумывались о таких вещах?

И снова он увидел какое-то движение; что-то металлическое поблескивало и мелькало в темноте – вспышки света на металлических спицах.

Хромированные спицы – такие он видел у инвалидного кресла. Инвалидная коляска развернулась и укатила в темноту. в густую тень предрассветного сада. Дульси уже была рядом и тоже всматривалась во тьму. Там, в черноте, они разглядели фигуру, стоявшую лицом к коляске; похоже, двое тихо говорили о чём-то, но голосов за толстым стеклом слышно не было.

Джо и Дульси переглянулись и снова забрались поглубже под диван.

– Я не слышал звука колес, – встревожено сказал Джо. – Да и шагов тоже. А мне не нравится, когда я не слышу того, что движется.

Дульси вгляделась в стекло.

– Возможно, это Тедди плохо спит по ночам. Может, он и ещё кто-то из тех, кто здесь живет, любят погулять по территории.

Она взволнованно приткнулась к Джо и попыталась мурлыкать, чтобы успокоиться. Наконец они уснули.

Джо проснулся от первого чириканья птиц в саду. Среди лилий и кустов азалии кипела жизнь. Глаза у Джо распахнулись, организм заработал на всю катушку, и кот выполз из-под дивана.

В кронах деревьев сновали птички, они прыгали с ветки на ветку, беззаботно хлопая крылышками. Кошачьи мышцы мгновенно напружинились, готовясь к убийственному прыжку. Джо замер, не сводя глаз с беспечно порхающей добычи, со свежей дичи, нахально резвящейся неподалеку от его когтей. Эти пичуги, избалованные жизнью в уединённом садике, беззащитны и глупы, как домашние цыплята.

Глава 18

Стояло раннее утро, когда ей на пути попался капитан Харпер: он выходил из аптеки в тот момент, когда она туда входила. Он улыбнулся и кивнул, и ей пришлось отвернуться, чтобы не рассмеяться: он видел её прямо пред собой, однако ничего не заподозрил. Ничегошеньки!

Да и с чего бы капитану её подозревать? Конечно, если бы она попалась ему на глаза в чёрном плаще, мешковатом и раздутом от похищенных вещей, он бросился бы за ней, словно «скорая помощь» к месту массовой аварии. Но, одетая как сегодня, она могла преспокойно пройти мимо любого из местных полицейских или любого из обитателей домов на склоне холмов, которые были свидетелями её поисков «Пусика». Люди не слишком наблюдательны. Кто сумеет найти связь между столь разными женщинами?

В аптеке она купила что хотела, благодаря судьбу, что в городке имеется три аптеки и частое приобретение определенных препаратов не так легко обнаружить. Она вернулась к своей машине, бросила покупки на сиденье и поехала по Морскому проспекту на запад. Свернув на Прибрежный проезд, она сбросила скорость и продолжала медленно ехать, с восхищением разглядывая громадные и дорогие дома на берегу. Ни одно облачко не омрачало небесную синеву над океаном. Похоже, предстоит скучный ясный день. Слишком солнечный, такой день превращает городок в невыразительную картонную декорацию. Молена-Пойнт ей уже порядком наскучил. Когда ей вот так приедался какой-то город, пора было брать ноги в руки и переезжать куда-нибудь ещё.

Рассматривая двух – и трехэтажные лома, глядевшие с противоположной стороны Прибрежного проезда на океан, она притормозила и ненадолго остановилась, оставив двигатель работать на холостых. У неё просто руки чесались навестить один из этих красавцев – так, на пробу.

Но, забираясь в эти места, она каждый раз вынуждена была поворачивать обратно не солоно хлебавши. Эти дома были дорогими и роскошно обставленными, однако сам район её нервировал. Слишком много суеты, слишком много туристов на пляже и тротуарах. С одной стороны, туристы служат хорошим прикрытием, с другой – праздношатающиеся зеваки много чего видят. Вдобавок туристы привлекают полицейские патрули, поэтому тут всегда полно курсирующих взад-вперед стражей порядка; они проверяют подростков, выслеживают возможные случаи продажи наркотиков или нарушение общественной морали, а также поглядывают, не заплывает ли кто куда не следует.

Разглядывая смотрящие на океан дома, она размышляла о других кварталах, которыми до сих пор пренебрегала. Она действительно ограничивала свою работу более новыми домами выше но склонам и сторонилась строений в собственно городской черте – домов, стиснутых по бокам магазинами и ресторанами, главным образом из-за уличного движения.

Запустив мотор, она медленно двинулась по Прибрежному проезду. Там, где кончались постройки, уступая место песчаным дюнам, она повернула и неторопливо поехала обратно, разглядывая дома, которые представляли для неё наибольший интерес. Она никогда не видела больше одной машины на дорожке у входа в дом, не видно было здесь и особого оживления: редко кто входил или выходил.

Проверить такой дом было несложно, стоило только заглянуть в телефонный справочник, затем несколько раз набрать номер и посмотреть, сколько человек ответят, однако она редко утруждала себя подобными действиями. До сих пор ей всё отлично удавалось и без этих хлопот.

Она свернула на Морской проспект и направилась в сторону библиотеки. Вреда не будет, если она заскочит туда на минутку, чтобы выяснить для себя ещё кое-что. Она хотела поподробнее разузнать об этих часиках. Если визитами в библиотеку не злоупотреблять, это неопасно, особенно если поглядывать на тех, кто к тебе там подходит, и не связываться с библиотекарями. Весь вчерашний день она провела в библиотеке Сан-Франциско, пытаясь выяснить стоимость кукол из дома Мартинесов. Размах кукольной индустрии произвёл на неё большое впечатление.

Однако разница в ценах была огромной и зависела от умения и фантазии мастера, от его репутации среди людей искусства, на создание которой уходило немало лет. Цена также зависела от того, была ли кукла выпущена серийно, изготовлена с помощью шаблона или клише, или вообще была единственной в своем роде.

Она досконально разобралась, чем обладает, прежде чем пойти к Хардену Марку. Все пять кукол были работы известного мастера, выпущены малыми сериями, розничная цена на каждую из них колебалась около пяти тысяч.

Эти куклы оставались у неё только одну ночь, затем она упаковала их и отвезла в Сан-Франциско. Ночь они провели у неё на комоде, а наутро ей ужасно не хотелось расставаться с маленькими красавицами. В последнюю минуту она не удержалась и отложила одну – блондинку в голубом шёлковом наряде шестнадцатого века. Её всегда можно будет продать позже.

Она вышла из конторы Хардена Марка с десятью тысячами наличных – половиной розничной цены, и это было честно. Затем она по очереди обошла свои обычные три банка, равномерно распределив между ними деньги, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания любителей сплетен.

Проехав мимо библиотеки, она остановила машину в квартале от нужного здания. Белые отштукатуренные стены библиотеки и нависавшие над крышей дубовые кроны нагоняли на неё тоску. Ей уже надоела эта псевдоиспанская архитектура. Возможно, её мнение о небольших городках на побережье было несправедливым и извращённым, однако Сан-Франциско казался ей более красочным. Там и небо казалось более переменчивым и гонимые ветром облака более массивными и обширными, да и сам город выглядел более живым. Впрочем, возможно, кипение жизни ей только чудилось, когда она глядела на город из окон верхних этажей лучших гостиниц вроде «Марка» или «Святого Франциска».

Прежде чем выйти из машины, она нашарила под сиденьем парадные туфли, надела их и откинула солнечный козырёк с зеркалом на обратной стороне, чтобы причесаться. Длинные волосы позволяют, чередуя прически, менять внешность почти до неузнаваемости. Она вытащила шпильки и распустила волосы по плечам.

Дотянувшись до заднего сиденья, она взяла широкополую панаму с розовыми цветами. Надвинув её пониже на лоб, она аккуратно подкрасила губы розовой помадой. Взглянув на себя в зеркало, она усмехнулась, выскользнула из машины и пошла к библиотеке сквозь чересполосицу света и тени, которую бросали дубы, растущие вдоль узкой улочки. Городок был совсем неплох и на свой манер живописен, хотя и несколько слащав: островерхие крыши, все эти балкончики – фронтончики и прочая пастораль. Возможно, она посетит ещё пару-тройку домов, а потом уедет. Смоётся, пока газеты не подняли переполох вокруг этих краж, пока капитан Харпер не засёк её машину. Насчёт узнавания в лицо можно было не беспокоиться: внешность она тщательно меняла.

Войдя в библиотеку, она огляделась – нет ли поблизости кошки, поскольку всеми силами хотела избежать встречи с нею. Глупость какая – держать кошку в общественной библиотеке! В местной прессе было столько шума о том, как замечательно было завести «библиотечную кошку», – и редакционные статьи, и письма читателей. А потом одна из сотрудниц, страдавшая от аллергии на кошек, устроила «крестовый поход» против этой твари. И народ кинулся собирать петиции в защиту животного. Что за идиоты? Половина города считает, что эта кошка просто прелесть. Ну и, разумеется, туристы её любят. А на самом деле это обыкновенная кошка, совершенно бесполезная, от которой только шерсть и блохи; одна из тех полосатых уродин, сотни которых шляются по улицам.

Пройдя мимо стола регистрации, она с опаской оглядела примыкающие залы, но кошки не увидела. У неё мурашки бежали при мысли, что у стола или книжных полок эта кошка вынырнет откуда ни возьмись прямо ей под ноги. Стоило ей только подумать об этом, у неё зачесались лодыжки, словно в любую минуту зверушка могла появиться и начать тереться о её ноги.

Женщина за конторкой всё ещё смотрела на неё, поэтому она широко улыбнулась в ответ. На что это она уставилась? Разглядывает её, словно какую-то чудачку. Она что, не одобряет широкополые розовые шляпы и розовую помаду?

«Ну, а я их люблю и буду носить и впредь». Надо продолжать улыбаться – если уж она играет роль, которая у неё получается превосходно, какое ей дело, что подумает какая-то там библиотекарша?

Глава 19

Дульси проснулась под диваном в парадном фойе «Каса Капри», где провела ночь, свернувшись уютным калачиком на китайском ковре. Джо исчез. В поисках друга она взглянула в сторону патио и обмерла.

В саду бурлила жизнь. Воробьи порхали и щебетали среди цветников и кустов, юркие зяблики сновали в листве, выхватывая утренних мошек. Вся эта деловитая пернатая закуска выглядела весьма соблазнительно, так и приглашая попробовать себя на зуб.

Джо стоял на задних лапах у стеклянных дверей, пытаясь открыть задвижку. При этом он зверски щелкал зубами, словно перемалывая нежные воробьиные косточки.

Дульси вернулась на место. Она была не слишком голодна, и ей совсем не хотелось покидать нагретое местечко на мягком ковре. Лучше ещё немножко поспать, а Джо пусть охотится. Она свой завтрак поймает позже.

Развалившись на ковре, Дульси легонько погладила замысловатый орнамент. Затем перевернулась на спину и потрогала днище дивана. Сквозь черную сетчатую ткань, которую используют для защиты от пыли – и она действительно пахла пылью, – были видны пружины и крепкая рама. Несколько раз коснувшись тонкой ткани, она запустила в неё когти и с силой потянула, разодрав на тонкие полоски и ощутив приятное возбуждение от изумительных звуков рвущейся ткани.

Она дернула снова, потом ещё раз. Ей было непонятно, почему диванная подкладка вызывает у неё столь непреодолимое желание царапать и рвать. Она уже готова была вцепиться всеми четырьмя лапами и разодрать эту марлю в клочья, но тут послышался звук открывающейся парадной двери.

Быстро перевернувшись, она уставилась на вход.

Дверь медленно открылась, как будто входивший не был уверен в том, что его здесь ждут. В холл скользнула миниатюрная девушка. На ней была обычная белоснежная униформа белые полуботинки, а на темных волосах1 стриженных «под пажа», – надетая набекрень белая сестринская шапочка. Волосы были тщательно уложены, прядка к прядке, словно она только что вышла из дорогого салона. Девушка была накрашена: румяна, темный карандаш, немного зелёных теней, зрительно увеличивавших её глаза; макияж придавал ей вид более взрослый и умудрённый.

Но, несмотря на аромат косметики, молоденькая медсестра пахла, как Дилон. Дульси едва узнала девочку; незнакомый человек на вид дал бы ей не меньше восемнадцати.

Дилон быстро прошла в сторону гостиной и дальше, мимо диванов, в столовую. Дульси видела, как девочка на удивление уверенно толкнула дверь и вошла в кухню. Распашные створки покачались у неё за спиной и снова замерли.

Дульси смотрела на дверь, ожидая вот-вот услышать оттуда брань и увидеть, как вылетит Дилон.

Но ничего не произошло. Молчание затягивалось. Кончик хвоста Дульси нервно подрагивал, а подушечки лап раскалились от тревожного предчувствия. Ежесекундно она готова была услышать сердитые возгласы и стать свидетельницей позорного изгнания дерзкой девчонки.

Но через несколько минут двери снова распахнулись, и оттуда показалась кухонная тележка. Даже не подумав придержать створки, Дилон быстро и со знанием дела толкала её перед собой, словно выполняла эту работу каждое утро. Верхняя полка была изрядно нагружена и прикрыта белой салфеткой, а резиновые шины издавали такой же неприятный липкий звук, что и та тележка, которую они видели в Заботе.

Дилон провезла тележку мимо стойки приёмной и дальше за угол, оставляя за собой шлейф запахов варёных яиц и тостов. Дульси хотела последовать за ней, но тут из патио, облизываясь, вернулся Джо и нырнул к ней под диван. Он уставился на проехавшую мимо тележку, мельком взглянул на гладкие волосы и взрослое лицо и принюхался, почуяв знакомый запах.

– Не может быть… Неужели это Дилон?

Дульси улыбнулась.

– Ты бы дал ей сейчас двенадцать? Джо облизнул усы.

– Шустрая малышка. Может, этот номер у неё и пройдёт.

– Но если её снова поймают, что тогда? Эти медсестры… Она же ещё ребенок. Они могут…

– Не причинят они ей вреда, не дрейфь. Зачем им это? Здесь всё-таки не разбойничий притон, а дом престарелых. Если её и поймают, то устроят разнос и выгонят отсюда. Может, ей это только на пользу пойдет. Надо признать, она довольно настырная.

– Откуда она знает, как пользоваться косметикой, да так умело? Если бы я не была с ней знакома…

– Дульси, она девочка. А девочки, едва появившись на свет, уже тянут ручонки к помаде. У девочек это возникает совершенно естественно, и кому, как не тебе, знать это. Ты бы на себя посмотрела, когда таскала домой вожделенные ночнушки. Видела бы ты подружек Клайда, которые оставались у него на ночь. Помада и всякое барахло – весь комод завален был. Клайд просто зверел, когда они оккупировали весь подзеркальник в ванной.

– Но ей же только двенадцать! Она…

– Подумаешь, двенадцать. А ты вспомни девочек-моделей, про которых ты читала. Им по одиннадцать лет, а выглядят так, будто хоть сейчас готовы заказать двойной мартини.

Он выскользнул из-под дивана, вернулся к стеклянной двери и уставился на птиц,

– Я бы ещё подкрепился, мне кажется, я не наелся. Давай, мы можем…

В этот момент в коридоре послышались шаги и резкий голос, и Джо снова нырнул под диван.

Из-за угла быстро вышла рассерженная медсестра. Она волочила за руку Дилон и распекала её на все лады.

На этот раз Дилон была без тележки. Медицинская шапочка слетела, аккуратная стрижка разлохматилась, форма перекосилась, и даже шнурок на одном ботинке был развязан. Несмотря на нотации медсестры, которая толкала девочку к выходу, вид у Дилон был отнюдь не покаянный. Она раскраснелась, выглядела хмурой и сердитой.

Медсестра сделала шаг в сторону, открывая дверь.

– Если, милочка, я тебя тут хоть раз ещё увижу, если ты хоть чем-то снова нас побеспокоишь и если я из-за этого потеряю работу, тебе, детка, придётся об этом сильно пожалеть.

С этими словами женщина вытолкнула её на крыльцо. Дульси было приготовилась выскочить следом, но Джо схватил её зубами за ногу. Дульси недоуменно взглянула на него и сникла.

Медсестра захлопнула дверь и вернулась к себе.

– Ты что собиралась делать? – прошептал Джо. – Кинуться за ней и сказать, что сочувствуешь ей? – Он лизнул Дульси в ухо. – С ней всё будет в порядке, поплачет и пойдет домой, – добавил он.

Он вылизывал Дульси мордочку и ушки, пока та окончательно не успокоилась. Затем занялся и собственными усами. Но тут кошки услышали, как негромко хлопнула дверца машины, простучали каблучки по дорожке, а затем щелкнула дверная ручка.

Аделина вошла быстрым шагом. Вид у неё был озабоченный, однако расстроенной она не выглядела и, похоже, не заметила ухода Дилон – девочка, очевидно, поспешила смыться. Аделина была в чёрном костюме, но уже в другом; из-под низкого выреза жакета виднелась пена белого кружева. На ногах у неё были кожаные туфли на шпильках и чёрные прозрачные чулки. Пока дверь закрывалась, Джо и Дульси заметили на дорожке перламутрово-красный «Бентли».

Она хлопнула двойной дверью и, шурша юбкой, прошла к себе в кабинет. Звякнули ключи, послышался звук отпираемого замка. Аделина исчезла в кабинете, оставив дверь приоткрытой.

Дульси напряглась, не сводя глаз с двери. А в следующее мгновение, не дожидаясь Джо, она сорвалась с места. Даже не интересовавшись, последует ли он за ней, кошка скрылась логове Аделины Прайор. Кабинет озарился голубоватым светом, и Джо услышал щёлканье клавиш компьютера. Он подождал, не вышвырнут ли оттуда Дульси.

Не дождавшись ничего, кот, подавляя желание дать деру, крадучись последовал за отчаянной подругой.

Справа за дверью кабинета стоял комплект мягкой мебели: пунцовый кожаный диванчик-козетка, такое же кресло и угловой столик из темного полированного дерева. Джо юркнул под козетку, распластавшись по белому ковру. Диванчик был таким низким, что ему пришлось ползти по-пластунски. Извиваясь как змея, он пролез вдоль всего темного поддиванного пространства и понял, что он один, что Дульси здесь нет. Единственным обитателем тесного лаза был паук прямо у него над ухом, припавший к толстой короткой ножке из красного дерева. Марш-броски ползком под мебелью уже порядком надоели Джо. Ему казалось, что он всю свою жизнь провёл под столами, диванами и кроватями, словно какой-то диковинный кото-крот, обитающий исключительно в узких норах под тяжёлой мебелью. Зачем он это делает? Он же кот, а не земляной червяк, кот – свободолюбивый, рожденный для продуваемых ветром открытых пространств.

С такой позиции он мог видеть только высокие каблуки и точеные лодыжки Аделины, ножки письменного стола и пятиконечное основание рабочего кресла на колесиках.

Подобравшись к краю диванчика для расширения обзора, он увидел гладкий черный стол и компьютер, за которым сидела Аделина. Зелёный свет омывал её профиль, чёрные волосы, блестящей волной уложенные в элегантный валик, бриллиантовые серьги, покачивающиеся в такт ударам по клавишам и подмигивающие зелёными искрами. Дульси видно не было – ни под столом, ни под мягким креслом. Продолжая высматривать подругу, он высунулся ещё немного, стараясь не попасться на глаза Аделине. Он оглядел комнату и остался равнодушен к пурпурно-чёрным украшениям на бледно-лиловых стенах. Да и кто бы захотел повесить у себя картины, изображавшие распростертых пунцовых голых людей, которые казались нарисованными по трафарету? Эти работы были начисто лишены чувства и напоминали аппликацию, словно художник просто залил краской очертания, как на дорожных знаках.

Аделина перестала печатать, достала из верхнего ящика стола бумажную салфетку и негромко высморкалась, после чего пригладила свою замысловатую укладку и продолжила работу. Экран компьютера, повернутый под углом к окну, Джо видеть не мог. Под приоткрытым окном стояла кушетка с грудой декоративных подушек. Не совладав со своими нервами Дульси могла выскользнуть через окно – узорчатая решётка была не помехой, а ставней на окне не было. Сбежать, бросив его на произвол судьбы.

Что ж, если она действительно кинула его и слиняла, она никогда не узнает окончания истории. Джо присмотрелся к кушетке и прикинул расстояние, готовясь последовать за беглянкой. Один прыжок на подушки – и только его и видели. Аделина не успеет схватить его. Подушки были украшены таким причудливым пёстрым орнаментом, что от пристального взгляда на них у Джо закружилась голова. Великолепные узорчатые гобелены наверняка стоили уйму денег. Внезапно среди хаоса цвета и текстуры он заметил два зелёных глаза, в упор смотревших на него.

Проглотив смешок, он подмигнул и заполз обратно под диван. Среди этих подушек Дульси и сама выглядела расшитой полосатой «думкой».

Она взглянула на него и снова прикрыла глаза, мгновенно став невидимой, – маленький спецназовец в пёстром камуфляже.

Дульси расположилась прямо за спиной у Аделины, откуда ей отлично был виден экран компьютера. Снова открыв глаза, она бросила взгляд на Джо, а затем уставилась на экран. Казалось, увиденное взволновало её; Джо заметил, как рассерженно дергается кончик её хвоста среди подушек.

Ему было любопытно: может, Аделина работает сейчас как раз с теми файлами, которые они безуспешно искали всю ночь?

А если так, то какую бы информацию ни скрывали эти документы, Дульси явно была недовольна.

Вскоре Аделина включила принтер, и современный агрегат с пулемётной скоростью выплюнул пять страниц. Затем она несколько раз щёлкнула по клавишам, выключила машину, отперла ящик стола и вытащила оттуда несколько тонких папок.

Дульси вылезла из подушек и, привстав на задние лапы, стала наблюдать у неё из-за плеча, словно не в меру любопытное привидение. Аделина вытащила из верхней папки разнокалиберные листки, взяла лист чистой писчей бумаги, золотую ручку и начала писать. У неё за спиной Дульси поднялась во весь рост и тянула шею, покачиваясь на задних лапах; передние были сложены на животе, а хвост помогал удерживать равновесие. Джо подумал, что сейчас они, вероятно, размышляют об одном и том же: почему Аделина выключила компьютер и пишет письмо от руки?

Переглянувшись, кошки продолжали наблюдать за её действиями. Она закончила письмо, надписала конверт, запечатала его и опустила в сумку. Открыв другую папку, она вытащила оттуда большой линованный блокнот, какими дети иногда пользуются в школе, и начала писать второе письмо, но уже не ручкой, а графитным карандашом. Аделина исписала две страницы, когда шаги в коридоре заставили Дульси нырнуть в подушки, а Джо – заползти поглубже под козетку.

Ноги в туфлях на плоской рифленой подошве принадлежали Рене. Джо уловил её запах, а когда она обходила стол, он увидел её целиком: светлые волосы беспорядочно падают на уши, хлопчатобумажные юбка и блузка помяты и сидят мешком. Никаких следов косметики, а над этим невыразительным лицом стоило бы поработать. Она бросила на стол большой коричневый конверт.

– Готово. Хорошо вышло, хочу сказать. Сделала в прошлые выходные, а сегодня утром отпечатала, чтобы убедиться.

Она уселась на козетку, и её, пусть и небольшой, вес едва не расплющил Джо. В этом диванчике не помешало бы сменить пружины. Будь Рене чуть потяжелее, он превратился бы в двадцатицентовую котлету. На брюхе он отполз под другой конец диванчика, а затем перебрался в щель между козеткой и стеной.

Отсюда он увидел, как Аделина вытряхнула из конверта стопку фотографий, разложила на столе и принялась внимательно их разглядывать.

– Да, очень недурно. И сколько времени это занимает?

– Для верности – час. Надеюсь, эта Мэй Роз больше не шпионит.

Аделина подняла на Рене тёмные непроницаемые глаза.

– Забудь ты про Мэй Роз. Ты зациклилась на ней только потому, что она была знакома с Виноной. – Пристальный взгляд Алелины был холоден как лёд. – Винона умерла. Пожалуйста, вычеркни из своей памяти всё, что с ней связано.

– Но Мэй Роз…

– Если считаешь, будто Мэй Роз только и говорит что о Джейн Хаббл, то все это болтовня. Какие зацепки у неё могут быть?

– Она мне не нравится. Мне кажется, стоило бы…

– У неё три дочери. Выкинь её из головы.

– Они её никогда не навещают, живут на другом конце страны. Я могла бы запросто…

– Твоих усилий она не стоит. Да что там, она человек маленький, сама знаешь. Займись главным делом. Ведь один твой неверный шаг, и всему конец. А о Мэй Роз беспокоиться не стоит.

Аделина убрала папки в стол, заперла ящик и сложила фотографии в конверт.

– Не знаю, почему этим людям приспичило приехать в тот же день, что и группе со зверями. И не уверена, стоит ли ради не слишком широкой рекламы позволять этим энтузиастам здесь толкаться.

– Что ж, это была не моя идея.

Аделина вздохнула.

– Ты всё подготовила?

– Разумеется. Время?

– Два тридцать. Доведи дело до конца, не оставляй на середине.

– За мной такого не водилось. А что насчёт новой сиделки, той здоровенной копуши? Я не…

– Я позабочусь, чтобы она была занята. Ты на неё что-нибудь нашла? Мне не хочется её оставлять, если она…

– Пока ничего. Стоило копнуть поглубже, когда ты её нанимала.

– У меня не было выбора. Не так-то легко найти сотрудника. Ладно, ты, главное, продолжай. У каждого есть скелет в шкафу, не останавливайся, пока не найдёшь этот шкаф. Прошло уже две недели, а у тебя по-прежнему ничего нет. Если бы ты внимательней относилась к делу…

– Я сверилась с Управлением автоинспекции. Навела справки в пяти кредитных бюро. Проверила четыре предыдущих адреса, поговорила с тремя домовладельцами.

– А в НИР[4] не обращалась? Вообще говоря, глупо было позволять лейтенанту Саксу жениться.

– А что мне было делать, отравить его возлюбленную? Найдём кого-нибудь другого. Макс Харпер…

– Оставь Харпера, к нему не подступиться. И я ему не доверяю. А лейтенант Бреннан?

Рене промолчала.

– Если не через Бреннана, тогда тебе придётся просто купить эту информацию в Сан-Франциско. Думаю, это не составит труда.

– Оставь свой сарказм. Я могла бы и ещё кое о чем позаботиться.

– Ты бы лучше занялась делами первой необходимости, на это не так много времени. – Аделина встала. – Запри дверь, когда будешь уходить. И присмотри за своими гостями.

И, прошуршав юбкой, Аделина исчезла в коридоре.

Рене посидела ещё некоторое время на козетке, раздраженно притоптывая. Наконец она всё-таки поднялась, подошла к столу и подёргала запертый ящик. Убедившись, что он не открывается, она сунула коричневый конверт под мышку и вышла из комнаты, заперев дверь, как и было велено.

Едва они остались одни, Дульси выскочила из груды подушек. Запрыгнув на окно, она отряхнулась, лизнула переднюю лапу и распушила усы.

– Я там в сплошной колтун превратилась! В этих подушках адская жара.

Джо вылез из-под козетки, стряхивая пыль с усов. Одним прыжком он устроился рядом с ней, глядя в сторону подъездной дорожки и клумб.

Никого видно не было. Красный «Бентли» и синий пикап Рене стояли перед входом. Удостоверившись, что никто не следит, Джо и Дульси выскользнули через ажурную решётку и спрыгнули на клумбу с бархатцами.

Притаившись среди резко пахнущих цветов, они осмотрелись. Поблизости никого не было.

– Считается, что запах бархатцев отгоняет блох, – сказала Дульси.

– Бабушкины сказки. Ладно, пошли отсюда.

Плечом к плечу они пересекли дорожку и помчались прочь от стриженых лужаек вниз по склону – в заросли такие буйные и непролазные, какие никогда не стали бы частью «Каса Капри». В тот же миг их охватило чувство долгожданной свободы и безопасности.

Сломанные ветки и наносы палой листвы беспорядочно теснились у подножия древних раскидистых деревьев. Кошки неслись, перепрыгивая с бревна на бревно, ныряя в груды сухих листьев, стряхивая удушливое оцепенение, вызванное запертыми дверями и тесными лазами под мебелью. Они мчались сквозь листья и ветки, но вдруг резкий звук заставил их остановиться. Странный приглушенный вскрик. Они застыли словно истуканы и прислушались.

Глава 20

Лес сбегал вниз по холму, старые кривые дубы возвышались среди упавших гнилых стволов, мёртвых ветвей и хрупкой сухой листвы. Всё это было похоже на сумрачное кладбище умирающих деревьев. Снова послышался звук, похожий на приглушённое бульканье. Удивлённые Джо и Дульси поспешили вниз, вглядываясь в окружающие тени, молча перепрыгивая через бревна, то и дело ныряя в сырую пустоту. Далеко внизу, за спутанными мертвыми ветками что-то поблёскивало: металлические искорки пробивались сквозь тёмную преграду.

Перейдя на медленный и осторожный шаг, кошки вскоре поняли, что металлический блеск шёл от велосипедного руля, а звуки, доносившиеся из темноты, были всхлипываниями и рыданиями. Однако вызваны они были скорее злостью, чем болью.

Велосипед был прислонён к раздвоенному стволу старого дуба, две его половины торчали рваными зубцами в стороны. У подножия ствола на груде высохшего папоротника сидела Дилон, склонив голову и обхватив колени руками. Она так рыдала, что не слышала шороха опавших листьев, шуршавших под их лапами.

Одним прыжком Дульси оказалась рядом с девочкой. Удивлённая Дилон подняла глаза. Её детское личико покрывали пятна размазавшейся от слез косметики: чёрный карандаш, помада и пудра текли грязными потоками. Дульси прыгнула к ней на колени и мягкой лапой коснулась её щеки. Дилон улыбнулась сквозь слезы, схватила Дульси, зарылась лицом в её мех и снова зарыдала так, что шкурка кошки основательно промокла. Джо остался сидеть в стороне, с негодованием глядя на женский плач. И всё это из-за того, что её выперли из «Каса Капри»?

Наконец Дилон перестала плакать, слегка ослабила объятия, в которых сжимала Дульси, и коснулась пальцем носа Джо.

– Что это вы тут делаете, так высоко в холмах? До дома же несколько километров. Сегодня ведь не работает группа «Друг-Не-Вдруг». – Она недоуменно нахмурилась, но затем снова усмехнулась сквозь грязную маску. – А, вы охотились. Вильма говорила, что вы охотитесь в этих холмах. – Девочка мрачно посмотрела на кошек. – Вы слышали, как я плакала? Вы сюда прибежали, потому что услышали, как я плачу?

Дульси уткнулась ей в плечо, а Джо нервно отвернулся и лизнул свою лапу. Неужели они выказали больше интереса чем это положено нормальным кошкам? Совершенно не нужно, чтобы девочка заподозрила что-нибудь.

С другой стороны, она всего лишь ребёнок. Все дети верят в сочувствие и понимание животных; большинство детей полагают, что их собаки понимают каждое сказанное ими слово. Дети растут на волшебных сказках, в которых действуют звери-помощники, свою роль сыграла и телевизионная Лесси; хотя истории про дружелюбное животное довольно примитивны, для некоторых детей эта колли была реальна, как любящая бабушка.

Дилон вытерла слезы тыльной стороной ладони, ещё больше размазав чёрные и красные потеки.

– Я только хотела повидать Джейн, а они вели себя, как будто я преступница. – Она доверительно посмотрела на кошек. – Её там нет. Иначе с чего им быть такими противными? И они знают; я догадалась, что её там нет. – Во взгляде девочки сквозила уверенность, а карие глаза сверкали от гнева. – Ну и чёрт с ними! Я все равно выясню, что там происходит. Я вчера звонила её попечителю, но автоответчик велел мне оставить сообщение. Голосовая почта, понимаете ли. Я оставила свое имя и номер телефона, но сейчас жалею. Мои родители наверняка взбесятся.

Дульси снова коснулась лапой лица девочки. Дилон сгребла их обоих, решительным движением притянув Джо к себе на колени, прижала к себе, словно тряпичных кукол, и уткнулась мокрым лицом в мех. От ребенка исходили тепло и запах косметики.

– Я люблю вас обоих. Жалко, что вы не можете сказать мне, что делать. – Дилон поцеловала Дульси в розовый нос. – Они были такими грубыми, выкинули меня оттуда, как нашкодившего щенка. – Она беспомощно посмотрела на кошек. -Джейн там нет. Но никто мне не поверит.

Дульси, не мигая, таращилась на ребёнка так настойчиво, что Дилон недоуменно и встревожено взглянула кошке в глаза. Некоторое время они смотрели друг на друга; это было странное молчаливое общение.

– Что такое, Дульси? – прошептала Дилон. – В чём дело? Что ты пытаешься мне сообщить?

Джо хотелось пнуть Дульси – она вела себя неподобающе для обычной кошки. Он ощущал её беспокойство за девочку. Если сотрудники «Каса Капри» были столь непоколебимы в своём решении не пускать к себе посторонних, тогда, возможно, были все причины опасаться за ребенка.

– Вы тоже их боитесь? – тихо предположила Дилон.

Судя по виду Дульси, она готова была забыться и заговорить с девочкой, поэтому Джо всё-таки спихнул её с колен.

Она недовольно спрыгнула, повернулась к нему спиной и начала умываться. Чувствовалось, что её одолевали раскаяние и смущение.

Кошки долго сидели с Дилон. Наконец, пошмыгав носом, девочка высморкалась, подняла свой велосипед и повела его по лесу в сторону дороги, то и дело перетаскивая через груды ветвей.

Дульси и Джо за ней не пошли.

На вершине холма она снова высморкалась, ещё раз с недоумением взглянула на кошек, затем вскочила на велосипед и понеслась прочь по уходящей вниз дороге. Они глядели на маленькую одинокую фигурку, пока она не скрылась за поворотом.

Они примялись слизывать солёные слезы Дилон и её косметику со своих шкур, но вдруг Дульси бросила на Джо дикий взгляд и рванула вверх по холму сквозь потоки солнечного света – она была слишком взвинчена и больше не могла оставаться на месте. Стряхивая напряженность тревожных часов прошлой ночи и нынешнего утра и волнение от встречи с Дилон, она перепрыгивала невидимые преграды, мчалась сквозь сухую траву, огибая кусты, пересекая дорожки и сады, проносясь по открытым полянам. Джо поспешил за ней, заражённый её пьянящей жаждой свободы. Их уши и усы ветер прижимал к голове, лапы едва касались земли.

Дульси остановилась примерно в километре к северу от «Каса Капри» на любимом лугу, где из земли вздымались три громадных валуна. В гладком граните жарко сверкали отблески утреннего солнца. Забравшись наверх, она вытянулась на тёплом камне и, подергивая хвостом, принялась кататься в горячем потоке с боку на бок. Она покрутилась немного, ловя свой хвост, затем вытянулась на спине и замахала лапками в воздухе, лениво играя с лёгким ветерком.

Джо улегся на тёплой траве внизу, покусывая нежные травинки, которые пробивались среди прошлогодней поросли.

– Девочка наживёт себе неприятности, если будет совать повсюду нос.

– И если мы первыми не узнаем, что происходит.

Джо раздражённо поднял на неё глаза.

– Так что там писала Аделина? Я удивляюсь, как она тебя не заметила, ты же просто в шею ей дышала.

Дульси подняла голову, прикрыв глаза от солнца.

– Личные письма. Она писала кому-то из друзей Лили Мерцингер. На конверте было имя Лили, и там лежали письма к Лили, написанные неразборчивым почерком, и несколько фотографий двух женщин, которые стоят около озера на фоне сосен. Ещё там были приглашения на свадьбу и церемонию вручения дипломов, личные вещицы, которые обычно хранят люди. – Она перекатилась на другой бок, чтобы посмотреть на Джо. – Там были машинописные копии писем от Лили к Дороти. Аделина их все разложила, словно сверялась с ними, а потом начала писать. – Дульси снова перекатилась, чтобы погреть другой бок, – Зачем ей понадобилось вскрывать почту Лили, просматривать её письма перед отправлением и делать копии?

– А что было в том письме?

– Да всякая ерунда. Про плохое пищеварение Лили, про старую собаку Дороти, про кузена Эда, скучные личные пустяки. Зачем было Аделине писать письмо от первого лица и подписываться именем Лили?

– Что ж, наверное, Лили Мерцингер слишком больна, чтобы отвечать на письма, – предположил Джо. – Кому-то приходится отвечать на них, а то её родные будут беспокоиться.

– Но почему бы просто не сказать семье, что она слишком плохо себя чувствует, чтобы писать? Почему бы Аделине не напечатать обычное письмо на компьютере вместе с остальными письмами, рассказать им, как себя чувствует Лили, что она принимает свои лекарства, что, может быть, ей становится немножко лучше. И вообще, если кому-то действительно плохо, почему бы просто не позвонить родным? – Глаза Дульси сузились, превратившись в две зелёные щелочки. – А другое письмо, то, на линованной бумаге, она написала совсем другим почерком. И подписала его «Джеймс», а в обратном адресе на конверте было написано «Джеймс Лютер». – Дульси шлепком сбила порхающего мотылька, зацепила его изогнутым когтем, забросила в рот, почмокала и проглотила, а затем мрачно посмотрела на Джо: – И почему она писала эти письма разным почерком? Зачем было их подделывать?

«Потому что Лили и Джеймса там больше нет», – подумали Джо и Дульси одновременно. Им даже на мгновение показалось, что эта мысль была высказана вслух.

Джо шлепком отбил осу, отвернулся и начал вылизывать свою спину.

Обычно он не отставал от Дульси в готовности выяснить, что происходит, однако нынешняя история нервировала его. Он чувствовал, что очень скоро они пожалеют, что не оставили любопытство при себе. Наглухо закрытые двери «Каса Капри» вызывали у него нервный зуд.

– И что это за таинственное выступление предстоит завтра Рене? Какая-то речь? С чего бы вдруг Рене выступать с речью? О чем она может говорить?

Дульси села, выпрямившись на тёплом камне, прикрыла глаза и погрузилась в раздумья. Некоторое время она оставалась в неподвижности, затем вдруг вздрогнула, подняла лапку и принялась быстро и взволнованно вылизывать розовые подушечки. Затем она принялась за маникюр. Она яростно дергала каждый коготь, срывая с него старую оболочку и сердито высвобождая спрятанное под ней маленькое острое лезвие. Она явно была на взводе. Джо хотелось сказать: «Ты думала, что посещать этих стариков – сплошное удовольствие. А всё оказалось совсем не так, как ты ожидала». Однако Дульси взглянула на него так сурово, что он предпочел промолчать. Джо было и сам занялся когтями, но вдруг Дульси соскочила с камня и снова стремглав помчалась по холму. Он поглядел ей вслед, увидел, как она исчезла в высокой траве, оставляя за собой длинный волнистый шлейф, словно по полю пронесся небольшой смерч.

Он не сразу последовал за ней, а когда всё же пошёл следом, то и дело останавливался, чтобы принюхаться к сладким пыльным запахам, к зарослям желтых маков, которые, казалось, расцвели лишь прошлым вечером, к старым запахам мышиных следов и кроличьего помета. Дульси направлялась по холмам наискосок к северу, и время от времени Джо приподнимался на задние лапы, чтобы не потерять её.

Он не видел, как кошка пересекала вершину холма, но видел, как шевелилась трава. Дальше к северу холмы были чёрными от прошлогоднего пожара, но постепенно они тоже покрывались зеленью, новая весенняя трава пробивалась сквозь следы, оставленные ужасным пламенем. Ветер всё ещё разносил запах горелого леса и сырой золы. И всё ещё торчали вверх скелеты чёрных мёртвых деревьев и одинокий дымоход, словно забытый часовой. Впрочем, некоторые дома уже успели восстановить.

Дом, где прежде находилась студия Джанет Жанно, уже перестроили, но, останься она жива, ей бы это не понравилось. Теперь на втором этаже находилась обычная квартира, безобидная и банальная надстройка из кедра, начисто лишенная волнующей притягательности мастерской художника. Выше дома Джанет, среди холмов можно было видеть горловину выступающей из земли дренажной трубы, где Джо и Дульси нашли последний ключ к разгадке убийства Джанет.

Дульси исчезла. Джо забрался на бугор, пытаясь разглядеть её. Обозревая волнистые склоны, он попытался представить, как выглядела эта местность столетия назад, до появления здесь человеческого жилья. Дикие просторы, населенные животными гораздо большего размера, чем те, на которых охотились они с Дульси, владения кугуаров, волков и медведей, земля принадлежавшая хищникам, от которых представителям felis domesticus[5] самим пришлось бы спасаться бегством.

Теперь медведи и волки повывелись, однако пумы и койоты порой спускались с гор, гонимые жаждой, голодом или вторжением цивилизации – новые поселения отхватывали куски их исконной территории. С каждым годом звери оказывались всё ближе к человеческому жилью. И в наши дни иногда на рассвете можно заметить одинокого койота, который шныряет по улицам небольших прибрежных городов, охотясь на домашних кошек и мелких собак, И уже два человека погибли от когтей пумы. Джо был потрясён, что пугливый, совершенно дикий зверь посмел проникнуть в мир асфальта и быстроходных машин.

Однако у голодного животного выбор небольшой. Джо не любил философских мудрствований, поэтому считал просто: если люди собираются и впредь выталкивать зверей с тех земель, которые необходимы тем для выживания, пусть сами обзаводятся острыми зубами и когтями.

Но и поднявшись на задние лапы, он не увидел Дульси, не видно было и колыхания травы, лишь лёгкий ветерок шелестел сухими метёлками. За шёпотом ветра и стрекотом суетливых насекомых не слышно было ни единого звука.

Внезапно он понял, куда делась его подруга, и похолодел от страха.

Высоко за окраинными строениями стоял старинный амбар, сгнивший и полуобвалившийся, его серебристые бока покосились, сквозь рваную крышу светилось небо. Дульси там, он готов был побиться об заклад. Пошла охотиться на крыс, которые правили в этих сумрачных, изрытых норами руинах.

Когда-нибудь остатки старого амбара рухнут и превратятся в прах, но сейчас они принадлежат портовым крысам. Давным-давно выбрав последние зерна из закромов, они кормились теперь кореньями, мышами, ящерицами, нападали на прочую мелкую живность, которая осмеливалась вторгнуться в их владения.

Некоторые из этих крыс уже вернулись в доки, но самые здоровенные и наглые остались и нападали на любого не очень крупного хищника, которому случалось забрести в их тёмное гнилое логово. Еноты не водили сюда на охоту своих детенышей, и лишь взрослые лисы осмеливались встречаться с этими тварями.

Со стороны Дульси идти туда было глупостью, а идти в одиночку вовсе безумием. Перепугавшись за неё, Джо бросился вслед, ещё надеясь, что он ошибается, но зная, что она именно там. Заселённые крысами лабиринты деревянных балок были как раз тем местом, где она могла освободиться от пережитого стресса ночного заточения. Джо очень бы хотелось, чтобы Дульси не была так чертовски стремительна.

Впереди уже показался покосившийся старый амбар, его балки того и гляди грозили обвалиться. Джо был уже на гребне холма, всего в трех метрах от амбара, когда увидел Дульси, притаившуюся в тени полуразрушенной стены. Она и сама на первый взгляд казалась тенью. Касаясь животом земли, она медленно скользила под упавшими балками, готовая к прыжку. Однако добычи видно не было. Она то и дело поворачивала голову, реагируя на какие-то тихие звуки, которые Джо расслышать не мог.

Он бесшумно двинулся к ней, однако близко подходить не стал, чтобы не испортить атаку. Глядя, как она углубляется в темноту, он выжидал, изготовившись в любой момент прыгнуть. Каждый мускул, каждый нерв у него были напряжены до предела.

Она застыла, лишь кончик хвоста легонько подергивался.

Ещё мгновение – и она исчезла, стремительной тенью нырнув в черноту.

Воцарилась тишина – ни шороха, ни звука. Со своего наблюдательного поста Джо не удавалось ничего разглядеть в этом чёрном прогнившем мире. Он поспешно подполз ближе. да в этот миг раздался яростный, крысиный визг. Половица с грохотом упала, Дульси взвыла, и Джо рванулся во тьму.

Снова вскрикнула Дульси, затем опять пронзительно заорала крыса. Джо увидел горящие красные глаза. Бой шёл отчаянный – крыса была огромной, настоящее чудовище. Джо накинулся на сцепившиеся в схватке тела и рванул крысиную шкуру, затем добрался до мерзкой морды и вонзил в неё зубы. Внезапно его обожгло болью. Дульси вывернулась и встряхнула крысу так яростно, что и ему досталось. У Джо заложило уши от крысиного визга и ударов собственного тела. Все трое рухнули под землю, в завалы строительных обломков, заполнявших подпол. Кровь отчаянно пульсировала в жилах Джо; он почувствовал, как в ногу ему впились острые зубы.

Вдруг всё стихло.

Во рту у Джо было горько от крысиного привкуса. Сама тварь неподвижно лежала между ними: клыки Дульси вонзились крысе в горло, а зубы Джо – в грудную клетку, он языком ощущал сломанные ребра. Это был громадный поседевший хищник размером с Дульси, с огрубевшей от старости шкурой и испещрённой шрамами мордой. Даже после смерти взгляд его холодных глаз вызывал ужас.

Они поднялись, отплевываясь от крысиной шерсти.

Однако вопреки обыкновению не повернулись спиной к добыче, чтобы остыть и отдышаться. Сидя по бокам от поверженного врага, они продолжали разглядывать гигантского зверя.

Это была самая большая крыса из тех, что доводилось видеть Джо. Ему хотелось отругать Дульси за опрометчивость, за то, что она бросилась на такого монстра. Но при этом его переполняло ликование, ему хотелось облизать подругу с головы до кончика роскошного хвоста: это она, его любимая, убила чудовище, страшного крысиного короля.

Она же окинула его торжествующим взглядом зелёных глаз, затем вскочила, развернулась и запустила когти в ближайшую деревяшку; после чего принялась кружиться и прыгать через поверженного врага и носиться среди деревянных обломков; она смеялась человеческим смехом и танцевала, избавляясь от напряжения, очищаясь от ярости и злости. Со всего маху она налетела на Джо и принялась молотить его лапами будто обезумев от радости победы.

– Мы убили короля крыс, мы убили его! – как сумасшедшая, она крутилась, каталась по земле и ловила собственный хвост. – Короля, короля, мы убили короля!

Наконец она успокоилась и затихла. Джо сел рядом, приводя себя в порядок. Они помогли друг другу счистить с морды и ушей паутину и зализать глубокие раны, которые очень скоро начнут гореть адским огнем.

У Джо были рваные раны на передней и задней лапах, пострадала и щека. У Дульси на светлой шейке зияла глубокая царапина, ещё одна – на плече. Они тщательно вылизали раны, хотя им предстояло пройти санобработку ещё и дома. Джо словно уже слышал причитания Клайда о том, сколько заразы может быть в крысиных укусах. А Вильму вообще удар хватит.

Но – они уничтожили этого мерзкого прапрапрадедушку всех крыс!

Утреннее солнышко согрело их. Дульси нежно прижалась к Джо и улыбнулась. Солнечные лучи осветили прохудившуюся крышу и стены старого амбара, ржавые гвозди в гнилых досках и изувеченный крысиный труп. Джо подумал, что какой-нибудь опоссум, который забредёт сюда через неделю-другую» будет до кончика хвоста потрясен видом поверженного врага, а потом утащит начавшее разлагаться тело своим детенышам. Опоссумы готовы есть что попало, даже испачканную кровью паутину.

Дульси вольготно растянулась на траве, прикрыв глаза и переливчато мурлыча. Жизнь всё-таки оказалась лучше, чем Джо себе представлял. А если у кошек и впрямь девять жизней, он надеялся, что все их он проведёт вместе с Дульси.

Прошлым летом, обнаружив у себя способность к человеческой речи, он перепугался до полусмерти и решил, что он просто ненормальный уродец, который годится разве что для балагана. Он и представить себе не мог, что где-то в мире есть ещё один такой же.

Но потом он познакомился с Дульси и теперь в своей необычности был не одинок. Она была самым удивительным существом из тех, кого ему доводилось встречать, а любовь к ней перевернула всю его душу. Дульси и впрямь была восхитительна – мраморной окраски мех с тёмными разводами, светло-персиковые лапки и изящный носик, зелёные глаза, которые смотрели на него лукаво и насмешливо, изумрудные глаза в тёмной окантовке, придававшей Дульси сходство с египетской богиней.

Только наиталантливейший из художников мог создать его даму сердца. Она не только прекрасна и умна, она ещё справилась с этим великаном, вытряхнув душу из чёртова крысиного короля.

Дульси перекатилась на другой бок и открыла глаза.

– Есть хочу. А эти дрянные крысы такие горькие.

– Тогда как насчёт славного упитанного кролика?

Она вскочила и привстала на задние лапки, вглядываясь в густую траву, туда, где среди холмов лежали согретые солнцем луга, населенные таким количеством кроликов, что попавший туда человек и двух шагов не прошел бы, не провалившись в нору по самую задницу. Уже через несколько минут на пропечённом солнцем поле они вышли на след кролика и теперь бесшумно подкрадывались с разных сторон к тому месту, где шевелилась густая трава.

Никто из домашних кошек не охотился так, как эти двое. Обычный представитель felis domesticus выходит на охоту в одиночку. Но совместные действия Джо и Дульси были продуманы так хитро и скоординированы так чётко, как разве что у африканских львов. И сейчас они ползли метрах в шести друг от друга, двигались вслепую сквозь траву, время от времени приподнимаясь, чтобы проверить позицию добычи. Они замерли, прислушались, потом снова заскользили вперед – бесшумно и стремительно.

Джо привстал и, подавая условный знак, дернул ухом.

Дульси молниеносно ринулась вперёд, прежде чем кролик успел что-либо заподозрить. Но зверёк всё же сумел увернуться от её когтей. Джо бросился наперерез. Кролик метнулся назад. Дульси прыгнула. Он снова отскочил. Два маленьких охотника действовали слаженно и уверенно, преследуя и загоняя добычу.

И – последний удар, ювелирно точный смертельный укус который нанёс Джо. Кролик вскрикнул и испустил дух.

Они уселись бок о бок, вспороли кролику брюхо и освежевали его. Джо ел, срывая куски мяса со скелета, заглатывая нежную кроличью плоть большими кусками. Дульси же не приступала к трапезе, пока не очистила всю до конца свою часть добычи от костей и малейших клочков меха. И лишь когда теплое мясо было тщательно разделано, словно филе из лучшей мясной лавки, она принялась за еду.

Кошки обглодали кролика до последней косточки. Потом умылись. Потом ещё раз вылизали боевые раны. Потом забрались на громадный дуб и удобно устроились там, где пять толстых ветвей, соединившись, образовали уютное гнёздышко. Легкий ветерок теребил их шкуры, над тёмной кроной раскинулся ясный небесный простор. Внизу, у подножия холмов, лежал казавшийся отсюда игрушечным городок, и их собственные уютные дома ждали, пока Джо и Дульси снова захотят общества людей.

Но сейчас человеческая компания им была ни к чему. Свернувшись поудобнее, они спали. Джо снилось, что он ястреб и парит высоко в небе, выхватывая из воздушных потоков мелких птичек, и ему совсем не нужно возвращаться на землю. Дульси и во сне мечтала о блестящих нарядах и чарующей музыке, она улыбалась с закрытыми глазами, а её усы подрагивали от удовольствия.

Когда они проснулись, было уже темно. Внизу яркими вспышками замелькали городские огни, словно одна за другой зажигались маленькие звезды. Солёный ветер доносил запах готовящейся на ужин еды, теплое дыхание домашнего уюта добралось до верхушки дуба и окутало кошек.

Они припустили вниз по склону и вскоре уже трусили под балдахинами эвкалиптов по серединному газону Морского проспекта. Их носы вдыхали знакомые восхитительные ароматы, что доносились с итальянской кухни Бинни и других ресторанчиков, которых в Молена-Пойнт было много и на любой вкус, а также с закрытых на ночь овощного и рыбного рынков. Эти запахи напоминали о том, как хорошо и спокойно в родном доме. Раны, полученные в схватке с крысой, начали нестерпимо саднить.

Расстались они на улице Долорес; Дульси побежала в сторону центра, где среди галерей и магазинов ждал её каменный коттедж. Джо свернул налево, пересёк северную сторону проспекта и вскоре увидел свой невзрачный домик. В его воображении возник ужинающий Клайд, и пара псов на кухне, которые радостно накинутся на него, облизывая и виляя хвостами.

Джо замер, словно его ударили.

Не пара. Там только Руби. Барни больше никогда не выбежит ему навстречу. Медленно и скорбно Джо подошёл к ступенькам крыльца.

Пластиковая кошачья дверка светилась изнутри, со стороны гостиной, оттуда же доносились неразборчивые голоса. Бросив взгляд через плечо, Джо заметил, что у кромки тротуара стоят два автомобиля, оба принадлежащие сотрудникам полиции Молена-Пойнт.

Пробежав через вытоптанную пожухлую лужайку, он вспрыгнул на капот коричневого «Меркурия». Автомобиль был чуть тёплым, значит, Макс Харпер уже некоторое время находился здесь. Сидя на запыленном капоте, Джо гадал: неужели ему придётся провести весь вечер в компании служителей закона?

В отличие от Харпера, Джо терпеть не мог сигаретного дыма. Однако от капитана можно было узнать кое-что полезное. Кроме того, ему нравилось действовать на нервы Максу, наблюдать за ним, лежа на столе среди покерных фишек. Узнавать то, что, по мнению капитана, не должно было выйти за пределы кухни. И даже если подслушивание оказывалось бесполезным, это наверняка выводило Клайда из себя.

Дёрнув ухом, Джо спрыгнул с машины и потрусил в дом.

Глава 21

Письмо было несколько раз сложено, так что получился крохотный прямоугольник размером не больше спичечного коробка. Его засунули между слоями ваты, заполнявшей кукольный животик, а сам живот снова зашили небрежными стежками грубой зелёной нитки. Куклу же убрали и забыли. Поэтому более трёх месяцев письмо пролежало в этом тайнике, никем не обнаруженное.

Глава 22

Джо протиснулся через кошачью дверку и направился на кухню, откуда доносился нестройный хор добродушных мужских голосов и пощёлкивание покерных фишек. Хлопнула открываемая банка пива, зашелестели карты. Джо слышал, как Клайд рыгнул и вежливо извинился – стало быть, среди гостей были дамы. А это означало, что будет и особое угощение от Джолли. Он уже учуял запах маринованной говядины и пожалел, что так наелся жирным кроликом.

Джо протиснулся в кухню, где его сразу окутали аппетитные ароматы копченого лосося, мяса со специями и крабового салата; этот соблазнительный букет перекрывал пьянящий солодовый запах пива и, разумеется, сигаретный дым, без которого Джо прекрасно мог бы обойтись. Первое, что увидел Джо, это ступни и лодыжки среди ножек стола: две пары мужских ботинок под наглаженными брюками, пара изящных шелковистых ножек в красных туфлях на шпильках и голые лодыжки Чарли Гетц в её любимых босоножках ручной работы. Клайд по обыкновению был облачён в мешковатые спортивные штаны и потрепанные парусиновые кеды. На линолеуме под столом безучастно растянулся Руби, собачьи глаза устремились на Джо, моля о сочувствии его одинокому горю.

Забравшись под стол, Джо лёг рядом с Руби, привалившись к его груди. Он попытался мурлыкать, чтобы утешить старого друга. Но помочь кот ничем не мог, только быть рядом – ещё одна душа, готовая разделить его тоску по Барни. Руби лизнул Джо в лоб и со вздохом положил голову на кота.

Клайд похоронил Барни на заднем дворе, но перед этим дал Руби и кошкам в последний раз повидаться с ним. Доктор Фиретти сказал, что так будет лучше. Чтобы они знали: Барни умер – и не ждали его возвращения. Сказал, что так они будут меньше горевать. Но Руби всё равно тосковал. Они с Барни не расставались со щенячьего возраста.

Джо терпеливо лежал, придавленный собачьей головой, пока Руби не провалился в глубокий стариковский сон. Тогда он осторожно выскользнул из-под Лабрадора. Тот даже не перестал храпеть. Джо собирался прыгнуть на стол, но тут его взгляд упал на заднюю дверь. Он заметил, что в доме кое-что изменилось за время его отсутствия, – Клайд врезал собачью дверку. Джо изумленно уставился на неё. Большая пластиковая панель занимала почти половину двери, и в неё мог залезть любой домушник. Очевидно, Клайд решил как-то отвлечь Руби от переживаний. Наверное, решил; свободный доступ на огороженный дворик старому псу не повредит. Жаль только, что Барни уже не сможет воспользоваться этой дверкой.

Зато другие три кошки наверняка воспользуются. До сих пор они находились под строгим присмотром. В гостиную их не пускали, поэтому дверкой Джо они воспользоваться не могли, Клайд выпускал их во двор только в своем присутствии. Утром и вечером он давал им погулять подольше, но тоже только во дворе. С помощью водяного пистолета он отучил их лазать на забор. Две кошки были уже немолоды и не годились для потасовок с соседскими, а белая малышка была такой робкой и пугливой, что лучше было держать её взаперти. Джо было интересно, как они используют новообретенную свободу. Должно быть, Клайд и впрямь не на шутку беспокоился о Руби, раз решился на столь серьезные изменения повседневного уклада.

Что касается самого Джо, то его никогда не запирали, с самых первых дней их знакомства, когда Клайд спас шестимесячного котёнка от неминуемой смерти на улицах Сан-Франциско. В течение первой недели он был слишком слаб, чтобы выходить на улицу и вообще чего-либо хотеть. Но когда он оклемался и потребовал доступа во внешний мир, а Клайд ему отказал, Джо показал, на что способен настоящий четвероногим берсеркер, и продемонстрировал лучшие бойцовские качества – грозный рык, крепкие зубы и кинжально – острые когти.

Клайд вынужден был уступить. С этого момента между ними установилось взаимопонимание. Они, конечно, оставались друзьями, но Клайд ни при каких обстоятельствах не мог диктовать, как ему жить.

Оставив спящего Руби, Джо запрыгнул на стол, по-дружески боднул Клайда и стал наблюдать, как тот торгуется за закрытую карту. Компания предпочитала стад. Если дамам эта игра была не по вкусу, они могли оставаться дома. Макс Харпер ни капельки не изменившись в лице, посмотрел на неподходящую открытую карту. Лицо Харпера было словно создано для покера – худое, с резкими чертами и таким суровым выражением, словно ему сдали худшие карты за всю историю игры.

Харпер учился с Клайдом в старших классах, то есть ему тоже было тридцать восемь, но его худое лицо, иссушенное солнцем и слишком большим количеством выкуренных сигарет, добавляло ему лет десять-пятнадцать.

Вторым офицером был лейтенант Сакс, юный новобранец с вьющимися чёрными волосами и дьявольской улыбкой, которые как магнитом притягивали женщин. Сакс недавно женился, и ярко накрашенная блондинка, обладательница точёных ножек в красных туфлях, наверняка и есть его жена. Джо вспомнил, что её зовут Лила. Он рассеянно потыкался в столбики фишек Клайда, и они рассыпались по столу.

– Боже мой, Джо, тебе обязательно нужно устраивать беспорядок?

Он ответил невинным взглядом. Второй картой у Клайда была четверка пик, и Джо стало любопытно, что у него ещё. Принимая во внимание удачливость Клайда, наверняка немного. Джо попытался вспомнить, чем он занимался в такие вечера, прежде чем стал разбираться в покере. Просто лежал и игрался с фишками.

От запаха вкусной еды, разложенной в сторонке, на рабочем столике, у Джо заурчало в животе. Клайд – известный мастер сервировки, предпочитает угощать гостей с бумажных тарелочек и разорванных обёрток. Джо пытался не забыть о своей благовоспитанности и не влезть в стоявшую рядом тарелку Клайда. Но от запаха копчёной лососины у него даже усы встопорщились. Посматривая на ставки, он исподтишка разглядывал женщин.

Чарли Гетц, нынешняя подруга Клайда. Высокая, щедро усыпанная веснушками, дружелюбная и легкомысленная, из тех женщин, которые могут самостоятельно устранить небольшую поломку в своем автомобиле и не хихикают. У неё были длинные рыжие волосы, собранные в конский хвост, перевязанный чем-то похожим на электрический провод приятного зелёного цвета. Чарли добавила свои фишки, чтобы поднять ставку Харпера, рассеянно погладила Джо и протянула ему крекер с лососем. Сидевшая через стол миниатюрная блондинка смотрела на них с отвращением.

Джо старался есть аккуратно и не смахнуть рыбу на стол. Но когда он потянулся к добавке, на этот раз с тарелки Клайда, блондинка передернулась, как будто он туда плюнул. «Да кто ты такая, – подумал Джо, – чтобы тут нос морщить?» Впрочем, он тут же вспомнил, что ещё совсем недавно уплетал убитого кролика, а перед этим его исцарапала и покусала блохастая крыса.

Сакс выложил короля, Лила подбросила шестерку червей. На последнем заходе Клайд выторговал себе ещё одну четверку. Выражение лица Харпера, сидевшего напротив него, не изменилось. Последовал короткий обмен репликами, затем все выложили свои карты, и Харпер забрал выигрыш за пару валетов. Чарли выругалась, встала и наполнила тарелки – для себя, для Харпера и маленькую для Джо. Она положила коту солидную порцию крабового салата и лососины, порезав рыбу на маленькие кусочки, чтобы он не мусорил и не устраивал представление, подцепляя ломтик когтями и отгрызая понемножку. Кто-кто, а Чарли понимала кошек. Джо устроился рядом с ней и принялся за угощение, наслаждаясь не только деликатесами, но и тем отвращением, которое было написано на лице блондинки.

Покончив с едой, он смерил Лилу холодным взглядом, свернулся возле фишек Чарли, прикрыл голову лапой и зажмурился. Он уже засыпал, когда Чарли сказала:

– О, чёрт! – И бросила свои три карты на стол.

Джо приподнял голову. Харпер продемонстрировал всем пару тузов. Зная его везучесть, можно было предположить что его закрытая карта тоже была тузом. Клайд хотел было сделать ставку, но, взглянув на Харпера, передумал и бросил карты. Сакс и Лила последовали его примеру.

– Эх вы, трусы, – посетовал Харпер, сгребая немногочисленные фишки. – Что это за выигрыш?

Он так и не перевернул свою закрытую карту, а просто сунул её в колоду.

– Не всё же время ему будет везти, – сказал Сакс – Это из-за полнолуния всё идёт наперекосяк.

Он встал, открыл холодильник, достал пять банок пива и раздал всем.

Лила с откровенным неудовольствием взглянула на молодого супруга.

– Милый, что за детские сказки? Мне бы не хотелось, чтобы ты говорил так, будто и в самом деле веришь в эту ерунду.

Харпер посмотрел на неё.

– В ерунду?

– В эти глупые предрассудки, что полнолуние влияет на везение. Луна не может действовать на людей. Луна…

– Она очень даже действует на людей, – возразил Харпер. – Ты бы почитала статистику задержаний. Как полнолуние, так число преступлений растёт. Полная луна – и у тебя больше психов, больше супружеских драк и потасовок в барах.

Поглаживая Джо, Чарли нащупала раны на его теле. Раздвигая мех, она осмотрела лапы, затем, придерживая голову, обследовала его щеку. Попытайся кто другой, кроме Клайда, проделать с ним такое – и рука была бы разодрана будь здоров! Но с Чарли Джо старался сохранять самообладание и терпеливо ждал, пока она встанет, откроет ящик со всякой всячиной и вытащит оттуда тюбик «Паналога». Вернувшись на своё место, она принялась смазывать ранки, при этом Лила смотрела на всё это так, словно её вот-вот стошнит.

– Есть мнение, – продолжал Харпер, – что полнолуние вызывает рост преступности точно так же, как притяжение луны вызывает океанский прилив. И люди умственно и душевно неуравновешенные теряют самообладание, на них словно бы находит временное безумие, они оказываются на грани помешательства.

Лила вытаращилась на Харпера так, будто он внезапно заговорил на суахили.

– То же самое и с животными, – подтвердила Чарли. – Спросите любого ветеринара. В дни полнолуния они словно с ума сходят: коты чаще дерутся, собаки кусаются; и те, и другие убегают из дому.

Лила смотрела на Чарли и Харпера так, словно это они сами с луны свалились. Джо никогда не видел более отчужденного и брезгливо-презрительного выражения лица. У этой дамочки воображения не больше, чем у курицы. Его прямо-таки распирало от желания поставить её на место, рассказав, что он сам чувствует в полнолуние, как он готов разорваться на девять частей и бежать в разные стороны. В полнолуние его охватывает такое неистовство, что он готов прокладывать себе путь когтями через комнату, полную доберманов.

Но говорить ему было нельзя, поэтому ничего сказать Лиле он не мог. Да она всё равно бы не поверила. Блондинка глядела на Чарли и Макса Харпера, словно на умственно отсталых.

– Неужели вы и в самом деле в это верите?

– Заходи в участок, – предложил Харпер. – Посмотри сводки, проверь их по календарю. Вот, например, сегодня как раз полнолуние. Семь случаев домашнего насилия, пять собак отравлены, а одна старушка принесла человеческий палец.

Лилу передёрнуло.

Джо поднял голову и внимательно посмотрел на Харпера.

– Палец? – переспросил Клайд.

– Свекровь Нетти Хейлз позвонила в участок, – пояснил Харпер, пробуя крабовый салат, который Чарли заботливо положила ему на тарелку. – Хейлзы живут в долине, у них небольшая ферма, пять акров, они держат там лошадей. Так вот, их терьер приволок домой палец, вернее, одну только косточку, покрытую грязью. – Запрокинув банку пива, Харпер сделал большой глоток. – Старушка не знает, где рылась её собака. Сказала только, что пёсик притащил эту косточку в дом и теперь жуёт. – Харпер рассмеялся. – Вернее, мусолит. У бедняги почти не осталось зубов. Хотя, конечно, наши криминалисты будут очень недовольны: кость повреждена и перемазана собачьей слюной, Так что неизвестно, какие улики были при этом уничтожены.

Синие глаза Лилы округлились.

– Вы хотите сказать, это убийство? Эл, ты не говорил мне что произошло убийство. Ты не говорил, что кто-то пропал.

Сакс кисло посмотрел на жену:

– Лила, палец уже старый. Старый, почерневший и хрупкий. И вообще, разве я тебе когда-нибудь рассказывал о такой ерунде?

Он с тревогой взглянул на Харпера.

Лила примолкла.

Наступила очередь Джо присмотреться к блондинке. «Эта дамочка не просто отличается редким снобизмом, она ещё и не слишком умна». Он не замечал, что смотрит слишком пристально, пока Клайд не потрепал его легонько по загривку. Джо снова опустил голову, прикрыл глаза и притворился спящим.

– И что говорят эксперты? – поинтересовался Клайд.

– Пока ничего. Пролежит там до самого Рождества, дожидаясь своей очереди среди других улик. Они сейчас завалены по горло. Все расследования приостановлены, пока лаборатория не разберется со всевозможными вещдоками и прочими уликами. Родственники погибших даже не могут получить страховку, вообще ничего не могут сделать, пока не будет свидетельства о смерти, а для этого нужно, чтобы эксперты дали заключение. В окружной лаборатории тридцать человек, и всё равно они не справляются. – Харпер отхлебнул пива и продолжил: – Там, на холмах, на территории поместья Прайор есть старое испанское кладбище. Возможно, палец как раз оттуда. Это всего в полутора километрах от дома Хейлзов. – А специально для Чарли, которая только недавно поселилась в Молена-Пойнт, он пояснил: – Оно было частью когда-то существовавшего ранчо Трокано в те времена, когда здешними землями владели испанцы. Членов семьи по традиции хоронили в семейных владениях. И даже после того как земли переходили к детям и внукам, эта традиция сохранялась – умерших членов семьи продолжали хоронить там же. А похороны…

– А разве это не запрещено законом? – перебила его Лила.

Харпер взглянул на неё и помедлил с ответом. Пауза эта была крайне выразительной, он терпеть не мог, когда его перебивали.

– У Трокано были свои законы, – отрезал он. – Ещё много лет после того, как Мария Трокано вышла замуж за Дэниела Прайора, они продолжали хоронить своих покойников на семейных землях. Могилы Дэниела и Марии тоже находятся там. Когда Аделина достигла совершеннолетия, она продала землю, оставила себе только два гектара, сохранив кладбище и старый дом на ранчо, где поселила прислугу; Для себя и Рене она построила большой дом, да и Тедди, по-моему, тоже часть времени проводит там. А великолепные конюшни она превратила в гаражи. Ни одной лошади не осталось. А ведь в своё время конюшни Трокано имели отличную репутацию, там производили лучших чистокровных скакунов в Калифорнии. – Харпер осушил банку и продолжил: – Когда госпожа Хейлз принесла найденную косточку, мы осмотрели старое кладбище. Думали, собака могла раскопать одну из старых испанских могил, однако земля нигде не тронута. Прайоры поддерживают там идеальный порядок, травка между могильными плитами аккуратно подстрижена. Трое наших всё поместье исходили, пытаясь найти, откуда собака выкопала палец, да и я сам объехал там всё, осмотрел эту территорию шаг за шагом. Но – ничего.

Харпер жил чуть выше на холме, в нескольких милях к северу от владений Прайоров. Когда-то он тоже держал лошадей, но после смерти жены оставил у себя только одного жеребца.

– Я велел госпоже Хейлз не отпускать терьера одного, что– бы он не принёс чего похуже, чем старая кость. В тех местах отравилось несколько собак. Только на этой неделе три собаки были отравлены мышьяком. Мы поместили в газете две замет– ки с обращением к жителям, чтобы они присматривали за своими животными. – Харпер взглянул на Клайда. – Коек это тоже касается, Насколько я помню, твой кот – настоящий бродяга.

Капитан внимательно посмотрел на Джо. Тот ответил долгим невинным взглядом. Сегодня вечером Харпер был необычайно словоохотлив, давно такого с ним не случалось. Да и вообще его редко удавалось разговорить.

Выбрав момент, когда Лила отправилась в туалет, Макс до– бавил, обращаясь к Клайду:

– Единственная удача на этой неделе – мы получили сведения о том старом пикапе, что врезался в мать Бонни Доррис.

– Хорошая новость. Вильма тоже порадуется. Она любит их обеих – и Сьюзан, и Бонни. А как удалость напасть на след? Снова анонимный доброжелатель?

– Нет уж, на этот раз нет, – огрызнулся Харпер. Эти анонимные звонки были для него словно заноза в пальце. При этом он и понятия не имел, что тайный осведомитель сидит сейчас на столе на расстоянии вытянутой лапы от него.

– На Сто Первой есть автомастерская, – сказал Харпер. – Недавно они уволили одного из своих маляров, его зовут Сэм Харт. – Капитан усмехнулся. – Это увольнение привело парня в бешенство. Они с Бреннаном вместе играют в бейсбол, вот он и рассказал Бреннану о том пикапе, который перекрашивал. Его босс настаивал, чтобы работа была выполнена срочно, а владелец машины здорово нервничал. Харт считает, что автомобиль мог быть угнанным. А через неделю после того как его выкинули с работы, Харт обнаружил этот пикап на стоянке подержанных машин в Санта-Крусе. Сам он высматривал решётку радиатора для «Плимута» шестьдесят девятого года, который он ремонтировал. И тут увидел этот «Шевроле»« выкрашенный в коричневый цвет. Та же модель, тот же год выпуска. От машины все ещё пахло краской, а на бампере он заметил точно такой же небольшой дефект, какой видел на том автомобиле. Было похоже, как будто кто-то оттирал его жесткой мочалкой. Бреннан рассказал приятелю о том, что мы ищем зелёный пикап, Харт позвонил ему, и Бреннан помчался туда. – Харпер тряхнул головой. – Однако пока он добрался до места, на что ушло часа два, машину уже продали. Продавец сообщил, что автомобиль приобрела какая-то длинноволосая рыжая красотка в узкой кожаной юбке. Мы проверили новые номера, однако ничего не нашли. Пустышка. Номер оказался фальшивым. А предыдущий – краденым, принадлежал одному жителю Лос-Анджелеса, парню с „Пинто“ восемьдесят второго года. Номер был украден три месяца назад.

Вернулась Лила. Клайд поднялся и поставил на стол всё необходимое для сандвичей и стопку бумажных тарелочек.

– Мы пытаемся найти эту женщину, – заключил Харпер. – Сэмсон набросал её портрет по описанию продавца, впрочем, тот плохо запомнил её лицо, поскольку смотрел в основном на ножки.

Чарли усмехнулась.

Вид у Лилы был раздражённый. «Пожалуй, недолго она пробудет замужем за полицейским», – подумал Джо.

Воцарилось недолгое молчание – все занимались изготовлением сандвичей. Руби вышел из своей двери, нерешительно гавкнул и снова ушел к себе. Чарли отнесла ему сандвич с мясом.

Только ближе к полуночи игра подошла к концу, гости разошлись по домам. Перед уходом Чарли пообещала прийти на следующий день пораньше, чтобы заняться починкой водопровода; похоже, ей не терпелось взяться за дело и выйти победителем из схватки с проржавевшим железом.

Клайд открыл окно и заднюю дверь, чтобы проветрить кухню, убрал остатки пиршества в холодильник и опустошил пепельницы из уважения к животным, которым предстояло здесь спать. Джо оставил его сгребать пивные банки и грязные бумажные тарелки в полиэтиленовые пакеты, а сам решительно направился в спальню.

Он отпихнул покрывало, чтобы потом его не беспокоили, и растянулся на спине, заняв на двуспальной кровати столько места, сколько мог, не вызывая грубых нареканий. Он уже почти уснул, когда вошёл Клайд, на ходу стягивая с себя футболку.

– Как прошёл визит в пансионат?

– Как бы тебе сказать? Крайне утомительно.

– Ты просто сноб.

– Уж таким уродился. А почему тебя это вдруг так интересует?

Клайд пожал плечами.

– Когда ты не явился домой прошлой ночью, я подумал, может, эти старики тебе так понравились, что ты решил остаться с ними и поселиться в «Каса Капри».

– Переночевал на дереве, – оборвал его Джо. Он не любил рассуждений о своих ночных отлучках из дома. В конце концов, он же не расспрашивал Клайда, как тот проводит вечера.

Но ему обычно и спрашивать не приходилось. Было совершенно очевидно, откуда возвращается Клайд; ларчик открывался так просто, что даже неловко говорить об этом: запах определенной дамы на воротнике рубашки, записная книжка открыта на страничке с её же телефоном. Для наблюдательного представителя кошачьих задачка была просто детской.

Джо не стал рассказывать, что они с Дульси рыскали по лечебному отделению пансионата и наблюдали за Аделиной Прайор в её собственном офисе. Не стоит причинять Клайду лишнее беспокойство.

– Прежде чем ты сегодня прошмыгнул домой, Харпер рассказывал, что в полиции полагают, домушница собирается перебраться дальше на север.

– С чего вдруг он так решил?

– Утром пришло сообщение по каналам полиции, что подобная кража отмечена в Ватсонвилле, ещё одна – в Сайта-Крусе. Харпер считает, она прощупывает там почву. Точно так происходило и южнее по побережью: пара отдельных случаев за несколько недель до того, как она перебиралась на место, чтобы прочесать его основательно.

Клайд прошелся по комнате в трусах, запоздало задергивая шторы. Неудивительно, что живущие по соседству матроны краснеют и смущаются, встречая его на улице.

– В газете вот-вот появится статья про эту воровку. Макс никогда не делал из этой истории особого секрета, но явно не хочет спугнуть её. А как только газета попадет на улицы, домушница смоется, – сказал Клайд, взял лежавший возле телевизора пульт и включил последние новости.

– Жаль, – сказал Джо, – что наши собственные полицейские силы не дают возможности поймать её. Как думаешь, им пригодится марка её автомобиля?

Клайд выключил звук и уставился на кота.

– Рот закрой, – зевнув, сделал замечание Джо и зарылся глубже в подушку.

– Так какая у неё машина? Уж не буду спрашивать, откуда ты это знаешь.

– Голубая «Хонда», фургон. Последняя модель, год не скажу. Номер калифорнийский, ЗGKH499, заляпан грязью.

Клайд вздохнул, потянулся к телефону, но тут же положил снятую трубку.

– Не могу я ему звонить прямо сейчас. Откуда я мог узнать об этом всего через несколько минут после его ухода?

Джо одарил его зубастой ухмылкой:

– Откуда же ещё?

Нахмурившись, Клайд откинулся на свою подушку и прибавил звук, погрузившись в поток мировых несчастий – укрывшись за ним, чтобы избежать разговора на тему, которая расстраивала его гораздо больше.

Джо перекатился на другой бок, свернулся калачиком и уснул. Однако спал он плохо, поэтому не успели первые лучи коснуться окна, он поднялся и прокрался на кухню ко второму телефону.

Часы показывали 3:49, когда он набрал номер полицейского Участка Молена-Пойнт и сообщил дежурному офицеру приметы голубой «Хонды»: цвет, модель и регистрационный номер. Дежурный заверил его, что информация будет немедленно передана Харперу, как только тот появится в участке.

И это будет конец продолжительного и прибыльного разгула воровки-домушницы, подумал Джо. Теперь она никуда не Денется, Харпер возьмет её. На мгновение Джо даже посочувствовал ловкой прохиндейке, однако это быстро прошло. «Я не столь простодушен, как Дульси. Может, у неё эта карга и вызывает умиление, но Серого Джо не проведешь».

Глава 23

Эула поспешно поднялась, сбросив Джо на подушки. Хмурясь и цепляясь за спинку дивана, она стояла и глядела через стеклянную дверь на другую сторону дворика, на пустовавшую угловую комнату.

– Там кто-то есть – шторы отдернуты. И там горит свет – там, в бывшей комнате Джейн.

Это был второй визит Джо в пансионат. И снова он оказался в паре с Эулой.

Мэй Роз встрепенулась, развернула своё кресло, едва не опрокинув его, и посмотрела в указанном направлении. У неё на коленях Дульси встала и вытянулась в полный рост, её хвост подрагивал от возбуждения, взгляд зелёных глаз был прикован к угловой комнате, где и впрямь наблюдалось необычайное оживление.

Джо вспрыгнул на спинку дивана и принялся выкусывать плечо, делая вид, что ловит блоху, при этом внимательно наблюдая за происходящим в дальней комнате. Шторы там были раздвинуты, и горела прикроватная лампа, освещая трёх деловито хлопочущих сиделок. Небо над «Каса Капри» потемнело от набежавших туч, поэтому комната казалась освещенной необычайно ярко.

Помещения, расположенные по периметру украшенного цветами внутреннего дворика, были освещены, словно театральные подмостки. Обитатели некоторых из них читали или смотрели телевизор, иные комнаты были пусты, хотя их жильцы оставили свет, выйдя в гостиную. Дилон подошла поближе и остановилась рядом с Джо; прислонившись к спинке дивана, она поглаживала кота, не сводя при этом взгляда с дальней комнаты.

Джо не ожидал увидеть Дилон, ведь они с Дульси нашли её, рыдающую, в лесу, после того как одна из медсестер вышвырнула её из пансионата. Джо решил, что она покончила с поисками в «Каса Капри», отказалась от мысли найти Джейн Хаббл; однако девочка снова была здесь и сейчас не сводила карих глаз с дальней комнаты, всецело захваченная наблюдавшейся там активностью.

Внезапно все одновременно задвигались. Дилон прошмыгнула мимо Джо во дворик, оставив стеклянную дверь открытой. Мэй Роз покатила в своем кресле к центральному входу, который вел в большой коридор. Она пыталась двигаться быстрее, чем позволяли возможности её кресла; Дульси балансировала у неё на коленях, вытянувшись во весь рост, чтоб ничего не упустить. Эула последовала за коляской Мэй Роз, изо всех сил ковыляя в своих ходунках.

Джо помедлил лишь мгновение, а затем выскочил во дворик вслед за Дилон.

Девочка стояла в другом конце патио под апельсиновым деревом, прижавшись к стеклу, частично заслонённому портьерами, и заглядывала внутрь, сложив ладони лодочкой. Проскользнув под кустами, Джо подошёл и потёрся о её ногу. Она на миг опустила глаза и рассеянно почесала его за ухом мыском кроссовки. Должно быть, она считала, что, раз снаружи темно и в комнате горит свет, её никто не заметит за тонкой полузадёрнутой занавеской. Джо уселся в тени рядом с девочкой, глядя на трех медсестер в белой униформе. Одна из них выложила на столик несколько книг, другая аккуратно укладывала в ящики комода розовые ночные рубашки с кружевами, атласные клетчатые пижамы и то, что на вид можно было принять за шерстяные гольфы. Дверь стенного шкафа была открыта, но вещей на вешалках не было.

На полках шкафа громоздились картонные коробки, деревянные ящички, пластиковые сумки, чемоданчики, несколько небольших цветастых дорожных сумок и две старомодные шляпные коробки. Дилон выглядела ошарашенной, она разглядывала содержимое шкафа, словно пытаясь запомнить каждый предмет. Отвлеклась она лишь на минуту, когда в комнату вошла четвёртая сестра, везя каталку, на которой лежала худенькая, едва заметная под белым одеялом старушка, лицо которой почти сливалось с белизной подушки. Сиделка подвезла каталку к кровати и застопорила колеса.

Две медсестры подняли пациентку и переложили на чистые накрахмаленные простыни, подоткнув края одеяла. Старушка скосила глаза и пробормотала что-то насчёт лампы на прикроватном столике. Сестра, приглушив свет лампы до минимального, повернула её так, чтобы свет шёл вверх. Пока она регулировала яркость, на короткий миг лампа вспыхнула в полную силу, и за время этой вспышки Джо заметил нечто, какую-то странность, но что именно, так и не понял.

Что-то зацепило его взгляд – то ли в комнате, то ли в самой пациентке. Но вскоре странное ощущение прошло. Если что-то и было не так, это осталось неизвестным. Возможно, ему просто почудилось. Досадуя на самого себя, он улегся у ног Дилон и стал разглядывать комнату.

Тем временем сиделка вывезла каталку в коридор, затем медсестра присоединила капельницу к иголке, уже торчавшей в запястье старушки, и повесила флакон на стойку.

На пациентке была белая кружевная ночная рубашка с высоким присборенным воротником, а на руках – белые хлопчатобумажные перчатки.

– Перчатки, – прошептала Дилон, взглянув на кота. – Это чтобы она не поцарапалась. Вильма говорит, что у стариков кожа тонкая, как бумажная салфетка. Насчет Мэй Роз я согласна, но я не припомню, чтобы у Джейн была такая нежная кожа.

Джо задумался, становится ли кожа кошек с возрастом такой же тонкой и непрочной. К старости кошки становятся костлявыми, их походка – шаткой, у них мутнеют глаза и плохо смыкаются челюсти. От разных болячек они тоже страдают их мучают артриты, а то и ещё что похуже.

Он всегда считал, что такое существование – когда ты немощен и бесполезен – не для него; лучше уйти быстро, встретить свою смерть в безумном поединке зубов и когтей, заодно выпустив дух из какого-нибудь достойного соперника.

Дилон медленно отошла от стекла.

– Это не Джейн, – разочарованно сказала она, подняла Джо на руки и зарылась лицом в его мех. Но затем она снова приблизилась к стеклу, словно сам вид престарелой пациентки притягивал её. Джо до сих пор не мог понять, что не так в этой картине – вроде бы старушка неплохо устроена, за ней хорошо ухаживают, в комнате есть всё необходимое.

Правда, женщина выглядела очень бледной, но это не редкость для людей её возраста. Её белые тонкие жидкие волосы, сквозь которые просвечивала розовая кожа, разметались по подушке, напоминая лунное гало. Морщинистые щеки и рот запали, вокруг светло-голубых глаз обозначились молочно-белые круги, веки покраснели, в уголках глаз скопилась жидкость. С одной стороны рта поблескивала тонкая полоска слюны.

Наклонившись к ней, сиделка заботливо отерла ей лицо, едва касаясь салфеткой кожи. За дверью коридора показались гости. Сопровождаемые двумя медсестрами, в комнату вошли две женщины в чёрном, высокие и плотно сбитые, похожие на солдат Армии Спасения.

Их курчавые седые волосы были коротко стрижены и походили на купальные шапочки, зачем-то украшенные стальной стружкой. На ногах у них были крепкие чёрные ботинки, а юбки доходили почти до пола. На вид гостьи казались такими же старыми, как и та, что лежала перед ними, однако были явно из другого теста. Эти дамы казались несгибаемыми, как будто закалились телом и духом в какой-нибудь суровой религиозной секте. Впрочем, возможно, такими их сделали превратности судьбы. Они напоминали пару старых башмаков с прочной, задубевшей от времени и непогоды кожей.

У той, что поменьше ростом, в руках была яркая сумка из стёганого ситца; кричащие тона желтых и розовых цветов нелепо смотрелись на фоне её мрачного облачения. Дама повыше держала в вытянутых руках небольшую плошку, накрытую белой салфеткой. Позади них, как пастух за стадом, шла Аделина Прайор. Сегодня она была в строгом, явно сшитом на заказ бежевом замшевом платье более пристойной длины. Косметики тоже было гораздо меньше: глаза почти не накрашены, на губах помада естественного тона.

Гостьи нерешительно остановились в ногах кровати. Та к кому они пришли, лежала с закрытыми глазами – то ли дремала, то ли стеснялась своей немощи, то ли была не в настроении, понять было трудно. Женщины в чёрном наклонились к ней.

– Мэри Нелл, ты не спишь? Это Роберта и Гастел.

– Мэри Нелл! Ты слышишь нас? Это твои кузины, Роберта и Гастел.

Но и сейчас лежащая не открыла глаза. Тогда Аделина взяла сестёр под руки и препроводила к мягким стульям, стоявшим у стены напротив кровати. Дамы в чёрном меланхолично сели. Та, что поменьше, подалась вперед.

– Мэри Нелл, это Роберта. Ты не спишь?

Наклонившись, она поставила цветастую сумку на пол. Высокая сидела молча, сжимая ладонями стоявшую у неё на коленях плошку.

Джо спрыгнул с рук Дилон и забрался на растущий рядом апельсин. По хмурому небу стремительно бежали темные облака. Влажный ветер прорывался в крону дерева, играя листьями. Джо уселся на развилке, откуда ему сквозь листву было отлично видно кровать, саму Мэри Нелл Хук и её могучих сестер. А ещё он увидел под кроватью задние лапы и нервно подрагивающий кончик хвоста Дульси.

У Дульси обзор был не так хорош: пол, ножки кровати, свисающий краешек одеяла и чёрные ботинки гостий. Заняв предложенные места, женщины твердо, всей ступней поставили ноги на пол, словно иначе им трудно было сохранять равновесие. Между подолами юбок и краями высоких башмаков сантиметров на пять приоткрывались их ноги в плотных чёрных лечебных чулках. Какой контраст они представляли в сравнении с обтянутыми тонким шелком лодыжками Аделины, её округлыми голенями и узкими изящными ступнями! Вот этой точеной ножкой она сейчас и постукивала по полу. От женщин в чёрном исходил запах нафталина, смешиваясь с духами Аделины и сладким ароматом ванили из плошки, принесенной гостьей. Вдобавок в комнате перед приходом гостей разбрызгали сосновый освежитель воздуха. От такого букета у Дульси едва нюх не отшибло. И всё же она уловила со стороны кровати ещё один слабый запах – жидкости для снятия лака. Странно, ведь он совсем не вязался с немощной, прикованной к постели престарелой дамой. Конечно, может быть, и ей хочется иметь красивые ногти, хотя их и не видно под белыми перчатками.

Сквозь тонкую штору и стеклянную дверь Дульси заметила стоявшую в патио Дилон – тень среди теней, призрак, невидимый для человеческого глаза. Она заметила, как Джо взлетел на дерево и теперь сидел, невидимый, в кроне среди листьев; разглядеть его она не могла, но видела отсветы его внимательных жёлтых глаз.

Скрипнул стул – невысокая посетительница наклонилась вперед.

– Мэри Нелл! Мэри Нелл, это Роберта. Открой глаза, Мэри Нелл. Это Роберта и Гастел.

Послышалось вялое шуршание, словно Мэри Нелл повернулась, чтобы увидеть гостей.

– Мэри Нелл, сестрица Грейс посылает тебе горячий привет, – сказала Гастел. – Я принесла тебе ванильный пудинг.

Мэри Нелл что-то еле слышно пробормотала.

– Сын её мужа Аллена заканчивает Стэнфорд, и мы ездили на церемонию. И, конечно, хотели навестить тебя, ведь прошло столько лет, Мэри Нелл.

Мэри Нелл тихо кашлянула.

– За тобой здесь хорошо ухаживают? Мы говорили с твоей попечительницей, и она сказала, что здесь очень любезный персонал.

Снова тихое бормотание, чуть более оживленное.

Разговор продолжался в том же духе, и Дульси приходилось время от времени встряхивать головой, чтобы не уснуть. Судя по ответам Мэри Нелл, она тоже вот-вот готова была погрузиться в сон. Сестры говорили строго по очереди, словно таков был нерушимый семейный обычай, предоставлявший всем собеседникам равное время для высказывания. Ответы Мэри Нелл были односложными и не отличались особым разнообразием. Лишь когда Гастел упомянула школу, где когда-то преподавала Мэри Нелл, та зашевелилась, словно это придало ей энергии.

Гастел, всё ещё осторожно держа пудинг на коленях, рассказывала о внуке одной из учениц Мэри Нелл, который теперь был заместителем директора той самой школы. Описание нового современного спортзала с окнами в куполообразном потолке подвигло Мэри Нелл на первую членораздельную реплику:

– Окна в крыше. Боже мой. А малышка Нэнси Демминг, подумать только, она же была ростом с меня.

– Мы сохранили все твои старые книги по истории, и кулинарные книги тоже, мы их бережём для правнуков.

– Обычное окно, – сказала Мэри Нелл. – Обычное окно в потолке.

Пружины заскрипели, как будто лежащая подвинулась или наклонилась, чтобы лучше видеть сестер, И в этот момент Дульси увидела Мэй Роз.

Старушка выбралась из своей коляски и медленно продвигалась по коридору. Тяжело ступая и держась за стену, она направлялась к открытой двери.

Дульси покинула Мэй Роз в фойе неподалеку от входа. Когда старушка остановилась, чтобы подождать Эулу, Дульси потеряла терпение, спрыгнула с её колен и прошмыгнула в дверь у медсестер под ногами. Она вдруг подумала, что не только Дилон, которая подглядывала через стекло, видела, как она проскользнула под кровать Мэри Нелл.

Дульси не понимала, зачем Мэй Роз покинула свою коляску; она испугалась, увидев, как старушка ковыляет на непослушных ногах. Эулу не было видно, хотя с того места, где пряталась Дульси, просматривался добрый отрезок коридора, из укрытия видны были только ноги да ножки стульев. Мэй подошла к двери, продолжая опираться о стену и сжимая из своих кукол, маленькую Люсинду. Войдя в комнату, она подошла к постели, причем так близко, что Дульси могла видеть лишь её бледные голые ноги в ярко-розовых шлепанцах. Химический запах псевдососнового освежителя для воздуха был так силён, что Дульси не чувствовала даже сладковатого аромата Мэй Роз.

Чтобы лучше видеть, Дульси приподнялась на задние лапы за изголовьем кровати под прикрытием взбитых подушек, и стала смотреть в щёлочку из-за левого уха Мэри Нелл. Она увидела, как Мэй Роз наклонилась над постелью, приветливо улыбаясь Мэри Нелл и протягивая ей куклу. Мэри Нелл что-то пробормотала, возможно, испугавшись приближения игрушки. Но Мэй Роз настойчиво протягивала ей куклу как подарок в знак любви.

Сёстры, сидевшие возле кровати как две черные вороны, озадаченно наблюдали за происходившим. Дульси слегка подалась назад, снова скрывшись в тени под кроватью.

Она подумала: если одна из сестер её заметит, неминуемо придётся спасаться бегством. Тут в дверях появилась Эула с ходунками. Следом за ней хмурая сиделка толкала перед собой пустую коляску Мэй Роз.

Медсестре удалось увести Мэй Роз от кровати, усадить в инвалидное кресло и решительно увезти. Но затем сестра как будто сжалилась и вернулась, подкатив коляску прямо к постели Мэри Нелл.

И снова Мэй Роз протянула ей куклу.

– Мэри Нелл, ты помнишь Люсинду?

– Помню, – пролепетала Мэри Нелл.

– Она будет с тобой, чтобы ты не скучала. Это теперь твоя кукла.

Мэй Роз попыталась отдать куклу. Кровать скрипнула – наверное, Мэри Нелл протянула руку. Дульси напряженно следила за происходившим через щель между подушками. Мэй Роз и Мэри Нелл молча смотрели друг на друга. Затем Мэй сказала:

– Я скучаю по тебе, Мэри Нелл. И скучаю по Джейн. Ты видела Джейн там, в Заботе?

– Она неважно себя чувствует, – сказала Мэри Нелл. – Она по тебе тоже скучает. Она сказала… сказала: «Если увидишь Мэй Роз, передай, что я люблю её».

Старушка произнесла это слабым, дрожащим голосом. У Мэй Роз навернулись слёзы, а личико сморщилось. И в этот момент со своего места поднялась Аделина.

Не обращая внимания на слезы Мэй Роз, она выпроводила плачущую старушку, и Эулу заодно, и велела медсестрам доставить их обратно в отделение Внимание, где им и положено находиться.

Всё это время сестры хмуро и неподвижно сидели на стульях, не говоря ни слова. Затем они многозначительно переглянулись и одновременно встали. Роберта медленно подняла свою цветастую сумку. Гастел на минутку отвернулась от сестры, чтобы поставить ванильный пудинг на комод рядом с книгами.

Пока сёстры прощались с Мэри Нелл, Дульси разглядывала стеклянную дверь в патио и коридор, взвешивая шансы на побег. Она скорее всего справилась бы с задвижкой на двери, но ей не хотелось, чтобы Дилон увидела, как она это делает. Кошка уже прикидывала возможность пути через коридор, но тут увидела эту ногу.

К этому времени сиделки снова привезли каталку для лежачих пациентов. Едва родственницы Мэри Нелл, тяжело ступая, двинулись к выходу, они приготовились перекладывать Мэри Нелл, чтобы снова отвезти в отделение Забота. Обернув её в одеяло, одна из медсестер приподняла её за плечи, а вторая поддерживала ноги. Они уже опустили податливое тело на каталку, но тут одеяло зацепилось и потянуло одну из сестёр вниз, едва не лишив равновесия. Она уперлась в край постели, чтобы удержаться.

Из-под кровати Дульси увидела голую ногу Мэри Нелл. Изящную, гладкую ножку, без всяких синих вен и узловатых суставов, присущих старости. Слегка загорелая ножка, которая с легкостью могла бы бегать и танцевать.

Дульси застыла от изумления, а затем приподнялась под прикрытием одеяла, чтобы рассмотреть получше. Ошарашено глядя на здоровую, гладкую ногу, она совсем забыла, где находится. Отдёрнув голову из-за запаха дезинфектанта, который шёл от одеяла, кошка случайно задела нежную кожу.

От щекотного прикосновения кошачьих усов Мэри Нелл испуганно хрюкнула и потянулась, чтобы почесать лодыжку. Дульси юркнула под кровать и забилась поглубже в дальний уголок. Мэри Нелл энергично почесала ногу рукой в белой перчатке, втянула ступню под одеяло и поплотнее завернулась в него. Затем её увезли.

Дульси оставалась в своем укрытии, пока комната не опустела; у неё никак не выходила из головы эта изящная ножка с профессиональным педикюром и ярко-красными лаком на ногтях, а также столь резкие и решительные для хрупкой старой дамы движения.

Глава 24

В лесочке быстро темнело. Сьюзан знала, что ей нужно разворачивать свое кресло – каталку и возвращаться назад. Стоило лишь сказать несколько слов Барашку, и тот повёз бы её обратно, к дверям «Каса Капри». Бонни наверняка уже пора было уходить; сегодня она пришла на час позже обычного, задержавшись на работе. Теперь же надвигался дождь: низкие тучи, казалось, повисли прямо на ветвях дубов. За пределами рощицы ярко сияли огни из столовой и длинного ряда спален; большие квадраты стеклянных дверей выстроились за кованой железной изгородью. В конце ряда располагалась комната Тедди; шторы были раздвинуты, и Сьюзан могла частично видеть его кресло – каталку. Судя по характеру движений, он читал. На встречах со зверушками он не задерживался. По мнению Мэй Роз, близость такого количества животных была ему неприятна и раздражала его.

Ветер усиливался. Сказав несколько обычных ласковых слов и погладив пса, Сьюзан скомандовала ему поворачивать назад. Он охотно развернул коляску: описав большой круг, он стащил её с дорожки и вывез обратно. И в этот-то момент Сьюзан увидела, как Тедди поднялся из своего кресла, выпрямился во весь рост и отошёл в сторону.

Сьюзан остановила Барашка, и тот замер. Она смотрела, как Тедди пересёк комнату, перейдя к другой стороне стеклянной двери. Ошибки быть не могло, это был он – свисающий живот придавал его торсу сходство с грушей.

Она смотрела, как мужчина потянулся, чтобы задернуть шторы, как замер на мгновение, выглядывая наружу, а затем внезапно отступил к стене, скрывшись из виду.

Она видела, как шторы сомкнулись, задёрнутые невидимой рукой человека, который явно опасался случайного взгляда.

И всё же он её заметил, несмотря на сгустившиеся сумерки. Правда, лишь мельком – возможно, её выдала белая блузка. Он видел Сьюзан – и понял, что она смотрела на него.

Охваченная необъяснимым страхом, Сьюзан начала дрожать.

Сейчас портьеры полностью загораживали комнату. Шторы на окнах, выходивших на внешний периметр здания, были плотными и совершенно непроницаемыми в отличие от тонких занавесок, что украшали окна и застекленные двери, ведущие в патио.

Она сидела неподвижно, не сводя глаз с зашторенной двери, дрожащая и напуганная.

Тедди не может ходить. Никоим образом. Его позвоночник перебит. Тедди полностью парализован от пояса и ниже, только руками двигать может. У него и автомобиль переоборудован под ручное управление.

Так им говорили. Так говорила им Аделина.

Сьюзан похолодела.

От страха она сделала какое-то движение, которое пёс понял по-своему, заскулил и ткнулся в неё носом. Сьюзан прижала собаку к себе и стала гладить, внезапно осознав, как одиноки и беззащитны они с Барашком в надвигающейся темноте.

Но Бонни будет ждать их. Сьюзан скомандовала, и пёс повёз её обратно в пансионат. Сейчас ей позарез нужна была Бонни, нужно было общество других людей.

Глава 25

Стоя на расстеленной на кухонном столе газете, Джо и Дульси читали передовицу. Отношение местной газеты к Максу Харперу их не удивило. Позади них Вильма с Клайдом готовили лазанью: варили тесто и делали соус. Серебристые волосы Вильма спрятала под косынкой, на Клайде был старый покрытый пятнами фартук, который он надевал, готовя барбекю. В кухне клубились аппетитные ароматы трав, томатного соуса и тушеного мяса, а само помещение сотрясалось от грохота, доносившегося с крыши, где Чарли меняла прохудившуюся дранку. Отрабатывала свой ужин. «Да, всё-таки совсем уж задарма Клайду не отделаться», – подумал Джо.

Дульси уселась на газету и ещё раз прочитала заметку, раздражённо дёргая хвостом.

– Вот уж точно соль на рану, – пробормотала она.

Джо кивнул. Он мог подшучивать над Харпером, но когда на капитана накидывалась пресса, Джо приходил в ярость.

– Это не просто унижение для полиции, – сказал Клайд, шинкуя кинзу, – это и вовсе опрометчивый шаг.

– И дурной вкус, – согласилась Вильма, взглянув на потолок. Судя по доносящимся ударам, Чарли была поглощена работой и не слышала их. – Макс Харпер человек хороший. Он поддерживает в этом городе порядок, чего нельзя сказать о некоторых других представителях городского руководства.

По мнению Джо, была принципиальная разница между его собственным добродушным тайным подтруниванием над капитаном и язвительными нападками газеты.

Джо повернулся на другой бок и стал умываться. Над головой раздавались мерные громкие удары – Чарли прибивала новую дранку. Вчерашний ночной дождь затопил стенной шкаф в холле, промочив полдюжины курток, чемодан Клайда и заброшенный туда и забытый старый кошачий матрасик. Клайд очень вовремя собрался заняться ремонтом. Очень в его духе: если можно что-то починить на халяву, он непременно воспользуется таким шансом.

Но лучше так, чем никак. Было большой удачей, если ему приходило в голову купить новые лампочки, не дожидаясь, пока сгорят старые.

Джо был безмерно рад, что кошкам нет нужды менять лампочки, латать крышу и красить стены. И уж конечно, ни один кот не написал бы такой дурацкой, только сбивающей с толку газетной статьи. Столь дурной тон был чересчур даже для последнего четвероногого бродяжки. У газетчиков не было причин так язвить: любому идиоту было ясно, что могилу раскопали уже после того, как полиция осмотрела поместье. Возможно, у кого-то из журналистов имелся зуб на капитана, что нередко случается в маленьких городах.

Джо заметил, что этот недостойный внимания наезд, а также история с разрытой могилой поразили Дульси. Он мог поспорить на что угодно, хоть на свои усы, что она утащит его на кладбище, не успеет он и лапой тряхнуть. И ему приходилось признать: хоть он и позволял себе шутки насчет пропавших пациентов, тут действительно дело было нечисто. Найденный палец то ли принадлежал раскопанному трупу, то ли нет, но это выставляло пансионат совсем в новом свете. Интерес Джо стремительно набирал обороты. Его любопытство наконец проснулось.

Взглянув на Дульси, он понял, что они думают об одном и том же: надо исследовать эту могилу. Возможно, им также удастся попасть в особняк Прайор. Кто знает, что они там найдут – может, фотографии вроде тех снимков Мэри Нелл Хук, которые Рене вчера утром выкладывала на стол Адалине.

Без сомнения, это были снимки Мэри Нелл – Дульси видела их совершенно отчетливо и так же отчетливо видела на них Мэри Нелл. У Дульси не укладывалось в голове, какая от них польза была Аделине. Она не отдала их женщинам в чёрном; когда те уходили, их руки были пусты, если не считать цветастой сумки. Джо предположил, что она могла отдать фотографии уже за порогом. Но и раньше, когда Аделина появилась в коридоре, их у неё не было.

Дульси не решилась последовать за кузинами Мэри Нелл – вокруг было полно медсестёр. Кроме того, она увлеклась наблюдением за малышкой Дилон. Едва комната опустела, Дилон прошмыгнула в стеклянную дверь и прямиком направилась к шкафу. На глазах у сидевшего на дереве Джо и прятавшейся под кроватью Дульси Дилон взяла с переполненных полок только один предмет.

У неё было всего несколько мгновений до возвращения медсестёр, которые пришли навести в комнате прежний порядок, отдернуть шторы и сложить вещи Мэри Нелл в картонные коробки. Она точно знала, что ей нужно. Большой плоский деревянный ящик с металлическими уголками. Осторожно придвинув его, то и дело поглядывая на дверь в коридор, она подняла крышку и ахнула.

С дерева Джо был хорошо виден этот ящик. Это был портативный письменный столик: с наклонной доской и небольшими отделениями внутри. Джо заметил, что в некоторых отсеках лежали марки, ручка, чистые белые конверты. А в самом большом отсеке, предназначенном, видимо, для писчей бумаги, лежала кукла.

Её фарфоровое личико покрылось пылью, светлые волосы сбились, бело-голубой кринолин помялся и опал. Дилон выхватила её из ящика и сунула под рубашку – получился изрядный бугор.

Она закрыла ящик, на одну секунду как будто задумалась, затем сунула его обратно в шкаф. Когда она выходила в патио, Дульси пристроилась за ней, едва не наступая девочке на пятки. Как только они выскочили, вернулись медсестры. Джо спустился с дерева, и в этот момент хлынул дождь. Когда они втроём добрались до гостиной, с них ручьями текла вода. Джо и Дульси, капая на ковер, уселись возле дивана и принялись умываться, а Дилон стремглав помчалась по ковру и положила куклу на колени Мэй Роз. Повернувшись к остальным присутствовавшим в комнате спиной, она спросила, понизив голос;

– Это та самая кукла, которую вы отдали Джейн Хаббл? Про эту куклу вы мне рассказывали?

– Да-да, это она. – Лицо Мэй Роз озарилось удивлённой улыбкой, – Это моя маленькая Бекки. Где ты нашла её?

Не сводя глаз с Дилон, она прижала куклу к груди, а затем быстренько спрятала её, завернув в розовую шаль.

– Где ты нашла её? – повторила она. – Ты видела Джейн? Я отдала её Джейн, перед тем как её перевели в Заботу. Где…

– У неё был небольшой письменный столик, такой ставят на колени, да?

– Совершенно верно. Это одна из немногих вещей, которые Джейн просила своего попечителя принести ей из дома. – Мэй Роз посмотрела на Дилон, в голубых глазах мелькнула тревога. – Джейн не отказалась бы от своего столика и не оставила бы Бекки. Она бы её не бросила, если только… Да нет, как бы плохо она себя ни чувствовала… А откуда ты узнала насчёт столика?

– Она жила по соседству и держала его на столе возле окна в гостиной. И пользовалась им, когда писала письма в кресле у камина. Она варила себе чашечку кофе и садилась у огня, чтобы заполнить счета или написать письмо редактору газеты, – она это любила. У неё же не было близких друзей, которым она могла писать. – Дилон взглянула на Мэй Роз и коснулась ручки её кресла. – Я нашла куклу в переносном письменном столике, а он был в шкафу в той комнате – в той, куда вы заходили, где была Мэри Нелл. Но почему они отобрали у Джейн её столик?

Мэй Роз легонько погладила спрятанную под шалью куклу, но ничего не сказала.

Дульси и Джо переглянулись. Дульси вздрогнула. Позже она говорила Джо, что именно из-за этой куклы, обнаруженной Дилон, и этого переносного столика Вильма решила пойти к Максу Харперу.

Глава 26

Внезапно она изменила своё прежнее намерение воздерживаться от краж в прибрежных домах. После того, что произошло в четверг днем, она собиралась рискнуть – соблазн был слишком велик. Подслушанный в аптеке разговор между этой госпожой Боннифейс и провизором, казалось, предназначался специально для неё. А в пятницу она проснулась и увидела густой туман за окнами, который мог обеспечить ей отличное прикрытие, позволив свободно прийти и уйти из дома Боннифейс, так что решение пришло само собой. И вот она в пути. Туман не только поможет ей, но и обеспечит девственную пустоту пляжа – все туристы останутся дома, в своих тёплых гостиничных номерах, или расползутся по местным ресторанчикам пить горячий кофе. Да и полицейские, раз уж им не надо будет особенно обращать внимание на пляж, не станут высылать туда обычное число патрульных.

Госпожа Боннифейс, которую она прежде видела в городе, стояла в тот день в аптеке, ожидая предписанных медикаментов. Имя Боннифейс было хорошо известно в Молена-Пойнт. Глава семьи был старшим партнером в фирме «Боннифейс, Сторкер и Клайн». Дороти Боннифейс было тридцать с хвостиком; она была одной из тех роскошных блондинок с великолепной стрижкой и профессиональным макияжем, которые могут прийти в «Ритц Карлтон» в старых джинсах и линялой футболке, но вся обслуга вывернется наизнанку, наперебой стараясь угодить.

Стоя у прилавка аптеки, госпожа Боннифейс между делом рассказала аптекарю, что её Доналд сейчас находится в Японии, оформляет торговый контракт с какой-то из дочерних компаний «Сони» и его не будет до следующей пятницы. Они немного поговорили о том, что Джейми покашливает, однако не настолько сильно, чтобы держать её дома и не отправлять в школу. Лекарство предназначалось как раз для Джейми. По словам госпожи Боннифейс, с двумя её другими детьми было всё в порядке, она как раз ехала, чтобы забрать их из школы, а потом подбросить на вечеринку по случаю дня рождения. Список покупок, лежавший рядом на прилавке, включал ящик анютиных глазок, ящик петуний и шесть ящиков с рассадой живучки – наверное, из местного питомника. А это значило, что, если повезет, Дороти Боннифейс может провести всё следующее утро в своем саду, высаживая нежные растения, а дом останется без присмотра.

Выходя из аптеки, она прошла позади госпожи Боннифейс, чувствуя прилив томительного волнения. Затем заехала в «Кофемолку» через два дома, чтобы посмотреть адрес семейства Боннифейс в городской телефонной книге.

Там значились трое Боннифейсов; она знала, что все они родственники. Дональд Боннифейс проживал в доме 892 по Прибрежному проезду. Выйдя из кофейни, она села в свою машину и сделала крюк, медленно проехав мимо нужного дома.

Это был ухоженный двухэтажный голубой коттедж, перед которым располагался просторный двор с дорогой чугунной садовой мебелью. Великолепная гостиная на свежем воздухе, огороженная стеклянной стеной для защиты от порывов ветра с океана, тянулась метра на три вдоль дорожки, а высаженная в ряд мушмула создавала уединение. Справа находились дорожка, лужайка и клумбы с цветами, а также широкая проплешина грунта, откуда были недавно выкопаны какие-то цветы.

Мельком она заметила, что за домом есть ещё одна мощёная терраса, отгороженная от любопытных взглядов из соседних окон. Небольшие промежутки между кустами обеспечивали отличный подход к месту. Можно было бы припарковаться на соседней улице, проскользнуть через соседские дворы и подобраться к дому Боннифейс, якобы ища потерявшегося кота.

В пятницу утром она так и сделала: оставила машину в квартале от нужного дома и добралась пешком, бормоча «кис-кис-кис». Она была уверена, что никто не заметил её передвижений из-за тумана, она и сама едва могла разглядеть соседские клумбы и невысокие изгороди. Подойдя к дому Боннифейс, она, как ни в чем не бывало, поднялась на заднее крыльцо.

Вытирая ноги, она прикинула, что можно увидеть из соседских окон, и решила, что немногое. Но никто и не смотрел. Она легонько постучала в дверь, хотя не ожидала ответа. Проезжая перед домом, она видела Дороти Боннифейс, которая копалась в земле, опустившись на колени, и увлеченно высаживала петуньи. Хозяйка дома явно была «жаворонком». Анютины глазки уже заняли своё место, пёстрые и яркие в бледной пелене тумана; рассада живучки стояла рядом, ожидая своей очереди. Машина на дорожке отсутствовала – значит, прислуги в доме не было, по крайней мере сейчас. Не видно было машин и на улице. Большинство жителей Молена-Пойнт, кроме тех, кто обосновался в поместьях на холмах, нанимали помощников только для уборки и обслуживания званых обедов или вечеринок.

На стук никто не ответил. Она побарабанила пальцами по двери ещё раз, надеясь, что её не слышно во дворе перед домом, и, выждав немного для верности, повернула ручку. Дверь была не заперта. Усмехнувшись, она скользнула в дом.

Дороти Боннифейс оставила включенной кофеварку, булькающее варево запахом напоминало кипящий гуталин. Сложенная утренняя газета лежала на столе; возможно, госпожа Боннифейс специально оставила её, чтобы почитать попозже, в перерыве за утренним кофе. Кухня была нарядной – кремовая плитка, темно-синие стены и белые дубовые шкафы. Под одним из верхних шкафчиков был вмонтирован миниатюрный телевизор. Она выдернула его из крепёжной рамки. Да, он тоже отлично поместится в одном из карманов и даже не слишком будет выпирать из-под плаща. Во всяком случае, это будет не очень заметно в тумане. Она решила, что заберёт его перед уходом. Пройдя в столовую, она несколько минут изучала содержимое серванта: фарфоровый сервиз от Спода и хрусталь. От этих предметов не слишком много проку, если не брать весь набор, но столько ей не унести. Хотя китайский фарфор восхитителен. Возможно, она придет сюда ещё раз, позже, чтобы загрузить это всё прямо в машину; хотя такой способ и не был ей привычен, но можно сделать и так – для разнообразия.

Следующая дверь вела из холла в хозяйскую спальню; комната выхолила окнами на фронтон, а раздвижная дверь вела на застеклённую веранду. На комоде стояла шкатулка с драгоценностями. Она вскрыла замок и оглядела впечатляющую коллекцию золотых сережёк с бриллиантами, аметистовых и изумрудных колье, кулон с топазом и несколько золотых браслетов. Дороти Боннифейс любила разноцветные камни, впрочем, все изделия отличались изяществом и хорошим вкусом. Она вытащила их из шкатулки и принялась рассовывать по многочисленным потайным карманам. И в этот момент зазвонил телефон.

Он звякнул всего лишь раз. Когда дальнейших звонков не последовало, её охватила тревога. Неужели Дороти вернулась в дом? Неужели она как раз проходила мимо телефона, когда он зазвонил?

Однако, подойдя к окну спальни, она увидела, что хозяйка всё ещё сидит на корточках у дорожки и разговаривает по другому аппарату, аккуратно держа трубку радиотелефона, чтобы не испачкать её измазанной в земле перчаткой. Садовый совок лежал на полупустом ящике с петуньями. Теперь госпожа Боннифейс молчала, только слушала. Один раз она бросила взгляд в сторону дома, затем что-то коротко сказала в трубку. Закончив разговор, она поднялась и направилась к входной двери, вглядываясь в окна гостиной.

На крыльце она разулась и уже в носках вошла в дом. Кто-то наверняка настучал, нашлись не в меру любопытные соседи.

Пока Дороти Боннифейс находилась в гостиной, незваная гостья быстро миновала коридор и кухню, выскользнула через черный ход и оказалась на затянутом туманом заднем дворе. Она прошла в этой молочной пелене мимо нескольких домов, вполголоса подзывая кота; она то и дело поглядывала на неразличимые в белой дымке соседские окна, ломая голову, какой настырной домохозяйке до всего есть дело, чтобы вот так позвонить.

Окольным путём выйдя на улицу, она медленно пошла по тротуару, всё ещё бормоча «кис кис-кис», но больше всего желая побыстрее смыться отсюда. Нервы у неё были напряжены от страха, смешанного с любопытством. По дороге она несколько раз оглянулась. Домов у неё за спиной почти не было видно в тумане.

Она поставила машину подальше от дома, вдобавок заменив номера на невадские, а заодно налепила несколько наклеек, сообщавших о достопримечательностях штата Невада. Она закрепила их резиновым клеем, чтобы мгновенно оторвать, когда понадобится.

Она проехала восемь кварталов до пляжа, до самых крайних домов, от которых дальше к югу тянулись только пологие песчаные дюны. Не глуша мотор, она вылезла из машины, оторвала наклейки и запихнула их в сумку. Потом направилась в сторону центра и дальше, к «Пекарне», мечтая о чашке горячего кофе и пончике с шоколадом.

Оставив в машине плащ и широкополую шляпу, она сменила туфли и прошла на веранду, откуда можно было любоваться видом окутанного туманом океана. Сделав заказ, она отправилась в туалет.

Войдя в кабинку, она разорвала автомобильные наклейки на кусочки и спустила в унитаз. Затем собрала распущенные волосы в узел на затылке.

Вернувшись за столик к чашке дымящегося кофе и невероятно липкому, обсыпанному орехами пончику, она увидела утренний выпуск городской газеты.

Газета лежала на соседнем столике. Она еле дождалась, пока владелец газеты уйдёт, и быстро пробежала глазами первую полосу.

Выходящая в Молена-Пойнт газета мало интересовалась мировыми событиями. Для этого люди покупали издававшие в Сан-Франциско «Кроникл» или «Икзэминер». Местную газету покупали ради городских новостей и сплетен. Вчерашняя статья, где критиковали Макса Харпера за незамеченную могилу, была довольно забавной. Однако заметка в сегодняшнем выпуске – хотя Харпера и здесь ругали, что было ей приятно – не развеселила её. Наоборот, она почувствовала, как пробный холодок заползает ей за шиворот. Этому ощущению, вероятно, требовалось время, чтобы разрастись и полностью подавить её, и сейчас ей не хотелось размышлять над этим.

Может, потом она и посмеётся над этой статьей и наверняка сохранит её, но в данный момент её можно было рассматривать исключительно как личную угрозу. Возможно, не только эта угроза испугала её, вызвав чувство холодной пустоты под ложечкой. Она знала, что пора сматывать удочки и уезжать из Молена-Пойнт.

Она поставила чашку с кофе и уставилась на газету. Заявление госпожи Гарвер о пропаже Гойи так потрясло её, что она чуть не поперхнулась. Никакого Гойи там не было и в помине. Впрочем, как и других мало-мальски стоящих предметов искусства. Эта женщина откровенно лгала. Собиралась надуть свою страховую компанию на добрую сотню тысяч, свалив всё на неё.

То, что кто-то вознамерился устроить такую грандиозную аферу на её бесхитростном бизнесе, раздосадовало её, но и польстило. Затем она всё же потихоньку начала закипать – её взбесило, что эта Гарвер хочет подставить бедную пожилую бабу и повесить на неё несуществующую картину ценой в сотню тысяч долларов.

Эта мысль так разозлила её, что к тому времени, как она разделалась с кофе и пончиком, душа у неё уже бурлила от праведного гнева. Нет, этой врунье такое с рук не сойдет.

Вернувшись к туалету, она бросила четвертак в телефон и набрала номер полиции Молена-Пойнт.

Ей удалось связаться с самим Харпером. Она сказала, что никакой гравюры Гойи там не было.

– Я полагаю, что страховой агент будет рад получить эту информацию, – добавила она.

Возможно, оттого, что она была так взбешена, чтобы убедить Харпера в истинности своих слов, она предоставила ему полный список предметов, украденных из дома Гарверов, причем сообщила гораздо больше деталей, чем было в газете.

Повесив трубку, она ещё минуту постояла, стараясь унять биение сердца, а затем быстро ушла.

В машине она снова надела плащ, поскольку из-за тумана было зябко, и завела мотор. Страховая компания одёрнет госпожу Гарвер и не даст ей нажиться на чужих трудах. Харпер наверняка попытался отследить её телефонный звонок, однако времени у него было недостаточно. Она знала, сколько времени требуется для определения номера, поскольку тщательно изучила этот вопрос. В любом случае, ещё денек-другой, и она уедет отсюда – двинет дальше по побережью. Теперь, когда первая полоса газеты целиком отведена для предупреждения о «кошачьей воровке» , весь город будет начеку, и никакого смысла торчать здесь у неё уже нет. Ей нужно только ещё кое-что закончить, и – в путь. Молена-Пойнт уйдёт для неё в историю.

Глава 27

Утро было в разгаре, когда капитан Харпер вышел из участка с намерением ещё раз осмотреть поместье Прайор. Однако ехать туда на патрульной машине он не хотел. Харпер подумал, что лучше заедет к себе, оседлает Бака и прокатится верхом. С помощью Бака он всю неделю прочёсывал окрестности, отыскивая человеческие кости или разрытую могилу. Ну и, конечно, ему не помешало бы передохнуть и на несколько часов оставить службу. Утро началось не слишком удачно: всё, за что он брался, казалось таким же расплывчатым и ускользающим, как сегодняшний туман. Он вёл машину не торопясь – в густом тумане по-другому и нельзя – и размышлял о телефонных звонках, поступивших вчера вечером и сегодня утром. Он вспоминал их слово за словом, ища какую-нибудь деталь, которую прежде мог не заметить.

Харпер приехал в участок около восьми и поставил машину на отведенное ей место позади здания. Первый звонок совпал с первой чашкой кофе. Звонила женщина, представляться не стала. Она заявила, что Элейн Гарвер солгала насчёт Гойи и что гравюры там не было. Отмахнуться от этого звонка Харпер не мог: звонившая подробно перечислила украденные предметы, а это могли сделать только Гарверы или сама воровка. Или же кто-то из его людей, но такая связь была совсем уж маловероятна. Если Харпер чем и гордился, так это выучкой и честностью своих офицеров, чем мог похвастаться далеко не каждый участок. Ничто так не возмущало его, как сообщения о нечистых на руку стражах закона и о коррупции в полицейских подразделениях.

Когда неизвестная повесила трубку – слишком быстро, чтобы его сотрудники успели засечь звонок, – на другой линии уже ждала Вильма. Она спрашивала, нельзя ли зайти к нему ненадолго с дочкой Торвеллов. Сказанного было достаточно, чтобы Харпер забеспокоился: уж не связан ли этот визит с телефонным звонком Сьюзан Доррис?

Он никогда не считал эту пожилую даму склонной рассказывать небылицы и уж тем более не думал так о Вильме. И всё же Сьюзан повторила ему ту же самую, более чем странную историю, которую несколько недель назад он слышал от одной из обитательниц «Каса Капри», маленькой госпожи Мэй Роз.

Вчера вечером Сьюзан позвонила ему из машины дочери, со стоянки возле пансионата. Она сказала, что не хочет пользоваться телефоном, установленным в «Каса Капри». Она позвонила дочери около десяти, Бонни приехала и отвезла её к своей машине.

Сьюзан позвонила Бонни сразу после того, как Мэй Роз показала ей записку, предположительно найденную в старой кукле. Эта записка была написана Джейн Хаббл – женщиной, которую Мэй Роз считала пропавшей. Сьюзан сказала, что и кукла, и записка имели специфический затхлый запах, какой появляется от долгого хранения в запертом шкафу. Первое, что пришло на ум Харперу, – это вопрос: чего от него-то ждут, что он должен делать с запиской, которую престарелая дама нашла в кукле? Возможно, он был немного резковат со Сьюзан. Когда она прочитала ему это послание, он чуть не взорвался. Ему хотелось сказать: может, в тамошней воде что-то такое есть, от чего они там все словно с ума посходили? Хотелось сказать, что он предпочел бы иметь дело с любыми обычными преступлениями, чем со всякими беспочвенными домыслами и загадками, которые действуют ему на нервы. А когда Сьюзан сказала, что видела, как Тедди Прайор встал из своего инвалидного кресла и пошёл, Харпер окончательно был сбит с толку. Всем было известно, что Тедди непоправимо искалечен по крайней мере все думали, что это именно так.

А потом утром Вильма привела эту девочку, маленькую Дилон Торвелл, чтобы та рассказала ему про куклу. Ни Вильма ни ребенок не могли знать о звонке Сьюзан. Ни Вильма, ни девочка не знали о записке – Мэй Роз обнаружила её и показала Сьюзан значительно позже, чем эти двое уехали вчера днём из «Каса Капри».

Харпер никогда не замечал за Вильмой Гетц никаких странностей. Она всю жизнь проработала в системе исправительных учреждений и не купилась бы на глупую выдумку. Если только сама Вильма не впала в старческий маразм. По телефону она сказала:

– Я знаю, всё это какая-то нелепость. Я понимаю, звучит безумно. Но, знаешь, бывает такое странное чувство, какой-то внутренний зуд, когда тебе кажется: что-то здесь всё же есть – и ты не можешь от этого отмахнуться.

– Продолжай.

– Я видела, как Дилон взяла куклу из шкафа. Мне хорошо было видно её через двор – я стояла у окна в гостевой зале как раз напротив. Я видела, как она прошмыгнула в комнату, выдвинула портативный письменный столик, который складывается ящичком, открыла его и вытащила куклу. Она задвинула столик, спрятала куклу под рубашку и выскочила как раз в тот момент, когда пошёл дождь. А кошки…

Она запнулась.

– Кошки? Что ты хотела сказать? Начала и…

– А кошки тоже попали под дождь. Ну, ты знаешь, эти… «Друг-Не-Вдруг».

– И что?

– Да нет, ничего, просто они промокли. Когда нам зайти?

– Давайте сейчас, – сказал он со вздохом. – У меня найдётся несколько минут.

Он повесил трубку, налил себе ещё кофе и стал разбираться в бумагах. Не прошло и двадцати минут, как в участок пришли Вильма с девочкой. Они пробрались через заполненное людьми и столами помещение – Дилон шла впереди, а Вильма придерживала её сзади за плечо и слегка подталкивала. Похоже, девочка была ошарашена присутствием такого количества полицейских и немного испугана.

Харпер налил Вильме кофе, принёс девочке колы. Первое время Дилон молчала, но затем увидела на столе фотографию Бака и оживилась. Харпер рассказал ей про Бака, и они поговорили немного о лошадях. Дилон принялась рассказывать ему про лошадь Джейн Хаббл и тут же перешла к делу: сообщила, что Джейн пропала, что она сама трижды пыталась с ней повидаться, и каждый раз её выгоняли из «Каса Капри». Рассказала как вчера нашла столик Джейн, в котором и лежала кукла.

Капитан решил не указывать Дилон, что ей не стоило залезать в шкаф и брать чужие вещи. Девочка и без него это знала. По её словам, полки шкафа были забиты небольшими коробками, в которых лежали сложенные вещи, сумочки и обувь. Ей показалось, что все эти вещи принадлежат разным людям. Возможно, сказала она, как раз тем шестерым, которых Мэй Роз называла пропавшими.

Самое неприятное было то, что Дилон казалась ребёнком вполне разумным. Капитан знал её родителей; это была приличная семья, без каких-либо, насколько ему известно, проблем. Хелен Торвелл – одна из самых надежных и порядочных риэлторов в округе. Да и Боб, профессор литературы, – человек совершенно нормальный, не склонный заниматься всякой ерундой.

Дилон Торвелл тоже не была фантазёркой, а уж Вильма тем более не стала бы так шутить.

Кроме того, Харперу не давало покоя то, что рассказ девочки в точности совпал с тем, что сообщила ему Сьюзан.

Капитан невольно улыбнулся и подумал, что ему следует быть повнимательнее: уж лучше ошибиться, чем тупо стоять на своём и проиграть. Он до чёртиков не хотел бы, чтобы его обставила команда малолетних и престарелых сыщиков-любителей.

В густом тумане он медленно ехал вверх по холму, пока внезапно его автомобиль не выскочил из-под этой белой влажной перины на яркое солнце. Лежащие выше склоны пестрели яркими красками, небо над головой было ясным и синим. Возможно, он постепенно стареет и глупеет; Харпер был уверен, что займись он этим кукольным делом, в департаменте его поднимут на смех. Однако во всём этом было нечто такое чем он не мог позволить себе пренебречь.

Повернув к югу, Харпер вскоре вырулил на узкую дорожку между пастбищами. На противоположной стороне загона Бак поднял голову и посмотрел на машину. Минуту жеребец стоял навострив уши, а затем потрусил в сторону конюшни, отлично зная: если Харпер среди дня приехал домой, значит, они отправятся на прогулку. Бак любил общество, в этом смысле он был ужасно испорчен.

Харпер поставил машину возле расположенной позади дома небольшой, на двух лошадей, конюшни. Интересно, подумал он, смогла бы Дилон Торвелл подружиться с Баком или, например, с одной из соседских лошадей?

Никто лучше него не знал, какими искусными лжецами бывают дети. Дилон тоже могла просто подшутить над ним. Она могла поддаться на фантазии Мэй Роз – просто так, для развлечения. Могла придумать всяческие подробности и ради удовольствия приукрасить эту историю. Могла сама запихнуть записку в куклу, зашить её и спрятать в шкафу – не исключено, что неровные стежки сделаны детской рукой.

Харперу ужасно не хотелось, чтобы его обвела вокруг пальца двенадцатилетняя мошенница.

Однако он не считал, что всё это проделки Дилон.

Внутренний голос подсказывал ему, как он подсказывал и Вильме, что девочка не могла сознательно вводить их в заблуждение, даже если её воображение и приукрасило виденное и слышанное.

Дома Харпер переоделся в старые «Левис» и мягкую рубашку, всунул ноги в удобные ботинки, нацепил на ремень рацию. Вернувшись в конюшню, он вычистил Бака, оседлал его и вскочил в седло. Бак игриво вскинул голову, и они направились вверх по склону, в сторону поместья Прайор.

Через полчаса они уже пересекали земли бывшей гасиенды выше старого, лежащего в тени дубов кладбища. Поместье всё ещё было окутано туманом. Пока Харпер разглядывал старинные надгробия, неподалеку, возле конюшен, затарахтела газонокосилка. Бак фыркнул и помотал головой. Харпер увидел, как рабочий забрался в кабинку машины и начал косить траву вокруг конюшен. Тихо посапывая, Бак опустил голову; он больше не смотрел на газонокосилку – его заинтересовало что-то среди старых могил.

Осматривая перелесок, Харпер заметил какое-то быстрое движение у самой земли, словно нечто маленькое метнулось в тень. Возможно, какая-то птица вроде вороны слетела вниз, увидев добычу. А может, это был испуганный кролик или белка. Подул ветер, зашевелились дубовые листья, солнечные лучи легли немного иначе – и Харпер снова увидел что-то. Это были две кошки.

Капитан решил, что если тут бегают кошки и они вполне живы, то яда поблизости нет. Впрочем, возможно, кошки в этом отношении сообразительнее собак. Он поехал вниз, направив Бака по краю перелеска, и вскоре опять заметил этих кошек – они скрылись в кустах возле главного здания. Один из зверьков очень напоминал кота Клайда Дэймена, хотя делать ему тут было нечего.

Зациклился он на этих кошках, не иначе. Всё началось ещё прошлым летом, с той облавы у Бекуайта, когда они накрыли банду автомобильных воров. Тогда кот Дэймена затесался в самую гущу событий и едва сам не схлопотал пулю. С тех пор Харперу повсюду мерещились кошки.

Однако он действительно видел их чаще, чем ему хотелось бы. Стоило им с Клайдом сесть за покер, и кот оказывался тут как тут: он располагался на столе и поглядывал в его карты. И кто, кроме Дэймена, позволил бы коту восседать на столе? Капитану становилось не по себе, когда он видел, как кот наблюдает за его игрой; жёлтые глазищи смотрели так, будто их обладатель понимал, чем это сейчас занимается Харпер. Вот и вчера вечером – капитан готов был поклясться! – каждый раз, когда он подгребал к себе выигрыш, кот насмешливо ухмылялся.

Харпер вздохнул. Нет, так дело не пойдет. Так и у него крыша съедет, как у этих старушек в «Каса Капри».

И всё же, как ни корил он себя, факт оставался фактом: в коте Дэймена было что-то странное; он вызывал у Харпера ощущение, в котором смешивались и опасение, и удивление, и ещё непонятно что. Он чувствовал: что-то в этом коте не согласуется с теми общепринятыми фактами, на которые он, капитан полиции, привык полагаться. И ему следовало бы обратить внимание на некоторые вещи, о которых до сих пор Харпер предпочитал не задумываться.

Глава 28

А немного раньше Джо и Дульси, устроившись на холме выше владений Прайор, поглядывали вниз на старую гасиенду и грелись в солнечных лучах, особенно приятных после пробежки сквозь туман – такой плотный, что им казалось, будто они движутся в толще воды. Старательно вылизав промокший мех, они энергично распушили свои шубки и смахнули последние капли с усов и лап. Усадьба и конюшня казались блеклыми и запылёнными, их черепичные крыши приобрели цвет сухой земли, а глинобитные стены выглядели рябыми от касаний людей, давно превратившихся в прах.

Позади старых строений возвышалось резко отличавшееся от них главное здание со сверкающей красной черепицей, гладкими белыми стенами, ухоженными цветниками и стрижеными газонами. Сейчас поместье было похоже на остров, окруженный туманным океаном. Вдали из тумана такими же островами выступали вершины других холмов, образуя целый архипелаг. А настоящий Тихий океан и прибрежный городок исчезли, растворились, утонули в плотной пелене.

На просушенном солнцем склоне выше усадьбы нагретая трава кишела деловитыми насекомыми и приятно щекотала кошачьи лапы. Пока Джо и Дульси отдыхали, приводя в порядок уши и мордочки, снизу, из радиоприемника в доме доносились испанские ритмы; мелодичные звуки врывались в окружающий мир так, как и представить себе нельзя было в те времена, когда строилась эта гасиенда, когда музыку можно было услышать лишь от живых исполнителей с их струнными, духовыми и ударными инструментами.

Перед старым зданием стояли три автомобиля, все – самых последних американских моделей. Судя по всему, домашней прислуге, как и персоналу пансионата, платили весьма неплохо,

– Если у Аделины так много испаноязычных работников, – сказала Дульси, – наверняка она и сама знает испанский. Иначе как бы она могла их контролировать, если не понимает, о чём они говорят?

Джо улыбнулся.

– А если никто не знает, что она владеет испанским, это дает ей преимущество. Позволяет держать их всех в кулаке. – Он наподдал лапой по высокому стеблю, сбил кузнечика, но позволил ему спокойно ускакать. – Что бы ни происходило в пансионате, вряд ли медсёстры, которые толком даже не говорят по-английски, в курсе дела.

Они сидели неподалеку от кладбища, глядя на громоздкие надгробия среди толстенных дубов. В дальней части кладбища была видна жёлтая полицейская лента, натянутая вокруг прямоугольника потревоженной земли – разрытой могилы Долорес Фернандес.

– Интересно, неужели Харпер считает, что никто не проникнет на могилу, если там натянута эта ленточка?

– Возможно, есть ещё и охранник.

– И ты видишь того охранника?

Дульси дернула полосатым плечиком.

– Может, садовник или разнорабочий…

Поблизости никого не было видно, хотя издали, со стороны бывших конюшен, доносилось какое-то металлическое постукивание – оно отчетливо пробивалось через лившуюся из радиоприемника музыку. Дульси зевнула, потянулась, и они с Джо потрусили в тенистую кладбищенскую рощу.

Короткая мягкая травка под их лапами была ухоженной, как в любом парке. С неё были убраны опавшие листья, а сам газон аккуратно подстрижен, в том числе вокруг старых дубов и надгробий. Некоторые из могил просели, образовав неглубокие впадины. Старый гранит могильных камней изрядно повредили ветер и вода, их раскрошенные края почернели от грязи, витиеватые испанские эпитафии забились частичками грунта, и некоторые из них было почти невозможно прочитать. У нескольких могил памятники были в виде ангела смерти с распростертыми крыльями и призывно протянутыми руками. Были изваяния с ввалившимися глазами и голыми черепами. Нашёлся и один счастливый на вид ангел – малыш с личиком херувима и отбитым носом. Чуть дальше виднелись два взявшихся за руки ангела со шкодливыми грязными мордашками. Смысл эпитафий был непонятен, однако слово muere встречалось дважды, и Дульси решила, что это значит «смерть».

Осторожно ступая, они подошли к огороженной могиле и беспрепятственно проскочили под жёлтой лентой.

Тело уже извлекли, осталась только аккуратная яма. Криминалисты забрали не только образцы костей, как утверждалось в газете.

Обогнув груду вырытой земли, кошки обнюхали следы лопаты и случайный след ботинка там, где работали полицейские и эксперт. За желтым барьером по траве были разбросаны комья грунта.

Джо и Дульси не знали, что именно они разыскивают, – они искали что-то необычное, какую-нибудь ничтожную деталь, которую могла упустить полиция, но которую могут увидеть или учуять кошки. От ямы не пахло смертью, пахло только сырой землёй.

На почве остались отметины там, где лежали фрагменты захоронения. Они заметили следы кисточки: с извлеченными частями обращались так же аккуратно, как с археологической находкой.

– Мы могли бы покопать поглубже, – предложила Дульси.

– Чтобы найти – что? Кости уже у них. И потом, ты думаешь, они не копали глубже, чем лежало тело?

Джо прохаживался вокруг могилы, принюхиваясь к траве и осматривая корни деревьев.

Один раз им почудился запах Тедди, но наверняка они сказать не могли. Следов от его инвалидной коляски нигде видно не было. Они прочесали всё кладбище, разглядывая мягкий дерн и выступающие из земли корни деревьев, похожие на узловатые вены престарелого великана. Ещё дважды они натыкались на запах Тедди – впрочем, давнишний, слабый и забитый ароматами скошенной травы, листвы и сырой земли.

Внезапно резкий запах заставил их остановиться. От этого смрада Джо скривился, обнажив клыки, а Дульси попятилась.

Это был запах смерти, запах гниющей плоти.

Подкравшись к груде сухих дубовых листьев, где он чувствовался сильнее всего, Дульси застыла.

– Цианид. Я чувствую, что здесь есть ещё и цианид.

Она скривилась, её затошнило. Листья были навалены возле дерева, как будто газонокосилка, садовый пылесос или какой-то другой агрегат, которым люди пользуются для ухода за газонами, их обошли. Это была единственная куча листьев на всём тщательно подстриженном кладбище. Дульси нерешительно подняла лапу и разгребла листья, морщась от запаха яда. Ей уже пришлось в этом году обнаружить ту же самую смертоносную приправу в собственной плошке со свежим лососем.

Теперь она ожесточенно раскапывала кучу.

Показался кусок темного сырого мяса, полускрытый листьями.

Сначала она подумала, что это человеческая плоть, но, присмотревшись поближе, поняла, что перед ней – протухшая котлета, засыпанная листвой несколько дней назад. От сочетания смрада испорченного мяса и миндального запаха цианида она почувствовала во рту вкус желчи и быстро отвернулась. Её вырвало на траву.

Джо с отвращением смотрел на ядовитую приманку.

– Мы не можем её так оставить – какая-нибудь собака обязательно наткнётся. У кошки хватит сообразительности просто пройти мимо; кошки не любят несвежего мяса, и ни одна кошка не станет валяться на тухлятине, как это делают некоторые псы.

Стараясь не дышать, они выкопали глубокую яму в песчаном грунте, затем, отодвинув листья в сторону, столкнули туда отраву. Забросав яму землей и листьями, они отошли туда, где воздух был почище, чтобы обтереть лапы. Внезапно Дульси уставилась на дёрн перед собой.

– Смотри, тут какая-то бороздка. Тонкая трещинка в земле под травой.

Бороздка была прямая, словно прочерченная по линейке. Дульси присмотрелась.

– И травинки здесь ложатся в другую сторону.

Пройдя вдоль странной линии, кошки нашли ещё одну, перпендикулярную первой. Они продолжили поиск и вскоре обнаружили своего рода сетку из пересекающихся линий. Кто-то выкладывал здесь дерн, да так искусно, что стыки были заметны лишь тогда, когда в них почти уткнешься носом. С высоты человеческого роста почва должна казаться нетронутой. Чтобы проверить это, Дульси вскарабкалась на дерево.

Да, с высоты уже полутора метров трава казалась просто ровным бархатом, без всяких повреждений.

– И никто этого не заметил. Они могли… – Дульси замолчала, глядя на холмы. – Там кто-то едет верхом. Разве Прайоры держат лошадей?

– По словам Харпера, нет. Помнишь, он сетовал, что у Аделины зря простаивает такой отличный сарай. – Джо усмехнулся. – Он был здорово раздосадован, что Аделина не завела у себя табун лошадей.

На таком расстоянии всадника было трудно разглядеть. На вершине холма он остановился и, не слезая с лошади, повернулся в сторону кладбища.

– Как думаешь, он нас видит?

– Сомневаюсь. Да и какая разница?

Дульси присмотрелась к высокой худощавой фигуре, отметила уверенную посадку, наклон головы.

– Думаю, это Харпер. Сматываемся отсюда.

Дульси соскочила с дерева, и они отошли подальше – к лежавшим в тени деревьев надгробиям. Но едва кошки нашли для себя укромный уголок, возле конюшни взревел мотор. Звук стал приближаться.

Привстав, они увидели громадную газонокосилку, за рулём которой сидел темноволосый водитель, и направлялась она как раз в сторону кладбища. Раздосадованные Джо и Дульси убрались с её пути, скрывшись в тени шести могучих дубов.

Однако рычащая машина снова повернула и двинулась прямо на них. Они с испугу бросились бежать, выскочили из рощи и метнулись к главному зданию.

Задний двор дома был окружен кустами азалии. Они спрятались в этом убежище, у края широкой мощёной террасы.

– А тут мило, – сказала, выглянув, Дульси.

На залитой солнцем площадке стояли тяжёлые садовые стулья, их кованый орнамент изображал цветы и вьющиеся стебли с листьями; на стульях лежали цветастые, мягкие на вид подушки. Обстановку дополняли горшки с красной геранью. Широкие стеклянные двери вели в гостиную и столовую с натертыми до блеска полами и дорогой темной мебелью.

Из недр дома доносилось завывание пылесоса, сопровождавшееся той же музыкой испанской радиостанции, которая слышалась из старой гасиенды, – резкие вскрики трубы и торопливое бормотание гитары.

Раздвижные двери гостиной были открыты. Джо и Дульси обменялись взглядами и усмехнулись. Вот это да, никаких тебе взломов – просто заходи и будь как дома. Если бы кошки имели человеческую привычку выражать радость, хлопая своей ладонью о ладонь напарника, и не считали бы такое поведение недостойным себя, они наверняка сейчас сделали бы именно так

На самом деле в этот дом они могли войти почти с любой стороны: большинство окон были открыты утренним лучам. Вдоль второго этажа протянулся ряд отдельных балконов, выходящие на них двери тоже были Открыты. Поодаль слева виднелась распахнутая дверь кухни. За домом виднелись две машины, дверца одной из них была открыта: возможно, кто-то привёз продукты или собирался выйти.

Газонокосилка позади них затарахтела громче; она так и не поехала в лесок, а прошла по краю и повернула обратно. Рыча, она проползла мимо террасы, возле которой прятались кошки; бешено крутящиеся лезвия молниеносно срезали траву.

Едва Джо и Дульси собрались проскочить в гостиную, как туда вошла горничная с пылесосом. «Нашла время», – раздраженно подумала Дульси. Машина громко заурчала на паркете, затем звук стал тише – пылесос перебрался на толстый восточный ковёр.

Джо и Дульси отправились на кухню. Прошмыгнув вдоль бордюра из азалий, они добрались до края патио. Держась поближе к стене дома, кошки заглянули в открытую дверь.

Кухня была залита светом; солнечные лучи играли на розовой плитке пола и на отделанном плиткой пятачке, где, собственно, и готовилась еда. Аромат чего-то мясного, приправленного кориандром и чесноком, заставил кошек непроизвольно облизнуться,

У раковины, в окружении горшков с травами и цветами, стояла кухарка и мыла помидоры. Перед ней открывался вид из окна, включавший голубой небесный простор и машины возле дома. Дульси замерла, восхищаясь убранством кухни. Джо никогда не переставал удивляться её тяге к прекрасному, словно в какой-то прошлой жизни Дульси была записным ценителем искусства. И вообще его даму сердца отличали такая осведомленность и такая тонкая душевная организация, какими не могла похвастаться ни одна другая кошка.

– Давай, – сказала она, подтолкнув его в бок.

Служанка всё ещё стояла к ним спиной. Они проскочили мимо неё через кухню в столовую. Там они остановились в тени огромного резного обеденного стола, покрытого чёрным лаком, – чудовищного воплощения испанского представления о красоте.

Оглянувшись на солнечную кухню и убедившись, что их не засекли, Джо и Дульси увидели, как повариха пританцовывает под звуки трубы. А ещё они отчетливо увидели на кухонной плитке две цепочки влажных маленьких следов.

– Они высохнут, – с надеждой сказала Дульси. Однако они оба знали, что даже после высыхания останутся грязные отметины. На этот факт им указывали, и не однажды, их достопочтенные хозяева.

Притаившись между резных ножек стола, Дульси с большим интересом осмотрела персидский ковёр, яркий, словно написанная маслом картина, а затем принялась кататься по нему, наслаждаясь мягкостью густого ворса. Джо, забавляясь, наблюдал за ней, но тут пылесос направился в их сторону. Газонокосилка снаружи и пылесос внутри дома сделали мир похожим на сцену из какого-то научно-фантастического триллера, в котором действуют опасные враги, в любую минуту готовые проглотить или измельчить на кусочки зазевавшуюся жертву. Когда гудение стало приближаться, кошки снова сбежали на этот раз в холл, откуда они могли наблюдать за парадной лестницей.

Возле резной входной двери висело зеркало в золоченой раме – в нем отражалась лестница, также украшенная резьбой. Узор устилавшего ступени ковра был ярким и причудливым, как оперение тропических птиц. Джо и Дульси взбежали наверх, прислушиваясь к звукам с улицы. Кто знает, сколько прислуги держит Аделина Прайор в своем хозяйстве?

Наверху они прошли по центральному коридору, следуя за едва уловимым запахом духов Аделины. Первая по ходу дверь была открыта, и здесь запах чувствовался сильнее. Они скользнули за дверь, готовые в любой момент дать стрекача. Комната была громадная и вся в белых тонах. Джо и Дульси пересекли толстый белый ковёр и нырнули под стул, ожидая, что вот-вот последует гневный окрик и им снова придётся бежать – на этот раз спасая свои шкуры.

Глава 29

Джо и Дульси устроились под стулом в собственных покоях Аделины. Никаких звуков отсюда слышно не было. За ослепительно-белой гостиной были видны спальня и гардеробная; в многочисленных громадных зеркалах отражались все три комнаты, а также шикарная ванная. Казалось, отделка была задумана не только для наиболее полного отражения великолепно ухоженной внешности Аделины, но и затем, чтобы дать возможность мгновенно и в полной мере обозреть её персональные владения.

Судя по всему, сейчас эти роскошные апартаменты пустовали; маленькие незваные гости были здесь одни. Снизу доносилось слабое гудение пылесоса.

Глубокий белый кожаный диван и такие же кресла казались на вид мягкими, словно перина. В комнатах ощущались запах дорогой кожи и тонкое благоухание духов Аделины; их сочетание создавало аромат, свидетельствующий о богатстве, вкусе и явной любви хозяйки к собственной персоне. Однако воображение Дульси потряс широченный белоснежный ковер. Она трогала его лапой и каталась по нему, в её мурлыканье звучали восторженно-торжественные ноты.

– Это даже лучше, чем кашемир. И почему Вильма не постелила себе такой, когда меняла обстановку?

– Потому что подобная чепуха поглотила бы все её сбережения; держу пари, он стоит не меньше нескольких сотен баксов за метр. – Джо лукаво взглянул на Дульси, – Аделина шикарно устроилась, если принять во внимание, что гостиная, где собираются эти старики, явно обставлена подачками Армии Спасения.

Белый ковёр простирался до ещё более белых стен, на которых не было ни орнамента, ни картин. Один из краёв ковра упирался в беломраморный камин, абсолютно чистый – в нём наверняка никогда не сгорело ни единой щепки. По обе стороны этого блистающего белизной сооружения были высокие французские двери, которые вели На балкон, где выстроились караулом три громадных вазона с яркими цветами стерлитции. Из комнат Аделины открывался вид на дорожку, ведущую к парадным воротам, за которыми начинались ниспадающие склоны холмов. Вдалеке взору представал и сам городок, а за ним – океан.

Громадный резной письменный стол был единственным тёмным предметом мебели. Мрачный и почти почерневший от времени, он одиноко стоял возле белой стены; четыре его выдвижных ящика были снабжены чёрными железными ручками. Приблизившись к этой внушительной сокровищнице, Джо и Дульси услышали, как работающая в саду газонокосилка выехала из-за угла и направилась к лужайке перед домом. Её урчание, более громкое, чем гудение пылесоса, могло заглушить любые звуки, свидетельствующие о приближении горничной или самой Аделины, захоти она вернуться в свои хоромы.

Работая вдвоем, Джо и Дульси исхитрились открыть нижний ящик и просмотрели, аккуратно перебирая лапами, его содержимое: неиспользованные чековые книжки, блокноты, наклейки, ручки – всё было аккуратно сложено и не представляло особого интереса. Во втором снизу ящике хранились погашенные чеки, перетянутые красной тесёмкой, корешки от использованных чековых книжек, пачки оплаченных счетов. Дульси заинтересовалась чеками, но стопки были чересчур увесистыми. На самом дне ящика, под аккуратно перевязанными бумагами, лежала маленькая чёрная записная книжка. Джо взял её за краешек зубами, вытащил из ящика на ковер и открыл.

На каждой странице значилось испанское имя, снабженное короткой характеристикой, которая включала сведения об арестах; обвинения сводились, главным образом, к неправильной уплате налогов, нарушениям правил регистрации, неверному оформлению социальной страховки; в некоторых случаях речь шла о необеспеченных чеках. Все имена, похоже, были женскими, хотя, не зная испанского, трудно было судить с уверенностью.

У Джо заблестели глаза. Пролистав несколько страниц, он усмехнулся:

– Персональные досье.

– Сведения для шантажа.

– Бьюсь об заклад, так и есть.

В следующем ящике лежали писчая бумага и конверты с напечатанными адресами; под плотной кремовой бумагой обнаружился лист со списком цифровых кодов, рядом с каждым значилась дата, а возле некоторых и две. Эти даты охватывали более чем пятнадцатилетний период времени. Список выглядел бессмысленным, по крайней мере пока. Джо и Дульси сунули его в записную книжку, а её саму запихнули поглубже под стол.

Прежде чем покинуть гостиную, Дульси подобрала с белого ковра кошачьи шерстинки, которые сразу бросались в глаза, словно дорожный указатель.

Переместившись в спальню Аделины, они постарались держаться подальше от белого бархатного покрывала, ниспадавшего на ковер, – возможно, оно притягивает шерсть, как липкая бумага. Кровать и комод были из чёрного дерева, никогда не выцветающего; формы изящные – вероятно, датский стиль. Джо и Дульси обшарили ящики комода, однако не обнаружили там ни документов, ни фотографий, а только дорогое шёлковое белье. Шёлк и кружево ручной работы – перед такими вещами Дульси устоять не могла. Она стала тереться мордочкой об аккуратно сложенные вещи, перекатываться сбоку на бок, а затем сунула нос под короткую атласную пижамку,

– Послушай, Дульси, оставь белье в покое. Утащишь отсюда эти чёрные кружева – и нас пустят на собачьи консервы.

Она лучезарно улыбнулась.

– И не валяйся тут, от тебя шерсть остаётся.

Дульси неохотно выбралась из ящика.

– Как часто мне выпадает возможность поглядеть на бельё от «Сакса» или «Лорда и Тейлора»? Не будь занудой.

Сверкнув зелёными глазищами, она снова улыбнулась и слизнула несколько волосков, налипших на кружево.

В отделанной зеркалами гардеробной Джо и Дульси окружили кошачьи отражения; эта зазеркальная орава, передразнивавшая каждое их движение, обоим действовала на нервы. Вскоре в борьбе с выдвижными ящиками они пооббивали себе все лапы, но никакого стоящего улова не добыли; от получасового обыска этого бутика Джо почти перестал соображать, Дульси же вообще утратила дар речи и лишь время от времени сдавленно мяукала. При виде роскошной одежды у бедной кошки голова пошла кругом.

Газонокосилка на улице продолжала ездить с пыхтением взад-вперёд, басовито урча и распространяя запах свежескошенной травы. Кошки подошли к двери, прислушались и выскользнули в коридор, готовые в любой момент пуститься наутек.

Но там было пусто. Следующая приоткрытая дверь вела в безыскусно обставленную комнату, должно быть, принадлежавшую горничной Аделины.

Рыжеватое покрывало словно сошло со страницы каталога Сирса, из раздела «Комнаты для мальчиков»; письменный стол и два стула были ему под стать. Комната была прямо-таки устлана одеждой – юбки и свитера валялись повсюду, в том числе на полу. Возможно, обитательница комнаты много раз переодевалась этим утром, прежде чем сделала выбор. А может, ей просто нравилось, что всё под руками и можно быстро схватить понравившуюся вещь, вместо того чтобы лезть за ней в шкаф. Юбки были длинные, в складку, некоторые цветастые, другие однотонные, свитера – мешковатые и в затяжках.

– Рене, – сказала Дульси. – Это её комната.

– Похоже на то. По-моему, совершенно никчемная девица. Дульси подошла к внутренней двери. В комнате чувствовался слабый запах самой Рене и другой – едкий и какой-то химический, от которого свербило в носу.

– Напоминает те снимки, которые Рене дала Аделине.

– Фотохимикаты? – переспросил Джо. – Может, здесь и тёмная комната есть?

– Зачем все эти хлопоты с темной комнатой, если можно отнести пленку в аптеку и они там сделают карточки? – Дульси прижалась носом к щели и чихнула. – Да, пахнет оттуда.

Махнув хвостом, она подпрыгнула, уцепилась за дверную ручку и попыталась открыть дверь.

– Может, она профессиональный фотограф? – предположил Джо. – Такие не сдают свои плёнки. Для профессионала это то же самое, что отдать свой «Роллс-Ройс» в автосервис «Форда».

– Откуда ты знаешь такие вещи?

– Клайд одно время встречался с одной фотографиней.

Дульси закатила глаза.

– А с какими женщинами он ещё не встречался?

Она ещё раз подпрыгнула и пнула дверь посильнее, но та даже не шелохнулась. Замок здесь был такой, что открыть дверь можно было только ключом. Дульси рухнула на пол, прижав уши и огорченно помахивая хвостом.

Осмотр комода ничего не дал, тут лежали только фланелевые ночные рубашки, белое хлопчатобумажное белье и опять-таки мешковатые свитера. Поскольку большая часть одежды была раскидана по полу, гардероб практически пустовал. Имелся ещё и встроенный шкаф с дверками сверху и выдвижными ящиками снизу.

Ящики были заперты, а вот дверки открыть удалось. Полки за ними были заполнены: разнообразные картонные коробочки, несколько детских игрушек, какие-то китайские безделушки, несколько фотоаппаратов. Среди прочих вещей сюда была втиснута кукла: можно было разглядеть белокурый локон и краешек белого кружева. Дульси попятилась, не сводя глаз с куклы.

– Это та самая, что Мэй Роз отдала Мэри Нелл Хук?

– Зачем Рене было забирать у Мэри Нелл эту куклу? Старушка вроде так обрадовалась… Почему Рене захотела… Вообще, она та ещё змеюка.

Дульси ухитрилась запрыгнуть на полку, балансируя хвостом, но тут же свалилась обратно – из холла послышалось утробное рычание пылесоса. Звук приближался к двери Рене и в какой-то момент резко усилился – агрегат съехал с ковровой дорожки на голый паркет. На мгновение кошки застыли, напряжённо глядя на дверь, а затем бросились через открытую стеклянную дверь на балкон.

Спрятавшись за глиняным вазоном с декоративным папоротником, Джо и Дульси наблюдали за пылесосом, который жадно урчал, рыская по комнате. Они почувствовали, что начинают дрожать.

Хотя они давно уже не были несмышлёными котятами, незнакомыми с бытовой техникой, пылесос по-прежнему вызывал у них глубинный первобытный страх, от которого холодело внутри, а способность разумно мыслить исчезала, словно поглощённая этой прожорливой машиной. Кроме того, агрегат, который может с легкостью всосать горку носков или рукава свитера, заслуживал уважения.

Хмурая горничная искусно лавировала синим тумбообразным чудовищем среди разбросанной одежды, ничего не трогая, словно подобный способ уборки в захламленной комнате был её своеобразной местью Рене – чёрта с два она дотронется хотя бы до одного предмета! Это была женщина среднего роста, среднего возраста, коренастая и непримечательная; её черная униформа и кружевной чепец были будто взяты из английской телевизионной комедии. Несколько седых прядей выбились из-под присборенного края чудного головного убора. Подойдя к стенному шкафу, она остановилась, словно собираясь закрыть дверки, но вместо этого вытащила куклу; горничная взяла её привычным жестом, словно уже проделывала это раньше.

Она стояла спиной к балкону, но кошки заметили лёгкое движение светлых кукольных волос и мельком увидели белую изящную ножку. Рука горничной двигалась – похоже, она приглаживала кукле растрепанную причёску. На мгновение показалось, что она собирается унести куклу с собой, но горничная вздохнула, снова подошла к шкафу и пристроила куклу среди коробок.

Закрыв дверки, она прошла к примыкающей к комнате ванной. Послышались шум воды и шуршание – горничная принялась тереть раковину, – а затем пение. Она пела по-испански, мелодия была неторопливой и печальной и отдавалась гулким эхом от кафельных стен.

Что ж, наверное, даже кошачьи рулады в ванной звучали бы неплохо – твёрдые гладкие поверхности, от которых отлетает голос, делают его более проникновенным и насыщенным, Джо и Дульси – внимательная публика – продолжали слушать горничную с балкона, пока она не вернулась, вытирая руки бумажным полотенцем. Прежде чем уйти из комнаты, горничная подёргала запертую дверь, повернула ручку и нажала на неё. Дверь не поддалась. Тогда горничная приложила к деревянной панели ухо и прислушалась. В конце концов, хмурая и неудовлетворенная, она оставила дверь в покое.

Снова подойдя к шкафу, она протянула руку, чтобы открыть его, но передумала и направилась в холл.

– Почему её так интересует эта дверь и содержимое соседней комнаты? – прошептала Дульси.

Джо не ответил. Он застыл, напряженно глядя на запертую дверь.

– Возможно… – начала Дульси.

Однако Джо исчез, место рядом с ней опустело. Обернувшись, она успела заметить, как он серой молнией перемахнул через перила и исчез в пустоте.

Глава 30

Дульси притаилась на балконе, пытаясь понять, куда исчез Джо. На соседнем балконе, находившемся в двух с половиной метрах от её убежища, напарника не было. Просунув голову сквозь чугунные перила, Дульси со страхом посмотрела на изогнутую бетонную дорожку внизу, однако там тоже было пусто. В её голове пронеслись жуткие истории об упавших с высоты кошках, многие из которых разбились насмерть: то, что кошки всегда приземляются на четыре лапы, – это ещё один сочиненный человеком миф.

Однако жертвы несчастного случая под балконом не было – ни распростертого серого тела, ни мучительных попыток подняться с твёрдого бетона.

Дульси снова посмотрела на соседний балкон, вспрыгнула на перила и напружинилась, лихорадочно соображая, удастся ли ей преодолеть такое расстояние.

Будь перед нею более просторная площадка или находись цель прыжка ниже, всё было бы гораздо проще. Вдобавок тонкий скользкий прут под её лапами заставлял Дульси чувствовать себя канатоходцем, а соседние перила были точно такими же.

Она видели, что стеклянная дверь на том балконе открыта, и оттуда доносился знакомый резкий запах. Наверняка Джо махнул туда. Но почему он не подождал её? Вечно твердит о её импульсивности, а сам-то хорош!

Дульси понимала, что медлит из страха перед обычным, пусть и затяжным прыжком.

Нечего раздумывать, просто прыгай. С какой стати ей падать? Она сильнее напряглась, превратившись в тугую пружину, резко оттолкнулась, прыгнула – и в полете увидела, как из стеклянных дверей появился Джо и вскочил на перила. Она едва не врезалась в него, едва не свалилась, а приземлившись рядом с ним, сердито зашипела. Химический запах ударил ей в нос с такой силой, что она попятилась, чихая и кашляя. Дульси гневно взглянула на Джо.

– Почему ты меня не подождал? Я уж думала…

Он хитро усмехнулся и Лизнул её в ухо.

– С тобой всё в порядке?

– Вроде да.

Он потрусил в комнату, причем так беспечно, что она едва удержалась, чтобы не полоснуть его когтями.

– Пошли, Дульси, такое нельзя пропустить.

Она последовала за ним, проглотив злость.

Плотные шторы за стеклянными дверями были полузадернуты, поэтому в комнате было сумрачно. Зловоние тут было таким, что Дульси чувствовала его языком, словно проглотила какое-то противное лекарство.

Комната представляла собой нечто среднее между гардеробной, гримерной и мастерской. Посередине просторного помещения стоял стол из нержавейки, вдоль стен располагались навесные и встроенные шкафы. Запертая дверь слева вела в спальню Рене. Напротив этой двери были ещё две, одна из них открыта. Но химический запах проникал из-под закрытой двери и был столь едким, что никому из кошек не хотелось совать нос в щель. Джо, подойдя насколько можно было вытерпеть, осторожно втянул носом воздух.

– Здесь фотолаборатория, готов поспорить.

Возле одной из стен стоял широкий туалетный столик с укрепленным на нем трюмо. Стеклянная столешница была уставлена всевозможными баночками и бутылочками, а на краю громоздилась башня из нескольких поставленных одна на другую старомодных круглых шляпных коробок. Казалось, эта комната, словно сказочная пещера сокровищ, полна вещей, которые могут послужить ключом к разгадке, но пока прячутся в шкафах и ящиках.

Дульси осторожно прошлась по загроможденной поверхности столика, обнюхивая крышечки и пытаясь определить содержимое флаконов и баночек. Косметика, это понятно однако некоторые запахи были очень странными. Перешагнув через батарею помад, миновав коробочки с тенями, пинцет, карандаши для бровей и пакетик с ватными шариками она остановилась перед зеркалом, зачарованная собственным утроенным изображением и возможностью рассмотреть себя сразу со всех сторон. Видеть себя сзади, словно смотришь на кого-то другого, – это было новое и необыкновенное ощущение.

Позабыв про Джо, она с неприличным удовольствием красовалась перед зеркалом, когда услышала, что где-то со стороны кухни завелся и отъехал автомобиль; машина завернула за угол, проехала мимо дома и двинулась прочь по длинной подъездной дорожке.

Рядом со шляпными коробками стоял маленький изящный комодик-бюро, высотой по плечо Дульси. Она оглядела его, осторожно выдвинула один из ящиков – и замерла, вскинув лапу с выпущенными когтями и сверкая глазами.

Нет, это были не мыши. Лежавшие в маленьком ящичке неподвижные мохнатые тельца принадлежали, скорее, мертвым гусеницам.

Они были серыми, коричневыми, некоторые – почти белыми. По запаху было не похоже, что в них когда-нибудь теплилась жизнь. Озадаченная видом бездыханных пушистых созданий, Дульси задвинула этот ящичек и открыла другой.

И застыла, с ужасом глядя перед собой.

Глазные яблоки. В ящике лежали человеческие глаза. Пары голубых, зелёных, светло-карих, ореховых глаз лежали вперемежку. Каждая пара была помещена в крохотную прозрачную коробочку. Некоторые были выцветшими, цвет радужки тускнел ближе к внешнему ободку, превращаясь в белое туманное кольцо. Сердечко Дульси бешено прыгало. Эти глаза не были извлечены из человеческих тел.

Она села и уже хладнокровно стала разглядывать наборы контактных линз.

– Что с тобой? – спросил с пола Джо.

К этому моменту ему удалось открыть самый большой ящик туалетного столика. Она взглянула сверху на опрятную стопку ночных рубашек, искусно сшитых и мягких на вид, с оборками на воротничках. В углу ящика приткнулось несколько пар так же аккуратно сложенных перчаток. Белых хлопчатобумажных перчаток.

Пылесоса больше не было слышно, уже некоторое время в комнатах наверху стояла тишина. Джо толкнул ящик на место и запрыгнул на столик. Пройдя среди изящных флаконов, он остановился перед зеркалом, дернул усом и одарил Дульси зубастой ухмылкой. Поворачиваясь то так, то эдак, он оглядел себя со всех сторон, включая вид сзади – обрубок хвоста и свою мужскую экипировку. Дульси и в голову не приходило, что он такой позер.

Она встречала кошек, которые боялись зеркал. Конечно, первое столкновение котёнка с зеркалом озадачивает его и пугает. Один её знакомый кот, когда над ним посмеялись за то, что он рычит на своё отражение, вскочил на колени к обидчице и врезал ей по физиономии.

Оставив Джо паясничать перед зеркалом, она слезла с трюмо и направилась в соседнюю комнату, дверь в которую была открыта. Помещение оказалось просторным и почти пустым. Голый пол, голые стены, скудная обстановка. Комната была такой гулкой, что изумленное мяуканье Дульси отозвалось резким эхом.

На первый взгляд это место походило на декорацию к дешёвому фантастическому фильму. Пять высоких металлических треног возвышались, будто какие-то веретенообразные космические пришельцы. Единственной мебелью здесь были больничная кровать и тумбочка, одиноко стоявшие в дальнем углу.

Кровать была старательно заправлена белым покрывалом, его углы были тщательно подоткнуты под матрас. На металлической спинке был закреплён электрический шнур с кнопкой вызова сиделки. Здесь же размещалась лампа на прищепке, какие использовались в «Каса Капри»; рядом возвышалась стойка для капельницы.

Оставив наконец свои отражения, Джо присоединился к подруге и положил голову ей на шею; его тепло и близость крепкого тела придали Дульси уверенности. Очень ей не нравилась эта комната.

Прижав уши, он хмуро кивнул на кровать:

– Рене что, держит здесь кого-то из пациентов? Одну из пропавших бабушек?

Дульси передёрнулась. Они стояли, опасливо глядя на постель, словно ожидали, что вот-вот под гладким покрывалом материализуется бледная, щуплая, постанывающая фигура. Привстав на задние лапы, кошки с подозрением обнюхали кровать. Однако она пахла исключительно прачечной.

Каждая из трёх комнат Рене – спальня, эта странная гримерная и пустая комнатка непонятного назначения – выходила на свой балкон. Возможно, когда-то это были отдельные помещения, соединенные затем для удобства Рене. Из гримёрной вела ещё одна массивная дверь, из-под которой сквозили свежий воздух и запах свежескошенной травы.

– Здесь должна быть наружная лестница, – сказал Джо. – Мне кажется, мы находимся над кухней.

Он подпрыгнул к ручке и дернул. Ручка повернулась, но дверь была закрыта на задвижку. Они ещё раз полной грудью втянули свежий воздух из-под двери, а затем вернулись в комнату.

Подойдя к двери, за которой находились едкие химикаты, Джо снова подпрыгнул и зажал лапами ручку. Крутя и толкая, он сумел заставить дверь открыться.

Комнатка была маленькая и без окон, поэтому здесь царил непроглядный мрак. Когда глаза попривыкли, удалось разглядеть ещё один металлический стол, занимавший большую часть пространства. Вдоль стены протянулся стол с ящиками, над ним висели полки. Ещё выше крепились четыре красные лампочки, а возле двери Дульси обнаружила выключатель.

Три прыжка и угольками зажглись красные огни. Лапы Дульси окрасились розовым, а белые пятна на морде и лапах Джо казались обагрёнными свежей кровью. На полках стояли бутыли, вонявшие проявителем; надписи на этикетках были почти нечитаемы. Кошки запрыгнули на стальную раковину и остановились, балансируя на краю.

– Вон там, на столе, проявка, – сказал Джо. – А это, кажется, увеличитель.

Открыв когтями дверки шкафчиков, они обнаружили четыре массивных фотоаппарата. В длинном плоском ящике оказалась гладкая на ощупь фотобумага. В ящике потолще лежали альбомы с негативами в пластиковых кармашках. Эти штуки были слишком скользкими для кошачьих лап, но им всё же удалось зубами вытащить несколько прямоугольничков пленки. На всех кадрах были портреты людей, однако на негативах лица выглядели странно и неестественно. От резких запахов в тёплой душной комнате у кошек началось головокружение.

– Так, значит, тут Рене и отпечатала те снимки Мэри Нелл Хук. А если её сфотографировали на этой койке, если они держат старушку здесь, нам стоит получше поискать её, – сказал Джо, запрыгнул на металлический стол и принялся вылизывать плечо. – Тёмная комната, больничная кровать, этот хитроумный столик со всякой всячиной…

– Трава на кладбище, – продолжила Дульси. – Пропавший палец… Всё это – как части головоломки, но когда пытаешься их сложить, главного звена-то и не хватает.

Она чувствовала, что разрозненные сведения пока ещё ничуть не помогают ухватить суть, наоборот, ей казалось, что они сбились со следа.

– Нужно время, – сказал Джо. – Это похоже на игру с мышью. Дать ей отбежать, затем снова схватить. Возможно, так надо сделать и с фактами. Дать им рассыпаться, а потом посмотреть на них снова под другим углом.

– Эй, там по дорожке едет машина.

Теперь и Джо услышал её. Он замер. Кошки стали напряженно вслушиваться. Автомобиль подъехал к дому и остановился возле кухни.

Хлопнула дверца машины. С лестницы донеслись шаги, звякнули ключи. Джо и Дульси принялись поочередно подпрыгивать к выключателю. Послышался звук отодвигаемого засова. Подул ветерок – дверь открылась.

Глава 31

Туман постепенно расступался, его обрывками играл лёгкий ветерок. Харпер направил Бака вдоль посадки эвкалиптов, поглядывая на чёрную «Тойоту», которая обогнула дом Прайоров и подъехала к двери кухни. Оттуда вышла седоволосая женщина – возможно, кто-то из прислуги ездил по поручению хозяйки. Из дома теперь не доносилось ни единого звука: и радио, и пылесос молчали.

Харпер обогнул по периметру территорию поместья, пересёк длинную дорожку, ведущую от дома вниз по холму, затем пошёл на второй круг, ближе к дому, высматривая хоть какие-нибудь повреждения грунта, малейший знак прикосновения лопаты к почве – ранее он исследовал таким же образом каждый квадратный метр на этом холме. Впрочем, криминалисты скорее всего определят, что палец принадлежит Долорес Фернандес.

Ему вдруг стало любопытно, как почтенная представительница испанской аристократии отнеслась бы к столь варварскому обращению с собственными хрупкими останками.

Возможно, сеньора Фернандес не придала бы этому значения; наверное, ей всё равно, что происходит с её земной сущностью. А может, это даже позабавило бы её.

Капитан направил Бака в сторону кладбища – жеребец занервничал, явно демонстрируя нежелание приближаться к перелеску. А когда Харпер поднажал, конь попытался вывернуться и захрапел. Бак редко упирался и никогда не делал этого без причины. Он продолжал упрямиться, вскидывал голову и косился на лесок.

Его тревожный взгляд был устремлен туда, где в густой тени почти смыкались корни трёх старых стволов. Харпер посмотрел в ту сторону, но не заметил ничего подозрительного. Однако Бак продолжал таращиться на что-то под этими деревьями. Тем временем в отдалении хлопнула дверца машины, кто-то прошёл вверх по наружной лестнице с дальней стороны дома, а спустя минуту Харпер услышал, как открылась и закрылась дверь. Он опять направил Бака в сторону рощи, и снова конь отказался идти туда. Он фыркал, сопел и вообще вёл себя как необъезженный юнец. Харпер вгляделся в дубовую тень и пришпорил коня, удивляясь его необоснованному упрямству. Они с Баком всегда отлично ладили. Внезапно ветер переменился и дунул порезче. И капитан понял, что не так было с его жеребцом.

Он и сам почувствовал этот запах – запах разлагающейся плоти.

Нахмурившись, Харпер пустил Бака в объезд. Приблизившись с наветренной стороны, он спешился, ослабил поводья и привязал коня к дереву.

Некоторое время капитан оставался с Баком, уговаривая жеребца не бояться. Наконец Бак успокоился. Харпер медленно обошёл всё кладбище, присматриваясь к старым могилам. Ему никак не удавалось засечь источник мерзкой вони, так как порывы ветра приносили его то с одной, то с другой стороны. Следов раскопок тоже нигде не было видно. Но когда капитан поравнялся с растущими бок о бок тремя деревьями, он ощутил волну такого смрада, что его чуть не вывернуло.

Однако единственное, что выглядело неуместным на гладком газоне, – это груда листвы, сгребенной к стволу.

Раскидав листья веткой, Харпер обнаружил под ними пятачок поврежденной земли. Он отгреб листья в сторону и воткнул палку в землю. Она вошла во что-то мягкое, что никак не могло быть грунтом.

Харпер опустился на колени, аккуратно расчистил землю и листья кончиком ветки и обнаружил небольшой комок, похоже, тухлого мяса. Темная вонючая дрянь покоилась в неглубокой ямке. Прикрывая нос и рот перчаткой, Харпер наклонился, чтобы присмотреться.

Комок напоминал котлету для гамбургера. К смраду протухшего мяса примешивался отчетливый запах цианида.

Он нашёл не тело, как ожидал, а кусок отравленной приманки.

Стоя на коленях и разглядывая мерзкую находку и углубление, где она лежала, Харпер заметил не только царапины на грунте, но и еле видные следы лап, словно какое-то небольшое существо набрело на приманку, но потом испугалось и убежало.

Да, так и есть. Только вот следы были под грудой листьев.

Может, какой-то зверек закопал вонючую массу и накидал сверху листьев?

Продолжая поиск, капитан нашел место, где первоначально была оставлена отрава, – примерно в полуметре от захоронения.

Какое животное станет передвигать тухлое мясо и закапывать его? Надо ведь вырыть ямку, столкнуть туда эту гадость и закидать землей и листьями.

Разве что кошки. Они действительно закапывают мертвечину, равно как и собственные экскременты.

Харпер постоял, вглядываясь в кладбищенский сумрак, потом выудил из заднего кармана носовой платок и небольшой палкой переложил на него приправленное цианидом мясо.

Он оставил Бака на привязи и, держа платок с отравой на отлёте, пошёл к старой глинобитной конюшне, откуда слышались шлепки и журчание. Через открытые ворота можно было видеть внутренний двор конюшни, где рабочий старательно поливал из шланга колеса газонокосилки. Харпер быстрым шагом направился к нему.

Глава 32

Не успела дверь открыться, как Джо и Дульси метнулись через гардеробную на балкон и нырнули под стоявший у стены ажурный металлический стул. На этом балконе не было горшков с цветами, за которыми так удобно прятаться. Скрипнула наружная дверь, кто-то прошел через комнату. Дульси заглянула через стекло – и обомлела.

– Это не Рене. Это… Боже мой, неужели она и сюда забралась? Ну и нервы!

– Кто там? – Джо прижался к ней, пытаясь увидеть то, что видит она.

– Эта воровка. Твоя «кошачья воровка».

На этот раз неопрятная тетка была не в своем чёрном безразмерном плаще, а в похожем, но коричневом и тоже довольно объемистом. Широкополая шляпа в тон была глубоко надвинута на растрепанные седые волосы – возможно, туман её владелице был так же противен, как и проливной дождь. Она бесцеремонно, по-хозяйски прошлась по комнате. Джо наблюдал за ней горящими глазами; он был взбешён её наглостью, и при этом происходящее его чрезвычайно забавляло. Внезапно он почувствовал, что восхищается дерзкой старушенцией. Вот нервы-то!

Среди бела дня заявляется прямо в дом. Здоровенный дом, в котором неизвестно сколько прислуги болтается внутри и снаружи, а она прёт себе спокойно как танк.

– Откуда у неё ключи? – прошептала Дульси. – От одной из горничных? Может, она её подкупила? Неужели её никто не видел? А если дворник или кто-нибудь видел, то почему не заинтересовались?

Войдя в гримерную Рене, женщина сняла плащ и аккуратно положила на металлический стол. Карманы плаща были чем-то набиты и оттопыривались. В свободной чёрной юбке и черном свитере она выглядела ещё старше. Женщина немного постояла, оглядываясь, затем подошла к трюмо.

Осмотрев в зеркало морщинистое лицо и разлохмаченные волосы, она подмигнула своему отражению. Подмигнула и усмехнулась. Похоже, женщина была довольна своим видом, словно из зеркала на неё глядела юная красавица.

Она непринуждённо расположилась перед туалетным столиком, сняла шляпу, тряхнула седыми волосами и разулась. Казалось, она совершенно не боится, что кто-нибудь застанет её здесь. Затем расстегнула юбку и стянула её через ноги.

– Что она делает? – выдохнула Дульси.

– Может, собирается надеть что-то из шмоток Рене, когда будет уходить?

Джо приподнялся, чтобы лучше видеть. Оглянувшись, он увидел всадника, который пересёк дорожку и направился в сторону кладбища.

– Это Харпер, – ухмыльнулся Джо, сверкнув жёлтыми глазами. Он говорил Дульси на ухо, да и то еле слышно. – Отличный момент. Мы приведем сюда Харпера. Её ничего не стоит накрыть здесь.

Женщина швырнула юбку на стол поверх плаща. Затем сняла чёрный свитер, блузку и нижнюю юбку, вернулась к трюмо. Она стояла в трусах и лифчике, глядя на себя в зеркало. Джо и Дульси были так потрясены, что не в силах были вымолвить ни слова, даже если бы от этого зависели их жизни.

Однако воровка оставалась невозмутимой. Разительный контраст между её молодым, крепким, гладким телом и морщинистым лицом нисколько не занимал её.

Как будто молодая женщина надела маску – живую маску – ведьмы в День Всех Святых.

Подсев к столику, она приподняла седую шевелюру и легким движением сняла её так же, как сняла до этого шляпу Её светлые тонкие волосы слежались под париком. Она расчесала их щеткой, попыталась распушить и вздохнула.

Поместив парик в одну из шляпных коробок, она расправила его – наверное, в коробке была специальная подставка, одна из тех безликих пластмассовых голов. Кошки решили подобраться поближе, скользнули в комнату и затаились под металлическим столом.

Женщина взяла большой флакон и откупорила его; оттуда запахло жидкостью для снятия лака. Налив прозрачную жидкость в блюдечко, она смочила в ней ватный шарик, протерла брови, а потом начала втирать раствор в морщинистую кожу.

Повторив эту процедуру несколько раз, женщина быстрыми движениями отклеила густые седые брови и начала сдирать морщины, комкая их и швыряя эти комочки в мусорное ведро. С каждым её движением на лице обнажалась молодая гладкая кожа.

Постепенно из-под старушечьей маски показалось непримечательное лицо Рене. Её собственная внешность была настолько обыкновенной, что не производила никакого впечатления, словно безвкусный синтетический кошачий корм.

На середине процесса она вдруг остановилась и нервно огляделась. Кошки под столом замерли. Неужели она почувствовала, что за ней наблюдают?

Но в их сторону она даже не посмотрела – её взгляд пробежал гораздо выше, ища двуногого соглядатая. А когда Рене встала и повернулась, Джо и Дульси опять выскользнули на балкон и нырнули в сомнительное укрытие под чугунным кружевом кресла.

Рене подёргала ручку двери в спальню и, казалось, испытала облегчение, убедившись, что та надёжно заперта. Затем шагнула к фотолаборатории, остановилась в дверях, заглянула внутрь и вернулась к туалетному столику. Кошки прижались друг к другу. Тем временем Рене наклонилась, поднесла ладони к лицу и вынула контактные линзы.

Осторожно промыв их, она положила их в маленькую коробочку, а саму коробочку опустила в ящик миниатюрного бюро. От едкого раствора её лицо покраснело и покрылось пятнами.

Теперь, по-прежнему в одном белье, она стояла у металлического стола. Из внутренних карманов верхней одежды она извлекла пригоршню блестящих украшений, щелкнула выключателем настольной лампы и поднесла их к свету. Здесь было несколько золотых браслетов, три сверкающих ожерелья, четыре пары поблескивающих серёжек. Рене внимательно их осмотрела и отвернулась, оставив украшения в беспорядке лежать на столе.

Отперев дверь в спальню, она прошла туда. Было слышно, как она открыла шкаф, но с той позиции, которую занимали кошки, трудно было разглядеть, что она делает. И только прошмыгнув опять в комнату и подкравшись к дверям спальни, они увидели, что Рене осторожно прижимает к себе куклу.

Впервые Дульси удалось рассмотреть куклу как следует. Она даже заглянула в комнату, чтобы лучше видеть. Затем они снова убрались на балкон, и Дульси прерывисто зашептала в самое ухо Джо:

– Это не та кукла, которую Мэй Роз дала Рене; та была обычной детской куклой. А эта – совсем другое дело. Она похожа на настоящую женщину, прямо копия. Одна из тех украденных кукол, дорогая и коллекционная.

Они увидели, как Рене вернулась в комнату с куклой в руках и погладила пальцем кукольную щеку. Усевшись перед зеркалом, она прислонила куклу к шляпным коробкам и принялась легкими движениями наносить крем на свою раздражённую кожу, как учат в специальных статьях, что печатаются в женских глянцевых журналах. Кошки с интересом наблюдали за ней. И тут их взгляды пересеклись в зеркале.

Она уставилась через зеркало прямо на них. Казалось, Рене не в силах отвести от кошек глаз.

Джо и Дульси попятились, намереваясь перескочить на соседний балкон, однако Рене кинулась на них. Прыгнуть они не успели – женщина ухитрилась встрять между ними и отрезать их друг от друга и от перил. Джо проскочил у неё под ногами и метнулся в спальню. Дульси рванула к тёмной комнате, но свернула и спряталась под туалетным столиком. Рене с грохотом закрыла балконную дверь и обернулась, готовая к охоте.

Глава 33

Неся испорченное мясо в носовом платке, Харпер подошёл к саманной конюшне, которую Аделина превратила в ремонтную мастерскую и гараж. Здание было построено так, чтобы наилучшим образом сохранять прохладу: сами стойла располагались в глубине постройки под выступающим навесом; её четыре стороны выходили на внутренний двор, который позволял задержать прохладный ночной воздух на всё время дневного пекла. Вход в конюшню был устроен в виде арки, достаточно широкой, чтобы проехала запряженная в повозку лошадь, и, уж конечно, её ширины хватило бы для любого автомобиля. Один ряд денников был продлен до конца навеса, снабжен внутренними дверями и теперь предназначался для машин. Получились восемь просторных гаражей. Все двери были открыты, в одном из отсеков, прислоненная к стене, стояла швабра.

Ближайшие от входа места были пусты; одно из них, вероятно, отводилось для нового «Роллс-Ройса» Аделины, одно – для синего пикапа Рене, и одно место было зарезервировано для специально оборудованного автомобиля Тедди на тот случай, если он предпочтёт пожить здесь. У других машин видны были только задние бамперы.

Во дворе, там, где Карлито Васкес поливал из шланга колеса газонокосилки, было мокро и скользко. Васкес был щуплым человечком среднего возраста и приятной наружности, отличался ответственностью и, насколько было известно капитану, крайне неохотно распространялся о своих работодателях, подробностях жизни в поместье и любых других делах, в которые он мог быть посвящен.

Харпер прошёл через двор туда, где шипел и плевался шланг, ненадолго задержавшись лишь для того, чтобы повнимательнее взглянуть на машины.

И тут-то его ждал сюрприз. Капитана охватило волнение.

В последнем отсеке стояла голубая «Хонда» 1993 года. Часть номера, несмотря на заляпанную глиной табличку, разобрать было можно – Калифорния, 3GHK…

У него уже случались такие дни, когда что-то неожиданное и значительное само плыло ему в руки. В такие дни капитану казалось, что он не зря возится со всей той грязью, которую ему приходится ежедневно разгребать.

Завидев приближающегося Харпера, Карлито выключил воду. Капитан протянул ему завернутое в платок вонючее мясо.

– Унеси в мусорный бак, Карлито. Ты знаешь, что это. И покажи мне, где ты держишь цианид.

Карлито съёжился, словно его ударили, и показал в сторону конюшни. Харпер увидел внутри груду мешков с удобрениями; вдоль стены шла полка, уставленная банками и бутылками, – наверное, с разнообразными средствами от садовых паразитов.

– Не трогай сейчас цианид, Карлито. Мои люди должны на него взглянуть. И вообще не входи в конюшню до моего разрешения.

Карлито кивнул.

Харпер пристально посмотрел на уборщика, затем жестом отослал его, добавив:

– Иди и выбрось это мясо в мусорный контейнер. Закрой плотно крышку, чтобы никто до него не добрался. Nomasanimalesmuerte. Comprende?[6] Карлито снова кивнул, опустив глаза под гневным взглядом Харпера. «Впрочем, – подумал капитан, – этот человек лишь сделал то, за что ему заплатили».

– Неважно, что тебе приказывает мисс Прайор. Если я найду ещё где-нибудь на территории такую отраву, ты окажешься в la carcer. Comprede?[7] Теперь мотай отсюда, избавься от этой дряни. А я поговорю с мисс Прайор.

Карлито удалился, неся благоухающий платок Харпера, быстро пересёк двор и направился к узкой арке позади конюшни. Там стояли мусорные баки – огороженные, чтобы местные собаки и еноты не могли их опрокинуть.

После ухода Карлито Харпер вернулся в гараж. Затенённое пространство под низкой кровлей источало прохладу. Благодаря усилиям строителей трудно было определить, где кончалась старая конюшня и начиналась более поздняя пристройка. Когда речь шла о строительстве или ремонте, Аделина не скупилась.

Капитан соскрёб грязь с последних трех цифр номера и усмехнулся.

Та самая.

Как ребенок, получивший рождественский подарок, он обошел вокруг «Хонды», заглянул в салон через закрытые окна, не прикасаясь ни к стеклу, ни к металлу.

На заднем сиденье лежала шляпа в цветочек, а рядом – голубой женский свитер и пара туфель на плоской подошве. Воспользовавшись краем рубашки, чтобы не оставлять отпечатков, Харпер открыл пассажирскую дверь и бардачок и вытащил техпаспорт.

Машина была записана на Дарлин Мортон из Мельничной долины. Ни имя, ни адрес в Сакраменто не совпадали с регистрацией этого номера.

По рации Харпер связался с диспетчером и вызвал команду, которая должна была снять с «Хонды» отпечатки и собрать другие улики. Покончив с этим, он вышел через арку, постоял, разглядывая дом и прикидывая, кому могла принадлежать эта машина.

Никакой пожилой седоволосой женщины во владениях Прайор он не припоминал, за исключением той горничной, которую он сегодня видел.

Вот будет номер, если все эти набеги совершает одна из горничных в свои выходные дни!

Ему казалось невозможным, что сама Аделина и есть воровка – домушница. Не будет она тратить время на подобные глупости! Эти кражи совершены скорее ради забавы. Кто-то развлекается подобным образом, совмещая, так сказать, приятное с полезным. Он также полагал, что Аделина вряд ли потерпит подобное поведение от своей сестры, поскольку это может бросить тень на неё саму.

Или нет?

Может быть, между ними существует какой-то уговор?

Отравленная приманка – другое дело, её легко объяснить: Аделина не хочет, чтобы собаки рылись на старинном кладбище. Она просто помешана на сохранении исторических достопримечательностей, они льстят её самолюбию и производят впечатление на других людей.

Пока он разглядывал дом, до него донеслись крики и топот – кто-то носился по паркету. Возгласы повторились, это был голос Рене. Похожий на неё силуэт промелькнул за окном гостиной. В этот момент что-то маленькое и тёмное пронеслось по полу, вылетело в дверь, метнулось через террасу и скрылось в кустах. «Наверное, кто-то из тех кошек проник в дом, – удивленно подумал он, – а Рене пыталась её выгнать».

В следующее мгновение Рене и сама появилась в дверях. Она осмотрела террасу, кусты и лужайку за ними, затем перевела взгляд на дубовую рощу и кладбище.

Когда Рене наконец повернулась, она, похоже, впервые заметила Харпера. Дружески помахав ему, она скрылась в доме.

На другом конце рощи капитана ждал Бак. Он уже успокоился и теперь лениво дёргал повод, пытаясь набрать ртом побольше травы. Несколько минут Харпер с интересом смотрел на кусты азалии, где исчез кот. Но кусты не шевелились, и капитан снова отправился за конюшню, чтобы убедиться, что Карлито выполнил его распоряжение и отрава теперь вне досягаемости. Но по дороге он никак не мог отогнать от себя увиденную картину: кошка, стремительной тенью улепетывающая от Рене.

Глава 34

Дульси устроилась в дубовой кроне, поглядывая вниз на старые могилы и продолжая наблюдать сквозь тёмную листву за домом Прайор. Высматривая Джо, она с тревогой прислушивалась к выкрикам, слышала, как Рене топает по паркету, преследуя кота, – наверняка погоня ещё не закончилась.

У подножия дерева на траве сидела кукла. Несмотря на сумасшедшую беготню, которую устроила им Рене, Дульси ухитрилась вытащить маленькую леди.

Снова закричала Рене. Джо вырвался из дома и пулей промчался через террасу. Кот нырнул в кусты. Рене в полураспахнутом халате вылетела вслед за ним. Когда она появилась на террасе, Дульси заметила стоявшего у конюшни Макса Харпера, который с интересом наблюдал за происходящим.

Рене Харпера не видела, она искала Джо. Лишь повернувшись к кустам азалии, женщина заметила капитана. Она остановилась, как ни в чем не бывало помахала ему, затем повернулась и ушла в дом. Погоня прервалась. Дульси улыбнулась и продолжила наблюдение – ей было интересно, что дальше предпримет Харпер.

Когда Рене кинулась на них на балконе, Дульси рванула к туалетному столику. Вспрыгнув на него, она ухватила зубами куклу. Ей отчаянно хотелось раздобыть какую-нибудь улику, которая всполошила бы Харпера, – не рассказывать же ему всё словами!

Когда Дульси схватила куклу, на долю секунды её глаза встретились с глазами Джо, а в следующий миг Джо и Дульси прыснули в противоположные стороны: пытаясь увести Рене, кот нырнул в пустую фотостудию. Едва они скрылись, Дульси потащила куклу через холл к лестнице и направилась вниз, неуклюже ковыляя по ступеням. В этой спешке она панически боялась повредить маленькую хрупкую барышню, но выбирать не приходилось: кукла ей нужна была позарез. Это был единственный план, который пришел ей в голову. Добравшись до нижних ступеней, Дульси услышала, как в апартаментах Аделины прямо у неё над головой Рене гоняется за Джо. Дульси молилась, чтобы он не пострадал.

Даже если Рене и схватит кота, ей придется об этом сильно пожалеть: Джо сделает из неё гамбургер. Если только… если только он не совершит какую-нибудь ошибку… Или если Рене, хорошенько прицелившись, не швырнет в него чем-нибудь тяжёлым.

Рене по-прежнему с криками гонялась за котом, и Дульси представила, как Джо носится, лавируя и прячась то под кроватью, то под креслами, перепрыгивает с одного балкона на другой и обратно, преследуемый по пятам разъяренной фурией. Если бы Дульси так за него не боялась и не была так занята похищением куклы, она наверняка сочла бы происходящее даже забавным и с удовольствием посмотрела бы на это представление.

Протащив свою ношу через гостиную, Дульси добралась до террасы и сумела донести куклу до азалий. С каждым шагом груз становился всё тяжелее. Дульси почти не останавливалась, чтобы перевести дыхание; она волокла куклу дальше, через лужайку, надеясь, что их никто не видит. Вот уже она добралась до надгробий. Дульси казалось, что у неё вот-вот разорвутся легкие и выпрыгнет сердце.

Ей стало легче, когда она дошла до тех таинственных квадратов свежего дерна. Дульси старательно усадила игрушечную барышню на стыке квадратов, наклонив её так, чтобы та руками касалась травы. Светлое личико, белые нижние юбки и голубое шёлковое платье были отчетливо видны в сумрачном перелеске. Дульси пригладила кукольный наряд и аккуратно прижала маленькие ручки к земле – прямо к еле заметной черте между пластинами дерна.

Затем она вскарабкалась на дерево. Оттуда Дульси увидела, как Джо вылетел из кустов, пулей пронесся через лужайку в лесок и спрятался за могильным камнем, дико озираясь на дом. Похоже, Рене задала ему жару.

– Я тут, – вполголоса позвала Дульси, подвинувшись так, чтобы он увидел её.

Джо взлетел к ней на дерево – уши прижаты, глаза круглые – и уселся, пытаясь отдышаться. Его бока тяжело вздымались.

Дульси лизнула его в ухо, но кот тряхнул головой и слегка отодвинулся.

– Уф, жарко. Чуть не сдох. Эта девица просто бойцовый пёс

Дульси молча дожидалась, пока он отдохнёт и успокоится. Наконец Джо придвинулся к ней.

– Ты бы только видела. Три раза она от меня чуть мокрое место не оставила, швырялась всякими вещами. Один раз даже фотоаппаратом в меня бросила, чуть не убила.

Он хмуро посмотрел на сидящую под деревом куклу.

– Отличная наживка, Дульси. Но даже если Харпер увидит её…

– Не могу дождаться.

– Хорошо, он поднимет дёрн. Пусть он даже найдет что-то, что бы там ни было спрятано. Но он не свяжет эту куклу с Рене.

– Он узнает её – это одна из краденых кукол. Ты говорил, Мартинесы дали ему подробное описание.

– Дали-то дали. Разумеется, он поймет, что это улика. Кстати, он говорил Клайду, что эти куклы стоят уйму денег. Но он не увидит её связи с Рене. А если даже и заподозрит её, ему потребуется ордер, чтобы обыскать дом.

– Он может позвонить судье и получить его. Он так уже делал. Судья Сандерсон…

– Сама посуди: Харпер находит куклу на кладбище. И что, этому Сандерсон должен выписывать ордер?

– Если он проверит куклу на отпечатки, то найдет следы Рене

– Это всё требует времени – лаборатория, проверка по компьютеру. Кстати, её отпечатки могут у них и не значиться, если Рене прежде не арестовывали. Даже если отпечатки из обворованных домов совпадут с теми, что на кукле, – это ещё не повод привлечь её.

Дульси нетерпеливо фыркнула. Мужчины рассуждают так приземлённо!

– Пусть сначала найдёт куклу. Если он пойдет этой дорогой, он обязательно заметит её. А если он не заглянет в рощу, я сама приведу его.

– Отлично. Умнее не придумаешь.

– Лично мне кажется… – Она замолчала, глядя куда-то за спину Джо. – Он идёт.

Харпер действительно шёл через лужайку в их сторону. Но тут к зданию подкатили две патрульные машины. Первая встала перед домом, вторая проехала дальше, за дом и остановилась рядом с Харпером. Капитан опёрся на дверь и что-то сказал по радио – слов было не разобрать из-за треска помех. Затем автомобиль уехал, а Харпер повернул к дому.

Такого Дульси вынести не могла – не зря же она так старательно усаживала куклу! Она мигом слетела с дерева и бросилась к стоявшему на привязи жеребцу. Джо озадаченно смотрел на неё со своей ветки, но потом понял, что она задумала. Он уже хотел спуститься, чтобы защитить её. Дульси подпрыгивала прямо перед мордой коня, вертелась у него под ногами, наскакивала и дразнила. Наконец он захрапел и попятился, натянув привязь. А когда Дульси вскочила ему на шею и запустила когти в шкуру, жеребец пронзительно заржал и взвился на дыбы.

Харпер бегом бросился к нему.

Конь дергался и жалобно вскрикивал. Увидев Харпера, Дульси исчезла, скрывшись среди надгробий и деревьев.

Капитан был так встревожен за своего коня, что не сводил с него глаз, – вряд ли он увидит куклу. И тут Джо испустил леденящий душу вопль, который остановил бы и батальон бегущих полицейских.

Харпер остановился – теперь от него до куклы было не более двух метров. Он замер и уставился на неё.

Оглянувшись на жеребца и убедившись, что тот стал успокаиваться, Харпер опустился на колено, осмотрел маленькую барышню, внимательно взглянул на крохотные ручки, погруженные в щель между пластами дерна. На худом лице капитана не отразилось ни удивления, ни недоверия, вообще никаких чувств. Это было лицо истинного полицейского – непроницаемое и настороженное.

Его пальцы зашевелились: он стал осторожно разбирать траву, ощупывая глубокие прорези в рыхлом чернозёме.

До куклы капитан не дотронулся, зато несколько раз сменил позу, всматриваясь в стыки пластин дерна. Бак стоял спокойно. Джо решил, что разумный конь не склонен к ненужным истерикам – едва опасность минует, он о ней забывает.

Пока Харпер обследовал еле видные швы в почве, Дульси тайком вернулась к дереву и беззвучно вскарабкалась по шершавой дубовой коре.

С дерева кошки наблюдали, как Харпер промеряет длину и ширину прямоугольника, образованного тонкими линиями. Потом он снял с пояса рацию, и Дульси поползла вперед по ветке, подергивая хвостом от любопытства,

Харпер вызвал ещё две машины. Затем он попросил диспетчера соединить его с судьей Сандерсоном. Дульси пришла в такое волнение, что в ожидании связи начала переминаться с ноги на ногу и едва не свалилась с ветки. Джо заставил её вернуться на более надежную развилку и пристально посмотрел на неё, чтобы она угомонилась.

К приезду криминалистов Харпер упаковал куклу, оставил охрану возле обнаруженной «заплатки» размером примерно два на полметра, ещё одного полицейского отправил в конюшню.

Джо и Дульси сгорали от желания узнать, что же там такое. Про конюшню он судье ничего не сказал, сообщил только, что ему необходимо провести раскопки на кладбище, а также что у него есть новая улика в деле о домашних кражах.

Когда Харпер наконец покинул перелесок, то же сделали и кошки. Неслышно ступая за ним по пятам, прячась за могильными камнями, они дошли до самого дома. Здесь они для начала притаились в кустах азалии, затем шмыгнули под шезлонг, потом пробежали через террасу и мимо кухни.

У лестницы черного хода стоял рыжеватый «Форд». Кошки осторожно поднялись по узким ступенькам и прислушались. Подойдя к двери Рене, они по опорной балке вскарабкались на крышу. Путь по нагретой солнцем красной черепице показался им нескончаемым. Внизу на дорожке перед домом стояли два чёрно-белых автомобиля; четверо полицейских обступили что-то говорившего им Харпера. Ещё одна машина по-прежнему стояла у конюшни.

Тем временем по дорожке к дому подкатил автомобиль без опознавательной раскраски. Водитель протянул Харперу белый конверт,

– Ордер на обыск, – пробормотал Джо.

– Надеюсь, Рене ещё не успела избавиться от улик, от всех этих колье и браслетов. Мы могли бы рвануть туда и отвлечь её, чтобы дать Харперу возможность провести обыск. Можно было бы спрыгнуть прямо к ней на балкон…

– Ну да, разумеется, можно было бы.

– Но…

– С меня хватит. Эта женщина – сущий дьявол.

В повседневной жизни Рене казалась совершенно безвредной и даже безликой; однако с кошками она из Джекила мгновенно превращалась в Хайда.

Дульси ткнула Джо носом, и он обернулся. Вдалеке по холму, по узкой ухабистой дороге двигались ещё две полицейские машины. За ними следовал темного цвета «универсал» без отличительных признаков. Спустившись по склону, машины выехали на грунтовую дорожку, составлявшую дальнюю границу кладбища, и остановились возле места, обтянутого желтой лентой.

Из машин вышли четыре офицера в форме. Из «универсала» показались двое в чёрных костюмах, оба с небольшими сундучками в руках. Конь Харпера, всё ещё привязанный к дереву, с интересом поглядывал на людей. Теперь он был совершенно спокоен.

Шесть человек постояли возле разрытой могилы Долорес Фернандес, затем прошли на другой конец рощи к тому почти невидимому прямоугольнику, где Харпер нашёл куклу и где теперь тоже была натянута жёлтая лента.

Двое в штатском поставили свои мини-лаборатории и прошлись по периметру «заплатки», тщательно зондируя шов. На это у них ушло некоторое время. Затем один из штатских достал фотоаппарат, добавил к нему какие-то дополнительные линзы и начал снимать.

Дульси удовлетворённо улыбнулась и поудобнее уселась на тёплой крыше. Джо зевнул и свернулся калачиком на солнечном пятачке возле дымохода. Когда фотограф закончил снимать, оба мужчины вновь осмотрели место, собирая малейшие улики и укладывая их в прозрачные пакетики. Через некоторое время они извлекли длинные тонкие ножи и аккуратно стали вырезать почву по обнаруженным линиям. Кошки отвлеклись только один раз – когда к дому примчались ещё две машины: черный «Линкольн» и красный «Бентли» Аделины. Взвизгнув шинами, они остановились у парадного входа.

Дверцы машин распахнулись, из «Линкольна» вышли двое мужчин в темных костюмах и двинулись к дому вслед за Аделиной. В тот же миг из дверей выскочила Рене, словно она следила за подъездной дорожкой. Легко было представить, как Рене в панике названивала Аделине в «Каса Капри», требуя немедленно приехать домой. А эти двое были скорее всего адвокатами Аделины.

Следом за Рене из дома показался Макс Харпер. Пока Рене и Аделина спорили, мужчины накинулись на Харпера. Они хотели знать, что привело сюда полицию, и объявили, что если он сейчас же не покинет поместье, они подадут на него в суд.

– Адвокаты, – с отвращением процедил Джо. – Им лучше два раза подумать, прежде чем подавать в суд на самого Харпера!

И хотя сам Джо не прочь был поизводить капитана, никому другому лучше было его не злить. Похоже, Харперу не понравились резкие наскоки адвокатов. Джо и Дульси никогда прежде не видели его по-настоящему разъярённым. Царапая когтями черепицу, они с увлечением наблюдали, как Харпер разделывается с этими законниками. В конце концов он отправил их обратно к машине, убедился, что они сели в свой «Линкольн» и укатили, а затем сопроводил Аделину и Рене в дом. В последний раз кошки увидели сестёр Прайор час спустя, когда тех вывели из дома и усадили в патрульную машину на заднее сиденье за решетчатым барьером.

– Как обыкновенных пьянчуг, – сказала Дульси.

Когда сестёр увезли, Джо и Дульси снова переключились на работу криминалистов, которые уже вынули два квадрата дерна, поместив их на листы полиэтилена, и теперь доставали третий… При этом их инструменты не превышали размером чайную ложку. Эксперты только раз прервали работу, чтобы надеть защитные синие комбинезоны, повязать маски, закрывающие рот и нос, и натянуть резиновые перчатки.

Прошло ещё полчаса, и в воздух вырвался зловонный смрад разложившейся плоти. Ещё час кропотливой работы – и эксперты получили для съёмки кое-что новенькое.

В аккуратном раскопе, всё ещё засыпанные землей, показались рука и плечо. Тело уже сильно разложилось, а вонь была так сильна, что даже Джо затошнило. Бедная Дульси отошла в сторонку, её рвало. И как только полицейские могут такое выносить?

Экспертам потребовалось ещё несколько часов, чтобы убрать оставшийся грунт, сфотографировать и измерить тело, упаковать все мельчайшие улики и снять отпечатки. Прибыл коронер, а немного позже – полицейский антрополог, которого вызвали из Сан-Франциско. Всё это Джо и Дульси подслушали из разговоров находившихся во дворе полицейских, а также из переговоров по радио.

Небо потемнело, черепица стала остывать. С холмов прилетел ветер, принеся холодок надвигающейся ночи. Двум офицерам, продолжавшим осматривать лесок в поисках таких же тайных могил, пришлось зажечь мощные ручные фонари, а криминалисты достали из машин переносные лампы. Подъездная дорожка и прилегающий участок внезапно осветились; зажёгся свет и в доме, на лужайки и клумбы легли сверкающие жёлтые лоскуты.

Несмотря на неприятности, постигшие сестёр Прайор, жизнь в доме, казалось, продолжала идти своим чередом. На кухне готовился ужин – кошачьи носы учуяли аромат мяса со специями. Возможно, кухарка находила успокоение в том, чтобы перед лицом неудач и даже несчастий по-прежнему следовать заведенному порядку.

Джо облизнулся.

– Когда мы последний раз ели?

– Не помню. Такое впечатление, что неделю назад. А тут ужин пахнет так вкусно, что хоть иди к ним и попрошайничай.

– Ну-ну, мы должны быть принципиальны. Я не принимаю подачек ни от кого, кроме Джорджа Джолли.

При мысли о Джолли кошек охватил нестерпимый голод. Им с ужасом почудилось, что они вот-вот лишатся сил.

Уже давно стемнело, когда криминалисты закончили свою работу, а люди Харпера, трудившиеся в доме, собрали все вещественные доказательства, упаковали их, подписали и погрузили в машину. Но лишь после того как полицейские и криминалисты разошлись, предварительно заперев главное здание, оставив четверых сотрудников охранять его и отослав остальных, Джо и Дульси спустились с крыши и отправились домой.

Впервые в жизни они пожалели, что им не удалось прокатиться в полицейской машине. Они были обессилены, выжаты до последней капли. Спускаясь усталой трусцой по холму, они даже не пытались охотиться – столь велика была их усталость. Прежде чем покинуть владения Аделины Прайор, они всё-таки утолили жажду, найдя небольшую лужицу на мощёном дворе у конюшни. Находившийся неподалеку рабочий-мексиканец заговорил с ними по-испански. Но они предпочли держаться подальше, чувствуя вьющийся вокруг него запах цианида, прилипчивый и всепроникающий, как аромат духов.

И хотя от самого человека ядом не пахло, сейчас даже доброжелательный чужак был им ни к чему. Всё, чего они хотели в эти минуты, – оказаться дома среди своих, вернуться к привычному уюту и найти что-нибудь теплое и утешительное в своих мисках. После ареста сестер Прайор и официального полицейского расследования, увенчавшего запутанную череду событий, Джо и Дульси чувствовали себя совершенно измотанными. Никогда прежде их не тянуло домой так, как сейчас.

Глава 35

– Нет, – сказал Харпер. – Отпечатки взять не удалось, мягкие ткани почти не сохранились. Однако опознать тело, спрятанное под дёрном, мы всё-таки сумели. Нет никаких сомнений: это Джейн Хаббл.

Мэй Роз не проронила ни звука и сумела сохранить спокойствие. Похоже, ею теперь владела лишь затаённая ярость из-за смерти Джейн. Харпер спрашивал себя, не слишком ли он прямолинеен с пожилыми дамами; впрочем, это явно не касалось Мэй Роз. Она не сводила с него ясных голубых глаз, полных не только гнева из-за убийства Джейн, но и очевидного ума и проницательности.

– Помимо пальца, – сказала она, – можно ведь опознать её и по зубам.

– Да, а ещё по рентгеновскому снимку: у неё был множественный перелом левой лодыжки.

– Я помню о нём. Она мне рассказывала, что сломала ногу ещё в колледже, катаясь на лыжах. Этот старый перелом доставлял ей немало страданий в плохую погоду. Так рентген обнаружил его?

– Именно, – сказал Харпер.

Ему пришло в голову, что он сам – в форме и при оружии – был несколько неуместен за изящным садовым столиком в полном цветов дворике «Каса Капри». Помимо него и Мэй Роз, у чайного столика сидели юная Дилон Торвелл и Сьюзан Доррис. Сьюзан уже сменила кресло – каталку на металлические ходунки, которые стояли сейчас рядом с её стулом; рядом дремал коричневый пудель. Вся компания была в сборе, отмечая приход нового руководства, которое и организовало нынешнее чаепитие. За соседним столиком разместились Клайд, Вильма, Бонни Доррис и старая Эула Вимс.

– Если этот палец действительно из могилы Джейн, – сказала Мэй Роз, – тогда другое захоронение – разрытая могила Долорес Фернандес – было просто отвлекающим маневром?

– Ну да, – сказал Харпер. – После того как собака порылась в могиле Джейн и выволокла оттуда сохранившуюся фалангу, Аделина раскопала захоронение Долорес Фернандес, чтобы заставить нас поверить, будто палец появился оттуда, а могилу Джейн укрыли новым слоем дерна. Должно быть, Аделину обуяла какая-то дурацкая надежда, что мы примем её доводы за чистую монету и не станем затруднять наших криминалистов анализом этой кости.

– Не тут-то было, – удовлетворённо сказала Мэй Роз.

Эта маленькая, похожая на куклу женщина вызывала у Харпера изумление. Такая хрупкая с виду, она с упрямством буйвола настаивала, что Джейн и другие стали жертвами насилия.

– После того как собака влезла в могилу, Аделина и начала раскладывать яд. – Мэй Роз покачала головой. – Аделина устроила настоящую игру в «наперстки», меняя людей местами.

– Так оно и было. Это началось пятнадцать лет назад, Когда скончалась некая Дороти Мартин. Её мы тоже идентифицировали – по рентгеновскому снимку зубов. Аделина тайно похоронила её на старом кладбище, остальным обитателям пансионата сказала, что госпожу Мартин перевели в больничное отделение, а сама продолжала получать по две тысячи долларов в месяц на её содержание. Хотя сейчас, я полагаю, оплата наверняка выросла тысяч до трёх.

– От трёх и выше, – сказала Сьюзан Доррис.

– То же самое Аделина сделала с двумя другими пациентами, – сказал Харпер. – Возможно, их смерть наступила от естественных причин, криминалисты ещё не закончили исследовать их останки. Ни об одной из этих смертей объявлено не было, поэтому попечители продолжали платить за этих людей. У всех трех жертв были назначенные банком опекуны, следившие за их доходами и платившие по их счетам, но они своих клиентов никогда в глаза не видели. От банковских служащих никто и не ждет такого – на это у них нет времени, да им и не платят за подобные вещи. Близких же родственников, которые могли неожиданно нагрянуть с визитом, ни у одной из жертв не было. А если кто-то из попечителей звонил и просил о встрече Рене устраивала представление, гримируясь под нужную старушку.

– Стало быть, Аделина хоронила своих подопечных, продолжая получать за них ежемесячные выплаты. Неудивительно, что она разъезжает на новеньком «Бентли».

Харпер кивнул.

Аделине удавалось большую часть афёр проворачивать втайне от испаноязычных медсестер, а трём администраторам она увеличила жалованье почти вдвое. Она всегда брала сиделок, которые не склонны распускать язык, не слишком сильны в английском и у которых нелады с законом. Таких женщин ей было нетрудно держать в повиновении при помощи угроз и шантажа.

Харпер отхлебнул чая, жалея, что это не кофе, и посмотрел на перегруженное пожитками кресло – каталку Мэй Роз.

– А вот та кукла в вашей синей сумке, госпожа Роз, – та самая, которая была у Джейн? Это в ней вы нашли записку?

Мэй достала поблекшую куклу и взъерошила её тусклые жёлтые волосы.

– Да, та самая, что я давала Джейн. Эта кукла была её последней мольбой о помощи. – Мэй Роз задумчиво посмотрела на Харпера. – Мольбой, которая дошла до нас лишь после её смерти.

Она грустно погладила куклу и положила её на розовую шаль рядом с пёстрой кошкой, что дремала, свернувшись калачиком, у неё на коленях.

– А известно ли, кто именно… Кто из них троих на самом деле убил Джейн? И кто её хоронил?

– Точных доказательств нет, – сказал Харпер. – Мы только знаем, что ей дали смертельную дозу валиума, смешанного с другими лекарствами. Следы препаратов, ставших причиной смерти, можно обнаружить даже тогда, когда уже не удается найти ни синяков, ни ран. Мы полагаем, что хоронили её либо Аделина, либо Тедди – криминалисты обнаружили волосы обоих подозреваемых возле могилы. Экспертам лаборатории пришлось отделять их от волосков животных, подобранных там же; и шерсть, и волосы были смешаны с листьями, травой и землей…

– А чья это шерсть? – спросила Дилон.

– Кошачья, – сказал Харпер. – Какой-то бродячей кошки, наверное.

На Клайда он не смотрел, хотя Клайд не сводил с него глаз. Харпера по-прежнему раздражал серый кот Дэймена, хотя это было и смешно, и нелепо. Сам же кот в настоящий момент устроился у них над головами на апельсиновом дереве и, возможно, спал, хотя дважды Харпер заметил жёлтые полоски, сверкнувшие из-под сомкнутых век. Ощущая присутствие кота, он чувствовал себя – как в последнее время ему случалось нередко, даже чересчур часто – нервным, раздраженным; в такие моменты ему с трудом удавалось держать себя в руках.

Этот кот по ходу расследования то и дело путался у него под ногами, из-за чего Харпер терял уверенность, выходил из себя и в минуты гнева мечтал никогда в жизни больше не видеть ни одного кота. Кошки на кладбище, кот, улепетывающий от Рене, кошачьи волоски вокруг куклы, усаженной таким образом, чтобы он её нашел. И ещё крошечные следы на кукольной руке, которые, по клятвенным уверениям экспертов лаборатории, были оставлены кошачьими зубами.

Всё это Харпер решительно отказывался принять. Подобные вещи не укладывались у него в голове, и думать о них ему не хотелось.

Если бы кошки оказались замешанными в дело впервые, он бы просто пожал плечами, счел бы это совпадением и вскоре забыл.

Но это было уже не впервые. Третье убийство за год – и в каждом расследовании так или иначе обнаруживались эти двое, оставляя свои следы, свои собственные трудноразрешимые загадки.

И, что хуже всего, капитана одолевало мерзкое предчувствие, что и этот раз не был последним.

Лёжа на коленях у Мэй Роз, Дульси зевнула и поглубже зарылась в розовую шаль, отпихнув при этом куклу. Дульси не подняла глаз, когда Харпер упомянул о кошачьей шерсти возле могилы; не взглянула она и на дерево. Джо, сидевшего среди ветвей, наверняка позабавило, что Харпер направил кошачьи волоски в лабораторию. А если бы Дульси всё же решилась посмотреть вверх, то увидела бы знакомую дурацкую ухмылку на его физиономии. Самодовольная улыбка среди ветвей – ни дать ни взять Чеширский кот.

Харпер тоже не поднимал глаз на Джо. Дульси надеялась, что капитан не станет связывать воедино то, чему лучше оставаться несовместимым.

Ну а если и станет, ничего не попишешь. Всё равно он ничего не сможет доказать. По мнению Дульси, она и Джо отлично потрудились, чтобы помочь Харперу. Но как всё произошло на самом деле, он никогда не узнает. А если ему так хочется нервничать, это его трудности.

– Что странно, так это как украденная кукла попала на могилу и почему чёрная записная книжка Аделины оказалась у неё под столом. Наверняка она могла припрятать её получше, – сказала Сьюзан и посмотрела на Дилон. – А перекладывать вещи – это похоже на ребячьи проделки.

Дилон оставалась невозмутимой. Харпер положил себе ещё один кусок лимонного пирога со стоявшего посередине стола блюда. Некоторые детали этого дела по-прежнему были неясны.

В целом дело казалось незыблемым, однако оставались некоторые вопросы, на которые не находилось ответов и которые могли рассматриваться как предвзятость обвинения. Харпер надеялся, что защита не откажется признать уликой записную книжку. Сейчас оставалось только ждать. Разумеется, департамент проделал отличную работу, разобравшись в записях Аделины, обнаруженных в этой книжке, и проверив все сведения о прошлом работавших у неё медсестер.

Чёрная записная книжка содержала наряду с досье на две дюжины сотрудников отдельный листок с шифрами, касающимися умерших пациентов. Никаких имен, только номер с датой рождения и, видимо, датой тайного погребения. Рядом с некоторыми была и ещё одна дата – официальных похорон, когда в гроб клали какое-то другое тело. Извлекая зашифрованный список, капитан обнаружил в корешке книжки короткий пёстрый волосок, окраской напоминающий шерсть пятнисто-полосатой кошки.

Посылать этот волосок в лабораторию Харпер не стал.

На старом кладбище его люди обнаружили пятнадцать необозначенных могил. В четырёх старинных могилах они нашли двойные захоронения, когда тело укладывали на вечный – и наверняка неспокойный – сон рядом с древними испанскими костями.

Произведя подсчёты, он пришёл к выводу, что на «мертвых душах» Аделина загребала больше полумиллиона в год.

– На четвёртой смерти, что бы ни послужило её причиной, – сказал он, – Аделина решила устроить похороны. К этому времени давно покойной Дороти Мартин должно было быть девяносто девять. Вероятно, Аделина решила, что лучше устроить фальшивые похороны, прежде чем Дороти получит нежелательную известность как долгожительница. Она устроила Дороти достойные, хотя и скромные проводы, воспользовавшись телом умершей незадолго до этого Мэри Данвуд. А поскольку у Рене был солидный опыт работы гримером, для неё не составляло труда сделать Мэри Данвуд похожей на престарелую Дороти Мартин.

– В течение многих лет, – продолжал он, – никто не обращал внимания на то, что «Каса Капри» всегда пользовалась одним и тем же похоронным бюро, и никому не казалось странным, что директор этого бюро разъезжает на самых навороченных «Кадиллаках», меняя их каждый год. Никто, похоже, и не сказал бы ничего по этому поводу. Люди не симпатизируют похоронным агентам, нередко попросту считая их вымогателями. На каждую потенциальную жертву, отвечавшую требованиям Аделины – никаких близких друзей, никаких близких родственников, – она составляла детальное досье с перечнем любых вероятных дальних родственников или знакомых, а также снимала копии со всей переписки. Научиться подделывать почерк оказалось несложно. Кстати, кое-какую личную информацию она получала от Тедди, из его приятельских разговоров с обитателями пансионата. Аделина знала об этих людях гораздо больше, чем они могли себе представить. Для Рене также не составляло труда – с помощью макияжа и её актерских навыков – играть роль той или иной пациентки. С возрастом люди довольно сильно меняются, пять-шесть лет могут сделать человека почти неузнаваемым. Рене часто фотографировала стариков вплоть до их смерти. И для сравнения фотографировала себя в гриме. Она провела целое исследование: мы нашли у неё книги, в которых описаны возможные возрастные изменения. Я полагаю, что к такой педантичности принуждала её Аделина, жаждавшая совершенства во всём. Она также хотела, чтобы Рене, в каком бы месте побережья она ни проживала, всегда оставалась на связи. В случае необходимости от Рене требовалось просто сесть в самолет и прилететь. Поэтому в пансионате было введено незыблемое правило – обо всех визитах требовалось предупреждать не менее чем за сутки. Объяснялось это тем, что пациентам вредны сюрпризы и что они не любят, когда их беспокоят во время мало-мальских хворей вроде простуды или астматического приступа.

Сьюзан и Вильма переглянулись. Недовольство Сьюзан сединой Прайор было очевидно. Она рассказала Харперу о своих подозрениях насчет Тедди и о том, какой переполох поднялся в пансионате в тот день, незадолго до ареста сестёр. Сьюзан сообщила, что Тедди минут пятнадцать провёл в кабинете Аделины. Затем Аделина поспешно покинула пансионат, а Тедди подъехал на своей коляске к парадной двери, поглядел ей вслед, затем резко развернулся и двинулся в гостевую залу.

Там он набросился на Сьюзан: он хотел знать, что такого она наговорила полиции, что видела в перелеске и что сообщила о нём самом.

Сьюзан прикинулась дурочкой и заявила, что не понимает, о чём это он. Однако она не на шутку испугалась – глаза Тедди остекленели, казалось, он того и гляди выскочит из кресла и накинется на неё с кулаками.

Теперь Харпер смотрел на Сьюзан с большей заинтересованностью. Он был действительно потрясён таким обращением с ней Тедди и думал о том, как беззащитна Сьюзан в своей коляске. Странно, Сьюзан была единственной женщиной со времени кончины его жены Милли, которая вызывала в нём такое же теплое, умиротворенное и совершенно искреннее чувство, – с ней можно было не притворяться, а чувствовать себя самим собой.

Но в его жизни сейчас не было места для женщины, и уж тем более он не нуждался в том, чтобы во время расследования у него под ногами крутились кошки.

Сидевшая напротив него Вильма спросила:

– И как реагировали Прайоры, когда вы забрали их для допроса?

– Рене была расстроена и сердита, – улыбнулся Макс. – И напугана. Тедди был просто в бешенстве, хотя ему хватило самообладания не вылезти из коляски. Аделина же продемонстрировала ледяное спокойствие и выдержку. Разумеется, её адвокаты уже вовсю ломают головы над её защитой.

– А был ли ещё кто-нибудь убит, помимо Джейн и Мэри Нелл? – спросила Мэй Роз. – Или остальные умерли естественной смертью?

– Эксперты всё ещё работают с останками. Есть данные, что Джеймс Лютер тоже мог стать жертвой Прайоров. Спустя такое время не всегда легко распознать убийство.

Харпер не мог не восхищаться этими стариками. Иногда пожилые люди весьма болезненно воспринимают некоторые подробности. Интерес же его собеседников не выглядел нездоровым – разве что за исключением Эулы Вимс. Они просто хотели знать.

Руки Эулы непрерывно двигались, дергались и пощипывали одна другую.

– Как… Как они убили Мэри Нелл?

– Судя по проломленному черепу, – сказал Харпер, – она умерла довольно быстро. Орудием убийства послужил какой-то гладкий тонкий предмету которым нанесли сильный удар. Есть предположение, что кто-то пытался задушить её, а когда она стала сопротивляться, её ударили – возможно, краем тарелки. Рана на черепе соответствует этой версии.

В иной ситуации Харпер не стал бы так подробно обсуждать дело, особенно пока оно ещё не дошло до суда. Однако газетчики уже пронюхали о многих деталях, а интерес этих пожилых дам был и вовсе совершенно законным. Двое, если не больше, из их близких друзей были убиты. Эти женщины имели право знать ответы, поскольку оказались в ситуации, когда те, на кого была возложена забота о них, их предали.

– Джейн была в отчаянии, когда решила спрятать записку в куклу, и молилась, чтобы кто-нибудь нашёл её, – сказала Дилон. – Но никто не нашёл. Вовремя не нашёл.

– Однако теперь её убийцы у нас в руках, – сказал Харпер. – А ведь никто мог бы и не узнать, их схема могла так и остаться нераскрытой, если бы не ты и Мэй Роз.

Ему показалось, что у полосатой кошки изменилось выражение мордочки, усы её дернулись, как будто она улыбнулась. Разумеется, ему это только померещилось.

– А суд не позволит Прайорам выйти на свободу? – спросила Эула.

– Что бы ни произошло в суде, я не представляю себе их на свободе. Судья Сандерсон обещал, что Аделина Прайор не вернется в «Каса Капри», равно как Рене или Тедди.

Оставшийся без руководства пансионат был передан под юрисдикцию суда и временно управлялся его назначенцем. Чтобы улучшить общественное мнение, новый управляющий не только организовал сегодняшние посиделки, но и объявил о нескольких новых программах, изо всех сил стараясь рассеять дурное впечатление от произошедшего.

Новый руководитель открыл ежедневный послеобеденный доступ в Заботу, так что теперь родные и другие обитатели пансионата могли навещать пациентов, если те чувствовали себя достаточно хорошо, чтобы принимать гостей. Программу «Друг-Не-Вдруг» планировалось продолжить, а также предполагалось ввести несколько новых программ, включая еженедельное чтение самых популярных новых книг, которое будет проводить один из сотрудников местной библиотеки. Намечалось даже ввести специальные вечерние занятия как часть программы непрерывного образования, предлагаемой местным колледжем.

– Ох уж эти классы, – сказала Эула. – Тедди говорил о каких-то занятиях по вкусу, но ничего такого у нас никогда не было. – Она вздохнула. – Тедди всегда был пустозвоном, – фыркнула Эула. – Ему не нужна была эта коляска. Всё это время он мог ходить. – Она привстала, обращаясь ко всем. – Готова поспорить, что Тедди и выкопал все эти могилы. А может, он сам и вывозил отсюда бедняжек на своей машине.

Частички плоти и волос, найденные в его автомобиле, действительно принадлежали умершим, а волокна одежды соответствовали тем, что были обнаружены в могилах. Похожие частицы оказались и позади конюшни, где в течение многих лет стоял старый фургон. Харпер полагал, что тела переносили из фургона в небольшой грузовик поздно ночью и вывозили на кладбище.

Но что ещё интереснее, фрагменты следов покрышек, найденные позади конюшни, соответствовали рисунку шин с того места, где была сбита Сьюзан Доррис. Тот же протектор, та же крохотная, в виде уголка, зазубрина с одного края. Пикап был обнаружен три дня назад в Мендосино, маленьком городке к северу от Сан-Франциско.

Одно время этот автомобиль официально числился за Аделиной Прайор – его первоначальные номера нашлись в конюшне вместе с дюжиной других; они были спрятаны в углублении под деревянным полом одной из бывших кормушек в том отсеке, который теперь служил кладовкой.

По версии Харпера, когда машина сбила Сьюзан, за рулём была Рене или Тедди, а позже Рене отогнала автомобиль в мастерскую, чтобы перекрасить. Он надеялся, полиции удастся доказать, что именно Рене явилась в мастерскую, загримированная под домохозяйку – латиноамериканку – бедно одетую, черноволосую, говорившую с испанским акцентом. Он надеялся, найдутся железные улики, что именно Рене потом купила этот пикап у продавца подержанных машин, только на этот раз на ней была короткая кожаная юбка, ярко-рыжий кудрявый парик и прозрачные чёрные колготки. Рыжая девица, купившая машину, воткнула за стекло табличку «Продается» и уже спустя два часа продала автомобиль по дешёвке мексиканскому семейству, направлявшемуся в Сиэтл. А когда у машины в Мендосино полетел главный сальник, они продали её за бесценок.

Мэй Роз взглянула на Харпера.

– Странно, что Рене пришло в голову называть себя «кошачьей воровкой». У меня когда-то была приятельница, которая любила шутить, что, если бы она когда-нибудь стала профессиональной воровкой, то так бы и делала – притворялась, что ищет пропавшего кота.

Она погладила Дульси, внимательно глядя на Харпера.

– Вы говорили, Рене работала в бутафорском цехе в Голливуде? Вот и Винона тоже. Интересно… – Старушка нахмурилась. – Было бы странно, правда, если бы они оказались знакомы? Правда, Винона в молодости жила в Молена-Пойнт. Ей было сорок, когда она переехала в Лос-Анджелес. А Рене, наверное, только-только исполнилось двадцать, когда были сделаны те снимки. – Она задумчиво склонила голову. – Винона частенько ходила к пристани – подкармливала бродячих кошек. Ей нравилось их кормить, хоть она их и побаивалась.

Харпер попытался остаться невозмутимым, однако слова Мэй Роз попали в точку. Когда Рене отвели в камеру, она беспрестанно повторяла: «Это всё из-за тех кошек. Из-за этих чёртовых кошек я попала сюда». Никто не спросил, что она имела в виду, она была просто в бешенстве. Он тоже не спрашивал, да и знать не хотел.

Харпер вздрогнул. Вверх он не смотрел, однако чувствовал исходящий из кроны над его головой пристальный взгляд жёлтых глаз. А лежавшая на розовой шали кошка Вильмы даже не повела ухом, не приоткрыла глаз, но он ощущал её интерес так же отчетливо, как если бы она смотрела на него в упор.

И позже, когда Харпер подвозил Клайда домой, он не мог не поглядывать время от времени на серого кота. Этот зверь лежал между ними, нахально растянувшись на переднем сиденье полицейской машины. Клайд сказал, что возить в машине кота ничуть не труднее, чем собаку, причем был так убедителен, что с ним невозможно было спорить.

Всем известно, что собаки прекрасно ведут себя в автомобиле: собака подставляет голову ветру, высовывает язык и наслаждается поездкой. Но кошки… Сначала они забираются под педаль газа, затем пытаются выпрыгнуть в открытое окно. Кошки не предназначены для езды в машине, их удел – подкрадываться в темноте.

Кроме того, он не одобрял кошачьей шерсти в салоне патрульной машины.

Хотя, надо признать, кот Клайда вел себя вполне покладисто: он не суетился, не драл обшивку и не сходил с ума, пытаясь выскочить из окна. Он дремал на сиденье, удовлетворенно мурлыча. Кот лишь раз взглянул на Харпера, и это был ничего не выражающий, сонный взгляд, обычный и ничем не примечательный, и капитан спросил себя, что же такого странного мерещится ему в этом коте.

Если ему кажется, что этот глуповатый на вид кот как-то связан с событиями в «Каса Капри» или в поместье Прайор, возможно, ему самому надо слегка отдохнуть, уйти в отпуск на несколько дней.

Подкатив к белому домику друга, Харпер понаблюдал, как Клайд вылез из машины с котом на руках, а потом опустил его на лужайку. Кот зевнул, посмотрел затуманенным взором и побрёл к дому. Самый обыкновенный, простой кот.

Как только Харпер выпустил их с Клайдом из патрульной машины, Джо направился к своей дверке. Он шёл медленно, напустив на себя самый глупый вид – и при этом чуть не давясь от смеха.

Оставив Клайда беседовать возле патрульной машины, Джо пролез в дверку, промчался в кухню, откуда его не могли услышать, запрыгнул на стол и уже тут дал себе волю – он перекатывался с боку на бок и хохотал, болтая лапами в воздухе и подвывая. Наверное, он лопнул бы от смеха, если бы вошедший Клайд не хлопнул его по плечу. Потребовалось три шлепка, прежде чем Джо затих, тяжело дыша, и остался лежать безвольной шкуркой.

– Удивительно, если он тебя не услышал. Ты ревел тут как лось. И хватает же у тебя наглости смеяться над Харпером!

Джо лукаво посмотрел на Клайда.

– Харпср становится таким нервным. Каждый раз, когда мы раскрываем дело и предоставляем ему улики, он начинает дергаться.

– Да что бы вы сделали без Харпера-то? Ты думаешь, Адедина и Рене попали бы за решетку? Думаешь, вы с Дульси произвели бы гражданский арест? Сами доставили бы Аделину, Рене и Тедди в тюрьму?

– Я смеялся не над Харпером. Просто он меня рассмешил. Клайд хмуро взглянул на него.

– Ты несёшь ерунду.

– Харпер отличный парень, но он сам даёт нам повод. И что мне остается? Только смеяться! Он по собственной воле становится маньяком, помешанным на кошках.

Клайд промолчал. Он схватил с вешалки кухонное полотенце, сложил его поровнее и снова повесил на место.

– Ты можешь смеяться над Харпером, а почему я не могу? – спросил Джо. – Ну сам посуди – бывалый полицейский, за плечами двадцать лет службы, а парочка кисок выбивает его из колеи.

Клайд сел на стол, глядя на кота.

– Там, в машине, он с трудом сдерживался, чтобы не просверлить меня взглядом. Он знает, что мы в чем-то замешаны, но не может понять, в чём. Ну, помогли мы прижучить Аделину, так неужели из-за этого от нас шарахаться? Он же побаивается нас. И что я могу поделать, если мне смешно?

Клайд закрыл лицо ладонями.

Лишь гораздо позже, когда Джо торопился на встречу с Дульси, назначенную в переулке за магазинчиком Джолли, он в полной мере осознал важность того, что они с Дульси сделали и какое впечатление их маневры произвели на Харпера. Так почему бы Харперу не прийти в смятение? Он всего лишь человек.

– Трое убийц за решеткой, – сказала Дульси. – Череда краж прекратилась. И, что самое приятное, теперь эти старики освободились от Аделины и больше не будут бояться. Они теперь в безопасности и ждут не дождутся, что смогут ещё немножко порадоваться жизни в оставшиеся годы.

Она пристально посмотрела на Джо, её зелёные глаза сияли.

– И это сделали мы. Ты, и я, и Дилон, и Мэй Роз.

– И Макс Харпер, – великодушно добавил Джо.

– Разумеется, – сказала Дульси. – И Макс Харпер. Она усмехнулась.

– Что? – спросил он. – О чём ты думаешь?

– Вспомнила Рене в трусах и лифчике и с этой морщинистой физиономией старой карги.

Дульси повалилась на спину, весело мяукая, и вскоре они уже вдвоём покатывались со смеху, словно обезумев от кошачьей мяты. Лишь донесшиеся из магазина звуки заставили их замолчать – Джордж Джолли вышел на заднее крыльцо, держа в руках бумажную тарелку с угощением.

Из тарелки пахло свежесваренными креветками, и этот аромат мигом вытеснил все остальные соображения. Обменявшись взглядами, кошки облизнулись и, улыбаясь, поспешили к ужину. А пока они ели, старик Джолли стоял, оглядывая переулок, и ломал голову, куда так быстро исчезли весёлые туристы. И только двое из присутствовавших знали, что никаких туристов не было, но даже старине Джолли они не собирались об этом рассказывать.

OCR nvi@nm.ru 22.04.2007

1

Бастет (или Бает) – в Древнем Египте: богиня любви и веселья, изображавшаяся в образе кошки. (Здесь и далее, если не оговорено особо, – прим. ред.)

2

Колетт, Габриель Сидони (1873-1954) – французская писательница

3

Хепплуайт – стиль мебели, преимущественно красного дерева, XVIII в. Назван по имени краснодеревщика Джорджа Хепплуайта [Хепплуайт – стиль мебели, преимущественно красного дерева, XVIII в. Назван по имени краснодеревщика Джорджа Хепплуайта

4

НИР (NCI, National Cencer Institute) – Национальный институт рака

5

кошка домашняя (лат.)

6

Ни одно животное больше не погибнет. Понятно? (исп.)

7

В камере. Понял? (исп)